Выстрел в глаз, Уэббер Чарльз, Год: 1846 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 25 минут(ы)

<Д. Лонгъ>

**ВЫСТРЛЪ ВЪ ГЛАЗЪ (*).**

(Сцены изъ пограничной жизни въ Техас.)

(*) Jack Long, or shot in the eye. Newyork, 1846.

Прошу читателя вспомнить, что дйствіе происходитъ на границ Техаса, и если онъ иметъ хотя слабое понятіе объ исторіи этой республики и общемъ характер ея составныхъ частей, то это будетъ для него достаточнымъ приготовленіемъ къ моему разсказу. Но хотя бы вы постили ея города и древнйшія поселенія, вамъ все-таки будетъ трудно представить себ пограничную жизнь въ ея настоящемъ вид, если вы не изучили ея сами во время долгихъ странствованій. Лишь въ такомъ случа, когда вы, какъ я, можете сказать: ‘я видлъ это собственными глазами, слышалъ собственными ушами’, будете вы въ состояніи принять за истинный разсказъ то, что всмъ другимъ покажется невроятнымъ и невозможнымъ. Человкъ, живущій въ благоустроенномъ обществ, не пойметъ, какъ дло, о которомъ я намренъ вести разсказъ свой, продолжавшееся нсколько мсяцевъ, было совершено въ виду закона и мстныхъ властей, но тотъ, кто знаетъ, что такое граница, скажетъ вамъ, что винтовка и кривой ножъ одни признаются тамъ и закономъ и мстною властію. Доказательствомъ служатъ слова президента Густона, когда къ нему обратились съ просьбою о вмшательств правительства и прекращеніи кровопролитной ‘регуляторской войны’, возникшей въ-послдствіи въ этой стран: ‘окончите ее сами какъ хотите, и будьте прокляты’. Эти слова характеризуютъ столько же произнесшаго ихъ, какъ и тогдашнее положеніе этой области. Наша повсть начинается въ то время, когда общество регуляторовъ только-что начинало образовываться.

Область Шельби, лежащая въ Западномъ Техас, на границ Красныхъ-Земель, была еще мало населена около послдней половины 1839 года. Жители принадлежали вообще къ самымъ худшимъ отребьямъ пограничнаго населенія. Вс мерзавцы и подозрительные люди, высланные за границу, образовали тамъ для себя сборное мсто и главную квартиру, съ очевиднымъ намреніемъ защищать эту страну отъ вторженія честныхъ людей, и родъ западной Альзаціи для покровительства людей, преслдуемыхъ за что бы то ни было закономъ. Они до того усилились, что вскор всякій, селившійся между ними съ честными намреніями, рисковалъ ни больше, ни меньше, какъ жизнію, и долженъ былъ или вступить въ ихъ сообщество, или удалиться, или умереть, это зналъ всякій: легко можно было понять, въ чемъ заключалась цль подобнаго сообщества. Всмъ очень-хорошо было извстно, что время отъ времени толпа людей раскрашенныхъ и одтыхъ на подобіе Команчіевъ, възжала со стороны этого поселенія въ сосднюю область, уводила лошадей, грабила и убивала кого-нибудь изъ зажиточныхъ поселенцевъ. Возвратясь какъ-можно скоре назадъ, злоди клали новыя клейма на своей добыч, принимали свой прежній видъ и скрывались такимъ образомъ отъ поисковъ и преслдованія. Они не только соединялись сами для подобнаго рода подвиговъ, но если кто-нибудь кралъ хорошую лошадь или совершалъ съ явною дерзостью убійство и успвалъ до нихъ достигнуть, публично оказывали ему защиту. Я однако не хочу этимъ сказать, чтобъ въ то время все народонаселеніе этой страны состояло изъ людей подобнаго рода.

Тамъ были немногіе, которыхъ богатство нкоторымъ образомъ позволяло имъ вести жизнь боле-приличную, хотя они принуждены были смотрть сквозь пальцы на подвиги своихъ зврскихъ и многочисленныхъ сосдей, былъ еще небольшой классъ упорныхъ, прямодушныхъ переселенцевъ, которые, будучи привлечены единственно красотою страны, пришли въ все, поселились гд имъ вздумалось, съ оригинальною беззаботностью, не спрашивая и не узнавая, кто ихъ сосди, но полагаясь на свои крпкія руки и смлыя сердца, чтобъ удержаться на мстахъ, избранныхъ ими для поселенія. Вс они вскор были принуждены вести отчаянную борьбу съ окружавшими ихъ конекрадами и грабителями и такъ-какъ они не были столько сильны, чтобъ съ успхомъ могли держаться противъ нихъ, то и были одинъ за другимъ вытснены или перестрлены. Для истребленія этого-то класса честныхъ людей соединились самые беззаконные и дерзкіе поселенцы подъ именемъ ‘регуляторовъ’. Ихъ считалось отъ восьми до двнадцати человкъ, организованные подобно разбойничьимъ шайкамъ, подъ начальствомъ дерзкаго молодца, по имени Гинча, они объявили, что принимаютъ на себя обязанность очистить пограничную страну отъ всхъ людей дурныхъ и подозрительныхъ, другими словами, отъ всхъ тхъ, которые не хотли унизиться до одинаковой съ ними степени, или унизясь дйствовали независимо отъ нихъ и ихъ плановъ. Это драгоцнное братство вскор сдлалось бичомъ цлой страны. Если кто-либо былъ столь несчастливъ, что навлекалъ на себя ихъ ненависть какимъ-нибудь удачнымъ мошенничествомъ, плоды котораго не хотлъ раздлить съ ними, или образомъ своей жизни, непохожимъ на ихъ поведеніе,— на него тотчасъ нападали, грозили ему, нагло уводили или убивали его скотъ, и если этого вреда и этихъ указаній было недостаточно, чтобъ заставить его переселиться, публично предваряли его, чтобъ онъ оставилъ страну въ нсколько дней, если не хочетъ быть высченнымъ или убитымъ. Обыкновеннымъ предлогомъ въ этомъ случа было обвиненіе въ какомъ-нибудь преступленіи, ими самими сдланномъ, съ тмъ чтобъ сложить вину на другаго. Безжалостные въ своей ненависти, они никогда ничмъ не останавливались въ ея удовлетвореніи, вопросъ о ихъ владычеств былъ оспориваемъ во многихъ кровавыхъ сшибкахъ и жестокихъ ссорахъ, пока наконецъ осталось очень-немного людей, бывшихъ въ состояніи съ ними состязаться, и они могли тиранствовать сколько хотли.

Въ числ этихъ немногихъ былъ Длинный-Жакъ, какъ его называли. Не признавая и не отрицая ихъ власти, онъ очень-мало заботился о нихъ въ какомъ бы то ни было отношеніи. Онъ жилъ самъ-по-себ, безпрерывно охотился, и никто почти ничего не зналъ о немъ. Жакъ принадлежалъ въ числу ‘дикихъ индюковъ’,— такъ называютъ кочующихъ охотниковъ западные поселенцы, — и хотя былъ еще очень-молодой человкъ, но обошелъ уже дв области, наконецъ, охотясь, дошелъ до южныхъ странъ, и нашелъ дичь въ изобиліи въ области Шельби, поселился здсь точно такъ же, какъ поселился бы у подошвы Скалистыхъ-Горъ, еслибъ охота завлекла его такъ далеко. Онъ не имлъ обыкновенія спрашивать у какого бы то ни было начальства о томъ, гд ему поселиться, не считалъ этого нужнымъ, и тутъ спокойно принялся за работу и построилъ себ добрую деревянную избу, какъ только можно было подальше отъ всхъ другихъ. Первое, что узнали о немъ, было то, что у него молодая красивая жена и двое дтей, что онъ стрляетъ дичь и медвдей.

Честное братство сдлало нсколько попытокъ на Жака, желая узнать, годится ли онъ для нихъ, но онъ всегда казался такимъ безстрастнымъ добрякомъ и отражалъ ихъ такъ забавно, что они не находили ни малйшей причины для преслдованія или ссоры. Онъ былъ довольно-неуклюжій малой шести футовъ и четырехъ дюймовъ роста, замтная склонность къ тучности, вмст съ широкимъ, полнымъ, довольнымъ лицомъ, придавала его энергическимъ чертамъ видъ сонливости и выраженіе какой-то откровенной простоты, недававшей ни повода къ обид безъ причины, ни вызова къ недоброжелательству. Онъ былъ настоящимъ олицетвореніемъ безобидной, благородной честности, покоящейся въ сознаніи своей силы, и вс они сами, не зная хорошенько почему, не чувствовали особеннаго желанія пробудить эту силу. Очевидно было, что онъ никогда еще не былъ поставленъ въ необходимость узнать собственныя свои средства, и никто не хотлъ испытать, какое онъ сдлаетъ изъ нихъ употребленіе, когда ихъ узнаетъ,— такъ-что Жакъ могъ бы долго оставаться въ поко даже въ этомъ ужасномъ сосдств и предаваться своей страсти къ охот за дичью, еслибъ несчастныя обстоятельства не вызвали всей его энергіи.

Случилось, что у него вышелъ порохъ, и онъ пришелъ запастись имъ въ лавк. Эта лавка, вмст съ кузницей и двумя или тремя хижинами, составляла областной городъ, и какъ въ немъ можно было достать порохъ и водку, то онъ былъ главнымъ сборищемъ регуляторовъ. Жакъ нашелъ ихъ всхъ собравшимися на большую стрльбу въ цль, готовясь къ которой, они напивались какъ-можно-больше для укрпленія нервовъ. Гинчъ, капитанъ регуляторовъ, былъ всегдашнимъ героемъ въ подобныхъ случаяхъ, онъ былъ дйствительно лучшій стрлокъ, но, сверхъ-того, всякій зналъ, какъ опасно было бы побдить его въ этомъ отношеніи: онъ былъ бшенъ и мстителенъ и непремнно завелъ бы личную ссору, еслибъ кто-нибудь оскорбилъ его тщеславіе, лишивъ его приза. Кром того, шайка мерзавцевъ, которою онъ начальствовалъ, была готова въ угодность ему на всякую крайность, и состязаться съ ними одному было слишкомъ-невыгодно.

Это было извстно каждому жителю области, за исключеніемъ Длиннаго-Жака, который не зналъ или не хотлъ знать о томъ. Когда они сдлали нсколько выстрловъ, онъ беззаботно вмшался въ толпу, собравшуюся около мишени и восклицавшую отъ удивленія по случаю послдняго, блистательнаго выстрла Гинча. Самъ онъ, по обыкновенію, громко порицалъ другихъ и смялся надъ окружающими, вдругъ онъ замтилъ, что Жакъ очень-холодно и безъ малйшаго удивленія смотритъ на знаменитый выстрлъ. Тогда, выхвативъ цлевую доску и дерзко сунувъ ее въ глаза ему, онъ вскричалъ:

— Это ты, Жакь-длинноногій? Смотри же, смотри хорошенько! Можешь ли ты попасть въ нее?

Итакъ, спокойно улыбаясь, отступилъ назадъ и смясь сказалъ ему:

— Фи! не-уже-ли ты хвалишься такимъ выстрломъ?

— Хвалюсь имъ! Мн хотлось бы посмотрть, куда попадетъ твоя круглая морда!

— Не знаю, буду ли я хвастаться, если сдлаю такой же выстрлъ.

— Ты не сдлаешь! не сдлаешь! вопилъ Гинчъ, взбшенный холодностью Жака.— Попробуй же! Ты долженъ попробовать! ты попробуешь! Посмотримъ, что ты за дутикъ!

— О, хорошо! сказалъ Жакъ, перерывая его въ то время, когда онъ кричалъ о томъ, какъ далека была цль.— Поставь на мсто доску, если хочешь видть, какъ я пропущу пулю сквозь каждую дыру, которую ты пробьешь!

Изумленные такою ршительностью, потому-что, не зная, презрніе или простоту выражали движенія Жака, окружающіе поставили доску, онъ отошелъ назадъ, сталъ на мсто, небрежно сбросилъ съ плеча свою тяжелую винтовку и выстрлилъ съ быстротою мысли. ‘Это моя привычка’, сказалъ онъ поднявъ стволъ и подходя къ цли: ‘я выучился этому стрляя въ глаза зврямъ,— я всегда попадаю. Это мое дло, это моя винтовка’. Вс нетерпливо кинулись къ цли и дйствительно его пуля, которая была больше пули Гинча, прошла сквозь ту же скважину, расширивъ ее.

— Онъ обманщикъ! это просто случай! Онъ не сдлаетъ этого во второй разъ! кричалъ разбойникъ, до того взбсившись, что когда ему показали доску, губы его посинли.— Я закладую уши буйвола противъ его ушей, что онъ не сдлаетъ этого во второй разъ!

— Если ты закладываешь свои уши противъ моихъ, я принимаю! сказалъ Жакъ улыбаясь, и вс невольно ему послдовали. Гинчъ окинулъ кругомъ себя яростнымъ взоромъ, отъ котораго оробли вс его знавшіе, и стиснувъ зубы, молча зарядилъ свою винтовку. Поставлена была новая цль, въ которую онъ выстрлилъ, долго и старательно цлившись. Выстрлъ былъ славный. Пуля ударила въ край центра. Поглядвъ на цль, Жакъ спокойно замтилъ:

— Выбивать центръ мое правило, я хочу показать теб, капитанъ Гинчъ, двумя или тремя выстрлами, что называется хорошо стрлять. Дайте другую цль, братцы!

Поставили другую цль: вскинувъ свою винтовку въ уровень съ нею, такъ же быстро и небрежно, какъ прежде, онъ выстрлилъ, и когда нетерпливая толпа, кинувшись къ доск, возвстила, что онъ совершенно вышибъ вонъ середину, онъ повернулся, весело кивнулъ головою Гинчу и отправился прочь. Разбойникъ кричалъ ему вслдъ хриплымъ голосомъ:

— Я вижу, что ты трусъ! сдлалъ случайно два хорошіе выстрла и теперь убираешься прочь, чтобъ потомъ хвастаться,.что побдилъ меня! Воротись назадъ! Ты не выстрлишь и въ половину такъ врно въ звриную морду!

Жакъ шелъ, не обращая вниманія на такую смертельную для охотника обиду, между-тмъ, какъ Гинчъ, пока слова его могли быть слышны, громко кричалъ и издвался, называя его съ сосредоточенной досадой сковородною вспышкой, навознымъ птухомъ, растерявшимъ свои блыя перья, между-тмъ, какъ вс присутствовавшіе, изумленные тмъ, что имъ казалось робостью со стороны Длиннаго-Жака, вторили ему шумными криками.

Глупцы! Они сильно ошибались, полагая, что онъ не отвчаетъ на обиду изъ страха за себя. У длиннаго Жака была дома красавица-жена, и любовь къ ней была въ немъ сильне гнва за собственное оскорбленіе. Медленныя страсти его, кром любви, еще ни разу не подымались во всей своей сил, а въ ту минуту представилась ему жена покинутою и затерянною, въ случа его смерти, въ этой дикой стран вмст съ маленькими дтьми, если онъ погибнетъ, и видя, какой оборотъ принимаетъ дло, онъ благоразумно ршился удалиться прежде, нежели зайдетъ слишкомъ-далеко. Но еслибъ кто-нибудь изъ этихъ людей замтилъ смертельную судорогу, пробжавшую по его грубымъ чертамъ, когда до ушей его достигли насмшливые крики толпы, повторявшей обиду, которую не стерплъ бы ни одинъ вольный охотникъ, — онъ понялъ бы, какъ опасно дразнить молча-бснующагося медвдя.

То былъ черный день для Жака, съ этого времени непріятности начали къ нему тсниться со всхъ сторонъ. Самый порядокъ его простой и тихой жизни былъ нарушенъ, несправедливости и оскорбленія быстро слдовали другъ за другомъ. Гинчъ никакъ не могъ простить ему несчастной ловкости, отнявшей у него самую лучшую славу, славу перваго стрлка на всей границ, съ низкою мстительностью зависти, онъ поклялся преслдовать его до смерти, или заставить покинуть эту сторону. Вскор пропала дорогая лошадь, принадлежавшая богатому и сильному плантатору. Онъ принадлежалъ къ числу людей, вступившихъ въ сдлки съ регуляторами и платившихъ имъ подать за то. чтобъ быть изъятыми отъ ихъ разбойничествъ и находить въ нихъ защиту противъ другихъ людей, имъ подобныхъ: онъ обратился къ Гинчу съ просьбою объ отъисканіи лошади и наказаніи вора. Къ этому Гинчъ былъ обязанъ по условію, онъ общалъ тотчасъ же его исполнить. Съ нсколькими изъ своихъ людей, онъ отъискалъ слдъ пропавшей лошади, и, возвратясь на другой день, объявилъ, что они прошли этотъ слдъ по всмъ извилинамъ, посредствомъ которыхъ воръ очевидно хотлъ скрыться отъ преслдованія, и онъ наконецъ довелъ ихъ до загороди Жака: почему нельзя было и сомнваться, что лошадь украдена имъ! Плантаторъ ничего не зналъ о Жак, кром того, что онъ былъ новый пришелецъ, и потому просилъ, чтобъ его заставили возвратить лошадь и наказали по всей строгости пограничныхъ законовъ.

Но не таковы были виды Гинча. Онъ зналъ, что доказательства его слишкомъ-слабы, и что нельзя обвинить Жака даже передъ тмъ судомъ, въ которомъ онъ самъ былъ обвинителемъ, судьею и исполнителемъ. Ему хотлось сперва возбудить общее негодованіе противъ Длиннаго, и подъ покровомъ всеобщей къ нему вражды привесть въ исполненіе свои дьявольскіе планы безъ всякаго судопроизводства. А потому, проздивъ восемь или десять дней, въ-продолженіи которыхъ сообщники его, чтобъ возбудить общее вниманіе къ результату этихъ поисковъ, ловко распускали падавшее на Длиннаго обвиненіе, онъ объявилъ наконецъ, что нашелъ лошадь, спрятанную въ лсной чащ, около жилища Длиннаго. Это сочли сильнымъ доказательствомъ виновности длиннаго, и хотя большая часть народонаселенія состояла изъ лошадиныхъ воровъ, но заниматься этимъ дломъ, какъ ремесломъ, считалось между ними непростительнымъ преступленіемъ, на Длиннаго поднялись со всхъ сторонъ, грозили ему и приказывали удалиться.

Жакъ вовсе не понималъ этихъ продлокъ и не считалъ нужнымъ обращать на нихъ вниманіе, онъ далъ понять, что намренъ остаться на томъ же мст до-тхъ-поръ, пока ему вздумается, ни мало не заботясь о томъ, когда этого пожелаютъ другіе. Вншній видъ Жака и распространившіеся повсюду слухи о его искусств въ стрльб, о томъ, что онъ иначе не стрляетъ, какъ въ глазъ, наводили такой ужасъ, что никто не желалъ вступать съ нимъ въ личное столкновеніе. Его оставили бы вовсе въ поко, но по несчастію, изъ поступка Жака во время стрльбы въ цль, Гинчъ заключилъ, что онъ долженъ быть трусъ, и эта причина, которая могла бы обезоружить врага великодушнаго, послужила для него новымъ поводомъ къ преслдованію. Сверхъ-того, Жакъ возбудилъ противъ себя новое и сильнйшее неудовольствіе, отказавшись повиноваться власти Гинча, какъ регулятора. Самое существованіе этой власти, казалось, требовало примра, который могъ бы устрашить всхъ непокорныхъ. Злодй, столь же лукавый, какъ и кровожадный, поклявшись обезчестить и уничтожить Длиннаго съ самаго времени торжества его надъ нимъ, употребилъ для достиженія этой цли все свое вліяніе и вс знаніе общества, которое ихъ окружало. Вдругъ пропало нсколько лошадей, вслдъ за тмъ, въ-теченіе весьма-непродолжительнаго времени, было совершено нсколько другихъ покражъ съ величайшею ловкостью. Онъ устроилъ такъ, что покраденое было найдено у дверей Жака.

Но всего этого въ общественномъ мнніи было бы недостаточно для обвиненія бднаго Длиннаго, безъ одного важнаго обстоятельства. Около этого времени, не только у самого Гинча, но и у другихъ лицъ, особенно настаивавшихъ о наказаніи Жака, начала ежедневно гибнуть лучшая скотина, которая очень-часто была застрливаема почти у самыхъ домовъ, вскор замтили, что выстрлъ всегда приходился въ глазъ. Это обстоятельство тотчасъ приписали обыкновенію Жака выбирать глазъ цлію, и на него поднялась буря негодованія. Тотчасъ былъ назначенъ митингъ, который единогласно приговорилъ Жака — быть высченнымъ и изгнаннымъ изъ провинціи, Гинчу съ егь регуляторами предоставлено было исполненіе приговора! Онъ едва удержался отъ выраженія своей радости, теперь же предался всей своей злости, не опасаясь потомъ толковъ и разспросовъ. Онъ исполнилъ бы свое намреніе и безъ этого обряда, по послдняя искра его совсти, по какой-то странной логик, затихла, когда въ преступленіи участіемъ своимъ стали виновны многіе.

Прошло два дня посл митинга. Во время всхъ этихъ преслдованій, Жакъ велъ себя съ самымъ стоическимъ равнодушіемъ. Избгая всхъ сношеній съ колонистами, онъ боле обыкновеннаго проводилъ времени на охот и, по всей вроятности, не зналъ, что имъ такъ много занимались. Онъ слышалъ кое-что объ обвиненіяхъ, которыя на него взводили, но приписывалъ это зависти, возбужденной имъ во время стрльбы въ цль. Вполн понимая, какъ можно ненавидть въ другомъ соперника и считая это довольно-естественнымъ, онъ не могъ понять, какъ эта ненависть могла унизиться до мщенія, и потому ни о чемъ не заботился. Стараясь только, чтобъ эти слухи не дошли до его жены и не обезпокоили ея, онъ сохранялъ обыкновенное веселое расположеніе духа.

Онъ возратился съ охоты, снялъ свои охотничьи принадлежности, окончилъ простой обдъ, приготовленный ему женою, и, легши на буйволовую кожу, постланную на полу, игралъ съ своими розовыми дтьми, весело рзвившимися и катавшимися вокругъ него по полу съ радостными восклицаніями, но матери ихъ понадобилось воды изъ ручья, и Жакъ хотлъ сходить за водою. Онъ всталъ и вышелъ изъ дверей, оставивъ дтей недовольными его отсутствіемъ. Ручей былъ во ст шагахъ отъ хижины, къ нему вела тропинка сквозь частый и высокій кустарникъ. Жакъ никогда не оставлялъ дома безъ винтовки, но жен его, которую онъ любилъ больше всего на свт, было нужно воды, разстояніе было не велико, и онъ весело кинулся по тропинк съ ведромъ въ рук, оставя винтовку за собою. Зачерпнувъ воды, онъ возвращался назадъ узкою тропою, тсно сжатою кустарниками, какъ вдругъ почувствовалъ, что дв тяжелыя руки налегли на его плечи, и ноги перестали двигаться. Едва онъ усплъ замтить, что на него было брошено лассо, опутавшее ему руки и ноги, какъ нсколько человкъ кинулись на него со всхъ сторонъ. Онъ тотчасъ узналъ голосъ Гинча, кричавшаго другимъ: ‘Валите его! На землю его!’ и люди, державшіе лассо, дернули его съ ужасною силою, стараясь опрокинуть. Онъ собралъ всю свою страшную силу, чтобъ вырваться, но адская петля упала такъ врно и связала ему руки. Однако онъ оттащилъ шестерыхъ здоровыхъ людей, державшихъ его, почти до самыхъ дверей своей хижины, и тутъ сильный ударъ въ голову прикладомъ карабина повергъ его на землю. Послдніе предметы, которые представились его взорамъ, когда онъ падалъ, были перепуганныя лица жены и дтей.

Ударъ въ голову лишилъ его на нкоторое время чувствъ, опамятовавшись же, онъ увидлъ себя полураздтымъ и привязаннымъ къ дереву, недалеко отъ своей хижины. Гинчъ стоялъ впереди съ узловатой веревкой въ рукахъ, жена его лежала на земл, съ жалобными воплями и мольбами обнимая колни чудовища, около нея плакали дти, а за этой группой въ кругу стояли люди съ винтовками въ рукахъ. Это страшное пробужденіе было для Жака какъ-бы новымъ рожденіемъ! Онъ разомъ окинулъ все глазами. Трепетъ, похожій на трепетъ дуба, разсвшагося до сердцевины, пробжалъ по его жиламъ и, казалось, вышелъ изъ оконечностей рукъ и ногъ, потому-что онъ сдлался неподвиженъ какъ мраморъ, когда удары презрннаго негодяя посыпались на его блое тло, полосуя его багровыми рубцами и вырывая ручьи черной крови, онъ чувствовалъ столько же, сколько могъ бы чувствовать косякъ его двери, отчаяніе бдной жены, безумно вскрикивавшей при всякомъ сильномъ удар, казалось, имло на его слухъ такое же вліяніе, какъ на дерево, стоявшее надъ его головою, которое качало свои листья отъ втерка, точно такъ же, какъ и вчера вечеромъ. Вытаращивъ глаза, спокойно и внимательно глядлъ онъ на лица окружавшихъ его людей, чтобъ никогда не забыть эти лица! И пока Гинчъ изо всей страшной силы сыпалъ на него удары, ругаясь при каждомъ раз, этотъ взоръ останавливался на каждомъ лиц съ такою холодной и жадной внимательностью, какъ-будто онъ боялся забыть ихъ и на томъ свт! Видъ его былъ страшенъ: до того онъ былъ сосредоточенъ, покоенъ, покоренъ. Онъ не сказалъ ни слова, ни простоналъ, ни вскрикнулъ, но внимательные глаза его… негодяи не могли вынести ихъ взгляда, начали смущаться и уходили другъ за другомъ. Однако было ужь поздно: онъ зналъ ихъ всхъ — десять человкъ! Они остались въ его памяти какъ въ списк.

Пройдемъ мимо этой страшной сцены. Довольно будетъ сказать, что, истязавъ его до безчувствія, регуляторы бросили его, сказавъ жен, что онъ будетъ застрленъ, если не выйдетъ изъ области въ-теченіе десяти дней. Онъ точно вышелъ въ назначенное время, и, говорили, воротился съ семействомъ въ Арканзасъ, гд жилъ тесть его. Въ области Шельби случай этотъ былъ скоро забыть, при безпрерывномъ повтореніи подобныхъ происшествій.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Четыре мсяца спустя посл этого происшествія, съ однимъ смльчакомъ-пріятелемъ я прозжалъ по Западному-Техасу. Мы хотли видть страну и поохотиться нсколько времени по разнымъ мстамъ, извстнымъ особыми родами охоты, охотой за медвдя мы, за дичью, за буйволами, которые встрчаются во множеств въ нкоторыхъ округахъ, и такъ-какъ мы нетерпливо желали познакомиться съ образомъ жизни въ этой стран, то условились останавливаться всюду, гд намъ покажется что-нибудь любопытнымъ. Луга, лса и воды были распредлены въ Шельби лучше, нежели въ какой-либо другой изъ всхъ областей, по которымъ мы прохали лсъ, котораго было гораздо-больше, перемежался во всхъ направленіяхъ лугами. Это разнообразіе мстоположенія привлекало множество самой разнообразной дичи и доставляло много удобствъ для охоты. Мы были поражены этимъ охотничьимъ раемъ, пріятель мой вспомнилъ, что одинъ изъ его знакомыхъ съ довольно-хорошимъ состояніемъ ухалъ изъ отечества, чтобъ поселиться въ Шельби, мы разспросили о немъ и вскор нашли его.

Что бы ни говорили о Техасцахъ, но они безъ сомннія самый радушный и гостепріимный народъ. Мы были приняты съ откровеннымъ дружествомъ и пока тамъ были, лошади, слуги, ружья, собаки и все, что только было необходимо для охоты, самое время нашего хозяина были къ нашимъ услугамъ, такъ-что вскор мы отъ души предались всякаго рода охот.

Однажды мы вс охотились за дичью. При этомъ обыкновенно собаки выгоняютъ дичь изъ лса и охотники стоятъ на весьма-значительномъ разстояніи другъ отъ друга, иногда на милю и боле, выжидая появленія дичи, отъ этого происходитъ, что вс вмст собираются рдко прежде ночи. Мы разъхались поутру въ разныя стороны по опушк дремучаго лса, между-тмъ, какъ ‘загонщики’ съ собаками проникли въ глубину его, чтобъ поднять дичь, которая летла во вс стороны, къ извстнымъ охотникамъ мстамъ. Мы были необыкновенно счастливы и возвратились къ позднему обду въ домъ нашего хозяина, плантатора. Въ сумерки собрались вс, кром моего пріятеля, котораго звали Генрихомъ, и одного изъ сосдей, по имени Стонера, присоединившагося къ охот. Обдъ былъ готовъ, и мы сли за него, ожидая, что они явятся черезъ нсколько минутъ. Обдъ подходилъ къ концу, когда Генрихъ, веселый, говорливый малый, съ безпокойствомъ вбжалъ въ комнату и съ смущеннымъ видомъ сказалъ, обращаясь къ хозяину:— ‘Сквайръ, какая у васъ странная земля! Не-уже-ли у васъ позволяютъ сумасшедшимъ расхаживать съ винтовками въ рукахъ?’

— Нтъ, сколько намъ извстно. Но что значитъ этотъ вопросъ? какой сумасшедшій? Вы въ безпокойств.

— Со мною случилось происшествіе, которое даетъ мн право предложить вамъ этотъ вопросъ.

— Что такое? что такое? нетерпливо вскричали вс мы.

— То, что я встртилъ или самого старика Ганри, или привидніе, или безумнаго: но кого изъ нихъ именно, я не могу вамъ сказать.

— Гд? какъ?

Онъ кинулся въ кресла, отеръ потъ съ липа и продолжалъ: — ‘Вы знаете, что я и Стонеръ, разставшись съ вами ныншнимъ утромъ, отправились направо по опушк лса. Стонеръ проводилъ меня до моего мста и потомъ отправился къ своему, съ-тхъ-поръ я не видалъ его. Вскор полетла дичь, я выстрлилъ, ранилъ одну птицу и прыгнулъ на лошадь, чтобъ сказать за нею. Но она была ранена не такъ тяжело, какъ я полагалъ, завела меня далеко и вскор я вовсе потерялъ ее изъ вида, тогда я поворотилъ назадъ, но замтилъ, что эта благоразумная мысль пришла мн въ голову слишкомъ-поздно: я заблудился. Почти цлый день здилъ я, не вдаваясь далеко ни въ какую сторону, пока наконецъ нахалъ на дорогу, могшую вывесть меня на прежнее мсто. Я успокоился, потому-что эта дорога, по которой проведены были желзные рельсы, должна была привести меня куда-нибудь, гд бы я могъ получить необходимыя свднія. Она была узка, шла между дикими кустарниками, я халъ по ней тихо, смотря внизъ, въ надежд не увижу ли слды лошадиныхъ копытъ, какъ вдругъ сильный храпъ моей лошади заставилъ меня поднять глаза. Клянусь св. Георгіемъ! тутъ заартачился бы цлый полкъ конницы! По лвой сторон рельсовъ стояла высокая фигура, похожая на скелетъ, одтая въ звриныя шкуры и выставившая впередъ одну ногу, какъ-будто желая перешагнуть черезъ нее, съ длинной, тяжелой винтовкой, направленной прямо на меня. Сердце остановилось у меня въ горл, члены онмли. Прежде, чмъ я усплъ схватить ружье, глаза мои встртились съ глазами этой странной фигуры, и съ какими глазами! Ихъ холодное, неестественное выраженіе остановило меня, глубоко-впадшіе, они горли страннымъ, морознымъ блескомъ и глядли такъ, какъ-будто никогда не закрывались. Съ минуту пристально посмотрвъ на мое лицо, онъ, казалось, былъ доволенъ и тихо положилъ на плечо ружье свое, нетерпливымъ движеніемъ костлявой руки схватившись за свою страшную бороду, привидніе перепрыгнуло черезъ рельсы и, не произнеся ни слова, скрылось въ чащ. Я такъ былъ пораженъ, что онъ почти скрылся въ кустарник прежде, нежели я закричалъ ему, чтобъ онъ остановился, онъ не обернулъ даже головы на мой крикъ. Я далъ шпоры лошади и поскакалъ-было за нимъ, но онъ тотчасъ же скрылся, и я до-сихъ-поръ не знаю, можетъ онъ говорить, или нтъ’.

‘Не видали ли вы его ногъ, Генрихъ?’ спросилъ одинъ изъ собесдниковъ. ‘Я думаю, это былъ старый…’

‘Не думай ничего — выслушай меня’, продолжалъ онъ. ‘Я халъ около часа по направленію желзной дороги, которая, какъ мн казалось, вилась кругомъ, пока наконецъ не вывела меня на луговину, по-видимому, мн знакомую. Я остановился и озирался, отъискивая знакомыя примты, какъ вдругъ осдланная лошадь выскочила изъ лса сзади меня и понеслась по лугу, какъ-будто увидла чорта’.

— Какого она была цвта? воскликнуло вмст съ полдюжины голосовъ.

— Она была отъ меня такъ далеко, что я могъ различить только, что она была темнаго цвта, почти такая же, какъ моя. Я могъ различить луку сдла и стремена, летвшія по воздуху!

— Лошадь Стонера темнаго цвта, тихо произносили вокругъ, и всякій заботливо поглядывалъ на сосда.

— Да! сказалъ сквайръ, вставая со стула и въ смущеніи подходя къ окну.— Лошадь Стонера почти одного цвта съ вашею, вроятно, онъ упалъ съ нея, и это его задержало. Но эта лошадь очень-смирна и хорошо объзжена. Это удивительно!

— Быть не можетъ, сквайръ, сказалъ кто-то.— Врно случилось какое-нибудь несчастіе! Не висли ли поводья, мистеръ Генрихъ?

— Я былъ такъ далеко, что не могъ этого замтить. Я похалъ въ ту сторону, куда кинулась лошадь, и очутился здсь, надясь найдти ее!

— Нтъ! Стонеровой лошади нтъ здсь! сказалъ сквайръ.— Желзную дорогу, по которой вы хали все кругомъ, я веллъ сдлать, чтобъ свозить деревья, которыя мы тамъ рубимъ, вы могли бы хать по ней нсколько часовъ и отъхать не больше мили. Ваше привидніе, вроятно, какой-нибудь полоумный малый, который пришелъ на бду въ эту сторону! Вы не слыхали выстрла?

— Кажется, слышалъ — спустя часъ посл моего свиданія съ этимъ человкомъ, чортомъ, или кмъ бы то ни было, но ударъ былъ такъ слабъ и далекъ, что я не похалъ на него, боясь обмануться, дорога же такъ часто перемняла направленіе, что я не могу даже сказать, въ той ли сторон послышался выстрлъ, куда пошелъ незнакомецъ.

Тутъ одинъ изъ загонщиковъ объявилъ, что онъ въ то же время слышалъ выстрлъ въ правой сторон, но, полагая, что это стрляетъ Генрихъ или Стонеръ, не обратилъ на него вниманія. Тогда завязался между нами полушутливый споръ о томъ, что такое былъ лсной призракъ, явившійся Генриху, вс мы до того привыкли къ разнымъ случайностямъ охотничьей жизни, что съ минуту никто уже и не безпокоился о томъ, что нтъ Стонера. Вдругъ раздался топотъ лошади, скакавшей къ дому и въ-слдъ за тмъ громкое ‘гола!’ Сквайръ поспшно вышелъ и чрезъ минуту возвратился блдный, встревоженный.

— Томъ Диксъ (одинъ изъ сосдей Стонера) говоритъ, что лошадь его прибжала домой одна, съ поводьями на ше и кровавыми пятнами на сдл. Господи! онъ застрленъ! Я ожидалъ этого!

При этомъ извстіи, вс встали блдные, испуганные.

— Сумасшедшій! проговорили нкоторые.

— Странно!— Необъяснимо! шептали другіе.

— Я говорю вамъ, сказалъ помолчавъ сквайръ, — съ самаго начала мн пришло на мысль, что странный незнакомецъ, котораго видлъ Генрихъ, принялъ его сперва за Стонера, такъ-какъ и лошадь его похожа на стонерову, и самъ онъ нсколько на него походитъ, потомъ, посмотрвъ ему въ лицо и увидвъ, что ошибся, онъ пошелъ искать Стонера и застрлилъ его!

— Безъ-сомннія! сказали многіе.

— Но это самое необъяснимое дло, продолжалъ онъ.— Я не знаю въ этой стран ни одного человка, схожаго съ описаніемъ Генриха, во всякомъ случа, за нимъ начнутся завтра же поиски, потому-что Стонеръ былъ одинъ изъ регуляторовъ, а Гинчъ настоящая ищейная собака. Онъ не уйдетъ отъ нихъ, безумный ли онъ или въ своемъ ум!

Это, показалось мн, будетъ самымъ удовлетворительнымъ разршеніемъ загадки, и такъ-какъ ночь была очень-темна и нельзя было начать поиски, то мы снова услись толковать о всхъ подробностяхъ этого происшествія. Между-тмъ, хозяинъ послалъ просить Гинча и регуляторовъ пріхать къ намъ рано утромъ.

На другой день, еще до солнечнаго восхода, пріхалъ Гинчъ, и съ нимъ шесть человкъ. Онъ разбудилъ меня своими громкими криками и ругательствами. Онъ кричалъ, какъ я потомъ узналъ, на Генриха, называя разсказъ его о встрч съ страннымъ незнакомцемъ чистою выдумкою, и утверждалъ, что если тутъ было убійство, то оно совершено Генрихомъ. Нашъ хозяинъ успокоилъ его сколько могъ, и тогда мы вышли, чтобъ присоединиться къ регуляторамъ. Онъ былъ толстый, широкоплечій мужчина суроваго вида, съ налитыми кровью глазами и лицомъ, носившимъ на себ слды разгульной жизни. Нсколько часовъ поиски наши были совершенно-безполезны, наконецъ Генрихъ случайно напалъ на мсто, гд ему встртился бородатый призракъ, какъ нкоторые его называли. Тутъ одинъ изъ охотниковъ открылъ слды мокассиновъ. По нимъ шли нсколько миль, пока ихъ не потеряли. Но, расширивъ линію и продолжая подвигаться дале, мы наконецъ нашли тло Стонера! Оно было до такой степени истерзано волками и воронами, что оставались почти одн кости. Мы собрали ихъ, чтобъ отвезти его семейству, и при этомъ замтили проломъ въ задней части черепа, происшедшій отъ пули. Но всхъ особенно поразило то, что не въ далек были слды кованой лошади. Во всемъ Шельби едва-ли можно было отъискать одну кованую лошадь, и то не изъ нашихъ. Ковка считается тамъ излишнею, такъ-какъ тамъ нтъ камней. Все это было такой же загадкой, какъ и разсказъ Генриха, и придавало всему еще больше таинственности. Полагали, что по этому слду что-нибудь отъищутъ, но, проходивъ нсколько дней, въ отчаяніи отказались отъ всякой надежды, и регуляторы, усталые и печальные, разъхались по домамъ.

Но одному изъ нихъ не суждено было воротиться. Онъ пропадалъ около двухъ дней, и когда его стали искать, то, подобно тому, какъ было съ Стонеромъ, найдено его тло, все растерзанное волками. Говорили также, что и онъ былъ застрленъ въ заднюю часть черепа.

Эти убійства и странныя обстоятельства, которыми они сопровождались, произвели всеобщее безпокойство. Гинчъ и его отрядъ разъзжали по области во всхъ направленіяхъ, захватывали и вязали всхъ, кого они находили подозрительными. Одного бднаго, безобиднаго малаго они четыре или пять разъ вздергивали на веревку и рубили, думая принудить его этимъ къ сознанію, но все оставалось необъясненнымъ, и они кинули его полуживаго.

Въ тотъ же вечеръ, какъ они возвращались въ свою главную квартиру на берегъ, одинъ изъ нихъ, по имени Уинтеръ, потерялъ часть фуража, взятаго имъ для лошади. Онъ говорилъ, что за милю мшокъ былъ еще цлъ и на своемъ мст, а потому хотлъ воротиться назадъ, чтобъ присоединиться къ нимъ снова за пирушкой, которую они хотли устроить во время ночи. Онъ ухалъ и больше не возвращался. Вскор вс они перепились и замтили его отсутствіе только на слдующій день, когда семейство его, испуганное прибжавшею лошадью, прислало спросить о немъ. Это всхъ тотчасъ же отрезвило, они сли на лошадей и отправились назадъ по своимъ слдамъ. Вскор стая сарычей и волковъ около опушки лса указала имъ, гд находится предметъ ихъ поисковъ, они нашли тло его разорванное на части. Вс остолбенли, самыя красныя лица поблли какъ полотно. Это было ужасно! Вс казались какъ-будто осужденными насмерть. Трое изъ нихъ были убиты и растерзаны на части въ-продолженіе трехъ дней, а между-тмъ, не открыто и слда неутомимаго и невидимаго врага, кром привиднія, встрченнаго Генрихомъ и слдовъ, которые только мучили неизвстностью! Врно, это было страшное, сверхъестественное наказаніе за ихъ гнусныя преступленія! Они задрожали, крупный потъ выступилъ на лбахъ ихъ, и, не обращая больше вниманія ни на какой слдъ, даже не собравъ костей, поскакали они во всю прыть назадъ, распространяя повсюду ужасъ. Тогда волненіе стало всеобщимъ. Почти вся область принялась открывать эту страшную тайну, и суеврный страхъ еще больше увеличился, когда узнали, что и этотъ человкъ былъ убитъ такъ же, какъ другіе, въ затылокъ.

Происшествія эти были до того необъяснимы, что я самъ почувствовалъ наклонность къ общему мннію объ участіи въ нихъ сверхъестественной силы. Генрихъ смялся, когда я говорилъ ему объ этомъ, и уврялъ, что то былъ съумасшедшій, и чтобъ объяснить ловкость, съ которой онъ скрывался отъ поисковъ, разсказывалъ анекдоты о вошедшей въ пословицу сметливости безумныхъ. Въ народ ходили самые дикіе, сумасбродные и невроятные разсказы объ этомъ смертельномъ и хитромъ враг регуляторовъ, ибо вс уже замтили, что ненависть его направлена противъ нихъ однихъ. Разсказъ Генриха былъ исправленъ и дополненъ, нкоторые говорили, что безумный, а, по другимъ, привидніе, было видимо въ одно и то же время въ шести разныхъ мстахъ, то пшкомъ, прыгая черезъ огромныя разстоянія и луговины отъ одного кустарника до другаго, исчезая изъ глазъ прежде, нежели видвшій его успвалъ опомниться отъ изумленія, то видли, какъ оно верхомъ летало словно тнь лтней тучки по лугамъ и лсамъ, худое и блдное, одтое въ вывороченныя звриныя шкуры, съ своей длинной, тяжелой, страшной винтовкой на плечахъ. Я замтилъ, что былъ одинъ разрядъ людей, намревавшихся уврять, что видли это страшное явленіе собственными глазами, и этотъ разрядъ состоялъ изъ охотниковъ-переселенцевъ, которые были или всего скоре могли быть притсняемы регуляторами. Они съ особеннымъ искусствомъ разсказывали о его неумолимой ненависти къ регуляторамъ, и народъ, котораго легковріе было возбуждено, врилъ словамъ ихъ.

Они всегда видали его вблизи дома котораго-нибудь изъ этихъ ненавистныхъ тирановъ. По ихъ словамъ, это странное существо всегда находилось около нихъ, выжидая минуты, когда они будутъ одни и вн всякой помощи.

Они довели эти разсказы до того, что возбудили въ недоврчивомъ ум Гинча подозрніе, которое уже приходило на мысль Генриху и мн-самому, а именно, что все это были послдствія глубокаго плана, задуманнаго въ этомъ класс людей подъ предводительствомъ человка ловкаго и ршительнаго, съ цлью истребить регуляторовъ или заставить ихъ удалиться. Казалось, убійца не могъ бы избжать преслдованія, еслибъ много другихъ лицъ не содйствовало его укрывательству. Гинчъ и его шайка всегда и на всхъ наводили ужасъ, но когда эта мысль пришла имъ въ голову, они предались буйному остервеннію. Тутъ можно было кое-что сдлать, соединенными силами они легко могли открыто противостать врагу, котораго слабость обнаруживалась уже въ томъ, что онъ прибгалъ къ тайнымъ заговорамъ и убійствамъ изъ-за куста. Они объявили войну на смерть цлому классу охотниковъ, и въ-продолженіе слдующей недли этимъ людямъ въ различныхъ мстахъ нанесено было столько возмутительныхъ оскорбленій, что я не хочу ихъ описывать, въ-самомъ-дл, стало замтно, что, посреди всеобщаго волненія, никто не видалъ и не слыхалъ о таинственномъ стрлк. Это убдило ихъ, что они отъ него отдлались, напугавъ его сообщниковъ.

Около двухъ недль были они на кон, насытились мщеніемъ, и, какъ имъ казалось, уничтожили опасный заговоръ противъ своего могущества. Они ршились разъхаться. Въ тотъ же день, какъ они разстались, одинъ изъ нихъ, именемъ Рисъ, — почти такой же необузданный и жестокій, какъ самъ Гинчъ, хавъ около кустарника, въ виду своего дома былъ застрленъ изъ-за куста. Его негры слышали выстрлъ, увидя испуганную лошадь, несшуюся безъ всадника, они бросились къ лсу и нашли всадника мертвымъ на дорог. Oнъ былъ застрлена въ глазъ, — пуля вышла въ затылокъ.

Когда сказали объ этомъ Гинчу, онъ поблднлъ какъ мертвецъ, колни его задрожали, и онъ вскричалъ съ страшными ругательствами, ‘Клянусь, что это Длинный-Жакъ или призракъ его воротился для мщенія!’ Тутъ стало ясно, что и вс прочіе регуляторы были застрлены также въ глазъ и что пули только пробивали черепъ, пройдя сперва въ глазную впадину. Прежнія тла были слишкомъ-обезображены, и потому это обстоятельство ускользало отъ вниманія. Вс были довольны тмъ, что это страшное существо было именно Длинный-Жакъ, живой или мертвый, вс тотчасъ вспомнили его любимую мету и несравненное искусство, и этимъ объяснилось многое, считавшееся дотол необъяснимымъ. Направленіе общественнаго мннія измнилось. Лучшіе люди тотчасъ поняли, въ чемъ дло. Наказаніе Жака было въ свжей памяти, полагали, что оно разстроило его умственныя способности, произвело помшательство на одномъ пункт, и этимъ разстройствомъ объясняли и удивительную хитрость, и смертельную ненависть, и неестественный видъ его, наведшіе такой страхъ на колонію. Никто не могъ понять, какъ такой простосердечный и тихій человкъ, какъ Жакъ, судя по разсказамъ, ршился на подобное дло, побуждаемый одною силою собственныхъ страстей. Какъ бы то ни было, но подобное мщеніе и дерзость, съ которой оно совершалось, возбудили къ нему всеобщее участіе. Прежде вс возставали противъ пограничныхъ охотниковъ только потому, что каждый опасался за самого-себя, но теперь вс сомннія исчезли, вс перестали мшаться въ это дло, никто не заботился, былъ ли то Длинный-Жакъ, дьяволъ, привидніе, или сумасшедшій. Это было частное дло между имъ и регуляторами: они могли поршить его между собою. Вс сознавали въ глубин души, что каждый изъ десяти человкъ, исполнившихъ приговоръ надъ Длиннымъ-Жакомъ, десять разъ заслужилъ быть застрленнымъ, а потому вс стали смотрть на эти происшествія хладнокровно и отъ души желали, чтобъ Жакъ остался побдителемъ.

Это казалось весьма-возможнымъ, потому-что регуляторы только разъ попытались собраться, но когда одинъ изъ нихъ былъ убитъ на пути къ сборному мсту, и тло его найдено отмченнымъ страшною и хорошо-извстною меткою, остальные пятеро, совершенно растерявшись, въ ужас разъхались по домамъ и въ-продолженіе нсколькихъ недль едва осмливались выглядывать изъ дверей.

Тогда охотники, по-крайней мр т изъ нихъ, которымъ удалось удержаться въ стран, не смотря на неутомимыя преслдованія регуляторовъ, стали поднимать голову и давали замтить, что они знали о возвращеніи Жака еще со времени смерти Стонера, способствовали исполненію его намреній всми силами, давали ему свжихъ лошадей, когда уставало благородное животное, на которомъ онъ пріхалъ изъ Штатовъ, помогали ускользать и скрываться отъ преслдованія, доставляли вс свднія и распространяли о его появленіи сверхъестественные слухи.’ Тотъ дуракъ’ замтилъ одинъ бодрый старикъ: ‘кто полагаетъ, что Жакъ сумасшедшій: онъ спокоенъ и холоденъ какъ морозное утро въ Кельтон, и голова его свтла, какъ колоколъ, дло въ томъ, что посл того, какъ онъ былъ высченъ, вся кровь въ-немъ пришла въ волненіе, — а кровь эта, когда взволнуется, опасне крови тигра.’

Жака съ-тхъ поръ видали довольно-часто, знали, что онъ выполнилъ только половину своего намренія и хочетъ довершить его. Пятеро несчастныхъ, остававшихся еще въ живыхъ, были поражены паническимъ страхомъ. Они не только не длали никакихъ приготовленіи къ оборон, но, казалось, сосредоточили вс свои надежды на томъ, чтобъ бгствомъ спастись отъ его преслдованій. Длинная, тяжелая винтовка мерещилась имъ днемъ и ночью, имъ казалось, что черный стволъ ея былъ устремленъ на нихъ изъ каждаго куста, даже изъ щелей собственныхъ домовъ ихъ!

Одинъ изъ нихъ, Унтъ, былъ отчаянный пьяница, страхъ не могъ преодолть въ немъ наклонности къ крпкимъ напиткамъ, и, высидвъ дома въ заперти почти три недли, онъ ршился во что бы ни стало, отправиться въ городъ, чтобъ купить бочонокъ водки. Онъ отправился въ закрытыхъ носилкахъ, лежа внутри на солом. Бочонокъ водки былъ купленъ, онъ влзъ въ свой экипажъ, легъ съ нимъ рядомъ и отправился домой. Дорогой, онъ ни разу не поднималъ головы до самаго конца аллеи, которая вела къ его дому, но на дорог лежало бревно, когда черезъ него пришлось перейдти, носилки тряхнуло, и бочонокъ скатился на него. Онъ забылъ объ осторожности, выскочилъ, чтобъ разбранить своихъ людей за неосмотрительность, и въ это время раздался выстрлъ. Онъ упалъ навзничь мертвый, застрленный въ глазъ! Негры разсказывали, что ихъ господинъ вдругъ пересталъ браниться и вскричалъ: ‘вотъ онъ!’ въ то самое время, какъ раздался выстрлъ. Онъ увидлъ высокаго человка съ бородой, висвшей по грудь, одтаго въ звриныя шкуры и проходившаго кустами съ винтовкой на плечахъ.

Недли дв спустя, еще одинъ изъ регуляторовъ, по имени Гарпетъ, всталъ утромъ съ солнечнымъ восходомъ, и въ рубашк, отворивъ двери, вышелъ, чтобъ подышать чистымъ воздухомъ, онъ протиралъ полусонные глаза, и когда открылъ ихъ совершенно, передъ нимъ, на двор около дерева, стоялъ страшный мститель, поднявъ винтовку и ожидая, чтобъ его жертва разсмотрла его хорошенько. Онъ взглянулъ на него, — но это былъ его послдній взглядъ: пуля прошла ему сквозь мозгъ! Говорятъ, будто Длинный сказывалъ одному изъ своихъ пріятелей, что онъ никогда не стрлялъ ни въ одного изъ этихъ людей прежде, нежели тотъ узнавалъ его совершенно.

Оставались только Гинчъ и двое молодыхъ людей, Уильямсъ и Дэвисъ. Послднимъ двумъ позволено было спастись бгствомъ. Неизвстно, было ли это движеніемъ состраданія въ страшномъ мстител, или онъ замтилъ въ нихъ какое-нибудь чувство жалости во время своего истязанія, за которое такъ ужасно расплачивался, или, можетъ-быть, заботясь о томъ, чтобъ не ушелъ Гинчъ, онъ на немъ одномъ сосредоточилъ все свое вниманіе. Они тайкомъ продали все, что имли, и выхали ночью. Гинчу съ хладнокровнымъ разсчетомъ онъ приготовилъ самое невыносимое мученіе. Во все это время, онъ миновалъ его, поражая одного за другимъ, людей, бывшихъ орудіями и сообщниками его преступленій.

Онъ осудилъ его видть, какъ вс они падали вокругъ него, съ полною увренностью, что мститель, ихъ убивавшій, жаждалъ вдесятеро сильне его жизни и что эта жизнь въ его рукахъ! Но когда онъ ее потребуетъ? Не вслдъ ли за послднимъ убитымъ товарищемъ? Нтъ! И всякая послдующая смерть отнимала у него всякую надежду спасенія, вселяя увренность, что его участь будетъ такова же. Посл каждой смерти, кругъ осужденныхъ стснялся все больше и больше около него. Вскор останется онъ одинъ. Могъ ли онъ назвать хоть одинъ часъ своимъ? Будетъ ли онъ когда-нибудь безопасенъ? Вс пали жертвами неутомимаго мщенія! Одинъ, два, три, четыре, пять, шесть, семь сильныхъ людей застрлены изъ страшной винтовки, и каждый былъ застрленъ въ глазъ! Боже небесный! онъ уже чувствовалъ въ голов своей жгучія искры, какъ-будто пуля уже прошла у него черезъ глазную впадину. ‘И я также долженъ быть застрленъ въ глазъ… Ужасно!’ Эта медленная мука была страшне тысячи смертей, которыя онъ вс вытерплъ день за днемъ!

Посл смерти Риса онъ казался совершенно-убитымъ. Въ нсколько дней онъ страшно похудлъ, глаза его стали мутны, видъ и поступь смиренны. Его буйная дерзость исчезла въ медленной тревог ужаса. Гордый и кровожадный мерзавецъ дрожалъ какъ листъ. Собственное воображеніе сдлалось для него адомъ, и вчныя угрызенія совсти вставали все сильне и сильне въ его сердц. Онъ по цлымъ недлямъ не выходилъ изъ дома, пока бгство Уильямса и Девиса не внушило ему нкоторой надежды. Онъ досталъ себ прекрасную лошадь и однажды, въ темную ночь, отправился на Красную-Рку. Вс сожалли о томъ, что онъ ускользнулъ, ибо вс спокойно ожидали окончанія этого дла — вс надялись, что чувство-справедливости будетъ наконецъ удовлетворено смертію Гинча, чудовища, бывшаго и виновникомъ и исполнителемъ гнусныхъ оскорбленій, сдлавшихъ изъ простосердечнаго Жака какого-то роковаго демона-карателя.

Гинчъ достигъ береговъ Красной-Рки. соскочилъ съ своей измученной и покрытой мыломъ лошади, осторожно оглядлся и кинулся на траву, въ ожиданіи парохода. Часа черезъ два, онъ услышалъ шумъ колесъ по рк и увидлъ клубы благо дыма между деревьями. Какъ запрыгало его сердце! Свобода, надежда и жизнь снова заиграли у него въ жилахъ и на губахъ. Онъ подалъ знакъ, пароходъ остановился и спустилъ лодку. Пульсъ его сильно забился, съ сосредоточеннымъ нетерпніемъ смотрлъ онъ, какъ люди весело гребли къ берегу. Что-то щелкнуло позади его: Гинчъ съ трепетомъ обернулся, онъ быль предъ нимъ. Длинная винтовка была направлена прямо на него, холодный взглядъ пристально остановился на минуту, потомъ выстрлъ!— и для регулятора Гинча все покрылось вчнымъ мракомъ! Люди, бывшіе свидтелями этой странной сцены вышли на берегъ и нашли, что онъ былъ застрленъ въ глазъ. Они видли, какъ убійца быстро поскакалъ по долин, простиравшейся отъ берега! Мщеніе было кончено, суровый охотникъ смылъ кровью пятно, которымъ наказаніе заклеймило его свободное тло и теперь могъ снова взглянуть прямо въ лицо жен и принять ее къ себ на грудь, чего онъ не длалъ съ самой роковой ночи, когда былъ высченъ.

Это было страшное дло. До-сихъ-поръ, соображая вс обстоятельства, характеръ Жака, вліяніе, которое могло имть оскорбленіе на его умственныя способности, хотя въ немъ не было замтно почти никакихъ другихъ признаковъ безумія, нельзя произнести объ немъ ршительнаго сужденія. Онъ не остался въ области Шельби, но я никогда не слыхалъ, куда онъ отправился по возвращеніи своемъ къ жен и дтямъ въ Арканзасъ. Можетъ-быть, теперь онъ ведетъ тихую и ясную жизнь въ какой-нибудь лсной глуши, и также вроятно, что, можетъ-быть, какъ-нибудь одинъ изъ здоровыхъ мальчиковъ, игравшихъ на полу хижины въ то время, какъ случилось разсказанное нами происшествіе, пріидетъ въ Вашингтонъ на конгрессъ изъ какого-нибудь округа, лежащаго за Скалистыми-Горами.

‘Отечественныя Записки’, No 12, 1846

<Д. Лонгъ>

ВЫСТРЛЪ ВЪ ГЛАЗЪ (*).

Читайте также:

**ВЫСТРЛЪ ВЪ ГЛАЗЪ (*).**