Взор на прошедшее, настоящее и будущее
Почтенный автор сего рассуждения, г. Шлецер, московский профессор, известный в ученом свете по некоторым полезным классическим сочинениям, и занимающийся теперь изданием Исторического атласа Российской империи, обещает, по дружбе своей к издателю, и впредь украшать своими произведениями листы Вестника Европы. Ж.
Доселе в летописях мира блистали две чрезвычайные эпохи: возвышение и падение Рима. Историки будущих времен причислят к ним третью — сию разрушительную революцию, которая поколебала и Францию, и всю Европу: эпоха, заключенная в пространстве немногих лет, но тем ужаснейшая по следствиям! Мы видели, надеялись, угадывали, и более или менее обмануты в надеждах и предсказаниях. Еще не изгладились следы ужасной бури: в последние два года свирепствовала она с большею жестокостью. Некоторые троны пали, некоторые потрясены, и только мощною рукою России поддержаны в падении. Сколько перемен!.. Но что обещает нам наступающий год, чего ожидать от следующих? какая судьба приготовлена человечеству в веках грядущих? Окинув взором прошедшие времена, осмелимся приподнять таинственную завесу будущего! Мы можем ошибиться в своих заключениях, происшествия не всегда оправдывают мнения политика, — но тем лучше! Политик не всегда предсказывает одно хорошее.
Взглянем на древность! Что представляется любопытному взору в отдаленном сумраке прошедшего? Множество народов в состоянии необразованности и неутонченности, совершенно диких, разделенных, можно сказать, на одни рассеянные, немноголюдные семейства, подобных сим грубым, необузданным, нациям, которые и теперь находятся в южной Индии или Новой Зеландии. С успехами образованности рождаются общества, подчиненные демократическому иди монархическому, и редко аристократическому правлениям, повсюду обретаем нации мелкие, одна другой неподвластные, но общею опасностью соединенные в единый состав — таковы народы Греции до Филиппа, народы Италии, Испании, Галлии до распространения могущества римлян. На севере Германском незадолго до известного странствия племен, на севере Скандинавском, спустя восемьсот лет по Рождеству Христову, могущество нескольких предприимчивых образует более обширные союзы народов. Известно, что норманны (варяги) на севере Финском, авары и прежде их, быть может, гунны, на севере Славянском, были первые, которые власти единой покорили несколько мелких, отдельных наций.
Азия — мне скажут — есть исключение из сего общего правила: издревле находим в ней одни монархии обширные. Так может казаться с первого взгляда, но кто проникнул во глубину мрака, покрывающего начало азиатских народов? Азия ранее других частей света расцвела и образовалась, многие народы могли в ней блистать и угаснуть, прежде нежели молва о них достигла до отдаленного Запада. Кто знает! быть может и Азию — при начале времен — населяли свободные малочисленные, одна от другой не зависящие, но соединенные в единый состав нации, от них проистекли впоследствии сии обширные царства, которых изображение находим в древних историках.
Источником сего первобытного общественного образования народов почитаю неограниченное чувство свободы, избыток телесных и духовных сил, которые, в свою очередь, им поддержаны, усилены, возвышены: в пример конституция Англии, которая до нынешней войны была оживляема простым и благородным духом древних германцев, была источником и в тоже время произведением необыкновенной высокости британского духа, нынешней войны, говорю, войны, в которую правительство Англии посрамило себя поступками, унизительными для его характера, в которую самая древняя свобода британцев оскорблена во многих правах своих — в пример дикий обитатель Северной Америки, которого воинственное мужество и гордый дух возвышаются мыслью, что он выходит в бой наряду с друзьями, действует в виду равных, имеет врагов, непримиримых в ненависти и мщении, что слава его неотъемлема, что никакое неправосудие не похитит у него награды или не спасет его от посрамления, что он будет судим без пристрастия и пощады, чувство собственной независимости дает ему неограниченную гордость и силу, а мысль, что вместе с ним и сограждане его воспламеняемы единым духом, единою волею, усиливает в нем любовь к отечеству — в пример древний римлянин, обитатель необширной еще республики, который с весельем подвергался опасностям войны, объявляемой с его согласия, в величественном присутствии народа — в пример афинянин, который с участием патриота внимал оратору, гремящему в собрании граждан, и отвергал опасные замыслы демагогов, не страшась изгнания ни произвольного, ни принужденного: тысяча убежищ были открыты для него в Греции, везде находил он братий, свободу, знакомый язык, знакомые нравы — словом, причины, возвышающие дух народный в государствах мелких, соединенных, одно другому неподвластных, бесчисленны: простота нравов, личная независимость, незнание роскоши, воинственность, деятельность, соревнование, все вместе, в свободных и необширных государствах, непосредственно действуют на образование духа, на совершенство нравов, на дарования и добродетели, сии добродетели возводят республиканца на верхнюю степень могущества, просвещения и славы, он начинает поприще, как дикий и предприимчивый воин, и кончит, нередко, как художник или ученый, сначала действует в тесном, потом в обширном круге — следствие натуральное: все великое получило свое начало в государствах малых, пространные — монархии или республики — собирают один только плод насажденный мелкими, пользуются приготовленным, несколько времени сохраняют приобретенный характер, но сами, собственною силою, неспособны развиться и произвести нечто великое: здесь на каждом шагу человеческий гений встречает препоны! мнение владычествующей партии служит законом для всех, общий дух стесняется по мере распространения владений, высокое наименование брата, которое в малой земле есть собственность и первого и последнего из граждан, теряет силу, и должно уступить другим, принадлежащим некоторому привилегированному классу, подражание, передавая провинциям язык и обычаи столицы, отнимает у них оригинальность, с возрастающими богатствами исчезает равенство состояний, рождается роскошь, которая наконец уничтожает и самый характер. Конечно, для того чтобы из нескольких отдельных и необширных государств составить одно, обширное, могущее, потребно чрезвычайное напряжение силы, но сим напряжением истощается и самая сила, скоро угасает она, тогда перестают удивлять нас сии ужасные битвы не на живот, а на смерть, сия плодотворная борьба противных сил, сей деятельный дух соревнования, воинственные качества теряются, искусства, науки, торговля падают, и место прежнего могущества заступает расслабление совершенное.
В Греции, разделенной на множество мелких республик и монархий, человеческий дух был не только приготовлен взойти, но точно возведен на высокую степень образования. — Филипп Македонский, подчинив отдельные греческие народы могуществу единой власти, унизил и усыпил гений республиканцев, высокие добродетели греков исчезли — падение Македонского единоцарствия их воскресило, но грозный, разрушительным дух завоевателей римских наконец сковал их цепями вечной неволи: с того времени уже не возрождались они в своей первобытной силе и живости.
Обыкновенное суждение толпы о частных людях и целых народах определяется их успехами, счастьем, славою: подвиги римлян превозносимы до небес! Судьба — говорят и пишут — назначила римлян быть властителями света, и с их могуществом сопрягла величие, образование, благоденствие человеческого рода: осмелимся утверждать противное! Римляне в своих натуральных качествах не имели ничего такого, на чем бы могло быть основано их мнимое право повелевать миром: некоторые из народов Италии могли с ними равняться, другие превосходили их в образованности, в великости душевной, и благо человеческого рода могло ли быть соединено с их властью? Правда, они образовали, подчинили единому правлению, украсили множеством крепких, великолепных городов южную Европу, но кто не знает, что все другие народы были несчастны под тягостным бременем их ига? От них потеряли они личное свое достоинство, собственный свой характер — и какой характер! Читайте историю: вы узнаете, чего стоило римлянам покорить обитателей Карфагена, Коринфа, Нуманции, с каким отчаянным и в наше время невероятным напряжением сил защищали сии народы свою независимость против разрушительного властолюбия гордых римлян! И кого не тронет картина падения сих пышных, цветущих и счастливых городов, в которых обитали свобода, любовь к отечеству, искусства, науки!.. Но мало одной незаменяемой утраты характера национального: успехи римского властолюбия остановили успехи образования медленного, но постоянного в своем течении, и которому колыбелью служила Греция, скоро иссякнул в ней его источник, и потомство справедливо называет римлян убийцами Греции, народов высоких духом, изобретательных, предприимчивых, которым Европа обязана большею частью своего просвещения, и которые теперь унижены рабскою покорностью варварам. — Но Греция не одна была образована, в южной Италии приморские греческие города вели обширную торговлю, на севере этруски имели письменные законы — и теперь еще удивляемся прекрасным произведениям их искусства, Карфаген, процветавший на берегах Африки, могуществом торговли соединял отдаленнейшие края земли, корабли его достигали с одной стороны до мыса Доброй Надежды, с другой до берегов восточного моря (Балтийского) — еще один шаг, и может быть и западная, и восточная Индия были бы открыты. Испания, обработанная превосходно, украшалась богатыми городами, народы ее были мужественны, характера великого, и многие из них, например, обитатели Нуманции, имели письменные законы, хорошо образованное правление, пылали патриотизмом. То же отчасти можно сказать о галлах, датчанах и обитателях берегов Британии, между первыми арморики и лигурийцы особенно заметны были своею торговлею, морскою силою и знанием искусства писать.
Римляне поработили южную Европу: успехи усыпили их деятельность, бессилие побежденных сообщилось самим победителям, все угасло — и мужество, и любовь к отечеству, и славолюбие, и науки, и искусства! По счастью на севере, в дремучих лесах, в холодном климате сохранились народы, одаренные силой и мужеством прежних веков, народы, способные влить новую жизнь в расслабленные души обитателей юга — древние германцы. Они для времен последовавших были то же, что греки и римляне для времен первобытных, и с разрушения Западной Римской империи начинается новая, великая эпоха истории.
Ужасное варварство затмило Европу, римская образованность исчезла, Италия, лишенная великолепных своих городов, покрылась болотами, густыми лесами, свирепые волки поселились в опустевших жилищах человека: но из сего мрака надлежало излиться новому свету — таково было определение Промысла! Северные пришельцы, мужественные, но грубые, не имели довольно искусства и знания для утверждения власти своей, распространенной единым оружием: скоро упала та стена, которая отделяла завоевателей от порабощенных ими народов, стена, воздвигнутая и в продолжение многих столетий сохраняемая благоразумием римлян. Народы смешались, большие массы раздробились на мелкие: образовались герцогства, княжества, графства, маркграфства, республики — независимые владения, соединенные одним только общим союзом, Европа возвратилась в то первобытное состояние, из которого могущество римлян ее исторгло, состояние, в котором надлежало воскреснуть и силе, и мужеству народов! Рыцарство, крестовые походы, привилегии, данные городам, торговля, введение римского права, положили начала новому и лучшему образованию Европы.
По многим кровопролитным войнам произошли в ней из малых отдельных областей обширные, составные: соединение сие произвело утонченность и роскошь, но прежняя сила не истощилась, соперничество и соревнование существовали, государства, каждое слишком привязанное к собственному своему благу, наблюдали одно за другим: родилась система общего политического равновесия, в котором каждая нация могла сохранить свой частный, независимый характер: Европа представляла прекрасное зрелище народов свободных и счастливых!
Бросаю покров на те происшествия, которые совсем или отчасти разрушили сие равновесие: гибельные следствия революции Французской всем известны. Теперь Европа находится в таком точно положении, в каком была она за две тысячи лет, когда могущество римлян начинало еще распространяться, Франция в отношении к южным и средним европейским государствам играет роль Рима, и должно ли удивляться ее успехам? Сочтите народы, подвластные державе ее, народы имеющие один язык, одни обычаи, одни закон, оживленные единым деятельным духом завоевания, сочтите неприступные крепости, которыми осыпаны ее границы, вникните в поступки могущественного ее правительства и благоразумной политики — и для вас еще будет непостижимо, как могла Франция, при таких благоприятных обстоятельствах, с такою силою и деятельностью, так долго не овладеть диктатурою Европы!
Теперь, смотря на политическую сцену, видим Британию, сражающуюся с целым миром: ее могущество грозит уничтожением всемирной торговле, но если и найдет она средство отразить соединенные усилия всех народов, то будет ли ее внутреннее благосостояние совершеннее и тверже? Напротив, оно увянет! Цветущее время британского благоденствия исчезло, жители Британии, прежде свободные и счастливые свободою, теряют доверенность к правительству, бремя налогов становится час от часу несноснее, конституция Англии, сей древний памятник ее величия, разрушается, и скоро останутся одни печальные его развалины.
И какой судьбы должна ожидать Европа? Ее благоденствие видимо исчезает, чрезмерное размножение жителей, а может быть недальновидная политика некоторых германских государей, которые все желали бы заключить в тесном круге своих владений, которые ни одной из многочисленных отраслей промышленности и торговли не дают произрасти свободно, суть главные причины сего упадка, замеченного в течение нынешнего столетия. Взгляните на государства Европы: Голландия, прежде цветущая и богатая, скоро не будет в состоянии содержать своих плотин, Пруссия, сама по себе неплодородная и бедная, во многих местах, где свирепствовала война, представляет ужасную степь, — ни слова о моем несчастном отечестве {Автор родился в Северной Германии.}! И самые нравы испорчены: везде уже исчезли добродетели наших праотцев, место их заступает низкий эгоизм, всегда сопутствующий роскоши и утонченности… Повторяю: какой судьбы должна ожидать Европа?
Древнего благоденствия, если возвращено ей будет политическое равновесие, с ним соединены величие, могущество, устройство, науки, искусства, все благодетельное, святое для человечества!
Но если оно разрушилось навеки, если удастся одному какому-нибудь народу овладеть исключительно первенством и силою, тогда и все народные добродетели погибли: все будет существовать только в отношении к сему единственному, царствующему народу, в Европе увидим единый язык, единые нравы, единые законы, исчезнет сие благотворное соревнование, которое усовершенствовало и умственные, и физические силы народов, которое возвело на такую высоту науки, искусства и общежитие, немногие поколения будут наслаждаться его увядшими плодами: потомки наши, может быть, найдут одни развалины погибшего благоденствия. Самый царствующий народ, который чудесами мужества приобрел свое владычество, не видя вокруг себя противников, расслабнет и потеряет силу, для него уже бесполезную, возвратится несчастный, сумрачный век полупросвещения, из всех великих произведений человеческого духа останется одно то, что приятно для грубого, телесного чувства, что раздражает мертвую чувственность эгоиста, самая надежда, надежда: посредством сообщения с дикими, неиспорченными народами, возвратить потерянную живость, освободить себя от тяжкого ига роскоши и пороков, и снова приобрести способность к лучшему, благороднейшему образованию, сия надежда не может казаться основательною… Где сии неиспорченные, могущественные дикари? Некоторые отлучены от нас чрезмерною отдаленностью, другие, например монголы и татары, уже сыграли свою роль. Но может быть в средине Европы таятся народы, юные, вооруженные древнею силою! Почему знать? Тиролец, грубый обитатель Далекарлии, черногор, бискаец и воинственный житель Апеннин могут оставить горные высоты, пробудить усыпленных обитателей дола и в слабые жилы их влить снова юношеское, животворное пламя! Мечта несбыточная! Конечно, в сию минуту глазам нашим представляются некоторые неиспорченные народы, прямые сыны натуры, но долго ли сохранят они свою неиспорченность? и всегда ли останутся сынами натуры?
Последним пристанищем образованности, изгнанной из Европы, должна быть Америка: там существует нация, наполненная древним германским духом! Внутри ее, на севере и юге, хранятся сокровища народов, которых душевная сила и телесная крепость превосходят удивляющее нас в истории человечества! И тогда, когда европеец, переселенный в Америку, впадет в изнеженность и расслабление своих предков, тогда грубый дикарь исторгнется из дремучих своих лесов, овладеет остатками искусства и науки, и будет хранителем их дотоле, пока Европа, дикая, обращенная в пустыню и населяемая одними огрубевшими нациями, снова не устремится на высоту потерянного ею образования.
Мечты! мечты! Оставим Всевидящему Промыслу управлять судьбою народов. Спокойная доверенность к Его намерениям! Она есть последнее прибежище человека, прибежище, необходимое всегда, но еще более в наше время, несчастное, мрачное, возмущаемое грозными, разрушительными бурями.
Шлецер Х.А. Взор на прошедшее, настоящее и будущее / Шлецер // Вестн. Европы. — 1808. — Ч.37, N 3. — С.242-258.
Прочитали? Поделиться с друзьями:
