Врата посвящения, Штейнер Рудольф, Год: 1909 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 58 минут(ы)

Скачать в PDF

Скачать в FB2

Рудольф Йозеф Лонц Штайнер (Штейнер)
(1861 — 1825 гг.).

У врат посвящения. (Врата посвящения).
Розенкрейцерская мистерия.

Перевод Эллиса Л. Л. (1914 г) со второго издания.

Действующие лица:

Пролог и интермедия:

София.

Эстелла.

Двое детей.

Мистерия:

Иоанн Томазий.

Мария.

Бенедикт.

Феодосий, прообраз которого раскрывается в действии как дух любви.

Роман, прообраз которого раскрывается в действии как дух творческой силы.

Ретард, действует только как дух.

Герман, прообраз которого раскрывается в действии как дух мозга земли.

Елена, прообраз которой раскрывается в действии как Люцифер.

Филия, Астрид, Луна — подруги Марии, прообразы которых раскрываются в действии как Духи душевных сил Марии.

Профессор Капезий.

Доктор Штрадер.

Феликс Бальде, раскрывающийся, как носитель духа природы.

Фелиция Бальде, его жена.

Другая Мария, прообраз которой раскрывается в действии как душа любви.

Теодора, ясновидящая.

Ариман (Ангро-Манья), проявляется только как душа.

Дух элементов, действует только как дух.

Ребенок, прообраз которого раскрывается в действии как молодая душа.

Время — XVIII век, место — Германия.

Пролог.

Комната Софии в желтовато-красноватых тонах. София со своими двумя детьми: мальчиком и девочкой. Затем Эстелла.

Дети

(поют под аккомпанемент Софии)

Блестит и светит солнце,

Сияя в далях,

Щебечут звонко птицы

В воздушных струях,

Растенья расцветают

Земле на радость,

И с благодарным чувством

Людские души

Восходят к духам миров.

София. А теперь, дети, идите в свою комнату и подумайте о словах, которые мы сейчас разучивали. (Выводит детей).

Входит Эстелла.

Эстелла. София, дорогая, здравствуй! Ведь я тебе не помешала?

София. Нет, милая Эстелла! От всего сердца радуюсь тебе.

Эстелла. Хорошие ли вести от мужа?

София. О да! Он пишет, что конгресс психологов очень интересен, хотя и мало убедителен для него способ обсуждения ряда вопросов. Все же ему, как психологу, особенно интересно наблюдать, как из-за духовной близорукости люди сами себя лишают возможности приподнять завесу тайны.

Эстелла. Ведь, кажется, и он собирался сделать какой-то важный доклад? Не так ли?

София. Да! Доклад на тему, очень важную для нас обоих. Но, учитывая научные взгляды участников конгресса, он не надеется на успешность своего выступления.

Эстелла. У меня к тебе просьба, милая София! Не проведем ли мы этот вечер вдвоем? Сегодня ставят ‘Обездоленные душой и телом’, и ты меня очень обрадуешь, если пойдешь со мной на этот спектакль.

София. Ты забыла, милая Эстелла, что именно сегодня в нашем обществе ставится спектакль, к которому мы уже давно готовились.

Эстелла. В самом деле! Я и позабыла! А так приятно было бы провести этот вечер вместе! Я так радовалась возможности заглянуть с тобой в тайники современности, но, по-видимому, столь чуждый мне мир твоих идей порвет и последние нити нашей прекрасной, еще со школьной скамьи, дружбы.

София. Ты мне уже много раз это повторяла, но всегда соглашалась со мной, что наши разногласия отнюдь не ослабляют уз, соединяющих нас уже столько лет.

Эстелла. Правда, я это часто говорила. И я всегда смотрю с горечью, как с каждым годом ты все больше отдаляешься от всего, что представляется мне ценным.

София. Вот тогда-то мы и будем ценить друг друга по-настоящему, когда взаимно примиримся с различием наших взглядов и характеров.

Эстелла. Часто признаю я твою правоту, но, все-таки, что-то во мне восстает против такого взгляда на жизнь.

София. Но согласись же хоть раз всерьез, что, говоря так, ты предъявляешь ко мне требование отречься от своей сущности.

Эстелла. Я примирилась бы со всем, кроме одного. Я легко допускаю, что люди различных мировоззрений могут симпатизировать друг другу. Но твои идеи как бы обязывают самовозвеличиваться за счет других, тогда как, обычно, люди разных убеждений все же допускают равноправность своих различных точек зрения. Твое же мировоззрение противопоставляет себя всем остальным, как глубочайшее, во всех других мировоззрениях оно видит лишь низшую ступень человеческого развития.

София. Но из наших частых бесед ты знаешь, что мои единомышленники, в конечном счете, оценивают человека совсем не по его убеждениям или знаниям. Если мы и считаем, что без наших идей жизнь лишается реальной основы, то все же стараемся со всей доступной нам серьезностью не возвеличивать человека только потому, что он разделяет наше мировоззрение.

Эстелла. Красиво сказано! Однако мое раздражение не рассеивается, так как мне-то ясно, что твое мировоззрение, хоть и притязает на глубину, но неминуемо приводит к поверхностности. Я слишком люблю тебя, как друга, чтобы обращать твое внимание на тех твоих единомышленников, которые, исповедуя ваши идеи, проявляют духовное высокомерие самого дурного тона, хотя их собственное поведение пусто и банально. Не следовало бы говорить с тобой о том, насколько бесчувственны и тупы по отношению к людям некоторые из ваших последователей. Ведь твоя большая душа никогда не уклонялась от выполнения тех требований, какие повседневная жизнь предъявляет к нравственному человеку. Но самый факт, что ты не идешь со мной туда, где раскрывается подлинно художественная жизнь, убеждает меня, что, уж ты меня прости, ваши идеи все же приводят к поверхностности.

София. А в чем эта поверхностность?

Эстелла. Ведь ты меня знаешь давно и знаешь, с каким трудом я вырвалась из условий жизни, насыщенной каждодневным выполнением лишь того, что обусловлено происхождением и банальными предрассудками. Я стремилась понять, почему на долю такого множества людей выпадает будто незаслуженное страдание. Я стремилась близко подойти и к низинам, и к высотам жизни. Углублялась я, поскольку это было доступно, и в науку, чтобы разрешить свои сомнения. И только теперь, наконец, я нашла основу, на которой можно утвердиться: я поняла, что такое подлинное искусство, и, мне кажется, я знаю, как оно проникает в сущность жизни и живописует высшую реальность. Мне представляется, что, отдаваясь искусству, я слышу пульс эпохи. И мне даже подумать страшно, что ты, моя милая София, предпочитаешь ему пустую, давно изжитую аллегорию. Вместо живых людей ты созерцаешь кукольные схемы и восторгаешься символическими действиями, далекими от всего, что ежедневно обращается в жизни к нашему состраданию и нашему деятельному участию.

София. Милая Эстелла, ты просто не желаешь понять, что там может быть подлинно богатая жизнь, где ты видишь лишь вымученную мысль, что могут найтись такие люди, которые назовут бедной твою полную жизни действительность, если она не сообразуется с бытием, из которого возникла. Многое в моих словах может показаться тебе резким, но наша дружба требует неприкрашенной откровенности. Подобно многим, ты знаешь дух только как носителя познаний и воспринимаешь лишь мыслительную сторону духа. Ты не желаешь углубляться в живой творческий дух, который созидает людей с такой же стихийной мощью, как творческие силы создают природных существ. И вместе со многими другими называешь и ты самобытным и наивным то искусство, которое этот дух отрицает. Но наше мировоззрение сочетает полную сознательную свободу с силой наивного делания. Мы сознательно принимаем в себя все наивное, не лишая его свежести, полноты и самобытности. Ты думаешь, что можно создавать только мысли о характере человека, но что сам этот характер должен строиться своими собственными силами помимо мысли. Ты не хочешь видеть, как мысль погружается в творческий дух и, соприкоснувшись в нем с истинным бытием, выявляется и сама как творческий зачаток духа. Ведь растение не учится, как ему расти, но сила семени непосредственно действует в нем, как живое существо, так и наши идеи не учат: они изливаются, зажигая и зарождая жизнь. Благодаря этим идеям жизнь приобрела для меня смысл. Не только мужество подарили они мне, но также понимание и силу, и эта сила внушает мне надежду из детей моих сделать людей не только работоспособных и жизнеспособных, но и душевно удовлетворенных и спокойных. И чтобы нам не отвлекаться, скажу тебе прямо: я знаю, что те мечты, которые со многими другими людьми разделяешь и ты, только тогда станут действительностью, когда удастся людям то, что называют они действительностью и жизнью, соединить с тем глубоким опытом, который ты так часто называешь мечтами и фантастикой. Может быть, тебе и покажется это странным, но скажу, что многое из того, что ты считаешь истинным искусством, представляется мне бесплодной критикой жизни. Ведь не утоляется голод, не осушаются слезы, не созерцается источник падения, если показывается на подмостках только внешняя сторона жизни: голод, заплаканные лица и опустившиеся люди. То, что показывают обыкновенно, отстоит бесконечно далеко от подлинных глубин жизни и подлинных отношений е существ.

Эстелла. Когда ты так говоришь, ты не то, что непонятна мне, но ты показываешь только, что все же охотнее фантазируешь, чем созерцаешь жизнь. Тут наши пути расходятся. Придется мне на сегодняшний вечер отказаться от общества подруги. Но мне уже пора. Думаю, что наша дружба все же сохранится. Не так ли?

София. Разумеется, мы останемся друзьями! (С этими словами София провожает подругу до дверей).

Занавес.

Картина первая.

Комната в розово-красных тонах. Справа от зрителя дверь, ведущая в зал собраний. Из зала один за другим выходят люди, на некоторое время каждый задерживается в комнате, делясь впечатлениями от только что слышанной в зале речи. Мария и Иоанн входят первыми, потом присоединяются к ним и другие. Речь только что окончена. Последующие беседы являются продолжением тех разговоров, которые велись в зале.

Мария

Мне тяжко замечать, мой друг,

Как ты душой и духом увядаешь.

Бесплодным вижу я прекрасный наш союз,

Которому уж десять лет.

И даже этот миг, столь важный,

Позволивший столь многое услышать

И озаривший светом мрак души,

Он только омрачил тебя.

Не раз я чувствовала сердцем,

Пока учитель говорил,

Как глубоко тебя он ранил

Суровыми словами.

А ведь давно ль душа твоя

Отображала лишь восторг

Пред сущностью земных вещей.

Удерживать ты мог

В прекрасных образах все то,

Что воздух и что свет,

Предметы затопляя

И тайны бытия являя,

Живописуют в миге быстролетном.

Пусть не могла рука твоя

Запечатлеть всего

В великолепье красок,

Что живо так перед душой витало,

Но обитала все ж у нас в сердцах

Благая вера,

Что день придет,

Когда тебе удастся

Соединить искусство

С восторженной душой,

В явлений глубину излитой.

И все, что возвещает о бытье

Духовного исследованья свет,

Тогда блаженством станет,

Излившись из творений

Твоих в сердца людские.

Так верили в те дни мы оба.

Грядущий свет в прекрасного зерцале,

Тобой отображенный, —

Так мыслила тогда я цель души твоей.

И вот как бы исчезла

Вся внутренняя мощь твоя,

И радость творчества угасла,

И немощна рука,

Что с юношеской силой

Водила раньше кистью.

Иоанн Томазий

Увы! То — правда!

Я чувствую угасшим

Души былое пламя.

И хмуро я взираю

На блеск предметов,

Когда их озаряет солнца свет.

Бесчувственно гляжу,

Как воздухом играют

Изменчивые настроенья.

Не тянется рука

Запечатлеть в непреходящем то,

Что быстролетные стихии,

Пред чувствами колдуя, вызывают.

Уж не струится

Мой творческий порыв,

И безразличие мне застилает жизнь.

Мария

С печалью вижу я,

Как скорбь тебе приносит то,

Что дарит мне

Струю священной высшей жизни.

Друг, в той изменчивой игре,

Что бытием зовется,

Сокрыто пребывает высший Дух,

И каждая душа к нему причастна.

Себя в духовных знаю силах,

Глубоких, словно лоно моря,

И вижу жизнь людскую:

Как зыбь волны она по водам пробегает.

Смысл жизни я тогда переживаю,

К которому стремятся люди,

В котором вижу я

Своей природы откровенье.

Я вижу, что так часто он,

Запавши в душу человеку,

В ту высь его возносит,

Куда стремятся все сердца.

И лишь во мне одной

Рождает он недобрый плод,

Когда касаюсь я

Других людей душевно.

Моя судьба и на тебе сказалась.

Я лишь добра хотела,

Когда ко мне пришел ты.

Со мною вместе ты желал,

Отважно в путь пустившись,

Возвышенного творчества достигнуть.

И что ж теперь случилось?

Та жизнь, столь чистая, в которой обрела

Я истинное откровенье,

Твой умерщвляет дух она!

Иоанн

То — правда!

Все, что тебя влечет

К небес высотам светлым,

Стремит меня,

Когда с тобою я,

В бездонный сумрак смерти.

Когда меня зарею дружбы нашей

Ты приобщила к откровенью,

Распространяющему свет во мраке,

В котором каждую проводят ночь,

О том не зная, души,

В котором бродят

Заблудшиеся люди,

Когда смысл жизни их земной

Уносит смерти ночь,

Когда открыла ты

Мне истину о перевоплощенье,

Я был способен думать,

Что дорасти смогу я

До Духочеловека.

Не сомневался я,

Что зоркость творческого ока,

Уверенность художника в себе,

Во мне созреет

От силы твоего огня.

Когда ж я твоему огню отдался,

Похитил он

Согласование всех сил душевных

И вытравил всю веру в этот мир

Немилосердно мне из сердца.

И до того дошел я ныне,

Что уж не знаю даже я,

Иль верить, или сомневаться

Мне в откровениях миров духовных.

И уж не достает мне даже сил

Ту красоту любить,

Что Дух в тебе являет.

Мария

За эти годы я узнала,

О том, что Самодух, во мне живущий,

Творит противообраз,

Когда соприкасаюсь я с людьми.

Но также вижу я,

Как благотворен этот Дух тогда,

Когда другим путем он в души проникает.

Входят Филия, Астрид и Луна.

Дух ищет выраженья в слове,

Но слову власть дана.

Стремит оно к вершинам

Мышление людей

И радость порождает

Там, где печаль ютилась.

Преображать она способна

Непостоянство духа

В достойных чувств серьезность.

И четкость человеку сообщает.

Была захвачена и я

Могучим Духом сим,

Но убеждаюсь,

Что скорбь и разрушенье

Приносит он,

Струясь из сердца моего

В сердца других людей.

Филия

Казалось, будто целый хор,

Из настроений сложившийся,

Многоголосо раздавался

В кругу, нас тут собравшем.

Входят Капезий и доктор Штрадер.

Хоть много было тут гармоний,

Но слышался порой и диссонанс.

Мария

Когда так много мнений

Внезапно пред душою возникают,

То кажется,

Что человеческий прообраз

Присутствует сокрыто,

Во многих душах расчленясь.

Как будто бы единый свет,

Что в радуге, для нас

В многообразье красок предстает.

Капезий

Я изучал

В своих исканьях многолетних

С усердием времен бегущих смены.

Все то в них изучал я,

Что в духе у людей таилось,

Учивших о бытия основах

И людям предуказавших цели.

Возвышенную силу мысли

Я оживить в душе своей пытался.

Я видел тайну всюду

И думал, что переживаю

Научную незыблемость суждений,

Коль скоро возникали

Вопросы предо мной.

Но шаткими становятся устои

Пред всем, что прежде

И что сегодня здесь услышал

Я, в изумленье приведенный,

Про образ мысли, что лелеют здесь.

И все готово рухнуть,

Когда я вижу, как могуче

Влияние на жизнь их мыслей.

Потратил я уже так много дней,

Чтоб в подходящих выразить словах

Все, что в эпохах я подслушал,

В словах, что потрясти могли бы сердце.

И рад бывал я,

Когда хоть уголочек

В сердцах у тех, кто слушал речь мою,

Согреть мне удавалось.

И я немалого достиг.

Не жалуюсь на неудачу я.

Но деятельностью моей

Я приведен к признанью

Распространенного воззренья,

Которое встречается

У практиков житейских:

Перед действительностью мысль —

Лишь бледная и немощная тень.

Хоть оплодотворяет

Она порою силы жизни,

Но их переработать

Она не в состоянье.

И с изречением смиренным

Согласен я давно:

Где мысли бледные царят,

Там вянет жизнь и все иное,

Что с нею соединено.

И слова зрелого сильнее,

Сильнее мастерства всего,

Окажется всегда

Способностей природных дар

И власть судьбы людской.

И бремя древнего предания,

И темных предрассудков гнет

Всегда сломить способны

Всю силу лучших слов.

Но что я видел здесь,

Меня на размышленья навело.

Там это было бы понятно,

Где сект разгоряченный дух,

Дурача легковерных,

Порабощает их.

Такого духа здесь в помине нет.

Здесь говорить с душою хочет разум.

И все ж слова

Поистине рождают силы к жизни,

Глубины сердца пронизав.

И даже сферу воли

Объемлет Нечто странное,

Для многих, как и я,

Живущих по старинке,

Оно — не более, чем немощная мысль.

Но я уж не способен

Воздействие отвергнуть,

Хоть сам ему

Не в силах я отдаться.

Все говорит со мной здесь так необычайно,

Не то, чтоб мне хотелось

Сей опыт оттолкнуть.

Но мнится мне,

Что эти мысли всех таких, как я,

В себе не терпят.

Доктор Штрадер

Вполне готов я присоединиться,

Мой друг, к словам последним вашим,

И даже склонен подчеркнуть я резче,

Что все воздействие на душу,

Проистекающее от идей,

Определить не позволяет

Их познавательную ценность.

Иль истинно, иль ложно

Мышление у нас —

Вопрос такой решает только

Суд истинной науки.

И отрицать никто не смеет,

Что все, что кажется столь ясным здесь,

Хоть на разгадку высших тайн

И притязает, никогда

Не сможет устоять перед таким судом.

Хоть обращают к духу тут слова,

Но лишь сердца влекут к себе они.

Пытаются врата открыть в те царства,

Перед которыми смиренно

Наука трезвая стоит.

Но тот, кто честно служит

Исканиям своим,

Обязан согласиться,

Что не познал никто,

Откуда мысли ключ струится

И где бытия лежат основы.

Хоть правда этих слов и тяжела душе,

Всегда разыскивать готовой,

Что за границами лежит

Познанья, но мыслитель принужден,

Вовне ли взгляд свой обратит,

Или вовнутрь его он устремит,

Границы знанья нашего признать.

Отвергнув разум свой

И все, что опыт нам дает,

Мы под собой утратим почву.

Не очевидно разве вам,

Как мало можно подчинить

Условиям таким

Все, что за откровенье сходит здесь.

Нетрудно показать,

Что в нем отсутствует все то,

Что может мыслям создавать устой

И достоверность им сулит.

Пусть это откровенье греет сердце,

Мыслитель в нем одни мечты усмотрит.

Филия

Так думает лишь тот,

Кто трезво и рассудочно

Познание завоевал.

Когда душа желает верить,

То ищет иначе она.

Она к словам прислушиваться будет

О Духе животворном.

И все, что раньше смутно ощущала,

Постичь она захочет.

Беседовать о неизвестном

Заманчиво для мысли,

Не для людского сердца.

Доктор Штрадер

Я ощущаю,

Как правилен такой упрек,

Когда в того он метит,

Кто мысли хитрые сплетает

И все ответы склонен выводить

Из собственных случайных предпосылок.

Меня упрек не ранит.

Не потому мышленью я отдался,

Что побуждаем был извне.

Нет! Детство я провел

В семье благочестивой,

Творя обряды,

Дурманившие чувство

Видениями царств небесных,

В которых счастье

Всех легковерных простаков.

И в отроческом сердце

Не раз испытывал блаженство,

Душою устремляясь

К высоким царствам духов.

Потребность сердца я познал в молитве.

И был в монастыре воспитан

На обученье у монахов.

Стать самому монахом

Моей мечтою было

И волею моих родных.

Уж я стоял пред постриженьем.

Случайно из монастыря ушел я,

Но случай должен я благодарить.

Давно уж тихий мир

Был отнят от души моей

Пред тем, как спас меня тот случай.

Столь многому успел я научиться,

Чему был чужд монашеский устав,

Естественные я узнал науки

Из книг, мне запрещенных,

И с новой ознакомился наукой,

Хоть разбирался в ней с трудом.

Блуждал я многими путями

И не придумал я того,

В чем истину я усмотрел,

Нет, вырвал в пламенной борьбе

Из своего я духа

И мир, и счастье детства своего.

Понятны мне сердца,

Стремящиеся ввысь,

Но раз лишь бред увидел я

В плодах духовного ученья,

В исследованиях научных

Искать я должен твердую основу.

Луна

Пусть понимает всякий на свой лад

И смысл, и цели жизни нашей.

Способностью не обладаю я

Проверить с помощью науки

Плоды духовного ученья.

Но в сердце я переживаю,

Что без него душа моя должна увянуть,

Как гибнет тело, если кровь утратит.

Вы, милый доктор, высказали много,

Борясь с ученьем нашим,

И то, что рассказали вы

О битвах вашей жизни,

Вес придает сужденьям вашим

В глазах у тех людей,

Которым не понять речей подобных смысла.

Но отчего, скажите,

Находит здравый смысл людской

Понятной самое собой

О Духе весть,

И к ней относится с участьем теплым он,

Но холод сковывает нас,

Когда мы ищем пищи для души

В сужденьях, что от вас проистекают?

Входит Теодора.

Теодора

Хоть чувствую себя

Я и прекрасно в круге вашем,

Но все-таки мне чужды речи,

Мной слышанные здесь.

Капезий

Но почему?

Теодора

Сказать я не сумею.

Пусть объяснит Мария.

Мария

Рассказывала нам она не раз,

Как странно жизнь ее сложилась.

Пережила она однажды превращенье.

С тех пор ее не понимают люди

И кажется им всем она совсем чужой.

Но вот вошла она в наш круг.

Хоть объяснить и не могли мы

Того, что свойственно лишь ей,

Но развиваем мы в мышлении своем

Участье и к вещам необычайным,

И мы любого человека уважаем.

Был у подруги в жизни

Один необычайный миг,

Когда вдруг для нее исчезло

Все, что принадлежит к земной ее судьбе.

И все минувшее в душе как бы погасло…

С тех пор, как это с ней произошло,

Все повторяются такие состоянья,

Хоть всякий раз лишь краткий длятся миг.

В другие же часы она как все другие.

Лишь в те мгновения она

Лишается совсем даров воспоминанья.

Отъемлется у ней и сила зренья.

Она лишь чувствует среду свою.

При этом взор ее сверкает.

Своеобразный блеск!

И лицезрит она виденья.

Они туманны были.

Теперь они ясны.

И прорицанием времен грядущих

Мы их считать склонны.

Бывало это и при нас.

Капезий

Такие вещи

Всего мне меньше

Приходятся у вас по вкусу.

Так разум смешивать склонны

Вы с суеверием.

Бывало так везде,

Где этими путями шли.

Мария

Вы думаете так,

Но если б знали вы,

Как на подругу смотрим мы!

Штрадер

Что до меня,

В том честно признаюсь,

Предпочитаю я

Подобное увидеть откровенье.

Оно мне скажет больше всех учений.

Хоть и темна

Загадка столь таинственных видений,

Но факт принять я буду принужден…

Но вряд ли ведь возможность есть

На опыте проверить

Диковинный духовный дар?

Мария

Явленье может повториться.

И мнится мне,

Что посетит ее сейчас

Ее виденье.

Теодора

Мне надо говорить!

Виденье светлое встает передо мною.

И из него слова звучат.

В грядущем чувствую себя,

Еще невоплощенных

Людей я созерцаю,

Что видят тот же лик,

Тому же слову внемлют.

Звучит оно:

‘Досель вы жили верой

И утешались упованьем.

Утешьтесь ныне созерцаньем,

Возрадуйтесь во Мне!

Доселе жил Я в душах.

Они Меня в себе

Чрез вестников Моих

Искали с благочестьем.

Вы созерцали свет земной

И только веровали в животворный Дух.

Но ныне вы стяжали

Часть ясновидческого дара.

В себе его переживите’.

И возникает

В лучистом свете человек.

И молвит он:

‘Так возвестить должна ты

Всем, кто услышать хочет,

Что ныне зришь

И что узрят в грядущем люди.

Жил на земле Христос однажды

И было следствием жизни сей,

Что Он объял душой Своей

Людские судьбы.

Соединился Он с духовностью Земли.

Но видеть люди не могли Его

В той новой форме, в коей Он воскрес,

Затем, что зрением не обладали

Им предназначенным в грядущем.

Но близко ныне время,

Когда очами Духа

Вновь одарится человек.

Что видел он телесно

В земном житии Христа,

Он сможет созерцать душевно,

Когда исполнен будет срок’.

(Уходит).

Мария

Случается впервые

Ей при столь многих людях прорицать.

До сей поры она

Лишь в узком круге прорицала.

Капезий

Все ж удивительно,

Что будто бы потребность иль приказ

Ее влекут к такому прорицанью.

Мария

Казаться может.

Но нам ее известен склад.

И если обратился здесь

Ее духовный голос к душам вашим,

Другой не вижу я причины,

Как только ту,

Что речь ее предназначалась вам.

Капезий

Но нам уже известно,

Что о грядущем даре,

Предвозвещенном ею,

Не раз учил тот человек,

Который, как сказали мне,

Душой собранья вашего слывет.

Быть может, от него

Исходит смысл ее речей.

И только форма ей принадлежит?

Мария

Когда б вы были правы,

Факт потерял бы ценность.

Но с точностью проверить удалось,

Что неизвестен был совсем

Ей наш руководитель,

Когда в наш круг вошла она.

Да и из нас в то время

Никто ее не знал.

Капезий

Так, следовательно, пред фактом мы стоим.

Но этот факт законам естества

Противоречит

И только как болезнь понятен.

Загадку жизни вправе разрешать

Лишь здравая людская мысль

И данность бодрствующих чувств земных.

Штрадер

Но все же перед нами факт.

Считаю важным я

Увиденное здесь.

И мне придется,

Пусть даже и отвергнув остальное,

Поверить в передачу мыслей

Посредством сил душевных.

Астрид

О, если бы на том вы утвердились,

Чего стремитесь избежать,

То, как на солнце снег, растаял бы обман,

Вас заставляющий считать,

Что чудо иль болезнь лишь весть,

Услышанная вами здесь.

Важна, но не диковинка она.

И как ничтожно это чудо

Пред тысячью иных чудес,

Свершающихся всюду.

Капезий

Нет, сравнивать нельзя

То, что мы всюду видеть можем,

С тем чудом, что свершилось здесь.

Штрадер

Тогда уместна

О Духе речь,

Когда пред нами вещь,

Не находящаяся в круге,

Сурово замкнутом

Наукой нашей.

Астрид

Но в свете солнечном,

Что в утренней росе блистает,

В ручье, текущем из утеса,

В громах, грохочущих из туч,

Звучит один язык духовный.

Входит Феликс Бальде.

И я ему училась.

От смысла мощной речи сей

Один лишь слабый отзвук

Нашла я в изысканьях ваших,

Но счастье обрела,

Когда меня наполнили слова,

Звучащие в духовном знанье

И в речи человека.

Феликс Бальде

Согласен с вами я!

Мария

Я бесконечно рада

Приветствовать у нас впервые

Того, о ком так много знаю.

Входит Фелиция Бальде.

Почаще бы я вас

Встречать у нас хотела.

Феликс Бальде

Я, право, не привык

С людьми общаться постоянно.

Да и не то одно.

Фелиция Бальде

Да, уж такой у мужа нрав.

Он к одиночеству привык.

И мы из года в год

Вдвоем все дни свои проводим.

Когда б порой не заходил

В наш домик дорогой профессор,

Забыли б мы,

Что в мире существуют люди.

И если б тот,

Кто в зале говорил сейчас

И нас прекрасными словами

Так сильно взволновал,

Порою мужа не встречал

В его поездках деловых,

Что знали б вы

О нас, забытых людях?

Мария

Итак, профессор ходит к вам?

Капезий

Хожу. И должен я сказать,

Что я Фелиции глубоко благодарен.

Она дает мне,

Чего не мог бы дать никто.

Мария

В чем состоит ее даянье?

Капезий

Коснуться надо,

Заговорив об этом,

Предмета, больше изумившего меня,

Чем все, услышанное здесь.

Так важно это для души!

В другом бы месте смог я вряд ли

Переживаньями делиться,

Но здесь легки признанья.

Душе моей часы известны,

Когда пустой становится она.

И кажется, что творческий источник

Познаний в ней исчерпан,

Что не найти мне больше слова,

Которым был бы вправе

Я поделиться.

С такою пустотой духовной

Я к этим добрым людям отправляюсь

В уединенную их глушь.

Фелиция повествует мне

В виденьях сказочных

О существах, живущих в снах и грезах

И в пестром царстве сказок

Ведущих жизнь свою.

И тон ее речей подобен

Сказаниям времен давно минувших.

Не спрашиваю я, откуда сказка,

Но ясно я зато переживаю,

Как снова в душу приливает жизнь,

И стряхиваю я

Тяжелый сон души моей.

Мария

Сколь согласованно

Фелиции искусство

С таинственным ключом

Познаний сокровенных

Ее супруга, о котором столько

Рассказывал учитель!

Появляется Бенедикт.

Феликс Бальде

Кто говорил сейчас,

Как будто во вселенских

Пространствах вечных дух его витает,

Тому причины нет

Так обо мне распространяться.

Бенедикт

Неправда, друг.

Я высоко ценю любое слово ваше.

Феликс Бальде

То было шуткой,

Когда порою

Вы мне оказывали честь,

Со мной прогуливаясь горною тропою.

Лишь оттого, что скрыли

Вы знания свои,

Я говорить решался.

Однако, уж пора!

Нам предстоит далекий путь

В родную нашу глушь.

Фелиция Бальде

Мне было так отрадно

Опять увидеться с людьми!

Не скоро явимся мы вновь.

Другой не терпит жизни Феликс.

Он любит только горы.

Феликс и Фелиция Бальде уходят.

Бенедикт

Фелиция права.

Нескоро он сюда вернется.

Непросто было

Зазвать его сегодня.

И все-таки не в нем

Тому причина,

Что неизвестен он.

Капезий

Он мне казался чудаком.

Порою он бывал и разговорчив

В присутствии моем,

Но темными казались мне его чудные речи,

В которых он раскрыть пытался,

Что знать он притязал

О солнечных созданьях,

В земных камнях живущих,

О лунных бесах,

Что их деянья разрушают,

И о растений чувстве числовом.

Послушавши его, навряд ли

Уразумеете речей его значенье.

Бенедикт

Но чувству ясно,

Что чрез его слова природа хочет

Правдиво выявить загадок скрытых сущность.

(Уходит).

Штрадер

Я чувствую, что дни боренья

В моей наступят скоро жизни.

С тех самых пор,

Как в монастырской тишине

Пришлось узнать о той науке мне,

Которой в сердце я так страшно ранен был,

Ничто меня не трогало столь сильно,

Как случай с ясновидящей…

Капезий

Что вас так сильно потрясло,

Понять я не могу.

Коль твердости лишитесь вы,

То вскоре будет мир для вас

Сомнениями застлан.

Штрадер

Страх пред таким сомненьем

Томил меня нередко.

Хотя и чужд

Я ясновиденья даров,

Но в час, когда меня загадки жизни мучат,

Вдруг призраком встает из темных недр духовных

Перед духовными очами страшный образ сна,

И тяжко на душу ложится

И, в сердце мне впиваясь, говорит:

‘Коль не сразишь

Меня мышления мечом тупым,

Не больше ты,

Чем образ призрачный обманности своей!’

Феодосий

(уже раньше вошедший)

У всех людей такая участь,

Хотящих мыслью мир объять.

Но есть у нас внутри духовный голос,

Хоть сил не достает сорвать покровы тайны,

Что расстилаются пред нами.

Лишь те предметы может мысль познать,

Которым суждено прейти.

Что вечно и духовно,

Мы лишь в самих себе найти способны.

Штрадер

Кто ищет благочестия,

Чтоб успокоить душу,

Тот удовлетворится

Исканием подобным.

Но так не возрастет

Познанья подлинного плод.

Феодосий

Однако нет пути иного,

Который мог бы заменить духовное познанье.

Нас гордость соблазняет:

Души переживанья

Она в фантомы превращает,

Виденья вызывая

Там, где лишь вера жить должна.

И из всего, что здесь

Как откровенье царств высоких

Нам привелось услышать,

Одно усвоит здравый смысл людской:

В духовном лишь краю

Душа на родине своей.

Другая Мария

Пока лишь к разговорам

Стремится человек,

Довольствуется он такою речью.

Но в жизни подлинной с ее исканьем,

С ее тоской по счастью и страданьем,

Другую нужно пищу

Людским доставить душам.

Влеченью сердца покорившись,

Остаток жизни,

Мне уделенный, я

Тем людям посвятила,

Которых рок земной

Поверг в несчастье и нужду.

Еще же чаще, чем мученья

Больных людей, мне приходилось

Смягчать души страданья.

И я так часто ощущала

Всю немощь нашей воли,

И снова я тогда

Из тех богатств черпала,

Что нам духовный ключ струит.

И слова теплого волшебство —

Что я прияла, —

Оно, бальзамом становясь,

В страдающие души

Из рук моих струилось.

И с губ моих оно слетало,

Даруя утешенье

Сердцам разбереженным.

Не вопрошаю об истоке слов,

Но лицезрю их правду:

Они живут и жизнь даруют.

И ясно вижу каждый день,

Что силу им дает

Не немощь своеволья моего,

Но что меня они созиждут сами.

Капезий

Но ведь немало же людей

И без такого откровенья

Добро творить способны!

Мария

В них недостатка,

Конечно, в этом мире нет.

Но смысл иной в ее признаньях.

И жизнь ее узнавши,

Измените вы мненье.

Когда в нас много сил

Неизрасходованных,

Легко в хорошем сердце

Любовь в избытке всходит.

Но силы жизни все она

Давно, перегруженная трудами, исчерпала,

А мужество житейское похитил

У ней удар судьбы,

Ее постигший.

Она все силы истощила

Заботами о детях,

А мужество угасло,

Когда супруга смерть

Безвременно взяла.

Казалось бы, она остаток дней своих

Устало провлачить должна.

Но привела ее судьба

На духоведенья пути.

И вот, все силы жизни

В ней снова расцвели вторично,

И с новой целью вновь

Вернулось мужество ее.

Так нового в ней человека

Из мертвого зерна воздвигнул дух вторично.

Когда способен дух такую мощь являть,

То действия его должны

Нас убедить вполне.

И если гордость не царит в словах

И нравственная цель в сердцах у нас воистину живет

И нам не дозволяет думать,

Что создано ученье нами,

Что только в нас

Дух внутренне себя являет,

То разрешается тогда

Нам про мышленье ваше утверждать,

Что в нем одни лишь тени

От настоящего бытия,

Тогда как дух, живущий в нас,

С тем внутренне себя связует,

Что в глубине житейской

Людская ткет судьба.

С тех пор, как посвятила я

Живому делу нашему все силы,

Сердец израненных и душ

Тоскующих увидела я больше,

Чем думаете вы.

Ценю высоких ваших идей полет

И гордую уверенность познаний,

Люблю, когда студенты ваши

Почтительно внимают вам.

Да, из творений ваших

Течет для многих душ

Возвышенная ясность мысли.

Но мнится, что уверенность

Присуща мысли вашей,

Пока в себе она живет.

Мое ж мировоззренье

Плоды учений насаждает

В действительности недрах,

Дабы вошли они корнями

В действительности глубь.

Чужда, наверно, мысли вашей

Небесная та книга,

Где в знаках говорится

Нам о побеге новом

На древе жизни.

Уверенной и ясной

Научная казаться может мысль.

Но лишь кору она питает

И никогда

До сердцевины не дойдет.

Роман

Моста не нахожу я,

Который вел бы

От мыслей к подлинному делу.

Капезий

Та сторона мышленья силу

Склонна преувеличить.

А вы? Действительностью вы

Чрезмерно увлеклись.

Заложены в идеях семена

Всех человеческих деяний.

Роман

Лишь потому она и совершает

Так много добрых дел,

Что доброе в ней сердце.

Конечно, человеку надо,

Уставши от земных трудов,

Восстановленья сил искать в идеях.

Но только воспитанье воли

Совместно с мастерством земным

Дух человечества ведет

Вперед в его развитье.

Когда колеса

В ушах моих жужжат,

Когда людей довольных руки

Рычаг сжимают,

Я ощущаю силы жизни.

Герман

В том легкомысленно я признавался,

Что обожаю шутки

И в них лишь мудрость вижу.

Ведь для мозгов моих они

Дают прекрасный материал,

Чтоб заполнять досуги

Меж удовольствиями и трудами.

Я этот взгляд теперь преодолел.

Был побежден незримою я силой,

Почувствовать сумел я

То, что сильнее в человеке,

Чем домик карточный острот.

Капезий

Но неужели только тут могли

Вы силу духа отыскать?

Герман

Хоть жизнь моя порой

Плоды духовные дарила,

Но избегал

Срывать плоды я эти.

Лишь здешних мыслей строй

Меня к себе привлек,

Хоть я и тут не делал ничего.

Капезий

Мы провели прекрасные часы.

Хозяйке дома мы признательны за них!

Все уходят. Остаются только Мария и Иоанн.

Иоанн

Еще немного ты со мной побудь!

О, как мне страшно, как мне страшно!

Мария

Но что с тобой?

Иоанн

Учителя беседа,

И вслед за тем признанья прочих.

Был потрясен до самых я костей.

Мария

Ужели эти речи

Тебя так захватили?

Иоанн

В тот миг мне показалось,

Что сказанное здесь —

Ужасный символ

Ничтожности моей!

Мария

Конечно, очень важно

В столь краткий миг увидеть пред собой

Так много битв житейских,

В которых столько душ

Перекликаются друг с другом.

Но жизнь, какую мы ведем,

Особенность имеет

Дух человека пробуждать к признаньям.

Что совершается в теченье многих лет,

Здесь явлено в часах немногих.

Иоанн

Отображенье полной жизни,

Мне показавшее меня,

Высоких духов откровенье

Меня почувствовать учило,

Что лишь частицу человека

Являет часто тот,

Кто мнит, что целостен в себе.

Чтоб всесторонность человека

В себе самом вместить,

Отважно я на путь

Указанный вступил.

Меня в ничто он превратил.

Известно мне,

Чего в них нет.

Но мне не менее известно,

Что жизнь они имеют,

А я в небытии стою.

Я видел целостные судьбы

Раскрытыми в речах коротких предо мною,

И образы судьбы моей

В душе моей воскресли.

Живописалось детство

С его восторженным избытком.

И юность я увидел вновь

С надеждой гордою,

Сыновними дарами

Сердцам родительским внушенной.

Мечтанья об искусстве,

Которыми в те дни я окрылялся,

Укором вдруг восстали

Из духа глубины.

И вновь воскресли сны,

В которых при тебе

Я в краски претворял и в формы

Жизнь духа твоего.

И я увидел пламя.

В нем юного художника надежды

Вдруг превратились в прах.

И из ужасной пустоты

Явился призрак мне.

То было существо,

Связавшее судьбу свою

В былые дни с судьбой моею.

Она хотела

Меня привлечь, когда я

На родину свою

На похороны матери вернулся.

Но я порвал.

С такою силой был

С твоим я кругом связан

И с высшей целью,

К которой здесь стремятся.

И с самой той поры не знал я угрызений,

Хоть и порвал я нить,

Ее связующую с жизнью.

И весть, дошедшую ко мне

О том, как жизнь в ней увядала,

Угасши, наконец,

Бесчувственно я принял.

Но вот заговорил в том зале

Учитель наш о том,

Как погубить мы можем

Стремлением превратным

Судьбу людей, любовью

Себя связавших с нами.

И в отзвуке ужасном

Из этого виденья

Со всех сторон слова вдруг загремели.

О, как ужасен отзвук был:

‘Ты, ты — ее убийца!’

Так речь учителя, даруя

Всем остальным возможность

Самопознанья,

Во мне должна была создать

Сознание вины.

Она мне показала,

Как заблуждался я.

Мария

С мгновенья этого, мой друг,

Ты входишь в царство мрака,

Пусть тот тебе теперь поможет,

Кому мы доверяем здесь.

Елена возвращается. Марию отзывают.

Елена

(Иоанну)

Еще немного мне

Побыть хотелось бы с тобой.

В течение недель

Так сумрачен твой взор.

Как может свет,

Сияя нам,

Наполнить мраком душу,

Что с силою такой

За истиной идет?

Иоанн

Тебе же этот свет

Лишь радость дал?

Елена

Да, радость, и не только ту,

Что знала раньше я,

Но также радость,

Цветущую в словах,

В которых Дух

Себя являет.

Иоанн

И все ж тебе скажу,

Что может и губить

То, что творит.

Елена

Так, следовательно, обман

Тебе проникнул в душу,

Раз говоришь так,

И раз заботы

Заместо радости,

И раз одни печали,

А не блаженство

Из истины ключей струятся.

Ищи тогда ошибок,

Преграды создающих.

Так часто мы слыхали,

Что лишь здоровье — учений наших плод,

Что расцветать в них жизнь должна.

Так как же ты в себе обратное находишь?

Их благотворность уж на многих,

Кого я знаю, проявилась.

Все больше кажется чужим

Им прежний образ жизни,

И новые ключи питают сердце,

Жизнь обновляя в нем.

Кто зрит бытия основы,

Не ведает страстей,

Людей томить способных.

(Уходит).

Иоанн

Что наши чувства лживы,

Пока духовная наука

Себя не свяжет с ними, —

Понадобились годы,

Чтоб в этом убедиться.

Но то, что в существе твоем

И слово высшей правды — только ложь,

Мне показал единый миг.

Занавес.

Картина вторая переведена Белым Борисом Николаевичем.

Картина третья.

Комната для медитаций. Бенедикт, Иоанн, Мария и ребенок.

Мария

Пришла с ребенком я.

Нуждается он в слове вашем.

Бенедикт

Дитя, ко мне теперь,

По вечерам ходить ты будешь

За изречением,

Что жить в тебе должно

Пред тем, как в царство душ

ты перейдешь во сне.

Ты хочешь ли?

Ребенок

Да, я хочу!

Бенедикт

Ты душу этим вечером заполни,

Покуда не заснешь,

Могуществом сих слов:

‘Я силой света буду

В храм духа вознесен’.

Мария

Раз участь этого ребенка

Отныне взяли вы

Под свой отеческий надзор,

То дайте же и мне совет:

Ведь мать ему я заменяю,

Хоть связана не кровно

Его судьба с моею.

Вы указали, как

Воспитывать ребенка

Со дня того, как я его нашла

За дверью, матерью безвестной

Подброшенного мне.

И чудо сотворили

Те указанья, по которым

Его воспитывать я стала.

И обнаружились все силы,

Дремавшие в душе его и теле,

Мне подтвердив, что указанья

Из царств проистекают,

Где был души его приют

Пред тем, как на земле он воплотился.

И человеческие расцвели надежды,

Сияя ярче с каждым новым днем.

Вы знаете, как нелегко мне было

Стяжать любовь ребенка,

Хоть рос он под моим уходом,

Но лишь простой привычкой

Он был сперва соединен со мною.

Он ощущал лишь смутно,

Что нужное давала я ему,

Как для души, так и для тела.

Но наступило время,

Когда возникла в детском сердце

К приемной матери любовь.

Ту перемену внешний повод вызвал:

Явилась ясновидящая к нам.

Он привязался к ней,

И много красоты

В ее плену волшебном он нашел.

И вот случилось так, что вдохновенье

Подругу нашу странную объяло

И наш ребенок увидал,

Как взор ее сверкал.

И юная душа его

От страха содрогнулась.

Тогда он прибежал ко мне

И с этих самых пор

Стал предан мне с горячею любовью.

Но осознанье чувства,

Влекущего его ко мне

Не только как инстинкт,

И сердце детское в нем греющее живо,

Когда мой взор с любовью он ловил,

Лишило вашу мудрость благотворности своей,

И многое увяло,

Что в нем уж созревало.

Так на ребенке вновь я убедилась

В том, что на друге страшно так открылось.

Все больше я кажусь себе загадкой,

И трепетный вопрос отвергнуть ты не вправе:

О, почему обоих я

Гублю, когда стремлюсь любя

По указаньям духа

Им дать все то, что сердце

Считает подлинно хорошим?

Ты часто повторял возвышенную правду,

Что на поверхности царят лишь заблужденья,

Но ясности я жажду,

Дабы перенести судьбу,

Творящую так много зла.

Бенедикт

Так возникает в этом круге

Из многих нитей узел,

Который стягивает карма.

Мой друг, твои страданья

К тому узлу судеб причастны,

Которым труд богов с людскою жизнью связан.

Когда я на стезе душевной

Достигнуть смог такой ступени,

Что удостоен был

Служить советами своими в сферах духа,

Раз Божество ко мне явилось,

Готовившееся на землю низойти

С тем, чтобы в теле человека поселиться,

Как требует людская карма

Эпохи современной.

Тогда лишь в мире шаг большой

Возможен, если боги

Связуются с людской судьбой.

Духовные развиться могут очи,

Что прорезаются в душе у человека,

Тогда лишь, если вложит Бог

В людские души Сам зерно Свое.

И мне поставили задачу:

Найти того, кто в душу

Достоин был бы Божие зерно

И воспринять, и возлелеять.

Так должен был я небо обручить

С судьбою человека.

Искал я. Око духа

Нашло тебя.

Уж подготовлена к посредничеству ты судьбою.

За много жизней ты себе приобрела

Отзывчивость на все большое,

Что обитает в сердце.

Всю добродетель сердца, всю красоту земную

В наследье нежная душа

От Духа получила.

И все, что ‘Я’ твое

Из вечности в земную жизнь

Внесло, уж с юных лет

В душе твоей созрело.

Не торопилась ты

Взойти на кручи духа

И не влекла тебя

Духовная страна,

Пока не изжила

Ты радостей земли невинных.

Ты уж тогда душой любовь и гнев познала,

Когда мышленью твоему был неизвестен дух.

И в наслажденье красотой природы,

В занятиях искусством

Богатства жизни ты тогда искала.

Умела ты смеяться,

Как дети лишь смеются,

Которые не знают

О тенях бытия.

Людскому счастью и скорбям

Ты и тогда уже внимала,

Когда не приходило и на ум

Спросить о сущности страдания и счастья.

Как плод созревший многих жизней

В земную жизнь душа вступает,

Настроенная так.

И детская ее невинность —

Лишь цвет ее, не корень.

Избрать я мог такую только душу

В посредники тому,

Кто, богом будучи, стремился

Творить среди людей.

Теперь пойми же, что должна ты

Противообразы рождать,

Как только ты с людьми соприкоснешься,

Дух, что живет в тебе, лелеет

Все то, что вечности служа,

В душе у человека созревает,

Но он за то в нем убивает

Все, что в душе как преходящее живет…

Однако, эти жертвы

Как бы бессмертия посев,

Лишь то восходит к высшей жизни,

Что смертью низшего взрастет.

Мария

Так вот моя судьба!..

Ты дал мне свет,

Но свет, который взор мой ослепил.

Ты отнял ‘Я’ мое!

Так, значит, мне посредницей лишь быть

Без собственного лика?

Нет, не хочу я дольше

Лишь формой быть,

Под маской истину скрывать!

Иоанн

О друг мой, что с тобой!

Свет взора твоего угас.

Окаменела ты.

Дай руку мне свою!

Она мертва!

Она как лед!..

Бенедикт

Ты много, сын мой, испытаний вынес.

Но в этот час стоишь перед труднейшим.

Ты видишь оболочку друга,

Но для моих очей

Парит Мария в сферах духа.

Иоанн

Шевелятся ее уста.

Смотри!..

Мария

Ты дал мне ясность,

Но ясность, что со всех сторон

Меня объемлет мраком.

Ее я проклинаю,

А с нею и тебя!

Меня ты сделал

Орудьем чар недобрых,

Чтобы обманывать людей.

Я ни мгновения до сей поры

В духовности твоей не сомневалась.

Но мне довольно мига одного,

Чтоб веру всякую мне вытравить из сердца.

Я вижу, что исчадья адовы они,

Те духи, коим предан ты душою.

Меня ты одурачил,

Чтоб людям я лгала,

Но убегу туда я,

Куда твой голос не дойдет.

И все ж оттуда я

Проклятием тебя достать сумею.

Моей ты крови пламя

Похитил у меня

И богу ложному ты отдал

Всю кровь мою.

О пламя этой крови!

Ты в нем погибнешь!

Чтоб мне поверить

В обман и ложь,

Преобразил меня ты

В несуществующий фантом,

В обманный призрак.

Я чувствовала часто,

Как дух мой становился

Противообразом в других.

Так превращу

Мою любовь к тебе

Я в ненависти злой огонь.

Во всех мирах я стану

Разыскивать то пламя,

В котором ты сгоришь!

Будь про… Ах…

Иоанн

О, кто здесь говорит?

Не вижу друга я!

Страшилище я вижу!

Бенедикт

В выси душа ее витает.

Ее лишь оболочка

Осталась тут, перед тобой.

Где покидает дух

Земную плоть свою,

Туда спешат

Противоборцы сил благих,

И видимы для нас становятся они,

Овладевая оболочкой,

Чтоб в ней себя явить.

И здесь такой противоборец

Разрушить хочет мне все то,

К чему стремлюсь

Для счастья очень многих,

И для тебя, мой сын.

И если бы проклятья эти,

Что в оболочке, ею брошенной, гремят,

Я б искушеньем счесть не мог,

Ты быть со мной не смел бы.

На стороне моей стоял противоборец,

И ты, мой сын,

Увидел ввергнутым во тьму

Все то, что в существе любимом

От преходящего бытья.

Ввиду того, что дух

Из уст ее так часто

Беседовал с тобой,

Был принужден ты кармой мировой

Услышать из нее

И князя ада.

И лишь теперь ты вправе

Ее воистину постигнуть.

Становится она прообразом твоим.

Стремись же вознестись к нему.

Душа ее восходит к тем высотам духа,

Где самообоснованную форму

Свою находят люди.

За ней последуй в сферы духа

И в Храме Солнечном ее увидишь.

Так ныне здесь

Создался узел

Из тех незримых нитей,

Что карма ткет

В миров свершенье.

Раз до сих пор держался ты, мой сын,

Проникнешь ты и дальше.

Твою звезду я в полном блеске вижу.

Нет места в чувственном бытье

Для битв, в которых бьются люди,

Что посвященья ищут.

Все то, что в мире чувств земных

Загадочно рассудку,

Все то, что миром создается в сердце,

Любви ли или ненависти плод,

Сколь бы ужасным ни казался нам,

Для духоведа лишь арена.

Он должен в духе безучастно

Извне событья созерцать.

Должны в нем развиваться силы,

Которых на житейском поле нет.

Чрез испытания души пробиться

Под силу лишь тому,

Кто подготовлен

Для встречи с существами,

Живущими в мирах духовных.

И не был бы ты признан ими

Созревшим для духовного пути,

Тогда б всех чувств они тебя лишили,

Уж прежде, чем открылось

Тебе все то, что ныне знаешь.

Те существа, что в недра мировые

Глядеться могут,

Возводят человека

Сперва на ту вершину,

Где явственно для них,

Имеет ли он силы

Чтоб дух извечный созерцать.

И тех лишь, у кого такие силы есть,

Из чувственного мира выпускают,

Всем прочим ждать придется.

Ты сохранил себя, мой сын,

И в этих горних потрясеньях,

Когда ты был заполнен

Духовным страхом.

Боролось и тогда отважно ‘Я’ твое,

Когда в груди сомненья бушевали.

И в бездну темную втянуть тебя грозили.

Ты — ученик мой верный

С того значительного часа,

Когда в себе ты усомнился,

Себя потерянным считал,

И все ж в себе самом держаться мог.

Я дал тебе от мудрости сокровищ,

И с ними силу

В себе держаться.

Хотя в себя ты сам не верил,

Была та мудрость,

Что приобрел ты,

Надежнее, чем веры

Житейский дар.

И вот ты зрелым признан

И можешь быть допущен.

Вперед прошла твоя подруга.

Ее отыщешь в духе.

Я укажу лишь направленье.

Итак, возжги всю мощь души твоей

Словами, что из уст моих

Дают тебе ключи к высотам.

Они тебя проводят

И там, где все земное

Глазам твоим уж недоступно будет,

Их воспринять возжаждай ты всем сердцем:

‘Сияет света творческая сущность

В пространства далях,

Бытьем наполняя мир.

Любви благословленье греет

Времн теченье,

Со всех миров сзывая откровенья.

Посланцы духа обручают

Живую сущность света

С душевным откровеньем.

И, коль соединиться с ними

Способен человек,

Он оживт в высотах духа’.

О духи, вы, которых люди зрят!

Вы оживите душу сына!

Внутри его да воссияет

И душу озарит

Духовный животворный свет!

Внутри раздаться слову дайте,

Чтоб пробудить его

К блаженству духобытия!

Голоса духов за сценой:

Его возносятся мысли

К основам мира.

Что как тени мыслил он,

Что как схемы изживал,

Уносится из мира форм.

От их избытка

Людские мысли

Тенями грезят.

От их избытка

Людские взоры

Лишь схемы видят.

Занавес.

Картина четвртая.

Ландшафт, выражающий своеобразием своих форм душевный мир. Сперва появляются Люцифер и Ариман (Ангро-Манья), в стороне — Иоанн, погруженный в медитацию, в которой он и переживает все последующее.

Люцифер

О человек, познай себя!

Почувствуй, человек, меня!

Водительство духов

Дерзнул ты свергнуть.

Бежал в земли

Привольные владенья.

Искал в земных скитаньях

Свою ты сущность.

Твоей наградой

Стал жребий твой,

Твой рок земной:

Обрел себя

Ты и меня.

Хотели духи

Тебе закрыть повязкой очи.

Но я сорвал повязку.

Хотели духи

В тебе творить свою лишь волю.

Я дал тебе свободу.

О человек, познай себя!

Почувствуй, человек, меня!

Ариман

О человек, познай меня!

Почувствуй, человек, себя!

Из тьмы духовной

Дерзнул ты вырваться,

Земли сиянье

Ты отыскал.

Испей же силу правды,

Испей из прочности

Моей: она — надежна.

Хотели духи

Похитить красоту земную,

Что я в сгущенном свете

Тебе творю.

Веду тебя

Я к сути истинной.

О человек, познай меня!

Почувствуй, человек, себя!

Люцифер

Во всех столетьях

Меня переживал ты.

Тебе сопутствовал я всюду.

Тебя исполнил я

Себяволением,

Самобытьем.

Ариман

Во всех столетьях

Ты созерцал мой облик

Своими плотскими очами

Во всех земных явленьях.

И я блистал тебе

В красотах гордых,

В восторгах откровения.

Иоанн

(в медитации к себе)

Об этих знаках Бенедикт мне говорил.

Две силы эти перед миром душ стоят.

Одна живет внутри как искуситель,

Другая взор, вовне

На мир глядящий, ослепляет.

Мне женщиной представилась одна.

Души обманность мне она явила.

Во всех вещах вторая пребывает.

Появляется дух элементов с Капезием и Штрадером, выводя их из недр земли на е поверхность. Только их души созерцают эту земную поверхность.

Дух элементов

На том вы ныне месте,

Где так хотели быть.

Мне исполненье вашей воли

Заботу причинило.

Метались в бурях диких

Стихии и земные духи,

Как только в их пределы

Вступил я вместе с вами.

Противодействовали вы

Здесь царствующим силам.

Капезий

(помолодевший)

Таинственный вожатый,

О, кто ты,

Ты, что сквозь царства духа

Нас в этот край прекрасный ввел?

Дух элементов

Я душам открываюсь

Не раньше, чем мои

Окончатся услуги.

Но все же мне подвластны

Они во все столетья.

Капезий

Не слишком склонен я

О духе вопрошать,

Что нас сюда привел,

Но чувствую, что жизнь моя

Согрелась в этом новом царстве,

И свет мне расширяет грудь.

Я чувствую, как целый мир

В моем стучится пульсе.

Предчувствье высших достижений

Мое волнует сердце.

В слова облечь хочу я

Царств здешних откровенье,

Которым услажден.

И пусть людские души

Красою расцветут,

Когда я в жизни им открою

То вдохновенье,

Что здесь течет ручьями.

Из глубин и с вершин молния и гром.

Штрадер

С чего трясутся недра?

С чего грохочут выси?

Не лучшие ль надежды

Цветут, благоухая, в юном сердце?

Дух элементов

Звучат столь гордо

Для вас, мечтатели, сии слова,

Но вызывает эхо

Мышления обман

Из бездны мировой.

Оно тогда вам внятно,

Когда вы сходитесь со мной.

Вы мните правде

Прекрасные построить храмы,

Но плод работы вашей

Разнуздывает бури

В глубинах мира.

Должны миры разрушить духи,

Чтоб временным деяньем

Вы в вечность не внесли

Погибели и смерти.

Штрадер

Так, значит, перед жизнью вечной

Сплошной обман

Все, в чем для нас

Исканий лучших правда?

Гром и молния.

Дух элементов

Сплошной обман,

Пока ревнует ум

В краю, где Духа нет.

Штрадер

Мечтательной ты вправе

Назвать младую душу друга,

Что с благороднейшим огнем

Рисует цель свою.

В моем же старом сердце

Слова твои мертвы,

Хоть помогают

И гром, и буря им.

Я для научных изысканий

Покинул монастырь

И в продолженье многих лет

С житейской бурей бился.

И верят все

Тому, что говорю

Я, истину любя.

Гром и молния.

Дух элементов

И все ж признать ты должен,

Что не познал никто,

Откуда мысли ключ струится

И где лежат бытия основы.

Штрадер

Опять, опять я слышу слово,

Которое в младые годы

Мне из души моей

Так часто раздавалось,

Когда во мне устои

Мышленья колебались!..

Молния и гром.

Дух элементов

Коль не сразишь

Меня мышления мечом тупым,

Не больше ты,

Чем образ призрачный

Обманности своей.

Штрадер

Опять те страшные слова!

Ведь некогда и их

Внутри себя я слышал

Пред ясновидящей,

Которая разрушить мне мышленье

И злых сомнений жалом

Пронзить мне собиралась сердце.

Но это ведь прошло.

Я поборюсь с тобой,

О ты, старик, обманчивый свой облик

Являющий мне ныне в маске

Властителя природы!

Тебя мой разум одолеет

Иначе, чем ты мнишь.

Коль в человеке он

На гордые вознесся выси,

Природе он не подчинен.

Он не слуга ее, а господин.

Молния и гром.

Дух элементов

Однако мир устроен так,

Что требует в нем труд

Услуг взаимных.

За то, что дал я вам сознанье,

Должны вы заплатить.

Капезий

В вещей духовное зерцало

Свою я душу превращу.

Когда природа идеалом

В людских становится деяньях,

Награждена она

Правдивым отблеском своим.

И если сам ты

В родстве, старик,

С Праматерью Великой

И изошел из недр,

Где власти мира правят,

То дай моей ты воле,

Живущей высшей целью

В груди и голове,

Наградой быть тебе.

От смутных чувств я ею

Был поднят к гордому мышленью.

Молния и гром.

Дух элементов

Могли вы видеть,

Как мало значит в царстве этом

Ваш гордый вызов.

Он порождает вихрь

И вызывает у стихий

К порядку всякому вражду.

Капезий

Тогда ищи себе

Награды там, где хочешь.

Должны души людской влеченья

И меру, и порядок

Творить в духовных высях сами.

А как творить нам,

Коль творчества плоды

Другие отнимают?

И разве птицы песнь

Награды не несет

В себе самой?

Так награжден и человек,

Когда, творя,

Блаженство ощущает он.

Молния и гром.

Дух элементов

Не вправе вы

Мне отказать в награде.

А если заплатить не в силах,

Скажите той,

Которая в вас силу создала,

Чтоб долг за вас вернула.

(Исчезает).

Капезий

Исчез…

Куда же обратимся мы?

Задачей нашей будет

Здесь, в этом новом мире,

Себя не потерять.

Штрадер

Вступить с доверьем

На лучшую дорогу

Из всех, что встретим,

И осторожность помнить

Да будет целью нашей.

Капезий

Не лучше ль будет

Не говорить о цели?

Она найдется,

Когда мы отдадимся

Влеченью собственных сердец.

Мне ж сердце говорит:

Ведом ты будешь правдой.

Свои развивши силы,

Их благородно воплощай

Во всем, что создаешь,

И праведной ты цели

Достигнешь, несомненно.

Штрадер

Нет, с первых же шагов

Не следует лишаться

Сознанья правой цели,

Коль счастие и пользу

Хотим нести мы людям.

Кто хочет лишь себе служить,

Пусть сердца слушается тот.

Кто хочет и другим помочь,

Тот знать обязан,

Что нужно для его бытия.

Появляется, как душевная форма, другая Мария.

Но что за странное созданье.

Как будто из самой

Скалы оно возникло.

Из недр каких миров

Могло оно родиться?

Другая Мария

Я сквозь утесы пробиваюсь

И камня собственную волю

В слова облечь пытаюсь.

Я чую существа земли,

И я хочу земли мышленье

В умах людских промыслить.

Вдыхая чистый воздух жизни,

Его в людское чувство

Преобразую я.

Штрадер

Тогда нам не поможешь.

Все, что в природе жить должно,

То человеку чуждо.

Капезий

Люблю я речь твою, жена.

На собственный язык желаю

Перевести ее я.

Другая Мария

Мне так диковинно от вашей гордой речи.

Что говорите вы,

Того мне не уразуметь.

Но отзвучать даю я раньше

В душе своей реченьям вашим,

И лишь тогда они, на все предметы

Вокруг распространяясь,

Загадку разъясняют.

Капезий

Коль говоришь ты правду,

Переведи

Вопрос об истинном житейском благе

Нам на язык свой,

Дабы ответ дала природа,

Раз сами неспособны мы

Так вопрошать Великую Праматерь,

Чтоб слышала она.

Другая Мария

Но я ведь только младшая сестра

Высокого созданья,

Живущего в стране,

Откуда вы пришли.

Оно сюда меня прислало,

Чтоб я уму людскому

Его являла отблеск.

Капезий

Из тех мы, значит, царств ушли,

Где утолить могли бы жажду?

Другая Мария

Коль не найдете вы

Назад дороги,

Вам не созреть вовек.

Капезий

Каков же верный путь, скажи!

Другая Мария

Два есть туда пути.

Когда вершин своих я достигаю,

Все существа из царства моего

Сияют красотою.

Тогда блистает свет

В камнях и водах,

И красок преизбыток

Вокруг меня расплескан.

И всех созданий радость

Звучаньем воздух наполняет.

Коль отдадитесь всей душой

Восторгам моего бытья,

На крыльях Духа воспарите

К миров первоистоку.

Штрадер

Путь этот не для нас.

Мечтательностью мы его зовем.

Мы на земле хотим остаться,

Не в облачных парить высотах.

Другая Мария

Пойти решившись

Путем вторым,

Преодолейте

Сперва ваш гордый дух.

И позабудьте разум свой.

Взлелейте понимание природы.

В груди мужской царить позвольте

Младенческой душе,

Нетронутой еще

Иллюзией мышленья.

И вы тогда придете

В неведенье к истокам жизни.

Другая Мария исчезает.

Капезий

Так, значит, мы

Должны искать дорогу сами

И выучились лишь,

Что надо нам трудиться

И ожидать спокойно и с терпеньем

Плодов своих деяний.

Иоанн

(в медитации, он сидит в стороне и в действии не участвует)

Так в царстве душ я нахожу

Уж ранее известных мне людей.

Того, кто о Фелиции сказках говорил,

Я увидал таким,

Каким он в молодости был.

А тот, кто в юности своей

Монахом стать хотел,

Он мне явился стариком.

При них я видел духа элементов.

Занавес.

Картина пятая.

Подземный храм в скалах. Сокровенное святилище иерофантов.

Бенедикт

(на восточной стороне храма)

Вы, что мне спутниками стали

В чертогах Вечно-Сущего.

В ваш круг явился ныне я,

Чтоб обрести поддержку,

Мне нужную от вас

Для укрепленья человека,

Что должен свет ваш восприять.

Чрез трудные прошел он испытанья,

В душевной скорби он воздвиг

Оплот для посвященья,

Что мудрым сделает его.

Исполнил я заданье,

Как надлежит посланцу Духа,

Что от сокровищ Храма

Мир призван одарять.

Теперь, о братья, ваш черед

Труды мои закончить.

Я свет явил ему, и свет

Его привел

К духовному прозренью.

Но истиной виденье станет,

Когда в трудах

Со мной соединитесь.

Творю свои слова я сам,

А в вас глаголят духи мира.

Феодосий

(с южной стороны)

Любви глаголет сила,

Миры связуя

И жизнь даруя существам:

Вольется в сердце пусть тепло,

Дабы познал он,

Как к Духу вечному

Прийти, пожертвовав

Обманом своеволия.

Ты пробудил

Его от чувственного сна.

Пусть теплота в нем Дух пробудит

Из глубины душевной.

Исторгнул ты сознанье

Из плотской оболочки.

Пусть душу укрепит ему любовь,

Чтоб стала зеркалом она,

Являющим для зренья

Все, что свершается в мирах.

Любовь ему подарит силы

Для пребыванья в Духе,

Ему созиждя ухо,

Дабы он слышал Дух.

Роман

(с западной стороны)

Так и мои слова —

Не только самооткровенье.

В них воля мировая.

И раз ты силу дал

Тому, чьей ведаешь судьбой,

Чтоб пребывал он в Духе,

Ведет его пусть сила

Через пространства и времен границы,

Дабы войти он мог в те сферы,

Где созидают духи.

Должны они ему раскрыться,

Его призвав к работе.

Послушен будет он.

Творцов вселенских цели

Его пронижут жизнью,

И одухотворится

В Началах он.

Властей вселенских мощью

Нальется он.

И озарится

Сияньем Сил,

И возгорится

В огне Господств.

Ретард

(на северной стороне)

Должны меня в среде своей

Терпеть вы от земли почина.

Так и в совете вашем

Сегодня вы должны

Внять слову моему.

Доколь осуществить

Вы сможете обет свой,

Немало времени пройдет.

Ведь до сих пор земля

Никак не возвестила,

Что требуется ей

Сей новый посвященный.

Доколе в этот Храм не вступят

Непосвященные созданья,

Что собственными силами

Из чувственного плена

Свой дух освободили,

До той поры мне ваше рвенье

Сдержать не возбранится.

Пусть раньше весть сюда проникнет,

Что в новом откровеньи

Нуждается земля.

Вот почему духовный свет

Я запираю в этом Храме,

Чтоб вместо блага

Вреда не вызвал,

В сердцах незрелых воссияв.

Я из себя даю

Ту долю для людей,

Что наивысшей правдой

Мир чувственный являет,

Доколь премудрость Духа

Грозит им ослепленьем.

Пускай и впредь лишь вера

Стремит их к Духу,

И их воленья цели

Влеченьями слепыми

Пусть ощупью во мраке

И впредь руководятся.

Роман

Терпеть тебя в среде своей

Пришлось нам от земли почина.

Но истекло теперь то время,

В котором ты творить был призван.

Уж чует мировая воля

Во мне, что близко люди,

Феликс Бальде появляется в своем земном виде,

Другая Мария в душевной форме выходит из скалы.

Способные освободить

Свой дух без посвященья.

Нам создавать преграды

Ты более не вправе.

По воле собственной они

Найдут дорогу к Храму

И весть тебе доставят,

Что с нами сообща

Помочь хотят в работе Духу.

До сей поры они

В незрелости своей

Придерживались веры,

Что разум и духовный дар

Друг с другом несовместны.

Раскрылось ныне им,

К чему приходит разум тех,

Кто, ясновиденья лишенный,

Блуждает в безднах мировых.

Тебе они расскажут

О тех плодах, что чрез тебя

Должны в людских возникнуть душах.

Ретард

Вы, бессознательно

Помогшие мне в деле,

И впредь мне помогать должны вы!

Коль будете вдали держаться

От сфер, принадлежащих мне,

Тогда деяньям вашим

То место уделю я,

Что им давал доселе.

Феликс Бальде

Та сила повелела мне,

Что говорит со мною

Из глубины земли,

Сюда, в святилище, прийти.

Через меня вещает

Она вам о беде своей.

Бенедикт

Мой друг, поведай нам

Все то, что в глубине душевной

Познал про скорби и заботы

Глубин земных.

Феликс Бальде

Тот свет, что в человеке

Как плод познанья светит,

Стать предназначен пищей

Для сил, которые во мраке

Земном развитью служат.

Уже давно должны они

Почти без пищи обходиться,

Ввиду того, что ныне

Людских мозгов творенья

Поверхности земной лишь служат,

Не проникая в глубину.

И в умных головах возникла

Ложь новых суеверий.

К Первоосновам взор свой устремляя,

В духовных сферах люди видят

Лишь призраков одних,

Лишь чувств земных обман.

Торговец счел бы явно сумасшедшим

Того, кто уверять бы вздумал,

Что золотом способен стать

Туман, сгустившийся в долине,

И золотом таким

Решил бы уплатить.

Торговец ведь не станет ждать

Дукатов из тумана.

И все ж, ища

Решения загадок высших,

Охотно мирозданье строит

Он из туманов мировых,

Коль Духу плату эту

Наука посулит.

Когда б узнал учитель,

Что пожелал профан,

Не будучи испытан,

Взойти на кручи знанья, —

Презреньем угрожал бы он.

И все ж наука нам твердит

Что, силой собственной своей,

Без испытанья Духом,

Зверь в человека превратился.

Феодосий

Так почему источник света

Ты людям не откроешь,

Раз из души твоей

Так ярко он сияет?

Феликс Бальде

Я — созерцатель и фантаст

В глазах людей, мне близких.

А прочим людям я кажусь

Простым глупцом,

Невеждой, увлеченным

Безумием своим.

Ретард

Ты этой речью доказал,

Что ты действительно невежда.

Так знай: достаточно умен

Ученый человек,

Смысл доводов таких ему понятен,

Но возражать тебе

Ему причины нет.

Феликс Бальде

Известно мне,

Что он достаточно умен,

Чтоб этот взгляд понять,

Но не настолько, чтоб в него

Всерьез поверить.

Феодосий

Что совершить,

Чтоб требуемое властями

Земными им доставить?

Феликс Бальде

Пока на свете

Лишь те находят пониманье,

Кто неспособен вспомнить

Духовного истока,

Руды Владыкам в недрах

Земных поголодать придется.

Другая Мария

Из слов твоих мне ясно, брат мой Феликс,

Что ты истекшим мыслишь время то,

Когда земле служить нам приходилось,

Чтоб оживить в себе любовь и дух

Без посвященья мудростью и светом

Для бытия земного.

И поднялись в тебе земные духи,

Чтоб свет в тебе возжечь и без науки.

А я исполнилась любовью,

Самосозиждящей себя в бытье людском.

Отныне, братья, мы хотим в союзе с вами,

Священнодействующими во храме,

С успехом над людьми трудиться.

Бенедикт

Коль заключим союз,

То посвящение удастся.

И мудрость, что я сыну подарил,

В мощь превратиться в нем должна.

Феодосий

Коль заключим союз,

Тогда возникнет радость жертвы,

И жизнь душевную согреть

Своей любовью он сумеет.

Роман

Коль заключим союз,

Духовные плоды созреют,

И для него духовные деянья

Взрастут из ученичества души.

Ретард

Коль вы соединитесь,

Что станется со мною?

Тогда мои деянья

Бесплодны будут для него.

Бенедикт

В бытье иное превратишься,

Свершив свои труды.

Феодосий

И в жертвенности жить ты будешь,

Пожертвовав собой.

Роман

В людских деяньях ты созреешь,

Коль их плоды взлелею я .

Иоанн

(как в предыдущей картине, в медитации)

Душевному предстали зренью

Четыре брата в храме.

Они по виду походили

На тех людей, которых знаю.

Мне в духе Бенедикт предстал.

Брат слева от него

Был тожественен с тем,

Кто в чувствованье лишь

Стремился дух постичь.

Того напомнил третий,

Кто в деле внешнем лишь и в рычагах

Власть жизни утверждать хотел.

Четвертый неизвестен мне.

Ту женщину, что Дух и свет

По смерти мужа обрела,

Я видел здесь в ее глубинной сути.

А Феликс Бальде был

Таким же, как всегда.

Занавес.

Картина шестая.

Та же обстановка, что в четвертой картине. Дух элементов на прежнем месте.

Фелиция Бальде

Меня сюда ты вызвал.

Что от меня ты хочешь?

Дух элементов

Я двух мужей земле доверил.

Духовные их дарованья

Ты оплодотворила в них.

Нашли они в словах твоих

Живительные силы,

Когда рассудок их мертвил.

Но, одарив их, стала

Должницей ты моей.

Не достает им сил

Вознаградить меня

За труд, свершенный мной.

Фелиция Бальде

Один годами

Усердно посещал наш домик.

Искал он силу там,

Воспламенявшую сердца.

Потом другого стал водить с собой.

И оба поглотили

Плоды, которым я

Не ведала цены.

От них немного

Хорошего взамен я получила.

Ребенка моего

Наполнили они

Наукою своей.

И вот мой сын

В ней смерть душевную обрел.

В том свете рос ребенок мой,

Который Феликс из истоков,

Из гор и из утесов

Извлечь умел словами.

И с этим сочеталось

Все, что в душе моей взрастало,

Чем я уж с детства обладала.

И все ж сыновний дух

Увял под мрачной сенью

Науки темной их.

Из светлого ребенка

Стал человек

С пустой душою

И мертвым сердцем.

И требуешь еще,

Чтобы я долг их

Тебе вернула!

Дух Элементов

Так быть должно.

Раз услужила ты

Их существу земному,

Их дух через меня

Взыскует завершенья.

Фелиция Бальде

Не уклоняюсь я

От долга своего.

Но ты скажи сперва,

Мне причинит ли вред

Мое служенье им?

Дух Элементов

Что сделала для них ты на земле,

Лишило сил души ребенка твоего.

Что ныне дашь ты духу их,

В себе самой ты потеряешь.

И жизненных утрата сил

Проявится в уродстве.

Фелиция Бальде

Похитили у сына

Они его душевность,

А мне придется

Людей отпугивать уродством,

Чтоб плод созрел в их душах,

Добра столь мало давший?

Дух элементов

За эту жертву для людей

Ты счастье обретешь.

И в высшем смысле снова возродится

И сына жизнь, и матери краса,

Коль скоро новая духовность

В душе людей создаст побеги.

Фелиция Бальде

Что ж делать мне?

Дух элементов

Так часто вдохновляла ты людей.

Так вдохнови же ныне горных духов.

Ты вызвать в этот час должна

Одно из сказочных своих видений

И передать его созданьям,

Мне помогающим в работе.

Фелиция Бальде

Ну что ж!..

Раз существо одно

С восхода на закат,

Летя за Солнцем вслед,

Над морем и над сушею парило,

Взирая с высоты

На суету людскую:

Как все они друг друга или любят,

Иль, ненавидя, гонят.

Но существо полет свой

Ни разу не прервало,

Ведь и любовь, и злоба

Творят все то же всякий раз.

И над одним лишь домом

Созданье задержалось.

В нем жил усталый человек.

Он думал о любви людской,

О ненависти думал он.

И эти размышленья

Морщинами лицо его покрыли,

Посеребрив ему главу.

Из-за его печали

От Солнца существо отстало,

И в комнате оно

Осталось с человеком,

На солнечном закате.

Когда же Солнце вновь взошло,

Опять созданье это

Дух Солнца взял с собой,

И вновь оно глядело

Как люди путь

В добре и зле свершают.

Когда же второй раз

За Солнцем вслед прошло оно над домом,

Лишь мертвеца

Увидело оно.

Герман

(незримо из скалы)

Раз человек один

С восхода на закат,

За знаньем путь держал

По сушам и морям.

С высот премудрости взирая,

На суету людскую,

Как все они друг друга или любят,

Иль, ненавидя, гонят.

Границы мудрости своей

Он видел ежечасно,

И ни любовь, ни злобу,

Царящие над миром,

Не мог он подчинить закону.

Брал частных случаев он сотни,

Но обобщить не мог.

И вот сухой ученый

Созданье светлое однажды повстречал,

Которое бытьем

Томилось, в битве находясь

С угрюмой формой теневой.

‘Как вас зовут?’ —

Спросил сухой ученый.

‘Я есмь любовь!’ —

Так светлое сказало.

‘Я ненависть!’ —

Так тень шепнула.

Но только этих слов

Ученый не услышал,

И как глухой он шел и шел

С восхода на закат.

Фелиция Бальде

Кто ты такой?

Мои слова

Ты на свой лад

Переиначил

И в шутку обратил?

А я ведь шуток не люблю.

Герман

Я есмь земного мозга дух.

Я в людях отражен

Как маленький кобольд.

Я шутки создаю,

Иные мысли их,

Явив в гротескной форме,

Присущей мозгу моему.

Фелиция Бальде

И надо мною шутишь ты?

Герман

Сим ремеслом

Я занят часто.

Но редко внемлют мне.

Возможностью воспользовался я

Разок побыть и там,

Где внятен я.

Иоанн

То — человек,

Сказавший как-то,

Что сам собою свет духовный

В мозгу его зажегся.

Фелиция же сюда пришла

Как муж е

В обличий земном.

Занавес.

Картина седьмая.

Область духа. Мария, Филия, Астрид, Луна, ребенок, Иоанн — сначала вдали, потом приближается к ним, Теодора и, наконец, Бенедикт.

Мария

Вы, сестры, что так часто

Помощницами были мне!

О, помогите мне и ныне,

Дабы эфир вселенский

Я привела в движенье.

И пусть он душу друга

В звучанье гармонично

Познанием пронижет.

Я созерцаю знаки,

Зовущие к работе.

Соединить свой труд

С моим трудом должны вы.

Иоанн, в высь стремящийся,

Он нашими трудами

Подняться должен к высшей правде.

Держали братья в храме

О нем совет,

Как возвести из бездны

Его к высотам светоносным.

И ждут от нас они,

Чтоб силу горнего полета

В него бы мы вдохнули.

О Филия, в себя вдохни ты

Благую ясность света

Из далей мира!

Вручи ты мне свои

Дары, что собираешь

В духовных недрах,

Дабы я их вплела

В животворящих сфер вращенье!

Любимый отблеск мой, о Астрид,

Ты, зеркало мое!

Насыти силой тьмы

Струящийся свет,

Чтоб в нем возникли краски,

И сущность звука расчлени,

Чтоб вещество миров,

Живя, звучало!

И духоощущенье

Доверить ищущему смогу.

Ты — сильная, ты, Луна!

О ты, что внутренне так тверда!

Как сердцевина ты,

Что в недрах дерева растет.

Соедини с сестер дарами

Отображение свое,

Дабы уверенность

Завоевал искатель!

Филия

Хочу исполниться

Я светобытием

Вселенских далей!

Хочу вдохнуть в себя

Я животворящий звон

Миров эфирных,

Дабы сестре любимой

Работа удалась.

Астрид

Хочу сплести я

Лучистый свет

С гасящим сумраком.

Хочу сгустить я

Бытье звучаний,

Дабы сверкало звонко,

Дабы звучало ярко,

Дабы сестре любимой

Души лучами управлять.

Луна

Хочу я ткань души согреть

И жизненный эфир сгущу я.

Он должен уплотниться,

Себя переживая,

В себе самом созиждясь,

Собой держаться,

Дабы сестре любимой

В душе того, кто ищет

Уверенность познания создать.

Мария

Из Филии владений

Пусть радость изойдет,

И пусть ундин деянья

Раскрыть помогут

Души отзывчивость,

Чтоб пробуждаемый

Мог пережить

Восторг миров

И скорбь миров.

Создаст пусть Астрид

Любовь блаженную,

И веющие сильфы

Пусть жажду жертвы

Родят в душе его,

Чтоб посвященный

Утешить мог

Всех в горе страждущих,

Всех счастья жаждущих.

От Луны сил

Пусть твердость истечет,

И создадут пускай

Огня созданья

В душе уверенность

С тем, чтобы знающий

Себя обрел

В труде душевном,

В бытье вселенском.

Филия

Молить я буду вселенских духов,

Чтоб свет их существа

Душе восторг принес,

Чтоб звон их слов проник

Блаженством в духа слух,

Дабы вознесся

Он, пробуждаемый,

Тропой душевной

К высотам неба.

Астрид

Излить желаю в сердце

Я посвященному

Любви потоки

Тепловые,

Дабы внести он мог

В труды земные

Небес щедроты

И освятил бы

Сердца людские.

Луна

Я у властей вселенских

Отвагу испрошу,

Дабы взыскующий

Ее воспринял в сердце,

Дабы доверье

К путям своим

Его по жизни

Вести могло.

Уверенность

Почувствовать он должен.

Он должен у мгновений,

Срывать их плод созревший,

Чтоб семена извлечь

Для жизни вечной.

Мария

Коль с вами, сестры,

Свой труд соединю,

Мое желанье

Осуществится.

Призыв того,

Кто испытуем,

В наш светлый мир проник.

Появляется Иоанн.

Иоанн

Ты здесь, о Мария!

Богатый плод

Дала мне скорбь моя.

Над той иллюзией поднялся я,

Которую я создал сам,

Которою пленен я был.

Благодаря скорбям

Я на путях душевных

Сумел тебя настигнуть.

Мария

Каков же был

Тебя приведший путь?

Иоанн

Я чувств земных оковы

Сперва отбросил

И вырвался затем

Из тех пределов,

Что настоящее скрывают.

Мой взор узрел иное

В людском существованье,

Чем то, что краткий миг

Показывает нам.

Капезий, что для чувственного зренья

В летах уже преклонных был известен,

Духовно мне

Как юноша предстал перед душой.

А Штрадер, что в бытье

Земном еще так юн,

И был в монастыре недавно,

Его я лицезрел,

Каким еще он станет,

Коль цель свою

Преследовать захочет

Он в прежнем направленье.

И только люди те,

Которые духовны на земле,

Ничуть не изменились

В Духобытьи.

Фелиция и Феликс Бальде

Сумели сохранить

И там свой вид земной,

Где созерцал я их духовным взором.

Затем вожди мои явили

Мне милость, сообщивши

О предназначенном мне даре,

Коль скоро я добьюсь

Познания вершин.

И видел многое еще

Я органами духа,

Что органами чувств земных

Я раньше созерцал.

И ясный свет суждений вспыхнул

Мне в новом мире сем.

Но было ль это только сном,

Действительностью ли я схвачен был,

Я этого решить не мог бы.

Соприкоснулся ли мой взор

С духовным бытием,

Иль самого себя

До мирозданья я расширил,

Я этого не знал.

Но вот явилась ты,

Не тою, какова сейчас,

Не тою, какова была,

Нет, я узрел тебя

Как в вечном духе ты стоишь:

Не человеком больше.

В душе твоей мне дух твой

Вдруг с ясностью раскрылся.

Он действовал не так,

Как люди во плоти земной.

Он действовал как дух,

Который вечным бытием

Деянья награждает.

Теперь, когда стою

Я в духе пред тобой,

Мне светит полный свет.

В тебе мое земное зренье

Познало истину столь твердо,

Что и духовный мир

Мне достоверен стал.

Не наважденье предо мной.

Нет, в несомненной истине

С тобою встретился я там

И ныне здесь обрел тебя.

Теодора

Мне надо говорить.

Исходит свет, Мария,

От твоего чела,

И человеком он,

Сгустясь, становится.

И духа преисполнен он.

И люди сходятся вокруг него.

В давно минувшее гляжу.

Благочестивый муж,

Исшел из твоего чела,

Во взоре излучая

Покой души чистейшей.

И доброта сквозит

В чертах проникновенных.

И перед ним я вижу

Жену, с благоговением

Его словам

Возвышенным она внимает.

И я их слышу.

Звучат они:

‘Взирали с благочестьем

Вы на богов своих.

Люблю богов я ваших,

Как любите их вы.

Они дают мышленью власть,

В сердцах отвагу насаждают.

Но их дары исходят

От существа, что всех их выше’.

Я вижу, как взыграли страсти

От этих слов в сердцах людских.

Я восклицанья слышу:

‘Убьем его! Он похищает

Дары богов великих!’

Но он спокойно продолжает

Уча о Богочеловеке,

О том, Кто на землю сошел

Смерть смертью победивши.

Он учит о Христе.

И, слушая его,

Смиряются все души,

И лишь одно языческое сердце

Отмстить ему клянется.

Я это сердце узнаю.

Вновь в том оно ребенке бьется,

Который ныне льнет к тебе.

Ему Христа посланец молвит:

‘Препятствует судьба,

Чтоб в жизни сей ко мне пришел ты,

Но буду ждать с терпеньем.

Ко мне ты все-таки придешь!’

А та жена, что рядом с ним

К ногам его припала,

Уже обращена

И молится душою Богочеловеку

И Божьего посланца любит.

Иоанн опускается перед Марией на колени.

Мария

Все, что в тебе лишь брезжит,

Иоанн, в сознанье пробудить ты должен.

Сорвала ныне память

В тебе оковы чувств земных.

Меня ты ощутил.

Себя ты пережил.

Была я в прошлом связана с тобой.

Кто этой женщиною был?

Она — ты сам!

В ногах моих лежал ты,

Когда Христа посланцем в племя

Твое явилась я.

Что мне в Гибернии местах священных

О Божестве известно стало,

Спустившемся на землю

И одолевшем смерти злое жало,

Я тем народам возвестила,

В которых все еще душа

Стремилась приносить Одину

Восторженные жертвы,

И о Бальдуре светлом

Раздумывала с грустью.

И с первого же раза,

Как ты меня увидел в этой прежней жизни,

Был силою захвачен ты,

Живущею в словах.

И действием могучим,

Хоть бессознательно для нас обоих,

В судьбу она вплела нам

Перенесенные страданья.

В страданьях же таилась мощь,

Приведшая нас в царство Духа,

Где в правде познают друг друга.

Была безмерна скорбь твоя

На том собрании людей.

Был связан с ними ты велением судьбы,

И потому их самооткровенья

Тебе пронзили сердце.

Вокруг тебя их собрала их карма,

Дабы в тебе проснулась сила,

Тебя толкнувшая вперед.

Так был ты потрясен той силой,

Что, плоть преодолев,

В духовный мир сумел подняться.

Стал для меня всего ты ближе

С тех пор, как верность в скорби сохранил.

И потому мне жребий выпал

Закончить посвященье,

Свет Духа давшее тебе.

Твое же зренье пробудили

Три брата, что во храме собрались.

Но лишь тогда познаешь,

Правдивы ль образы твои,

Когда найдешь ты снова в царстве духа

Того, с кем ты уж в этой жизни

Глубинно был соединен.

Отправлена я братьями сюда,

Чтоб мог ты это существо узреть…

Твоим труднейшим испытаньем

Был сей духовный мой уход.

У Бенедикта я просила,

Чтоб разрешил

Судьбы моей загадку,

Томившую меня.

И изошло от слов его блаженство,

Когда он наше общее призванье

Открыл мне и о Духе рассказал,

Которому я призвана служить.

И пробудилась я от слов его.

Как бы в одно мгновение духовный яркий свет

Мне озарил всю душу, и вся скорбь

В блаженство и восторг души преобразилась.

Единственная мысль заполнила мне душу:

‘Он дал мне свет!’

Да, свет, мне подаривший силу зренья.

И в этой мысли и желанье обитало

Отдаться Духу целиком,

И к горней жертве душу приготовить,

Чтоб заслужить мне близость Духа.

Мысль величайшую имела мощь.

И, окрыливши душу, вознесла она

Меня в тот край, где отыскал меня ты.

В мгновение, когда свободной я

От тела оказалась, я смогла

Узреть тебя духовным оком.

И мне предстал не только Иоанн,

Но и жена, которой путь

Слился с моим, жена, с которой я

Судьбу свою соединила.

Так чрез тебя я правду обрела.

И я с тобой в бытье земном

Глубинно соединена.

И я духовную уверенность нашла

И передать тебе ее смогла.

И, Бенедикту посылая луч

Любви священной, я вперед прошла.

И силу он тебе внушил

Пройти за мною в сферы Духа.

Бенедикт

(появляясь)

Себя самих

Вы в сферах Духа обрели,

И потому

Я снова с вами быть могу.

Я мог вас силой одарить,

Вас в этот мир приведшей,

Но сам не мог

Сопровождать вас.

Таков закон. Его

Я должен исполнять.

Развить духовный взор

Должны вы были раньше сами

С тем, чтобы и здесь

Узреть меня.

Духовного паломничества путь,

Он только начат вами.

Вы сможете в бытье земном

Стремиться с новой силой,

Чтоб светом Духа,

Что вам раскрылся тут,

Служить земному становленью.

Обоих вас соединила

Судьба, чтоб вы развили вместе

Благие творческие силы.

Так пусть же на тропе душевной

Сама премудрость вас научит,

Что высшее создать возможно,

Коль души, для себя уверенность стяжав,

Соединяются для блага мира.

Во имя знания вас Промысел связал.

Соединитесь ныне сами

В трудах духовных. Силы этих царств

Через меня вещают вам:

‘От человека к человеку светит

Творящий свет,

Дабы исполнен мир был правды.

Любви благословенье души

Взаимно согревает,

Дабы создать блаженство всех миров.

Посланцы духа обручают

Людей дела благие

С вселенской целью,

И если их обоих свяжешь,

Себя нашедши в человеке,

Духовный свет в тепле душевном вспыхнет’.

Занавес.

Интермедия.

Наше время.

После посещения только что исполненных картин, София на следующий день снова встречается с Эстеллой. Интермедия разыгрывается в той же комнате, где и пролог.

София. Прости, милая Эстелла, что я заставила тебя ждать: мне нужно было позаботиться о детях.

Эстелла. Вот я и опять у тебя! Я так тебя люблю, что всегда в тебе нуждаюсь, когда что-нибудь сильно волнует меня.

София. Моя дружба и сочувствие всегда с тобой.

Эстелла. Меня так взволновали эти ‘Обездоленные телом и душой’. Тебе покажется странным, но минутами мне казалось, что передо мной вновь

прошли все человеческие страдания, виденные мною в жизни. С величайшей художественной силой изображены в этом произведении не только те внешние несчастья, которые обычно встречаются в жизни, но с удивительной зоркостью нарисованы в нем и глубочайшие душевные страданья.

София. Хоть и нельзя себе представить произведение искусства, если знать только его содержание, но все-таки мне было бы приятно, если бы ты поделилась со мною своими впечатлениями.

Эстелла. Изумительная композиция! Драматург изображает одного молодого живописца, теряющего всякую творческую радость из-за сомнения в любви одной женщины. Благодаря этой женщине развил он свои богатые задатки. А в ней из чистого увлечения его искусством возникла прекрасная жертвенная любовь, и только благодаря этой любви он и достиг полного расцвета. Как цветок на солнце расцветает он в лучах своей благодетельницы. И его благодарность превращается в нем в страстную любовь. Из-за этой любви он все больше забывает одну преданную ему девушку, которая в конце концов умирает от горя, убедившись, что его сердце для нее потеряно. Весть об ее смерти не особенно расстраивает его, ибо его чувства принадлежат другой. Но вот он убеждается, что ее благородное чувство дружбы никогда не превратится в страсть. И это сознание вытравляет из его души всякую творческую радость. Он чувствует себя все опустошеннее. В таком состоянии он вновь вспоминает бедную покинутую девушку и из человека, полного надежд, превращается в развалину. Не веря больше ни во что светлое, он в конце концов увядает. Все это показано с величайшей драматической правдивостью.

София. Да, я представляю, как сильно должна была затронуть тебя, моя милая Эстелла, эта драма людей, вовлеченных в столь трудные житейские

конфликты и в столь тяжелую душевную беду. Ведь ты сама столько перестрадала в юности.

Эстелла. Милая София, и тут ты не понимаешь меня! Ведь умею же я различать между искусством и действительностью. Ведь нельзя же судить об

искусстве на основании сходных обстоятельств нашей жизни. Нет, меня потрясло в этой вещи законченное художественное воплощение глубоких житейских проблем. С полной ясностью убедилась я в том, что искусство только тогда и достигает своих вершин, когда оно придерживается действительной жизни. А как только оно отдаляется от жизни, его творения сразу становятся лживыми.

София. В этом я вполне понимаю тебя. Всегда удивлялась я художникам, когда возвышались они до совершенного изображения житейской правды.

И я думаю, что как раз в наше время многие в этом достигли мастерства. Но именно высшие достижения в этой области и не удовлетворяют меня. Долго не могла я объяснить себе этой неудовлетворенности. Но однажды меня осенило, и ответ пришел.

Эстелла. Ты наверно хочешь сказать, что твое мировоззрение отвратило тебя от так называемого реалистического искусства?

София. Не будем говорить сегодня о моем мировоззрении. Ты хорошо знаешь, что это чувство у меня уже давно. Оно было во мне уже тогда, когда я еще ничего не знала о том, что ты называешь моим мировоззрением. И я переживаю так не только реалистически настроенное искусство, сходные чувства вызывают во мне и другие направления. Особенно же сильно я переживаю это, когда вижу то, что в высшем смысле слова мне хотелось бы назвать художественной лживостью.

Эстелла. В этом случае я не могу согласиться с тобой.

София. Согласись же, милая Эстелла, что живое восприятие истинной действительности неизбежно порождает в сердце ощущение бедности художественных произведений, ибо и величайший художник по сравнению с природой поверхностен. По крайней мере, мне даже совершеннейшее воспроизведение не может дать того удовлетворения, какое получаю я, когда созерцаю откровение природы или человеческого лица.

Эстелла. Но ведь так оно и есть! И этого изменить нельзя.

София. Можно было бы изменить и это, если бы люди поняли одну вещь, если бы поняли они, что нелепо воспроизводить человеческими силами все то, что расстилают перед нами в форме величайшего художественного произведения высшие силы мира. Но зато эти силы вложили в человека способность работать над завершением их мирового искусства и создавать для мира то, чего сами эти высшие силы еще не раскрыли перед нашим взором. Зачем несовершенно воссоздавать то, что уже создано совершенным в природе, если можно несовершенное в природе усовершенствовать в собственном человеческом искусстве? Почувствуй эту мысль, и ты поймешь, почему я испытываю неудовлетворенность при виде того, что ты называешь искусством. Созерцание несовершенного воспроизведения действительности всегда вызывает неудовлетворенность, тогда как самое несовершенное изображение вещей, скрытых от внешнего наблюдения, может быть подлинным откровением.

Эстелла. Ты говоришь о том, чего нигде нет. К простому воспроизведению природы не стремится ни один художник.

София. В том-то и состоит несовершенство многих произведений искусства, что творчество само своею силой выводит за пределы природы, и все-таки художник не знает, как выглядит мир, лежащий за границами его чувственного зрения.

Эстелла. Я не вижу для нас возможности понять друг друга в этом вопросе. Мне горько видеть, что моя любимая подруга в важнейших душевных вопросах так резко расходится со мной. Но я все-таки надеюсь, что для нашей дружбы наступят и лучшие времена.

София. В этом отношении приходится принимать то, что приносит нам жизнь.

Эстелла. До свиданья, милая София.

София. До свиданья, дорогая Эстелла!

Занавес.

Картина восьмая.

Та же комната, что в первой картине.

Иоанн

(за мольбертом, перед которым сидят Капезий и Мария)

Последний штрих. Теперь свою работу

Законченной считать я вправе буду.

Особенно же был я рад

Тому, что мне проникнуть удалось

Своим искусством в вашу душу.

Капезий

Картина — подлинное чудо.

Еще чудесней

Ее создатель.

С постигнувшим вас превращеньем

Ничто сравниться не способно,

Что мне до сей поры

Возможным представлялось.

Ему тогда лишь веришь,

Когда его перед собою видишь.

Тому назад три года встретил

Я вас, когда вошел я в круг,

В котором вы, мой друг, вершин своих достигли.

Исполнены забот в ту пору были вы.

Всегда, когда на вас ни взглянешь, вы грустны.

Однажды в круге вашем мне речь услышать удалось.

Я с ней в связи разговорился.

С большим трудом дались мои мне речи.

Так поглощен я был собою

И из себя я говорил.

Но все же был мой взор направлен

На угнетенного печалью,

На вас, сидящего в углу

В молчаньи тяжком.

Совсем особенно молчали вы.

О вас подумать можно было,

Что вы не слышите ни слова

Из всех речей, вокруг звучавших,

И что печаль, которой отдались вы,

Особой жизнью обладает.

Не человек признанья слушал,

Скорей сама печаль в нем слухом обладала.

Пожалуй, можно было бы сказать,

Что были вы своей печалью одержимы.

Немного погодя я вновь вас встретил.

И вы совсем преобразились.

Из ваших глаз блаженство излучалось.

И сила обитала в вас.

У вас в словах пылал огонь священный.

Желанье высказали вы в тот раз,

Которым был я удивлен.

Моим учеником хотели

Вы стать. В течение трех лет

Усердно все вы изучали,

Чему учу я о развитьи мировом.

Все больше с вами я сближался.

И мне загадкой стало ваше мастерство.

Казалась каждая картина ваша чудом.

Не отличался склонностью я раньше

К сверхчувственному в мыслях возноситься,

Хоть и не сомневался в нем.

Я дерзостью считал

Познанье сокровенных тайн.

Но признаюсь я ныне,

Что изменили мненье вы мое.

При мне вы часто повторяли,

Что лишь благодаря

Прозрениям своим

Вы живописцем сделаться сумели

И что, творя,

Вы создаете только то,

Что в Духе созерцали вы.

Я вижу, как в твореньях ваших Дух

Являет суть свою.

Штрадер

Я никогда еще столь мало

Не понимал вас. Не в любом ли

Творце сам Дух себя являет?

Чем от других творцов

Так отличается Томазий?

Капезий

И я не сомневаюсь,

Что в человеке деятелен дух,

Но этот дух

Не знает самого себя.

Не понимая духа,

Из духа мы творим.

Томазий же творит и в мире чувств земных,

Что в духе он сознательно познал.

Не раз уж мне он признавался,

Что иначе творить не мог бы он совсем.

Штрадер

Томазия искусству я дивлюсь

И признаюсь открыто,

Что на его картине

Капезий, мне казавшийся знакомым,

Впервые мне вполне раскрыт.

Я думал, что я знаю

Вас, но мне холст явил,

Сколь мало знал я вашу суть.

Мария

Как можете вы, доктор,

Дивясь величию творенья,

Все ж отрицать его источник?

Штрадер

Но что же общего

Между признанием творенья

И верой в ясновиденье Творца?

Мария

Твореньем можно восторгаться,

Не веря в творческий его исток.

Но тут вам не пришлось бы удивляться,

Когда б Иоанн не вышел на дорогу,

Что к духу привела его?

Штрадер

Мы утверждать не вправе,

Что одаренность духом и его

Познанье совпадают.

Так дух в художнике творит,

Как он творит в деревьях и камнях.

А ведь не древо познает себя,

А тот, кто древо созерцает.

Творец в творении живет,

Не в опыте душевном.

Но стоит на картину мне

Свой взор направить,

И забываю я рассудок свой.

Душевность друга светится в глазах,

И все же нарисованы они.

Раздумье изыскателя

На этом лбу

И речи пламень благородный,

Сияя, светится из красок,

Которыми загадку

Вы разрешили.

О, эти краски! Плоскостны они,

И все же нет.

Как бы затем лишь видимы они,

Чтоб снова с глаз моих исчезнуть.

А эти формы!

Они как бы деянья красок.

Они мне говорят о Духе,

О многом говорят,

Чего в них вовсе нет.

Где то, о чем их речи?

Оно же не на полотне.

Там бездуховные лишь краски.

Уж не в Капезии ль оно?

Но почему же в нем его не вижу?

То, что изобразили вы,

Томазий, то в себе самом

Должно распасться тотчас,

Как захочу его схватить.

Понять я неспособен,

К чему ваш холст зовет

И что я должен в нем постичь.

Чего искать мне?

Проткнуть мне хочется картину,

Чтоб должное за ней найти.

Где взять мне то, чем холст

Мне душу озарил?

Иметь я это,

Обманутый, хочу!

Как будто я во власти привидений.

Здесь привидение есть.

Моя лишь немощь

Узреть его не в силах.

Творите призраков, Томазий,

Вколдовывая их в картины!

Они к себе нас кличут,

И все же не найти их.

О, как страшны картины ваши!

Капезий

Сейчас вы потеряли, друг,

Мыслителя бесстрастное спокойствие.

Подумайте, коль за холстом

Таятся привиденья,

Тогда бы призраком я был.

Штрадер

Простите, друг,

Мою мне слабость!

Капезий

За этот миг должны

Вы благодарны быть.

Себя вы как бы потеряли.

Так мнилось. Над собой

В действительности воспарили вы.

Случалось так со мной уже не раз.

Как ни было бы вооружено

В подобные часы мышленье наше,

Оно нам только подтверждает,

Что схвачены такою силой мы,

Исток которой не в познанье скрыт

И не в уме людском.

Что эту мощь картине придает?

Я символом назвать хотел бы,

Что с ней в связи я пережил.

Через нее познал я душу,

Мне неизвестную досель.

Меня самопознанье убедило.

Меня Иоанн Томазий разгадал

Затем, что может он

Сквозь видимое в Самодух

Своим особым зреньем

Проникнуть силой духа.

Так изреченье древнее: ‘Познай

Себя’, — я зрю одетым в новый свет.

Нам надо, чтоб самих себя познать,

Сперва найти ту силу,

Которая от нас

Скрывает свой духовный лик.

Мария

Себя найти желая,

Развейте раньше мощь,

Способную проникнуть в суть свою.

Недаром мудрость говорит:

‘Развейся, чтоб себя узреть!’

Штрадер

Допустим, мы признаем, что Томазий

Свой дух развил и тем обрел познанье

О существе, незримо в вас сокрытом,

Но это будет означать,

Что формы разные познанье принимает

На всякой жизненной ступени.

Капезий

Вот это я и утверждаю.

Штрадер

Но если это правда,

То все мышленье было бы ничтожно,

А знанье — иллюзорно,

И каждый миг себя пришлось бы мне терять.

Один побыть хочу!..

Капезий

С ним вместе я отправлюсь.

Уходят.

Мария

Капезий ближе к постиженью духа,

Чем он подозревает сам.

Но Штрадер мучится.

В нем дух найти не может

Того, что жаждет в нем душа.

Иоанн

Я видел сущность их обоих

Своим духовным зрением,

Когда я в духе сделал

Свой первый шаг в духовный мир.

Я юношей Капезия узрел,

А Штрадера в преклонных,

Им не достигнутых летах.

И свежесть юности явил мне первый,

Открывшую, что в жизни этой

Не в состоянье в нем созреть.

Был привлечен я существом его.

В его душевности я смог впервые

Воочию увидеть в человеке,

Как свойства бытия земного

Свидетельствуют сами,

Что прошлых жизней следствия они.

Во многих битвах видел я его,

И настоящее из многих прошлых жизней

Они образовали в нем.

И хоть его минувшего бытия

Не мог я пред собою вызвать,

Все ж в нем познал я то, что не могло

Из настоящего произойти.

Так смог я воспроизвести в картине

Все, что в душе своей таил он.

Водили кисть мою

Те силы, что Капезий развивает

Из прошлых воплощений.

И если выявил ему его я суть,

Достигнута картиной цель,

Поставленная ей.

Художественной мало в ней цены.

Мария

Но в той душе и впредь она пребудет,

Которой к Духу путь открыть она смогла.

Занавес, пока Мария и Иоанн остаются в комнате.

Картина девятая.

Тот же пейзаж, что во второй картине. Из ручьев и скал звучат слова: ‘Почувствуй, человек, себя’!

Иоанн

‘Почувствуй, человек, себя’!

Три года непрестанно я искал

Мощь, окрыляющую дух,

Чтоб оправдалось слово:

Ты победишь, себя освободивши,

Свободным станешь, победив себя!

Почувствуй, человек, себя!

Из ручьев и скал звучат слова: ‘Почувствуй, человек, себя!’

Внутри меня звучит оно,

Едва доступно уху моему.

В нем кроется надежда,

Что выйдет мой возросший дух

Из обособленности на простор миров.

Как малый желудь, разрастаясь,

В огромный гордый дуб

С годами превратиться может,

Так возрасти способно в духе

Все, что в воде и воздухе живет

И что плотнит земную почву.

Доступно человеку

Все то, что в элементах,

Что в душах и что в духах,

Во времени и в вечности

Владеет бытием своим.

Все мироздание в душе способно жить,

Коль скоро в духе сила зреет,

Оправдывая слово:

‘Почувствуй, человек, себя!’

Из ручьев и скал звучат слова: ‘Почувствуй, человек, себя’!

Я чувствую в душе своей звучанье

И в том звучанье силу.

Во мне сияет свет.

Вокруг сиянье говорит.

Цветет во мне душевный свет,

Творит во мне сиянье мира:

‘Почувствуй, человек, себя!’

Из ручьев и скал звучат слова: ‘Почувствуй, человек, себя’!

Уверенность повсюду нахожу,

Где мне сопутствует оно.

И засияет мне оно во тьме земной

И сохранит меня на кручах духа.

Меня бытьем душевным преисполнит

На все тысячелетья.

В себе я чувствую весь мир,

Во всех мирах себя найти я должен.

Свою я вижу душу,

Вновь оживленную во мне.

В себе самом покоюсь.

Гляжу я на ручьи и на утесы,

И родственны душе моей их речи.

Вновь нахожу себя я в том созданье,

Которому я скорбь принес.

И из него я сам себе кричу:

‘Найти меня ты должен,

От мук меня избавить!’

Духовный свет способен дать мне силу

Переживать в себе чужую душу.

Исполнен я надежд.

Ко мне струится мощь из всех миров:

‘Почувствуй, человек, себя!’

Из ручьев и скал звучат слова: ‘Почувствуй, человек, себя’!

Свою я немощь ощущаю,

С богов высокой целью рядом стоя.

Блаженно чувствую

Я цели творческую мощь

В земной своей природе слабой.

И обнаружиться во мне должно,

К чему во мне заложено зерно.

Хочу отдаться миру,

Ему пожертвовавши жизнью.

Хочу почувствовать всю силу слова,

Чуть внятную пока.

Да вспыхнет в нем живительный огонь

Для сил моих душевных.

И да проникнет мысль моя

К основам сокровенным мира

И светом их да озарит.

Так чудотворна сила слова:

‘Почувствуй, человек, себя!’

Из ручьев и скал звучат слова: ‘Почувствуй, человек, себя’!

Со светлых высей существо мне светит.

Я крылья чую.

Взлететь к нему хочу я,

Себя освободив,

Как тот, кто сам себя преодолел.

Из ручьев и скал звучат слова: ‘Почувствуй, человек, себя’!

Его я созерцаю.

Хочу в грядущем стать ему подобен.

Освободит себя мой дух,

Познавши цель свою.

Я за тобою!

Появляется Мария.

Раскрыли мне глаза души моей

Меня принявшие благие духи.

И вот, прозрев в мирах духовных,

В себе самом я ощущаю мощь.

‘Почувствуй, человек, себя!’

Из ручьев и скал звучат слова: ‘Почувствуй, человек, себя’!

Ты тут, о друг мой! Ты со мною!

Мария

Мне путь указала душа.

Увидела я в полном блеске,

Мой друг, звезду твою.

Иоанн

В себе самом я чую этот блеск!

Мария

Мы связаны столь крепко,

Что жизнь твоя способна

Сиянием мне душу озарять.

Иоанн

Мария, значит, знаешь ты,

Что мне здесь только что открылось:

Как первое прибежище души,

Уверенность в себе завоевал я!

Мощь слова ощущаю я

И всюду ею я ведом.

‘Почувствуй, человек, себя!’

Из ручьев и скал звучат слова: ‘Почувствуй, человек, себя’!

Занавес.

Картина десятая.

Комната для медитаций.

Феодосий

В себе миры переживать ты можешь.

Узри во мне вселенскую любовь.

То существо, что мной озарено,

В бытьи своем укреплено,

Когда других блаженством одаряет.

Нет никакого без меня бытья,

И жить никто не может без меня.

Иоанн

Я лицезрю тебя, о благодетель мира,

И радость творчества испытывает дух.

Ты — плод моих самопереживаний.

Открылся в храме ты очам моим духовным.

Но я тогда еще не ведал,

Ты явь или же только сон.

Ниспала ныне с глаз моих повязка,

Которая духовный свет скрывала.

И знаю я, ты подлинно еси!

Твою я сущность

В своих деяниях прославлю,

Что станут благотворны чрез тебя.

Я Бенедикту благодарен.

Он мудростью мне силу подарил

В твои миры духовный взор направить.

Феодосий

Почувствуй же меня в души глубинах,

Во все миры неси мою ты силу!

В любви служении переживешь блаженство!

Иоанн

Согрет я светом близости твоей

И сил зиждительных я чувствую прилив.

Феодосий исчезает.

Исчез…

Но возвратится он ко мне

И даст мне силу из любви истоков.

Ведь может свет исчезнуть лишь на время,

Во мне он снова возгорится.

Себе довериться я вправе,

Духовную любовь в себе переживая.

Я силою его могу подняться,

В себе самом его раскрою.

(Становится неуверенным, что постепенно проявляется в выражении его лица и жестах).

Что сделалось со мной?

Ко мне как бы крадется кто-то в духе.

С тех пор, как я очей духовных удостоен,

Бывало так всегда,

Когда меня пленить хотели власти злые.

Но что бы ни пришло,

Имею силу противостоять,

В себе себя переживая.

Слов этих сила непреодолима.

И все ж сопротивление растет.

То верно наизлейший враг.

Что ж! Пусть придет! Я наготове буду.

Враг сил благих! Не ты ли это сам?

Ты по огромной чувствуешься силе.

Всегда разрушить хочешь ты

Тех, кто отвергнул власть твою.

В себе я увеличу силу,

Которой ты не сможешь одолеть.

Появляется Бенедикт.

О Бенедикт!

Источник этой жизни новой!

Нет, невозможно, нет!

Не можешь ты, не должен тут ты быть.

То наважденье чувств.

Воспряньте же, души благие силы,

Развейте вы обман,

Что мною овладел!

Бенедикт

Ты у души спроси, живет ли в ней все то,

Что наша близость создала в годах.

В душе твоей плод мудрости взрастил я,

И лишь она помочь тебе способна

И победить обман в духовных сферах.

Переживи меня

В себе! А дальше хочешь

Идти, так отыщи дорогу,

Которая в мой храм ведет.

Дабы и впредь тебе сияла мудрость,

Ее оттуда позаимствуй,

Где действую я с братьями совместно.

Тебе я дал мощь правды.

Коль сам собой в тебе огонь ее зажжется,

Отыщешь ты дорогу.

(Исчезает).

Иоанн

Покинул, скрылся…

Изгнал я наважденье ль,

Или действительность отвергнул,

Как в этом разобраться?

Но чую, что я крепче стал.

То не обман, то был он сам.

Переживаю я тебя, о Бенедикт.

Ты одарил меня той силой,

Которая, живя во мне самом,

Должна обман отмежевать от правды.

И все же я подпал обману

И близости твоей страшился,

И счел тебя я заблужденьем,

Когда ты предо мной явился.

Снова появляется Феодосий.

Феодосий

Преодолеешь заблужденье,

Исполнившись могуществом моим.

Был приведен сюда ко мне ты Бенедиктом,

Вождем твоим отныне будет мудрость.

Живя лишь тем, что он в тебя вложил,

Себя ты пережить не сможешь.

В свободе устремляйся к высям светлым

И мощь мою прими в стремленье этом.

(Исчезает).

Иоанн

О, как слова твои прекрасны!

В себе их пережить я должен

Они меня спасут от заблужденья,

Когда совсем меня заполнят.

Слова прекрасные, и впредь творите

В моих душевных глубях!

Могли возникнуть вы лишь в храме,

Где изрекли вас братья Бенедикта.

Уж чувствую, как вы внутри меня звучите.

Вы из меня должны раздаться,

Дабы я смог вас воспринять.

Из сокровенного восстань,

Внутри меня живущий дух!

Яви себя ты в сути истинной.

Твою я чую близость.

Явиться должен ты.

Люцифер

О человек, познай меня!

Почувствуй, человек, себя!

Водительство духов

Дерзнул ты свергнуть,

Бежал в земли

Привольные владенья.

Искал в земных скитаньях

Свою ты сущность.

Себе в награду

Себя нашел.

Прими сей дар.

Храни себя

В дерзаньях духа.

Ты существа чужие

В стране высот узришь.

Тебя привяжут

К судьбе людской.

Ты гнет их испытаешь.

Почувствуй, человек, себя!

О человек, познай меня!

Ариман

О человек, познай себя!

Почувствуй, человек, меня!

Из тьмы духовной

Дерзнул ты вырваться.

Земли сиянье

Ты отыскал.

Испей же силу правды,

Испей из прочности

Моей! Она надежна.

В своих скитаньях можешь

Ее утратить.

Рассеяв силу бытия,

И в свете горнем

Ты, расточив

Всю духа мощь,

В себе распасться можешь.

Почувствуй, человек, меня.

О человек, познай себя!

Они исчезают.

Иоанн

О, что со мной! Во мне был Люцифер,

А вслед за ним и Ариман.

Так вновь я пережил обман,

О правде горячо моля?

Брат Бенедикта мне призвал сюда те власти,

Что лишь обман в душе людской рождают.

Последующее как духовный голос с высот.

‘Твои спускаются мысли

К миров основам.

Что в обманы тебя ввергало,

В заблужденьях тебя держало,

В духовном свете восстат.

В его избытке

Ты, созерцая,

Мир в правде мыслишь.

В его избытке

Ты, устремляясь,

Любовью дышишь!’

Занавес.

Картина одиннадцатая.

Солнечный надземный храм — сокровенное святилище иерофантов.

Ретард

(перед ним Капезий и Штрадер)

Мне горе причинили вы.

Ту службу, что на вас я возложил,

Исполнили вы дурно.

И вот на суд вас вызываю я.

Я дал тебе, Капезий, тонкий дух.

Красноречиво в своих идеях

Изображал людские ты деянья

И слушателей убеждать умел ты.

В тот круг тебя мне удалось направить,

Где ты Иоанна и Марию встретил.

Ты должен был их склонность к созерцанью

Тем красноречьем победить,

Которое словам твоим присуще.

Отдался вместо этого ты сам

Тлетворному влиянью их.

Тебе я, Штрадер, путь открыл

Познаний достоверных.

Ты должен был мышленьем строгим

Развеять ясновидения чары.

Но нет в тебе уверенности чувств.

Мышленья мощь покинула тебя,

Хотя и мог легко ты победить.

Своей судьбою я с судьбою вашей связан.

На вас вина, что Иоанн с Марией

Для царств моих потеряны навеки,

Что братьям принужден я передать их души.

Капезий

Твоим слугою я не мог быть никогда.

Ты дал мне дар изображать людские судьбы.

Я мог живописать, что смертных

В свершениях земных одушевляло.

Но было невозможно

Словам, живописующим былое,

Ту силу дать, что души заполняет.

Штрадер

А мною овладевшее бессилье

Твою лишь немощь отражает.

Ты мог мне подарить познанье,

Но утолить не мог моей ты жажды,

Что побуждала истину найти.

В себе я должен был почуять

Еще другие силы.

Ретард

Вот вашей немощи последствия!

Уж близятся с изменниками братья

И победят меня они в их душах.

Иоанн с Марией слушаются их.

Появляются Бенедикт с Люцифером и Ариманом, вслед за ними Иоанн и Мария.

Бенедикт

(Люциферу)

Иоанна и Марии души

Уж не вмещают больше сил слепых,

К бытью духовному вознесшись.

Люцифер

Их души я оставить должен.

Накопленная ими мудрость

Меня их взорам открывает.

До тех лишь пор над душами царю,

Пока меня не созерцают.

Но сохранится власть,

Что в мирозданьи мне уделена.

И раз их душ не искусить мне больше,

Даст власть моя им в духе возрастить

Плоды прекрасные деяний.

Бенедикт

(Ариману)

Иоанна и Марии души

Тьму заблуждения рассеяли в себе.

Духовные они отверзли очи.

Ариман

Их дух мне больше не подвластен.

Он к свету ныне обратится.

Но мне не возбранится

Иллюзиями ублажать их души.

Хоть и не будут правдой

Они обман считать,

Но созерцать сумеют

Явленье правды в нем.

Феодосий

(другой Марии)

Твоя судьба связалась прочно

С судьбой сестры твоей высокой.

Лишь свет любви я дать ей смог,

Но не тепло любви, доколе

Упорно ты найти стремилась

Все лучшее и высшее свое

Во тьме слепого чувства,

А не в сиянье правды полной

Ты это лучшее искала.

Не проникает храма свет

В глубины чувств слепых,

Хотя б к добру они стремились.

Другая Мария

Познать мне должно, что при свете лишь

Целебен благодатный труд.

Я к храму обращаюсь,

Чтоб чувствами в грядущем

Тепло любви не похищать у света.

Феодосий

Своим решеньем силу мне даешь

На землю устремить душевный свет Марии.

Всегда терял свою он силу

Из-за тебе подобных душ,

Связать любовь со светом не желавших.

Иоанн

(другой Марии)

В тебе душевный вижу склад,

Который и во мне самом царит.

Путей к сестре твоей высокой

Найти я был не в силах,

Пока тепло любви от света

В себе самом я отделял.

Та жертва, что приносишь храму ты,

Пусть воспроизведется и в душе моей.

В ней теплота любви должна

Пожертвоваться свету.

Мария

В духовном царстве ты стяжал себе, Иоанн,

Познанье чрез меня.

К духопознанью душу приобщишь,

Когда ее в себе найдешь ты,

Как отыскал мою ты раньше.

Филия

И во вселенском становленьи

Душевное блаженство ты познаешь.

Астрид

Душевное тепло

Все существо твое теперь пронижет.

Луна

Себя переживать ты сможешь,

Когда в душе твоей зажжется свет.

Роман

(Феликсу Бальде)

От храма долго сторонился ты.

Тогда лишь признавал ты просветленье,

Когда своим ты светом озарялся.

Из-за таких людей как ты не в силах я

Свой свет для душ земных направить.

Из темных бездн черпать они желают

Все то, что в жизнь внести им нужно.

Феликс Бальде

Людское заблужденье мне

Раскрыло свет в души глубинах темных

И помогло найти дорогу к храму.

Роман

И вот, найдя сюда дорогу,

Ты силу мне внушил

Для просветленья воли

Иоанна и Марии,

Чтоб не влеченьями слепыми

Она, а целью мира

Руководилась впредь.

Мария

Так самого себя, Иоанн,

Ты в духе созерцал во мне,

Себя как дух переживешь ты,

Коль скоро свет себя в тебе узрит.

Иоанн

(Феликсу Бальде)

В тебе я вижу, брат мой Феликс,

Ту мощь души, что в духе у меня

Мою пленяла волю.

Ты захотел найти дорогу к храму.

В душевный храм дорогу укажу

В своем я духе силам воли.

Ретард

Иоанна и Марии души

Бегут из царства моего.

О, как теперь отыщут

Они дары мои?

Пока у них в глубинах

Основ для знанья не имелось,

Мои дары они любили,

Но ныне принужден

Обоих их оставить.

Фелиция Бальде

Что человека мысль

Возжечься может без тебя,

Ты видеть мог на мне.

Ключ знаний плодотворных

В себе я обрела.

Иоанн

И знание должно с тем светом обручиться,

Который для сердец людских

Из храма должен засиять.

Ретард

Капезий, ты, мой сын,

Погибнуть должен.

Ушел ты, не дождавшись,

Пока в тебе возжжтся храма свет.

Бенедикт

Вступил он на дорогу.

Он чует свет

И силу завоюет,

И в собственной душе отыщет

Все то, что до сих пор он у Фелиции брал.

Штрадер

И только я один пропал.

Сам не могу стряхнуть сомнений

И уж, наверное, не отыщу я сам

Пути, ведущего во храм.

Теодора

Но свет струится

Из сердца твоего.

И восстает в нем человек.

И я могу расслышать

Слова, что от него исходят.

Они звучат:

‘Завоевал я силу

И свет в себе найду я!’

Себе доверься, друг!

Произнесешь слова ты эти,

Когда исполнится твой срок.

Занавес.

1909 г.

Предлагаемый перевод драмы-мистерии включен в машинописный экземпляр перевода всей пьесы, хранящийся в в Музее А. А. Блока в Шахматове. На ее титульном листе значится: ‘Врата посвящения. Розенкрейцерская мистерия. Через Рудольфа Штейнера. Перевод Эллиса со второго (Берлин, 1911 г. С.К.) немецкого издания’.

В шахматовском экземпляре также отмечено, что перевод второй картины сделан Б. Н. Бугаевым. Эти сведения любезно предоставлены С. М. Мисочник.

‘У врат посвящения’ — первая из 4 драм-мистерий, написанных Р. Штейнером. Премьера пьесы состоялась 15 августа 1910 г. в мюнхенском драматическом театре. Все постановки мистерии предназначались тогда только для членов Теософского общества. Согласно Р. Штайнеру, драма переносит в обстановку земных условий конца XIX — начала XX века чисто духовные, сверхземные свершения и события, имевшие место в конце XVIII века и переданные эзотерическим языком мифа в сказке Гете о зеленой змее и прекрасной Лилии, и в этом смысле является метаморфозой гетевской сказки. Буквальный перевод немецкого названия пьесы мог быть следующим: ‘Врата посвящения, или Инициация. Мистерия розенкрейцеров, сообщенная Рудольфом Штейнером’. Таким образом, уже из ее заглавия можно увидеть, что не следует просто отождествлять или путать розенкрейцерское течение и возглавляемое Р. Штейнером духовно-научное движение. О смысле понятия ‘розенкрейцерство’ в антропософии см.: Штайнер Р. ‘Мистерия и миссия Христиана Розенкрейца’. СПб., 1992. На титульном листе первой мистерии была изображена цветная графическая фигура (духовная печать), выполненная по эскизу Р. Штейнера. Десять вписанных в печать литер означают начальные буквы трехчастного девиза истинных розенкрейцеров: Ex deo nascimur. — In Christo morimur.— Per spiritum sanctum reviviscimus. — Из Бога рождены… Во Христе умираем… Возрождаемся Духом Святым.

С. В. Казачков.

РО РГБ. Ф.167. К. 3. Ед. хр. 16.

РГАЛИ. Ф.53. Оп.1. Ед. хр. 100. Л. 64.

Источники текста: ‘Литературное обозрение’, 1995 г. No 4 — 5. С. 69 — 71.

‘На перевале’. Берлин, Пб., М., 1923 г. С. 8 — 94.

Рудольф Йозеф Лонц Штайнер (Штейнер)(1861 — 1825 гг.).

Действующие лица:

Пролог.

Картина первая.

Картина третья.

Картина четвртая.

Картина пятая.

Картина шестая.

Картина седьмая.

Интермедия.

Картина восьмая.

Картина десятая.

Картина одиннадцатая.

Читайте также:

Рудольф Йозеф Лонц Штайнер (Штейнер)
(1861 — 1825 гг.).