Второе донесение министру народного просвещения о путешествии 1842 года, преимущественно в отношении к славянам, Погодин Михаил Петрович, Год: 1861 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 19 минут(ы)

Погодин М. П. Вечное начало. Русский дух

М.: Институт русской цивилизации, 2011.

Второе донесение министру народного просвещения о путешествии 1842 года, преимущественно в отношении к славянам

Ободренный благосклонным вниманием Вашего Высокопревосходительства к донесению моему 1839 года, я почел непременным долгом в нынешнее путешествие мое ознакомиться ближе с политическими отношениями, до коих я прежде только касался, и плоды моих наблюдений имею честь представить теперь на Ваше благоусмотрение.

С 1839 года переменилось многое в славянских землях Австрийской монархии. В Богемии национальность усилилась значительно не только в среднем сословии, но и в высшем, чему доказательством служит знаменитая брошюра графа Туна об отечественной словесности, произведшая сильное действие, так что австрийское правительство решилось предложить автору почетное место в другой части государства с целью отдалить его от Богемии. В первых дворянских домах, которые давно уже онемечились и говорили только по-немецки, как у нас говорят по-французски, дети ныне учатся по-чешски и имеют чешских гувернеров. В духовенстве число патриотов также постепенно увеличивается, хотя им со связанными, так сказать, руками, в недрах Римской церкви, очень трудно действовать и даже запасаться национальными средствами, ибо языку чешскому их не учат, а только по-немецки и по-латыни, книги же должны они покупать на свои деньги, а казенные библиотеки наполняются только немецкими сочинениями. В среднем сословии успехи изумительны: везде основываются частные чешские училища, без всякого пособия, разумеется, со стороны правительства, заводятся частные библиотеки для общенародного употребления (теперь уже до 100), даже в деревнях. Учреждаются бальные беседы, где не позволяется ни одного слова произносить по-немецки. Съезд на них бывает невероятный (до 4000 ч.). Издается ревностно при музее энциклопедическая библиотека на чешском языке. Начался национальный театр в Праге, который посещается более немецкого. Примеру Праги следуют и другие города, где особенно летом, во время вакаций, даются студентами национальные спектакли, кои правительство запретить не может, ибо сборы назначаются для благотворительных целей. Испрашивается настоятельно право преподавания в низших училищах на чешском языке, и едва ли не скоро получится в некоторых инстанциях и судопроизводство национальное.

Австрийское правительство, которое боится больше всего общественного мнения, видя такое стремление во всех сословиях и не надеясь остановить его, нашлось принужденным ослабить несколько бразды, хотя всякий шаг вперед стоит патриотам великих трудов и усилий и уступается правительством тогда, как оно истощит все свои средства сопротивления. Чешский спектакль, например, позволен был сначала однажды в неделю и в какое время? Днем, от трех часов пополудни до шести, потом дано позволение играть три раза в неделю и вечером.

Правительство, принужденное, таким образом, уступать, иногда усиливает за то меры противоположные. При всяком случае ругательства против чехов, насмешки над литературой и литераторами позволяются во всех немецких газетах, помещаются статьи в иностранных газетах с целью их пугать. Имя славян запрещается цензурою, кроме самых необходимых случаев. Орфография Добровского, утвержденная и принятая еще в 1820 году, только теперь введена, и то в низших училищах, а немецкие готические буквы удерживаются до сих пор. Ни одного объявления нельзя сделать по-чешски, не приложив немецкого перевода, хотя сокращенного, что подает повод даже к смешным сценам, например: пригласители на балы чешские печатают билеты на чешском языке крупными чешскими буквами, с украшениями, а немецкий перевод — такими мелкими, что едва в микроскоп рассмотреть их можно. Зато правительство, делая от себя объявления по-немецки о чем-нибудь, прилагает чешский перевод таким ломаным языком, что никакой чех понять не может и должен для уразумения прибегать к немецкому языку.

Вместе с национальным движением тесно связано движение антипапское, хотя теперь еще тайное. Ненависть к папе и иезуитам, которые были главною причиною падения Богемии, лежавшая глубоко в сердцах патриотов, ненависть, посеянная еще предшественником Лютера Гусом, воспитанная Гуситскими войнами и последовавшими ужасами, начинает обнаруживаться, и за политической независимостью Богемии, если она когда будет, должно последовать отпадение от Римской церкви.

Не стану распространяться, какую пользу может принести этот дух и пример для Русской церкви вообще и для Русской церкви в Царстве Польском! Австрийцы видят и это и стараются всеми силами отвратить все, что может хоть издали напомнить греческое исповедание. Ганка недавно получил строгий выговор за свои доказательства, впрочем недостаточные, что Реймское Евангелие писано в Богемии в XI веке св. Прокопием кирилловскими церковными буквами!

Не только австрийцы, сами немцы в Германии трепещут за Богемию и всеми силами стараются защищать и прославлять немецкое начало в ней, выставляют действия и надежды чешских патриотов нелепыми, безумными, злонамеренными,— те немцы, которые в то же время кричат о так называемом разделе Польши, где мы получили только свое, между тем как Богемия была завоевана, разорена, опустошена австрийцами, лишена своей религии и всех лучших граждан и десять лет страдала ужасно. Таково, скажу мимоходом, немецкое невежество или пристрастие.

Моравия

Моравия следует примеру Богемии, и национальное движение там также велико, но влияние и соседство Вены ощутительнее.

Венгрия и словаки

Состояние словаков в Венгрии совершенно иное. Они стонают под игом венгерцев еще более, нежели от австрийцев. Австрийцы хотели прежде их онемечивать тихо, систематически, а венгерцы нападают теперь прямо, без околичностей, по-азиатски, и, зная, что словаки составляют лучшую и умнейшую часть народа, хотят их омадьярить во что бы то ни стало. Неистовству их нет никакой меры, и они не скрывают своих намерений, а печатают прямо, что словаки и другие венгерские славяне должны и могут существовать только как венгерцы. Австрийское правительство находится в нерешимости, что ему делать. Взять сторону венгерцев оно боится, чтоб не усилить их слишком словаками, ибо антиавстрийское направление у венгерцев открывается ежегодно сильнее. Взять сторону словаков оно боится еще более, чтоб не доставить вообще славянам сильной подмоги, тем более что словаки — родные братья чехам и моравлянам. Онемечивать же их оно не может по закону венгерской конституции. По сим причинам австрийское правительство беспрестанно колеблется, и брожение в Венгрии выходит из всяких пределов {Подтвердилось в высшей степени.}. Венгерцы и словаки, с одной стороны, а с другой — венгерцы и сербы, то есть кроаты, славонцы и далматы, пышут злобою друг против друга,— а между ними по горячим углям переступают австрийцы и склоняются то на ту, то на другую сторону. Словаки отправили недавно депутацию в Вену с жалобой, что венгерцы стесняют их язык. ‘Прежде всего мы употребляли язык латинский,— говорили они,— теперь венгерцы хотят употреблять язык свой, мадьярский, так и мы требуем своего, славянского’. Меттерних и прочие сановники отвечали им, что требование их основательно, но официального ответа не последовало: ‘Боритесь сами, а правительство вмешиваться не должно’. Венгерцы хотели еще соединить кальвинистов и лютеран с целью, чтобы словацкие лютеране подчинились венгерским кальвинистам, однако же не успели в своем намерении, в чем австрийцы должны были содействовать словакам.

Словаки очень бедны и с величайшим трудом могут содержать на свой счет училища и библиотеки. Усилия их действительно достойны всякого удивления. Между словаками особенно господствует идея панславизма. Как без всякого пособия со стороны правительства, при таких препятствиях, с такими врагами могут они держаться, образовываться более и более и увеличивать свою значительность!

Австрийские сербы

Кроаты, далматы, словенцы, занимающие южную и юго-западную часть Венгрии и отчасти Австрийской монархии, имеют более средств, и славянство там во всей силе. Последние выборы были вообще в пользу славянской партии, одержавшей блистательную победу, но известие об уничтожении имени иллиров в официальных бумагах и литературе показывает, что дела приняли противный оборот, о коем я теперь не могу ничего сказать положительного. Австрийцы слишком боятся за эту часть своих владений, с коей военная граница соединена, и потому, вероятно, взяли здесь сторону венгерцев. Часть иллирийцев исповедуют веру греческую, другая — римскую. Исповедников Греческой церкви принуждают насильственно присоединяться к унии, и эти меры подают повод к явлениям странным: один, например, далматинец был напоен и пьяный подписался под просьбою принять его в Римскую церковь. Проспавшись, на другой день он побежал с отречением. Оно не было принято. Он обратился к начальству гражданскому и приводил в доказательство, что если он пьяный присоединился к Римской церкви, то трезвый кольми паче может возвратиться к своей. Но это не помогло. Захотел он жениться, но православный священник не смел его обвенчать, и он взял к себе жену без совершения таинства.

Правительство принуждено было дозволить, однако же, возвращение некоторых лиц к Православной церкви с условием, чтобы они ходили сорок дней к католическим священникам для получения наставлений и убеждений. Крестьяне походили несколько дней, но соскучились и объявили сим последним, что слушать их более не хотят, тем более что им надо убирать поля, и просили позволения прекратить свои посещения. Священники не согласились, и в наказание несчастные должны были еще сорок дней ходить для слушания, причем со злости они просто затыкали себе уши.

Глаголическая славянская письменность в Далмации почти совершенно уничтожена и введены латинские буквы.

Думают, что Копитарь в Риме занимается обширным планом, как обратить все славянское народонаселение Австрии к католичеству {Так говорили противники в минуту раздражения.}.

Вообще о Венгрии

О венгерцах же скажу здесь вообще, что в дипломатии европейской, не исключая австрийской, господствует о них ложное понятие: ибо дипломаты знакомы более с бумагами, чем с людьми. Венгерцы заносчивы, но силы в них нет, по единогласному мнению знающих славян. Выдержите их порыв и потом берите их руками, как прочих азиатцев татаро-турецкого происхождения.

Галиция. Русины

Обстоятельства в нашей несчастной Галиции еще тяжелее. Словаки и иллиры находят еще хоть какое-нибудь спасение под покровом венгерской конституции, а русины в Галиции беззащитны и в отношении к полякам. Прибавлю еще то, что они для австрийцев ненавистнее даже всех прочих славян, потому что ближе всех к России по своему родству, вере, языку и истории. Каково же им жить, несчастным! Ненависть поляков подает австрийцам самые удобные средства и благовидные предлоги угнетать их и душить всякое национальное, то есть русское, движение в самом зародыше. Несмотря на то, оно есть и усиливается беспрестанно. Духовные, адвокаты, купцы сознают живее и живее свое русское происхождение и влекутся сердцем к России. Известие об уничтожении унии их обрадовало, и они готовы обратиться к нашему Православию, которое держалось у них, как известно, долее, чем даже у нас, и только недавно, в прошедшем столетии, уничтожено. ‘Скоро ли вы нас возьмете к себе?’ — говорят они всякому русскому путешественнику. ‘Вот эту церковь обратим мы в Православный собор,— сказал мне один старец {Зубрицкий.},— когда вы придете к нам во Львов (Лемберг). Хоть бы вы променяли нас на Польшу! Ну, что вам в Польше? Там вас не любят, а мы вам преданы душой и телом’.

Русины советуют выводить польский дух из возвращенных губерний, Волынской, Подольской и проч., скупая имения хоть понемногу от польских помещиков, что очень легко бывает на Киевских контрактах, возвышая и освещая Киев пребыванием Царской фамилии, привлекая туда русских капиталистов, которые могут легко и выгодно приобретать земли, обращая большее внимание на благосостояние крестьян, которые стонут там под игом польских помещиков, католиков и жидов. Австрийское правительство трепещет за Галицию и принимает строжайшие меры против патриотов. Многие духовные лишились мест своих, студенты выгнаны, граждане из среднего сословия отданы под строжайший присмотр. Известный почтенный адвокат просил позволения брать для прочтения Свод русских законов, подаренный нашим правительством публичной библиотеке: полиция отказала, несмотря на поруки и залоги, адвокат {Он же.} попросил ходить по крайней мере в библиотеку и читать там, обращался ко всем начальствам, ставил на вид, что галицкие помещики, имея часто поместья и дела в России, имеют и нужду в справках: ничто не помогло, и правительство дало ему официальный отказ, находя желание его несообразным с целью (nicht zweckmssig).

Замыслы австрийцев о Малороссии

Недавно получило оно <австрийское правительство. -- Прим. сост.> темное понятие о том, что русское народонаселение Галиции, вместе со всею Малороссией, отличается от жителей Москвы и прочих северных губерний, и бросилось с жадностью на эту мысль, старается ее подтвердить, распространить в народе, нанимает ученых писать диссертации, надеясь посредством их охладить приверженность галичан к России. Виды его простираются слишком далеко, и оно намеревается содействовать разделению даже самой России и привлекать малороссиян к себе,— не говорю уже о польских помещиках, наводняющих Малороссию. С этою целью оно хочет устроить центр малороссийской литературы у себя и препоручить со значительными выгодами издавать по своим видам журнал на малороссийском языке в Вене латинскими буквами. Малороссийский журнал в Вене! Малороссийский журнал латинскими буквами! Вот как действует австрийское правительство.

Поляков австрийцы также боятся, хотя с другой стороны — как революционеров, и в последнее время открыт был значительный заговор, по которому схвачено столько лиц, что в тюрьмах недоставало места и наняты частные дома. Вероятно, существует какой-нибудь заговор, тайное общество в Познани, которое, если не действует прямо теперь, то приготовляет обстоятельства для будущего времени, имея отрасли во Франции и Германии.

Вот в каком затруднительном положении находится Австрия, и славянские политики еще решительнее, чем прежде, утверждают теперь, что она слабеет час от часу и едва ли больше Турции заключает в себе внутренней самостоятельности. При первой войне, где бы то ни было, она может разорваться на части. В Наполеоново время этого не случилось, потому что славянское племя далеко было от настоящей зрелости и сознания. Имя и авторитет Меттерниха удерживает панически общее стремление, но смерть его явит многое народу.

В политике ее к прежним правилам: 1) о содержании in statu quo в Европе, ибо всякая война может вызвать происшествия, для нее опасные, 2) об угнетении славянского направления, которое называет оно русским, где можно и об уступках, где необходимо, и 3) к тесной дружбе с Англией присоединяется, 4) сближение с Германией, сближение, которое показывает, что австрийцы видят теперь яснее над собою славянскую тучу. Австрия хочет найти подкрепление себе в Германии в случае нужды: посему приготовляет общее мнение и множество статей помещает во всех германских газетах, в коих доказывает, что интересы Австрии тесно связаны с интересами Германии и суть одни и те же, что владение нижним Дунаем есть жизненный вопрос для Германии, которая погибнет, если там возобладают русские с их Sperrgesetze, и что славяне вместе с Россией так же опасны всей Германии вообще, как и Австрия в особенности.

Немцы, наоборот, в чаду своей кабинетной и школьной гордости, отвечают, что австрийцы должны прежде всего развивать у себя немецкое начало сообразно с требованиям времени, которое и дает им первое оружие для предстоящей борьбы.

О ненависти Австрии к России к сказанному мною в первом отчете прибавить ничего не имею: обнаруживается она теперь в особенности в содействии Римской церкви неистовствовать против уничтожения унии, в распространении между католическими славянами нелепых сочинений и статей о притеснении католичества в России, в восстановлении духовенства против нас. Далее, Австрия старается всеми силами питать ненависть поляков против нас в Галиции и при всяком случае ужасными красками изображает русское управление в Царстве Польском, а русинов отвращает известиями о состоянии крестьян в Волыни, Подолии и проч. Для распространения слухов есть, кажется, особенные чиновники. Например, недавно австралийское правительство распустило слух, что Россия уведомила оное о замыслах Гая относительно Боснии и советовала Австрии взять его под особенный присмотр.

Отношение Пруссии к России

Перехожу к Пруссии. Славянское движение в прусских владениях развивается также очень сильно, даже в тех странах (что весьма примечательно), которые, казалось, совершенно были онемечены и позабыли как будто свое происхождение: в восточной и западной Пруссии, Силезии, верхней Лузации, к коей присоединить должно и Саксонскую. Не говорю о Познани, где это движение имеет совершенно другой характер, характер польский, и имеет связь с другими обстоятельствами. Пруссию славянские политики считают еще более, чем прежде, враждебной России. Для Австрии опасна Россия, а для России опасна Пруссия, имеющая больше силы, духа, образования.

В Пруссии надо различать королевскую фамилию, правительство и народ. Народ пышет злобою против нас, в чем я сам удостоверился и говорю не по одним слухам. Не вопли восточной и западной Пруссии тому причиною. Нет, злоба имеет источник глубже: в Пруссии дух мнимой свободы распространился по смерти короля до невероятности, и нынешний король многими своими неуместными речами, поступками и фразами дал к тому повод, так что теперь принужден прибегать к противоречиям и теряет популярность. Пруссаки считают русское правительство главным препятствием к осуществлению их планов и опорою короля в случае нужды. Вот почему они ненавидят Россию: офицеры, молодежь, студенты, бредят о войне с Россией и сочиняют уже стратегические планы, в газетах провозглашается беспрестанно вред от союза с Россией, печатают карикатуры и проч., журналы, особенно кенигсбергские и рейнские, согласно с прочими немецкими, твердят беспрестанно о возвышении прусских поляков, о даровании им всяких прав, о покровительстве национальности. ‘Никакой жертвы пруссаки не должны ждать для того, чтоб восстановить Польшу против России’ — вот что пишут в газетах.

Правительство ненавидит также

Правительство разделяет ненависть с народом, и учреждение славянских кафедр в университетах Бреславском и Берлинском отнюдь не имеет целью пользу науки, а противодействие России. Пруссаки хотят именно приготовить у себя людей, знающих славянские языки, людей, которые были бы в состоянии действовать литературно на славян и, в случае войны с Россией, могли бы быть употреблены на службу с пользою: это знаю я документально. Вот в каком расположении находится правительство к нам, так что на нашей стороне остается более или менее только королевская фамилия.

Вред для Польши от Пруссии

Прусское правительство, предоставляя на законном основании, по его мнению, столько свободы жителям Познани, требующим теперь даже особого войска и судопроизводства, раздражает более всех наших поляков против нас, питает их ненависть и вместе надежду на перемену судьбы. Кто знает характер польский, а характер в этом деле много значит, тот согласится со мною, что производят в Царстве Польском познанские обстоятельства. Теперь не естественно ли жителю Царства завидовать познанцу, который говорит и печатает все, что ему угодно.

Пруссаки, имея у себя Познань и Силезию, опасны для Царства Польского и могут простирать союзы в Галиции, Австрийской Силезии и даже Богемии и Моравии.

В отчете 1839 года я коснулся этого предмета, и предсказание мое сбывается. В газетах беспрестанно помещаются статьи в этом духе, а поляки в Познани прямо печатают, что Богемия должна соединиться с Польшей. Прусские публицисты и журналисты воспользовались с жаром этой мыслью.

Франция и Англия могут содействовать в этом случае Пруссии для представления оплота России, хотя имеют еще другую мысль, о которой я буду иметь честь представить ниже Вашему В. Пр.

Кстати, скажу здесь о восточной и западной Пруссии, где ненависть основана к нам не на отвлеченностях, а на интересах существенных. Эти провинции обедняли вследствие запретительной системы, но малейшее ослабление ее возбуждает неудовольствие в жителях Царства Польского. Так почему же сих последних не пустить в полемику с пруссаками в журналах, а мы были бы в стороне?

О системе вообще я судить не смею, не зная этого дела. Немецкие толки, по коим Россия не созрела еще для промышленной деятельности, как для свободы книгопечатания, очень смешны,— а вот обстоятельства, достойные внимания правительства: в Лейпциге уверяли меня, что есть целое устроенное общество, которое берет на свой страх товары для перевоза их через границу в Россию мимо таможен, и что все товары, проданные на последней ярмарке в Лейпциге польским жидам, были застрахованы таким образом. Слышно, что есть такое общество в Кенигсберге и Бродах.

Состояние Пруссии

Скажу теперь вообще несколько слов о Пруссии. Удивительное явление представляет она в наше время. Чего недостает ей? Правосудие, средства для просвещения, личная свобода, свобода книгопечатания слишком обширная, а она, недовольная, возмущается и не видит места успокоения! Я думал прежде, что так называемый дух времени не существует и что это есть выражение, придуманное учеными и поэтами. В нынешнее мое путешествие, как оно ни было кратковременно, я убедился совершенно, что дух времени есть и что с ним бороться трудно. Сколько новых, неизвестных прежде отношений появилось теперь в Европе, что дипломатики и политики вскоре должны прийти в тупик на старых дорогах и в обветшалых колеях. Легко сражаться и принимать меры против врагов явных и знакомых, а теперь выходят на поприще и незнакомые, и невидимые. Узы религиозные, династические, узы предания, ослабли в Пруссии. Печать становится более дерзкой день от дня, министры и правительство подвергаются оскорблениям. Самое университетское учение приняло другое направление: молодое поколение, схватившись за Гегелевы результаты, растолковало их по-своему, пустилось зря в политику и изменяет самую жизнь. Вот почему я думаю, что учреждение кафедры философии в Московском Университете, по нынешним обстоятельствам, необходимо и послужит громовым отводом, если она достанется благонамеренному и дельному человеку. Студенты, занимаясь теперь философией без руководства, бросаясь также на результаты и не прилагая спасительного труда, могут избаловаться и развратиться умственно и нравственно. Конечно, это будет на короткое время, ибо рассудок русский крепче немецкого, но зачем рисковать, зачем допускать разврат и на короткое время? Огнем не шутят, а в наше время есть много огней разрушительнее ружейного и пушечного.

Германия, начиная с соседней с пруссаками Саксонии, разделяет ненависть ее к России, и Лейпцигские, Дрезденские и Рейнские газеты возбуждают самих пруссаков. Сочинение о Пентархии самым странным образом возбудило добрых немцев против нас: они обиделись, что какой-то их же брат фантазер рекомендовал им покровительство России, и зашумели, как будто бы это покровительство было нужно для России, желалось ею и вся система не была мечтательной и бесполезной. Газетным воплям их против России нет пределов, а понятия о ней немцы не имеют никакого. Толкуют о страсти к завоеваниям, об отвращении от всякого образования, о безнравственности низшего духовенства, о крестьянском рабстве, о жестокости с солдатами и крепостными людьми. ‘Надо привлекать славян либеральными учреждениями’,— советуют они тем правительствам, во владении коих славяне находятся.

Опасности Германии

Что касается состояния Германии, самой в себе, то мне кажется, что она накануне великих перемен, и монархическое правление там неминуемо изменится или прекратится в продолжение пятидесятилетия. Дело начнется с Голштинии, где ненависть к датчанам в полной силе, и, по пресечении династии в Дании, она непременно отделится и, вероятно, в республиканской форме.

(Не может ли Россия предъявить своих прав на Голштинию и получить ее, как герцог Кумберландский получил Ганновер?)

За Голштинией последует Ганновер после близкой смерти престарелого короля, у которого почти нет наследника. Пруссия метит на Ганновер, но жители не расположены к ней много. Всего вероятнее, что Ганновер также захочет республиканской формы, принадлежащей к духу времени. Мелкие владения Германии, герцогства, княжества и графства, кои устали, как говорят они, платить на содержание своих дворов, последуют их примеру.

* * *

Планы журналов

Мысль о каком-нибудь единстве Германии, республиканском или прусском, является беспрестанно в газетах, хотя без дальнейшего развития и определения: журналисты толкуют больше всего о Пруссии и раздувают там огонь в надежде, что если там он возгорится, то прочие государи по необходимости последуют ее примеру. Теперь обращается более всего внимания на организацию войска и устройство национальных гвардий. ‘Если мы внутри будем довольны и согласны, то и вне возбудим к себе уважение и будем в силах бороться с романскими и славянскими народами’.

Цензура в Германии, как и в других государствах, действовать никак не может и совершенно обветшала: что запретится ныне в одном государстве, то завтра напечатается в другом — или в Швейцарии, Франции, Англии, а напечатанное разольется повсюду, как вода. Даже Австрия не может остановить привоза запрещенных книг, которых получает больше, чем позволенных.

Столько горючего и нового вещества в Европе, и какие благоприятные обстоятельства для России, которой предстоит открытое поле действовать на юге и востоке между славянами,— ‘… лишь только не принимай она,— говорят славянские политики, приверженные к нам,— непосредственного участия в прочих западных делах европейских и не трать своей силы на чужие дела’.

Отношение Англии

В Англии я не был, но, кажется, можно, и не быв там лично, поверить и сказать, что ее ненависть к России не уступит австрийской и прусской, имея, впрочем, другой источник, другую причину: Восток, Азию. Англичане начали действовать между славянами и в прочих частях Австрийской империи: венгерцы, например, не скрывают даже своих сношений с ними и прямо говорят в газетах, что, в случае войны с Россией, они уверены в английской помощи. Англичане начинают уже с Польской революции смущать Швецию против России, и заметно их внимание к Остзейским губерниям.

Но беспокойство в Индии и неудовольствия с Китаем в Азии, гроза от Ирландии вместе с внутренним долгами, нищетою и упадком мануфактурного класса свяжут ей руки и помешают противодействовать России.

Франция

Остается сказать несколько слов о Франции. ‘Вот ваша союзница, союзница естественная, верная, полезная’,— восклицают в один голос славянские писатели. ‘В союзе с Францией Россия может управлять Европою и делать, что ей угодно. Столкновения у вас нет по положению, а выгоды общие!’ Это начинают чувствовать и во Франции, которую я проехал, и является множество людей во всех классах, которые готовы защищать эту мысль и броситься с распростертыми объятьями к России. ‘Одно препятствие,— говорят славянские политики,— это отвращение вашего государя от нынешней династии, еще более — от французского духа. Но в этом случае будьте толерантны и смотрите на выгоды более существенные. Франция со своим духом будет действовать так на народы, ей единоплеменные, у которых, впрочем, тот же дух, народы романские, итальянцев, испанцев, португальцев, бельгийцев. Франция есть их представительница. А вы господствуйте на востоке Европы. Немцы, как стена, без всякой политической значительности, будут отделять Запад от Востока, а англичане поклонятся!’ Это любимая мысль славянских политиков, и они уверены, что она рано или поздно исполнится. ‘Россия и Франция — ничто противостоять им не может. Лучше ладить и иметь дело с одним государством, чем с десятью, и ухищряться до усталости. Вы не согласны между собою в принципах, но они еще мешают одни другим, потому что у них по особенному поприщу, и негде им столкнуться. В семействе один сын может любить военную службу, а другой гражданскую, и разность во вкусах не уничтожает их любви. Главное в политике — польза, а союз с Францией полезен для России, так как союз России полезен для Франции. С Англией не может сойтись Франция и не сойдется никогда, несмотря ни на какие усилия, потому что всегда между ними кость, точно так, как Россия не сойдется с Англией, Австрия с Францией, имея яблоком между собой Италию. Одним словом, ни одно государство не может найти союзника надежнее для себя, как Россия и Франция. Этот союз мог состояться еще при императорах Наполеоне и Александре, но один был чрез меру благороден и беспристрастен, а другой слишком властолюбив и своенравен’.

Мнение о Польше

Интересны мнения славянских политиков о Польше. Они рассуждают вот как:

‘Должна ли Россия отделить от себя Польшу, не приносящую ей никакой пользы, кроме вреда, или оставить у себя?’

‘Отделить ее в границах нельзя, потому что поляки по своему характеру не будут завтра же довольны тем, что дадут им ныне, и пойдут до Смоленска, если не сами, то возбуждаемые европейскими врагами России, кои всегда найдут там приют и содействие, и хлопот не оберешься. Следовательно, Россия должна ее оставить у себя, как необходимое зло. Как же управлять ею, оставляя у себя?!’

‘Если меры короткие и национальные, согласные всего более с народным характером, в особенности, покровительство языку, литературе и истории, не удадутся, то надобно одним разом расселить шляхту по всему пространству России, то есть поступить, как поступил Иоанн Васильевич I с Новым городом’.

Вот мнение славянских политиков, к нам приверженных, о политических обстоятельствах Европы, преимущественно в отношении к России.

Планы поставить против России новую Польшу

Между славянами ходит теперь также слух о двух обширных планах, принадлежащих преимущественно англичанам и французам, которые теперь не определились еще вполне, но уже в сильном ходу, и на которые Россия, по их мнению, не должна смотреть равнодушно.

Общее славянское движение обратило на себя внимание англичан и французов. Они начали посылать агентов, которые должны были заниматься славянскими странами и исследовать причину и цель движения. Болгария, Сербия, Македония, Молдавия, Валахия всякий год имели у себя путешественников, которые увидели общую приверженность славян к России и поняли, какая опасность грозит Европе, если русский колосс, и без того могущественный и страшный, присоединит к себе еще тридцать миллионов славян, алчущих и жаждущих соединения. Естественно представились задачи, как прекратить зло, а остаться в прежнем положении славянам нельзя, то есть Австрия переменить свою систему и удовлетворить их не может, ибо с переменою системы перестала бы она быть Австрией. Турция еще менее. Что же делать? Удовлетворить славян независимо от Австрии, Турции и России, образовать из славян новое государство, которое стояло бы даже против России, как другая Польша.

Где же средоточие этого государства? На юго-востоке, во владениях Турецких. Политические агенты начали уже действовать исподволь, устрашать славян Россией и распространять мысль о самобытности и независимости, которая нашла уже многих приверженцев между всеми славянами. С этою целью много сербов и даже болгар воспитывается в Париже и Лейпциге. К счастью, что ни англичане, ни французы, точно так и австрийцы, никак не могут выучиться по-славянски и потому никак не могут действовать вполне.

Англичане и французы думают также о независимости Богемии или Венгрии, как новой Польши для России, может быть, и в соединении со старою. Этот план найдет, разумеется, прежде всего, сильное сопротивление Австрии. Немецкие газеты толкуют о необходимости покровительствовать славянам и привлекать к себе либеральными учреждениями в тех государствах, где они находятся, то есть Австрии и Пруссии, чтоб не допускать до сближения с Россией. Как бы ни были еще темны эти мысли, но наши друзья, знающие дело, советуют вообще обращать теперь преимущественное внимание на Сербию не только для того, чтобы противодействовать замыслам врагов, но и для того, чтоб иметь на всякий случай важную точку отправления и действовать на Австрию и Турцию. На Турцию, чрез соседство с единоплеменной, единоверной и почти единоязычною Болгарией и Боснией, которые всегда могут восстать и доставить сколько угодно войска, продовольствия,— нечего говорить о местных сведениях. На Австрию,— потому что в Австрии с лишком три миллиона таких же сербов, живущих вплоть до Адриатического моря, где готовы подать нам руку черногорцы.

Требуется содействие образованию Сербии

Если русское правительство не имеет этого плана теперь, пусть оно действует посредственно на образование Сербии, Болгарии и проч. своими советами чрез Белградского, Ясского, и Бухарестского консулов, своими пособиями, примером и заступлением при Дворе Константинопольском. Надо устраивать училища, учреждать суды, обучать полки. На всякий случай, никогда не мешает иметь друзей где бы то ни было. По крайней мере, надо стараться, чтоб западный дух, французское и немецкое воспитание, Римская церковь не пускали там корней, а они пускают, хотя менее, чем в Греции, и показывается охлаждение к России.

Мнения о последней Сербской революции

О последней революции в Сербии вот собранные мною сведения: 1) сербы погрязли в интригах и имеют нужду в нравственном возрождении еще более, чем в политическом, 2) в партии Вучича и Петрониевича есть, впрочем, более людей благонамеренных и дельных, чем между приверженцами Обреновичей. Впрочем, сербам мудрено верить, потому что они часто меняют свои расположения, смотря по личным своим страстям, 3) Обреновичи, особенно Милош, теснее связаны с Австрией и более привержены ей, чем России, 4) между славянами было сначала более симпатии к партии Вучича и Петрониевича, чем к Обреновичам, 5) русское правительство действует в Сербии слишком мало, отвлеченно и обращает мало внимания на новые обстоятельства, замыслы и действия англичан и французов.

Жалобы славян на Россию

Эта последняя жалоба относится и ко всем славянам вообще, между которыми замечается охлаждение повсюду. Друзья наши говорят, что мы осторожность свою простираем слишком далеко и подаем повод врагам действовать против себя, предлог обвинять нас в эгоизме, чем и судействуется исполнение их отдаленных планов. Несчастные страдальцы готовы принять руку помощи от кого бы то ни было, и от чужих, когда родные отказываются, тем более что чужие действуют ревностно и у потребляют средства обольщения самые действительные, а родные не делают ничего и там, где могут, не нарушая даже приличия. В таком случае приверженность может обратиться в ненависть. Нельзя поручиться, чтоб это не произошло даже скоро при нынешнем быстром ходе дела, если Россия не начнет обнаруживать своего расположения к славянам, не будет подавать помощи, хотя тайной, незначительной, славянским корифеям, не примет под свое деятельное покровительство по крайней мере славянскую Православную церковь в Турции.

Мнения славян, приверженных к России

Если англичане и пруссаки могут учредить протестантское епископство в Иерусалиме, если папа посылает миссионеров пред лицом всей Европы, если католики действуют явно в Греции, то кто же может запретить России действовать в пользу своей родственной церкви в Болгарии, Боснии, Герцеговине, где она находится на крайней степени унижения и страдания, где священник на престоле подле чаши с кровью Господней кладет пару пистолетов? Не послушаются ли греки, угнетающие славянский язык в богослужении более, чем австрийцы и турки, одного слова России? А Россия не произносит этого слова, говорят славяне, и, следовательно, не думает о них, а еще менее об нас, которые стоим дальше и различнее по языку и исповеданию. Как же нам надеяться на нее и не лучше ли ждать спасения от Запада, чем от Востока?

Столько же необходимо, говорят приверженцы наши, и покровительство польской литературе. Наши враги стараются внушить теперь славянам, дорожащим более всего своей национальностью вследствие притеснения Австрии и Турции, что они не могут надеяться лучшей участи от России, судя по тому, как она мало заботится о национальности. Повторю мысль мою при отчете 1839 года: национальности никакой уничтожить нельзя, напротив, сила сия увеличивается по мере покушений против оной, и они, кроме вреда, ничего принести не могут.

В этом отчете я представил Вашему Высокопревосходительству обозрение, что можно сделать в пользу славянских партий и их представителей, следовательно, в пользу политическую для России на будущее время. Теперь могу сказать, что эту помощь считаю необходимой, если Россия не решилась оставить славян совершенно на произвол судьбы и европейских интересов. Я берусь доставить ее еще более тайно, нежели англичане доставляют порох черкесам или пруссаки — запрещенные книги полякам. Большую часть этой помощи можно даже делать и публично, от имени Российской академии и исторических обществ. Мы даем денег Сильвестру напечатать Реймское Евангелие в Париже, содействуем печатать русские древности в Копенгагене, какую же политическую неудобность имеет задача написать историю славянских государств или сочинить лексикон того или другого наречия, грамматику? Одним словом,— литературное публичное пособие не может произвести никакого волнения в европейских кабинетах. И о какой сумме идет здесь речь? От 10 до 25 тысяч ежегодно для всего славянского мира. Это такая безделица, которую частные люди могли бы пожертвовать, если бы у нас было более общего образования.

‘Россия действовала очень бескорыстно, начиная с 1812 года,— говорят славяне,— но кто же верит ее умеренности, кто благодарит ее? Решительно никто. Какую же пользу приносит это умеренность, а между нами вы теряете?’

Обращу внимание Вашего Высокопревосходительства вот еще на что: между молодыми нашими людьми, особенно университетскими, распространяется расположение к славянам, и они начинают в путешествиях своих заезжать в славянские страны. Растолковать им всем, как они должны вести себя там, нет возможности, и они очень легко могут из любопытства пуститься в разговор со славянами об их состоянии, между которыми также немного скромных, благоразумных и умеренных Шафариков. Австрийские шпионы видят везде интриги, смущаются, сердятся. Следовательно, лучше действовать прямо и гласно и показывать в своих сочинениях и статьях (которые необходимы, ибо молчание наше слишком подозрительно), что мы по обязанности принимаем только ученое участие в славянах, а там что Бог дает, то и будет.

(Здесь следовали страницы три об отношении Православия к католикам и протестантам, кои у меня затерялись.)

В заключение, представляя на вид Вашему Высокопревосходительству мои замечания, долгом поставляю прибавить, что главным источником моим были беседы со славянскими корифеями и потом расспросы знающих людей, коих случилось мне встретить на водах, мимоездом, в гостиницах, за общими столами, в газетах. Я не имел нигде возможности оставаться долго, углубляться в исследования. Может быть, в них немного дельного и нового и я мог бы представить в этом роде что-либо более основательное, если бы имел к тому время и средства. Почту себя счастливым, если хотя что-нибудь обратит на себя благосклонное внимание Вашего Высокопревосходительства и удостоится представления Государю Императору, как то было с отчетом 1839 года.

Это письмо осталось в министерстве по слишком резкому несогласию с общим мнением.

ПРИМЕЧАНИЯ

Впервые: ‘Русская беседа’. 1861.

Второе донесение министру народного просвещения о путешествии 1842 года, преимущественно в отношении к славянам

ПРИМЕЧАНИЯ

Читайте также: