Ява, Тишанский, Год: 1874

Время на прочтение: 40 минут(ы)

ЯВА

ЛИСТКИ ИЗЪ ЗАПИСНОЙ КНИЖКИ.

I. Mew-bay.

Сорокадневный переходъ утомилъ насъ. Спадавшій уже съ утра пассатъ къ вечеру стихъ. Наши лица вытянулись. И было съ чего! Представьте себ людей которые въ продолженіи шести недль не видали ничего кром моря и другъ друга, перечитали что было, переговорили обо всемъ, людей утомленныхъ суровымъ однообразіемъ жизни моряка, казалось уже предвкушавшихъ прелести отдохновенія на берегу, и вдругъ узнающихъ что берегъ этотъ какъ бы подъ вліяніемъ колдовства отдалялся на неопредленное время.
Не испытавъ, трудно представить себ то обаяніе, тотъ восторгъ который овладваетъ вами при слов земля. И любишь кажется море, и усплъ сродниться со всми прихотями его, но все это до тхъ только поръ пока на однообразномъ горизонт не появятся, хотя и похожими на облака, очертанія всмъ дорогой земли. Тутъ овладваетъ вами такое нетерпніе которое можно сравнить разв съ томительнымъ ожиданіемъ любимой женщины. Несмотря на то что въ тотъ вечеръ мы еще не видали береговъ Явы, тмъ не мене эта роскошная красавица уже заявила себя несомннными признаками.
Мы штилевали. Равномрная мертвая зыбь, тяжело переваливала съ боку на бокъ нашъ корветъ, стонавшій всми своими переборками. Просившіе втра паруса, уныло хлопали о мачты. Тралы скрипли. Духота невыносимая, а между тмъ что за ночь! Темная, глубокая, тихая до того что мерцаніе звздъ какъ будто бы звучитъ въ ушахъ вашихъ дивнымъ шепотомъ какихъ-то тайныхъ звуковъ.
Всю ночь конечно никто не спалъ, тмъ боле что уборка парусовъ и другія судовыя работы требовали дятельнаго присутствія каждаго изъ насъ на палуб.
Восходящее солнце застало насъ подъ парами. Зыбь улеглась, корветъ же подъ усиліемъ усердно работавшаго винта легко рзалъ зеленыя воды Океана.
Предъ штевнемъ тихо выплывала неопредленнымъ облакомъ приближавшаяся Ява. Сзади же насъ окружалъ позолоченный восходящимъ солнцемъ лазоревый горозонтъ, на синев котораго прозрачнымъ желтоватымъ облакомъ стлался дымъ нашей машины.
Въ 10 часовъ утра мы вошли въ Зондскій проливъ, и бжали между берегами Явы и Суматры. Я упивался этимъ насыщеннымъ душистыми испареніями воздухомъ, вглядываяся въ причудливые очерки развивавшейся по сторонамъ панорамы береговъ.
Въ 2 1/2 часа бросили якорь въ заливъ Mew-bay.
Ничего дивне и прекрасне нельзя представитъ себ этоі одинокой бухты. Вс силы природы кажется, сосредоточась здсь, соперничаютъ другъ предъ другомъ проявляя себя то разнообразною могучею растительностью, то граціей и игривостью не мене разнообразныхъ ландшафтовъ.
Представьте себ правильную зеркальную поверхность водъ, окаймленную въ рамку самой блестящей и причудливой растительности. Породы густо поросшихъ деревъ смшались. Могучіе баобабы, граціозныя пальмы, душистыя гвоздичное и коричное деревья, все это переплетенное гирляндами льянъ и восхитительныхъ орхидей, представляли взору густую массу стволовъ и листвы, по которой переливаясь играла цлые снопы свта. Соперничавшее прозрачностью съ хрустальными водами залива, безоблачное небо покрывало эту картину глубокимъ синимъ сводомъ, а извивавшіеся изъ лазури потоки лучей, золотя все, придавали картин что-то необыкновенно радостное.
Въ 4 часа, взявъ винтовку, я вскочилъ на шлюбку чтобы хать на берегъ. Отваливъ, легкокрылою чайкой понеслась галька, подъ дружнымъ усиліемъ шеста бравыхъ матросовъ, разская острымъ водорзомъ зеркальныя воды. Прозрачность этихъ водъ поразила меня. Дно какъ на ладони, и какое дно! не мертвое илистое или ресчанное дно полярныхъ странъ, а заросшее цлымъ ковромъ разнообразнйшихъ водорослей, промежь которыхъ кипла жизнь всми фазисами причудливыхъ обитателей подводнаго царства. То вдругъ, съ быстротой стрлы, выскакивала изъ куста водоросли, блестя чешуями, рыбка, а вслдъ за ней вытягивались клещи неуклюжаго краба спрятавшагося и сторожившаго добычу подъ снью густой листвы. То другая убгая отъ водянаго хищника и поднявшись слишкомъ, близко къ горизонту водъ, въ одно мгновеніе была схватываема острыми когтями сторожившаго альбатроса, спустившагося на неосторожную съ быстротой молніи. Бдная рыбка! а какъ хорошо жилось теб въ этихъ прозрачныхъ струяхъ.
По мр приближенія къ берегу, тишина, нарушавшаяся только мрными всплесками отбрасывавшихъ воду веселъ, замнялась какимъ-то общимъ гуломъ звуковъ прерываемыхъ отъ времени до времени то раздирающимъ крикомъ сердившагося какаду, то свистомъ убгавшей обезьяны.
Мы подплывали къ берегу. Огромное свалившееся въ море дерево, покрытое зеленью на немъ растущихъ паразитовъ, и еще прикрпленное къ другимъ на берегу стоявшимъ массами цвтущихъ льянъ, должно было служить намъ пристанью. И вотъ я на берегу! Здравствуй Ява! здравствуйте и вы живущіе и прозябающіе баловни природы! Вы, взллеянные благотворными лучами вашего могучаго солнца, или осненные таинственнымъ мерцаніемъ Южнаго Креста. Миръ тишин вашей!
Мн было такъ хорошо, а главное я ощущалъ такую потребность быть одному, что не послдовалъ за разсыпавшимися товарищами, а усвшись на камень, жадно уливался теплымъ ароматнымъ воздухомъ. Грудь дышала легко, свободно, а кровь какъ-то живй потекла въ жилахъ. Все суетное, тяжелое жизни отлетло, и я съ наслажденіемъ смотрлъ и раскошную и вмст съ тмъ идиллическую панораму развернувшейся предъ глазами картины.
Я сидлъ на берегу постепенно спускавшемся къ вод. За спиной, и не вдалек подымалась почти оплошная стна зелени всхъ цвтовъ и формъ. Спереди — гладь залива, а въ зеркальной поверхности ея отражался корветъ. Его стройное и легкое вооруженіе разительно выдавалось предъ хаосомъ стволовъ, корней и густо поросшихъ сучьевъ, сзади лежавшаго островка. Послдній являлся взору громаднымъ плавающимъ букетомъ изъ середины котораго тянулись къ небу втви гигантскаго камфарнаго дерева. Слва нескончаемый куполъ лазоревой тверди, перескавшей далекій горизонтъ Океана, на самыхъ водахъ котораго подобно крыльямъ чаекъ виднлись блые паруса шедшихъ судовъ.
Кругомъ меня жизнь кипучая, безпрерывная. На самомъ прибрежь тонконогіе морскіе пауки, гоняясь и пожирая другъ друга, въ свою очередь исчезала при появленіи крабовъ, этихъ пиратовъ морскихъ прибрежій. Сзади, стаи ни чуть не удивленныхъ моимъ присутствіемъ обезьянъ беззаботно предавались играмъ, нарушаемымъ только въ томъ случа когда какая-либо изъ нихъ, увлеченная пыломъ бготни, неосторожно приближалась къ гнзду царскаго какаду и тмъ навлекала на себя гнвъ его птичьяго величества. Пронзительный крикъ и подъемъ пышнаго желтаго хохла были выраженіями его царскаго неудовольствія. А въ этомъ случа дло становилось серіознымь. Вся банда мгновенно утихала. А проказница, очутившись въ одинъ, много въ два прыжка гд-нибудь далеко на перекинувшійся съ дерева на дерево гирлянд льянъ, сердито раскачиваясь и торопливо чеша у себя за ухомъ, свистала какъ бы говоря ‘а ну-ка попробуй поймать!’
Надъ головой, и не высоко, распустя пышный хвостъ, какъ бы плавая въ воздух носился великолпный самецъ райской птицы, ловя не мене блестящихъ бабочекъ и жучковъ,— а за нимъ точно удивленный слдилъ красавецъ лорисъ почесывая изогнутый свой клювъ о корявую кору сучька на которомъ сидлъ. Вдали, посреди своего гарема, кокетничая перьями поднятаго роскошнаго хвоста, величалась лира-птица, окруженная какъ бы оторопвшими невзрачными женами, торопливо бросавшимися въ сторону при каждомъ раздирающемъ крик павлина, забравшагося на маститую втвь баобаба и готовящагося къ ночи.
Склонявшееся солнце, навявъ прохладу, озолотило воды залива, зарябившія подъ легкимъ душистымъ дуновеніемъ теплаго береговаго бриза. Съ отходящимъ свтиломъ постепенно замолкали крики, шумъ и свистъ успокоивавшихся обитателей этихъ дебрей, и замнялись неумолкаемымъ стрекотаніемъ миріадъ наскомыхъ проснувшихся съ началомъ сумерекъ.
Увеличившійся огненный дискъ свтила коснулся горизонта. Задавъ небо расплавленными лучами своими, онъ сталъ медленно погружаться въ Океанъ, который изъ синяго превратился тоже въ огненный. По мр исчезновенія окруженнаго пламенною атмосферой солнца, съ противоположной западу стороны, стали вытягиваться могучія тни ночи, охватывавшія боле и боле небосклонъ какъ бы оспаривая его у отходящаго ко сну Феба. Послдній, затонувъ во мгновенно потемнвшихъ водахъ, оставивъ за собой лишь сіяніе, да нсколько перистыхъ облаковъ, нитями тянувшихся вдоль потухавшаго горизонта. Вотъ и сіяніе пропало,— а облака, подымаясь выше, изъ золотыхъ окрашивались въ пурпуровыя и затмъ блдня стали исчезать по мр того какъ съ востока воздымавшіяся тни, ложась гуще, усыпляли глубже и глубже дремавшую природу. Затихнувшій на нсколько мгновеній бризъ зашелестилъ снова. Зажглись и миріады звздъ на потемнвшемъ небосклон, наступила восхитительная ночь.
Нсколько выстрловъ, веселый смхъ и говоръ возвращавшихся моихъ товарищей вывели меня изъ моего восхищеннаго оцпененія. Впереди всхъ, пыхтя и обтираясь клтчатымъ платкомъ, шелъ нашъ добрый толстякъ докторъ. Онъ влачилъ за собой убитую обезьяну и разныхъ птицъ. За нимъ валила остальная гурьба доморощенныхъ натуралистовъ которые съ важностью ученыхъ тоже тащили жертвы за алтарь науки.— Это, говорили они, наперерывъ показывая кто птицу, кто змю, это на пополненіе коллекціи. Грустно отозвался во мн видъ животныхъ убитыхъ, хотя бы и съ ученою цлію. Я зналъ участь нашихъ коллекцій, которыя и второй день выбрасывались за бортъ встовымъ.
— Однако, господа, пока мы ходили, уставали и проголодалось онъ сидлъ и кажется стихи писалъ, сказалъ подошедшій ко мн Г*, обращаясь къ окружающимъ меня товарищамъ.
— Кака стихи? А я вотъ тоже показывай поэзія’, протрезвонилъ докторъ протягивая убитыхъ имъ зврей.— Вотъ онъ поэзій, натуръ настоящій!
Меня злость взяла при вид этой кучи труповъ, мало гармонировавшей съ общимъ настроеніемъ моего духа.
— Ужасно нужно было убивать все это. Гадко и гршно! отвчалъ я отталкивая протянувшуюся руку доктора, на которой между прочимъ висла чудная и симпатичная своею привязанностью къ мсту рожденія птичка беа.
— Зачмъ гадко? Зачмъ гршно? Мой чучелъ будетъ длать, чучелъ для науки.
Самъ ты чучело, подумалъ я, садясь въ шлюпку.
— Отваливай! ребята, навались!
Плавно, но быстро скользила гичка по темнымъ водамъ залива, надъ которыми разносились дребезжащіе звуки голоса Б*, съ ужасными варіаціями пвшаго
…. Гвадалкви-ви-ви-виръ
… Струитъ эи-и-иръ.

II. Анжеръ.

Переходъ до Анжера былъ сдланъ подъ парами, и какъ вообще вс переходы при помощи машинъ высокаго давленія, крайне утомителенъ и непріятенъ. Наша машина зачастую подчивала гулявшую на палуб публику грязнымъ дождемъ вырывавшимся изъ трубъ съ клубами чернаго вонючаго дыма. Жара нестерпимая. Несмотря на ежеминутныя обливанія палубы водой, смола кипла въ пазахъ {Пазъ есть промежутокъ между палубными досками, законопаченный паклей и залитый смолой.}, а растопленный жгучими лучами тиръ {Тиръ — составъ которымъ обмазываютъ веревки служащія для укрпленія мачтъ.} то и дло капалъ намъ на головы. Раскаленное безоблачное небо потеряло свой чарующій цвтъ, замнивъ его свинцово-срымъ.
Расширившійся проливъ зеленоватою лентой изгибался промежь береговъ, за дальностію походившихъ на расплывавшіяся бурыя масляныя пятна.
Кое-гд и въ разныхъ положеніяхъ штилевали купцы, наврно намъ завидовавшіе, несмотря на несчастные шесть узловъ съ которыми мы бжали какъ бы гоняясь съ едва двигавшимися граціозными проа {Проа — длинный челнокъ, до нельзя узкій, съ огромнымъ треугольнымъ парусомъ. Легкости необыкновенной.} подгоняемыми клубами каленаго воздуха, тянувшаго по временамъ съ берега въ море.
Было темно когда корветъ, описавъ дугу почти въ четверть окружности, направился ко входу бухты Анжера. Собственно говоря. Анжеръ небольшая деревушка куда въ былыя времена купцы, посл 120ти или 150ти дневнаго перехода изъ Европы, заходили на перепутьи въ Китай запастись водой и живностью. Только съ учрежденіемъ и правильныхъ пароходныхъ рейсовъ тамъ появились склады угля, а у нкоторыхъ хижинъ высокія жерди съ разввающимися на нихъ флагами европейскихъ консуловъ.
Единственная достопримчательность Анжера,— и то условная,— знаменитый маститый старецъ баобабъ, рдкій представитель давно минувшаго. Историческое дерево это тщательно изслдовано и прекрасно описано Александромъ Гумбольдтомъ въ бытность его на Яв.
Было совсмъ темно когда мы бросили якорь, но несмотря на позднее время, немедленно палуба наша была загромождена Малайцами которые лзли на корветъ отвсюду, точно изъ щелей тараканы. Они тащили за собой корзины банановъ, кокосовъ, мангустановъ, куръ, свиней и прочей живности.
Самый Анжеръ представлялся какимъ-то темнымъ неопредленнымъ пятномъ, на которомъ кое-гд свтились огоньки. За то же онъ и заявлялъ о себ самыми несомннными признаками, то доносившейся до насъ вонью, вчнымъ спутникомъ тропическихъ заселенныхъ мстъ гд не существуетъ натуральнаго благодтеля, пассата, выдувающаго міазмы человческаго присутствія, то страшнымъ воемъ собакъ и голодныхъ шакаловъ.
На другой день, только-что озолотился на восток горизонтъ какъ ватага свободныхъ отъ службы счастливцевъ размщалась на банки стоящаго у борта катера чтобъ хать на берегъ. Въ числ счастливцевъ былъ и я.
— Смотрите, господа, въ часъ снимаемся съ якоря! сказалъ намъ стоявшій на вахт Б*, на незавидную долю котораго пала пріемка угля.
Врзавшись носомъ въ песчаный берегъ, такъ какъ пристани не имлось, мы повыскакали на него, улучая минуты когда отходившая волна прилива оголяла дно.
Ршено было всей компаніи ходитъ вмст, подъ предводительствомъ ученаго доктора и толстаго Англичанина омича, которыхъ тутъ же sance tenante избрали въ атаманы. Они же съ подобающею обстоятельству важностію прямехонько повели насъ завтракать въ виду того что авторитетъ доктора не допускалъ экскурсій на тощій желудокъ.
Окруженные толпой мстныхъ жителей предлагавшихъ намъ всякую всячину, мы важно шествовали къ такъ-называемому ресторану. А при мысли о кофе со свжими сливками, и чего добраго, съ мягкимъ блымъ хлбомъ, у всхъ, какъ говорится, слюнки текли.
Каково же было наше разочарованіе, когда войдя въ просторный грязный сарай подъ вывской ‘Hotel’, содержимый плутоватымъ Китайцемъ, услышали: ‘No coffee, no cream, — brandy yes.’
— All right! процдилъ омичъ, пропустивъ стаканчикъ и закусывая его бананомъ. А мы, бдные мы, несмотря на доказанную намъ опасность ‘ходить на экскурсіи’ съ пустымъ желудкомъ, принуждены были выдти изъ ‘Hotel’ съ тмъ съ чмъ пришли.
Такъ какъ въ город, состоявшемъ изъ ряда крытыхъ пальмовыми листьями бамбуковыхъ хижинъ, тянувшихся вдоль прибрежья, ничего не было, то и ршено было идти за городъ въ лсъ.
Лсъ — двственный тропическій лсъ, отстоялъ отъ селенія миляхъ въ полутора или двухъ, соединяясь до полпути съ Анжеромъ чудеснйшею аллеей арековыхъ и кокосовыхъ пальмъ. По этой алле мы и должны были идти, тмъ боле что она вела къ знаменитому баобабу.
Громадный корявый и дуплистый стволъ поднятъ, футъ на четырнадцать, вышедшими изъ земли корнями. Эти корни, часто толщиной въ нсколько обхватовъ каждый, составили расходящійся во вс стороны сводъ, о величин котораго можно судить представивъ себ что всадникъ съ лошадью легко можетъ разъзжатъ подъ снью этой натуральной аркады.
Горизонтально стелющійся первый рядъ сучьевъ, ни высот сорока футъ, по толщин и размрамъ напоминаетъ наши столтніе дубы. Взобравшись до нихъ по жидкой бамбуковой лстниц, мы встали на настланный полъ. Непроницаемая лучами, шапка зелени надъ головой, составленная изъ твердыхъ глянцовитыхъ листьевъ дерева, побудила насъ остаться здсь отдохнуть, тмъ боле что тысяча чиселъ и надписей врзанныхъ въ жесткую кору гиганта не лишены были прелести для нашего возбужденнаго любопытства: мы желали отыскать тутъ слды надписей Гумбольдта. Но, увы!— это былъ день разочарованій, такъ какъ пришлось убдиться что сучья щеголяли не качествомъ, а количествомъ надписей. Пришлось слзать и уходить вторично съ чмъ пришли.
На возвратномъ пути, намъ пришлось постыдно бжать отъ стаи напавшихъ на насъ обезьянъ. Дло было столь же горячее, сколько неожиданное.
Изнеможенные жарой и ходьбой, мы не торопясь двигались по алле къ Анжеру, какъ вдругъ мтко брошенный орхъ попалъ въ голову шедшаго сзади омича. Вспыльчивый омичъ, завидя обидчика, въ лиц скакавшей съ дерева на дерево по нашимъ слдамъ макаки, осыпалъ ее дробью своей двухстволки. Смертельно раненое животное, падая на землю, испустило пронзительный вопль, отвтомъ на который было появленіе громадной стаи обезьянъ. Завидя предсмертныя конвульсіи своего товарища, они ожесточенно напали на насъ. Не успли мы оглянуться, какъ цлый дождь кокосовыхъ и арековыхъ орховъ посыпался на злосчастныя головы наши. Дло становилось не шуточнымъ, и многіе изъ насъ, въ томъ числ и я, чувствовали признаки синяковъ, заявлявшихъ о себ серіозною болью. Мы разсыпались и начали отступать отстрливаясь. Наступавшее на насъ войско, видя постоянно падающихъ своихъ товарищей пришло въ положительную ярость. Снаряды полетли на насъ съ удвоеннымъ рвеніемъ, и надо сознаться, къ стыду нашему, что десять человкъ хорошо вооруженныхъ должны были просто бжать, удерживая залпами мткихъ выстрловъ тріумфально наступавшаго врага. Я не знаю чмъ бы это кончилось еслибы мы не прибжали къ концу аллеи, гд за недостаткомъ снарядовъ пришлось врагу отступить. Мы выбились положительно изъ силъ. Покрытые синяками и еле-еле передвигая ноги, мы продолжали елико возможно быстрыми шагами уходить держа ружья наготов, такъ какъ долго еще слышавшійся ярый свистъ обезьянъ грозилъ возобновленіемъ дйствія.
Когда пришли къ шлюпк, старшина заявилъ намъ что на корвет шлюпочный флагъ давно уже поднятъ, и была одна призывная пушка которую въ пылу битвы мы не слыхали. Мы опоздали на цлый часъ, такъ что входя на палубу были встрчены грозною физіономіей капитана, вскор разразившагося гомерическимъ смхомъ слушая нашъ разказъ подтвержденный нашими синяками.
Поднявъ катеръ на мсто и выходивъ якорь, дали ходъ машин, и мене нежели черезъ часъ Анжеръ слился въ общую массу неопредленныхъ за дальностью береговъ Явы.

III. Переходъ до Батавіи.

Трехсуточный переходъ до Батавіи, преимущественно подъ парами, былъ бы крайне однообразенъ еслибы не два метеорологическіе феномена, случившіеся кстати чтобы разсять его монотонію.
Въ день выхода нашего изъ Анжера вскор посл заката солнца, мы бросили якорь.
Вдругъ, безо всякой видимой причины, на громоотвод нашей гротъ-мачты {Средняя, самая высокая мачта.} появилось большое блестящее пламя, и освтило палубу.
Будучи предупреждены лоціями этихъ мстъ о появленіяхъ Сентъ-Эльмскаго огня, мы съ любопытствомъ слдили за фазами любопытнаго феномена. Что жъ касается до команды, то она не на шутку переполошилась. Сначала ужасающее слово пожаръ заставило всхъ повыскакать изъ коекъ, затмъ предположеніе что чортъ на клотик сидитъ принудило ее съ трепетомъ вылзти на верхъ. Нашъ смхъ и шутки успокоили оторопвшихъ матросовъ, они остались на палуб и съ удивленіемъ глядли какъ это огонь горитъ и ничего не жжетъ.
Зрлище было дйствительно достойное удивленія. Блое какъ лунный лучъ, громадное пламя плавно горло на громоотвод, вытягивая длинный яркій языкъ къ небу. Не колышась ни сколько, пламя это было безжизненно, одинаково ярко и прозрачно по всему своему протяженію. Впечатлніе произведенное имъ на меня не было свободно отъ какого-то тайнаго и необъяснимаго чувства страха, которое могу только сравнить съ чувствомъ овладвавшимъ мной при вид безсознательныхъ движеній лунатика или автомата. Прогорвъ минутъ съ двадцать, постившій насъ Сентъ-Эльмскій огонь пропалъ мгновенно, то-есть, какъ вспыхнулъ такъ и погасъ безъ всякой видимой причины.
На другой день намъ пришлось быть свидтелемъ вполн величественнаго явленія тифона. Мы уже нсколько часовъ рлзскали мутныя воды Яванскаго моря, идя на востокъ попутнымъ SW муссономъ. Стоя на вахт, я слдилъ за подымавшимся съ горизонта облакомъ, поразившимъ меня плотностью своего строенія. По мр приближенія, это облако темнло, распространяясь во вс стороны густыми походившими на дымъ клубами, а изъ середины его постепенно стала вытягиваться внизъ громадная черная воронка. Ясно что образовывался тифонъ. Вдругъ изъ тучи вырывается молнія, вслдъ за ней раздается оглушительный трескъ громоваго удара. Подъ опустившеюся довольно низко воронкой, вода моря кипла клубясь и кружась, какъ бы крутимая вихремъ. Вслдъ за первымъ раздается другой ударъ. И вотъ, почти мгновенно, упавшая къ поверхности воронка всосалась въ воду, и затмъ стала подыматься увлекая ее за собой.
Раскаты грома слились въ одинъ непрерывный оглушительный трескъ. Тифонъ образовался, имя видъ двухъ конусовъ слитыхъ вершинами, и шелъ почти на насъ расширяясь въ шейк по мр своего приближенія. ‘Барабанщика наверхъ’, ‘Бей тревогу’, и вслдъ за этою командой раздалась звучная дробь, призывавшая насъ къ мстамъ боеваго расписанія. Не прошло полуминуты, у раскрпленныхъ и заряженныхъ ядрами орудій, безмолвно стояла команда. Все замерло, и только по временамъ произносимыя шепотомъ приказанія командоровъ, наводившихъ орудія, доказывали еще присутствіе жизни. За это время двигавшійся на насъ ревущій тифонъ принялъ почти цилиндрическую форму, изогнувшись красивою дугой впередъ.
‘Товсь!’ раздалась команда, затмъ ‘пли!’
Вздрогнулъ корветъ покрывшись блыми крубами дыма, вырвавшимися изъ пяти жерлъ нашихъ 36 фунт. орудій. Вслдъ за гуломъ залпа, послышался ревъ спадавшей въ море воды разорваннаго ядрами тифона, вмст съ ливнемъ разразившихся надъ головами нашими грозныхъ тучъ, оснявшихъ верхушку водянаго столба. ‘Отбой.’ ‘Орудія крпить.’ Черезъ пятъ минутъ и слда не осталось всей этой катавасіи. Облака исчезли, а горячее солнце мгновенно выпарило вс признаки дождя.

IV. Батавія.

Въ десять часовъ утра бросили якорь на Батавскомъ рейд. Мы были избалованы предыдущими стоянками гд тропическій ландшафтъ во всей могучей сил представлялся взору, и потому берега Батавскаго рейда какъ-то особенно показались мн пустынными и плоскими. На выдавшемся съ правой стороны и едва выходящемъ изъ водъ мыс, среди одноэтажныхъ строеній мстнаго адмиралтейства, вытягивались высокія стрлы крана. Спереди, вглубь материка тянулся прямою лентой длинный каналъ, на заднемъ план котораго вы различали слившуюся въ темное пятно массу зелени. Собственно Батавія, которую нашли на Яв селившіеся здсь Европейцы, расположена на никогда не высыхающихъ и вкъ гніющихъ болотахъ которыми окруженъ на нсколько миль въ глубину Батавскій заливъ. Гибельное дйствіе развивающихся тутъ ядовитыхъ міазмъ заставало бросать бывшій здсь городъ и основать другой за предлами болотъ. Послднему обстоятельству обязана своимъ существованіемъ Новая Батавія, экваторіальная Пальмира, резиденція колоніальныхъ властей и центръ всей яванской промышленности. Несмотря однако на такую предосторожность, господствующія здсь эпидемическія горячки, заражденныя испареніями, являются страшнымъ бичомъ, подъ ударами котораго населеніе города не разъ рдло съ ужасающею быстротой. Тмъ не мене, благопріятныя условія быстраго обогащенія, отчасти и привычка, заставили Европейцевъ пренебрегать смертью, они продолжали жить здсь какъ говорится припваючи.
Не успли мы еще хорошенько прибраться и вымыть загрязненную копотью машины палубу, какъ пріхалъ къ намъ резидентъ въ сопровожденіи своего адъютанта и ари.
Ари по-малайски значитъ огонь. Человкъ именуемый ари есть принадлежность всякаго колоніальнаго туза. Онъ иметъ назначеніемъ носить за бариномъ сандаловый факелъ, о пламя котораго сей зажигаетъ свою сигару. Служа какъ бы вывской знатности, богато одтый ари зачастую иметъ очень важное значеніе въ дом своего барина. Слдуя за нимъ какъ тнь, ари не рдко успваетъ втерется въ полное довріе своего хозяина, а сдлавшись повреннымъ его, становится главнымъ лицомъ въ дом.
Вошедшій на палубу резидентъ, которому были отданы вс подобающія его сану почести, чрезвычайно любезно пожалъ рука нетерпливо обжидавшему съхать на берегъ офицерству, а сошелъ въ каюту капитана гд сервированъ былъ завтракъ. Моя невзрачная матросская голландка не дозволила мн предстать предъ очи его свтлости. Въ довольно грустномъ настроеніи духа гулялъ я по палуб, съ завистью прислушиваясь къ громкому говору по временамъ прерываемому дружнымъ смхомъ завтракавшей компаніи. Матросское же одяніе я носилъ какъ боле отвчавшее условіямъ дятельной службы гротъ-марсоваго старшины, отчасти же какъ боле дешевое.
Но, странное дло, и тутъ случай помогъ мн. Элегантность моего простаго платья, и вроятно пышные банты блыхъ моихъ башмаковъ, возбудили любопытство резидента, вслдствіе чего онъ просилъ чтобы меня представили ему. Имвъ удовольствіе произвесть на его осанистую и красивую фигуру хорошее впечатлніе, я былъ приглашенъ имъ провести нсколько дней въ его резиденціи, на что, конечно, съ дозволенія капитана я съ восторгомъ согласился.
На другой день выкопавъ мою заплеснвшую шляпу цилнадръ и нарядясь въ слежавшійся парижскій фракъ, я съ большимъ нетерпніемъ ожидалъ минуты отправленія шлюпки на беретъ, облекая мозолистыя мои руки въ свтлопалевыя Жувеновскія перчатки.
— А ты, баринъ, блья-то много не трать, не то вымыть не успютъ какъ прідешь, говорилъ мн встовой Осиповъ, широкоплечій матросъ, ухаживавшій за мной какъ нянька, почему и пользовавшійся правомъ нкоторой со мной фамильярности.
— А что по-твоему, умная голова, грязнымъ прикажешь ходить что ли?
— Умная или неумная голова про то Богъ знаетъ, а я теб дло говорю. Прідешь да и попроси мадаму-то чтобы рубахи твои стирали, анъ и ладно будетъ.
Отваливъ отъ борта, направились мы къ каналу соединяющему Батавію съ рейдомъ.
Каналъ длится на дв части. Первая отъ города пролегаетъ по низменной мстности болотистыхъ береговъ, и состоитъ изъ работъ земляныхъ. Вторая, длиною не мене двухъ миль, представляетъ замчательное гидравлическое сооруженіе, составляющее вполн заслуженную гордость здшнихъ инженеровъ. Немало труда и знаній потребовалось чтобы вывести далеко въ глубь залива дв гранитныя стны, промежь которыхъ вырытъ фарватеръ въ который даже большія суда могутъ входить. Инженерамъ пришлось бороться не только съ волненіемъ обширнаго залива, но и съ постояннымъ засореніемъ выкопанной части отъ наносовъ. Это послднее препятствіе такъ велико что и теперь только постоянное и энергичное расчищеніе дна можетъ не допускать образованія перекатовъ и мелей. Об дамбы въ залив оканчиваются круглыми бастіонами куда предполагалось поставить орудія. Въ описываемое же время, бастіоны служили мстомъ сборища Малайцамъ, любителямъ морскихъ купаній, такъ и туземнымъ бурлакамъ тянущимъ на бичев суда до города.
Пройдя морскую часть канала, мы поплыли по континентальной, крайне плоской и болотистой, сплошь заросшей тростниками и мелкимъ кустарникомъ. Не совсмъ пріятно поражаетъ васъ здсь, съ непривычки, множество аллигаторовъ получившихъ тутъ какія-то права гражданства. Какъ разъ за шлюпкой высовывалось продолговатое рыло большой амфибіи, пыхтя и грузно плывшей за катеромъ.
На берегу, мы могли видть ихъ во всхъ позахъ, лежавшими на песк и грвшимися. Замчательно что это животное, живя вблизи людей, утратило свой хищный характеръ и охотится только за курами, до которыхъ очень лакомо.
Свободно плавая по каналу, аллигаторы не позволяютъ себ переступать извстную границу водъ, и зачастую вы можете увидть купающихся людей въ какихъ-нибудь пятидесяти саженяхъ отъ грющейся амфибіи.
Жители Батавіи не запомнятъ несчастія случившагося съ человкомъ, хотя много жалуются на гастрономическія наклонности и охотническіе набги этого животнаго на куръ, гусей и утокъ.
Выйдя на пристань и отославъ шлюпку обратно, я началъ искать глазами какого-нибудь экипажа, такъ какъ оставалось до Батавіи около двухъ миль, которыя пройти пшкомъ по жар, и при томъ съ чемоданомъ, было не возможно. Не говоря по-голландски ни слова, я былъ въ большомъ затрудненіи какъ объяснить окружавшимъ что мн было нужно. Но и въ этомъ случа я неожиданно былъ выведенъ изъ непріятнаго положенія появленіемъ Китайца говорившаго по-англійски. Онъ любезно послалъ своего сына за коляской, а пока просилъ войти къ нему въ домъ вмсто того чтобы на сильномъ припек солнца ожидать посланнаго.
Мой новый знакомый, зажиточный Китаецъ, былъ старшиной этой части стараго города, исключительно заселенной его единоплеменниками. Онъ ознакомилъ меня съ тяжелымъ положеніемъ куліевъ {Кули — законтрактовавшійся на срокъ китайскій работникъ вн своего отечества.} на Яв. Преимущественно голодъ и нищета заставляютъ Китайцевъ покидать свое отечество. Переселеніе ихъ, представляя выгодную спекуляцію для Европейцевъ, производится обыкновенно въ обширныхъ размрахъ слдующимъ порядкомъ: Хозяева плантацій, въ виду слабости и лни мстнаго населенія, посылаютъ въ Китай для найма рабочихъ. Нанятые за ничтожную плату на три, пять, даже десять лтъ, Китайцы поступаютъ на весь періодъ контракта въ полное распоряженіе и даже владніе нанявшаго ихъ плантатора. Отъ природы трудолюбивые, они употребляются на самыя тяжелыя работы, въ самыхъ нездоровыхъ мстностяхъ, причемъ до восьмидесяти процентовъ обыкновенно погибаютъ отъ лихорадокъ. Выжившіе сроки счастливцы, обыкновенно изнуренные, безъ гроша остаются на Яв, занимаясь всми возможными мелкими промыслами. Въ этомъ обстоятельств отчасти слдуетъ видть причину процвтанія, на Яв мелкихъ ремеслъ. Несмотря на скудость барышей, многіе Китайцы, благодаря ихъ усиленному трудолюбію, хитрости, ловкости, пронырливости и частью плутоватости, длаясь зажиточными, въ свою очередь эксплуатируютъ своихъ братьевъ.
Китайская часть Батавіи, за рдкими исключеніями, грязна и бдна. Низкіе полуразрушенные каменные дома съ галлереями, убогія лавки гд все продается начиная отъ гніющей говядины до опіума, вотъ все что вы встрчаете въ грязныхъ и поразительно вонючихъ улицахъ, по которымъ во вс стороны шныряютъ ея изнуренные обитатели.
Слушая жалобы Китайца на здшній бытъ, весьма меня интересовавшій, я не замтилъ двухъ часовъ проведенныхъ въ бесд, подъ конецъ которой была приведена коляска. Мн приходилось хать въ самую жару, показавшуюся мн нестерпимою. Пробжавъ быстро разстояніе раздлявшее старую Батавію отъ новой по прекрасному шоссе, обсаженному громадными деревьями, Я изнеможенный жарой въхалъ въ эту тропическую Пальмиру.
Батавія, конечно, одинъ изъ самыхъ типическихъ городовъ когда-либо виднныхъ мною.
Все въ немъ своеобразно и приспособлено къ климатическимъ мстнымъ условіямъ. Прямыя широкія улицы, обсаженныя тнистыми деревьями, длятъ городъ на правильные кварталы. За этими аллеями и по об стороны раскидываются парадные дворы, во глубин коихъ расположены жилища.
Дома зажиточныхъ людей, могущіе называться дворцами, по своему великолпію и размрамъ, выстроены обыкновенно въ классическомъ греческомъ стил. Дворцы эти отстоять другъ отъ друга на большихъ промежуткахъ, занятыхъ роскошными садами, обыкновенно окружающими эти палаццо. Чистота необычайная. Тнь везд. Воды сколько хочешь.
Я халъ какъ по пустынному городу, и только кое-гд валявшіеся подъ деревьями Малайцы свидтельствовали о его обитаемости.
Въ полуденные часы, благодаря жар царствующей почти круглый годъ, вошло въ обыкновеніе ничего-недланье, или лучше сказать спанье дома въ полутемныхъ комнатахъ.
Городъ просыпается за часъ до заката солнца, и кипитъ далеко за полночь лихорадочною дятельностью благодаря нкоторой прохлад.
Подъхавъ къ портику дома резидента, поддерживаемому высокою колоннадой которая упирается на отлогую мраморную лстницу мраморныхъ же колоннъ, я былъ встрченъ ожидавшимъ меня дворецкимъ, который тотчасъ повелъ меня въ приготовленные для меня покои.
Отведенное для моего жительства помщеніе состояло изъ трехъ высокихъ прохладныхъ комнатъ, уютныхъ и удобныхъ, изъ нихъ одна была занята большою мраморною ванной.
Заботливость резидента поразила меня. На письменномъ стол все нужное для письма, въ шифоньерк цлая библіотека роскошно переплетенныхъ книгъ, а на туалетномъ стол цлый косметическій магазинъ. Представивъ долженствовавшаго служить мн камердинеромъ моего ари, безмолвный дворецкій поклонясь вышелъ.
Около четырехъ часовъ, любезный хозяинъ пришелъ освдомиться хорошо ли мн, а вслдъ за тмъ повелъ представать меня своей жен.
Одичавъ совсмъ, благодаря суровымъ условіямъ матросской моей жизни, я чувствовалъ неловкость, даже страхъ вообразить себя лицомъ къ лицу съ женщиной. Признаюсь, идя я тщетно подготовлялъ фразу для вступленія въ разговоръ, и былъ такъ занять этимъ что не замтилъ какъ пройдя цлый рядъ комнатъ мы очутились въ пріемной, по мозаик которой, едва касаясь ножками, шла навстрчу намъ молодая жена резидента.
Увидавъ ее, я совсмъ растерялся, покраснлъ, и сжавшееся отъ застнчивости горло потеряло способность издавать звука. Словомъ, положеніе мое было самое глупое. Резидентша кажется сжалилась надо мною, и начала первая свое привтствіе.
— Mon mari n’а fait que parler de vous hier et j’avoue fai t toute curieuse et impatiente de faire votre connaissance. Monsieur, soyez le bienvenu chez nous, продолжала она, протягивая свою красивую ручку.
Боже, что со мной длалось! Я готовъ былъ просто-напросто провалиться сквозь полъ, тмъ боле что моему смущенію не предвидлъ конца.
Однако радушіе хозяина и любезность его жены скоро разсяли мое смущеніе, и я съ удовольствіемъ предался той милой болтовн при которой такъ скоро знакомишься, не замчая какъ время идетъ.
Родомъ Парижанка, моя молодая и хорошенькая собесдница была мила до нельзя. Не прошло часа, мы уже была почти старыми знакомыми.
Трудно представить себ что-нибудь прекрасне ея шелковистыхъ черныхъ кудрей, густыми и прихотливыми волнами падавшихъ на ея роскошныя плечи. Они окаймляли какъ изъ кости точеный прямой, широкій лобъ, на вискахъ котораго стью обозначались, просвчивая сквозь розовую и прозрачную кожу, синія жилки. Голубые глаза оснялись длинными темными рсницами, отъ которыхъ тнь ложась на нижнюю вку придавала взору глубину и неопредленность. Прямой тонкій носъ, розоватыя подвижныя ноздри, восхитительныя губки, за карминомъ которыхъ проглядывали два ряда ровныхъ жемчужинъ, все вмст представляло взору одну изъ очаровательнйшихъ головокъ. Плнительная улыбка, грація не только каждаго движенія, но каждой интонаціи гармоническаго голоса, длали изъ нея женщину отъ которой справедливо вся Батавія сходила съ ума.
Она была въ бальномъ открытомъ плать, съ цвтами на голов, одяніе которое носится здсь постоянно зажиточными женщинами.
Мы долго болтали втроемъ, и я ознакомился съ жизнью батавскаго общества. Узналъ что здсь есть опера, много танцуютъ, что живутъ преимущественно ночью, что мужья работаютъ и пріобртаютъ, а жены веселятся и транжирятъ доходы. Словомъ, узналъ все, даже нсколько городскихъ новйшихъ сплетенъ, подстрекнувшихъ мое любопытство настолько что я просилъ хозяйку поскоре познакомить меня съ дйствующими лицами слышанныхъ легендъ.
Милая хозяйка предложила мн прогуляться по городу. Мы вышли на подъздъ, у котораго ожидала высокая victoria запряженная четверкой кровныхъ англійскихъ клеперовъ. У подножекъ экипажа, почтительно изогнувшись, стояли два скорохода въ блествшихъ золотомъ бархатныхъ курткахъ. Усвшись въ коляску, мы похали продолжая весело болтать.
Пустынныя утромъ улицы теперь кишли народовъ всхъ племенъ и состояній. Тамъ взводъ всадниковъ мстной кавалеріи съ огромными ликами въ рукахъ и саблями влачащимися по земл, прискакивая по-англійски, дутъ рысью на крошечныхъ мстныхъ клеперахъ, замчательно выносящихъ жару и усталость, а по росту походящихъ на меделянскихъ собакъ. Одтые по-европейски, эти воины съ отвислыми губами и при громадныхъ шпорахъ, привязанныхъ ремнями къ босымъ ногамъ, невольно заставляли улыбаться. Тысячи Яванцевъ, Индусовъ, Макассарцевъ, жителей острова Бали и другихъ, въ праздничныхъ нарядахъ блествшихъ золотомъ, яркостью и безвкусіемъ, толкались рядомъ съ европейскимъ населеніемъ мущинъ и женщинъ, бальныя платья которыхъ, особливо блыя плечи, рзко выдавались на темно-бронзовомъ фон широкоскулыхъ малайскихъ лицъ. Издали доносились до васъ звуки оркестра, шумъ, смхъ и гулъ толпы давали всему видъ празличнаго народнаго гулянья, посреди котораго, ведомыя подъ узцы соскочившими съ запятокъ скороходами, переднія лошади, фыркая и танцуя, насилу пробирались.
Когда мы пріхали на гулянье, наша коляска была окружена всею jeunesse dore Батавіи. Молодые люди наперерывъ любезничали съ моею сосдкой.
Прослушавъ немного музыку, репертуаръ которой очень обширенъ и персоналъ замчательно хорошъ, мы похали обратно, сдлавъ по дорог нсколько визитовъ. Повсюду я встртилъ радушіе и гостепріимство. По сіе время съ благодарностью вспоминаю объ этихъ минутахъ проведенныхъ въ сред молодыхъ женщинъ здшняго общества, такъ обласкавшихъ меня.
Подъзжая къ дому я былъ пораженъ видомъ военнаго пикета солдатъ, вооруженныхъ вмсто ружей длинными широкими вилами. Это, объяснила мн резидентша, предосгорожность противъ амаковъ.
Амаки — люди подверженные совершенно мстному роду сумашествія причиняемому чрезмрнымъ употребленіемъ опія. Эта несчастные, вооружась саблей, кинжаломъ, словомъ, чмъ полно, бгаютъ и ржуть всякаго встрчнаго во славу Магомета.
Завидвъ или узнавъ о появленіи амока, пикетъ бжитъ и окружаетъ его, сдерживая скрещенными вокругъ его стана вилами, а командующій унтеръ-офицеръ, имющій знакомъ отличія башмаки, убиваетъ амака какъ бшеную собаку.
Возвратясь въ домъ резидента, въ пріемной я нашелъ толпу гостей собравшихся обдать. Опять пошли представленія и пониманія рукъ.
Сдержанная мене Англичанъ, здшняя молодежь соединяетъ съ французскою любезностью и веселостью голландскую простоту и радушіе. Изъ короткаго знакомства съ нею я вынесъ самое пріятное воспоминаніе.
Ровно въ восемь часовъ, въ отворенныя настежь двери, при двухъ ассистентахъ въ роскошныхъ мстныхъ костюмахъ, вошелъ въ черномъ фрак дворецкій съ докладомъ о поданномъ обд. Какъ иностранцу, мн выпало на долю быть кавалеромъ хозяйки.
Залъ въ которомъ мы должны были обдать былъ такъ хорошъ что я позволяю себ оставить на нсколько минутъ очаровавшую меня хозяйку и ввести въ него читателя.
Представьте себ внутренность громаднаго античнаго храма. Посреди, широкій куполъ покоится на мраморныхъ колоннахъ, бронзовыя основанія которыхъ стоятъ на полу, собранномъ шахматною доской изъ цвтныхъ мраморовъ.
Гладкія, блыя, блестящія стны служили гигантскими рамами потемнвшимъ отъ древности большимъ картинамъ повшеннымъ по одной въ средин каждаго ими составляемаго четвероугольника. Стны и картины были испещрены миріадами красивыхъ небольшихъ разноцвтныхъ ящерицъ, быстро бгавшихъ по нимъ и ловившихъ мухъ. Между колоннъ до верху покрытыхъ вьющимися растеніями, и среди зелени роскошнйшихъ представителей мстной флоры, группировалась удобная золоченая мебель, казавшаяся микроскопическою сравнительно съ вышиной окружавшихъ ее кустовъ и деревьевъ, которые въ свою очередь не могли похвастать ростомъ въ этой величественныхъ размровъ зал.
Подъ громадною бронзовою люстрой, спускавшеюся съ купола и горвшею сотнями огней, былъ сервированъ столъ. Близна скатерти, грань искрившагося хрусталя, блескъ серебряныхъ вазъ съ пирамидами душистыхъ фруктовъ и громадныхъ букетовъ, располагалъ къ веселости. Прибавьте къ этому толпу суетящейся прислуги въ богатыхъ фантастическихъ костюмахъ, громадные вера изъ золотыхъ перьевъ райской птицы, наконецъ тихіе, какъ бы издали несущіеся звуки спрятаннаго гд-то въ цвтахъ оркестра, и вы поймете, читатель, что я не смлъ протереть себ глазъ изъ боязни что проснувшись прерву этотъ восхитительный сонъ, который могъ соперничать съ волшебными разказами Тысячи Одной Ночи.
Обдъ подвигался къ концу. Сдержанность при начал уступила мсто беззаботной веселости, мастерски возбужденной умніемъ хозяевъ.
— Слышали ли вы, господинъ резидентъ, что около Бантонга снова появились тигры? сказалъ г. Ванъ-Т***, записной охотникъ атлетическаго сложенія, съ добродушною улыбающеюся физіономіей.
— Какъ же! Даже хотлъ вамъ предложить поохотиться, отвчалъ послдній, и глядя на меня продолжалъ:— Прекрасный случай пофетировать нашего молодаго гостя.
— Только не ране недли, ршила хозяйка, — такъ какъ уже шесть дней уже заняты. Я уврена, продолжала она, обратясь ко мн,— что вы не промняете предположенныхъ удовольствій за охоту. Не правда ли?
— Конечно нтъ, отвчалъ я поспшно, хотя признаюсь не былъ совершенно увренъ въ искренности сказаннаго. Обуявшій меня духъ новизны и сильныхъ ощущеній такъ и толкалъ впередъ по стез невдомаго.
— Итакъ въ среду въ путь, ршилъ хозяинъ.
— Оно и лучше не торопясь приготовиться къ охот, сказалъ г. Ванъ-Т***.
Этомъ радостнымъ извстіемъ закончился пиръ, и вставъ мы вышли на террасу роскошнаго резидентскаго сада.
Я скоро сошелся съ г. Ванъ-Т***, оказавшимся вполн славвымъ малымъ. Тутъ же онъ предложилъ мн свои услуги чичероне, отъ чего конечно я не отказался.
Далеко за полночь продолжалась веселая бесда. Завлекательные разказы съ одной стороны, веселыя шутки съ другой, заполонили совсмъ мое вниманіе, такъ что мн жаль стало когда пришло время уходить.
Придя къ себ, я засталъ прикомандированнаго ко мн Малайца бодрствующимъ, онъ выкуривалъ миріады комаровъ и мускитовъ забившихся подъ пологъ ожидавшей меня кровати. И тутъ новость: вмсто обыкновенныхъ простынь, я нашелъ тонки мягкія цыновки, а также въ длину положенный довольно объемистый тростниковый пустой цилиндръ. При вид моей удивленной физіономіи, Малаецъ объяснилъ мн что здсь вс спятъ съ такими цилиндрами между ногъ, покрываясь циновками, и что безъ этихъ предосторожностей спать нтъ никакой возможности отъ жара. Я безусловно допускалъ эту невозможность, имя предъ глазами термометръ который показывалъ 31о.
Оставшіеся немногіе часы ночи я провелъ безъ сна. Жаръ, немилосердое жужжаніе комаровъ, а отчасти и виднное мной днемъ, такъ расшевелили нервы что сомкнуть глазъ не было возможности.
Только-что стала заниматься заря, я увидалъ входящаго уже въ спальню г. Ванъ-Т***.
— Пора вставать, сказалъ онъ.— Предъ нами три часа прохлады, воспользуемтесь этимъ временемъ.
Окунувшись въ ванну показавшуюся мн ледяной, я мигомъ одлся, и закуривъ сигары мы сли въ коляску и помчались по кипвшимъ уже жизнью улицамъ Батавіи.
Было четыре часа утра.
Легкая коляска запряженная парой ретивыхъ лошаденокъ управляемыхъ Малайцемъ кучеромъ, понукавшимъ ихъ голосомъ и бичомъ, мчала насъ съ одуряющею скоростью. Быстро миновавъ аристократическую часть Новой Батавіи, мы въхали въ промышленную, вдоль и поперекъ перерзанную густо обросшими каналами служащими торговыми путями сообщеній.
Сотни пирогъ нагруженныхъ грудами пахучихъ фруктовъ, зеленью и живностью, съ трудомъ пробирались по темнымъ водамъ арройасовъ. {Мстное названіе каналовъ.} Дивная растительность окаймляла ихъ берега. Тутъ были густые султаны кокосовой пальмы, темно-зеленые гигантскіе листья бананника, хлопчатое дерево покрытое какъ бы пушистыми шарами снга, какими представлялась лопнувшіе плоды съ выглядывавшимъ изъ нихъ блымъ блестящимъ пухомъ хлопка. Тутъ пальма раскинула громаднымъ веромъ свою листву. А въ нее стоило только воткнуть ножь чтобы получить фонтанъ молочной вкусной воды. Наконецъ нескончаемые баніасы, громадныя деревья разростающіяся длинными тонкими отпрысками которые спускаются съ втвей на землю: коснувшись земли и пустивъ корень, втви эти въ свою очередь разрастаются деревомъ, изъ котораго вытягиваются плодовитые отростки.
Все это перемшанное кучей льянъ, часто покрытыя яркими цвтами, представляетъ такую густую темную пахучую арку надъ каналомъ что даже полуденные жгучіе лучи солнца не въ состояніи пробить ее. Я не могъ оторвать глазъ отъ медленно плывшихъ пирогъ, ни отъ группъ, весело купавшихся и брызгавшихся водой людей, отъ цвтовъ роскошныхъ, покрывавшихъ воду, кувшинчиковъ и купавокъ.
Посл трехъ четвертей часа бшеной зды мы въхали въ Старую Батавію, этотъ гробъ столькихъ тысячъ людей, обитаемый теперь только Малайцами и Китайцами. Что за поразительная разница съ оставшеюся назади Новою Батавіей! Грязь, нищета, вонь, о которой трудно состав себ понятіе не испытавъ и не видавъ ее своими глазами. Тягостно длается глядя на снующія здсь изнуренныя, подъ вліяніемъ убійственныхъ міазмовъ лица обитателей, носящія вс отпечатокъ смерти.
Эти смертельныя испаренія имютъ своимъ источникомъ лса корнепусковъ въ изобиліи растущихъ на вонючихъ, никогда не высыхающихъ грязяхъ окружающаго эту мстность прибрежья.
Борнелускъ ядовитый кустарникъ. Громадный, шишкообразный корень его разбухаетъ отъ покрывающей его воды прилива и увеличивается въ окружности на нсколько дюймовъ. Оголенный спавшими при отлив водами корень этотъ, высыхая подъ жгучими лучами солнца, выпаряетъ изъ себя ядовитыя міазмы, носящіяся надъ его лсами въ вид желтоватаго пара. Горе тому мсту куда капризъ втра занесетъ ихъ! За появленіемъ этихъ міазмъ слдуетъ неминуемая смерть отъ отравы.
Цлью вашей прогулки были между прочимъ конечные форты моловъ канала соединяющаго рейдъ съ Батавіей. Мы хали по болотистой дорог издававшей особенно непріятный запахъ гнили, и подскакавъ къ каменнымъ сооруженіямъ пошли къ бастіонамъ пшкомъ. Идти надо было версты три. Становилось жарко, однако благодаря моему собесднику, я не замтилъ какъ, миновавъ раздлявшее насъ пространство, мы очутились на бастіон.
Вступивъ туда, мы тотчасъ же были окружены кричавшею и толкавшеюся толпой Малайцевъ, просившихъ подачки, что и было исполнено Ванъ-Т***, который бросилъ горстъ мелкихъ монетъ въ море. Отхлынуть отъ насъ, прослдить за падающими въ воду деньгами и броситься за ними было для нихъ дломъ мгновенія. Не успли еще улечься кольца расходившіеся на гладкой поверхности воды рейда съ мстъ куда нырнули люди, какъ стали показываться одна за другою головы, затмъ высовываться руки, промежъ пальцевъ которыхъ блестло брошенное Ван-Т*** серебро. А вслдъ затмъ вся эта гоготавшая гурьба шумно поплыла обратно, борясь и отымая другъ у друга находку. Громкій неожиданный возгласъ послдняго изъ нихъ погналъ плывущей стрлой къ спускавшейся по боку бастіона лстниц, на которую онъ и сталъ взбираться съ крайню поспшностію и со всми признаками сильнаго страха. Почти одновременно Ван-Т*** обратилъ мое вниманіе на большое, выходившее изъ воды, спинное перо приближавшейся черной шарки, не вдалек плывшей отъ только-что вышедшихъ людей.
Черная шарка — громадная акула. Она замчательна своею величиной и силой. Въ лоціяхъ береговъ и морей гд она водится встрчаемъ баснословныя описанія ея прожорливости, въ род того что въ живот пойманной шарки такимъ-то кораблемъ нашли еще не разложившагося англійскаго часоваго съ ружьемъ, упавшаго съ такого-то судна и цликомъ проглоченнаго чудовищемъ.
Несмотря на эти сказки въ которыя туземцы крпко вруютъ, нашелся охотникъ помриться ловкостью съ этою ужасною рыбиной, подплывшею со свойственною ею смлостью почти къ каменнымъ стнамъ бастіона. Взявъ въ зубы большой ножъ, Малаецъ бросился въ воду и нырнулъ. Что происходило въ безмолвныхъ мутныхъ волнахъ залива я не знаю, но чрезъ минуту которая показалась мн въ тревожномъ ожиданіи цлымъ часомъ, этотъ молодецъ выскочилъ какъ пробка изъ воды, держа въ рук ножъ со стекавшею съ него окрашенною кровью водой.
Почти вслдъ за нимъ всплыло блое распоротое брюхо чудовища еще бившагося въ предсмертныхъ конвульсіяхъ. Дружный крикъ привтствовалъ побдителя, смиренно влзавшаго на лстницу входа, на верху которой стоялъ Ванъ-Т***, держа въ рукахъ золотую монету, награду Малайца за его неустрашимость.
Весь фортель этой продлки, какъ объяснилъ мн Ванъ-Т***, когда мы возвращались, заключается въ умнь пользоваться неспособностью рыбы схватывать что-либо сверху внизъ, причемъ ршающійся продлать штуку Малаецъ, нырнувъ подъ рыбу и схвативъ одною рукой за ея крыло, успваетъ распороть ей брюхо ране нежели чудовище попробуетъ бжать или обороняться.
Усталый, вернулся я домой. Безъ сна проведенная ночь, палившее солнце, сильныя ощущенія, все вмст свалило меня на кровать, и я заснулъ богатырскимъ сномъ какимъ спитъ только усталая, безмятежная юность.
Посл обда, также весело проведеннаго и роскошно сервированнаго какъ вчера, мой чичероне, прозванный хозяйкой не знаю почему-то моимъ злымъ геніемъ, пришелъ ко мн съ предложеніемъ вмст идти смотрть танцы ронгинъ.
Ронгина завезена сюда изъ Индіи. Танцовщица по виду, по ремеслу же совсмъ иное, она прибгаетъ къ танцамъ какъ и могущественному средству дйствовать на мущинъ.
По мр приближенія къ мсту гд должны были видть тандахъ, танецъ ронгинъ громче и громче до насъ доносились звуки оркестра возвщавшаго скорое начало представленія.
Вотъ мы на одной изъ загородныхъ площадей, посреди которой воздымался громадный шатеръ, окруженный густою толпой жаждущихъ попасть въ этотъ храмъ наслажденій. Наше положеніе Европейцевъ давало намъ преимущество предъ всми, и разступавшаяся толпа дозволила намъ скоро добраться до палатки. Картина представившаяся тутъ была чрезвычайно своеобразна. Во глубин, на блыхъ плетеныхъ цыновкахъ сидли поджавъ ноги семь ронгинъ. Он, несмотря за свою молодость и отчасти красоту, вс носили тяжелый отпечатокъ разврата и изнеможенія.
Одежда ихъ состояла изъ короткой шелковой юпки, массы бусъ и густо падавшихъ на плечи волосъ. Он громко переговаривались и хохотали окидывая жгучими взглядами то входящихъ, то толпу, сидвшую живописными группами со всми признаками сндающаго нетерпнія. Вся внутренность шатра была обвшена сотнями горвшихъ фонарей и насыщена возбуждающимъ запахомъ мускуса, а откуда-то несшіеся звуки плясовой раздражали въ высшей степени нервы.
Танцы ронгинъ скоро такъ наэлектризовали публику что молодые изъ туземцевъ стали являться на сцену чтобы танцовать съ ними. Страстныя, порывистыя движенія танцовщицы, трепещущее тло, горячіе поцлуи, все это скоро доводило мущину до полнаго изступленія, вслдъ за чмъ наступало полнйшее изнеможеніе. Не будучи въ состояніи продолжать пляску, онъ долженъ былъ отказываться отъ состязанія. За удовольствіе протанцовать и получить нсколько поцлуевъ танцоръ отдавалъ баядер вс находившіяся у него деньги, и пристыженный уходилъ на свое мсто.
Неудача одного подстрекала другаго, затмъ третьяго, а въ сумм выходило что танцовщица зарабатывала себ хорошія денежки. Надо отдать однако справедливость что изъ семи ронгинъ мной виднныхъ, я не замтилъ ни у одной ни грубо цинической позы, ни грязно эротическаго движенія.
Счастливымъ считался тотъ добровольный танцоръ чьи силы выносили испытаніе и искусъ танцевъ. Въ этомъ случа плясавшая съ нимъ ронгина принадлежала ему всецло до слдующаго тандаха, то-есть до слдующаго вечера. Въ мое присутствіе однако ни на чью долю не выпало этого счастія.
Съ тяжелымъ впечатлніемъ дернулся я домой. Всю ночь снились мн танцующія ронгины, и только предъ утромъ удалось мн отдлятся отъ кошмара.
Семь дней проведенныхъ въ Батавіи были рядъ баловъ и обдовъ. Началось съ бала у резидента. Не стану описывать всхъ этихъ празднествъ въ европейскомъ вкус, такъ они отличались только великолпіемъ обстановки, массой красивыхъ женщинъ, да ежели хотите, такимъ entrain и весельемъ какого мн никогда не встрчалось видть въ Европ. Тутъ дйствительно веселились отъ души, танцуя до упаду.
На одномъ изъ послднимъ баловъ я усталъ до того что свъ въ кресло въ будуар хозяйки, заснулъ. Будуаръ этотъ примыкалъ къ спальн, и потому не былъ даже освщенъ. Балъ кончился, гости разъхалась, а молодые хозяева, какъ я это узналъ посл, говоря о моемъ внезапномъ исчезновеніи, лукаво улыбались. Долго ли спалъ, я не знаю, но помню только что былъ пробужденъ какимъ-то грохотомъ. Пока я протиралъ глаза, и стараясь уяснить себ гд я и какъ сюда попалъ, находившаяся впереди меня дверь вдругъ отворилась, и я увидалъ шедшаго прямо на меня хозяина, въ одной рубашк, со свчей въ рукахъ, а изъ-за него выглядывало испуганное лицо хорошенькой его жены, явившейся какъ была въ постели. Когда они увидли меня, посреди обломковъ фарфора упавшаго вмст съ небольшою этажеркой, вроятно мной во сн уроненною, и причинившаго весь переполохъ, у нихъ, надо полагать, спала цлая гора съ плечъ, а переходъ отъ возбуждевнаго состоянія къ успокоенію такъ внезапенъ что позабывъ свое боле нежели легкое платье, они кинулись ко мн и смясь стали разспрашивать почему я тутъ. {Хозяева не на шутку перепугались, что и понятно, ежели вспомнимъ что на Яв существуютъ амаки и шайки разбойниковъ ни предъ чмъ не останавливающіяся.}
Молодая женщина первая замтила неловкость своего положенія, и дйствительно она подъ руку мужа стояла въ одной бюстовой рубашечк которая падала съ плечъ.
Покраснть, вскрикнуть и убжать было для нея дломъ мгновенія.
Мы же съ ея мужемъ хохотали какъ сумашедшіе. Дйствительно, сцена становилась до нельзя куріозною, тмъ боле по съ каждымъ мгновеніемъ являлись новыя испуганныя лица многочисленной дворни. Челядь просто недоумвала, глядя на насъ, стоявшихъ другъ предъ другомъ и помиравшихъ со смху. Для полноты слдуетъ прибавить что вс лица этой буффонады, за исключеніемъ меня во фрак и бломъ галстук, были въ однхъ рубашкахъ и со свчьми въ рукахъ.
Придя домой, я не ложился, а оставшійся часъ посвятилъ осмотру оружія, такъ какъ завтра съ разсвтомъ мы вызжаемъ на охоту.
Первый проблескъ зари засталъ насъ всхъ готовыми къ вызду. Высокіе сапоги, предосторожность отъ змй, синяя блуа, на голов что-то въ род шлема съ вентиляціей и другими затями длающими этотъ головной уборъ непроницаемымъ для солнца, штуцеръ въ рукахъ, ножъ и топорикъ за поясомъ,— вотъ какъ выходили мы на дворъ резидентскаго дома отправляясь въ путь. Два экипажа, похожіе на большія корзины съ крышами, съ сидньями сзади и спереди, запряженныя каждый восьмью борзыхъ клеперовъ, ожидали насъ у подъзда. Размстившись въ нихъ, мы выхали со двора и понеслись по широкимъ улицамъ Батавіи. Топотъ копытъ, хлопанье бичей, грохотъ погремушекъ, пронзительные крики понукавшимъ лошадей возницъ, все это вмст составляло какофонію, не лишенную, ежели хотите, какой-то дикой прелести.
При каждомъ экипаж, кром кучера-Малайца, было по два скорохода, поперемнно бжавшіе рядомъ съ лошадьми. Голые, они ловко вскакивали на подножки экипажа когда длинная въ три выноса запряжка пускалась карьеромъ, но только лишь устававшія лошади умряли свой бгъ, эти статные и красивые Малайцы, соскочивъ на ходу и подбжавъ къ лошадямъ, частью голосомъ, частью же бичомъ вновь пускали вскачь запыхавшуюся упряжку.
Мы хали по прекрасному шоссе, защищенные густою тнью окаймлявшихъ его хлопчатниковъ, на сучьяхъ которыхъ подвшены проволоки телеграфа. Окружающія дорогу земда воздланы везд тщательно. Поля золотистаго раса, сахарнаго тростнику и бетеля въ перемшку съ плантаціями кофе, ванили и корицы, тянулись почти безпрерывно, и только кое-гд букеты пальмъ и мускатныхъ деревьевъ разнообразили монотонію ландшафта.
Не большія протяженія полей даютъ возможность защищать посвы отъ стай марабу, блыхъ журавлей и другихъ птицъ оригинальнымъ и красивымъ пугаломъ. Посреди поля, на высокихъ бамбуковыхъ жердяхъ, устраивается крытая листьями будка, отъ которой какъ паутины во вс стороны къ меж тянутся тонкія веревки съ привязанными къ нимъ длинными листьями. Мальчишка-Малаецъ, сидя въ будк и дергая за эти веревки, приводитъ въ колебаніе систему безчисленныхъ листьевъ спугивающихъ птицъ.
Вообще говоря все встрчавшееся по дорог поражало меня порядкомъ, чистотою и предусмотрительностью. Правильное почтовое сообщеніе связываетъ вс мало-мальски значительные центры промышленности. Оно производится по прекраснымъ шоссированнымъ дорогамъ, густо обсаженнымъ тнистыми деревьями. Плавно качаясь на мягкихъ рессорахъ быстро несущагося экипажа, оставляя за собой то прекрасно воздланныя поля высшей культуры, то живописно расположенныя чистыя красивыя деревушка, гд все дышетъ довольствомъ, никакъ не подумаешь что путешествуешь на крайнемъ Восток въ стран признанной почему-то дикою. Но раболпство мстнаго населенія поражаетъ васъ. Такъ и мерещится широкоплечій, вооруженный бичемъ, Голландецъ, проводящій по изогнутымъ предъ нимъ туземнымъ спинамъ идеи прогресса. Здсь туземецъ не что иное какъ орудіе обогащенія Европейца, смотрящаго на него тмъ же заботливымъ окомъ съ какимъ глядитъ на жирнаго буйвола. Проявленія раболпства мы встрчали на каждомъ шагу. Стоитъ блому показаться, какъ все въ виду его находящееся, въ знакъ уваженія, садится на корточки и понура голову сидитъ пока не потеряетъ его изъ виду. Мн тяжело было смотрть какъ по мр нашего приближенія все валилось какъ скошенное. Попадалась ли артель перенощиковъ, прибжкой несшихъ на длинныхъ коромыслахъ грузы, или группа женщинъ съ закинутыми за-спину грудными дтьми, вс безразлично, завидвъ пыль поднятую нашми колесами, поспшно клала грузы а дтей ни землю, а сами садились въ ожиданіи нашего прозда.
Бшено проскакавъ въ три съ половиною часа раздлявшія насъ отъ Бейтзенорга сорокъ миль, мы въхали въ эту роскошную мстную резиденцію вице-короля, славящуяся своимъ музеемъ, а еще боле единственнымъ въ мір ботаническимъ садомъ.
Это естественная оранжерея, расположенная на нсколькихъ квадратныхъ верстахъ, у которой крыша — лазоревый куполъ тверди залитой золотомъ лучей, проходы — тнистыя, широкія аллеи, бассейны — цлыя озера прозрачной какъ кристаллъ воды. Все это вмст является предъ вами дивною декораціей фантастическаго балета. Чего здсь нтъ? Сотни тысячъ растеній, собранныхъ на красивыхъ уступахъ причудливыхъ скалъ, растутъ и процвтаютъ изъ-подъ волшебнаго жезла здшняго волшебника, г. Теймана, уже тридцать лтъ посвятившаго себя наук и дтищу своему, саду.
Тутъ самые необычайные экземпляры орхидей, повиснувъ за тонкихъ стебляхъ лъянъ, представляютъ взору грозды цвтовъ, мрно качающихся подъ дуновеніемъ освжающаго втерка. Немного дале, какъ-бы въ насмшку, большія черныя обезьяны, точно думая представить изъ себя цвты, прицнясь длинными хвостами къ сучьямъ деревьевъ, съ крикомъ и свистомъ раскачиваются на этихъ имлровизованныхъ качеляхъ. Здсь, на тихихъ водахъ овальнаго озера, виднются тысяча разноцвтныхъ лепестковъ промежь листвы роскошной водоросли, казкущейся мизерною въ сравненіи съ гигантскими листьями Victoriae Reginae.
Гоняясь за блестящею бабочкой, порхавшею надъ водой, выскочившій слишкомъ высоко изъ нея карась упалъ на одинъ изъ листьевъ этого растенія, похожихъ на круглые подносы въ шесть футовъ діаметра. Несмотря на силу паденія рыбы въ нсколько фунтовъ вса, листъ даже не выгнулся, а бдный карась прыгалъ на немъ какъ на сковород, пока не былъ мигомъ схваченъ птицей спустившеюся на него съ быстротой стрлы.
Немного дале виднлась аллея ядовитыхъ растеній.
Глубокое раздумье овладваетъ вами при мысли что предъ глазами находится та естественная химическая лабораторія, гд природой вырабатываются соки съ употребленіемъ которыхъ сопряжены съ одной стороны отравы, страданія и преступленія, съ другой — благодтельное исцленіе столькихъ болзней.
Я былъ выведенъ изъ своего раздумья группой подошедшихъ къ вамъ большихъ обезьянъ. Твердо стоя на заднихъ ногахъ, нкоторыя изъ нихъ смло пожали намъ руки, и съ важностью, не торопясь, удалились на лужайку гд предались самымъ разнообразнымъ гимнастическимъ упражненіямъ.
Постивъ музей полный желтоватыхъ алмазовъ Борнео, олова Суматры и мди Целебеса, а также пышный дворецъ вице-короля, которому не удалось представиться такъ какъ онъ ухалъ внутрь острова, мы, напутствуемые пожеланіями счастливой охоты, распростились съ радушно принявшимъ насъ г. Тейманомъ.
По мр удаленія отъ Бейтензорга, мстность по которой мы скакали становилась гористе, крутые подъемы, обрывистые спуски, тяжело давали себя чувствовать неразъ выбивавшейся изъ силъ упряжк нашей. Наконецъ у подножія Магамендонга пришлось замнить легконогихъ скакуновъ тяжеловсными буйволами. Замчательна ненависть этого животнаго къ блымъ. Буйволъ обнаруживаетъ ее всегда когда только можетъ, или оплевывая изъ плоскихъ ноздрей своихъ Европейца, или стараясь боднуть его блестящими своими рогами.
Въ раскаленной атмосфер, напоминавшей растопленный металлъ, подымались мы въ гору. Побуждаемые веселыми погонщиками, буйволы, тяжело дыша, едва тащили наши легкіе экипажи, которые на этой крутизн только-что были подъ силу восьми животнымъ.
Посл трехчасовой зды мы добрались, измученные а усталые, до гребня перевала, шириной въ нсколько саженъ. Тамъ ожидали насъ новыя лошади. Открывшаяся дивная панорама съ высоты нсколькихъ тысячъ футъ вполн вознаградила только-что перенесенныя трудности подъема.
Сзади плоское прибрежье, окаймленное вдали зеленоватыми водами Яванскаго моря, тонуло въ массахъ растительности представлявшейся роскошнымъ шитымъ ковромъ, центромъ котораго былъ какъ на ладони виднвшійся Бейтензоргь, окруженный самыми причудливыми арабесками разноцвтнымъ плантацій, спереди — обширный горный ландшафтъ гд горы, похожія, на гигантскія окаменлыя волны, отражали отъ себя вс тоны синяго, зеленаго и голубаго.
Игра этихъ цвтовъ на рзко обозначавшихся вершинамъ горъ, сплошь покрытыхъ разноцвтною листвой двственныхъ лсовъ, была восхитительно хороша, продувавшій горный втерокъ, освжая намученныя легкія, давалъ возможность наслаждаться прелестями этого грандіозно развернувшагося горнаго вида.
Спускъ съ горы стоилъ подъема. Мы неслась съ одуряющею быстротой внизъ. Листья, стволы, каменья, попадавшіеся люди, все это сливалось въ одну неопредленную массу, мелькая въ глазахъ потерявшихъ способность явно различать предметы.
У подошвы горы живописно раскинулся окруженный садами Тіанжуръ.
Позавтракавъ тутъ наскоро, мы похали впередъ, торопясь чтобъ еще засвтло миновать грозный Тизоканскій обрывъ. Дорога по которой мы скакали шла по холмистой мстности, часто перескаемой глубокими обрывами.
То подымаясь, то опускаясь, то лпясь по крутымъ бокамъ скалъ, шоссе причудливо извивалось гигантскою змей, кольца которой виднлись на десятки верстъ.
Ловкость кучеровъ Малайцевъ и смлость ретивыхъ лошадокъ поистин удивительны.
Несмотря на ежеминутные высокіе подъемы, крутые повороты, страшные спуски, ваши борзые восемь клеперовъ, гремя бубенчиками, неслись ровнымъ карьеромъ управляемые энергическою рукой возницы Малайца. Попадавшіеся черезъ обрывы мосты поражаютъ незатйливостью своей постройки, подчасъ и страхъ овладваетъ, когда дучи карьеромъ на качающемся въ воздух полотн настилки измряешь взоромъ зіяющую подъ ногами продастъ.
Вообразите себ мостъ въ постройку котораго не входитъ ни куска камня и желза: дв, въ руку толщиной, веревки скрученныя изъ волоконъ бамбуковой коры прившенныя къ стволамъ растущихъ по берегамъ обрыва деревьевъ, прикрплены къ этимъ, на глазъ выровненнымъ гирляндамъ, помощью бамбуковыхъ тонкимъ жердей, служащихъ тягами для легкой настилки моста. Все это вмст, съ виду поводя на висячую клтку, качается въ пространств при малйшемъ втр. Нечего говорить о томъ что происходило тутъ когда мы полнымъ карьеромъ неслись по этому, дйствительно легкому во всхъ отношеніяхъ, сооруженію.
Подскакавъ къ Тизоканскому обрыву, мы были встрчены ожидавшимъ насъ для спуска мстнымъ раджей, явившимся во глав подданнаго ему племени, для того чтобы помочь совершить намъ эту переправу. Въ яркой юбк, въ блестящей золотомъ малайской шляп, онъ, важно подбоченясь, стоялъ впереди своихъ подданныхъ, тотчасъ присвшихъ на корточки какъ только завидли наши экипажи. Не успли мы еще остановиться, какъ вся эта орда, по знаку князя, кинулась къ намъ, и во мгновеніе ока выпрягла лошадей.
Привязавъ къ задней оси нашей корзины длинную и толстую веревку, они толкнули экипажъ внизъ. Предоставленный на этой круч своей тяжести и управляемый повисшими на дышл нсколькими человками, экипажъ высоко подпрыгивая, быстро понесся промежь двухъ густо заросшихъ льянами высокихъ стнъ.
Державшая веревку, длинная вереница голыхъ Малайцевъ, съ хохотомъ и бранью, извивалась гигантскою живою змей, стараясь задержать быстро несшійся экипажъ.
Гулъ, смхъ и крики людей, скрипъ колесъ, грохотъ отрываемыхъ каменьевъ, быстро катившихся опережая насъ, шлепанье падавшихъ людей, — все вмст представляло такую необузданную, дикую картину что впечатлніе ея и по сіе время не изгладилось изъ моей памяти. На дн обрыва насъ ожидали буйволы, помощью которыхъ мы взобрались по противоположной спуску круч, а тамъ новая запряжка лошадей понесла насъ къ Бантонгу. Переправившись на паром черезъ рку, по берегамъ которой живописно раскинулись утопая въ зелени нсколько деревень, мы уже въ сумерки добрались до Бантонга, посл дня полнаго сильныхъ ощущеній, вызванныхъ какъ дикою красотой оставленной за нами горной природы, такъ и бшеныхъ препятствій преодолвшихъ еще боле бшеною здой.
Расположившись во дворц мстнаго губернатора, наша компанія за веселымъ ужиномъ ршила посвятить завтрашній день отдыху.
Признаюсь, я былъ этимъ ршеніемъ очень доволенъ, тмъ боле что такое распредленіе времена давало мн возможность представиться жившему въ Бантонг резиденту-султану, повелителю всхъ туземныхъ племенъ этого обширнаго округа. И на этотъ разъ, счастливая съ прізда моего на Яву, судьба опять улыбнулась мн. Султанъ, узнавъ о нашемъ прибытіи, прислалъ пригласить насъ завтра къ себ обдать, обстоятельство, по словамъ губернатора, значившее что онъ желаетъ щегольнуть своимъ оркестромъ, а главное баядерами.
Султанъ-резидентъ принялъ насъ въ своемъ дворц съ подобающею важностью.
Обширная постройка, въ род сарая, съ множествомъ большихъ прохладныхъ комнатъ, обтянутыхъ красивыми циновками мстнаго произведенія, служила ему жилищемъ.
Въ одной изъ залъ, окруженный цлымъ роемъ своихъ придворныхъ одтыхъ въ разшитые туземные костюмы, султанъ встртилъ насъ съ добродушною улыбкой. Самъ онъ носилъ пышное, залитое каменьями и золотомъ, мстное платье, къ которому вовсе не шли лакированные башмаки. Этотъ добрый старецъ тотчасъ изъявилъ готовность способствовать охот, выразивъ желаніе самъ участвовать въ ней, повторилъ приглашеніе пожаловать къ обду.
Весь разговоръ шелъ съ помощью переводчика, такъ какъ султанъ, хотя и говорившій по-голландски, не показывалъ этого при высокоторжественномъ настоящемъ пріем, находя это неприличнымъ своему сану.
Бантонгъ иметъ видъ громадной деревни. Будучи важнымъ торговымъ, онъ вмст съ тмъ и промышленный пунктъ, тамъ же сосредоточена вся административная дятельность Бантонгскаго округа. Султанъ находится въ полнйшей зависимости отъ колоніальнаго управленія, имющаго по договорамъ даже право удалить его, назначивъ другаго мстнаго князя въ резиденты,— словомъ, онъ не что иное какъ фирма получающая отъ голландскаго правительства около 150 тысячъ фр. содержанія, да имющая вдвое своего дохода, и живущая ничего не длая, въ свою сласть.
Посл нескончаемаго обда на европейскій ладъ, мы вышли на терассу параднаго двора. Темная ночь замнила душный день. Какъ очаровательны эти ночи! Глубокая, шелковистая, точно ласкаетъ васъ, а этотъ воздухъ густой, душистый, мягкій какъ масло,— имъ не надышешься….
Закуривъ сигары, мы разлеглись въ гамаки въ ожиданіи представленія. Сцену, или лучше сказать арену, представлялъ дворъ обсаженный громадными пахучими деревьями. Онъ былъ полонъ народа пришедшаго участвовать въ празднеств. Люду было столько что несмотря на всю обширность мста, вс деревья кругомъ заняты были зрителями.
Въ средин этого живаго моря головъ, находилось пространство занятое музыкантами и освщенное сотнями факеловъ. По знаку султана, былъ исполненъ воинственный маршъ и нсколько туземныхъ мелодій.
За концертомъ слдовалъ балетъ. Вышли девять танцовщицъ, молодыхъ пятнатцатилтнихъ двушекъ, статныхъ и красивыхъ. На ихъ шелковистыхъ распущенныхъ черныхъ волосахъ надтъ родъ золотаго шлема, изображающаго голову миологическаго дракона. Золотой кованый поясъ, или врне, корсетъ, засыпанный каменьями, придерживаетъ на таліи короткую яркую шитую шелковую юбку. Обнаженныя плечи и грудь были покрыты богатыми ожерельями. Точеные же какъ бы изъ темной кости руки и ноги блестли отъ множества колецъ и браслетъ.
Балетъ продолжался около часа. Султанъ былъ въ восхищеніи. Мои товарищи тоже, а я былъ доведенъ до такого нервнаго состоянія что легъ спать съ страшною головною болью.
Утромъ султанъ прислалъ сказать что не будучи въ состояніи хать съ нами на охоту онъ извинялся, и вмст давалъ въ наше распоряженіе трехъ лучшихъ своихъ стрлковъ, такъ что наша компанія состояла теперь уже изъ десяти человкъ охотниковъ.
Охота на тигра бываетъ двухъ родовъ. Одна, происходя въ камышахъ, производится облавами, другая, въ мстахъ гористыхъ, заключается въ умньи выслдить звря, и за тмъ встртясь съ нимъ глазъ на глазъ вступить въ бой. Послдній способъ и трудне и опасне, такъ какъ бывали примры что зврь котораго искали охотники слдилъ самъ за ними по пятамъ, самъ и кидался на нихъ въ то время когда они мене всего ожидали этого.
На долю нашу выпала послдняя охота. Миляхъ въ двадцати, въ горахъ, найдено было логовище звря. Тигръ и тигрица очень давали о себ знать окружающимъ это мсто деревнямъ, и какъ бы волшебствомъ ускользали отъ всхъ поисковъ туземныхъ охотниковъ.
Чтобы добраться до мста жилища нашего непріятеля, приходилось хать миль пятнадцать почти безъ дорог, затмъ идти пшкомъ миль пять или шесть сквозь двственный лсъ, которымъ сплошь заросъ сверный склонъ хребта.
Тутъ-то тигръ основалъ свой притонъ, въ одной изъ многочисленныхъ пещеръ этой скалистой части горъ.
Составляя планъ камланіи, одни предлагали зассть на зар на троп по которой горныя антилопы спускаются въ долины для водопоя, такъ какъ за стадами ихъ обыкновенно слдитъ хищникъ и нападаетъ когда животное, напившись, длается тяжелымъ и неспособнымъ къ продолжительному бгу. Другіе же, въ томъ числ и г. Ванъ-Т*** желали идти прямо къ логовищу, въ томъ предположеніи что вмст съ тигромъ мы могли убить и тигрицу. Посл получасоваго пренія, послдній планъ былъ сообща принятъ, и мы пустились въ дорогу. Шестичасовой перездъ до мста отъ котораго мы должны были идти пшкомъ былъ крайне утомителенъ. Тропа по которой съ трудомъ тащила насъ буйволы была самая головоломная дорога какую я когда-либо знавалъ въ жизни. Пролегая по бокамъ голыхъ скалъ или лпясь по краю пропастей, она то подымалась по необычайнымъ крутизнамъ, то вдругъ падала въ зіяющую глубину, извиваясь промежь глыбъ гранита нагроможденнаго на дн этихъ глубокихъ овраговъ. Дале, вилась она по нескончаемымъ джонглямъ, долинамъ, такъ густо заросшимъ гигантскими камышами, папоротникомъ и бамбукомъ, что вся наша корзина съ буйволами и людьми, въхавъ въ эту чащу, походила на зайца въ пол ржи. Въ этихъ джонгляхъ духота была нестерпимая. Сырая банная атмосфера, миріады мускитъ и разныхъ кусакъ положительно заставляли выбиваться изъ силъ и животныхъ, и людей. Измученные до крайности, къ вечеру мы пріхали къ подошв кряжа на вершин котораго предполагалась охота. Думать пускаться ночью дале было немыслимо, и вотъ мы расположились переночевать бивуакомъ въ деревушк живописно раскинувшейся, вдоль широкаго быстраго горнаго ручья. Жители, узнавъ цль нашего прибытія, приняли насъ какъ избавителей, и наразказали такихъ ужасовъ объ обитателяхъ пещеръ что хоть бы волосамъ становиться дыбомъ. Оказалось что тигровъ было цлое семейство державшее все окружающее населеніе въ осадномъ положеніи, и что не одинъ смльчакъ поплатился уже жизнью за дерзость вступать въ бой съ свирпыми обитателями этихъ дебрей.
Всть о нашемъ прізд быстро разнеслась не только между всми обитателями деревни, но и достигла лежавшихъ вблизи селеній. Мы остановились въ большомъ дом назначенномъ служить помщеніемъ для прізжающихъ сюда иностранцевъ. Тутъ пришлось мн присутствовать при крайне оригинальной церемоніи исполняемой двушками для прозжихъ. Въ сущности это своего рода эксплуатація, такъ какъ за это удовольствіе приходится расплачиваться подарками. Дло въ томъ что на Яв повсемстно распространенъ обычай жевать бетель, что длается какъ для черненія зубовъ, такъ и для удовольствія которое это доставляетъ жующему. Бетель приготовляется тестомъ изъ порошка очень дкаго орха, арекъ, который иногда мшаютъ даже съ негашеною известью. Скатавъ родъ длинной палочки завертываютъ ее листомъ жгучаго сири, и кладутъ въ ротъ вдоль деоень. Для непривычнаго, это своего рода мушка поставленная на десны и скоро натягивающая пузырь, для туземцевъ же, это наслажденіе. Странно однако то что жующіе эту отраву нисколько не портятъ себ желудка и напротивъ ихъ дыханіе длается чрезвычайно душистымъ и пріятнымъ.
Церемонія предложенія сири производилась слдующимъ образомъ. Около полуночи вс участвующія двушки вошли, вмст съ сопровождавшими ихъ замужними женщинами, въ наше помщеніе и расположились въ большой зал полукругомъ усвшись на подушкахъ и держа на колняхъ ящики съ бетелемъ, покрытые листьями сири. За ними сидли замужнія женщины. Двушки были одты въ праздничныхъ нарядахъ, и большая или мньшая роскошь ящиковъ съ бетелемъ обозначала положеніе родителей, и необходимость полученія лучшаго подарка. Въ углу сидли два музыканта на катинеашахъ {Инструментъ составленный изъ рада ганговъ подобранныхъ подъ тонъ.}. Церемонія началась привтственною рчью сказанною отъ лица всхъ присутствовавшихъ двушекъ старшиной селенія и переведенною вамъ толмачомъ. Рчь эта заканчивалась предложеніемъ сири. Старшій изъ насъ по положенію Ванъ-Т*** отвчалъ на эту рчь рчью же гд благодарилъ двувекъ, а отъ имени нашего принималъ бетель. Посл переговоровъ, каждый изъ насъ подходилъ поочередно къ двушкамъ, бралъ листокъ сири, взамнъ котораго клалъ подарокъ, а поцловавшись съ одной шелъ къ другой. Когда мы обошли всхъ, началась вторая часть празднества, заключавшагося въ пніи и танцахъ между молодыми. Старые же, собравшись въ уголъ, съ жадностью принялись жевать бетель съ опіумомъ которымъ мы ихъ угостили.
Съ разсвтомъ, зарядивъ ружья, мы весело выступили въ путь. Быстро подвигались мы по едва замтной лсной троп. Я вполн могъ наслаждаться постепенно развертывавшеюся предъ глазами дивною панорамой лсныхъ и горныхъ видовъ. То до низу заросшее ущелье, по дну котораго бжалъ промежь каменьевъ, весело журча, прозрачный какъ хрусталь, ручеекъ, то вдругъ какъ изъ земли выростала, за поворотомъ скалы, цлая чаща цвтущихъ рододендроновъ, въ перемежку съ мятными деревьями покрытыми красными, желтыми и оранжевыми цвтами. Или же, въ полмили длиной, являлся тунель образованный гигантскими зубчатыми листьями древовидныхъ папоротниковъ. Такой папоротникъ отдляясь темнымъ пятномъ это всего залитаго солнцемъ окружающаго, наввалъ на насъ дневную прохладу какъ только мы проникали подъ снь его непроницаемой лучамъ крыши. Дале, насъ поражала группа могучихъ деревьевъ, изъ среды которыхъ взвившаяся какъ ракета къ небу пальма разсыпалась легкимъ во вс стороны султаномъ листьевъ. Все это обвшано причудливыми, цвтущими гирляндами льянъ, по красивымъ фестонамъ которыхъ гонялись другъ за другомъ стаи обезьянъ спугивавшія тоже стаи различныхъ птицъ, съ крикомъ перелетавшихъ и блиставшихъ на солнц разноцвтными перьями.
Посл двухчасовой ходьбы мы вышли на боле открытое мсто. Развернувшаяся вдругъ восхитительная декорація была дивно хороша: вы какъ будто накурились опіуму и грезите. Крикъ восторга невольно вырвался изъ нашей груди.
Нашимъ удивленнымъ глазамъ представилась не глубокая долина, по дну которой протекалъ широкій ручей образовавшій почти круглое озеро благодаря высокой гранитной глыб заграждавшей ему путь. Тихія воды этого озерка, окаймленныя зеленою рамкой муравы и цвтовъ, прорываясь сквозь разщелину скалы, падали шумнымъ каскадомъ съ другой ея стороны и, клубясь, продолжали свое бурное теченіе по ложу усянному глыбами обросшими мхомъ всхъ цвтовъ.
Справа, долина упиралась въ подошву горы, гордо подымавшей свою остроконечную вершину которая тонула въ густой синев неба.
Слва, она окаймлялась прихотливыми фестонами дальняго кряжа сливавшагося съ небомъ залитымъ свтомъ утренняго солнца. А вдоль боковъ этихъ горъ, составлявшихъ фонъ картины, какъ бы задержанныя иглами остроконечныхъ скалъ, длились ослпительной близны небольшія облака, видано таявшія подъ дйствіемъ жгучихъ лучей. Спереди воздымалась непроходимая чаща лса, выше которой виднлись голыя громадныя скалы гранита то нагроможденныя другъ на друга, то разбросанныя.
Сама долина представляла граціозную картину. Кусты цвтущихъ азалій, рододендроновъ, мятнаго дерева, живописно группировались въ разныхъ мстахъ, смшивая между собой пышную листву и разноцвтныя гроздія своихъ причудливыхъ роскошныхъ цвтовъ. Глядя на это, мн пришло на умъ народное поврье о Вилисахъ. Такъ и казалось что вотъ раздастся тихая и грустная мелодія, и лепящіяся по скатаю горъ облачка спустятся въ долину и примутъ образы двушекъ, которыя начнутъ фантастическіе нескончаемые танцы.
Мы двинулись впередъ. Перейдя въ бродъ рчку, мы вошли въ лсъ куда съ трудомъ могли углубляться. По мр удаленія отъ долины, путь становился все трудной. Мы взбирались на крутой подъемъ непроникаемой чащи двственнаго лса. Цлый хаосъ стволовъ, сучьевъ и листьевъ преграждалъ намъ дорогу. Все это было обвшано и задушено стями льянъ, порой до того часто переплетенныхъ что приходилось топорами прорубать себ лазейки. Громадныя глыбы оторванныхъ скалъ, громоздясь другъ на друга, то и дло останавливали наше шествіе, заставляя преодолвать эти препятствія, карабкались на нихъ съ плечъ товарища, котораго въ свою очередь, лежа на уступ, приходилось подымать за руки. Прибавьте къ этому нестерпимую духоту, сонмы жалящихъ москитъ, и вы можете себ представить на что мы походили посл такой трехчасовой гимнастики. Выбивши изъ силъ, оборванные, грязные, отощалые, мы остановились отдохнуть въ дикой, глубокой котловин, образованной гигангскою разслиной на гранит скалы куда мы взбиралась. На наше счастье тутъ еще была вода. Но, Боже, что за вода! Теплая, мутная, съ сильнымъ запахомъ сры. Вылежавшись подъ снью нависшихъ надъ головами нашими скалъ, разбитые мы пошли впередъ.
Заходившее солнце застало насъ въ какихъ-нибудь полумиляхъ отъ опушки лса и миляхъ въ полутора отъ логовища тигра. Ландшафтъ измнился. Полная жизни природа боле низкаго пояса горъ перешла въ мертвую, наводившую уныніе. Мы были невдалек етъ термальныхъ срныхъ источниковъ, клокотавшихъ въ жерл давно потухшаго вулкана. Срныя испаренія убійственно дйствуютъ на все органическое. Птицы, гады, даже наскомыя пропади. А поблекшая листва деревъ, по мр приближенія къ источникамъ, исчезала, и вашему усталому глазу являлась голые стволы, голые сучья съ кое-гд болтавшимися, чахлыми, бловато-срыми листьями. Словомъ, мы имли предъ собой картину умиравшей природы, тяжело ложившуюся на сердце. Но время было подумать и о ночлег. Я, признаюсь, смялся глядя на квашеныя лица моихъ товарищей охотниковъ-дилеттантовъ, которымъ не по вкусу приходилась предстоящая ночевка подъ открытымъ небомъ и съ пустымъ желудкомъ. Дйствительно, даже записной охотникъ какъ Ванъ-Т*** сдлалъ громадный промахъ, предположивъ что мы успемъ вернуться съ экскурсіи вечеромъ въ деревню гд остался весь нашъ багажъ. Еслибы не предусмотрительность проводниковъ, захватившихъ нсколько горстей варенаго риса, то намъ вроятно пришлось бы проголодать боле сутокъ.
Мсто избранное нами для ночевки было до отчаянія дико. Ничего лучшаго нельзя было себ представить для декораціи ущелья куда вдьмы собираются справлять шабашъ. Все тутъ было: и дикія голыя скалы, разбросанныя какъ бы разыгравшимся демономъ, и деревья безъ листьевъ, и темныя разслины, и даже традиціонная, черная какъ чернила лужа вонючей воды. Ею-то приходилось заливать непролзавшій въ горло сухой рисъ. Съ другой стороны, это мсто отвчало всмъ условіямъ боевой ночевки, такъ какъ, въ сосдств нашего непріятеля, намъ пришлось окружить себя всевозможными предосторожностями на случай неожиданнаго нападенія.
Шагахъ во ста отъ опушки лса изъ котораго мы вышли, оказалось довольно большое пространство окруженное тремя громадными обломками скалъ. Натаскавъ въ середину хворосту, листьевъ папоротника, мху, мы устроила себ общее ложе. Пространство между ограждавшихъ насъ скалъ было занято гигантскими кострами, цль которыхъ была удерживать вообще зврей въ отдаленіи. Запасшись провизіей дровъ на всю ночь мы раздлились на три смны чтобы постоянно стеречь лагерь и поддерживать огонь костровъ. Распорядившись такимъ образомъ, мы забрались въ нашъ ретраншаментъ и зажгли костры, пламя, дымъ и искры котораго подымались высоко къ небу, придавая совсмъ военный колоритъ бивуаку и освщая краснымъ отблескомъ нашихъ часовыхъ. Поэзія! Но мн было не до того, меня, признаюсь, мутило отъ выпитой воды. Усталость не дозволила долго наслаждаться воинственнымъ зрлищемъ, и скоро, свернувшись въ клубокъ и обнявъ винтовку, я заснулъ крпкимъ сномъ.
Около полуночи мн пришла очередь вставать на часы вмст съ Ванъ-Т*** и однимъ изъ проводниковъ.
Ночь была темная и довольно прохладная. Костры горли на радость. Тишина мертвая кругомъ прерывалась лотъ шлепаньемъ крыльевъ неуклюжихъ летучихъ мышей, частенько съ разлету бросавшихся въ пламя гд жарясь жалобно пищали.
Вдругъ среди тишины, вдали на гор, раздался какой-то завывающій лай, на который откликнулся вой въ лсу, затмъ другой, третій, и не прошло пяти минутъ какъ со всхъ сторонъ завыли шакалы. Этого воя я въ жизни не забуду. Оглушающій, раздирающій, переходившій съ самыхъ тонкихъ фальцетныхъ звуковъ въ какое-то мяуканье, затмъ въ лай. Музыка эта продолжалась около получаса, и вдругъ покрылась сильнымъ, но далекимъ рыканіемъ, громомъ раскатившимся по ущельямъ горъ. Шакалы магомъ смолкли. Вслдъ за первымъ возгласомъ проснувшагося царя пустынь, раздался другой. Сначала, звукъ походилъ на какое-то глухое иканье, но потомъ вдругъ перешелъ въ громкое густое рыканье.
— Ceci est serieux mon ami, сказалъ мн Ванъ-Т***.— Je crains fort que la royale bte ne vienne nous bloquer elle-nxmu avant le jour.— Ради Бога не горячитесь, выждите когда зврь присядетъ, и цльте въ голову промежь глазъ.
Оно очень удобно, подумалъ я, цлить въ лобъ когда темно.
Выждавъ около получаса и не слыхавъ боле знаковъ неудовольствія его королевскаго высочества, которому вроятно мшалъ спать вой шакаловъ, мы заключали что они изволили снова заснуть, почему подложивъ дровъ въ костры улеглась опять, кром часовыхъ. Что до меня касается, то я совсмъ осовлъ отъ усталости, и едва-едва влача ноги добрался до своего убогаго логовища.
Остальная часть ночи прошла спокойно и безъ помхъ.
Вставъ до зари мы двинулись по направленію слышаннаго ночью рыканья татра.
Ожидая ежеминутно нападенія звря, наврно уже чуявшаго васъ, мы шли въ боевомъ порядк по три человка въ рядъ. Шествіе замыкалъ одинъ изъ проводниковъ, который въ ршительную минуту какъ лучшій стрлокъ долженъ былъ занять центральную позицію развернувшейся линіи.
Наше шествіе, неторопливое и крайне осторожное, продолжалось около часу, какъ вдругъ не вдалек, перерзывая нашъ путь, пронеслось стадо антилопъ со всми признаками паники.
— Voil notre affaire, прокричалъ Ванъ-Т***.— Surtout du sang froid, mon cher, сказалъ онъ мн, когда мы готовили оружіе.
Не успли мы еще хорошенько разстановиться какъ въ шагахъ полутораста изъ-за скалы выскочилъ тигръ. Завидя насъ, онъ остановился и легъ на вытянутыя переднія лапы.
Въ жизни не забуду впечатлнія произведеннаго на меня этими нсколькими секундами, пока зврь выбиралъ свою добычу. Длинное тло его дрожало. Онъ поперемнно вытягивалъ переднія лапы, бороздилъ землю и запускалъ глубоко въ нее острые когти. Полурастворенная красная пасть, прищуренные глаза, складка вздернутаго его носа и вытянутый хвостъ, котораго только кончикъ шевелился, все это вмст было достаточно чтобы подйствовать на самое хладнокровное воображеніе. Наконецъ онъ ршился. Въ два длинные прыжка онъ очутился въ какихъ-нибудь двадцати шагахъ отъ насъ,— и снова прилегъ. Еще одинъ прыжокъ, и участь кого-либо изъ насъ ршена.
Залпъ десяти выстрловъ раздался почти одновременно, и вслдъ за гуломъ явственно послышалось шлепанье пуль входившихъ въ его тло.
Подпрыгнувъ высоко кверху, тигръ кинулся на ближайшаго къ нему охотника. Раздался вопль, вопль предсмертный, ужасный, масса изъ звря и человка покатилась по земл.
Мшкать было нечего, вс мы гурьбой кинулась выручать, погибавшаго подъ когтями тигра, нашего товарища. Раздалась еще два, три выстрла, вслдъ за ними послышался сухой ударъ топора раскроившаго зврю черепъ. Обливаясь кровью тигръ упалъ на бокъ, но продолжалъ въ предсмертной судорг полосовать когтями изодранную грудь безъ чувствъ лежавшаго бдняка.
Оттащивъ трупъ звря въ сторону, мы окружили умиравшаго. Еще прошло мгновеніе, и едва ощущаемое дыханье его остановилось. Въ эту тяжелую для васъ минуту поднявшееся изъ-за горъ солнце озарило теплымъ лучомъ страшную и величественную картину смерти….
Дорого обошлась намъ охота.
Пока мы изъ палокъ составляли носилки, наши проводники суетились сдирая кожу съ тигра. Но вотъ и носилки готовы. Взваливъ за нихъ и трупъ бдняка и шкуру звря, наше погребальное шествіе съ тяжелымъ чувствомъ грусти пустилось обратно въ путь.
Уже вечерло когда выбившаяся изъ силъ отъ волненія и усталости ватага ваша подошла къ деревн. Сдавъ тло мстному радж, такъ искренно привтствовавшему насъ вчера, мы могли отдохнуть, а на другой день утромъ похали въ Бантонгъ.
Султанъ, принявъ въ даръ шкуру, поздравилъ насъ съ хорошимъ окончаніемъ охоты, и находилъ что мы еще счастливо отдлались. Раскланявшись съ нимъ и съ радушнымъ старичкомъ губернаторомъ, мы поскакали снова по шоссе къ небольшому порту Шериданъ, откуда на пароход должны были дохать до Батавіи.
Эту часть пути я не видалъ, такъ какъ всю дорогу спалъ сномъ человка выбившагося изъ силъ и морально, и физически.

ТИШАНСКЙ.

‘Русскій Встникъ’, No 3, 1874

Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека