Публика недовольна ныншнею выставкой, и совершенно права. На вопросъ: какова выставка?— слдуетъ неизмнно, точно по уговору, одинъ и тотъ же отвтъ: ‘смотрть нечего!’ И самый нетребовательный человкъ вынужденъ согласиться, что такой суровый отзывъ, очень обидный для нашихъ 75 картинъ, работы двадцати четырехъ членовъ ‘Товарищества передвижныхъ выставокъ’, и 35 картинъ, принадлежащихъ тридцати одному экспоненту, стало быть, мы имемъ передъ собою произведенія пятидесяти пяти художниковъ въ количеств ста десяти экземпляровъ. Такимъ образомъ, въ количественномъ отношеніи теперешняя выставка значительно уступаетъ предшествовавшимъ, въ качественномъ же она едва ли можетъ идти въ сравненіе съ какою-либо изъ бывшихъ до сихъ поръ. На каждой изъ прежнихъ выставокъ бывало по нскольку картинъ, привлекавшихъ къ себ особливое вниманіе постителей, возбуждавшихъ оживленные толки и споры въ обществ и въ печати. И не одни только выдающіяся произведенія нашихъ первоклассныхъ мастеровъ давали матеріалъ для разговоровъ и цлыхъ газетныхъ статей, какъ то было по поводу картины В. Д. Полнова Христосъ и гршница или картины И. Е. Рпина Св. Николай Чудотворецъ… Публика съ большимъ интересомъ останавливалась на жанрахъ и на картинахъ историческихъ, не особенно многочисленныхъ, правда, неизмнно появлявшихся на каждой передвижной выставк. Теперь же, увы! ‘смотрть нечего’, кром разв портрета баронессы В. И. Икскуль, написаннаго И. Е. Рпинымъ. Положимъ, отъ большихъ художниковъ нельзя требовать, чтобы они каждый годъ изготовляли картины такого значенія, каковы названныя нами выше Полновская и Рпинская. Но, съ другой стороны, нельзя и оставаться довольнымъ, ни даже спокойнымъ и равнодушнымъ, когда въ результат цлаго года работы всхъ русскихъ художниковъ получается выставка, на которой ‘смотрть нечего’. Поистин, тоска какая-то нападаетъ передъ рядами этихъ золоченыхъ рамъ, свидтельствующихъ только о необычайной скудости мысли
и фантазіи пятидесяти пяти представителей современнаго русскаго искусства. Чмъ-то ремесленнымъ,— не заказнымъ даже, а для лавочки изготовленнымъ,— отзывается значительное большинство выставленныхъ ими картинъ. Мало того, что съ идейной стороны вы чувствуете себя въ какомъ-то приготовительномъ класс, гд малосмышленные юноши еще не знаютъ, что бы имъ нарисовать, дабы какъ-нибудь отдлаться отъ заданнаго урока,— и техническая сторона очень многихъ изъ этихъ произведеній отечественной живописи ставитъ васъ въ совершенный тупикъ. Въ этомъ отношеніи составляютъ исключенія портреты, между которыми, какъ мы уже сказали, совершенно выдающееся мсто занимаетъ мастерски исполненный г. Рпинымъ портретъ бар. Икскуль. Очень хорошъ портретъ H. Н. Ге, работы Н. А. Ярошенко и его же кисти портретъ г. Евдокимова, котораго художникъ представилъ, однако же, въ довольно странной и, по нашему мннію, неудачной поз. Быть можетъ, г. Евдокимовъ, дйствительно, иметъ привычку наклонять голову и смотрть на Божій міръ изподлобья, заложивши руки въ карманы панталонъ, только сомнительно, чтобы могло быть задачею художника-портретиста увковченіе на полотн, хотя бы и характерныхъ, но некрасивыхъ привычекъ тхъ, съ кого они пишутъ портреты. Поддавшись влеченію въ такомъ направленіи, можно зайти очень далеко и приблизиться къ каррикатур. Слдуетъ еще отмтить портретъ А. Н. Срова, написанный его сыномъ В. А. Сровымъ. Портретъ написанъ широко и сильно, хотя нсколько декоративно, что не испортило бы производимаго имъ впечатлнія, если бы голова композитора, по сил письма, не отставала бы отъ всей его фигуры и отъ обстановки, въ которой онъ изображенъ. H. К. Бодаревскій выставилъ два портрета: своей жены съ очень старательно выписанными кружевами и мхомъ и одесскаго купца Е. И. Бр — скаго. Чтобы покончить съ портретами, упомянемъ еще о портрет скульптора Л., написаннымъ Н. Д. Кузнецовымъ. А затмъ, уже право не знаемъ, къ какого рода произведеніямъ отнести изображеніе С. В. Ивановымъ браваго городоваго, стоящаго у грязной стны сзади оборванца-мальчишки. Всего ближе изображеніе это подходитъ къ категоріи портретовъ. Недоумніе возбуждаетъ только вопросъ, по чьему заказу это могло быть написано: по заказу бродяги-мальчишки, по заказу городоваго, или же какого-либо любителя городовыхъ и бродягъ? Какъ картина, такое изображеніе не иметъ смысла, какъ ‘жанръ’, это — огромно: мы до сихъ поръ не видывали еще ‘жанровъ’ въ натуральный ростъ полицейскихъ солдатъ, да и что же особенно ‘жанроваго’ въ томъ, что городовой привелъ уличнаго оборванца въ участокъ? Немного требуется усилій ума и творческой фантазіи, чтобы расписывать трехъаршинныя полотна портретами стражей общественнаго спокойствія. Неужели въ нашихъ школахъ живописи не объясняютъ молодымъ людямъ элементарныхъ правилъ о необходимой пропорціональности между сюжетомъ и размромъ подходящаго для него полотна? Отъ огромнаго полицейскаго г. Иванова, старательно, но по-ученически написаннаго, мы перейдемъ къ двумъ картинамъ профессора М. М. Прянишникова. На одной изъ нихъ, озаглавленной Въ мастерской художника, почтенный преподаватель хотлъ, повидимому, показать, какъ можно трактовать довольно щекотливый сюжетъ вполн приличнымъ образомъ, даже для ‘передвижныхъ’ выставокъ, на которыя, какъ извстно, товариществомъ неохотно допускаются фигуры обнаженныхъ женщинъ. Г. Прянишниковъ накинулъ на озябшую натурщицу большой старый платокъ и поставилъ ее передъ печкой-чугункой, художникъ растапливаетъ печь. Изъ-подъ платка видны только голыя ноги натурщицы. Нельзя сказать, чтобы г. Прянишниковъ открылъ Америку, закрывши женщину чмъ-то врод попоны, и незамтно, чтобы г. профессоръ особенно утруждалъ свою фантазію надъ выдумкой сюжета. Мы не знаемъ ни одного художника, который не изображалъ бы въ своей жизни ‘отдыха натурщицы’ въ той или другой поз. Но вотъ что уже совсмъ не подобаетъ ‘учителю’, это — ставить свою натурщицу такъ, что желзная труба печи выходитъ прямо изъ головы женщины въ платк,— не подобаетъ, вообще, писать небрежно и тмъ подавать нежелательный примръ ученикамъ. До чего доводитъ подобная неряшливость, мы, поистин, съ ужасомъ видли на двухъ картинахъ К. А. Савицкаго: У камина и Бабушка и внучка. Это такая жалкая мазня, что не только ее не слдовало бы показывать публик на выставкахъ, но и въ мастерскихъ-то лучше было бы держать подальше отъ постороннихъ людей. Того же художника довольно большая картина, Разладъ, затрогиваетъ весьма современный мотивъ домашнихъ неурядицъ, разрушающихъ семейное счастье нердко изъ-за ничтожныхъ причинъ. Надъ этою картиной г. Савицкій постарался: во-первыхъ, набилъ ее биткомъ всякимъ домашнимъ скарбомъ, цвтами, лентами, дтскими игрушками, лампами и всмъ, что только туда влзло, не безъ замтныхъ усилій художника, во-вторыхъ, вс эти ленты, статуетки и прочія боле или мене ненужныя вещи онъ выписалъ съ похвальною тщательностью, въ-третьихъ, усерднйшимъ образомъ раздлалъ фигуры и лица плачущей дамы, капризнаго ребенка и пренепріятнйшаго господина съ вытаращенными глазами. Къ сожалнію, изъ всхъ хлопотъ художника ровно ничего не вышло. Подъ снимкомъ съ картины онъ подписалъ: ‘Не сошлись характерами’. Къ каталог картина значится подъ названіемъ Разладъ. Не вышло же изъ этого ничего по той простой причин, что зритель остается совершенно равнодушнымъ передъ выставленною на показъ семейною сценой. Ни тотъ, ни другой изъ ссорящихся супруговъ, ни даже ребенокъ, не привлекаютъ къ себ ничьихъ симпатій. Вс они — ‘препротивные’. Она — капризная хныкса, способная своимъ нытьемъ, слезами и баловствомъ ребенка довести до отчаянья самаго смирнаго супруга, мужъ, несомннно, — дрянь человкъ, съ которымъ жить нельзя и за котораго выходить замужъ не слдовало, ребенокъ — въ мамашеньку — капризный, несносно избалованный мальчишка, котораго необходимо вышколить, чтобы онъ сталъ хотя сколько-нибудь похожимъ на человка… Что удивительнаго въ ‘разлад’ такой семьи? И кто же виноватъ тутъ въ разлад?— ‘Не сошлись характерами!’ — Да ни дама эта съ своимъ младенцемъ, ни господинъ съ гаденькою физіономіей никогда и ни съ кмъ не могли бы сойтись характерами: избави Богъ всякаго добраго обывателя отъ подобной жены, избави Богъ всякую двицу нарваться на такое животное, какъ этотъ мужъ. Если же судьба свела ихъ подъ одною кровлей, такъ и по дломъ имъ,— пусть изводятъ другъ друга, все же лучше, чмъ если бы каждый изъ нихъ загубилъ хорошаго человка.
Совсмъ иное впечатлніе, — грустное, но, вмст съ тмъ, мягкое и гуманное,— оставляетъ картина H. С. Матвева: Внчаніе въ тюремной церкви,— и въ этомъ заключается ея главное, по нашему мннію, достоинство. Мы не станемъ вдаваться въ обсужденіе вопроса, какое отношеніе можетъ имть такой сюжетъ къ современной жизни, ибо не видимъ и надобности разыскивать какія-либо соотношенія этого рода. Съ тхъ поръ, какъ людей начало постигать несчастье, всегда находились и всегда, безъ конца, будутъ находиться честныя, самоотверженныя женскія души, готовыя всякую бду и тяжкое горе взвалить на свои слабыя плечи, чтобы облегчить страданія и скрасить жизнь любимаго человка. Въ чемъ, собственно, виновенъ и за что несетъ кару любимый человкъ, этого почти не разбираетъ женщина или двушка въ своемъ увлеченіи, въ экзальтаціи собственнымъ подвигомъ. Она видитъ только несчастье и, кром того, она ‘вритъ’ тому, кому отдала свое сердце, кому отдаетъ и всю жизнь свою. Достаточно, впрочемъ, вглядться въ хорошее лицо жениха на картин г. Матвева, чтобы придти къ убжденію, что передъ нами стоитъ въ арестантской одежд человкъ, вполн заслуживающій доврія и любви. Видно, что г. Матвевъ подумалъ надъ сюжетомъ и поработалъ надъ его выполненіемъ, и заслуга художника въ данномъ случа состоитъ именно въ томъ, что онъ далъ намъ главу изъ жизненнаго романа. Изъ того, что дйствіе происходитъ въ тюремной церкви, нельзя еще заключать о какой-либо тенденціозности произведенія. Мы, по крайней мр, видимъ въ немъ выраженіе весьма простой и трогательной идеи, смыслъ которой опредлили выше. Подумалъ также и . П. Богдановъ-Бльскій надъ своею картиной Будущій инокъ. Теперь и это обстоятельство приходится отмчать, какъ нчто необыкновенное,— вотъ до чего дошли наши художники и вотъ до чего довели они публику хроническимъ отсутствіемъ мысли въ ихъ произведеніяхъ. Картина изображаетъ мальчика изъ достаточной крестьянской семьи, не крпкаго тломъ, нервнаго, съ задумчивымъ взглядомъ мечтательныхъ глазъ, устремляющихся куда-то далеко за ограниченный кругъ мелкихъ, повседневныхъ заботъ. Мальчикъ грамотй, переплетъ съ застежкою лежащей около него книги указываетъ на ея духовное содержаніе. Противъ юноши сидитъ сдоватый, бодрый странникъ и любовно разсказываетъ о тихомъ иноческомъ жить, о святыняхъ, которымъ онъ удостоился помолиться, о подвижникахъ, которыхъ видлъ и о которыхъ слышалъ въ своихъ хожденіяхъ по святымъ мстамъ. Подъ вліяніемъ раньше прочитаннаго и повствованій случайнаго гостя, въ ум юноши ростетъ мысль о тщет суетныхъ мірскихъ заботъ и складывается ршеніе оставить домъ, отца и мать и уйти ‘въ тихое житіе’, куда влечетъ его врожденная склонность. Въ картин г. Богданова-Бльскаго все жизненно, правдиво и просто, какъ проста сама жизнь людей чистыхъ сердцемъ. Картина написана съ замчательною искренностью и во всемъ съ настоящею художественною мрой, свидтельствующею о талант художника. Ни въ лицахъ, ни въ фигурахъ старика-странника и юноши, будущаго инока, нтъ и намека на какую-либо идеализацію, на какое-либо подчеркиваніе. По нашему мннію, это лучшее произведеніе на выставк. М. В. Нестеровъ задался мыслью изобразить тоже ‘будущаго инока’ и воспользовался для этого повствованіемъ изъ житія Св. Сергія Радонежскаго. Большая картина носитъ заглавіе: Видніе отроку Вароломею (Преподобному Сергію Радонежскому). Въ напечатанномъ объясненіи, повшенномъ рядомъ съ картиной, мы прочли, что отроку Вароломею, посланному отцомъ розыскать лошадь, предсталъ нкій старецъ, по виду іерей. Отрокъ обратился къ старцу съ просьбою помолиться, чтобы Господь открылъ его умъ къ плохо дававшемуся мальчику книжному ученію. Старецъ открылъ небольшой ковчежецъ, подалъ отроку кусочекъ просфоры, предрекъ, что Богъ дастъ ему разумніе Божественнаго писанія, потомъ пошелъ въ домъ родителей Вароломея, бесдовалъ съ нимй и съ отропомъ и, выйдя изъ ихъ дома, сталъ невидимъ. Г. Нестеровъ изобразилъ тотъ моментъ, когда старецъ открываетъ ковчежецъ, чтобы достать просфору. Старецъ стоитъ подъ деревомъ, лицо закрыто какимъ-то капюшономъ такъ, что его совсмъ не видно, вокругъ капюшона позолотою сдлано сіяніе (нимбъ). Худенькій, болзненный мальчикъ стоитъ передъ старцемъ въ просительной поз съ сложенными руками. Кругомъ несоразмрно большой пейзажъ, довольно плохо написанный. Фигура старца, несмотря на золотое сіяніе вокругъ его головы, написана такъ грубо-реально, а фигура отрока — такъ маложизненна, что безъ печатнаго поясненія можно было бы предположить, будто художникъ хотлъ изобразить ‘видніе нкоему старцу отрока съ уздою на рук’. Сіяющіе внцы, обычно изображаемые на иконахъ, представляются намъ совсмъ неумстными на картинахъ, хотя бы и воспроизводящихъ эпизоды изъ исторіи церкви. Но не въ одномъ только нимб тутъ дло. Разъ художникъ задался мыслью изобразить ‘видніе’, то онъ обязанъ это сдлать такъ, чтобы безъ подсказываній была ясна зрителю идея, вложенная въ картину. Къ бьющимъ въ глаза промахамъ г. Нестерова принадлежитъ и то, что фигурами отрока и старца въ башлык занята меньшая половина картины. Вся же лвая отъ зрителя сторона была бы совсмъ пустою, если бы на ней не красовалась надпись огромными буквами: ‘Михаилъ Нестеровъ’. Иночеству повезло на передвижной выставк: г. Г. Мясодовъ выставилъ большую-пребольшую картину, озаглавленную Вдали отъ міра, на которой написалъ во весь ростъ самаго зауряднаго монаха, стоящаго, прислонившись къ дереву, съ скрябкою въ рукахъ. Смысла въ этой картин нтъ ровнехонько никакого, написана же она во всхъ отношеніяхъ плохо: это — пустое мсто, не стоящее рамы, въ которую вставленъ испорченный художникомъ холстъ. И, наконецъ, А. Н. Вызжевъ выступилъ съ Заутреней въ монастыр, о которой нельзя ничего сказать уже потому, что на этомъ полотн и разобрать-то ничего нельзя.
Подъ гнетомъ какого-то тоскливо-удрученнаго состоянія переходите вы на этой выставк отъ одной безсмысленной картины къ другой, настолько же лишенной содержанія и смысла. Вотъ, напримръ, г. Защенко, экспонентъ, выставилъ очень солидныхъ размровъ раму, заключающую въ себ съ дюжину мужиковъ, лежащихъ въ повалку подъ заборомъ, въ ожиданіи найма. Не додумано, не додлано, не дописано… скучно, никому и ни на что не нужно! Вотъ Егорьевъ день, экспонента И. Г. Гученавы, опять большая картина, написанная старательно, по совсмъ по-дтски, чтобы не сказать — ‘по-суздальски’. K. Е. Костанди (Къ сумеркамъ) изобразилъ барышню, сидящую въ потемнвшемъ салад, а . П. Клодтъ нарисовалъ Барышню въ папильоткахъ, съ глупымъ лицомъ, сидящую въ одной сорочк у открытаго окна. П. И. Коровинъ отличился тмъ, что назвалъ свою картину Олятникъ,— въ каталог такъ напечатано, но, къ сожалнію, не объяснено, на какомъ это язык и что должно означать въ перевод на русскій языкъ. Сама картина не даетъ никакихъ указаній къ уразумнію неслыханнаго слова Олятникъ. Недурна была бы другая маленькая картинка г. Еоровина, Ночное, только написана она какъ-то ужь очень несмло, однотонно и производитъ впечатлніе оригинала для ‘лупутинскихъ’ коробокъ. Совершенный контрастъ съ нею по колоритности и бойкости рисунка представляетъ такихъ же малыхъ размровъ картинка В. Е. Маковскаго Охотники на отдых. Вообще, г. Маковскій хотя не много оживилъ пустыни выставки своими ‘жанрами’: Ссора изъ-за картъ и Урокъ. Въ этой послдней картинк особенно хорошъ ученикъ, доведенный до полнаго одурнія педагогіей своего наставника и обступившею его со всхъ сторонъ премудростью въ образ всевозможныхъ и отчасти невозможныхъ учебныхъ пособій. Совсмъ неудачною мы находимъ довольно большую картину того же художника, Ночлежники, на которой г. Маковскій задумалъ, повидимому, представить наиболе выдающіеся типы завсегдатаевъ ночлежныхъ домовъ. Съ коллекціей этого рода типовъ надо обращаться очень осторожно и отнюдь не слдуетъ полагаться на моментальную фотографію, подъ страхомъ измнить художественной правд и впасть въ реалистическую документальность послдователей Эмиля Зола. Мы ошибаемся, быть можетъ, но Ночлежники и, въ особенности, три безобразныя фигуры, выдающіяся на лвой сторон картины, производятъ впечатлніе оборванцевъ, схваченныхъ фотографическимъ аппаратомъ и потомъ рабски перенесенныхъ на полотно съ свтописнаго ‘документа’. Толпа ребятишекъ, окружающихъ ‘охотниковъ на отдых’, тмъ и хороша, чуть не идеально хороша, что она — произведеніе художественнаго творчества талантливаго человка. Въ этой толп всякая фигура и всякое лицо живутъ своею индивидуальною жизнью, и въ этомъ-то вся настоящая, жизненная правда, полная смысла и значенія и чуждая сухой протокольности, имющей такое же отношеніе къ живописи, какое она иметъ къ беллетристик. Для полноты нашего отчета мы должны упомянуть о картинахъ А. Ф. Аанасьева Передъ праздникомъ, В. М. Максимова Съ дипломомъ и Н. Г. Богданова Запоздала. Вс три написаны тщательно, съ любовью и на ныншней бдной выставк занимаютъ сравнительно почетное мсто.
Изъ пейзажей выдаются: Болото И. И. Шишкина и Сырое утро (мельница) Е. Е. Волкова. Изъ молодыхъ художниковъ заявили о себ съ весьма хорошей стороны Н. И. Дубовской картиною Притихло и И. И. Левитанъ Вечеромъ на берегу большой рки. А. М. Васнецовъ остается вренъ себ: попрежнему и съ упорствомъ, достойнымъ лучшей участи, онъ продолжаетъ изыскивать новые пути для русской живописи, не замчая, что они завели его въ такія дебри, изъ которыхъ, кажется, нтъ уже ему и выхода. Безобразне его Утра у Байдарскихъ воротъ мы видли только его же Ифніенію въ Таврид.