Н. А. Лейкинъ.
Н. А. Лейкинъ.
Мученики охоты.
Мученики охоты.
Юмористическіе разсказы.
С.-ПЕТЕРБУРГЪ.
Типографія д-ра М. А. Хана, Поварской пер., No 2
1880.
ЯРЫЙ ДАЧНИКЪ.
ЯРЫЙ ДАЧНИКЪ.
Ярый дачник, Лейкин Николай Александрович, Год: 1880
Время на прочтение: 4 минут(ы)
Начало мая. Холодно. Небо заволокло тучами. Дуетъ порывистый втеръ. Сверху летитъ какая-то мелкая ледяная крупа: не то снгъ, не то градъ. За Парголовымъ въ одной изъ деревенекъ бродятъ по улиц мужчина и дама и отыскиваютъ нанять себ дачу, тщательно посматривая, не налпленъ-ли гд билетъ на окн или на воротахъ. На улиц народу ни души. Даже собаки куда-то попрятались. Только и попадается изрдка на встрчу двухъ-колесная таратайка съ уткнувшимъ носъ въ куль сна пьянымъ чухонцемъ. Толстопузая, неимоврно маленькая лошаденка еле передвигаетъ ноги, чуя, что ея хозяинъ пьянъ и уснулъ. Дама и мужчина, наконецъ, остановились около одного изъ мизерныхъ покривившихся домиковъ съ билетомъ ‘одаеца’ и т. д. и совтуются, войти или не войти на дворъ.
— А собаки накинутся? Тогда бда… У меня ни палки, ни зонтика… говоритъ мужчина.
Вдругъ съ другой стороны изъ палисадника раздается возгласъ:
— Михайло Финогеннычъ! Какими судьбами?.. Дачу себ ищете?
Мужчина и дама оборачиваются и видятъ стоящаго у развалившагося палисадника дачника въ тепломъ пальто, высокихъ калошахъ и въ гарусномъ шарф, намотанномъ на ше. Зубы у дачника завязаны, а на лобъ надвинута мховая шапка. Легкое недоумніе. Мужчина вглядывается.
— Ахъ, это вы Игнатій Дементьичъ! А я и узнать не могу… Вотъ неожиданность-то! Перехали уже? кричитъ онъ — А мы вотъ ищемъ… Скажите, къ кому обратиться вотъ насчетъ этой дачи?
— Не слышу. Говорите громче. Уши у меня ватой заткнуты. Страсть какъ простудился. Кром того флюсъ… откликается дачникъ и указываетъ на распухшую скулу.
— Что за охота была вамъ перехать такъ рано? возвышаетъ голосъ мужчина.
— Ей-ей, ничего не слышу. Почти совсмъ оглохъ и въ голов шумъ. Подойдите сюда или я къ вамъ выйду. А то вижу, что вы губами шевелите и говорите, а что — не слышу.
Мужчина-съемщикъ сталъ переходить улицу, мужчина-дачникъ, прихрамывая, вышелъ изъ палисадника, и оба, встртившись посреди улицы, остановились.
— Здраствуйте! что вы хромаете?
— Право ничего не слышу, отозвался дачникъ.
— Что вы, говорю, хромаете? закричалъ надъ самымъ его ухомъ съемщикъ.
— А-а! Да что, батенька, ревматизмъ здсь на дач схватилъ. Да какой ревматизмъ-то! По ночамъ хоть на стну лзть. Такъ ужъ только моя любовь рано перезжать на дачу, чтобъ наслаждаться возраждающейся природой, а то истинное наказаніе!
— Вы когда перехали~то? Давно?
— Холодно-то холодно. Когда дубъ начинаетъ распускаться — всегда холода и втры стоятъ. Это ужъ такъ въ природ.
— О, Господи, до чего васъ дача довела! Она васъ совсмъ искалчила! Ничего не слышите. Когда вы перехали-то? закричалъ во все горло съемщикъ.
— Само собой въ половин апрля- Я всегда такъ. Прекрасно… Были такіе дни…
— Вы-бы еще въ январ сунулись въ этотъ ршетчатый балаганъ!
— Голубчикъ, да вдь я люблю распускающуюся природу, люблю наблюдать, какъ это вс сосди съзжаются. Меня почка на дачу манитъ. Какъ верба зажелтла почкой, такъ я сейчасъ и собрался. Не въ іюн-же вызжать… Кром того, я не хотлъ опустить сморчковое время. Страхъ какъ люблю за сморчками въ лсъ ходить и съ гнилыхъ пней ихъ срзывать. А вдь сморчки только ранней весной… Ой! Врите-ли: скулу до того разворачиваетъ, что даже до слезъ…
На глазахъ дачника дйствительно показались слезы.
— Такъ чего-же вы на холоду, на втр и на снжномъ дожд мотаетесь? Идите лучше домой, сказалъ дачнику съемщикъ.
— Милый мой, говорите громче, а то у меня въ ушахъ такая стрльба…
— Боже мой! Да на такомъ холоду во все горло кричать, такъ можно осипнуть и голосъ потерять! Идите въ дачу! Тамъ тепле! Вы совсмъ больны.
— Въ дач хуже, тамъ сквозной втеръ, а здсь по крайней мр сквознаго втра нтъ. А то долго-ли до грха? Затвердетъ флюсъ и тогда антоновъ огонь можетъ случиться.
— Но вы дрожите. Подите напейтесь чего-нибудь теплаго и лягьте подъ одялы.
— При флюс ничего горячаго пить нельзя.
— Ахъ вы бдный, бдный!
— Только почка и радуетъ. Вчера вотъ березовой почки набралъ для настойки. Водку еще пью кой-какъ. Ей понемногу грюсь, нехотите-ли?
Дачникъ досталъ изъ кармана банку изъ-подъ одеколону, наполненную красноватой водкой.
— Я безъ закуски не могу… Да и не время теперь.
— Эту можно. Она лекарственная… на трефоли и Александрійскомъ лист…
— Нтъ, спасибо… Послушайте, да вы-бы въ виду болзненнаго состоянія шубу надли.
— Пожалуйста, голубчикъ, погромче. И насморкъ, и кашель, и глухота… Носъ и уши заложило, закашлялся дачникъ.
— Фу, ты пропасть, до чего его дача довела! Шубу надньте! Все-таки тепле.
— Шубой своей я жену укрылъ! Ту ужъ совсмъ свалило. Простудилась и теперь лежитъ и бредитъ. Звалъ доктора — не детъ сюда. Дв записки мерзавцу написалъ и никакого отвта. Послалъ-бы кухарку за нимъ, да тоже больна… Шею на сторону свернуло у ней. Кажется, хочетъ бросить меня и уйти. ‘Здсь, говоритъ, только волковъ морозить на дач’… Бда, ежели уйдетъ! Ну, что я тогда буду длать безъ прислуги и съ больной женой? Она и наровитъ сама за докторомъ-то, да боюсь, что совсмъ убжитъ и не вернется изъ города. Ей-Богу, только почка и утшаетъ. Вчера малиновка пла и душу отвела.
— Позжайте-ка и вы сами лучше въ городъ.
— У меня квартира сдана. Я здсь со всей требухой…
— Ну, номеръ наймите въ гостинниц.
— А вдругъ завтра прекрасная теплая погода? Тогда я упущу встрчу утра. Утро теперь — восторгъ! Я, батенька, завтра-то намренъ березовую кору подрзать и сокъ добывать… Восторгъ!
— Гляжу я, Игнатій Демьянычъ, на ваши добровольныя страданія и надивиться не могу! пожалъ съемщикъ плечами и покачалъ головой.
— Зато весну встрчаю… Почка… стоялъ на своемъ дачникъ.— Вчера видлъ какъ жукъ проснулся, какъ кузнечикъ ожилъ и застрекоталъ. А вы лучше пожалйте меня вотъ въ чемъ… Пища надола. Съ восемнадцатаго апрля какъ зарядили каждый день курятину къ обду и до сего дня не измнно: курятина жареная, курятина пареная, курятина въ суп… И яйца, яйца, яйца безъ конца…
— Это почему?
— Да здсь въ деревн ничего другаго нтъ. Мясники еще къ намъ не здятъ. Мелочная лавка за дв версты. Разв молочка напьешься. Хлбъ черствый димъ. Вотъ передутъ ужо дачники, такъ отъ поставщиковъ и разнощиковъ отбоя не будетъ.
Съемщикъ, глядя на жалкую фигуру дачника, покачалъ головой.
— У васъ кстати дача-то не съ протекціей-ли? спросилъ онъ.
— Само собой протекаетъ. Третьяго дня цлую ночь дождь шелъ, такъ горшки и кадки подставляли. Жена оттого и простудилась. Потолокъ крашеной парусиной подклеенъ. Спала это она. Парусина надулась, подмокла, прорвалась да вдругъ какъ хлынетъ на жену вода словно изъ ушата…
— Молчите ужъ лучше, не разсказывайте, а то только злите! махнулъ рукой съемщикъ и спросилъ: — Такъ нтъ-ли около васъ отдающейся дачки для меня? Только я не раньше какъ въ іюн переду.
— Есть, есть, найдется, сказалъ дачникъ.— Но прежде всего зайдите ко мн и посмотрите на жену. Не понимаю, что у ней такое. На лиц сыпь и вся слилась. Умъ хорошо, а два лучше. Все упованіе на васъ, что вы скажете, а на мой взглядъ у ней положительно оспа.
— Оспа! воскликнулъ съемщикъ, совсмъ ужъ подошедшій къ калитк палисадника, и со всхъ ногъ шарахнулся черезъ улицу по направленію къ своей дам.
— Куда-же вы? кричалъ въ недоумніи дачникъ.
Вмсто отвта съемщикъ показалъ ему кукишъ.