Вояж сибирского купца, Орфанов Михаил Иванович, Год: 1883

Время на прочтение: 10 минут(ы)

ВОЯЖЪ СИБИРСКАГО КУПЦА.

(Изъ путевыхъ воспоминаній).

Въ конц весны 185… года, страшная распутица и вскрытіе какой-то небольшой рчки въ Западной Сибири, заставили меня сдлать невольный привалъ на берегу этой рчки, въ прескверномъ станціонномъ дом. Я сидлъ и скучалъ, когда увидлъ, что къ станціи подъхалъ щегольской ‘проходной’ тарантасъ, какъ въ Сибири называютъ собственные экипажи.
Изъ экипажа вышелъ прізжій — повидимому, солидный купецъ, за нимъ вынесли всевозможные сакъ-вояжи, мшечки, погребки и корзинки, безъ которыхъ не здитъ ни одинъ сибирскій купецъ.
Станціонный смотритель встртилъ его привтливо, какъ человка, очевидно, знакомаго. Комната для прізжающихъ была одна, и мы скоро познакомились. На стол шумлъ самоваръ, подана была миска съ пельменями, пряженики и всякая благодать. Видя мое одиночество, купецъ, но обычаю, пригласилъ меня въ компанію, откупоривъ графинчикъ. Паръ отъ пельменей, дйствительно, соблазнялъ меня, въ виду того, что мои запасы давно истощились. (
За столомъ и бесдой время шло незамтно. Я вспомнилъ, что онъ вскользь, замтилъ о тайг, и спросилъ его, не золотопромышленникъ ли онъ?
— Правда, я и забылъ отрекомендоваться: Яковъ Борисовичъ Уфимскій, старинный ‘золотарь’, шутливо прибавилъ мой собесдникъ,— а вы, смю спросить?
Я назвалъ себя, а также и городъ, гд постоянно живу. Какъ старый сибирякъ, онъ, оказалось, зналъ почти всхъ моихъ знакомыхъ, разговоръ оживился его разсказами о нкоторыхъ изъ нихъ — людяхъ, тогда еще мн мало знакомыхъ. Большинство ихъ, конечно, былъ чиновный людъ. Разговоръ какъ-то зашелъ о сибирскихъ порядкахъ, и когда мн пришлось, въ качеств свжаго человка, выразить нчто въ род недоврія къ возможности разныхъ казусовъ, о которыхъ шла рчь, то онъ просто смялся надо мной.
— Вы, батюшка, выходитъ, Сибири-то не знаете вовсе! Разв здсь есть что нибудь невозможное для чиновника, разъ только онъ хорошъ съ начальствомъ? Все, что хотите, сдлаетъ, ему все съ рукъ сойдетъ, а надъ вами же и посмется! Лтъ двадцать тому назадъ, надо мной такъ подшутилъ одинъ, сравнительно, ничтожный чиновникъ, что я потерялъ почти все свое состояніе, да и жаловаться не могъ. Мало того, это происшествіе до сихъ поръ служитъ нашимъ досужимъ сибирякамъ предлогомъ посмяться надъ моей, якобы, простотой… Вотъ вамъ и шутка! какъ то озлобленно вздохнулъ онъ.
— Что же? Разскажите, если не лнь, попросилъ я его.
— Нтъ, извините, не могу, мн и вспомнить-то, такъ всего коробитъ! Словомъ, поживешь въ Сибири подобнымъ вещамъ не будешь удивляться, а теперь пока позвольте намъ подлить рому,— не правда ли, не дурно? Вы куда теперь дете? Въ N — къ?
На мой утвердительный отвтъ, онъ продолжалъ:
— Тамъ повидаете Павла Васильевича Башилова,— кланяйтесь ему!
Только на другой день, посл обда, явилась возможность хать дальше, и на третьей или четвертой станціи перезда я распростился съ моимъ обязательнымъ собесдникомъ. По прізд въ N — къ, разсказываю я кому-то свои дорожныя приключенія, упомянулъ, между прочимъ, и о встрч моей съ Уфимскимъ, причемъ расхвалилъ его, какъ пріятнйшаго, остроумнаго собесдника и радушнаго попутчика, готоваго подлиться въ дорог всмъ.
— Человкъ онъ дйствительно умный, и поговорить съ нимъ, какъ вы говорили, не спорю, можетъ быть, и пріятно, но за то имть съ нимъ какое нибудь дло — не дай Богъ: это первоклассный мошенникъ и разбойникъ, шуллеръ — все, что хотите.
— Что вы? Съ такой патріархальной наружностью, съ такой добротой — и чтобы былъ плутъ! Что-то не врится, къ тому же онъ мн, между прочимъ, говорилъ, что лтъ двадцать тому назадъ, его такъ поддло чиновничество, что онъ потерялъ почти все состояніе. Какъ это допустить, если ужь онъ такой мошенникъ?
— А! Онъ и это разсказалъ вамъ?
— Пть, не разсказалъ, а только упомянулъ объ этомъ. Что это правда, вы не знаете?
— Знаю и могу вамъ передать обстоятельно.— Видите ли, какъ было это дло. Уфимскій — еврей и купецъ, главная цль его жизни — деньги. Вы, конечно, знаете, что въ Сибири не пренебрегаютъ средствами нажить ихъ. Конечно, самое соблазнительное здсь — это золото. Много грха отъ него въ Сибири, изъ-за него и людей убиваютъ… Кром добычи золота, существуетъ еще покупка и продажа краденаго золота. Дло это соблазнительное, около него ютятся русскіе и евреи. Нкоторые изъ Т—хъ евреевъ, имя капиталы, пустились въ этотъ рискованный промыселъ, надясь на деньги и патріархальность мстныхъ чиновниковъ. Уфимскій, мальчишкой, попалъ какъ-то въ Западную Сибирь, маклачилъ, чмъ попало, и вскор удалось ему устроиться но то писцомъ, не то лакеемъ на пріиска. Съ этого момента опредлилась уже вся жизнь его и дятельность. Когда онъ посл нсколькихъ мсяцевъ вернулся въ городъ, у него уже было тысченки три-четыре! Значитъ, уже уразумлъ пріисковую механику и золота уже пріобрлъ малую толику, которое и перепродалъ въ город съ барышомъ 1,000%! Съ этихъ поръ онъ посвятилъ себя скупк и перепродаж краденаго, или, выражаясь по казенному, ‘хищническаго’ золота. Занятіе этой торговлей чрезвычайно выгодно, и сравнить ее, по выгодности, можно только съ фабрикаціей фальшивыхъ кредитныхъ билетовъ, которая, какъ извстно, составила не одно колоссальное состояніе въ Россіи, особенно между мануфактуристами. Сходство этихъ профессій еще боле увеличится, если вы вспомните, что какъ за одно дло, такъ и за другое, въ случа изобличенія виновныхъ,— каторжныя работы! Значитъ, велики же барыши, если трусливйшій народъ въ мір, чуть не поголовно и теперь торгуетъ у насъ ‘песочкомъ’? Уфимскій велъ свои дла такъ, что въ короткое время у него уже оказались и каменные дома въ город, и чуть не въ трехъ городахъ лавки для замаскированія настоящаго источника богатствасловомъ, обладалъ капиталомъ, солиднымъ. Тутъ я сдлаю маленькое отступленіе — пріостановившись, обратился ко мн разскащикъ:— надо вамъ сказать, что существуетъ законъ, по которому правительство, въ вид награды, выдаетъ по полтора рубля за золотникъ каждому, кто откроетъ хищническое золото, сколько бы его не оказалось, такимъ образомъ, открыть золото — дло очень выгодное, и понятно, всякому полицейскому весьма любопытно бы совершить такой подвигъ: вдь одинъ нудъ если найдетъ, то около шести тысячъ получитъ, не мошенническимъ, а честнымъ образомъ заработанныхъ, да еще къ наград представятъ! Отсюда и вытекаетъ, что насколько ЛЬгко пріобртать отъ рабочихъ на мст, т. е. на пріискахъ, золото, настолько же трудно его провести благополучно домой, такъ-какъ во весь длинный путь приходится ежеминутно опасаться, что вотъ-вотъ грянетъ обыскъ, и тогда не только ‘прощай капиталъ’, по еще въ перспектив и каторга! Лица, занимающіяся провозомъ золота, почти на-перечетъ извстны полиціи, но на обыскъ прозжающихъ члены полиціи ршаются рдко, только въ тхъ случаяхъ, когда они заране предувдомлены какимъ нибудь лицомъ, пользующимся ихъ полнымъ довріемъ, что, молъ, такой-то везетъ столько-то золота, но и при этомъ, ловкость провозителей часто оставляетъ въ дуракахъ полицію, и на послднюю непремнно поступаетъ жалоба на неправильное задержаніе ‘человка, занимающаго извстное общественное положеніе (напр., купца -й гильдіи), подозрніе на котораго въ столь тяжкомъ преступленіи можетъ принести громадный имущественный убытокъ, не говоря уже про нравственное страданіе’ и проч. Подобныя жалобы крупныхъ коммерсантовъ нердко влекутъ за собой удаленіе отъ должности наиболе ретивыхъ ‘искателей золота’, и этимъ только и объяснима та громадная торговля золотомъ, какая процвтаетъ понын въ Сибири.
Теперь возвращусь къ Уфимскому, — продолжалъ разказчикъ.— Онъ дошелъ до такого искусства и ловкости въ провоз золота, что уже нсколько лтъ, раза по два въ годъ, здилъ изъ Е—ка въ Т—къ подъ предлогомъ торговыхъ длъ, и несмотря на то, что вс знали, зачмъ онъ здитъ, его не трогали, такъ-какъ двое или трое смльчаковъ изъ земскихъ засдателей слетли съ мстъ, рискнувъ задержать его въ дорог и не найдя при немъ ни порошинки. Вдь золото, какъ очень тяжелый металлъ, требуетъ весьма мало мста, и потому его довольно легко спрятать. Одни предпочитаютъ держать его при себ, въ замшевыхъ мшечкахъ, чтобъ имть возможность, при первой опасности, бросить его незамтно въ снгъ, а если дло бываетъ лтомъ, что случается рдко, то въ траву, и такимъ образомъ рискуютъ потерять золото ради спасенія собственной шкуры. Другіе же по большей части идутъ на боле топкія штуки: задлываютъ его въ экипажъ, напр., выдалбливаютъ въ отводинахъ дуги или въ передк пустоту, куда въ бычачьемъ пузыр и закладываютъ золото, да такъ искусно задлываютъ, что самый опытный глазъ не замтить при внимательномъ обзор ничего подозрительнаго. Закладываютъ его также въ товарные ящики и боченки, притомъ такъ, что какое дно ни выбей — виденъ только товаръ, а въ середин находится маленькій выдвижной ящикъ, совершенно незамтно помщенный, съ золотомъ. Словомъ сказать, въ подобныхъ хитростяхъ Уфимскій былъ неуловимъ. Посл неудачныхъ попытокъ полиціи поймать его, кончившихся, какъ я вамъ сказывалъ, очень печально для нея, онъ, поздивъ лтъ пять со всякими предосторожностями, мало по малу свыкся съ мыслью о полной безопасности прозда и пересталъ выдумывать новые способы скрытія ‘песочку’, а сталъ уже возить его прямо въ чемодан, много въ двухъ-трехъ, между бльемъ и платьемъ. Полиціймейстеромъ въ Е—къ былъ въ т времена Иванъ Андреевичъ Лапенко, отличный малый, хохолъ, любившій хорошо выпить и пость, и другихъ угостить. Очевидно, что для этого нужны были деньги, и хоть онъ покойникъ теперь, а долженъ я вамъ доложить — умлъ изъ любого дла извлекать, такъ сказать, ‘кубическій корень’! При всемъ томъ, весь городъ его любилъ, а въ числ первыхъ дружковъ его былъ и Уфимскій, который, какъ прідетъ бывало изъ Т—ка, непремнно привезетъ ему разныхъ этакихъ петербургскихъ и заграничныхъ закусокъ, вина какого нибудь новаго, у насъ не виданнаго, и проч.— словомъ, жили душа въ душу. Покойникъ Иванъ Андреевичъ нтъ-нтъ, да подъ веселую руку и скажетъ, шутя, Уфимскому:— ‘Охъ, братъ, Яковъ! Ты все закусками, да виномъ отбояриваешься отъ меня! Смотри, лучше плати мн годовыхъ… ну, тысченки полторы-дв: поймаю — помяни мое слово, за все время получу!’ — Что вы, Иванъ Андреевичъ! Да за что вамъ и платить-то? Вы все на счетъ золота думаете, что занимаюсь, а я, видитъ Богъ, забылъ, какое оно есть и на видъ-то! У меня, слава Богу, сами видите, торговля не маленькая, какой мн разсчетъ путаться съ этимъ добромъ. А впрочемъ,— улыбнулся Уфимскій,— попробуйте: авось вы и счастливе будете прежнихъ…— ‘Ну, вотъ, стану я, Яша, возиться съ этимъ! Это я такъ: думаю, не положишь ли чего въ года-то!’ И они съ добродушнымъ смхомъ чокались и выпивали стаканчикъ ‘портерцу аглицкаго Ликоку’. Надо вамъ сказать, что Уфимскій въ то время имлъ уже и пріиска въ сверной тайг {Енисейская губернія, относительно золотопромышленности, раздлена на дв части: сверную и южную тайги. Первая, еще недавно, давала массу золота, и пріисковъ въ ней было очень много.}, которые сами по себ, кром убытку, ничего ему не приносили, по отъ нихъ былъ большой доходъ вслдствіе близости богатыхъ пріисковъ, такъ-какъ эта близость давала возможность рабочимъ другихъ пріисковъ сбывать все краденое золото Уфимскому, который и показывалъ его въ книгахъ, какъ добытое на своихъ. Это золото, конечно, не подлежитъ преслдованію, правительство каждому золотопромышленнику или довренному его, везущему золото для сплава въ Барнаулъ (теперь и въ Иркутск есть золотоплавильня), даетъ въ конвой казака съ казенной подорожной, а то и двухъ. По Уфимскій не довольствовался этимъ золотомъ, онъ накупалъ его далеко боле того, что значилось въ книгахъ, и вотъ этотъ-то излишекъ и могъ, въ случа его открытія кмъ-либо, отправить на каторгу нашего контрабандиста. Иванъ Андреевичъ, покойникъ, зналъ это, да но зналъ, какъ онъ его провозитъ: самъ ли лично, черезъ знакомыхъ ли евреевъ, или же съ транспортомъ товаровъ,— и долго не ршался ‘задть друга за живое мсто’. Однажды, былъ большой обдъ у Якова Борисовича, давался онъ по случаю отъзда его, въ тотъ же день, къ себ въ Т—къ. Почетнйшемъ гостемъ былъ, конечно, Иванъ Андреевичъ, который всегда въ подобныхъ случаяхъ лъ, пилъ и говорилъ за четверыхъ. Дло было зимой, передъ самыми сумерками. Превосходная зимняя полукрытая кибитка Уфимскаго, запряженная лихою тройкой, сплошь увшанною ‘бубенцами’, стояла уже давно на двор. По господа что-то долго не выходили изъ комнатъ. Тамъ въ это время произошла любопытная сцена между Иваномъ Андреевичемъ и Яковомъ Борисовичемъ, уже одтымъ въ дорогую якутскую даху на песцовомъ подклад.— ‘Подожди, Яша, поди-ка сюда ко мн на минуту, у меня есть до тебя два слова передъ отъздомъ,— шепнулъ Иванъ Андреевичъ Уфимскому, и ухвативъ его полегоньку за рукавъ, подвелъ къ окну, откуда видна была готовая тропка:— смотри братъ, какъ бы теб но влопаться! Въ полицейскомъ управленія сегодня получена бумага отъ горнаго исправника, что ты везешь съ собой золото, поэтому, сердись не сердись, а обыскать тебя и твой экипажъ я долженъ. Я не хотлъ публично скандала длать, потому и молчалъ, а больше, братъ, не могъ! Да и сдлать, братъ, ничего не могу: видишь, не только кругомъ кибитки, но и на двор стоитъ полиціи? Если есть грхъ — лучше покайся! Авось, какъ нибудь сойдемся,— не первый годъ, говорятъ, знакомы, какъ нибудь и вывернемся! А самъ треплетъ помертввшаго Уфимскаго по спин, ласково заглядывая ему въ глаза. Тотъ взглянулъ на дворъ и сразу увидалъ, что извернуться нтъ возможности: кругомъ кибитки помщены казаки, съ двумя квартальными во глав, у воротъ, на задворкахъ, тоже прохаживается стража. Спуститься къ экипажу, начать самому показывать вс свои вещи и при этомъ незамтно выкинуть вонъ золото, какъ не разъ удавалось,— теперь невозможно, потому что кругомъ полиція, да и золота много: около 6-ти пудовъ!— Иванъ Андреевичъ, не губи меня! Вдь ты хлбъ-соль мою лъ, жили мы съ тобой, какъ братья! Не раззори въ конецъ. Устрой какъ нибудь, я теб сейчасъ красненькую тысячъ дамъ!— ‘Зачмъ я тебя раззорять буду, чудакъ, право, какой! Вдь мн сообщили, что у тебя золото,— ну, я и долженъ исполнить требованіе — обыскать тебя! Если у тебя нтъ песочку, такъ за что же ты мн дашь десять тысячъ?’ — Въ томъ-то и дло, что есть, — молитъ Уфимскій, готовый упасть въ ноги Лапенко.— ‘А коли есть, такъ ужъ, братъ, не гнвайся! Сколько времени я теб набожно говорилъ: ‘Ой, Яковъ, плати лучше погодныя’, а ты что?— ‘не запутаюсь, молъ’!— Теперь и платись. Сколь ко-жъ съ тебя взять?’ Тутъ между ними произошла отчаянная торговля: Лапенко упорно стоялъ на тридцати тысячахъ. При вид бды неминучей, Уфимскому ничего не оставалось, какъ только снять съ себя все платье и изъ громаднаго, русской кожи бумажника, носимаго имъ на груди подъ рубашкой, достать требуемую сумму и вручить сочувственно улыбавшемуся Ивану Андреевичу, который въ это время утшалъ его, говоря, что и онъ, Лапенко ‘рискуетъ изъ-за этого потерять мсто’, такъ-какъ горный исправникъ непремнно донесетъ на него, но ‘что для такого стараго пріятеля онъ готовъ на все’. Это задержало отъздъ У (римскаго на часъ по крайней мр: Лапенко не хотлъ отпустить его, не угостивъ еще разъ ‘холодненькимъ’. Когда Уфимскій, наконецъ, вышелъ садиться въ экипажъ, онъ не засталъ ни одного полицейскаго. Покойникъ Лапенко еще передъ смертью мн говорилъ, что простить не можетъ себ, какъ такъ мало взялъ съ Уфимскаго:— ‘не зналъ, говоритъ, что у него шесть пудовъ было, слдовало бы всю стоимость взять, а я разсчиталъ, что не боле двухъ,— ошибся тотъ, кто мн донесъ!’
Такъ закончилъ свой разсказъ мой собесдникъ.
— Какая же тутъ шутка чиновника, про которую мн говорилъ Уфимскій? Это просто ловкая взятка, боле ничего! замтилъ я ему.
Онъ улыбнулся и, взглянулъ на меня, началъ снова говорить:
— Да я же вамъ сказывалъ, что покойникъ Лапенко былъ веселый малый, такъ шутку-то онъ и выдумали съ Уфимскимъ слдующую: въ К—къ полиціймейстеромъ быль въ то время нкто 8., закадычный его другъ и пріятель, къ нему, еще наканун отъзда Уфимскаго, онъ послалъ нарочнаго, съ просьбой словить Уфимскаго на первой станціи отъ К—ка, пригрозить ему обыскомъ и взять съ него, сколько самъ сообразитъ. Тотъ такъ и сдлалъ. Представьте теперь изумленіе Уфимскаго, когда передъ К—мъ встрчаетъ его тамошній полиціймейстеръ, говоря, что иметъ бумагу отъ горнаго исправника обыскать его, но согласенъ замять дло, если получитъ десять тысячъ. Длать нечего, Уфимскій далъ, проклиная въ душ горнаго исправника, которому ежегодно платилъ шесть тысячъ,— ‘и вотъ, извольте, какая неблагодарность!’ — Въ К—къ онъ только отобдалъ у S., который силкомъ почти затащилъ его къ себ и задержалъ часовъ семь, чтобы успть дать знать, въ свою очередь, другому пріятелю, м—му исправнику, прося его продлать ту же исторію. Удивленіе Уфимскаго и его злость на злополучнаго горнаго исправника не имли границъ, когда онъ принужденъ былъ снова дать пять тысячъ. Но и м—кій исправникъ по отсталъ отъ своихъ предшественниковъ: онъ усплъ сообщить о дущемъ клад своему сосду по узду, съ той же непремнной ссылкой на горнаго исправника. И тутъ Уфимскій, уже больной отъ злости, даль пять тысячъ, думая, что, теперь, молъ, кончилась Восточная Сибирь — кончилось и его потрошеніе. По тутъ-то было: прізжаетъ въ К—къ,— и тутъ та же исторія, и опять пять тысячъ! Отдалъ онъ ихъ и подъзжаетъ уже къ родному Т—ку, ид конецъ его печальному путешествію, но на послдней станціи его непріятно поразила хорошо знакомая ему физіономія ‘своего’, т. е. т-го полиціймейстера. ‘Ну, думаетъ, неужели и этотъ ближайшій мой другъ и пріятель такъ же будетъ ко мн безжалостенъ?’ Увы! ‘пріятель’ оказался, можно сказать, ‘наигорчайшимъ злодемъ’. Онъ, во-первыхъ, взялъ десять тысячъ деньгами, а во-вторыхъ, конфисковалъ, батюшка вы мой, все золото въ свою пользу! Какова шельма! а? Вдь сразу сотнягу тысячъ заработалъ! Вотъ-съ отчего вашъ новый знакомый, Яковъ Борисовичъ Уфимскій, милый, по вашему, человкъ, и не хотлъ самъ разсказать вамъ эту исторію! Ужь больно стыдно было въ своемъ промах сознаться!.. Конечно, посл сталъ опытне. Ну, а шутку не забылъ!…
‘Шутка’, подумалось мн,— это, вроятно, еще не большое несчастіе, и, какъ шутка — даже остроумная въ своемъ род.
— Ну, что же, онъ раззоренъ теперь? спросилъ я.
— Какое! И теперь здитъ — конечно, только осторожне. Такъ же капиталы наживаетъ, не разберешь только вотъ: игрою ли въ карты по ярмаркамъ, или золотомъ? Шутъ ихъ разберетъ!
На всякій случай, эту исторію купеческаго вояжа по Сибири мы тогда же записали, и теперь длимся ею съ читателями.

Мишла.

‘Восточное Обозрніе’, No 33, 1883

Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека