Всякое наше сближеніе съ Австріею противорчитъ нашему призванію какъ Славянской державы.
Всякое наше сближеніе съ Австріею противорчитъ нашему призванію какъ Славянской державы.
‘День’, 6-го ноября 1865 г.
Всякое наше сближение с Австриею противоречит нашему призванию как Славянской державы, Аксаков Иван Сергеевич, Год: 1865
Время на прочтение: 8 минут(ы)
Сочиненія И. С. Аксакова
Томъ седьмой. Общеевропейская политика. Статьи разнаго содержанія
Изъ ‘Дня’, ‘Москвы’, ‘Руси’ и другихъ изданій, и нкоторыя небывшія въ печати. 1860—1886
Москва. Типографія М. Г. Волчанинова, (бывшая М. Н. Лаврова и Ко) Леонтьевскій переулокъ, домъ Лаврова. 1887.
Возвращаемся къ вопросу, поставленному нами въ конц послдней передовой статьи. Нтъ сомннія, что усиленіе Пруссіи не представляетъ для насъ ничего особенно желательнаго,— но не собственное усиленіе ея значенія въ Германій, а матеріальное ея могущество, прочно утвержденное на Свер Германіи и на берегахъ Балтійскаго моря. Будущій Прусскій флотъ, въ случа войны съ Россіей, конечно могъ бы, въ союз съ Англійскимъ и Французскимъ, нанести намъ немало вреда, покуситься даже на сокрушеніе нашего Балтійскаго флота и нашего господства на Балтійскомъ мор. Наконецъ, при разрыв съ прежними преданіями, сковывавшими до позднйшаго времени политику Пруссіи, при той дерзости честолюбивыхъ замысловъ, неразборчивой въ средствахъ, которою отличается современная политика Бисмарка, — военное могущество Пруссіи можетъ быть опасно намъ и на суш, со стороны пограничныхъ нашихъ съ нею владній. Все это безспорно такъ, но оправдывается ли этимъ мнніе нкоторыхъ нашихъ публицистовъ, что Россіи необходимо теперь какъ можно тсне сближаться съ Австріей, и что выиграла бы Россія отъ такого сближенія? Разв то дипломатическое сближеніе, которое возникло, какъ увряютъ, въ послднее время, разв нескрываемое неудовольствіе Россіи и худо скрываемое неудовольствіе Австріи помшали г. Бисмарку овладть Килемъ и дойти до предположенной имъ себ цли? Онъ хорошо знаетъ, что наступательнымъ и оборонительнымъ союзомъ съ Австріей Россія себя не свяжетъ, да и Австрія его не приметъ, дабы не накликать на себя горшей бды,— и окончательнымъ результатомъ такой политики все-таки были, бы: дерзкій успхъ одного и безсильная досада другаго. Мы не можемъ радоваться, конечно, усиленію Прусскаго могущества на нашихъ границахъ,— но тмъ странне, между прочимъ, для насъ, что мы же сами содйствуемъ Нмецкому или Прусскому Drang nach Osten — стремленію на Востокъ — поощряя Пруссаковъ пріобртать земли въ нашихъ владніяхъ на лвомъ берегу Вислы и утверждаться уже теперь въ этой части Царства Польскаго? Невольно возникаетъ также другой вопросъ: если Россіи можетъ быть опасно это развитіе, на ея границахъ, военнаго могущества Пруссіи, то вдь точно такъ же должно было быть опасно и для Пруссіи сосдство нашего военнаго могущества, конечно не уступающаго Прусскому? Намъ могутъ отвтить, что тутъ нтъ настоящаго равновсія, потому что Россія не иметъ повода къ политик наступательной, аггрессивной, и это хорошо извстно Европ, — а положеніе. нападающаго всегда выгодне положенія обороняющагося. У Пруссіи же не мало поводовъ къ политик наступательной: она одержима честолюбіемъ, стремится къ расширенію своихъ владній, иметъ нкоторую точку опоры себ въ Нмецкомъ элемент Остзейскаго края или по крайней мр воображаетъ, что найдетъ въ немъ себ эту опору. Поэтому намъ необходимо обезпечить себя сближеніемъ съ Австріей, — такъ разсуждаютъ нкоторые наши публицисты. Мы же полагаемъ, что наше обезпеченіе единственно въ нашихъ собственныхъ силахъ,— но коснемся этого вопроса поближе
Что Пруссія даже безъ особенныхъ видовъ на захватъ Русскихъ владній охотно пожертвуетъ теперь союзомъ съ Россіей, если это потребуется разсчетами ея политики,— въ этомъ нельзя сомнваться. Можно сочинить себ слдующую комбинацію. Положимъ, что Прусскому кабинету, для утвержденія своего преобладанія въ Германіи, необходимо направить Австрію къ Дунаю, къ Турціи, такъ сказать вонъ изъ Германіи, и убдить свою сосдку отказаться разъ навсегда отъ притязаній быть первенствующею Нмецкою державой. Мы знаемъ даже, что эта мысль съ нкотораго времени часто развивается въ Прусскихъ газетахъ, и что эти послднія стараются навивать Австріи особенное призваніе: германизировать Славянъ, создать новую Дунайскую имперію, а собственно Германію — предоставить Пруссіи. Положимъ, что Австрія, убждаясь такими внушеніями и съ согласія Наполеона, а можетъ-быть и взамнъ Венеціи, вздумаетъ присвоить себ Дунайскія княжества. Россіи едвали возможно было бы допустить подобное измненіе карты Европы, — и она готова была бы, положимъ, воспрепятствовать тому съ оружіемъ въ рукахъ, открытою войною, но вслдствіе союза, заключеннаго ad hoc Австріею съ Пруссіею, объявленіе со стороны Россіи войны Австріи повело бы за собою и объявленіе войны Пруссіи, которая воспользовалась бы своимъ настоящимъ развитіемъ и повела бы ее противъ Россіи наступательно.
Какъ ни кажется вроятною такая комбинація, но вроятіе это боле видимое, чмъ дйствительное. Было бы ошибочно пугаться ея преждевременно, или же, въ силу такихъ предположеній, давать нсколько иное направленіе нашей благоразумной выжидательной политик и на этомъ основаніи сближаться, напр., съ Австріей. Прежде всего, какъ мы уже говорили, Пруссіи грозятъ не малыя внутреннія затрудненія: они нисколько не разршены, а только отложены, и нельзя разсчитывать, чтобъ Прусскіе либералы преуспли въ политическомъ такт. Чтобъ дйствовать вполн отважно и имть руки развязанныя на всякое дло, Прусскому правительству нужно бы пересочинить конституцію и на нкоторое время обратиться въ военно-деспотическую монархію. А это въ наше время немыслимо. Дале, честолюбіе Пруссіи, занесшись и зазнавшись, можетъ встртить бездну мелкаго противодйствія со стороны остальной Германіи, бездну помхъ, путаницы и такихъ узловъ, которые распутывать — требуетъ много хлопотъ и времени, а которые разскать мечемъ (что было бы короче гораздо) не всегда дерзнетъ и самъ г. Бисмаркъ. Затмъ подобная комбинація предполагаетъ полное соглашеніе Пруссіи, Франціи и даже Австріи въ Восточномъ вопрос, но ей недостаетъ согласія Англіи, которое боле чмъ сомнительно, а главное, такой союзъ Наполеона съ Пруссіей едвали можетъ быть купленъ иною цною, какъ уступкою Франціи лваго берега Рейна, что возбудило бы противъ Пруссіи общественное мнніе всей Германіи и произвело бы опасный для нея взрывъ національнаго Германскаго чувства. Какъ бы ни былъ мало страшенъ этотъ взрывъ, но онъ натворилъ бы Пруссіи множество затрудненій, и доставилъ бы на это время значительный нравственный перевсъ Австріи. Однимъ словомъ, осуществленіе подобныхъ комбинацій представляется мене возможнымъ, чмъ это кажется сначала, и выжидательная политика со стороны Россіи есть, конечно, наиболе благоразумная. Напротивъ, излишнее сближеніе Россіи съ Австріей могло бы только поставить Россію въ противорчіе съ своими собственными коренными началами.
Австрія представляется не только не опасной, но и не довольно сильной для того, чтобы можно было ожидать пользы отъ союза съ нею. Она находится въ такомъ положеніи, что самая вншняя ея политика не можетъ имть ни строго опредленнаго характера и направленія, ни прочности и устоя въ основаніяхъ. Она зависитъ во многомъ, если не вполн, отъ ршенія внутреннихъ ея вопросовъ, равно какъ и внутренняя ея политика зависитъ во многомъ отъ ея вншнихъ политическихъ обстоятельствъ. При всемъ томъ она является до сихъ поръ въ Европ представительницею тхъ мнимо консервативныхъ началъ, съ которыми не можетъ быть солидарною Россія, а между тмъ, сближаясь съ Австріей. Россія сама набросила бы на себя тнь подозрнія въ солидарности съ этими началами, и безъ всякой для себя выгоды ослабила бы и безъ того слабое къ ней сочувствіе въ Европ. Она компрометтировала бы себя въ глазахъ прочихъ своихъ союзниковъ и подорвала бы естественныя въ себ симпатіи въ единоплеменныхъ ей Австрійскихъ народахъ. Австрія — главная представительница и опора принциповъ: ультрамонтанства, свтской власти папы и разъединенія Италіи. Принципъ ультрамонтанства и свтской власти папы намъ положительно враждебенъ, какъ стран православной, а сила Россіи, какъ внутренняя, такъ и вншняя, зависятъ отъ степени ея врности основнымъ духовнымъ началамъ своей народности. Что же касается единства Италіи, то намъ не только нтъ никакой надобности не сочувствовать ему даже съ точки зрнія нашихъ политическихъ выгодъ, но напротивъ, есть скоре поводъ къ сочувствію, такъ какъ этимъ единствомъ сокрушается власть латинства, ослабляется Австрія и получается выгодная для насъ диверсія ея силъ.
Въ томъ-то и дло, что всякое, даже дипломатическое сближеніе съ Австріей ставитъ насъ въ неминуемое противорчіе съ принципами нашей внутренней политики, съ основными началами нашей народности и съ нашимъ призваніемъ какъ Славянской державы. Мы скоре можемъ найти себ честнаго союзника въ Пруссіи, чмъ въ Австріи. Такъ, напр., мы получили на дняхъ извстіе о томъ, какъ противодйствуетъ Австрія, по уніатскому длу, нашей новйшей администраціи въ Царств Польскомъ, какъ запрещаетъ она, въ союз съ папою, уніатскимъ духовнымъ, приглашеннымъ Русскимъ правительствомъ, занимать мста священниковъ и епископовъ въ Холмской епархіи. Нашей дипломатіи трудно настаивать теперь на исполненіи этихъ требованій Русскаго правительства, въ виду предполагаемой необходимости сближенія съ Австріей, и Австрія пользуется этимъ неловкимъ положеніемъ нашей дипломатіи. Наконецъ, сближаясь съ Австрійскимъ правительствомъ, мы не можемъ ни принимать выраженія сочувствія къ намъ отъ ея Славянскихъ подданныхъ, ни содйствовать развитію этого сочувствія. Между тмъ это сочувствіе есть лучшій нашъ союзникъ, лучшая наша точка опоры (какъ бы ни была она сама по себ недостаточна) — въ замшательствахъ Европейскихъ. Сближаясь, хотя бы только дипломатически, съ Австріей, мы такъ-сказать даемъ нкоторую санкцію ея внутренней политик, которая въ настоящее время, несмотря на недавнія успокоительныя увренія, грозитъ Славянамъ германизаціей и мадьяризаціей.
Заговоривъ объ Австріи, мы должны подробне объяснить читателямъ, въ какомъ положеніи находится теперь этотъ роковой для нея вопросъ о взаимномъ отношеніи народностей, ее населяющихъ. Имъ. извстно, что изъ 35 милліоновъ населенія въ Австріи численное превосходство на сторон Славянъ, которыхъ всхъ около 15 милліоновъ, за тмъ Нмцевъ считается около 8 милліоновъ, Мадьяръ около 5 милліоновъ,— и 7 милліоновъ остальныхъ разныхъ народностей. Казалось бы, что характеръ государства долженъ былъ бы опредлиться характеромъ господствующаго населенія, но въ организаціи государствъ сила количественная нердко уступаетъ сил качественной. Несмотря на меньшинство Нмецкое — духъ, создавшій Австрійское государство, умъ, сердце, мозгъ ея — Нмецкіе, и Нмецкимъ цементомъ держатся составныя ея части. Въ Австрійской монархіи собственно только два жизненные политическіе элемента: Нмецкій и Венгерскій, или врне Мадьярскій. Это какъ бы ребра въ ея тл: вс остальныя народности, не исключая и Славянъ, какъ бы только мясо на этихъ ребрахъ: до такой степени он бдны были до сихъ поръ политической внутренней индивидуальной силой и лишены характера политическихъ самостоятельныхъ организмовъ. Австрія не иметъ подданныхъ боле покорныхъ и даже преданныхъ, какъ Славяне, ея лучшіе солдаты: Хорваты, Сербы и Галицкіе Руссы.
Примыкая Нмецкимъ своимъ элементомъ къ матери Германіи, къ Германскому союзу, первенствуя въ Германіи,— Австрія, когда еще была ‘Священною Римскою’ или собственно Германскою имперіей, могла еще не задаваться вопросами о своемъ внутреннемъ призваніи. Но когда древняя Священная имперія была сокрушена и обратилась въ имперію Австрійскую, когда усиленіе Пруссіи лишило ее первенства, умалило ея значеніе въ Германіи, а съ другой стороны въ народностяхъ, ее составляющихъ, пробудилось самосознаніе и неудержимая потребность самостоятельнаго, хотя бы только духовнаго развитія,— тогда явилась для Австріи необходимость найти точку опоры въ самой себ и пріискать новыя основы для своего политическаго существованія. Для Австріи возникъ вопросъ, самъ уже по себ свидтельствующій объ оскудніи въ ней непосредственнаго начала жизни и органической силы: вопросъ — чмъ ей бытъ? Плохое дло, когда задача историческаго бытія народовъ становится предметомъ вопроса, когда приходится имъ предлагать себ этотъ вопросъ извн, ршать его не самою жизнью, а теоретически, пріискивать ему отвты, сочинять жизнь, производить разные эксперименты. Чмъ ей быть? вотъ задача, которою мучится Австрія, и уже не съ тайнымъ стыдомъ какъ прежде,— а явно и открыто для всхъ. Императоръ Францъ-осифъ манифестомъ отъ 20 Сентября нов. стиля ныншняго года собираетъ вс свои народы на сеймъ въ Вну для общаго ршенія вопроса о лучшемъ политическомъ устройств Австрійской имперіи. Этотъ-то манифестъ такъ утшилъ добродушныхъ Австрійскихъ Славянъ,— посл того, какъ правительство перепугало ихъ своею уступкою требованіямъ Венгерцевъ,— и подалъ имъ поводъ къ разнымъ громкимъ ликованіямъ и празднествамъ, о которыхъ, между прочимъ, разсказываетъ въ ныншнемъ А’ нашъ корреспондентъ изъ Праги.
Разсмотримъ однако ближе сущность вопроса. 15 милліоновъ Славянъ, подданныхъ Имперіи, распредлены были до 1848 г. между Венгріей и Австрійскими Коронными землями, вошедшими въ составъ Нмецкаго союза. Въ политическій составъ Венгріи входили: Хорваты или ‘Кроаты’, Сербы, Словаки, Русскіе — такъ называемая Угорская Русь. Венгрія имла свою самостоятельную конституцію, свой оффиціальный общій языкъ — латинскій, свои сеймы, свое министерство, служила центромъ, къ которому тяготли входившіе въ ея составъ народы и черезъ нее уже примыкавшіе къ Австрійской Имперіи. Но, какъ мы сказали, когда Наполеонъ I сдернулъ съ Австріи покровъ ‘Священной Римской имперіи’ и обнажилъ ея внутренній составъ, когда разбиты были старыя формы, а для организаціи новыхъ потребовалась уже проврка или пересмотръ всхъ основъ и всего содержанія, — когда въ народностяхъ, обнаженныхъ такимъ образомъ отъ скрывавшихъ ихъ историческихъ покрововъ, пробудилось личное самосознаніе,— Венгрія измняла старому завту своего короля Стефана и замстила историческую идею коллективнаго организма идеею національной племенной личности. Она выдвинула впередъ уже не Венгерское, общее, а племенное, Мадьярское знамя и поставила вопросъ о преобладаніи одного племени надъ другимъ. Ея притязанія на преобладаніе въ имперіи и на мадьяризацію Славянскихъ племенъ возбудили войну 1849 года, когда Славяне возстали противъ Мадьяръ подъ знаменемъ своего центральнаго Нмецкаго правительства и съ помощью Россіи отстояли Австрійскую имперію. Тогда возникла идея о равноправности всхъ племенъ и національностей въ Австрійскомъ государств, осуществленія которой постоянно потомъ домогались и продолжаютъ домогаться Славяне. Эта идея полноправности, въ мнніи Славянской интеллигенціи, выработалась въ форм федераціи,— и Австрія иметъ теперь передъ собою три формы политическаго бытія: централистическую, федералистическую и дуалистическую. Съ 1850 года были поперемнно пробуемы и система централизма и система федераціи, — теперь обстоятельства какъ будто клонятся къ преобладанію системы дуализма, т. е. господства Нмецкаго и Мадьярскаго элемента. Но упомянутый нами императорскій манифестъ парализировалъ нсколько во мнніи Славянскихъ народовъ то впечатлніе, которое произвели на нихъ уступки императорскаго правительства Мадьярамъ. Мы объяснимъ вкратц сущность этихъ системъ.
Въ своихъ поискахъ за жизненнымъ въ себ началомъ — le principe vital, какъ говорятъ Французы — Австріи всего естественне, конечно, остановиться было на начал Нмецкомъ, которое есть дйствительно то историческое начало, которое создало Австрійское государство, другими словами: остановиться на систем централизаціи и онмеченія всхъ не-Нмецкихъ племнъ. Представителемъ этой системы былъ, еще весьма недавно, министръ Бахъ, но его усилія показали только, что это начало уже боле или мене изжило свое историческое содержаніе, и если элементъ Германскій еще силенъ духовно, то политическая его сила подорвана вмст съ утратою значенія Австріи въ Германіи и съ развитіемъ въ Имперіи духа племеннаго обособленія. Попытки централизаціи сокрушались — не столько о сопротивленіе Славянъ, сколько объ энергическое и легальное упорство Мадьяръ, слдовательно значительнйшей и могущественнйшей части государства. Для противодйствія Мадьярамъ приходилось льстить племеннымъ инстинктамъ Славянъ Венгерскихъ, слдовательно отступать уже отъ системы Нмецкой централизаціи. Итальянскія владнія также не поддавались этой централизаціи и нашли поддержку въ своемъ сопротивленіи во Франціи и въ Піемонт. Послдствія извстны. Однимъ словомъ, система эта оказалась несостоятельною.Почему же бы однако не стать Австрійской имперіи чисто-Славянскою, по численному господству населенія? Но на этотъ вопросъ, близко касающійся Славянъ, приходится отвчать нсколько пространно, и мы разсмотримъ его въ слдующемъ No.