Переводы въ стихахъ
Гете, Шиллера, Шекспира, Гюго, Барбье.
съ присоединеніемъ текста.
1860.
Въ Типографіи Каткова и Ко.
МОСКВА.
Прологъ
Извстность между современниками
Мн говорятъ, что я напрасно сержусь такъ
И стихъ мой, весь въ грязи и въ тин, въ свтъ пускаю:
Что я, какъ Діогенъ, циническій чудакъ,
Свободно черезъ чуръ въ плащ моемъ гуляю
И съ бочкою къ дворцамъ и статуямъ лплюсь,
Что будто ничего я въ мір не боюсь,
На сильныхъ и народъ такъ только, зря мечусь,
И что перо мое младое слишкомъ смло.
Ну что жь? Пусть говорятъ, а мн какое дло?
То крикъ безсмысленныхъ невждъ, то крикъ глупцовъ,
То голосъ торгашей и мыслями и чувствомъ,
Предательски святымъ играющихъ искусствомъ
И глупо пляшущихъ на прядяхъ римъ и словъ,
а Мой стихъ суровъ! мой стихъ узды не знаетъ!’ — Точно!
Но стихъ мой, разв онъ не въ мдный вкъ звучитъ?
Невольно и слова порочитъ свтъ порочный]
 , И если въ комъ ко злу достойный гнвъ кипитъ —
Тому, мн кажется, гипербола пристала….
Пускай ужь двственно-стыдливый мн проститъ:
Мой стихъ хотя и грубъ, но все жь онъ честный-малой!
On dira qu’ plaisir je m’allume la joue,
Que mon vers aime а vivre et ramper dans la boue,
Qu’ imitant Diogene, au cynique manteau,
Devant tout monument je roule mon tonneau,
Que j’insulte aux grands noms et que ma jeune plume
Sur les peuples et les rois frappe avec amertume,
Que me font aprè,s tout ces vulgaires abois
De tous les charlatans qui donnent de la voix,
Les marchands de pathos et les faiseurs d’emphase,
Et tous les baladins qui dansent sur la phrase?
Si mon vers est trop cru, si sa bouche est sans frein,
C’est qu’il sonue aujourd’hui dans un siecle d’airain.
Le cynisme des moeurs doit salir la parole,
Et la haine du mal enfante l’hyperbole.
Or donc, je puis braver le regard pudibond:
Mon vers rude et grossier est honnte homme au fond.
ИЗВСТНОСТЬ МЕЖДУ СОВРЕМЕННИКАМИ.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Страсть современниковъ ко всякой слав новой
Обнять готова цлый свтъ,
Она, какъ древняя вакханка, снявъ покровы.
Прохожихъ на распутьяхъ ждетъ —
Рукой и взорами къ себ ихъ безъ разбора
На перси жаркія зоветъ.
Страсть современниковъ къ кумирамъ…. это море!
Сперва, и тихо и свтло,
Едва проглянувшій лучъ утренняго свта
Встрчаетъ радостно оно,—
Напвомъ сладкихъ волнъ, улыбкою привта!
Ласкаетъ дружески брега,
Несетъ имъ ароматъ въ волнахъ своихъ алмазныхъ,
И смуглоликаго пловца
Колышетъ бережно на персяхъ сладострастныхъ:
Одною нгою живетъ,
Какой-то кротостью умильною…. Но вскор,
Нахмурясь, съ ложа возстаетъ:
Разгнвалось оно, взбсилось это море!
Во весь поднявшись ростъ, главой
Разитъ небесный сводъ, оно клокочетъ, злится,
Стонъ, вопли, свистъ и ной,
Повсюду мечется, и скачетъ и клубится:
И словно бой идетъ зврей!
Потомъ, все пною покрытое густою,
Въ безумной ярости своей
Обезобразивъ ликъ нелпыхъ волнъ гурьбою,
И дико глядя вкругъ себя,—
На ложе вновь оно падетъ въ остервененьи,
Но бездны подъ собой крутя,
Ужь дышетъ вздохами предсмертнаго боренья.
И море въ этотъ крайній часъ,
Какъ ослабвшая вакханка въ бснованьи,
Изъ силы всей взметнувшись разъ,
Бросаетъ на берегъ тьму труповъ въ поруганье —
Кровавымъ подвигомъ гордясь!
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
La popularit!— c’est la grande impudique,
Qui tient dans ses bras l’univers,
Qui, le ventre au soleil, comme la nymphe antique,
Livre qui veut ses flancs ouverts!
C’est la mer! c’est la mer!— D’abord calme et sereine,
La mer aux premiers feux du jour,
Chantant et souriant comme une jeune reine,
La mer Monde et pleine d’amour,
La mer baisant le sable et parfumant la rive
Du baume enivrant de ses flots,
Et berant sur за gorge ondoyante et lascive
Son peuple brun de matelots,
Puis la mer furieuse et tombe en dmence,
Et de son lit silencieux
Se redressant gante, et de sa tte immense
Allant frapper les sombres cieux,
Pais courant et l. furieuse, chevele
Et sous la foudre et ses carreaux,
Bondissant, mugissant dans за plaine sale,
Comme un combat de cent taureaux,
Pais, le corps tout blanchi d’cume et de colè,re,
La bouche torse, l’oeil errant,
Se roulant snr le sable et dchirant la terre,
Avec le rle d’un mourant:
Et, comme la bacchante, enfin lasse de rage,
N’en pouvant plus, et sur le flanc,
Retombant dans за couche, et lanant sur la plage
Des ttes d’hommes et du sang.
Прочитали? Поделиться с друзьями:
