Встреча, Мамин-Сибиряк Дмитрий Наркисович, Год: 1889 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 16 минут(ы)

Скачать в PDF

Скачать в FB2

Д. Н. МАМИНЪ-СИБИРЯКЪ
ПОЛНОЕ СОБРАНІЕ СОЧИНЕНІЙ

СЪ ПОРТРЕТОМЪ АВТОРА
И КРИТИКО-БІОГРАФИЧЕСКИМЪ ОЧЕРКОМЪ П. В. БЫКОВА

ТОМЪ ДЕСЯТЫЙ

ИЗДАНІЕ Т-ва А. Ф. МАРКСЪ и ПЕТРОГРАДЪ

Приложеніе журналу ‘Нива’ на 1917 г.

http://az.lib.ru

OCR Бычков М. Н.

ОСЕННІЕ ЛИСТЬЯ

Очерки и разсказы.

ВСТРЧА.

Анна едоровна страдала самой мучительной безсонницей и засыпала только утромъ, какъ разъ въ то время, когда мужъ уходилъ на фабрику. Это сердило Иннокентія Сергевича, какъ проявленіе неисправимой женской распущенности. Онъ, такой плотный и здоровый, никакъ не могъ понять болзненнаго состоянія жены и, когда его спрашивали о здоровь жены, отвчалъ съ легкой ироніей:

— Ничего, благодарю васъ… По обыкновенію, валяется въ перьяхъ. Однимъ словомъ, баба…

Онъ былъ грубоватъ, какъ грубовата была его некрасиво скроенная, но крпко сшитая фигура, широкое скуластое лицо и всякое движеніе. Казалось, что когда онъ просто шелъ по улиц, то расталкивалъ обступавшихъ его враговъ лвымъ плечомъ, которымъ на ходу подавался немного впередъ. Анна едоровна любила въ немъ именно эту грубоватую силу, покорившую ее своимъ произволомъ и спеціально-домашнимъ деспотизмомъ. Ей даже длалось жаль себя, и она иногда плакала безъ всякой побудительной причины.

Просыпалась Анна едоровна въ одиннадцать часовъ, когда ей хотлось еще немножко поспать — врне, просто понжиться въ постели. Но ровно въ двнадцать приходилъ съ фабрики мужъ, и необходимо было позаботиться о завтрак, врне — встртить его и высидть, пока онъ стъ и пьетъ.

Сегодня она проспала, и горничная Маша постучала въ дверь, когда было уже половина двнадцатаго.

— Ахъ, что я надлала!— спохватилась Анна едоровна, вскакивая съ постели.

Маша, двушка съ некрасивымъ, точно застывшимъ лицомъ, вошла въ спальню и подала визитную карточку.

— Это отъ кого?— удивилась Анна едоровна.— Скажи, что Иннокентій Сергевичъ на фабрик.

— Спрашиваютъ васъ, барыня…

— Меня?

Спросонья Анна едоровна не догадалась посмотрть карточку и только теперь прочла: Игнатій Павловичъ Руденко. Въ первый моментъ она не могла сообразить, кто это такой, и только потомъ все вспомнила и точно испугалась.

— Ахъ, я сейчасъ, Маша… Проси его въ гостиную. Да… я сейчасъ выйду. Постой… Какой онъ изъ себя: высокій, черноволосый… красивый?

— А кто его знаетъ…— нехотя отвтила Маша.

‘Сейчасъ’, когда дама одвается, не иметъ ничего общаго съ общепринятымъ понятіемъ о быстрот и хронологіи въ частности а въ данномъ случа въ особенности, хотя Анна едоровна и торопилась ужасно, т.-е. по десяти разъ гоняла Машу за одной вещью, забывала тысячу другихъ и на этомъ основаніи сердилась.

— Господи, какая я стала противная и старая,— вслухъ говорила она, стараясь придать своей утренней прическ красиво-небрежный видъ.

Изъ зеркала на нее смотрло кокетливо улыбавшееся, совсмъ еще не старое и очень миловидное лицо съ черными глазами и писаными бровями. Правда, когда-то оно было такое круглое и румяное во всю щеку, а сейчасъ вытянулось, отчего глаза казались больше, а около ушей начинали собираться складки кожи. Румянецъ тоже давно потухъ, и отъ него оставались неровныя пятна, какъ отъ плохо смытыхъ румянъ. Больше всего смущала Анну едоровну шея, которая, благодаря худоб, казалась почти коричневой, и поэтому она драпировала ее высокими рюшами или воротникомъ. Выступавшіе позвонки на спин и впадины на ключицахъ никто не видлъ, и эти недочеты преждевременной худобы не принимались во вниманіе. А сейчасъ Анн едоровн хотлось быть именно прежней Анной едоровпой, т.-е. Галей, какъ ее звали двушкой, и она волновалась, точно отправлялась на экзаменъ.

— Кажется, все…— ршала она, въ послдній разъ оправляя срое шерстяное платье.— Маша, а гость гд?

— Въ гостиной сидитъ…

Вопросъ былъ глупый, и Анна едоровна посмотрла улыбавшимися глазами на Машу, которая и не подозрвала, что за человкъ сидитъ въ гостиной, какъ не подозрваетъ и Иннокентій Сергевичъ. Ахъ, онъ скоро вернется съ фабрики и можетъ испортить всю сцену. Эти мужья имютъ скверную привычку всегда появляться не во-время, точно не могутъ подождать. Что стоило тому же Иннокентію Сергевичу проздить на рудникъ всего лишнихъ два дня и вернуться, ну, положимъ, завтра? Конечно, въ прошломъ году проздилъ же цлую лишнюю недлю, а нынче пріхалъ даже раньше.

Анна едоровна чувствовала, какъ бьется усиленно ея сердце и въ голов мысли путаются, какъ спущенныя съ мотка нитки.

Интересно, какимъ сейчасъ выглядитъ Игнатій Павлычъ?

‘А все-таки не забылъ…— не безъ гордости подумала она, что-то припоминая и улыбаясь.— Прежде онъ былъ такой смшной…’

Выходя изъ спальни, она вдругъ почувствовала, какъ сердце у нея остановилось и передъ глазами заходили темные круги. Она ухватилась рукой за косякъ двери и прошептала:

— Маша, воды… это сейчасъ пройдётъ…

Съ ней въ послднее время обмороки повторялись довольно часто, при каждомъ волненіи, и Маша знала, что нужно ей длать.

II.

Гость, черноволосый, немного сутуловатый господинъ, давно уже выражалъ знаки нетерпнія. У него былъ какой-то подержаный видъ, какимъ отличаются ‘бывалые люди’. Въ темныхъ волосахъ уже серебрилась сдина, а глаза были обложены тонкими морщинами. Красивое, южное лицо точно было покрыто налетомъ коричневаго загара.

‘Однако Галя заставляетъ себя ждать…— думалъ гостъ, начиная шагать по гостиной,— Однимъ словомъ, дома, а на этомъ основаніи спитъ до двнадцати часовъ. ‘О, женщины!’ — сказалъ Шекспиръ’.

Обстановка гостиной не произвела на гостя особеннаго влечатлнія. Для управителя завода можно было бы и получше. Правда, рояль отличный, ковры, мягкая мебель — ничего себ, а олеографіи на стнахъ и дрянные цвты на окнахъ уже совсмъ нехорошо, точно у какого-нибудь волостного писаря или деревенскаго попа. Въ общемъ чувствовалось, что хозяйка надо обращала вниманія на обстановку.

— Да, что-то подозрительно…— вслухъ замтилъ гость, поправляя передъ зеркаломъ козлиную темную бородку.— А какъ прежде Галя любила цвты… Гм… Да. А она все-таки нейдетъ… Можетъ-быть, изъ важности хочетъ заставить подождать?

Онъ подошелъ къ окну и долго смотрлъ на заводскую площадь, покрытую весенними лужами. Стояла уже половина апрля, но въ этихъ медвжьихъ мстахъ, вмсто весны, какая-то слякоть. Что теперь длается на благословенномъ юг… Гость даже вздохнулъ и взбилъ вившіеся волосы.

‘И это весна…— презрительно думалъ онъ, оглядывая срое небо и тускло вырзавшіеся за фабрикой волнистые силуэты горъ.— А у насъ…’

Онъ отвернулся, подошелъ къ роялю и, не садясь, взялъ нсколько тихихъ аккордовъ. Потомъ эти пробные звуки перешли въ ласковую южную мелодію, и гость совершенно забылся. Это была импровизація на малороссійскія псни. Да, въ этихъ звукахъ была и весна, и горячее южное солнце, и радость, и цвты, и любовь, и тоска…

Онъ даже закрылъ глаза и видлъ тихій лтній вечеръ, догоравшую зарю, лодку на заснувшей поверхности рки и ее, розовую, полную задорнаго веселья и безпричинной молодой радости. Темные глаза любовно смотрли въ его глаза, двичій голосъ шепталъ отвтныя признанія, и онъ былъ увренъ, что такъ будетъ вчно,— что жизнь одно сплошное счастье, что гд-то въ воздух протянулась надъ ними благословляющая рука самой судьбы. И вдругъ…

— Позвольте, милостивый государь, отрекомендоваться вамъ,— послышался за спиной мечтателя хриповатый басокъ.

Когда гость обернулся, то увидлъ предъ собой плотнаго мужчину съ окладистой бородой, срыми упрямыми глазами и высокимъ лбомъ. Получилось впечатлніе чего-то сраго и непривтливаго.

— Да, Иннокентій Сергевичъ Никитинъ,— продолжалъ срый человкъ, длая ударенія на словахъ, точно халъ по мостовой.

— Ахъ, очень радъ… Простите, я немного увлекся,— виновато бормоталъ гость, протягивая руку.— Моя фамилія Руденко. Да… Мн нужно повидать Анну едоровну…

Хозяинъ смрялъ недоврчивымъ взглядомъ гостя съ ногъ до головы и довольно грубовато проговорилъ:

— Друзья дтства?

— Нтъ, т.-е. почти… Мы встрчались въ Кіев въ одномъ дом.

— Гм… да… Садитесь.

Гость замтилъ, что у любезнаго хозяина руки такія мускулистыя и мозолистыя, а срая тужурка покрыта заводской сажей и масляными пятнами. Онъ невольно подумалъ про себя: ‘Ну, это порядочный медвдь’, и пожаллъ Галю. Удивительно, что могло ей понравиться въ этомъ безнадежно съромъ человк?

Въ гостиной воцарилось самое неловкое молчаніе, т.-е. неловкое для гостя. Срый хозяинъ молчалъ, поглядывая на дверь въ столовую, а гость напрасно подыскивалъ тему для разговора.

— А я ду на востокъ…— заявилъ наконецъ гость.— Да… Въ Сибирь.

— Именно? Сибирь велика…

— Въ Енисейскъ — виноватъ, въ Красноярскъ. Я все порепутываю названія этихъ городовъ… Нынче какъ-то вс дутъ отъ насъ въ Сибирь, ну, и я похалъ.

— И прогоны и подъемныя?

— И прогоны и подъемныя…

— Дло хорошее, когда даютъ деньги.

— Какъ вамъ сказать… У меня совсмъ мало осталось. Видите ли, нужно было кое-что купить: три сотни настоящихъ гаванскихъ сигаръ, консервы разные… Я даже захватилъ кіевскаго варенья.

— Варенья? Вы, значитъ, женатый человкъ?

— Да, т.-е. нтъ. Т.-е. жена живетъ отдльно…

— Она музыкантша?— спросилъ ни съ того ни съ сего хозяинъ.

— Нтъ.

— Можотъ-быть, поетъ?

— Право, не умю сказать, поетъ ли она сейчасъ…

— Можетъ-быть, прежде пла? Вдь у васъ тамъ, на юг, вс пвуны…

Этотъ глупый допросъ былъ прерванъ появленіемъ Анны едоровны.

Она вошла какой-то неестественно-быстрой, театральной походкой и потеатральному протянула руку, которую гость и поцловалъ.

— Боже мой, какъ вы измнились…—невольно проговорилъ онъ, едва замтно задерживая ея руку.— Если бы я васъ встртилъ на улиц, то ни за что бы не узналъ.

— А я бы васъ узнала… Вы мало измнились.

— О, если бы это была правда,— вздохнулъ гость.— Время безжалостно… Голова сдетъ, и вообще старюсь.

— А нельзя ли намъ дать позавтракать?— прервалъ хозяинъ.— Извините, господа, я всталъ въ пять часовъ, какъ всегда, и голоденъ, какъ волкъ.

Анна едоровна вдругъ покраснла.

— Завтракъ готовъ, какъ всегда,— проговорила она.— Идемте… Маруся ждетъ.

Имя ‘Маруся’ заставило гостя улыбнуться,— отъ него такъ и пахнуло южной ласковостьюю

III.

Въ столовой все ужо было готово, и Маруся сидла за столомъ. Это была двочка лтъ восьми, блокурая и такая же вся срая, какъ отецъ. Она какъ-то не по-дтски сурово посмотрла на гостя и сдлала нетерпливое движеніе плечомъ, когда мать ее поцловала. Рядомъ съ ней сидла нмка-бонна съ какимъ-то овечьимъ убитымъ лицомъ.

— Ну, Маша, какъ дла?— спрашивалъ Иннокентій Сергевичъ, грузно усаживаясь за столъ.

Онъ намренно длалъ удареніе на слов ‘Маша’. ‘Малороссійское полуимя рзало его сверныя уши, и изъ-за этого у супруговъ происходили бурныя сцены.

— Не хочу я знать никакой Маруси,— горячился Иннокентій Сергевичъ.— У меня есть дочь Маша… Марусями зовутъ горничныхъ и толокъ.

— А для меня она Маруся,— спорила Анна едоровна до слезъ.— Маруся, Маруся…

Анна едоровна почти во всемъ уступала мужу, но этого слова не могла уступить. Гость замтилъ это сразу и улыбнулся. Хозяинъ больше не обращалъ на него вниманія, за исключеніемъ случаевъ, когда наливалъ себ рюмку водки.

— Прикажете и намъ, Игнатій Павлычъ?

— Нтъ, я не пью…

— А какъ же вс хохлы пьютъ горилку? Мн одинъ знакомый хохолъ разсказывалъ, какъ она приготовляется: берутъ четверть водки, спускаютъ въ нее четверть фунта листового табаку и ставятъ въ теплое мсто.

— Право, я не знаю…— уклончиво отвтилъ гость.— Мн не случалось этимъ интересоваться.

— Вы и не дите ничего,— приставалъ хозяинъ.— А когда встанешь въ пять часовъ и наглотаешься заводской сажи, такъ, кажется, сълъ бы живую собаку…

‘Ты и можешь състь’,— подумалъ гость, наблюдая, какъ у хозяина при д шевелится уши.

— Живой собакой я васъ угощать не буду,— поправила тяжеловсную остроту мужа Анна едоровна,— а вареники будутъ. Настоящіе наши вареники… Я точно знала, что вы прідете, и заказала вареники къ завтраку

— Вареники — вещь недурная, хотя въ сущности это просто испорченные наши пельмени,— замтилъ хозяинъ, замтно начиная совть.

Онъ сълъ свою порцію варениковъ, нсколько разъ тяжело вэдохнулъи проговорилъ, обращаясь къ жен:

— Ты, конечно, займешь гостя, Аня, а я того… человкъ, который встаетъ въ пять часовъ утра, иметъ право посл завтрака почитать газету.

Протеста не послдовало, и онъ грузной походкой направился къ двери. Остановившись въ дверяхъ, онъ проговорилъ:

— А хохлы любятъ горилку… да…

Анна едоровна нервно ощипывала бахромку салфетки, а когда домовладыка удалился, проговорила:

— Мы ежедневно напиваемся два раза: за завтракомъ и вечеромъ, когда играемъ въ карты.

— Вы?— изумился гость.

Она показала ему глазами на двочку, которая разговаривала съ бонной. Гость чувствовалъ себя неловко и за себя и за хозяйку и проговорилъ:

— Какая милая двочка. Вылитый отецъ…

— Да… Только она не ласкова у насъ, какъ другія дти. Я хорошо помню себя въ этомъ возраст и была такой привязчивой!.. Ахъ, кстати, не успла еще васъ поблагодарить… Вы не можете себ представить, сколько удовольствія доставили вы мн своимъ неожиданнымъ визитомъ.

Гость наклонилъ голову и спросилъ:

— Вы позволите курить?

— О, пожалуйста… Сейчасъ будетъ кофе.

Гость заложилъ ногу на ногу и, раскуривъ папиросу, проговорилъ уже другимъ тономъ:

— Мн такъ хотлось васъ видть, Гал…

— Маруся, ты можешь итти къ себ,— сказала Анна едоровна двочк, а когда та поднялась съ недовольнымъ лицомъ, прибавила:— Не правда ли, какъ сильно я измнилась и… постарла? Да?

Послднее слово она выговорила съ большимъ трудомъ, точно сознавалась въ какомъ-то преступленіи.

— Если хотите, да…— отвтилъ онъ.

— О, я это сама знаю… Потомъ у меня сердце не въ порядк, и скоро умру, то-есть опредленнаго ничего нтъ пока, но я знаю, что скоро умру. Скажу больше,— я знаю даже свою счастливую преемницу и, говоря откровенно, не завидую ей, какъ не завидую и другимъ, такъ называемымъ счастливымъ женщинамъ.

Она засмялась нехорошимъ смхомъ, отъ котораго у гостя пошли мурашки по спин, и онъ ршительно не зналъ, что ему сказать.

— Это дочь нашего заводскаго врача, котораго вы увидите вечеромъ,— продолжала она съ прежней улыбкой.— Можетъ-быть, и она будетъ… Ее зовутъ Татьяной Алексевной. Такая рослая, здоррвая и властная двушка. Настоящая сибирячка… Она суметъ быть тмъ, чмъ я не могла быть, то-есть настоящей хозяйкой.

— Послушайте, Анна едоровна, ради Бога, оставимте этотъ разговоръ…

— Ахъ, мн все равно!— устало согласилась хозяйка.— Ну, тогда разсказывайте что-нибудь о милой Малороссіи, гд ясныя воды, тихія зори… я постоянно думаю о ней, и меня это убиваетъ. Знаете, есть такая болзнь. Она называется ностальгіей… Вотъ вы потомъ ее испытаете сами, не сейчасъ, а потомъ.

Онъ не заставилъ повторять просьбы. Они вдвоемъ вспоминали общихъ знакомыхъ, дорогія мста, впечатлнія юности.

— Помните Голыненко? Вс три барышни вышли замужъ — старшая живеть въ Одесс, средняя въ Саратов, а младшая детъ съ мужемъ во Владивостокъ. Молодой Кучеренко — помните, студентъ-медикъ, который былъ влюбленъ въ старшую?— сошелъ съ ума и теперь лчится за границей. Инженеръ Борщовъ умеръ, докторъ Харченко тоже, учитель греческаго языка Попертай, который хотлъ постричься въ монахи, недавно женился на богатой вдов, богачъ Горденко постарлъ и т. д., и т. д.

Въ послднемъ Иннокентій Сергевичъ ее ошибся. Въ свое время Гуденко пользовался въ студенческихъ кружкахъ большой популярностью, какъ остроумный ораторъ. Женщины имъ увлекались, а въ томъ числ и Анна едоровна, которая и въ Петербургъ на курсы ухала по его настоянію. Семья была противъ курсовъ, и ей пришлось испортить много крови, прежде нмъ она добилась своего. Руденко доставлялъ ей умныя книжки и вообще развивалъ, какъ это длалось въ доброе старое время. Эта короткая пора для Анны едоровны осталась лучшимъ воспоминаніемъ юности, и съ ней неразрывно было связано имя Руденко. Теперь она смотрла на бывшаго учителя благодарными глазами, стараясь вызвать потускнвшій отъ времени образъ увлекательнаго юноши. Между ними чуть-чуть не разыгрался романъ, но ее во-время унесла волна на сверъ, и романъ остался недоконченнымъ, несмотря на самыя горячія клятвы и оживленную переписку. Руденко сильно измнился за время, пока Анна едоровна его не видала, и она въ первую минуту даже не узнала его, хотя изъ вжливости и увряла, что онъ все такой же. Увы! прежняго Руденко уже не существовало, какъ не существовали поцлуи, объятія и клятвы. ‘Боже мой!— думала она,— неужели все это было, могло быть?’ Она вдругъ почувствовала себя такой старой-старой, такой никому не нужной и лишней, какъ выдернутый по ошибк здоровый зубъ — онъ и цлъ, и здоровъ, и въ то же время мертвъ.

Руденко, кажется, понялъ тайный ходъ мыслей хозяйки и спросилъ:

— Дло прошлое, Галя… Я, конечно, но сержусь, но, за всмъ тмъ, все-таки не понимаю, что могло васъ привлечь въ этомъ господин, теперешнемъ вашемъ супруг?

— Какъ вамъ сказать…— нсколько смутилась Анна едоровпа.

— Вы не обязаны отвчать… Вопросъ, въ сущности, излишній, но, говоря откровенно, я немножко васъ ревную и, какъ вс ревнивцы, сосредоточиваю свою ревность именно на данномъ лиц, хотя это и безразлично но существу дла: не все ли равно, кто замнилъ меня?

— Вдь вы тоже женаты? Можетъ-быть, и въ этомъ я тоже виновата?— отвтила она вопросомъ.

— Если хотите, да. Кто знаетъ, что было бы, если бы я тогда съ такою доврчивостью не отправился въ Питеръ. Восточный поэтъ Гафизъ правъ, когда сказалъ: тотъ не наслдуетъ царствія Божія, который выпускаетъ изъ своихъ рукъ полы своей милой. Тутъ и географія и хронологія вмст… Да, такъ я часто думалъ о томъ, что было бы, если бы… Мн кажется, что, право, мы недурно прожили бы вмст, Галя.

— Неразршимый вопросъ о томъ, чего не было…

— Но могло быть… Виноватъ, я уклоняюсь отъ главнаго вопроса.

— Васъ интересуетъ, почему я сдлалась именно m-me Никитиной?

— Да, именно… Когда вы въ газет наталкиваетесь на случай какого-нибудь убійства, самоубійства и вообще смерти, то васъ почему-то непремнно интересуетъ вопросъ объ орудіи преступленія, хотя, казалось бы, по все ли равно, какъ и чмъ покончилъ съ собою человкъ и почему онъ выбралъ именно такое орудіе.

IV.

Иппокентій Сергевичъ усплъ выспаться и умыться, а въ столовой все еще продолжался разговоръ.

‘Охъ, ужъ эти друзья дтства!— сердито подумалъ онъ.— Но чемъ только люди могутъ разговаривать столько времени?.. Шалыганъ какой-то и, наврно, изъ пвуновъ, а баба и уши развсила’.

Въ столовую онъ такъ и не пошелъ, а спросилъ себ холоднаго квасу, выпилъ цлую бутылку и отправился на фабрику.

‘Что же, пусть его болтаетъ,— думалъ онъ дорогой, обходя весеннія лужи.— Аня въ послднее время скучаетъ и капризничаетъ, а тутъ шалыганъ и утшитъ. Кажется, онъ того, изъ бабьихъ пророковъ…’

— Можетъ-быть, вы и правы, то-есть ваше любопытство, но я, при всемъ желаніи, не могу дать вамъ обстоятельнаго отвта, потому что все случилось какъ-то само собой. ‘Онъ’ тогда былъ еще студентомъ… Такой сильный, энергичный, относившійся иронически къ кружковымъ говорунамъ. Вообще, это была совершенно незнакомая для меня сила, властная, покоряющая и — какъ вамъ сказать — гипнотизирующая. Раньше были слова, а тутъ было дло. Онъ былъ технологъ и бредилъ своею будущею дятельностью. Это были не безформенные, общія мечты, а вполн опредленно сложившійся кругозоръ. Тутъ не могло быть мста сомнніямъ и колебаніямъ. Итти рука объ руку съ такимъ человкомъ, знать цль жизни и средства къ ея осуществленію, самой быть до извстной степени дйствующимъ лицомъ — что могло быть заманчиве и привлекательне для двадцатилтней фантазерки? Мн рисовался далекій сверо-востокъ, неистощимыя богатства, плодотворный трудъ.

Она съ трудомъ перевела духъ и прибавила:

— Можетъ-быть, это законъ контрастовъ — кажется, есть и такой законъ? А врне — наша бабья доля… Да, я вышла замужъ и была счастлива до первой поздки въ родную Малороссію. Вы знаете мою семью — это настоящее дворянское гнздо, со своими традиціями, укладомъ мыслей, предразсудками и говоромъ. Въ ихъ глазахъ мой бракъ являлся неравной партіей, потому что мужъ по происхожденію простой мщанинъ. Можете себ представить, что вышло изъ этакой комбинаціи. Они разошлись съ перваго взгляда, съ перваго слова. Это сбыло мое первое горе и горе ничмъ непоправимое. Стороны не хотли знать другъ друга, и мн пришлось отказаться отъ собственной родной семьи. Нужно быть женщиной, чтобы понять эту бабью трагедію, совершающуюся на каждомъ шагу. Потомъ я очутилась на Урал, у меня родилась дочь… Офиціальное счастье было налицо, и я забылась на нсколько лтъ и дошла до того, что нын даже было какъ-то странно думать, что я когда-то жила въ Малороссіи, подъ другимъ небомъ, съ другими людьми, въ другой семь. Свое гнздо женщин замняетъ весь остальной міръ… Женщину можно приручить къ какой угодно обстановк, въ ней есть какое-то примиряющееся рабское чувство… Вы только подумайте, сколько милліоновъ женщинъ взято было въ плнъ въ доброе старое время, и я уврена, что он прижились среди враговъ, свили себ гнзда и забыли родные очаги.

Онъ слушалъ эту страшную исповдь больной женщины, опустивъ глаза. Очевидно, она высказывала что-то такое наболвшее и выстраданное и все еще не могла подойти къ главному.

— Вамъ, вроятно, странно слушать меня?— спросила она, длая передышку.— А между тмъ я въ послднее время очень часто думаю объ этихъ безвстно погибшихъ женщинахъ, уведенныхъ въ плнъ. Вдь это совсмъ не то, что умереть на пол сраженія… Благородныя животныя не выносятъ рабства. У меня часто бываютъ нынче галлюцинаціи, и я вижу, какъ меня уводятъ въ плнъ. Да, я вижу малороссійскую деревушку, бленькія хатки, зарево пожара, убитыхъ мужчинъ и насъ, несчастныхъ невольницъ, которыхъ, какъ стадо барановъ, гонятъ въ степь, чтобы продать на одномъ изъ невольничьихъ рынковъ жъ Крыму. Горе такъ велико, что я даже не могу плакать. Отецъ и братья убиты, они счастливы, что не увидятъ моего позора.

Она даже закрыла глаза, точно стараясь вызвать рельефне эту жестокую картину и не замчая, что гость уже длаетъ нетерпливыя движенія. Онъ совсмъ халъ сюда не затмъ… разв это Галя? Какая-то психопатка, у которой въ голов зайцы прыгаютъ.

— Васъ, вроятно, удивляетъ, къ чему все это я говорю?— спрашивала она и, не дожидаясь отвта, торопливо продолжала дальше.— Видите ли, рабство и неволя существуютъ и сейчасъ, только приняли боле утонченныя формы… Посмотрите на меня, разв я похожу на свободную женщину? О, я сама продалась въ неволю за чечевичную похлебку изъ громкихъ словъ… Это спеціально-интеллигентское рабство… У насъ нтъ родины, и мы кочуемъ за своими избранниками по всей необъятной Россіи, причемъ онъ въ большинств случаевъ, какъ мой мужъ, устроится въ конц концовъ на своей родин. Съ какой бы радостью я вернулась въ свою милую Малороссію… Маленькая хатка, вишневый садочекъ — и больше ничего не нужно. И я не могу вернуться туда, гд все порвано и сломано… Я упру полонянкой… Какой смшной у меня докторъ. Онъ, въ сущности, хорошій и неглупый человкъ, но слишкомъ уже вритъ въ собственные рецепты. И мое несчастье, что онъ меня старается лчить самымъ добросовстнымъ образомъ… Чего-чего только я ни наглоталась отъ него, и можно, право, подумать, что онъ задался цлью во что бы то ни стало уморить меня, чтобы выдать потомъ свою дочь за моего мужа. Мысль совершенно дикая, но, каюсь, она иногда приходитъ ко мн въ голову… Вдь мужъ, но здшней логик, занимаетъ блестящее положеніе — онъ получаетъ около шести тысячъ жалованья, а когда сдлается главнымъ управляющимъ, то будетъ получать вс пятнадцать. Тутъ легко нажить счастливую соперницу…

Гость упорно молчалъ, напрасно отыскивая благовидный предлогъ для того, чтобы съ честью удрать. И зачмъ только нелегкая принесла его въ этотъ домъ сумасшедшихъ!

— Что же вы молчите?— заговорила Анна едоровна.— Я устала. Говорите что-нибудь. Вдь вы женаты?..

— Да.

— Жена бжала?..

— Гм… Какъ вамъ сказать… И да и нтъ. Врне сказать, мы оба бжали, какъ бгутъ другъ отъ друга концы лопнувшей струны.

— И вы отъ огорченія бросились искать счастья въ Сибири? Да разсказывайте же о себ что-нибудь…. Вы любили жену?.. Вы страдали?.. Вамъ больно вспомнить свое прошлое?.. Боже мой, у васъ, можетъ-быть, остались тамъ… далеко-далеко… дти, и вы тоскуете о нихъ святой тоской… Я не имю права касаться, можетъ-быть, этого больного мста?

— Да, у моей жены есть ребенокъ, но, къ сожалнію, онъ не мой.

— Понимаю… Она ушла отъ васъ?..

— Нтъ, мы жили вмст до послдняго времени и очень мило играли въ мужа и жену. Впрочемъ, у меня есть и свой ребенокъ… то-есть онъ собственно не мой… Однимъ словомъ, тутъ цлая исторія, даже не романъ, а именно исторія. Откровенность за откровенность.

Онъ прошелся по комнат, поправилъ волосы и заговорилъ уже другимъ тономъ:

— Видите ли, я сошелся съ одной замужней женщиной…

— Несчастный!..

— Позвольте… Она — соломенная вдова и не живетъ съ мужемъ, а у нея былъ романъ съ однимъ инженеромъ… гм… мн и пришлось считаться именно съ этимъ quasi-мужемъ, и дло чуть не дошло до дуэли, если бы ея настоящій мужъ не примирилъ насъ… то-есть инженеръ долженъ былъ благородно ретироваться, какъ длается въ подобныхъ случаяхъ. Злые языки потомъ увряли меня, что все это была одна пустая комедія, и что мой предшественникъ благодаритъ судьбу, пославшую ему въ моемъ лиц избавителя.

— А ребенокъ?

— Ребенокъ, какъ ребенокъ… Я, изъ вжливости, считаю его своимъ.

— Несчастный!.. несчастный!.. несчастный!.. и вамъ не стыдно все это говорить мн въ глаза?.. мн, порядочной женщин?

Она даже хотла разсердиться, но онъ посмотрлъ на нее такимъ беззащитнымъ взглядомъ, что гнва не послдовало.

— И какъ вы просто все разсказываете!..— удивлялась она.— Неужели это вы, тотъ Игнатій Павлычъ, за котораго я когда-то готова была отдать всю жизнь?

— Къ сожалнію, тотъ самый… Что длать, если я обманывался въ самомъ себ и жестоко за это поплатился. Я совсмъ не гожусь для жизни, и сейчасъ меня несетъ въ Сибирь, какъ втеръ несетъ мертвый осенній листъ… Какъ видите, я старался выражаться о себ самымъ чувствительнымъ образомъ.

— Несчастный!.. несчастный!..— повторяла она, ломая руки.— А вдь я сколько разъ думала о васъ… да… старалась представить себ ту счастливую женщину, которую вы любите… рисовала картину семейнаго счастья, вашихъ дтей, у которыхъ будутъ такіе же глаза, какіе когда-то были у васъ…

Кончилось тмъ, что Анна едоровна расплакалась и убжала къ себ въ комнату. Теперь даже и исчезпуть незамтно было нельзя.

— Вотъ такъ исторія!— повторялъ про себя Руденко.

Чтобы выиграть время, онъ отправился осматривать фабрику. Неловко же было бы ухать, не простившись съ хозяиномъ.

VI.

Вечеромъ, какъ и ожидала Анна едоровна, собрались обычные партнеры Иннокентія Сергевича: докторъ Рукинъ съ дочерью и механикъ Янчевскій. Руденко и тутъ оказался не на высот призванія — онъ не умлъ играть въ винтъ.

— Ршительно не понимаю, что вы и за человкъ!— удивлялся Иннокентій Сергевичъ.— Горилки не пьете, въ карты не играете!.. А мы-то надялись на васъ, какъ на четвертаго партнера… а то все должны съ болваномъ играть.

Въ послдней фраз чувствовался какъ будто нкоторый обидный намекъ и Руденко въ другое время могъ бы обидться, но сейчасъ все его вниманіе было поглощено дочерью доктора, высокой, русоволосой двушкой съ какимъ-то удивительно яснымъ выраженіемъ лица. Она точно вся застыла и не могла проснуться отъ зачаровавшаго ее сна. Лицо было правильное, великорусскаго склада, и смотрло такъ просто своими большими, срыми глазами съ поволокой.

‘Ясноликая!’ — опредлилъ ее про себя Руденко.

Анна едоровна еще къ обду вышла успокоенной и такъ хорошо и просто сказала гостю:

— Я на васъ не сержусь, Игнатій Павловичъ! Позабудьте о нашемъ давешнемъ разговор…

Руденко именно въ этотъ моментъ почувствовалъ себя виноватымъ, и въ немъ проснулась жажда искупленія.

— Анна едоровна, я буду мстить за васъ!

— Кому?

— А вотъ этой докторской дочери. Я ее поставлю въ самое нелпое и смшное положеніе… Вотъ увидите!

— Ради Бога, не длайте этого! Я знаю, что у васъ злой языкъ, но бдная двушка въ этомъ не виновата.

Этотъ порывъ женскаго великодушія окончательно покорилъ Руденко. Боже!.. какая женщина… какая женщина!.. Если бы онъ встртилъ такую женщину, разв онъ мыкался бы по свту перекати-полемъ? У него въ голов внезапно мелькнула счастливая мысль: ‘А что, если взять и увезти Анну едоровну, увезти туда, на благословенный югъ? Вдь это даже его обязанность, какъ стараго друга. Она умретъ здсь, на чужбин, а тамъ поправится, расцвтетъ и сдлается прежней Галей. Спасти погибающаго человка — это настоящій христіанскій подвигъ!’ Отъ мысли до дла у Руденко разстоянія не существовало, да и медленность въ этомъ случа являлась преступной. Онъ въ короткихъ, но сильныхъ выраженіяхъ объяснилъ Анн едоровн свой планъ.

— Теперь ршайте сами!— закончилъ онъ.— Я весь къ вашимъ услугамъ!..

Она посмотрла на него печальными глазами и съ больной улыбкой отвтила:

— Во-первыхъ, это вамъ не по дорог!.. Вдь вы дете не на благословенный югъ, а на сверо-востокъ!

— Мн ничего не стоитъ вернуться… О, вы вполн можете положиться на меня. Хотите, я сегодня же переговорю съ вашимъ муэемъ? Объясненіе, правда, не изъ особенно пріятныхъ, но я для храбрости выпью дв рюмки мадеры!

— Ради Бога, не длайте ничего подобнаго!

— Тогда я могу выпить всего одну?

Это былъ совершенный ребенокъ, и Анна едоровна слдила за нимъ все время и тревожилась. Вечеромъ, когда Руденко занялся съ докторской дочерью, она встревожилась еще больше и нсколько разъ подсаживалась къ нимъ, чтобы слдить за направленіемъ разговора. Но опаснаго ничего не было. Руденко впалъ въ проповдническій тонъ добраго стараго времени и, кажется, забылъ о своихъ коварныхъ замыслахъ.

За ужиномъ Анна едоровна порядкомъ струсила, когда Руденко заразъ выпилъ дв рюмки хересу.

— Вотъ хвалю!— поощрилъ хозяинъ.— Это по-нашему!..

Руденко разошелся, разсказывалъ анекдоты и вообще сдлался самимъ собой. Докторская барышня смялась до слезъ и обращалась съ нимъ почти фамильярно. Посл ужина, когда мужчины остались въ столовой за ликерами, Руденко отвелъ въ сторону Анну едоровну и сообщилъ:

— Знаете, я все устроилъ…

— Именно?..— испугалась Анна едоровна.

— Все будетъ прекрасно, Галя… Я сейчасъ сдлалъ… позвольте… какъ зовутъ барышню?

— Татьяна Львовна…

— Ну, такъ я сдлалъ ей предложеніе…

— Вы?!..

— Да, я…

— И что же она?..

— Что говорится въ такихъ случаяхъ: смутилась, опустила глазки… Ахъ, какая это двушка! Какая у нея душа… Я женюсь на ней, увезу на югъ, и вы прідете, Галя, гостить къ намъ. Не правда ли, какъ все это хорошо вышло?

Иннокентій Сергевичъ встревоженно прибжалъ изъ столовой, когда услышалъ истерическій хохотъ Анны едоровны. Она никогда такъ не смялась.

— Что съ тобой, Аня?

Она только махнула ему рукой, не имя силъ выговорить ни одного слова. Иннокентій Сергевичъ только пожалъ плечами, покосился на гостя и съ достоинствомъ вернулся на свой постъ. А Анна едоровна продолжала хохотать и сквозь слезы говорила:

— Какой… какой вы милый… Боже, какъ я васъ узнаю!.. Ахъ, какой милый… Завтра же посл завтрака вы узжаете въ Сибирь…

— А если я не согласенъ?

— Да вдь вы хотите жениться только для меня, а я вамъ запрещаю… Понимаете? Потомъ вы совершенно забыли, что у васъ есть жена и соломенная вдова въ квадрат… Ахъ, милый югъ, милый югъ!.. Вы меня совершенно вылчили… Я лтъ десять ужъ такъ не смялась… Давайте руку: завтра узжаете?

Онъ нахмурилъ брови, а потомъ отвтилъ:

— Только для васъ, Галя!.. Это — моя послдняя жертва!

1889.

Читайте также: