Всеобщая история литературы, И. Шерра. Переведено под редакциею А. Пыпина. Издание О. Бакста. Спб. 1863, Шерр Иоганн, Год: 1863

Время на прочтение: 5 минут(ы)

Всеобщая исторія литературы, I. Шерра. Переведено подъ редакціею А. Пыпина. Изданіе О. Бакста. Спб. 1863.

Исторія всеобщей литературы… Это заглавіе предполагаетъ боле гигантскій трудъ, чмъ просто всеобщая исторія, понимаемая но старинному, въ смысл разсказа о разнаго рода превратностяхъ, случавшихся въ различныхъ государствахъ: велика задача — разсказать, и особенно разсказать толково все, что случалось особенно-замчательнаго въ этомъ мір съ тхъ поръ, какъ помнитъ себя исторія, но еще трудне составить исторію блужданій человческаго духа съ тхъ поръ, какъ начались они, или сдлать обзоръ всей совокупности произведеній человческаго ума, на сколько они выразились въ слов, письм и печати. Это значило бы разсказать всю исторію человческаго образованія, затронуть все, что только способствовало подняться человку отъ его природной дикости до его теперешняго матеріальнаго и духовнаго, умственнаго и нравственнаго уровня. ‘Ясно — какъ справедливо замчаетъ Шерръ, котораго сочиненіе поставлено въ заглавіи — что нетолько одной, но и десяти человческихъ жизней недостанетъ, чтобъ написать такую всеобщую исторію литературы, которая дйствительно стоила бы названія исторіи.’ ‘Но изъ общаго понятія литературы — говоритъ тотъ же Шерръ — выдляется понятіе литературы частной, вслдствіе котораго возможна литературная исторія отдльныхъ наукъ и искусствъ.’ Изъ него выходитъ и понятіе народной литературы, подъ которой мы разумемъ общеизвстныя, популярныя и для всхъ доступныя произведенія слова, письма или печати. Въ этомъ-то смысл понимаемая литература, то-есть въ смысл національной, ограниченной произведеніями поэзіи и поэтической прозы, и составляетъ предметъ ‘Всеобщей исторіи литературы’ Шерра. Въ это обозрніе народныхъ литературъ Шерръ почелъ нужнымъ включить еще литературу историческую — на томъ справедливомъ основаніи, что исторіографія, какъ искусство, возбуждаетъ не одни научные, но и чисто-эстетическіе интересы, и въ наше время боле и боле становится необходимымъ элементомъ народной литературы. Выходитъ, содержаніе книги Шерра все-таки огромное, и десять жизней опять-таки не были бы лишними.
Но на все есть манера. Нмецкіе ученые съ каждымъ днемъ все боле и боле освобождаются отъ упрека за безполезную трату своей учености — трату въ род той, чтобы исписывать цлые томы о происхожденіи какой нибудь буквы. Шерръ написалъ одинъ только томъ, и тотъ не очень толстый (впрочемъ, 686 страницъ убористой печати). Но въ этомъ том онъ исполнилъ всю свою огромную задачу и представилъ превосходный трудъ учебнаго и научнаго значенія.
Какъ онъ это сдлалъ? Мы уже сказали, что на все есть манера. Его манера состоитъ въ томъ, что онъ вовсе не говоритъ пустяковъ, его очерки кратки, какъ только возможно, или — какъ ужь невозможно быть короче, въ обозрніи литературъ Греціи и Рима онъ посвящаетъ, напримръ, только три строчки Юлію Цезарю, семнадцать Тациту, съ чмъ-то по двадцати Софоклу, Эсхилу, Эврипиду и Аристофану и не боле четырехъ Демосеену. Въ сущности это — только конспектъ, но когда вы пробжите этотъ мастерски составленный конспектъ, когда вы замтите, что въ этихъ крошечныхъ очеркахъ каждое слово почти незамнимо по своей характерности, когда притомъ отъ вашего вниманія не ускользнетъ, съ какимъ тонкимъ и живымъ пониманіемъ исторіи Шерръ характеризуетъ вообще эпохи — съ цлію осмыслить давленіе времени на личности писателей, бглый конспектъ какимъ-то страннымъ образомъ превращается передъ вами въ отчетливую картину національно-литературнаго развитія какого нибудь древняго или новаго народа. Впрочемъ, необычайная краткость у Шерра объясняется еще и тмъ — и можетъ быть, это даже недостатокъ — что онъ считаетъ достойнымъ останавливаться лишь на томъ, что можетъ представлять сколько нибудь живой интересъ собственно на взглядъ людей нашей эпохи. Поэтому, по мр приближенія къ новому времени, онъ становится все мене и мене скупымъ на свои меткія и вполн знаменательныя слова. Въ подробности онъ не пускается и здсь, но нкоторыя изъ его характеристикъ выходятъ до того живыми и полными, что возвышаются до истинной поэзіи.
Да, читатель, даже до поэзіи, и притомъ до истинной. Въ доказательство этого, а также и для того, чтобы людямъ, наслушавшимся о чрезвычайной краткости Шерра, книга его вообще не показалась сухою матеріей, мы приведемъ одинъ изъ такихъ его отзывовъ, который намъ кажется именно смлымъ и сильнымъ до поэзіи. Он сдланъ о ‘несравненномъ новомъ эпос’, ‘Дон-Жуан’ Байрона. Этотъ ‘несравненный новый эпосъ’ Шерръ характеризуетъ такъ: ‘Гте называетъ, какъ извстно, эту поэму безгранично-геніальнымъ созданіемъ, съ ненавистью къ людямъ, доходящею до самой суровой свирпости, съ любовью къ людямъ, доходящей до глубины самой нжной привязанности’. Дон-Жуанъ написанъ восьми-строчными стансами, онъ доведенъ только до 16-й псни и потому остался отрывкомъ, но, несмотря на то, есть самое большое и самое зрлое произведеніе Байрона. Съ легкой творческой силой онъ охватываетъ широкое содержаніе и съ царственнымъ искусствомъ повелваетъ при его построеніи всми демонами своей поэзіи. Красиво и ловко извиваясь, какъ ручной тигръ, языкъ исполняетъ все, даже самые прихотливые обороты, указанные ему мановеніемъ поэта. Вс страсти, самыя дурныя и самыя благородныя, поперемнно овладваютъ скипетромъ. Острота, шутка, насмшка, самый рзкій сарказмъ, самая ядовитая сатира, ликующее оскорбленіе святыни, сладострастіе и жестокость, самое горькое презрніе къ міру и людямъ, смшиваются въ вихр вакхической пляски, но какъ только уймется на нсколько мгновеній изступленный хороводъ, открывается любовь въ образ греческой двушки Ганди, мечтающей въ уединенномъ скалистомъ грот, съ улыбкой и поцалуями. Великолпіемъ своей фантазіи поэтъ доказываетъ, что ему равно доступны какъ высочайшія области, такъ и самыя глубокія бездны бытія, югъ, сверъ, западъ и востокъ, и потаеннйшіе уголки человческаго сердца, и самыя своеобразныя черты чужихъ нравовъ, и ученія древней и новой исторіи. Оттого поэма получаетъ ту универсальность, тотъ космополитическій колоритъ, которые составляютъ необходимое условіе настоящаго новйшаго эпоса. Если прибавить къ этому, что поэтическій стиль Байрона достигаетъ въ Дон-Жуан совершенства, которое заставило Брне съ восхищеніемъ воскликнуть: ‘Какъ нжно и сильно! онъ гремитъ громомъ на флейт’, если еще прибавить, что поэтъ одинаково великъ здсь, какъ въ высокомъ, такъ и въ комическомъ, если, наконецъ, прибавить еще, что у него, въ случа надобности — и пусть это замтятъ т, которые въ Байрон хотятъ видть только лирика!— въ полномъ распоряженіи удивительная эпическая сила и пластика: то въ Дои-Жуан должно признать, какъ внецъ созданій Байрона, такъ и настоящій эпосъ новаго времени. Но, какъ надъ всми произведеніями великаго поэта, такъ и надъ этимъ нависло мрачное, задернутое тучами небо, непозволяющее вздохнуть полною грудью и производящее своимъ давленіемъ то безутшное настроеніе, которое обозначаютъ часто злоупотребляемыми словами разрыва, разлада и міровой скорби. Яркія молніи отчаянія прорзываютъ тьму и, точно злобно хохочущій громъ, раздается въ безконечныхъ видоизмненіяхъ мефистофелевская тэма: ‘все, что возникаетъ, иметъ цну потому, что уничтожается!’ Но въ этомъ-то именно и состоитъ величіе Байрона, это-то и длаетъ Байрона самымъ истиннымъ поэтомъ нашего времени, что его произведенія служатъ поэтическимъ воплощеніемъ того, что терзаетъ и мучитъ всхъ насъ, что онъ чувствовалъ и воспроизводилъ въ наглядныхъ образахъ, какъ корабль исторіи останавливается на мели отрицанія, какъ разрывъ съ прошлымъ совершился вполн въ мысли, не получивъ осуществленія на дл, какъ поэтому настоящее порождаетъ въ насъ одинъ только скептицизмъ и мы глядимъ на темное будущее, не умя себ помочь’.
Но приведя этотъ отрывокъ, мы, кажется, ужь слишкомъ подслужились читателю: отъ своего мннія объ излишней сухости шерровой книги, онъ можетъ перейти къ не мене крайнему мннію о необычайности ея поэтическихъ красотъ. Это было бы опять заблужденіе. Нужно помнить и помнить, что главное назначеніе книги Шерра — служить учебникомъ. Это — самый толковый и мастерской учебникъ по своей части, какого только можно пожелать, но за то, можетъ быть, вовсе еще не было учебниковъ, которые бы въ такой же мр требовали отъ учителя самой обильной и многосторонней начитанности: тому, кто знаетъ много, Шерръ оказываетъ величайшую услугу, чьи знанія и начитанность по всеобщей литератур были отрывочны или недостаточно придуманы, тому Шерръ помогаетъ осмыслить ихъ приведеніемъ въ систему или освтить новыми взглядами, но учитель малознающій и малоначитанный, все-таки и съ Шерромъ въ рукахъ будетъ существомъ самымъ безпомощнымъ, Шерръ можетъ послужить даже оружіемъ противъ такого учителя, такъ-какъ попавшись въ руки развязнаго ученика, можетъ наводить его на нескончаемые разспросы, требующіе для ихъ разршенія положительныхъ знаній и знакомства съ оригиналами.
Отнесемъ и это къ числу педагогическихъ заслугъ шерровой книги.
Переводъ и изданіе книги удовлетворительны въ возможной степени. Цна ей довольно умренная: 3 рубля.

‘Отечественныя Записки’, No 11, 1863

Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека