Объясненіе по поводу одной рецензіи
Объясненіе по поводу одной рецензіи
В. Ключевскій.
‘Русская Мысль’, No 2, 1881
Объяснение по поводу одной рецензии, Ключевский Василий Осипович, Год: 1881
Время на прочтение: 10 минут(ы)
Извстный спеціалистъ по исторіи русскаго права г. Владимірскій-Будановъ удостоилъ нсколькими критическими замчаніями начало печатаемаго мною въ Русской Мысли сочиненія о боярской Дум {Сборникъ госуд. знаній, т. VIII, отд. крит. и библіогр., стр. 104.}. Эти замчанія помщены критикомъ рядомъ съ его замтками на книгу г. Загоскина о томъ же предмет. Какъ автору, мн было пріятно замтить, что первымъ главахъ моего опыта, на которыя я самъ смотрю какъ на вступительныя, въ рецензіи оказано даже нсколько больше вниманія, чмъ почтенному и вполн законченному труду моего товарища по тем, если только о степени внимательности критика къ сочиненію можно судить по числу страницъ, отведенныхъ послднему въ рецензія.
Правда, страницы рецензіи, мн посвященныя, отличаются довольно замтной возбужденностью тона. Я убжденъ, что это произошло, если не отъ непривычки писать иначе, то отъ ученой впечатлительности, возбужденной обиліемъ найденныхъ у меня погршностей, а не отъ какой-либо другой причины.
По примру рецензента я мимоходомъ сдлаю замтку о той сторон моего опыта, которая и меня ‘прямо не интересуетъ’, именно о моемъ слог. Онъ не нравится рецензенту ‘притязаніями на художественность’, о которыхъ я впервые узналъ изъ рецензіи: составляя свое сочиненіе, я думалъ о художественности такъ же мало, какъ и мой критикъ, когда писалъ свою рецензію. Въ образецъ приписываемаго мн притязанія приведена та фраза, гд сказано, что ‘по нашимъ привычнымъ представленіямъ новая Россія вышла изъ преобразовательнаго горнила Петра, если не какъ богиня изъ морской пны, то какъ разслабленный изъ возмущенной воды іерусалимской Виезды’ и пр. Критику не нравятся такіе образы, не нравятся они и мн, но въ нихъ не виновато мое воображеніе: они мн были прямо подсказаны сужденіями о Петр, какія часто приходилось слышать, и въ распространенныхъ у насъ историческихъ представленіяхъ иногда встрчаются даже еще мене художественныя метафоры. Я виноватъ только въ излишней, можетъ быть, точности, съ какою хотлъ передать оспариваемыя мною самимъ сужденія, да еще разв въ столь же излишней попытк немного пародировать тонъ и формы этихъ сужденій.
Впрочемъ наши ученые темпераменты и литературные вкусы едва-ли для кого-нибудь занимательны. Отъ ученой критики ждутъ, что она укажетъ въ сочиненіи ошибки, недостатки, и поможетъ ихъ исправленію.
Рецензентъ прежде всего касается моихъ пріемовъ изслдованія и останавливается на введеніи. Здсь я говорю о распространенномъ въ нашей читающей публик мнніи, будто мы хорошо знакомы съ политической исторіей своего отечества. Не соглашаясь съ этимъ мнніемъ, я думаю, что оно составилось подъ вліяніемъ ряда сочиненій нсколькихъ знатоковъ исторіи русскаго права, прекрасно изобразившихъ строй и дйствіе нкоторыхъ нашихъ древнихъ учрежденій. Строй и дйствіе правительственнаго учрежденія я назвалъ, можетъ быть, не совсмъ удачно, его технической стороны, а взглядъ, усвоенныя публикой подъ вліяніемъ этихъ сочиненій, техническимъ взглядомъ на наши древнія учрежденія. Затмъ я отмтилъ нкоторыя, по моему мннію, неправильныя идя неясныя сужденія, вытекшія изъ той мысли, будто вопросъ объ учрежденіяхъ, исторію которыхъ читатель изучилъ по упомянутымъ трудамъ, исчерпанъ, что кром строя и дйствія древнихъ учрежденій въ нихъ уже нечего изучать боле. Я говорилъ только о впечатлніи, вынесенномъ многими изъ извстныхъ прекрасныхъ сочиненій, не касаясь того, насколько виноваты авторы послднихъ въ вынесенномъ изъ ихъ трудовъ взгляд и раздляли ли его сами. Всего мене думалъ я возставать противъ этихъ писателей, труды которыхъ привыкъ цнить высоко. Напротивъ, мн хотлось напомнить историкамъ-неюристамъ, къ которымъ осмливаюсь причислять себя, что если юристы сдлали для насъ такъ много, такъ хорошо ршили своя задачи, то теперь очередь за нами, и мы должны сдлать свое дло, освтить стороны въ исторіи нашихъ учрежденій, оставшіяся на нашу долю, чтобы пополнять историческія познанія благосклонныхъ читателей. Вотъ что хотлъ я сказать въ начал введенія и, можетъ быть, сказалъ недостаточно выразительно. Если это такъ, то я очень жалю объ этомъ, потому что это дало рецензенту возможность или поводъ прочитать въ моихъ словахъ совсмъ не то, что я хотлъ сказать. Ему показалось, что я ‘недоволенъ успхами нашихъ историческихъ знаній’, и онъ по пунктамъ перечисляетъ обвиненія, которыя будто бы взведены мною на ‘историко-механиковъ, или иначе, историко-юристовъ:’ это именно т распространенныя въ читающей публик историческія сужденія, въ которыхъ я не думалъ винить историковъ-юристовъ, нигд притомъ не называя послднихъ ‘историко-механиками’ — терминомъ, который придумалъ самъ рецензентъ въ интерес ироніи, я говорилъ объ историкахъ, изучившихъ ‘механизмъ правительственныхъ учрежденій’, а не объ ‘историко-механикахъ’. Исходя изъ этого недоразумнія, рецензентъ въ форм вопроса упрекаетъ меня въ томъ, будто мн неизвстны сочиненія историковъ-юристовъ гг. Градовскаго и Дитянина, построенныя на той же мысли, какую развиваю я въ своемъ опыт. Я могъ бы увеличить перечень такихъ сочиненій и даже включить въ него нкоторые труды моего рецензента, прибавивъ, что мы, простые историки-неюристы, крайн благодарны за такое направленіи всхъ этихъ трудовъ. Но вдь я говорилъ не объ этомъ, а то, о чемъ я говорилъ, не вызывало меня на перечисленіе изслдователей, прежде и успшнее меня разршившихъ задачи, подобныя моей. Въ сожалнію, недоразумніе почтеннаго критика простирается не только на начало, но и на дальнйшія страницы моего введенія.
Попытаюсь объяснять это недоразумніе, которое могутъ раздлять и другіе мои читатели. Указанное неврное мнніе, встрчаемое въ публик, произошло не отъ какой-либо ограниченности взгляда историковъ-юристовъ, а отъ понятнаго пробла, какой остается въ нашей исторической литератур, несмотря на ихъ превосходные труды. Въ исторіи учрежденій юриста естественно прежде всего привлекаютъ стороны наиболе для него важныя, именно ихъ устройство и дйствіе, или, по выраженію рецензента, ихъ ‘составъ и отправленія’, а въ этомъ онъ самъ видитъ ‘дв основныя задачи всякаго историко-юридическаго изслдованія’. За это нельзя порицать изслдователей и этимъ я объяснилъ въ конц введенія то, что изслдователи долго обходили т изъ нашихъ древнихъ учрежденій, въ которыхъ ‘составъ и отправленія’ или трудно уловимы или де имютъ первостепеннаго историческаго значенія. Къ такимъ учрежденіямъ я отношу и боярскую Думу. Но въ исторіи учрежденій есть сторона, мене другихъ важная для юриста, которой однакожъ можетъ интересоваться исторіей, не длая ея изученія своей монополіей и не умаляя значенія того, что цнитъ юристъ. Эту сторону я назвалъ ‘соціальнымъ составомъ управленія’, замтивъ, что изученіе механики или техники учрежденій не обнимаетъ всей ихъ исторіи. Чего же не достаетъ еще? Я сказалъ, что не достаетъ изученія ихъ соціальнаго состава, разумя подъ механизмомъ ихъ строй и отправленія. ‘Мы сказали бы, поправляетъ мой отвтъ рецензентъ, что недостаетъ еще описаній функцій ихъ (отправленій), гд они и соприкасаются съ цлой жизнію общества’ (стр. 107). Вслдъ затмъ, сказавъ, что я отвчаю да этотъ вопросъ не такъ, критикъ приписываетъ мн слова: ‘историки-технологи забываютъ о соціальномъ состав управленія’. Но у меня нигд нтъ ни термина ‘историки-технологи’, ни всей этой фразы и я нигд не говорилъ, что историки-юристы, которые здсь, очевидно, разумются подъ историками-технологами, ‘забываютъ’ о соціальномъ состав управленія. Какъ бы то ли было, критикъ называетъ мой отвтъ ‘большою странностью’ и ‘остается въ недоумніи: что же такое соціальный составъ управленія’? Я не пояснялъ этого выраженія, думая, что оно и достаточно понятно, и достаточно употребительно, по крайней мр, не темне и не странне словъ ‘личный составъ управленія’. Теперь скажу, что я разумлъ подъ этимъ выраженіемъ. Кто напримръ опишетъ, изъ сколькихъ бояръ, окольничихъ и т. д. состояла боярская Дума Ивана Грознаго, тотъ изобразитъ личный или, точне, чиновный составъ ея. Но при сходномъ такомъ состав могъ быть неодинаковъ ея составъ соціальный. Члены Думы того времени назначались изъ извстныхъ только слоевъ общества, которые можно обозначить съ нкоторой точностью. Но представимъ, что Дума стала составляться изъ людей, подучившихъ думные чины, не потому что эти люди принадлежали къ извстнымъ слоямъ общества, а по какимъ-либо другимъ причинамъ, къ какимъ бы классамъ ни принадлежали. Тогда въ Дум могло не оказаться ни одного члена изъ слоевъ, прежде ее наполнявшихъ, она могла состоять изъ столькихъ же бояръ, окольничихъ и т. д., какъ и прежде, но ея соціальный составъ вышелъ бы совсмъ иной, а съ нимъ измнились бы понятія, интересы, весь характеръ учрежденія. Рецензентъ припомнитъ, что нчто подобное дйствительно испытала нкогда наша Дума, сохранивъ прежній чиновный свой составъ. Этотъ соціальный составъ Думы, которую и критикъ считаетъ очень тсно связанной съ судьбою древнерусскихъ классовъ, я и назначилъ главнымъ предметомъ своего изученія и во введенія хотлъ оправдать такой выборъ, показать, почему считаю свою задачу нелишней. Именно появленіе книги профессора исторіи русскаго права г. Загоскина и заставило меня подумать, не поставить ли мн въ своемъ опыт на второмъ план изображеніе ‘техническаго’ устройства и правительственнаго дйствія Думы, съ чмъ можетъ лучше меня познакомить читателя ученый, боле компетентный въ такихъ вопросахъ. Въ, виду этого, я и закончилъ введеніе замчаніемъ, что избранная мною точка зрнія оправдаетъ нсколько проблы, которые замтитъ читатель въ моемъ опыт. Поэтому мн трудно объяснить себ происхожденіе ряда ‘порицаній’, не совсмъ обычныхъ по тону въ серьезной критик, которыми почтенный ученый встртилъ мой скромный опытъ. Такъ, онъ стороной намекаетъ, будто я, развивая свою мысль объ изученіи учрежденія въ связи съ исторіей общества, смшиваю ‘разные предметы’ и даже выдаю это смшеніе ‘за новое направленіе науки, за открытіе’. Я напротивъ боялся, что избранное мною ‘направленіе’ покажется слишкомъ узкимъ, а узость на правленія, какъ хорошо знаетъ мой рецензентъ, не только не открытіе, а очень старая старина. Точно также я не смшиваю такихъ различныхъ предметовъ, какъ исторія классовъ и исторія учрежденій, не сливаю одной съ другой, а напротивъ, можетъ быть, слишкомъ раздляю ихъ, пытаясь изобразить исторію соціальнаго состава Думы и отодвигая на задній планъ исторію ея правительственнаго строя и дйствія, которая смущаетъ меня массой чисто юридическихъ вопросовъ. Рецензентъ находитъ задачу и въ томъ, что я говорю объ изученіи исторіи учрежденій въ связи не только съ общественными классами, но и интересами. По его разгадк, я ‘по видимому желалъ бы, чтобы историкъ представлялъ намъ, какія изъ учрежденій вызваны были самою жизнію (а не мертвою бумагой), въ какомъ отношеніи находилась ихъ дятельность къ жизни и обратно’ (стр. 108). Не знаю, какъ самъ рецензентъ понимаетъ свои слова и какія учрежденія вызываются ‘жертвою бумагой’, но смыслъ моихъ ‘интересовъ’ очень простъ. Классъ общества, въ рукахъ котораго находится управленіе и охъ котораго зависитъ соціальный составъ его, можетъ, пользуясь властью, преслдовать различныя цли: можетъ поддерживать преимущественно интересы землевладнія или преимущественно выгоды торговли, можетъ, владя землей, стремиться къ подчиненію земледльческаго населенія и т. п. Такія стремленія я и разумлъ подъ ‘интересами’, а не вопросъ о томъ, какія учрежденія вызываются жизнію и какія мертвою бумагой. Поэтому я не согласенъ на то, что мн обязательно подсказываетъ рецензентъ вмсто моего загадочнаго выраженія, рекомендуя мн ‘простую юридическую терминологію’, описаніе состава и отправленій учрежденія, что ‘спасло бы’ меня отъ напрасныхъ усилій выразить извстныя мысли. Моя мысль не нова, но и не совсмъ та, какую подсказываетъ мн критикъ. Я именно имлъ въ виду не всю широкую задачу исторически изучить составъ и отправленія учрежденія, и только прослдить, какъ отражались въ исторіи Думы, перемны въ состав руководящаго класса древнерусскаго общества, смна господствовавшихъ въ немъ интересовъ и, а это и то, о чемъ говоритъ рецензентъ, кажется мн, не одно и тоже. Но всего мене понятенъ мн еще одинъ упрекъ. Первыя главы своего опыта я посвятилъ изученію древнйшей исторіи нашего города, чтобы уяснить себ любопытное и, какъ мн казалось, недостаточно изслдованное явленіе нашей исторіи X в., присутствіе ‘старцевъ градскихъ’ въ княжеской Дум рядомъ съ боярами. Этого прямо требовала моя задача и на этомъ я остановился, можетъ быть, слишкомъ долго въ ущербъ симметріи цлаго опыта. Я вполн согласенъ съ мыслью критики, что ‘для успховъ дла’ необходимо ‘полное сосредоточеніе вниманія на избранномъ предмет’. Какъ я исполнилъ эту часть своей задачи, судить не мн, замчу только, что самъ критикъ нашелъ ‘нсколько очень здравыхъ догадокъ’ въ упомянутыхъ главахъ. Но не находитъ, чтобы ‘все это имло какое-либо отношеніе къ боярской Дум’, и имя въ виду эти главы, пишетъ, что въ нихъ ‘основная задача расплывается и теряется въ масс привходящихъ предметовъ’ (стр. 108 и примч. на 115). Скоре меня можно было бы упрекнуть не за потерю основной задачи, аза слишкомъ пространное и медленное ея разршеніе въ первыхъ главахъ, за слишкомъ продолжительное сосредоточеніе вниманія на избранномъ предмет, что критикъ считаетъ элементарнымъ принципомъ методологіи’, но мн кажется, выдерживая методъ съ излишкомъ, гршишь не противъ метода, а только противъ терпнія читателя.
Вс указанные упреки вышли изъ недоразумнія рецензента, а источникъ недоразумнія кроется въ предположенія, будто я ‘недоволенъ успхами нашихъ историческихъ знаній’ и во введеніи обвиняю историковъ-юристовъ, такъ подвинувшихъ впередъ эти знанія. Почтенный спеціалистъ почувствовалъ себя задтымъ и счелъ нужнымъ вступиться за историковъ-юристовъ. Но такъ какъ я не думалъ нападать на нихъ, такъ какъ т изъ нихъ, которыхъ я имлъ въ виду, едва-ли нуждаются въ чьей-нибудь защит, а г. Владимірскаго-Буданова имлъ я въ виду всего мене, то думаю, что его оборонительные удары падаютъ въ пространство, гд нтъ нападающаго, даже иногда направляются совсмъ въ сторону и защита изъ недоразумнія переходитъ въ неправду. Во введеніи я пытался отмтить главные моменты развитія мстнаго управленія въ Россіи до конца XVIII в. Назвавъ мое выраженіе о соціальномъ состав управленія ‘большою странностью’, критикъ называетъ сейчасъ указанный очеркъ ‘удивительнымъ примромъ’ и прибавляетъ, будто я построилъ его на слдующемъ принцип: чмъ боле усиливалось провинціальное самоуправленіе, тмъ боле усиливалась административная централизація. ‘Иной подумаетъ, что мы шутимъ’, продолжаетъ рецензентъ и затмъ вырываетъ дв фразы, опуская связующія ихъ мысли, изъ того мста моего очерка, гд я говорю о мстномъ управленіи въ удльное время (подъ которымъ разумю время съ XIII в. до княженія Ивана III). Если уже критику угодно было обратиться къ шутливой рчи, то я долженъ согласиться, что онъ дйствительно шутитъ. Во-первыхъ, я не строилъ своего очерка на странномъ принцип, мн приписанномъ, а сказалъ, что только въ XVI в. земское самоуправленіе развивается, вытсняя намстниковъ и волостелей, но усиливается и централизація, ниже я повторилъ эту мысль, сказавъ, что потомъ посл удльнаго времени, т. е. въ XVI в., рядомъ развиваются и централизація и мстное самоуправленіе, и тутъ же прибавилъ для объясненія этой видимой странности, что самоуправленіе являлось тогда орудіемъ, проводникомъ той же централизаціи. Рчь идетъ не о какомъ-либо принцип, проводимомъ чрезъ всю исторію нашего мстнаго управленія, не о ‘зависимости успховъ централизаціи отъ успховъ самоуправленія’, какъ угодно было подумать критику, а o факт точно обозначеннаго и непродолжительнаго времени, объ отношеніи мстнаго земскаго управленія къ центральному въ XVI в. Но критикъ въ доказательство того, что найденный имъ у меня ‘принципъ’ не есть его собственная шутка, приводитъ отрывочныя фразы изъ моихъ строкъ не o XVI в., а объ удльномъ времени, гд нтъ ничего похожаго на его ‘принципъ’, прибавляя, что ‘читатель видитъ тутъ только образецъ противорчія и принужденъ выбирать любое’. Смю надяться, что положеніе сочинителя не столь печально, что не всякій читатель такъ читаетъ, какъ угодно моему критику, и вроятно всякій другой выберетъ изъ читаемыхъ строкъ не то, что ему ‘любо’, а что дйствительно въ нихъ сказано. Начавъ разсматриваемое мсто рецензіи усвоеніемъ мн не моей мысли, критикъ и оканчиваетъ его такой же напраслиной. По его мннію, весь мой неясный очеркъ исторіи мстнаго управленія совершенно затемненъ ‘общею’ фразой: ‘органами централизаціи являются люди, которые были представителями центральной власти’. Но у меня эта непонятная въ одиночеств фраза вовсе не общая, относится не ко всей исторіи мстнаго управленія, а исключительно характеризуетъ удльное управленіе, притомъ я она приведена въ рецензіи не вполн. Тамъ, откуда она вырвана, резюмируется мысль, что въ удльное время мстные управители, назначенные центральной властью, стояли однако въ такой слабой связи съ правительственнымъ центромъ, что ихъ отношеніе къ послднему трудно подвести подъ понятіе административной централизаціи, въ этой мысли и состоитъ весь ‘образецъ противорчія’, на который критикъ указываетъ читателю. Въ глав объ удльной администраціи эта мысль у меня развивается, согласятся-ли съ этимъ развитіемъ критикъ — его дло. Но теперь онъ прибавляетъ въ заключеніе: ‘Иной подумаетъ, что г. Ключевскій отыскалъ какой-нибудь чиновничій сепаратизмъ въ XV в.’. Эта моя находка была бы довольно забавна, если бы догадка о ней критика была справедлива и не вышла изъ его заботливости не о томъ, что говоритъ разбираемый ихъ авторъ, а о томъ, что кто-то ‘иной’ подумаетъ.
Къ сожалнію, я не могу коснуться другихъ замчаній критика въ предлахъ отведеннаго моему объясненію мста въ журнал, хотя большая часть этихъ замчаній по характеру похожа на изложенныя: это или вопросы, ршаемые мною въ дальнйшихъ главахъ — какъ, объ этомъ пусть судитъ мой критикъ, — или возраженія, но довольно трудно уловимыя, спрятанныя подъ знаками вопроса или удивленія въ скобкахъ. Обвиненія рецензента, сколько о томъ могу судить, касаются преимущественно изложенія и композиціи моего опыта и сводятся къ двумъ главнымъ недостаткамъ его: это неясность изложенія нкоторыхъ мстъ и моя наклонность къ мелкимъ или ‘замысловатымъ’ историческимъ поискамъ, которые авторъ надется совершенно упразднить своими ‘простыми соображеніями’ (стр. 117). О второмъ недостатк едва-ли можетъ быть рчь: онъ зависитъ отъ того, какъ кто смотритъ на дло, на обязанности изслдователя: иной любитъ ‘простыя соображенія’, другой ими недовольствуются. Но я буду очень радъ, если мои ‘замысловатые поиски’ упразднятся ‘простыми соображеніями’ другихъ: чмъ проще, тмъ лучше. Что касается недостатка ясности по мстамъ, то я не стану спорить и противъ этого, а замчу только, что ясность становится понятіемъ очень условнымъ, когда изучающаго механизмъ древняго правительственнаго учрежденія называютъ ‘историко-механикомъ’ и видятъ загадки въ выраженіяхъ ‘общественные интересы’ и ‘соціальный составъ управленія’. Вообще я очень благодаренъ критику за его трудъ и за то, что онъ удостоилъ мой опытъ рецензіей до его окончанія, это даетъ мн возможность воспользоваться нкоторыми его замчаніями: я всегда охотно и съ признательностію выслушаю сужденія такого знатока, особенно если они будутъ высказаны безъ излишней ученой щекотливости. Нашъ ученый авторитетъ и довріе читателей къ нашимъ сужденіямъ нисколько не пострадаютъ, если мы будемъ относиться къ трудамъ другъ друга строго, внимательно и — не скажу, доброжелательно, — а по крайней мр вжливо.