ЯДВИГА И ЯГЕЛЛО
ЯДВИГА И ЯГЕЛЛО
(Окончаніе.)
V.
VI.
VI.
VII.
VII.
——
——
——
VIII.
——
——
П. Щебальскій.
‘Русскій Встникъ’, No 3, 1861
Ядвига и Ягелло, Щебальский Петр Карлович, Год: 1861
Время на прочтение: 59 минут(ы)
Вражда противъ Домарата изъ рода Гжималовъ была результатомъ борьбы двухъ партій, имвшихъ политическій характеръ. Гжималиты состояли изъ родичей герба Гжималы, отдаленныхъ, даже чрезвычайно отдаленныхъ между собою родственниковъ, соединенныхъ только единствомъ герба, къ нимъ, конечно, примыкали и посторонніе, чмъ-либо съ ними связанные люди. Это была партія придворная, она любила иностранцевъ, и благопріятствовала имъ. Въ настоящее время она держала сторону Сигизмунда. Гжималиты, Малополяне по своему происхожденію, пріобрли обширныя имнія въ Великой Польш и составили тамъ обширныя связи, а при Лудовик Венгерскомъ они получили и большое политическое значеніе. Одинъ изъ нихъ Янушъ, знакомый уже намъ Сухой Волкъ, былъ гнзенскимъ архіепископомъ, каштеляномъ же въ Гнзн былъ Дзржко, Петрошъ изъ Малахова правилъ Куявіею, и наконецъ Домаратъ былъ генеральнымъ старостой всей Великой Польши. Противники Гжималовъ были маленчи, родъ несравненно боле древній, и главное совершенно туземный, игравшій роль въ судьбахъ Великой Польши со времени первыхъ ея князей, иногда захудвавшій чрезъ сопротивленіе этимъ князьямъ, но окончательно возвысившійся при Казимір Великомъ. Въ описываемое время значительнйшими людьми въ этомъ род были: Янъ, судья познаньскій, получившій отъ своей маетности Венетіи, прозваніе или Фамилію Внецкаго, Сендзивой Свидва, Дзржко Остророгъ Грохоля, Янко изъ Чарикова и Бартошъ изъ Вейсбурга, который нкогда управлялъ Куявами, и былъ смненъ при корол Лудовик, при томъ же корол и Янко, бывшій архидіакономъ гнзенскимъ и подканцлеромъ королевства, былъ удаленъ, а потому они оба сдлались личными врагами венгерскаго дома, двора и Гжималитовъ, и увлекли всхъ своихъ одногербовцевъ и друзей въ оппозицію противъ Сигизмунда.
Соперничество этихъ партій обнаружилось не задолго до смерти Лудовика по случаю упраздненія мста гнзенскаго архіепископа,— перваго прелата и важнйшаго сановника въ государств, значеніе котораго еще увеличивалось при настоящихъ обстоятельствахъ, когда вислъ надъ Польшей вопросъ о престолонаслдіи. Наленчи употребляли величайшія усилія, ‘чтобъ отстранить возможность возведенія женщины на престолъ Пястовъ, и понимая, что вліяніе въ этомъ дл главы польскаго духовенства будетъ очень важно, сильно интриговали за одного изъ своихъ, Доброгоста, кантора познаньскаго, чтобъ онъ получилъ архіепископскій престолу въ Гнзн. Съ этою цлію они сблизились съ Земовитомъ, княземъ Мазовецкимъ, который происходилъ отъ Пястова дома и которому непріятно было видть утверяіденіе на престол Лудовикова потомства. Наленчи успли склонить избраніе на сторону своего кандидата, но, по совту Домарата Гжималы, король не утвердилъ этого избранія. Доброгостъ, оскорбленный этимъ, отправился было въ Римъ жаловаться, но былъ задержанъ въ сверной Италіи стараніями Лудовика, а между тмъ, по ходатайству того же Лудовика, папа назначилъ архіепископомъ Бадзанта, котораго мы уже знаемъ.
Вотъ крупныя и мелкія причины вражды Наленчей противъ Гжималовъ, и эта-то Фамилія возбудила всю Великую Польшу противъ Домарата, какъ это мы видли, когда рчь шла о пребываніи Сигизмунда въ Гнзно и Познани. Неудовлетворенные въ своихъ челобитьяхъ, Великополяне съхались въ Мпрослав и положили здсь войдти въ сношенія съ Мало полянами и пригласить ихъ на създъ въ Радом. Этотъ общій създъ не состоялся, Малополяне не прізжали. Но день этого създа все-таки иметъ большое значеніе въ исторіи Польши, потому что онъ убдилъ Великополянъ въ необходимости побдить антагонизмъ, долго раздлявшій ихъ съ Малополянами, замчательнйшими людьми были архіепископъ Бадзанта и Домаратъ, оба партизаны двора, и Сендзивой изъ Шубина, котораго мы видли совтникомъ Сигизмунда въ то время, когда умеръ его тесть, а теперь видимъ сторонникомъ народной партіи, партія эта здсь имла огромнйшее большинство. Поэтому почти единогласно было признано, что Сигизмундъ, пристрастный къ нмечинѣ,, не способенъ царствовать въ Польш, но кому же затмъ отдать корону? Одни предлагали, уничтоживъ Кошицкій договоръ, пригласить Земовита Мазовецкаго, другіе представляли, что Малополяне ни за что не согласятся отстранить отъ наслдства дочь Лудовика. Спорили долго, и наконецъ положили предоставить вдовствующей королев назначить самой, согласно Кошицкому договору, одну изъ принцессъ, съ тмъ, однакожь, чтобы королева жила непремнно въ Польш. Это ршеніе, повидимому уклончивое, тмъ не мене радикально измняло положеніе вопроса, потому что Венгерцы между тмъ провозгласили своею королевой не Ядвигу, какъ предполагалъ покойный король, а Марію, и слдовательно нельзя было ожидать, чтобъ и мужъ ея былъ предложенъ вдовствующею королевой въ короли польскіе. На это ршеніе согласились вс, кром гнзенскаго архіепископа и Домарата, которые объявили, что они уже присягали Сигизмунду и не измнятъ ему. Чтобы противодйствовать этимъ двумъ весьма-могущественнымъ сановникамъ, радомскій създъ провозгласилъ конфедерацію, и актъ этотъ былъ составленъ слдующимъ образомъ: ‘Мы, такіе-то и такіе-то и вся остальная шляхта, рыцарство и все великопольское общество (Spolecznosc) общаемъ преосвященному Яну, епископу Краковскому, равно и знаменитымъ панамъ такимъ-то и всмъ остальнымъ рыцарямъ земель: Краковской, Сендомірской, Срадзской и Ленчицкой, подъ клятвою, открыто и чистосердечно, что желаемъ хранить врность той изъ дочерей блаженной памяти короля Лудовика, которая назначена будетъ для жительства въ нашемъ королевств, согласно прежнимъ условіямъ и постановленіямъ, отъ каковыхъ условій и постановленій мы не отступимся, и еслибы кто хотлъ противъ нихъ возстать, то мы противъ таковыхъ вс единодушно и согласно общаемъ вооружиться, и ихъ какъ нарушителей правъ нашихъ будемъ преслдовать и помогать въ этомъ другъ другу.
Наконецъ еслибы кто во время междуцарствія хотлъ занять и сблизиться съ ними, Изъ числа находившихся въ Радом, церковныя имнія или пограничныя наши земли, то вс мы обязуемся, по мр силъ своихъ, защищать оныя.’
Актъ этотъ былъ отправленъ къ Малополянамъ. Вдовствующая королева, не очень горячо принимавшая къ сердцу интересы своихъ зятьевъ и благодарная за врность Поляковъ къ дочерямъ ея, отправила въ Польшу двухъ епископовъ послами. Въ это время въ Малой Польш происходилъ отдльный създъ, въ Вислицахъ. Тамъ тоже находились архіепископъ Бодзанта, Домаратъ и самъ Сигизмундъ съ своею нмецкою свитой, туда же пріхало много Великополянъ по окончаніи радомскихъ совщаній. Посольство вдовствующей королевы прибыло въ Вислицы и, представленное собранію, объявило ему, что королева благодаритъ за врность, проситъ еще нсколько времени обождать ршенія ея, которой изъ дочерей царствовать въ Польш, и надется, что до этого времени Поляки не войдутъ ни съ кмъ ни въ какія обязательства, не исключая и самого Сигизмунда. Довольная этимъ, шляхта вислицкаго създа единодушно утвердила радомское постановленіе, отступилась отъ Сигизмунда и разослала универсалы, чтобы ни Краковъ, ни другой какой-либо городъ не принималъ его. Вслдствіе такого энергическаго приговора ршились оставить австрійскаго принца и преданнйшіе его приверженцы. Покинутый всми, онъ увидлъ себя принужденнымъ возвратиться въ Венгрію, при чемъ путевыя издержки шляхта приняла на свой счетъ.
Старая Великая Польша восторжествовала, побда ея надъ Сигизмундомъ была побдою польской національности надъ нмецкимъ элементомъ, который сильно проникъ было въ нее. Нахлынувшіе въ нее нмецкіе колонисты вносили привычки и обычаи, учрежденія и уставы, противные старо-польскимъ, въ городахъ исключительно господствовало магдебургское право, везд завелись монополіи и привилегіи, въ судопроизводство вторглись судебные поединки, установились нмецкаго происхожденія подати и налоги, самые нравы подверглись вліянію необузданнаго своеволія, царствовавшаго въ Феодальной Германіи, наконецъ многія мстности стали утрачивать свои древнія наименованія ради новыхъ, онмеченныхъ, такъ Вышгородъ сталъ называться Гогенбургомъ, Оджиконь (Odrzykori) Эренбергомъ и т. п. Со времени радомскаго и вислицкаго създовъ это непріязненное народу и народности, вліяніе стало ослабвать.
Не обошлось однакожь и при этомъ безъ недовольныхъ. Т изъ Великополянъ, которые желали возведенія на престолъ Земовита Мазовецкаго, не вполн раздляли общую радость. Главою ихъ былъ Бартошъ изъ Вейсбурга, человкъ, пріобртшій большое вліяніе своими военными заслугами, столько же сколько и богатствами, разссорившись по личнымъ неудовольствіямъ съ королемъ и королеврй-правительницей, Бартошъ началъ ссориться съ врнйшимъ приверженцемъ венгерской династіи, Владиславомъ Опольскимъ, и окончательно разладилъ съ королевскимъ дворомъ. Питая и съ своей стороны къ венгерской династіи глубокое нерасположеніе, онъ былъ недоволенъ признаніемъ престола за одною изъ дочерей Лудовика и, выставивъ сильное войско, занялъ нсколько городовъ Великой Польши во имя Земовита.
Между тмъ члены радомской конфедераціи потребовали чтобы Домаратъ отказался отъ управленія Великою Польшей. Они объявили всей тамошней шляхт, чтобы никто не осмливался признавать его въ этой должности подъ опасеніемъ потери ‘чести и горла’ (czci і gardla). Но Домаратъ, вмсто исполненія этого требованія, вызвалъ изъ Бранденбурга Сигизмундово войско, такимъ образомъ одновременно явились три партіи, три вооруженныя силы: во имя королевны Ядвиги, князя Земовита и Сигизмунда. Но скоро дв первыя соединились въ одну народную партію, и здсь одни, по большей части Малополяне, имли въ виду только права королевны, а другіе думали примирить взаимные интересы бракосочетаніемъ ея съ Земовитомъ. Мы сейчасъ увидимъ однакожь, какія причины и какимъ образомъ измнили это предположеніе.
Замчательное различіе между составомъ партій въ Великой и Малой Польш заключается въ томъ, что въ первой он были дломъ многочисленныхъ родовъ шляхетскихъ, управлявшихся извстными политическими мнніями, тогда какъ въ Малой Польш лишь нсколько сильныхъ домовъ управляли мнніями. Прибытіе Ядвиги льстило ихъ честолюбію, они надялись, что при ней вліяніе ихъ усилится. Между ними родилась мысль о ея брак съ великимъ княземъ литовскимъ, потому что въ случа соединенія Литвы съ Польшей, русскія земли, принадлежавшія въ это время первой изъ нихъ, перешли быкъ Польш, Малополяне же еще во времена Казиміра получили тамъ богатыя имнія, во владніе которыми имъ было очень пріятно вступить опять.
Главными двигателями этого предложенія были слдующія малопольскія фамиліи: вопервыхъ, Куражвенки, которые, впрочемъ, со смерти канцлера Завиши, значительно ослабли, потомъ слдуетъ назвать Корчаковъ, Кмитовъ, и въ особенности Фамиліи герба Топоръ и герба Леливы. Эти послднія фамиліи отличались своею многочисленностію. Одногербовниковъ Топора выходило при Лудовик Венгерскомъ семь отрядовъ, и вс эти отряды состояли исключительно изъ лицъ, носившихъ этотъ гербъ, хотя уже и различавшихся разнообразными прозваніями или Фамиліями: между ними наиболе извстны существующія и понын фамиліи Тенчинскихъ и Оссолинскихъ и Фамилія Шубинскихъ, или какъ тогда называли изъ Шубина, изъ которыхъ намъ уже извстенъ Сендзивой, нкогда державшій сторону Лудовика, а на радомскомъ създ оказавшій сильную поддержку народной партіи, но изъ Топорниковъ громче всхъ была фамилія Пилецкихъ, представитель которой, Оттонъ изъ Пилъцы, обладалъ колоссальнымъ богатствомъ. Что касается герба Леливы, то хотя онъ былъ не такъ многочисленъ какъ предшествующій и мене его древенъ, но со времени Казиміра постоянно занималъ высшія въ государств должности и пріобрлъ огромныя богатства. Эти-то сильныя и богатыя фамиліи управляли въ описываемое время судьбой и умами всей Малой Польши. Оказавъ на вислицкомъ създ привтливый пріемъ посольству вдовствующей королевы, Малополяне отложили однакожь свое ршеніе до създа всей польской шляхты, а между тмъ употребили стараніе къ прекращенію междуусобія, открывшагося въ Великой Польш. Они отправили туда депутацію, имвшую во глав своей краковскаго воеводу Спытка (герба Леливы) и Сендзивоя, прибывъ къ Калиту, осажденному тогда Наленчами, они пригласили воюющихъ заключить перемиріе и предоставить споръ посредничеству, а между тмъ послдовало и ршеніе вдовствующей королевы по длу, предоставленному ей на радомскомъ създ: она предлагала польскому народу меньшую свою дочь, Ядвигу, которую общала вскор прислать въ Краковъ для коронаціи, но просила за малолтствомъ ея, по окончаніи этой церемоніи, отпустить ее снова въ Венгрію на три года.
Чтобы выслушать эти предложенія, назначенъ былъ новый създъ (на 28 марта 1383 года). На немъ долженъ былъ окончательно ршиться вопросъ о престолонаслдіи. Важность этого, такъ долго колебавшагося, вопроса привлекла множество шляхты со всхъ концовъ государства: это былъ можно сказать настоящій избирательный сеймъ. Положеніе партій въ это время нсколько измнилось: Бадзанта, напримръ, сблизился съ Земовитомъ и Наленчами, то-есть съ Великополянами вообще, Домаратъ оставался преданнымъ двору и послдней вол короля Лудовика, Малополяне, отказавшіеся на вислицкомъ създ отъ Сигизмунда, не боле были расположены и къ Семку Мазовецкому, который, въ качеств Пяста и союзника Великополянъ, былъ представителемъ старопольскихъ понятій и обычаевъ, а потому они никакъ не хотли допустить бракъ его съ Ядвигой.
Таково было положеніе партій. Сеймъ открылся. Явились венгерскіе послы, и сказали, что королева-мать разршаетъ Польшу отъ присяги старшей своей дочери Маріи и назначаетъ королевой Ядвигу, объявивъ это, они удалились, предоставивъ шляхт заняться обсужденіемъ ршенія. Начались пренія, при этомъ естественно возникъ вопросъ о томъ, кто будетъ молодой королев супругомъ. Большинство было въ этомъ отношеніи на сторон Земовита, Владиславъ Опольскій и часть Малополянъ были противнаго мннія, и была минута, когда казалось, что эти послдніе одолютъ. Бадзанта, сдлавшійся горячимъ партизаномъ, какъ сказано, Земовита, и въ качеств примаса, предсдательствовавшій въ собраніи, въ минуту, когда расположеніе умовъ было на сторон его партіи, потребовалъ ршительнаго мннія: ‘Итакъ, воскликнулъ онъ’ громкимъ голосомъ:— желаете ли имть королемъ князя Мазовецкаго?’ На это отвчали оглушительные крики: ‘желаемъ, желаемъ!’ Эти крики и извстная ршительность Великополянъ могли дать окончательный поворотъ длу, но оно было, однакожь, пріостановлено однимъ изъ Топорниковъ, Яською изъ Тенчина: ‘Благородная братія (szlachetna brada), сказалъ онъ, элекція не должна быть поспшна. Мы обязаны сохранить слово, данное Ядвиг, если она прибудетъ къ намъ къ Троицыну дню и пожелаетъ жить съ своимъ мужемъ въ Польш, если же къ тому времени она не прибудетъ, тогда приступимъ къ избранію себ короля, на основаніи нашихъ условій съ Лудовикомъ {Ораторъ намекалъ на договоръ 1355 года, которымъ женская линія устранялась отъ престолонаслдія.}.’
Эти разумныя слова были приняты во вниманіе, и венгерскимъ посламъ данъ слдующій отвтъ: 1) королевна Ядвига признается королевою польскою съ условіемъ прибыть въ Краковъ къ Троицыну дню, 2) королева должна жить въ Польш съ своимъ супругомъ, 3) королева-мать возвратитъ Польш землю русскую (Червонную Русь, бывшую область Галицкую), 4.) она же королева-мать возвратитъ Польш земли, отторгнутыя покойнымъ королемъ, ея супругомъ, и отданныя имъ Владиславу, князю Опольскому, а именно: Добжинскую (о которой будетъ много говорено въ послдствіи), Куявскую и другія. На этихъ условіяхъ Поляки дали слово оставаться врными Ядвиг, въ противномъ же случа предоставили себ право, не взирая на прежнія условія, избрать себ другаго короля. Это, замчаетъ Шайноха, было началомъ такъ-называемыхъ pacta com enta, или договорныхъ грамотъ, заключаемыхъ народомъ польскимъ съ своими королями даже тогда, когда они вступали на престолъ по порядку наслдія.
Такимъ образомъ, въ окончательномъ результат, восторжествовала сторона Малой Польши. За то предводители мазовецкой партіи, именно архіепископъ гнзенскій, еще тсне сблизились съ Земовитомъ и потерявъ надежду на успхъ законнымъ путемъ, условились, при слдованіи Ядвиги изъ Венгріи въ Краковъ, захватить ее и обвнчать съ княземъ Мазовецкимъ. Подобное насиліе было нердкостью въ то время, да оно было нечуждо и нравамъ Великополянъ, между которыми велся обычай, чтобы женихъ похищалъ свою невсту.
Нетерпливо былъ ожидаемъ Троицынъ день. За нсколько дней передъ тмъ отправились къ ожидаемой королевн на встрчу значительнйшіе паны Малой и даже Великой Польши. Между ними были архіепископъ и Бартошъ съ 500 мазовецкихъ копейщиковъ, въ числ которыхъ находился и самъ князь Семко. Молодой королевн грозила дйствительная опасность похищенія, но замыслъ этотъ былъ открытъ, и мазовецкіе всадники, Бадзанта, Бартошъ и Семашко, не были впущены въ Краковъ самими жителями. Это, впрочемъ, не остановило Бадзанту и его друзей, которые поселились въ Корчин, и тамъ ршились ожидать королевну. Она не пріхала къ Троицыну дню за разлитіемъ ркъ. Послы, бывшіе въ Венгріи, привезли польскимъ вельможамъ приглашеніе на свиданіе съ нею въ Кошицахъ. Въ это время Ядвиг было уже 12 лтъ,- по договору, заключенному Лудовикомъ съ австрійскимъ домомъ о бракосочетаніи Ядвиги съ Вильгельмомъ габсбургскимъ, обимъ договаривавшимся сторонамъ слдовало внести по 200.000 червонцевъ въ приданое и затмъ совершить бракъ. Но договоры эти потеряли свое значеніе посл времени ихъ написанія. Польскою королевой доводилось быть уже не Маріи, какъ предполагалъ Лудовикъ, а Ядвиг, Поляки непремнно требовали, чтобъ она жила съ мужемъ въ Польш, а принцу Вильгельму было неудобно жить такъ далеко отъ своихъ наслдственныхъ владній (тогдашняя Австрія еще не простиралась до Карпатовъ), при томъ вдовствующая королева не очень была расположена къ этому браку, и была бы готова уклониться отъ него. Поэтому она желала, а послы охотно согласились, чтобы прибытіе Ядвиги было отложено. Для успокоенія же Великополянъ былъ удаленъ Домаратъ, съ другой стороны многіе сомнительные въ преданности къ длу Ядвиги старосты и каштеляны замнены благонадежными. За то и Поляки настояли на томъ, чтобы супруга своей королев они выбрали сами, и чтобъ она непремнно жила въ Польш.
Между тмъ Земовитъ, узнавъ, что пріздъ королевы отложенъ, ршился силою оружія овладть польскимъ престоломъ. Онъ устремился на земли краковскаго воеводы Спытка, и обратилъ въ пепелъ одинъ изъ его городовъ, вступилъ въ Ленчицкую землю, склонилъ на свою сторону тамошнихъ жителей и разослалъ приглашеніе ко всей польской шляхт на създъ въ Срадзь. Създъ этотъ состоялся и даже былъ многочисленъ, но онъ былъ почти исключительно составленъ изъ ходачковой шляхты великопольской и мазовецкой, да изъ нсколькихъ духовныхъ сановниковъ, между которыми былъ архіепископъ Бадзанта, этотъ послдній, однакожъ, будучи по своему положенію первенствующимъ лицомъ всего собранія, оказался и теперь, какъ былъ всегда, человкомъ безхарактернымъ и нершительнымъ: собраніе провозгласило Земовита королемъ, и хотло возложить на него корону въ СраДзскомъ доминиканскомъ монастыр,’ но Бадзанта отъ совершенія этого обряда отказался. Тмъ не мене, однакожь, Земовитъ не думалъ отступаться отъ своихъ претензій, и обратилъ свои силы на занятіе королевскихъ замковъ, но съ первыхъ же шаговъ встртилъ неудачу подъ стнами калишскаго замка. Жители этого города, не расположенные къ нему, какъ и вообще вс горожане, дали сильный отпоръ, а между тмъ потребовали помощи отъ Малополянъ, эти послдніе вступили въ переговоры съ Земовитомъ и склонили его на двухмсячное перемиріе, вопреки настоянію Бартоша, который съ досады оставилъ своего союзника, а такъ какъ между тмъ приблизилось венгерское войско въ защиту правъ молодой королевы, то Земовитъ принужденъ былъ просить дальнйшаго перемирія.
Пока все это происходило, приблизился срокъ, предположенный для прибытія Ядвиги, на встрчу ей отправилось богатое и многочисленное посольство, во глав котораго былъ Сендзивой изъ Шубина. Но вдовствующая королева и теперь объявила, что еще не можетъ отпустить свою дочь. Сендзивой, оскорбленный такими отсрочками, сказалъ напрямикъ, что при подобномъ образ дйствій будетъ невозможно поддерживать въ Польш сторону молодой королевы, но вдовствующая королева нашла себ союзниковъ въ нкоторыхъ членахъ посольства, задержала Сендзивоя съ людьми, раздлявшими его мнніе, а сама послала въ Краковъ занять тамошній замокъ. Дло это, однакожь, не удалось, Сендзивой нашелъ средство освободиться, на разставленныхъ лошадяхъ ускакалъ онъ изъ Венгріи и привезъ въ Польшу такія извстія, которыя сильно поколебали дло ни въ чемъ, впрочемъ, невинной Ядвиги.
Надо, однакожь, признаться, что вдовствующая королева имла основательныя причины откладывать прибытіе въ Польшу Ядвиги. Договоры съ Австріей не были еще расторгнуты, а Поляки настойчиво хотли сами располагать ея рукою, это могло вовлечь Венгрію въ непріязненныя отношенія къ Габсбургскому дому, который былъ во всякое время въ состояніи вредить Венгріи. Тмъ не мене Поляки не отступались отъ своихъ правъ. Въ начал марта 1384 года, на новомъ създ ршено было еще разъ отправить посольство ко вдовствующей королев и положительно объявить ей, что если Ядвига не прибудетъ къ 8 мая, то Польша приступитъ къ избранію новаго кироля, и за тмъ боле не входить ни въ какіе переговоры съ венгерскою династіей и не длать никакихъ уступокъ,— въ чемъ присутствующіе обязались другъ передъ другомъ честнымъ словомъ. Вполн увренные посл этого, что дальнйшее промедленіе невозможно, знатнйшіе малопольскіе паны отправились, около назначеннаго времени, на встрчу своей королев, но каково было ихъ удивленіе, когда вмсто Ядвиги прибылъ Сигизмундъ Люксамбургскій съ титломъ намстника (gubernatora) и съ отрядомъ венгерскаго войска! Дло въ томъ, что въ рукахъ вдовствующей королевы оставались вс т участники предшествующаго посольства, которымъ не удалось, какъ Сендзивою, освободиться изъ заключенія. Нечего было длать, пришлось вступить въ переговоры и дать новую отсрочку, на три недли, но при этомъ Поляки обязались между собой, въ случа если и къ 29 мая не прибудетъ королева, ‘свъ на коней, не возвращаться въ дома свои до тхъ поръ, пока у нихъ не будетъ новаго короля’. По счастію для королевы венгерской, она имла безусловныхъ приверженцевъ въ сильномъ малопольскомъ род герба Леливы, благодаря вліянію которыхъ, она получила на двухъ бывшихъ потомъ сеймахъ дв новыя отсрочки, и только въ октябр прибыла наконецъ молодая королева въ нетерпливо-ожидавшее ее королевство.
Время было ей прибыть, какъ въ собственномъ интерес, такъ и въ интерес страны. Въ продолжительный періодъ междуцарствія, Польша подверглась безпорядкамъ всякаго рода, раздорамъ партій, разбоямъ и грабежамъ. Сначала Земовитъ Мазовецкій былъ причиною междуусобной войны, а въ послднее время появился новый претендентъ, могшій произвести въ стран общее смущеніе: это былъ одинъ изъ Пястовъ, долго находившійся въ монастыр, антипапа Климентъ VII, котораго венгерскій домъ не признавалъ въ папскомъ сан, разршилъ не добровольные обты монаха, и недовольная шляхта могла весьма легко воспользоваться его именемъ для новыхъ смутъ и можетъ-быть междуусобій,— когда наконецъ-Ядвига переступила польскую границу.
По крутымъ ребрамъ Карпатовъ тянулся поздъ, превосходившій великолпіемъ все досел извстное въ Польш. Имущество молодой королевы, ея драгоцнности составляли цлый обозъ, свита ея состояла изъ большаго числа благородныхъ дамъ и двицъ, хавшихъ на богато-убранныхъ коняхъ, сама Ядвига совершала путешествіе частію верхомъ же, окруженная пажами, частію въ раззолоченномъ экипаж и притомъ, большая рдкость въ то время, со стеклами. Королева-мать не сопровождала ее, по причин бывшихъ въ то время въ Венгріи безпорядковъ. По мр приближенія этого позда къ Кракову, онъ увеличивался польскими панами, которые наперерывъ спшили навстрчу столь долгожданной ими королев своей. Когда она была уже въ виду столицы, на Кжеменкахъ, встртилась торжественная процессія, состоявшая изъ духовенства, мщанства и народа краковскаго, съ церковными хоругвями и значками городскихъ цеховъ, которые склонялись, по мр того какъ юная королева къ нимъ приближалась, отъ различныхъ сословій предложены ей были дары, звуки трубъ и Флейтъ и громкія восклицанія народа, покрывавшаго крыши домовъ, наполняли воздухъ, шуты и скоморохи поддерживали пріятное расположеніе толпы. У городскихъ воротъ Ядвигу встртили ряды двицъ въ блыхъ платьяхъ съ зажженными свчами и пніемъ, которому вторилъ торжественный гулъ колоколовъ. Прохавъ мало еще застроенную тогда часть города, Казимержъ (Kazimierz), королева направилась къ замку, и наконецъ, помолившись въ каедральномъ собор, вступила въ приготовленныя для нея палаты…. Радостная или печальная жизнь ожидала ее, говоритъ нашъ авторъ,— угадать было нельзя, да и некогда было объ этомъ думать: вслдъ за торжествомъ вступленія ея въ Краковъ назначено было торжество коронаціи.
Еще не такъ давно короли краковскіе не всегда были вмст съ тмъ королями Польши, другія области, другіе города выставляли имъ соперниковъ, но въ то время, о которомъ говорится, первенство Кракова надъ всми прочими городами Польши утвердилось несомнннымъ образомъ, и Ядвига была уже не краковскою королевой, но королевой Польши. Коронація назначена была на 15 октября. Съ утра все, что было именитаго и знатнаго, собралось въ замокъ, откуда торжественная процессія пошла въ соборъ. Тамъ королева остановилась у ступеней трона, передъ прочтеніемъ же Евангелія, архіепископъ, обратясь къ ней, спросилъ ее, намрена ли она сохранить права, вольность и привилегіи народа? ‘Желаю, отвчала она, и да поможетъ мн въ томъ Господь!’ Посл этихъ словъ, замнявшихъ присягу, архіепископъ помазалъ ее міромъ и возложилъ на нее корону. Въ эту минуту раздались звуки Флейтъ и трубъ и радостныя восклицанія присутствующихъ.
Обрядъ коронованія въ Польш былъ вообще тотъ же, какъ и въ другихъ западныхъ государствахъ, а потому распространяться о немъ мы не станемъ, но замтимъ, что въ Польш, въ противность повсемстному западному обычаю, къ церемоніалу коронаціи не были допускаемы городскія сословія. За то на другой день короли сами отправлялись къ городской ратуш, и тамъ передъ нею на площади, сидя на трон, принимали присягу бургомистра, другихъ городскихъ властей и всего городскаго общества, при чемъ торжественно подтверждались права, которыми городъ пользовался.
Кстати здсь будетъ познакомиться съ Краковомъ XIV вка. Въ отношеніи построекъ различіе между тмъ, что было тогда и что сохранилось донын, неслишкомъ поразительно. На той же самой площади, которая существуетъ и теперь, были т же строенія, общая принадлежность всхъ городовъ съ магдебургскимъ правомъ: ратуша съ судною избою, или палатою, гд хранились акты городскихъ правъ и привилегій, съ подземельями, гд находились орудія пытокъ, возл ратуши двухэтажное строеніе съ мстомъ для складовъ внизу, и съ рядомъ лавокъ вверху, нсколько подале — огромные всы, не маловажный источникъ городскихъ доходовъ. Потомъ дв церкви: Св. Войцха и Св. Двы Маріи, изъ коихъ послдняя замчательна тмъ, что въ стну ея были вдланы желзные обручи, за которые ставили пьяницъ, буяновъ и т. п. Нкоторые изъ существующихъ и теперь на этой площади домовъ построены еще во времена Казиміра, при которомъ Краковъ уже насчитывалъ 24- церкви и множество каменныхъ строеній. Многія улицы съ его же времени носятъ и донын свои названія. Но Краковъ того времени отличался отъ другихъ польскихъ городовъ, управляемыхъ по магдебургскому праву, тмъ что онъ находился подъ непосредственнымъ вдніемъ королевскихъ воеводъ и подъ вліяніемъ верховной власти, тогда какъ другіе города имли совершенно самостоятельное городское управленіе. Жители его были большею частію иноземцы, господствующій тамъ языкъ былъ нмецкій, на которомъ произносимы были даже проповди въ главномъ каедральномъ собор и совершались дловые акты: такъ сильно проникъ нмецкій элементъ въ Польшу и особенно въ польскіе города. Но въ боле-отдаленныя времена на Краков лежалъ яркій славянскій отпечатокъ, жители въ немъ селились широко, усадьбами, везд зеленли сады и огороды, развертывались широкія площади, и городъ справедливо удивлялъ обширностію занимаемаго имъ пространства. Тогда жители его говорили на польскомъ язык, и названія, которыя они давали строеніямъ и улицамъ, не поражали еще чуждыми звуками. Но все это было встарину, уже вскор посл татарскаго нашествія одинъ изъ жителей Кракова, будучи спрошенъ за границей о томъ, на какомъ язык говорятъ тамъ, отвчалъ: ‘Могу тебя уврить, что хотя въ Краков говорятъ и по-польски и по-нмецки, но Нмцы въ немъ преобладаютъ: нмецкіе проповдники говорятъ въ собор, а польскіе въ боковой каплиц и на кладбищ.’
При этомъ перевс чужестраннаго народонаселенія, при огромности цлаго народонаселенія, собраннаго здсь общею тогда небезопасностію края, народонаселенія, состоявшаго изъ пестрой смси Венгерцевъ, Русскихъ, Татаръ и Евреевъ,— не мудрено, что Кракову короли не предоставляли тхъ льготъ самоуправленія, какимъ пользовались другіе города. Это однакожь не препятствовало ему богатть и распространять свою торговлю. Черезъ него проходили нкоторые изъ торговыхъ путей. Что касается до этихъ путей, то сходясь въ Торн, какъ въ узл, они направлялись отсюда въ южную Русь и къ Карпатамъ, черезъ Сендоміръ и Львовъ къ западу, черезъ Калишъ въ Германію и Богемію на сверъ, къ Лейпцигу и Балтійскому морю и наконецъ къ востоку на Владиміръ-Волынскій. Вообще, коснувшись торговли того времени, нельзя не замтить, что она была довольно сильна столько же отпускомъ и привозомъ, сколько и транзитомъ, главною статьею были металлы и особенно мдь, въ XVI вк, когда ея уже сдлалось меньше, одинъ купеческій домъ въ Гданск отправилъ меди 68 кораблей. Кром металловъ, изъ числа главныхъ предметовъ польской торговли были: соль, хлбъ, свинина, мха, холстъ и сукно, изъ которыхъ послднее соперничало съ лучшими сукнами Европы. Весьма важенъ былъ транзитъ, направлявшійся черезъ Польшу изъ Крыма и Царьграда къ Балтійскому морю и въ Германію, при Казимір Великомъ польское, и особенно краковское купечество, пріобрло выгодныя для себя привилегіи и монополіи, касательно перевозныхъ товаровъ, но при Пудовик, когда Владиславъ Опольскій занялъ Червонную Русь, а Торнъ получилъ право свободной торговли съ южною Русью, торговля Кракова ослабла. Впрочемъ ей еще вредило другое обстоятельство, ростовщичество, тогдашніе проценты были такъ огромны, что вислицкимъ статутомъ опредлено было брать при отдач денегъ взаймы не боле 25 грошей процентовъ на 48 грошей отдаваемаго капитала, и хотя черезъ тридцать лтъ потомъ процентъ этотъ былъ уменьшенъ до 12 грошей въ годъ, но все же по этимъ ограничивающимъ узаконеніямъ должно заключить о страшныхъ размрахъ тогдашняго ростовщичества. Даваніемъ денегъ взаймы занимались главнйше Евреи, не отличавшіеся тогда отъ остальнаго народонаселенія ни костюмомъ, ни степенью образованія, и жившіе въ близкихъ сношеніяхъ съ христіянами,. замчательно, что они давали простымъ людямъ деньги подъ обыкновенныя росписки, знатнымъ же и богатымъ не иначе какъ подъ залогъ, это объясняется тмъ, что съ первыхъ не трудно было кредиторамъ взыскать, и власти оказывали имъ въ этомъ содйствіе, съ богатыхъ же и знатныхъ людей взыскать было невозможно. Это было впрочемъ и не въ одной Польш, драгоцнныя вещи вельможей и даже государей не рдко попадали въ руки ростовщиковъ, такъ тіара папы Урбана VI не разъ бывала въ заклад, а Казиміръ Ягеллонъ закладывалъ свое столовое серебро и даже атласныя платья королевы.
Съ прибытіемъ Ядвиги, вельможи польскіе захватили въ свои руки всю власть, и уже не думали о предположенномъ брак королевы съ Вильгельмомъ Габсбургскимъ, а старались только продлить выгодное для нихъ малолтство Ядвиги. Но тмъ сильне интересовалъ ея бракъ простую шляхту, чмъ боле давало себя чувствовать самовластіе магнатовъ: только относительно выбора жениха своей королев было, какъ мы уже видли, разногласіе. По причинамъ, которыя ускользаютъ отъ изслдованій исторіи, Ягелло съ нкотораго времени длается союзникомъ малопольскихъ вельможъ, во время междуусобія, возникшаго вслдствіе претензій Семки Мазовецкаго, Литва вторгается въ его владнія, и дйствуетъ слдовательно въ интересахъ малопольской партіи. Нсколько лтъ тому назадъ, увезенная изъ одного малопольскаго монастыря часть Св. Креста, теперь Ягелломъ возвращена, мы замчаемъ также, что молодой Спытко, и другіе изъ главныхъ приверженцевъ Ядвиги, получаютъ въ послдствіи обширныя маетности, цлыя провинціи въ Литв, награды, которымъ не соотвтствуютъ извстныя ихъ заслуги, и которыя наводятъ на подозрніе о тайныхъ одолженіяхъ, оказанныхъ ими Ягеллу, тмъ боле что никто въ Польш не протестовалъ, когда литовскіе князья въ публичныхъ актахъ объявляли, что они приглашены на престолъ польскій. Достоврно притомъ извстно, что Ягелло началъ длать приготовленіе къ сватовству, когда воцареніе Ядвиги уже перестало быть сомнительнымъ.
Намъ уже извстно, что согласно заключенному съ рыцарями договору, Ягелло долженъ былъ- креститься въ теченіе четырехлтняго срока, но ни рыцари не желали лишиться повода къ войн съ Литвою, ни великій князь не спшилъ исполнить принятое на себя обязательство. Такъ въ ма 1383 года, когда слдовательно воцареніе Ядвиги было еще дломъ несовершенноврнымъ, рыцари пригласили Ягелло на новое свиданіе въ Дубисс для совершенія надъ нимъ, согласно договору, св. крещенія, Ягелло отправился съ матерью уліаной (тверскою княжной), князьями и цлымъ дворомъ, съ другой стороны, выхалъ великій магистръ, Конрадъ Цольнеръ съ маршаломъ ордена, Конрадомъ Валленродомъ, множествомъ рыцарей и двумя епископами, но създъ этотъ не состоялся подъ ничтожными предлогами, такъ что об стороны взаимно укоряли другъ друга въ недостатк доброй воли, Ягелло притомъ упрекалъ рыцарей за укрывательство Витовта, а рыцари упрекали его за то, что онъ вопреки договору, безъ вдома ихъ воевалъ Польшу, отъ упрековъ дошло до дла, и Литва подверглась новому, жестокому вторженію: орденское войско, вспомоществуемое приверженцами Витовта, преимущественно изъ Жмудиновъ, проникло до самой Вильны и сожгло ее, оно приводило Литовцевъ къ присяг на врность Витовту, и бралъ заложниковъ. При этомъ Витовтъ обязался уступить своимъ союзникамъ всю Жмудь, остальною Литвою управлять на прав зависимаго отъ нихъ владльца, а въ случа бездтной смерти, и совершенно передать всю Литву въ непосредственное ихъ владніе.
Между тмъ Поляки, убдившись наконецъ въ непремнномъ прибытіи Ядвиги, старались примирить Ягелло съ Витоэтомъ, дабы дать ему возможность- съ полнымъ вниманіемъ заняться сватовствомъ. Старанія эти не остались безуспшны, двоюродные братья протянули другъ другу руку, съ тмъ чтобы сынъ Кейстута получилъ родовою свою отчину Троки, и чтобъ онъ съ своей стороны не только отсталъ отъ рыцарей, но даже обратилъ оружіе противъ нихъ. Витовтъ не замедлилъ исполнить касавшуюся до него часть уговора, а именно обманомъ истребилъ отрядъ рыцарей и сжегъ ихъ замокъ Юрбургъ. Это случилось вслдъ за коронаціей Ядвиги.
Теперь надо намъ ближе познакомиться съ ‘счастливцемъ Ягелломъ’. Не будучи старшимъ между сыновьями Ольгерда, онъ наслдуетъ его престолъ, Кейстутъ не только не препятствуетъ этому, но напротивъ помогаетъ, мать его, княгиня уліана, съ самаго младенчества нжитъ его, печется о немъ, очевидно любя его больше всхъ другихъ сыновей своихъ. Между тмъ, онъ былъ человкъ очень обыкновенный, понятій довольно тупыхъ, по наружности же нерадивый и неряшливый. Обыкновенный его костюмъ былъ простой тулупъ (kozuch), хотя княжескій его гардеробъ былъ богатъ. Только въ праздники надвалъ онъ бархатную срую шубу, безъ всякихъ впрочемъ украшеній. Наружность его, не представляя ничего особеннаго, была не лишена пріятности, онъ былъ очень хорошо сложенъ, ростъ его былъ средній, на довольно длинной ше красиво поставлена была небольшая голова, съ продолговатымъ лицомъ, съ обнаженнымъ лбомъ, съ небольшими черными, очень неспокойными, бгающими глазами, съ устъ его, отненныхъ тонкими длинными усами, срывались скорыя, грубо-выговариваемыя слова. Такимъ образомъ его взглядъ и рчь обнаруживали въ немъ живую натуру, которая при другихъ обстоятельствахъ могла бы сдлаться непреклонною и дикою, но материнская нжность смягчила ее, и довела даже до изнженности. Ягелло любилъ до полудня нжиться въ постели, вообще даромъ терять время, и долго сидть за столомъ, къ которому подавалось ему до 60 блюдъ. Баловство матери было было также причиной, что онъ не умлъ ни читать, ни писать, и умъ его былъ такъ тупъ, что если ему случалось составить себ неправильное понятіе, то очень трудно бывало- растолковать ему его заблужденіе, хотя по природ своей онъ вовсе не былъ ни упрямъ, ни безтолковъ. Противорчія легко его раздражали, а когда кровь въ немъ разыгрывалась, и страсти закипали, онъ былъ способенъ на вс крайности, и длался тогда истиннымъ дикаремъ. Поэтому его приближенные старались постоянно отстранять отъ него вс случаи, которые могли бы доводить его до раздраженія: такъ они, не допустили его, какъ увидимъ дале, имть личное свиданіе съ великимъ магистромъ, потому что предвидли возможность при этомъ свиданіи щекотливыхъ вопросовъ. Кром того, Ягелло былъ страшно подозрителенъ: изъ опасенія быть отравленнымъ въ вин, онъ, подобно Ольгерду и Кейстуту, не пилъ его вовсе, такъ какъ ядъ подносился въ то время и въ плодахъ, въ одежд и т. п., то онъ позволялъ себ сть только сорванныя имъ самимъ груши, любимый его плодъ, и не принималъ одежды иначе, какъ отъ особоназначенныхъ для этого и близко ему знакомыхъ людей. При этой подозрительности и при необузданности своихъ страстей, Ягелло легко могъ сдлаться тираномъ, однакожь онъ совершенно свободенъ отъ этого упрека, благодаря доброму отъ природы сердцу, и это одно качество перевшивало вс его недостатки, откровенный и врагъ притворства, онъ скоро забывалъ оскорбленіе, а если ему случалось оскорбить кого, то просилъ прощенія на колняхъ, онъ былъ добръ, человколюбивъ и снисходителенъ. Онъ думалъ, что отъ него никто не долженъ отходить съ лицомъ недовольнымъ, и потому давалъ всякому, кто имлъ къ нему доступъ, хоть небольшой подарокъ, дарилъ какую-нибудь одежду или головной уборъ, кусокъ сукна или нсколько соли, вдовы же и сироты получали отъ него вдвое, за то онъ и самъ любилъ получать подарки, щедро ихъ отдаривая, всякому, у кого онъ бывалъ въ гостяхъ, онъ дарилъ что-нибудь. Посл каждой охоты, онъ разсылалъ дичину своимъ придворнымъ. Всякій благородный поступокъ пріятно отражался на его сердц, и вызывалъ съ его стороны щедрую награду, а кто разъ пріобрталъ его расположеніе, пользовался имъ навсегда. Поэтому онъ могъ пріобртать вліяніе на массы, особенно на войско: даже наимене храбрые длались въ его глазахъ мужественными, притомъ,— качество немаловажное для пріобртенія вліянія,— онъ былъ вренъ своему слову, и твердъ въ достиженіи задуманной цли. Глубоко проникнутый любовію къ своей родин, онъ до самой старости тосковалъ по ней: все, что могло напомнить о его бдной, дикой Литв,— убогая хижина, пніе соловья,— глубоко его трогало. Блескомъ онъ не дорожилъ, и посреди своего продажнаго вка, былъ не подкупенъ, даже польская корона не прельщала его, онъ всегда былъ готовъ отъ нея отказаться, и только просьбы его новыхъ подданныхъ удерживали его. При этомъ Ягелло былъ очень религіозенъ, будучи язычникомъ, онъ строго соблюдалъ народныя суеврія. Старался всегда встать съ постели прежде правою нежели лвою ногой, выходя изъ дома трижды оборачивался и бросалъ позади себя изломанную соломенку, и т. п., сдлавшись же христіаниномъ, усердно молился, и не разъ совершалъ путешествія съ священною цлію.
Таковъ портретъ Ягелла въ книг Шайнохи. Я старался передать здсь его черты сколь возможно близко подлиннику и во всякомъ случа безъ малйшаго измненія въ характеристическихъ особенностяхъ, но вренъ ли этотъ портретъ съ натурой, можно сомнваться. Не такимъ изображаютъ Ягелла русскіе источники, да не совсмъ такимъ представляютъ его и самые Факты. Припомнимъ смерть Кейстута и преслдованіе его семейства: все это не говоритъ за доброе сердце Ягелла. Припомнимъ его тайныя связи съ орденомъ, имвшія слдствіемъ опустошенія Литвы: он не подтверждаютъ его любви къ Литв. А одинаково строгое исполненіе суеврій языческихъ и обрядовъ христіанскихъ едвали не скоре должно быть приписано его слабоумію чмъ религіозности. Въ отношеніи Ягелла, Шайноха раздляетъ общее всмъ польскимъ историкамъ увлеченіе,— увлеченіе, весьма впрочемъ естественное, ибо присоединеніе Литвы удвоило силу и значеніе польскаго государства, но если извинительно это пристрастіе польскихъ историковъ, то по крайней мр на столько же извинительно и намъ, Русскимъ, строже смотрть на него.
Сдлавъ эту небольшую оговорку, возвращаемся къ нашему автору, котораго мы уважаемъ, не взирая на это пристрастіе: пусть каждый любитъ свою родину и все, что содйствовало ея слав и благоденствію.
Примирившись, какъ сказано, съ Витоэтомъ, Ягелло отправилъ въ 1385 году блистательное посольство, членами котораго были его братья, Скригелла, князь полоцкій, уже исповдывавшій христіянство по восточному обряду, и Борисъ (тоже бывшій православнымъ, а потомъ перешедшій въ латинство), дядя его Ольгимундъ и наконецъ одинъ изъ главныхъ литовскихъ сановниковъ, Ганка, который вмст съ княземъ Борисомъ, долго бывшимъ въ Германіи, и былъ главнымъ дипломатическимъ двигателемъ посольства. Посольство это сопровождалось многочисленною свитой и везло богатые дары какъ самой королев, такъ и ея вельможамъ.
По прибытіи въ Краковъ въ половин января (1385), имъ была назначена торжественная аудіенція. Ядвига приняла посольство, сидя на трон и окруженная дворомъ. Она считала это сватовство совершенно несбыточнымъ дломъ и не боле какъ дипломатическою Формальностію, будучи вполн уврена, что неразрывный союзъ связываетъ ее съ принцемъ Вильгельмомъ. Между тмъ предложенія Ягелла были очень положительны: онъ предлагалъ свою руку, общалъ креститься и привести всхъ своихъ подданныхъ въ католическую вру, содйствовать къ возвращенію потерянныхъ въ разное время Польшею областей, уплатить 200 т. золотыхъ, по обязательству венгерскаго двора съ австрійскимъ, освободить всхъ христіанскихъ плнниковъ обоего пола, уведенныхъ Литовцами изъ Польши, и наконецъ соединить Литву и русскія земли съ Польшей.
Вс эти предложенія пріятно звучали для совтниковъ молодой королевы, но Ядвига отвчала, что, будучи обвнчана съ принцемъ габсбургскимъ, она должна быть ему врна, и что еслибы даже она сама и согласилась на предложеніе литовскаго государя, то ея мать, вдовствующая королева, не можетъ на него согласиться, будучи связана договоромъ съ габсбургскимъ домомъ, почему она и совтуетъ обратиться къ королев-матери. Литовскіе послы согласились хать въ Венгрію, куда и отправились князь Борисъ и Ганка, вмст съ ними похали нкоторые изъ краковскихъ вельможъ, для удостовренія вдовствующей королевы въ томъ, что польскій народъ дйствительно желаетъ этого брака.
Между тмъ венгерская королева, давно желавшая освободиться отъ обязательствъ, сдланныхъ ея мужемъ, по совту своего любимца и главы національной партіи въ Венгріи, Николая Тара, уже вела переговоры о бракосочетаніи королевы Маріи съ братомъ Французскаго короля Карла VI. Теперь представлялся ей случай развязаться и съ другимъ предположеннымъ зятемъ, а потому она объявила польскимъ и литовскимъ посламъ, что согласна на все, что можетъ служить къ польз религіи и благу государства, и, для большаго удостовренія въ этомъ, присоединила двухъ особыхъ пословъ, изъ Венгерцевъ, къ посольству литовско-польскому, которое за тмъ и поспшило въ Краковъ.
По возвращеніи его, былъ созванъ сеймъ, на который впрочемъ по большей части съхались только приверженцы союза съ Литвою, а потому малопольскіе вельможи, боле всхъ этого желавшіе, могли быть уврены въ побд на сеймовыхъ преніяхъ, но гораздо трудне было имъ одолть сопротивленіе Ядвиги. Если она и не была влюблена въ Вильгельма, то дтская привязанность, святость соединявшаго ихъ обряда и наконецъ обязательство, данное ея отцомъ, сильно говорили противъ Ягелла, этого язычника, оклеветаннаго молвою. Но въ этомъ отношеніи патріотическому длу сильное содйствіе оказало духовенство, представляя набожной королев, какъ велика будетъ заслуга ея передъ Богомъ, если посредствомъ ея обратятся послдніе язычники, а также какъ важенъ для блага народа союзъ, который избавитъ Польшу отъ литовскихъ набговъ и раззореній. Эти представленія, за одно съ долгимъ неприбытіемъ въ Краковъ Вильгельма, мало-по-малу поколебали Ядвигу, а между тмъ собрался сеймъ, и на немъ обнаружилось больше разномыслія, нежели, казалось, можно было ожидать. Была партія за Земовита, другая, именно состоявшая изъ придворныхъ, отстаивала права Вильгельма,— и об он твердили о малыхъ способностяхъ Ягелла, представляя, что ужь лучше ршиться на бракъ съ Витоэтомъ. Но приверженцы Ягелла не длали ни малйшей уступки, они говорили, что Семко Мазовецкій бденъ, и что вообще отъ Пястовъ добраго ожидать нечего, что лучшій изъ нихъ, Владиславъ Опольскій, измнилъ народности, что союзъ съ Вильгельмомъ не представляетъ никакихъ выгодъ, потому что его владнія далеки, а тмъ, кто возражалъ, что Ягелло иметъ слишкомъ посредственныя способности, они отвчали, что именно въ этомъ и состоитъ его большое преимущество передъ Витоэтомъ, и что только при корол, подобномъ ему, шляхта можетъ увеличить свои права и преимущества. Вс эти, особенно послднія соображенія были убдительны, и, посл нкоторыхъ споровъ, сторона Ягелла восторжествовала. Оставалось получить согласіе Ядвиги. Увлекаемая желаніемъ матери, внушеніями духовенства, мыслію спасти души цлыхъ милліоновъ людей и наконецъ побуждаемая приговоромъ воли народной, она согласилась отдать свою руку литовскому великому князю. Съ отвтомъ объ этомъ возвратились литовскіе послы вмст съ польскими и посломъ королевы-матери. Ягелло былъ тогда въ Краков, гд и утвердилъ Формальнымъ актомъ 14 августа 1385 года вс условія, выраженныя его посломъ передъ польскимъ сеймомъ.
Между тмъ въ Краковъ прибылъ наконецъ прежній женихъ Ядвиги, Вильгельмъ Габсбургскій.
Когда сватовство Ягелла сдлалось извстно въ Вн, Леопольдъ, отецъ Вильгельма, поспшилъ самъ въ Буду. Онъ прибылъ туда вскор по отъзд литовскихъ пословъ, это было въ іюл (1385). Положеніе королевы-матери было затруднительно, но она не усомнилась заключить новое условіе, которымъ подтверждала общаніе о брачномъ союз своей дочери съ габсбургскимъ принцемъ и притомъ не позже наступающаго августа. Сомнительно, чтобъ она придавала этому обязательству серіозное значеніе, но, узнавши о немъ, Ядвига встревожилась, сомннія ея возвратились, и она отправила за Вильгельмомъ преданнаго себ Гнвоша изъ Далевицъ. Въ Вн, не понимая хорошенько польскихъ длъ, приняли это посольство за выраженіе воли всего народа, и Вильгельмъ былъ немедленно снаряженъ въ путь. Но онъ ошибся въ своихъ ожиданіяхъ. Краковскій каетеллянъ, знакомый намъ Добславъ, не впустилъ ни его свиты, ни его самого въ замокъ, такъ что онъ долженъ былъ расположиться въ предмстій.
Австрійскому принцу въ это время было пятнадцать лтъ, но онъ казался старше своего возраста. Современники придавали къ его имени эпитеты: ambitny, ceremonialny, dworski, что заставляетъ предполагать въ немъ важный, степенный характеръ, любя спокойствіе и порядокъ, онъ былъ врагъ войны, не любилъ обычныхъ тогда бранныхъ словъ, которыя въ его присутствіи никто не смлъ произносить. Всегда неизмнно-спокойный, онъ и въ дл сердечномъ хотлъ достигать цли не иначе какъ спокойными и ‘церемоніальными средствами’. Впрочемъ, ища руки Ядвиги, онъ думалъ не столько о ней, сколько о. польской корон, на которую не приминулъ предъявить свои права и въ послдствіи, когда умерла Ядвига. Не взирая однакожь на это, онъ нравился молодой Ядвиг своимъ стройнымъ, высокимъ станомъ, величавыми и изящными манерами, пріятною Физіономіей, и потому, не имя возможности видть его у себя въ замк, она ршилась видться съ нимъ въ одномъ изъ краковскихъ монастырей… Это можетъ показаться страннымъ теперь, а особенно со стороны благочестивой Ядвиги, но надо вспомнить, что монастыри въ прежнее время были убжищемъ и какъ бы сборнымъ мстомъ, гд тснились, куда собирались отовсюду люди разныхъ состояній, званій и половъ, пилигримы и путешественники, люди, привлекаемые туда надеждою найдти отдохновеніе и пріютъ, укрыться отъ житейскихъ бурь или встртиться съ знакомыми, услышать новости и даже позабавиться. Монастырь былъ богатый, всмъ было мсто и угощеніе, а если какой-нибудь суровый настоятель задумывалъ иногда ограничить слишкомъ большую свободу монастыря, онъ длался врагомъ не только всей братіи, но и всего околотка. Поэтому ничего нтъ удивительнаго, что Францисканскій краковскій монастырь былъ избранъ Ядвигою для свиданія съ своимъ нареченнымъ супругомъ. Она отправилась туда въ сопровожденіи своихъ придворныхъ женщинъ, онъ — въ сопровожденіи рыцарей, составлявшихъ его свиту. Трубачи и Флейтисты играли веселые марши во время слдованія къ мсту свиданія, придворные кавалеры и дамы готовились къ танцамъ и веселію, влюбленные — къ тихой сердечной бесд. Монастырь тоже приготовился къ достойной встрч своихъ постителей, залы были украшены коврами, припасены были вина и конфеты. И вотъ, длинные корридоры огласились звономъ шпоръ и шорохомъ женскихъ платьевъ, загремла музыка, начались танцы, которые въ то время сопровождались припвами самихъ танцующихъ. Кавалеры были туго затянуты въ короткія полукафтанья (jaki) съ широкими длинными рукавами, въ высокихъ цвтныхъ чулкахъ, подвязанныхъ лентами и цвтныхъ же сапожкахъ съ загнутыми носками, завитые или съ косами, переплетенными лентою, съ золотыми цпями на ше, съ маленькими кинжалами за поясомъ, съ бубенчиками на пояс, на сапожкахъ и на воротник, они имли очень щеголеватый видъ, но, должно признаться, уступали какъ относительно наряда, такъ и въ развязности, женщинамъ, которыя были и боле смлы и боле свободны тогда чмъ теперь. Женскій нарядъ того времени состоялъ изъ золотаго внчика или ленточнаго головнаго убора, концы котораго спускались до плечъ, на шею надвалось ожерелье или нитки жемчуга, платье разшивалось золотомъ и жемчугомъ, золотомъ же вышивались башмаки, перчатки и даже носовой платокъ, а пальцы украшались множествомъ перстней, яркій цвтъ лица считался принадлежностію красоты, блдность казалась свойствомъ бдности или низкаго происхожденія, и поэтому употребленіе румянъ было очень обыкновеннымъ дломъ, да и вообще средневковыя женщины употребляли много косметическихъ средствъ, и на туалет щеголихи можно было насчитать нсколько сотъ Флаконовъ, баночекъ и скляночекъ съ порошками, мазями, красками и притираніями.
Мы уврены, что вс дамы, сопровождавшія Ядвигу, были прекрасны, но уврены также, что вс уступали въ этомъ отношеніи молодой королев. О красот ея знала вся Европа, отвсюду стекались рыцари, чтобы взглянуть на нее, и вотъ эта-то красавица жаждала отдать свое сердце Вильгельму Габсбургскому, съ своей стороны и она ему нравилась… Жаль, что мы не можемъ подслушать ихъ разговора, говоритъ Шайноха, тмъ боле что они разговаривали на нмецкомъ язык, неизвстномъ многимъ изъ присутствовавшихъ, и что слдовательно они свободно могли передавать другъ другу свои тайны, а это было время сердечныхъ тайнъ и нжныхъ разговоровъ! Въ порядк вещей было, чтобы каждая замужняя женщина имла любовника, и мужья это очень хорошо знали. ‘Пока мой мужъ не будетъ просить за тебя и не скажетъ, чтобъ я тебя полюбила, не буду тебя слушать,’ говорила самая строгая моралистка своему обожателю. За то счастливый любовникъ получалъ отъ своей красавицы какой-нибудь бантъ или ленточку, которые торжественно пришпиливалъ у себя на груди. Конечно, не вс женщины того времени безъ изъятія выводили свои романы за предлы скромности, и Ядвига служитъ тому примромъ, но свобода нравовъ была совершенно въ понятіяхъ того времени: мы имемъ книжку о воспитаніи, писанную въ 1371 году, гд, въ предупрежденіе молодыхъ двицъ отъ грхопаденія, описываются вс извстныя гршницы Ветхаго и Новаго Завта, и при томъ въ такихъ соблазнительныхъ чертахъ, что въ ныншній вкъ самая свободная женщина не ршится читать подобныя вещи. Вотъ какимъ образомъ представлена тамъ оцнка разныхъ грховъ и гршковъ: ‘Когда одинъ рыцарь, овдоввъ въ третій разъ, и желая узнать объ участи своихъ покойныхъ женъ, спрашивалъ о томъ одного святаго пустынника, то получилъ въ отвтъ, что дв изъ нихъ въ аду, а одна въ раю. За что же именно? спросилъ рыцарь.— За то, что т блились и румянились, а эта хоть и виновна въ одномъ грх, который здсь описать нельзя, падала десять или двнадцать разъ, и предавалась кром того инымъ незначительнымъ искушеніямъ, но на смертномъ одр она исповдалась, а потому наказана лишь нсколькими годами чистилища.’
При такихъ понятіяхъ, разумется, разговоры между женщинами и мущинами были тривіальны, обыкновенными любезностями были пожатіе руки, объятія и толканіе ногами подъ столомъ… А между тмъ это было то самое время, которое прославлено романическою любовію короля Эдуарда III къ графин Салисбери и поэтическими воздыханіями Петрарки!
За первымъ свиданіемъ Ядвиги съ своимъ женихомъ послдовало второе, потомъ третье, а любовь ея длала быстрые успхи. Съ цлію уладить дло о своемъ брак съ нимъ, она повела тайные переговоры съ Земовитомъ и купила его союзъ цною большихъ пожертвованій, при чемъ замчательно, что договоръ между ними не скрпленъ ни однимъ изъ польскихъ сановниковъ. Вслдствіе этого договора, князь Мазовецкій сблизился съ орденомъ, который держалъ сторону Вильгельма. Но за то и партія Ягелла не дремала. Она успла привлечь на свою сторону Владислава Опольчика, который былъ свидтелемъ и поручителемъ гаймбургскаго условія (съ австрійскимъ дворомъ). Замчая дятельность между повренными Ядвиги, союзники литовскаго князя послали къ нему звать его самого въ Краковъ, а сами удвоили наблюденіе за Ядвигой и ея возлюбленнымъ. Но бдительность ихъ едва не была обманута самымъ оригинальнымъ образомъ. Придворные, и во глав ихъ Гнвошъ, изъ Далевицъ, который недавно здилъ въ Вну, совтовали королев ввести тайнымъ образомъ Вильгельма въ замокъ, продержать его тамъ нсколько дней и потомъ объявить государству и иностраннымъ дворамъ, что заключенное въ Гаймбург брачное условіе вступило въ свою законную силу. Этотъ смлый планъ начался уже исполненіемъ. Вильгельмъ былъ благополучно введенъ въ замокъ и провелъ тамъ нсколько дней, но наканун того, когда думали совершить брачный обрядъ въ домовой замковой церкви, краковскіе вельможи обо всемъ этомъ узнали, сдлали Формальное нападеніе на королевскій замокъ и принудили австрійскаго принца спасаться черезъ окно.
Случай этотъ указалъ партизанамъ Ягелла на необходимость еще боле усиленной бдительности и поспшнаго заключенія желаемаго ими брака. Они послали новыхъ гонцовъ въ Литву съ деклараціей, ‘что они, уполномоченные отъ польскаго народа, избираютъ и берутъ себ паномъ и королемъ Польши великаго князя Ягелла, которому даютъ, даруютъ и нарекаютъ наизнаменитйшую (najprzejacniejsza) Ядвигу, природную польскую королеву, для соединенія съ нимъ брачнымъ союзомъ’. Посольство это встртило Ягелла уже близь польской границы. Но между тмъ Ядвига не хотла покориться требованію Поляковъ. Она ршилась еще разъ видться съ Вильгельмомъ, идти къ нему, въ занимаемый имъ на предмстьи домъ, съ тмъ чтобы показать всему свту, что однажды заключенный бракъ воспріялъ дйствительное значеніе. Съ небольшою свитой вышла она къ воротамъ замка, безпрепятственно прошла ихъ, но подойдя къ вншней оград была остановлена стражею. Ядвига приказала отворить ворота. ‘Не велно’, отвчали на ея приказаніе: ‘паны радные (члены совта) не приказали.’ — ‘Мн запрещаютъ! воскликнула, вспыхнувъ, молодая королева: ‘дайте топоръ!’ И схвативъ топоръ, дать ей который не было запрещено панами радными, она начала отбивать висячіе замки тяжелыхъ воротъ… Одинъ древній слуга ея отца и дда, коронный подскарбій, Дмитрій изъ Горая, усплъ однакожь удержать ее отъ этого слишкомъ энергическаго постуика, убдилъ ее возвратиться, и съ этой минуты она уже не видала Вильгельма, котораго дальнйшее пребываніе въ Краков сдлалось небезопаснымъ. Онъ еще нсколько времени продолжалъ оставаться тамъ, скрываясь и переодваясь, но, получивъ предостереженіе отъ Ядвиги, которая умоляла его не подвергаться боле опасности, онъ ршился наконецъ ухать, тмъ боле что его соперникъ уже приближался къ Кракову. Такимъ образомъ и корона польская, и рука прекрасной Ядвиги были на вки потеряны для Вильгельма Габсбургскаго!
Кром весьма естественной скорби о разлук съ человкомъ, къ которому привязалось ея сердце, Ядвига еще терзалась мыслію, что расторженіе однажды заключеннаго брака будетъ съ ея стороны преступленіемъ. Можетъ-быть она и не ошибалась, но преданное литовскому союзу духовенство услужливо облегчало ея совсть. Оно внушало ей, что по постановленію папы Григорія IX брачные союзы, заключенные въ дтств и изъ политическихъ видовъ, признавались дйствительными только тогда, когда супруги по достиженіи возраста отъ 12 до 14 лтъ, добровольно соглашались на бракъ, совершали вторичный обрядъ бракосочетанія и утверждали его самымъ дломъ. Притомъ духовенство представляло ей, какъ великую заслугу передъ церковью, если ея содйствіемъ обращенъ будетъ въ христіанство цлый народъ язычниковъ, надъ обращеніемъ котораго тщетно трудился полтора вка славный Тевтонскій орденъ. Глубоко набожная Ядвига чувствовала всю силу этихъ доводовъ, но ея приближенные успли внушить ей непобдимое отвращеніе къ Ягелл, котораго они представляли ей чудовищемъ по наружности и по чувствамъ, убійцею своего дяди и благодтеля. Разумется, что находились люди, которые представляли ей жениха ея и въ совершенно иномъ вид. Колеблясь между этими разнорчивыми извстіями, он отправила на встрчу къ нему, подъ предлогомъ привтствія, Завишу изъ Олесницы, которому поручила лично удостовриться насчетъ Ягелла и разсять ея сомннія. Завиша встртилъ литовскаго князя не далеко отъ Сендоміра, видлъ его, былъ даже съ нимъ въ бан, и изъ этого свднія не вынесъ ничего кром весьма лестныхъ для жениха Ядвиги понятій.
Новый ‘панъ королевства Польскаго’ халъ съ большою свитой князей и вельможъ литовскихъ, по мр приближенія его къ Кракову свита эта увеличивалась польскими панами, которые одинъ за другимъ спшили къ нему на встрчу. Привтствуя его, они однакожь не забывали и интересовъ страны: Ягелло общалъ, какъ мы знаемъ, возвратить Польш отнятыя у нея владнія, соединить съ нею Литву неразрывнымъ образомъ, но для большаго удостовренія они настояли, чтобы князья Гедиминовичи, его родные и двоюродные братья, были выданы заложниками въ точномъ исполненіи этихъ обязательствъ. Между тмъ поздъ приблизился къ Кракову, и 12 Февраля (1386) Ягелло вступилъ торжественно въ этотъ городъ, и представился своей невст.
Обрядъ св. крещенія долженъ былъ предшествовать бракосочетанію, поэтому онъ былъ назначенъ въ самомъ безотлагательномъ времени, именно черезъ три дня по прибытіи Ягелла. 15 Февраля, пять внуковъ Гедимина получили христіанскія имена: Ягелло названъ Владиславомъ, Вигундъ — Александромъ, Коригелло — Казиміромъ, Свидригайло — Болеславомъ, наконецъ Витовтъ, принимавшій уже христіанство дважды, одинъ разъ латинскаго, другой восточнаго исповданія, названъ Александромъ. На третій день посл этого въ каедральномъ краковскомъ собор провозглашено о недйствительности брака Ядвиги съ Вильгедьмомъ Габсбургскимъ, и совершенъ обрядъ внчанія ея съ Владиславомъ Литовскимъ. Вслдъ затмъ новый панъ королевства обнародовалъ манифестъ, которымъ опредлялось, что 1) вс достоинства и должности будутъ раздаваемы не иначе, какъ шляхт той страны, гд находится упразднившаяся должность или достоинство, и притомъ не иначе, какъ съ согласія мстной шляхты, 2) вс королевскіе замки и староства, большіе и малые, будутъ отдаваемы въ управленіе только польской шляхт, рожденной въ королевств, 3) издержки по служб вн предловъ Польши, относятся насчетъ короля, а за службу внутри этихъ предловъ онъ обязывается вознаграждать только важнйшіе убытки, и выкупать плнныхъ, но плнные, взятые у непріятеля, принадлежатъ королю, 4) кром военной службы, каждый кметь земель шляхетскихъ или монастырскихъ обязанъ платить королю по два гроша съ лана земли, 5) королевскіе судьи уголовныхъ длъ, и вообще королевскіе администраторы (oprawcy) навсегда уничтожаются.
Если сравнить эти привилегіи съ тми, которыя шляхта выговорила себ на кошицкомъ създ, то мы замтимъ очень важныя и характеристическія различія. Лудовикъ обязывался раздавать извстныя должности, и притомъ только въ двадцати трехъ городахъ туземцамъ, безъ означенія сословій и безъ согласія земства, Владиславъ — однимъ шляхтичамъ, и притомъ съ согласія шляхты. Кошицкое условіе обязывало шляхту къ военной служб внутри польскихъ предловъ, безъ всякаго вознагражденія, теперь издержки не только заграничныхъ походовъ, но и внутренней службы, снимались съ шляхты. Тамъ опредлена была двухъгрошовая подать со всхъ земель безразлично, тутъ только съ земель обрабатываемыхъ кметями шляхетскихъ и духовныхъ земель. Такимъ образомъ шляхта пріобртала огромнйшія права. Кром того, и можетъ-быть важне всего предшествующаго, было то, что актомъ, возводившимъ Ягелла на престолъ, полагалось начало избирательной Форм правленія. Въ этомъ акт предлагалась корона ему лично, о потомств его не говорилось ни слова.
Вслдъ за объявленіемъ этого акта, именно 8 марта совершено коронованіе, а черезъ три дня посл того и бракосочетаніе Ягелла съ Ядвигой, сопровождавшіяся большими пирами и угощеніями. Въ день этого послдняго торжества, за столъ сло однхъ двицъ пятьсотъ: можно поэтому вообразить, какъ велико было число всхъ приглашенныхъ. Во время стола псенники пли, плясуны плясали, фокусники показывали фокусы, маски расхаживали по заламъ, посл обда были танцы, прерываемые турнирами и конскими скачками, и все это продолжалось нсколько дней. Между тмъ на пановъ, особенно на тхъ, которые способствовали соединенію Ягелла съ королевой польскою, сыпались милости. Въ то же время заключено нсколько браковъ между польскими и литовскими знатнйшими Фамиліями: дочь Опольскаго князя Владислава выдана за брата Ягелла, Вигунда-Александра, сестра короля, Александра, за Мазовецкаго князя Земовита, а одна изъ его племянницъ за Якуша, князя Ратиборскаго.
Великая Польша принимала однакожь во всемъ этомъ весьма мало участія. Тамошняя шляхта не была довольна вступленіемъ на престолъ ни Ядвиги, ни Ягелла. Бартошъ, нкогда приверженецъ Земовита, во время смутъ занявшій отъ его имени нсколько королевскихъ замковъ, теперь, по примиреніи Мазовецкаго князя съ короною, не сдавалъ ихъ, въ то же время судья познаньскій Янъ изъ Венетіи (Wenecia), прозванный венецкимъ дьяволомъ, производилъ грабежи и безпорядки всякаго рода. Для успокоенія этого края Ягелло съ супругой своею и съ внушающимъ уваженіе отрядомъ войска отправился въ Великую Польшу. Въ Гнзно уже обнаружилось со противленіе. На основаніи стародавнихъ обычаевъ, король потребовалъ для своего стола припасы отъ окрестныхъ жителей, а какъ отъ исполненія этого начали уклоняться, то онъ, по совту своихъ приближенныхъ, приказалъ забрать скотъ силой. Тогда въ городъ нахлынули крестьяне умолять о возвращеніи забраннаго скота, а одинъ изъ тамошнихъ священниковъ — человкъ, не давно выпущенный изъ тюрьмы за кражу,— наложилъ на гнзненскіе костелы запрещеніе. Это случилось передъ наступленіемъ Пасхи, и произвело тмъ сильнйшее впечатлніе. Ягелло принужденъ былъ уступить: по ходатайству Ядвиги, скотъ былъ возвращенъ поселянамъ, и храмы отворились.
Въ Познани былъ открытъ королемъ судъ, для прекращенія вражды между Наленчами и Гжималами, что ему и удалось удовлетвореніемъ честолюбія главнйшихъ членовъ той и другой партіи: Домаратъ былъ оставленъ познаньскимъ каштеляномъ, а Бартошъ — тамошнимъ воеводою. Успокоивъ и примиривъ эти два долго враждовавшіе лагеря, Ягелло могъ уже дйствовать съ большею свободой: Янъ изъ Венетіи былъ удаленъ отъ должности судьи познаньскаго, заключенъ въ тюрьму, и имнія его отписаны въ казну, а какъ венецкій дьяволъ былъ вообще ненавидимъ въ той сторон, то строгость, обнаруженная въ отношеніи къ нему, произвела весьма благопріятное впечатлніе, и спокойствіе мзло-по-малу водворилось.
Между тмъ вкорчин (въ Малой Польш) собирался сеймъ, здсь король долженъ былъ въ первый разъ увидть всю свою шляхту, а собранная шляхта — въ первый разъ увидть своего короля. Ягелло подтвердилъ здсь, уже въ качеств короля, права, данныя имъ до коронаціи, когда онъ назывался только ‘паномъ и опекуномъ короны польской.’
Но пока все это происходило, Нмецкій орденъ, весьма недовольный союзомъ Литвы съ Польшей, началъ вредить имъ. Горячо вступаясь за оскорбленіе принца габсбургскаго, онъ разослалъ о томъ протесты ко всмъ дворамъ, внушая имъ въ то же время, что крещеніе Ягелла было только вншнемъ обрядомъ, не довольствуясь этимъ, орденъ вошелъ въ сношеніе съ Андреемъ Вингольтомъ и съ Святославомъ, княземъ смоленскимъ, которые вмст съ ливонскими рыцарями, вторглись въ Литву и овладли Лукомлемъ и Полоцкомъ. Но на помощь изнемогавшей Литвы явились польскіе полки, прискакалъ Витовтъ, и Святославъ потерплъ жестокое пораженіе, а Полоцкъ и Лукомль были возвращены. Этимъ впрочемъ не ограничилась вражда ордена, но и Ягелло съ своей стороны старался оградить себя, заключилъ союзъ съ Венгріей и снискалъ благоволеніе римскаго папы, воспользовавшись его неудовольствіемъ противъ внскаго двора за сношенія его съ антипапою авиньйонскимъ.
Краковскимъ договоромъ, заключеннымъ, какъ мы видли, при самомъ начал дла объ избраніи Ягелла, между прочимъ было условлено крещеніе Литвы и присоединеніе ея, вмст съ завоеванными ею русскими землями, къ Польш. Русскія земли эти были Блоруссія, Волынь и часть ныншней Подоліи, юго-западную часть бывшаго Галицкаго княжества, какъ сказано выше, Лудовикъ прирзалъ къ Венгріи. Польскіе политики не теряли изъ виду присоединить къ Польш, при первомъ удобномъ случа, эту страну.Но это надо было пока отложить всторону, потому что всеобщее вниманіе было обращено на крещеніе литовскаго народа.
Чтобы совершить это святое дло съ полною свободой, Ягелло открылъ переговоры съ орденомъ, и по первымъ осеннимъ морозамъ (1386) выхалъ съ многочисленною свитой въ свою наслдственную отчину. Его сопровождалъ архіепископъ гнзненскій и большое число ксендзовъ, а особенно францисканскихъ монаховъ. Въ конц октября король прибылъ въ Луцкъ, а оттуда, въ половин ноября, направился на сверъ, къ Нману. Наступила уже зима. Литва малолюдная, лсистая и болотистая, имла въ это время еще боле печальный видъ нежели обыкновенно, великолпный поздъ королевскій слдовалъ по замерзшимъ болотамъ, обнаженными лсами, безъ дорогъ, держа направленіе по звздамъ. Но эти лса, эти холмы, эти равнины весьма часто носили священный характеръ, будучи посвящены божествамъ литовскимъ или служа для нихъ любимымъ мстопребываніемъ…. Все это должны были уничтожить и измнить крестъ и кропило латинскаго духовенства.
Литовцы въ это время отдыхали посл продолжительныхъ осеннихъ пиршествъ, которыя предписывались ихъ религіей, и прибытіе католическихъ миссіонеровъ не пробудило въ нихъ, какъ можно бы ожидать, непріязненнаго чувства, напротивъ, пышность королевскаго позда привлекала толпы людей, провожавшихъ его съ дтскимъ любопытствомъ. Притомъ, по примру перваго проповдника въ западно-славянскихъ земляхъ, Св. Оттона, и его послдователей, приносившихъ вмст съ проповдью запасъ золотыхъ и серебряныхъ монетъ, суконъ, головныхъ уборовъ и т. п., вслдъ за королемъ двигался обозъ съ различными подарками и особенно сукнами, что было и здсь не малою приманкой. Притомъ въ Литв существовало преданіе, пророчившее паденіе язычества именно около времени, о которомъ здсь идетъ рчь. Когда въ Вильн строилось капище, строитель его, какой-то князь, спрашивалъ славное въ Жмуди прорицалище: долго ли простоитъ оно? и получилъ отвтъ, что оно простоитъ столько же времени, сколько и самое язычество, вмст съ тмъ князь получилъ извстное число кирпичей съ мистическими на нихъ знаками, съ тмъ чтобъ изъ нихъ по одному ежегодно вкладывать въ стну. Въ теченіе ста двадцати одного года это строго соблюдалось, и въ настоящемъ году слдовало положить послдній кирпичъ, на которомъ притомъ было изображено два креста.
Въ начал 1387 года Ягелло прибылъ въ Вильно. Городъ этотъ представлялъ рзкую противоположность съ остальною страной, особенно та часть его, которая называлась княжескимъ Вильномъ, и была прекрасно застроена и защищена двумя замками,— однимъ на вершин Турьей горы, и другимъ у ея подошвы. Здсь же находились княжескія палаты, башня, съ которой жрецы говорили народу, колоссальная статуя Перкуна, а на такъ-называемомъ лугу Святогора горлъ неугасающій огонь Жнича,— величайшая святыня литовской религіи. На берегу Виліи зеленла священная роща, а на противоположной сторон, на Антокол (одно изъ предмстій Вильна), возвышалось капище, позади котораго начинались хаты. Литовцевъ. Это была языческая часть города. На другой сторон рки безъ всякаго порядка были разбросаны на огромномъ пространств бдныя хижины посреди садовъ, луговъ и огородовъ — жилища Русскихъ, Нмцевъ, Татаръ и Евреевъ, изъ которыхъ какъ первые, такъ и вторые имли по церкви и. по монастырю, тамъ же находился и обширный дворъ, въ которомъ велась дятельная торговля, бывшая главнымъ образомъ въ рукахъ Лифляндцевъ и Прусаковъ.
Приступая къ обращенію своего народа, говоритъ Шайноха, Ягелло дйствовалъ по искреннему убжденію, принявъ святое крещеніе, онъ сдлался весьма набоженъ, частица св. креста, нкогда похищенная изъ Польши во время одного изъ на бговъ литовскихъ, стала предметомъ его усерднаго поклоненія, передъ ршеніемъ на какое-нибудь важное дло, онъ не рдко совершалъ пшкомъ путешествія съ благочестивою цлью, во время сраженій молился на колнахъ, и куда бы ни халъ, бралъ съ собою походную церковь. Поэтому онъ горячо принялся за дло. Въ конц поста былъ имъ собранъ совтъ изъ первйшихъ польскихъ духовныхъ и свтскихъ сановниковъ и изъ литовскихъ князей, на которомъ были утверждены начала и основанія обращенія Литвы. Положено было крестить не только однихъ язычниковъ, но и тхъ схизматиковъ, которые держались такъ-называемой ереси манихеизма. Эта ересь была сильно распространена въ Литв, проникла туда изъ Босніи и поддерживалась бглыми русскими священниками, такъ что, говоритъ Шайноха, мудрено опредлить, что въ этой ереси преобладало: язычество или христіанство. Впрочемъ истреблять ее было предположено только между собственно литовскимъ народонаселеніемъ, не трогая русскихъ подданныхъ литовскаго государя. Постановленіе по этому предмету было выражено слдующимъ образомъ: ‘….мы постановили: всхъ природныхъ жителей Литвы обоего пола, всхъ состояній, званій и степеней, которые живутъ въ нашихъ литовскихъ и русскихъ областяхъ, склонить и привлечь къ католической вр и повиновенію святой римской церкви, къ какому бы кто исповданію предъ симъ ни принадлежалъ.’
Для ‘привлеченія же и склоненія’ Литовцевъ было признано самымъ дйствительнымъ средствомъ — воззваніе къ мірскимъ выгодамъ. Объявлено было, 1) что вс принявшіе св. крещеніе получаютъ полное право владть недвижимою собственностью, на правахъ коронной (польской) шляхты, 2) что они будутъ получать скорый и правый судъ, 3) что имъ предоставляется свобода выдавать за кого хотятъ своихъ дочерей, племянницъ и родственницъ, чего въ прежнія времена литовскіе князья и бояре не могли длать безъ согласія великаго князя, жен католичк дозволялось, по смерти мужа, владть его имніемъ, которое, въ случа вторичнаго ея брака, должно переходить къ дтямъ покойнаго, 4) вс бояре (bojarowie) увольняются отъ всякихъ работъ, кром постройки королевскихъ замковъ, {Равенство передъ волей великаго князя было такъ велико ней Литв, говоритъ Шайноха, что относительно исполненія личныхъ повинностей не было различія между боярами и простолюдинами.} 5) отступникъ римско-католической вры теряетъ вс вышеизложенныя права.
Совокупно съ мрами прельщенія были приняты и мры принудительныя. Черезъ два дня посл акта, содержаніе котораго сейчасъ изложено, объявлено было, что тотъ, кто осмлится сопротивляться велико-княжескому повелнію, будетъ подвергаемъ тлесному наказанію, которое въ послдствіи и прилагалось, и притомъ съ такою щедростію, что иногда обращалось въ смертную казнь. Запрещалось новообращеннымъ вступать въ браки съ схизматиками, а еслибъ это случилось, то мужъ или жена, зараженные ересью, имли быть обращены, хотя бы и посредствомъ насилія, на истинный путь, ибо — сказано въ акт: ‘если до сего времени злые имли возможность принуждать добрыхъ ко злу, то тмъ боле теперь добрые должны имть возможность и должны склонять злыхъ къ добру.’
Эти слова явно направлены, говоритъ Шайноха, противъ грековосточныхъ проповдниковъ, изъ чего должно заключить, что между ними и католическими существовало въ Литв издавна соперничество, въ прежнія времена преобладаніе было на сторон первыхъ,— теперь наступало время торжества вторыхъ. Францисканскіе монахи были здсь уже изстари, а потому одинъ изъ нихъ, Андрей Басило (Wasilo) былъ возведенъ въ санъ виленскаго архіепископа. Какъ виленскій капитулъ, такъ и четыре устроенные при немъ прихода были щедро одарены Ягелломъ. Наконецъ пр иступлено было къ Фактическому истребленію язычества и его святыни: ближайшіе къ Вильн жители были потребованы въ назначенный день, и въ ихъ присутствіи, при глубокомъ, но безмолвномъ ихъ ужас, залитъ былъ священный огонь Жнича, срублены священные дубы, истреблены обожаемые ужи и ящерицы…. и какъ гнвъ боговъ не обнаружился никакимъ грознымъ явленіемъ, какъ ‘боги безмолвствовали’, то бдные Литовцы усомнились въ ихъ сил и объявили готовность креститься. Тогда католическое духовенство занялось преподаваніемъ имъ догматовъ христіайства, въ чемъ помогалъ ему и самъ новообращенный король. Разумется, некогда было много съ ними распространяться, адепты были скоро признаны достаточно проникнутыми благодатію, и обрядъ крещенія надъ ними былъ совершенъ, причемъ каждому новообращенному было выдано по новой блой суконной одежд, а такъ какъ всть объ этомъ не замедлила распространиться по всей стран, то скоро нахлынули въ Вильно толпы охотниковъ креститься. Духовенству уже не доставало времени заниматься съ каждымъ изъ нихъ особо, а потому ихъ крестили массами, отдляя только мущинъ отъ женщинъ, окрещенные сегодня получали имя Ивановъ, завтра Петровъ и т. д. Ревность къ ббращенію была такъ велика, что многіе приходили по нскольку разъ, и черезъ нсколько времени приготовленныхъ одеждъ оказалось уже недостаточно.
Почти то же самое повторилось по всему пространству Литвы, которую неутомимый Ягелло изъздилъ по всмъ направленіямъ. Когда такимъ образомъ дло обращенія Литвы было совершено, Ягелло поспшилъ увдомить о томъ святйшаго папу, а самъ сталъ собираться въ обратный путь, наименовавъ великимъ княземъ своей отчины брата своего Скригеллу, а себ предоставивъ званіе верховнаго князя (xiaze najwyszszy).
Не боле года прошло съ тхъ поръ, какъ передъ почтительною Ядвигой были заперты врата краковскаго замка, а многое измнилось и вокругъ нея, и въ ней самой. ‘Увяли цвты молодости, веселость и жажда удовольствій’, мсто ихъ заняло постоянное религіозное настроеніе, хотя ей было только шестнадцать лтъ. Насильственный бракъ съ Ягелломъ, насильственная разлука съ Вильгельмомъ и наконецъ несчастія, постигшія ея мать, которая вслдствіе переворотовъ въ Венгріи подверглась заключенію, а потомъ и смерти, преждевременно состарили Ядвигу и сосредоточили ея душу.
Но эти же самыя смуты, которыя происходили въ Венгріи и которыя горько оплакивала Ядвига, радовали польскихъ патріотовъ, видвшихъ въ нихъ благопріятный случай возвратить Червонную Русь, несправедливо присвоенную Лудовикомъ. Возвращеніе этой страны подъ скипетръ польскій, говоритъ Шайноха, было согласно съ желаніемъ самихъ Галичанъ, и генеральный ихъ староста, Эмерикъ Бубекъ, Венгерецъ, имвшій родственныя связи въ Малой Польш, былъ врнымъ органомъ ихъ воли. Поэтому въ то время, какъ Ягелло крестилъ Литву, королева вступила въ предлы Червонной Руси, и безъ всякаго сопротивленія заняла Львовъ. Оттуда она, какъ законная обладательница всей страны, разослала манифестъ, объявлявшій даруемыя жителямъ льготы. Въ Львов, напримръ, процвтавшемъ торговлею, были отмнены вс пошлины и налоги, установленные венгерскимъ правительствомъ, возвращены вс городскія земли, отобранныя управлявшимъ страною Владиславомъ Опольчикомъ, и приняты мры, чтобы купцы, производившіе транзитную торговлю, не могли миновать городъ. Во всей стран одинъ только Галичъ оказалъ было сопротивленіе, но и онъ скоро отворилъ ворота прибывшему между тмъ Ягеллу.
Такимъ образомъ совершилось мирное присоединеніе Червонной Руси, но это было только началомъ присоединеній. Подолія, ‘эта прекраснйшая страна Европы’, была тогда совершенною пустыней. Посреди обнаженныхъ полей стояли одинокіе замки: Каменецъ, Брацлавъ и др., находившіеся въ рукахъ литовскихъ князей Коріатовичей, подверженные безпрестаннымъ набгамъ Татаръ. Эта плодоносная пустыня тре 50вала прежде всего заселенія и боле дйствительной обороны отъ Татаръ, и потому, говоритъ Шайноха, охотно приняла Поляковъ, которые могли скоре доставить ей защиту нежели Литовцы. Ягелло отдалъ ее нсколькимъ малопольскимъ вельможамъ, наиболе содйствовавшимъ соединенію его съ Ядвигой, и множество народа стало переселяться изъ Мазовіи и Волыни, какъ туда, такъ и въ Червонную Русь, надъ которыми общее управленіе было поручено зятю бывшаго генеральнаго старосты Бубека, Яську изъ Тарнова.
Занятіе Червонной Руси Польшей произвело было нкоторыя недоразумнія между Ядвигой и ея сестрою, Маріей, утвердившеюся между тмъ на венгерскомъ престол, но оно не имло серіозныхъ послдствій. Эти пріобртенія сопровождались гораздо боле серіозными послдствіями для знаменитаго сына Кейстутова, Витовта.
Витовтъ возвратился изъ Пруссіи за нсколько лтъ передъ этимъ, и получилъ въ удлъ Гродненское княжество, съ тмъ чтобъ отказаться отъ всякихъ притязаній на наслдственную свою отчину, Троки, Ягелло же съ своей стороны общалъ дать ему современемъ Любартовъ удлъ, Волынь. Это общаніе однакожь не только не было исполнено, а въ Луцкій замокъ, гд было дозволено Витовту жить, присланъ былъ польскій каштелянъ. Витовтъ жаловался на это, но возбудилъ только неудовольствіе противъ себя и даже подозрніе Ягелла, который приказалъ бдительно наблюдать за нимъ и стснялъ его во всхъ отношеніяхъ. Жалуясь на это, Витовтъ писалъ: ‘Даже дитя мое, мою дочь, не позволили мн выдать за кого я хотлъ, изъ опасенія, чтобъ я черезъ этотъ бракъ не пріобрлъ друзей и союзниковъ… Однимъ словомъ, заключалъ онъ, я былъ совершенный невольникъ Ягелла, а братъ его, Скригелло, владтель моихъ наслдственныхъ Трокъ, покушался на мою жизнь.’
Первая половина этой жалобы относилась къ тому сопротивленію, которое встртилъ Витовтъ желанію своему выдать за великаго князя московскаго, Василія Дмитріевича, свою дочь, Софію, и это было для него тмъ чувствительне, что онъ имлъ, говоритъ Шайноха, возвышенный умъ и благородную душу, полную доврія и дружбы, былъ впечатлителенъ какъ женщина, вообще въ немъ было много женскаго: онъ былъ малъ ростомъ, нжнаго сложенія и не имлъ волосъ на подбородк, ‘этотъ великій человкъ, мудрый, полный творческихъ силъ и предусмотрительности’, принужденъ былъ какъ рабъ исполнять волю такого обыкновеннаго человка какъ Ягелло. Онъ долженъ былъ кром того подчиняться грубому, пьяному, жестокому Скригеллу, который умлъ снискать неограниченное довріе своего брата. Поддерживаемый народонаселеніемъ восточнаго исповданія, своими единоврцами, онъ мало радлъ о благосостояніи собственно Литовцевъ. Все это глубоко чувствовалъ этотъ ‘литовскій Локтекъ’, оскорбляемый и какъ человкъ, и какъ патріотъ, и наконецъ какъ отецъ семейства, который видлъ, что маленькое его Гродненское княжество не обезпечиваетъ его дтей. Онъ вошелъ наконецъ въ тайные переговоры съ Нмецкимъ орденомъ, и искалъ только случая сбросить съ себя тяжкую зависимость {Въ отношеніи къ Витовту, какъ и къ Ягеллу, едва ли справедливъ нашъ авторъ. Нельзя конечно отрицать ума, способностей и геройскаго духа въ сын Кейстута, несправедливо было бы также слишкомъ строго судить его, прилагая къ его дйствіямъ маштабъ ныншнихъ понятій, но предполагать ‘благородную душу, полную доврія и дружбы’ въ человк, который столько разъ измнялъ, что ему безъ заложниковъ уже не врили, какъ мы ниже увидимъ, который мняетъ союзниковъ какъ одежду, и котораго, что бы ни говорилъ Шайноха, мудрено не заподозрить въ намреніи измнить посл другихъ и Ягеллу,— предполагать, говорю, доврчивую и готовую къ дружб душу въ такомъ человк, кажется, очень мудрено.}. Этотъ случай представился. Скригелло былъ въ отсутствіи въ Полоцк, въ Вильн оставался его братъ Корибутъ, у котораго Витовтъ выпросилъ позволеніе отпраздновать какой-то семейный праздникъ въ виленскомъ замк. Подъ этимъ предлогомъ надялся онъ ввести туда достаточное количество вооруженныхъ людей и съ помощію ихъ овладть замкомъ, а вслдъ за тмъ и городомъ. Этой послдней цли онъ надялся достигнуть, разчитывая на многочисленность преданныхъ ему виленскихъ жителей, но разчетъ его оказался неврнымъ, Виленцы были довольны соединеніемъ Литвы съ Польшею, и отказались содйствовать Витовту, а одинъ нмецкій рыцарь, провдавъ о его замыслахъ, извстилъ о нихъ Корибута, который усплъ принять свои мры.
Посл этого положеніе Витовта стало еще хуже, и ему не оставалось ничего боле, какъ кинуться въ объятія прусскаго ордена, которому онъ принужденъ былъ отдать, въ вид ручательства за искренность своего союза, двухъ родныхъ братьевъ, сестру, жену съ дтьми и боле ста бояръ своихъ: такъ недоврчивы были въ отношеніи къ нему рыцари со времени его измны ордену, предшествовавшей примиренію его съ Ягелломъ. Обезпечивъ себя такимъ образомъ, орденъ обязался покорить для Витовта всю Литву, но съ тмъ однако, что онъ будетъ владть ею какъ вассалъ ордена. Съ своей стороны Жмудь пожелала соединиться съ нимъ и поддержать его, подъ условіемъ, чтобъ ее оставили въ язычеств. Обдлавъ все это втайн, Витовтъ съ нмецкими дружинами раннею весной 1390 года, вторгся въ Литву, но счастіе ему не благопріятствовало, Ягелло везд одолвалъ его, и занялъ принадлежавшій ему Брестъ и самое Гродно. Впрочемъ это было только началомъ войны, лтомъ она разгорлась, прусскіе и ливонскіе рыцари сильно потснили Скригелла, и осадили Виленскіе замки, изъ которыхъ одинъ былъ взятъ, а одинъ удержался, благодаря мужеству Поляка-каштеляна и польскаго же гарнизона.
Между тмъ умеръ великій магистръ Цольнеръ, и его мсто занялъ Конрадъ Валленродъ, который съ наступленіемъ 1391 года самымъ энергическимъ образомъ принялъ сторону Витовта. Изъ всхъ странъ Европы подъ его знамена стеклись именитые рыцарй, на ‘почетный столъ’, которымъ онъ угощалъ своихъ гостей близь Ковно, издержано до полумилліона гривенъ, походъ открылся, и до 70.000 воиновъ вторглось въ предлы Литвы. Эта несчастная страна, раззоренная прошлогоднею войной, не успла обсменить полей, и въ ней открылся повсемстный голодъ. Ягелло въ этихъ обстоятельствахъ дйствовалъ очень благоразумно, онъ отправилъ въ Литву цлые транспорты пищи и одежды, не любимаго въ Вильн Скригелла перевелъ въ Кіевъ, и посадилъ на его мсто Александра-Вигунта, единственнаго способнаго человка между своими братьями, оборона же собственно виленскаго замка была поручена Малополянину, Яську изъ Олесницы. Этотъ чужеземецъ прибгъ къ мр жестокой, но которая однакожь остановила непріятеля: онъ опустошилъ всю страну около Вильно и Трокъ. Рыцари, не находя средствъ для прокормленія какъ себя такъ и коней своихъ, принуждены были отступить, но за то Витовтъ овладлъ нсколькими литовскими городами и замками, онъ ожидалъ помощи отъ своего зятя, Василія Дмитріевича, а между тмъ умеръ Вигунтъ, на котораго возлагались большія надежды, и умеръ, какъ полагали отъ яда. Ягелло открылъ тогда переговоры съ своимъ двоюроднымъ братомъ, общая возвратить ему не только наслдственный удлъ, но и сдлать его великимъ княземъ Литвы. Витовтъ примирился на этихъ условіяхъ, но это соглашеніе было содержимо до времени втайн, чтобы дать возможность Витовту выручить мало-по-малу своихъ аманатовъ и тмъ врне обмануть рыцарей. Въ самомъ дл Витовту удалось захватить вскор посл этого одинъ изъ замковъ, который онъ до основанія сжегъ, а гарнизонъ его и прочихъ обитателей взялъ въ плнъ, другіе замки и города, бывшіе во власти ордена, были взяты открытою силой, и въ короткое время Витовтъ очистилъ все Полсье, вступилъ въ Вильно, гд польскій комендантъ встртилъ его съ почестями, а потомъ отправился на встрчу къ Ягеллу, который, вмст съ супругой, находился въ предлахъ литовскихъ. Здсь, въ город Остров, оба брата встртились и протянули другъ другу руку, пріхалъ и Скригелло. Витовтъ отказался отъ своихъ правъ на нкоторую часть Волыни, общанной ему посл смерти Любарта, которая была присоединена къ удлу Скригелла, за то онъ былъ сдланъ наслдственнымъ княземъ Троцкимъ и намстникомъ короля въ Литв, съ титломъ великаго князя. Примиреніе это произошло при дятельномъ посредничеств Ядвиги, къ которому и на будущее время, въ случа какихъ-либо недоразумній, постановлено было обращаться. Витовтъ признавалъ ее верховною покровительницей, чести и слав которой общался содйствовать, обязывался находиться въ постоянномъ союз съ Польшей и жить въ единодушіи съ Скригелломъ, и поддерживать его противъ всхъ его враговъ, разв только еслибъ онъ возсталъ противъ Польши. Изъ Острова оба примирившіеся дворы отправились въ Вильно, гд епископъ Андрей короновалъ Витовта и съ той поры до самой смерти новаго великаго князя онъ жилъ въ величайшемъ согласіи съ своимъ двоюроднымъ братомъ.
Такимъ образомъ пострадали только интересы нмецкихъ рыцарей. Не оставляя еще своихъ притязаній на Литву, они длали въ нее нсколько вторженій, но убдясь въ невозможности утвердиться въ ней, заключили съ Витоэтомъ въ 1398 году вчный миръ, который посл долгаго періода тревогъ и страданій возвратилъ Литв возможность обратиться къ развитію внутренняго своего благосостоянія. Не имя прямыхъ наслдниковъ, великій князь сдлался и былъ до самой своей смерти отцомъ Литовцевъ.
Умиротвореніемъ Литвы, связанной политически съ Польшей, и присоединеніемъ Червонной Руси, Ягелло исполнилъ часть обязательствъ, данныхъ при своемъ избраніи, оставалось еще присоединить т обширныя земли, которыми владлъ Владиславъ Опольскій, отчасти по милости короля Лудовика.
Въ первыхъ числахъ іюля 1392 года, въ то самое время, когда Ягелло съ Ядвигой хали Для свиданія и окончательнаго примиренія съ Витоэтомъ, прокрадывался черезъ Польшу глушью и проселками, съ юга на сверъ, какой-то купецъ. Прибывъ въ Маріенбургъ, онъ сбросилъ съ себя дорожную одежду и тогда оказалось, что это былъ не кто иной, какъ Владиславъ, свтлйшій князь Опольскій, Велюнскій, Добжинскій и Куявскій. Очевидно, важныя причины побудили его къ подобнаго рода путешествію: дйствительно онъ прибылъ туда для свиданія съ великимъ магистромъ по длу серіозному. Блаженной памяти Лудовикъ Венгерскій вымнялъ у него Червонную Русь, вмсто которой далъ ему землю Добжинскую, поэтому, объяснялъ онъ магистру, земля эта не можетъ принадлежать королев польской, и если отъ кого-нибудь должна зависть, то единственно отъ новаго короля венгерскаго или его супруги, Маріи, наслдницы дарителя. Магистръ одобрительно слушалъ его, но оба собесдника очень хорошо знали, что Лудовикъ, отдавая Добжинскую землю Опольчику, обязалъ его присягою въ врности королю польскому и корон. Не считая нужнымъ показывать магистру актъ, въ которомъ это говорилось, Владиславъ показалъ ему тотъ, въ которомъ значилось, что король венгерскій Сигизмундъ дозволяетъ ему подарить, продать или заложить Добжинское княжество, по усмотрнію его, а особенно славному ордену Пречистой Двы Маріи. Валленродъ нашелъ, что ничто не препятствуетъ ордену принять предлагаемое, и что ему не безвыгодно будетъ выдать, подъ залогъ Добжинской земли, 50.000 венгерскихъ злотыхъ.
Посл этой сдлки новые союзники перешли къ другимъ соображеніямъ и начали обдумывать средства лишить престола Ягелла, а Польшу разобрать между собою. Опольчикъ сказалъ: ‘Мой панъ, король Сигизмундъ, маркграфъ моравскій и князь Горлицкій, Вильгельмъ Габсбургскій и я, мы положили между собою вторгнуться въ Польшу, въ этомъ намъ поможетъ и король римскій.’ Когда же Валленродъ сказалъ, что не знаетъ какъ отвчать на это предложеніе, Владиславъ возразилъ: ‘Дйствительно, подумайте прежде хорошенько, тмъ боле, что вы не знаете еще въ чемъ дло. Мы ршили между собою, чтобы не было ни короля, ни королевства Польскаго, но чтобы земля отъ Калиша на сверъ со всею Мазовіей отошла къ Пруссіи, земли на югъ отъ Калиша: Сендоміръ, Краковъ и Червонная Русь были присоединены къ Венгріи, а земли на западъ отъ Варты — къ римскому королю и князю горлицкому.’ Обдумавъ это предложеніе, магистръ сказалъ, что хотя между орденомъ и Польшей существуетъ вчный миръ, но что если святой отецъ и римскій императоръ поднимутъ противъ нея оружіе, тогда, конечно, ему, ордену, нельзя будетъ не пособить имъ, лишь бы онъ былъ о томъ заблаговременно увдомленъ,
Разговоръ Владислава съ магистромъ остался до времени тайной, но добжинскіе жители получили приказаніе присягнуть на врность ордену. Сосди ихъ, Великополяне, считая эту присягу доказательствомъ полнаго отчужденія Добжинскаго княжества, протестовали. Что касается короля, то онъ потребовалъ, чтобъ Опольчикъ уничтожилъ свое условіе съ великимъ магистромъ, обнадеживая его, что пожизненное владніе Добжинскою областію будетъ сохранено за нимъ. Но такъ какъ Владиславъ на это не согласился, а Ягелло желалъ избжать войны, то онъ сдлалъ уступку и потребовалъ отъ Опольчика только, чтобъ онъ присягнулъ въ врности, хотя бы и не возвращая заложенной области. Владиславъ отказалъ и въ этомъ, и объявилъ, что присяги не дастъ, а Добжинская земля, какъ его полная собственность, перейдетъ посл его смерти къ родственникамъ его, силезскимъ князьямъ, и въ подтвержденіе своихъ словъ приказалъ проводить границу между своими и коронными землями. Не оставалось, слдовательно, другаго средства кром войны, она открылась. Военныя дйствія не отличались, впрочемъ, особою живостію, за то тмъ дятельне велись обими враждующими сторонами переговоры и война дипломатическая. Ягеллу удалось склонить на свою сторону дворы, помощію которыхъ хвалился передъ магистромъ Опольчикъ, а этотъ послдній, напротивъ, лишился содйствія даже и ордена, глаза котораго, Валленродъ, умеръ, уступивъ мсто миролюбивому Конраду Юнгингену. Тогда Ягелло сдлалъ сильный напоръ на своего противника, занялъ большую часть его польскихъ земель, которымъ даровалъ полное всепрощеніе, перенесъ оружіе въ его наслдственныя силезскія земли и осадилъ главную его резиденцію Ополье.
Владиславъ и его два брата оказали было сопротивленіе, но скоро эти послдніе принуждены были просить мира, который и былъ имъ дарованъ, съ тмъ чтобъ они обязались не поддерживать своего брата, а дабы раздвоить ихъ интересы, имъ была роздана большая часть его силезскихъ земель. Опольчику не оставалось другой надежды, какъ на магистра, но Юнингенъ не былъ расположенъ ссориться съ польскимъ королемъ, а напротивъ, искалъ съ нимъ сближенія. Между ними даже назначенъ былъ създъ, и если Ягелло не участвовалъ въ немъ, то это потому, что польскіе вельможи, боясь его вспыльчиваго нрава, уговорили его послать вмсто себя Ядвигу. Казалось, что это ручалось за успхъ переговоровъ, но рыцари оказались мене уступчивыми, нежели въ Польш надялись, магистръ никакъ не соглашался признать недйствительность заключеннаго съ Опольчикомъ условія, а общалъ только напоминать ему о скорйшемъ выкуп заложенныхъ земель. По счастію, однакожь, скоро затмъ послдовавшая смерть Владислава положила конецъ несогласіямъ: орденъ отказался отъ правъ своихъ на Добжинскую землю, съ тмъ чтобы Польша выплатила ему занятые 50.000 злотыхъ.
Но казна не имла средствъ для уплаты такой суммы. Поэтому Ягелло разршилъ собраться частнымъ сеймикамъ, на которыхъ былъ предложенъ экстраординарный налогъ и единодушно принятъ, затмъ послдовалъ общій създъ, постановившій собрать по 12 грошей съ лана земли. Это былъ очень замчательный създъ, на которомъ въ первый разъ, кром пановъ и духовенства, появляются послы отъ земства, первый създъ, заслуживающій названіе сейма.
Съ тхъ поръ какъ Ядвига, во имя самыхъ возвышенныхъ побужденій, заставила молчать свое молодое сердце, мы ее видли только въ политической СФер дйствія, но всегда и везд проливающею на дло насилія и вражды свое кроткое, благотворное вліяніе, примиряющею своего мужа съ Витоэтомъ, превлекающею Червонную Русь къ корон, старающеюся утвердить согласіе между Польшей и Орденомъ. Но въ то время какъ вся Польша видла ее въ сіяніи величія и власти, и притомъ достойную величія и власти, а еще боле достойною счастія, Ядвига тяжко страдала и проливала горькія слезы. Выше было уже сказано нсколько словъ о смерти ея матери и смутахъ, бывшихъ въ Венгріи, мы и’не будемъ распространяться о нихъ, но скажемъ только, что сердце Ядвиги не даромъ обливалось кровью за оставленное ею въ Венгріи семейство. Оно попалось въ плнъ возмутившимся Хорватамъ, а когда приверженцы королевской Фамиліи осадили замокъ, въ которомъ оно было заключено, и грозили его истребленіемъ, осажденные, умертвивъ вдовствующую королеву въ глазахъ ея дочери, повсили ея трупъ на стн, объявляя, что если осада не будетъ немедленно снята, то они такъ же поступятъ и съ молодою королевой.
Но это не все. Семейная жизнь Ядвиги была полна тайныхъ, но ядовитыхъ страданій, она съ трудомъ преодолвала свое отвращеніе къ Ягеллу и избгала супружескихъ съ нимъ сношеній. Однажды ея духовникъ, во время исповди, сурово сталъ ей за то выговаривать, Ядвига, всегда набожная и покорная, гордо выпрямилась и приказала священнику замолчать, это показываетъ мру раздраженія, которое существовало между супругами. Оно конечно не могло оставаться тайною для краковскихъ вельможъ, которые искренно о томъ скорбли и убдили наконецъ какъ Ягелла, такъ и Ядвигу открыть причину ихъ семейныхъ неудовольствій. Вотъ что при этомъ оказалось. Слухъ о красот Ядвиги и сказки о безобразіи ея мужа привлекали въ Краковъ множество князей и рыцарей. Они мало занимали задумчивую королеву, но за то сильно безпокоили Ягеллу, подозрительнаго и ревниваго отъ природы, между тмъ одинъ изъ придворныхъ, Гнвошъ изъ Далевицъ, желая безъ сомннія овладть умомъ короля, извстилъ его, что во время пребыванія его въ Литв, въ Краков былъ Вильгельмъ Габсбургскій, переодтый купцомъ, и имлъ свиданія съ Ядвигою. Этого было конечно достаточно подозрительному и вспыльчивому Ягеллу, чтобъ отравлять жизнь своей супруги. Когда же все это разъяснилось, когда козни Гнвоша и несправедливость подозрній Ягелла были обнаружены, паны радные убдили какъ короля, такъ и королеву дать этому длу громкую огласку, въ предупрежденіе всякихъ могущихъ возникнуть въ народ невыгодныхъ слуховъ, и предать это дло обыкновенному, публичному суду.
Такимъ образомъ начался одинъ изъ самыхъ оригинальныхъ процессовъ, представляемыхъ исторіей. На основаніи Вислицкаго статута, Ядвига, пользуясь правомъ всякой благородной шляхтянки, Формально обвинила Гнвоша въ клевет и несправедливомъ безчестіи, въ Вислиц собрался обыкновенный трибуналъ, и потребовалъ, чтобъ обвиненный явился лично. Что касается до королевы, то она, по праву, предоставленному женщинамъ вислицкимъ статутомъ не присутствовать лично, а ставить вмсто себя уполномоченнаго, избрала для этого престарлаго каштеляна Войницкаго, Ясько изъ Тенчина, издавна ей искренно преданнаго, и вообще уважавшагося за прямой умъ, безукоризненную жизнь, почтенную старость и краснорчіе. Этотъ старецъ не прежде однакожь принялъ на себя защиту королевы, какъ потребовавъ отъ нея присяги въ томъ, что она не имла никакой незаконной связи, но за то, убдившись въ ея невинности, смло взялся за дло. Законъ требовалъ, чтобы лицо, принимающее на себя подобную защиту, присягнуло само, и съ нимъ шесть, а въ важныхъ случаяхъ, двнадцать достойныхъ вры людей. Ясько не усомнился присягнуть, и съ нимъ присягнуло въ невинности королевы не только двнадцать знатнйшихъ вельможъ, но и самъ король, кром того, энергическій защитникъ Ядвиги, руководясь въ этомъ случа западнымъ законодательствомъ, представилъ трибуналу двнадцать благородныхъ шляхтичей, готовыхъ доказывать ‘судомъ Божіимъ’ честь оклеветанной женщины. Ставъ передъ ними, Ясько громкимъ голосомъ, обращаясь къ трибуналу, обвинилъ Гнвоша въ томъ, что онъ ‘ничтожнымъ своимъ умомъ и лживыми словами обезчестилъ предъ королемъ чистое ложе и совершенную невинность супруги его, что если судъ потребуетъ, то онъ, Яська, представитъ доказательства ея невинности, а потому требуетъ, чтобы клеветникъ публично покаялся во лжи.’ Гнвошъ смутился, напрасно судьи нсколько разъ предлагали ему объясниться, онъ не могъ вымолвить ни слова и только умолялъ о пощад. Тогда трибуналъ произнесъ приговоръ: призналъ Гнвоша виновнымъ въ оклеветаніи женской чести и присудилъ его, на основаніи законовъ, уплатить 60 гривенъ и публично отречься отъ своихъ словъ по установленной Формул, которая оканчивалась словами: ‘я солгалъ какъ песъ’, что и долженъ былъ представить на дл, а именно трижды пролаять пособачьи изъ-подъ судейской лавки.
Разумется, что этотъ процессъ, хоть и блистательно оправдавшій Ядвигу, глубоко огорчилъ ее, по счастію, по окончаніи его, между супругами установились лучшія прежняго отношенія, вслдствіе чего обнародованъ былъ въ 1387 году актъ, которымъ Ядвига требовала отъ Польши присяги на врность Ягеллу и назначала его, въ случа бездтной своей смерти, своимъ преемникомъ.
Затмъ у нея оставалась еще одна причина душевной скорби: неимніе дтей. Извстно, что безплодіе женщины въ т времена, о которыхъ здсь говорится, считалось не только несчастіемъ, но какъ бы наказаніемъ небеснымъ за какое-нибудь тайное беззаконіе, и нердко подвергало ее не только равнодушію, но даже пренебреженію мужа. Ядвига смущалась мыслію: за какую же тяжкую вину она обречена безплодію? Она искала утшенія въ молитв и усиленной набожности, постилась, налагала на себя обты, и доходила, говоритъ Шайноха, до мистической экзальтаціи и до прорицанія. Такъ, современныя извстія утверждаютъ, что она предсказала ордену тяжкую для него пагубную войну, которая черезъ нсколько лтъ дйствительно и случилась. Польскій народъ, всегда любившій свою королеву, начиналъ передъ нею благоговть, ея предсказанія удержали Польшу отъ войны съ Татарами, о которой скоро будетъ говориться. И вотъ, въ это-то самое время величайшей религіозной настроенности своей, Ядвига почувствовала себя беременною. Это было торжествомъ для нея и для всей націи. Немедленно было сообщено объ этомъ радостномъ обстоятельств всмъ дружественнымъ дворамъ и, конечно прежде всхъ, пап, который изъявилъ готовность быть крестнымъ отцомъ ожидаемаго младенца. Наступила наконецъ желанная минута. Ядвига разршилась, но дочерью: это уже помрачило до нкоторой степени ея радость, которая превратилась въ страшное горе, когда ребенокъ черезъ нсколько недль скончался. Скоро всеобщій трауръ покрылъ Польшу: вслдъ за младенцемъ сошла въ могилу и его мать (1399). ‘Мы молились, пишетъ одинъ современникъ, проливали слезы, давали обты, и все понапрасну!’ Эти мольбы, слезы и обты, эта скорбь могли быть искренни, потому что Ядвига посвятила всю свою жизнь благ.у народа, пожертвовала для него всмъ, что было для нея драгоцннйшаго, и наконецъ думала о немъ и въ послднія свои минуты. Духовнымъ ея завщаніемъ вс принадлежавшія ей драгоцнности были предназначены на раздачу бднымъ или на возобновленіе Краковской академіи, основанной ея славнымъ ддомъ, Казиміромъ, но посл его смерти пришедшей въ совершенное забвеніе.
Польша, взиравшая на свою королеву, еще при жизни ея, съ особымъ благоговніемъ, стала свято чтить ея память, началась даже переписка съ римскимъ дворомъ о причтеніи ея къ лику святыхъ, но переписка эта затянулась и ни чмъ не кончилась.
Никогда Литва не достигала такого развитія силъ и величія, какъ въ управленіе Витовта, въ его лиц какъ будто соединились величайшіе изъ Литвиновъ, Ольгердъ и Кейстутъ, эти славные два брата съ одной стороны сдерживали напоръ рыцарей, съ другой распространяли границы Литвы насчетъ Россіи и отвоевывали у Татаръ южныя степи, теперь Витовтъ, опираясь на союзъ съ Польшей, длалъ все это одинъ, управлялся на свер, восток и юг. Повелвая непосредственно въ собственно-литовскихъ земляхъ — въ Вильн, Трокахъ и Гродн, онъ былъ въ то же время верховнымъ повелителемъ многихъ удловъ, изъ коихъ большая часть либо перешли въ прямую отъ него зависимость, посл смерти господствовавшихъ тамъ князей,— какъ Кіевское и Кревское, либо присоединены оружіемъ — какъ Полоцкое, Витебское, Смоленское, Сверское, Новогородское и Каменецъ-Подольское. Наконецъ т удльные князья, которые оставались въ своихъ удлахъ, сидли смирно и были осторожны.
Съ Нмецкимъ орденомъ Витовтъ тщательно сохранялъ миръ, который утвержденъ былъ на цломъ ряд договоровъ. Однимъ изъ нихъ, заключеннымъ въ 1398 году, была ордену уступлена Жмудь. Рыцари построили въ ней замки, ввели въ нихъ свои гарнизоны и призвали монаховъ, чтобы крестить упрямыхъ Жмудиновъ, досел не принимавшихъ крещенія. Но Жмудины были въ самомъ дл упрямы: толпами выселялись изъ своего отечества, преимущественно въ Литву, а когда, по требованію ордена, они были высланы оттуда обратно, то вся масса народонаселенія возстала противъ своихъ притснителей и, какъ при этомъ всегда бываетъ, предалась страшнымъ жестокостямъ. Разумется, они были скоро усмирены, и самъ Витовтъ помогалъ въ этомъ ордену. За то, когда жена Витовта здила въ Пруссію на поклоненіе тамошнимъ святымъ мстамъ, она была принята самымъ великолпнымъ образомъ и даже угощаема за ‘почетнымъ столомъ’.
Итакъ, великому князю литовскому были развязаны руки на восток и юг, и онъ этимъ воспользовался. Днпръ, еще недавно бывшій пограничною ркой Литвы, потекъ теперь посреди ея владній: Витовтова Литва простиралась отъ Буга до Оки и отъ Пскова до Молдавіи, она была по крайней мр вдвое боле Польши. Русскіе князья охотно признавали надъ собою верховную власть Витовта, надясь на его сильную оборону въ случа нашествія Татаръ, великій князь Василій, зять Витовтовъ, умирая поручилъ его покровительству своего сына и наслдника московскаго престола, и безъ сомннія, замчаетъ Шайноха, лучше было Россіи подчиниться Литв нежели Татарамъ. А подчиненіе это повидимому легко могло совершиться. Вотъ какъ излагаетъ это событіе польскій историкъ:
Тохтамышъ, разбитый и выгнанный изъ Золотой Орды Тимуромъ, прикочевалъ съ своими улусами къ Кіеву и просилъ помощи литовскаго великаго князя, общая ему, если успетъ при его содйствіи овладть Сараемъ и зависящими отъ него землями, уступить ему свои права на всю Русскую землю. Витовтъ принялъ это предложеніе и въ теченіе зимы съ 1398 на 1399 годъ длалъ обширныя приготовленія къ войн противъ Тимура. Ягелло въ этомъ содйствовалъ ему и выхлопоталъ благословеніе папы Бонифація IX, который, желая придать этому предпріятію значеніе крестоваго похода, разршилъ участвующимъ въ немъ нашивать кресты на свои одежды.
Значеніе, которое такимъ образомъ было дано предполагаемой войн, привлекло подъ знамена Витовта рыцарей со всхъ концовъ Европы, изъ Польши пришло къ нему до 400 и изъ Пруссіи 100 копій, пріхали многіе именитые люди: Спытко, о которомъ неоднократно было упомянуто въ этой стать, краковскій воевода, и большое число князей литовскихъ и русскихъ. Ихъ набралось бы, безъ сомннія, гораздо больше, еслибы предполагаемая война съ Татарами не встртила сопротивленія со стороны Ядвиги, которая въ то время находилась въ пароксизм прорицанія и предсказывала плачевный исходъ этой войны. Въ іюл многочисленная рать Витовта и Тохтамышева орда двинулись, направляясь къ Дону и Волг, и въ начал августа достигли Ворсклы. Здсь ожидалъ ихъ Тимуръ. Онъ послалъ сказать Витовту: ‘За что ты вооружился противъ меня? вдь я не нападалъ на твои земли!’ — ‘Богъ далъ мн господство надъ свтомъ, гордо отвчалъ Витовтъ, будь моимъ сыномъ и данникомъ, иначе будешь моимъ рабомъ.’ Татарскій ханъ, который между тмъ выжидалъ прибытія къ себ новыхъ силъ, началъ тянуть переговоры и щедро снабжалъ христіанъ дичью, скотомъ и всякимъ продовольствіемъ, чтобъ удержать ихъ на мст, но пока они пировали, ожидаемое подкрпленіе подоспло. Тогда Тимуръ перемнилъ тонъ, потребовалъ отъ Витовта покорности. и получивъ, разумется, отказъ, ршительно на него ударилъ. Сначала христіане имли перевсъ, но вдругъ на нихъ кинулось съ боку новое, свжее войско, только-что передъ тмъ прибывшее, о прибытіи котораго они вовсе не знали, и они смшались и побжали. Первый ускакалъ Тохтамышъ съ своими Татарами и, бжа, хваталъ и грабилъ другихъ бглецовъ и опустошалъ земли, бывшія на пути. Витовтъ долго держался, бился лично и силою былъ выведенъ изъ боя, Спытко былъ убитъ, однихъ князей пало въ этотъ кровавый день 74, а панамъ и боярамъ не было счету, не говоря о простыхъ ратникахъ, весь обозъ, многочисленная артиллерія литовская, все имущество, бывшее въ поход, достались Татарамъ, которые двинулись въ погоню двумя путями: къ Кіеву и на Подолію. Но на Днпр Витовтъ усплъ собрать достаточныя силы и принудилъ Эдигея, стремившагося на Подолію, остановиться и повернуть назадъ. Что касается до орды, направлявшейся на Кіевъ, то она, взявъ съ этого города окупъ, тоже поворотила въ степь и скрылась.
Такимъ образомъ, пораженіе, понесенное Витовтомъ, не имло слишкомъ тяжелыхъ послдствій для края, напротивъ, съ разршенія папы, наложена была десятина на вс церковныя имущества для новаго похода. Онъ, впрочемъ, не состоялся, но Витовтъ, продолжая покровительствовать Тохтамышу, составилъ себ сильную партію въ Сара и пріобрлъ тамъ большое вліяніе, которымъ пользовался до самой смерти своей. Скажемъ здсь же, чтобы не возвращаться боле къ Литв, что Витовтъ включилъ въ ея границу Подолію, за которую заплатилъ Ягеллу 20.000 копъ грошей польскихъ.
Выше было говорено о множеств дружественныхъ трактатовъ, соединявшихъ Литву съ орденомъ, Польша была то же съ нимъ въ мир, но нельзя было ожидать, чтобъ онъ былъ продолжителенъ. Орденъ постоянно имлъ въ виду — одолть отдльно каждую изъ двухъ соединившихся между собою странъ, и ршительная между ними и имъ война, называемая великою войною, вспыхнула.
На границ орденскихъ земель находилась крпость Дрезденко, владтель ея, Ульрихъ Фонъ-деръ-Остъ, обязался Формальнымъ актомъ находиться въ повиновеніи Польши и ея короля, а въ случа бездтной своей смерти передать ее въ непосредственную зависимость короны. Спустя три года онъ обязался промнять ее на какое-нибудь владніе внутри королевства, но вслдъ за тмъ онъ заложилъ и общалъ продать ее ордену. Узнавъ объ этомъ, вспыльчивый Ягелло закиплъ: ‘Не будь я королемъ польскимъ, воскликнулъ онъ, если рыцари не возвратятъ мн Дрезденко!’ Въ это время великимъ магистромъ былъ уже не миролюбивый Конрадъ Юнгингенъ, а его братъ Ульрихъ, человкъ смлый и ршительный. По поводу Дрезденка, онъ имлъ свиданіе въ Ковно съ Ягелломъ и Витоэтомъ и предложилъ послднему быть посредникомъ въ этомъ дл. Витовтъ ршилъ споръ въ пользу Польши. Тогда магистръ, раздраженный, ухалъ изъ Ковно, купилъ Дрезденко, какъ будто вызывая Ягелло, и захватилъ 20 польскихъ барокъ съ хлбомъ. Ягелло на это отвтилъ не оружіемъ, не походомъ въ Пруссію, а поднялъ Жмудь, которая немедленно поддалась Литв. Съ своей стороны орденъ, вторгнувшись въ Добжинскую землю, захватилъ Ягелла врасплохъ и принудилъ его просить перемирія съ тмъ, чтобы споръ о Дрезденк былъ переданъ на третейскій судъ богемскаго короля. Судъ этотъ былъ не въ пользу Ягелла, было присуждено, чтобъ онъ возвратилъ ордену какъ Дрезденко, такъ и Жмудь, а до исполненія этого ршенія, чтобы занятая рыцарями Добжинская земля оставалась за ними, притомъ постановлено было, что король польскій не имтъ права писаться ‘ддичемъ и паномъ’ поморскимъ, и что со смертію Ягелла Литва должна отдлиться отъ Польши, которой избирать своихъ королей въ западныхъ владтельныхъ домахъ. Такое ршеніе странно было бы принять. Находившіеся въ Праг польскіе послы протестовали противъ него тмъ смле, что во время перемирія Ягелло усплъ изготовиться къ войн, приготовленія эти были велики, онъ заключилъ или возобновилъ союзы съ своими сосдями, ходатайствовалъ, хоть и невсегда успшно, передъ дружественными дворами, чтобъ они не дозволяли своимъ подданнымъ поступать къ ордену на службу, при содйствія Витовта выговорилъ себ помощь въ 30.000 всадниковъ отъ его союзника, Тохтамышева сына, и, вопреки польскимъ обычаямъ, нанялъ 10.000 иностраннаго войска. Это послднее нововведеніе встрчено было въ совт короля большимъ сопротивленіемъ, но его побдилъ коронный маршалъ, Збигнвъ, слдующимъ разсужденіемъ: ‘что касается меня, сказалъ онъ, я нахожу, что наемное войско есть самое лучшее: въ случа побды ему платитъ непріятельская земля, въ случа пораженія — никто не платитъ’. Витовтъ былъ душою всего, что длалось для предстоявшей войны, предполагалось произвесть наступленіе на орденскія земли, и для этого былъ въ большой тайн приготовленъ пловучій мостъ — нововведеніе въ военномъ искусств того времени. Король, страстный охотникъ, какъ сказано, всю зиму охотился съ особенною дятельностію и всю добычу свою отправлялъ въ Плоцкъ, предназначая ее для продовольствія войска.
Съ своей стороны и орденъ длалъ дятельныя приготовленія, пожертвованіемъ значительныхъ суммъ, онъ купилъ союзъ чешскаго и венгерскаго королей, изъ коихъ послдній обязался объявить Польш войну, какъ только у нея начнутся военныя дйствія съ рыцарями. Во вс страны Европы были разосланы приглашенія къ благороднымъ рыцарямъ принять участіе въ предстоящемъ поход, и охотники обмняться ударомъ копья, съ кмъ бы то ни было и за что бы то ни было, стекались многочисленными толпами. Войска ордена заняли границу литовско-польскую, Маріенбургъ былъ укрпленъ и снабженъ большимъ количествомъ продовольствія, въ Гданск припасались запасы оружія, вс замки приводились въ оборонительное состояніе, а между тмъ срокъ окончанію перемирія приближался, и съ обихъ сторонъ войска сдвигались къ границ. Великій магистръ разчитывалъ, что Поляки вторгнутся со стороны Быдгоща (Бромберга) и ожидалъ ихъ на берегу Вислы съ арміей, которая простиралась до 100 т. человкъ, но Ягелло взялъ направленіе на сверо-востокъ, навстрчу Витовту, переправился на правую сторону Вислы по приготовленному зимою мосту, соединился съ мазовецкимъ княземъ, а потомъ и съ литовскимъ, за которымъ слдовали союзные Татары. Тогда онъ повернулъ на сверъ, въ направленіи къ Маріенбургу. Магистръ поспшилъ прикрыть свою столицу, сдлалъ быстрый переходъ и занялъ позицію на рк Дрвенц, черезъ которую польское войско должно было переправляться, и об непріятельскія арміи встртились. Ягелло съ своими союзниками занималъ опушку небольшаго перелска, передъ которымъ разстилалось широкое поле съ деревнями Грюнвальдомъ и Таненбергомъ, мстность эта была низменна и примыкала какъ съ правой, такъ и съ лвой стороны къ озерамъ, рыцари подвигались по открытой мстности, и вс движенія ихъ были видны очень ясно, тогда какъ союзныя войска были замаскированы кустарникомъ. На военномъ совт, который созвалъ Ягелло, позиція эта была признана выгодною, и на ней ршились ожидать нападенія. Затмъ Ягелло, набожный, какъ вообще бываютъ искренніе неофиты, отправился въ свою походную церковь, а Витовтъ занялся приготовленіями къ бою. На лвомъ крыл арміи находились Поляки, наемные иностранцы и войска нкоторыхъ русскихъ областей, командовалъ ими коронный мечникъ, Зындрамъ, праве ихъ стояли Литовцы, Русскіе изъ литовскихъ провинцій и Татары, здсь начальствовалъ Витовтъ. Все войско простиралось до 90 тысячъ человкъ. Непріятеля было почти равное число. Онъ занялъ открытую возвышенность противъ позиціи польско-литовской, и немедленно изготовился къ бою. Поляки однакожь не начинали его, рыцари тоже ждали, и обремененные тяжестію своего вооруженія, начинали уже утомляться, тогда они послали къ Полякамъ двухъ герольдовъ съ обнаженными мечами, вызывая ихъ сразиться. ‘Именемъ великаго магистра и великаго маршала орденскаго братства приносимъ теб, король Ягелло, и теб, князь Витовтъ, эти два обнаженные меча, какъ помощь и побужденіе къ бою. Рыцари предоставляютъ вамъ выбрать мсто битвы, поэтому не теряйте времени и не укрывайтесь въ лсу, и не уклоняйтесь малодушно отъ битвы, которой избгнуть не можете.’ На это Ягелло отвчалъ: ‘Мы ждемъ помощи только отъ Бога, во имя Его принимаемъ эти мечи и желаемъ немедленно раздлаться съ вами оружіемъ, но мста для битвы не избираемъ, потому что оно уже указано вамъ и намъ самимъ Господомъ.’
Не успвъ выманить Ягелла на чистое мсто, рыцари открыли битву, первые встртили ихъ Литовцы. Рукопашная схватка продолжалась около часа, наконецъ Литовцы начали подаваться назадъ и вправо къ озеру, а рыцари врзались въ промежутокъ, который такимъ образомъ произошелъ въ боевой линіи и, сильне потснивъ бывшаго противъ нихъ непріятеля, опрокинули его, обратили въ бгство и часть загнали въ озеро. Но въ то самое время, когда они уже были готовы торжествовать побду, скрытые отъ нихъ кустарникомъ и пылью, Поляки лваго крыла стремительно ударили на нихъ. Рыцари смутились, но скоро оправились, а между тмъ магистръ, съ высоты наблюдавшій за ходомъ сраженія, поддержалъ ихъ свжими силами, которыя онъ умлъ сохранить до ршительной минуты. Но и у Ягелла оставались еще не тронутыми наемные полки, онъ двинулъ ихъ, и рыцари, измученные трижды возобновлявшимся боемъ, ударами, сыпавшимися со всхъ сторонъ (потому что Витовту удалось наконецъ возвратить къ бою свои бжавшія войска), начали явно изнемогать. Прусская и хельмская милиція бросили оружіе и бжали, рыцари еще держались, стараясь плотне сомкнуться, и гибли, не уступая ни шагу, палъ великій магистръ, палъ и маршалъ, пали почти вс нмецкіе рыцари: изъ 700 ‘блыхъ плащей’ уцлло только 15. Наконецъ то, что еще было живо, побжало. Поляки кинулись за ними, завладли непріятельскимъ обозомъ, частнымъ имуществомъ, провіантомъ, винами и боевыми снарядами.
Когда уже не было сомннія въ судьб боя, на одной изъ возвышенностей окровавленнаго поля встртились Витовтъ и Ягелло, оба утомленные боемъ: подъ Витоэтомъ было убито нсколько лошадей, а Ягелло почти лишился голоса. Здсь они обмнялись взаимными радостными поздравленіями, сюда же приводили имъ плнныхъ, которыхъ забирали толпами: шесть королевскихъ нотаріусовъ занимались записываніемъ ихъ именъ, оказалось, что въ непріятельскомъ войск были представители 22-хъ народовъ и странъ. Нкоторымъ Ягелло тутъ же даровалъ свободу, но большую часть разослалъ по своимъ замкамъ, число ихъ простиралось до 40.000, число взятыхъ знаменъ до 51, что же касается до числа убитыхъ непріятелей, то его опредляютъ отъ 18 до 50 тысячъ. ‘Одинъ грюнвальдскій день, говоритъ лтописецъ ордена, уничтожилъ всю его славу и все его могущество. Никогда не бились они съ такимъ геройскимъ мужествомъ какъ въ этотъдень, который однакоже сталъ послднимъ днемъ ихъ процвтанія,, посл него началась година несчастій, униженія и безвозвратнаго упадка’.
По обычаю того времени, побдитель долженъ былъ оставаться три дня на пол сраженія, въ доказательство, что онъ готовъ принять отъ кого бы то ни было новый вызовъ. Ягелло такъ и поступилъ, проводя это время въ угощеніи главныхъ участниковъ побды и знатнйшихъ плнныхъ и въ сообщеніи о ней извстій разнымъ мстамъ королевства и иностраннымъ дворамъ. Наконецъ 17 іюля онъ двинулся впередъ къ Маріенбургу и осадилъ его. Между тмъ ливонскіе рыцари успли внушить Витовту мысль, что если Ягелло овладетъ Пруссіей, то Польша пріобртетъ слишкомъ большой перевсъ надъ Литвой и легко будетъ въ состояніи обратить ее въ свою провинцію, поэтому, нсколько недль спустя посл начала осады, Литовцы снялись и направились во свояси, за ними и мазовецкія войска покинули Ягелла, который наконецъ и самъ былъ принужденъ снять осаду и заключить миръ. Условіями этого мира, подписаннаго 1 Февраля 1401 года въ Торн, были со стороны ордена уступка Добжинской земли и Жмуди и уплата 100 тысячъ грошей, но тяжкія условія эти были не единственнымъ бдствіемъ, постигшимъ орденъ: жители Пруссіи, которые вообще его ненавидли, а при начал войны были еще возбуждены польскими агентами, переставши бояться его, явно возстали противъ своихъ притснителей и сдавали польскому королю города и замки. И не только народъ, подвластный ордену, поднималъ руку на него, сами рыцари ему измняли. Генрихъ Плауэнъ, оборонявшій противъ Ягелла Маріенбургъ, бывъ сдланъ великимъ магистромъ, вошелъ съ Поляками въ тайныя сношенія и замышлялъ доставить имъ господство надъ всею Пруссіей. Замыселъ его не удался на этотъ разъ, но черезъ 44 года посл грюнвальдской битвы, лучшая часть орденскихъ владній, Поморье, присоединилось къ Польш.
Со времени окончательнаго сближенія между Ягелломъ и Витоэтомъ прошло 27 лтъ, а узы, сближавшія Литву съ Польшей, I не только не ослабли, но укрпились. Посл смерти Ядвиги, которую слдуетъ считать истиннымъ ддичемъ (dziedzicem), т. е. обладателемъ королевства, Ягелло былъ признанъ королемъ, съ своей стороны и Литва въ лиц великаго князя, князей и бояръ дала общаніе (1401) признать его посл смерти Витовта своимъ государемъ и во всякое время и во всемъ находиться въ тсномъ союз съ -Польшей, такъ чтобъ у обоихъ народовъ были одни друзья и одни враги. Польша же обязалась не избирать себ короля безъ согласія Литвы. Грюнвальдская побда показала выгоду подобнаго соединенія, почему оно и было скрплено новыми узами, а именно: въ Литв было предложено образовать шляхту, на подобіе польской и съ такими же точно правами.
Въ этомъ случа польская шляхта дйствовала какъ западно-европейское рыцарство. Какъ рыцари Франціи, Терзавши, Англіи и другихъ странъ были въ нкотораго рода братств между собою, признавая единые, общіе имъ всмъ права и уставы, такъ и Польша думала связать съ собою Литву единствомъ условій жизни шляхетства обихъ странъ. Не ограничиваясь распространеніемъ на Литву правъ шляхетства, Поляки старались привлекать Литвиновъ въ среду своихъ родовъ, въ свои гербовые союзы, родниться съ ними. Въ 1413 году Ягелло съ многочисленною польскою свитой, и Витовтъ, съ знаменитйшими Литовцами, принявшими католическую вру, съхались въ Городло. Съ Ягелломъ пріхали два архіепископа — гнзненскій и галицкій, семь епископовъ, восемь воеводъ, двадцать четыре каштеляна, десять судей и множество другихъ коронныхъ сановниковъ: собраніе было величественное и получило названіе вольнаго, или великаго сейма. Витовтъ назначилъ изъ числа прибывшихъ съ нимъ сорокъ семь знатнйшихъ бояръ, которые были признаны шляхтичами и приняты въ гербы такого же количества польскихъ дворянъ, кто въ гербъ Леливы, кто въ гербъ Топора и проч.
Этотъ чрезвычайно важный шагъ въ жизни польско-литовскаго государства былъ сдланъ обоими народами не съ одинаковымъ чувствомъ. Поляки, говоритъ Шайноха, понимая значеніе даваемаго, давали*съ истинно-братскимъ чувствомъ, Литовцы же принимали довольно холодно, и въ этомъ нашъ авторъ основывается какъ на польскихъ, такъ и литовскихъ документахъ. Поляки писали: ‘Не испытать тому благодати, кого не оснитъ чувство любви! Она одна не знаетъ тщеты, но свята по свойству своему, прекращаетъ несогласія, умиряетъ вражду и ненависть, соединяетъ разъединенное, возвышаетъ павшее, сглаживаетъ всякія неровности, выпрямляетъ кривизны, всмъ помогаетъ, никого не обижаетъ, каждаго любитъ, и кто прибгаетъ подъ ея покровъ, тотъ находитъ безопасность и не страшится угрозъ. Любовь создаетъ законы, управляетъ государствами…. Поэтому мы, духовенство, рыцарство и шляхта короны польской, желая отдохнуть подъ щитомъ любви, и дыша къ ней набожнымъ чувствомъ, сдлали общими и соединили, и настоящимъ документомъ длаемъ общими и соединяемъ, наши дома, потомства, роды, гербы и преимущество гербовъ нашихъ со всею шляхтой и боярствомъ литовскихъ земель и особенно съ тми, которымъ наияснйшій князь и панъ Владиславъ, Божіею милостію король польскій, а также свтлйшій князь и панъ Александръ Витольдъ, великій князь литовскій, по нашей просьб дали и документами утвердили право свободы и вольности и привилегіи. Соединили же ихъ мы для того, чтобъ они могли пользоваться на вчныя времена нашими гербами и привилегіями, которые мы получили отъ отцовъ и предковъ нашихъ, въ доказательство истинной любви, какъ бы они получили ихъ сами наслдственно отъ предковъ своихъ. Да соединятся же они съ нами любовію и братствомъ и сдлаются намъ равными, какъ уже соединились и сравнились единствомъ вры, правъ и преимуществъ. Мы же общаемъ имъ честнымъ словомъ и присягою не оставлять ихъ ни въ какихъ опасностяхъ, но, напротивъ, помогать имъ въ нужд, совтовать имъ противъ всякихъ непріятельскихъ покушеній, и стараться передъ панами нашими, Владиславомъ и Александромъ, чтобъ они были вновь и вновь къ нимъ щедре, надлили ихъ новыми вольностями и не преставали расточать имъ пользы и милости, что съ своей стороны и паны литовской земли обязались словомъ и присягою длать для насъ взаимно’. Литовскіе паны составили съ своей стороны актъ о принятіи польскихъ привилегій, но въ выраженіяхъ боле холодныхъ, а Ягелло и Витовтъ — третій актъ, которымъ признавалось равенство шляхетскихъ правъ въ Польш и Литв, подтверждалось неразрывное соединеніе этихъ странъ и обязанность избирать преемниковъ на польскій и литовскій престолы, въ случа ихъ упраздненія, не иначе какъ въ семействахъ Ягелла или Витовта. Сверхъ того установлялись създы представителей обоихъ народовъ на общіе сеймы, и въ Литв, какъ въ стран, имющей самостоятельную администрацію, учреждались особыя, но совершенно тождественныя съ польскими, должности: гетмановъ, канцлеровъ, маршаловъ, воеводъ и другихъ.
На създ или сейм, бывшемъ въ Городло, участвовали изъ Литовцевъ, какъ сказано, только т, которые приняли католическую вру, русское православное народонаселеніе Литвы не имло на немъ представителя и исключалось отъ преимуществъ, имъ установленныхъ. Такое неравенство правъ не могло, конечно, входить въ виды обоихъ государей, но они не нашли иного средства привлечь все народонаселеніе къ пользованію этими правами, какъ распространяя на всхъ католичество, безъ котораго казалось невозможнымъ дарованіе и политическихъ, и гражданскихъ правъ. Поэтому начались дятельныя многолтнія сношенія между Ягелломъ, Римомъ и Литвой, религіозное возбужденіе, сообщенное Европ Констанцскимъ соборомъ, не миновало и Ягелла и Витовта, и оба они начали приневоливать своихъ православныхъ подданныхъ къ обращенію въ латинскую вру. Въ продолженіе нсколькихъ мсяцевъ посл городльскаго сейма, въ теченіе зимы 14-13—14года олатынена вся Жмудь, такъ какъ эта маленькая область была въ послднее время истиннымъ убжищемъ язычества и литовской народности, то ея обращеніе произошло не безъ затрудненій: Жмудины взбунтовались, прогнали монаховъ, но были усмирены Витоэтомъ, который принесъ въ жертву католической пропаганд шестьдесятъ головъ своихъ подданныхъ и послалъ туда большое число миссіонеровъ, такъ что едва ли въ послдствіи можно было найдти провинцію, боле Самогитіи наполненную костелами, часовнями, распятіями по перекресткамъ и т. п. Не мене дятельны были старанія польскаго и литовскаго государей къ обращенію жителей русскихъ областей: Витовтъ послалъ православныхъ епископовъ на Констанцскій соборъ, на которомъ были положены первыя основаніяУніи, а Ягелло, несравненно боле его ревностный католикъ, извинялся передъ этимъ соборомъ въ недостаточной успшности обращенія, присовокупляя, что еслибы не военныя его занятія, онъ давно подчинилъ бы святйшему отцу русскіе народы и постарался бы обратить самихъ Грековъ. Впрочемъ и Витовтъ общалъ привести въ лоно католической церкви Татаръ. Всему этому не суждено было однакожь осуществиться: задуманная на Констанцскомъ собор реформа римскаго духовенства не имла полнаго успха, отправленные туда православные епископы не согласились на присоединеніе къ паств римскаго первосвященника, обширныя надежды, возбужденныя этимъ соборомъ, не принесли никакихъ результатовъ ни въ западной Европ, ни во вновь образовавшемся польско-литовскомъ государств, въ которомъ религіозное разномысліе между католиками и православными оказалось глубже нежели думали. А если къ этому присоединить поразительные контрасты между основными условіями жизни обоихъ народовъ, между польскою свободой и литовскимъ рабствомъ, между демократическимъ братствомъ шляхты польской и могущественною аристократіей, образовавшеюся въ Литв изъ князей литовскаго и русскаго происхожденія, глубокое различіе между нравами, понятіями и языкомъ обоихъ соединившихся народовъ, то нельзя не удивляться, говоритъ Шайноха, тому, что эта совершенно невидимому искусственная связь не разорвалась….
Этимъ, можно сказать, и оканчивается любопытное сочиненіе блестящаго польскаго писателя, онъ присоединяетъ къ нему, впрочемъ какъ будто въ вид эпилога, еще одну главу, которую называетъ ‘возвращеніе орленка’, и содержаніе которой составляетъ бракъ Ягелла съ внукою Казиміра Великаго, дочерью его дочери, Анны, выданной, какъ было сказано въ своемъ мст, Лудовикомъ венгерскимъ за графа Циллейнскаго. Супругъ королевны Анны скоро умеръ, и она вышла во второй разъ за какого-то графа Дека, а дочь ея отъ перваго брака, внука славнаго Казиміра, жила въ забвеніи и настоящею сиротой, при двор новаго владтеля Циллейнскаго. Къ этой-то двушк, преданной забвенію въ глуши маленькаго графства, далеко отъ родной Польши, явилось однажды, въ конц 1400 года, великолпное посольство и предложило, вмст съ рукой Владислава Ягелла, корону ея дда.
Новая королева жила не долго, Ягелло былъ женатъ посл нея еще два раза, но бракъ его, хотя и кратковременный, съ птенцомъ изъ Казимірова гнзда, придалъ ему новое, прочнйшее значеніе на престол польскомъ.