Взятіе Парижа. (*).
Consulere patriae, parcere afflictis, fera
Caede abstinere, tempus, atque irae dare
Qrbi quietem, secuta pacem suo,
Haec summa virtus.
Spnec. Octay.
Пер. М. Дмитріевъ.
‘Встникъ Европы’, No 11, 1816
Взятие Парижа, Жуи В. Ж. Э. де, Год: 1816
Время на прочтение: 5 минут(ы)
(*) Изъ новой книги: l’Hermite de la charussee d’Antin. Пер. — Неприлагаемъ никакихъ замчаній, при нкоторыхъ сомнительныхъ мстахъ для читателя довольно будетъ вспомнить, что все ето написано — Французомъ. Пер.
Есть, такія слова, которыя, по выраженію Фонтенеля, ужасаются, видя себя вмст. Къ нимъ принадлежитъ заглавіе сей статьи: Взятіе Парижа! — Какъ, для, чего и кмъ взята сія столица?….. Разв Моатескье не замтилъ, что она, по особенному счастію, иметъ положеніе выгодное какъ для своей собственной безопасности, такъ и для безопасности всей Франціи?… Разв не имли мы двухъ рядовъ крпостей, неприступныхъ горъ, моря и храбрыхъ, многочисленныхъ легіоновъ?… и какая сила могла разрушить сіи преграды?.. какая сила могла проложить себ дорогу въ самыя стны Парижа? — Вся Европа! — Что было тому причиною?— Безразсудное честолюбіе одного человка!
Исторіи принадлежитъ объяснить преступленія и явить предъ лицемъ вселенной ошибки, оставившія посл себя столь грозные слды разрушенія, ей принадлежитъ развернуть для наученія вковъ и народовъ ужасную картину тиранства, тяготившаго Францію въ продолженіе 12 лтъ, перешедшаго наконецъ вс предлы, и тмъ самымъ можетъ быть способствовавшаго къ совершенію обтовъ истинныхъ Французовъ, она долженъ довести до потомства возстановленіе престола Лилій и возвращеніе на оный фамиліи Генриха IV го — залогъ торжественный, удостовряющій насъ въ томъ, что свобода процвтетъ снова подъ снію законовъ! — Я старъ, слабость силъ не позволяетъ мн начертать столь обширной картины, я собираю, только матеріалы: руки сильнйшія и искуснйшія моихъ воздвигнутъ зданіе.
Я живу давно, и не нахожу причинъ, радоваться, подобно другимъ, сему отличному благодянію Неба. — Егоизмъ порокъ гнусный въ юности, но для стариковъ онъ извинителенъ: чмъ ближе разлука съ жизнію, тмъ сильне чувствуешь къ ней привязанность, и боишься расточать для другихъ остатокъ силъ, коихъ едва достаетъ и для себя. Сія скупость не заслуживаетъ осужденія? она не есть уже порокъ, но немощь, свойственная дтямъ. Сердце слабетъ подобно другимъ органамъ, чувствительность тупетъ вмст съ чувствами: таковы благодянія старости! — Къ сожалнію моему, я немогу пользоваться ея дарами подобно моимъ сверстникамъ, не могу быть спокойнымъ въ минуту политическаго перелома, подвергающаго насъ столь многимъ опытамъ. — Любовь къ отечеству заставляетъ меня принимать столь живое участіе въ его бдствіяхъ и благосостояніи, что въ сію минуту видя въ родин одну уже могилу, я раздляю ея опасенія и надежды съ жаромъ души молодой и страстной.
Многихъ происшествій можно было ожидать отъ столъ великихъ политическихъ потрясеній, но никогда не приходила мн въ голову мысль о занятіи чужестранными войсками сей столицы.— Тринадцать вковъ двственнаго ея состоянія ручалисъ мн за мою безопасность, ибо я не признаю завоеваніемъ взятія Парижа при Карл VI.— Тогда Англичане были призваны, введены и поддержаны заговорами, безуміемъ Короля, вроломствомъ Королевы и изгнаніемъ Дофина, другія же осады Парижа принадлежатъ къ исторіи внутреннихъ раздоровъ, a не къ успхамъ войскъ неприятельскихъ.
Легко было предвидеть, что Франція, разлившаяся по всей Европ подобно свирпому наводненію, истощенной безчисленными потерями, обремененной тяжестію собственныхъ побдъ своихъ, наконецъ скучавшей и войною и самою славою — легко, говорю, было предвидть, что ей угрожаетъ важное происшествіе, влекущее за собою большую перемну.
Вся Европа соединилась противъ насилія, союзныя арміи ршились приобрсть оружіемъ миръ, столь долго и тщетно ожиданный, святость общаго дла удвоила числа ихъ и оправдала успхи, легіоны наши, бывшіе за пятнадцать мсяцовъ на берегахъ Москвы, явились обратно на берегахъ Сены.
Зрлище битвы было для жителей Парижа ново и ужасно! Въ теченіе двухъ вковъ война не приближалась къ стнамъ ихъ столицы, давно шумъ оружій не раздавался для нихъ иначе, какъ въ торжественныхъ маршахъ, и жены ихъ могли сказать подобно Спартанкамъ, что он никогда не видали дыма, выходящаго изъ непріятельскаго стана. Гроза шумла надъ ними, — они ее не замчали. Правительство обманывало насъ, и старалось всми средствами поддерживать мысль о безопасности, неприятель былъ y воротъ Парижа, a бюллетени: твердили о побдахъ.
Мы вышли изъ ослпленія не прежде, какъ по утру 28 Марта, тутъ увидли мы сцены ужасныя, а особливо на бульварахъ: Досел украшались они блестящими екипажами, прекрасно одтыми женщинами и всми прелестями удовольствія и роскоши, въ ето утро они были покрыты ранеными солдатами, поселянами, оставившими свои хижины, и влекущими съ собою остатки скудныхъ своихъ пожитковъ, здсь телега съ сномъ служила постелью цлому семейству, тамъ крестьянинъ, бгущій изъ родины, гналъ передъ собою питавшее его стадо, дале — испуганные городскіе жители предлагали вопросы симъ несчастнымъ, и повствованіе о собственныхъ бдствіяхъ облегчало, кажется, часть послднихъ.
Въ полдень картина перемнилась, и толпа гуляющихъ на бульвар занялась ею, какъ зрлищемъ. Довренность возродилась, все приняло видъ военный, правда, появлялись иногда бглецы и раненые, но въ то же время проходили мимо свжія войски, везли снаряды, артиллерію — и все въ стройномъ порядк, нсколько офицеровъ проскакали чрезъ Парижъ, разсвая ложныя извстія — и народъ не токмо смотрлъ уже равнодушно на предметы, которые за нсколько часовъ до того разили его страхомъ, но занялся фиглярами и кукольными театрами на томъ самомъ мст, гд разговаривалъ съ ужасомъ о грозящей ему погибели. — На другой день возобновились т же безпокойства, и т же причины ихъ истребили.
Безъ сомннія потомство не будетъ тому врить, или по крайней мр не будетъ постигать того, какимъ образомъ двухъ сотъ-тысячная неприятельская армія подошла къ самой столиц, и жители узнали объ ономъ не иначе какъ по пушечному выстрлу и по генеральному збоpy, пробитому (30 Марта въ 4 часа утра) во всхъ частяхъ города.
При семъ знак я встаю съ постели, на которой сонъ не смыкалъ глазъ моихъ, надваю синій сертукъ, нсколько похожій на мундиръ, беру на плечо ружье, покрываю голову Польской шапкой, и въ етомъ наряд пускаюсь въ походъ. — Ужасъ, распространившійся въ город, дошелъ уже до высочайшей степени, барабанный бой сзывалъ національную гвардію къ защит столицы, которую защититъ было невозможно, женщины и дти плакали, не пуская мужей и отцевъ, вырывавшихся изъ ихъ объятій. Пол сраженія было, такъ сказать, у моихъ дверей, я пошелъ на высоты Монмартра.
Слдуя систем лжей и вроломства, правительство возвстило на канун етаго дня, что надлежало отразить небольшую колонну непріятельской арміи, вмсто того двсти тысячь стояли подъ самыми стнами города! — Многочисленная пхота приближалась по всмъ дорогамъ, поля были покрыты кавалеріей, 600 артиллерійскихъ орудій стрляли по возвышеніямъ!
Никакихъ мръ не было принято для отраженія неприятеля, нсколько пушекъ, разставленныхъ безпорядочно на окрестныхъ холмахъ, двнадцатъ тысячь линейныхъ войскъ и такое же число національной гвардіи безъ начальниковъ и безъ припасовъ, линія худо расположенныхъ и худо соединенныхъ палисадовъ: таковы были наши средства къ защит! — Вроятно он были употреблены съ тмъ намреніемъ, чтобы привлечь на несчастный городъ вс бдствія осады, чтобы дать ему военную наружность, оправдать вс мры побдителей, и дать имъ право пуститься на вс излишества.
Посл обороны, продолжавшейся двенадцать часовъ, въ то время, когда вс было потеряно, кром чести, и когда прибивали еще на стнахъ прокламацію бглеца {осифъ, бывшій король Испанскій.}, въ которой онъ говорилъ намъ: я съ вами, въ ето время (дло невроятное!) мы увидли, что побдоносныя арміи союзныхъ державъ остановились, какъ очарованные, у вратъ столицы, бывшей цлію общихъ желаній, трудовъ и подвиговъ, мы увидли, что Монархи, справедливо негодующіе на оскорбленія, не вступаютъ въ Парижъ, дарованный имъ побдой, но заключаютъ съ Французскимъ Генераломъ капитуляцію, — памятникъ великодушія, коего примровъ не находится въ Исторіи.
Въ ночь 30 Марта, которая долженствовала быть ночью грабежа и разрушенія, кончились пятнадцать лтъ рабства, въ ету ночь совершился союзъ могущественныхъ Державъ Европы и возстановился древній, священный тронъ законныхъ Королей нашихъ: перемна чудесная, о которой самый предпріимчивый геній могъ бы помышлять единственно въ мечтахъ своихъ, и которая была произведена въ дйство въ ту минуту, когда никакъ нельзя было сего предвидть.
30 Марта Франція стенала подъ игомъ Буонапарта, 31 она получила свободу и призывала Людовика XVIII.
Бульвары, по которымъ надлежало слдовать союзной арміи, вступающей въ Парижъ, были покрыты народомъ съ самаго разсвта, окна домовъ были наполнены зрителями. — Нсколько патрулей содержали въ порядк многочисленныя толпы жителей, согласныхъ и духомъ и чувствами.
Не скрываю того, что сіе новое зрлище, сіи легіоны, пришедшіе съ бреговъ Волги, Шпреи и Дуная, сіе вступленіе чужихъ войскъ, увнчанныхъ побдою, стснили горестію мое сердце. Глаза мои наполнились слезами, но человколюбіе и любовь къ отечеству одержали верхъ надъ чувствомъ національной гордости, и я съ удивленіемъ смотрлъ на картину, невиданную досел, — на иностраннаго Государя, принятаго какъ благодтеля въ столиц земли, Имъ покоренной и избавленной силою оружія отъ поноснаго ига, на Побдителя, принимающаго со скромностію благословенія Его окружающихъ и отвчающаго на восклицанія упоеннаго благодарностію народа — освобожденіемъ двухъ сотъ тысячь плнныхъ Французовъ, доставшихся по жребію войны въ Его руки!