З. Кирилюк
О. М. Сомов
(Из истории литературной борьбы 20-х годов XIX века)
З. Кирилюк. О. М. Сомов, Сомов Орест Михайлович, Год: 1960
Время на прочтение: 12 минут(ы)
Русская литература. 1960. No 1.
Имя популярного в свое время русского писателя и журналиста Ореста Сомова теперь известно весьма немногим читателям. Деятельность его до сих пор не получила должного освещения.
Длительное время источником суждения о роли писателя в литературе были малодоступные его произведения и высказывания современников. Положительные отзывы А. Бестужева, Е. Ф. Розена, издателя ‘Утренней звезды’ И. Петрова и других терялись в шуме, поднятом литературными противниками Сомова — Булгариным, Н. Полевым, Воейковым, Бестужевым-Рюминым, с которыми он вел ожесточенную борьбу. Мнения, высказанные в пылу литературной полемики, в значительной степени сказались на суждениях о нем позднейших исследователей. Так установилась известная традиция отрицательного отношения к Сомову, которую не в состоянии были опровергнуть посвященные ему немногочисленные работы.1
В советском литературоведении мы находим самые противоречивые оценки деятельности О. Сомова.2 Характерно, что в большинстве исследований, посвященных эпохе декабризма, авторы которых детально ознакомились с произведениями О. Сомова, его роль в литературном процессе освещается как роль прогрессивного писателя. Тем не менее определенная инерция проявляется и в причислении некоторыми литературоведами О. Сомова к деятелям реакционным, и в стремлении ограничить, преуменьшить значение его выступлений даже у тех, для кого прогрессивность его очевидна.
Наиболее отрицательное мнение о Сомове было выражено исследователем творчества А. Дельвига В. Гаевским. Оперируя отдельными фактами биографии писателя и не вдаваясь в их анализ, В. Гаевский утверждал, что ‘Сомов беспрестанно менял убеждения или, вернее, не имел их, перебегая из одного литературного лагеря в другой’.3 Исследователь не скрывал, что основывался на суждениях Булгарина и даже рекомендовал читателям его клеветническую статью ‘Белое и черное или семь пятниц на неделе’. Кроме того, биограф Дельвига, неправильно расшифровав псевдоним Цертелева (житель Васильевского острова), приписал его воинствующие антиромантические статьи О. Сомову, в то время как последний активно выступал за развитие прогрессивного романтизма.
Живучесть взгляда, впервые высказанного Булгариным и благодаря ряду недоразумений закрепленного В. Гаевским, объясняется тем, что стечение фактов в биографии О. Сомова на первый взгляд подтверждает эту версию. Его сотрудничество с декабристами, затем участие в булгаринской ‘Северной пчеле’ и одновременно в ‘Северных цветах’, а с 1830 года и в ‘Литературной газете’, издаваемой писателями пушкинского круга, кажутся необъяснимыми, если не ознакомиться с подробностями биографии и творчеством писателя.
Изучение деятельности О. Сомова убеждает в том, что на протяжении всей своей жизни он был в рядах борцов за прогрессивную, самобытную русскую литературу.
Еще будучи студентом Харьковского университета О. Сомов пишет ряд стихотворений, в которых отразился его интерес к народному творчеству и героическим, патриотическим темам из русской истории. Сначала это были наивные попытки подражать народным песням4 и подобно В. Жуковскому воспеть подвиг русских воинов, отстоявших в 1812 году независимость родины.5 В период сближения с декабристами требование обращения к творчеству народа и его героической истории стало основой развиваемой Сомовым эстетической теории прогрессивного романтизма. В последние годы деятельности в изучении и правдивом отражении исторических событий, в изображении быта, характера и творчества народа О. Сомов видит путь к реализму.
Переехав в Петербург (в 1817 году), О Сомов сближается с будущими декабристами. Дальнейшее развитие его литературно-критических взглядов идет под влиянием декабристской идеологии.
Ожесточенная борьба классиков и романтиков в начале 20-х годов XIX века осложнялась разногласиями внутри романтического лагеря. Прогрессивные романтики выступали против Жуковского в борьбе за политически насыщенную гражданскую поэзию. Творчество В. Жуковского, таким образом, подвергалось критике и со стороны приверженцев классицизма, и со стороны прогрессивных романтиков, хотя исходные позиции их были прямо противоположны. Если Цертелев, критикуя поэзию В. Жуковского, тянул назад к классицизму, то писатели декабристского лагеря отстаивали передовые идеи.
В 1821 году с резкой критикой мистицизма, свойственного поэзии В. Жуковского, выступил О. Сомов.6 Причисляя себя к почитателям ‘отличного стихотворца В. А. Ж.’, О. Сомов пишет, что долгое время ‘восхищался многими прекрасными его произведениями… до тех пор, пока западные, чужеземные туманы и мраки не обложили его и не заслонили свет его’.7 Основная мысль статей Сомова заключается в том, что ‘истинный талант должен принадлежать своему отечеству, человек, одаренный таковым талантом, если избирает поприщем своим словесность, должен возвысить славу природного языка своего, раскрыть его сокровища и обогатить оборотами и выражениями, ему свойственными’.8
Выступление О. Сомова в 1821 году не было поддержано декабристами, и этот факт послужил основанием для причисления его к противникам романтического направления. Но отрицательная реакция прогрессивных романтиков на выступление О. Сомова была вызвана не принципиальным несогласием с ним, а нежеланием выносить свои разногласия с основоположником русского романтизма на широкую литературную арену.
Недовольство поэзией В. Жуковского высказывали и ближайшие друзья поэта, связанные с декабризмом, но критика их носила интимный характер. В унисон выступлению О. Сомова звучат мысли, высказанные П. Вяземским в письме В. Жуковскому 15 марта 1821 года: ‘Полно тебе нежиться на облаках: спустись на землю, и пусть по крайней мере ужасы, на ней свирепствующие, разбудят энергию души твоей. .. Провидение зажгло в тебе огонь дарования в честь народу, а не на потеху двора… мне больно видеть воображение твое, зараженное каким-то дворцовым романтизмом… Сердись или нет, а я все одно тебе говорю: продолжать жить, как ты жил, совестно тебе’.9 В печати же критик не только не высказывал подобных мыслей, но стремился защитить поэта, когда против него выступали другие.
Такую же позицию по отношению к В. Жуковскому занимал и Пушкин. Когда противоречия между прогрессивными и реакционными романтиками стали значительно острее противоречий между ‘классиками’ и ‘романтиками’ и А. Бестужев, К. Рылеев и В. Кюхельбекер, утверждая активную пропагандистскую роль литературы, повели наступление на реакционный романтизм, Пушкин выразил свое недовольство их критикой В. Жуковского, считая, что этим будет обрадована литературная ‘чернь’.10 Не соглашаясь с отзывом А. Бестужева о В. Жуковском, поэт пишет не о несправедливости упреков критика, а о необходимости уважения к нему за его прошлые заслуги перед русской литературой: ‘Не совсем соглашаюсь с строгим приговором о Жуковском. Зачем кусать нам груди кормилицы нашей? Потому что зубки прорезались? Что ни говори, Ж<уковский> имел решительное влияние на дух нашей словесности…’11 Убеждение в том, что В. Жуковский уже не является прогрессивной силой в литературе, что значение его поэзии в прошлом, звучит в шутливом отзыве Пушкина о собрании его сочинений, вышедшем при жизни автора: ‘Жуковского я получил. Славный был покойник, дай бог ему царство небесное!’12
Свои мысли о задачах русской художественной литературы, намеченные в ранних статьях, О. Сомов развивает и конкретизирует в последующих работах. В 1823 году он выступает с трактатом ‘О романтической поэзии’, где отражены основные принципы прогрессивного романтизма. Раскрывая цель статьи как ‘намерение… показать, что народу русскому, славному воинскими и гражданскими добродетелями…, необходимо иметь свою народную поэзию, неподражательную и независимую от преданий чуждых’,13 он намечает пути развития самобытной русской литературы.
Учитывая воспитательную функцию литературы, автор выдвигает требование народности и самобытности литературы как непременное условие ее влияния на широкие читательские круги. ‘Словесность народа есть говорящая картина его нравов, обычаев и образа жизни’,14 — утверждает О. Сомов и призывает писателей обратиться к сокровищнице народного творчества. ‘Может ли сделаться поэзия народною, когда в ней мы отдаляемся от нравов, понятий и образа мыслей наших единоземцев? Можем ли мы думать, чтоб тоскливые немцеобразные рапсодии нынешних наших томительных тружеников по Аполлоне понравились и заронились, в память русскому народу, живому и пылкому, одаренному чувствительностью естественною, непритворною’,15 — делает он выпад против многочисленных подражателей В. Жуковского.
Еще до выхода первого издания рылеевских ‘Дум’ О. Сомов выдвигает требование воспеть русских героев, прославивших отчизну: ‘Русские утвердили славу отчизны на полях брани, мужи твердого духа ознаменовали ее летописи доблестями гражданскими, пусть же певцы русские станут на чреде великих певцов древности… Пусть в их песнях высоких отсвечиваются, как в чистом потоке, дух народа и свойства языка богатого и великолепного, способного в самых звуках передавать и громы победные, и борение стихий, и пылкие порывы страстей необузданных, и молчаливое томление любви безнадежной, и клики радости, и унылые отзывы скорби’.16
Под знаком декабризма развивается и художественное творчество О. Сомова. Глубоко патриотическими, вольнолюбивыми идеями проникнуто его стихотворение ‘Песнь о Богдане Хмельницком, освободителе Малороссии’.17
‘Други, к оружью! — Богдан призывает:
. . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Время знамена развить!
В жертву Отчизне за прелесть свободы
С славою пасть иль сразить!’
Призыв к восстанию в обстановке нарастающего недовольства самодержавием приобретал революционизирующее значение.
Филэллинская поэзия, появившаяся в связи с восстанием греков против турок и усиленно пропагандируемая декабристами, которые видели в греческих событиях вдохновляющий пример борьбы за независимость, насчитывает большое количество произведений. О. Сомову принадлежит одно из наиболее смелых и страстных стихотворений — ‘Греция’,18 где он призывает порабощенных встать на защиту своих прав и мечом завоевать мир и свободу.
Накануне восстания декабристов, когда рукописная комедия ‘Горе от ума’, имевшая острое политическое звучание, приобрела широкое распространение и вызвала резкие нападки защитников незыблемости литературных и общественных норм, О. Сомов выступил с разбором комедии19 и дал ей высокую оценку. В его статье отражено отношение к комедии всего круга декабристов. ‘…Многие, даже весьма разборчивые судьи… находят не одни портреты, но целую картину весьма верною…’20 — пишет он. Сущность конфликта Чацкого с высшим московским обществом автор видит в том, что он обладал ‘чувствами благородными’ и ‘душою возвышенной’ и, питая пламенную любовь к родине, уважение к народу, ‘негодует на грубую закоснелость, жалкие предрассудки и смешную страсть к подражанию чужеземцам — не вообще всех русских, а людей некоторой касты’.21
Хотя О. Сомов и не стал членом тайного общества, но как писатель, чье творчество играло определенную роль в пропаганде политических идей декабристов, он пользовался доверием организаторов восстания. На первом допросе 15 декабря 1825 года на вопрос: ‘Когда вы узнали о злом намерении?’ — он отвечает: ‘О намерении узнал я решительно в последнее воскресенье’,22 т. е. 13 декабря, накануне восстания. Показывая, что О. Сомов к тайному обществу непричастен и ничего не знал до последнего времени, А. Бестужев признает: ‘…и только в первый раз говорили мы при нем с московскими офицерами открыто…’23 Его арест и тот факт, что в официальном сообщении о событиях 14 декабря имя О. Сомова названо в числе зачинщиков восстания, нельзя считать простым недоразумением. В преддекабрьские годы он настолько хорошо был известен как писатель, выступавший заодно с будущими революционерами, тесно связанный с ними в литературном отношении, что после событий 14 декабря его участие в восстании не вызывало сомнения. Даже некоторые из декабристов, зная О. Сомова как человека, близкого А. Бестужеву и К. Рылееву, считали его членом тайного общества. В показаниях декабристов Н. Оржицкого и А. Бригена он назван в числе членов тайного общества. В многочисленных слухах, распространившихся после декабрьских событий, О. Сомову неизменно приписывалась роль участника восстания. ‘Надобно заметить, что некоторые из декабристов, как Бестужев, Рылеев, Сомов и другие, бывали иногда у пансионеров в академии художеств, но никогда не проговаривались о тайном обществе, членами которого состояли’,24 — рассказывает в своих воспоминаниях очевидец событий Ф. Солнцев. Вскоре после разгрома восстания Ф. Хомяков сообщает брату подробности: ‘В середине каре, которое мятежники составили на площади, стояла горсть начальников, людей, давно известных на другом поприще, — Рылеев, Бестужев с тремя братьями, Кюхельбекер, Сомов (литератор), Глебов, словом, вся надежда петербургской словесности’.25 Давний противник О. Сомова А. Воейков, перечисляя участников восстания в письме к Е. Волконской, пишет: ‘Орест Сомов (переводчик писем Вутье о Греции), взятый с пистолетом в руке’.26 Все эти слухи свидетельствуют о том, что современники считали О. Сомова единомышленником и соратником декабристов.
В январе 1826 года О. Сомова освободили из крепости, так как было установлено, что связь его с декабристами имела чисто литературный характер. Растерявший всех друзей в декабрьской катастрофе, О. Сомов первое время сотрудничает почти исключительно в ‘Северной пчеле’. На первый взгляд может показаться, что он действительно изменил своим прежним идеалам и перешел в лагерь реакции. Но достаточно глубже ознакомиться с его творчеством этого периода, чтобы убедиться, что это совсем не так.
В ‘Северной пчеле’ он начал печататься еще до восстания, в период, когда Булгарин выдавал себя за друга многих декабристов, а в его газете появлялись иногда статьи писателей декабристского направления — К. Рылеева, А. Пушкина и др. О. Сомов выступает здесь с разбором ‘Полярной звезды’,27 подчеркивая патриотическую направленность альманаха. В статье ‘О романах’28 он развивает некоторые мысли, затронутые в работе ‘О романтической поэзии’. Он считает, что секрет успеха романов Вальтера Скотта в его наблюдательности, в том, что автор изображает хорошо известные ему ‘нравы единоземцев’. Поэтому описания его живы, т. е. жизненны. Это одна из первых попыток расшифровать декабристский термин ‘живости писаний’ как требование наблюдать в отражать жизнь.
Произведения О. Сомова, появившиеся в ‘Северной пчеле’ после декабря 1825 года, свидетельствуют о глубокой духовной травме писателя. Размышления о превратностях судьбы звучат в его переводных статейках, характер которых отразился в их названиях: ‘О чем ты плачешь или четыре возраста жизни’ (1826, No 33), ‘Что за жизнь! что за ремесло!’ (No 35), ‘Знаменитость и слава’ (No 39), ‘Милость и опала’ (No 60), ‘Бой над пропастью’ (No 67).
К концу 1826 года О. Сомов, по-видимому, начинает приходить в себя. Он пишет две статьи о творчестве Ф. Глинки,29 в январе 1827 года печатает обзор ‘Альманахи на 1827 год’,30 где в отдельных намеках проскальзывают его прежние взгляды. Здесь он снова выступает против преклонения перед всем иностранным, упоминает о Чацком, которого Грибоедов ‘заставил нас полюбить’. Но критические статьи О. Сомова появляются в ‘Северной пчеле’ редко. Ему с 1827 года отведена роль театрального обозревателя, кроме того, он должен был снабжать газету заметками ‘О скромности’ (1827, NoNo 36—37), ‘О совести’ (NoNo 38—39), ‘О заносчивости’ (NoNo 44—45) и т. п. И только изредка появляются его заметки о произведениях Пушкина, Е. Баратынского, А. Дельвига.31 Н. Греч, хорошо знавший О. Сомова как сотрудника Булгарина, писал, что он должен был выполнять ‘письменные работы не по вкусу и не по выбору, а по необходимости и по требованию других’.32
О. Сомова влекло к писателям пушкинского круга. В письме к В. В. Измайлову 28 июня 1826 года он пишет: ‘…с Дельвигом я иногда видаюсь, но, не знаю почему, до сих пор мы не могли сблизиться’.33 В январе 1827 года34 О. Сомов делится с Измайловым мыслями об альманахе, который собирается издавать, а 6 июня сообщает, что соединился изданием с А. Дельвигом.
Таким образом, литературная деятельность О. Сомова не дает материала для подтверждения мнения В. Гаевского. Факты свидетельствуют о том, что, сотрудничая в газете Булгарина, он высказывал взгляды, близкие взглядам писателей пушкинского круга. Статьями ‘Письмо к издателям Северной пчелы’35 и ‘О критике г. Арцыбашева на Историю государства российского, сочиненную Н. М. Карамзиным. Из соч. С. Русова’36 О. Сомов положил начало литературной борьбе вокруг труда Карамзина, в которой активное участие принял Пушкин.
В период сотрудничества в ‘Северной пчеле’ начата и полемика О. Сомова с Булгариным. В обозрении литературы за 1827 год в ‘Северных цветах’, выступая против многочисленных несправедливых упреков в ‘скудости’ русской художественной литературы, О. Сомов, по-видимому сознательно, затрагивал и Булгарина. В письме к В. Измайлову от 18 января 1828 года он пишет: ‘Я уверен, что раздразнил многих своим обзором: следы этому уже начинают показываться в отзывах Булгарина и Воейкова’.37 В ‘Рассмотрении русских альманахов на 1828 г.’38 Булгарин оспаривает мнение О. Сомова о том, что русская словесность богатством своим не уступает литературам зарубежным. Плохо скрываемое раздражение звучит в отзыве Булгарина о ‘Гайдамаке’, где он счел личным оскорблением упоминание О. Сомова о ‘хвастливых поляках’. Крайнее недовольство Булгарина вызвал отзыв О. Сомова о его сочинениях в обозрении литературы за 1828 год. ‘Впрочем О. М. Сомов хвалит сочинения Ф. Б., но таким образом, что при сем невольно приходит на мысль ежедневная молитва одного философа: ‘Господи! защити меня от друзей моих, а с врагами я и сам кое-как управлюсь»,39 — пишет он в статье ‘Новые альманахи на 1S29 г.’.40
В конце 1829 года произошел окончательный разрыв, и О. Сомов оставил ‘Северную пчелу’. Это совпало с организацией ‘Литературной газеты’, в которой О. Сомов взял на себя роль помощника А. Дельвига. В этот период Булгарин сбрасывает личину доброжелательства по отношению к Пушкину и писателям его круга и начинает ожесточенную их травлю. О. Сомов принимает самое деятельное участие в борьбе против Булгарина. Разбирая одно за другим сочинения Булгарина в ежегодных обозрениях литературы, он разоблачает их псевдореалистический характер, доказывает, что Булгарин не знает действительности и искажает ее.
Не переставая ратовать за обращение к народному творчеству, О. Сомов в период сближения с Пушкиным особенное внимание уделяет вопросу о правдоподобии и естественности изображаемого писателями. Еще в статье ‘О существенности в литературе’41 он писал, что прошло то время, когда мало заботились о соответствии действительности, теперь нельзя извинить того, кто нарушает ‘истину или правдоподобие’.
К началу 30-х годов эстетическим критерием в оценке художественного произведения для О. Сомова становится правдивость изображения. Формирование этих взглядов у писателя легко прослеживается по его обозрениям в ‘Северных цветах’ и статьям, написанным после 1825 года, где требование наблюдать и верно отражать жизнь постепенно выдвигается на первое место.
В полном соответствии с эстетическими требованиями, провозглашенными в критических статьях, развивается и художественное творчество О. Сомова. В произведениях ‘Сказка о Никите Вдовиниче’,42 ‘Кикимора’,43 ‘Сказка о медведе костоломе и об Иване купецком сыне’44 и других он обрабатывает русские народные сюжеты, в повестях ‘Гайдамак’,45 ‘Русалка’,46 ‘Недобрый глаз’,47 ‘Киевские ведьмы’48 использует украинские фольклорные рассказы. Эти повести, богатые этнографическими описаниями, явились первым шагом писателя на пути к реализму.
Часто повторяемое мнение о том, что произведения О. Сомова не пользовались успехом, ошибочно. В современной ему журналистике мы находим немало положительных отзывов о его рассказах. Забытыми они оказались не из-за несоответствия художественным требованиям эпохи, а потому, что передовая русская литература в своем развитии очень скоро переросла и оставила далеко позади эстетические воззрения, которые были ведущими в 20—30-х годах. Говоря о росте литературы, о том, как изменяются представления об истинно прекрасном, Белинский писал: ‘Теперь смешно и вспомнить, как все были заинтересованы коротенькими отрывочками из повести Байского ‘Гайдамаки’, повести действительно недурной по рассказу…’49
В последние годы жизни О. Сомова в его творчестве наиболее явственно проявились реалистические тенденции. В повести ‘Матушка и сынок’,50 полемически направленной против романтизации действительности, в ‘Романе в двух письмах’,51 в рассказе ‘Сватовство’52 и других произведениях этих лет находим реалистические зарисовки из жизни провинциального дворянства и духовенства.
Творческое наследие О. Сомова, тесно связанного с передовыми деятелями эпохи, свидетельствует о преемственности и дальнейшей эволюции декабристских эстетических идей в пушкинском кружке и является материалом для изучения многих вопросов литературного развития 20—30-х годов XIX века.
1 В. В. Данилов. О. М. Сомов, сотрудник Дельвига и Пушкина. ‘Русский филологический вестник’, 1908, NoNo 3 и 4, С. Н. Браиловский. 1) К вопросу о пушкинской плеяде. ‘Русский филологический вестник’, 1908, No 4, 1909, NoNo 1—4, 2) Пушкин и О. М. Сомов. В кн.: Пушкин и его современники, вып. XI. СПб., 1909, В. И. Маслов. К биографии О. М. Сомова. ‘Чтения в Историческом обществе Нестора летописца’, кн. 24, вып. 1, Киев, 1914.
2 История русской литературы, т. V. Изд. АН СССР, М.—Л., 1941, Б. Томашаевский. Пушкин. Изд. АН СССР, М.—Л., 1956, стр. 342, В. Г. Базанов. Очерки декабристской литературы. Гослитиздат, М., 1953, История русской критики, т. I. Изд. АН СССР, М.—Л., 1958, Н. И. Мордовченко. Русская критика первой четверти XIX в. Изд. АН СССР, М.—Л., 1959, стр. 194.
3 ‘Современник’, 1853, т. XXIX, отд. III, стр. 38.
4 Прости. ‘Украинский вестник’, 1817, ч. 6, Тоска по родине. ‘Украинский вестник’, 1818, ч. II.
5 П. Г. Т-ву при доставлении ему прекрасного стихотворения Жуковского ‘Певец во стане русских воинов’. ‘Украинский вестник’, 1816, ч. 1.
6 Письмо к Марлинскому. ‘Невский зритель’, 1821, ч. 5, январь, стр. 56, Ответ на (так названный) ответ господина Ф. Б…. жителю Галерной гавани. ‘Невский зритель’, 1821, ч. 5, март, стр. 275. Сущность выступления Сомова раскрывается во второй статье, но она не значится в библиографии, составленной С. Браиловским, и, по-видимому, осталась неизвестной исследователям, которые расценили это выступление Сомова как антиромантическое.
7 ‘Невский зритель’, 1821, ч. 5, март, стр. 278.
8 Там же, стр. 279.
9 ‘Русский архив’, 1900, кн. 1, стр. 181—183.
10 Пушкин, Полное собрание сочинений, т. 13, Изд. АН СССР, 1937, стр. 247—248.
11 Там же, стр. 135.
12 Там же, стр. 98.
13 ‘Соревнователь’, 1823, ч. XXIV, стр. 146—147.
14 Там же, стр. 125.
15 Там же, стр. 144—145.
16 Там же, стр. 147.
17 ‘Благонамеренный’, 1821, ч. 15, No 14, стр. 76.
18 ‘Соревнователь’, 1822, ч. XVII, стр. 195.
19 Мои мысли о замечаниях г. Мих. Дмитриева на комедию ‘Горе от ума’ и о характере Чацкого. ‘Сын отечества’, 1825, ч. 101, No 10, стр. 177.
20 Там же, стр. 192.
21 Там же, стр. 190.
22 ЦГИАМ, ф. 48, оп. 1, д. 164, л. 1.
23 Там же. л. 6.
24 ‘Русская старина’, 1876, февраль, стр. 320—321.
25 ‘Русский архил’, 1884. 3, стр. 222.
26 Там же, 1899, кн. 2, стр. 295.
27 ‘Полярная звезда’, карманная книжка на 1825 год. ‘Северная пчела’, 1825, No 40—41.
28 ‘Северная пчела’, 1825, NoNo 5, 7, 9. А. Бестужев в ‘Полярной звезде’ на 1825 год лестно отозвался об этой статье.
29 Опыты священной поэзии Федора Глинки. ‘Северная пчела’, 1826, NoNo 128— 131, Опыты аллегорий или иносказательных описаний в стихах и прозе соч. Федора Глинки. ‘Северная пчела’, 1826, NoNo 145, 148, 150.
30 ‘Северная пчела’, 1827, NoNo 1—5, 7, 10—12, 14, 15, 46, 47.
31 ‘Руслан и Людмила’. Поэма Александра Пушкина. Издание второе, исправленное и умноженное. ‘Северная пчела’, 1828, No 45, Две повести в стихах: ‘Бал’, соч. Е. Баратынского и ‘Граф Нулин’, соч. А. Пушкина. ‘Северная пчела’, 1828, No 150, Стихотворения барона Дельвига. ‘Северная пчела’, 1829, No 45.
32 Н. Греч, Сочинения, т. 5, СПб., 1838, стр. 220.
33 ‘Московское обозрение’, 1877, No 22, стр. 227.
34 Там же, No 23, стр. 284.
35 ‘Северная пчела’, 1828, NoNo 146—148.
36 Там же, 1829, No 26.
37 ‘Московское обозрение’, 1877, No 23, стр. 291—292.
38 ‘Северная пчела’, 1828, NoNo 1—5.
39 Тем не менее на этот отзыв Булгарин ссылается в статье ‘Белое и черное’ как на пример захваливания О. Сомовым его произведений.
40 ‘Северная пчела’, 1829, NoNo 6—7.
41 ‘Сын отечества’, 1826, ч. 105, No 3, стр. 289.
42 ‘Русский альманах’ на 1832—1833 годы, стр. 329.
43 ‘Северные цветы’ на 1830 год, стр. 182.
44 ‘Царское село’ на 1830 год.
45 ‘Звездочка’ на 1826 год. стр. 86, ‘Северные цветы’ на 1828 год, стр. 227, ‘Сын отечества’, 1829, ч. 4, NoNo 23—25.
46 ‘Подснежник’ на 1829 год, стр. 59.
47 ‘Утренняя звезда’, 1833. кн. 4, стр. 3.
48 ‘Новоселье’, 1833, стр. 331.
49 В. Г. Белинский, Полное собрание сочинений, т. VI, Изд. АН СССР, М., 1955, стр. 516.
50 ‘Альциона’ на 1833 год, стр. 128.
51 ‘Альциона’ на 1832 год, стр. 191.
52 ‘Северные цветы’ на 1832 год, стр. 150.