Восточная война 1874-1878 и брюссельская конференция. Ф. Мартенса…, Михайловский Николай Константинович, Год: 1879

Время на прочтение: < 1 минуты

Восточная война 1874—1878 и брюзсельская конференція. Ф. Мартенса, профессора С<пб. университета и члена института международнаго права. Спб. 1879.

Объемистый и изящно изданный трудъ г. Мартенса естественно распадается на дв части: теоретическую, въ которой идетъ рчь о прав войны и необходимости регулировать обычаи войны, сведя ихъ къ обязательнымъ для воюющихъ сторонъ законамъ, и практическую, въ которой разсказывается исторія брюссельской конференція 1874 г. и разршается вопросъ, въ какой мр въ минувшую войну начала, выработанныя брюссельской конференціей, практиковались обими сторонами.
Характеръ практической части достаточно опредляется посвященіемъ книги ‘доблестной русской арміи’. Почтенный авторъ, съ одной стороны, группируетъ свднія о турецкихъ зврствахъ и о нарушеніи турками самыхъ элементарныхъ обычаевъ войны, а съ другой — разбиваетъ клеветы нкоторыхъ иностранныхъ писателей на образъ дйствій доблестной русской арміи.
Эта послдняя часть, обработанная съ большою роскошью фактическихъ и логическихъ доказательствъ, представляется нсколько излишнею для русскаго читателя, который поврилъ бы и на слово, ибо никакія сомннія тутъ немыслимы. Нельзя однако не замтить, что нкоторыя доказательства г. Мартенса слишкомъ своеобразны и не предусмотрны никакимъ трактатомъ или учебникомъ логики. Мы остановимся на одномъ примр, собственно для того, чтобы ближе разсмотрть нкоторыя черты мышленія г. Мартенса, каковое разсмотрніе пригодится въ свою очередь для оцнки теоретической части его труда.
Имя въ виду оправданіе русской арміи отъ взводимыхъ на нее клеветъ, авторъ не рдко прибгаетъ къ историческимъ паралелямъ. Вотъ одна изъ нихъ.
‘Какая пропасть отдляетъ поведеніе русскихъ войскъ въ 1877 году отъ образа дйствій французской арміи въ начал ныншняго столтія, можно видть изъ сопоставленія слдующихъ двухъ любопытныхъ фактовъ. Наполеонъ I писалъ 31-го іюля 1808 г. своему брату, испанскому королю Іосифу: ‘Колейнуръ хорошо поступилъ въ Куэнс. Городъ былъ разграбленъ: таково право войны, ибо онъ оказалъ вооруженное сопротивленіе’. При взятіи Казаилыка въ январ ныншняго (1878) года нкоторые казаки позволили себ ‘безобразія’, за что были немедленно наказаны ихъ офицерами. Безобразія же эти состояли въ томъ, что казаки смазали свои сапоги розовымъ масломъ, такъ что корреспонденту, сообщившему о такомъ ‘безобразіи’, не удалось купить ни одной склянки этого масла на память о Казанлык. Можно пожалть корреспондента, но нельзя не извинить такого рода безобразія казаковъ’ (стр. 459).
Безобразіе, конечно, сравнительно, довольно извинительное, хотя надо замтить, что, если начальство сочло нужнымъ наказать казаковъ, такъ, вроятно, помазанію сапогъ розовымъ масломъ предшествовалъ грабежъ. Но если склонность къ глянцовитымъ и ароматическимъ сапогамъ сама по себ ни мало не предосудительна, то нельзя того же сказать о логическомъ пріем, употребленномъ въ данномъ случа г. профессоромъ международнаго права. Во-первыхъ, самое сопоставленіе поведенія современныхъ русскихъ войскъ и французскихъ войскъ начала ныншняго вка падаетъ какъ бы съ неба. Оно совершенно ни къ селу, ни къ городу вставлено посреди заключеній, къ которымъ приходитъ авторъ, ‘прилагая обычаи войны объ осад и бомбардированіи къ событіямъ послдней войны между Россіей и Турціею’. При чемъ же тутъ Наполеонъ I и разграбленіе Коленкуромъ Куэнсы? Авторъ просто нечаянно обронилъ ихъ на стр. 450 изъ запаса своей памяти и съ такимъ же правомъ могъ бы или обронить ихъ на всякой другой страниц своего труда, или сопоставить помазаніе розовымъ масломъ съ любымъ эпизодомъ изъ всемірной исторіи войнъ, напримръ, съ истребленіемъ амалекитянъ израильтянами или съ исторіей троянскаго коня. Но этого мало. Положимъ, что тезисъ г. Мартенса дйствительно требовалъ сравненія современныхъ русскихъ войскъ съ наполеоновскими. Имлъ ли онъ какое-нибудь право выбрать съ одной стороны, именно только разграбленіе Куэисы, а съ другой — именно только благоухающее розовое масло? Конечно, никакого нрава не имлъ. Логика требуетъ извстныхъ предварительныхъ операцій надъ сравниваемыми предметами, а на манеръ г. Мартенса можно, пожалуй, разсудить и такъ: до какой степени національный характеръ французовъ ниже національнаго характера нмцевъ, видно изъ того, что въ такомъ-то году Карлъ Шмитъ спасъ свою сестру Амальхенъ, а въ такомъ-то году Жакъ Бриссо погубилъ своего брата Жана.
Мы не выражаемъ никакихъ сомнній въ доблести русской арміи, но мы думаемъ, что патріотическая задача, при всей своей благонамренности, никого не эмансипируетъ отъ требованій логики или даже простаго здраваго смысла. Къ сожалнію, несмотря на трудолюбіе г. Мартенса, въ его мышленіи есть какая-то странная складка, заставляющая его иногда длать чрезвычайно оригинальные логическіе курбеты, если позволено будетъ такъ выразиться. Въ теоретической части его труда эта оригинальность выражается, конечно, рзче.
Но прежде, чмъ перейти къ ней, мы заимствуемъ у г. Мартенса одинъ чрезвычайно любопытный фактъ, о которомъ, признаемся никогда не слыхали. Говоря о причинахъ герцеговинскаго возстанія, г. Мартенсъ сообщаетъ, между прочимъ, что ‘еще весьма недавно въ Турціи каждый христіанинъ, уплатившій слдующую съ него подать, получалъ въ вид квитанціи бумагу такого содержанія: ‘Предъявитель сего христіанинъ, уплатившій поголовную подать, иметъ право носить въ теченіи года голову на плечахъ’ (стр. 149). Понятно, что поголовная подать могла имть характеръ выкупа за жизнь, но чтобы это прописывалось въ квитанціяхъ такъ же просто, какъ на кредитныхъ билетахъ прописываютъ, что предъявителю сего выдается изъ государственнаго банка звонкою монетою три рубля… Мы думали даже, что г. Мартенсъ или неврно понялъ источникъ, изъ котораго заимствовалъ этотъ фактъ, или, желая выразиться фигурально, выразился неточно. Но онъ тутъ же сообщаетъ, что ‘подобнаго рода квитанціи теперь отмнены’. Значитъ, это — фактъ. Но надо пожалть, что, сообщая такой безпримрный и мало извстный фактъ, г. Мартенсъ въ подтвержденіе ссылается не на какое нибудь спеціальное сочиненіе, а на ‘превосходно написанный этюдъ Катакази: ‘Politique anglaise en Orient’, т. e. на политическій памфлетъ. Обратимся къ теоретической части.
До начала семидесятыхъ годовъ, собственно до франко-прусской войны, большинство сочиненій по международному праву способно было доставить истинное наслажденіе чувствительному человку. Въ обширной литератур этой отрасли науки права попадались, правда, еретическія произведенія, отрицавшія возможность (и даже надобность) смягчить ужасы войны при помощи конгрессовъ и конференцій, но ихъ можно было по пальцамъ перечесть, они тонули въ волнахъ вры, надежды и любви, одушевлявшихъ большинство писателей по международному праву. И хотя Софія, т. е. мудрость, не всегда сопутствовала вр, надежд и любви, но чувствительный человкъ все-таки могъ наслаждаться, выслушивая длинный подборъ прекрасныхъ, чувствительныхъ словъ и заманчивыхъ общаній. Посл франко-прусской войны измнилось многое и въ томъ числ гуманный обликъ международнаго права. Князь Бисмаркъ, придавивъ своей кирасирской рукой политическую жизнь Европы, придавилъ ею и науку международнаго права. Онъ предначерталъ ея дальнйшій путь своимъ отношеніемъ къ французскимъ вольнымъ стрлкамъ и къ осажденному Парижу. Чувствительность стала изсякать на страницахъ сочиненій по международному праву, а апотеозъ безпощадной жестокости — все чаще появляться въ печати и устномъ слов.
Г. Мартенсъ, надо ему отдать справедливость, не увлекся этимъ новымъ теченіемъ: онъ остался при вр, надежд и любви. Онъ полемизируетъ по мр силъ со старыми и новыми войнолюбивыми писателями, и вс противники жестокостей войны и вс ихъ произведенія у него или ‘талантливы’, или ‘блестящи» ‘превосходны’, ‘геніальны’ и даже ‘безсмертны’. И когда подумаешь, что въ ‘геніальные писатели’ попадаетъ при этомъ прусскій генералъ фонъ-Клаузевицъ Стр. 29), то вполн оцнишь благонамренность г. Мартенса. Онъ отстаиваетъ гуманныя начала и твердо вритъ, что международные конгрессы и конференціи, если не совсмъ устранятъ въ будущемъ войну (этого г. Мартенсъ, кажется, не допускаетъ), то сдлаютъ ее, такъ сказать, доброю, мягкою. Мы тоже вримъ, вримъ, что человчество доростетъ когда-нибудь до прекращенія войнъ, но весьма сомнваемся, чтобы ныншніе конгрессы и конференціи сколько-нибудь подвинули это дло впередъ. Намъ кажется, что конференціи эти относятся къ войн такъ же, какъ розовое масло въ казацкимъ сапогамъ: ничего предосудительнаго, но какъ-то несоотвтственно… Мы думаемъ, что одна, сочувственно цитируемая г. Мартенсомъ, фраза Прудона дйствительно проливаетъ нкоторый свтъ на будущее войны и международныхъ отношеній вообще. ‘Люди, уважающіе себя, говоритъ онъ: -не обращаются другъ съ другомъ во время войны, какъ съ разбойниками и лютыми зврями’. Да, будущность войны и международныхъ отношеній много зависитъ отъ того, скоро ли люди научатся уважать себя у себя дома. Мы, впрочемъ, не намрены развивать эту тему и не будемъ полемизировать съ г. Мартенсомъ. Посмотримъ лучше, какъ онъ самъ полемизируетъ.
Существуетъ мнніе, что казацкіе сапоги не Слдуетъ смазывать розовымъ масломъ, что для этого надо, напротивъ, употреблять деготь и по возможности самый вонючій деготь. Существуетъ мнніе, что человчество только тогда очнется и ужасы войны только тогда прекратятся, когда они дойдутъ до своего апогея. Пусть вс семь апокалипсическихъ чашъ опрокидываются на воюющихъ, пусть изобртаются новыя орудія, которыя могли бы истреблять тысячи, десятки, сотни тысячъ людей въ одну минуту, пусть, напримръ, практикуется предложеніе англійскаго лорда Дондональда, предложившаго своему правительству какой-то смертоносный газъ, который стоитъ только распространить въ непріятельской стран, чтобы извести все населеніе цлой области. Тогда, и только тогда люди возьмутся за умъ, поймутъ, что тутъ не вывезетъ никакое счастье, никакая случайность, и просто-таки не пойдутъ воевать. Такъ разсуждаютъ сторонники этого мннія. Мы его не раздляемъ, ибо принципъ ‘чмъ хуже, тмъ лучше’, этотъ особый видъ пессимизма вообще приложймъ только изрдка и въ извстныхъ границахъ. Но во всякомъ случа это — мысль. И если кто жочетъ ее опровергать, такъ долженъ въ нее вникнуть. Г-нъ же Мартенсъ, исходя изъ своей чувствительности, ужасается передъ тмъ ‘нравственнымъ идеаломъ и тми цлями, которыя указываются человчеству’ этими воззрніями. Онъ пламенно негодуетъ противъ людей, полагающихъ, что ‘единственную и идеальную цль жизни народа составляетъ изобртеніе средствъ для увеличенія бдствій войны.’ И проч., и проч. Г. Мартенсъ обнаруживаетъ въ этихъ словахъ много жару и чувствительности, но стрляетъ мимо цли. Сторонники разбираемаго имъ воззрнія могли бы сказать ему: почтенный профессоръ, вы ‘не въ то мсто попадаете’: мы никогда не говорили, чтобы война и приготовленія къ ней составляли ‘единственную и идеальную цль жизни народа’, напротивъ, нашъ идеалъ — миръ, но для осуществленія этого идеала мы считаемъ полезнымъ временное усиленіе бдствій войны, если наше средство не годится — докажите это, но не клевещите на насъ, не навязывайте намъ идеалъ, который составляетъ діаметральную противоположность нашему дйствительному идеалу… Замчательно, въ самомъ дл, что, несмотря на прекрасныя слова, расточаемыя г. Мартенсомъ по поводу разбираемаго воззрнія, оно остается вполн не разобраннымъ, ибо противъ усиленія бдствій войны, какъ средства для обезпеченія мира, онъ не говоритъ ршительно ничего.
Мы могли бы указать и другіе примры того, какъ почтенный профессоръ не въ то мсто попадаетъ. Но для краткости остановимся только на томъ недоразумніи, въ которое онъ впадаетъ по поводу слова ‘законъ’. На стр. 35 г. Мартенсъ восклицаетъ: ‘Все на земномъ шар подчиняется опредленнымъ законамъ, — только отношенія между народами ихъ не знаютъ. Здсь вмсто закона господствуетъ беззаконіе, вмсто права — произволъ!’ Та же идея повторяется на стр. 47 и слд. Произволъ и беззаконія, господствующія въ международныхъ отношеніяхъ, безъ сомннія, очень проскорбны, и протестъ г. Мартенса длаетъ ему большую честь. Очевидно, однако, что г. профессоръ находится во власти довольно забавнаго недоразумнія: онъ смшалъ законъ въ смысл необходимой связи явленій, въ смысл непреклоннаго велнія природы, съ закономъ, какъ явленіемъ юридическимъ! Съ юридической точки зрнія, если бы она была приложима къ тому, что длается на всемъ земномъ шар, тамъ оказалось бы весьма много всяческаго беззаконія. Съ другой стороны, конечно, все на земномъ шар подчиняется опредленнымъ законамъ. Но въ этомъ смысл беззаконія и произволъ, царящіе въ международныхъ отношеніяхъ, столь же закономрны, какъ и все на свт: они имютъ свои причины и слдствія, опредленнымъ образомъ возникаютъ и видоизмняются. И если международное право до сихъ поръ осуждено или расплываться въ жалкихъ словахъ, или проводить идеи князя Бисмарка, то, главнымъ образомъ, потому, что оно не хочетъ изучать законы, которымъ подчинены международныя беззаконія.
Книга г. Мартенса не выводитъ, къ сожалнію, международнаго права изъ этого положенія.

‘Отечественныя Записки’, No 7, 1879

Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека