Всеподданейшие письма М. Магницкого императору Николаю об иллюминатах, Магницкий Михаил Леонтьевич, Год: 1831

Мемуары и переписка
Время на прочтение: 90 минут(ы)
Скачать в PDF
Магницкий M. Л. Православное просвещение
М.: Институт русской цивилизации, Родная страна, 2014.

ПИСЬМА ИМПЕРАТОРУ НИКОЛАЮ I ОБ ИЛЛЮМИНАТАХ

I.

Ревель, 3 февраля 1831 г.

Государь Всемилостивейший!

С пламеннейшим усердием, с совершенною откровенностью и полною надеждою на снисходительность Вашего Императорского Высочества спешу исполнить объявленную мне высочайшую волю, поднося у сего первую записку об иллюминатском заговоре, потрясающем Европу.
Предмет порученного мне дела так глубок, обширен и сложен, что без пособий (ибо библиотеку свою давно уже я продал) весьма трудно было не только изложить, но даже и свести все мои о нем сведения потому, что я оставил было уже их в совершенном забвении и, даже самый заговор сей видя, так сказать, стороною, не имел я даже и средства наблюдать за ним так пристально, как прежде, ибо ни новых книг приобретать, ниже всех ведомостей читать не было мне возможности.
Не могу и не желаю укрыть от Вашего Величества недостатков сей работы, но, изъясняя причины их, ищу только исходатайствовать снисхождение ваше.
Записка сия есть не что иное, как введение к тому, что, по представлении окончания ее с следующей почтою, во второй записке должен буду я говорить о России. С глубочайшим благоговением есмь, Всемилостивейший Государь, вашего Императорского Величества вернейший и преданнейший подданный Михаил Магницкий.

Обличение всемирного заговора против алтарей и тронов публичными событиями и юридическими актами

Незадолго пред тем, как 22 июня 1784 года открыто в Мюнхене общество иллюминатов, учрежденное Вейсгауптом, издано сочинение профессора Бабо под названием: ‘Ueber Freimaurer erste Warnung’1. Оно первое обнаружило предмет адептов сего поистине адского союза. Вслед за сим граф Тёринг напал на него еще с большею силою. Иллюминаты защищались деятельно и апологиями, и обычными своими коварствами.
В начале 1785 года Вейсгаупт лишен места профессора прав в Ингольстадском университете2 как ослушник повеления о закрытии запрещенных обществ. Но тайна его собственного все еще оставалась необнаруженною. 30 марта 1785 года объявлено, от имени курфюрста, священнику Козанде и аббату Ренеру (оставившим общество иллюминатов, по отвращению к ужасным его началам, еще в 1783 году) предстать пред суд для объявления, под присягою, всего, что видели они в оставленном обществе противного нравам и религии (ибо и правительство не знало еще тогда, что общество сие имеет цель политическую, или, по крайней мере, думало еще, что возмутители против державства небесного могут оставить неприкосновенным земное). Козанде и Ренер дали самые основательные и подробные показания.
Невзирая, однако же, ни на формальность юридического допроса, ниже на верность открытий, в показаниях сих заключавшихся, иллюминаты успели было заглушить сие дело разгласкою, что общество их разрушено, а открытый заговор не удался и оставлен. Но тогда сам Царь Небесный, самым чудным и видимым образом, вступился в сие для спасения своих помазанников: исключенный из Ингольстадского университета, Вейсгаупт удалился в Регенсбург и вместо оставления своего заговора занялся им с новою деятельностью. Свободный от занятий публичных и раздраженный местной помехой его козням, он занялся единственно предметом своего общества и старанием распространить его действие рассылаемыми в разные места адептами для разрушения не только алтарей и тронов, но и всех правительств, какого бы рода они ни были, и даже самых оснований всякого гражданства и образованности (что совершенно обличено подлинными актами его заговора, кои будут указаны мною в своем месте). В числе деятельнейших его адептов был богоотступный священник Ланц. Он собирался везти заговор Вейсгаупта, со всеми обрядами его таинств, в Шлезию3, но в то время, как, выйдя с ними за город, Вейсгаупт давал ему последние наставления изустно, вдруг сделалась гроза, гром ударил в Ланца и убил его подле Вейсгаупта. (Сами иллюминаты признались в истине сего происшествия <...>). Ужаснувшийся Вейсгаупт бежал, полиция, поднявшая труп убитого, нашла на нем все самые тайные бумаги иллюминатов и представила их в Мюнхен. Тогда началось следствие и допросы всем оставшимся в Ингольстаде приверженцам сего заговорщика. Фишер, бывший главным судьею и бургомистром сего города, и библиотекарь Дрекиль посланы в ссылку. Барон Фрауенберг и пятнадцать учеников иллюминатских выгнаны из университета. Перехвачено и представлено курфюрсту письмо Вейсгаупта к Фишеру, в котором сей нераскаянный злодей, ободряя своих сотоварищей, замышлял новые козни, и тогда только наряжена секретная комиссия для подробнейшего исследования сего дела. Показания, заключающиеся в акте, всеми допрашиваемыми прочтенном и ими подписанным, 10 сентября 1785 года, обнаружили главнейшие следующие правила ордена:
1. Иллюминат, желающий достигнуть высших степеней, должен быть совершенно свободен от всякой религии.
2. Готовность на самоубийство есть необходимая добродетель для иллюмината.
3. Цель оправдывает средство, ибо благо ордена извиняет клеветы, убийства, клятвопреступление, измену, возмущения и, словом, все то, что предрассудки именовали преступлением.
4. Начальникам ордена должно повиноваться более, нежели всем другим властям. Для исполнения их повелений обязан иллюминат жертвовать честью, имением и жизнью. Правители земные суть похитители власти и никакой не имеют над иллюминатами, как людьми совершенно свободными.
5. Иллюминаты должны стараться завладеть всеми правительственными местами, помещая на них своих адептов.
6. Цель ордена есть освобождение народов от государей, дворянства и духовенства.
Приметить надобно, что сии показания не заключают еще всей тайны высших степеней и только двум из самых низших открывались, между тем как их девять и все известны, равно как и полный кодекс ордена и руководство для преемника Вейсгаупта. (Подлинные акты, кои у кажутся ниже.)
7. Любовь к Отечеству несовместна с предметами необъятной обширности, составляющими цель ордена, должно пылать усердием к сей цели.
Но цель сия предоставлена к сведению одних самых высших степеней.
В числе вопросов новоприемлемым были следующие:
Есть ли способ и какой именно ввести однообразное правление в одинакие нравы во всей Европе? Нужна ли для сего христианская религия? Нужны ли бунты? Кого бы из орденских братьев выбрали вы для исполнения важного предприятия? Согласны ли вы предоставить ордену право жизни и смерти, право меча, jus gladii?
Узнав сии начатки иллюминатства в первых его степенях, тайный советник Утшнейдер, священник Диллис, профессор Грюнбергер, священники: Козанде, Ренер и Цапвер его оставили и дали вышеприведенные показания, во всей строгости следственного порядка отобранные баварским правительством, утвердив их своим единогласием и присягою.
‘Мы слышали, — продолжали они, — от бывших собратий наших, что общество их распространено уже во всем мире под именем масонства, что оно посевает уже везде раздоры между отцами и детьми, между царями и подданными и даже между самыми искренними друзьями. Мы удостоверились на опыте, что оно отравило уже все баварское юношество нечестием, развратом нравов и духом неповиновения властям и родителям.
‘Мы не устрашились угрозы иллюминатов, состоявшей в том, что никакая власть на земле не может спасти изменившего их тайне от ужаснейшей мести, но на самом деле вскоре испытали их преследование немедленно по оставлении нами ордена, ибо они повсюду нас клеветали самым наглым образом, расстроили все дела наши, сделали ненавистными и подозрительными нашим начальникам и даже пытались взвести на нас подозрение в смертоубийстве’.
Невзирая на важность сих показаний, правительство слабо действовало против иллюминатов, ограничив отставками и изгнанием за границу подозритель-нейших из них и даже не лишив некоторых получаемых ими пенсионов.
Иллюминаты же, с своей стороны, злоупотребляя сию самую снисходительность, наполняли всю Германию своими жалобами и воплями на деспотизм, притеснение и неправосудие правительства и успели было не только обратить следствие уголовное в литературную распрю, но наглостью своих апологий едва не заставили всю Германию усомниться в благоразумии и справедливости баварского курфюрста4. Тогда настало время прибегнуть к мерам решительным, и, наконец, 11 октября 1786 года, схвачены баварской полицией бумаги двух главных агентов Вейсгаупта: Цвака и барона Басуса, из которых первый жил беспечно в имении своем Ландсгут, а последний в замке Зандердорф. Плодом сей меры было приобретение переписки, речей, проектов, статутов, кои, по справедливости, могут почесться полным архивом всего иллюминатского заговора, который баварское правительство напечатало под названием: ‘Подлинных актов ордена и секты иллюминатов’.
Как в обличении сем заговор Вейсгаупта представляется столь чудовищным, что едва можно поверить, чтобы злодейство человеческое могло достигнуть до столь сатанинской степени, то в заглавии двух томов сего издания помещено официальное приглашение всех тех, кои бы в достоверности сих обнародованных улик усомнились, рассмотреть подлинные акты в государственном архиве курфюрста, от коего приказано было никому из желающих не возбранять сей поверки.
Сами заговорщики до такой степени лишены были сим средством всякого способа к возражению, что ограничились одною жалобою на нарушение домашних тайн, а между тем имели еще наглость оправдываться, представляя акты свои более предположениями к счастью человечества, нежели уликами заговора действительного против религии и общества. Ни один, однако же, из них не осмелился сказать, чтобы напечатанные акты были ложны или поддельны, и даже, напротив, те из них, которые старались оправдаться, Цвак, Басус и Книге, сами утвердили их подлинность.
Баварское правительство не ограничилось обнародованием сих адских актов, но, открыв заговор всемирный, против всех алтарей, всех тронов, всех государств, оно послало ко всем европейским дворам по экземпляру напечатанного ими обличения.
Каким образом в прочих европейских государствах, на всех языках, для всех начальств, для всех воспитателей и отцов семейств не изданы с тех пор акты сии? Каким образом не напечатаны они для внушения всем подрастающим поколениям народов, что они должны остерегаться обмана сих богоотступных заговорщиков, противодействовать им и обнаруживать их, где только ни встретят на поприще гражданского бытия своего? Сколько заговоров предупредить, сколько обманов рассеять, сколько по неведению погибших спасти могло бы подобное оглашение тех тайн, к коим, по большей части, особливо в молодости, влечет одно любопытство? Для тайного общества ничто не может быть гибельнее как обнародование тайн его с нужными осторожностями и указаниями.
Но вместо того правительства, иные по равнодушию к заговору, как им казалось, местному, другие по ослеплению самими иллюминатами, ими уже овладевшими, оставили дело сие без внимания, иллюминаты же, зная опасность всякого оглашения их тайн, выкупили и истребили, сколько было можно, книгу сию. И таким образом, опять дело о них затихло и в самой Германии, где Фридрих II скончался за два месяца до издания сего их обличения, которого, как уверяют сами иллюминаты (No 12. ‘Weltkunde gazette de Tubingue’), он был первым возбудителем при дворе баварском.
Император Иосиф II не был еще тогда вразумлен в опасность тайных обществ, его окружавших, ибо тоже пред кончиною только своей начал было против них действовать.
Прочими германскими правительствами владели уже тогда рассеявшиеся по всей Германии иллюминаты. Один князь — епископ Регенсбургский действовал согласно с баварским курфюрстом.
В подлинных актах иллюминатского заговора найдены, между прочим: на лоскутках бумаги, в цифрах, которых открыт ключ, написанные рецепты aqua Toffana, ужаснейшего из ядов, равно как и тех, коими можно вытравлять младенцев из утробы матерей и отравить воздух в комнате, собрание 30 печатей разных государей, министров и банкиров, равно как и тайный состав для подделания всех тех печатей, в коих, по обстоятельствам, может орден иметь нужду, описание замка, одним адептам известного, и такого ящика для хранения их актов, который должен вспыхнуть и разорваться, как скоро рука профана до него дотронется. Тут же находилось тайное примечание, чтобы все иллюминаты учились писать обеими руками, и собственноручная рукопись Вейсгаупта, самая драгоценная для ордена, под названием: ‘Besser als Ноrus’. Она содержала все возможные богохульства атеизма (подлинные акты, том I, отд. 18, 19 и 21).
Вейсгаупт, которого голове назначена была в то время в Баварии цена, бежал в Готу5, где он нашел приют и покровительство, ибо царствовавший там князь был его адептом, назначил ему пенсион, и когда впоследствии удостоверился, что иллюминаты не иначе допускают государей в свое общество, как открывая им тайны подложные, то и тогда пенсиона сего, даже до 1800 года, не отменил (Вейсгаупт умер только в конце прошлого года в самой глубокой старости6).
Карл-Август, герцог Веймарский, был также его адептом и равным образом открыл обман и только оставил орден.
Герой мюнхенский, принц Фердинанд Браунш-вейгский, принадлежавший к обществу Шведенборга7 и мартинистов8, занимал в ордене иллюминатов место их первосвященника и умер в сем звании.
Князь Нейвидский был усерднейшим адептом Вейсгаупта, коего последователи наполняли двор сего несчастного государя, когда еще не знал он, что сей адский союз изгонит сына его из его владений и заставит прибегнуть к имперскому сейму9 с просьбою об освобождении княжества его от сих злодеев, покровительствован-ных его отцом и дядею, и об исторжении из рук их детей его, которых воспитанием они насильственно завладели. Дело сие публично производилось на имперском сейме в 1794 году, что доказывает, что иллюминаты и тогда еще были довольно сильны.
Принц сей, изгнанный ими из владений отца, лишенный жены и детей, процесс свой выиграл, но примечательно то, что сие обстоятельство опять не открыло глаз прочим правительствам, коим не могло быть неизвестно, через министров их, живших тогда в Регенсбурге.
Здесь заметить также надобно, что в жалобе принца Нейвидского германскому сейму в числе выгнавших его иллюминатов упоминается веймарский майор Шварц10, который вскоре после того был в России при фельдмаршале князе Репнине11, известном покровителе бывших у нас иллюминатов, под названием мартинистов, ибо открытое тогда правительством общество Новикова12 в Москве, к которому принадлежал и князь Репнин, почитало сего Шварца своим патриархом.
Сие водворение германских иллюминатов у нас и соединение в московском обществе Новикова с шведен-боргистами, коих таинства привез в Петербург из Швеции Елагин13, находившийся в 1764 году при императрице Екатерине, показывает, что с давних времен противуобще-ственный заговор иллюминатов бросил и в России свой корень, который едва ли уничтоден совершенно истреблением московской ложи, ибо, не позже как 15 лет тому назад магистры лож петербургских ездили посвящаться в Вологодскую губернию, где жил тогда Поздеев14, главный адепт Новикова, укрывшийся от бывшего преследования. Живя тогда в Вологде, я знал сие достоверно.
В то время как обличено было общество иллюминатов в адском его замысле, простиралось оно, как из подлинных актов его видно, по всей Германии и от Голстейна до Венеции, от Лифляндии до Страсбурга и нигде ни преследуемо, ни тревожимо не было.
Бегство Вейсгаупта из Мюнхена, как Магометово, составило эгиру15 его общества, которое повсеместно скрыло свои действия, и адепты его начали уверять, что оно истреблено и более не существует. Но когда жизнь Цимермана, сочинения Робизона и Барюеля16 обличили снова существование его под видом масонства, то иллюминаты усиливались уверить (‘Немецкий Меркурий’, статья Бёттингера No 11, с. 267, и ‘Monthly Magazine’, No 27, января 1798 года), что люди, преследующие иллюминатство, суть мечтатели, сражающиеся с тенью, ‘ибо оно давно уже брошено и забыто, и что с 1790 года и не думают о нем в масонских ложах Германии’. Но на сие сильно возразили противники иллюминатства (Eudemonia (т.е. добрый дух), том VI, No 2), ссылаясь на обличения Цимермана, Гофмана и Штарка и доказывая, как то действительно и было, что в то время иллюминатство, прикрытое формами масонства, наисильнее действовало.
Оно получило тогда новых начальников и приняло новый вид под именем: ‘Союза германского’. Книге, Николаи и Боде, распространив мысль, что масонством овладели иезуиты и под именем начальников невидимых ведут его к своей цели, заставили всех масонов, бросив прежние ложи, войти в масонство иллюминатское.
Современно с нечестивым парижским скопищем, известным под именем Club d’Holbach17, составилось в северной Европе общество для очищения протестантизма, и оба сии вертепа, служа низшею степенью иллюминатства, распространяли деизм, под именем религии естественной. Вот почему наука права естественного так дорога иллюминатам, так искусно и тщательно введена в курсы университетов и даже в государственное постановление об экзаменах, и вот почему преследует орден с таким ожесточением всех противников своих, осмелившихся обличить ее в началах возмутительных.
Первый из немецких авторов, заговорщик под личиною богослова, был Землер, профессор богословия в Галльском университете. За ним следовал Телер, профессор в Гельмсшедте, и многие другие, доколе берлинский книгопродавец Николаи сделался начальником сего союза. Он был один из древних адептов Вейсгаупта. Продавец всякого рода нечестия, занялся он изданием ‘Всемирной германской библиотеки’. Сотрудником его в сем деле был славный жид Мендельсон, Бистер, королевский библиотекарь, и Гедике, советник берлинской консистории. Целью издания его было искоренение лютеранизма и кальвинизма, и лучшим для сего способом признано завладеть всеми отраслями литературы и всех их отравить ядом иллюминатства. Главными адептами сего заговора были известнейшие авторы, почтмейстеры, издатели газет, журналисты и книгопродавцы, а под видом литературных обществ и кабинетов чтения установлены собрания членов.
В Веймаре иллюминат Боде начал издавать ‘Всемирную литературную газету’, а в Зальцбурге — адепт Гюбнер.
Примечание. Ныне газета ‘Ausland’ издается сим же обществом (т. е. иллюминатов) и составляет полный курс практического иллюминатства для публики.
Цели всех изданий тогдашних иллюминатов состояли в том, чтобы опровергать и осмеивать все сочинения, клонящиеся к защите христианских догматов или распространяющие мысли о повиновении государям и их законам. Уловка иллюминатов, и до ныне их сообщниками постоянно употребляемая, ибо всегда имела успех, состояла в том, чтобы всех друзей алтарей и тронов выдавать за иезуитов, а образ мыслей их называть фанатизмом. Пасторы лютеранские и самые кальвинисты не избегали сего названия, как скоро упоминали о необходимости положительных догматов своей Церкви. Известный проповедник Штарк, советник протестантской консистории в Дармштадте, подвергся сей участи, равно как и славный Цимерман, который провозглашен журналистами секты невеждою, пресмыкающемся в суеверии, и врагом просвещения!
Адепты Вейсгаупта везде и всегда следовали его наставлению: ‘Клевещите в общем мнении всех известных какими-либо достоинствами людей, которых не можете приобрести нашему обществу’.
Таким образом, заговорщики берлинские, иенские, веймарские, готские, эрфуртские, браушвейгские и шлезвигские овладели всеми трубами германской литературы — один или два журнала остались вне их влияния.
Но сие ободрило наглость заговорщиков, которая и возбудила внимание прусского правительства. Король Фридрих-Вильгельм18 издал по сему случаю известное постановление о религии (Edit de Religion), но в то же время появилось сочинение Бардта, в котором закон сей и законодатель подверглись самым дерзким насмешкам и сильным возражениям. Тогда прусское правительство велело взять и Бардта, и бумаги его. Заговор германского союза опять открыт и опять остался не доследованным, ибо Бардт, выдержанный несколько времени в тюрьме, освобожден, а общество продолжало распространяться и действовать в своем смысле и успело завладеть германскими университетами, в коих первыми укоренителями иллюминатства были профессоры Фри-дерик Крамер, Эллерс и Копе (avertissemens de Hoffman. Section 16, 17 et 18).
Кавалер Борн, славный своего времени химик, был полномочным от Вейсгаупта учредителем иллюминатства в Вене.
Через 12 лет после учреждения сего ордена обнял уже он всю Германию, Голландию, Венгрию и Италию. Один из адептов его признается, что он один учредил более ста клубов своих заговорщиков, под видом ученых обществ и масонских лож, в Италии, Швейцарии и Венгрии.
В 1782 году Вейсгаупт предположил распространить заговор свой во Франции, но со всеми осторожностями, коих требовало, по его мнению, легкомыслие сего народа, столь удобно воспаляемого, ибо из подлинных его актов видно, что общество его, стремясь произвести всемирный мятеж одним разом, опасалось преждевременных мятежей, кои могут возбудить внимание и бдительность правительств, которые должно держать в усыплении. Вейсгаупт имел уже нескольких адептов во Франции: известного Дидриха (Эльзасского Робеспьера) и Мирабо19, который во время путешествия своего в Берлин введен в высшие таинства иллюминатов (avis impontanat de Hoffmann, t. 2. section 7). Возвратясь во Францию, Мирабо учредил там иллюминатство, под именем Филалетов. Первым членом его был несчастно славный аббат де-Перигор (Талейран), но как Мирабо не довольно еще был опытен в иллюминатстве, то прибыл в Париж сам начальник оного, Боде. Он нашел Францию готовою к принятию его таинств, ибо равенство и свобода, проповеданные школами Вольтера и Руссо, служили начальными степенями приуготовления к атеизму и анархии. Французское иллюминатство приняло следующий вид: масонство, со всеми его представлениями, осталось низшею степенью, вместившею всю чернь заговора, за ним следовали степени философические (grades philosophiques), под коими разумелись: Рыцари солнца, Розенкрейцеры и Рыцари Кадош. Учрежден иллюминатский сенат, под председательством принца крови, герцога Орлеанского. В 1787 году 182 города во Франции имели уже свои ложи. Из той же книги (Tableau alphabtique de la correspondance des loges du grand orient de France), из которой взяты сии сведения, видно, что французскому великому магистру подчинены тогда были ложи савойские, брабантские, кельнские, лютихская, в Германии — Спа и леопольдская, варшавская, петербургская, московская, портсмутская, виргинская, гренадская и всех французских колоний.
Так распространил Филипп Орлеанский20 пределы иллюминатства.
В Эрменонвиле известный S-t Germain21 основал общество теософов, которое было не что иное, как то же иллюминатство, с величайшим развратом соединенное, ибо в него принимались и женщины.
Во всех обществах французского иллюминатства, по подражанию Вейсгаупту, были черный и красный, или кровавый, списки. В первый вносились имена членов подозреваемых, а во второй тех, кои осуждались на смерть за предательство или оставление ордена. Калиостро22, мартинисты, шведенборгисты и всех наименований масоны соединились пред открытием французской революции с иллюминатами. Лафает23, ученик Сиеса24, был уже тогда членом французского иллюминатства.
С сего времени, то есть с 1787 года, все сии соединенные скопища заговора приняли тот политический вид, под которым вскоре должны были опрокинуть алтари и трон Франции. В ложах начали говорить, что показывается заря того прекрасного дня, в который тайна масонства, дотоле недоступная, сделается собственностью каждого свободного человека.
В высших степенях стали требовать ненависти ко всем религиям и ко всем царям вообще, а в нижние масонства начали принимать всю чернь парижских предместий. В деревнях учредились ложи, в которых проповедовались крестьянам: права человека, равенство и свобода. Герцог Орлеанский стал принимать в свою ложу солдат королевской гвардии в таком множестве, что офицеры вынуждены были выйти. Учредились клубы, коих политические заключения поступали на рассмотрение Великого Востока25 и рассылались в провинции. Герцог Орлеанский, Мирабо, Сиес, Савалет и Кондорсет26 управляли сим заговором.
Не позже как в 1788 году в предписаниях великого парижского Востока угрожаются уже магистры лож провинциальных, ежели повелений его не исполнять, аква тофаною27 и кинжалом.
Но в день общего мятежа, 14 июля 1789 года, при всеобщем вопле ‘равенство и свобода’ заговорщики оставляют ложи, волнуются в Париже, с топорами, ружьями и пиками, Бастилия разбита. Курьеры, отвезшие сию новость в провинции, привозят оттуда известия, что все города и деревни возмутились при всеобщем восклицании: равенство, свобода! Все масоны перешли из своих вертепов в кварталы, в ратуши, в революционные комитеты и составили, так названное ими, народное собрание. Выпущены убийцы и грабители, сожжены заставы, пылают замки, висят трупы на фонарях, носятся головы на пиках. Король осажден во дворце, телохранители его перерезаны, едва спаслась королева, и наследник Генриха IV и Людовика XIV28 посреди столицы своей взят в плен иллюминатами.
Все ложи парижские, по голосу Мирабо, собраны в храме того Бога, на которого ополчились, и храм сей назван клубом якобинцев. С тех пор все разных наименований заговорщики противу Бога и царей, масоны разных степеней, Розенкрейцеры, Рыцари Солнца, ученики Вольтера и Руссо, Темплиеры, последователи Шведенборга, Сен-Мартеня и Вейсгаупта соединились под именем якобинцев и единодушно и открыто принялись за все ужасы революции.
Великий Восток парижский послал ко всем европейским ложам манифест, подписанный герцогом Орлеанским, в котором масоны всех стран приглашались к соединению для поддержания революции и распространения ее повсеместно всеми возможными средствами (avis important d’Hoffman, ч. 1, sec. 19).
При начале революционной войны ложа Маинцкая сдала сию неприступную крепость адепту Кюстину. Нидерланды, таким же образом, преданы Дюмурье29, который при занятии Голландии вместо вооруженных защитников отечества находил повсюду сотоварищей заговора. Нимеген, Утрехт, Вилемстадт, Бреда, Горкум, Бергопзом, Амстердам сданы предательски заговорщиками. Легкие завоевания Бонапарта в Италии имели ту же причину, ибо успехи войск французских везде были уже подготовлены тайным обществом.
В доказательство всемирности иллюминатского заговора должно припомнить, что убийца короля шведского Густава III, Аккерстрём, был членом парижского клуба, в котором воздвигнут ему, тогда же, памятник.
Некто Женет, бывший в Петербурге агентом версальского двора, остался после революции в России полномочным агентом якобинцев, в сотовариществе с Босси, секретарем сардинского посольства. Он выгнан за границу при восшествии на престол императора Павла I. Лесепс, живший у нас более 20 лет и бывший губернатором Москвы в нашествие Наполеона, был также членом французского иллюминатства.
В Польшу было послано множество миссионеров якобинства. Кабон, революционный казначей в Париже, заявил в публичной речи, что тогда было отправлено (денег) более 60 миллионов в Варшаву. Столь большая издержка в такое время, когда Франция сама нуждалась в деньгах, изъясняется тем, что возмущение Польши потому всегда казалось для якобинцев важным, что помощью его удерживаются в бездействии три сильнейших государства, коих соединения они наиболее опасались. Точно то же, что и ныне, 30 лет позже, ими сделано30. Такова сила и неизменяемость в правилах тайных обществ.
Тогда же, но уже поздно, увидел император Иосиф II, что не только он сам окружен иллюминатами (в числе которых был и друг его, князь Лихтенштейн), но что и все его выборы людей, коих почитал он самыми верными, были до такой степени ими руководимы, что они успели составить свою империю в его империи. Раздраженный сим открытием, он решился разрушить сей ков31 фило-софизма, которым был дотоле совершенно ослеплен, но преждевременная смерть ему в том воспрепятствовала.
Наследник его, Леопольд, желая узнать всю обширность огласившегося в империи его заговора, обратился к известному Гофману, который вместе с бернским Цимерманом составлял для сего государя весьма важную записку о способе остановить успехи революции (‘Lettre de Hoffmann dans l’Eudemonia’, ч. VI, No 2).
В 1792 году в Вене и Берлине открыты готовые к приведению в действие заговоры. Участвовавшие в них преданы казни.
Наполеон был великий враг и гонитель иллюминатов, но между тем как он вооружил их против себя в Германии, называя идеологами и расстреляв книгопродавца Пальма, одного из главнейших их адептов, в самой Франции боялся и берег их, под именем якобинцев.
Будучи в Дрездене и видя поголовное вооружение Германии под именем ландстурма32, он говорил (Mmoires de Fin), что страшится сей милиции более союзных армий, ибо знал, что древний иллюминат Штейн33 воздвигает на него сии полчища и что таким образом к ополчениям политическим присоединяется сей опасный для него и обширнейший германский заговор так названных им идеологов, и, действительно, адепт Штейн, двигая Тугенбунд34 и буршеншафты университетов35, весьма много содействовал успехам союзников, кои принуждены были не только войти с ним в переговоры, как с лицом политическим, ибо он мог воздвигнуть Германию за них и против них, но и обещали ему такие уступки на счет государственных постановлений, которых потом выполнить или не могли, или почли опасным, как то и было действительно. Тогда Тугенбунд, или под сим новым именем те же иллюминаты, начал действовать против союзников. Частные в разных местах посягательства и местные бунты в Италии ознаменовали их деятельность. Со стороны правительств приняты меры строгости, учреждена в Майнце комиссия для разыскания и истребления тайных обществ, но, вероятно, составлена будучи частию из их же адептов, она не имела ожидаемого успеха, а иллюминаты, сделав, между тем, неудачные попытки к мятежам в разных местах, сосредоточили все свои действия в Англии и во Франции, где свободные конституции, прикрывая деятельность их личиною законных прений и свободы книгопечатания, давали к сему удобнейшее средство. Они за несколько лет до революции французской прошлого года начали опять те же разглашения, которыми начинали первую революцию, при Людовике XV36, что иезуиты37 овладели правительством, что роялисты38 делают поджигательство и, невзирая на нелепость сей древней своей тактики, успели из всех легковерных составить общее мнение в своем смысле, почти во всей Европе, тем удобнее, что слухи сии утвердились на духе древних духовных распрей, а иллюминаты, пользуясь сим, произвели замышленное ими возмущение в Париже.
Те же самые лица, кои были членами Вейсгауптовой ложи, Лафайэт, Талейран, Лафит, и ныне, почти через полвека, управляют рулем европейского мятежа, но уже со всею осмотрительностью заматерелого злодейства, ибо не действуют насильственно, а тайно и систематически. Между тем как Франция обезопасила себя союзом с Англиею, который основан единственно на цели тайного общества, овладевшего правительствами сих государств (ибо в политических отношениях между двумя подобными соперниками по природе, по географическому и торговому положению никак он невозможен), она возмутила Бельгию, многие страны Германии и Польшу, сделалась высшею ложею мятежей европейских, чего и ораторы ее, и именно Лафайэт, нимало не скрывают.
Возникающая партия в камерах шведских против царствующей династии и союза с Россиею есть явный признак действия иллюминатов и с сей стороны, ибо они видят с ненавистью Россию, сего противоборца, страшного силою физическою, духом его истинной и несокрушимой религии, преданностью к его самодержцам, искреннею, сердечною, святою, потому что она основана на вере, на чувстве, на тысячелетнем предании любви народной.

II.

Ревель, 7 февраля 1831 г.

Государь Всемилостивейший.

Имея честь поднести у сего окончание первой записки моей, почитаю непременным долгом дополнить ее следующим:
Как вторая записка, которая в течение будущей недели Вашему Императорскому Величеству представится, состоять будет из исторического изложения вреда и водворения иллюминатства, во всех многоразличных его видах, в России, сколько то возможно на память, без исторических и деловых пособий, то и представляется нужным для того, чтобы вашему величеству удобнее было обозреть сей важный предмет, во всей его обширности, со всеми его ветвями и в надлежащей связи, припомнить предварительно те дела, кои для сего необходимы, ибо приискать их, по давности, будет вероятно довольно трудно. Они суть:
1. Подлинные акты иллюминатов, напечатанные баварским правительством, доставленные к нашему двору в 1786-м или 87-м году. Они должны находиться в коллегии иностранных дел, но ежели не были бы они отысканы, то могут быть найдены в Берлине, ибо Фридрих II был первым возбудителем сего дела. В случае же медленности сих отдаленных сношений и желания вашего императорского величества иметь из них выписку, я могу ее составить из частных сочинений, в коих она была напечатана.
Хотя просмотрение всех тех дел, о которых в записках моих упоминаться будет, необходимо для общего свода происшествий, о коих идет речь, но важнее всего прочесть подлинные акты иллюминатов, ибо, 1-е, они сами указывают, как против них действовать надобно, и, 2-е, они так вводят в смысл обыкновенного их языка пред царями, который с тех пор и доныне нимало не изменился, что Ваше Величество, имея сей ключ, тотчас его узнавать будет и в речах, и в книгах, и в самом направлении дел, ежели бы в высшем правительстве встретилось лицо, к обществу сему прямо или косвенно принадлежащее.
2. Дело об уничтожении ложи Новикова, или так названных мартинистов, в царствование императрицы Екатерины II и, ежели есть какой-нибудь след по бывшей тайной канцелярии, дело об освобождении Костюшки39 и Новикова из крепостей Петербургской и Шлиссельбургской при восшествии на престол государя Павла I, равно как и то, которое относится к изгнанию профессора Мельмана, тоже при императрице Екатерине II, из Московского университета40. Оно должно находиться в архиве тайной канцелярии.
Все бумаги Новикова, по приказанию императрицы, московским генерал-губернатором князем Прозоровским, через чиновника Олсуфьева (который уже умер) захваченные в подмосковной [деревеньке], где жил тогда Новиков, находились, в царствование императора Павла I и даже довольно долго при покойном государе, в запечатанном ящике, под зеркальным столом в той комнате, где в Зимнем дворце прежде собирался Государственный совет, до перевода его в так называемый Шепелевский. Многие из значущих людей сие знают, но, дабы не возбудить внимания на занятие Вашего Величества сим предметом, кажется, можно достоверно осведомиться о сем ящике от камер-фурьера Бабкина, которому, сколько припомню, поручено было устройство комнат, для перевода совета на новое место, в 1810 году.
3. Дело о высылке, при императоре Павле I, за границу некоего Женета и других якобинцев.
4. Переписка швейцарского Лагарпа41, ежели сохранилась, с государем Александром Павловичем при восшествии его на престол, ибо я знаю, что сей швейцарский иллюминат часто именовал в письмах своих тех из единомышленников его в России, коих он советовал употреблять с доверенностью.
5. Дело, в царствование его производившиеся, о некоем Грабянке42, кажется, в канцелярии тайного советника Новосильцова43 и о коем должны знать тит. сов. Дружинин и Вронченко, и которое, впрочем, должно быть известно и бывшему тогда военным губернатором графу П. А. Толстому, ибо сей Грабянка был взят под стражу в Петербурге и умер под арестом полиции.
6. Из дел при закрытии масонских лож в Петербурге нужны бумаги, ежели есть, двух опаснейших: Элизена и Лабзина44, а ежели бы можно, в отношении к последнему, то нужно бы отыскать запрещение ‘Сионского Вестника’45, им издаваемого, и последнее об нем производившееся дело, при высылке его в Симбирск, где он и умер. Первое о нем дело производилось, кажется, у тайн, сов. Новосильцова, а последнее не знаю где.
7. В бумагах бывшего тогда ст.— секр. Новосильцова, у которого был правителем канцелярии Дружинин и доверенным чиновником Вронченко, весьма бы нужно видеть: а) дело об учреждении Харьковского университета и особенно бумаги Каразина46, о коем говорено будет после, и b) проект конституции для России, сочиненный кн. Чарторижским47, который должен теперь находиться в делах канцелярии государственного секретаря вместе с теми весьма важными бумагами Сперанского48, кои служили введением, для одного государя, к проекту конституции для России, коего первая (исполнительная) часть, учреждением нового Государственного совета и министерств, приведена в действо. Вторая (судная) читана мною в Государственном совете и одобрена, а третья (законодательная и касающаяся до освобождения крестьян, code agraire49), прочтенная уже государем, не внесена в совет по причине приближения военных обстоятельств 1812 года.
В бумагах сих важны разные проекты конституции для России и особенно один, написанный рукою князя Чарторижского, равно как и то введение к сей обширной и важной работе, которое писал Сперанский, возвратясь из Эрфурта, где он был с государем и откуда, кажется, привез разные иноземные впечатления. Все сии бумаги, опечатанные при высылке Сперанского из Петербурга в 1812 году под предлогом принадлежности их к предмету комиссии законов, каким-то образом добыты Александром Тургеневым50, который мне сам сие сказывал, и поступили уже не знаю куда.
8. Дело об открытии тайного общества в Вилеиском университете, к которому, верно, прикосновен бывший тогда член сего университета профессор Лелевель51, о коем также неизлишне приискать в журнале, ‘Северный архив’ называемом, статью, довольно обширную, по случаю критики, сим Лелевелем изданной на польском языке на историю Карамзина. Особенного же уважения заслуживает та часть сего дела, где идет речь о посягательстве на жизнь государя цесаревича учениками, сколько помнится, Кейданского училища52, ибо в сем деле сливается, так сказать, мятеж Царства Польского с расположениями умов и замыслами иллюминатства в Литве.
Дело сие, по донесению государя цесаревича, производилось и кончилось в собственной канцелярии его величества, у графа Аракчеева.
Рассмотрение сего дела кажется мне особенно важным по настоящим обстоятельствам Польши, независимо от связи его с моими записками.
Обнимая порученное мне дело, по избытку усердия к исполнению воли Вашего Величества, может быть, на слишком обширном размере, я стараюсь только не умолчать чего-либо нужного, ибо все лишнее или бесполезное легко может быть отброшено, но у меня на совести не останется, по крайней мере, упрека, чтобы я скрыл что-либо иначе, как по забвению или маловажности самого обстоятельства.
С глубочайшим благоговением есмь, всемилостивейший государь, вашего императорского величества вернейший и преданнейший подданный Михаил Магницкий.

Окончание первой записки

Общество иллюминатов, действительно, более или менее обнимает уже всю Европу. Оно состоит теперь из начальников невидимых, под коими стоят немногие главнейшие адепты, а под сими последними все прочие степени — от меньшего иллюминатства до гиерофанта53. Здесь примыкают к нему все тайные общества, под разными их именами и видами, имея начальниками иллюминатов. Это составляет часть заговорщиков, так сказать, управляющую, а управляемая, или народ иллюминатский, состоит: 1) из всех людей нечестивых и развратных, которые, не видя цели бытию своему, для рассеяния каких-то мрачных чувств, желают перемен и потрясений, 2) из всех людей, сбитых полупросвещением с пути религии и желающих свободно предаваться страстям своим, 3) из всех расколов разных христианских исповеданий, ибо и они не что иное, как возмутители против положительных своих церквей, 4) из всех обманываемых, под видом разных мистических учений, ибо и они не терпят власти духовной, а следовательно, и гражданскую сносят только из страха или выгоды и мечтают о переворотах в общественном порядке под другими только формами, содействуя, таким образом, незаведомо, но тем же иллюминатам, ибо колеблют порядок существующий потрясением тех нравственных, положительных законов, без коих ни одно общество христианское твердо стоять не может.
Вот почему самые честные и добродушные люди могут быть слепым и несчастным орудием иллюминатов.
Вот почему при обследовании злодейских происшествий, ими возбуждаемых, взрыва в улице Никез для убиения Наполеона, посягательства на жизнь его во французском театре, заговора против него Жоржа Кадудаля54, предприятия на Шёнбрунском параде, убийства Коцебу55 и герцога Беррийского, происшествия 14 декабря 1825 г., заговора в Варшаве следованного — никогда юридический порядок не мог открыть нити происшествия, которая бы привела к главным его виновникам, и всегда дела сии оканчивались наказанием нескольких, пойманных на самом преступлении низких злодеев.
Дела сего рода, по тайным проискам главных иллюминатов, обыкновенно подпадают разбору сословий, в кои успевают они поместить своих адептов, или поручаются людям, в сем предмете не довольно сведущим, и вместо самоважнейшего старания о том, чтобы дойти до источника происшествия и вырвать самый корень зла, благовидно запутываются такою сложностью допросов и форм, что наконец главным предметом делается вопрос: как выйти из сего лабиринта? Следовательно, успех иллюминатов обнадежен особенно тем, что заговорщики сии действуют по твердому, вековому плану и совершенно систематически, а против них выступают урывками и без плана. Как иначе изъяснить, что и в Вене, и в Италии, и в Берлине, и в Майнце, и в России более уже полувека самоважнейшее для всех религий, для всех правительств, для всех народов дело, коего нить непрестанно попадается в руки повсеместно, остается неисследованным, оканчиваясь только местною расправою или подписками об оставлении такого общества, в котором не только нарушение данной подписки, но и клятвопреступление и презрение всех обязанностей общественных и семейственных и самой жизни есть основной догмат.
Как изъяснить сие иначе, как не тем, что обыкновенный юридический порядок не досягает в глубину сего дела потому, что оно вне его сферы или что и сия часть общественного управления занята уже ежели не везде еще иллюминатами, то, по крайней мере, их приверженцами и доброжелателями, подобно как политика Англии и Франции, из которой уже выделали они низшую ступень или орудие своего общества.
Прочитав акты таинств и инструкций их, весьма очевидно, как сие делается.
Иллюминатство, существуя так давно, имело все время усилиться, образовав в своем смысле то грозное общественное мнение, которое направляется по его произволу. Литература, все науки, все искусства обращены уже к его цели с самым адским ухищрением, ибо от первоначальных книг детства до курсов высших наук классическое иллюминатство так искусно привито, что, с одной стороны, только самому опытному и изощренному наблюдению приметно, и с другой — понятно (в том, что для иллюминатов нужно) умам самым простым. Они составили целое свое особенное наречие, которое, выражая с совершенною точностью их понятия, выставляет такую другую сторону, которая, как фальшивая монета, обманывает своею наружностью неопытность людей благонамеренных, а по сему единогласному признанию ее за настоящую лицами уважительными, те, которые ясно видят подлог, не смеют идти против общего мнения, через трубу которою иллюминаты провозгласили бы их тотчас невеждами, людьми беспокойными, фанатиками, инквизиторами и наконец иезуитами. Например, аксиома общепринятая — должно соображать постановления и законы с духом времени, весьма кажется невинною, а между тем вмещает она в себя проходное слово иллюминатов, равно как и выражения: должно распространять царство разума, покровительствовать свободе совести, истреблять и осмеивать фанатизм, иметь либеральный образ мыслей и пр.
Слова сии, под наружностью выражений, всем известных, имея обоюдное значение, составляют род всемирного языка, который и употребляют иллюминаты для того, чтобы безопасно говорить между собою с одного края света до другого, и дабы народы европейские, прислушавшись к нему, неумышленно затверживали и повторяли их догматы, составляя таким образом, механически, так сказать, общее мнение в их смысле.
Но и сим, столь сильным и успешным средством они не ограничились, зная, что одни сословия хранят надежно и передают из века в век дух и учение, из европейских университетов составили они себе настоящие твердыни. Университет Баварский есть в сем роде самое ужасное и образцовое произведение, ибо, родившись там и, как в первой части сей записки доказано, никогда, коренным образом, не истребленное иллюминатство так глубоко пустило свои корни, что король лет шесть или семь тому назад собрал в этот университет все, что было славнейшего из иллюминатов целой Германии. Между тем как в то же время, под предлогом совещания о наблюдениях над магнетическою силою и гальванизмом, ежегодно собираются из всей Европы, в каком-либо месте Германии, все натуралисты. Что съезды сии суть не что иное, как конгрессы иллюминатов, на которых неучаствующих в сем обществе забавляют разными естественными открытиями и наблюдениями, закрывая присутствием их совещания другого рода, то сие кажется утвердительным из того: 1) что они учреждены вне сферы больших государств, и даже последний был в Гамбурге, где нет ни особенно известных ученых, ни славной академии, и, следовательно, город сей был для того только для съезда сего выбран, что полиция гамбургского магистрата менее опасна для иллюминатов, 2) что о последствии сих съездов совершенно ничего не публикуют вопреки болтливой хвастливости ученых.
Сверх того, в Германии выходит газета (‘Ausland’), систематически иллюминатская, и издается очевидно большим и весьма умным обществом, ибо появляется ежедневно, пишется прекрасным языком и вмещает отборнейшие предметы из политики, истории и прочих наук, вырабатываемые весьма тщательно.
Таково положение иллюминатства германского и французского, сколько то может быть видно наблюдателю не только частному, но и во всех отношениях стесненному малым горизонтом.
Но к иллюминатству принадлежит еще и другая его отрасль, которую видеть необходимо нужно для последующего, во второй записке, раскрытия отношений ее к России. Оно есть а[н]глийское, духовное иллю-минатство, составившее обширнейший заговор из разных более или менее нелепых расколов англиканской церкви и особенно методистов, кои, при начале своего установления, сами себя назвали иллюминатами. (Diction des Sectes par Grgoire).
Подробное раскрытие сей пропаганды духовного иллюминатства здесь мною отлагается не по недостатку способов и самых неоспоримых доказательств, но для сбережения времени, и потому только, что в записке о действии всех сего рода обществ на Россию говорено в ней будет.
Связь сего общества с иллюминатством доказывается двумя обстоятельствами: 1) соединением с ним масонов высших степеней и 2) единообразием, под различными формами, обоюдной цели и ожиданий их. Иллюминаты — враги всех положительных христианских исповеданий и методисты тоже. Иллюминаты ожидают всемирного преобразования, в котором начнется блаженство человечества, и методисты тоже, по древнему расколу, называемому les millnaires56, ожидают они, что Спаситель скоро придет, все Церкви уничтожатся, останется одна истинная, из избранных, то есть из методистов, и тогда начнется тысячелетнее Царство Божие на земле.
Духовные сии иллюминаты, чрезвычайно усилясь в Англии, заморских ее владениях и в Америке, приуготовляют поле действию политических иллюминатов, колебля церкви реформатские и сглаживая так ими называемые деления (ce sont des niveleurs). Теперь, содействуя мятежам Англии, они повели в парламенте открытое нападение на церковь англиканскую, точно так как во Франции нападают иллюминаты на католическую под именем иезуитов и конгрегации57.
Впрочем, в Лондоне и другого рода иллюминаты не теряли времени, ибо посреди сей столицы недавно учредился университет, в котором статутами его исключено христианское учение под тем предлогом, чтобы оно не препятствовало людям всех исповеданий, жидам, идолопоклонникам, обожателям огня и далай-ламы учиться наукам, независимо от их вер.
Краткое и по поспешности сей работы слишком поверхностное обозрение положения всемирного заговора довольно показывает, как опасность велика, стража прозорлива и защита должна быть правильно расположена для ограждения одной той империи, которой, по великой судьбе своей на земле, предопределено, вероятно, быть несокрушимым оплотом, у подножия коего бурный поток сей должен исчезнуть.
Торопливое и недозрелое возмущение Польши при самом начале великого мятежа, который должен, по-видимому, снова объять Европу, есть явный признак, до какой степени всеразрушительный союз иллюминатов страшится того, который, возведен будучи за руку чудесным Промыслом Божиим на высочайший престол в мире, обращает на себя взоры и надежды всего человечества, истинный рыцарь Креста, свыше ополченный на поражение сей стоглавой гидры.

III.

Ревель, 14 февраля 1831 г.

О водворении иллюминатства под разными его видами в России

Для удобнейшего обозрения иллюминатства в России оно разделится в записке сей на четыре главные его у нас рода. Я буду говорить о каждом отдельно, сколько можно, в исторической его постепенности. Иллюминатство в России можно разделить на четыре рода: 1-е. Политическое. 2-е. Духовное. 3-е. Академическое и 4-е. Народное.

1) Об иллюминатстве политическом

Иллюминатство политическое вошло к нам, сколько мне известно, следующими путями:
1. В шестидесятых годах привез или получил его бывший при императрице Екатерине II Елагин из Швеции и, как говорят, учредил первую ложу в Петербурге, ибо до сего покровительство энциклопедистов составляло иллюминатство того времени, и главные оного адепты, Гримм58, живший в Париже и переписывавшийся с императрицей, князь Голицын59, бывший там послом ее, и граф И. И. Шувалов60 были единственными, сколько мне известно, укоренителями его в России, поколику то возможно было ободрениями патриарха сих иллюминатов, Вольтера, вызовом и приглашением Даламберта61 для воспитания великого князя наследника и пр.
Примечание: при начале записок моих же коснулся я сего периода, он оставляет древнюю, так сказать, историю иллюминатства и по отдалению сего времени более занимателен, нежели нужен, но, чтоб показать степень преобладания у нас энциклопедистов и соблазнительную наглость их, я расскажу происшествие, которое в предании дошло до нас.
Даламберт, выходя из кабинета императрицы, встретил, при множестве свидетелей, иеромонаха Платона62, бывшего после московским митрополитом, а тогда законоучителем государя наследника и проповедником двора, и, желая привести его в замешательство, внезапно спросил: ‘Существует ли Бог?’ Платон, по счастью, не смешавшийся, отвечал на латинском языке из псалтыри: ‘Рече безумен, в сердце своем, несть Бог!’ и пошел далее.
Это представляет образчик духа времени.
Обращаюсь к моему предмету.
В то время служил в гвардии сержантом бедный, но очень умный и особливо хорошо писавший и велеречивый Новиков. Он вступил в масонство, неизвестно мне, в Швеции ли или в ложе Елагина, ибо мои о нем сведения идут не далее, как когда сделался он известен прекраснейшим сатирическим сочинением, которое издавал, под именем ‘Живописца’, и, приехав в Москву, завел типографию, купил огромнейший дом и учредил общество, под названием мартинистов, от учения St. Martin, иллюмината французского, которого сочинение привез из Парижа Плещеев63 (книгу ‘Des erreurs et la vrit’). Я учился тогда в Московском университете и знал только, через отца, что секта сия весьма сильна богатством и соединением в ней многих знатных лиц (князей Трубецких, Юрия и Николая Никитичей, Ив. Владимировича Лопухина64, о котором часто будет упоминаемо, князя Гавриила Петровича Гагарина65 и пр.). Между тем сии московские иллюминаты в течение нескольких лет, в которые не было обращено на них никакого другого внимания, кроме литературных насмешек (ибо императрица сочинила сама на них пьесу для эрмитажного театра), учили на свои счета многих бедных студентов Московского университета, посылали их на своем иждивении в чужие края, выставляли большую благотворительность, раздавая тулупы отправляемым партиям рекрут и пр., и таким образом старались приобресть любовь народную. Куратором университета был поставлен ими Херасков66, их сочлен. Многие профессоры вступили в их общество и два славнейшие того времени, Страхов67 и Чеботарев68, первый видел всю Москву на своих лекциях физики, а последний воспитывал на дому всех студентов, коих общество особо ему поручало (из них остались теперь, сколько мне известно, два, то есть Корнеев, директор горного корпуса69, и Лубяновский70, бывший пензенским губернатором. Первый — известен в бытность уже его харьковским попечителем, на месте дяди, переводом иллюминатской книги: ‘Христианская философия’, а второй — такою же, ‘Тоска по отчизне’, сочинением Штиллинга71, в которой есть многие намеки в виде иллюминатских надежд, довольно ясные, и на Россию и именно, сколько припомню, на Тобольск).
Посреди сих успехов общества начальник его, с главными адептами, схвачены правительством, бумаги взяты, огромнейшая типография, которая уже несколько лет наводняла Россию иллюминатскими книгами, дом и библиотека мартинистов опечатаны, и начались допросы и обследование, но как все дело сие поручено было московскому генерал-губернатору князю Прозоровскому72, который имел в себе одно то достоинство, что донес императрице об опасности распространяющегося общества, а впрочем, ничего не мог понимать в его учении, то розыскание сие и кончилось только тем, что Новиков отправлен, под конвоем, с важнейшими его бумагами в Петербург, а оттуда в Шлиссельбургскую крепость, где и пробыл до воцарения императора Павла I, а сообщники его, знатнейшие по их фамилии или званиям, получили повеление жить в деревнях своих, важнейшие же, по иллюминатской значительности, пользуясь неведением допрашивавших (как сами они после рассказывали и именно И. В. Лопухин, о коем впоследствии говорено будет), так осторожно и коварно отвечали, что не оставили ни малейшего следа для притязания к свободе их лиц. В числе спасшихся от сего кораблекрушения значительнейшие, и коих опять увидим на сцене иллюминатства, были: Лопухин, Поздеев, Лабзин. Между тем союзники московских мартинистов рассевали слухи в своем смысле. Из них главнейший был тот примечательный Плещеев (муж статс-дамы), который, будучи учителем государя наследника и потом доверенным при нем лицом, успел, как уверяли, расположить его высочество к некоторому соболезнованию о жестокой участи такого общества, которое, (якобы) друг Церкви и законности, потерпело гонение от преобладающих в правительстве вольтерьянцев и энциклопедистов. И сие то, вероятно, было поводом к освобождению Новикова и к употреблению, впоследствии, Лопухина в доверенной должности.
Женатый на сестре сего Плещеева, Кошелев73, который скоро предстанет в роли весьма значительной, был, по сей связи, тоже мартинистом, но, человек без дарований, неприятной наружности, оглашенный смешным дипломатом, по странному слогу депеш его из Копенгагена, где был посланником, он почитался более фанатиком, нежели важным адептом ложи.
Дело мартинистов затихло, но не уничтожилось их общество.
При князе Репнине оставался иллюминат Шварц, упомянутый в первой моей записке, и, вероятно, распространял учение сие в своем кругу. Один из оставшихся от того времени репнинских мартинистов, генерал Инзов74, управляет, кажется, ныне чем-то в Бессарабии и был постоянно покровительствуем методистами, и давал, в свое время, убежище Линделю, когда его гнали в Одессе (как показано будет во второй статье сей записки). Другой, Лубяновский, бывший при Репнине молодым офицером (Ф. И. Энгель служил при сем генерале с Инзовым и Лу-бяновским). Третий — князь Г. П. Гагарин, жил в своей деревне, близ Москвы и написал иллюминатскую книгу, сколько помнится: ‘Прогулки или вечера в селе Знаменском’, которая после была напечатана. Четвертый — Лопухин, готовил иллюминатские сочинения и в числе их одно: ‘Изильсофос, или Духовный рыцарь’, заключающее самоважнейшее учение русского иллюминатства, и до такой степени дерзкое, что нигде не можно было его напечатать в самое благоприятное для секты сей время, и оно тиснуто в типографии какой-то ложи. Оно у меня было, но я отдал его одной из значащих особ при покойном государе для представления его величеству и не знаю, что с ним сделано. Пятый — Лабзин, готовясь сделаться начальником секты при первом удобном случае, занимался приготовлением важнейших рукописей — как говорили, из ложи Новикова им похищенных, для их преподавания и печати, как увидим впоследствии. Шестой — Поздеев, жил отшельником в своей деревне, но все они сохраняли прежнюю связь возможными в их положении сношениями. Плещеев, сколько мне известно, оставался при государе наследнике.
В сем положении нашего иллюминатства последовала кончина императрицы.
Новиков освобожден после, как уверяют, свидания и продолжительного разговора с императором, но, отягченный последствиями строгого заключения и летами, он поехал жить в свою деревню, сделавшуюся Меккою наших иллюминатов, кои разделяли и носили, как святыню, бороду, отросшую у него в крепости. Плещеев сделался лицом случайным и значительным. Лопухин назван статс-секретарем. Князь Гагарин — президентом коммерц-коллегии. Освобожден Костюшко, которому, как говорят, объявил сие сам император, вошедший в темницу крепости и щедро его обогативший с тем, чтобы он, на честное слово, ехал в Америку.
Это было первое действие влияния иллюминатов. Второе — состояло в том, чтобы на новой монете не было изображения царского.
Обстоятельство, о котором много важного говорить, но не писать можно.
Преобладание иллюминатов не было, впрочем, ни весьма значительно, ни долговременно, и они только, можно сказать, тогда воскресли, но не могли или не успели произвести ничего, в своем смысле, систематического. Лопухин вскоре уволен, а Плещеев умер, действительно или политически, не знаю, ибо вообще его время весьма мало мне знакомо, потому что во все царствование императора Павла I я находился при посольствах в Вене и Париже.
При воцарении покойного государя идеи самого преувеличенного либерализма дали свободу иллюминатам, разных родов, вступить на широкое поприще интриг и происков, как личных, так и сектаторских. Молодой, неопытный и прекраснейших свойств сердца государь, пламенно желающий счастья не только своей империи, но и всему человечеству, так жаждал достигнуть скорее до сей великой цели, что не только открыл совершенно свободный к себе доступ всем лицам, которые бы ему содействовать в том пожелали, всем дарованиям, кои бы могли указать кратчайший путь к сей священной его цели, к сей, если смею так выразиться, ангельской мечте души необыкновенной, но издал о сем указ и назначил человека, которому поручен доклад по сему предмету (Новосильцова). Кругом сего великодушного молодого царя составилось, совершенно в духе его, молодое, неопытное, либеральное министерство. Явились, в Москве — Каразин, а в Петербурге — бесчисленное множество иллюминатов и несколько искренних либералов. (В числе коих, то есть последних, через три года после воцарения Александра, и Магницкий, возвратившийся из Парижа с проектом конституции и запиской о легком способе ввести ее.) Государь всех допускал к себе, всех выслушивал, многих обнимал в восхищении, а Магницкому, между прочим, приказал сказать, через генерал-адъютанта Уварова75, что его не забудет, и, действительно, через семь лет сдержал слово, назначив его статс-секретарем и, при первом ему представлении, удивил, его и всех предстоявших, сказав Оленину76 и Энгелю, тогдашним его сотоварищам: ‘Хоть в первый раз его вижу, но и мысли его и руку знаю, как свои’.
В числе примечательнейших проектеров сего времени, с коим государю угодно было наиболее сблизиться, был Паррот77 (академик) и потом Каразин. Первый — старинный член майнцкого иллюминатского клуба и одно из действующих лиц французской революции, войдя в кабинет императора под модной тогда личиной либерала, долго имел самое сильное и опасное влияние. Он, как говорят, был, между прочим, крепкой опорой одного из важнейших и самых известных безбожностью своих сочинений и умом, вроде Вольтера, иллюмината генерала Клингера, который, начальствуя впоследствии над кадетским корпусом и Дерптским университетом, в то же время ужасал своими богохулениями Германию, в коей печатал и распространял свои сочинения. Весьма вероятно, что Паррот, после швейцарского Лагарпа, был важнейшим из адептов того времени, из Франции к нам присланных. Потом он был ректором Дерптского университета. Второй — Каразин, малороссиянин, хорошо учившийся, знающий, красноречивый, но более всего гордый и пламенный, переговорив с императором о всех политических материях, в самом либеральном смысле, достав из ничего и без всякой определительной службы чины и кресты, образовал на родине своей, в Харькове, университет и кончил тем, что, перессорясь со всеми, и особенно с Новосилыговым, в большой силе тогда бывшим, обратился к иллюминатству академическому, пристав к бывшему министру просвещения графу Завадовскому78 и соединясь с подобным ему, но холодным и расчетливым иллюминатом Мартыновым, который был тогда директором департамента просвещения, а ныне правителем дел совета о военных училищах и членом многих других ученых мест.
В порядке политическом Каразин скоро потерял значение и, войдя в толпу тех недовольных крикунов, которые, заявляя образ мыслей, противный правительству, хотят главнейше дать чувствовать, что самый важный его проступок состоит в том, что оно их оценить не умело, женился, стал жить в деревне и, выезжая оттуда по временам в Петербург, в нетерпеливости чем-нибудь напомянуть о себе, то подавал проекты в советы разным правительственным лицам, которых двери наконец для него закрылись, то, занимая экономическое общество79 разными предположениями об усовершении сельского хозяйства, и таким образом, я в числе прочих потерял было совершенно из вида сие докучливое и, как мне казалось, пустое и безопасное лицо. Как вдруг, вскоре после происшествия, в Семеновском полку бывшего80, т. е., сколько припомню, на другой же день, через одно лицо, весьма благонамеренно и, по месту своему тогда, не могшее не знать всех происшествий достоверно, узнал я, что рано поутру, после семеновского смятения, найдены у ворот разных гвардейских казарм подброшенные возмутительные тетради, в коих говорилось о конституции, что многие из них подняты полицией, а прочие, вероятно, взяты уже в казармы и тем более кажутся опасными, что нашедшие их молчат. Узнав от лица, со мной говорившего, что по обыкновенному его начальству принято сие важное донесение равнодушно и может остаться ненаблюденным, я ему советовал взять на свою ответственность и тотчас рассказать графу Кочубею81, который, несмотря на то что я уже был с ним в холодном положении, казался мне из всех, составлявших тогда управляющий, в отсутствие государя, комитет ближайшим к приличному внушению нужных мер. Совет мой, кажется, принят и исполнен с успехом, ибо, увидясь с тем же лицом, по возвращении уже государя в Петербург, узнал я, что делу сему не только дан был ход, но, по всем соображениям, особливо же по почерку возмутительных бумаг, пало подозрение на Каразина и что государь, не решаясь по одному, хотя и весьма сильному, подозрению приступить к какой-либо решительной против него мере, встретив его на прогулке, спросил, как бы в удивлении, зачем он в Петербурге, и, узнав, что живет для тяжбы о 30 000 рублях, прислал ему сии деньги из собственных своих и приказал ехать домой.
Увлеченный вперед речью о Каразине, для полного очерка политического бытия его, я обращусь к связи иллюминатских происшествий.
По либеральным проектам Новосильцов был первое лицо из всего министерства и потому был он главным начальником комиссии законов, где тогда важнейшей работой было сочинение такой первой главы к первой части гражданского уложения, которая бы служила началом конституции, вместив в общие права лиц постановление об императорской фамилии, кои бы ограничили самодержавие. Известный Розенкампф82 был, по счастью, тупым орудием сих затей.
Неподвижность сих конституционных предприятий происходила особенно от того, что либеральное министерство наше не знало ни России, ни самой науки о представительных правительствах систематически и, только путаясь в смешанных о сем предмете понятиях, отрывочно из чтения, наслышки и путешествий заимствованных, обмануло надежды императора, и, видя, что и в том охота к установлениям сего рода охлаждается от того, что правление, чем более он входил в него, представлялось ему практикой, а не теорией, как оно и есть действительно, и озабочивало его занятиями гораздо существеннейшими, нежели мечтательные умозрения, то министерство, говорю, начало и само мало-помалу обращаться к частным целям и выгодам личным. Вскоре остался один тон либерализма, но самое дело упало, и связь между лицами, составлявшими министерство, ослабла и расторглась. Внешние обстоятельства, неудачи и опасности совершенно уронили систему политических мечтаний. Между тем, однако же, иллюминаты не потеряли времени, столь благоприятного для преуспеяния в их видах: Лопухин издал свои сочинения о внутренней церкви и проч., Лабзин напечатал похищенную, как говорили в ложе Новикова, рукопись: ‘Пастырское послание’, составляющую один из самоважнейших иллюминатских манифестов о причинах приостановления их обществ, об ожиданиях и тайном их действии. Сверх того начал он издавать ‘Сионский Вестник’, журнал совершенно иллюминатский. Новосильцов был причиной запрещения сей опасной книги, но через несколько лет, и именно по возвращении государя из Парижа, продолжение сего издания дозволено, и тот же Лабзин получил вторую степень Владимира за распространение благочестивых сочинений. Это относится, впрочем, к статье духовного иллюминатства, здесь же поставлено только для разительнейшего сближения сих противоположных обстоятельств одного и того же лица.
Не помню точно в котором году, но, кажется, около 1807 года, явилось на горизонте петербургского иллюминатства новое светило: Грабянко (граф), поляк, член авиньонского общества пророков83. В весьма короткое время сделал он великие успехи через m-me d’Atigny, жившую в доме Марии Антоновны Нарышкиной84. Он познакомился с сей последней и в комнатах Озерова85, гофмаршала государя цесаревича, в Мраморном дворце, открыл ложу, в которую ездили: Нарышкина, m-me dAtigny, Озеров с женою, Сперанский, служивший директором Министерства внутренних дел, Лубяновский, бывший секретарем при графе Кочубее, и многие другие, которых имена можно видеть в бумагах Грабянки.
Как собрания сии открывались молитвою ‘Отче наш’, ограничивались изъяснением Евангелия, не довольствуя пытливости некоторых слушателей, простиравших виды свои далее, то два из них, мне известные, Сперанский и Лубяновский, дошли до особенных свиданий с Грабянкою, у него на дому, но в то самое время, как они наиболее с ним сблизились, полиция взяла его под стражу, и в захваченных у него бумагах найдены не только список всех членов, но и дневник, в который записывал он с подробностью все разговоры бывших у него посетителей.
Смерть Грабянки под стражей кончила существование его общества в Петербурге прежде, нежели успел он дойти до распространения высших степеней, ибо в Авиньоне состояли они в том, что от молитвенных упражнений избраннейшие переводились в школу пророков, в которой каждый обязан был развивать в себе дар предвидения, наблюдая за снами, вдохновениями и видениями, кои иметь может. Сии наблюдения записывались каждым членом, в виде журнала, представлялись обществу и, изъясняясь в его смысле начальниками, вносились в общую книгу сего нелепого прорицалища.
Около, сколько помню теперь, 1810 года приехал в Петербург, вызванный Сперанским, неизвестно кем ему указанный, славнейший иллюминат, католический монах, содействовавший Иосифу II в предприятиях его против Церкви, бежавший из Австрии, оставивший духовное звание и веру свою и сделавшийся преобразователем масонства в Пруссии — Феслер86, человек с отличным умом, дарованиями и глубоким знанием наук философских, языков: латинского, греческого и еврейского, обративший все сии способы на систематическое опровержение Св. Писания для замены учения веры иллюминатским. И сей человек выписан, с большими издержками, для преподавания еврейского языка и обучения его в критическом разборе книг библейских — и где же? — в Петербургской Духовной академии!
Как действия его там принадлежат к иллюминатству духовному, то и будут представлены в своем месте.
Он вступил в самые короткие сношения с Сперанским, которого кабинет сделался ложей, ибо Феслер обещал преподать ему все высшие степени, без дальнейших обрядов, за письменным его столом и даже дать, впоследствии, такой перстень, который будет служить талисманом для расположения всеми иллюминатами Германии и действительно дал нечто на то похожее. Все сие было, вероятно, обычный обман иллюминатов, кои ищут, как показано в первой записке моей, обольстив значащих в правительстве людей разными обманами, поддельных нарочно для них таинств, управлять ими в видах своего общества. Но как Сперанский тогда ничего не знал о сем, а, при пытливости обширного ума, все знать хотел, то он не только совершенно попал в сети сего коварного иллюмината, да и, говоря о нем с восхищением, как о великом человеке, Магницкому, бывшему в дружеских с ним отношениях, до того пленил сего последнего, что уговорил его вступить в ложу, Феслером открытую, под названием ‘Полярной звезды’ в саду комиссии законов. Ложа сия, председательствуемая в тот день Сперанским, состояла из Феслера, Дерябина, Пезаровиуса, Злобина87, Гогеншильда88 и Розенкампфа. Протоколы сей ложи должны были поступить в руки правительства, при закрытии масонских лож, и, впрочем, Магницкий, в то время как от всех отбирали подписки о масонстве, показал о сей ложе, к которой он принадлежал, объявив письменно, что оставил ее в 1811 году по опасным ее началам, именовав и установителя ее, но не прочих членов, ибо сего не требовали.
Магницкий, недовольствуясь сим принятием, присутствовал на многих беседах Феслера с Сперанским в кабинете Сперанского, а о тех, на которых быть не мог, сей последний ему рассказывал. Таким образом, выслушал он от него: теорию сотворения мира, теорию молитвы, веры, видений и пр., словом, все те обморочивания, коими древний иллюминатский обаятель сей искал приобрести двух пылких и, по положению их, значащих молодых людей. Прошло довольно времени в удивлении ему, ибо, действительно, не можно лучше злоупотреблять ума обширного и вместе тонкого, красноречия разительного и самых глубоких познаний в древностях, выворотив все сие наизнанку, самым коварным образом, для своей цели. Дошло дело до систематического и уже прямого опровержения христианства. Магницкий, хотя и весьма ненабожный тогда, почувствовал какое-то непреоборимое отвращение от богохульств сего лжеучителя, особенно когда он начал представлять Спасителя сыном Эсеянина89, обманывавшим народ, для утверждения своего учения. ‘Как же вознесся Он при пятистах очевидных свидетелях?’ — возразил Магницкий. ‘Как все сии свидетели, до одного, умерли в пытках, утверждая сию истину?’. — ‘Это очень просто, — отвечал Феслер. — Он стоял на горе и мог уйти за камень’. Сей безрассудный ответ так поразил Магницкого, что он объявил Сперанскому, что с сей минуты оставляет общество, презирает его, Феслера, и сим кончилось его иллюминатское поприще.
За сим вскоре последовало изгнание Феслера из Духовной академии, как во второй статье сей записки подробно будет рассказано, но Сперанский, обязанный по многим причинам и опасениям куда-нибудь пристроить сего изгнанника, который им выписан, определил его, для жалованья, в комиссию законов и потом поместил к одному из собратий ложи, свояку своему, К. С. Злобину, в саратовскую деревню, где он, сколько мне известно, завел училища и жил, доколе сделался в судьбе его новый благоприятный переворот, о коем будет говорено в своем месте.
Есть немецкая книга, у нас запрещенная, доктора Линднера, в которой заключается вся история Феслера.
Между сим временем и тем, в которое, по возвращении государя из Парижа, в 1814 году, последовал наисильнейший прилив иллюминатства в Россию, учредились многие масонские ложи в Петербурге, Москве и далее в губерниях. Начальники двух из петербургских, граф Виельгорский90 и Ланской91, неоднократно ездили в Вологду, равно как и некто Римский-Корсаков, к указанному мною Поздееву, старинному адепту Новикова, за наставлениями. Я упоминаю о сем для того, чтобы показать, как живучи общества сего рода и как невидимая для правительств их нить верно сохраняется и скоро связывается со всеми возникающими того же рода учреждениями. Жеребцов92, женатый на княжне Лопухиной, ввел, кажется, в ложу Пушкина. Не позже как в 1817 году масонство усилилось и сделалось так смелым, что, в бытность мою симбирским губернатором, тамошний помещик, князь Баратаев, открыто просил у меня дозволения открыть ложу в губернском городе. Тщетно уговаривал я его отложить предприятие по причине соблазна, который произведет в народе заказ гробов и приискание черепов, кои не могут укрыться от людей его, он настоял до того и так нагло, утверждая, что в Москве граф Тормасов93 по особенному высочайшему рескрипту масонству покровительствует, что я должен был сказать ему, что хотя бы это была и правда, но я не могу принимать от него высочайших повелений, а доколе не получу их в установленном порядке, должен руководствоваться общими узаконениями, которые тайные общества возбраняют, и потому, запрещая ему открывать ложу, прошу подать мне просьбу, им принесенную, для представлений моему начальству на письме. Когда же заявил он себя письменно мастером масонского стула94 и просил об открытии ложи, то я отвечал, что, для обстоятельного донесения о сем г-ну правящему Министерством полиции, я прошу его доставить мне: 1-е, список членов его ложи, 2-е, статуты и, 3-е, катехизис оной. Он отвечал, что исполнить сего не может, а я, достав все от него требованное через полицию, представил графу Вязьмитинову95 с примечаниями на вредное учение сей ложи. Дело сие должно находиться в архиве особенной канцелярии Министерства полиции. Представление мое осталось без ответа. Я выбыл из должности — ложа Баратаева96 открыта, распространена по всей губернии и до того усилилась, что начальник ее, отставной, кажется, гусарский поручик, дошел в короткое время до избрания его целым дворянством губернии, мимо старых и заслуженных людей, в губернские предводители. В Казани была также открыта ложа под председательством старого масона Романовского97, друга Лабзина и того Попова (что ныне тайный советник), о котором в последующих статьях сей записки много и подробно говориться будет. В числе петербургских лож ни одной не было не подверженной, более или менее, влиянию иллюминатов, но опаснейшие были: Элизена, Вейса и Лабзина, который, оставаясь от ложи Новикова и имея связи с германскими иллюминатами (Штиллин-гом, которого сочинение ‘Теория духов’98 он перевел, а толкование на Апокалипсис под именем ‘Победной повести’ перевел и напечатал), восстановлял, так сказать, в своем лице иллюминатство, полуистребленное в царствование Екатерины II.
Некоторые из важных лиц духовных здесь не именуются, потому что были в связи с Лабзиным неформально, ибо он освобождал их от приемов и посещения обрядовых собраний, следовательно, неуместно было бы простирать предмет записки сей до связей, противных дружбы и приятельских отношений, входящих уже некоторым родом догадки, которой я стараюсь избегать, держась, сколько можно, за события, ежели не всегда публичные, то, по крайней мере, положительные.
В известной связи с обществом Лабзина была в сие время Александра Петровна Хвостова, женщина, прежде довольно свободной нравственности, но им обращенная к набожности, столько, по характеру сего рода обращений, учением Лабзина проникнутая, что писала и печатала письма к жене его, несущие печать самого восторженного воображения сектаторки99.
Не знаю, жива ли она? Но один из учеников ее остался теперь, некто Прянишников100, которого, женив на своей воспитаннице, она облагодетельствовала и вывела по службе с помощью своих покровителей до места довольно значительного, которое он теперь занимает.
Такого же рода творение иллюминатов служащий ныне в звании камергера Ковальков101, воспитанник последних лет И. В. Лопухина. Он сделался известен как некоторого рода иллюминатский святой, ибо, жив в доме Лопухина, в Москве, и углубляясь, под его руководством, в тайны иллюминатства, особенно же в мистическое учение m-me Guyon {На котором оканчивают свое поприще все состарившиеся иллюминаты, кои, видев неудачу своих предприятий, а иногда и устрашась приближающейся смерти, не могут, по вековой их ненависти к положительной церкви, вдруг к ней обратиться, но ищут развлечь, так сказать, тоску совести своей какой-нибудь религией, вроде христианской, и тем охотнее вдаются в учение m-me Guyon102, что оно, не обязывая их ни к каким постановлениям власти духовной, тешит пытливый их разум призраками мистических мечтаний и дает гордости их скорую надежду сделаться из отступников от Бога вдруг святыми, удостоясь чудесных откровений, видений и пр.}, он имел какие-то чудесные явления, которые видел я, им самим нарисованные, в одном из знатных кабинетов в золотой раме. По приезде его после сих происшествий в Петербург он поступил под покровительство Плещеевой103, которая поместила его в службу, ввела в значительные связи и содержала у себя в доме, женила на своей воспитаннице, сопричтя его, так сказать, к своему семейству.
Лица сии упоминаются в сем месте, потому что учителя их играли значительные роли в иллюминатстве политическом.
Одним из известных тогда иллюминатов был Рябинин104, брат умершего действ, стат. сов. Рябинина, числившийся по коллегии иностранных дел.
В другом роде не знаю, жив ли был престарелый отставной профессор Петербургского университета Рязанов, трудившийся над открытием квадратуры круга, опровергавший законы Кеплера105 и, притом не сумасшедший, особенно занимавшийся всеми таинственными науками. Ученик его Никольский, упражняющийся также в сем последнем предмете и бывший с ним в сношении, служит теперь профессором математики в Казанском университете.
Незадолго пред войной 1812 года выходит на зрелище сперва придворной и, наконец, духовной интриги новое лицо, которое впоследствии будет играть весьма важную роль и иметь гибельное влияние на дела правительства — Кошелев, упомянутый мной в первой записке. Маловажное обстоятельство вывело его из толпы суетливых, но неделовых искателей: Сперанский, бывший в 1808 или 1809 г. в Киеве для свидания с дочерью, которая там воспитывалась, познакомился с женой сего Кошелева, урожденной Плещеевой, женщиной весьма добродетельной и почтенной, немолодых уже лет. Возвратясь в Петербург, он продолжал сие знакомство, которое обратилось в приязнь к тому времени, как Кошелева умерла. В сем скорбном для мужа ее обстоятельстве Сперанский еще ближе с ним сдружился, и когда в 1810 году открыт новый Государственный совет, то Кошелев, по сей связи и давнишнему, в чужих краях, знакомству с графом Кочубеем, сделан членом оного, к удивлению всех, службу его знавших. Тут он начал деятельно интриговать, ища, с одной стороны, поддерживать связь свою с случайным тогда государственным секретарем, а с другой — стараясь как через него, так и через иные дороги, войти в кабинет императора и быть как-нибудь употребленным в политике того времени, ибо чем менее был способен в дипломатической службе, тем более искал снова вступить в нее.
Наконец, не знаю подлинно, через кого и при каком случае, но государю доложено, что он, по долговременной бытности в Вене, хорошо знает австрийский двор и может советами своими по обстоятельствам быть полезным.
С тех пор Кошелев получил желанный к императору доступ и имел его, докладывая по венским депешам, ему сообщаемым, а может быть, и по особенной переписке с Веною, которая была ему дозволена. Сие введение к его действиям было нужно, как из последующего видно будет.
В канцелярии министра внутренних дел Козодавлева106 служил в то время чиновник, до чина 4-го класса дошедший из низкого звания, без известности в делах и без всякой способности, кроме самого терпеливого искательства, — Попов. Прикрывая сею незначительностью обширный и выгодный для себя по службе план большой деятельности, учился он в свободное от занятий время языкам английскому и немецкому и выучил их в таком совершенстве, что говорить и писать мог равно хорошо на обоих, и никто не мог заметить той отдаленной цели его, которой достижение составит предмет рассказа о нем во второй части сей записки.

2) Об иллюминатстве духовном

Для ненарушимости порядка материй сей статьи должен я досказать предварительно первую часть повествования о Феслере, принадлежащую по роду своему к сей статье, а по времени — к годам предшествовавшим. Оно состоит в следующем: в первой статье рассказано его прибытие, цель его и упражнения в политическом иллюминатстве, здесь предлежит речь о действиях его в Невской Духовной академии107. После самого странного конспекта предполагаемых им преподаваний, которого, как признавались мне самому члены комиссии духовных училищ, никто из них не понял, конспект сей утвержден. Иллюминат взошел на кафедру одной из важнейших духовных академий в империи. Он истощил на первых шагах все прелести ума и красноречия для пленения своих слушателей и, по мере надежды на свои подпоры и на оплошность академического надзора, раскрывал от часу яснее цель и смысл иллюминат — ского учения. Восхищение студентов возбудило внимание духовного начальства. Оно обращено на тетради их, где, конечно, не было еще и половины того, что говорил профессор, но то, что нашли уже в них, прочтено и, действительно, было достаточным для улики его в иллюминатстве. Феофилакт108, член комиссии духовных училищ, выступил на единоборство с сим опасным лжеучителем. Бывшему тогда обер-прокурору Синода, князю Голицыну, принадлежит честь покровительства Феофилакта, обличение и изгнание Феслера из Невской академии. Но единомышленники изгнанного иллюмината не оставили Феофилакта ненаказанным: по доносу, что он принял посвящение книги Ансильона109, в которой якобы нашлось местами вольнодумство, он послан в Грузию, где и умер.
Теперь, оставляя Феслера в изгнании, до возвращения его странным случаем, который будет рассказан в своем месте, я приступаю к изложению главнейшей эпохи успехов духовного иллюминатства.
В государствах самодержавных счастье каждого зависит от царствующего лица, все внимание обращено на старание разгадать образ мыслей и чувств государя, дабы, сообразуясь с ними, прежде других упредить в угождении распределителю всех благ земных. И личная выгода, прельщаемая всеми возможными корыстями общежития, весьма в сем случае тонка и прозорлива.
Так было с покойным государем при возвращении его из чужих краев, по низложении Наполеона. Все акты прошедшей кампании несли на себе отпечаток того глубокого чувства набожности, которую получил он от частого обращения к Богу в превратностях счастья, в благодарности к нему за чудесное избавление от бед, в изученной на опыте твердой на него надежде. Акт Священного Союза торжественно обнаружил сии его чувства. До возвращения его величества было уже гласно, что союзные монархи имели сношение с главой тугендбунда, Штейном, что известный духовной необычностью крестьянин Мюллер имел с ними примечательное свидание в Пруссии, что наш государь виделся с главным мистиком Штиллингом (Лабзин возвестил некоторые подробности сего свидания, издав на русском сочинение об оном самого Штиллинга). Сего было довольно, чтобы все внимание обратилось на предметы духовные. Наряду с набожностию искренней и лицемерием, оку человеческому не проницаемым, и все секты основали на ней самые счастливые для себя надежды. В числе сих последних методисты, иезуиты англиканского исповедания, неизвестно мне через кого, ввели в особенную доверенность к государю Кошелева, который против всякого чаяния открыл тогда характер самый предприимчивый, соединенный с духом преобладания, тем более опасным, что он оградился устранением от себя всякой ответственности и всякого даже почетного или значительного наименования. Явилось образование соединенного Министерства духовных дел и просвещения110, таким пером написанное, которого никто из действующих в сем случае лиц не имел. Министр, сими двумя важными частями управляющий, отправляя каждый день в дом Кошелева важнейшие дела и докладывая государю не иначе, как в его присутствии, выходил не что иное как некоторый род директора над директорами обоих министерств, между тем Синод совершенно связывался в действиях, учредителем его, Петром Великим, присвоенных ему, ибо вместо прокурора его министр духовных дел облекался, по уставу, властью генерал-прокурора, а высшее над самим сим министром лицо получало права обширнейшие в некоторых отношениях и самых прежде бывших патриархов. Тургенев, известный своим вольнодумством, сделан директором духовного департамента, а Попов, ничему не учившийся, кроме языков, нужных ему для чтения методистских книг, не имевший понятия о науках — получил в свое управление департамент просвещения.
Сие распределение главнейших лиц соединенных министерств доказывает уже постороннее влияние, искавшее превратного хода или запутанности дел, для каких-либо своих видов, ибо нет вероятности, чтобы все сие вышло случайно.
Многие искатели окружили Кошелева. Ежедневные были, между прочим: Галахов111, Попов, Ястребцов, военный министр Татищев112, женатый на племяннице Кошелева. Знатнейшие члены Синода, приезжающие архиереи и даже все монахи и игумены, в Петербург на чем-либо прибывшие, являлись к нему на поклонение. И из сих посещений выходили разные повествования, одни других страннее.
Тогда методисты, устроив у нас или приметя сие положение наших духовных дел, устремили действие свое на Россию: явился славнейший из них Пинкертон, бывший некогда гувернером в доме княгини С. С. Мещерской, которая по приверженности своей к методизму и связи с Коше левым, начинала играть важную роль. Сей тонкий пронырливый агент методистов успел учредить в России Библейское общество, весьма полезное в землях протестантского исповедания, которое по догмату реформы отвергает всякое предание, представляя св. книги на суд каждого читателя, но не согласное с нашим вероисповеданием, которое, не воспрещая никому читать книг библейских, требует, чтоб мы не предпочитали собственных умствований изъяснению тех светил Церкви, которых именует она отцами и после коих наследовали мы полное на все объяснение. Все лица, к каким бы они тайным обществам ни принадлежали, соединялись за одним столом Библейского общества. Методисты явно господствовали. Они выслали Патерсона, Гендерсона, и употребили давнишнего в России их агента, купца Венинга. Первый, казначей общества, забыв самое бескорыстие пропаганды, взял себе квартиру, занявшую лучший этаж дома Библейского общества, которому оставлены, затем, две маленькие комнаты внизу. Он выписал из Англии типографщика и переплетчика и начал разные спекуляции из огромных сумм ‘библейских’, кои слепое усердие к делу, по наружности благому, вместе с фанатизмом секты и пронырством искательств понесли в казну его. Один английский переплетчик общества получал 60 000 руб. за свою работу ежегодно. Начались два действия пропаганды:
Первое, внутреннее, местным архиереям и начальникам губерний и мест воспитания поставлено в обязанность и отличие по службе распространение отделений общества в городах, и даже в уездах, в деревнях и школах.
Примечание. Пример гонения за противное был со мною, во время служения моего губернатором в Симбирске: городничий одного из уездных городов донес, что отставной майор Иванов (масон, покровительствуемый Лабзиным), получив через Лабзина разрешение на открытие Библейского общества в городе, где жил он, снесся с местным протоиереем и, взяв с духовенством соборные хоругви и иконы, в сопровождении многочисленного народа, сделал процессию из церкви в дом свой. Находя подобные процессии по распоряжению частных людей не только противными полицейским уставам, но во многих отношениях и опасными, я сделал должный выговор городничему, с предписанием, чтоб впредь сего не было. Государь изволил быть тогда в Москве. Вдруг приезжает ко мне курьер со строжайшим выговором за противодействие мое распространению библейских обществ и с предписанием покровительствовать им.
Второе, внешнее: Попов, избранный секретарем российского Библейского общества, имея уже обширную переписку с Англией и Германией и переводя переписку Пинкертона с целым миром, начал занимать собрания сего общества тем предметом, который под предлогом распространения св. книг и истинную цель его составлял, и был, однако же, явно противоположен утвержденным у нас его правилам. В них сказано, что российское Библейское общество будет печатать Библию без всяких толкований, что уже было несогласно с правилом нашей Церкви, не отвергающей толкования св. отцов и соборов, но сие для того только в видах методистской пропаганды было постановлено, чтобы, устранив изъяснение законной власти духовной, заменить его изъяснениями секты. И вот каким образом сие выполнялось: сперва начали читать в собраниях выписки из писем со всех концов света, лондонским Библейским обществом получаемых, об успехах раздачи книг священных, потом выписки сии стали подробнее, с примерами чудесного действия от чтения слова Божия на внезапное обращение неверующих лиц и, наконец, целых обществ идолопоклонников. Таким образом, сделан нечувствительный переход от раздачи Библии к учению лондонского общества методистских миссионеров. Выписки сии отчасу делались подробнее и открытее, и наконец, читавший их обыкновенно Попов, предавшись всему жару сектаторства, начал, под их видом, читать весьма продолжительные проповеди в сем смысле и в таком восторге, что иногда принужден был отирать слезы. Письма некоего фон Эсса, отпадшего от католической Церкви священника, волновавшего сим средством умы в Германии и перегоняемого в разные места правительствами, составили главный предмет восхищений общества. Наконец, захотели видеть успехи пропаганды и в России. Стали получать или подделывать подобные чудесности в письмах простых крестьян к Библейскому обществу (не объявляя, что то были духоборцы, то есть русские квакеры), и в них повествовались происшествия чрезвычайные. Методистское общество ассигновало важные суммы на поддержание российского библейского, дабы не замедлило оно своих успехов по недостатку денег. Попову воздвигнут памятник в зале лондонского Библейского общества помещением его портрета, в числе лиц покровительствующих сему делу. Под предлогом болезни он сам, сопровождаемый Патерсоном, ездил в Лондон и в тамошнем Библейском обществе, при 4 000 человек, говорил на английском языке речь, в которой объявил торжественно, что все наше духовенство сделалось уже библейским, что на сем языке значит: стремящимся к реформе, методистами предполагаемой. Возвратясь, он в отчете путешествия своего так ясно изложил преимущество духовности английской перед нашей, что митрополит Серафим113, чтение сие слышавший, наконец, возразил, что печатать сего не можно.
Приехали в Россию английские миссионеры, и в числе их славный проповедник Нилл (Knill), имевший целью отвлечение петербургских англичан от англиканской церкви. Он открыл свои собрания близ нее, в доме Сарептского общества114, и начал, в назначенные дни, проповедовать при необычайном стечении англичан, немцев и русских, в числе коих была и княгиня Мещерская, учредительница Библейского общества в Москве и издательница переводов методистских книжек, о коих будет говорено ниже.
Для отвлечения католиков от их церкви выписан Линде ль, пламеннейший методист, под одеждой католического священника. Он учредил насильственным образом, в самой католической церкви, свои дни для открытого проповедования против догматов католицизма. Церковь в сии дни наполнялась одними методистами всех наций. Духовенство католическое, долго и тщетно жаловалось на сие насильственное водворение у самых алтарей его, раскольника, стремившегося их низвергнуть. Угрозы изгнания, по примеру иезуитов, заставили его прибегнуть к покровительству значительных лиц того же исповедания, и, наконец, с успехом, ибо пылкий и простерший слишком далеко самонадеянную свою дерзость Линдель определен в Одессу, в надежде, что там, вдали и не так гласно, пропаганда его учения пойдет успешнее, но, вместо того, встретив там итальянцев, столь же горячих к защите папы, как он к его ниспровержению, он возбудил совершенное смятение в церкви, где начали бросать в него яблоками, и сей шум, а особливо личная его опасность, заставили удалить его за границу.
Но на месте его, в Петербурге, явился Госнер115, гораздо образованнейший и, хотя не менее враждебный к своей Церкви, но коварнейший, наружно, более умеренный.
Немецкая лютеранская церковь равным образом не оставлена в покое. Приехал Беттигер, суперинтендант новороссийский, друг и единомышленник Линделя (тот самый, который после, украв казенную сумму, бежал в Саксонию, где года два тому назад по требовании нашего правительства пойман и посажен в тюрьму). Он в реформатской церкви Св. Анны завладел большой залой и начал проповедовать методизм.
Таким образом, в одно и то же время все положительные вероисповедания испытали систематическое нападение методистов, то есть духовного иллюминатства, и можно ли представить, чтоб сие так вышло случайно?
Все духовные иерархи сих законных иностранных церквей протестовали против сего потрясения положительных их исповеданий, признанных и покровительствуемых правительством, но тщетно, ибо жалобы их устрашали высшие их начальства, поклонявшиеся случайности и, по сей причине, ничто не доходило до государя. Я могу о сем, ежели будет нужно, рассказать много удивительного.
Одно английское духовенство, поддерживаемое посольством сей нации, в ответ на опубликованный в английских газетах отчет об успехах миссионеров методистской пропаганды в Петербурге, отвечало весьма сильной и основательной статьей сей самой газеты, изъяснив, что безумно в успехах миссионерств, для идолопоклонников и диких учреждаемых, помещать Петербург и живущую в нем английскую факторию. Не знаю, кто писал статью сию, но она очень примечательна и была, кажется, написана менее для Лондона, чем для Петербурга, дабы сим средством довести сведение сие до государя, но, вероятно, никто не смел, по преобладавшему тогда духу, поместить ее в газетной для его величества выписке.
Все сии обстоятельства, ежели бы нужно было еще прояснить их, могут весьма сильно быть доказаны — и особливо подтверждены духовенствами всех упомянутых мною иностранных исповеданий, кои имели нужную выгоду замечать ход сего гонения.
То же общество завело тюремные, поставив в цели их, под благовидным предлогом, занятия нравственностью заключенных, чтение и толкование им Евангелия членами общества и раздачу в тюрьмах тех назидательных книжек, которые издают методисты, их переводила на русский княгиня Мещерская116, а в книжках сих, самым заманчивым для простолюдинов образом, под видом чудесных повестей, толковали непрестанно один следующий догмат методизма: ‘К обращению и спасению самого ожесточенного грешника не нужна ни Церковь, ни ее таинства, а одно чудесное действие Божие’, и сие подкреплялось разными примерами.
Пропаганда сия имела так положительно сию цель, что когда один из директоров тюремного общества предложил, в полном его собрании, о необходимости священников всех христианских исповеданий для духовной помощи заключенным, то один из членов Синода возразил ему публично: ‘А члены-то общества на что?’ — ‘Я не знал, что они могут исповедовать’, — отвечал директор, и после сего ответа предложение его принято.
Ланкастерские школы117 обращены также в механическое содействие методизму. По следующему случаю: Греч118, при заведении одной из сих школ в Петербурге, в виде спекуляции, для своей типографии, составил общество для распространения сих школ и особенно таблиц, им для того напечатанных по всей России, для деревень и войск, начиная с гвардейских до поселенных119 и армейских. При министерстве учрежден особенный комитет для содействия сему делу. Председатель сего комитета, заявленный враг иллюминатства120, рассматривая таблицы Греча, приметил, что не только в складах, ничего по-видимому не могущих вмещать опасного, есть неприличное соединение слов, напр.: императрица-перепелица — патриарх-шут. Удивленный сей странностью, он обратил уже особенное внимание на таблицы чтений и нашел: сила солому ломит, воды и царь не удержит, где сила, там закон ничто. Сие показалось ему ежели не злонамеренным, то, по крайней мере, небезопасным в школах для народа и солдата. Он представил сии усмотрения. Они одобрены и по высочайшему повелению приказано, запретив таблицы сии и отобрав их из всех школ военных и других, заменить приличнейшими, но тут замечанием сего противобор-ника методистов воспользовались методисты. Их собственные таблицы переведены и одобрены к повсеместному употреблению. Между тем как заметить надобно, что то, чего не допустила у себя церковь англиканская, допускалось у нас, ибо две есть методы взаимного обучения: Ланкастера (квакера121) и Беля (епископальной церкви). Первая имеет свои таблицы, которые состоят из мест, выбранных из Евангелия и приноровленных к учению квакеров и методистов, а вторая — таблицы, согласные с догматическим учением не секты, а положительного англиканского исповедания.
Тщетно сей председатель комитета, столь грубо обманутый, кричал и писал, что ежели уже непременно нужно спешить с обучением народа нашего и солдата чтению (между тем как и читать еще мало для них безвредного), то возьмите один механизм ланкастерский и вставьте букварь и катехизис, в которых бы затверживались, по всей империи, в селах и полках, те святые догматы, которые посевают страх Божий, почтение и любовь к его помазанникам, покорность властям. Не только напрасны были вопли сии, но и обратили на него, хотя еще не явное гонение, но последнюю попытку к обращению сего несносного уже обличителя — в методисты!
Сам Попов приступил к сему миссионерству. После многих приветливостей и доверенных откровений он сказал ему, что есть одно благочестивое общество, вооружающееся повсюду против неверия, обуревающего Европу (он не подозревал, что сей профан знал тогда совершенно хорошо методизм и связь его с иллюминатством), что общество сие истинных христиан есть методистское, что оно имеет разные степени друзей и искреннейших (amis et intimes), но, вероятно, о высших степенях каких-либо главных водителей он умолчал, что по особенному уважению к благочестию и отличным дарованиям значительных лиц можно быть принято прямо в высшую (будто бы) степень des intimes, но что сие не иначе возможно, как присягнув и в чем же? ‘в том, что и тогда, когда присягающий переменил бы свой образ мыслей насчет методистов, то не перестанет он, согласно с видами их общества, противно собственному убежденно, в исполнение своей присяги действовать’122. Скрыв удивление от сей фанатической и неслыханной присяги, его поразившей, обращаемый отвечал, что он никому по догматам веры своей, кроме законной власти и в случаях ею определяемых, присягать не может. Разговор кончился, но и кончилась терпимость методистов. Началось тайное преследование, которое ожидало только случая к совершенному погублению человека тем более опасного, что ему доверены уже некоторые тайны общества, которых он хранить не обязался.
Линдель возвещал, что за ним идет тот, кому недостоин он развязать сапога. Он выписан и прибыл. То был Госнер. Для проповеди его против папы и католицизма силой отворили для него двери обеих католических церквей, приходской и мальтийской, где я сам его слышал при величайшем стечении лютеран, методистов всех наций и в том числе русских. Сим не удовольствовались: в доме графа Завадовского на казенный счет нанята для него огромная квартира за 4 000 руб. в год. Над кафедрой поставлена в ознаменование, что и сей апостол есть еще только предтеча, большая картина Иоанна Крестителя, и около двух тысяч слушателей по подписке по 25 руб. с каждого (50 000 руб. в год) собраны для услышания таких проповедей, в которых под предлогом католических опровергались существенные догматы Церкви господствующей.
Наконец, лжеучитель сей, отчасу более предприимчивый, напечатал на немецком языке оное толкование на Евангелие, во многих местах противное христианскому учению, а в иных открыто опровергающее божественность Спасителя. Изъяснение его на Евангелие Св. Матфея, переведенное, сколько помню теперь, Бирюковым, служившим тогда в департаменте просвещения, и выправленное Поповым, на казенный счет напечатано, в очень большом количестве, вероятно, для рассылки по училищам, но в сие самое время обличено пред государем, по несчастью, такими людьми, которые, видя один отрывок сего обширного дела, всей связи его не обнимали, а изучить ее в порядке и с трудом не хотели, обращая таким образом дело Божие и государственное в некоторый род личности и интриги. Книга до появления ее из типографии остановлена и по высочайшему повелению сожжена. Госнер выслан за границу и после многих похождений занимает теперь какое-то место в Берлине. Попов и Бирюков преданы суду Сената, обвинены, и дело о них, как и слышал тогда, поступило в Государственный совет.
Попов, сверх того вел обширную, на немецком языке, переписку со всеми духовными иллюминатами из славнейших в Германии, от Пестолоци123 до Бадера124, который особенно забавлял петербургских своих корреспондентов разными чудесностями магнетизма. Я видел, как, при отбытии Попова в Англию, перевозили для надежнейшего сохранения два шкафа сего, по-видимому, важного архива в такое место, где он казался безопасным.
Из сей переписки составлял он своеручные выписки, кои представлялись на дальнейшее усмотрение.
Мне показаны были две из них для устрашения силой сей партии. Я могу наименовать их, ежели будет нужно.
С великими предприятиями на правительство и лучшее общество Петербурга приехала отовсюду выгнанная m-me Krudner125 — предшествуемая славой претерпенных ею гонений за проповедование истины и особенно известностью статьи одной из немногих газет, в которой был напечатан справедливый или подложный разговор ее о принятом ею участии в заключении Священного Союза — ручались за успехи ее в России. И действительно, едва она явилась, как множество к ней поехало, особливо сектаторы всех родов. Она рассказывала посетителям довольно однообразно о высоких особах, у ней бывших, указывала, весьма гордо и напыщенно, те места, где стоя (якобы на коленях) они с ней молились. Говорила с жаром и красноречиво о наступлении дней последних и утверждала, что Наполеон есть антихрист, так настоятельно, что даже когда было объявлено о его смерти, она не хотела ей верить и говорила, что он бежал к туркам и от них, предводительствуя всей Азией, опять явится.
С ней жил зять ее Беркгейм и жена его, которая и теперь, с главной ее ученицей, княгиней Голицыной (сестрой княгини Мещерской, урожденной Всеволожской), в имении коей, в Крыму, умерла m-me Krudner, живут еще там, как слышал я, вместе. Беркгейм сей, тотчас определенный в службу, по рассказам сектаторов (последователей) m-me Krudner, был одним из примечательнейших примеров ее чудотворений, получив исцеление от смертной болезни ее молитвой.
Вера в нее была так сильна, что когда государь (неизвестно мне почему) приказал выслать ее из города, то люди, к нему самые приближенные, не устрашились выставить ее портреты в своих кабинетах и открыто ездить посещать ее в месте изгнания за городом. Никогда иначе не мог я изъяснить себе сего сектаторского фанатизма многих, самых добрых из них, как тем, что, не изучив основательно ни истории религии и Церкви своей, ни ее догматов и чувствуя в последней половине жизни нужду в пище духовной, обращались они с сей потребностью к первому из окружавших их обманщику, который, злоупотребляя неведением и доверенностью их, ловил их в сети своей секты, обольщал, между тем, гордость их легким переходом от жизни совершенно чувственной и порочной к высокой степени святости, ничего не расстраивая в привычках их. Много примечательных наблюдений имел я случай сделать в сем отношении потому только, что разные сектаторы, зная во мне человека им неприязненного, в течение семи лет трудились над зазывом меня в свои союзы, рассказывая многое как о себе, так и о других.
Сверх того Попова, о котором говорил я подробно, было еще два, того же имени, сектатора: брат его Григорий Попов, откуда-то им выписанный, и Гавриил Попов, приставленный им к Кошелеву и служивший опорой сему духовному и телесному слепцу в Царском Селе на его прогулках.
Время, о котором говорю я теперь, от 1815 до 1824 г., было самое блистательное в владычестве сектаторства. Все пути были им заграждены, все главнейшие места в министерствах духовном и просвещения заняты. Царство его так было твердо, что оно не устрашилось открыто знаменовать свою силу грозными ударами гонения.
Некто Станевич126 (теперь, кажется, где-то директором гимназии), служивший тогда в канцелярии статс-секретаря Кикина127, издал книгу ‘Плач над гробом младенца’. Сочинение довольно ничтожное по весьма посредственному дарованию и тяжелому его слогу, но примечательное только по некоторым истинам в пользу Православия и сильным выходкам против духовных сект. Места сии немедленно примечены сектаторской полицией и указаны ею Кошелеву. Духовный цензор архимандрит Иннокентий128 призван к высшему начальству для допроса: ‘По недосмотрению или намеренно он пропустил сию книгу?’ Бедный инок сей (сочинитель лучшей истории нашей Церкви), чрезвычайно немощный от примерно строгой жизни, слишком верующий и добродетельный, чтобы продать истину, которой святость в сии времена гонений для друзей ее наиболее дорога, отвечал небоязненно: ‘С намерением, ибо сам убежден в том же мнении’. В тот же день Станевич схвачен полицией и послан в изгнание. Книга его из лавок и даже из частных домов, как самое опасное сочинение, отобрана и так истреблена под личным надзором Тургенева, что когда, по миновании сего времени, в 1824 году, Станевич вызван государем, вознагражден и опять определен в службу, а книгу его приказано на счет его величества напечатать, то в целом городе не могли найти ни одного экземпляра. Архимандрит Иннокентий наречен епископом в Оренбург для ссылки его туда и потом, по многим просьбам и в виде помилования, назначен в Пензу, но сраженный сими насилиями, занемог в Москве, нуждаясь в самых необходимых потребностях, коих бы и не имел без призрения графини Орловой129. Доехав до Пензы и вследствие сей болезни скоро скончался, жертвой гонений такой секты, которая непрестанно проповедует терпимость. Не буду упоминать здесь ни о квакерах, заведших в Петербурге свои училища, ни о поселении их на Царскосельской дороге, под особливым покровительством и начальством тайного советника Джунковского, давнишнего методиста, но должен говорить о самой вредной и нелепой сектаторке Татариновой130. Ей позволено жить в тогдашнем Михайловском замке, дабы могла безопаснее от полиции распространять свое общество. Занятие его состояло в каком-то особенном роде магнетизма. Люди, к нему приготовленные, входили в собрание и с помощью быстрого кружения поодиночке, а иногда и вместе, до пены у рта и беспамятства, изнемогая в каком-то странном роде исступления, пророчествовали для знатных посетителей, вещи самые для них приятные, а для прочих — что случится. Славнейшим из сих вещунов был какой-то барабанщик. Кошелев с друзьями и племянницей (Татищевой), Галахов, Попов и один из племянников графа Милорадовича131, который чуть было не сошел с ума от углубления в гнусные тайны сего общества, в которое вовлечен он был усерднейшим помощником, и другом Татариновой, Пилецким, который был тогда секретарем тюремного общества. Отец Милорадовича, узнав о несчастном положении сына, прискакал из Малороссии (он зять графа Кочубея), хотел увезти его с собой, но, кажется, не успел в том, и сей молодой человек, ежели не ошибаюсь, вскоре умер. Священник Малов, весьма покровительствуемый тогда Кошелевым, был членом сего общества.
Старинный учитель Татариновой, какой-то престарелый скопец, живший где-то в предместьях Петербурга, почитался вначале патриархом сей секты. Попов и прочие почитатели его ездили принимать от него благословение, целовали руку и получали какие-то просвирки. У него были также собрания. Он назывался в обществе своем искупителем. Пели духовные песни, и какая-то женщина пророчествовала. Он поссорился с Татариновой и до того был гоним сей случайной сектаторкой, что, наконец, схвачен и отвезен в Соловецкий или другой монастырь. (Дело сие весьма известно бывшему тогда обер-полицмейстеру Горголи.)
В то время как Феслер жил в своем саратовском изгнании, канцлер граф Румянцев132 случайно его там увидел. Возвратясь в Петербург и величая его пред государем великим и славным в Европе человеком, он успел склонить его величество на позволение ему приехать в Петербург. Таким образом, все прошлое забыто и он явился опять на зрелище публичной деятельности. Иллюминат его ложи, бывший тогда директором Царскосельского пансиона, Гогеншильд, ввел его в милость Кошелева, и в самое короткое время сей опасный сектатор определен суперинтендантом в Саратов над всеми тамошними колониями, над их 120 училищами и 10 губерниями. Он ввел там самовольно особенного рода обряды, состоящие из литургии его сочинения, напечатанной в Германии, которой в лютеранском исповедании совсем нет. Протестантское духовенство вверенных ему губерний много на сие роптало, но не смело жаловаться, зная связи его в высшем правительстве.
Он, кажется, сохраняет сношение свое с германскими иллюминатами через сына, который ежели не живет теперь, то недавно жил в Германии. Сим закрылось для меня зрелище духовного иллюминатства в течение пяти лет.

IV.

<3)> Об иллюминатстве академическом

21 февраля 1831 г. Ревель.

Предмет сей записки, для удобнейшего его обозрения нужно разделять на две статьи, из которых первая займется ‘иллюминатством классическим’, а вторая — ‘литературным’.

I.
Об иллюминатстве классическом

Государь Петр Великий, обнимая обширным умом своим все части государственного управления, не упустил из виду и просвещения народного. Он переписывался о нем с Лейбницем133 и, наконец, составил такой проект ‘Академии’, из которого видна цель его: ‘поставить под направление правительства такое средоточие народного просвещения, которое распределяло его не иначе, как в смысле коренных законов его империи и единообразно, повсюду’, ибо предположенная им Академия, соединяя все предметы наук, должна была иметь при себе и университет. Кончина препятствовала ему привести сие предложение в действие. Екатерина I, хотя исполнила волю его учреждением Академии, но не совершенно по мысли Петра, ибо университет при ней не образован и установление сие, доставаясь в управление людям более случайным, нежели сведущим, принимало разные виды под именем ‘преобразований’, доколе не только совершенно отошло от первой цели великого своего учредителя, но и раздробилось на четыре академии: ‘наук, медицины, художеств и словесности’. Таким образом, разлучились ‘история от живописи, математика от механики и архитектуры, физика и химия от медицины, словесность от наук’. Исчезло единство — цели, управления и средств. Одно и то же установление потребовало всего вчетверо. Но по счастью, недеятельность наших Академий препятствовала принести им много вреда, хотя, как естественно, и принимали они все отпечатки духа времени. ‘Медико-хирургическая’, напротив, была в видах иллюминатской пропаганды орудием весьма деятельным, имев там некогда кандидата Казанского университета Сыромятника, который, живя в моей канцелярии, учился в ней хирургии, я видел, могу сказать, своими глазами, как сей самый добрый и благочестивый молодой человек, слыша в течение двух только лет один ‘чистый материализм’ и, наконец, поступив на лекции иллюмината, самого известного печатными его сочинениями Веланского134, сделался совершенно неверующим. Действительно, большая часть молодых лекарей, из сего заведения в полки поступающих, так образованна и может нечувствительно разносить по армии начала весьма опасные, тем удобнее, что лекарь, имея самый короткий доступ к больному и страждущему, весьма скоро с ним сближается, не обращая на себя особенного надзора. Дух сей Академии знаменовался многими буйствами и, особенно, ‘самоубийствами’, кои весьма тщательно, под предлогом белых горячек и сумасшествия, были от правительства скрываемы.
От Иосифа II был прислан агент для образования у нас школ ‘нормальных’, коих самое название, как многие заметили, несет печать иллюминатства.
Но систематическое действие иллюминатов на народное наше просвещение началось собственно с самым началом текущего столетия, когда при первом образовании министерств учредилось ‘министерство просвещения’. Оно [было] вверено графу Завадовскому, человеку, по совершенной его лени и беспечности самому способному быть орудием интриги. Известные в первой записке моей Мартынов и Каразин им овладели, первый, сделавшись директором его департамента, а последний — душой министерства, потому что сохранял еще славу некоторой случайности и неутомимо писал записки и проекты, которые беспечный и ленивый министр представлял охотно. Два соединенные сии иллюмината перевели уставы немецких университетов почти слово в слово и, приделав к ним ‘грамоты’, ограждающие права их так незыблемо, как ничто еще у нас ограждаемо не было (дабы связать державную власть на случай перемены ее мысли), сделали то несвойственное с нашим природным правлением и внутренним устройством образование университетов, которое ныне существует, ибо:
1-е. Среди империи самодержавной состав их совершенно республиканский, на том правиле германских университетов, что все их члены ‘равны’, а ректор только ‘первый между равными’.
2-е. Молодым людям, в них обучающимся, даны чины, шпаги и права, к чему сии знаки заслуг без службы? Им предоставлена большая свобода и ненаказанность за проступки, ибо университет по своему уставу ничего не может сделать более, как удалить проступившегося.
Примечание. Сим часто пользуются университеты для недопущения до правительства всего, что у них происходит.
3-е. Университетам присвоен домашний суд? На что?
4-е. Они до того выгорождены из надзора полиции, что почитают себя каким-то особым царством, общему порядку не подчиненным.
5-е. Университетам предоставлена такая власть, какой никто в империи, кроме государя, не имеет: они выбирают ординарных профессоров, то есть могут жаловать из ничего в надворные советники.
6-е. Попечитель никакой определенной власти не имеет, а только, по уставу, есть род ходатая о их пользах.
Уставы университетов открыли широкую дверь иноземному иллюминатству. К нам приехали такие люди, которых потом насилу выгнали, но уже с чинами и деньгами русскими (Шаде, Броннер, Раупах и пр.). Я, между прочими, нашел в Казанском университете в 1819 уже году профессора Броннера, который, быв иезуитом, обокрал монастырь, бежал из него, переменил религию и, будучи выписан к нам, сделан прямо ординарным профессором, то есть надворным советником, дворянином, имеющим право купить недвижимое имение. Я нашел всю его историю в книге, находившейся в библиотеке университета. По официальному моему о сем предоставлении он выключен.
Я нашел известного цареубийцу Грегоара135, уже выключенного за то из камеры французских депутатов, почетным членом Казанского университета и в сношении с ним присылкой своих сочинений. Его тоже по моему предоставлению выключили. Но отобрать патента не решились.
Для центрального управления сими установлениями набрано подобное им Главное правление училищ.
Когда, по смерти графа Завадовского, вступил на его место старинный мартинист, граф Разумовский136, выписанный из Москвы, то Мартынов продолжал управлять Министерством просвещения в прежнем смысле, тем удобнее что граф до чина действительного тайного советника не управлял ничем.
Но впоследствии министр духовных дел и народного просвещения немедленно, по вступлении в звание сие, был принужден удалить его.
При Разумовском вышел на сцену Уваров137, зять его. Воспитанник французского аббата (Manguin), выучившийся писать по-немецки и возмечтавший быть славным литератором на сем языке, он вступил в сношения с древнейшим из иллюминатов, Гёте, который, обольщая его тщеславие, весьма успешно выделал из него одного из самых горячих ходатаев за иллюминатов германских, коих при тесте своем, графе Разумовском, в звании попечителя петербургского и потом президента Академии, имел он все средства покровительствовать под обыкновенным именем ‘ученых и просвещения’. Наши иллюминаты славили его во все свои трубы как мужа самого известного своей ‘ученостью’.
Когда Министерство просвещения соединилось с духовным, то благонамеренность управляющего оным останавливалась — неведением: как приняться за истребление зла? — и останавливала все полезные действия. Не хотели уже классического вольнодумства, но, не зная, ‘что’, собственно, составляет разные науки и ‘что’ чуждо им и принято неверием, не смели действовать решительно. Мартынов отстранен от кормила народного просвещения, но первая ошибка: он сделан членом Главного правления училищ, вторая: на место его определен Попов, до того ничего не знающий в науках, что когда один из членов Главного правления училищ подал записку о необходимости обуздать ил-люминатство под видом науки ‘права естественного’ преподаваемое, то директор департамента просвещения на доверенном совещании министра дал мнение: ‘послать нарочного к Стурдзе138‘, жившему тогда в своей деревне, спросить: правда ли, что философские науки можно удерживать от вредного их направления? По счастью, сей оракул просвещения одобрил и даже расхвалил мнение своего сочлена, дотоле совсем ему незнакомого — и что же вышло? Не стали ни противоречить ему, ни действовать в его смысле.
Весьма благоразумно вытеснили нескольких попечителей: Клингера, Кутузова139 и Северина Потоцкого140, но кем заместили? ‘методистами’ и ‘мартинистами’, кроме университета Московского, куда определен племянник Кошелева, князь Оболенский, человек совершенно безграмотный и которым так завладели иллюминаты, что никогда не отпускали его в Петербург без своего пристава, коим наичаще был известный, в сем смысле, своими печатными книгами профессор Давыдов141, и виленского князя Чарторижского, который оставался для хранения сего университета в том положении, которое заслуживало ему вместе ‘с Московским и Дерптским’ в предположениях наших мятежников 1825 года ‘право на совершенную независимость’, как то изъяснено в их напечатанных показаниях и верно недаром, ибо они могли наилучше знать дух сих заведений. ‘Виленский и Дерптский’ университеты особенно важны потому, что, заменяя духовные академии своих исповеданий, образуют и духовенство142. Первый сделал уже важные в сем отношении успехи изгнанием из польских губерний иезуитов и приобретением влияния на низшие духовные училища. Духовенство польских губерний тяжко стенает под сим игом, а оно по духу своему надежнее правительства, чем сотоварищи Лелевеля.
Иллюминаты, весьма благоразумно ища ускорять свои успехи действиями сосредоточенными, держались и у нас сего верного правила и потому всегда старались заводить ‘педагогические институты’, даже помощью совокупного образования ‘в одном духе’ известного числа образователей, распространять свое учение на все учебные заведения империи одним разом. Намерение сие очевидно, между прочим, из того, что иначе какая была бы нужда делать большие издержки на особый педагогический институт, когда при каждом университете уставами он положен и потому ‘вместо одного’ их должно быть у нас ‘шесть’?
Первый педагогический институт до преобразования его в Петербургский университет (т. е. до перемены только его имени), цель свою выполнил, не только приготовив множество один другого хуже и развратнее по духу их преподавателей, но и послав отличнейших, по его ‘усмотрению’, в университеты германские для ‘окончательного усовершения’.
Когда его назвали университетом, тогда Уваров, посылая молодых, им избранных людей для обучения (в угождение воцарившемуся тогда в министерстве духу) ‘ланкастерской’ методе, велел, ‘по своим видам’, заехать к известнейшему из современных иллюминатов, Песталоцию (о коем, ежели нужно, может быть доказано из собственных книг и писем его особенно). Молодые люди сии вместо изучения предмета их путешествия пробыли самовольно очень долго у Песталоция, и вдруг по возвращении их вместо педагогического института для взаимного обучения проявился в Петербурге — институт Песталоция. Министерство не прежде, как спустя довольно времени, подмен сей приметило и нарядило комиссию для осмотра сего заведения. Члены Главного правления училищ, Фус и Магницкий, для сего отряженные, нашли училище самое вредное и представили формальное в том обличение (акты Главн. правления учил.), но дело сие, по разным уважениям, затихло, институт, кажется, тогда уничтожен, лица его составлявшие: учителя Тимаев, Буссе и Ободовский, равно как и директор его Миддендорф, размещены по учебной части в Петербурге, но ныне, через десять лет или более, опять ‘в новом соединении снова составляют Главный педагогический институт’. Каким образом это делается? Как изъяснить так сильное и успешное направление, через многие годы, через разные царствования и министерства, все к одной и той же цели, не предположив тут постороннего влияния?
Дух иллюминатства в разных его видах и формах заразил наши учебные заведения следующим образом:
1-е. Через возвратившихся из германских университетов наших профессоров, кои, заразясь его язвой сами, вывезли сверх того с собою тетради тамошних преподавателей, которые, переводя и списывая, начали издавать на русском и успели ввести в книги учебные (Куницын — право естественное, Галич — историю систем философских, Лодий — логику, Веланский — о животном магнетизме и пр.).
2-е. Через установленные сношения, по праву университетов, с германскими.
3-е. Через право каждого профессора ввозить и выписывать запрещенные книги.
Книги, самые вредные для веры и правительства, сим средством входят, в университетах читаются и, наконец, то наследованием их, то продажей прочитавших распространяются.
Дух иллюминатства распространен уже у нас на все науки. Я постараюсь указать каким образом, поколику самая краткая речь мимоходом может сие дозволить (но я не уклоняюсь сим от обличения ‘схоластического’ и самого ‘подробного’ пред профессорами сих самых наук, ежели бы то было нужно).
‘История’ под именем ‘прагматической’ (имя значительное и по правам его весьма важное), начиная с разных оподлений народа, избранного Богом, до именования злочестивейшего истребителя его Антиоха143 — ‘великим’, Ирода144 — ‘великим’, Иулиана145 — мудрецом и мужем ‘добродетельным’, представляет главнейшие события мира или в превратном виде, руководствуясь самыми ложными историками, каковы Санхониатон146 и Берроз, или коварными намеками, потрясая косвенно все основания веры и гражданской нравственности, воспаляет юные умы ложным представлением благоденствия древних республик, добродетелей их философов, величия их цареубийц и похитителей власти. И молодой человек принимает сию сказку иллюминатства за ‘историю’ на всю жизнь, ибо переучиваться уже ни охоты, ни времени иметь не будет.
‘Словесность’ пользуется бесчисленными к тому способами ее: в выборе переводов, в задаче сочинений, в критическом разборе древних авторов и, особенно, в примечаниях на них германских классиков.
Самая ‘математика’ так, по-видимому, положительная и сухая, в высшем ее отношении (‘Небесной механики’ Лапласа) представляет одно из разительней-ших для молодого воображения явлений: такое строение мира, которое по законам вечным не имеет ни начала, ни конца, ниже нужды в предположении Создателя, иначе как для первоначального и ‘однократного’, так сказать, ‘толчка’ для сообщения только ‘первого движения’ сему вечному и совершенному ‘механизму’147.
В ‘науках естественных, геогнозия148 и геология’, выбирая одну из двух систем, ‘вулканистов’ или ‘нептунистов’149, производят землю от огня или от воды по произволу профессора.
Приложение философии ‘Шеллинговой’ к наукам естественным изъясняет, каким образом сочетание сил ‘гальванической и магнетической’, образуясь ‘само собой’ в разные ‘организмы’, благоухает в розе, ревет во льве, летает в орле и — мыслит в человеке!
‘Физика’, в подкрепление небесному механизму Лапласа и Шеллингову происхождению видимых организмов, раскрывает законы сих двух сил, изъясняя весьма заманчиво все ‘подмеченное’ натуралистами в рассуждении влияния их из полюсов (вот почему так часто и упорно к ним ездят), где они, как бы составляя концы земной оси, указывают, как миры с помощью их вертятся. Потому-то натуралисты нашего времени, бросив все упражнения положительные, собственно науку их составляющие, так пристально и повсеместно занимаются наблюдениями за протоколами ‘магнетизма’ (речь Гумбольда150 в нашей Академии и отчет его в Парижской) и за раскапыванием земли для открытия в окаменелостях допотопного мира доказательств, ‘что человека тогда не было’ и что Земля гораздо древнее, нежели выходит то по бытописанию библейскому.
Примечание. Вот почему между другими причинами всемирные съезды натуралистов ‘в Гейдельберге и Гамбурге’ ничего о последствиях своих занятий не объявляют и объявить не могут.
‘Науки медицинские’, полагая в основании своего материализма ‘физиологию Прохазки’151 (вероятно, варшавского или виленского профессора), переведенную Виланским, более или менее приближается к философии Шеллинга по мере глубокости познания в ней преподавателей, и все ‘соединенно’ ведут к тому заключению, что организм человека так совершенен, что заключающееся в нем ‘начало жизненности’ (vis vitalis) достаточно для полного его действия: ‘мышления и чувствительности’.
‘Науки собственно философские’ сводят все сии бреды, ложные и пагубные, самого утонченного материализма, в полную теорию, где открыто уже заменяется самый Творец Вселенной ‘вечным эфиром’, из коего все существующее посредством сочетания сего ‘вечного начала’ с началом влажности сотворяется в различные организмы и в который опять все должно обратиться. Сие обоготворение природы, занятое из весьма древней истории ‘пантеизма’, богохульно прикрыто (у Шеллинга) именами Св. Троицы, дабы удобнее подменивало учение христианское в умах недальновидных, точно так, как делает Вейсгаупт, который изложил все мерзости своей догматики, говорит в одной из высших степеней, что она согласна с учением Спасителя, который приходил ‘для освобождения человечества от рабства’ и проповедовал ‘равенство’.
Примечание. Профессоры, не везде смея преподавать сию философию открыто, поступают таким образом: 1-е. Они указывают ее, предпочтительно, в истории систем философских, распространяясь о ней более, чем о других, в виде догматическом. 2-е. Не помещая всего в тетради своего преподавания, дополняют важнейшее на словах. И 3-е, молодым людям, наиболее пылким и способным, некогда заменить их, указывают они в германских авторах самые источники своих систем и даже дают книги (по незапрещению никаких университетов), в коих система сей философии не только изъяснена в самой обстоятельной подробности, но и прилагается ко всем наукам и даже к теории изящных искусств.
Тогда после сей ‘философии нравственной’ выучится студент видеть в себе не то падшее и преступное существо, которое искупил Спаситель, а совершеннейший организм, ‘в котором все хорошо’.
Даже и самые страсти, кои, как ветры для корабля, для души нужны, а по догматам ‘права естественного’ (Шмальца152, Куницына и пр.) узнает он, что человек ‘естественный’ совершенно свободен, что господство над ним есть одно ‘злоупотребление права сильного’, что дети должны только ‘временно повиноваться родителям, чтобы дать воспитать себя’, что брак есть только соединение двух лиц разного пола ‘для произведения детей’ — тогда ‘экономия, теория статистики’ и науки финансовой покажут ему.
1-е. Что лица правительственные, духовенство, дворянство, армия — суть классы ‘не производящие’ (трутни общества).
2-е. Что рабство весьма вредно, ибо препятствует успехам труда, промышленности и богатства народного.
3-е. Что личная выгода каждого из лиц, общество составляющих так смышлено, что правительству ‘как можно менее должно вмешиваться в дела ее’, ограничиваясь только открытием ей удобных путей, сухопутных и водных, для свободного движения.
4-е. Что есть религии более или менее выгодные для умножения народонаселения (с указанием на вред от оного от монастырей).
Но, не смея обременять далее внимание августейшего моего читателя сими схоластическими рассуждениями в отношении ‘к науке прав’ теоретического и положительного, я сокращу сию статью, поспешая к главной ее цели — заключению о студенте, выслушавшем полный университетский курс в сем смысле и принужденном вступить в юнкера или в училища подпрапорщиков. Что будет удивительного, ежели он, при первом случае, соединится с мятежниками и даже, что можно найти преступного (не говоря о несчастной необходимости карать для примера) в таких поступках молодого человека, кои не что иное, как самое логическое и правильное последствие начал, данных ему публичным воспитанием от его правительства? Ибо он не мог не знать, что наставники его, нося мундир его правительства, питая хлебом его свои семейства, получая от него права, знаки отличия доблестей гражданских, смели злоупотреблять его благодеяниями и, по невниманию или по невежеству ближайших к ним начальств, ‘всему’ учили его превратно.
При сем положении классического иллюминатства на что еще тайные общества, приемы, присяги, испытания? Содержимая на иждивении самого правительства ложа сия под именем просвещения образует в своем смысле от 20 до 30 000 ежегодно такого нового поколения, которое, через два или три года, готово действовать пером и шпагой, а в течение каждого десятелетия усиливает несколькими стами тысяч тот грозный и невидимый легион иллюминатов, которого члены, действуя в его видах и совокупно, и отдельно, и даже попадаясь правительству на самых злодеяниях, ничего открыть и показать не могут, ибо точно ни к какому тайному обществу не принадлежат и никаких особенных вождей не знают (такова, поистине, философская история нашего мятежа 1825 года). Каждый такой воспитанник, через десять или пятнадцать лет по выходе его из университета, может предводительствовать полком или иметь влияние на дела высших государственных мест и сословий.
Вот почему в указе 6 августа 1809 года для экзамена гражданских чиновников требуется условием sine qua non изучение ‘естественного права’, ибо сим средством 1-е: преградилась тотчас дорога к дальнейшему повышению всем титулярным и коллежским советникам, в академическом заговоре не бывшим, а просто служившим своему государю по присяге и по наследственному чувству усердия преданности, ибо все они, как ныне через 20 только лет уже и вышло, нашлись подчиненными тем неопытным по службе юношам, которые вместо заслуг и труда приносят под видом и именем просвещения отвращение и ненависть к отечественной законности и преступные мечтания либерализма. И сие неприязненное правительству поколение ищет обложить его так, чтобы ни один голос, ему противный, не мог к нему проникнуть.
Много важного прехожу я здесь в молчании, дабы не выступить за предел сделанных мне вопросов.
Воинственный дух студентов и профессоров, который видели мы в самых последних происшествиях в Польше153, перешел к ним из Германии, а там весьма естественно водворился с 1814-го и 15-го годов, когда университеты, как члены Тугендбунда, в виде политического сословия по приглашению правительств, прельщавших их защитой любезной им свободы, обещаниями ‘свободы’ политической, подвиглись, по голосу невидимого дотоле начальника их Штейна, в громаде ‘ландштурма’. Когда потом с воспоминанием, как видели они знамена и пушки непобедимых прежде Наполеоновых легионов в руках своих героев, как товарищи их легли на поле чести, когда, говорю, с сими воспоминаниями возвратились они на скамьи и кафедры своих университетов и узнали, что надежды их обмануты, что кровь друзей и братьев их не только пролита ‘для них’ бесполезно, но и за такую систему, которая по разуму и чувству всегда была для них ненавистной, — тогда составили они немедленно свой адский ‘союз цареубийц’ (Wartbourg), стали петь неизвестно кем сочиненную кровавую песнь: drei und drezig oder mehr (обрекавшую тридцать трех государей и министров Европы на убиение) и начали все прочие неистовства свои, начиная с Занда154.
Таков ныне, действительно, дух сих заведений, приостановивших только злодеяния частные в надежде на общественные, при бунтах и мятежах народных, возбуждаемых главными начальниками иллюминатов.
Свободные и частные сношения с Германией, как перепиской, так и переездами разных лиц туда и оттуда, равно как и самое местное удаление Дерптского университета от всех центров полиции, призывают на него особенное внимание правительства, особливо, если положено, как я слышал, довершить в нем образование лучших кандидатов прочих наших университетов. Сия мысль несет на себе знакомую печать.
В числе важнейших причин, способствующих укоренению опасных начал в наших учебных заведениях, есть недостаток общего за ними надзора людей, в сем предмете сведущих, ибо академическое иллюминатство так утончено и столь осторожно сокрыто под терминологией наук, что никакая полиция подстеречь его не может. Главное же правление училищ, хотя бы и было оно составлено из лиц неблагоприятствующих иллюминатству и во всех его уловках сведущих (чего бы я утвердить никак не взялся), то и тогда не может видеть всех дел просвещения в совокупности, а департамент министра, составленный из людей, не совсем в сем отношении надежных и с давнего времени в запутанности сего управления участвующих, ограничиваясь своего рода подъячеством, покровительствует места и лица, ему приятные, ведет своего рода интриги и не может иметь ни выгоды, ни цели обличать в заведениях, так давно ему подведомственных — самого себя. А за сим кто же может видеть весь ход и ‘направление’ сей части управления, едва ли не самоважнейшей?
Духовные академии не могли ни избежать духа времени, ни принять его так открыто, как светские.
Иллюминаты духовные действовали, однако же, на них тем усиленнее, чем медленнее и осторожнее.
Мартинизм и масонство имели у них свой период. Время торжества духовного иллюминатства ознаменовалось первым преобразованием духовных академий. Но тогда введены только в них излишние науки, усилена философия и выпущены из духовного воспитания необходимые для него предметы: основательное изучение правил церковных, познание обрядового порядка и надзор за нравственностью учеников. Сие приуготовительное распоряжение имело свою цель и принесло ожиданный плод. При воцарении методизма довершено сие дело: вышло новое преобразование духовных академий и училищ по системе так обдуманной и всеобъемлющей, что духовенство нового духа составило уже особую касту от того, к которому принадлежали наши древние Филареты, Гермогены и Сергии155, касту, которая отличалась наименованиями, Церкви дотоле чуждыми: ‘докторов и магистров’ и даже неся наружные знаки сих прозвищ, состоящие, между прочим, в крестах (магистров), кои в первый раз народ наш увидел на груди своих священников, ‘без изображения Распятого Спасителя’, касту, которой существование упрочено огромнейшим капиталом, коим обеспечиваются ее пенсионы, сверх доходнейших мест, по праву ей предоставленных, преимущественно перед заслуженным и благочестивым священством прежнего духа.
Вместе с тем по мере, как усиливалось офилософ-ствование нашего духовенства, ослаблялась положительность православного учения. Журнал невской академии (‘Христианское чтение’) вмещает многие статьи из книг методистов и сектаторов с разными их чудесностями, без всякой закрышки в нем напечатанные, наряду с извлечениями из Златоуста, Василия Великого и пр.
В комиссии духовных училищ сидел тогда Галахов, ученик Татариновой, а духовный иллюминатор Ястребцов был правителем дел ее.
Давно гонимый за смелое обличение сего духовного образования, учитель невской академии, священник Кочетов156, знает весь ход и ухищрения сего зла совершенно.
Однако же, как ни очевиден вред сей из теоретического его рассмотрения, но, чтобы постигнуть все его пространство, надобно видеть магистров духовных наших академий, как мне то случилось, в сердце России, среди большого селения симбирских, нижегородских или воронежских крестьян. Смело можно сказать, что расколы усиливаются именно от того, что сие духовенство, совершенно иностранное народу, не удовлетворяет его духовной потребности во всей простоте и доступности истинной веры отцов его. Вожди раскольников сим пользуются, как то будет показано в IV записке, и вера народа получает кривое и опасное направление.

II.
Об иллюминатстве литературном

О книгах

Полный каталог книг русских, разобранный со вниманием, представляет весь поток иллюминатства, литературу нашу наводнившего от Вольтерова Кандида157 до Мартына Задеки158. В нем можно разделить погодно, как бы полосы различных периодов духа времени, много видных форм иллюминатства, искавшего действовать на разные состояния нашей Империи.
В актах министерства просвещения должно находиться представление казанского попечителя (1824 или 1825 года) с полной фальсификацией всех вредных и опасных русских книг.

О журналах

Надобно только прочесть классические рассуждения о сем предмете ораторов французской камеры, когда шло дело об установлении цензуры, чтобы проникнуться убеждением, что журналы и газеты успешнее всего действуют на умы с помощью самых косвенных внушений простого сближения некоторых происшествий, приличной обстоятельствам исторической выписки, молчания о чем-нибудь, всех занимающем, руководят общественное мнение.
Мы видели в последнюю Французскую революцию силу газетчиков.
У нас дух их особенно приметен ныне по молчанию их о таких предметах, о коих, в настоящих обстоятельствах, им бы непременно говорить надобно, и действительно, какая материя может быть обильнее для дарования, для всех родов красноречия и поэзии, как не защита святого дела законности, особливо когда самые лица, о коих должна идти речь, по высоким их характерам, по великим, именно в сем деле, подвигам, предоставляют образцы столь изящные? Перед какой Медузой159 окаменели наши авторы и журналисты? Каким трудом благороднейшим займутся они для пользы Отечества?
Негодование на них в сем случае приводит на мысль слово Наполеона о Сиесе: ‘Молчание этого человека есть заговор’.

V.
<4)> Об иллюминатстве народном

28 апреля 1831 г. Ревель.

Неоднократно испытал я на себе, как после многолетнего и пристального изучения России на четырех, почти противоположных, концах ее обманчива и увлекательна в сем отношении ‘оптика петербургская’. Наружное сходство всего, что там видишь, с тем, что привыкаешь думать, что ‘это Россия’, и обман сей не прежде, как в Москве рассевается совершенно. Сравнение Петербурга с Россией так же справедливо, как сравнение гвардии с заштатной командой уездного города.
Но в замену сего недостатка, наружной образованности, добрый и верный Богу и царю народ наш отделен по счастью от Европы, как медной стеной, — верой, языком, климатом, пищей и всеми своими обычаями и привычками. Как не старались сделать его в иллюми-натском смысле ‘европейским’ — прошло более полувека, и сие не удалось. ‘Провидение как бы сберегает на что-то’ сей новоизбранный свой Израиль, подобно древнему, невредимым, посреди отпадающих от него и мятущихся народов. Но, не осмеливаясь проникать в недоступные судьбы Божий, мы обязаны видеть предмет сей в его человеческих только отношениях: ‘политики благоустройства, и потому я приступлю к обозрению его, с одной сей точки зрения.
Добрый народ наш портят:
1) мелкое и вновь облагораживаемое чинами дворянство, 2) низких классов, отставные и выбрасываемые из служб военной и гражданской, чиновники, 3) расколы.
Мелкое и вновь облагораживаемое чинами дворянство, владея из 11 миллионов] крепостных крестьян, по крайней мере, половиной и держа при себе несоразмерное число дворовых людей, колебля его веру, по близкой к нему, в деревнях, жизни, примером своего неуважения к ее уставам и обрядам, то есть видя в сем отношении, как насмотрелись в высших состояниях, а дворовые люди, слепо ему подражая, доводят соблазн сей и до крестьян, ‘en faisant devant eux les esprits forts’160.
Сверх того, все то, что дурного и возмутительного знает сей мелкий класс дворянства, понаслышке и из чтения довольно обильных для сего на нашем языке книг, рассказывает в обыкновенном разговоре за столом, при множестве обыкновенно стоящих тут слуг, по-русски и распространяет тем самые вредные понятия о религии и правительстве, весьма неумышленно и даже не заботясь о том, что проповедует таким образом против самого себя.
Между тем домашняя челядь сия, утесняемая дурным ее содержанием, и разными притязаниями к ней, и жестокостью, и самым гнусным развратом некоторых владельцев, ищет улучшить состояние свое хитростью, обманами, кражей и, совершенно теряя от того последнюю нравственность (что можно видеть из многих уголовных дел, как мне то случалось), составляет развратнейший класс, по крайней мере, ‘около двух миллионов’.
Сей класс есть совершенная чума народа, ибо под именем управителей, дворецких, приказчиков и конторщиков управляет большими его массами.
Дворовые люди точно так, в малом виде, имеют свое влияние на деревни и волости, как двор на столицы.
Отставные грамотные офицеры, солдаты и приказные, часто из службы только с аттестатами выгнанные, волнуют умы крестьян, пишут им жалобы и просьбы и образуют из них, так называемых в некоторых губерниях, не знаю почему, ‘капитанов’, а в других ‘мироедов’, которые не только служат земской полицией для незаконных ее сборов, но и затевают, для удобнейшего обирания крестьян, непрестанно новые дела, собирают деньги на хождение за ними в Москве и в Петербурге и оттуда, по своим видам, пишут к ним самые нелепые известия. Этот класс держит простой народ в том заблуждении, ‘что до Бога высоко, а до царя далеко’ и что правосудия никак найти нельзя иначе, ‘как за деньги’.
Переходящие из сего класса отставных из одной губернии в другую очень вредны, ибо сверх обкрадывания народа, на счет которого они живут, могут они быть употреблены, как сильное орудие к его волнению, самыми нелепыми слухами. Я видел пример тому в 1824 г. Вдруг в нескольких из внутренних губерний пронесся слух от каких-то прохожих, что крестьяне вызываются ‘указом’ к переселению ‘на реку Дарью’, где стоит серебряный столб с надписью: ‘Вольность’. Тысячи помещичьих крестьян из губерний Пензенской, Симбирской, Саратовской и прочих забрали жен и детей и, бросив все свое имущество, пошли к границам Бухарии161. Я видел своими глазами, объезжая Казанский учебный округ, сие неслыханное и шумное переселение, преследование ушедших военными командами и возвращение их большими толпами, изнуренными усталостью, голодом и стужей. Не знаю, было ли обращено должное внимание на источник сего ‘важного’, по моему мнению, происшествия, но мне тогда по рассмотрению его на самых местах, по расспросам у разных губернаторов и по разговору с переселявшимися, показалось оно какой-то пробой народных волнений, в национальном вкусе испытанной, и по несчастью я не ошибся — оно предвещало бурю.
Происшествие сие показывает, каким образом иллюминатское общество, овладев высшими классами с помощью средств, в предшествовавших записках мной изложенных, может, не дожидаясь ‘систематического развращения’ нашей народной массы, средствами самыми легкими и дешевыми двигать ее для занятия правительства и войск в нужную ему пору, например, во время рекрутского набора, когда он к спеху надобен, совсем ‘иными приемами’, нежели мятутся им другие народы. Слово ‘вольница’ заменяет у нас ‘конституцию’. Нелепая вера в разных самозванцев и даже Пугачева изъясняет удобство сих волнений.
В сем же смысле ‘расколы’ заслуживают особенное внимание, ибо они:
1-е. Состоят из огромной массы крестьян, ведомых самыми из них бойкими и коварными в ненависти к господствующей Церкви и к правительству, с ней нераздельному и которого высокие особы наравне со всеми прочими ‘несторианцами’ представляются в ее понятиях ‘слугами антихриста и погаными’.
2-е. Враждебное Церкви и правительству сие царство, в империи образовавшееся (его полагают в 3 миллиона), имеет центральное свое управление и главных начальников в Екатеринбурге, в Перми, в Оренбурге и Сибири и действует распространением своих ‘скитов’ (огромнейших и богатых монастырей) на такие губернии, где надзор наименее пристален, а подкуп удобнее. Имея огромные капиталы в своих руках, ибо завладело уже многими ветвями торговли, и особенно поставками и подрядами, в коих имеет случай лакомить чиновников правительства, оно держит постоянных агентов в Петербурге, кои в том месте, которому дела раскольничьи вверены, выхаживают общие в пользу постановления и отвращают все для них невыгодное. Из общих постановлений приведу несколько примеров.
1-е. Внезапное отделение дел раскольничьих из Синода к Министерству внутренних дел.
Сие распоряжение было весьма важным для раскольников, ибо министерство, предположив даже его и не подверженных их влияниям (за что я не поручусь), не может ни знать их учения, ни предупреждать всех уловок и поползновений их к распространению своих обществ, как знает и может то делать духовная власть. Сверх того министерство действует в их делах по различным мнениям и убеждению, а Синод по правилу постоянному, по долгу и званию.
Из сего произошел великий вред, ибо как скоро дела раскольничьи сделались чуждыми духовной ‘высшей’ власти, то и власть епархиальная от них отстранилась, а они дерзость новых к себе обращений тем с большим успехом усилили, что мелкие местные полиции у них до такой степени на откупу, что не только надзора за ними нет, но и высшее правительство лишено всякого ‘положительного сведения’ о сем опасном для него ‘народном иллюминатстве’. И от того теперь все строжайшие его секретные предписания, в рассуждении не только обуздания расколов, но и сведения о числе и роде их, равно как о числе лиц их составляющих, приходя окончательно к низшим полицейским исполнителям, кои давно ими закуплены, или остаются без действия, или оканчиваются составлением самых поверхностных и часто лживых донесений, кои без сличения их со сведениями положительными духовных начальств, знающих поименно всех чуждающихся Церкви и врагов ее, остаются без поверки и потому составляют совершенно обманчивое основание для общих заключений верховной власти.
Между тем вспомнить надобно, что духовные заблуждения черни не могут не вводить ее и в самые грубые заблуждения политические. Нужно вспомнить бунты раскольников против Петра Великого, бунты запорожцев, Пугачева, выпущенного из тюрьмы казанской раскольниками и, наконец, в недавнем времени (1824 год) казака Котельникова162, который, ‘имея сто тысяч сектаторов’, готовых на Дону поднять по слову его оружие, будучи в руках правительства, в кабинете графа Аракчеева, заставил замолчать митрополита, оспорив его коварством и пылкостью своего ума, умел обмануть своим лицемерием всех, говоривших с ним духовных, сыграл обращение к Церкви, так ловко перейдя через все строгие искусы духовной власти, что награжден щедро от государя и, будучи послан обращать своих единомышленников, между тем как самыми умными и чувствительными письмами усыплял высшее правительство, распространял свою ересь, воспаляя от часа сильнее умы своей дружины, доколе снова не был взят и заключен в монастырь. Чего не может сделать и предпринять подобная голова? Чего не могли бы сделать с подобными средствами иллюминаты, ежели бы они их знали? Я потому привел в пример сего Котель-никова, что был почти очевидным свидетелем всего о нем дела и что он, действительно, есть феномен, в сем роде классический, ибо, соединяя с умом необычайно быстрым глубокие познания, кои почерпнул он в одной из книг, нашими духовными иллюминатами изданных (Ястребцова), он прошел далее на сем учении, основал свою секту и, прельстив ею множество людей сверхдуховной весьма замысловатой теорией, осмелился угрожать высших правительственных и духовных лиц, его допрашивавших, ‘сверхъестественными своими силами’ так решительно, что привел их, как меня уверяли, в трепет. В деле о нем все сии обстоятельства должны находиться. Оно, кажется, производилось в Собственной канцелярии его величества.
В царствование либеральных у нас идей, при начале текущего столетия, был послан сенатор Лопухин (Ив. Вл., описанный мной иллюминат) по какому-то делу духоборцев, которое должно находиться в Министерстве внутренних дел, и великие им оказал ‘по единомыслию’ услуги.
Во время духовного у нас иллюминатства Попов был известным покровителем раскольников, и особливо духоборцев, русских квакеров.
Во времена сии много выходило тайных и публичных повелений, потворствующих расколам, но меня уверяли, я сам не читал, что данный ‘на имя Бланжерона указ’, едва ли не по Министерству духовных дел о раскольниках, есть самое примечательное в сем роде постановление. Здесь должно указать и то, которое запрещает духовному начальству преследовать беглых к раскольникам священников, кои после того открыто служат в церквах их, в самых местопребываниях архиереев той господствующей Церкви, которой алтари они бросили и священные обеты попрали.
Я укажу нынешнего тверского архиепископа Амвросия163 как самого по уму знающего в сем деле, а по сердцу и правилам самого удаленного от всякого рода гонений за веру.
Обер-прокурор Синода, князь Мещерский164, весьма хорошо знает сию часть и весь исторический ее ход, во времена мной указанные, ежели, устранив ‘дворские опасения’165 природной робости, захочет или, лучше сказать, ‘решится’ говорить искренно.
Раскольники наши сверх политической и неизбежной от них опасности обращают на себя внимание и потому, что скиты и монастыри их служат убежищем всем людям беспаспортным и даже беглым преступникам. Многие из богатейших их фабрикантов делают из заведений своих притон сего рода людям, а полиция, живущая у них на жалованьи, не только о сем не доносит, но даже предваряет их, когда то нужно, для осторожности.
Человек, большую услугу оказавший разным самым вредным их сектам, около Москвы, есть Витберг, бывший архитектором при сооружении большого храма на Воробьевых горах166. Будучи давнишним масоном и как строитель здания совершенно ‘символического в смысле духовного иллюминатства’, он был весьма сильно покровительствуем и потому, под видом особой для сего строения комиссии, действовал полномочно, особливо в приискании тех недвижимых имений, кои должно было купить для сей церкви. Он, по просьбам и подкупам раскольников, скупал целые их волости и так явно для укрытия их от полиции губернской и даже некоторых уже присужденных наказаний по Уголовному суду, что дела, производившиеся о них в уголовной палате, были вопреки нашим законам отданы вместо Сената, куда поступить долженствовали, на заключение члена сей строительной комиссии, московского тогда архиепископа, и по мнению его вершились весьма снисходительно (я помню одно подобное дело по Владимирской губернии, прочие, ему подобные, можно найти в бумагах сей комиссии).
Евреи имеют также свои опасные ереси. Они так ужесточены и упорны против христианства потому особенно, что вместо чтения, как ‘в положительной их религии’ требуется, подлинных книг Закона Божьего они никогда их не читают, и читать их не могут, ибо:
1. Классического еврейского языка не знают, точно так, как народ нынешней Греции не знает языка Илиады.
2. Древние их раввины толкованиями своими на всю Библию исказили смысл так ясных о Христе пророчеств ложными преданиями своих кабалистов и разными магическими толкованиями. Для ученых составили они два Талмуда: ‘Вавилонский’ и ‘Иерусалимский’. Новейшие раввины и нынешние учители народа, пользуясь неизвестностью еврейского языка, издают под видом книг молитвенных разные возмутительные против народов и правительств христианских, особенно изъясняя, как меня уверял один знаток в сем языке, что ‘обманывать христиан и вредить им есть дело богоугодное’.
Книги сии, вывозимые и выписываемые без ‘должного’ рассмотрения из-за границы, наводняют те наши губернии, кои населены жидами, и потому образуют и у них иллюминатство особенного характера.
Лютеранская церковь Остзейских наших провинций167 обуревается в сем отношении злом особенного рода: духовенство ее, образуемое по большей части в университетах германских, принуждено будучи скрывать свой истинный образ мыслей о христианстве, избегает сколько можно говорить о его смысле, против внутреннего убеждения и потому наполняет все свои проповеди такого рода ‘сухой и языческой’ моралью, которая никак не может удовлетворять набожности людей, требующих духовной, ‘христианской’ пищи. От того происходят два зла: 1) люди, ищущие только предлога или извинения чуждаться Церкви, совсем ее оставляют и 2) те, которые искренне негодуют на сие изменение ‘положительного их исповедания’, идут искать духовности в молитвенных домах ‘гернгутеров’, о коих ниже будет говорено подробнее. И сие не только происходит в церквах, где проповедуется на немецком языке, но даже и там, где собирается народ для слушания их на ‘эстском’. Таким образом крестят, женят, приобщают и хоронят ‘по необходимости’ в церквах положительного исповедания, а молятся, люди набожные, у своих раскольников (т. е. у гернгутеров).
‘Гернгут’ основан одним из известнейших иллюминатов, графом Цинцендорфом. Он воспет и прославлен ‘истинной церковью’ всеми духовными иллюминатами Германии, из которых главнейший, Штиллинг, в своем изъяснении на апокалипсис (‘Победная повесть’, перевод Лабзина) нашел в нем несомненное доказательство, что церковь сия есть именно та, в которой воцарится Господь, когда, по ожиданию германских и наших millenaries168 придет Он царствовать на земли со всеми избранными. Общество сие постоянно сохраняло своих высших, невидимых вождей и свои степени. В молитвенных домах их, в губерниях немецких, делается сие так: все собираются и садятся вместе, проповедник, постоянный или приезжий из Гернгута (ибо их апостолы постоянно объезжают церкви свои во всех странах Европы и наши колонии, и Остзейские губернии) проповедует на языке народном, потом объявляет, чтобы народ вышел, а те, которые хотят слышать проповедь немецкую (т. е. высшее общество из дворян и купечества), остались. Обе проповеди сии бывают обыкновенно хороши по их трогательности и простоте христианской, которая весьма старательно соблюдается в наружности и языке проповедника. Когда последняя кончится, все выходят — и народ, и amis169, остаются одни intimes170, то есть положительные гернгутеры обоих полов, и тогда начинается настоящая ложа, тайная, с затворенными дверями, что там говорится никому неизвестно, кроме членов присяжных. В России средоточия сего общества находятся во всех колониях, и особливо в Саратовских, Новороссийских и в Бесарабии, а в Петербурге главный центр в доме гернгутеров, где и английские методисты проповедовали тоже.
Лица, особенно важные, принимаются агентами гернгутеров на дому. Здесь и в Лифляндии171 секта сия весьма усиливается. Разные значащие люди из дворянства в нее уже вошли.
В здешних губерниях, особенно в народе, может она иметь следующую опасность: здесь дворянство другой нации, нежели народ, оба помнят, что одно — ‘завоеватель’, а другой — ‘завоеванный’, ежели народ и по религии своей будет видеть в дворянстве общество, вере его ненавистное (как всякая ‘положительная церковь’ для своего раскола), то при малейшем внешнем побуждении иллюминатов могут когда-либо произойти беспорядки, для коих в ‘нынешнее время’ не бывает недостатка в предлоге.
Впрочем, Эстляндия, в которую из Новгородской еще республики ездили вопрошать волхвов, весьма обилует, как и некоторые из русских губерний (Архангельская, Симбирская, Казанская, Сибирские и пр.), тем родом обаятелей, которые известны под именем ‘воро-жеев’ и много делают в простом народе вреда своими лечениями, порчами и особливо ‘вытравливанием младенцев’. Они имеют какое-то предание, передаваемое с большими осторожностями и состоящее в действительном познании весьма чудных свойств разных естественных произведений: трав, курений и пр., в ученом мире неизвестных. Сей класс народа, по чрезвычайной к нему вере простолюдинов, весьма может, при случае, быть сильным орудием секты, ибо и в иллюминатстве, и у Розенкрейцеров есть своя степень de Mage172, и Эккартсгаузен писал, переведенное на наш язык Лабзиным, магическое сочинение под названием ‘Ключ к таинствам природы’. Так замыкается, двумя крайними оконечностями сей черты, обширный круг иллюминатства в бесчисленных его видах, к одной и той же цели направленного.

VI.

3 марта 1831 г. Ревель.

Государь Всемилостивейший!

Поднося у сего последнюю записку по делу, которое Вашему Императорскому Величеству угодно было поручить мне, и исполнив сим высочайшую волю, по лучшему моему разумению, по совести и присяге, священнейшим почитаю долгом принести вам, Государь Всемилостивейший, самую сердечную, самую глубокую благодарность за случай, который вы мне даровать благоволили для доказательства беспредельной преданности моей к особе Вашего Величества и ко всему августейшему вашему дому.
Истинно, государь, по первому велению Вашего Величества истребил я, нетрепетной рукой, за собой мост и с неограниченным самопреданием все тайные помышления и чувства сердца моего, судьбу мою и всего семейства моего вверил одному вам!
Я не имел, государь, жертвы великодушия вашего достойнейшей. С глубочайшим благоговением есмь, Всемилостивейший Государь, Вашего Императорского Величества вернейший и преданнейший подданный Михаил Магницкий.

Заключение

Заключение сие по числу главных предметов, в предшествовавших ему записках содержавшихся, будет разделено, равным образом, на четыре степени: 1-я, об ‘иллюминатстве политическом’, 2-я, о ‘духовном’, 3-я, об ‘академическом’ и, 4-я, о ‘народном’.

I. Об иллюминатстве политическом

Потеряв все способы наблюдения за ним в продолжение нескольких лет и особливо находив неуместным сноситься в сие время письменно с людьми благонамеренными, кои могут ближе меня его видеть, я ничего новейшего о нем не знаю теперь, иначе как ‘по знакомым мне’ отголоскам литературы и по молчанию ее о некоторых предметах — ‘исключительно’. Отголоски сии и особенно появление некоторых на нашем языке книг (сочинения фон-Визина173 и ‘Логика’ Галича), которые, по весьма основательным уважениям, не смели появиться в течение шестнадцати лет, заставляют заключать, что цензура приняла новый характер, который или либо чем руководствуется, или попускается, всего же вероятнее кажется, что выбором людей, по сей части, управляет постороннее влияние.
Впрочем, не вдаваясь далее в сии гадательные суждения, можно идти к нужным заключениям от оснований положительных: акты парламентов и правительств, многие благонамеренные писатели и самые события политические неоспоримо доказывают, что иллюминатство во Франции и Англии превратило уже самые правительства сих государств в ложу, которая, разоблачая понемногу власть верховную и Церковь ежедневно, оттого только приняла сей медленный образ действия к их разрушению, что надеется ‘из-за них’, так сказать, распространить его на всю Европу и действительно быстро и верно в том успевает, как мы то видим в течение полугода.
Из 180 миллионов европейцев, с их союзниками и владениями в Азии, до 342 миллионов простирающихся, около 100 миллионов на стороне законности. Талейран и Веллингтон174 стоят у руля замышленного ими всемирного переворота, сего торжества иллюминатства под именем ‘представительных правительств’, кои не что иное суть как учрежденная призраком закона непрестанная борьба страстей целой массы черни с державной властью, непрестанное поругание ‘сего второго величества Божия’ — ‘узаконенный бунт’.
Весьма естественно, что то государство, которое в числе сих 100 миллионов, едва ли ‘без исключения’, совершенно надежных оборонителей законности заключает одно 45 миллионов, для коих благотворное самодержавие его царей утверждено на вере, на наследственной, из рода в род, любви к такому царствующему дому, который, по славе всех род для России приобретенной, вышел для каждого русского ‘его отечеством’ и без коего нет и не может быть ‘отдельного отечества’, естественно, говорю, что такое государство, страшный исполин нравственной его силой, святостью его начал, защитой Божьей в деле правом, должно в наше время обратить на себя все злоумышления воцарившегося бунта. Бунт сей, имея цель всемирную, не может иметь главным предметом злодеяний личных, кои нужны ему тогда только, когда общий переворот государства, в его смысле, созреет, и посему доселе полагать должно, что действия его на Россию могут быть только двух родов.
1-е, ‘политическое’, то есть ослабление ее в силе союзов, занятие соседственными войнами, местными мятежами, ухищрениями для подрыва или искажения ее ‘кредитной системы’, и
2-е, Sa demoralisation Politique175. Для того и другого, кроме действий внешних, до моего предмета только побочно касающихся, нужно иллюминатам установить с ней сколько можно ближайшее сношение.
Сношение сие могут они иметь:
а) Через литературу, и особенно через книги в учебные места, невзирая на запрещение их, к выписке и вывозу дозволенные, и те, кои, сколько судить можно по удобству их приобретения в портах, ‘не иначе как по открытии навигации’, должны провозиться шкиперами под видом их собственных.
Примечание. Открытие сего последнего особенно было бы важно для узнания тех лиц, кои выписыванием сего ядовитого товара промышляют. Главный центр сей торговли должен быть в Риге. Говорят, что и в Петербурге возмутительные песни Beranger176 покупать было можно, но только стереотипного издания, вероятно для удобнейшей укладки при провозе, и за необъятно дорогую цену. В Риге же цена довольно умеренная доказывает, что провоз обилен.
b) Через разъезжающих под разными видами адептов и нарочных. Люди сего рода в Россию проезжать по большей части могут под именем приказчиков торговых домов, от коих и действительно, для закрытия себя, легко иметь им некоторые поручения на закупку наших произведений и проч., ибо ныне капиталы всей Европы приведены уже в руки жидов (четыре брата Ротшильды), и большая их масса в расположении самого важного иллюмината Лафита177. Цель сих комиссионеров может состоять в разных сообщениях, кои могут они привозить адептам общества их в России и обратно отвозить словесно сообщаемые от них сведения, равно как и в собрании, о состоянии России вообще, положительных известий.
c) Через выезжающих к нам, без благонадежного ручательства наших миссий, иностранцев разного рода.

II.
Об иллюминатстве духовном

Мне кажется, поколику может сие быть видно издали, союз сего иллюминатства нанесенными ему ударами в 1824 году178 до того ослаблен, что, не имея ни силы, ни способов к систематическому ныне действию, таится он в малочисленной связи нескольких лиц, кои не что иное, как косвенное влияние на дела, политическим значением некоторых из них, иметь могут.
Феслер прибыл в Петербург в мое отсутствие, и ежели имел какое участие в деле о ‘реформатских церквах’, то, вероятно, ‘под рукой’, и сие, ежели было, заслуживает ‘особенное внимание’.
Не зная, впрочем, ничего о сем предмете, кроме весьма сбивчивых и неверных слухов, я не могу судить о нем. Посему и в предшествовавших моих записках указал я несколько совершенно знающих в сем предмете лиц, они суть: Тверской архиепископ Амвросий, князь Мещерский и священник Кочетов.

III.
Об иллюминатстве академическом

Не имея присовокупить ничего существенного о сем иллюминатстве, кроме некоторых подробностей, ко всему, что раскрыл я в предшествовавших моих записках, я почитаю нужным сказать здесь, что сие иллюминатство чрезвычайно усилилось, но как, при подробнейшем изъяснении сего заключения, не могу я избежать речи о предметах, лично до меня касающихся, то дабы ни мало не смешивать сего ‘частного’, так сказать, предмета с ‘общим’, я принужден, по самым частным побуждениям, отклонить раскрытие его до нового повеления, ежели бы почлось оно когда-либо нужным.
Университеты Виленский и Дерптский в сем усилении академического иллюминатства особенно сделали большие успехи.
Оно укрепилось в центре учебного управления уничтожением всякого противодействия и выгодным для него размещением людей.
В польских губерниях особенно, доколе тамошнее духовенство не освободится по всей учебной его части от опасного на него влияния Виленского университета, не может быть доброго духа в классе учащегося народа, и сей край, сопредельный с губерниями российскими, может быть весьма вредным для нас проводником.
Живя в такое время, когда не только крупные перемены, но и самые добрые уновления не безвредны, великая потребна осмотрительность для истребления сего важного зла, подъедающего корень империи, без потрясений, без преследования лиц, одним потреблением ‘ядовитости’ наук и злоумышления, ибо действительно заблуждение людей более жалостно, нежели преступно, а науки, как прекраснейшие цветы в природе, издают животворный газ при сиянии солнца правды, и газ смертоносный — во тьме нечестия.

IV.
Об иллюминатстве народном

Сие последнее зло, по самому закону всякого не останавливаемого зла, весьма усилилось, но вообще в России ошибочно было бы думать, что зло самое древнее и укоренившееся также трудно истребить, как ин-де179. Правительство наше, по счастью, так сильно, что не только его распоряжения, но и самый оборот его образа мыслей имеет величайшее влияние на общее мнение, и посему всегда может оно располагать столь огромной нравственной силой, как никоторое из других правительств не имеет, и все доброе и полезное у нас гораздо легче, нежели злое и вредное, тем более что ныне, в сие время всеобщего потрясения, перемен и колебаний, ничего не нужно, кроме противоположного им и, так сказать, отрицательного действия, одним систематическим охранением незыблемой ‘положительности’ и ‘законности’.
Я не могу окончить сей статьи, не отдав справедливости отличному духу нашего воинства. Сей цвет России, преданный Богу и Царю, не знающий ни нужд, ни страха, как непреодолимый оплот, поражает ужасом мятежные народы и вождей их. Надобно было видеть, с каким духом готовился к выступлению отсюда Суворовский полк!180 — с каким восторгом офицеры переписывали приказ, при сем случае изданный, носили на себе и читали своим знакомым! Кто взвесит сию нравственную силу нашего правительства? Каким образом исчислить, сколько тысяч заменить может один энтузиазм сей славной и доблестной дружины к Царю-Товарищу в боях и опасности, к Царю-Отцу и благодетелю жен и детей ее? Наконец, можно сказать утвердительно, что все многолетнее зло, от иллюминатства к нам привитое, как ни кажется оно обширным по объему его, ничто пред волей правительства, как скоро оно его видит и захочет подвигнуть все пружины нравственной силы 45 миллионов во всемощной руке его для блага империи и всего человечества вмещенные.

ПРИМЕЧАНИЯ

Печатается по: Два доноса в 1831 г. Всеподданейшие письма М. Магницкого императору Николаю об иллюминатах // Русская старина (далее — PC). 1898. No 12, 1899. No 1-3.
1 ‘Первое предупреждение о масонах’ (нем.).
2 Ингольштадский университет — первый университет в Баварии, основан в 1472 г.
3 Шлезия — Силезия. Часть современной Польши.
4 Баварский курфюрст — правитель Баварии в рассматриваемую эпоху. Имеется в виду Карл II Теодор (1724-1799).
5 Город в германской земле Тюрингия.
6 18 ноября 1830 г.
7 Сведенборг Э. (1688-1772), известный шведский ученый-естествоиспытатель, изобретатель, затем — теософ, мистик-визионер.
8 Мартинисты — оккультно-мистическая секта, основанная в XVIII в. маркизом де Сен Мартеном.
9 Имеется в виду Рейхстаг (нем. ‘государственное собрание’) — высший сословно-представительный орган Священной Римской империи.
10 Шварц И. Г. (1751-1784), выдающийся русский масон, близкий друг и сподвижник Н. И. Новикова.
11 Репнин Н. В. (1734-1801), масон, видный деятель эпохи Екатерины Великой.
12 Новиков Н. И. (1744-1818), просветитель и общественный деятель, лидер российского масонства.
13 Елагин И. П. (1725-1794), государственный деятель, историк и поэт. В 1772 г. стал провинциальным Великим Мастером и реорганизовал существовавшие к тому времени в России ложи в единую (т. н. елагинскую) систему. На склоне лет — один из родоначальников ‘первобытного’ славянофильства. Владелец одноименного (впоследствии) острова в Петербурге.
14 Поздеев О. (И.) А. (1746-1820), видный член масонской ложи розенкрейцеров.
15 Эгира — то же самое, что хиджра — начало мусульманского летосчисления.
16 Баррюэль О. (1741-1820), аббат-иезуит, критик европейского масонства и Французской революции. Автор ‘Мемуаров по истории якобинизма’.
17 Гольбах П. А. (1723-1789), французский философ, один из основателей школы французского материализма и атеизма, выдающийся представитель французского Просвещения, идеолог революционной французской буржуазии.
18 Фридрих Вильгельм III, король Пруссии в 1797-1840 гг.
19 Мирабо О. Г. (1749-1791), французский политический деятель и оратор.
20 Филипп I, герцог Орлеанский (1640-1701), младший брат Людовика XIV Французского. Родоначальник Орлеанской ветви дома Бурбонов.
21 Сен-Жермен, граф (ок. 1696 — 1784), авантюрист эпохи Просвещения, дипломат, путешественник, алхимик и оккультист.
22 Калиостро А. (1743-1795), известный авантюрист-мистик.
23 Маркиз де Ла Файет М. Ж. (1757-1834), французский политический деятель. Участник трех революций: американской Войны за независимость, ‘Великой’ французской и Июльской революции 1830 г.
24 Сиес Э.— Ж. (1748-1831), аббат, член Учредительного собрания Франции. В 1792 г. был председателем Конвента, в 1795 г. сделался членом Совета пятисот, в 1799 г. стал членом Директории. Помогал произвести переворот генералу Бонапарту, стал одним из трех консулов.
25 Великий восток Франции — крупнейшее масонское послушание, основанное в 1733 г. во Франции. Является старейшим в континентальной Европе.
26 Маркиз де Кондорсе М. Ж .А. (1743-1794), французский философ, ученый-математик, академик и политический деятель. Родоначальник теории прогресса.
27 То есть ядом. См. выше.
28 То есть французский король Людовик XVI.
29 Дюмурье Ш.-Ф. дю Перье (1739-1823), французский генерал и политический деятель.
30 Имеется в виду Польское восстание 1830-1831 гг.
31 Ковы — вредные замыслы.
32 Ландштурм — резерв вооруженных сил, который созывается на время войны. В Германии и Австрии соответствовал ополчению в России.
33 Штейн Г. Ф. К. (1757-1831), имперский барон, немецкий государственный деятель.
34 Тугендбунд — ‘Союз доблести’, патриотическое общество в Кенигсберге (1808-1810).
35 Буршеншафт — студенческое братство (община) в германских университетах.
36 Имеются в виду движение ‘Просвещение’, деятельность кружка ‘энциклопедистов’.
37 Иезуиты (орден Иезуитов, официальное название ‘Общество Иисуса’) — мужской монашеский орден римско-католической Церкви, основанный в 1534 г. Игнатием Лойолой.
38 Роялисты — сторонники королевской власти, монархической формы правления в целом.
39 Костюшко Т. (1746-1817), военный и политический деятель Речи Посполитой и США, участник Войны за независимость США, организатор Польского восстания 1794 г. Принес Павлу I верноподданическую присягу.
40 Мельманн И.— В.— Л. (1765-1795), ректор Московской университетской гимназии, профессор древней словесности Московского университета (1786-1795).
41 Лагарп Ф.— С. де (1754-1838), швейцарский политический деятель, философ, воспитатель Александра I.
42 Имеется в виду польско-германский оккультист и масон Т. Лещица-Грабянка (1740-1807).
43 Новосильцов (Новосильцев) H. H. (1761-1838), русский государственный деятель, член Негласного комитета при Александре I, президент Императорской академии наук (1803-1810), Кабинета министров (1832), председатель Гос. совета (1834).
44 Лабзин А. Ф. (1766-1825), один из крупнейших деятелей масонства в России, основатель ложи ‘Умирающий сфинкс’.
45 Религиозно-нравственный журнал мистико-‘экуменичес-кого’ направления. Выходил с перерывами с 1806 до 1818 г.
46 Каразин В. Н. (1773-1842), русский ученый, инженер и общественный деятель, просветитель. Харьковский университет носит его имя.
47 Чарторыйский А. (1770-1861), польский аристократ, входил в Негласный комитет, занимал пост министра иностранных дел Российской империи (1804-1806). Глава польского повстанческого правительства в 1830 г. Инсургенты неоднократно прочили его в польские короли.
48 Сперанский M. M. (1772-1839), российский общественный и государственный деятель, крупный реформатор, законотворец.
49 ‘Земельный кодекс’ (фр.).
50 Тургенев А. И. (1784-1846), российский государственный деятель, историк, брат декабриста Н. И. Тургенева.
51 Лелевель И. (1786-1861), польский историк и общественный деятель.
52 Имеется в виду Кейданское дворянское училище (Литва).
53 От греческого слова ‘hirophantes’, буквально: ‘Тот, кто разъясняет священные понятия’.
54 Кадудаль Ж. (1771-1804), сын бретонского мельника, преданный Бурбонам, духовенству и дворянству. Вождь шуанов, движение которых стало вторым крупным роялистским восстанием наравне с восстанием в Вандее.
55 Коцебу А. фон (1761-1819), немецкий драматург и романист, газетный агент на русской службе в Остзейском крае (Прибалтика), потом в Германии. В свое время был популярнее Гёте и Шиллера. Убит террористом К. Зандом.
56 Милленаризм — основанное на христианской догматике учение о ‘тысячелетнем царстве’ Христа, блаженном существовании человечества до Страшного Суда, когда Мессия будет царствовать на Земле с ‘верными’, а дьявол будет ‘связан’ на 1000 лет (Откр 20: 2-6). В эпоху Просвещения милленаризм был воспринят теорией прогресса и стал обозначать цель поступательного развития человечества — идеальное состояние общества (‘золотой век’).
57 Конгрегация — в католичестве: подобное монашескому сообщество, утвержденное епископом или папой. От монашества отличается тем, что члены его приносят не торжественные, а лишь простые обеты.
58 Гримм Ф.— М. (1723-1807) — немецкий публицист, критик и дипломат, корреспондент Екатерины II, барон.
59 Голицын Д. А. (1734-1803), русский дипломат, действительный тайный советник, камергер, посол, химик, минералог, вулканолог. С 1763 г. — полномочный министр при Версальском дворе. Через Д. А. Голицына императрица приобрела библиотеку Д. Дидро, вела переговоры о перенесении издания французской ‘Энциклопедии’ в Россию, именно он рекомендовал Екатерине II Ф. Гримма.
60 Шувалов И. И. (1727-1797), русский государственный деятель, фаворит императрицы Елизаветы Петровны, основатель Московского университета и Петербургской академии художеств.
61 Д’Аламбер Ж. (1717-1783), французский ученый-энциклопедист. Широко известен как математик, философ, механик.
62 Митрополит Московский и Коломенский Платон (Левшин) (1737-1812). Сочинения митр. Платона до появления катехизисов митр. Филарета (Дроздова) (1783-1867) были единственными пособиями по православному богословию на русском языке. Для духовных школ Московской епархии и академии ‘эпоха Платона’ означала одухотворение всей системы образования и воспитания. В 1800 г. сыграл ключевую роль в учреждении единоверия. Автор трудов по истории Православной Церкви, в том числе — ‘Краткой Церковной Российской Истории’, ставшей первым систематическим курсом русской церковной истории, в котором впервые отражен критический подход к источникам и историческому преданию.
63 Плещеев С. И. (1752-1802), известный масон, прозаик и переводчик, вице-адмирал. Состоял при цесаревиче (наследнике престола) Павле Петровиче, будущем императоре.
64 Лопухин И. В. (1756-1817), государственный и общественный деятель, философ, публицист, мемуарист, издатель, сенатор. Действительный тайный советник.
65 Гагарин Г П. (1745-1808), видный деятель масонского движения в России, писатель, сенатор. При Павле I — член Императорского совета, при Александре I — министр коммерции. Обладатель большого состояния.
66 Херасков M. M. (1733-1807 ), русский поэт и писатель, государственный деятель.
67 Страхов П. И. (1757 —1813), физик, профессор и ректор Московского университета (1805 —1807), член-корреспондент Петербургской академии наук (1803).
68 Чеботарев А. X. (1784 —1833), профессор Московского университета, переводчик, служил в цензурном комитете, Председатель казенной палаты в Херсоне.
69 Карнеев Е. В. (1773-1849), генерал-лейтенант, директор Департамента горных и соляных дел, директор Горного кадетского корпуса, член совета Министерства финансов, сенатор, переводчик, писатель.
70 Лубяновский Ф. П. (1777-1869), переводчик, мемуарист, пензенский гражданский губернатор (1819-1831).
71 Юнг-Штиллинг И. (1740-1817), немецкий мистический писатель. Наряду с К. Эккартсгаузеном (1752-1803) — главный авторитет мистиков в России начала XIX столетия.
72 Прозоровский А. А. (1732 — 9 (21 августа) 1809), генерал-фельдмаршал, московский главнокомандующий в 1790-1795 гг.
73 Кошелев Р. А. (1749-827), государственный деятель, дипломат. Председатель комиссии Государственного совета. Известный мистик и масон, вице-президент Российского библейского общества.
74 Инзов И. Н. (1768-1845), русский генерал от инфантерии (пехотный генерал).
75 Уваров Ф. П. (1773—1824), российский полководец, генерал от кавалерии.
76 Оленин А. Н. (1763-1843), российский государственный деятель, историк, археолог, художник. Государственный секретарь, впоследствии — член Государственного совета.
77 Паррот Е. И. (1767-1852), физик-изобретатель, академик Петербургской академии наук, организатор восстановления Дерптского университета.
78 Завадовский П. В. (1739-1812), русский государственный деятель, кабинет-секретарь и фаворит Екатерины II, первый министр народного просвещения Российской империи (1802-1810).
79 Имеется в виду Императорское Вольное экономическое общество, созданное в 1765 г.
80 Имеется в виду восстание солдат лейб-гвардии Семеновского полка в октябре 1820 г.
81 Кочубей В. П. (1768-1834), русский дипломат и государственный деятель, министр внутренних дел Российской империи в 1802-1807 и 1819-1823 гг. Один из ближайших советников Александра I, член Негласного комитета.
82 Розенкампф Г А. (1762-1832), юрист.
83 Имеется в виду ‘Авиньонское общество’ (‘Новый Израиль’, ‘Народ Божий’, ‘Общество Грабянки’), которое действовало в Петербурге с 1805 по 1807 г. ‘Авиньонское общество’ использовало элементы практики последователей Э. Сведенборга, орденов мартинистов и розенкрейцеров, а также первых трех степеней масонских лож.
84 Нарышкина М. А. (1779-1854), фрейлина, жена обер-егер-мейстера Д. Л. Нарышкина, фаворитка императора Александра I.
85 Озеров С. П., генер.— поручик (10 июля 1776 г.) и гофмаршал 1776 г.
86 Фесслер И. А. (1756-1839), писатель, общественный деятель, один из виднейших деятелей масонства.
87 Злобин К. В. (1779-1813), богатый помещик, друг Сперанского.
88 Гауэншильд Ф. Л. А. (1780-1830), австриец, сотрудничал со Сперанским.
89 Ессеи, или кумраниты, — иудейская секта (II в. до н.э. — I в. н.э.).
90 Виельгорский М. Ю. (1789-1856), служил в Министерстве народного просвещения, а затем в Министрстве внутренних дел, музыкальный деятель, библиофил.
91 Ланской С. С. (1787-1862), государственный деятель, министр внутренних дел Российской империи (1855-1861), известный сторонник и участник крестьянской реформы. При Александре I был вторым мастером ‘Провинциальной ложи’. Также состоял в петербургских ложах ‘Елизавета к добродетели’, ‘Александр Золотого Льва’, ‘Палестина’. Великий надзиратель ‘Великой провинциальной ложи’, командор и субпрефект ‘Капитула Феникса’, член Верховной Директории, основатель кассы масонской братской взаимной помощи.
92 Жеребцов А. А. (1780 — после 1828), генерал, участник Отечественной войны и Заграничных походов. В 1816 г. возглавил возрожденную в Петербурге ‘Великую провинциальную ложу’. Был почетным членом петербургской иоанновской ложи ‘Елизаветы к добродетели’.
93 Тормасов А. П. (1752-1819), генерал от кавалерии. В Отечественную войну 1812 г. командовал 3-й западной армией на южном фланге, московский градоначальник.
94 То есть главой ложи.
95 Вязьмитинов С. К. (1744-1819), первый военный министр, генерал от инфантерии. В 1812-1816 гг. председатель Комитета министров.
96 Баратаев М. П. (1784-1856).
97 Романовский В. В. (1757-1827), действительный статский советник, член лабзинской ложи ‘Умирающий Сфинкс’.
98 Имеется в виду книга ‘Theorie der Geisterkunde’. В русском переводе: Юнг-Штиллинг И. Г. Приключения по смерти: вЗч.— СПб., 1805.
99 То есть сектантки.
100 Прянишников Ф. И. (1793-1867), член Государственного совета Российской империи, главноначальствующий над Почтовым департаментом (1857-1863). Состоял в нескольких ложах ‘Великой провинциальной ложи Астрея’, в ложах ‘Умирающий Сфинкс’, ‘Елизавета к добродетели’, ‘Вифлеем’.
101 Ковальков А. И. (1795-1852), писатель-мистик.
102 M-me Guyon — Мот-Гюйон Ж.— М. де ля (1648-1717), видная представительница квиетизма (мистического течения в католицизме). В 1698-1703 гг. содержалась в Бастилии.
103 Плещеева Н. Ф. (1768-1885), фрейлина великой княгини Марии Феодоровны.
104 Рябинин Е. М. (1786-1827), действительный тайный советник.
105 Законы движения планет Солнечной системы.
106 Козодавлев О. П. (1753-1819), российский государственный деятель и писатель. В 1809 г. Козодавлев основал официальную газету почтового департамента ‘Северная почта’, в 1810-м — министр внутренних дел.
107 С.-Петербургская духовная академия.
108 феофилакт (Русанов) (1765-1821), митрополит Карта-линский и Кахетинский, экзарх Грузии.
109 Ансильон Ф. (1767-1837), прусский министр, историк, государственный деятель.
110 Министерство духовных дел и народного просвещения — учреждение, руководившее духовными делами всех исповеданий в России и учреждениями народного просвещения и науки. Существовало в 1817-1824 гг. Известно также под неофициальными названиями ‘двойное министерство’, ‘сугубое министерство’, ‘соединенное министерство’.
111 Галахов П. А. (1776-1838), действительный статский советник. Состоял членом комиссии духовных училищ.
112 Ястребцов И. И. (1776—1839), врач и педагог. Был правителем дел комиссии духовных училищ., Татищев А. И. (1763-1833), российский генерал эпохи Наполеоновских войн, генерал от инфантерии, военный министр.
113 Глаголевский.
114 Принадлежал приезжавшим в Петербург колонистам-гернгутерам, относившимся к так называемой Моравской церкви, которую причисляют к протестантским деноминациям.
115 Госснер И.-Е. (1774-1858), пастор-проповедник в столице Российской империи при Александре I.
116 Мещерская С. С. (1775-1848), фаворитка Александра I, писательница и переводчица, трудившаяся в рамках Библейского общества, автор религиозно-нравственных сочинений.
117 Школы, использующие в своей работе Белл-Ланкастерскую систему (по имени разработчиков А. Белла и Дж. Ланкастера). Сущность ее состояла в обучении более старшими и знающими учениками учеников младшего возраста. Эта система возникла в 1798 г. в Англии.
118 Греч Н. И. (1787-1867), русский издатель, редактор, журналист, публицист, беллетрист, филолог, переводчик.
119 То есть предназначенных для военных поселений.
120 речь идет о М. Л. Магницком.
121 Квакеры — представители протестантского движения, возникшего в середине XVII в. в Англии и Уэльсе.
122 Кавычками здесь и выше выделен текст, который в оригинале дан разреженным шрифтом.
123 Песталоцци И. Г (1746-1827), известный швейцарский педагог.
124 Баадер Ф.— К. фон (1765-1841), известный немецкий философ и теолог, представитель философского романтизма. Развил характерные для романтизма представления о мире и обществе как расчлененной органической целостности.
125 Крюденер В.— Ю. фон (1764-1824) — франкоязычная писательница из остзейских дворян, проповедница мистического христианства. После 1815 г. имела влияние на императора Александра I.
126 Станевич Е. И. (1775-1835) — писатель-архаист, принадлежал к кругу А. С. Шишкова — Г. Р. Державина, выступал против масонства и мистицизма, подвергся гонениям со стороны А. Н. Голицына.
127 Кикин П. А. (1775-1834), статс-секретарь Александра I.
128 Иннокентий (Смирнов, 1784-1819), епископ Пензенский и Саратовский, один из активных деятелей православной оппозиции. Почитается в лике святителей.
129 Орлова-Чесменская А. А. (1785-1848), графиня, камер-фрейлина, единственная дочь сподвижника Екатерины II Алексея Орлова и наследница его многомиллионного состояния. Была духовной дочерью архимандрита Фотия (Спасского). Полученное наследство потратила на благотворительность.
130 Татаринова Е. Ф. (1783-1856), организатор общества ‘духовных христиан’ в аристократической среде Петербурга.
131 Милорадович М. А. (1771-1825), генерал от инфантерии, один из руководителей русской армии во время Отечественной войны 1812 г., генерал-губернатор Санкт-Петербурга с 1818 г., смертельно ранен декабристом П. Г Каховским.
132 Румянцев Н. П. (Румянцов) (1754-1826), русский государственный деятель. В годы Наполеоновских войн занимал пост министра иностранных дел. Известный меценат, коллекционер, основатель Румянцевского музея, покровитель первого русского кругосветного плавания. Почетный член Императорской Российской академии. Сын великого военачальника Петра Александровича Румянцева.
133 Лейбниц Г. В. (1646-1716), немецкий ученый энциклопедической широты: философ, логик, математик, физик, юрист, историк, дипломат, изобретатель и языковед. Основатель и первый президент Берлинской Академии наук.
134 Велланский Д. М. (настоящая фамилия — Кавунник, 1774-1847), ученый-медик и философ. Шеллингианец. Профессор Петербургской медико-хирургической академии в 1814-1837 гг. Оказал влияние на кружок любомудров, из членов которого вышло немало интересных мыслителей, в том числе — представители классического славянофильства.
135 Грегуар А. (1750-1831), французский католический священник, позже епископ, деятель Французской революции. Первым подал мысль о назначении суда над королем. Во время самого процесса над Людовиком XVI Грегуар высказался за его осуждение, но против смертной казни. Почетным членом Казанского университета Грегуар избран в 1814 г. в числе 28 лиц, ‘отличившихся ученостью’. После Реставрации Бурбонов заклеймен именем цареубийцы.
136 Разумовский А. К.(1748-1822), русский государственный деятель, действительный камергер, тайный советник, сенатор, министр народного просвещения.
137 Уваров С. С. (1786-1855), русский антиковед и государственный деятель, управляющий Министерством народного просвещения и министр просвещения (1833-1849). Член Российской академии, почетный член (1811) и президент (1818-1855) Петербургской академии наук. Наиболее известен как разработчик идеологии официальной народности.
138 Стурдза А. С. (1791-1854), выдающийся дипломат русской службы, писатель, полиглот, деятель просвещения.
139 Имеется в виду Голенищев-Кутузов П. И. (1767-1829) военный, деятель системы образования, сенатор, литератор. В качестве Досточтимого Мастера руководил ложей ‘Умирающий Сфинкс’.
140 Северин Осипович Потоцкий (1762-1829), граф, российский чиновник, сенатор. Первый попечитель Харьковского учебного округа.
141 Давыдов И. И. (1794-1863), русский филолог, академик Петербургской АН (1841), философ, педагоги писатель.
142 Виленский университет образовывал католическое духовенство в Российской империи, Дерптский — лютеранское.
143 Антиох III Великий (241 —187 до н. э.), один из наиболее выдающихся правителей державы Селевкидов, образовавшейся при распаде империи Александра Македонского. В течение 202-198 гг. занял Иудею, в том числе — Иерусалим.
144 Ирод I Великий — царь Иудеи (40 — 4 гг. до н. э.), основатель династии Иродиадов.
145 Юлиан II Отступник — римский император в 361-363 гг. Последний языческий римский император, ритор и философ. Отказался от христианства как государственной религии.
146 Санхуниатон или Санхунайтон, древний финикийский автор из Бейрута, живший, ‘когда Семирамида была царицей Ассирии’ (IX в. до н. э.). Раскопки, проведенные в середине прошлого века в Угарите (Сирия), выявили множественные параллели сведениям Санхуниатона в подлинных финикийских текстах.
147 В этом абзаце Магницкий изложил представления П.-С. Лапласа (1749-1827), выдающегося французского математика, физика и астронома, известного работами в области небесной механики, дифференциальных уравнений.
148 Геогнозия — термин, введенный в 1780 г. нем. геологом А. Г. Вернером вместо термина ‘геология’. В течение первой половины XIX в. этот термин употреблялся наряду с термином ‘геология’. С середины XIX в. термин ‘геогнозия’ стал выходить из употребления.
149 Нептунизм — направление в геологии XVIII в., объяснявшее формирование древних геологических пластов действием Мирового океана. Находилось под сильным влиянием библейской картины мира. Вулканизм (правильнее — плутонизм) — направление в геологии, распространенное в конце XVIII — начале XIX вв., последователи которого считали, что ведущую роль в геологической истории Земли играли внутренние силы.
150 Гумбольдт А. Ф. (1769-1859) — немецкий ученый-энциклопедист, физик, метеоролог, географ, ботаник, зоолог и путешественник, младший брат В. фон Гумбольдта. Благодаря его исследованиям были заложены научные основы геомагнетизма.
151 Прохаска Й. (1749-1821), чешский анатом, физиолог и окулист.
152 Имеется в виду книга Шмальц. Ф. Право естественное: С прибавлением истории и литературы естественного права. — СПб.: Тип. Императорского Воспитательного дома, 1820.
153 Имеется в виду Польское восстание 1830-1831 гг.
154 Занд К. (1795-1820), убийца А. Коцебу.
155 Гермоген (ок. 1530-1612), второй (фактически третий) Патриарх Московский и всея Руси (с 1606), известный церковный общественный деятель эпохи Смутного времени. Канонизирован Русской православной церковью, Сергий Радонежский (1314-1392) — основатель Троице-Сергиевой лавры, преобразователь монашества в Северной Руси. Почитается РПЦ в лике святых как преподобный и считается величайшим подвижником земли Русской.
156 Кочетов И. С. (1789-1854), протоиерей РПЦ. Преподавал в Санкт-Петербургской духовной академии гражданскую, библейскую и церковную историю. С 1817 г. преподавал в Царскосельском (затем Александровском) лицее. Был членом Российской академии, потом Императорской Академии наук.
157 ‘Кандид, или Оптимизм’ — наиболее часто публикуемая и читаемая повесть Вольтера. В печати появилась в 1759 г.
158 Имеется в виду книга ‘Древний и новый всегдашний гадательный оракул, найденный после смерти одного стошестилет-него старца Мартина Задека <...> с приложением его ж, Задека, предсказания любопытнейших в Европе происшествий…’ (М., 1800), ставшая очень популярной в России.
159 Имеется в виду древнегреческий миф о Медузе Горгоне, взгляд которой обращал в камень.
160 ‘Делая их раньше времени вольнодумцами’ (фр.).
161 Имеется в виду Бухарский эмират — государство, существовавшее с 1785 по 1920 г. на части территории современного Узбекистана, Таджикистана и Туркмении.
162 Котельников Е. Н. (около 1775 — около 1855), донской казак, есаул, основатель секты духоносцев мистическо-экстатического характера. Под влиянием работ Библейского общества и сочинений Я. Бёме, Юнга-Штиллинга и других написал ‘Воззвание к человекам о последовании внутреннему влечению Духа Христова’ (Санкт-Петербург, 1820) и ‘Начатки с Богом острого серпа в золотом венце’. Был заточен в Соловецкий монастырь, где постригся в монахи.
163 Амвросий (Протасов) (ок. 1762—1831), архиепископ Тверской и Кашинский, талантливый проповедник.
164 Мещерский П. С. (1778 —1857), обер-прокурор Святейшего Синода в 1817-1833 гг.
165 То есть придворные.
166 Витберг А. Л. (1787-1855), русский архитектор и живописец. Известен проектом храма Христа Спасителя. На формирование замысла Витберга повлияло общение с вице-президентом Академии художеств А. Ф. Лабзиным (см.), при содействии которого архитектор вступил в масонскую ложу ‘Умирающий Сфинкс’ и кружок ‘Беседа любителей русского слова’. Однако в 1830 г. был объявлен новый конкурс, и в 1832 г. утвержден проект К. А. Тона.
167 Территория нынешних Латвии и Эстонии.
168 То есть милленаристов. См. примечание выше.
169 ‘Друзья’.
170 ‘Близкие’.
171 Часть Остзейских губерний.
172 То есть ‘мага’.
173 Фонвизин Д. И. (фон Визен, 1745-1792), литератор, создатель русской бытовой комедии. Происходил из рыцарского рода, вышедшего из Ливонии еще при Иване Грозном. Находился под сильнейшим воздействием французских просветителей от Вольтера до Гельвеция, но прежде всего — Руссо. Состоял при кабинет-министре грандмасоне Елагине (см.).
174 Веллингтон А.— У. (1769-1852), английский фельдмаршал, победитель при Ватерлоо (1815). Премьер-министр Великобритании в 1828-1834 гг. (с перерывами).
175 Политика деморализации (фр.).
176 Беранже П.— Ж. де (1780-1857), французский поэт и сочинитель песен, известный прежде всего своими сатирическими произведениями.
177 Возможно, имеется в виду Ж. Лафит, знаменитый французский приватир (корсар) и контрабандист сефардского происхождения (сефарды — субэтническая группа евреев, сформировавшаяся на Пиренейском п-ве), который с молчаливого одобрения американского правительства грабил английские и испанские корабли в Мексиканском заливе. Расцвет его ‘предприятия’ пришелся на 1810-е гг. После 1826 г. известия о нем пропадают. Виноградники Лафита, дававшие сырье для красного вина бордоского типа, были в 1868 г. куплены Ротшильдами, которые обусловили свой заем царскому правительству обязанностью России импортировать лафит в довольно значительных количествах.
178 Имеются в виду меры российского правительства, предпринятые в это время: отставка А. Н. Голицына, расформирование ‘соединенного’ министерства и т. п.
179 Где-либо (старослав.).
180 Он был отправлен на подавление польского мятежа 1830-1831 гг.
Магницкий Михаил Леонтьевич
Прочитали? Поделиться с друзьями:

Читайте также:

  1. Ответ Г. Воейкову, Греч Николай Иванович, Год: 1827
  2. Из частной переписки. Памяти В. С. Соловьева, Трубецкой Евгений Николаевич, Год: 1905
  3. Открытое письмо к Д. В. Философову, Розанов Василий Васильевич, Год: 1899
  4. Письма И. М. Симонову, Магницкий Михаил Леонтьевич, Год: 1824
  5. Причины преследования М. Л. Магницкого, им самим описанные, Магницкий Михаил Леонтьевич, Год: 1826
  6. Записка А. X. Бенкендорфу, Магницкий Михаил Леонтьевич, Год: 1829
  7. Письмо А. А. Аракчееву, Магницкий Михаил Леонтьевич, Год: 1824
  8. Собственноручное всеподданнейшее письмо действительного статского советника Магницкого, с поднесением записки о народном воспитании, Магницкий Михаил Леонтьевич, Год: 1823
Электронная библиотека