Въ виду совершившихся событій на театр войны и предстоящаго ршенія судьбы Франціи, мы полагаемъ, что читателямъ не безъинтересно будетъ прочесть пламенныя строки величайшаго изъ современныхъ поэтовъ Западной Европы, обращенныя къ двумъ воюющимъ народамъ. Поэтому прилагаемъ въ перевод in extenso: письмо Виктора Гюго къ нмцамъ (отъ 9 сентября) и воззваніе его къ французамъ (отъ 17 сентября).
НМЦАМЪ.
Нмцы, съ вами говоритъ другъ.
Три года тому назадъ, во время всемірной выставки 1857 г., я изъ глубины ссылки привтствовалъ ваше вступленіе въ вашъ городъ.
Какой городъ?
Парижъ.
Потому что Парижъ не намъ однимъ принадлежитъ. Парижъ настолько нашъ, насколько и вашъ. Берлинъ, Вна, Дрезденъ, Мюнхенъ, Штутгардъ — это ваши столицы, Парижъ — это вашъ центръ. Только въ Париж бьется сердце Европы. Парижъ — городъ городовъ. Парижъ — городъ человчества. Были Аины, былъ Римъ, и есть Парижъ.
Эти дв націи — Франція и Германія. Германія для Запада-тоже что Индія для Востока, она какъ бы прабабка его. Мы ее почитаемъ. Но что же случилось такое? и что означаетъ все это? Нын, эту Европу, которую Германія создала своимъ распространеніемъ, а Франція лучами своего свта, Германія хочетъ низложить.
Возможно ли это?
Германія низлагающая Европу, посредствомъ раздробленія Франціи?
Германія низлагающая Европу, посредствомъ разрушенія Парижа?
Подумайте.
Къ чему это нашествіе? Къ чему эти варварскія усилія противъ братскаго народа?
Что мы такое сдлали?
И эта война — разв она исходитъ отъ насъ? Имперія ее вызвала, имперія создала ее.
У насъ нтъ ничего общаго съ этимъ трупомъ.
Она — прошедшее, мы — будущее.
Она — ненависть, мы — любовь.
Она — измна, мы — честность.
Она — Кануа и Гоммора, мы — Франція!
Мы — французская республика, нашъ девизъ, Свобода, Равенство, Братство.
Мы тотъ же народъ что и вы. У насъ былъ Верцингеториксъ, какъ у васъ — Арминій.
Это до такой степени врно, что мы ршаемся сказать вамъ слдующее:
Если роковое заблужденіе завлечетъ васъ до высшихъ предловъ насилія, если вы придете нападать на этотъ державный городъ, какъ бы довренный Франціи Европой, если вы будете осаждать Парижъ, то мы будемъ защищаться до послдней крайности, мы будемъ съ вами бороться изо всхъ силъ, но — объявляемъ вамъ — мы останемся вашими братьями, а вашихъ раненыхъ, знаете ли, куда мы ихъ положимъ?— во дворецъ націи. Мы заране отводимъ Тюльери подъ гошпиталь для прусскихъ раненыхъ. Тамъ будетъ перевязочный пунктъ для вашихъ храбрыхъ плнныхъ солдатъ. Тамъ будутъ ухаживать за ними наши жены и облегчать ихъ страданія. Ваши раненые будутъ наши гости, мы будемъ совстливо обходиться съ ними, и Парижъ приметъ ихъ у себя въ Лувр.
Съ такимъ братскимъ чувствомъ въ сердц мы примемъ отъ васъ войну. Но эта война, нмцы, какой смыслъ она иметъ? Она окончилась, такъ какъ имперія окончила сьои дни. Вы убили вашего врага, онъ былъ и нашимъ,— чего же вы еще хотите?
Вы идете брать силой Парижъ! Но вдь мы всегда предлагали вамъ его съ любовью. Не заставляйте затворяться отъ васъ тотъ народъ, который во вс времена принималъ васъ съ распростертыми объятіями. Не обольщайтесь насчетъ Парижа. Парижъ васъ любитъ, но Парижъ будетъ и сражаться съ вами. Парижъ будетъ сражаться со всмъ могущественнымъ величіемъ своей славы и свой скорби. Подъ угрозой этого грубаго насилія, Парижъ можетъ стать страшнымъ.
Жюль Фавръ краснорчиво высказалъ вамъ это, и мы вс повторяемъ вамъ: ожидайте гнвнаго отпора.
Вы завладете крпостью — найдете городъ, вы возьмете городъ — найдете баррикады, возьмете баррикаду — и тогда можетъ-быть. (кто знаетъ, что можетъ посовтовать патріотизмъ доведенный до отчаянія!) вы найдете подкопъ въ труб для стока нечистотъ, которая взорветъ на воздухъ цлыя улицы. Вы будете обязаны принять этотъ страшный приговоръ: брать Парижъ камень за камнемъ, умертвить тамъ Европу на мст, убивать Францію по частямъ, въ каждой улиц, въ каждомъ дом — и этотъ великій свточъ можно будетъ погасить, лишь изводя одну за другою души людскія. Остановитесь.
Нмцы, Парижъ грозенъ. Будьте вдумчиве передъ Парижемъ. Всякаго рода превращенія для него возможны. Его слабости могутъ служить вамъ мриломъ его энергіи, люди казалось спали, теперь просыпаются, идею обнажаютъ какъ шпагу, и этотъ городъ, еще вчера бывшій сибаритомъ. можетъ завтра же стать Сарагоссой.
Разв мы говоримъ это съ цлію запугать васъ? Конечно, нтъ! васъ, нмцевъ, запугать нельзя. Вы противупоставили Риму Гадгака, а Наполеону Кернера. Мы народъ марсельезы, но и вы народъ броненосныхъ сонетовъ и клика меча.
Вы — народъ мыслителей, но можете въ случа необходимости превратиться въ легіонъ героевъ. Ваши солдаты достойны нашихъ, наши — это безстрастная храбрость, ваши — неустрашимое спокойствіе.
Однако, послушайте:
У васъ искусные и хитрые генералы, мы же имли бездарныхъ полководцевъ. Вы ведете скоре искусную войну нежели блестящую, ваши генералы предпочли полезное великому, они были вправ это сдлать, вы побждали насъ неожиданностію нападеній, вы шли десятеро на одного. Наши солдаты стоически давали себя убивать, вамъ, которые научно расположили шансы въ свою пользу,— такъ что въ этой страшной войн, до сей минуты, за Пруссіей — побда, но за Франціей — слава.
Теперь вы думаете, что вамъ осталось нанести послдній ударъ: обрушиться на Парижъ, воспользоваться тмъ что наша дивная армія, обманутая и преданная, легла почти вся на пол битвы,— для того чтобы броситься въ числ 700 тысячъ человкъ солдатъ, со всми орудіями войны (съ вашими картечницами, стальными пушками, ядрами Круппа, ружьями Дрейзе, безчисленными кавалерійскими полками, ужасной артиллеріею) на 300 тысячъ гражданъ стоящихъ на валахъ своего города, на отцовъ защищающихъ свои семейные очаги, на городъ полный содрогающихся семействъ, въ которыхъ есть женщины, сестры, матери,— и гд я, говорящій съ вами въ эту минуту, имю также двухъ внучатъ, изъ которыхъ одинъ грудной.
И на этотъ городъ, неповинный въ настоящей войн, всегда удлявшій вамъ часть своего свта, на этотъ одиноко-стоящій Парижъ, но гордый и приведенный въ отчаяніе, вы хотите устремиться,— вы, необъятная волна кровавой бойни, сраженіи!— такова была бы ваша роль, мужественные люди, доблестные воины, знаменитая армія благородной Германіи! О, подумайте!
XIX вкъ увидлъ бы страшное чудо: превращеніе націи изъ цивилизованной въ варварскую, разрушающую городъ всхъ націй, Германію погашающую свточъ — Парижъ, Германію заносящую топоръ на Галлію. Вы, потомки тевтонскихъ рыцарей, вели бы нечестивую войну, вы извели бы группу людей и идей, въ которыхъ нуждается свтъ, вы превратили бы въ ничто органическій городъ, вы повторили бы дянія Аттилы и Алариха, вы возобновили бы, впервые посл Омара, пожаръ общечеловческой библіотеки, вы стерли бы съ лица земли Ратушу, какъ гунны — Капитолій, вы бомбардировали бы Нотръ-Дамъ, какъ турки — Парононъ, вы дали бы міру такое зрлище: нмцевъ превратившихся въ вандаловъ, вы были бы варварство, обезглавливающее цивилизацію.
Нтъ, нтъ, нтъ!
Знаете ли, чмъ была бы для васъ эта побда?— безчестіемъ.
О! конечно никто не думаетъ васъ пугать, нмцы, славная армія, храбрый народъ, но васъ можно образумить. Конечно, вы не ищете позора, и чтожь?.. вы найдете позоръ, а я, европеецъ, т. е. другъ Парижа, парижанинъ, т. е. другъ народовъ, я предостерегаю васъ отъ опасности въ которой находились вы, мои нмецкіе братья, потому что я вамъ удивляюсь и почитаю васъ, и потому хорошо знаю, что заставить васъ отступить можетъ только стыдъ, но не страхъ. О, благородные воины, какое возвращеніе къ вашимъ очагамъ! Изъ всхъ побдителей, только вы будете съ поникшей головой, и что скажутъ вамъ ваши жены?
Смерть Парижа — какая скорбь!
Убійство Парижа — какое преступленіе!
На долю міра выпала бы скорбь, на вашу — преступленіе. Не принимайте на себя этой тяжкой отвтственности.
Остановитесь.
И еще одно, послднее слово: Парижъ доведенный до крайности, Парижъ поддерживаемый всею возставшею Франціей, можетъ побдить и побдитъ — и вы напрасно попытались бы совершить насиліе, которое уже теперь возбуждаетъ негодованіе свта. Во всякомъ случа вычеркните изъ этихъ наскоро-написанныхъ строкъ слова: разрушеніе, уничтоженіе, смерть. Нтъ, Парижа нельзя разрушить. Если бы вамъ и удалось (что не легко) разрушить Парижъ матеріально, то онъ возвеличился бы нравственно. Разрушивъ Парижъ, вы его освятите. Разсянные камни разсятъ идеи, превратите Парижъ въ груду пепла, и изъ каждой пылинки этого пепла возродится смя будущаго. Эта могила будетъ кричать: ‘свобода, равенство, братство!’ Парижъ городъ, но Парижъ и душа. Сожгите наши зданія, это только нашъ остовъ, дымъ отъ нихъ приметъ форму, сдлается необъятнымъ, живучимъ и подымется до неба, и тогда на горизонт народовъ, надъ нами, надъ вами, надо-всмъ и надо-всми увидятъ свидтельство нашей славы, свидтельство вашего позора, это великое привидніе, сотканное изъ тни и свта,— Парижъ!
Теперь, я все сказалъ, нмцы, если станете упорствовать, пусть будетъ такъ, но вы предупреждены. Ступайте, нападайте на стны Парижа. Подъ градомъ вашихъ бомбъ и картечи, онъ будетъ защищаться. Что до меня, старика, я буду тамъ безоружный. Мн пристало быть съ народами, которые умираютъ, и я жалю о васъ, идущихъ съ королями, которые убиваютъ.
ФРАНЦУЗАМЪ.
Мы братски предостерегли Германію.
Германія продолжала свое шествіе на Парижъ.
Она у воротъ его.
Имперія напала на Германію, какъ нкогда на республику, невзначай, измннически,— и теперь Германія (за войну, которую объявила ей имперія) мстить республик.
Пусть такъ. Исторія разсудитъ.
Что теперь сдлаетъ Германія — это до нея касается, но мы, Франція, мы имемъ обязанности относительно націй и всего рода человческаго. Исполнимъ ихъ.
Первая изъ обязанностей — это примръ.
Минута нами переживаемая — великая минута для народовъ.
Всякій покажетъ на что онъ способенъ.
Франція иметъ то преимущество (которое имлъ нкогда Римъ и еще ране Греція), что опасность которой она подвергается — указываетъ на степень пониженія цивилизаціи.
Посмотримъ, въ какомъ положеніи міръ. Если бы случилось невозможное, чтобы Франція пала, то степень ея приниженія показала бы, насколько понизился уровень рода человческаго.
Но Франція не падетъ.
По весьма простой причин, которую мы уже высказали,— потому что она исполнитъ свою обязанность. Франція обязана для себя и для всего человчества спасти Парижъ — не для Парижа, а для цлаго міра. Это Франція исполнитъ.
Пусть возстанутъ вс общины, пусть запылаютъ вс деревни, пусть огласятся лса громомъ орудій! Въ набатъ! въ набатъ! Пусть каждый домъ вышлетъ солдата, пусть всякое мстечко превратится въ полкъ, пусть каждый городъ станетъ арміей. Пруссаковъ только 800 тысячь — васъ 40 милліоновъ. Встаньте на ноги и вашимъ дуновеніемъ сотрите ихъ! Лилль, Нантъ, Туръ, Буржъ, Орлеанъ, Кольмаръ, Тулуза, Байона препояшьтесь мечемъ! Впередъ! впередъ! Ліонъ, возьми свое ружье, Бордо, бери карабинъ, Руанъ, обнажи шпагу, а ты, Марсель, пой твою псню и явись грозой. Города, города, города! выставьте лса пикъ, сомкните плотно ваши штыки, выдвиньте ваши пушки, а ты, деревня, вооружись вилами. Нтъ пороха, нтъ припасовъ, нтъ артиллеріи? Вздоръ — все есть! И потомъ, у швейцарскихъ крестьянъ были только вилы, у бретонцевъ одни палки,— однако все разсявалось предъ ними. Все помогаетъ тому, кто за правое дло!
Мы — дома. Время года за насъ, стужа за насъ, и дождь будетъ за насъ. Борьба или позоръ! Кто хочетъ — можетъ! Плохое ружье превосходно, когда сердце горячо, старый сабельный клинокъ непобдимъ, когда рука мощная. О патріотизмъ испанскихъ крестьянъ разбилась сила Наполеона. Сейчасъ, скоре, скоре, не теряя ни дня, ни часа, пусть богатый, бдный, работникъ, купецъ, земледлецъ, схватитъ или подниметъ все что попадетъ подъ руку, все что похоже на оружіе или боевые снаряды. Взрывайте скалы, громоздите камни мостовыхъ, превращайте плуги въ топоры, и борозды полей во рвы, сражайтесь всмъ что подъ рукой, поднимите камни съ нашей священной земли, и побейте ими (этими костьми нашей матери Франціи) вашихъ завоевателей. О, граждане! въ каждомъ голыш, который вы пустите въ лицо непріятелю — вы бросите мощь отечества.
Пусть каждый гражданинъ станетъ Камилломъ Демуленъ, пусть каждая женщина будетъ Теруань, и каждый юноша — Барра. Поступите какъ Бонбонель, охотникъ на пантеръ, который съ пятнадцатью человками убилъ 20 пруссаковъ и 30 взялъ въ плнъ.
Пусть улицы городовъ поглотятъ непріятеля, пусть грозно отворятся окна и извергнутъ на него утварь изъ жилищъ, пусть каждая крыша броситъ въ него черепицу, пусть негодующія старыя женщины укажутъ ему на свои сдыя волосы! Да вопіютъ могилы, да слышится позади каждой стны мощь народа и Богъ, пусть каждая пядь земли пышетъ пламенемъ, и каждый кустъ пылаетъ! Тревожьте здсь, побивайте тамъ, задерживайте позды, разрушайте дороги, ломайте мосты, взрывайте почву, и пусть Франція разверзнется пропастью подъ ногами пруссаковъ!
О, народъ! вотъ тебя оттснили въ берлогу. Покажись внезапно во весь ростъ. Покажи свту грозное чудо твоего пробужденія. Да воспрянетъ левъ 92 года, и встряхнетъ гривой — и да разлетится необъятная стая черныхъ двуглавыхъ коршуновъ отъ могучаго сотрясенія этой гривы. Будемъ вести и ночную войну и дневную, войну въ горахъ, на равнинахъ, въ лсахъ. Возстаньте! Возстаньте! Ни роздыха, ни покоя, ни сна. Деспотизмъ нападаетъ на свободу, Германія длаетъ покушеніе на Францію. Да растаетъ эта колоссальная армія какъ снгъ отъ мрачнаго жара нашей почвы! Пусть никто не уклоняется отъ своихъ обязанностей. Организуемъ страшную битву за отечество. Вы, вольные стрлки, впередъ! проникайте чрезъ кустарники, переходите потоки, пользуйтесь тнью и сумерками, извивайтесь по оврагамъ, пролзайте, ползите, прицливайтесь, стрляйте, истребляйте, изгоните врага! Защищайте Францію геройски, съ отчаяніемъ, съ нжностію. Будьте страшны, о патріоты! Останавливайтесь только, проходя мимо хижины, и цлуйте въ чело спящаго ребенка.
Вдь ребенокъ — это будущее, а будущее — это республика.
Совершимъ это, французы!
А Европа… но что намъ до Европы! Пусть смотритъ сама, если у нея есть глаза. Мы не ищемъ помощниковъ. Мы окажемъ услугу Европ — вотъ и все. Въ виду страшной развязки, которую принимаетъ на себя Франція, если принудитъ къ этому Германія, для Франціи достаточно силы Франціи, а для Парижа — силы Парижа. Парижъ всегда больше давалъ чмъ получалъ. Если онъ и приглашалъ націи къ себ на помощь, то больше для ихъ пользы, нежели для своей. Парижъ никого ни о чемъ не проситъ. Такой великій проситель какъ онъ — удивилъ бы исторію человчества. Будь сильна, будь слаба, Европа,— это твое дло. Жгите Парижъ, нмцы, такъ какъ вы сожгли Страсбургъ,— вы разожжете народную ненависть.
Парижъ укрпленъ, иметъ валы, рвы, пушки, казематы, баррикады, подземныя трубы для стока нечистотъ, много пороху, петролеумъ, нитро-глицеринъ, его защищаютъ 300 тысячъ вооруженныхъ гражданъ, честь, справедливость, право, негодующая цивилизація — вотъ элементы его возбуждающіе, яркое пламя республики разгорается въ его кратер, по его бокамъ уже разливаются потоки лавы, и онъ полонъ — этотъ могущественный Парижъ — элементами взрыва человческаго духа. Спокойный, ужасный, онъ ждетъ нападенія и ощущаетъ, какъ поднимается въ немъ броженіе массъ. Волканъ не нуждается въ помощи. Французы, вы будете сражаться. Вы посвятите себя всемірному длу, потому что нужно сохранить величіе Франціи, для того чтобы Европа была освобождена, потому что нельзя допустить, чтобы пролилось столько крови, превратилось въ пепелъ столько костей, безъ того чтобы не водворилась наконецъ свобода, потому что великія тни Леонида, Брута, Арминія, Данте, Ріенци, Вашингтона, Дантона, Ріего, Манина — съ гордостью улыбаются вамъ, потому что пора доказать вселенной, что добродтель существуетъ, что долгъ существуетъ, что отечество существуетъ. Вы не отступите, вы пойдете до конца, и благодаря вамъ міръ узнаетъ, что если дипломатія безчестна, то гражданинъ храбръ, и что если, въ настоящую минуту, Европы не существуетъ, то существуетъ Франція.