Воспоминания о закавказском походе 1854-1855 годов, Потто Василий Александрович, Год: 1863

История
Время на прочтение: 121 минут(ы)
Скачать в PDF

ВОСПОМИНАНІЯ О ЗАКАВКАЗСКОМЪ ПОХОДЪ 1854—1855 ГОДОВЪ.

I.

Окончивъ кюрюкъ-даринскую кампанію, Новороссійскій драгунскій полкъ зимовалъ по деревнямъ Ахалкалакскаго участка.
Весна въ 1855 году стала довольно ранняя, глубокіе снга, покрывавшіе землю въ продолженіе цлаго полугода, разстаяли въ март мсяц, и въ пол зазеленлась молодая травка. Тепло!… Стряхиваемъ съ себя лнь и нгу зимовыхъ квартиръ и выходимъ подышать чистымъ воздухомъ. Кажется, и не вошелъ бы въ душную хату, о которой такъ отрадно мечталось тамъ, въ снгу зимняго бивуака.
Намъ скоро походъ…. боевой походъ!… Уже давно чистятся ружья, отпускаются полосы шашекъ, точатся тонкія лезвія пикъ, притупившіяся въ прошломъ году о турецкія кости. Что сулитъ будущее? задаешь себ невольно этотъ вопросъ,— и мысли переносятся за свтлыя воды Арпачая.
6 мая, въ девять часовъ утра, весь полкъ тронулся. Первый переходъ былъ небольшой, ночевали по тмъ же самымъ деревнямъ, гд зимовали другіе эскадроны. Одни только пикинеры перешли въ армянскій аулъ Шестопы, верстъ за двнадцать отъ черты зимовыхъ квартиръ. Аулъ этотъ иметъ всего дворовъ десять, расположенъ на берегу рчки Шестопянки, впадающей въ Арпачай, и кром бдности жителей незамчателень ничмъ, хотя и лежитъ на самомъ пути изъ Ахалкалакъ и Ахалцыха въ Александраполь. На другой день проходили чрезъ него вс наши эскадроны.
8 мая полкъ собрался въ Тошинк. Здсь жители тоже армяне, но зажиточные. Самый аулъ довольно значительный и расположенъ на мстности чрезвычайно живописной. Онъ выстроенъ на высокомъ холм, откуда дорога идетъ крутымъ спускомъ на обширный лугъ, орошаемый водами Арначая. Дневка здсь ничмъ не отличалась отъ обыкновенныхъ дневокъ, предшествующихъ вступленію полка въ большой городъ. Впрочемъ, Александраполь вовсе не большой городъ, но въ немъ помщалась главная квартира дйствующаго корпуса.
На другой день, въ 7 часовъ утра, выпроводивъ впередъ свой обозъ, полкъ собрался подъ горою, на которой стоитъ аулъ, рчку перешли въ бродъ и потянулись по александрапольскому тракту.
Въ ожиданіи смотра командующаго дйствующимъ корпусомъ, полкъ принарядился: офицеры были въ эполетахъ, лядункахъ и шарфахъ — въ Форм, давно уже не виданной нами на Кавказ. Офицерскія лошади были осдланы вальтрапами (у солдатъ ихъ не было). Издали еще зачернлась Александрапольская крпость. Чмъ ближе подходили мы, тмъ рзче и рзче отдлялись отъ общей массы высокіе бастіоны и крпостные верки, уставленные орудіями. Вотъ забллся подъ крпостью и цлый городъ палатокъ, раскинутыхъ посреди зеленаго поля, разстилающагося отъ крпости до самаго Арпачая. Тамъ стояла наша пхота, собравшаяся ране другихъ войскъ. Тверской полкъ былъ тоже въ сбор, не было насъ и Нижегородцевъ. Какъ и въ предшествующемъ пру, мы явились почти послдніе.
Вс войска, вступавшія въ Александраполь, были встрчаемы княземъ Васильемъ Осиповичемъ Бебутовымъ. Здоровый, бодрый и молодецкій видъ людей, обстрленныхъ въ кюрюкъ-даринскомъ сраженіи, утшалъ его, но полкамъ сводной драгунской бригады была объявлена особая благодарность въ приказ по дйствующему корпусу. Князь нашелъ, что зима совершенно изгладила у насъ слды труднаго похода въ Закавказскій край, труднаго еще боле потому, что полки сидли на изнженныхъ лошадяхъ, вовсе не подготовленныхъ въ мирное время ни къ бивуачнымъ стоянкамъ, то подъ роскошнымъ небомъ, при жар, доходившей до сорока градусовъ, то поду дождемъ и бурей съ снгомъ, ни къ продолжительнымъ быстрымъ переходамъ, сопряженнымъ съ передовой службою, вси тяжесть которой легла тогда на линейцовъ и на драгунскіе полки.
Пройдя мимо города, мы расположились подъ Александрапольской крпостью. Стоить было хорошо, и только здоровье людей смущало насъ: въ тотъ же вперъ заболло пить человкъ, затмъ еще восемь, ихъ отправили въ александрапольскій госпиталь.
Съ самаго прихода подъ Александраполь, погода испортилась: дождь принимался идти два раза, а на другой день шелъ съ утра до поздняго вечера.
Мало по малу стала собираться и остальная кавалерія. Скоро пришелъ Нижегородскій драгунскій полкъ, за исключеніемъ перваго дивизіона, отправленнаго, по военнымъ обстоятельствамъ, на лезгинскую линію. Вслдъ за нимъ вступили 1-й и 2-й сборные линейные казачьи полки, прибывшіе на очередную смну, вмст съ конною No 13-го батареею линейнаго казачьяго войска. Первымъ полкомъ назначенъ командовать флигель-адъютантъ подполковникъ Нижегородскаго драгунскаго полка князь Зейнъ-Витгенштейнъ-Берлембургъ, вторымъ — полковникъ Камповъ, заслужившій громкую извстность въ об предшествовавшія кампаніи.
Войска собрались, ожидали только прибытія изъ Тифлиса новаго главнокомандующаго, генералъ-адъютанта Муравьева, назначеннаго намстникомъ Кавказскаго края. 13 мая отдаленный гулъ долетть до нашего лагеря и вызвать всхъ изъ палатокъ. Мы стали прислушиваться. Скоро громкіе крики народа, торжественный колокольный звонъ и пушечные выстрлы съ крпости возвстили намъ пріздъ въ городъ царскаго намстника. Многіе замтили, что прибытіе главнокомандующаго къ арміи выпало на 13-е число, и сомнительно покачивали головами.
Однимъ изъ первыхъ желаній генералъ-адъютанта Муравьева было осмотрть кавалерію дйствующаго корпуса. Нижегородскій полкъ онъ видлъ на поход въ селеніи Делижанъ, и теперь очередь была за нашею вороною бригадою. Смотръ назначенъ 16 мая. Зрителей, по случаю прекрасной, тихой погоды и праздничнаго дня, собралось много, полки учились превосходно. Шумно и весело возвращались мы къ своимъ коновязямъ, какъ вдругъ налетла туча, зачастилъ дождикъ и хлынулъ ливень. Подобныя явленія здсь не рдкость.
Осмотрвъ кавалерію, генералъ-адъютантъ Муравьевъ пожелалъ видть вс войска, которыя, подъ личнымъ его начальствомъ, должны были перейдти границу. Смотръ былъ 26 мая, на обширномъ лугу противъ Александрапольской крпости. Войска представлялъ князь Бебутовъ, водившій ихъ въ огонь при Баяндур, Башъ-Кадыкъ-Лар и при Кюрюкъ-Дара. Въ послдній разъ мы видли старика передъ строемъ.
Главнокомандующій, понимая нравственную связь войска съ бывшимъ предводителемъ въ бояхъ, обнялъ князя и сказалъ: ‘Если въ ныншнемъ году мы одержимъ успхи, то ими я обязанъ буду вамъ и слав вашихъ прежнихъ кампаній.’
Полки проходили церемоніальнымъ маршемъ. Генералъ Муравьевъ особенно благодарилъ вороную драгунскую бригаду.
На парад главнокомандующій объявилъ походъ.
Здсь же войска простились съ княземъ Бебутовымъ, назначеннымъ, за отсутствіемъ намстника изъ Тифлиса, командовать всми войсками и отрядами отдльнаго кавказскаго корпуса, не вошедшими въ составъ главнаго александрапольскаго отряда {Отряды ахалцыхскій и ахалкалакскій приказомъ главнокомандующаго отдлены тоже отъ дйствующаго корпуса на кавказско-турецкой границ и подчинены князю Бебутову.}. Кто изъ насъ, участвовавшихъ въ этомъ поход, не помнитъ послднихъ задушевныхъ словъ князя Василія Осиповича: ‘Прощайте, храбрые товарищи!’ говорилъ онъ въ своемъ приказ. ‘Я не скрою, что время командованія дйствующимъ корпусомъ врзалось въ моей памяти неизгладимыми чертами, и я навсегда сохраню убжденіе, что съ вами жить и умереть хорошо!’ Князь прохалъ по рядамъ, благодарилъ всхъ отъ генерала до послдняго солдата, всмъ объявлялъ свое задушевное, искреннее спасибо.
‘За тотъ геройскій духъ благодарю васъ — заключилъ онъ — съ которымъ вы никогда не считали непріятеля, но разили враговъ при каждой встрч съ ними.’
Онъ благодарилъ войско за геройскій духъ, а войско глубоко сознавало, что этимъ духомъ оно было обязано его командованію, его личнымъ качествамъ, такъ далекимъ отъ всего, что носило на себ печать педантизма и принужденія.
Не прошло и года, а сколько перемнъ въ нашемъ небольшомъ корпус! Князь Бебутовъ сдалъ командованіе войсками. Князь Александръ Ивановичъ Барятинскій ухалъ въ Петербургъ. Не было Багговута {Въ 1839 году мы встртились снова съ генераломъ Багговутомъ въ Варшав, когда Государь Императоръ длалъ смотръ Новороссійскому драгунскому пилку. Посл ученья, Его Величество, обратившись къ иностраннымъ принцамъ, напомнилъ имъ о закавказскомъ поход и сказалъ: ‘Вотъ полкъ, который при Кіорюкъ-Дара ходилъ въ атаку, а вотъ генералъ, который водилъ его…’ Туть же передъ полкомъ Государь обнялъ нашего стараго, любимаго начальника кавказской кавалеріи, Багговута.}, умвшаго заслужить общую любовь не только кавалеріи, но и пхоты. Изъ старыхъ ветерановъ оставались только генералъ-лейтенантъ Бриммеръ, теперь командовавшій дйствующимъ корпусомъ, и графъ Ниродъ — герой кюрюкъ-даринскаго сраженія. Особенное вниманіе было обращено тогда на начальника иррегулярной конницы, генералъ-маіора Бакланова, незадолго передъ тмъ прибывшаго изъ Чечни, гд его имя пользовалось грозною извстностію.
Вотъ замчательный приказъ новаго главнокомандующаго, отданный по дйствующему корпусу:
‘Принимая главное начальство надъ дйствующимъ корпусомъ, привтствую васъ, воины Кавказа! Боле полувка, съ гордостію и изумленіемъ, Россія внимаетъ подвигамъ вашимъ, всть о нихъ давно, достигла и за предлы нашего обширнаго отечества.
‘Уже двадцать-пять лтъ прошло съ той поры, когда я считалъ себя въ рядахъ вашихъ. Изъ бывшихъ боевыхъ сподвижниковъ и товарищей только немногихъ нахожу среди васъ. Ихъ смнило новое поколніе, но и въ немъ встрчаю прежній духъ геройства.
‘Славныя преданія прошедшаго всегда будутъ передъ вами. Ихъ изучайте, имъ слдуйте. Среди васъ выросъ и прославился Котляревскій. Пусть имя его всегда будетъ въ памяти и сердц вашемъ, какъ примръ всхъ военныхъ доблестей.
‘Войнъ-христіянинъ, строгій къ себ, Котляревскій былъ строгъ и къ подчиненнымъ, уклоняющимся отъ исполненія своего дла. Онъ любилъ и оберегалъ солдата, самъ раздлялъ съ нимъ труды и лишенія, неразлучные съ военнымъ бытомъ. Онъ не пренебрегалъ строемъ, въ дисциплин онъ видлъ залогъ нравственной силы, а потому и успха, и войско понимало и любило его. Съ именемъ Котляревскаго передало оно потомству имена Ахалкалакъ, Асландуза и Ленкорани, гд съ малыми силами поражалъ онъ сильныхъ враговъ.
‘Благоговя передъ правилами Котляревскаго, среди васъ, воины Кавказа, буду искать ему подобныхъ,— и найду ихъ!
‘Для Россіи настала година испытанія. Уже многія сотни тысячъ ратниковъ ополчаются на защиту роднаго края, воскрешая въ памяти народа безсмертное время войны отечественной. Станемъ же и мы, полные ревностію и готовностію, за святое дло. Вспомнимъ недавніе подвиги, еще свжіе въ памяти неврныхъ, и грянемъ вс дружно, съ единодушіемъ, съ теплою врою въ правосудіе Божіе, на нечестиваго врага Россіи и православія.
‘Командующаго дйствующимъ корпусомъ, князя Василія Осиповича Бебутова, достойнаго вождя побдителей Башъ-Кадыкъ-Лара и Кюрюкь-Дара, сослуживца молодыхъ лтъ моихъ, прошу принять выраженіе душевнаго моего уваженія къ подвигамъ его, охранявшимъ край. Въ Боз почившій Императоръ уже гласно призналъ заслуги его, себя считаю только вправ всеподданнйше довести до свднія всемилостивйшаго Государя о томъ отличномъ состояніи, въ коемъ я нашелъ войска, ввренныя начальству генералъ-лейтенанта князя Бебутова.’
Вслдъ за этимъ приказомъ, главнокомандующій обратилъ вниманіе на кавказскую пхоту, гд, по издавна заведенному порядку, офицеры въ поход и въ бою бывали верхомъ. Это было запрещено, какъ явное нарушеніе устава, какъ пренебреженіе строемъ. ‘Кавалерійскому офицеру нужно имть добрую лошадь — сказалъ главнокомандующій по этому поводу {Приказъ главнокомандующаго по отдльному кавказскому корпусу.} — а пхотному офицеру нужно быть во фронт пшкомъ, состязаясь съ товарищами въ неутомимости на марш.’ Мысль справедливая, слова нтъ, но и обычай важное дло. Въ кавалеріи офицерамъ не позволено было вызжать на азіатскихъ лошадяхъ: требовали, чтобы мы имли лошадей вороныхъ, русской породы. Но такъ какъ въ окрестности ихъ было достать невозможно, а резервы, находившіеся отъ насъ за дв тысячи верстъ, приводили лошадей недозженныхъ, то многимъ офицерамъ пришлось вызжать на лошадяхъ, извстныхъ у насъ подъ названіемъ прикомандированныхъ {Это были лошади, набракованный за совершенною негодностію, но не проданныя, а державшіяся при эскадрон, въ военное время, на случаи замщенія внезапной убыли.}.
Лучше ли дралась правильно организованная теперь пхота, боле ли имла огня конница, когда офицеры ея пересли съ кабардинскихъ на прикомандированныхъ коней? Это вопросы, которыхъ здсь разбирать не станемъ.
Вмст съ этими распоряженіями послдовало новое утвержденіе обоза, который былъ ограниченъ, до послдней возможности {Артельнаго обоза полагалось на каждый эскадронъ, батарею и роту по дв телги, а въ сотню по одной. Сверхъ того, законтрактовано у маркитантовъ на каждый драгунскій полкъ по четыре арбы, на пхотный по пяти, а на батарею по дв. Въ отрядномъ же вагенбург велно заготовить 1,154 обывательскихъ арбъ и 1,000 черводарскихъ лошадей.
Офицерскій обозъ утвержденъ слдующій: полковому командиру одна повозка и сверхъ того два выока, дивизіоннымъ и баталіоннымъ командирамъ по одной повозк, прочимъ штабъ-офицерамъ по два вьюка, а оберъ-офицерамъ, не исключая и эскадронныхъ командировъ, но одному. Желающимъ, по взаимному соглашенію между собою, позволялось, впрочемъ, вмсто трехъ вьюковъ, имть одну повозку. Большинство, разумется, воспользовалось этимъ позволеніемъ, и вьюковъ, по крайней мр, въ нашемъ полку, было весьма немного. На каждую повозку выдавался особый билетъ отъ походнаго гевальдигера, и объявлено, что повозки, не имющія его, будутъ сожигаться, а лишнія лошади продаваться.}.
Между тмъ, въ лагер кипла дятельность: приготовлялись переходить границу. Лошадей ковали на заднія ноги, въ полкахъ осматривали оружіе, принимали боевые патроны, магазины наполнялись сухарными запасами. Заготовленіе продовольствія боле всего озабочивало новаго главнокомандующаго, знавшаго на опыт, какъ часто это парализовало дйствія нашихъ войскъ въ прежнія кампаніи въ Азіи.
Наконецъ вс управились. Наступилъ день открытія военныхъ дйствій. Это было 24 мая. Выступала первая половина корпуса, другая, вмст съ главнокомандующимъ, оставалась еще подъ Александраполемъ. Помню, что утро было прекрасное, тихое, яркая полоса, зажигавшаяся на восток, общала жаркій день. Въ пять часовъ утра мы сли на коней и тронулись къ Арпачаю, туда же тянулась пхота съ своею артиллеріей, хали казаки и милиція. Много было торжественности въ этомъ медленномъ и безмолвномъ движеніи войска, одтаго въ походную форму, осненнаго распущенными знаменами {Штандарты драгунскихъ полковъ остались въ собор Александрапольской крпости.}.
Пріхалъ начальникъ колонны, генералъ-маіоръ графъ Ниродъ, за нимъ корпусный командиръ и потомъ главнокомандующій. Отслужили напутственное молебствіе. Молились горячо, какъ молится человкъ, покидающій родину. Священникъ обошелъ ряды, знаменательно раздавались слова его молитвы: ‘побды на супротивныя даруя….’
По окончаніи молебствія, тронулись къ переправ. Кавалерія первая перешла въ бродъ и дружнымъ заптымъ ‘ура!’ привтствовала турецкую землю, линейцы и милиція понеслись впередъ съ джигитовкою. Скоро впереди насъ загремла ружейная перестрлка. то были выстрлы радостные, потшные, а вотъ-вотъ, можетъ быть, загремятъ и выстрлы боевые.
Составъ первой половины дйствующаго корпуса былъ слдующій:
Пхота: Грузинскій гренадерскій Его Высочества Константина Николаевича полкъ — три съ половиною баталіона {За исключеніемъ двухъ ротъ 4-го баталіона.}, Эриванскій лейбъ-карабинерный Его Величества — четыре баталіона, кавказскихъ саперовъ — одинъ баталіонъ, кавказскихъ стрлковъ — одинъ баталіонъ.
Артиллерія: три батареи кавказской гренадерской артиллерійской бригады — 24 орудія, конная легкая No 6 донская казачья батарея подполковника двухжоннаго — 8 орудіи, конная легкая No 7 донская казачья батарея подполковника Долотина — 8 орудій.
Кавалерія: новороссійскій драгунскій генералъ-фельдмаршала князя варшавскаго полкъ, подъ командой генералъ-маіора Ганутрова — 10 эскадроновъ, Тверской драгунскій Его высочества Великаго князя Николая Николаевича полкъ, подъ командой генералъ-маіора Куколевскаго — 10 эскадроновъ, 2-й сборный линейный казачій полкъ полковника Камкова — 6 сотенъ, карапапахской милиціи — 3 сотни.
Слдовательно, всего 9 1/2 баталіоновь пхоты, 20 эскадроновъ кавалеріи, 9 сотенъ казаковъ и милиціи и 40 орудій.
Особеннаго вниманія заслуживала милиція, составленная изъ карапапаховъ. Эта милиція рзко отличалась отъ милицій, которыя мы привыкли видть при нашемъ алексаидрапольскомъ отряд. Каранапахи были чисто и красиво одты, отлично вооружены, сидли на лошадяхъ сытыхъ, бойкихъ, вполн надежныхъ для разгонной передовой службы. Нашимъ татарамъ далеко до карапапаховъ, да и то сказать, откуда имъ и набраться такой воинственности? Карананахи — пограничный народъ Турціи, безпокойный, вольный и притомъ наздники поголовно. Если въ мирное время случается имъ долго сидть въ бездйствіи, то они нападаютъ на сосдніе деревни армянъ или турокъ, съ которыми у нихъ старинная религіозная вражда {Турки — магометане сунитскаго холка, карапапахи — шіиты.}.
За Арпачаемъ мы быстро пошли впередъ. Оставивъ въ сторон большую карсскую дорогу, но которой прошелъ князь Бебутовъ, мы стали подниматься вверхъ по теченію Арпачая, прошли мимо Тихимса, видли въ сторон черный замокъ его, угрюмо возвышающійся надъ окрестною мстностію, и стали переправляться черезъ Кархалъ-Чай. Кавказская пхота, обутая въ длинные сапоги, шла за нами своимъ чуднымъ, свободнымъ шагомъ и не отставала отъ кавалеріи. Весело быть въ поход съ хорошею пхотою! День быль жаркій, солнце жгло наши головы, прикрытыя мдными касками: ни малйшаго втерка, ни малйшей прохлады… Кругомъ трава и степь. Все разнообразіе заключалось въ небольшихъ ложбинкахъ и пригоркахъ, на которыхъ дйствіе солнечныхъ лучей было еще ощутительне. Мы съ завистію смотрли на косматыя папахи пхоты. Потъ градомъ струился по загорлому лицу кавказскаго солдата, но солнце не прожигало насквозь его голову, и онъ шелъ быстро, бодро, какъ будто и въ самомъ дл кавказецъ не знаетъ утомленія. И что за чудныя псни пла пхота! Какіе могучіе голоса!…
Семнадцативерстный переходъ остался за нами. Мы подошли къ Карсъ-Чаю и, не переходя его, остановились около армянскаго селенія Перевали. Селеніе большое и, повидимому, не бдное, хотя старая килиса {Килиса — армянская церковь.}, возвышающаяся надъ безкровельными домами, и сообщаетъ издали какой-то старческій видъ этому селенію. Жители, во все продолженіе войны, не покидали своихъ домовъ и тмъ много выиграли передъ своими земляками, уходившими въ боле отдаленныя, глухія мста. Собравшійся народъ съ любопытствомъ и нкоторымъ страхомъ глядлъ на насъ. Мы, конечно, распрашивали о непріятел, но армяне могли сообщить только, что турецкая армія стягивается къ Карсу.
Оказалось, что мы знаемъ больше ихъ. О турецкой арміи тогда у насъ имли довольно подробныя свднія. По слухамъ, числительность ея не превышала нашей, но полки были въ гораздо лучшемъ вид, чмъ въ кюрюкъ-даринскую кампанію. Муширомъ вмсто Измаила-Паши, дунайскаго героя, командовавшаго анатолійскою арміею въ промежуткахъ времени между кюрюкъ-даринскимъ сраженіемъ и открытіемъ военныхъ дйствій въ 1855 году, былъ назначенъ Вассифъ-Наша, какъ говорили, человкъ воинственный. При немъ состоялъ коммиссаръ англійской королевы, генералъ Уильямсъ, прибывшій въ Карсъ прошлой осенью для изслдованія на мст причинъ проигранной битвы и безпорядковъ въ арміи. Уильямсъ круто принялся за дло, и его желзной вол былъ обязанъ Карсъ своими грозными укрпленіями, возведенными въ теченіе зимы 1854—1855 іода. Онъ прежде всего обратилъ вниманіе на то, что высоты, окружающія Карсъ, командуютъ городомъ: непріятелю нужно было только овладть этими слабо укрпленными пунктами, чтобы однимъ навснымъ огнемъ принудить гарнизонъ очистить крпость въ самое непродолжительное время. Этимъ искусно воспользовался фельдмаршалъ Паскевичъ, и здсь успхъ его открытаго нападенія. Урокъ прошедшаго не пропалъ даромъ для англійскихъ инженеровъ: они заключили высоты въ общую черту крпостныхъ укрпленій и выгоды командованія ихъ надъ городомъ обратили въ свою пользу. Главные валы Шараха, Чакмаха и Карадаха, прикрывъ собою карсскія стны, были установлены орудіями большаго калибра и могли выдержать самый отчаянный приступъ осаждающихъ.
Вс крпостныя работы и вооруженіе Карса были почти окончены со времени открытіи военныхъ дйствій, но впослдствіи мы узнали, что наше движеніе все-таки захватило врасплохъ турецкую армію: за недостаткомъ подводъ, нельзя было доставить ей огромныхъ запасовъ, приготовленныхъ старніемъ Уильямса на противоположномъ скат Саганлука и даже въ ближайшихъ селеніяхъ. Пришлось ограничиться тмъ провіантомъ, который былъ сложенъ въ крпостныхъ магазинахъ.
Въ кампанію 1855 года роли обихъ армій перемняются: турки дйствуютъ оборонительно, мы наступаемъ. Предположено было овладть Карсомъ и, уничтоживъ здсь анатолійскую армію, занять Арзерумъ, остававшійся почти беззащитнымъ. Только незначительный отрядъ турецкихъ войскъ, подъ начальствомъ Вели-Паши, стоявшій на дорог въ Персію, около Топрахъ-Кале, имлъ приказаніе, въ случа нападенія русскихъ, отступить на арзерумскую дорогу къ Керпи-Кеву. Об эти позиціи были сильно укрплены.
Съ нашей стороны, за Вели-Пашею наблюдалъ особый Эриванскій отрядъ генералъ-маіора Суслова.
Наступала ночь тихая, ясная. На безоблачномъ неб рзко отдлилась снговая вершина Алагеза, облитая синеватымъ свтомъ мсяца. Слышался только протяжный окликъ сторожевой цпи, разставленный вокругъ Перевалей, да глухой топотъ возвращающагося разъзда. Линейные казаки, посланные за Карсчай, спокойно доходили до Караяла и Огузловъ: ни одинъ непріятельскій всадникъ не подсматривалъ тогда за движеніемъ нашего отряда.
На другой день стали доноситься до насъ неясные звуки, сперва тихо, потомъ все громче и громче… Какъ не узнать было кавказскую псню!… Все высыпало изъ лагеря, и скоро на горизонт показалось облако пыли. Мало по малу обрисовывались пхотныя колонны, то поднимавшіяся, то спускавшіяся въ ложбины, и тогда видны были только штыки, тянувшіеся длинною, извилистою лентою.
Эта была первая колонна наша, перешедшая границу, подъ личнымъ начальствомъ корпуснаго командира, генералъ-лейтенанта Бриммера.
Въ состав ея находились слдующія войска:
Пхота: Ряжскій пхотный полкъ — 4 баталіона, Блевскій егерскій полкъ — 4 баталіона. Тульскій егерскій полкъ — 4 баталіона.
Артиллерія: три батареи 18 артиллерійской бригады — 24 орудія, легкая конная No 13 батарея кавказскаго линейнаго казачьяго войска, войсковаго старшины Есакова — 8 орудій, дв ракетныя команды.
Кавалерія: 2, 3, 4 и 5 дивизіоны Нижегородскаго драгунскаго наслднаго принца Виртембергскаго полка, подъ командою генералъ маіора князя Чавчавадзе — 8 эскадроновъ, 1-й сборный линейный казачій полкъ флигель-адъютанта князя Витгенштейна — 6 сотенъ, донской казачій полкъ полковника Михайлова — 6 сотенъ, охотники, собранные изъ туземныхъ жителей, подъ командою гвардіи полковника Лорись-Меликова — три сотни.
Всего 12 баталіоновъ пхоты, 8 эскадроновъ кавалеріи, 15 сотчнь казаковъ и милиціи, дв ракетныя команды и 32 орудія.
Вслдъ за этою колонною выхалъ изъ Александраполя и Главнокомандующій, генералъ-адъютантъ Муравьевъ.
Итакъ, корпусъ собрался. Въ первый разъ мы имли числительный перевсъ надъ непріятелемъ, но, въ то же время, стали носиться слухи о возможности высадки противу насъ союзниковъ. Вообще переходъ за границу сопровождался не совсмъ благопріятными обстоятельствами. Въ прошломъ году мы перешли ее вслдъ за торжественными выстрлами съ Александрапольской крпости, возвстившими намъ блистательную чолокскую побду генерала Андроникова, въ ныншнемъ мы узнали объ оставленіи крпости Новороссійска и Анапы. Вся передовая линія, стоившая въ свое время столько трудовъ и крови, была разрушена. Севастополь колебался. Мы рвались въ дло, чтобы паденіемъ Карса и взятіемъ Арзерума Перетянутъ судьбу крымской кампаніи на свою сторону.
Корпусъ ночевалъ въ Перевалахъ. Ночью намъ не дали заснутъ постоянное ржаніе и топотъ жеребцовъ нашей милиціи. Ея-то и всею налицо пока нсколько сотенъ: что же будетъ, когда придутъ мусульманскіе полки наши? А вдь придутъ на жеребцахъ. По невозможности уничтожитъ ихъ въ иррегулярной кавалеріи, Главнокомандующій отдалъ строжайшій приказъ о неимніи ихъ въ драгунскихъ полкахъ, впрочемъ, это вполн было согласію и съ нашими кавалерійскими постановленіями. Съ жеребцами черезчуръ много хлопотъ, потому что ихъ нельзя ставить въ общія коновязи. Какое, напримръ, обширное мсто занимаетъ бивуакь мусульманскаго полка, гд лошади ставятся на довольно значительное разстояніе другъ отъ друга! {Вс мусульмане нашихъ закавказскихъ провинцій, равно грузины и армяне, здятъ на жеребцахь, вроятно, изъ желанія пощеголять ихъ форсомъ. Кавказскіе же горцы и линейные казаки употребляютъ подъ верхъ исключительно коней. зда на кобылахъ на всемъ Кавказ влечетъ за собою безконечныя насмшки. Помню, какъ одинъ старый линеецъ, долго смотрвшій на джигитовку нашего офицера, ловившаго съ сдла мышь, покачалъ сдою головой и сказалъ своимъ товарищамъ: ‘страшный джигитъ, да на кобыл здитъ!’}
Передневавъ въ Перевалахъ, 27 мая, въ три часа утра, весь корпусъ тронулся впередъ. Утренняя прохлада пріятно освжала усталые члены. Войско шло, одтое запросто, по походному. Офицеры хали безъ эполетъ и лядунокъ, въ длинныхъ сапогахъ, тогда еще ревностно преслдуемыхъ въ нашей арміи, а теперь введенныхъ въ нее окончательно. Шинели почти исчезли, ихъ замнили бурки, къ явному огорченію нашего полковаго командира, ненавидвшаго ихъ, Богъ всть почему. Главнокомандующій уважилъ старинный обычаи носить одежду, введенную временамъ и опытомъ въ полки кавказскаго корпуса, и словеснымъ приказаніемъ разршилъ офицерамъ отступленіе отъ установленной походной формы {Можетъ быть что нибудь лучше бурки въ походное время? Никакой втеръ, никакой дождикъ не пробьетъ и не промочить ея, не только всадникъ, и конь прикрывается ею. Пересталъ дождикъ, встряхнулъ бурку, и опять она суха и легка, какъ будто и не испытала ненастья. И цна ея божеская, какъ говорятъ казаки: за хорошую бурку надо заплатить 5 рублей, а заплатишь 7, такъ и вся домашность теб въ бурк. Въ шинели человкъ промокнетъ насквозь, везетъ еще на плечахъ полупудовую тяжесть, а на привал просушиваетъ ее цлый день, да еще и высохнетъ ли она къ слдующему переходу? Неудобство важное для тхъ, кому шинель замняетъ постель и одяло.}.
Мы перешли Карсъ-Чай у самаго селенія, гораздо выше джемушлинской переправы, черезъ которую переходилъ князь Беоутовъ, и вышли прямо на селеніе Кюрюкъ-Дара, обогнули Караялъ и на знакомомъ кюрюкъ-даринскомъ полъ остановились на ночлегъ. День былъ ясный, точно такой же, какъ во время знаменитой битвы. Главнокомандующій здилъ осматривать поле, его сопровождали участники боя, пояснявшіе главные моменты сраженія. Къ сожалнію, мы не имли времени сдлать того же, и даже не поклонились могиламъ нашихъ падшихъ товарищей. Впрочемъ, впечатлнія битвы были тогда еще такъ свжи, что, мн кажется, мы безъ труда могли бы указать т мста, гд наши эскадроны ходили въ атаку, гд гренадеры дружнымъ ударомъ разорвали надвое турецкую армію, гд на лвомъ фланг кипло горячее кавалерійское дло…
А теперь? узнали ли бы мы теперь эту мстность? Я думаю, нтъ? Много протекло времени надъ этимъ полемъ, заросло оно свжею травою, плугъ земледльца сгладилъ вс слды минувшаго и заровнялъ могилы нашихъ сослуживцевъ, куда двались бдные деревянные кресты, поставленные надъ ними. Повалилъ ли ихъ втеръ, или уничтожило мусульманское изуврство?…
Войска ночевали на историческомъ іюл, а на другой день раздлились на дв колонны, точно такимъ же порядкомъ, какъ при переход черезъ границу. Графъ Ниродъ выступилъ на разсвт, перерзалъ большую карсскую дорогу, идущую изъ Александраполя, и остановился около селенія Аджанъ-Кала, къ сверу отъ Карса, лежащаго на одной высот съ нашими Гумрами. Это большое селеніе, раскинутое по берегу Карсъ-Мая, было оставлено жителями, однако, войскамъ не приказано было разбирать его.
Вечеромъ, на эту позицію (иные называютъ ее позиціей при селеніи Займъ, которое нсколько ниже Аджанъ-Кала), пришла и первая колонна, подъ начальствомъ генералъ-адъютанта Муравьева. Намъ объявили, что мы простоимъ здсь нсколько дней. Карсъ всего въ верстахъ, а о непріятел никакихъ слуховъ. Странное затишье, какъ будто передъ грозою, но откуда же разразится гроза? Не со стороны ли баши-бузуковъ? До насъ дошли слухи, что несмтныя толпы ихъ прибыли изъ Арбистана. Это кичливые, дерзкіе Фанатики, если судить по разсказамъ окрестныхъ армянъ, успвшихъ уже побывать у нихъ въ передлк.
Настала ночь. Приняты были должныя предосторожности отъ нечаяннаго нападенія баши-бузуковъ, которые, сдлавъ двадцати-четырехъ-верстный переходъ, могли упасть, какъ снгъ на голову. Но этотъ снгъ не упалъ, а на другой день, въ полдень, повалилъ сильнйшій градъ. Пхота попряталась въ свои палатки, кавалерія же была вызвана въ коновязи и все время держала лошадей въ поводу: иначе кони, напуганные грозою, сорвали бы коновязи, что, говорятъ, и случалось въ прежніе походы.
Передъ вечеромъ, въ подзорную трубу можно было различать показывавшіеся кое-гд непріятельскіе разъзды. Турки какъ будто опомнились. Не затваютъ ли они чего пйбудь противъ насъ ныншнею ночью?
Ночь прошла, однако, опять спокойно, утромъ мы съ удивленіемъ замтили въ Нижегородскомъ полку опуствшія коновязи и узнали, что въ ночь часть нашей кавалеріи, съ генералъ-маіоромъ Баклановымъ, выступила на ардаганскую дорогу. Сперва мы предполагали, что производится рекогносцировка крпости Ардагана, о которой знали только то, что тамъ находятся какіе-то магазины анатолійской арміи. Вс съ нетерпніемъ ожидали возвращенія генерала Бакланова, но на другой день распространился слухъ, что Ардаганъ взятъ безъ боя. Никто не могъ объяснить, какимъ образомъ могла сдаться крпость одной кавалеріи?
Черезъ нсколько дней возвратились нижегородцы, и отъ нихъ мы узнали подробности этого летучаго движенія. Вмст съ переходомъ дйствующаго корпуса за Аппачай, третья колонна, подъ командою начальника 13-й пхотной дивизіи, генералъ-лейтенанта Ковалевскаго, двинулась прямо изъ Ахалкалакъ къ Ардагану. Турки, видя нашу армію передъ Карсомъ, оставались совершенно спокойны съ той стороны. Гарнизонъ Ардагана былъ слабъ и притомъ состоялъ преимущественно изъ лазовъ и баши-бузуковъ. Внезапное появленіе нашей пхоты произвело общее смятеніе между войсками и жителями. Комендантъ, увидвъ себя отрзаннымъ отъ главныхъ силъ, поспшно очистилъ крпость и отошелъ по разнымъ дорогамъ, а жители вышли на встрчу нашимъ войскамъ и поднесли генералу Ковалевскому городскіе ключи. Крпость была занята безъ выстрла, но, не имя средствъ удержать ее за собою, Ковалевскій взорвалъ земляныя укрпленія и зажегъ турецкіе магазины.
Когда, по разсчету времени, колонна генерала Ковалевскаго должна была подходить къ Ардагану, изъ Аджанъ-Кала выступилъ летучій отрядъ Бакланова, имвшій двоякое назначеніе: прикрыть движеніе Ковалевскаго со стороны Карса и составить въ его отряд, кавалерію, которой у него не было. Баклановъ ночью вышелъ изъ лагеря и, оставивъ въ сторон большую ардаганскую дорогу, быстро двинулся прямо черезъ горы. Въ продолженіе всего пути непріятель нигд не показывался, только являлись старшины окрестныхъ селеній съ поклономъ къ русскому генералу и съ просьбою о выдач имъ охранныхъ листовъ, безъ которыхъ жители, оставаясь въ своихъ домахъ, опасались подвергнуться случайностямъ войны. Найдя Ардаганъ уже занятымъ, генералъ Баклановъ двинулся опять на присоединеніе къ дйствующему корпусу. Но пора сказать нсколько словъ о личности этого генерала, игравшаго важную роль въ кампанію 1855 года.
Баклановъ донской казакъ, но казакъ-артиллеристъ, и притомъ артиллеристъ образованный. Его слава началась въ Чечн, когда онъ еще командовалъ донскимъ казачьимъ полкомъ, стоявшимъ, кажется, въ Куринскомъ укрпленіи. Донскіе казаки, какъ извстно, не пользуются особою славою у кавказскихъ наздниковъ. На это есть много причинъ, не всегда зависящихъ отъ казаковъ, и заслуга Бакланова въ томъ, что онъ понялъ эти причины. Его строгій характеръ, его неуклонное наблюденіе за всми чинами полка, отъ есаула, сотеннаго командира, до простаго урядника, его безпрестанные осмотры казацкаго оружія и лошадей скоро поставили полкъ на высокую степень боеваго образованія. Баклановскіе донцы нигд не уступали линейцамъ, доказывая тмъ, что имъ нужны только начальники. Не жаля денегъ на лазутчиковъ, онъ имлъ много шпіоновъ и, зная, что замышляютъ чеченцы, всегда врасплохъ налеталъ на ихъ аулы и хутора. Чеченцы пріучились издали, по первому движенію, узнавать баклановскій полкъ и боялись его, какъ огня.
Все это обратило на него вниманіе начальства, и, когда полку пришлось возвращаться на Донъ, Баклановъ былъ оставленъ на Кавказ, гд ему поручили какой-то чеченскій округъ.
Въ дл на рк Мичик онъ уже командовалъ всею кавалеріей въ отряд князя Барятинскаго, умвшаго оцнить еще тогда военныя дарованія Бакланова.
Ардаганское движеніе было первое его движеніе въ Азіатской Турціи. Все было ново до я него въ этомъ краю: и равнинная мстность, не похожая на мстность Чечни, и бытъ жителей, и регулярныя войска противниковъ. Старое были только нижегородцы, которыхъ Баклановъ видлъ прежде въ Чечн и о боевомъ развитіи которыхъ всегда имлъ высокое мнніе. Въ этомъ поход онъ былъ чрезвычайно остороженъ, присматривался къ мстности, изучалъ малйшія подробности ея, характеръ мирнаго населенія, самъ здилъ съ разъздами и по суткамъ не сходилъ съ коня. Его неутомимость поражала каждаго. Прибавьте къ этому высокій ростъ, исполинское тлосложеніе, необыкновенную силу, грозную, заросшую бакенбардами физіономію генерала: тогда будетъ понятно, почему имя Бакланова пользовалось такою популярностію {Мн разсказывали весьма характеристическія анекдотъ о знакомств Бакланова съ нижегородцами. Это было въ Чечн, когда поиска, посл экспедиціи, распускались по споимъ штабъ-квартирамъ. Дивизіонъ нижегородцевъ выстроился, и, въ ожиданіи похода, люди держали лошадей въ поводу, а офицеры, собравшись передъ фронтомъ, закусывали, кажется, именно у генерала Бакланова, развивавшаго тогда мысль, до какой степени развитъ каждый его донецъ и до какой степени регулярный фронтъ убиваетъ самостоятельность каждой личности. Нижегородцы горячо протестовали. Составились пари. Генералъ Баклановъ, не поднимаясь съ мста, крикнулъ внезапно: ‘драгуны, садись!’, но драгуны, видя своихъ офицеровъ спокойно закусывающими, поняли мистификацію, и, какъ будто по команд, сли на землю. Эта находчивость до того понравилась Бакланову, что онъ призналъ пари выиграннымъ и убдился въ смышлености кавказскаго драгуна.}. Про него разсказывали множество анекдотовъ. Самые ловкіе лазутчики, позволявшіе себ несправедливыя показанія передъ другими, смущались и съ разу говорили правду, когда замчали пристальный и суровый взглядъ Бакланова.
Выбгавшіе турки просили показать имъ того генерала, о которомъ у нихъ разсказываютъ чудеса, и, взглянувши на его наружность, врили всему, что имъ говорили. Казаки распускали слухъ, что Баклановъ не разъ бывалъ въ самомъ Карс.
Вслдъ за Баклановымъ прибылъ въ Аджанъ-Кала и Ковалевскій съ своею колонною. Главнокомандующій, выхавъ на встрчу, привтствовалъ его какъ побдителя, и былъ въ особенности доволенъ тмъ, что это дло не стоило ни капли крови. Пришедшій съ этимъ отрядомъ Рязанскій пхотный полкъ поступилъ въ составъ дйствующаго корпуса, а три баталіона Виленскаго егерскаго направлены въ Александраполь, окрестности котораго были совершенно очищены отъ нашихъ войскъ.
Составъ корпуса усилился не одними рязанцами: прибылъ еще на аджанъ-каласкую позицію 2-й конно-мусульманскій полкъ Наконецъ-то начинаетъ собираться наша милиція. Всадники молодцы, по крайней мр глядятъ молодцами, но порядокъ въ полку мусульманскій! Главнокомандующій осмотрлъ его, и изъ пяти сотенъ дв оказались до того худоконными, что признано было невозможнымъ посылать ихъ въ разъзды и на аванпосты, а такъ какъ он ни къ чему боле неспособны, то имъ сказали: ‘по домамъ, маршъ!’ и отправили въ Александраполь. Три сотни были зачислены въ составъ дйствующаго корпуса.
Время уходило, а мы стояли въ бездйствіи, даже аванпосты, не тревожимые непріятелемъ, начали отправляться какъ-то вяло. Судьба позаботилась послать развлеченіе.
Ночью 30 мая поднялся шумъ. Онъ несся со стороны кавалерійскаго лагеря, гд раздавались крики: къ конямъ! къ конямъ! Крики перешли въ пхоту, и все зашевелилось. Первое, что при шло въ голову каждому, это — возможность нечаяннаго нападенія турецкой кавалеріи, однако дло объяснилось гораздо проще, и на бдныхъ турокъ оказался напрасный поклепъ: въ драгунскомъ полку лошади сорвали коновязи. Виновникомъ былъ деньщикъ одного нашего штабъ-офицера, запоздавшій гд-то на фуражировк. Онъ халъ на блой лошади и велъ навьюченнаго осла, который, при приближеніи къ коновязи, вдругъ заревлъ, одна пугливая лошадь захрапла, шарахнулась, эскадронъ принялъ, и весь полкъ зашумлъ налво. Коновязи устояли, лишь нсколько лошадей, вырвавшись, поскакали по лагерю.
Между тмъ, отъ нашего полка приняли ближайшіе эскадроны творцовъ. Тамъ рванулся полкъ, и цлый дивизіонъ, сорвавъ коновязь, съ кольями понесся по лагерю, опрокидывая на пути все, что ему попадалось. Солдаты кричали, бгали и еще боле увеличивали суматоху. Къ утру едва переловили лошадей, но нсколько ихъ пропало. Не проскакали ли он къ Карсу? Тамъ баши-бузуки переймутъ ихъ и будутъ потомъ хвастаться трофеями, взятыми при какомъ нибудь пораженіи русской кавалеріи, добродушные люди поврять имъ, какъ поврили въ прошломъ году, посл роспуска на зимовыя квартиры нашего корпуса, блестящей реляціи Зарифа-Мустафы-Паши, возвстившаго, что именно онъ прогналъ насъ въ Гумры.
Кавалерію на другой день пожурили, а лошадей на ночь велно спутывать. Это дльно! Со спутанною лошадью солдатъ спитъ покойне, но хороши ли путы во время ночной тревоги?
Мы уже потеряли всякую надежду на свиданіе съ непріятелемъ, но 1 іюня вдругъ заговорили о какомъ-то движеніи впередъ. Все встрепенулось, когда узнали, что пойдемъ на рекогносцировку Карса, объ укрпленіяхъ котораго ходятъ такіе преувеличенные слухи. Впрочемъ, слухи доставляются лазутчиками-армянами, которымъ все представляется въ преувеличенномъ вид. Посмотримъ сами.
2 іюня небольшой отрядъ, подъ командою графа Нирода, перешелъ Карсъ-Чай и двинулся прямо по направленію къ крпости Скоро впереди зачернлась деревня Мицыри, раскинутая на высотахъ, съ которыхъ предполагалось сдлать рекогносцировку. Мы нашли эти высоты занятыя непріятелемъ.
Издали было видно, какъ толпа баши-бузуковъ скакала но отлогимъ скатамъ, а за деревнею мелькали флюгера пикъ уланскаго дивизіона, вроятно назначеннаго въ критическую минуту поддержать своихъ наздниковъ. Одного взгляда было довольно, чтобы убдиться, что это не т баши-бузуки, съ которыми мы познакомились около Караяла. Они сами съ пренебреженіемъ отзывались о своихъ предшественникахъ и съ хвастливостію восточнаго народа (такъ, по крайней мр, говорили намъ армяне) угрожали черкесовъ-казаковъ изрубить на кебабъ шайтану, а черныхъ буйволовъ, драгуновъ русскихъ, по десяти нанизывать на одну баши-бузукскую пику.
Подойдя на дальній картечный выстрлъ, графъ Ниродъ выдвинулъ впередъ пикинерные дивизіоны тверцовъ и новороссійцевъ. Медленно, но стройно продолжала наступленіе наша кавалерія, тихій втерокъ едва колебалъ флюгера на пикахъ пикенеровъ и придавалъ оружію грозный видъ. Вроятно, этому обаянію поддались баши-бузуки, потому что, очистивъ равнину, стали подниматься на высоты. Тамъ они разсыпались въ разныя стороны, собирались кучками и видимо совщались между собою. Но, пока ихъ вниманіе привлекали драгуны, гроза разразилась съ, другой стороны.
Влво отъ насъ раздался пронзительный гикъ, хорошо знакомый тому, кто служилъ на Кавказ. Мы невольно оглянулись въ ту сторону и увидли линейцевъ, которые, скрытно пробравшись по дну балки, огибающей правый флангъ непріятельской позиціи, неслись теперь прямо на гору. Впереди скакалъ Камковъ, на своемъ сромъ кабардинц, съ обнаженною шашкою. Въ одну минуту столкнулись они съ баши-бузуками, смшались съ ними, и вся толпа, повернувъ направо, скрылась за деревнею.
Драгуны безпрепятственно заняли высоты и нашли тамъ нсколько тлъ изрубленныхъ баши-бузуковь. Это были первыя жертвы кампаніи 1855 года. Честь перваго боя принадлежала графу Породу, начавшему своею блистательною атакою и кюрюкъ-даринское сраженіе. Говорятъ, что въ этомъ дл турецкою кавалеріей командовали европейскіе ффицеры: одинъ — англичанинъ, другой — нмецъ. Какимъ образомъ глубокомысленный германецъ попалъ въ ряды легковрныхъ баши-бузуковъ, это такой фактъ, надъ которымъ невольно призадумаешься.
Линейные казаки не потеряли никого ни убитыми, ни ранеными. На другой день главнокомандующій, въ приказ по дйствующему корпусу, объявилъ особую благодарность графу Нироду ‘за распорядительность, оказанную при оттсненіи непріятеля отъ деревни Мицыри’, а полковнику Каткову ‘за смлую атаку съ четырьмя сотнями превосходнаго числомъ непріятеля, поддерживаемаго еще своею регулярною кавалеріей’. Два казака кубанской сотни съ перваго же дла заслужили георгіевскіе кресты.
4 іюня главнокомандующій лично предпринялъ рекогносцировку восточныхъ укрпленій Карса.
Войска выступили изъ лагеря рано и, спустившись съ высотъ, на которыхъ стоитъ деревня Мицыри, подошли къ крпости. Толпы баши-бузуковъ выходили въ поле, главнокомандующій приказалъ выдвинуть противу нихъ часть нашей кавалеріи съ донского батареею Двухженнаго. Пока тверцы вызжали, Катковъ не выдержалъ и, скомандовавъ въ шашки, кинулся на непріятеля. Съ Карадага грянулъ пушечный выстрлъ, орудіе за орудіемъ стали открывать огонь, и вся крпость потонула въ блыхъ клубахъ дыма. Казаки, опрокинувшіе и уже рубившіе баши-бузуковъ, попали подъ крпостной огонь, были атакованы свжими силами турокъ, и, чтобы спасти ихъ, батарея Двухженнаго принуждена была стрлять картечью черезъ ихъ головы. Между тмъ, въ Карс барабаны загремли тревогу, и мы видли, какъ бжали густыя массы пхоты, торопливо выстроивавшіяся вдоль карадагскаго вала. Корпусный командиръ, генералъ-лейтенантъ Бриммеръ, обратился съ просьбою къ главнокомандующему взять нсколько баталіоновъ и идти на штурмъ передовыхъ укрпленій. Весь успхъ предпріятія онъ бралъ на свою отвтственность.
Главнокомандующій хладнокровно выслушалъ предложеніе и, взглянувъ на карманные часы, отвчалъ: ‘уже три часа, ваше превосходительство! поздно затвать дло’, и приказалъ начать отступленіе. Линейцы потеряли въ этомъ бою четырехъ человкъ убитыми и десять ранеными, въ томъ числ одного офицера. Потеря турокъ, по увренію лазутчиковъ, простиралась до ста-двадцати человкъ убитыми и ранеными, но это число кажется значительно преувеличеннымъ, достоврно только то, что въ рукахъ казаковъ осталось семь плнныхъ баши-бузуковъ и до двадцати лошадей.
Главнокомандующій, бывшій свидтелемъ опрометчивой, но удалой атаки, подъхалъ поблагодарить казаковъ и тутъ же въ каждую сотню назначилъ по одному знаку отличія военнаго ордена.
Итакъ, въ этомъ, какъ и въ прошломъ году первыя дла и первыя награды выпали опять на долю кавказскихъ линейцевъ.
Рекогносцировка убдила, кажется, генералъ-адъютанта Муравьева въ невозможности овладть Карадагомъ, потому что мстность праваго берега Карсъ-Чая неприступна, ршено было перейдти на южную сторону Карса, чтобы отнять у него сообщенія съ Арзерумомъ. Вслдъ за возвращеніемъ съ рекогносцировки, войскамъ велно готовиться къ движенію.
6 іюня мы оставили аджанъ-калакскую позицію и въ три часа утра двинулись почти паралельно теченію Карсъ-Чая на селеніе Музараджикъ. Переходъ былъ большой, въ 27 верстъ, и очень утомительный, потому что корпусъ шелъ въ боевыхъ линіяхъ, въ ежеминутной готовности отразить непріятеля, если бы онъ покусился атаковать во флангъ нашу армію. Вагенбургъ со всми тяжестями, и даже легкія повозки, не успвшія присоединиться къ главнымъ силамъ, направлены особою колонною, подь начальствомъ генералъ-маіора Фетисова, въ обходъ, на селеніе Кюрюкъ-Дара.
Мы шли вблизи Карса, и съ окрестныхъ возвышенностей ясно были видны не только передовыя укрпленія, но даже городскія строенія и зданія. Поровпявшись съ крпостью, вся кавалерія, подъ командою графа Народа, остановилась и, развернувъ боевой фронтъ, пропустила позади себя пхоту съ ея обозами.
Сперва турки принимали это движеніе за простую рекогносцировку, но когда войска спустились на равнину и стали огибать Карсъ съ южной стороны, въ город все зашевелилось, и вс валы наполнились любопытными зрителями, недоумвавшими, что затваетъ русскій сардарь. Мы подошли къ разрушенному аулу Музараджику, лежащему всего верстахъ въ семи отъ Карса, и расположились бивуаками.
Едва разбили коновязи и поставили палатки, какъ хлынулъ ливень, мало по малу превратившійся въ мелкій, но частый дождикъ. Къ воздух сдлалось сыро. Водяныя струйки заслонили отъ насъ Карсъ съ его грозными укрпленіями, но привольно въ палатк, когда мелкою дробью барабанить дождь по натянутому полотну и самоваръ привтливо и кипитъ и шумитъ на походномъ столик.
Музарадинкская позиція очень хороша. Мы стоимъ на высотахъ, спускающихся, впрочемъ, отлогимъ скатомъ къ сторон непріятеля. Впереди насъ цлая дивизія пхоты со своей артиллеріей, прикрытая, въ свою очередь, казачьими пикетами. Однако, первую ночь мы придержали лошадей подъ сдлами и люди спали одтые. Намъ все мерещатся нечаянныя нападенія: у турокъ тамъ много иррегулярной кавалеріи. Однако, эта кавалерія не осмлилась даже напасть на нашъ арріергардъ, прибывшій на позицію уже поздно ночью. Онъ былъ задержанъ въ дорог пхотнымъ обозомъ, повозки котораго поминутно ломались. Этотъ обозъ легко могъ достаться въ руки непріятеля, если бы баши-бузукамъ вздумалось напасть хотя бы на хвостъ арріергарда: они и вызжали изъ Карса, да, видно, казацкія папахи охладили ихъ ршимость.
Вслдъ за нами, на ту же позицію, прибыли изъ Александраполя дв сотни горской милиціи, ихъ привелъ капитанъ Кундуховъ. Молодецъ начальникъ и молодецкая у него милиція! Одна сотня кабардинцевъ, другая осетины. Кабардинцы большею частію уздени, считающіеся образцомъ моды для прочихъ племенъ Кавказа, въ нихъ благородная адигская кровь, и, кажется, мало ошибаются т, которые признаютъ ихъ потомками поселившихся здсь рыцарей крестовыхъ походовъ.
О внутреннемъ устройств кабардинскихъ обществъ я имлъ случай сказать въ предъидущей стать {‘Военный Сборникъ’ 1860 г., No 1, ‘Воспоминанія о закавказскомъ поход 1853—1854 годовъ’.}, объ осетинахъ же замчу, что они хоть и раздляются на нсколько племенъ, но въ сущности племена не различаются между собою ни нарчіемъ, ни нравами и обычаями, а носятъ свои названія по мсту жительства, отъ верховій ркъ или горныхъ ущелій. Осетія лежитъ на сверной покатости Кавказскаго хребта и простирается до военно-грузинской дороги во Владикавказскомъ округ. Часто случается слышать мнніе, что осетины не воинственны. Это несправедливо: они только миролюбивы, но въ ихъ характер много отваги и благородства, притомъ они горды, врны своему слову и клятв и гостепріимны. Можно безъ преувеличенія сказать, что въ умственномъ отношеніи осетины несравненно боле развиты, нежели прочія кавказскія племена. Прибавлю, что вс осетины стройны, ловки и сильны, мужчины подбриваютъ немного бороды, типическія лица ихъ чрезвычайно красивы.
Вс эти общества, рзко раздляющіяся на дв, никогда не смшивающіяся касты, дворянъ и рабовъ, въ административномъ отношеніи управляются нашими приставами, подъ главнымъ вдніемъ начальника Владикавказскаго округа. Такъ, по крайней мр, было до 1857 года.
Религію осетинъ опредлить трудно. Она представляетъ смсь христіянскаго ученія съ язычествомъ и магометанствомъ. Во время царицы Тамары они исповдывали христіанство, но когда туркамъ удалось распространить исламизмъ въ смежныхъ съ ними земляхъ закубанскихъ горцевъ, осетины не могли не поддаться этому вліянію, и хотя религія Магомета не пустила у нихъ глубокихъ корней, однако произвела броженіе, вслдствіе котораго было полнйшее равнодушіе къ той и другой вр и возвращеніе народа къ смшаннымъ, неопредленнымъ врованіямъ. Нын ихъ принято считать мусульманами, хотя кавказскій мюридизмъ никогда не проникалъ къ осетинамъ. Не успли мы насмотрться на храбрыхъ горцевъ, какъ были заинтересованы новымъ зрлищемъ: вступала курдинская милиція, собранная изъ турецкихъ подданныхъ. Курды — одинъ изъ воинственныхъ народовъ Малой Азіи. Диванъ ихъ считаетъ своими подданными только поточу, что они живутъ на земл, принадлежащей турецкому султану, но курды мало заботятся объ этомъ подданств и составляютъ вольный, почти независимый народъ, весьма сомнительно преданный интересамъ турецкаго правительства. Воинственный характеръ этихъ наздниковъ подалъ дивану мысль формировать изъ нихъ кавалерію: курды взбунтовались, и дло кончилось тмъ, что они выставили только свою милицію. Милиція была хороша, однако не устояла противу нашихъ линейныхъ казаковъ и нижегородцевъ въ башъ-кадыкъ-ларскомъ сраженіи, и курды, огорченные своею неудачею, желая поддержать въ себ упадающій духъ, напали на обозы бжавшей анатолійской арміи и, порядкомъ пограбивъ ихъ. ушли въ свои горы.
Привлеченные на слдующій годъ щедрыми общаніями мушира, они снова выставили свою милицію, но въ день кюрюкъ-дарі:нской битвы ихъ отправили подальше отъ обозовъ турецкой арміи, именно на джему шли иску ю переправу черезъ Карсъ-Чай. Здсь-то и велно было имъ нассть на наши обозы. если бы Аллаху угодно было благословить оружіе турецкаго мушира. Однако, на джемушлинскую переправу мы не пошли, а едва не очутились въ хаджи-валинскомъ лагер. Бдные курды не видали нашего обоза и упустили анатолійскій.
Раздосадованные неудачею, нагло обманутые турецкимъ сардаромъ, они явились въ нашъ лагерь съ предложеніемъ своихъ услугъ. Ихъ приняли, потому что худой миръ лучше доброй ссоры.
Впрочемъ, кампанія 185й года не показала ихъ доблестей, потому что кончилась кюрюкъ-даринскою битвою. Курды, переходя съ позиціи на позицію вслдъ за дйствующимъ корпусомъ, прикочевали наконецъ къ Гумри и остались тамъ зимовать мирными гостями, тогда какъ Зарифь-Мустафа не разъ общалъ имъ несмтныя богатства въ караванъ-сараяхъ.
Въ кампанію 1855 года, время показало, что и курдинская милиція ничмъ не лучше прочихъ милицій. Заговоривъ о ней, припоминаю оригинальную личность одного курда, командовавшаго сотнею въ летучемъ саганлугскомъ отряд. Это былъ старикъ лтъ восьмидесяти, страстный любитель рому. Усидвъ бутылочку, онъ обыкновенно взбирался на своего сраго буцефала, бралъ въ руки курдинскій дротикъ и халъ прямо къ палатк отряднаго начальника. ‘Полковникъ!’ кричалъ онъ. И когда полковникъ выходилъ, курдинъ потрясалъ свою пику, и произносилъ только: ‘го-го-го!’ что, по его мннію, должно было выразить страшную угрозу непріятелю, и затмъ отправлялся спать.
Одинъ разъ разнесся слухъ, что въ Бардос появилась непріятельская кавалерія въ числ до 1,500 человкъ.
Начальникъ отряда призываетъ стараго курда.
— Ступай въ разъздъ съ своей сотней, говоритъ, и разузнай о непріятел.
— Дай мн еще сотню линейцевь.
— Не дамъ я теб линейцевь: ступай одинъ, говоритъ начальникъ.
— Одинъ не пойду.
— Отчего не пойдешь?
— Одному страшно.
— Какъ же ты вышелъ воевать, когда теб страшно?…
— Го-то-то!, отвчалъ курдъ, задтый заживое, и потрясаетъ рукою къ сторон непріятеля.
— Значитъ, идешь?
Курдъ призадумался.
— Нтъ, дай мн и линейцевъ! отвчалъ онъ ршительно.
Линейцевъ ему не дали, а начальникъ отряда призываетъ къ себ командира одной линейской сотни.
— Возьмите человкъ двадцать линейцевъ и ступайте къ Бардосу: тамъ, говорятъ, есть непріятель, только будьте осторожны: тамъ кавалерія.
— Слушаю-съ!
— А не страшно съ двадцатью казаками?
Есаулъ удивился и не вритъ своимъ ушамь.
— Что прикажете? переспросилъ онъ.
— Не страшно съ двадцатью казаками-то?
— Проберемся! отвчалъ онъ спокойно.
Курду перевели этотъ отвтъ. Онъ отправился въ свою палатку, посовтовался съ бутылкою, возвратился и объявилъ, что идетъ одинъ.
Отправился и привезъ извстіе, что непріятеля никакого нтъ. Непріятеля-то дйствительно гамъ не было, однако несомннно и то, что курдъ не доходилъ до Бардоса, а переночевалъ гд нибудь на Саганлуг.
Вс эти достоинства курдовъ мы узнали впослдствіи, но помню, что курдинскій полкъ, принявшій названіе No 2 (первый находился въ Эриванскомъ отряд генерала Суслова) представился тогда главнокомандующему въ самомъ блестящемъ вид. Не говоря уже о красот кровныхъ жеребцовъ, стоило обратить вниманіе на самыхъ всадниковъ: все старики, но люди громаднаго роста, который казался еще громадне отъ высокаго головнаго убора, украшеннаго перьями и золотомъ. Красныя куртки, вышитыя шелкомъ, и широчайшія шальвары, стариннаго восточнаго покроя, бросались въ глаза. Оружіе у курдовъ попадается отличнаго достоинства, въ особенности хорошо короткое, гибкое копье, которымъ, даже на полномъ карьер, онъ владетъ искусно. Когда курдинь несется на своемъ жеребц и крутитъ пику, увнчанную пучкомъ дорогихъ страусовыхъ перьевъ, высоко надъ головою, грозный видъ его можетъ произвести впечатлніе на противника. Это, кажется, испытали на первыхъ порахъ и наши линейцы, но камковскій ударь съ шашкою наголо показалъ, что курдъ не адигскій наздникъ, короткій знакомецъ нашего кубанскаго станичника…
Шествіе въ отряд милиціи заключилось, на этотъ разъ, 1-мъ конно-мусульманскимъ полкомъ, набраннымъ изъ жителей Карабахской провинціи. Въ наружности полка много воинственнаго, главное — добрые кони.
Да кому и неизвстна карабахская порода? Намъ случалось видть жеребцовъ, цнившихся въ нсколько тысячъ червонцевъ. Карабахцы съ честью служили въ послднюю войну Паскевича и получили знамя, но, при возвращеніи на родину, случилось съ ними обстоятельство, немного ихъ сконфузившее.
Вотъ въ какомъ вид дошелъ до насъ разсказъ объ этомъ происшествіи:
‘Въ Дагестан въ то время жилъ знаменитый разбойникъ Мулла-Нуръ {У насъ имя Муллы-Нура, благодаря черезчуръ большой услужливости Бестужева (Марлинскаго), перешло въ область фантазіи. Многіе убждены, что онъ существовалъ только въ воображеніи нашего поэта-писателя, но память о Мулла-Нур живетъ въ Дагестан до сихъ поръ.}. Много награбилъ онъ сокровищъ, нападая по дорогамъ на купцовъ и останавливая цлые караваны. Отъ всхъ Мулла-Нуръ отбиралъ только половину наличнаго имущества и раздавалъ его бдному народу, терпвшему тогда отъ повсемстнаго неурожая. Съ своею шайкою врывался онъ въ самыя селенія, окружалъ дома богатыхъ ростовщиковъ, отбиралъ отъ нихъ деньги и хлбъ и кормилъ населеніе цлаго края. Не было затворовъ для Муллы-Нура. Имя его скоро стало предметомъ легендъ и мистическихъ сказаній, про него ходили самые необыкновенные слухи. Люди недобрые и богатые трепетали его, бдные благословляли великодушнаго разбойника.
‘Правительству нашему, занятому тогда войною съ Персіей, Турціей и волненіями между горцами, некогда было слдить за новыми безпорядками въ Дагестан. Да Мулла-Нуръ и не боялся войска, потому что, опираясь на любовь простаго народа, находилъ всегда и везд безопасное убжище. Провдавъ, что цлый полкъ карабахцевъ возвращается изъ Турціи съ богатою добычею, онъ сдлалъ засаду въ одномъ изъ самыхъ узкихъ и мрачныхъ ущелій, по которому безпечные карабахцы шли справа по одному, беззаботно распвая свои псни. Вдругъ, будто изъ земли, выросъ незнакомый человкъ и загородилъ дорогу переднему всаднику.
— Стой! крикнулъ онъ громовымъ голосомъ и сдлалъ повелительный знакъ рукою.
Всадникъ далъ коню нагайку и хотлъ стоптать незнакомца, но стволы винтовокъ, высунувшіеся въ это время изъ-за камней, охладили его жаръ.
— Положи часть твоей добычи на эту бурку и прозжай мимо! сказалъ строго незнакомецъ, не отвчая ему на вопросъ: ‘кто онъ?’
Между карабахцами, вовсе не расположенными къ подобному длежу, поднялся ропотъ. Задніе напирали, между тмъ, передній всадникъ, весь находившійся подъ обаяніемъ суроваго взгляда незнакомца, не трогался съ мста. Многіе вынули изъ чехловъ винтовки.
— Стой! ршительно воскликнулъ незнакомецъ.— Я Мулла Нуръ!
Громко повторило горное эхо страшное имя дагестанскаго разбойника, и карабахцы попятились. Имъ показалось въ лиц его что-то сверхъестественное.
— Пусть каждый изъ васъ положитъ часть своей добычи на мою бурку, и прозжайте мимо! сказалъ Мулла-Нуръ и посторонился.
Робко двинулся полкъ. Каждый всадникъ, подходя къ нему, развязывалъ саквы и высыпалъ на бурку свою долю. Мулла-Нуръ зорко слдилъ за всми — до поздняго вечера тянулся полкъ — и, когда прохалъ послдній всадникъ, скрылся.
Ошеломленные карабахцы опомнились только тогда, когда, выйдя на равнину, увидли, что ихъ 500 человкъ. Громкій ропотъ неудовольствія пробжалъ по рядамъ ихъ, и цлый полкъ кинулся въ ущелье, но Муллы-Нура уже не было.’
Объ этомъ анекдотическомъ событіи я упомянулъ потому, что оно, какъ легенда, живетъ до сихъ поръ въ мстныхъ народныхъ преданіяхъ.
Но обратимся къ музараджикской позиціи.
Войска становятся не на походную ногу, замтна нкоторая осдлость, особенно въ главномъ штаб, гд учреждена даже корпусная церковь, состоящая изъ большой зеленой палатки. Божественная служба отправляется ежедневно. Народу всегда много, потому что каждому отрадно молиться и внимать божественному слову подъ чужимъ небомъ.

ДРАГУНЪ.

Продолженіе будетъ.

‘Военный Сборникъ’, No 1, 1863

ВОСПОМИНАНІЯ О ЗАКАВКАЗСКОМЪ ПОХОДЪ 1854—1855 ГОДОВЪ (*).

(*) ‘Военный Сборникъ’ 1863 года, No 1.

II.

Въ отряд стали носиться слухи о блокированіи крпости. Линейные казаки и кабардинцы небольшими партіями, и цлыми сотнями, перебираются за Карсъ-Чай, рыскаютъ по обимъ сторонамъ арзерумской дороги, перехватывая курьеровъ и транспорты, пробирающіеся въ Карсъ съ жизненными припасами. Движеніе нашего корпуса, охватившаго Карсъ съ южной стороны, и истребленіе ардаганскихъ магазиновъ поставило крпость въ затруднительное положеніе. Дйствительно, занявъ арзерумскую дорогу, мы отрзали анатолійскую армію отъ ея главныхъ складовъ по ту сторону Саганлука, малые же транспорты рдко ускользаютъ отъ бдительности казачьихъ разъздовъ. Мы ходимъ по всей стран свободно.
8 іюня, утромъ, линейцы перехватили большой транспортъ въ окрестности самаго Карса, а передъ вечеромъ другой. Такъ какъ имъ приходилось возвращаться мимо крпости, то изъ лагеря выслали для ихъ прикрытія небольшой кавалерійскій отрядъ.
Въ обоихъ караванахъ оказалось 178 мшковъ рису, два тюка хлопчатой бумаги и небольшое стадо рогатаго скота. Главнокомандующій сдлалъ слдующее распоряженіе: весь рисъ и рогатый скотъ приказалъ раздлить поровну на вс войска, составляющія дйствующій отрядъ, лошадей и оружіе, взятое у турецкихъ черводаровъ {Черводары — погонщики вьючныхъ лошадей.}, обратить въ собственность казаковъ, ихъ отбившихъ, все же остальное продать, а вырученныя деньги обратить въ харчевую сумму обоихъ линейныхъ полковъ.
Въ ту же ночь вышелъ изъ Мугараджика еще кавалерійскій отрядъ съ генералъ-маіоромъ Баклановымъ для поисковъ на другую сторону Карса. Онъ доходилъ до селенія Чубухлы. лежащаго почти у подножья Саганлугскаго хребта, и, истребивъ найденные тамъ значительные запасы ячменя и сухарей, возвратился въ лагерь.
Куртинскій полкъ длалъ поиски свои за Саганлукомъ.
Наши милиціонеры одушевлены особенно воинственнымъ духомъ. Нсколько дней тому назадъ, небольшая партія ихъ выбрала темную ночь и. пробравшись милю сторожевыхъ пикетовъ турецкой кавалеріи, унесла изъ лагеря дв остроконечныя палатки. Говорятъ, что они просили даже позволенія пробраться въ Карсъ и взорвать пороховой погребъ. Имъ отказали. Не скрывалось ли въ этой просьб какой нибудь задней мысли? Съ ними надо быть осторожне, примръ ихъ полковника, Омаръ-Бека, перебжавшаго надняхъ въ Карсъ съ двнадцатью милиціонерами, невольно бросаетъ тнь подозрнія на его сослуживцевъ.
Курды тоже докучали главнокомандующему своими просьбами, хотя эти просьбы и не были такъ воинственны, какъ милиціонеровъ: они просили дозволенія пограбить богатыя селенія въ окрестностяхъ Арзерума. и хотя, просьба ихъ была чистосердечна и вовсе не таила въ себ никакой задней мысли, однако и имъ отказали. Курды, не подозрвавшіе, чтобы въ грабеж могло скрываться что нибудь нехорошее, остались недовольны резолюціей сардаря.
Этими мелкими сшибками, летучими движеніями и ограничивались вс наши движенія на мугардажикской позиціи. Противъ Карса не предпринимали ничего до 14 іюня, когда произведена была новая рекогносцировка южныхъ укрпленій. Отрядъ, въ составъ котораго вошелъ и Новороссійскій драгунскій полкъ, выступилъ подъ командою генералъ-маіора графа Нирода, видлъ опять баши-бузуковъ и на этотъ разъ послалъ имъ одно ядро изъ батареи Двухжоннаго.
Черезъ день посл рекогносцировки, весь корпусъ поднялся съ своего мста и, подвинувшись влво верстъ на десять, остановился у селенія Капы-Кія. Позиція эта. расположенная на высотахъ. командующихъ окрестною мстностію, была крпка и выгодна для обороны. Вроятно, мы не безъ цли перемнили открытую мугараджикскую позицію.
Дйствительно, вечеромъ заговорили о какомъ-то дальнемъ поход: но куда именно — это пока держалось въ секрет. 16 іюня дйствующій корпусъ раздлился на дв половины: одна, подъ командою генералъ-лейтенанта князя Гагарина, осталась въ Каны-Ке противъ Карса: другая, подъ личнымъ начальствомъ главнокомандующаго, двинулась за Саганлукскій хребетъ {Въ отряд, выступившемъ за Саганлукъ, находились: пхота: 1 бригада 8 пхотной дивизіи, Лейбъ-Эриванскій Его Величества полкъ и Кавказскій стрлковый баталіонъ, артиллерія: Кавказская гренадерская бригада, дв ракетныя команды, донская No 7 и линейская казачья No 13 батарея, кавалерія: Новороссійскій драгунскій полкъ, два дивизіона нижегородцевъ, полки: Донской казачій No 4, лицейскихъ казаковъ подполковника князя Витгенштейна, Куртинскій, 1-й конно-мусульманскій, дивизіонъ горцевъ и сотня конныхъ охотниковъ.}.
Съ разсвтомъ выступилъ генералъ-маіоръ Баклановъ и пошелъ по тому же направленію съ 4-мъ и 5-мъ дивизіономъ Нижегородскаго полка и частью милиціи, въ одиннадцать часовъ утра тронулись за, нимъ и главныя силы.
На. переправ черезъ Карсъ-чай, въ какомъ-то армянскомъ селеніи, главнокомандующій смотрлъ войска. Мы, сдлавъ въ этотъ день значительный переходъ, въ другой разъ переправились черезъ Карсъ-чай и остановились на лвомъ берегу его бивуаками, вблизи бднаго селенія.
На другой день подошли къ Саганлуку. Ночью пхота снялась съ позиціи и. перевалившись черезъ хребетъ, потянулась на Бардосъ, гд, по слухамъ, находилось главное интендантство турецкой арміи, съ разсвтомъ 19 іюня и кавалерія графа Нирода стала подниматься на горы. По всему подъему тянется неширокая, каменистая, но все-таки довольно удобная дорога даже для колеснаго обоза, идущая между густыми лсами. День былъ нестерпимо жаркій, потому вс были рады лсной прохлад и не слишкомъ-то торопились выбираться на открытыя поляны, спаленныя іюньскимъ солнцемъ. Но лсъ кончился, мы взобрались на послднюю крутизну и около остатковъ турецкаго лагеря остановились.
Здсь, при открытіи кампаніи, стоялъ небольшой турецкій отрядъ. Турки, по страсти своей окапываться, начали было возводить земляныя укрпленія, но, узнавъ о приближеніи нашихъ войскъ, отступили такъ быстро, что даже Баклановъ, съ передовымъ отрядомъ, не засталъ здсь ни одного солдата.
Вершина Саганлука обнажена отъ лса и еще покрыта во многихъ мстахъ снгомъ. Во вс стороны видъ превосходный: если посмотрть внизъ, то взоръ скользитъ только надъ верхушками деревъ дремучаго, безконечнаго лса, подъемъ кажется круче и трудне, нежели на самомъ дл, впереди чернетъ узкое Еникейское ущелье, а по сторонамъ его глубокія долины, испещренныя пашнями. Особенно хорошъ отсюда Бардосъ, потонувшій въ роскошной зелени своихъ садовъ… Но не всегда усталый военный человкъ любуется картинами природы. Привыкаетъ онъ къ нимъ и смотритъ безъ энтузіазма, едва замчая красоты Божьяго міра, на которыхъ съ такимъ упоеніемъ остановился бы вдохновенный взглядъ поэта-художника…. Такъ, свыкнувшись и съ мыслью о смерти, онъ съ апатическимъ равнодушіемъ слышитъ жужжанье ядра, визгъ прыгающей картечи и съ притупленнымъ чувствомъ глядитъ на искаженныя лица товарищей-страдальцевъ, лежащихъ у его ногъ! Не до картинъ природы было и намъ, когда посл знойнаго іюньскаго дня насъ вдругъ охватило зимнимъ холодомъ. Солдаты топтались въ какой-то рыхлой масс, похожей на снгъ, и старались согрться движеніемъ, потому что срая, поношенная шинель не защита отъ холода. Съ офицерами не было палатокъ, пришлось ложиться на мерзлой земл, и вс съ нетерпніемъ ожидали разсвта, чтобы выбраться изъ этой Сибири, какъ говорили солдаты. Удивительно, какъ турки стояли здсь, когда въ половин іюня вода замерзаетъ въ манеркахъ. Стало свтать, мы спустились съ горъ и, пройдя узкимъ Еникейскимъ ущельемъ, остановились на отдыхъ около богатаго селенія того же названія. Здсь находились большіе запасные магазины карсской арміи, мы оставили ихъ пока нетронутыми и перешли въ селеніе Кара-Курганъ, гд присоединились къ главной колонн, пришедшей прямо сюда изъ Бардоса. Въ селеніи мы не застали никого: жители разбжались и увезли съ собою пчельники, составляющіе, какъ слышно, главнйшій ихъ промыселъ.
Драгуны и милиціонеры, которыхъ влекло любопытство посмотрть, что длается въ селеніи, были встрчены такими огромными роями разсвирпвшихъ пчелъ, что принуждены были искать спасенія въ бгств.
Помню, какъ мимо насъ проскакалъ одинъ милиціонеръ: его голова, шея, руки и лицо были буквально облплены пчелами. Несчастный кричалъ, отчаянно отмахивался, но ничего не могъ сдлать и нашелъ спасеніе только въ ближней рчк, куда вскочилъ вмст съ конемъ и раза три окунулся въ воду.
Въ Кара-Курган мы тоже нашли большіе запасы муки, печенаго хлба и сухарей, ячменя, пшеницы и даже артиллерійскихъ снарядовъ. Передовой отрядъ Бакланова захватилъ нсколько аробъ съ рогатымъ скотомъ, прибывшихъ сюда передъ нами за провіянтомъ изъ Карса.
Эти запасы пришлись кстати, потому что семидневный провіантъ, находившійся у людей, разумется, израсходовался гораздо ране, и солдаты уже голодали. По оплошности, даже у офицеровъ къ концу похода не оказалось ни одного сухари и ихъ покупали за большія деньги у боле запасливой пхоты. Немедленно были посланы особыя команды забирать изъ магазиновъ все, что попадется подъ руку, и тащить къ эскадроннымъ котламъ. Продуктовъ брали сколько хотли, или, точне сказать, сколько каждый могъ унести на себ.
Эта экспедиція сохранилась въ солдатской псн, сложенной нашими драгунами, побывавшими на Кавказ. Въ псн есть куплетъ, характеризующій этотъ эпизодъ нашего саганлукскаго похода:
Тамъ мука, крупа, пшеница,
Да все это нипочемъ,
Да все это нипочемъ,
Безъ разсчету волочемъ.
И волокли, дйствительно, безъ разсчету: въ одинъ и тотъ же котелъ валилась крупа, пшеница, горохъ, перецъ и масло, чтобы не пропадало добро даромъ. Приправили все это безмрнымъ количествомъ муки, чтобы пища была погуще,, какъ выражались солдаты. Одинъ штабъ-офицеръ шутя замтилъ, что къ ней недостаетъ только меду, и тутъ же вызвались охотники добыть меду, защищаемаго цлою пчелиною арміей. Отправились и черезъ часъ возвратились съ огромными чашками отличнаго меду, но съ лицами и руками, до того искусанными и опухшими, что иныхъ нельзя было узнать. Медомъ окончательно заправили пищу, и образовалась каша, какой никто еще не видывалъ отъ своего рожденія. Свойства и вкуса ея положительно опредлить было невозможно, но солдаты ли,— стало быть вкусно. До самаго разсвта сидли они за. своими котлами, похваливая кашицу, и въ особенности блые турецкіе сухари, которые употреблялись въ вид десерта, на закуску.
На слдующій день, графъ Ниродъ ходилъ съ Новороссійскимъ драгунскимъ полкомъ въ Зевинъ, богатое мстечко, на большой арзерумской дорог, верстахъ въ восьмидесяти отъ самаго города, замчательное своими живописными окрестностями. На противоположномъ берегу рчки, при которой стоитъ Зевинъ, возвышаются мрачныя развалины — замокъ или крпость, не знаю: распросить было некого, да и некогда, мы только зажгли турецкіе магазины и вернулись въ Кара-Курганъ. Въ Кара-Курган всхъ нашли въ большихъ хлопотахъ: отрядъ сейчасъ выступаетъ обратно, намъ дали только небольшой роздыхъ, и мы, вмст со всми, выступили къ Саганлуку. вслдъ за нами запылали Кара-Курганъ и Ени-Кей. Ихъ зажгли потому, что не могли забрать всхъ запасовъ, приготовленныхъ турками. Жаль было смотрть на богатыя селенія, объятыя пламенемъ. Красное зарево стояло на вечернемъ неб, черные клубы дыма высокими, крутящимися столбами поднимались кверху и надъ нашими головами сгущались въ облака. Въ воздух пахло гарью.
Подходя къ Саганлуку, у подножія котораго назначенъ былъ ночлегъ, неугомонные милиціонеры затяли джигитовку. Князь Андрониковъ выстроилъ своихъ мусульманъ въ лаву и пустилъ маршъ-маршемъ по камнямъ и рытвинамъ. Курды скакали поодиночк, приводя въ изумленіе ловкостію и искусствомъ владть своими короткими копьями. Армяне же изобрли такой родъ джигитовки, какой намъ еще не приводилось видть на Кавказ: нсколько всадниковъ скакали другъ на. друга и бросали довольно увсистыми палками, стараясь попасть въ противника. Каждый, разумется, хлопоталъ о томъ, чтобы увернуться отъ удара. Мы были свидтелями, какъ два разскакавшіеся армянина стукнулись на карьер такъ сильно другъ о друга, что оба вылетли изъ сделъ, другой- бднякъ, не усплъ увернуться отъ летящей палки, и его конъ получилъ такой ударъ по ногамъ, что. къ немалому удовольствію всего общества, раза три перевернулся на земл съ своимъ злополучнымъ всадникомъ. Армянина подняли, понесли, и джигитовка прекратилась.
На слдующій день мы перешли хребетъ и ночевали на противоположномъ склон его. Мсто было превосходное: подъ нашими ногами протекала быстрая горная рчка, кругомъ шумли дремучіе лса. И вечеръ былъ упоительно хорошъ: ясный, тихій. Послдніе лучи потухавшаго солнца играли красноватымъ отблескомъ и на штыкахъ пхотныхъ ружей, составленныхъ въ длинные козлы, и на мдныхъ орудіяхъ артиллеріи. А тамъ, далеко, далеко внизу, въ зеленой чащ молода то кустарника, чернлись драгунскія коновязи, мелькали флюгера пикъ, а еще ниже рисовался живописно разбросанный бивуакъ милиціонеровъ.
Когда стемнло, по всему протяженію бивуачной линіи разложились чудовищные костры, красноватое зарево, вспыхнувъ. мгновенно разлилось по темно-синему небу и освтило темныя вершины лса. Въ разнообразныхъ положеніяхъ, поодиночк и цлыми группами, лежали офицеры и солдаты около бивуачныхъ костровъ, разговоръ шелъ оживленный: войска только что узнали о блистательной побд крымской арміи.
Главнокомандующій, передъ вечеромъ, получилъ депешу, извщавшую его объ отбитіи 6 іюня перваго севастопольскаго приступа. Имя Хрулева повторялось везд. Говорили тогда, будто нашихъ убито всего 3,000, а союзниковъ только такое же число взято въ плнъ, общая же ихъ потеря простиралась будто бы до 12,000. Ночью былъ страшный холодъ. Когда мы проснулись. трава кругомъ была покрыта утреннимъ морозомъ, и наша быстрая рчка около своихъ береговъ подернулась тонкою корою льда. Но іюнь черезъ нсколько часовъ далъ себя почувствовать, лишь только мы вышли изъ лсу и спустились на равнины Карсъ-чая. Солнце жгло нестерпимо, драгуны млли и падали съ лошадей, да и трудно было выдержать голов: до раскаленной каски невозможно было дотронуться. Почему же одн драгунскія головы были обречены на за кое мученіе? Русская пхота не носила касокъ въ стран, гд носятъ блыя фуражки или папахи. Подъ папахою тепло, правда, но не трещитъ черепъ, не болитъ мозгъ {Надо замтить, что каски вообще плохо выдерживали невзгоды бивуачной жизни. Офицеры, у которыхъ он были уничтожены временемъ, или нулями кюрюкъ-даринскаго сраженія, выписали новыя изъ Петербурга, а до полученія ихъ носили во фронт солдатскія.}. Ухитрились было мы обшивать свои каски блымъ холстомъ, какъ кавказцы обшиваютъ свои фуражки, и отбыли такъ 1854 годъ, но теперь вдругъ это показалось чмъ-то безобразнымъ и было запрещено. Вообще саганлукскій походъ навлекъ на наши головы много непріятностей, главнйшія изъ нихъ относились къ тому, что мы на переходахъ боле слушали псенниковъ, чмъ толковали солдату о посадк, о правил держанія поводьевъ надъ лукою, о томъ еще, что въ конномъ строю каблукъ долженъ быть ниже носка, а въ пшемъ — носокъ ниже каблука.
Нтъ! чаще и чаще вспоминается намъ теперь славное время кюрюкъ-даринскаго похода. Бывало, выдетъ Бебутовъ, и долго не умолкаютъ привтственные крики, переходя изъ баталіона въ баталіонъ, изъ эскадрона въ эскадронъ, изъ сотни въ сотню. И солдаты весело смотрятъ въ лицо своего добраго начальника… Тогда мы садились на лошадей съ удовольствіемъ, шли впередъ бодро и щеголяли удалью….
Наконецъ, утромъ 24 іюня, мы добрались до своего вагенбурга. Отрядъ князя Гагарина стоялъ спокойно, ни онъ противу турокъ, ни турки противъ него не предпринимали ничего. По приход на позицію, мы были обрадованы новою встію — о побд полковника князя Орбеліани на границ Ольтинскаго пашалыка съ ахалкалакскимъ участкомъ. Все дло вышло изъ того, что турки хотли пограбить наши пограничныя деревни, но князь Орбеліани самъ перешелъ границу и напалъ на турецкій отрядъ.
Въ это же время получено было извстіе изъ Эриванскаго отряда генерала Суслова, что Вели-Паша, встревоженный нашимъ движеніемъ за Саганлукъ, снялся съ позиціи при Топрахъ-Кале и отступилъ на большую арзерумскую дорогу къ Керпи-Кеву такъ быстро, что Сусловъ едва могъ настичь и разбить часть его кавалерійскаго аріергарда.
Недолго мы простояли въ Каны-Ке. 30 іюня отрядъ передвинулся еще лве къ самому берегу Карсъ-чая и расположился около селенія Тэкмэ. Жителей не было, а потому селеніе мгновенно растащили на дрова, въ которыхъ чувствовался большой недостатокъ.
Но прежде нежели говорить о дйствіяхъ противъ Карса съ этой позиціи, вернемся къ нашему саганлукскому походу. Когда, посл истребленія турецкихъ магазиновъ, отрядъ возвращался на плоскость, на западной покатости Саганлукскаго хребта остался особый летучій отрядъ, подъ командою полковника Нижегородскаго драгунскаго полка князя Дундукова-Корсакова. Этотъ отрядъ былъ составленъ изъ четвертаго дивизіона нижегородцевъ, двухъ сотенъ линейныхъ казаковъ, двухъ сотенъ кабардинцевъ, части армянской милиціи и около полусотни курдовъ.
О дйствіяхъ этого летучаго отряда, составившихъ особый эпизодъ въ нашей кампаніи, я хочу поговорить подробне.
Отряду было поручено наблюдать за переходами черезъ Саганлукъ и удерживать въ покорности тамошнее населеніе. Порученіе это, возложенное на лицо, выбранное самимъ главнокомандующимъ, было столько же трудное, сколько и опасное, потому что отрядъ былъ гораздо ближе къ непріятелю, чмъ къ намъ, отдленнымъ отъ него лсистымъ Саганлукскимъ хребтомъ.
Князь Дундуковъ расположилъ отрядъ близъ хановъ, т. е. постоялыхъ дворовъ, сложенныхъ изъ камня и обнесенныхъ каменною стною. Мсто для бивуака было выбрано не только удобное, но и чрезвычайно живописное, вблизи горной рчки, на опушк лса, который чмъ дальше, тмъ становился все гуще, гуще и образовывалъ дремучія, непроходимыя дебри. Первою заботою было добиться водворенія жителей по селамъ и поддержанія въ нихъ доврія къ нашему правительству. Нужно было употреблять и ласки, и угрозы, и награды, и наказанія. Кто слушался увщаній, тмъ выдавали охранные листы* кто упорствовалъ, у того отбивали скотъ и грозили разорить самыя селенія. Такими аргументами принуждали недоврчивыхъ жителей возвращаться и приниматься снова за оставленныя полевыя работы. Отрядъ держалъ еще постоянные разъзды по всмъ направленіямъ и былъ насторож, потому что въ окрестностяхъ появлялся непріятель. Такъ 24 іюня, въ тотъ самый день, когда нашъ отрядъ подходилъ къ Каны-Кею, одна кабардинская сотня, отправившаяся въ разъздъ къ Бардосу, наткнулась на значительную толпу баши-бузуковъ, шедшую изъ Олтинскаго пашалыка къ Керпи-Кеву. Кабардинцы атаковали непріятеля, не справляясь о его числительности, и, посл рукопашной схватки, разсяли баши-бузуковъ, при чемъ съ нашей стороны смертельно раненъ одинъ кабардинецъ.
Слухи о такихъ отважныхъ дйствіяхъ небольшаго русскаго отряда скоро дошли до Вели-Паши, стоявшаго въ то время уже въ Керпи-Кев. Онъ вознамрился принять серьезныя мры для уничтоженія этого отряда, а между тмъ и князь Дундуковъ ршился на чрезвычайно смлое и рискованное предпріятіе, полагаясь на мужество своей кавалеріи: положено было оставивъ настоящую позицію, пробраться въ окрестности самаго Керпи-Кева, чтобы нечаяннымъ появленіемъ тамъ произвести еще сильнйшее впечатлніе на умы жителей и, главное, сбить съ толку турецкаго военачальника.
Зарывъ въ ханахъ ячмень и вс припасы, находившіеся при отряд, чтобы сохранить ихъ къ возвращенію, князь Дундуковъ налегк выступилъ въ походъ. Пошли напрямикъ. Проводникъ-курдъ халъ впереди и велъ безъ дороги, отрядъ пробирался въ одинъ конь сквозь дремучія дебри вковыхъ сосенъ, то спускался къ пропасти, то карабкался по горнымъ тропинкамъ и скаламъ, однако шелъ быстро: его составляла одна кавказская кавалерія, привыкшая къ подобнымъ переходамъ.
Передъ вечеромъ, спустившись въ долину, мы перешли большую дорогу, ведущую изъ Карса въ Керпи-Кевъ, и снова стали подниматься на противоположныя горы. Тамъ, въ густомъ лсу, остановились на привалъ. Велно было соблюдать всевозможныя предосторожности, чтобы не подать о себ извстія жителямъ, скитавшимся еще по лсамъ и живущимъ въ селахъ, разбросанныхъ по горнымъ отлогостямъ Саганлука. Преждевременное открытіе нашего движенія могло имть непріятныя послдствія для отряда, застигнутаго посреди такой мстности.
Едва расположились на отдыхъ, какъ вдругъ въ лсу грянулъ ружейный выстрлъ, и тысячью раскатами повторило его горное эхо. Отрядъ бросился къ конямъ. Начались розыски, виновный сознался самъ. Это былъ нижегородскій драгунъ, увидвшій въ нсколькихъ саженяхъ отъ бивуака дрофу. Искушеніе для страстнаго охотника было такъ велико, что, забывъ все, онъ выстрлилъ, убилъ птицу и съ торжествующимъ лицомъ принесъ свою жертву прямо къ отрядному начальнику. Подобная наивность спасла его отъ наказанія. Однако, по выстрлу, жители легко могли напасть на слдъ нашего отряда и передать о немъ всть въ турецкій лагерь, поэтому сли на коней и быстро пошли впередъ. Перевалившись черезъ вершину хребта, спустились къ урочищу Миледузе и, не доходя до него версты дв, остановились въ глубокой котловин, окруженной со всхъ сторонъ голыми утесами. Отъ Миледузе стоило подняться на ближайшія возвышенности, и тогда можно было увидть парные ведеты, торчавшіе впереди турецкаго лагеря.
Поручивъ свой отрядъ полковнику Шульцу, князь Дундуковъ-Корсаковъ, въ сопровожденіи только линейнаго казачьяго конвоя, спустился еще ниже съ горъ и похалъ въ самый городъ. Жители, узнавши, что въ двухъ верстахъ стоитъ русскій кавалерійскій отрядъ, пришли въ смятеніе. Распустивъ слухъ, что отрядъ простоитъ здсь долго, князь Дундуковъ вернулся изъ Миледузе и немедленно послалъ охотниковъ въ главный штабъ съ донесеніемъ о своемъ движеніи, подтвердивъ имъ хать какъ можно осторожне, чтобы гд нибудь не наткнуться на баши-бузуковъ.
Между тмъ, люди наскоро сварили ужин, поли, дождались ночи и, разложивъ большіе костры въ котловин, чтобы ввести въ заблужденіе турецкіе разъзды и самихъ жителей, тихо поднялись опять на горы. Ночь была темная, продолжать движеніе безъ дороги, посреди страшныхъ обрывовъ, стало невозможно. Князь Дундуковъ ршился ночевать на вершин горы. Люди, спшившись, держали лошадей въ поводу, и отрядъ былъ въ ежеминутной готовности къ бою.
Въ самую полночь раздался конскій топотъ, послышались крики и потомъ ружейные выстрлы. Взводъ драгунъ вскочилъ на коней и бросился въ ту сторону на развдки, въ темнот онъ наткнулся на какихъ-то всадниковъ, которые стремительно повернули назадъ къ лсу. Драгуны увязались за ними. Весь отрядъ слъ на коней, а, между тмъ, драгуны у самой опушки лса настигли бжавшаго непріятеля и съ удивленіемъ узнали въ мнимыхъ баши-бузукахъ тхъ самыхъ армянъ, которые еще изъ Миледузе отправились въ главную квартиру. Дло объяснилось слдующимъ образомъ: армяне въ лсу наткнулись на обывательское кочевье, жители напали на армянъ, армяне обратились въ бгство и столкнулись съ драгунскимъ взводомъ, злополучные охотники приняли его со страху за баши-бузуковъ и кинулись въ лсъ,— тогда и драгуны, въ свою очередь, сочли ихъ за непріятеля. Несмотря на то, что все кончилось благополучно, положеніе нашего отряда было опасно: ложная тревога легко могла обратиться въ серьезный бой, если бы турки, привлеченные выстрлами, вздумали подняться на горы.
Съ разсвтомъ, курды, ходившіе въ разъздъ къ Зевину, прискакали съ извстіемъ, что открыты слды большой баши-бузукской партіи, прошедшей подъ горами, на которыхъ ночевалъ князь Дундуковъ. Дйствительно, внизу тянулся глубокій оврагъ, съ обрывистыми берегами, за которымъ громоздились горы, одтыя густымъ лсомъ. По дну этого-то узкаго ущелья и прошла партія баши-бузуковъ. Если бы турки послали по горамъ свои боковые разъзды, то открыли бы нашъ отрядъ, но турки этого не сдлали и были жестоко наказаны. Оставивъ на мст дивизіонъ драгунъ и милицію, князь Дундуковъ, съ линейскими и кабардинскими сотнями, пошелъ по гребню горъ. Скоро онъ выбрался на открытую мстность, по средин которой уныло торчало одно деревцо. Отсюда виднъ былъ весь бивуакъ баши-бузуковъ, раскинутый въ небольшой, вдавшейся въ горной хребетъ, котловин. Кони были посдланы, но сами баши-бузуки, завернувшись въ свои широчайшіе бурнусы, спокойно почивали вокругъ потухающихъ костровъ. Лишь нсколько человкъ, вроятно часовые, а можетъ быть и просто страдавшіе безсонницей, занимались чисткою оружія или перебирали вещи въ своихъ походныхъ сумкахъ. О возможности нападенія никто изъ нихъ и не подозрвалъ, полагая русскихъ еще далеко впереди. Князь Дундуковъ сдлалъ распоряженіе для атаки. Оставивъ при себ одну сотню линейцевъ, онъ приказалъ другой сотн и дивизіону черкесской милиціи спуститься въ долину и ударить прямо въ шашки на оплошнаго непріятеля. Съ горы можно было слдить за всмъ, что произойдетъ въ долин. Тихо сотня за сотнею спускались съ обрывистой крутизны и потомъ въ карьеръ понеслись по оврагу. Первые повернули въ котловину линейцы и, выхвативъ винтовки, дали залпъ. Ошаломленные турки бросились къ лошадямъ, партія разсялась бы, если бы лихіе кабардинцы мгновенно не поправили ошибки линейцевъ. Въ то время, когда т пріостановились для залпа, кабардинцы обогнали ихъ и съ шашками наголо разлетлись по всему бивуаку. Кровь полилась: рубили сонныхъ, рубили безоружныхъ, рубили защищавшихся, ни одинъ кабардинецъ не вынулъ изъ чехла своей винтовки, и только часть баши-бузуковъ, съ начальникомъ Черкесъ-бекомъ, успла вскочить на коней и разсыпалась по всмъ направленіямъ.
Одинъ турокъ скакалъ на бломъ арабскомъ жеребц. За нимъ гналось нсколько кабардинцевъ, но напрасно стлались по земл добрые черкескіе кони: они не могли догнать его даже на ружейный выстрлъ. Всадникъ выскакивалъ уже изъ котловины, какъ вдругъ казаки перерзали ему дорогу, онъ проскользнулъ между ними и пустилъ коня во весь духъ прямо на гору, гд скрытно стояла другая казацкая сотня. Добрый конь, почуявъ что-то недоброе, круто повернулъ въ сторону. Тогда князь Дундуковъ, давно обратившій вниманіе, на. эту необыкновенную лошадь, послалъ казаковъ съ приказаніемъ не стрлять, а захватить баши-бузука живымъ. Казаки, пробравшись ложбинами, вдругъ выскочили на него со всхъ сторонъ. Любо было глядть, какъ блый конь вился между нашими всадниками, кидаясь то вправо, то влво, и наконецъ проскочилъ между двумя казаками, едва-едва не схватившими его за поводья. Въ это самое время одинъ линеецъ выстрлилъ въ догонку, и блый конь вдругъ укоротилъ бгъ. Тогда только казаки догнали и взяли въ плнъ турецкаго наздника. Онъ оказался купцомъ, здившимъ въ Мекку на поклоненіе гробу Магомета, тамъ онъ и купилъ эту чудную лошадь. Но, къ сожалнію, рана ея оказалась неизлеченною: пуля перебила заднюю ногу и глубоко засла въ кости.
Тмъ временемъ бой прекратился. Въ рукахъ кабардинцевъ осталось баши-бузукское знамя, пожалованное впослдствіи главнокомандующимъ черкесскимъ сотнямъ, на память славнаго боя. Сверхъ того намъ досталось множество оружія, осдланныхъ лошадей и до ста человкъ плнныхъ. На мст сшибки лежало сорокъ тлъ, но потеря турокъ была гораздо значительне, судя потому, что много труповъ находили потомъ жители въ кустахъ и оврагахъ, куда, вроятно, скрывались раненые.
Наша потеря была незначительная, легко объясняемая смлостію и неожиданностію удара. Кабардинцы потеряли до десяти человкъ ранеными, и сверхъ того убитъ извстный джигитъ ихъ Нахъ-Аргануковъ, командовавшій въ бою. кажется, осетинскою сотнею. Судьба свела его съ не мене знаменитымъ турецкимъ наздникомъ, который, будучи раненъ въ голову шашкою Нахъ-Арганукова, выстрлилъ изъ пистолета и положилъ на мст, но въ этотъ самый моментъ тринадцатилтній племянникъ осетина, ловкій и проворный мальчикъ, кинувшись на помощь дяд, ударомъ кинжала отскъ всю нижнюю половину лица своему противнику, который, залившись кровью, упалъ съ лошади.
Смерть храбраго осетина была отмщена. Сдлавъ небольшой привалъ на мст побоища, летучій отрядъ пошелъ обратно къ Вардосу. Дорога была гористая, но довольно удобная и широкая. Впереди отряда вели плнныхъ, за ними кабардинцы везли своихъ раненыхъ и тло убитаго офицера. Нижегородскій дивизіонъ шелъ въ арьергард. Проходя черезъ одно ущелье, драгуны замтили въ кустахъ что-то красное, подъхали поближе и увидли умирающаго баши-бузука. Это былъ тотъ самый высокій наздникъ, въ красномъ плащ, который убилъ храбраго Нахъ-Арганукова и въ свою очередь былъ смертельно раненъ его молодымъ племянникомъ. Несмотря на свои ужасныя раны, онъ имлъ еще довольно силы, чтобы отползти на такое дальнее разстояніе. Но приказанію полковника Шульца, драгуны его подняли и кое-какъ довезли до мста, гд отрядъ расположился на отдыхъ.
Когда плнные узнали объ этомъ, непритворный ужасъ выразился на ихъ лицахъ, они не хотли врить, чтобы нашлась рука, которая могла бы поразить страшнаго джигита. Имъ показывали тринадцатилтняго мальчика, но турки недоврчиво качали головами. Картина была трогательная: раненый башибузукъ лежалъ на своемъ красномъ плащ, и судорожное движеніе его изрубленнаго лица, покрытаго запекшеюся кровью, показывало невыносимое страданіе, глаза дико блуждали. Плнные на колняхъ окружали одръ умирающаго, поодаль стояли драгуны.
Князь Дундуковъ попросилъ доктора, бывшаго при отряд, употребить вс средства, чтобы сохранить жизнь храброму человку. Врачъ поспшилъ исполнить желаніе князя, но, осмотрвъ раненаго, замтилъ, что ему нуженъ другой врачъ.
— Попробуйте пульсъ, замтилъ кто-то изъ присутствующихъ.
Докторъ наклонился къ больному, но едва взялъ его за руку, какъ турокъ вздрогнулъ, глаза его дико завертлись въ своихъ орбитахъ и черезъ мгновеніе сдлались неподвижны.
— Эка ручища-то у нашего лекаря тяжелая какая! проговорилъ вдругъ голосъ изъ толпы, стоявшей поодаль.— Вдьвонъ жилъ человкъ, а дотронулся доктуръ рукою — и померъ.
Эта выходка разсмшила всхъ и отвлекла мысли отъ мрачной картины умирающаго.
Князь Дундуковъ приказалъ распорядиться его погребеніемъ. Вблизи росло одно дерево. Подъ его раскидистыми втвями вырыли могилу и на краю ея положили два тла: одно, по кавказскому обычаю, завернутое въ бурку, другое — прикрытое тмъ самымъ краснымъ плащемъ, который былъ на покойномъ во время боя. Мулла, состоявшій при кабардинскомъ дивизіон, прочелъ надъ ними одну общую молитву, и тла противниковъ успокоились рядомъ.
Отрядъ слъ на коней, но мулла продолжалъ еще молиться на могил. Миръ вамъ, храбрые мусульмане! Честно каждый изъ васъ исполнилъ свои обязанности, утвержденныя вашимъ словомъ, вашею клятвою! Долго еще солдаты оглядывались на могилу, и долго еще виднлся имъ колнопреклоненный мулла.
Вечеромъ отрядъ подошелъ къ Вардосу. Жители съ ужасомъ услыхали объ истребленіи сильной партіи баши-бузуковъ, высланной, какъ они говорили, къ ханамъ съ цлію уничтожить тамъ нашъ отрядъ. Кровавая свалка 26 іюня подйствовала на умы народа, и спокойствіе въ кра водворилось повсемстное.
Отъ Бардоса снова отрядъ поднялся на горы и расположился на своей дать, какъ называлъ князь Дундуковъ стоянку около хановъ. Запасы ячменя и хлба, зарытые въ землю при движеніи къ Миледузе, оказались вс въ цлости и вполн вознаградили за лишенія, перенесенныя во время партизанскаго набга.
Цль отряда — водвореніе въ кра спокойствія — была достигнута. Князь Дундуковъ-Корсаковъ получилъ приказаніе отъ главнокомандующаго сблизиться на время съ главными силами, стоявшими тогда, какъ мы видли, еще на каны-кейской позиціи. Летучій отрядъ спустился съ Саганлукскаго хребта и 28 іюня расположился около селенія Таганлы, перстахъ въ двадцати отъ Каны-Кея.
На другой день, оставивъ отрядъ на мст, полковникъ князь Дундуковъ-Корсаковъ отправился, въ сопровожденіи кабардинскаго дивизіона, въ главный штабъ. Главнокомандующій былъ доволенъ его дйствіями и въ особенности благодарилъ горцевъ за ихъ молодецкую службу.
Одинъ кабардинецъ, раненый баши-бузукскою саблею въ окрестностяхъ Миледузе, получивъ крестъ изъ рукъ главнокомандующаго, сказалъ:
— Передайте сердарю, что я мало пролилъ крови и ничего не сдлалъ, чтобы быть отличеннымъ отъ своихъ товарищей.
Мы перешли на позицію къ Тикмэ. Здсь князь Дундуковъ получилъ новое назначеніе — командира Нижегородскаго драгунскаго полка, на мсто генералъ-маіора князя Навчавадзе. Летучій саганлукскій отрядъ поступилъ подъ начальство полковника Шульца, которому велно было собирать свднія о непріятел со стороны Арзерума.
Насталъ іюль. Въ первой половин его наши войска не предпринимали ничего серьезнаго противу гарнизона, запершагося въ Карс. Все вниманіе главнокомандующаго обращено было на пресченіе сообщеній крпости съ Арзерумомъ и сосдними санджаками {Санджакъ — уздъ.} и на очищеніе дорогъ отъ мелкихъ разбойничьихъ шаекъ, скитавшихся въ предгоріяхъ Саганлука и возстановлявшихъ противу насъ мирное населеніе края. Съ этою цлію составлялись особые летучіе отряды, и первый изъ нихъ былъ порученъ генералъ-маіору Бакланову.
Это было вечеромъ 2 іюля.
Едва стемнло, какъ кто-то, подъхавъ къ коновязамъ Новороссійскаго другунскаго полка, громко сказалъ: ‘выводитъ!‘ Погода стояла скверная: нсколько дней сряду шелъ проливной дождь, и мы повели лошадей, буквально утопая въ грязи. Около передовой цпи собирался отрядъ, назначенный къ движенію. Скоро подошли изъ лагеря линейскій полкъ, съ своею конною батареею, карапапахи, курды и вновь сформированная греческая дружина изъ жителей Башкичетскаго узда. Пріхалъ Баклановъ и, собравъ вокругъ себя офицеровъ, отдалъ приказаніе идти какъ можно осторожне: ни курить, ни разговаривать- даже команды должны были произноситься шепотомъ. Вполночь мы сли на коней и справа по шести потянулись за генераломъ. Кругомъ лежала непроглядная мгла. Мы едва различали блый крупъ лошади хавшаго впереди проводника-татарина, но и этотъ предметъ скоро потонулъ въ окружающемъ мрак. Крупный дождикъ перешелъ въ ливень, громъ глухо прокатился надъ нашими головами, начиналась гроза, втеръ ревлъ и стоналъ по всему полю. Молча и быстро двигался отрядъ, было что-то грозное въ этомъ торопливомъ движеніи, и испуганное воображеніе работало усиленію, преувеличивая опасность, которая и безъ того существовала. Батарея не поспвала за летучею конницею и на первыхъ же порахъ стала отставать. Каменистая мстность карсскихъ окрестностей задерживала ее на каждомъ шагу, орудія въ темнот назжали на камни, опрокидывались, драгуны привязывали къ нимъ снокосные арканы и тянули ихъ на себ. Такимъ образомъ прошли мы почти у подножья западныхъ укрпленій Карса и, перейдя на его сверную сторону, остановились около селенія Топаджахъ, въ окрестности котораго турки обыкновенно посылали своихъ фуражировъ, считая это мсто совершенно безопаснымъ отъ нашего войска.
Отсюда генералъ Баклановъ пустилъ дв сигнальныя ракеты, долженствовавшія, вроятно, подать всть, что мы прошли благополучно. Между тмъ, разсвло, и мы ясно увидли выступившій изъ крпостныхъ воротъ въ поле турецкій кавалерійскій полкъ на гндыхъ лошадяхъ. Не знаю, видли ли насъ турецкіе уланы, но мы двинулись впередъ и скоро потеряли ихъ изъ виду. Дорога шла по берегу рчки. Одни говорили, что это Карсъ-чай, другіе утверждали, что онъ долженъ оставаться значительно вправо. Курды, не знаю почему, называли эту рку Бердыкомъ. На противоположномъ берегу ея, по равнин, скакали баши-бузуки. Были ли они высланы изъ Карса наблюдать за нами, или это былъ просто вооруженный сбродъ, скитавшійся по сосднимъ горамъ? Не знаю, по генералъ строго запретилъ переходить рчку и завязывать съ ними перестрлку. Карапапахи, шедшіе позади отряда, не выдержали запрещенія, переправились-таки за Бердыкъ и напали на баши-бузуковъ, но весьма скоро повернули назадъ. Ясно, что башибузуки дали порядочную сдачу. Завидвъ неустойку, вс милиціонеры кинулись къ переправ, но грозный голосъ Бакланова заставилъ ихъ остановиться. Отрядъ двинулся дальше, не заботясь о карапапахахъ, предоставленныхъ въ наказаніе собственнымъ своимъ силамъ. А карапапахамъ пришлось плохо. Прижатые къ обрывистому берегу Бердыка, они не попали на переправу, должны были спшиться и залечь за камнями, съ прикладомъ у щеки. Это спасло ихъ. Неосторожные баши-бузуки были встрчены ружейнымъ залпомъ и, оставивъ на мст нсколько человкъ убитыми, повернули назадъ, а наши удальцы, по добру, по здорову, перебрались скоре черезъ рчку и на рысяхъ догнали отрядъ. Генералъ Баклановъ не сказалъ имъ ни слова, считая ихъ достаточно наказанными за опрометчивость. Въ это время за Бердыкомъ показались дв арбы, торопливо уходившія къ Карсу. Нсколько милиціонеровъ переправились на ту сторону и захватили ихъ, вмст съ накошеннымъ сномъ. Значитъ, фуражировка производилась неподалеку.
Мы пошли рысью и скоро замтили лощину, гд копошилось много турокъ.
Баклановъ пустилъ впередъ всю иррегулярную кавалерію, а, между тмъ, драгунскій полкъ съ батареею, выдвинувшись на самую окраину возвышенности, такъ сказать, повисъ надъ головою непріятеля. Туркамъ отступать было некуда: застигнутые врасплохъ, они бжали по всмъ направленіямъ, и по всмъ направленіямъ преслдовала ихъ наша милиція. Это была скоре травля, нежели правильная битва. Несмотря на проливной дождь, кремневыя ружья карапапаховъ не давали осчекъ, по крайней мр, перестрлка шла живо. Греки, въ своихъ блыхъ балахонахъ, похожихъ на женскія юбки, не стрляли: они рубили саблями. Курды, оглашая воздухъ рзкими гиками, занимались больше скачкою, чмъ дломъ. Про линейцевъ говорить нечего: этотъ лихой народъ втсался въ самую густую толпу непріятеля и работалъ всмъ, что попадалось подъ руку… Убитыхъ было немного: турокъ сбивали съ лошадей и брали въ плнъ. Въ нашихъ рукахъ оказался одинъ турецкій пхотный капитанъ, юзбашъ (поручикъ) и человкъ пятнадцать баши-бузуковъ, захваченныхъ съ лошадьми. Остальные успхи разбжаться по окрестнымъ горамъ и, надо думать, не пойдутъ уже въ Карсъ, по крайней мр добровольно, а увеличатъ собою число скитающихся.
Едва стало вечерть, мы снова сли на коней и прошли еще верстъ пятнадцать долиною рчки Инджа-су, впадающей въ Карсъ-чай… Когда же стемнло, насъ остановили посреди обширнаго луга. Недалеко торчала деревня Сусусъ {Эта деревня лежитъ между двумя большими дорогами въ Карсъ изъ Ардагана и Ольтинскаго пашалыка (губерніи).}. Мсто было небезопасное. Въ окрестныхъ горахъ укрывалась шайка извстнаго ‘качага’, разбойника Ишимъ-Оглы. Этотъ Ишимъ-Оглы лицо замчательное. Онъ татаринъ нашихъ мусульманскихъ провинцій, гд нсколько лтъ занимался грабежемъ почтъ по большимъ дорогамъ. Въ прошломъ году его едва не поймали, онъ бжалъ въ Турцію, собралъ тамъ новую шайку и зимою затялъ смлое нападеніе на пограничныя деревни духоборцевъ. Правда, зимовавшій тамъ Новороссійской полкъ помшалъ ему исполнить это намреніе, однако нсколько селеній, принадлежавшихъ преданнымъ намъ турецкимъ армянамъ, были сожжены и разграблены.
Теперь главною цлію его было произвести волненіе между мирными жителями. Дйствительно, многіе изъ нихъ бросали свои дома и охотно присоединялись къ его партіи. Вся сверо-западная часть Карсскаго пашалыка волновалась. Нужно было принять дятельныя мры, нашему отряду приказано было водворить спокойствіе и, если можно, уничтожить Ишимъ-Оглы.
Ночь наступила темная, холодная, дождь лилъ какъ изъ ведра, и низменная мстность нашего бивуака была затоплена водою. Мы устали, озябли, а, между тмъ, не велно было спать, и всю ночь отрядъ держалъ лошадей въ поводу. Солдаты достали откуда-то древесныхъ сучьевъ и длали изъ нихъ настилку, но эти настилки то и дло втягивались болотистымъ грунтомъ, и мы вмст съ ними опускались въ трясины, наконецъ, наскучивъ напрасными усиліями устроить себ сухое мстечко, мы прилегли въ грязь, завернувшись бурками.
Памятною осталась намъ эта ночь, посл шестидесятиверстнаго перехода!
Съ разствтомъ мы вошли въ горы, замыкающія карсскую равнину со стороны Ардагана. Здсь стоялъ Ишимъ-Оглы. Высланные впередъ сильные разъзды линейцевъ захватили нсколько вооруженныхъ людей, показавшихъ на допрос, что вс они принадлежатъ къ шайк знаменитаго качага, но не могли, или не хотли объявить мста его главнаго притона. Мы проходили весь день и только съ наступленіемъ вечера отошли назадъ къ рчк Инджа-су. Ночью опять не спали: говорили, что ожидаютъ какой-то сигнальной ракеты со стороны главнаго лагеря, и что по этому сигналу мы выступимъ.
По отряду носились темные слухи, что приближается время штурма, такъ не придется ли еще намъ дйствовать здсь, на пути отступленія анатолійской арміи?
Съ разсвтомъ, однакожь, не дождавшись никакой ракеты, мы вступили снова въ горы и пошли по направленію къ Ардагану. Разъзды наши, проникнувшіе въ самыя недоступныя ущелья, захватили еще нсколько бездомовниковъ и отбили скотъ у скитавшихся здсь жителей. На привал въ отрядъ явились нсколько старшинъ окрестныхъ селеній, изъявившихъ желаніе поселиться на своихъ прежнихъ мстахъ. Старшины ручались за спокойствіе края и увряли, что Ишимъ-Оглы откочевалъ въ глубину горъ и все пространство между ардаганскою и ольтинскою дорогами теперь очищено отъ его вооруженнаго сброда. Ихъ обласкали, выдали охранные листы и даже уговаривали драться съ Ишимъ-Оглою.
Было поздно, когда отрядъ выступилъ изъ горъ на равнину. Темная ночь съ проливнымъ дождемъ застала насъ въ дорог, едва добившись до какого-то селенія, мы рады-рады были позволенію слзть съ мокраго сдла. На этотъ разъ позволено было разложить огонь, но не иначе, какъ въ ямахъ, а для Бакланова поставили крошечную палатку. Пока мы копали землю, явились лазутчики. Вслдъ затмъ вышелъ генералъ, одтый по походному, и приказалъ мундштучить. Черезъ нсколько минутъ мы уже шли на полныхъ рысяхъ по направленію къ Карсу. Не велно было ни разговаривать, ни курить. Каменистая дорога была пересчена оврагами и промоинами, на которые поминутно натыкалась кавалерія, лошади скользили и падали. Линейская батарея пристала окончательно, ее тащили на рукахъ, и все-таки шли рысью. Въ полночь мы подошли къ Карсу такъ близко, что слышенъ былъ окликъ турецкихъ часовыхъ. Здсь мы спшились и, не размундштучивая, держали лошадей въ поводу.
За часъ до разсвта отдано приказаніе садиться. Мы рысью обогнули Шарахскія высоты и вышли на равнину противу южныхъ укрпленій. Свтало. Вдали маячили казацкіе аванпосты: недалеко было до дому.
Въ лагер встртилъ насъ главнокомандующій, онъ пропустилъ драгунъ церемоніальнымъ маршемъ, сперва въ конномъ строю, потомъ спшилъ. Посл девяностоверстнаго перехода въ одни сутки, посл четырехъ ночей, проведенныхъ безъ сна, мы едва добрались до своихъ палатокъ и спали весь день какъ убитые.
Странная участь выпала на долю нашего полка. Въ первомъ поход за Сагандукъ мы шли во все время подъ палящими лучами солнца, и ни одна капля дождя не освжила нашего лица, уста запекались, дыханіе останавливалось… Теперь же, когда мы шли напролетъ ночи, дремали съ поводомъ въ рук, ни разу не проглянуло солнце. Насъ мочилъ дождь, билъ градъ, и мокрое платье высушивалъ рзкій и холодный втеръ, а, между тмъ, въ отряд Бакланова не было ни одного заболвшаго солдата.
Когда мы длали привалъ уже въ виду нашихъ аванпостовъ, изъ Карса выхалъ арабъ, хорошо вооруженный и на. отличной лошади. Обласканный нами, онъ пустился разсказывать разныя разности. Изъ его словъ можно было заключить, что въ Карс недостатокъ състныхъ припасовъ, что артиллерійскимъ лошадямъ не даютъ ячменя, да и кавалерійскимъ отпускается онъ въ ограниченномъ количеств, что запасы сна быстро уничтожаются, а турки, напуганные движеніемъ летучаго отряда на свои сообщенія, не ршаются высылать туда фуражировъ, карсскія же окрестности, обстрливаемыя крпостною артиллеріей, берегутся ими до послдней крайности.
Тотъ же арабъ говорилъ, что сто человкъ составили заговоръ перебжать къ намъ. Нтъ сомннія, что цифра сто была преувеличена, изъ желанія сказать намъ пріятную новость, но побги должны открыться, какъ только турки убдятся, что ихъ сообщенія въ нашихъ рукахъ.
Въ числ непріятныхъ новостей, мы узнали отъ араба, что въ прошлую ночь отправился изъ Карса въ Арзерумъ какой-то паша. Впослдствіи оказалось, что это былъ Измаилъ-Паша, посланный туда съ различными порученіями. Въ сопровожденіи только четырехъ конвойныхъ, онъ усплъ пробраться мимо нашихъ аванпостовъ.
На другой день по возвращеніи Бакланова, изъ лагеря выступилъ полковникъ Камковъ къ селенію Токамъ, какъ для наблюденія за безопасностію дорогъ въ Карсъ, отъ разбойничьихъ шаекъ, такъ и для того, чтобы не дать туркамъ возстановить свои сообщенія съ Ардаганомъ. Вернулся Камковъ черезъ день. Значительная часть иррегулярной кавалеріи, подъ командою неутомимаго, но тогда страдавшаго лихорадкою, Какланова, снова сдлала движеніе вокругъ крпости. Въ тотъ же день, 9 іюля, былъ отряженъ полковникъ Лорисъ-Мелиховъ для приведенія въ покорность санджаковъ Гвчеванскаго и Кагызманскаго, лежащихъ южне Карса, и для водворенія тамъ нашего управленія. Лорисъ-Мелиховъ дошелъ до г. Кагызмана, а полковникъ князь Дундуковъ-Корсаковъ. съ полусотнею казаковъ и милиціонеровъ, отправился дале открывать сообщенія съ Эриванскимъ отрядомъ.
Эти поиски наводятъ ршительное отчаяніе на духъ карсскаго гарнизона, побги уже открылись. Въ числ перебжчиковъ находятся одинъ кавалерійскій офицеръ и двое нашихъ татаръ, измнившихъ вмст съ Омаръ-бекомъ. Разсказы ихъ, впрочемъ, не представляютъ ничего новаго.
Гораздо интересне новости съ другой стороны. Измаилъ-Паша, пробравшійся изъ Карса, явился черезъ Нелякъ въ Ольту и приступилъ къ немедленному заготовленію запаса ячменя, боле 300 вьюковъ было отправлено въ Карсъ. Но въ Гел, узнавъ, что по этой самой дорог долженъ проходить полковникъ Камковъ, транспортъ вернулся обратно, и у насті получено извстіе, что онъ, подъ прикрытіемъ 3,000 пхоты, долженъ подойдти къ Карсу только 14 числа, ночью. Поэтому Тверской драгунскій полкъ, съ донской No 6 батареей, выдвинутъ былъ въ селеніе Хопанлы, лежащее по направленію отъ предгорія Саганлука къ Чакманскимъ высотамъ, а 14 іюля графъ Диродъ, съ первыми тремя дивизіонами новороссійцевъ, линейными казаками и бригадою 18 пхотной дивизіи, выступилъ изъ лагеря въ Айналы навстрчу транспорту.
Ночью дошли до Хопанлъ. Оставивъ здсь пхоту, а взамнъ ея присоединивъ къ себ весь Тверской драгунскій полкъ съ четырьмя орудіями донской батареи, мы двинулись дальше и шли всю ночь то шагомъ, то рысью. Орудія насъ не задерживали, напротивъ, надо имть привычную конницу, чтобы слдовать за батареею Двухжоннаго: честь и хвала его молодцамъ-артиллеристамъ! Передъ разсвтомъ мы поднялись на горы, облегающія Карсъ съ сверо-западной стороны, и остановились въ Айналахъ.
Передъ вечеромъ отряженъ былъ полковникъ Камковъ съ двумя сотнями линейцевъ въ Гельскій санджакъ, для поисковъ по дорогамъ, ведущимъ въ Карсъ.
Пока казаки ходили, графъ Ниродъ получилъ извстіе, что въ Хопанлахъ его караулятъ. На другой день вечеромъ возвратился и Камковъ, сдлавъ, по точному исчисленію, до 150 верстъ въ одни сутки. Онъ не дошелъ до Ардагана всего 15 верстъ. Казаки привели съ собой до 20 человкъ плнныхъ и 12 лошадей, навьюченныхъ огромнымъ количествомъ различныхъ вещей, между которыми были и довольно цнныя. Выступивъ изъ отряда съ вечера, они шли всю ночь по горамъ, то пробираясь въ одинъ конъ, по узкимъ тропинкамъ, проложеннымъ надъ безднами, то спускаясь въ бездонные овраги и балки. Наконецъ, впереди мелькнувшіе огоньки заставили ихъ остановиться, посланные на развдки охотники дали знать, что огни разложены посреди разрушеннаго аула и что въ развалинахъ сидитъ множество вооруженныхъ людей. Вообразивъ натурально, что это одна изъ партій Ишимъ-Оглы, казаки мигомъ налетли на селеніе и, встрченные, къ несчастію, выстрломъ изъ ружья, принялись рубить непріятеля. Къ сожаленію, между убитыми нашли потомъ женщину и ребенка. Бой прекратился, когда передъ нами стояли одни безоружные, перевязанные плнники, и тогда только турки объявили, что они мирные жители, выбжавшіе изъ Карса съ своими семействами.
Въ Гельскомъ санджак все было спокойно, потому графъ Ниродъ, 17 числа, возвратился въ лагерь.
Во второй половин іюля, числительный составъ дйствующаго корпуса значительно усилился: прибыли 1 баталіонъ Виленскаго полка, резервный баталіонъ Грузинскаго гренадерскаго Его Высочества Константина Николаевича и два баталіона мингрельскихъ егерей, сверхъ того дв сотни грузинской дворянской дружины — цвтъ и краса благородной Иверіи!— и донской казачій No 35 полкъ. Правда, казачьи лошадки въ такомъ худомъ вид, что невольно беретъ сомнніе, повезутъ ли он своихъ рослыхъ всадниковъ, но за то казаки — съ духомъ!
Въ резерв остались 2, 3 и 4 баталіоны Виленскаго полка, расположенные въ окрестностяхъ Александраполя, откуда, по первому востребованію, они могли присоединиться къ блокадному корпусу. Военныя дйствія одною частію нашего корпуса опять переносятся за Саганлукскій хребетъ, другою — въ окрестности Карса. Посмотримъ, какіе результаты пріобртены нами на этихъ различныхъ пунктахъ.
По свдніямъ, доставленнымъ изъ летучаго отряда, расположеннаго близъ Саганлука, узнали, что въ Керпи-Кев собираются войска, подъ начальствомъ Вели-Паши, для поданія помощи карсскому гарнизону. Вотъ перечень войска, состоявшаго въ половин іюля мсяца, для этой цли въ распоряженіи турецкаго генерала {Почерпнуто изъ донесенія начальника саганлукскаго отряда, полковника Шульца.}. Регулярной кавалеріи: до 1,200 всадниковъ^ низами: изъ Ваязета нрибыло 3,000 человкъ, да и изъ Арзерума 1,000. Иррегулярная кавалерія: начальникъ башибузуковъ — Вели-Магометъ-Паша, у него 2,000 конныхъ и пшихъ башигбузуковъ, собранныхъ изъ окрестностей Арзерума, и 150 человкъ лазовъ. Куртиновъ, подъ начальствомъ Муширъбека, 500 человкъ. Артиллеріи: изъ Ваязета прибыло 24 орудія, изъ Арзерума 7, и еще ожидалось 7 орудій, которыя были задержаны въ самомъ город и прибыли нсколько поздне.
Слдовательно, числительность всхъ войскъ:
Регулярной пхоты — 4,200 человкъ.
Регулярной кавалеріи— 1,200
Баши-бузуковъ — 2,200
Лазовъ — 300
Куртиновъ — 500
т. е. у Вели-Паши находилось около 8,500 человкъ и 38 орудій. Сверхъ того, въ Керпи-Кевъ ожидали прибытія ГавазссыАхметъ-Паши, съ 20,000 войскъ, изъ Багдада и Офисъ-Пашу изъ Константинополя. Одни утверждали, что онъ въ Трапезонт, другіе — въ Байрут, третьи, самые скромные, что паша еще не высаживался, но, во всякомъ случа, войска у него не боле 8,000 {Показаніе лазутчиковъ. (Изъ донесеній полковника Шульца.)}.
Вмст съ тмъ, изъ перехваченной переписки сдлалось извстнымъ, что Вели-Паша получилъ отъ карсскаго мушира приказаніе не двигаться изъ Керпи-Кева до тхъ поръ, пока у него подъ рукою не будутъ собраны значительныя силы, чтобы, оставивъ часть ихъ въ укрпленіи, онъ направился къ Карсу не мене какъ съ 30,000 или съ 35,000. ‘Хотя Карсъ почти обложенъ русскими — писалъ муширъ — но я не опасаюсь пока за его взятіе, ибо не намренъ дать дла въ пол, а въ Карс запасовъ продовольствія, кром ячменя для кавалерійскихъ лошадей, весьма довольно.’ Лучшіе наши лазутчики откровенно сознались теперь, что, когда мы перешли Арпачай, въ самомъ Карс продовольствія не было, оно доставлено туда впослдствіи, при насъ, изъ запасовъ, истребленныхъ нами за все время не боле одной третьей части {Изъ показаній лазутчиковъ. (Донесеніе сатанлукскаго летучаго отряда.)}.
Въ настоящее же время в} Керпи-Кев запасовъ не было никакихъ, и войско продовольствовалось провіантомъ, собираемымъ ежедневно отъ окрестныхъ жителей, кром ячменя, значительные запасы котораго находятся при войск. На дорог отъ Керпи-Кева тоже нтъ никакихъ заготовленій, по въ самомъ Арзерум ихъ много. Городъ очень пострадалъ отъ войны, торговля прекратилась, лавки заперты, и жители поголовно высылаются работать укрпленія на западной сторон его. Въ народ много неудовольствія противъ мстнаго правительства: говорятъ открыто, что при появленіи русскихъ сдадутъ Арзерумъ.
Въ Керпи-Кев торопятся взводить сильныя укрпленія {Донесеніе саганлукскаго отряда.}. На основаніи этихъ свдній, главнокомандующій задумалъ разбить Вели-Пашу прежде, чмъ онъ успетъ получить какія бы то ни было подкрпленія, и 18 іюля, утромъ, въ то время, когда со стороны Александpanоля подходили къ намъ послднія войска, назначенныя для усиленія блокады корпуса, кавалерійскій отрядъ князя Дундукова-Корсакова, составленный изъ Нижегородскаго драгунскаго и 4-го и 5-го дивизіоновъ Новороссійскаго полка, съ частію милиціи, выступилъ къ Арзеруму.
На другой день. 19 іюля, въ пять часовъ утра, дйствующій корпусъ, раздлившись на дв части, пошелъ по разнымъ направленіямъ. Сильный отрядъ, подъ командою генерала Ковалевскаго, потянулся влво къ большой арзерумской дорог, вслдъ за кавалерійскимъ авангардомъ князя Дундукова, другая часть, съ корпуснымъ командиромъ, генералъ-лейтенантомъ Бриммеромъ, пошла на селеніе Комацуръ, гд была выбрана новая позиція для блокаднаго отряда. Позиція была всего въ Б верстахъ отъ передовыхъ укрпленій Карса.
Главнокомандующій слдовалъ при колонн Ковалевскаго. О дйствіяхъ этого отряда за Саганлукомъ скажемъ нсколько словъ ниже, а теперь обратимся къ. той части войскъ, которая осталась подъ Карсомъ {Въ составъ отряда вошли: Тверской драгунскій полкъ, первые три дивизіона Новороссійскаго, полкъ донскихъ казаковъ, полкъ линейцевъ, подъ командою подполковника княза Витгенштейна, и четыре съ половиною сотни мусульманской милиціи. При кавалеріи находились конная батарея и ракетная команда. Пхота состояла изъ трехъ полковъ 18 пхотной дивизіи, изъ трехъ баталіоновъ лейбъ-карабинернаго Эриванскаго и двухъ баталіоновъ Грузинскаго гренадерскаго полковъ, мингрельскихъ егерей, двухъ ротъ кавказскихъ саперъ и полубаталіона стрлковъ съ пятью пшими батареями. Слдовательно, составъ отряда былъ довольно значительный, даже для самостоятельнаго дйствія.}.
Подходя къ Комацуру, передовые линейцы открыли турецкихъ фуражировъ и дали знать подполковнику Витгенштейну, шедшему съ полкомъ своимъ въ авангард. Стремительнымъ ударомъ казаки отбросили прикрытіе и отрзали фуражировъ отъ крпости. Пока, изъ Карса выскочили баши-бузуки, къ намъ подоспла артиллерія и принялась стрлять картечью. Турецкая конница пустилась назадъ, линейцы за нею, но, догадавшись, что попадутъ подъ огонь крпости, остановились вовремя.
Потеря наша заключалась въ двухъ тяжело раненыхъ казакахъ, а въ нашихъ рукахъ осталось 38 человкъ плнныхъ фуражировъ, изъ которыхъ десять оказались ранеными шашками, да сверхъ того все накошенное сно и множество арбъ со скотомъ.
Армяне-лазутчики, явившіеся поздравить насъ съ такимъ блистательнымъ, по ихъ мннію, дломъ, говорили, что турки одними убитыми потеряли до 25 человкъ. Когда весь отрядъ стянулся, онъ расположился на правомъ берегу Карсъ-чая. Селеніе было пусто. Жители, чтобы не попасться въ блокадную черту, частію разбрелись по горамъ, частію переселились въ самый Карсъ, увеличивъ, такимъ образомъ, число его безполезныхъ защитниковъ.
На слдующій день, едва барабаны загремли у насъ утреннюю зорю, какъ на, лвомъ фланг опять загорлась перестрлка. Пикетные линейцы наглядли турецкихъ фуражировъ, да и какъ не наглядть ихъ, когда, отъ нашего до ихъ лагеря всего четыре версты, а съ аванпостовъ, значитъ, ближе! Пикетные сейчасъ дали знать резерву. Урядникъ спросилъ: ‘Много ль?’ — Казакъ лаконически отвчалъ: сила!… Резервъ выскочилъ на, тревогу, а расторопный линеецъ поскакалъ давать знать въ лагерь. Пока корпусный командиръ получилъ донесеніе, князь Витгенштейнъ, казакъ душою, скомандовалъ уже ‘на конь!’ перешелъ рчку и прогналъ фуражировъ. На этотъ разъ жаль, что онъ погорячился, дать бы имъ покосить: все равно, сно осталось бы въ нашихъ рукахъ. Мы не позволяемъ нашимъ противникамъ сдлать ни одного шагу для фуражировокъ. Это весьма резонно: сно можетъ пригодиться намъ, и такъ какъ оно жизненный интересъ кавалеріи, то драгунамъ и казакамъ приказано слдить за нимъ ради собственной пользы. Заговоривъ объ этомъ предмет, я вспомнилъ о нашихъ собственныхъ фуражировкахъ. Одна изъ нихъ была особенно замчательна.
Мы стояли при Тикмэ. Фуражиры пошли подъ прикрытіемъ баталіона одного изъ егерскихъ полковъ 18-й дивизіи. Около селенія остановились косить траву. Мусульмане заглянули въ самый аулъ и открыли тамъ готовые продукты, собранные жителями въ вид свжаго, скошеннаго сна, яблоковъ, абрикосовъ, персиковъ и тому подобнаго. Мысль свою мусульмане сообщили казакамъ, съ которыми, повидимому, находились тогда въ тсной дружб, казаки передали ее драгунамъ. Все это прокралось въ аулъ, и въ одно мгновеніе готовые продукты исчезли по саквамъ и сумкамъ регулярной и нерегулярной кавалеріи. Наши молодцы выбирались уже тихомолкомъ восвояси, какъ жители вдругъ замтили пропажу, выскочили, подняли гвалтъ: мусульмане первые ударили но лошадямъ, драгуны — за. ними, и вся фуражировка со всхъ ногъ полетла въ лагерь, какъ будто бы несмтная сила турокъ валила у нихъ по слдамъ. Прикрытіе, пораженное такимъ поведеніемъ фуражировъ, не знало, что принять, а, между тмъ, кавалеристы неслись въ карьеръ, обгоняя другъ друга, прорвали лагерную цпь и съ шумомъ разлетлись по своимъ коновязамъ. Весь лагерь встревожился: но прибывшее прикрытіе, вмст съ жителями, объяснило, въ чемъ дло. Корпусный командиръ собралъ начальниковъ всхъ кавалерійскихъ частей и всю претензію жителей, простиравшуюся до 327 руб. 35 коп. серебромъ, разложилъ между ними. Жители, получивъ звонкою монетою ровно втрое, что стоили имъ продукты, сочли ихъ выгодно проданными и съ благодарностію оставили русскій лагерь.
Впрочемъ, это обстоятельство отнюдь не должно служить поводомъ къ обвиненію вообще нашихъ войскъ въ грабеж и своевольств. Это былъ одинъ изъ тхъ случаевъ, которые могутъ повторяться везд и со всми, напротивъ, справедливость требуетъ воздать должное миролюбивому обращенію нашему съ жителями. Довольно сказать, что мы щадили даже пустые аулы, не разбирая ихъ безъ крайности, и съ отступленіемъ нашихъ войскъ на зимовыя квартиры много ауловъ остались не тронутыми.
Но не вс фуражировки кончались денежными разсчетами, напримръ, хоть т, которыя были произведены съ комацурской позиціи 21 и 22 іюля.
Первая изъ нихъ была на лвомъ берегу Карсъ-чая, подъ командою генералъ-маіора Бакланова. На этотъ разъ турки захотли помшать намъ, какъ мы мшали имъ, и пхотныя колонны, выйдя изъ Карса, показались на сосднихъ горахъ. Въ лагер у насъ ударили общую тревогу, и пока прикрытіе выдвигалось впередъ, турки одумались и остановились. Нашимъ тоже скомандовали: ‘стой!’ взяли ружья къ ног и стали съ любопытствомъ разсматривать другъ друга. Ни мы, ни турки не шли впередъ, поэтому велно было продолжатъ фуражировку. Работа сперва не спорилась: косцы все поглядывали, стоитъ ли турецкая пхота, но потомъ присмотрлись, и пошла коса гулять тамъ, гд должна была гулять коса, смерти, если бы непріятель былъ немного поршительне. Когда вс лошади были навьючены, мы стали отступать, турки тоже пошли въ Карсъ, не разрядивъ ни одного ружья.
Другая фуражировка, подъ командою генералъ-маіора Манделя, кончилась иначе: турки потеряли, кажется, терпніе и выслали противу насъ цлую тучу баши-бузуковъ, которыхъ такъ давно уже не было видно. Баши-бузуки сперва открыли такую перепалку, какъ будто въ ихъ патронташ помщались цлые пороховые погреба, а потомъ попробовали броситься въ сабли, но, встрченные дружнымъ ударомъ линейцевъ, поскакали назадъ, не оглядываясь. Одинъ молодой казакъ не сдержалъ коня и врзался въ самую толпу баши-бузуковъ. Его взяли въ плнъ. Призадумался не на шутку бдный кубанецъ, стыдно да и досадно ему было, что такая сволочь захватила его жинаго, и вотъ, замтивъ, что баши-бузуки заняты длежемъ его оружія, онъ, не раздумывая, вскочилъ на первую лошадь, спокойно щипавшую траву, и на разнузданномъ кон, направляя бгъ его папахою, пустился скакать по полю прямо къ нашей фуражировк. Турки до того были ошеломлены этою штукою черкеса-казака, что не подумали даже выстрлить, не то чтобы преслдовать. Казакъ благополучно прискакалъ къ своимъ, сожаля только о томъ, что конь ему попался не совсмъ хорошій, и что его черноморецъ, отбывающій теперь службу подъ баши-бузуцкимъ сдломъ, былъ не въ примръ шустре. Къ сожалнію, я не записалъ тогда имени этого удалаго молодца, а теперь забылъ сто.
Въ нашемъ лагер сдлано было перемщеніе: на мст драгунскихъ коновязей стала пхота, а. насъ отодвинули влво за Комацуръ — выходитъ, ближе къ вод. Стратегическаго же соображенія при этомъ, кажется, не имлось въ виду. Иррегулярной конниц нашей много дла, потому что жители, пользуясь многочисленностію отряда, начали провозить въ крпость рисъ. Встрчаясь съ нашими разъздами, они объявляли, что рисъ везется въ нашъ лагерь, скрывались потомъ въ ложбинахъ и ночью пробирались въ крпость. Догадались мы нескоро, а когда догадались, то каждую ночь стали высылать значительные отряды милиціонеровъ на поиски и, сверхъ того, впереди аванпостной цпи закладывать секреты изъ десяти и боле казаковъ. Нашимъ линейцамъ эта служба привычная и напоминаетъ родную Кубань. Жителямъ же, въ особенности нагорной части Карсскаго пашалыка, объявлено, что если кто будетъ замченъ пробирающимся въ Карсъ, то за него будетъ отвчать цлое селеніе своимъ имуществомъ. Съ этихъ поръ подвозъ почти прекратился.
24 іюня, въ день нашихъ славныхъ воспоминаній {24 іюля 1854 г.— день кюрюкъ-даринской битвы.}, разнесся по отряду слухъ, что Ишимъ-Оглы наконецъ убитъ нашими войсками. Слухи оказались несправедливыми, потому что Ишимъ-Оглы здравствовалъ, а поводомъ къ нимъ послужило внезапное и вторичное занятіе Ардагана полковникомъ барономъ Унгернъ-Штерибергомъ съ частію ахалкалакскаго отряда.
Поэтому въ ту же ночь, для открытія сообщенія съ ардаганскою крпостію, генералъ Баклановъ, съ частію иррегулярной кавалеріи, занялъ селеніе Меликъ-Кей, лежащее сверне Карса. Туда же, нсколько ране, выступилъ мусульманскій полкъ съ полковникомъ Эдигаровымъ.
Пока наши летучіе отряды дйствовали на сообщеніяхъ Карса съ сверными провинціями, генералъ Бриммеръ ршился захватить аванпосты и кавалерійскіе пикеты, выставлявшіеся турками впереди крпости. Первое покушеніе не имло успха, потому что линейные казаки, сбившіеся въ темнот съ дороги, не попали на тотъ пунктъ, куда слдовало, а только подняли тревогу. Турки взбудоражились, открыли огонь и линейцамъ пришлось убираться восвояси. На слдующую ночь корпусный командиръ послалъ 4-й эскадронъ Новороссійскаго драгунскаго полка, подъ командою штабсъ-капитана Чутя, съ приказаніемъ во что бы то ни стало снять турецкіе аванпосты. Въ резервъ ему выдвинули эскадронъ творцовъ, который, по первымъ выстрламъ впереди себя, долженъ былъ скакать на помощь новороссійцамъ.
Движеніе было черезчуръ смлое и опасное, нужно было не возбудитъ вниманія непріятеля, чтобы самому не наткнуться на какую нибудь засаду: тогда эскадрону пришлось бы выдерживать бой подъ самыми стнами крпости: а турецкіе резервы были ближе къ своей цпи, нежели нашъ резервъ.
Подвигаясь осторожно впередъ, штабсъ-капитанъ Чутя дошелъ почти до самыхъ передовыхъ укрпленій, не встртивъ нигд непріятеля: онъ прошелъ вдоль ихъ: непріятеля нтъ. Обшарили вс балки, осмотрли вс тропинки, но и признака не было, чтобы здсь стояли аванпосты. Нечего длать, эскадронъ потянулся въ лагерь съ пустыми руками: дло было въ томъ, что турки, напуганные движеніемъ казаковъ, перестали выставлять свои аванпосты.
Такъ прошло время до 26 іюля, когда разъигрался одинъ изъ кровавыхъ эпизодовъ кампаніи.
Приказомъ по корпусу, вечеромъ 25 іюля, назначалась большая фуражировка для выкошенія зрлаго хлба, замченнаго вблизи Карса, во время одной изъ рекогносцировокъ генерала Бриммера. Въ прикрытіе фуражировъ было отряжено нсколько баталіоновъ пхоты и вороная драгунская бригада. Корпусный командиръ, поручивъ войска, оставшіяся въ лагер, генералъ-лейтенанту князю Гагарину, самъ повелъ прикрытіе.
Изъ лагеря выступили рано и потянулись мимо селенія Кораджурахъ. Погода была пасмурная. Мы съ каждымъ шагомъ все ближе и ближе подходили къ Карсу, и вотъ онъ открылся передъ нами во всемъ грозномъ величіи: рзко обрисовывались его крпостные верки, можно было даже сосчитать число орудій, смотрвшихъ на насъ сквозь амбразуры, а мы идемъ и идемъ.
Начали говорить, что мы уже слишкомъ близко подошли къ крпости, что мы находимся въ черт ея выстрловъ, нкоторые еще спорили, ссылаясь на частыя рекогносцировки, какъ вдругъ на батаре вспыхнулъ зловщій огонь, грянулъ выстрлъ, другой, третій. Ядра съ визгомъ полетли надъ нашими головами и начали бить въ обозъ, стоявшій далеко позади нашего фронта. Въ обоз поднялась суматоха: нсколько лошадей было убито, нсколько повозокъ опрокинуто вверхъ дномъ, фуражиры разбжались.
Генералъ Вриммеръ, приказавъ пхот отступать, веллъ легкимъ орудіямъ сняться съ передковъ и ударить картечью. Наша картечь, разумется, не долетла до крпости, и, кажется, эти выстрлы назначены были собственно для ободренія нашего войска, которое несло чувствительныя потери: въ это время убиты: командиръ 7-й легкой батареи подполковникъ Тальгренъ и капитанъ генеральнаго штаба Прохоровъ, выхавшій въ дло въ первый разъ въ жизни, и то не но обязанности, а изъ простаго любопытства посмотрть на нашу фуражировку. Ядро оторвало ему голову. Пока пхота торопливо выбиралась изъ-подъ выстрловъ, унося своихъ раненыхъ и убитыхъ, драгуны стояли на мст, прикрывая ея отступленіе. Нехорошо было стоять, когда цлыя гучи гранатъ крестили воздухъ, лопались надъ головами и покрывали черепками землю. Едва не былъ убитъ полковой штабъ-лекарь нашего полка, подобно всмъ неожиданно попавшійся въ такую катастрофу: 24-фунтовое ядро грянулось у ногъ его лошади и рикошетомъ перелетло за фронтъ.
Въ Тверскомъ полку дла шли хуже: тамъ тяжело раненъ храбрый командиръ, генералъ-маіоръ Куколевскій. Онъ стоялъ передъ полкомъ, когда ядро, ударивъ его въ ногу, раздробило кость и убило лошадь, Куколевскій упалъ. Бывшій возл него полковой берейторъ Кейзеръ съ самоотверженіемъ кинулся къ генералу, но въ это время получилъ такую контузію, что у него лопнула плечевая кость {За этотъ подвигъ берейторъ Тверскаго полка Кейзеръ перечисленъ во фронтъ въ тотъ же полкъ, съ переименованіемъ въ соотвтствующій военный офицерскій чинъ.}. Тогда бросились драгуны и, несмотря на то, что ядра и гранаты продолжали ложиться на томъ мст, вынесли обоихъ раненыхъ.
Граф Ниродъ, очевидецъ этого печальнаго происшествія, послалъ за лазаретною фурою, но, какъ нарочно, ея не оказалось, а пріискана была фурштадтская телега. Блднаго и страдающаго генерала положили въ повозку и мимо нашего полка провезли въ лагерь.
Драгунамъ приказано отступать. Мы отходили уступами, чтобы не позволить турецкой кавалеріи нассть на нашу, немножко разстроенную, пхоту. А крпость, между тмъ, гремла залпами съ цлыхъ бастіоновъ и вся была окутана блыми клубами дыма. По особому счасгію. въ нашемъ полку, во время отступленія, убита одна только лошадь 6 эскадрона, и контуженъ солдатъ, здившій на ней. Контузія, повидимому, была незначительная, такъ что онъ самъ поднялся, разсдлалъ лошадь и донесъ сдло до лагеря, потому только, что сдло вещь казенная. Но къ вечеру ему сдлалось хуже, а къ разсвту онъ умеръ.
Этотъ день стоилъ намъ дорого. Но первыхъ, цль фуражировки не была достигнута, хлба мы не выкосили, и онъ таки достался туркамъ, а, между тмъ, кром убитыхъ и раненыхъ офицеровъ, мы потеряли 24 человка нижнихъ чиновъ, выбывшими изъ строя. Генералу Куколевскому въ тотъ же день отрзали ногу.
Пока прикрытіе наше терпло такую невзгоду, летучіе отряды генерала Бакланова и полковниковъ Унгерна и Едигарова, соединившись между собою, подходили къ восточной сторон Карса. Отсюда они услыхали пушечную пальбу, и когда дло объяснилось и Баклановъ увидлъ, что вс турецкіе глаза обращены въ нашу сторону, внезапно кинулся на карадагскія высоты, и кабардинцы почти съ гласиса крпости отхватили стадо рогатаго скота. Пока, батареи открыли огонь, горцы были уже вн выстрла.
Вечеромъ, въ Комацур собрались вс летучіе отряды, сдили плнныхъ, и баронъ Унгернъ немедленно выступилъ опять къ Ардагану, а Эдигаровъ съ мусульманскимъ полкомъ своимъ занялъ Гаджи-Вали. прикрывъ наше собственное сообщеніе съ Александраполсмъ. 27 число прошло въ лагер грустно: хоронили убитыхъ и перевязывали раненыхъ. Состояніе генерала Куколевскаго безнадежно. Ампутація была сдлана хорошо, и онъ подавалъ большую надежду на выздоровленіе, но его нсколько раздражительный характеръ, его вчныя безпокойства о полку, простиравшіяся до мелочнаго, были причиною, что открылась нервная горячка съ упадкомъ силъ:, къ ней присоединилась желтуха, и собранный консиліумъ не нашелъ уже средства спасти генерала. Въ полдень 31 іюля онъ скончался. Тло его перевезено въ Александраполь, гд оно покоится на ‘Холм чести’, окруженное могилами кюріокъ-даринскихъ сослуживцевъ. Командиромъ Тверскаго драгунскаго полка, по распоряженію главнокомандующаго, былъ назначенъ полковникъ Тихоцкій {Командовавшій пикинерскимъ дивизіономъ въ Нижегородскомъ драгунскомъ полку.}.
На другой день посл памятной фуражировки пронеслась по отряду радостная всть, что генералъ адъютантъ Муравьевъ разбилъ наголову Вели-Птшу и захватилъ его лагерь. Между тмъ, 28 іюля, утромъ, изъ Комацура выступила новая колонна фуражировъ, подъ прикрытіемъ 4-го эскадрона Новороссійскаго полка, и отправилась въ селеніе верстъ за тридцать, гд, по слухамъ, находилось накошенное сно для анатолійской арміи. Но едва ушли наши фуражиры, какъ отворились крпостныя ворота и турки нсколькими колоннами стали выходить въ поле. Впереди двигались баши-бузуки. Одна часть ихъ стала спускаться противу праваго фланга нашей позиціи- другая пошла по горамъ въ обходъ, на селеніе Тикмэ. Въ отряд у насъ ударили тревогу. Весь Тверской полкъ и три дивизіона новороссійцевъ на рысяхъ выдвинулись впередъ, и когда пхота выстроилась въ боевой порядокъ, драгуны отошли на его фланги. Мы ждали дла, предполагая, что турки, ободренные нашею неудачею, задумали разбить блокирующій корпусъ по частямъ.
Однако, наши ожиданія не оправдались: турки ограничились косьбою около Карса травы и хлба, того самаго хлба, за который мы пострадали, и затмъ стали опять подниматься на горы и ушли въ крпость. Мы возвратились въ лагерь.
30 іюля возвратилась изъ-за Саганлука колонна генерала Ковалевскаго и остановилась на своей прежней позиціи при Тикмэ. Слухи, что Вели-Наша разбитъ, оказались ложными. Вели-Паша въ порядк отступилъ къ Арзеруму, не дождавшись даже прибытія нашего главнокомандующаго.
Дло было такъ:
Князь Дундуковъ-Корсаковъ выступилъ изъ лагеря съ своей кавалеріей, и, присоединивъ къ себ на дорог летучій саганлукскій отрядъ полковника Шульца, двинулся форсированнымъ маршемъ къ берегамъ Аракса. Туда же шелъ Эриванскій отрядъ генералъ-маіора Суслова, со стороны Баязета. Въ роскошной долин Аракса, обставленной съ обихъ сторонъ горными хребтами, оба отряда соединились и вмст продолжали наступленіе къ Керпи-Кеву. Непріятель не защищалъ переправы: пхота перешла Араксъ черезъ мостъ и, выдвинувшись на возвышенность, открыла орудійный огонь по лагерю. Въ то же время вся кавалерія князя Дундукова переправилась въ бродъ, по поясъ въ вод, и потянулась влво, за рчкой Гассанъ-Імала, отдлявшей ее отъ непріятеля.
Этимъ маневромъ, кажется, думали выманить турокъ изъ ихъ укрпленной позиціи, но турки выслали противъ нашей кавалеріи шесть орудій, подъ прикрытіемъ своихъ баши-бузуковъ, и открыли огонь. Канонада загремла на обоихъ пунктахъ. До поздняго вечера стрляли пушки, до поздняго вечера стояли паши войска въ совершенномъ бездйствіи, прикрывая только свою артиллерію.
Двадцать перваго іюля
Повстрчалась съ нами нуля.
Мы подъ пулями стояли,
Командира дожидали!…
говоритъ объ этомъ солдатская псня… Наконецъ канонада, вырвавшая изъ нашихъ рядовъ одного милиціонера, мало по малу утихла. Войска расположились бивуаками. Съ разсвтомъ все встрепенулось, но Вели-Наши уже не было. Пользуясь темнотою ночи, онъ отступилъ со всмъ обозомъ, не потерявъ ни одного человка. Наши отряды двинулись по его слдамъ, но, занявъ городъ Гассанъ-Кала, остановились, узнавъ, что Вели-Паша стоитъ на сильно укрпленной позиціи, въ верстахъ десяти передъ Арзерумомъ.
Многіе говорили тогда., что намъ слдовало атаковать Вели-Пату въ Керпи-Кев. Многіе считали это невозможнымъ, по малочисленности нашей пхоты {Ея было всего три баталіона.}, многіе наконецъ утверждали, что дла затвать было не велно до прибытія главнокомандующаго. а намъ слдовало стать на арзерумской дорог и отрзать только отступленіе.
Но главнокомандующій прибылъ въ Керпи-Кевъ только черезъ два дня, въ ночь на 23 іюля, и какъ Воли-Паши уже не было, то посл небольшаго отдыха началось обратное движеніе нашихъ войскъ къ Карсу. Генералъ Сусловъ {Генералъ-маіоръ Сусловъ, въ чин капитана, служилъ въ Новороссійскомъ драгунскомъ полку и командовалъ первымъ эскадрономъ. Въ начал сороковыхъ годовъ онъ перешелъ на Кавказъ, гд скоро принялъ Гребенской казачій полкъ. Амиръ-аджиюртовскій бой (24 мая 1846 г.), слава и гордость гребенцовъ, прославилъ и ихъ храбраго командира. Съ тхъ поръ имя Суслова сдлалось извстно на Кавказ. Подполковникъ Сусловъ, получивъ извстіе о появленіи чеченской партіи, отправился въ разъздъ съ 60 казаками по правому берегу Терека и неожиданно наткнулся на полутора-тысячную конную партію. Не имя возможности отступить, Сусловъ сбитовалъ лошадей, спшился и въ продолженіе двухъ часовъ геройски держался за этимъ живымъ укрпленіемъ, пока не былъ вырученъ подоспвшею пхотою.} остался въ Керпи-Кев.

——

Съ возвращеніемъ главнокомандующаго изъ-за Саганлука, начинается второй періодъ кампаніи. Ршено было принять серьезныя мры противу крпости. Два дня прошли въ различныхъ соображеніяхъ, по этому поводу, въ выбор пунктовъ, въ распредленіи полковъ но отрядамъ, въ назначеніи отрядныхъ начальниковъ.
На военномъ совт ршена тсная блокада.
Раннее утро 2 августа застало наши войска, передвигавшіяся на другія позиціи. Мы охватили крпость со всхъ сторонъ и расположились слдующимъ образомъ: главнокомандующій, со всею пхотою комацурскаго отряда, сталъ около селенія Чавтли-чая, на возвышенной мстности праваго берега Карсъ-чая. Отрядъ, возвратившійся изъ-за Саганлука, расположился внизу. Оба эти отряда, составлявшіе главныя силы блокаднаго корпуса, раздлялись между собою теченіемъ Карсчая.
Верхнимъ лагеремъ командовалъ генералъ Вриммеръ. нижнимъ — генералъ Ковалевскій.
Съ южной стороны Карса, при селеніи Каны-Кей, сталъ отрядъ графа Нирода, онъ соединялся разъздами съ полковникомъ Едигаровымъ. стоявшимъ съ мусульманами на большой александрапольской дорог, въ селеніи Годжи-Вали. Разъзды Едигарова въ свою очередь ходили на сверную сторону Карса къ Меликъ-Кеву, гд стоялъ тоже сильный кавалерійскій отрядъ генералъ-маіора Бакланова, изъ Тверскаго драгунскаго полка, донскаго No 35 полковника Мажарова, дивизіона черкесской милиціи и донской No 6 батареи подполковника Двухжоннаго.
Дале, къ сверо-западной сторон — милиція полковника барона Унгернъ-Штернберга при озер Айгеръ-Гел, она держала разъзды до селенія Бозгаловъ, гд былъ расположенъ князь Дундуковъ-Корсаковъ, съ четырьмя дивизіонами Нижегородскаго драгунскаго полка и донской No 7 батареи подполковника Долотина. Сверхъ того, особый отрядъ генерала Базина стоялъ въ Марат, на ардаганской дорог, тылъ нашъ со стороны Саганлука охранялъ небольшой отрядъ конной милиціи, расположившейся около Катанловъ.
4 августа войска, окончательно водворились на своихъ позиціяхъ.
Съ этихъ поръ мои воспоминанія будутъ относиться собственно къ дйствіямъ каны-кейскаго отряда, въ которомъ я служилъ. Что же касается до дйствій на другихъ пунктахъ, то я буду говорить только о такихъ событіяхъ, которыя или находились въ связи съ дйствіями нашего отряда, или имли важное значеніе въ общемъ ход блокады.

ДРАГУНЪ.

‘Военный Сборникъ’, No 2, 1863

ВОСПОМИНАНІЯ О ЗАКАВКАЗСКОМЪ ПОХОДЪ 1854—1855 ГОДОВЪ.

III.

Кавалерійскій отрядъ графа Народа, стоялъ у подножія Каныкейской возвышенности, замыкающей съ южной стороны карсскую равнину. Бдная, полуразвалившаяся деревушка, со смшаннымъ армяно-турецкимъ населеніемъ, лпилась кое-какъ къ горамъ и непривтливо глядла на насъ своими черными саклями, какъ будто обозженными пожаромъ. Широкое ущелье прорзываетъ съ юга, на сверъ эти каменистыя горы и служитъ сообщеніемъ карсской равнины съ равниною по ту сторону возвышенности. Берега ущелья круты, обрывисты и усяны огромными камнями, которыми такъ богаты здшнія окрестности.
Новороссійскій драгунскій полкъ, за исключеніемъ втораго дивизіона, отправленнаго временно въ отрядъ генерала Бакланова, расположился въ ущель возл чистой, но неглубокой рчки, образовавшейся изъ сліянія горныхъ ключей, впереди насъ бивуаки линейнаго казачьяго полка съ его конною батареею, на правой возвышенности штабъ графа Нирода, на лвой вагенбургъ, подъ командою генералъ-маіора Шонерта.
Первые дни въ Каны-Ке прошли спокойно. Турки, озадаченные нашими движеніями, какъ будто давали намъ время устраиваться на новыхъ позиціяхъ. {За исключеніемъ 5 августа, когда въ отряд совершенно неожиданно произошла тревога. Въ полдень прискакалъ съ аванпостовъ казакъ. ‘Что такое?’ ‘Баши-бузуки!’ Пока драгуны сдлали, линейцы понеслись уже къ своимъ аванпостамъ и увидли густую толпу всадниковъ, которые съ ружейною стрльбою неслись впередъ и были не дале персты отъ нашего лагеря. Поднялась суматоха: пока отрядъ выстраивался, баши-бузуки были уже въ лагер, и дло объяснилось.
Это былъ Лорисъ-Мелиховъ, возвращавшійся съ милиціей изъ своихъ поисковъ вокругъ Карса. Онъ ночевалъ въ Меликъ-Кев и теперь слдовалъ къ Чавтличаю, мимо каны-кейскаго лагеря.} 6-го августа Новороссійцы спокойно отпраздновали свой полковой праздникъ. Въ Турціи, какъ и на родин, дло началось молитвою, но помолились мы на этотъ разъ не въ храм Божіемъ, а подъ открытымъ небомъ, ярко озареннымъ лучами знойнаго восточнаго солнца. Посл церковнаго парада отправились вс къ полковому командиру на закуску: закусывали по походному, чмъ Богъ послалъ, не было уже той роскоши, какъ въ минувшемъ году, когда этотъ день праздновался подъ свжими впечатлніями кюрюкъ-даринской побды. Однакожь, явилось шампанское: мы выпили за полкъ, и пожелали ему, какъ водится, много-много длъ съ непріятелемъ, разумется удачныхъ, выпили потомъ за здоровье нашего любимаго графа Нирода, и солдатскій хоръ сплъ свою боевую псню:
Здравствуй, храбрый нашъ герой,
Разудалый графъ нашъ Ниродъ!
Про тебя, ей ей, нестыдно
Псню звонкую сложить!…
Пили потомъ за здоровье старика полковаго командира, пили за всхъ вмст и за каждаго порознь. Было весело, какъ только можетъ быть весело въ тсномъ полковомъ кружку, соединенномъ крпкими узами дружбы и товарищества.
Но въ военное время пировать долго нельзя: посл обда явилась на сцену служба, и изъ нашего отряда отправилась небольшая команда на фуражировку, съ приказаніемъ разыскать въ окрестныхъ аулахъ накошенное сно {По блокаднымъ отрядамъ былъ отданъ приказъ, чтобы изъ окрестныхъ ауловъ забирать все накошенное сно съ платою жителямъ по 10 коп. сер. за пудъ, а если жители сами добровольно привозили свое сно въ наши отряды, то имъ платили за пудъ вдвое боле — по 20 коп. серебромъ.}.
На слдующій день нашъ лагерь постилъ корпусный командиръ. Онъ длалъ смотръ линейному полку, который выступалъ въ отрядъ генерала Бакланова, а взамнъ его идетъ къ намъ изъ главнаго лагеря полкъ Камкова, за болзнью, котораго командуетъ имъ теперь подполковникъ Петровъ {Полковникъ Качковъ, по нкоторымъ обстоятельствамъ, долженъ былъ оставить дйствующій корпусъ и ухать на Терекъ. Однако же, зимою, посл паденія Кари, его снова вызвали въ Александраполь, и онъ, по прежнему, вступилъ въ командованіе 2-мь сборнымъ линейнымъ казачьимъ полкомъ.}.
Это было утромъ, а посл обда вдругъ поднялась тревога: четыре эскадрона новороссійцевъ, съ четырьмя орудіями, на рысяхъ двинулись верстъ за восемь отъ своего лагеря. Говорили, что мы идемъ для прикрытія линейцевъ, которыхъ будто бы турки хотятъ отрзать. Дло въ томъ, что турецкая кавалерія, выдвинувшись изъ нижняго лагеря на меликъ-кейскую дорогу, показалась на фланг у линейцевъ. Князь Витгенштейнъ, пославъ къ намъ просить подкрпленія, самъ началъ отдаваться съ полкомъ вправо къ сторон Александраполя и потянулъ за собою туда турецкую конницу.
Въ Каны-Ке, въ это время, стояли только два дивизіона драгунъ съ конною батареею:, все остальное было занято очередною службою на аванпостахъ, въ разъздахъ и въ прикрытіи фуражировъ. Казачій полкъ Петрова еще не приходилъ изъ Чавтли-Чая, поэтому графъ Народъ, выступая на тревогу, увдомилъ корпуснаго командира запискою, что Каны-Кей остается безъ всякаго прикрытія.
Съ приближеніемъ нашихъ дивизіоновъ, турки, опасавшіеся быть отрзанными отъ Карса, отодвинулись назадъ. Мы выстроились противу нихъ, и графъ, приказавъ казакамъ идти впередъ. предупредилъ ихъ, что останется наблюдать за турецкой кавалеріей до тхъ поръ, пока полкъ не скроется изъ виду. Но, еще казаки виднлись на горизонт, какъ позади насъ раздалась ружейная перестрлка. Первое, что бросилось въ голову, это возможность нападенія баши-бузуковъ на нашъ беззащитный лагерь. Озадаченные, встревоженные, мы бросились назадъ и на полныхъ рысяхъ понеслись къ Каны-Кею. Подходя къ нему, увидли небольшія кучки баши-бузуковъ, скакавшихъ по разнымъ направленіямъ. Приказано было торопиться. Прошли еще съ версту и наткнулись на баталіонъ пхоты, прибывшій сюда изъ бриммеровскаго отряда. Этотъ баталіонъ посплъ вовремя, потому что турки, кинувшіеся было къ нашимъ палаткамъ, замтивъ его. повернули назадъ.
Тревога кончилась пустяками, однако, она показала намъ не только опасность каны-кейской позиціи, но и слабость отряда, поставленнаго защищать ее.
На другой день получено извстіе, что линейцы прибыли благополучно въ отрядъ Бакланова, а вмсто ихъ выступилъ къ полку находившійся тамъ 2-й дивизіонъ, только что возвратившійся тогда изъ летучки, гд онъ имлъ случай заслужить особую благодарность генерала Бакланова. Къ сожалнію, мн неизвстны подробности этого замчательнаго движенія, и я ограничиваюсь повтореніемъ того, что удержалось въ моей памяти изъ разсказовъ товарищей.
Вся цль заключалась въ томъ, чтобы выманить хоть часть гарнизона изъ крпости и разбить его въ пол. Для этого генералъ Баклановъ, выступивъ на ардаганскую дорогу, нсколько дней ходилъ по горамъ, выбирая для ночлеговъ самыя неудобныя позиціи. Турки, однако, махнули рукой на свои сообщенія и не шли изъ крпости. Баклановъ подвинулся еще ближе къ Карсу и остановился ночевать въ котловин, окруженной съ трехъ сторонъ горами, неприступными со стороны нашего фронта и удобовосходимыми со стороны непріятеля. Позади отряда лежали глубокіе овраги, черезъ которые отступать съ артиллеріей было бы невозможно. Напрасно частные начальники представляли вс неудобства выбранной позиціи.
— Турки слдятъ за нами, ваше превосходительство, говорили они: — и, узнавъ что мы стоимъ въ ложбин, откуда нельзя ни напасть на непріятеля, ни отступить отъ него, непремнно сами нападутъ на насъ!
— Мн только этого и нужно, отвчалъ генералъ: — и вотъ мои наставленія: днемъ аванпосты успютъ дать знать заблаговременно о приближенія непріятеля, значитъ напрасно тревожить отряда нечего: пусть люди высыпаются. Я требую строгаго исполненія моихъ приказаній, а не мелочныхъ формальностей. Приходите ко мн днемъ запросто, приходите такъ, какъ застаете меня (генералъ въ это время стоялъ въ широкихъ казачьихъ шароварахъ, заложивъ руки въ карманы, въ одной рубашк, безъ сюртука). Теперь дни жаркіе, а такъ и легче и удобне — Но помните, что ночью непріятель можетъ внезапно напасть на насъ, и намъ придется часъ, другой выдерживать напоръ его, пока другіе отряды не успютъ отрзать ему отступленія. Посл вечерняго водопоя лошади должны быть осдланы, мундштуки надты- люди спятъ въ аммуници, но въ каждомъ взвод ходятъ дневальный и дежурный. Въ драгунскихъ эскадронахъ ружья составлены въ козлы, по сигналу тревога, драгуны разбираютъ ихъ и строятся пшкомъ. Здсь, на пересченной мстности, они должны мн замнить пхоту. Пикинерный дивизіонъ тверцовъ, казаки и милиція садятся на коней и ожидаютъ моихъ приказаній. Одна часть встрчаетъ непріятеля, другая прикрываетъ коноводовъ.
Подобными распоряженіями руководствовались и прежніе летучіе отряды, ходившіе подъ командою этого неутомимаго генерала. Бывало, нсколько разъ въ ночь онъ самъ слетаетъ на аванпосты, самъ обойдетъ весь лагерь, правда, не надвая формы, а попросту въ одной рубашк, часто босикомъ, но за то ничего не проглядитъ его орлиный взглядъ, все замтитъ, все выслдитъ, и добрый геній его бодрствуетъ нердко одинъ надъ спящимъ отрядомъ.
Проходивъ нсколько дней и все-таки не выманивъ турокъ изъ крпости, смекнувшихъ, чмъ пахнетъ подобное дло, Баклановъ вернулся въ Меликъ-Кей и вступилъ въ блокадную линію. Подполковнику Пуццыл со 2-мъ дивизіономъ новороссійцевъ велно присоединиться къ своему полку… Но какъ турки, въ послднее время стали выходить на равнину въ довольно значительныхъ силахъ и наканун еще пытались отрзать линейцевъ, слдовавшихъ по этой дорог, то изъ нашего лагеря высланъ былъ на встрчу къ нему дивизіонъ драгунъ. Селеніе Мехико назначено пунктомъ ихъ соединенія.
Не знаю почему, но, прійдя въ Мешко, дивизіонеръ выслалъ только разъзды, и когда убдился, что непріятель стоитъ въ своихъ укрпленіяхъ, возвратился въ лагерь. Говорятъ, будто слово Мешко было принято имъ за слово не мшкать, т. е., сдлавъ поискъ, немедленно возвратиться. Правда ли это, не ручаюсь. Чтобы поправить ошибку, выслали по тому же направленію 1-й дивизіонъ подполковника Яковлева, который, двинувшись на рысяхъ, прибылъ какъ разъ въ то время, когда со стороны Меликъ-Кея подходилъ 2-й дивизіонъ. Турки дйствительно не вышли изъ крпости, и наши эскадроны благополучно возвратились на каны-кейскую позицію.
Новостей въ отряд довольно. Нсколько дней тому назадъ, черезъ Тифлисъ прохалъ чрезвычайный посолъ персидскаго шаха. Онъ отправился въ Петербургъ, какъ говорятъ, съ изъявленіемъ дружескихъ чувствъ своего двора къ нашему. Не для разъясненія ли какихъ нибудь недоразумній составилась эта поздка?
У насъ давно носятся слухи, что Персія намрена выставить свой корпусъ, чтобы заставить насъ снять блокаду Карса, подобно тому, какъ австрійцы, выставивъ свою армію, заставили снять осаду Силистріи. На возвратномъ пути изъ Петербурга, Кассимъ-Ханъ намренъ постить нашъ лагерь. Но найдетъ ли онъ его подъ Карсомъ? Здсь вс уврены, что крпость не продержится долго.
Вчера, 9-го августа, вернулись оттуда наши лазутчики, и вс говорятъ одно и то же: въ гарнизон появилась холера. У турокъ теперь постъ рамазанъ, и постъ въ тсномъ смысл слова, потому что, съ открытіемъ блокады, подвозъ състныхъ припасовъ совершенно прекратился, провіянтъ приходитъ къ окончанію. Хлбъ начинаютъ уже отбирать у жителей силою.
Однако, вмст съ этимъ получено извстіе, что гарнизонъ намренъ отпраздновать праздникъ курбанъ-байрамъ какимъ нибудь блистательнымъ дломъ и что турки 12 числа ршились сдлать сильную вылазку на одну какую нибудь часть блокадной линіи. Въ отрядахъ велно соблюдать осторожность, особенно на разсвт, и съ этого же дня, по пробитіи вечерней зори, часомъ ране обыкновеннаго въ кавалеріи сдлались лошади на всю ночь.
Въ тотъ же день, 10 августа, графъ Ниродъ, съ двумя дивизіонами драгунъ, сотней казаковъ и двумя орудіями, выступалъ на александрапольскую дорогу. Онъ прошелъ за Мугараджикъ на встрчу значительному транспорту, подходившему къ намъ изъ Александрагіоля. Турки хорошо видли движеніе обозовъ, но не смли выйдти, удерживаемые нашей кавалеріей, стоявшей у Визикъ-Кева въ боевомъ порядк. Съ транспортомъ прибыли два осадныя орудія, изъ которыхъ одна мортира, громаднйшаго размра. Для какой надобности привезли ихъ, когда осадныхъ работъ у насъ не предполагается! Этого, признаться, мы не понимали, и только съ удивленіемъ смотрли на неимоврные труды людей, тащившихъ орудія на каменистую гору къ вагенбургу. Тамъ приставили къ нихъ часоваго, и все мсто получило назначеніе осаднаго парка дйствующаго корпуса. Такъ простояли орудія до вожделннаго дня паденія Карса. Говорятъ, будто бы изъ нихъ стрляли во время штурма, но если это и правда, то турки, конечно, ничмъ не поплатились. Надо предполагать, что орудія исключительно предназначались для усиленія обороны Каны-Кея, еслибъ, при натиск на нашъ отрядъ, турки покусились овладть вагенбургомъ. Но для этого, кажется, было бы достаточно и полевыхъ орудій. Впрочемъ, все это догадки. Отъ вагенбурга къ главному отряду начинаютъ прокладывать широкую дорогу, что-то въ род русскаго шоссе. Это все труды генералъ-маіора Шонерта. Главнокомандующій, надняхъ, самъ постилъ вагенбургъ и былъ удивленъ чистотой, опрятностью и порядкомъ, съ какимъ разставлены нсколько тысячъ аробъ и буйволовъ, выровненныхъ чисто по военному.
Въ послднее время, подобные транспорты стали подходить довольно часто, и къ нашей повседневной служб прибавились новые хлопоты: постоянное конвоированіе ихъ. Дйствительно, дорога на всемъ протяженіи отъ Каны-Кея до Александраполя пролегаетъ по открытой равнин, наблюдаемой только слабыми разъздами нашего отряда, и представляетъ мстность, въ высшей степени удобную для летучаго нападенія непріятельской конницы на обозы, двигавшіеся иногда въ числ нсколькихъ тысячъ аробъ и повозокъ. Поэтому транспорты ходятъ съ большими прикрытіями, которыя получили здсь кавказское названіе ‘оказіи’.
Впереди баталіонъ пхоты съ двумя орудіями, за нимъ громадный таборъ разноколиберныхъ повозокъ, телгъ, и все это мшается съ дикимъ ревомъ верблюда, съ невыносимо непріятнымъ скрипомъ немазаннаго колеса грузинской арбы. Хаосъ звуковъ слышится еще издали при приближеніи каравана, напоминающаго переселеніе какого нибудь кочующаго народа, въ аріергард опять баталіонъ пхоты и опять дв пушки съ дымящимися фитилями. Дивизіонъ драгунъ, наканун приходившій изъ Каны-Кея въ Хаджи-Вали, прикрываетъ всю ‘оказію’ со стороны Карса.
Для усиленія каны-кейскаго отряда, занятаго конвоированіемъ, прибылъ изъ отряда Бакланова пикинерный дивизіонъ Тверскаго Его Высочества. Николая Николаевича полка, для очередной службы съ нашими эскадронами, для облегченія же линейцевъ прикомандированы къ нимъ дв сотни донцовъ.
Въ ночь на 11 августа, графъ Ниродъ выслалъ линейскихъ казаковъ съ цлію потревожить непріятеля въ самой крпости. Линейцы съ охотою взялись за исполненіе дла, хорошо знакомаго имъ по терекской и кубанской служб. Подполковникъ Петровъ {Нын полковникъ и командиръ Свернаго драгунскаго Его Высочества Наслдника-Цесаревича полка, находящагося на Кавказ.}, съ двумя сотнями и ракетною командою, пробрался къ нижнему лагерю и, увидвъ турецкую цпь, разставленную по валу, пустилъ ракеты, которыя съ шумомъ опрокинули нсколько палатокъ пхоты. Тогда дв сотни, кинувшись впередъ съ гикомъ, дали залпъ изъ винтовокъ и, не дожидаясь развязки этого трагикомическаго акта, унеслись назадъ. Убили ли они кого, неизвстно, но тревога закипла по укрпленіямъ, барабаны гремли сборъ, войско бжало въ ружье и поспшно занимало передовые валы. Вскор изъ нижняго лагеря, одно за другимъ, грянуло нсколько орудій, но громъ выстрловъ замеръ безотвтно на равнин, посреди могильной тишины. Турки всю ночь простояли въ ружь, ожидая нападенія. Если они пугаютъ насъ своими вылазками и заставляютъ держать коней подъ сдлами, то почему же и намъ не заставлять ихъ, время отъ времени, проводить ночи на передовыхъ батареяхъ въ боевой аммуниціи и съ ружьемъ у ноги? При истощеніи състныхъ припасовъ, войско будетъ утомляться и приходить въ разстройство.
Утромъ 11 числа, прозжалъ черезъ нашъ лагерь курьеръ съ депешами къ главнокомандующему изъ Крыма. Слухъ объ этомъ мгновенно облетлъ вс отряды: заговорили, что французы длали второй приступъ къ Севастополю, отбиты и потеряли до 16,000 человкъ. Можно себ представить всеобщій восторгъ нашъ! Только и рчей было тогда, что о Крым и о крымской арміи. Мы думали, что судьба кампаніи кончена и міровой вопросъ разршился подъ стнами Севастополя съ новою честью, съ новою славою для русскаго оружія. Т, кто держалъ сторону за Севастополь, гордо подняли головы, т, которые доказывали невозможность сопротивленія крпости противъ правильнаго хода осады, недоумвали.
Но къ вечеру об партіи были поражены еще боле, узнавъ настоящій смыслъ полученной депеши: штурма не было, наша армія сама атаковала французскую на позиціи за ркою Черной и — понесла большую неудачу! Называютъ цлыя дивизіи, изъ которыхъ вернулись одни обломки. Убитъ и нашъ кавказскій генералъ Реадъ, командовавшій войсками въ этомъ нессчастномъ дл, за годъ онъ привтствовалъ насъ здсь съ кюрюкъ-даринскою побдою. Реадъ умлъ заслужить на Кавказ общую любовь, и больно было слышать, что по какимъ-то недоразумніямъ его считаютъ главнымъ виновникомъ проиграннаго сраженія. Но дйствительно ли виноватъ былъ Реадъ?
Значитъ, нтъ больше надежды на спасеніе Севастополя, и. какъ всегда бываетъ въ подобныхъ случаяхъ, стали искать причинъ не въ войск, а вн его. Еще сурове поглядывали мы на твердыни Карса, рвались поскоре взять ихъ, овладть Арзерумомъ,, обширнымъ каравансараемъ англійской торговли’, и хотя этимъ подать руку помощи нашимъ далекимъ собратьямъ. Много тогда говорили у насъ, многихъ винили, безпристрастный судъ исторіи долженъ показать, до какой степени справедливъ былъ судъ современниковъ.
Наши летучіе отряды перехватили новую почту и какихъ-то гонцовъ, пробиравшихся въ Карсъ. Изъ арзерумскихъ депешей получены достоврпыя свднія о приготовленіяхъ, длаемыхъ турками къ вылазк. Они ршаются, ударивъ на одинъ изъ нашихъ блокадныхъ отрядовъ, прорваться къ Арзеруму, оставивъ крпость со всмъ вооруженіемъ въ нашихъ рукахъ. Мры предосторожности везд усилены, людямъ по ночамъ велно спать одвшись. Удивительно еще, какъ здоровье людей находится въ такомъ удовлетворительномъ состояніи, нтъ даже слуховъ о болзняхъ, обыкновенно сопровождающихъ войны въ Азіи.
12 числа, несмотря на всеобщее ожиданіе тревоги, изъ нашего вагенбурга отправился большой транспортъ съ провіянтомъ и 240 черводарскихъ лошадей-въ отрядъ генерала Бакланова, гд оказался въ немъ крайній недостатокъ. Транспортъ пошелъ окружною дорогою черезъ Мугараджикъ и Визикъ-Кевъ къ гор Малыя Яглы, гд дожидался его другой отрядъ, высланный изъ Меликъ-Кева.
Но 12 число прошло спокойно, и только на другой день, часовъ въ 9 утра, съ аванпостовъ дали знать, что турки идутъ. Ударили тревогу. Подполковникъ Петровъ, съ двумя сотнями линейцевъ, вихремъ помчавшійся на развдки, налетлъ на баши-бузукскую конницу, спокойно расположившуюся фуражировать въ виду укрпленій, и въ одну минуту двадцать изрубленныхъ непріятельскихъ тлъ лежали на мст, а казаки, забранъ оружіе съ убитыхъ, возвратились въ лагерь ране, чмъ драгунскій полкъ усплъ выступить изъ Каны-Кея.
Посл такого урока, мы думали, что турки угомонятся, вышло противное. Не удалось на южной сторон, давай выйдемъ на сверную, и на слдующій день вышли. Летучіе отряды съ той стороны засуетились, дали знать, что турки оставляютъ крпость и изъ сверныхъ воротъ выходятъ въ поле. Изъ главнаго штаба прискакалъ кто-то, требуетъ два дивизіона драгунъ къ отряду Ковалевскаго. Тверскіе пикинеры и 3-й дивизіонъ нашего полка пошли на, рысяхъ. Они присоединились къ колонн. выступившей на ардаганскую дорогу, откуда, какъ оказалось, турки ожидали большаго транспорта. Вмст съ этимъ, генералъ Баклановъ двинулся изъ Мсликъ-Кева наперерзъ ихъ отступленію’, но турки, замтивъ разставляемую имъ сть, успли вовремя отодвинуться назадъ.
Мы полагали, что все кончилось, какъ вдругъ загремла крпостная артиллерія. Каны-кейскій отрядъ живо осдлалъ, но съ аванпостовъ увдомили, что ничего особеннаго не происходитъ. Орудія дали залпъ по молодцамъ-охотникамъ изъ команды Лорисъ-Мелихова, которые, разсчитавъ, что вниманіе турокъ отвлечено въ другую сторону, кинулись къ нижнему лагерю и подъ самыми его укрпленіями отхватили значительное стадо рогатаго скота.
Итакъ, день прошелъ въ суматох. Ночью опять тревога. Вставай! мундштучь! Мы выскочили изъ палатокъ и увидли, что вся южная сторона карсскихъ укрпленій горла огнями, ружейная перестрлка, была слышна намъ довольно явственно. Съ аванпостовъ опять дали знать, чтобы драгуны не суетились: это линейные казаки отправились на свои ночные поиски. Съ ними былъ подполковникъ Петровъ, достойный преемникъ отважнаго Камкова.
17 числа турки снова покусились фуражировать на южной сторон, но графъ Ниродъ, выхавшій на тревогу съ Новороссійскимъ драгунскимъ полкомъ и двумя сотнями линейцевъ, заставилъ ихъ перервать ее съ самомъ начал и возвратиться въ крпость.
На другой день опять тревога: опять турки вышли фуражировать, по на этотъ разъ подполковникъ Петровъ усплъ-таки догнать хвостъ баши-бузукской колонны, и казаки одного баши-бузука ранили, а другаго взяли въ плнъ, вмст съ лошадью. Едва они возвратились, какъ съ карадагскихъ батарей мы услыхали страшную канонаду: тамъ Баклановъ разгонялъ другую фуражировку, вышедшую на сверную сторону, при чемъ князь Витгенштейнъ, съ своимъ казачьимъ полкомъ, наголову разбилъ прикрытіе, состоявшее изъ нсколькихъ полковъ регулярной кавалеріи и баши-бузуковъ. Говорятъ, что въ этомъ дл намъ много помогало дйствіе орудія изъ славной батареи Двухженнаго.
Вс эти фуражировки, предпринимаемыя съ такой опасностію и съ такимъ упрямствомъ, служатъ убдительнымъ доказательствомъ, въ какомъ жалкомъ состояніи находятся фуражные запасы въ крпости. Положеніе гарнизона съ каждымъ днемъ становится все хуже и хуже. Турки принуждены высылать изъ крпости значительные отряды своей кавалеріи: отъ князя Дундукова-Корсакова, длавшаго поискъ въ Гельскомъ санджак, получено извстіе, что открыты слды одной подобной партіи, пробравшейся безнаказанно черезъ нашу блокадную линію между Возгалами и озеромъ Айгеръ-Гелемъ, въ ночь съ 13 на 14 августа. По дорог валялось много лошадей, видимо павшихъ отъ сильнаго изнуренія {Эта партіи, дйствительно, пробралась безнаказанно между нашими блокадными отрядами, но за ркою Пердыкомъ наткнулась на разъздъ конно-мусульманскаго полка, который, кинувшись въ погоню на нею, усплъ отбить 9 лошадей.}.
Чтобы отрзать непріятельскую армію отъ ея послдняго сообщенія по самоватскому ущелью, у насъ Сформированъ новый отрядъ, подъ командою Нижегородскаго драгунскаго полка полковника Шульца, который, расположившись близъ озера Айгеръ-Геля, при селеніи Ахъ-Комъ, на высотахъ за лвымъ берегомъ Бердыкъ-Чая, занялъ пустой промежутокъ, остававшійся между блокадными отрядами князя Дундукова и барона Унгерна {Цль этого отряда, кром наблюденія за непріятелемъ со стороны Вельскаго санджака, заключалась еще въ заготовленіи значительнаго количества сна для главнаго штаба и отряда, расположеннаго въ Позгалахъ. Отрядъ состоялъ изъ 4-го баталіона Блевскаго егерскаго полка, одной сотни донскаго No 4 полка, одной сотни конно-мусульманскаго No 1 полка, подъ командою извстнаго своею храбростію Али-Бека, и двухъ сотенъ конно-мусульманскаго No 3 полка, взятыхъ изъ отряда барона Унгерна. Сверхъ того, при отряд находилось 80 человкъ нижегородскихъ драгунъ, которые, занимаясь снокошеніемъ, въ случа нужды могли служить хорошимъ и надежнымъ кавалерійскимъ резервомъ всему отряду.}.
Теперь все, что успвало прежде пробираться черезъ блокадную линію, должно попадать въ руки этого отряда.
Въ первую же ночь разъздъ милиціонеровъ, отправившійся къ Саганлуку, напалъ на слдъ небольшой конной партіи, но, еще нехорошо знакомый съ мстностію, отбилъ только двухъ лошадей, изъ которыхъ одна была осдлана русскимъ казачьимъ сдломъ. Говорятъ, что это та самая лошадь, которая вмст съ линейнымъ казакомъ попалась въ руки баши-бузуковъ еще на комацурской позиціи.
Возвращаясь, Али-Бекъ, командовавшій разъздомъ, замтилъ въ сторон, въ глухомъ овраг, небольшую отару барановъ и захватилъ ее съ собою, но, отойдя нсколько верстъ, былъ настигнутъ другою конною партіей, человкъ въ тридцать, которая погналась за нимъ. Али-Бекъ открылъ перестрлку и усплъ, какъ онъ говоритъ, отдлаться, хотя и принужденъ былъ бросить часть своихъ барановъ. По его показанію, при этомъ убитъ одинъ баши-бузукъ, а подъ его милиціонеромъ тяжело ранена лошадь.
На слдующую ночь сотня конно-мусульманскаго No 3-го полка, возвращавшаяся съ разъздовъ, наткнулась въ самоватскомъ ущель на пятнадцать человкъ пшихъ аджарцевъ, вышедшихъ изъ Карса съ оружіемъ, которые, засвъ въ каменную пещеру, куда курды обыкновенно загоняютъ свой скотъ во время непогоды, держались противу нихъ до тхъ поръ, пока не подоспли донцы, прибывшіе въ конво отряднаго начальника.
Въ тотъ же день, 19 августа, захватили еще четырехъ человкъ татаръ, изъ числа передавшихся къ непріятелю съ полковникомъ Омаръ-Бекомъ. Застигнутые въ ущель, они отказались положить оружіе и сами добровольно явились къ полковнику Шульцу. Имъ предложили положить оружіе- они долго отказывались.
— Мы бы отдали его теб, отвчали татары съ грустью: — но намъ жаль нашего оружія.
Имъ предложили сдлать подробную опись ему, съ тмъ, что ежели главнокомандующему угодно будетъ помиловать ихъ, то оружіе возвратится по принадлежности. Тогда татары просили только ходатайства о томъ, чтобы ихъ не разстрливали.
— Но ежели сардаръ, прибавили они гордо:— не захочетъ оказать намъ помилованія и сошлетъ въ вашу холодную Сибирь, то пускай лучше умремъ отъ пули.
Полковникъ Шульцъ отправилъ ихъ въ главный отрядъ при особомъ рапорт, гд, объясняя ихъ полное раскаяніе, просилъ о помилованіи.
— Гд Омаръ-Бекъ? спросили ихъ въ главномъ штаб.
— Омаръ-Бекъ давно ушелъ изъ Карса и живетъ теперь или въ Арзерум у Вели-Паши, или въ Пенякахъ у Али-Паши, отвчали бывшіе милиціонеры.
— А зачмъ Омаръ-Бекъ бжалъ въ Карсъ?
— Аллахъ биллиръ. (Богъ знаетъ.)
— А вы зачмъ?
— Начальникъ бжалъ, и мы съ нимъ! Омаръ-Бекъ былъ большой начальникъ.
Боле татары ничего не знали. Жаль!… Интересно бы узнать настоящую причину измны, но, по словамъ ихъ, при ОмаръБек никого не осталось изъ его бывшихъ милиціонеровъ: они разсялись по Турціи, большинство держится, однако, шайки своего земляка Ишимъ-Оглы. Полковникъ Шульцъ вошелъ въ сношеніе съ кочующими курдами на рк Лавурсанъ-Ча и съ жителями Гокомской долины, кочующими въ горахъ, за Курою. Вс свднія, которыя могли быть добыты отъ нихъ, заключаются въ томъ, что въ Арзерум свирпствуетъ холера и корпусъ Вели-Наши разбгается, что въ Ненякахъ собирается отрядъ турецкихъ войскъ, подъ начальствомъ стараго генерала Али-Паши, у котораго теперь до 2,500 человкъ совари-улановъ и полторы тысячи баши-бузуковъ, при четырехъ орудіяхъ. Слышно, что отъ Али-Паши ежедневно вызжаетъ разъздъ человкъ во сто, подъ начальствомъ извстнаго наздника Асланъ-Бека, который иметъ твердое намреніе напасть на самоватскій отрядъ полковника Шульца.
Посланные въ ту сторону для разъясненія слуховъ лазутчики показываютъ совершенно разнорчиво съ жителями. По словамъ ихъ, въ Пенякахъ у Али-Паши двнадцать орудій и до десяти тысячъ низама (регулярной пхоты) и баши-бузуковъ. На рукахъ этого отряда до семи тысячъ вьюковъ съ сарачинскимъ пшеномъ, сухарями и рисомъ, предназначенныхъ для карсскаго гарнизона. Другіе утверждаютъ, что около Панжрута видли тоже лагерь, боле чмъ въ триста палатокъ, гд расположенъ другой отрядъ изъ пхоты и улановъ, при шести орудіяхъ {Это можетъ служить лучшимъ доказательствомъ, какъ неврны бываютъ показанія жителей, и даже лазутчиковъ. Впослдствіи оказалось, что у Али-Паши всего находилось 1,200 регулярныхъ всадниковъ и 1,000 человкъ баши-бузуковъ. Панжрутскій отрядъ не превышалъ 1,000 человкъ иррегулярнаго войска.}.
Въ Меликъ-Кев, во все это время, кром длъ съ непріятельскими фуражирами, ничего особеннаго не происходило. Разсказываютъ, что генералъ Баклановъ но цлымъ часамъ смотритъ въ подзорную трубу, въ которую ему виднъ не только Карсъ, но и нашъ каны-кейскій лагерь. Слдовательно, ни одно движеніе турокъ не можетъ ускользнуть отъ его глаза {Разсказываютъ по этому поводу анекдотъ: однажды, Баклановъ замтилъ въ трубу казачьи аванпосты, выставленные въ прикрытіе нашей фуражировки, и приказалъ убрать ихъ. Фуражиры, встревоженные тмъ, что казаки съзжаютъ съ пикетовъ, спрашивали: ‘что такое?’ Прозжавшій мимо урядникъ спокойно отвчалъ: ‘да вонъ, Бакланычъ самъ смотритъ’, и фуражиры принялись за работу, увренные, что это надежне всевозможныхъ аванпостовъ.}.
Изъ Бозгаловъ, гд стоятъ нижегородцы, каждую ночь высылается въ секретъ дивизіонъ драгунъ, вслдствіе ожидаемой вылазки турецкой кавалеріи.
Заговоривъ о Возгалахъ, нельзя не упомянуть объ одномъ происшествіи. Каждую ночь выходилъ оттуда эскадронъ для обезпеченія бивуака отъ ночнаго нападенія. Нсколько дней тому назадъ, одинъ изъ такихъ эскадроновъ, подъ командою капитана Позняка, длая разъзды, подошелъ подъ самыя крпостныя стны. Слыша окликъ турецкихъ часовыхъ и боясь привлечь ихъ вниманіе, онъ ршился провести ночь въ сосдств съ непріятелемъ. Выбравъ ложбину, люди спшились и прилегли на земл, съ поводомъ въ рук. На разсвт, изъ Карса выхала партія баши-бузуковъ, и Познякъ, опасаясь быть открытымъ, приказалъ эскадрону отступать, а самъ поднялся на пригорокъ, желая поближе разсмотрть непріятеля, но въ то же самое время, съ противоположной стороны холма, поднялись два баши-бузука, и противники столкнулись такъ неожиданно, что Познякъ не усплъ схватиться за шашку, какъ турокъ выстрлилъ изъ пистолета и положилъ его на мст. Все дло произошло въ глазахъ эскадрона, который бросился на помощь къ своему командиру, но поднялъ его уже мертваго.
Въ Каны-Ке была тревога. 20 числа, утромъ, турецкія колонны стали выходить на плоскость противъ южныхъ укрпленій и, выстроившись въ боевой порядокъ, потянулись къ сторон Александраноля. Говорятъ, они намрены были дать сраженіе для того только, чтобы, во время его, фуражиры успли накосить побольше травы и сдлать какіе нибудь запасы. Графъ Ниродъ, первый замтившій съ каны-кейскихъ высотъ это движеніе непріятеля и предполагая справедливо, что генералъ Баклановъ., воспользовавшись значительнымъ отдленіемъ его отъ Карса, нападетъ со стороны Меликъ-Кева, тмъ боле, что турки находились в-ь участк его блокадной линіи, ршился отрзать имъ отступленіе въ крпость и поставить между двумя огнями. Дло казалось возможнымъ. Три дивизіона новороссійскихъ Драгунъ съ сотней линейцевъ и двумя орудіями, подъ личною командою графа, выступили изъ лагеря. Мы прискакали какъ разъ вовремя:, но меликъ-кейскій отрядъ не пришелъ, и турки отодвинулись къ Карсу. Вроятность нанести ршительное пораженіе значительному отряду карсскаго гарнизона исчезла, и мы сами очутились передъ лицомъ сильнаго непріятеля.
Графъ Народъ и подполковникъ Петровъ, поднявшись на пригорокъ, который закрывалъ отъ непріятеля наши дивизіоны, увидли длинную линію турецкой кавалеріи и насчитали 28 эскадроновъ, стоявшихъ въ порядк. Положеніе наше сдлалось крайне опасное: мы не могли ни напасть на непріятеля, ни отступить въ виду его, тмъ боле, что на помощь меликъ-кейскаго отряда разсчитывать было нечего. Къ счастію, въ это время прискакали сюда изъ главнаго штаба грузинская дворянская дружина и охотники Лорисъ-Мелихова. Вмст съ нашею линейною сотнею кинулись они на правый флангъ непріятельской линіи, завязали перестрлку, а мы, воспользовавшись этимъ временемъ, на рысяхъ ушли къ Капы-Кею.
22 августа на аванпосты явились 72 человка перебжчиковъ. Они объявили, что въ ночь выйдетъ изъ Карса кавалерія, но имъ было неизвстно, по какому направленію пойдетъ она. Вечеромъ лазутчики, пришедшіе къ полковнику князю Дундукову-Корсакову, подтвердили то же. Изъ Каны-Кея велно выслать цлый эскадронъ въ разъздъ къ Мугараджику и Визикъ-Кеву, куда съ противоположной стороны доходили сильные разъ зды изъ отряда полковника Эдигарова, занимавшаго съ мусульманами алекеандрапольскую дорогу.
Генералъ Баклановъ, спустившись съ меликъ-кейскихъ высотъ, приблизился къ крпости. Изъ Нижегородскаго драгунскаго полка, по обыкновенію, высланъ дивизіонъ на заставу. Очередь на этотъ разъ пала на дивизіонъ подполковника Кишинскаго.
Наступила ночь, одна изъ тхъ ночей, которыя такъ славятся на восток, когда предметъ на разстояніи одного шага исчезаетъ совершенно въ густомъ непроницаемомъ мрак. Въ одиннадцать часовъ изъ передовыхъ чакмахскихъ укрпленій выступила турецкая кавалерія и пошла къ самоватскому ущелью.
Разставленные на всхъ тропинкахъ заставы и казачьи пикеты скоро замтили движущуюся массу. Ее окликнули, но, не получивъ отвта, пустили ракеты. Ракеты освтили турокъ. Тогда часть нашей милиціи, подъ командою подполковника Тверскаго драгунскаго Его Высочества Николая Николаевича полка, Лошакова, бросившись на непріятеля, сразу разрзала его на дв части. Одна ударилась назадъ къ Карсу- другая, въ числ 1,200 всадниковъ, рванулась впередъ, преслдуемая по пятамъ выскочившимъ на тревогу отрядомъ барона Унгерна, и была атакована дивизіономъ нижегородцевъ, стоявшихъ въ секрет. Изъ Бозгаловъ прискакалъ полковникъ князь Дундуковъ-Корсаковъ съ остальными эскадронами своего полка, и бой сдлался общимъ.
Я не берусь рисовать картину этого ночнаго побоища, когда дло происходило на полномъ скаку и всадники, сталкивавшіеся грудь съ грудью, рубились наобумъ, не зная, кто передъ ними — свой или непріятель. Турки попробовали спшиться за камнями, по 5-й эскадронъ нижегородцевъ выбилъ ихъ штыками и преслдовалъ вплоть до селенія Сорхунли, гд турки засли уже въ сакляхъ. Сюда подосплъ 4-й эскадронъ и съ крикомъ ура ворвался въ селеніе. Большая часть непріятеля сейчасъ же обратилась въ бгство, другая осталась въ деревн, но, окруженная со всхъ сторонъ драгунами, на разсвт положила оружіе. Между тмъ, человкъ семьсотъ турецкихъ кавалеристовъ, успвшихъ выскочить изъ Сорхунли, бросились на дорогу къ Ахъ-Кому, откуда въ то же самое время полковникъ Шульцъ скакалъ на тревогу со всею милиціей, оставшеюся у него отъ ночныхъ разъздовъ. Посланный впередъ татаринъ возвратился съ извстіемъ, что значительная масса турецкой кавалеріи остановилась подъ горою. Отрядъ на рысяхъ понесся туда, но турки, услыхавъ топотъ, перешли на другую сторону, и разъздъ нашъ потерялъ ихъ изъ виду. Въ это время дали знать изъ другой партіи, что турки открыты, и въ доказательство прислали нсколько человкъ плнныхъ кавалеристовъ, вроятно отбившихся отъ колонны. Это были люди высокаго роста, одтые въ походную форму, очевидно принадлежавшіе къ тмъ полкамъ, которые вышли изъ Карса. Полковникъ Шульцъ поскакалъ туда, но, едва сталъ огибать гору, непріятель исчезъ, и разъздъ снова потерялъ его изъ виду.
Никакое сравненіе не можетъ дать понятіе о темнот ночи съ 22 на 23 августа. Начальникъ отряда вынужденъ былъ дать приказаніе, что если разъздъ наткнется на непріятеля, завязать съ нимъ ружейную перестрлку и выстрлами освщать дорогу. Прошло около часа времени, какъ грянулъ выстрлъ, потомъ другой и третій. Милиція кинулась въ ту сторону и наконецъ настигла непріятеля близъ самоватскаго ущелья, гд онъ спшился и заслъ за камнями. Не теряя время, полковникъ Шульцъ послалъ въ свой лагерь за пхотою. Бгомъ прибжала сюда 4-я карабинерная рота Блевскаго егерскаго полка, подъ командою штабсъ-капитана. Загорскаго, и, разсыпавъ стрлковъ, двинулась въ штыки. Унтеръ-офицеры изъ дворянъ, братья Афанасьевы, первые врзались въ толпу непріятеля, который обратился въ бгство, но снова былъ настигнутъ нашей милиціей, опять спшился и, на этотъ разъ, окруживъ себя, по кавказскому обычаю, лошадьми, держался упорно, несмотря на отчаянную храбрость ахалкалакской сотни конно-мусульманскаго No 3-го полка, предводимую поручикомъ Тазабаровымъ, который самъ впереди ея бросился на непріятеля. Одинъ изъ всадниковъ этой сотни, Акопъ-Назаръ Лазаретовъ, получилъ дв тяжелыя раны въ ногу, въ которой засли пули, но, невзирая на жгучую боль, до тхъ поръ не оставлялъ боя, пока третья рана пулею въ грудь не сбросила его съ лошади. Въ это время явился опять Загорскій съ своей ротою и уже штыками разогналъ непріятеля. Для преслдованія была выдвинута донская сотня подъ командою Симонова, она скоро догнала часть турецкой кавалеріи, въ числ около четырехсотъ человкъ и, преслдуя ее по пятамъ, успла захватить еще нсколько плнныхъ, въ томъ числ одного Офицера. Вообще этотъ день стоилъ непріятелю дорого: турки потеряли много убитыми и ранеными и, сверхъ того, въ нашихъ рукахъ осталось множество оружія, вьюковъ и до трехсотъ человкъ плнныхъ, въ числ коихъ одинъ кавалерійскій полковникъ и его тринадцатилтній сынъ {Турки потеряли убитыми до 100 человкъ. Въ отряд князя Дундукова-Корсакова и барона Унгерна находилось 206 плнныхъ кавалеристовъ и 19 офицеровъ, въ отряд полковника Шульца 130 офицеровъ и до 70 нижнихъ чиновъ. Сверхъ того, на другой день, разъзды его перехватили еще 17 офицеровъ и боле 40 нижнихъ чиновъ, показавшихъ, что они принадлежали къ тому же отряду турецкой кавалеріи.}.
Въ нашемъ отряд потеря незначительная: въ Нижегородскомъ драгунскомъ полку убиты три лошади, дв ранены, да нсколько оборвалось въ кручу, во время преслдованія. Въ самоватскомъ отряд убитъ одинъ милиціонеръ:, тяжело раненъ тремя пулями всадникъ ахалкалакской сотни Акопъ Назаретовъ, и другой шашкою по лицу, одинъ донецъ и рядовой Блевскаго егерскаго полка: въ донской сотн ранены дв лошади. Нсколько милиціонеровъ пропали безъ всти. Сперва полагали, что они захвачены въ плнъ:, но потомъ оказалось, что они просто рыскали по окрестностямъ, обирая убитыхъ турокъ. Баронъ Унгернъ-Штернбергъ, посл итого дла, не досчитывался цлой трети своей милиціи, которая начала собираться къ нему спустя уже нсколько дней посл побоища.
Главнокомандующій, на донесеніи полковника Шульца, написалъ своею рукою: ‘очень дльно’. Въ Бозгалы же онъ здилъ самъ, чтобы поблагодарить Нижегородскій полкъ за его молодецкую службу. Вотъ приказъ главнокомандующаго, отданный по поводу этого ночнаго дла:
‘Лагерь при селеніи Чавтлы-Чай, августа 24 дня 1855 года.
‘Въ ночь съ 22 на 23 августа кавалерія анатолійской арміи покусилась сдлать вылазку изъ Карса, съ намреніемъ прорваться сквозь нашу блокадную линію, но, встрченная отпоромъ нашихъ, обращена частью вспять, а что успло прорваться, то, будучи настойчиво и дружно всми нашими, блокирующими съ западной стороны, отрядами преслдуемо, побито, забрано въ плнъ или разсялось.
‘Не упоминая о подвигахъ, оказанныхъ въ семъ случа начальниками и о которыхъ довожу до Высочайшаго свднія Государя Императора, я съ истиннымъ удовольствіемъ объявляю мою совершенную благодарность начальнику блокаднаго отряда при Меликъ-Ке, генералъ-маіору Бакланову, и состоящему въ его команд начальнику летучаго отряда, полковнику барону Унгернъ-Штернбергу, начальнику блокаднаго отряда при Бозгал, командиру Нижегородскаго драгунскаго полка, полковнику князю Дундукову-Корсакову. и отдльно состоящему подъ его начальствомъ того же полка полковнику Шульцу, за распорядительность, съ которою учреждена была ими встрча ожидаемой вылазки, искусство произведенной атаки и ршительное преслдованіе въ темную ночь, по пересченной и мало извстной мстности, чмъ окончательно поражена масса непріятельской кавалеріи, и, при всемъ томъ, наблюденіе за Карсомъ не было нисколько ослаблено, и отнята возможность въ то же время къ какому нибудь покушенію непріятеля.’
Всхъ лошадей, отбитыхъ у непріятеля, въ числ около 400, и вещи, найденныя въ турецкихъ вьюкахъ, разршено продать въ пользу войскъ, участвовавшихъ въ ночномъ бою. Съ этою цлію въ отрядахъ полковниковъ князя Дундукова и Шульца произведены аукціонные торги, въ первомъ отряд выручено боле 700 рублей, во второмъ, сколько помнится, не мене этого.
На другой день только и было разговоровъ, что о ночномъ сраженіи. Неудачная попытка прорваться должна была непремнно повториться на томъ или на другомъ пункт. Отрядамъ приказали быть въ готовности.
23 августа, въ ночной разъздъ изъ Каны-Кея назначены: сводный дивизіонъ Новороссійскаго полка, сотня линейцевъ, курды и мусульманская милиція, съ ракетною командою, подъ начальствомъ Новороссійскаго полка подполковника Яковлева. Разъздъ этотъ, расположившись въ Мугараджик, выслалъ небольшія партіи къ Визикъ-Кеву. Поздно вечеромъ, раздался отдаленный гулъ со стороны Карса. Казачій разъздъ, ходившій по этому направленію, открылъ турецкую кавалерію и, вскочивъ въ Мугараджикъ, крикнулъ: ‘турки!’ Подполковникъ Яковлевъ поспшно собралъ къ себ вс разнокалиберныя части отряда и приказалъ пустить ракету.
Было часовъ 10 вечера. Лагерь начиналъ засыпать, и только въ нкоторыхъ офицерскихъ палаткахъ мерцали еще свчи. Вдругъ взвилась ракета. Графъ Ниродъ былъ уже на кон и въ казачьемъ лагер. Онъ громко крикнулъ: ‘казаки, на конь!’ и самъ повелъ ихъ маршъ-маршемъ, приказавъ Новороссійскому полку выступать за. нимъ какъ можно поспшне. Поднялась тревога.
— Что такое? спрашивали офицеры.
— Ракету видать, ваше благородіе, отзывались солдаты: — должно съ Мугараджика пущаютъ.
— Вонъ она, вонъ она! закричало вдругъ нсколько голосовъ вмст, и руки потянулись по направленію къ Мугараджику.
На темномъ неб яркою звздочкою вспыхнула зловщая ракета и разсыпалась разноцвтными огнями. Въ это время намъ послышался гулъ, весьма похожій на отдаленный шумъ горной рчки. Ясно, что шла кавалерія, и шла на большихъ рысяхъ, значительною массою. Полкъ поскакалъ съ четырьмя орудіями линейской батареи. никинерный дивизіонъ, обогнавъ насъ, пронесся къ Мугараджику вслдъ за казаками Петрова.
На дорог мы встртили начальника отряда, графа Нирода, и слышали, какъ онъ сказалъ: ‘турецкая кавалерія хочетъ прорваться черезъ Мугараджикъ, его надо занять ране, нежели турки успютъ вскочить въ него’.
Ночь была темная. Мы скакали безъ дороги, полемъ, покрытымъ на всемъ протяженіи огромными камнями и обломками скалъ. Объзжать ихъ было некогда, да и безполезно, скакали напрямикъ. Но вотъ и Мугараджикъ. Мы въхали первые и скоро увидли отрядъ подполковника Яковлева, стоявшій за деревней, въ готовности принять на себя первый натискъ турокъ. Казаки Петрова пошли впередъ и дали знать, что непріятель отступилъ.
Въ лагер мы застали тоже всхъ на йогахъ. Оставшіяся четыре орудія были запряжены, возл нихъ стояли 8-й эскадронъ нашего полка, сотня линейцевъ и баталіонъ кавказскихъ гренадеровъ, прибжавшій сюда изъ главнаго штаба. Но тревога кончилась, и гренадеры, съ пснями, проворно зашагали опять въ свой лагерь.
Посл неудачной попытки, турки, повидимому, отказались отъ своего намренія и обрекли оставшуюся кавалерію голодной смерти. Каны-кейскому отряду, однакожъ, велно было стоять насторож.
Расходъ эскадроновъ на службу былъ большой: кром аванпостовъ, безпрерывнаго конвоированія транспортовъ отъ Каны-Кея до Годжи-Вали и отъ Годжи-Вали до Каны-Кея, кром эскадрона, наряжаемаго дежурнымъ, другаго, выходящаго въ ночной разъздъ, приказано высылать еще цлый эскадронъ и въ дневные разъзды {Въ дневной разъздъ назначался эскадронъ по слдующему разсчету: въ 6 часовъ утра выступаетъ первый взводъ въ Мугараджикъ, на смну ночнаго эскадрона, и остается до полудня, когда смняется вторымъ взводомъ. Въ 7 часовъ пополудни на смну его приходитъ весь второй полуэскадронъ и остается въ Мугарадинк до прихода туда ночнаго разъзда, т. е. до 9 часовъ вечера.}. Сотня линейцевъ, въ полдень, выходила къ Визикъ-Кеву и стояла тамъ до поздняго вечера.
Число перебжчиковъ увеличилось до крайности: но какъ этимъ самымъ гарнизонъ получалъ возможность держаться доле. то главнокомандующій отдалъ приказаніе, чтобы всхъ людей, являющихся изъ Карса, задерживать на аванпостахъ: христіанъ отправлять въ главную квартиру, а мусульманъ, по снятіи съ нихъ допроса, обратно въ крпость, и несчастныхъ, невзирая на мольбы женщинъ, на слезы дтей, отсылали назадъ. Блокада всмъ надола, и этимъ средствомъ думали принудить гарнизонъ къ скорйшей сдач. По слухамъ, провіанта, въ Карс оставалось на одинъ мсяцъ.
Черезъ день, разнесся слухъ, что пріхалъ турецкій парламентеръ и долго разговаривалъ наедин съ нашимъ главнокомандующимъ. Цль его внезапнаго посщенія оставалась тайною, говорили только, что муширъ анатолійской арміи, Васивъ-Паша, присылалъ предложеніе пропустить войска изъ Карса въ Арзерумъ, съ оружіемъ и полевою артиллеріей, а самую крпость, съ ея вооруженіемъ, сдать русскимъ. Главнокомандущій предложилъ съ своей стороны безусловную сдачу.
Цлая недля прошла спокойно. Тревогъ не было, но за то наступили неожиданные морозы. Ночь на 28 августа была особенно холодная, сверный втеръ вылъ съ ужасною силою, и утромъ, проснувшись, мы увидли каны-кейскія высоты покрытыя первымъ снгомъ, окрестныя горы тоже блли. Однако, часовъ въ девять утра, солнце обогрло землю: снгъ стаялъ, по весь лагерь щеголялъ въ теплыхъ сюртукахъ и шинеляхъ. Солдаты, не имвшіе еще полушубковъ, кутались, какъ могли, въ свои поношенныя шинели. Лошади дрогли, потому что попоны пришли въ совершенную негодность, на многихъ лошадяхъ ихъ не было и вовсе. Драгуны давно уже сдлали голыми ленчиками или закрывали чмъ Богъ послалъ.
Часовъ въ 10 утра прискакалъ драгунъ съ извстіемъ, что турки хотятъ отрзать наши аванпосты. Два дивизіона съ четырьмя конными орудіями на рысяхъ двинулись къ Мугараджику, но, отойдя верстъ шесть, получили успокоительное извстіе, что турки отступаютъ. Оказалось, что они и выходили только на фуражировку, но баши-бузуки слишкомъ близко подскакали къ нашей цпи, отъ которой отдлялъ ихъ только одинъ скалистый оврагъ.
Въ лагер ожидало насъ новое приказаніе: вечеромъ выступить въ главный отрядъ и расположиться въ нижнемъ лагер. Въ полдень прибылъ пикинерный эскадронъ Тверскаго полка, прикомандированный опять къ каны-кейскому отряду.
Въ самую полночь, Новороссійскій полкъ, съ конною батареею, выступилъ по чавтличайской дорог. Въ потемкахъ мы перетянулись въ бродъ черезъ Карсъ-Чай и остановились на лвомъ берегу его. Лагерь уже былъ разбита. Шумлъ осенній дождикъ, втеръ жалобно разносилъ свои стоны по широкому полю, но крпокъ и спокоенъ’ былъ сонъ походнаго человка! ..
Утромъ мы ознакомились съ новою мстностію: тылъ нашего лагеря примыкаетъ какъ разъ къ Карсъ-Чаю, неподалеку отъ деревяннаго моста, по которому производится сообщеніе обоихъ отрядовъ, передъ нами обширная равнина и видны развалины селенія Тамра, влво блется пхотный лагерь Ковалевскаго, впереди — твердыни Карса, Противоположный берегъ значительно возвышается надъ окрестностію и представляетъ обширную площадку, на которой раскинутъ отрядъ генерала Бриммера и помщается главный штабъ. Намъ даже видна ставка главнокомандующаго, весь день окруженная ординарцами и конвойной казачьей командой {Собственный конвой главнокомандующаго состоялъ изъ 85 человкъ отборныхъ людей черноморскаго и линейнаго кавказскаго казачьяго войска.}, а за ставкою ярко горитъ золотой крестъ на зеленой палатк, замняющей военнымъ людямъ храмъ Божій.
Дорога въ верхній лагерь поднимается прямо отъ моста, мимо ставки главнокомандующаго, и идетъ по довольно извилистому и узкому пути, проложенному по крутой возвышенности праваго берега.
Тутъ только мы узнали, что въ прошлую ночь генералъ Ковалевскій, присоединивъ къ себ изъ Бозгаловъ три дивизіона нижегородцевъ и дивизіонъ линейнаго казачьяго полка, выступилъ за Саганлукъ, оставивъ на мст вс тяжести и лагерь. Значитъ, свднія, доставленныя изъ отряда полковника Шульца о сбор турецкихъ войскъ въ Пенякахъ, Ольт и Панжрут, оказываются справедливыми, но вотъ еще слухи: говорятъ, что Омеръ-Паша, этотъ генералиссимусъ всхъ силъ Оттоманской имперіи, высадился уже въ Мингрелію и пойдетъ на Тифлисъ. Въ Мингреліи у насъ войскъ мало, а вторженіе въ Грузію повлечетъ неминуемое прекращеніе блокады и отступленіе наше въ предлы имперіи. Слухи объ Омеръ-Паш носятся давно, но имъ какъ-то нехочется вритъ. Подождемъ возвращенія отряда изъ-за Сагнилука, и тогда, вроятно, объяснится многое.
За отсутствіемъ генерала Ковалевскаго, графъ Ниродъ назначенъ командовать войсками въ нижнемъ лагер.
Въ Каны-Ке остался начальникомъ подполковникъ Петровъ, у него теперь всего дв сотни своего полка, 2-й эскадронъ новороссійцевъ и пикинерный эскадронъ тверцовъ.
Въ Возгалахъ, подъ командою полковника Рудановскаго, состоитъ всего сотня или дв донцовъ, сотня милиціи и дивизіонъ нижегородскихъ драгунъ, съ четырьмя орудіями долотинской батарей.
Вслдствіе этого полковнику Шульцу приказано подвинуться ближе къ Бозгаламъ и, спустившись съ ахъ канскихъ высотъ, стать между Самаватомъ и ауломъ Сархунли, посылая только денные и ночные разъзды къ своему бывшему лагерю. Погода все время стоитъ ясная. Въ воздух замтно потеплло, однако, ночи холодныя, и потому длаютъ распоряженія послать въ Александраполь за полушубками.
30 августа, въ день тезоименитства Государя Императора, было торжественное молебствіе и церковный парадъ отъ всхъ войскъ, входившихъ въ составъ главнаго чавтли-чайскаго отряда. Главнокомандующій, окруженный своимъ штабомъ, молился въ палатк:, прочіе генералы и офицеры стояли вокругъ церковнаго намета, полы котораго были подняты. По окончаніи парада, главнокомандующій, обратившись ко всмъ присутствующимъ, сказалъ:
‘Сегодня я жду донесенія отъ генерала Ковалевскаго, онъ долженъ быть уже за Саганлукомъ и въ виду непріятельскаго лагеря. Вогтт дастъ, и я васъ сегодня же порадую доброю всточкою.’
И 30-е и 31-е августа прошли, а донесеній отъ генерала Ковалевскаго никакихъ не было. Вс спрашивали: неужели Ковалевскій не разбилъ турокъ и они успли отступить, какъ отступилъ Вели-Паша отъ Керпи-Кева? Это было бы досадно, потому что на побд Ковалевскаго основывались великія надежды — паденіе Карса.
31-го августа, поздно вечеромъ, около ставки главнокомандующаго крикнули: ура! Оно мгновенно облетло верхній лагерь, и наши драгуны подхватили его, еще не зная сами, въ чемъ дло. Какъ странно дйствуетъ на человка неожиданность! Кажется, легко бы догадаться, что прискакалъ курьеръ съ донесеніемъ о побд- по этого-то именно никому и не пришло въ голову: вс забыли объ отряд Ковалевскаго. Помню, что первое извстіе, облетвшее тогда лагерь, было то, что союзники въ Крыму потерпли ршительное пораженіе, потомъ стали говорить о заключеніи какого-то мира, и чмъ несообразне были слухи, тмъ охотне кидались на нихъ.
Между тмъ, на противоположной высот за Карсъ-Чаемъ показалась значительная толпа, махавшая ламъ шапками. Оба лагеря кричали ‘ура!’ кто громче! Взвились потшныя ракеты, и музыка заиграла народный гимнъ: ‘Боже, царя храни!’ Не желая отстать, мы вызвали своихъ трубачей и послали офицера въ главный штабъ узнать о причин необыкновенной радости.
Черезъ полчаса офицеръ возвратился
— Ну, что такое, что такое?
— Ковалевскій разбилъ турокъ подъ Пеняками, взялъ четыре орудія и захватила’ въ плнъ Али-Пашу, начальника этого отряда.
Вотъ какъ было дло. Въ ночь на 29-е августа, отрядъ генералъ-лейтенанта Ковалевскаго выступилъ, изъ нижняго лагеря къ Пенякамъ, гд собирался турецкій корпусъ, подъ начальствомъ стараго генерала Али-Наши. Али-Паша долженъ былъ, пробившись черезъ наши отряды, доставить въ Карсъ продовольствіе, въ числ пяти или семи тысячъ вьюковъ. Нужно было захватить эти вьюки. Сдлавъ сть пхотою, мене чмъ въ двое сутокъ, около 120 верстъ по каменистымъ и трудно проходимымъ горнымъ тропамъ, генералъ Ковалевскій неожиданно очутился передъ лагеремъ Али-Наши. Казаки сбили турецкіе аванпосты.
Это случилось 30-го августа, часа въ четыре пополудни. Пока у турокъ, не подозрвавшихъ даже возможности появленія здсь русскихъ, поднялась тревога, дв сотни линейцевъ, подъ командою войсковаго старшины Демидовскаго {Демидовскій ‘послдствіи командовалъ 3-мъ Лабнинскимъ полкомъ линейнаго казачьяго поиска.}, ворвались уже въ лагерь. Баши-бузуки въ одно мгновеніе дали тылъ. Четыре орудія встртили нашихъ молодцовъ гранатами, регулярная кавалерія попробовала пуститься въ атаку, но получила такой толчокъ, что унеслась изъ виду, оставивъ въ нашихъ рукахъ и орудія, и начальника своего Али-Пашу, на котораго наскакалъ есаулъ владикавказской сотни Сюрдюковъ. Турецкій генералъ, несмотря на преклонныя лта, защищался храбро и только тогда бросилъ саблю, когда получилъ тяжелую рану въ руку {Разсказываютъ, когда Али-Паша скакалъ, одинъ линеецъ сдернулъ съ его плечъ шубу. Шуба была дорогаго собольяго мха, крытая зеленымъ бархатомъ.}.
Нижегородскіе эскадроны, несмотря на то, что шли на рысяхъ, все-таки опоздали въ дло, которое и начали, и окончили одни молодцы-линейцы, отбившіе еще у турокъ одно знамя и весь лагерь съ богатою добычею.
Едва окончилось дло подъ Пеняками, генералъ Ковалевскій быстро двинулся съ своимъ отрядомъ къ сверу на селеніе Панжрутъ, гд, по слухамъ, тоже стояло турецкое войско. Разсчитывая напасть на него съ тыла и отбросить въ Гельскій санджакъ, Ковалевскій увдомилъ о томъ главнокомандующаго.
Поэтому въ ночь на первое сентября у насъ были сдланы слдующія распоряженія:
Полковникъ Шульцъ, усиленный донскими казаками изъ отряда полковника Рудановскаго, немедленно выслалъ дв сотни донскаго No 4 полка, подъ командою подполковника Болдырева, въ разъздъ по направленію къ Гокаму и по теченію ркъ Куры и Лавурсакъ-Чая. Для указанія дороги, при подполковник Болдырев находилось 25 человкъ милиціонеровъ, которымъ хорошо была извстна гокамская долина.
Генералъ-маіоръ Базинъ, стоявшій въ Мараг и усиленный тоже двумя сотнями изъ отряда полковника барона Унгернъ-Штериберга, послалъ сильныя конныя партіи частію тоже къ Гокаму, а частію къ Ардагану, черезъ Учъ-Килису.
Одинъ дивизіонъ Новороссійскаго драгунскаго полка изъ главнаго отряда перешелъ въ Возгалы, для усиленія полковника Рудановскаго.
Генералу Бакланову велно распорядиться блокадной линіею, которая, черезъ отдленіе двухъ сотенъ отъ барона Унгернъ-Штериберга, значительно ослабла. Вс эти распоряженія были исполнены, но не принесли никакихъ результатовъ, потому что, какъ ни быстро шелъ Ковалевскій, а все-таки слухъ о пенякскомъ пораженіи опередилъ его, и отрядъ, занимавшій Панжрутъ, усплъ отступить заблаговременно.
Съ наступленіемъ сентября мсяца положеніе турокъ сдлалось еще хуже, съ разбитіемъ Али-Паши наши отряды, ничмъ не развлекаемые съ тылу, сосредоточили все свое вниманіе на одномъ Карс.
‘2-го сентября, часовъ въ одиннадцать ночи, въ главномъ отряд услыхали пушечные выстрлы со стороны Карадага. Новороссійскій драгунскій полкъ, съ грузинскою дворянскою дружиною, пошелъ въ ту сторону. Мы уже огибали Карсъ, какъ кто-то прискалъ съ извстіемъ, что турки вышли противу Каыы-Кея: насъ повернули на ту дорогу, по за Чавтли-Чаемъ остановили опять: изъ каны-кейскаго отряда дали знать, что это казаки тревожили ночное отдохновеніе турокъ. ‘Вставайте проворне, вставайте! Молитва лучше сна!’ кричали они.
Мы пошли назадъ. Ночь была лунная- тысячи звздъ ярко горли на темно-синемъ неб. Грузины замтили какого-то всадника и, думая схватить курьера, понеслись за нимъ цлою сотнею. Долго мы любовались ихъ бшеною скачкою, пока турокъ, вскочившій въ аулъ, не скрылся между развалинами.
Черезъ день посл этого въ Каны-Ке замтили, что множество турокъ вышли изъ Карса пасти лошадей. Линейцы Петрова выхали впередъ. Турки попробовали огрызнуться. Вызвали драгунъ, но едва новороссійскіе эскадроны показались за Карсъ-Чаемъ, турки присмирли и отодвинулись къ Карсу.
Въ этотъ же день, вечеромъ, возвратилась изъ-за Саганлука колонна генерала Ковалевскаго, оставивъ по пути въ Возгалахъ, по прежнему, князя Дундукова, съ Нижегородскимъ полкомъ. Али-Наша помстился въ суконной палатк, разбитой около ставки главнокомандующаго. Тутъ же на площадк поставили четыре орудія, знамя и штандарты, отбитые линейными казаками. Вс остальные плнные, въ числ около четырехсотъ человкъ, и восемь офицеровъ отправлены въ вагенбургъ.
5 сентября былъ церковный парадъ по случаю принесенія благодарственнаго молебствія Господу Богу за дарованную побду подъ Ивняками. До сихъ поръ въ Карс упорно держались мннія, что, нсколько ночей тому назадъ, мы кричали ‘ура!’ и пускали ракеты по случаю имянинъ нашего государя, но теперь горькая истина должна была раскрыться при пніи: ‘Теб Бога хвалимъ!’ Въ русскомъ лагер стрляли т самыя пушки, которыя встртили гранатами нашихъ линейцевъ.
Во время молебствія, когда все преклонило колни и слышалось только тихое и мрное чтеніе благодарственной молитвы священника, раздался топотъ, и прискакавшій казакъ подалъ какую-то записку. Записка была отъ начальника каныкейскаго отряда, извщавшаго, что вся турецкая кавалерія вышла изъ Карса и стоитъ на равнин. Начальникъ штаба тутъ же доложилъ объ этомъ главнокомандующему. Главнокомандующій. пробжавъ записку, подалъ ее корпусному командиру, а генералъ Бриммеръ передалъ графу Нироду. Молебствіе еще не кончилось, а графъ, съ двумя дивизіонами новороссійцевъ, проскакалъ уже мимо церковнаго намета. Съ прибытіемъ драгунъ, турки отодвинулись. Мы были убждены, что они выходили на простую фуражировку, однако, линейцамъ и нашимъ дивизіонамъ велно оставаться на кон.
Въ этотъ день были имянины нашего полковаго командира, и вс офицеры, посл парада, отправились къ нему на походный завтракъ. Посреди довольно обширной палатки, во всю длину ея, былъ накрытъ столъ, но молодежь, разобравъ тарелки по рукамъ, расположилась бивуаками возл шатра, на вольномъ воздух. Уже принесли жаркое, блюдо, какъ извстно, предшествующее шампанскому, многіе уже расправляли усы, какъ вдругъ выстрлъ, другой, третій, и пошла писать крпостная артиллерія. Гремлъ Чакмахъ, довольно молчаливый въ прочее время. Едва послали приказаніе сдлать, на всякій случай, лошадей, какъ къ палатк прискакалъ запыхавшійся линеецъ.
— Здсь начальникъ отряда? спросилъ онъ.
— Здсь. Что такое?
— Ваше сіятельство! турецкая кавалерія пошла на Мугараджикъ, крикнулъ линеецъ, не слзая съ коня.
Разумется, тревога. Обдъ бросили, столъ впопыхахъ опрокинули, и еще два дивизіона нашего полка, захвативъ съ собою мимоходомъ дивизіонъ линейной батареи, поскакали изъ лагеря.
Тсня и давя другъ друга, выскочили мы по узкой дорог на крутую возвышенность праваго берега и на рысяхъ пошли къ Мугараджику, куда также проскакали курды и грузинская дворянская дружина. Впереди насъ шла жаркая перестрлка, поле пестрло баши-бузуками, линейцами и милиціонерами. Мы прошли мимо ихъ до самаго Каны-Кея, но нигд не встртили непріятеля.
Открывъ канонаду съ чакмахскихъ батарей, турки думали привлечь наше вниманіе въ ту сторону, а, между тмъ, вся кавалерія ихъ шла оврагомъ, который тянется отъ Карса къ Визикъ-Кеву, но, увидвъ издали драгунскія каски, повернули назадъ такъ быстро, что мы даже не видали хвоста этой колонны.
Турки замтно трусятъ драгунъ: посл кюрюкъ-даринскаго сраженія, имъ какъ будто совстно смотрть намъ въ глаза. Теперь они зовутъ насъ: ‘аскеръ-адашляръ’—военные люди, а, помнится, было время, когда они величали насъ попросту ‘черными буйволами’. Не по шерсти была кличка!
Большая тревога кончилась незначительною потерею съ обихъ сторонъ, впрочемъ, въ казачьемъ полку сотникъ Раздольскій тяжело раненъ пулею въ грудь навылетъ. Мы видли, какъ его, блднаго и окровавленнаго, вывозили казаки изъ дла.
Солнце тихо опускалось за арзерумскія горы, когда мы вернулись въ лагерь. Здсь ожидало насъ новое непріятное извстіе. Въ Бозгалахъ, гд стоялъ отрядъ князя Дундукова-Корсакова, показалась холера. Сперва даже распустили слухъ о чум, занесенной будто бы съ вещами, награбленными въ пенякскомъ лагер. По счастію, не оказалось никакихъ признаковъ ужасной болзни, заклейменной у русскаго народа страшными словами мора и черной немочи. Холерные же припадки хотя и оканчивались иногда смертью, но не имли большаго нравственнаго вліянія, потому что больнымъ оказывалось всевозможное пособіе.
Солдатамъ приказано отпускать пять разъ въ недлю по доброй чарк водк, съ тинктурою доктора Иноземцева, и болзнь съ первыхъ же дней начала замтно ослабвать.
6 сентября подулъ холодный втеръ, и съ самаго ранняго утра пошелъ проливной дождикъ. 4-й дивизіонъ Новороссійскаго драгунскаго полка до свту выступилъ въ верхній лагерь, откуда пойдетъ въ Тифлисъ конвоировать турокъ, захваченныхъ подъ Пеняками. 3-й дивизіонъ остается на этой же позиціи, при отряд Ковалевскаго. Прочіе эскадроны (за исключеніемъ 2-го, занимавшаго по прежнему Каны-Кей), перешли къ Муга-раджику.
Этотъ пунктъ съ нкотораго времени пріобрлъ особенно важное значеніе въ нашей блокадной линіи, а потому, для усиленія отряда графа Нирода, къ нему прикомандированъ пикинерный дивизіонъ творцовъ.
Первымъ дломъ по приход на новую позицію было послать фуражировъ за сномъ. Ихъ отправили, безъ прикрытія, въ безопасное мсто, находившееся въ тылу нашего отряда. Первый блинъ, да и тотъ комомъ! фуражиры вернулись въ разбродъ: кто ночью, кто на слдующее утро, а кто и въ полдень, точно флотъ, потерпвшій кораблекрушеніе.
Нсколько повозокъ поломано, дв подъемныя лошади пали отъ изнуренія. Начальникъ фуражировъ отговаривался совершеннымъ истощеніемъ и худобою лошадей и дурнымъ состояніемъ дорога, отъ проливнаго дождя, шедшаго весь день и всю ночь. Лошади-то дйствительно были худы, но, кажется, наши фуражиры разсялись, напуганные тревогою, потому что въ этотъ день изъ Каны-Кея выходили линейцы Петрова и 2-й эскадрона. нашего полка.
Стало быть, на фуражировки надо посылать съ прикрытіемъ, тмъ боле, что получено извстіе, будто турецкія артиллерійскія лошади, въ числ около пятисотъ головъ, должны быть выпущены изъ Карса. Говорятъ, однакожъ, что он пойдутъ на самоватское ущелье. Отрядами’ полковниковъ князя Дуидукова и Шульца, приказано стоять насторож.
9 сентября въ Мугариджик произошла тревога. Изъ Каны-Кея прискакалъ казакъ и говоритъ: ‘наши пошли къ Карсу: хотлось имъ отрзать турецкихъ фуражировъ да, посмотрть мимоходомъ, не попадется ли гд травка, такъ ее бы выщипать, чтобы и не соблазняла ужъ баши-бузукскіе зубы, а то вдь и причина-то вся ежедневныхъ тревогъ да потасовокъ изъ-за травы изъ-за этой’. Турки приняли это посягательствомъх на свою собственность, крпость открыла огонь, и казакамъ пришлось послушать жужжаніе турецкихъ ядеръ.
Пикинерные дивизіоны тверцовъ и новороссійцевъ на рысяхъ ходили къ Каны-Кею, но, найдя отрядъ Петрова въ добромъ здоровь, возвратились. 11 сентября, утромъ нашъ лагерь постилъ Али-Паша, отправляющійся въ Тифлисъ. Онъ халъ въ покойномъ экипаж, взятомъ у кого-то въ главномъ штаб. Али-Паша лтъ шестидесяти, высокаго роста и съ порядочною сдою бородою. Онъ раненъ въ об руки и лвую носитъ на перевязк. Старикъ привтливый, но суровый, можетъ быть отъ плна. Разсказывая намъ о сраженіи подъ Пеняками, онъ горько жаловался на свою кавалерію, такъ малодушно оставившую его при первомъ крик: русскіе!
Въ полденъ сильная канонада съ Карадага, вечеромъ со всей крпости. Въ главномъ штаб засуетились, полагая, что произошло серьезное дло въ одномъ изъ блокадныхъ отрядовъ, окружающихъ Карсъ съ сверо-восточной или южной стороны. Мы думали, что дло идетъ въ Каны-Ке или въ отряд Бакланова. Посланные охотники Лорисъ-Мелихова возвратились съ извстіемъ, что вс отряды стоятъ спокойно, а турки стрляютъ холостыми зарядами: вроятно, у нихъ праздникъ.
Наши милиціонеры, однакожь, толкуютъ, что по мугамеданскому календарю праздника нтъ. ‘Не къ добру это!’ повторяли тогда многіе.
На слдующій день явились перебжчики.
— Почему вы стрляли вчера? спрашиваемъ ихъ.
— Наши радуются побд надъ вами.
— Какой побд?
— Французы отняли большой городъ у русскихъ, отвчалъ одинъ простодушно.
Большой городъ — былъ Севастополь! Итакъ, Севастополь палъ, похоронивъ подъ своими развалинами громадную цифру изъ его доблестныхъ защитниковъ. Самолюбіе наше было задто крпко: не хотлось врить тому, чему уже слдовало поврить! Вильямсъ какимъ-то путемъ усплъ получить офиціальныя депеши изъ Арзерума объ этомъ радостномъ для союзниковъ событіи. Турки увряютъ, что Омеръ-Паша теперь непремнно заставитъ насъ снять блокаду Карса и возьметъ Тифлисъ.
Черезъ нсколько дней, русскія газеты привезли подтвержденіе горькой истины: Севастополь палъ, а Омеръ-Паша уже отправляетъ передовыя войска къ Кутаису. Положеніе наше подъ Карсомъ становится незавиднымъ. ‘Хотя бы штурму велли сдлать, говорили между собою солдаты. Ужь по крайности бы покончить разомъ, чмъ тянутъ-то этакъ!’
Но о штурм нтъ никакихъ свдній….

ДРАГУНЪ.

(Окончаніе въ слдующемъ нумер.)

‘Военный Сборникъ’, No 3, 1863

ВОСПОМИНАНІЯ О ЗАКАВКАЗСКОМЪ ПОХОДЪ 1854—1855 ГОДОВЪ.

Турки, ожидая терпливо десанта въ Мингрелію, отказались отъ всхъ враждебныхъ дйствій противъ насъ. Вотъ этою-то дремотою, кажется, и ршились воспользоваться русскіе. Составился военный совтъ. Не знаю, кто первый произнесъ слово: ‘штурмъ’, но знаю наврное, что вс настаивали на нечаянное нападеніе. Главнокомандующій былъ согласенъ.
Одинъ генералъ Баклановъ — такъ, по крайней мр, говорили у насъ — протестовалъ противъ общаго ршенія, но и онъ уступилъ большинству голосовъ. Штурмъ былъ ршенъ. Что же именно понудило главнокомандующаго, прервавъ блокаду, ршиться на это отчаянное и кровавое средство?
По сказанію иностранныхъ писателей, генералъ-адъютантъ Муравьевъ хотлъ блистательнымъ дломъ загладить впечатлніе, произведенное на русскихъ паденіемъ Севастополя. По слухамъ, носившимся тогда въ арміи, штурмъ былъ предложенъ потому, что мы хотли овладть Карсомъ ране, нежели Омеръ-Паша успетъ высадиться. Карсъ передавалъ намъ въ руки всю Анатолію!
Въ тотъ же день, въ нашей блокадной линіи сдланы были новыя и важныя перемщенія:
Отрядъ полковника барона Унгернъ-Штериберга отчисленъ въ составъ ахалцыхскаго отряда и перешелъ къ Ардагану, откуда наблюдаетъ все пространство отъ этого города внизъ по долин Гокома. На него же возложено порученіе собирать свднія о приготовленіяхъ, длаемыхъ въ Ватум къ высадк союзниковъ. Отрядъ генерала Базина временно присоединился къ Бакланову и изъ Марата, перешелъ къ Меликъ-Кею. Генералъ Баклановъ часть своего отряда помстилъ въ деревн Чаглауръ подъ горою, гд стоялъ въ послднее время баронъ Унгернъ, остальная часть заняла селеніе Айналы. Въ Бозгалахъ стоитъ, по прежнему, отрядъ князя Дундукова-Корсакова, усиленный частью иррегулярной кавалеріи. Между этими, двумя главными отрядами расположены два промежуточные: подъ начальствомъ подполковника Лошакова, и четыре сотни 2-го линейнаго казачьяго полка, подъ командой полковника Шульца. Графъ Ниродъ опять перешелъ къ Каны-Кею. Блокада сдлалась еще тсне, но ршеніе военнаго совта хранилось въ величайшей тайн.
Вечеромъ 16 числа, въ одной изъ палатокъ на каны-кейской позиціи собралось большое общество офицеровъ. Метали штосъ, нсколько человкъ партнеровъ тснились вокругъ походнаго столика, исписаннаго мломъ, прочіе слдили за игрою. Никто изъ насъ не предполагалъ тогда, что черезъ нсколько часовъ будетъ нмымъ зрителемъ страшной катастрофы, которая, какъ громовая туча, висла уже надъ головою нашего блокаднаго корпуса. Вдругъ полы палатки распахнулись, и показалась лысая голова эскадроннаго вахмистра.
— Ваше благородіе! полкъ сейчасъ выступаетъ! проговорилъ онъ скороговоркою и скрылся.
Вс выскочили изъ палатки.
Ночь была свтлая. Въ коновязяхъ лошади торопливо жевали сно, какъ будто предчувствуя дальній походъ, люди ходили въ аммуниціи. Казачья батарея запрягала.
— Не къ добру: быть длу! говорили старые служивые, и глаза всхъ обращались на Карсъ. Слово штурмъ шепотомъ передавалось отъ одного къ другому. Дйствительно, въ лагер получена диспозиція боя. Штурмующія войска, раздлены на шесть колоннъ. Вотъ составъ ихъ:
1-я колонна, подъ командою генералъ-маіора Манделя, назначенная штурмовать лвый Флангъ непріятельскихъ укрпленій на Шорах: Грузинскій гренадерскій полкъ, лейбъ-Эриванскій карабинерный Его Величества, 2 баталіона Мингрельскаго егерскаго, три роты Кавказскаго сапернаго баталіона, рота кавказскихъ стрлковъ и четыре сотни казаковъ.
Артиллерія: четыре орудія горной батареи, подъ командою штабсъ-капитана Броневскаго, только что сформированной изъ орудій, взятыхъ у турокъ подъ Пеняками, и дв пшія батареи.
2-я колонна, подъ командою генералъ-лейтенанта Ковалевскаго, назначенная штурмовать правый Флангъ шорахскихъ укрпленій: три баталіона Виленскаго егерскаго полка, два баталіона Блевскаго, Нижегородскій драгунскій полкъ, линейные казаки Петрова, конная батарея No 7 донского казачьяго войска и батарея пшей артиллеріи.
3-я колонна, подъ командою генералъ-лейтенанта князя Гагарина, была составлена для большей совокупности дйствій первыхъ двухъ колоннъ и, смотря по обстоятельствамъ, должна была подкрпить ту или другую. Здсь было: четыре баталіона пхоты 18-й дивизіи, рота Кавказскаго сапернаго и рота Кавказскаго стрлковаго баталіона и четыре орудія пшей артиллеріи.
4-я колонна, подъ начальствомъ генераловъ Бакланова и Базина, долженствовавшая дйствовать со стороны Чакмаха: три баталіона пхоты, прибывшіе въ отрядъ съ генераломъ Базинымъ, Тверской драгунскій полкъ, линейный казачій полкъ князя Витгенштейна, донской казачій No 35 полковника Макарова, дивизіонъ черкесской милиціи, донская казачья No 6 батарея подполковника Двухжоннаго и батарея пшей артиллеріи.
5-я колонна, генерала-маіора графа Нирода, должна была двинуться въ карсскую равнину и сдлать демонстрацію съ южной стороны противъ нижней части укрпленнаго лагеря: четыре дивизіона Новороссійскаго драгунскаго полка, восемь сотенъ милиціи и охотниковъ Лорисъ-Мелихова, батарея линейнаго казачьяго войска и 12 орудій пшей артиллеріи.
6-я колонна, подъ личнымъ начальствомъ корпуснаго командира, генералъ-лейтенанта Бриммера, выходитъ на сверную сторону Карса и составитъ общій резервъ штурмующихъ войскъ. Здсь была собрана вся остальная пхота 18-й пхотной дивизіи, грузинская дворянская дружина, нсколько сотенъ казаковъ, три батареи пшей артиллеріи и два осадныя орудія, перевезенныя сюда изъ вагенбурга.
Въ самую полночь, впереди казачьяго лагеря, собрался отрядъ графа Нирода и тихо подошелъ къ Карсу. Приказано спшиться и отдохнуть, въ ожиданіи разсвта. Ночь была мсячная, но морозная. Многіе Офицеры, завернувшись съ головою бурками, прилегли на землю, другіе ходили по бивуаку. Но вотъ явился полковой маркитантъ съ походными вьюками и вывезъ закуску и цлый ящикъ шампанскаго. Маркитантъ нашъ, Иванъ Петровичъ, армянинъ, съ медалью за усердіе, его мучило желаніе, чтобы мы роспили бутылку его вина на кровавомъ пол нашей будущей побды.
Влво отъ насъ двигались какія-то тни. Он все росли, все приближались: то черныя колонны пхоты шли со стороны главнаго лагеря, и намъ показалось, что он огибаютъ Карсъ съ сверо-западной стороны. Странное, необъяснимое противорчіе замтили мы тогда въ этомъ ночномъ движеніи войска. Пхота шла съ опущенными штыками, чтобы отблескъ оружія при лунной ночи не привлекъ вниманія турецкихъ часовыхъ, а, между тмъ, шаги пхоты и тяжелый гулъ артиллеріи, стучавшей по камнямъ, далеко разносился по окрестности. Ко всему этому собаки, сходившіяся съ чужими баталіонами, выли, грызлись между собою, гонялись за звремъ… кто не знаетъ, какъ далеко слышенъ собачій лай во время ночи?
Часовая стрлка остановилась на трехъ. Надъ нашими головами раздался барабанный бой. Въ Карс, по обыкновенію, играли утреннюю зорю, но никакого движенія не было замтно тамъ. Крпость казалась погруженною въ предразсвтную дремоту, но турецкая пхота давно уже стояла на валахъ и молча ожидала нашего нападенія. Впослдствіи мы удивлялись готовности непріятеля и всю неудачу штурма сваливали на то, что имъ было извстно заране о нашемъ намреніи. Но отъ кого турки могли узнать, какъ не отъ насъ же самихъ? Разв глухой, правильный шумъ шаговъ пхоты, идущей въ колоннахъ, гулъ колесъ артиллеріи, необмотанныхъ соломою, не могъ предувдомить ихъ о нашемъ приближеніи врне всякаго лазутчика? А собачій лай? Откуда взялись бы собаки, если бы на равнин не стояли баталіоны?
Къ довершенію неудачи, не вс еще войска заняли назначенныя имъ мста, какъ вдругъ раздался ружейный выстрлъ. Одинъ солдатъ, кажется, Виленскаго полка, сталъ надвать капсюлю и нечаянно выстрлилъ. Въ отвтъ съ крпости раздались три пушечные выстрла — сигналъ общей тревоги — и вс батареи загремли разомъ, и весь Карсъ отъ одного края до другаго опоясался огненною лентою. Наступающія войска были встрчены такимъ адскимъ огнемъ, передъ которымъ и кюрюкъ-даринское сраженіе могло показаться аванпостною перестрлкою. Но мннію многихъ, намъ слдовало отступить, потому что бой съ разу потерялъ характеръ нечаяннаго нападенія, и войскамъ приходилось идти на открытый приступъ. Но приказаніе отдано: войска бросились и скрылись въ багровомъ дыму, закутавшимъ непроницаемою завсою передовыя высоты…
Штурмъ начался….
Мы сли на коней, и графъ Ниродъ выдвинулъ впередъ артиллерію. Противъ насъ гремли батареи съ Карадага и нижняго лагеря. 20 нашихъ орудій отвчали имъ. Было ясно, что на этомъ пункт все дло кончится одною канонадою, а потому люди опять сошли съ лошадей, графъ слъ на камн и молча началъ смотрть на Шорахъ… но на Шорах ничего не было видно: какъ тни только сновали тамъ люди…. турки ли, русскіе ли? ничего не разглядишь за туманомъ.
Вотъ скачетъ встникъ. Онъ издали еще машетъ намъ фуражкою и громко кричитъ:
‘Русскіе ворвались въ лагерь! русскіе берутъ укрпленіе за укрпленіями!’
Дружно прокатилось ‘ура!’ по рядамъ нашего войска, все ожило, все встрепенулось, но еще жарче, еще громче гремитъ артиллерія.
Проходитъ часъ, проходитъ другой. Солнце встаетъ изъ-за горизонта, а ни на минуту не ослабваетъ страшная канонада: видно, бьются съ перемннымъ успхомъ.
Скачетъ другой встникъ: на немъ лица нтъ, и весь покрытъ онъ пылью и кровью, запекшеюся на его плать.
— Что такое?
— Плохо! русскіе отбиты на всхъ пунктахъ. Послдніе баталіоны введены въ дло, чтобы только прикрыть наше отступленіе.
Вотъ нкоторыя подробности кроваваго штурма:
Его началъ генералъ Ковалевскій, и началъ ране, чмъ слдовало. Баталіоны едва подошли къ шорахскимъ высотамъ, какъ съ крикомъ ‘ура!’ бросились на гору. Крутая гора, загроможденная скалами и каменьями, заставила нашу пхоту, пробжавъ немного, идти шагомъ: колонна разстроилась, но продолжала подвигаться впередъ и была уже не дале ружейнаго выстрла отъ укрпленій, когда люди сами собою остановились и открыли ружейный огонь по непріятелю.
‘Тогда — говоритъ генералъ Кмэти, командовавшій этою частію турецкой линіи — я вздохнулъ свободно и приказалъ только участить огонь артиллеріи и штуцерныхъ стрлковъ. Долго еще стояла эта колонна, осыпаемая гранатами, картечью и пулями, пока генералъ Ковалевскій и командиръ Виленскаго полка, полковникъ Шляневичъ, не вздумали своимъ примромъ увлечь солдатъ и кинулись ко рву. Оба они пали на краю его, но, несмотря на это, храбрые егеря спустились въ ровъ и ползли въ амбразуры. Отбитые съ огромнымъ урономъ, они смшались въ одну толпу, попали опять подъ жестокій картечный огонь и, не слушая уже голоса своихъ офицеровъ, побжали съ горы…. Нсколько человкъ баши-бузуковъ кинулись ихъ преслдовать.‘
Мн разсказывали офицеры, что одинъ изъ нихъ громко кричалъ по русски: ‘Что, русскіе? это вамъ не Кюрюкъ-Дарагъ. И дйствительно, это уже было не Кюрюкъ-Дара: пхота наша бжала, а турецкіе уланы скрытно пробирались по дну оврага, чтобы отрзать ей отступленіе. Къ счастію, сувари не успли выхать на равнину, какъ линейскіе казаки Петрова встртили и растрепали ихъ въ клочки, однакожъ сами, поражаемые крпостною артиллеріей, проскакали черезъ весь оврагъ и выскочили съ противоположнаго края его.
Между тмъ, пхота спустилась съ шорахскихъ высотъ, но, лишенная всхъ начальниковъ, стояла въ совершенномъ безпорядк. Командующій Нижегородскимъ драгунскимъ, полкомъ полковникъ Шульцъ {Князь Дундуковъ находился при главнокомандующемъ для особыхъ порученій.} посланъ былъ привести въ порядокъ эти разстроенныя части.
— Господинъ штабсъ-капитанъ! приведите въ порядокъ вашу роту, сказалъ онъ, обращаясь къ офицеру, окруженному небольшою кучкою солдатъ.
— Это не рота, а Виленскій полкъ, отвчалъ офицеръ.
Дйствительно, Виленскій полкъ потерялъ почти всхъ своихъ офицеровъ и гораздо боле половины нижнихъ чиновъ. Потеря Блевскаго полка была почти такая же. Остатки этихъ баталіоновъ отведены были въ лагерь Нижегородскаго полка {Хотя кавалерія въ бою не участвовала, однако въ Нижегородскомъ полку ранено и убито до 30 лошадей.}.
Колонну генералъ-лейтенанта князя Гагарина постигла такая же участь. Она двинулась на подкрпленіе генерала Майделя и, несмотря на убійственный огонь артиллеріи, дошла до укрпленій непріятельской линіи, и солдаты черезъ брустверъ ползли въ редутъ. Мужественно бились турки, но принуждены были отступить. Колонна ворвалась, и въ самой середин укрпленія завязался рукопашный бой. Онъ продолжался, впрочемъ, недолго. Князь Гагаринъ получилъ тяжелую рану и былъ вынесенъ изъ боя {Генералъ-лейтенантъ князь Гагаринъ пылъ впослдствіи военнымъ губернаторомъ г. Кугаиса и убитъ въ своемъ кабинет княземъ Дадешкаліаномъ, принадлежавшимъ къ владтельнымъ лицамъ Сванетіи.}.
Напрасно солдаты ждали хотя небольшаго подкрпленія: его не было, а, между тмъ, огромныя потери ослабили и физическія и моральныя силы ихъ. Дружно ударили турки на эту храбрую горсть и штыками выбросили ее изъ укрпленія. Прибжавшій сюда адъютантъ Вильямса, поручикъ англійской службы Тисдель, приказалъ открыть самый частый картечный огонь. Картечь хватила въ самую середину русскихъ, и въ одну минуту колонна, смшавшись, побжала съ горы, устилая свой путь ранеными и убитыми.
Солнце, взошедшее надъ Шорахомъ, освтило кровавую картину. Нсколько тысячъ труповъ лежало по всему скату шорахской горы, наваленные цлыми грудами. Они обозначали путь, по которому прошли колонны генераловъ Ковалевскаго и князя Гагарина. Весь правый флангъ непріятельской укрпленной линіи безмолвствовалъ: передъ нимъ уже не было русскихъ, но горячій бой еще киплъ на лвомъ фланг, куда повелъ атаку генералъ Майдель.
Отборное войско было подъ начальствомъ этого генерала. Дружно ударили въ штыки кавказскіе егеря и гренадеры и сразу выбили турокъ изъ переднихъ ретраншаментовъ, захвативъ весь ихъ лагерь. Непріятель поспшно укрылся въ главномъ редут Тошмасъ-Табія. Майдель атаковалъ его съ горжи. Въ то же время другой отрядъ, выдвинутый имъ лве, взялъ отдльный люнетъ Ярымай и преслдовалъ турокъ до редута Юксекъ-Табія.
На этотъ-то редутъ, и въ это самое время, двинулся князь Гагаринъ и потерплъ, какъ мы видли, ршительное пораженіе.
Дла около главнаго редута (Тошмасъ-Табіи) шли не лучше. Горжа его была замкнута, и гренадеры, несмотря на отчаянныя усилія, не могли ворваться. Они окружили его, залегли по рву, стрляли въ амбразуры, несли большія потери, осыпаемые перекрестнымъ артиллерійскимъ огнемъ и градомъ штуцерныхъ пуль, но ни шагу не подавались назадъ.
Четыре горныя орудія штабсъ-капитана Вроневскаго и батареи полковника де-Сауке и подполковника Врискорна, съ неимоврнымъ трудомъ взобравшіяся на шорахскую возвышенность, много содйствовали гренадерамъ удержаться на занятой позиціи.
Въ это время полкъ сборной кавалеріи, составленный изъ двухъ сотенъ линейскихъ казаковъ, сотни донцовъ и сотни грузинской дворянской дружины, подъ командою войсковаго старшины Добрынина, обскакалъ непріятельскія укрпленія и въ тылу ихъ кинулся на главную квартиру генерала Кмэти. Уже казацкое знамя раздвалось на его палатк, уже турки дрогнули на валахъ Тошмасъ-Табіи одинъ баталіонъ свжаго подкрпленія, и мы овладли бы передовыми высотами!…
Въ это время взошло солнце и показало туркамъ безвыходное положеніе русскихъ. Не опасаясь за центръ и правый флангъ своей линіи, они сосредоточили вс силы противъ одной колонны Майделя. Турецкій гвардейскій полкъ выбилъ русскихъ изъ люнета Ярымай и отбросилъ ихъ къ Тошмасъ-Табіи. Только здсь еще держались наши, поражаемые перекрестнымъ огнемъ изъ передовыхъ укрпленій и изъ самаго города. Полкъ сборной кавалеріи, посл блестящей атаки, принужденъ былъ отойдти съ потерею. Въ числ убитыхъ находился прапорщикъ Нижегородскаго драгунскаго полка князь Грузинскій, юноша, послдній потомокъ древняго царскаго рода Грузіи {Онъ похороненъ въ соборной церкви селенія Мцхета, гд находятся могилы всхъ лицъ царствовавшей фамиліи Грузіи.}.
Связь въ дйствіяхъ потерялась. Баталіоны съ отчаяннымъ мужествомъ бросались то на валы Тошмасъ-Табіи, то переходили къ Юксекъ-Табіи, то устремлялись на люнетъ Ярымай, но везд несли только огромныя потери. Генералъ Майдель давно былъ раненъ пулею въ руку, но продолжалъ распоряжаться до тхъ поръ, пока другая рана, пулею въ грудь навылетъ, не повалила его. Команду принялъ командиръ Мингрельскаго егерскаго полка полковникъ Серебряковъ, но и онъ былъ раненъ. Баталіоны остались съ княземъ Тарханъ-Моуравовымъ, который, схвативъ знамя, нсколько разъ водилъ своихъ гренадеровъ на Тошмасъ-Табію, и гренадеры его нсколько разъ врывались внутрь укрпленія, однако числительная слабость не позволяла имъ ни разу утвердиться въ немъ.
А было время, когда генералъ Мандель просилъ только одинъ свжій баталіонъ и ручался, что, выбивъ турокъ изъ Тошмасъ-Табіи, онъ овладетъ укрпленною позиціею,, по пока посланный отыскалъ главнокомандующаго, находившагося на Столовой гор, верстахъ въ пяти отъ мста боя, пока получилъ разршеніе взять баталіонъ изъ колонны Бриммера, Майдель уже просилъ два. Со вторымъ посланнымъ было то же самое, а Майдель требовалъ три баталіона и наконецъ четыре, все еще ручаясь за успхъ предпріятія.
Въ четвертый разъ двинулось изъ резерва подкрпленіе: но минута была уже потеряна. Тяжело раненый Майдель оставилъ поле сраженія, турки окружили наши войска. Такимъ образомъ, четыре баталіона, подходившіе одинъ за, другимъ, безъ пользы увеличили наши потери, потому что одинъ баталіонъ погибалъ прежде, нежели другой подходилъ изъ резерва. Когда главнокомандующему доложили о ход дла, онъ двинулъ сразу свжую колонну изъ четырехъ баталіоновъ, подъ командою начальника походной канцеляріи, генералъ-маіора Вроневскаго. Броневскій пробился до Тошмасъ-Табіи и палъ, тяжело раненый, его вынесли изъ дла. Командиръ Ряженаго полка, полковникъ Ганецкій, принявъ команду, со знаменемъ въ рук бросился на брустверъ и былъ раненъ. Команду принялъ полковникъ. Москалевъ и былъ сейчасъ же убитъ. Войска пришли въ совершенный безпорядокъ.
Ободренные турки сдлали вылазку и напали на первый баталіонъ Рязанскаго полка, направлявшійся съ дежурнымъ штабъ-офицеромъ, полковникомъ Кауфманомъ, къ Юксекъ-Табіи. Баталіонъ, отрзанный отъ своихъ и не имя силъ пробиться назадъ, быстро пошелъ вдоль всей линіи непріятельскихъ укрпленій по направленію къ Чакмахской гор. Эта отчаянная ршимость спасла Кауфмана: пройдя весь Шорахъ, онъ усплъ присоединиться къ отряду Бакланова, очутившись совершенно на противоположной сторон Карса.
Исходъ штурма былъ ясенъ: главнокомандующій двинулъ изъ резерва остальные два баталіона, подъ личною командою корпуснаго командира. Это послднее подкрпленіе шло не съ тмъ уже, чтобы овладть непріятельскою линіею, а чтобы спасти остатки нашего лучшаго войска. Впрочемъ, генералу Бриммеру было приказано, въ случа малйшей возможности, сдлать новую попытку противъ Тошмасъ-Табіи.
Генералъ Бриммеръ лично прибылъ на мсто боя и убдился, что кром отступленія не оставалось предпринять ничего. Тогда, подъ прикрытіемъ двухъ свжихъ баталіоновъ и нашей артиллеріи, выставленной на ближайшихъ возвышенностяхъ, войска стали спускаться съ Шораха. Утомленные кровавою битвою, они шли въ безпорядк. Но какъ турки не преслдовали, то на равнин они устроились, и генералъ Бриммеръ. отвелъ ихъ къ главному лагерю.
На одномъ только Чакмах дла шли удачно. Тамъ генералъ-маіоръ Базинъ, съ тремя баталіонами и донскимъ казачьимъ полкомъ, атаковалъ англійскія линіи, внчающія собою эту возвышенность. Пока донцы Мажарова преслдовали турокъ, выбитыхъ изъ переднихъ ретраншаментовъ, пхота постепенно заняла три редута, и одинъ только, крайній къ шорахскимъ высотамъ, отдльный фортъ Лекъ, не былъ взятъ, по причин малочисленности нашего отряда.
Въ это время разсвтъ занимался уже на темномъ неб, и изъ Карса вышла значительная колонна пхоты на помощь сражавшимся на Шорах. Она проходила по ту сторону глубокаго и скалистаго оврага, отдляющаго Чакмахскую гору отъ города. Четыре орудія донской батареи Двухжоннаго, выдвинутыя къ оврагу, били ее картечью, но колонна, устилая путь трупами, быстро прошла мимо редутовъ и скрылась за возвышенностію, на которой одиноко торчалъ Лекъ.
Войска, одушевленныя успхомъ, рвались на приступъ этого форта: завладвъ имъ, мы могли бы ударить въ тылъ турецкимъ войскамъ, окружившимъ колонну Майделя. Тогда этотъ вспомогательный отрядъ могъ обратиться въ главную штурмовую колонну и вырвать побду изъ рукъ турокъ, но для этого нужно было подкрпленіе, и генералъ Базинъ, увдомившій главнокомандующаго о взятіи Чакмаха, испрашивалъ дальнйшаго приказанія.
Отвтъ главнокомандующаго былъ въ томъ род, чтобы держаться на занятой позиціи, въ ожиданіи исхода штурма со стороны Шораха. Исходъ его извстенъ. Когда войска оставили Шорахъ, тогда и генералъ Базинъ, сбросивши въ кручу турецкую артиллерію, сталъ спускаться съ чакмахской возвышенности. Фортъ Декъ орудійнымъ огнемъ поражалъ отступавшія колонны, а турки, занявшіе снова оставленные редуты, выслали за нами густую цпь штуцерныхъ стрлковъ. Вся кавалерія генерала Бакланова сла на коней и, выдвинувшись впередъ, пропустила за себя пхоту. Въ это-то самое время полковникъ Кауфманъ, съ баталіономъ рязанцевъ, пробился до Чакмаха. Здсь ему предстояло пройдти еще подъ сильнымъ огнемъ съ форта Декъ и потомъ пробиваться сквозь штуцерную цпь. Онъ остановился и, неизвстно какъ, усплъ увдомить о своемъ положеніи генерала Бакланова, который сейчасъ приказалъ спшиться двумъ дивизіонамъ тверцовъ и удерживать турецкихъ стрлковъ, а, между тмъ, четыре орудія донской батареи, съ есауломъ Денисовымъ, открыли огонь по форту, стараясь привлечь на себя его артиллерію. Посл нсколькихъ выстрловъ съ нашей стороны, у турокъ взорвался пороховой погребъ, и огонь ихъ значительно ослаблъ* тогда полковникъ Кауфманъ, двинувшись впередъ, безъ большой потери соединился съ Баклановымъ.
Посл этого кавалерія наша стала отходить вслдъ за пхотою, выстроившеюся уже на равнин. Снова высыпала штуцерная цпь и стала насдать на драгуновъ. Линейскіе казаки Витгенштейна скрытно прошли балкою и, выскочивъ въ тылу цпи, внезапно бросились въ шашки {Подполковникъ князь Витгенштейнъ получилъ отъ главнокомандующаго орденъ св. Владиміра 4-й степени, а по удоетоенію кавалерственнои думы въ 1856 г. награжденъ орденомъ св. Георгія 4-й степени.}.
Цпь была истреблена до послдняго человка. Этою молодецкою атакою заключился штурмъ передовыхъ карсскихъ укрпленій. Тогда и отрядъ графа Нирода оставилъ поле битвы. Мы сли на коней и грустно потянулись въ свой лагерь.
Потеря русскихъ простиралась до семи тысячъ человкъ, пострадали полки кавказской гренадерской бригады, Мингрельскій, Виленскій и Блевскій егерскіе, не досчитывающіеся боле тысячи своихъ храбрыхъ товарищей. Трофеи, доставшіеся такою тяжелою цною, состояли изъ нсколькихъ десятковъ плнныхъ, четырехъ орудій и 14 знаменъ {Одно орудіе и три знамени отбиты колонною Майделя, а три орудія и 11 знаменъ отрядомъ Базина.}.
Къ вечеру 17 сентября вс отряды заняли прежнія свои позиціи. Генералъ Базинъ отошелъ къ Мараг, и блокада, прерванная кровавымъ событіемъ, возобновилась.
Генералъ-лейтенантъ Ковалевскій умеръ 21 сентября, отъ полученной раны {Тло генерала Ковалевскаго перевезено въ Александраполь и погребено на ‘холм чести’.}, и войска нижняго лагеря подчинены корпусному командиру, генералы князь Гагаринъ, Майделъ и Вроневскій отправились въ Россію. Обязанности генерала Броневскаго были возложены на начальника штаба дйствующаго корпуса, генералъ-маіора Невровскаго.
На мсто князя Гагарина, командующимъ 18-й пхотной дивизіей назначенъ генералъ-маіоръ Трегубовъ. Командованіе кавказскою гренадерскою бригадою, посл Майделя, поручено командиру Лейбъ-Эриванскаго полка, полковнику Моллеру.
Уборка и перевязка раненыхъ продолжалась всю ночь и весь слдующій день. Грустію теперь смотритъ опуствшій лагерь пхоты. Убитые и тяжело раненые оставлены на мст: ихъ подбирать было некогда, да и некому. Вс тревожно заняты вопросомъ: что сдлаютъ съ ними турки?…
Едва наши войска отступили отъ крпости, турки высыпали за ними и напали на раненыхъ. Въ это время генералъ Вильямсъ объзжалъ укрпленія и благодарилъ войска. Время отъ времени гремли еще орудійные выстрлы съ Карса, впереди его копошились турки, обирая нашихъ убитыхъ. Англійскій генералъ былъ возмущенъ этимъ зрлищемъ и разослалъ своихъ адъютантовъ съ приказаніемъ, чтобы турки, подъ опасеніемъ смертной казни, возвратились въ лагерь. Изъ Карса была выслана правильная колонна, которая, подобравъ нашихъ раненыхъ, отнесла ихъ въ госпиталь.
Вильямсъ, отдавая дань справедливаго уваженія мужеству русской пхоты, самъ заботился о плнныхъ: подъ его надзоромъ производилось леченіе, и солдаты, возвратившіеся потомъ изъ плна, добрымъ словомъ поминали англійскаго пашу.
Пускай же благодарная память, сохранившаяся о Вильямс въ рядахъ непріятелей, послужитъ ему слабою наградою за его человческое сердце!

——

Угрюмое молчаніе царствовало на нашихъ бивуакахъ: ни псенъ, ни веселаго говора, только стонутъ раненые, да изрдка пройдетъ кто нибудь, повся голову. Самолюбію нашему данъ чувствительный щелчокъ. Мы не могли, да и не хотли, обманывать себя. Къ чему бы повело это? Унынія въ арміи не было, духъ не упалъ, но тяжелымъ свинцомъ ложилось на душу воспоминаніе о кровавомъ приступ.
Напрасно нкоторые хлопотали распустить слухъ, что будетъ второй штурмъ: люди опытные этому не врили, новички сомнительно посматривали на грозные валы Шораха, на которыхъ дымился еще свжею кровью слдъ, гд прошла наша пхота.
Войско глубоко сознавало, что не оно причиною неудавшагося боя: оно сдлало больше, чмъ было въ силахъ человческихъ, неуспхъ былъ слдствіемъ тхъ препятствій, о существованіи которыхъ у насъ даже не подозрвали. Трофеи, окружавшіе палатку главнокомандующаго — эти окровавленныя знамена, эти орудія, вывезенныя изъ самаго Карса, краснорчиво оправдывали войска, но и они не могли измнить общаго мрачнаго колорита нашихъ бивуаковъ.
Турки ликовали, полагая, что мы снимемъ блокаду. Не поддавался этому обольщенію только Вильямсъ со своими приближенными, хорошо сознавшій и твердый характеръ русскаго главнокомандующаго, и превосходныя качества нашего войска.
Впослдствіи, возвратившись въ Англію, Вильямсъ, на публичномъ обд, данномъ въ честь его, какъ защитника Карса, высказалъ откровенно свое мнніе, что лучшая пхота, которую ему доводилось когда нибудь видть, это пхота русская, кавказская. ‘Она несла такія огромныя потери — говорилъ онъ — но такъ смло подвигалась впередъ, что были минуты, когда паденіе неприступнаго Карса казалось возможнымъ.’ Неудача, по мннію Вильямса, произошла оттого, что турецкая армія стояла на валахъ въ полной готовности отразить нападеніе. Русскіе это скоро замтили и, несмотря на то, что дло потеряло безвозвратно характеръ нечаяннаго нападенія, все-таки направили главныя колонны на шорахскія высоты.
‘Тогда — продолжаетъ Вильямсъ — я снялъ шляпу и, обратившись къ окружавшимъ меня генераламъ, поздравилъ всхъ съ побдою: овладніе Шорахомъ, посредствомъ открытаго штурма, было дломъ боле чмъ невозможнымъ.’
Тутъ же генералъ Вильямсъ указалъ и на вс ошибочныя распоряженія русскихъ, сдлавшія штурмъ такимъ кровопролитнымъ.
Турки тоже понесли потерю, но, сравнительно съ нашею, весьма незначительную, потому что сражались за закрытыми стнами. У нихъ, по мннію Вильямса, выбыло изъ строя немного боле тысячи человкъ. Но этотъ уронъ имлъ для турокъ и свою долю пользы: не слишкомъ ослабивъ гарнизонъ, онъ уменьшилъ количество людей, что было важно при недостатк провіанта. Сверхъ того, турки отобрали у нашихъ убитыхъ и раненыхъ находившійся у нихъ четырехдневный провіантъ.

——

Погода окончательно испортилась: начались ненастные дни и сырыя, холодныя ночи. Транспортъ за транспортомъ отправляется съ ранеными и больными въ Александраполь. Печальная перевозка продолжалась отъ 20 до 27 числа ежедневно. Наши дивизіоны поочередно ходили съ оказіями до Хаджи-Вали. Ничего нельзя себ представить грустне этого конвоированія: тридцати-пяти-верстный переходъ длается въ сутки, дождь льетъ ливмя, въ пол сырые туманы, раненыхъ везутъ на арбахъ, зда по каменистой мстности исторгаетъ у нихъ стоны. Кавказскій солдатъ терпливъ: онъ скоре пуститъ крупную русскую рчь, нежели вздохнетъ или охнетъ, а тутъ — вонъ и кони наши, прислушиваясь къ раздирающимъ душу звукамъ, идутъ все время поднявши головы и чутко настороживъ уши.
Въ александрапольскомъ госпитал уже нтъ мста, тяжело раненыхъ отправляютъ въ Тифлисъ, откуда они, вроятно, оправившись, побредутъ на родину.
По случаю увеличившейся службы въ каны-кейскомъ отряд, на аванпосты стали высылать только по полуэскадрону, денные и ночные разъзды прекращены вовсе, но за то бдительность въ самомъ лагер усилилась: людямъ велно высыпаться днемъ. Вс были убждены, что турки воспользуются значительнымъ ослабленіемъ нашего корпуса и сдлаютъ попытку еще разъ пробиться къ Арзеруму. Мн кажется, что въ первые два, три дня успхъ былъ бы возможенъ, потому что наши отряды были утомлены и разстроены: цлые полки, не говоря уже о баталіонахъ и ротахъ, приходилось переформировать наново. Но турки, поддерживаемые надеждою видть наше отступленіе и со дня на день ожидая подвиговъ отъ Омера-Паши, не думали оставлять крпость и упустили моментъ, единственно благопріятный имъ въ теченіе всего блокаднаго времени.

V.

Черезъ нсколько времени посл штурма, турки опять стали высылать изъ Карса небольшія партіи, которыя, пользуясь темнотою осеннихъ ночей, пробирались сквозь нашу блокадную линію. Изъ отрядовъ князя Дундукова-Корсакова и полковника Шульца каждую ночь выставляются сильныя конныя заставы, къ сторон Самоватскаго ущелья. Дйствительно, нсколько бглыхъ поймано, но одна партія, въ числ боле полутораста человкъ, прошла незамченною, и только на слдующее утро казаки, Фуражировавшіе около Саганлука, захватили нсколько кавалеристовъ, принадлежавшихъ къ этой партіи.
Полковникъ Шульцъ заболлъ, и на его мсто командиромъ промежуточнаго отряда, расположеннаго вблизи Возгаловъ, назначенъ маіоръ Блюстинъ.
Въ конц сентября къ намъ стали подходить изъ Александраполя значительныя подкрпленія, которыми укомплектовываются полки, наиболе пострадавшіе 17 сентября.
Съ наступленіемъ октября начался роспускъ милиціи. Прежде всхъ отправилась грузинская дворянская дружина.
За дворянскою дружиною разошлись по домамъ и лихія кабардинскія сотни, честно отслужившія свою боевую службу.
Вслдъ за горцами выступила въ Тифлисъ батарейная батарея 13-й артиллерійской бригады, подъ прикрытіемъ 2-го эскадрона Новороссійскаго полка.
Турки ршительно не хотятъ выходить изъ крпости. Тревогъ не бываетъ, но служба въ нашемъ полку не уменьшилась. Мы стоимъ на большой александрапольской дорог, а потому обязанность конвоировать вс транспорты, прозжающихъ, курьеровъ, начальниковъ и чиновниковъ главнаго штаба возложена на драгуновъ. Настоящая почтовая гоньба лошадямъ. Въ шутку нашъ Каны-Кей и называютъ разгоннымъ ямомъ, гд полковой командиръ играетъ роль станціоннаго смотрителя, адъютантъ, наряжающій прикрытія — старосты, а офицеры — почтари, обязанные благополучно доставлять прозжающихъ до слдующей станціи.
Полкъ перепалъ крпко, многія лошади худы до безобразія. Мы просили о прикомандированіи къ намъ хоть части милиціи. Генералъ Бриммеръ, узжая, общалъ похлопотать объ этомъ у главнокомандующаго. Дйствительно, къ намъ скоро прибыли дв сотни карабахцевъ и стали чередоваться съ нами въ конвоированіи прозжающихъ.
Об сотни, прикомандированныя къ каны-кейскому отряду, отличаются какою-то лихорадочною дятельностію. Окутываніе коней теплыми одялами производится только по ночамъ за то днемъ наши карабахцы не вынимаютъ ноги изъ стремени. Вчера, посл небольшой перестрлки, слышанной довольно явственно въ нашемъ лагер, прискакалъ офицеръ-милиціонеръ съ извстіемъ, что его партія, блуждавшая около Карса опрокинула турецкую кавалерію въ числ двухъ тысячъ. Азіятецъ просилъ награды. Это обстоятельство послужило поводомъ къ назначенію формальнаго слдствія, потому что у насъ полагали въ Карс конницы вчетверо мене. Впрочемъ, по слдствію об стороны оказались правыми: въ Карс кавалеріи почти не было, а милиціонеръ дйствительно опрокинулъ въ крпость боле двухъ тысячъ, но не людей, а лошадей, ходившихъ на лугу подъ прикрытіемъ нсколькихъ баши-бузуковъ.
За густою пылью уходившаго табуна пылкіе карабахцы не разглядли, что лошади скакали безъ всадниковъ.
3-го октября распространился по корпусу слухъ, будто главнокомандующій намренъ сдлать второй приступъ. Число для штурма назначено 12. Называли даже по именамъ начальниковъ колоннъ и пункты, на которые поведется атака. Даже перебжчики говорятъ, что турки знаютъ’ о нашемъ намреніи и приготовляются къ бою.
Каждую ночь слышится пушечная пальба то съ Карадаха, то съ Чакмаха, то изъ нижняго лагеря. Казаки и милиціонеры не даютъ туркамъ покоя. Побги у нихъ съ каждымъ днемъ усиливаются. Турецкая анатолійская армія расползается во вс стороны, гарнизонъ дезертируетъ съ оружіемъ въ рукахъ поодиночк и по нскольку десятковъ вмст, подъ начальствомъ своихъ офицеровъ. Турки придумали довольно остроумное средство. Они перестали являться на аванпосты, откуда ихъ продолжаютъ отсылать обратно въ Карсъ, а выходятъ въ поле, гд, наткнувшись на разъздъ, начинаютъ обыкновенно тмъ, что стрляютъ, выдерживаютъ одну атаку и потомъ бросаютъ оружіе, такимъ образомъ, они длаются военноплнными и цлыми толпами отправляются въ русскій лагерь, гд на нихъ никто не обращаетъ вниманія: до того это зрлище сдлалось обыкновеннымъ. Даже простыя фуражировки рдко проходятъ безъ того, чтобы солдаты не привели двухъ или трехъ вооруженныхъ турокъ. Между ними попадаются стрлки съ отличными англійскими штуцерами. Вотъ за это такъ спасибо имъ! {Солдату за отбитый штуцеръ выдавали у насъ по пяти рублей серебромъ, за нарзное ружье по три рубля, а за простое по одному рублю.}
Вильямсъ, видимо, теперь не препятствуетъ дезертированію, потому что гарнизонъ необходимо уменьшить соразмрно оставшемуся количеству провіянта: иначе невозможно выдержать блокаду. Вроятно, съ этою же цлію прізжалъ турецкій парламентеръ съ предложеніемъ выдать всхъ нашихъ раненыхъ, захваченныхъ 17 сентября. Онъ говоритъ, что это длается единственно изъ уваженія къ мужеству русскихъ. Можетъ быть, но главнокомандующій, принявъ раненыхъ, подъ видомъ вжливости возвратилъ въ Карсъ равное число турецкихъ плнныхъ, съ которыми тамъ ршительно не знаютъ что длать: ихъ нечмъ кормить. Со стороны карсскаго гарнизона уже нельзя ожидать ничего серьезнаго’, поэтому служба въ блокадныхъ отрядахъ облегчена. У насъ въ Каны-Ке вс аванпостныя обязанности возложены на дв сотни линейцевъ, недавно прибывшихъ къ намъ на смну карабахской милиціи. Драгуны же выставляютъ только главные караулы къ Азатъ-Кеву, при чемъ одинъ взводъ отъ дежурнаго эскадрона стоитъ съ вечера до полуночи, а другой съ полуночи до утренней зори, посылая только небольшіе разъзды къ сторон линейской цпи.
10 октября вернулся наконецъ изъ Тифлиса четвертый дивизіонъ Новороссійскаго полка, ходившій туда конвоировать плнныхъ. Офицеры очень довольны этою командировкою: немного отдохнули отъ боевыхъ трудовъ, немного повеселились въ город, и теперь разсказываютъ о тифлисской жизни тмъ, кто въ продолженіе полугода не видалъ надъ собою крыши. Этотъ дивизіонъ, выступивъ изъ Александра поля ровни мсяцъ тому назадъ (10 сентября), прошелъ черезъ высокій хребетъ Безобдала.
Въ Тифлисъ вступали парадно. Впереди, съ вынутыми шашками и съ лихими псенниками, шелъ 7-й эскадронъ штабсъ-капитана Буянскаго, за нимъ колонна плнныхъ турецкихъ солдатъ, потомъ арбы съ плнными же офицерами и наконецъ 8-й эскадронъ капитана Черемисинова, замыкавшій собою все шествіе.
Въ город лавки были заперты, народъ густыми толпами бжалъ за городскую заставу привтствовать драгуновъ, вступающихъ съ такими живыми доказательствами боевой службы дйствующаго корпуса. Едва показалась голова 7-го эскадрона, какъ грянувшее ‘ура!’ смшалось съ звуками зурны и накарра {Накарръ — небольшой барабанъ, въ род турецкаго.}, народъ окружилъ эскадроны, тснился около полковника Стрлецкаго и, въ избытк патріотическаго восторги, хваталъ его за стремена и цловалъ ноги. Въ узкихъ, и кривыхъ улицахъ армянскаго базара шествіе поминутно останавливалось, тснимое со всхъ сторонъ народомъ. Жаль, что восточный обычай при подобныхъ торжествахъ не допускаетъ присутствія женщинъ: безъ нихъ картина была неполная. Балконы во многихъ домахъ были увшаны богатыми персидскими коврами, окна открыты, по наши офицеры видли въ нихъ только блыя чадры грузинскикъ красавицъ.
Эскадроны остановились на Эриванской площади, явилось мстное начальство, приняло плнныхъ, и дивизіонъ разошелся по квартирамъ.
Необыкновенно пріятною показалась тифлисская жизнь посл сырыхъ и грязныхъ бивуаковъ. Молодежь разбрелась по всему городу. Везд были офицеры: и въ магазинахъ, и въ лавкахъ, и въ театр, и въ кандитерскихъ, и въ другихъ общественныхъ заведеніяхъ. На. другой день городъ давалъ обдъ драгунскому дивизіону.
Въ обширныхъ залахъ караванъ-сарая были накрыты длинные столы для солдатъ и офицеровъ. Обдъ былъ составленъ изъ однихъ національныхъ блюдъ. Грузинскія блюда нехороши для русскаго желудка, но за то грузинскія вина князей Чавчевадзе превосходны. Въ продолженіе обда любопытная толпа осаждала зданіе, посл обда, по просьб распорядителей, грянулъ хоръ драгунскихъ псенниковъ. Даже здшнее купечество разкошелилось: дало каждому солдату по абазу {Грузія иметъ свои серебряныя монеты: двухъ-абазники — 40 коп. cеp., абазъ — двугривенный, полъ-абазникъ — гривенникъ, и шауръ — пятачокъ.} денегъ да но шелковому носовому платку на память.
Черезъ день дивизіонъ собрался въ обратный походъ. Холодныя, свинцовыя тучи висли надъ городомъ и монастыремъ св. Давида. Лилъ проливной дождь. Эскадроны въ походной Форм стояли на площади, ожидая князя Василія Осиповича, изъявившаго желаніе взглянуть наи своихъ старыхъ боевыхъ сослуживцевъ. Князь Бебутовъ выхалъ верхомъ, въ Фуражк и въ длинномъ кавказскомъ сюртук. Много постарлъ онъ за это короткое время* но доброе лицо его сохранило прежнее выраженіе привтливости и ласки, которыя такъ волшебно дйствовали на всхъ тамъ, въ Азіатской Турціи.
Вызвавъ впередъ офицеровъ и перецловавшись со всми, князь сказалъ:
— Передайте эти поцлуи вашимъ товарищамъ и скажите, что я помню ихъ…
Потомъ онъ обратился къ фронту:
— Мн, старику, пріятно будетъ услышать, если новороссійцы при случа покажутъ себя тми же молодцами, какими я зналъ ихъ при Кюрюкъ-Дара.
Громкое ‘ура!’ было отвтомъ на задушевныя слова любимаго полководца. Эскадроны прошли мимо его справа по три и потянулись изъ города. День былъ базарный, и народу провожало мало. И вотъ уже остались назади городскія ворота, начали разстилаться передъ глазами широкія степи, засинли отдаленныя горы, и опять замелькали въ голов аванпосты, казачьи цпи, секреты, залоги, разъзды, заставы и прочая обстановка военнаго бивуака.
Въ Кодахъ, первой станціи отъ Тифлиса, наши узнали, что Карсъ взятъ. Четвертый дивизіонъ пришелъ въ уныніе, вообразивъ, что прогулялъ дло, а съ нимъ, разумется, и награды. Но на слдующихъ переходахъ жители уже говорили, что взяты только передовыя укрпленія, а Карсъ еще держится, и только встртившійся на дорог огромный транспортъ съ ранеными, отправлявшимися въ Тифлисъ, объяснилъ все дло.
Драгуны распрашивали о сраженіи, раненые давали самые неудовлетворительные отвты, и вообще неудачный исходъ штурма, въ особенности наши потери, преувеличивались до крайности. Изъ ихъ словъ можно было заключить, что они крпко недовольны драгунами: жалуются, что кавалерія не приняла участія въ бою, что вся тяжесть его легла на одну пхоту.
Но возвратимся къ нашимъ бивуакамъ.
На канун возвращенія 4-го дивизіона, т. е. 9 октября, лагерь постилъ давно ожидаемый персидскій посланникъ. Онъ возвращался изъ Петербурга. Новороссійскій драгунскій полкъ встртилъ и проводилъ почетнаго гостя до главнаго штаба. Эскадроны, въ полной парадной форм, разставленные по всему протяженію дороги отъ Визинъ-Кева до Чавтличая, постепенно присоединялись къ позду. Въ самомъ же верхнемъ лагер встртили посланника собственный конвой главнокомандующаго и куртинская сотня.
Посланникъ, въ тотъ же день, представился генералъ-адъютанту Муравьеву. На немъ былъ мундиръ богато, но безъ толку вышитый золотомъ и генеральскіе эполеты, весьма похожіе на наши. Съ соизволенія Государя Императора, онъ поднесъ главнокомандующему портретъ своего шаха на зеленой лент, осыпанный бриліянтами.
Ночью турки стрляли изъ крпости, но ихъ выстрлы теперь уже не безпокоятъ никого: это послднія судороги умирающаго гарнизона.
На слдующую ночь была слышна сильная ружейная перестрлка по направленію къ Меликъ-Кеву. Утромъ получено, отъ генерала Бакланова донесеніе, что казаки его отряда имли дло съ значительною партіей турокъ, вышедшихъ изъ Карса, и посл довольно упорнаго боя отбили семь знаменъ иррегулярнаго войска и захватили въ плнъ 4 офицеровъ и 116 человкъ нижнихъ чиновъ. Эта партія, составленная изъ однихъ лазовъ, славящихся своею воинственностію на восток, вышла, какъ видно, не съ тмъ, чтобы положить оружіе.
Персидскій посланникъ лично распрашивалъ плнныхъ о положеніи карсскаго гарнизона. Ихъ мрачные, разсказы вполн обрисовываютъ ужасное положеніе турокъ, заживо погребенныхъ за грозными укрпленіями.
Прогостивъ нсколько дней, Кассимъ-Ханъ изъявилъ желаніе отправиться въ Александраполь. Поэтому рано утромъ потребовали въ главный штабъ дивизіонъ новороссійцевъ: назначенъ былъ третій — подполковника Вильпена. Главнокомандующій, въ присутствіи посланника, произвелъ этому дивизіону ученье и, какъ водится, на маршъ-марш спшилъ. Увидвъ передъ собою пхотную колонну, въ то время, какъ въ густой пыли, поднятой скачкою, виднлась кавалерія на коняхъ, Кассимъ-Ханъ изумился, сознавшись, что онъ ничего подобнаго не воображалъ. На дорог были разставлены опять конные эскадроны новороссійцевъ, постепенно присоединявшіеся въ позду. Первый эскадронъ на полукарьер провожалъ посланника до Гаджи-Вали, гд Кассимъ-Ханъ постилъ полковника Эдигарова, командовавшаго милиціею, составленною изъ жителей пограничныхъ съ Персіей провинцій. Эдигаровъ ждалъ съ обдомъ, на который приглашенъ былъ штабсъ-капитанъ Набель, со всми офицерами своего эскадрона. Обдъ былъ въ полномъ смысл восточный: сидли на полу съ поджатыми ногами, ли на богатыхъ персидскихъ коврахъ, разостланныхъ по всей сакл.
Подъ Карсомъ, кубанская сотня, ходившая въ разъздъ съ сотникомъ Зряхинымъ, перехватила арзерумскую почту. Депеши оказались важными, потому что извщали гарнизонъ о близкой выручк его союзниками. Планъ ихъ составленъ былъ, кажется, весьма замысловато: въ Батум ожидаютъ французскаго десанта, и въ то время, когда Омеръ-Паша откроетъ наступленіе отъ Кутаиси и потянетъ туда русскую армію. Французы будутъ понуждать насъ къ скорйшему отступленію отъ Карса и на равнинахъ Грузіи поставятъ между двухъ огней.
Вся цль союзниковъ овладть Тифлисомъ и поднять противъ насъ горскіе народы. А разв не можетъ случиться, что мы побьемъ въ Батум французовъ и Омеръ-Паша узнаетъ объ этомъ только тогда, когда почувствуетъ удары уже на собственной кож?
Съ этою цлію у насъ составленъ особый 13,000-й отрядъ, который находится въ постоянной готовности къ выступленію въ 24 часа. Въ приказ поименованы войска, которыя должны участвовать въ поход, изъ Новоросійскаго полка назначены 2-й, 3-й и 5-й дивизіоны.
Утромъ 18 октября ударили тревогу. Все встрепенулось, подняло голову и заговорило, что пойдемъ къ Батуму, на встрчу французскому десанту. Дйствительно, отрядъ, назначенный къ выступленію, живо собрался въ нижнемъ лагер, но дло кончилось большими маневрами, въ присутствіи корпуснаго командира. Мы учились на лугу противъ самаго Карса и видли турецкую пхоту, стоявшую на валахъ. Кром голода, турки начинаютъ уже страдать и отъ холода, который на высотахъ, гд расположены передовыя укрпленія, гораздо чувствительне, чмъ на равнин, гд стоимъ мы. Въ город цлые кварталы разобраны на дрова. Единственный источникъ, изъ котораго добывалось топливо, это аулъ Шорахъ, лежащій почти у подножія высотъ того же, названія. И вотъ, съ цлію отнять у гарнизона и это послднее средство, 22 октября назначена общая фуражировка за дровами, при чемъ предполагалось разобрать и самый Шорахъ. Представлялся только одинъ вопросъ: находится ли онъ подъ выстрлами непріятельскихъ укрпленій, или нтъ? Говорили и за и противъ. Прикрытіе, состоявшее изъ Нижегородскаго драгунскаго полка и 10 баталіоновъ пхоты, подъ командою генералъ-маіора Бакланова, въ боевомъ порядк пошло впередъ, за нимъ потянулись артельныя и фурштатскія повозки, собранныя еще наканун. Шорахъ уже былъ въ виду, какъ турки открыли орудійный огонь, и ядра и гранаты, летя надъ головами прикрытія, начали бить въ обозъ, далеко еще остававшійся позади. Повторилось то же самое, что было 26 іюля, но на этотъ разъ прикрытіе успло такъ счастливо выбраться изъ-подъ выстрловъ, что не потеряло ни одного человка. Въ Шорахъ пробралась только небольшая команда охотниковъ, которая пробовала поджечь сакли, но была скоро выгнана оттуда пушечными выстрлами непріятеля.
Между тмъ, въ Каны-Ке услыхали канонаду (мы насчитали боле ста выстрловъ), и дежурный эскадронъ, вскочивъ на коней, пустился на развдки. Онъ возвратился съ извстіемъ, что дв артельныя повозки (кажется, 7-го эскадрона), вмсто того, чтобъ привезти дровъ, сами пошли на дрова, разбитыя турецкими ядрами.
Итакъ, Шорахъ разобрать не успли. А разборка его была бы и для насъ полезна: въ этой части Карсскаго пашалыка лсъ дорогъ. Дрова привозятся жителями съ Саганлука, и ихъ обыкновенно караулятъ верстъ за восемь отъ лагеря. Кто опоздалъ, тотъ остается безъ дровъ. Для устраненія подобныхъ безпорядковъ, жителямъ запрещено продавать дрова, ячмень и сно на дорог, подъ опасеніемъ большаго штрафа, а приказано доставлять все въ верхній лагерь, гд установлены базарные дни и составлены даже особыя команды, наблюдающія за порядкомъ, но, къ сожалнію, вовсе не наблюдающія за цнами, которыя были далеко выше справочныхъ {Напримръ, въ Азіатской Турціи и на Кавказ мы получали раціоновъ по 25 коп. сер. въ сутки на каждую лошадь, слдовательно поручику приходилось въ мсяцъ 22 р. 50 к., а самара (дв русскія четверти) ячменя продавалась отъ 10 до 12 рублей серебромъ.}.
О военныхъ дйствіяхъ у насъ никто уже не говоритъ. Перестрлки, особенно по ночамъ, бываютъ довольно часто: ясно, что это какой нибудь разъздъ наткнулся на партію, вышедшую изъ Карса. Везъ крайней необходимости, не велно теперь тревожить отряды, потому что кавалерійскія лошади приходятъ въ изнуреніе. Въ Новороссійскомъ полку столько худоконныхъ и ршительно безполезныхъ для службы лошадей, что принуждены были собрать ихъ въ особую команду и вмст съ коннымъ лазаретомъ отправить въ селеніе Караклисъ, подъ Александраполемъ.

——

Погода въ октябр мсяц стояла перемнная: дни то сухіе и ясные, то пасмурные и сырые, снгу нтъ, но морозы еще въ начал мсяца доходили до пяти градусовъ, а потомъ постоянно держались между шестью и десятью.
Въ палаткахъ было жить невозможно. Полковая канцелярія пишетъ приказанія карандашомъ, потому что чернила замерзаютъ. Въ войска розданы вс лишнія палатки, съ помощію которыхъ у насъ явились палатки двойныя. Для согрванія ихъ прибгали къ различнымъ средствамъ: жгли, напримръ, бумагу, но это умряло холодъ, на нсколько минутъ, едва достаточныхъ для того, чтобы, вскочивъ съ постели, накинуть на себя полушубокъ. Потомъ ставили жаровни съ горячими угольями: отъ нихъ распространялся чадъ и угаръ, который, при окружающей холодной атмосфер, дйствовалъ еще губительне и развивалъ болзни. Солдаты вырывали въ земл глубокія ямы, прикрывали ихъ сверху навозомъ и по цлымъ днямъ лежали въ этихъ кротовинахъ, лишенныхъ свта. Появились глазныя болзни.
Наконецъ, во всхъ блокадныхъ отрядахъ разршено строить землянки. Солдатамъ предоставлено устраивать ихъ, какъ кому удобне, офицерамъ отпущено по полуимперіалу, съ тмъ, чтобы сакли были теплыя и въ нихъ можно бы было выдержать самую суровую зиму {По дороговизн лса и другихъ матеріаловъ, сакли обыкновенно обходились отъ 10 до 30 рублей серебромъ.}.
Выстраивались землянки довольно просто: вырывали квадратную или продолговатую яму, глубиною въ полтора или два аршина, и надъ поверхностію земли выводили невысокія стны, изъ плотно сложеннаго булыжника, съ продланными отверстіями для оконъ, потомъ накладывали балки поперечныя и продольныя, которыя сверху заваливались соломою или скошеннымъ хлбомъ, замнявшимъ потолокъ. На солому присыпали толстый слой земли, и наконецъ крышу и стны обкладывали навозомъ.
За неимніемъ стеколъ, окна заклеивались пузыремъ или бумагою, пропитанною масломъ, отчего въ самые ясные дни въ сакл бывали сумерки, въ дни ненастные горли свчи.
Внутренность нашего жилища была нсколько благовидне его наружности: въ уголку мы сложили изъ каменнаго плитняка что-то похожее на русскія печи и вывели на поверхность трубу, вдоль боковыхъ стнъ, обтянутыхъ палаточнымъ холстомъ, помстились кавказскіе вьюки, замнявшіе походнымъ людямъ кровати, а между ними складной столикъ, иногда покрытый зеленымъ сукномъ.
Все неудобство, кром тсноты, заключалось въ томъ, что въ соломенномъ потолк заводилось безчисленное множество мышей, которыя, при сильномъ втр на двор, такъ и сыпались сверху на наши столы и постели.
Итакъ, лагери исчезли, на ихъ мст явились какіе-то аулы. довольно многолюдные. Въ пхот они были красивые и опрятные, въ кавалеріи — напротивъ. Это происходило оттого, что пхотный солдатъ разуметъ и любитъ плотничное дло, кавалеристъ же все упованіе свое возлагаетъ на навозъ, находящійся у него всегда подъ рукою.
Турецкія названія: Чавтличай, Каны-Кей, Бозгалы, исчезли изъ разговорнаго языка, ихъ замнили теперь имена русскія. Верхній лагерь, гд вмсто землянокъ устроены обширные и свтлые бараки съ трубами и стеклянными окнами, носитъ названіе города. Прочіе блокадные отряды называются: Бозгалы — Дундуковка, Меликъ-Кевъ — Баклаковка, а Каны-Кей — Захаровна, по имени нашего полковаго командира, Захара Егоровича.
Мы перебрались въ сакли и стали приготовляться къ зимовк.
До 4 ноября морозъ все держался между 8 и 10 градусами, потомъ потеплло, но за то подулъ рзкій втеръ и нагналъ съ горъ снговыя тучи. Земля покрылась ровною, блою пеленою.
Наступили длинные вечера. Сквозь снжную мглу чернютъ длинныя коновязи- понуривъ голову, отвернувшись по втру, невесело стоятъ кони. Вотъ и имъ припоминаются теперь тепло и удобство бирюченскихъ конюшенъ {Новороссійскій полкь стоялъ въ Бирюч около 10 лтъ.}. Дневальные, завернувшись съ головою въ свои постовые тулупы, какъ тни бродятъ между линіями. Въ лагер царствуетъ гробовая тишина.
Въ эту пору,
Непогожую,
Одному жить —
Сердцу холодно…
Но военная жизнь и хороша тмъ, что въ ней нтъ одиночества: есть люди, у которыхъ душа и сердце раскрыты на распашку. Съ ними, съ этими людьми, не испытаешь того гнетущаго чувства, которое, можетъ быть, испытываетъ богатый баринъ, слушающій вой втра у мраморнаго камина своей роскошной палаты… Да благословитъ же васъ Богъ, добрые товарищи закавказскаго похода! Пройдитесь по бивуаку и посмотрите, какъ радушно, какъ весело мигаютъ огоньки сквозь прозрачныя окна. Офицерскихъ землянокъ. И кого вы не встртите здсь, въ этихъ бдныхъ и мрачныхъ подземельяхъ? и офицера, одиноко углубившагося въ чтеніе какой нибудь книги, и умную бесду вокругъ самовара, услышите и веселую болтовню за стаканомъ кахетинскаго. Войдите въ саклю: она биткомъ набита офицерами, усвшимися вокругъ стола, на которомъ шумитъ самоваръ. Загляните въ другую землянку, гд офицеровъ сидитъ не мене, а голосовъ почти вовсе не слышно. Слышно только мрное похлопываніе картъ, ложащихся направо и налво. И глаза, и сердца присутствующихъ прикованы къ зеленому сукну, покрытому длинными столбцами мловыхъ записей. На одномъ стол идетъ штосъ, на другомъ ералашъ. Накурено страшно. Издали видно только, какъ движется чья-то рука, выкидывая карты и проворно опять закрывая ихъ. Играющіе и присутствующіе молчаливы до тхъ поръ, пока не удастся кому нибудь изловить четвертаго валета или третью даму: тогда раздается взрывъ хохота, десятки голосовъ начинаютъ кричать: ‘ай! Яковъ Васильевичъ, туза просолилъ!’ И глаза всхъ обращаются на Якова Васильевича, имвшаго несчастіе просолить бубноваго туза, одиноко лежащаго на стол. Ну, что, кажется, хорошаго въ такой жизни? А вотъ и война кончится, но воспоминанія еще долго соединяютъ офицеровъ въ одинъ кружокъ, согртый теплымъ чувствомъ товарищества. Кружокъ крпокъ, потому что то чувство родилось на бивуачномъ пол, та дружба скрпилась наканун грознаго сраженія.
Служба наша, несмотря на зимнее время, идетъ своимъ чередомъ. Однако, для облегченія двухъ сотенъ линейцевъ, велно опять выставлять конную драгунскую цпь.
Медленно тянется время въ безопасномъ разъзд по выученной наизусть мстности или въ аванпостной цпи, не тревожимой непріятелемъ. Отыграютъ зорю, облачишься въ длинный бараній тулупъ, подпояшешься шашкою {На Кавказ мы часто носили шашки не черезъ плечо, а подпоясывались портупеями, какъ это длаютъ горцы и линейные казаки.} и отправляешься съ очереднымъ взводомъ въ резервъ къ казачьимъ бекетамъ. Солдаты спшатся, и ты самъ, подославши бурку, приляжешь на какой нибудь камень и лежишь неподвижно, до полуночи.
Отъ нечего длать начинаешь вслушиваться въ тихій разговоръ солдатъ, прикурнувшихъ тутъ же къ земл, съ поводомъ на рук. И о чемъ только, бывало, не разговариваютъ они между собою: и сказки разсказываютъ, и былины, перешедшія къ нимъ изъ устъ какой нибудь старой бабушки, про темный міръ духовъ, куда такъ любитъ уноситься воображеніе русскаго человка.
Любили солдаты разговаривать и о небесныхъ свтилахъ, но разговоръ этотъ шелъ уже всегда во второй смн, стоявшей отъ полуночи до разсвта.
— Вонъ, братцы, звзда — Свтожаромъ называется, говоритъ какой нибудь солдатъ-астрономъ: — а та, вонъ, что поярче другихъ свтитъ, та утренняя звзда. Какъ зайдетъ она, братцы, вонъ за ту гору, смна намъ будетъ.
Слушаешь себ, бывало, и лежишь, пока дйствительно не зайдетъ яркая звздочка за гору и не заиграютъ вслдъ за тмъ въ Карс утреннюю зорю, возвщавшую намъ каждый разъ приближеніе разсвта {У турокъ утренняя заря играется почти двумя часами ране нашей.}. Тогда конецъ службы!
10 ноября снгъ кое-гд растаялъ и обнажилъ черную землю.
Военныя дйствія, прекратившіяся на нсколько дней, пошли споимъ чередомъ. Баклановъ опять имлъ дло съ турками и взялъ много плнныхъ. А сегодня офицеръ, здившій въ главный штабъ за приказаніемъ, сказывалъ, что привели одного плннаго, объявившаго, что онъ посланъ изъ Карса узнать, есть ли въ Арзерум войска, и если нтъ, то гарнизонъ сдастся. Но какъ въ окрестностяхъ Арзерума все еще стоитъ СелимъПаша, то этого господина сочли за лучшее отправить въ Алсксандраполь.
Въ полдень получено извстіе совсмъ другаго рода: людямъ велно раздать на руки четырехъ-дневный провіянтъ и быть готовыми къ выступленію, потому что турки намрены прорваться со стороны Чакмаха.
Несмотря на это, въ самую полночь, дивизіонъ линейской батареи, подъ прикрытіемъ 4-го эскадрона Новороссійскаго полка, подъ командою штабсъ-капитана Чутя, подходилъ къ крпости и сдлалъ шесть пушечныхъ выстрловъ по нижнему лагерю’. Въ Карс били тревогу, и намъ было слышно, какъ начался оттуда живой, батальный огонь.
На другой день получено было офиціальное извстіе, что турки будутъ прорываться не. со стороны Чакмаха, а черезъ Каны-Кей. Графъ Ниродъ далъ знать, что, въ случа тревоги, около его ставки будетъ пущена сигнальная ракета.
Съ вечера отдано приказаніе сдлать лошадей и быть готовыми. Люди не ложились спать, офицеры, собравшись въ землянкахъ эскадронныхъ командировъ, толковали о предстоящемъ дл. Упорство турокъ въ сдач крпости заставляло предполагать, что и бой будетъ упорный. Были, правда, и такіе слухи, будто турки намрены, заклепавъ и испортивъ свои орудія, уничтоживъ знамена, весь порохъ и другіе боевые запасы, выйдти въ поле и, посл слабаго сопротивленія, положить оружіе.
Разсвло. Вмсто ракеты, прискакалъ отъ графа ординарецъ съ приказаніемъ: разсдлать.
Этимъ эпизодомъ, этимъ общимъ ожиданіемъ битвы, оканчиваются военныя дйствія каны-кейскаго отряда во время блокады. Въ тотъ же вечеръ пронесся радостный слухъ о близкой сдач крпости.
13 ноября генералъ Вильямсъ пріхалъ въ русскій лагерь и былъ встрченъ конными ординарцами отъ Новороссійскаго полка. Въ тотъ же день ршены предварительныя условія, на которыхъ сдается крпость. Англійскій генералъ говоритъ открыто, что онъ слагаетъ оружіе потому только, что Омеръ-Паша, вмсто того, чтобы идти на Кутаисъ, высадился гораздо сверне, въ Сухум, и загрязъ тамъ въ болотахъ. Узжая, Вильямсъ общалъ прибыть на слдующее утро для окончательнаго подписанія капитуляціи.
Но утро прошло, а Вильямса не было. Главнокомандующій, полагая, что гарнизонъ намренъ еще упорствовать, отдалъ приказаніе готовиться къ штурму. Однако, передъ вечеромъ, изъ Карса прискакалъ парламентеръ, объявившій, что между войсками было волненіе, но что теперь все успокоилось и Вильямсъ будетъ завтра.
15 ноября подписана капитуляція крпости:
1) Карсъ сдается со всмъ оружіемъ, запасами и казеннымъ имуществомъ.
2) Вся анатолійская армія слагаетъ оружіе и сдается въ плнъ безусловно {Исключеніе, по настоянію Вильямса, было сдлано только для эмигрантовъ и политическихъ выходцевъ, находившихся въ Карс. Ночью они оставили крпость. Конвой отъ Нижегородскаго драгунскаго полка принялъ ихъ и проводилъ на арзсрумскую дорогу.}.
Въ тотъ же день главнокомандующій, въ уваженіе къ геройской оборон непріятеля, приказалъ: ‘Всмъ генераламъ, штабъ и оберъ-офицерамъ турецкой анатолійской арміи, въ уваженіе мужества и храбрости въ бою съ нами 17 сентября и исполненія своего долга, при необыкновенномъ терпніи во все продолженіе блокады, оставляются сабли’.
Наступилъ памятный день 16 ноября. Сильный втеръ нагналъ свинцовыя тучи, которыя брызгали по насъ дождемъ и снгомъ. Войска, на разсвт, со всхъ сторонъ подошли къ Карсу и выстроились огромнымъ полукругомъ, замыкавшимся отрядомъ графа Народа со стороны Камацура и отрядомъ князя Дундукова, спустившимся отъ Бозгаловъ.
Отряды, блокировавшіе Карсъ съ свера, придвинулись къ нему съ той стороны.
Турецкая армія, разстроенная, безоружная, выходила изъ Карса толпами и собиралась около развалинъ селенія Гюмбетъ. Мрачно и сурово глядли турки, приготовляясь покинуть родину и отправиться въ далекую, невдомую имъ страну. Многіе, кажется, сожалли, что положили оружіе, и только видъ пушекъ съ курившимися фитилями удерживалъ ихъ въ порядк.
Въ два часа пріхалъ главнокомандующій и поздравилъ полки съ паденіемъ Карса. Оглушительное ‘ура’ грянуло и покатилось по рядамъ торжествующаго войска. Велика и торжественна была та минута, когда русскій главнокомандующій распоряжался обими арміями. Онъ принялъ рапортъ отъ карсскаго мушира Васифа-Паши и, подъхавъ къ его арміи, вызвалъ Тульскій полкъ для принятія турецкихъ знаменъ. По окончаніи этой церемоніи, турки длинною вереницею потянулись къ Азатъ-Кеву, гд былъ приготовленъ для нихъ сытный, даже роскошный, обдъ, а главнокомандующій, въ сопровожденіи мушира Васифа-Паши, Вильямса и англійскихъ офицеровъ, отправился объзжать наши войска.
Остановившись около новороссійцевъ, онъ пустилъ полкъ съ мста въ карьеръ развернутою линіею, потомъ спшилъ и произвелъ небольшое стрлковое ученіе въ присутствіи иностранцевъ. Поблагодаривъ еще разъ драгуновъ, главнокомандующій переслъ въ коляску и отправился домой, отряды стали расходиться но своимъ позиціямъ.
Въ самый Карсъ вступили только войска, назначенныя замнить турецкій гарнизонъ, а именно: два баталіона Рязанскаго и баталіонъ Тульскаго егерскаго полковъ, съ легкой батареею кавказской гренадерской бригады. Полковникъ де-Саже былъ назначенъ временнымъ комендантомъ крпости.
Были сумерки, когда мы возвратились въ свои землянки, и дежурный эскадронъ сейчасъ же пошелъ на аванпосты. Ночь была холодная, ненастная. Сквозь мглу тускло мерцали огни въ Азатъ-Кев, разложенные турецкою арміею, тамъ же стояли бивуаками нашъ эскадронъ и часть пхоты, для предупрежденія какихъ нибудь безпорядковъ и побговъ. Однако, разъзды наши, ходившіе по всмъ направленіямъ, поминутно натыкались на мертвыя тла турецкихъ солдатъ, вроятно пытавшихся пробираться на родину. Вообще смертность между турками была значительная, и въ первую же ночь умерло нсколько десятковъ человкъ, поэтому ихъ спшатъ отправлять большими партіями въ Тифлисъ, и каждую партію- конвоируетъ эскадронъ новороссійскихъ драгуновъ съ небольшою частью пхоты.
Разсвтъ слдующаго дня озарилъ надъ цитаделью Карса русскій Флагъ, и русскія пушки загремли съ карсскихъ батарей, облитыхъ нашею кровью. Армянское народонаселеніе ликовали, думая видть въ этомъ залогъ паденія оттоманскаго владычества, столько вковъ тяготвшаго надъ ними.
Съ паденіемъ Карса уничтожена послдняя турецкая анатолійская армія, первыя дв погибли на поляхъ Башъ-Кадыкъ-Лара и Кюрикъ-Дара. При открытіи кампаніи она состояла изъ тридцати тысячъ человкъ. Изъ этого числа около 2,000 взято въ плнъ въ теченіе кампаніи до сдачи крпости, до трехъ тысячъ успло пробраться во время блокады:, боле восьми тысячъ погибло въ бояхъ, отъ холеры, голода и истощенія, наконецъ семнадцать тысячъ положили оружіе. Изъ нихъ до семи тысячъ баши-бузуковъ, лазовъ и безсрочно-отпускныхъ, собранныхъ турками въ этомъ году, по ходатайству генерала Вильямса, распущены по домамъ на честное слово не служить противу насъ въ теченіе этой войны.
Въ Карс досталось намъ 130 крпостныхъ и полевыхъ орудій, 12 полковыхъ и 18 баталіонныхъ знаменъ и все казенное имущество. Сверхъ того найдено нсколько знаменъ, спрятанныхъ во вьюкахъ отправлявшихся на родину лазовъ.
18 числа генералъ-адъютантъ Муравьевъ принималъ поздравленія со взятіемъ Карса, а 20-го въ главномъ лагер отслужено благодарственное молебствіе и съ крпости загремлъ стоодинъ пушечный выстрлъ. Посл молебствія совершена панихида по убитымъ 17 сентября. Тла русскихъ до сихъ поръ еще не были прикрыты землею, и на это кладбище сбгались стаями собаки. Тульскій егерскій полкъ назначенъ собрать бренные останки нашихъ братій и предать ихъ земл со всею военною почестію.
26 ноября изъ Азатъ-Кева отправилась послдняя партія плнныхъ турокъ. Турецкіе генералы и Вильямсъ ухали нсколько ране. Одинъ только Керимъ-Паша продолжаетъ жить у нашего главнокомандующаго. Мы нсколько разъ встрчали этого храбраго генерала. Его высокій ростъ, сгорбленный годами станъ и длинная блая борода невольно останавливали на себ вниманіе. Въ турецкой арміи онъ носилъ названіе ‘биба’ — ддушка, и въ Карс занималъ важный постъ по управленію войсками: онъ былъ второе лицо посл мушира. И муширъ, и Керимъ-Паша были знакомы съ нашимъ главнокомандующимъ еще въ то время, когда въ 1833 году генералъ Муравьевъ стоялъ въ Константинопол съ русскимъ десантомъ. Двадцатьдвіі года не видлись они, и вотъ судьба свела ихъ на грозномъ пол сраженія.
У насъ уже говорятъ о зимовыхъ квартирахъ. Передъ роспускомъ войскъ, паши офицеры здили въ Карсъ, куда пропускали, однакожь, не иначе, какъ съ письменнымъ дозволеніемъ отъ начальства. Мы осмотрли вс укрпленія, възжали верхомъ на шорахскія высоты, куда пхота взбиралась бглымъ шагомъ, тогда какъ наши лошади останавливались отъ утомленія. Карсъ укрпленъ превосходно. Крпость внутри города, съ южной стороны его находятся высокая каменная стна съ бастіонами и каналъ, впадающій въ Карсъ-Чай, который, огибая весь городъ, отдляетъ отъ него шорахскія и чакмахскія высоты, командующія не только окрестною мстностію, но и самымъ городомъ. По этимъ-то высотамъ тянутся непрерывными линіями укрпленія шорахскія и чакмахскія. Съ восточной стороны города высокая и, по своимъ укрпленіямъ, неприступная гора Карадагъ, взятая, однакожь, русскими въ 1828 году нечаяннымъ нападеніемъ. Ныншній нашъ главнокомандующій, тогда, генералъ-маіоръ, участвовалъ въ этомъ штурм, но надо замтить, что тогда не было грозныхъ укрпленій, воздвигнутыхъ только передъ кампаніей 1855 года.
Съ фронта города тянутся полевыя укрпленія, соединенныя брустверомъ точно такъ же, какъ на Шорах и Чакмах.
Самый городъ высится уступами по склону утеса, на вершин котораго стоитъ цитадель, выстроенная въ лучшія времена старой Турціи султаномъ Мурадомъ. Эта цитадель представляетъ нсколько оградъ, фланкированныхъ башнями. Видъ съ нея во вс стороны превосходный. На правомъ берегу Карс-Чая, начиная отъ Карадахской горы, стелется широкая, немного холмистая равнина до самой русской границы, на лвомъ берегу, одн выше другихъ, тянутся горныя возвышенности и замыкаются хребтомъ Саганлука, который, въ снговой одежд своей, величественно поднимается на самомъ горизонт.
Постройки въ город каменныя, въ азіатскомъ вкус,.улицы вымощены, но тсныя и извилистыя. Лавки были открыты и наполнены англійскими товарами. Мы заходили въ нсколько кофеенъ, вс он грязны и дурно выстроены. Намъ подавали густой черной кофе въ микроскопическихъ чашечкахъ.
На валахъ мы видли кучи турецкаго оружія. Часовыхъ около него еще не было, а потому лучшіе англійскіе штуцера перешли въ руки нашихъ духанщиковъ-маркитантовъ и, по весьма умренной цн, подъ секретомъ, продавались офицерамъ.
Наконецъ, 28 ноября, 4-й и 5-й дивизіоны Новороссійскаго полка, оставшіеся отъ конвоированія плнныхъ турокъ, выступили изъ Каны-Кея въ Александраполь, откуда пойдутъ на свои старыя зимовыя квартиры въ Духоборье.
Кампанія кончилась. Карсскій пашалыкъ переименованъ въ Карсскую область, и начальникомъ ея назначенъ генералъ-маіоръ Лорисъ-Мелиховъ, съ правами гражданскаго губернатора въ военное время. Лучшаго выбора сдлать было невозможно. Лорисъ-Мелиховъ зналъ туземные языки, зналъ нравы и обычаи народа и, несмотря на непріязненное расположеніе къ намъ въ первое время жителей, усплъ сохранить между ними порядокъ и спокойствіе и впослдствіи дйствительно заслужилъ ихъ общую любовь и благодарность.
Для занятія области, по роспуск войскъ на зимовыя квартиры, назначенъ особый отрядъ генералъ-маіора Фетисова, расположившійся въ Чавтлича, который теперь переименованъ въ станъ Владикарсъ {Отрядъ, занявшій Карсскую область, кажется, состоялъ изъ 2 баталіоновъ Тульскаго и Рязанскаго полковъ, изъ 7 сотенъ донцовъ и охотниковъ, бывшихь подъ командою Лорисъ-Мелихова, и двухъ батарей: пшей 8 артиллерійской бригады и казачьей Двухжоннаго.}.
Собственно же карсскій гарнизонъ, подъ командою полковника де-Саже, составился изъ двухъ баталіоновъ Грузинскаго гренадерскаго полка, баталіона лейбъ-эриванцевъ, двухъ баталіоновъ Тульскаго егерскаго полка и сотни донцовъ No 35 полка, назначенной содержать заставы въ укрпленіяхъ нижняго лагеря на Шорах и Чакмах, для предупрежденія побговъ больныхъ турокъ, оставшихся въ госпитал, въ числ около двухъ тысячъ.

——

Въ заключеніе моихъ воспоминаній прибавлю, что Государь Императоръ, получивъ донесеніе о взятіи Карса, въ рескрипт на имя главнокомандующаго выразился: ‘Поручаю вамъ передать мое искреннее спасибо всхъ войскамъ, участвовавшимъ въ блокад Карса. Я ими горжусь, какъ гордился всегда кавказскими молодцами!’

ДРАГУНЪ.

‘Военный Сборникъ’, No 4, 1863

Потто Василий Александрович
Прочитали? Поделиться с друзьями:

Читайте также:

  1. Генерал Иван Давыдович Лазарев, Потто Василий Александрович, Год: 1892
  2. Поездка Муравьева в Хиву в 1819 году, Потто Василий Александрович, Год: 1899
  3. Агония и смерть Закаспийского фронта, Литвинов Борис Нилович, Год: 1930
  4. Первые добровольцы Карабаха в эпоху водворения русского владычества, Потто Василий Александрович, Год: 1902
  5. Историко-статистические сведения о селении Безопасном, Бентковский Иосиф Викентьевич, Год: 1869
  6. Анекдоты о Суворове, Фукс Егор Борисович, Год: 1826
  7. О римских катакомбах, Арто-Де-Монтор Алексис-Франсуа, Год: 1812
  8. Мирабо, Маколей Томас Бабингтон, Год: 1833
Электронная библиотека