Б. П. БРЮЛЛОВ
ВСТРЕЧА С Ф. М. ДОСТОЕВСКИМ
(Со слов П. А. Брюллова)
ПРИМЕЧАНИЯ
Встреча с Ф. М. Достоевским, Брюллов Борис Павлович, Год: 1922
Время на прочтение: 3 минут(ы)
Ф. М. Достоевский. В забытых и неизвестных воспоминаниях современников
С.-Пб., ‘АНДРЕЕВ И СЫНОВЬЯ’ 1993
Автор воспоминаний — сын художника Павла Александровича Брюллова (1840—1914), профессор-искусствовед (он автор книги ‘По пути в музей’. Л., 1929) Борис Павлович Брюллов (1882—1940).
И мелочи о великих людях бывают интересны. Особенно если они характерны. Тем более, что они теряются, уходят вместе с тем, как уходят живые современники этого человека, видевшие, знавшие его, разговаривавшие с ним, и сам он превращается уже из живой современной фигуры в некое ‘переживание’, своего рода ‘отвлечение’. Вот почему я рискую поделиться с читателем рассказом о характерной встрече с Ф. М. Достоевским, слышанным мною от моего ныне покойного отца, художника Павла Александровича Брюллова {П. А. Брюллов род. 17 авг. 1840 г., скончался 3 декабря 1914 г. (Примеч. Б. П. Брюллова).}. Произошло это во второй половине 70-х годов у известной женщины-математика С. В. Ковалевской1 и ее мужа Влад. Онуфр. Ковалевского, известного русского палеонтолога и геолога {Ковалевские были друзьями отца. Кстати, и С. В. Ковалевская приходилась ему троюродной сестрой и он был с ней на ‘ты’ (Примеч. Б. П. Брюллова).}.
Отец мой пришел к Ковалевским вечером и застал там Достоевского и еще одного — молодого индуса, приехавшего из Индии с тем, чтобы познакомиться с европейской культурой. Больше никого и не было. Индус, образованный молодой человек, знавший европейские языки — английский и французский, собирался ехать в Западную Европу, и Достоевский по этому поводу стал развивать свои взгляды на относительную роль европейских рас и наций в культурном творчестве. Смысл его речи сводился к тому, что творцами-изобретателями в Европе были только романские нации, немцы же ничего не создали своего нового, а были только перерабатывателями и комментаторами того, что сделали романцы. Разговор перешел на конкретные примеры, на художественное творчество. И тут, характерно для Достоевского, конкретные явления приняли размеры громадных символов. ‘У греков, — говорил он, — вся сила их представления божества в прекрасном человеке выразилась в Венере Милосской, итальянцы представили истинную Богоматерь — Сикстинскую Мадонну, а Мадонна лучшего немецкого художника Гольбейна? Разве это Мадонна? Булочница! Мещанка! Ничего больше!..’ Взяли пример из литературы. ‘Позвольте, а ‘Фауст’ Гете, разве это не оригинальное проявление, запечатление в одном фокусе глубокого творческого немецкого духа?’ — сказал кто-то. — ‘Фауст’ Гете? Это только переживание книги Иова, прочтите книгу Иова — и вы найдете все, что есть главного, ценного в ‘Фаусте’. — ‘Позвольте,— возразил мой отец, — но в таком случае и Сикстинская Мадонна есть тоже переживание античности, античного представления красоты…’ — ‘Как! В чем же вы это видите?!’ — ‘Да во всем, во всей трактовке, в каждой складке драпировки’… Надо же было произнести это злосчастное слово. Что тут сделалось с Достоевским! Отец мой от слов переходил к изображению. Достоевский вдруг вскочил, схватился руками за голову, побежал, лицо его исказилось, и он только с каким-то негодованием и ужасом стал повторять: ‘Драпировка!.. Драпировка!.. Драпировка!..’ Я прямо думал, что с ним припадок будет, говаривал отец. Все притаили дыхание. Но Достоевский сел и замолчал вовсе, перестал разговаривать, а вскоре и ушел. Отец мой, как художник, подошел к оценке картины с формальной точки зрения, а для Достоевского такая точка зрения, особенно в вопросах, связанных с религией, в которых он жил нутром, была совершенно неприемлема. Для него невыносима была мысль, что в Сикстинской Мадонне можно говорить о какой-то драпировке. Поэтому он и пришел в такое неистовое бешенство, услышав это слово, что отец мой, весьма упрямый спорщик, много лет спустя вспомнил: ‘Но, какое у него было лицо, когда он повторял это: ‘Драпировка!.. Драпировка!..»
Печатается по журналу ‘Начала’, 1922, No 2. С. 264—265.
1 О дружбе Достоевского с С. В. Ковалевской и ее сестрой А. В. Корвин-Круковской см. в кн.: С. В. Ковалевская. Воспоминания и письма. М., 1961.