ВЫБОРНЫЕ ЕПИСКОПЫ В РУССКОЙ ЦЕРКВИ
ВЫБОРНЫЕ ЕПИСКОПЫ В РУССКОЙ ЦЕРКВИ
КОММЕНТАРИИ
КОММЕНТАРИИ
Выборные епископы в русской церкви, Розанов Василий Васильевич, Год: 1906
Время на прочтение: 5 минут(ы)
Розанов В. В. Собрание сочинений. Русская государственность и общество (Статьи 1906—1907 гг.)
М.: Республика, 2003
Возвращаемся к обсуждению намеченных и уже решенных преобразований в строе русской церкви.
Совершенно непостижимым образом синодальные обер-прокуроры, по крайней мере часть которых, как, напр., К. П. Победоносцев, отличались высокой религиозностью и глубокой преданностью церкви, совершенно изъяли у церкви право самопополнения, изъяли у нее право выдвигать тех или иных сильных, ярких и даровитых лиц на служение себе и взяли в свои руки, в свое личное усмотрение назначение всех епископов, архиепископов и митрополитов. Разумеется, простенький декорум при этом был соблюден: оберпрокурор не сам, своими руками, за церковною службою хиротонисал вновь посвящаемого епископа и не перед обер-прокурором посвящаемый читал исповедание веры. Церемонии были оставлены самой церкви, но она их совершала мертвыми руками и как мертвое дело, связанная и связанно. Самое-то главное: над кем совершить церемонию — определял обер-прокурор, и без его ведома и позволения не получал епископства ни один архимандрит, митрополии — ни один епископ. Да мало сказать: ‘без ведома’ — ‘с дозволения’. Он указывал, указав — приказывал совершить церемонию, а уж митрополиты и сонм епископов ‘чинили по уставу’. Каким образом человек такого ума, как К. П. Победоносцев, не видел, что через это вся наша монашеская иерархия превращалась из служителей церкви в личных прислужников его, Победоносцева, почти в личный штат его маленького ‘духовного двора’, нельзя понять. От кого завишу, тому и служу: такая это очевидная аксиома, кем назначен, тому и благодарен, кто меня может сместить, тому и угождаю, льщу до польского ‘падам до ног’: неужели эти трюизмы всяческой решительно службы не были известны справившему свой 50-летний юбилей государственной службы мужу и автору политически-руководственного ‘Московского Сборника’? Непостижимо! И непостижимо, каким образом он не видел, что обращенные почти в личный штат обер-прокурора епископы, архиепископы и митрополиты несут уже только имя и тень своего сана, потеряв все существо его, что они, угождающие не Христу, а человеку, являются изменниками церкви, изменниками с первого же шага службы, и даже за дни и недели перед нею, ибо и самую эту торжественную хиротонию они покупают ценою обещания и готовностью во всем повиноваться и слушаться человека, забыв или почти забыв Бога, чтя Его лишь устами, а не сердцем и делом… Все это молчаливое предательство своего дела должно было внести в души русских архиереев такую муку, поселить в них такой безмолвный ад, о каком мы очень мало знаем, хотя не один раз этот крик и прорывался у нас даже в прежней подавленной печати. Таковы были посмертные ‘Записки из истории ученого монашества’ архиепископа одесского Никанора и ‘Книга бытия моего’ еп. Порфирия Успенского, называвшего Синод и всю систему синодального управления ‘незаконнорожденным детищем церкви’. Но эти два говорили, и то посмертно, прочие молчали. И обер-прокурор был слишком хорошо вооружен правом ‘отослать на покой’ всякого архиерея, чтобы мог опасаться каких-нибудь левых голосов в нашей церкви. Договорим о легальном декоруме: при всякой вновь открывающейся епископской вакансии ‘составлялся список из трех кандидатов и повергался на благовоззрение Государя’. Если бы была здесь правда, ну без всякой хиротонии и ‘трех кандидатов повергаемых’ обер-прокурор просто бумагою за своим подписом возводил бы и низводил архиереев, раздавал бы епархии монахам. Но этого не было. Почему? Потому, что это неправда, возмутившая бы народ и воочию показавшая бы ему всю церковь поверженною во прах. А по существу и на деле именно это и было.
Вот отчего со времен уже Филарета, митрополита московского, перечившего иногда обер-прокурору Протасову, у нас уже не было на верхах духовной иерархии и видных умов, и сильных характеров. Выдвигались просто люди, умевшие хорошо править архиерейскую службу, без общегосударственного, общенационального, общецерковного круга зрения. Такие были удобнее в качестве вторых и третьих чинов обер-прокурорского двора, правых и левых рук обер-прокурора. Митрополит Иоанникий с неудовольствием вынужден был уйти из Москвы в Киев, Никанор из Одессы не был позван ни в Москву, ни в Петербург, странствовал по Востоку Порфирий Успенский. Все гасилось. Таланты затаптывались, энергия сламливалась. И как ни обильна, конечно, ‘благодать’ в православии, но и она против этих манипуляций бюрократии ничего не могла поделать, и церковь буквально не существовала, а влачилась.
Заметим, что все это нисколько не входило в замыслы Петра Великого при его церковных преобразованиях, что это вообще никогда не входило в цели и намерения наших государей. Все совершилось ‘само собой’ и ‘мало-помалу’ путем естественного саморасширения обер-прокуратуры, как просто известной ‘должности’ и ‘чина’, когда и священничество наше, с архиерейством во главе, неосторожно стало на эту же площадку ‘должностей’ и ‘чинов’ и было затерто на ней, затолкано в угол людьми более приспособленными, деятельными, зоркими, образованными и непосредственно ближе стоящими к государям.
От ‘духовного царства’, можно сказать, остались одни сапоги, а о заветах Евангелия предоставлялось каждому самому прочесть по маленькой книжке в бархатном переплете. На земле установилось нечто, не имевшее никакого подобия ни с духовным царством, ни с Евангелием. И кинулись все, еще веровавшие, — в секты и раскол, неверовавшие — в Дарвина, Бюхнера, Фохта и Маркса. И народ русский, и интеллигенция русская религиозно осиротели.
Предсоборное присутствие энергично двинулось к уничтожению этого коренного зла в строе русской церкви. Предположено установить такой порядок: выбор епископов проходит две инстанции, предварительную и окончательную. В предварительной инстанции намечается кандидат, и в собрании, которое его намечает, участвуют с правом голоса: 1) все губернские священники, 2) выборные от сельского духовенства, по одному от благочиния, 3) настоятели монастырей и иеромонахи, — в губернском городе все лично, а от уездных по одному представителю от каждого монастыря, 4) служащие духовно-учебных заведений, — в городе в полном составе, а от уездных по одному представителю, 5) все служащие в консисториях и вообще епархиальных учреждениях, 6) представители от приходов, в лице церковных старост или приходских старост, по одному от прихода. Кандидаты, намеченные этим собранием, подвергаются рассмотрению собора епископов, которые выбирают из кандидатов одного и поставляют его на епископскую кафедру. Разумеется, это не окончательная форма преобразования, и, например, рубрику под цифрою 6 (‘представители от приходов’) можно бы расширить, и следует расширить, напр., выборными от сословий и от профессий. А то старосты церковные, напр., относительно населения Петербурга являют собою такую ничтожную дробь, очевидно имеющую потонуть в сонме самого ‘клира’, ‘клириков’, — что о ‘народном участии’ в избрании кандидата на епископство не остается ничего, кроме тени и пустого имени. Здесь есть лукавство, а лукавое не приведет к добру, как показала вся прошлая судьба церкви, где было много ‘ширм’ и ‘декораций’ и напоследок времен из-за них выползла очень неприглядная действительность. Очевидно, духовенство, консистория и семинарии решили именно сами и только для себя выбирать удобного архиерея, для себя, а не для народа, не для населения. Клир будет самопополняться. Это и есть ‘клерикализм’ в сухой его форме, который возрастит только колючки и тернии. Этого да не будет: населению следует дать гораздо большее участие в намечивании кандидатов на епископства, и по крайней мере сумма всего населения должна иметь ровно такой же голос, силу и авторитет в этом деле и решении, как и вся сумма клириков, сумма представителей семинарии, монастыря и храма. Во всяком случае ad hoc, для ‘выбора кандидата в епископы’ должны являться не прежние служилые старосты, которые иногда ничего, кроме как продавать восковые свечи из церковного ящика, не умеют, а для этого случая должны быть специально и заново выбраны каждым приходом особые лица, непременно с кругом сведений и запасом образования большим, нежели каким обладают обычные наши церковные старосты, только что и умеющие другой раз различить пятикопеечную свечу от десятикопеечной, да имеющие мошну достаточно тугую, чтобы позолотить купол церкви. При чем тут бедные, нуждающиеся, благотворимые? Где они, эти ‘Лазари’ каждого города, — о которых Спаситель сказал также притчу, поставив их впереди богатых и богатства. Старосты церковные — сплошь толстосумы местные. И, не говоря уже о правде, едва ли бы было ‘благоприлично’ и ‘благообразно’ предсоборному присутствию, отвратив глаза от бедняков, сирот, нуждающихся, устремить взор ‘надеющийся’ и ‘взыскующий помощи’ только к бобровым воротникам, собольим шапкам и толстым животам. Впрочем, Евангелие у нас ведь только ‘в бархатном переплете’ и его можно не читать и даже вовсе забыть, особенно собранию, которому ‘и так все поверят’, что оно Евангелие читало.
НВ. 1906. 26 нояб. No 11030. Б. п.
…политически-руководственного ‘Московского Сборника’… — Пятое издание составленного обер-прокурором Синода К. П. Победоносцевым ‘Московского Сборника’ вышло в 1901 г.
…посмертные ‘Записки…’ архиепископа одесского Никанора… — Никанор (А. И. Бровкович), архиепископ Одесский и Херсонский. ‘Из истории ученого монашества 60-х годов’. Год и место издания не указаны (1890-е).
…’Книга бытия моего’ еп. Порфирия Успенского… — Порфирий (К. А. Успенский, 1804—1885), епископ Чигиринский, известный археолог, организатор первой русской духовной миссии в Иерусалиме. Его дневники изданы посмертно академией наук: ‘Книги бытия моего’. Т. 1—8. СПб., 1894 — 1902.