А. ВОЛЫНСКИЙ
А. ВОЛЫНСКИЙ
З. H. Гиппиус (Мережковская). ‘Зеркала’ СПб. 1898
З. H. Гиппиус (Мережковская). ‘Зеркала’ СПб. 1898
КОММЕННТАРИИ
КОММЕННТАРИИ
З. H. Гиппиус (Мережковская). ‘Зеркала’ СПб. 1898, Волынский Аким Львович, Год: 1898
Время на прочтение: 5 минут(ы)
З.Н.Гиппиус: pro et contra
СПб.: РХГА, 2008. — (Русский Путь).
Подобно первой книжке, и эта новая книжка г-жи Гиппиус состоит из беллетристических и стихотворных произведений. Автор подвизается и на том, и на другом поприще, обнаруживая и тут, и там одну и ту же литературную манеру, один дух, один стиль. Беллетристика г-жи Гиппиус представляет собою нетвердое соединение некоторых философских идей, навеянных ветром современности, и личного психологического опыта, не отличающегося ни особенною глубиною, ни разнообразием. Между всеми новейшими писателями г-жа Гиппиус наименее чувствительна к жизни людей. Она воспринимает ее сквозь чисто рассудочные настроения, не сживаясь сердцем с теми характерами и типами, которые проходят без конца перед глазами чуткого писателя. Вот почему главные действующие лица всех ее наиболее заметных рассказов поражают отсутствием гибкости, надуманностью, какою-то бесплотностью, антихудожественною сухостью и претенциозностью. Они живут и действуют в холодной разреженной атмосфере тех навеянных идей, которые для настоящего своего воплощения требуют яркого темперамента, уменья внутренне сливаться с явлениями современной среды и большого литературного таланта, каким г-жа Гиппиус не обладает. При этом следует отметить, что, так сказать, ловя попутные умственные струи, г-жа Гиппиус не умеет проникать в их сложную логику и перерабатывать в собственные неотъемлемые убеждения, в собственную плоть и кровь. Ее идейные рассказы, при отсутствии органического художественного построения, слитности идей и форм, представляются сборищем случайных для автора понятий, иногда противоречащих друг другу, борящихся между собою — но не так, как это бывает в страстной и сложной душе, а как это бывает у души без собственной святыни, готовой раскрыть себя для всяких влияний. Из этих влияний современности большую силу над нею должны были, конечно, приобрести те, которые заключают в себе некоторую пикантность, которые приносятся демоническим поветрием. Натура автора не могла не найти для себя подходящих мотивов в этих именно модных веяниях. Но, стоя на таком шатком пути, г-жа Гиппиус отняла у своего дарования перспективы истинно плодотворного развития, которое может быть только органическим, естественным, которое должно быть свободным раскрытием свободной души. Она не дала настоящего применения — в серьезной работе над явлениями жизни — своим стилистическим способностям, своему внешнему изобразительному дару. Рисуя шикарные и всегда несколько экстравагантные туалеты своих героинь, она невольно дает при этом почувствовать чрезмерное упоение тою кокетливою изобретательностью, которая была бы истинною благодатью для дорогой модистки. У г-жи Гиппиус самая эта изобретательность имеет в себе что-то раздражающее для читателя: всегда дорогие и декадентски-исключительные ее туалеты кажутся надетыми на манекены. Под ними не чувствуется живого тела с трепетными нервами, с страдающим человеческим сердцем, с отзывчивой душой. Рассказы и новеллы г-жи Гиппиус полны суетного шелеста и шороха подбитых шелком платьев, но в них не звучат живые разнообразные человеческие голоса. Ее диалоги кажутся каким-то беззвучным шепотом, а монологи и тирады, иногда кричащие по содержанию, представляются отрывками из каких-то чужих статей. Ее люди — призраки, которыми она населяет тонко воспринимаемую и детально описываемую ею природу. Ее стиль, играющий в изящную простоту, с отдельными острыми штрихами, является естественным выражением этой своеобразной, но односторонней писательской натуры.
Обращаясь к стихам г-жи Гиппиус, нужно сказать, что они отличаются теми же психологическими и стилистическими особенностями, которые бросаются в глаза и в ее беллетристических произведениях. Это — сбор навеянных и внушенных идей, не породивших цельного глубоко личного настроения. На этом пестром, искусно затуманенном фоне перед глазами нестройной чередою плывут неожиданные и несвязанные между собою поэтические образы. Настроения, полученные путем тонкого самогипноза в известном духе, не имеют той непосредственности, которая позволяет им сообщаться читателю. Стих, не лишенный напева даже в тех случаях, когда ему придан свободный размер, создан техническими виртуозными ухищрениями, а не музыкой души. Иногда он пикантен, иногда — слегка сентиментален, иногда насыщен мистическими туманами без искренних мистических ощущений. Иногда над ним витают облака ‘мэонического’ или романтического пессимизма, иногда он освещен бенгальским огнем искусственного оптимизма и украшен модными декадентскими цветами — лилиями, хризантемами и орхидеями. Возьмем для примера одно из характернейших стихотворений г-жи Гиппиус — ‘Цветы ночью’.
О, ночному часу не верьте!
Он исполнен злой красоты.
В этот час люди близки к смерти,
Только странно живы цветы.
Темны, теплы тихие стены,
И давно камин без огня,
И я жду от цветов измены,
Ненавидят цветы меня.
Среди них мне жарко, тревожно,
Аромат их душен и смел —
Но уйти от них невозможно,
Но нельзя избежать их стрел.
Свет вечерний лучи бросает
Сквозь кровавый шелк на листы…
Тело нежное оживает —
Пробудились злые цветы.
С ядовитого арума мерно
Капли падают на ковер.
Все таинственно, все неверно —
И мне тихий чудится спор.
Шелестят, шевелятся, дышат,
Как враги за мною следят,
Все, что думаю, знают, слышат,
И меня отравить хотят…
О, часу ночному не верьте,
Берегитесь злой красоты!
В этот час все мы близки к смерти —
Только странно живы цветы.
Стихотворение — странное, и как по форме, так и по содержанию не заключающее в себе никакой красоты, ни доброй, ни ‘злой’. Если спросить себя попросту и всерьез, какое настроение в нем вылилось, то придется сказать, что у автора не было никакого живого настроения, а было, вероятно, некоторое лихорадочное расстройство, переданное искусственно, почти уродливо. ‘Странно’ живые цветы, ‘тихие’ стены, ‘смелый’ аромат, ‘стрелы’ цветов, ‘злые цветы’, цветы, которые ‘следят’ за автором, как враги, ‘знают’ и ‘слышат’ его мысли — ряд выражений, обличающих только пустую претенциозность и отсутствие эстетического такта. Как и все наиболее претенциозные произведения г-жи Гиппиус, стихотворение это является рассыпчатым сбором вычурных образов, лишенных живого логического и психологического единства. Каждая фраза звучит неожиданно, не возбуждая никакого отклика в душе, потому что она не вырастает органически из предыдущей фразы, и все старания автора изобразить воздействие ‘злой красоты’ цветов создают в результате только легкий угар искусственного нервозного возбуждения. Если бы на основании такого стихотворения нужно было произнести приговор над способностями автора, то пришлось бы сказать, что г-жа Гиппиус писательница пустая, не заслуживающая серьезного внимания. Вообще стихотворения ее, так сказать, идейного характера — ив стиле декадентском, и в стиле отвлеченного идеализма — не производят истинно-поэтического впечатления: они кажутся рассудочно надуманными и раздражают отдельными выражениями, в которых чувствуется аффектация и манерность. Таковы стихотворения ‘Крик’, ‘Родина’, ‘Вечерняя заря’, ‘Пыль’, ‘Молитва’ и некоторые другие. Таких же надуманных и претенциозных стихотворений есть не мало и в первом сборнике. А между тем у г-жи Гиппиус попадаются иногда стихотворения с невинным содержанием, написанные просто, без красочных претензий и потому производящие впечатление. Не обличая в авторе яркого и самостоятельного поэтического дара, — ибо и в них слышатся отголоски чужих, более сильных поэтических мотивов, — они тем не менее прочитываются с удовольствием, как живые создания непосредственных настроений. Таковы, например, ‘Сентиментальное стихотворение’, ‘Вечер’ во втором сборнике, ‘Никогда’, ‘Баллада’ в первом сборнике.
Сравнивая оба сборника в их стихотворных отделах, приходится сказать, что поэтическое творчество автора не совершенствуется, не обогащается никакими новыми мотивами. Оно стоит на одном месте, не двигаясь вперед, хотя и не падая ниже уровня того, что можно печатать и читать. И это совершенно понятно: природная даровитость делает все, что пишет г-жа Гиппиус, достоянием литературы, но бедность психологического содержания, при истерической крикливости формы, обрекает ее творчество на неподвижность и бесплодность. Ее стихи, как и ее беллетристические произведения, не обнаруживают в ней того деятельного, пытливого духа, который, постоянно соприкасаясь с жизнью, улавливает ее внутренний смысл и ее содержание, чтобы затем показать их в чудесном преображении на горней высоте настоящей поэтической правды. Только восприимчивый дух способен к неустанному и плодотворному развитию. Только такое дарование, чуткое ко всему человеческому, заключает в себе неумирающую силу и неотживающую красоту.
Впервые: Северный Вестник. 1898. No 8—9. Перепечатано в кн.: Волынский А. Л. Борьба за идеализм. Критические статьи. СПб., 1900.
‘Цветы ночью’. — В сборнике ‘Новые люди’ стихотворение называется ‘Цветы ночи’.