Воспоминания И. И. Янжула о пережитом и виденном в 1864-1909 гг., Янжул Иван Иванович, Год: 1911

Книга очерков
Время на прочтение: 214 минут(ы)
Скачать в PDF

Воспоминанія И. И. Янжула о пережитомъ и виднномъ въ 1864—1909 г.г.

Выпускъ второй.

С.-ПЕТЕРБУРГЪ.
Типографія Т-ва п. ф. ‘Электро-Типографія Н. Я. Стойковой’. Знаменская, 27.
1911.

ОГЛАВЛЕНІЕ

Второго выпуска ‘Воспоминаній И. И. Янжула’.

ГЛАВА VI.

Мои встрчи и знакомства съ нашими извстными писателями. Иванъ Сергевичъ Тургеневъ.— Три встрчи съ нимъ и бесда въ Париж объ относительномъ достоинств русскихъ и французскихъ женщинъ.— Примры нашей некультурности.— Левъ Николаевичъ гр. Толстой.— Первое съ нимъ знакомство и мои впечатлнія сравнительно съ Тургеневымъ.— Его относительная оригинальность и рзкость.— Порученіе Льва Николаевича въ Америку.— ‘Царство Божіе внутри насъ’ и г-жа Варвара Гэпгудъ (Hapgood).— Г-жа Делано и развязка порученія.— Статья Кеннана въ журнал ‘Century’ o его посщеніи ‘Ясной Поляны’ по просьб политическихъ ссыльныхъ. — Душевная доброта и сердечное отношеніе Льва Николаевича къ знакомымъ въ годину несчастья.— Встрчи съ другими русскими писателями: М. E. Салтыковъ, Н. К. Михайловскій, Н. В. Шелгуновъ, . М. Достоевскій, П. А. Гайдебуровъ, Я. П. Полонскій и др.— Встрча съ К. П. Побдоносцевымъ.— Отрицательный типъ русской журналистики: Евгеній Львовъ-Кочетовъ

ГЛАВА VII.

Изъ воспоминаній o B. K. Плеве.— Первая моя встрча съ Плеве, въ дни молодости, въ позд желзной дороги. — Дальнйшее знакомство въ Москв и Петербург.— B. К. Плеве, какъ предсдатель Комиссіи по рабочему вопросу (Тов. Мин. В. Д.).— Встрча съ В. К. П., какъ Государственнымъ Секретаремъ.— Моя поздка въ Энчёпингъ въ Швеціи къ д-ру Вестерлунду.— Назначеніе В. К. П. Министромъ Внутр. Длъ и мои размышленія на одр болзни по этому поводу.— Возвращеніе въ Петербургъ и дловое свиданіе съ Плеве.— Бесда о нкоторыхъ тревожныхъ общественныхъ симптомахъ и ея ближайшіе результаты.— Рабочій, университетскій и еврейскій вопросы и предположенныя въ нихъ реформы.— Порученіе мн — выработать планъ государственныхъ экзаменовъ, для чиновъ Министерства В. Длъ.— Проэктъ широкой реформы организаціи рабочаго вопроса и рабочей статистики въ Россіи.— Печальный конецъ всхъ плановъ Плеве вмст съ катастрофой его постигшей

ГЛАВА VIII.

Три русскихъ экономиста: Константинъ Степановичъ Веселовскій.— Николай Христіановичъ Бyнге.— Александръ Ивановичъ Чупровъ.— Ихъ отношенія ко мн, и чмъ я имъ обязанъ.— Ученые труды К. С. Веселовскаго и изъятіе (уничтоженіе) въ эпоху реакціи, начала 50-хъ годовъ XIX вка, главнйшаго изъ нихъ: ‘Статистики недвижимыхъ имуществъ г. С.-Петербурга’.— Переломъ характера всей его научной дятельности.— Моя промоція въ члены Академіи Наукъ.— Переписка съ Н. X. Бунге и К. С. Веселовскимъ. — Проектъ изданія Академіей Экономическаго Словаря и крушеніе этого плана со скорой кончиной Бунге.— А. И. Чупровъ, наша дружба и какъ она поддерживалась.— Взаимныя услуги и одолженія: примры ихъ для обихъ сторонъ.— Старанія напр. А. И. къ прекращенію моего конфликта со студентами 19 февраля и въ свою очередь мои хлопоты для устраненія горестнаго проекта Министерства Народнаго Просвщенія къ удаленію Чупрова изъ Московскаго Университета.— Противоположность характеровъ А. И. Чупрова и Николая Павловича Боголпова

ГЛАВА IX.

Практическій опытъ пробы моихъ научныхъ силъ и способностей.— Изслдованіе фабрично-заводской промышленности въ Царств Польскомъ.— Программа изслдованія.— Цли и задачи его, — I. Вншняя исторія изслдованія.— Пріздъ комиссіи въ Сосновицы.— Изученіе фабрикъ вдоль Варшаво-Внской желзной дороги.— Изслдованіе пограничныхъ фабрикъ.— Мирковская писчебумажная мануфактура.— Калишъ.— Корчемство или контрабанда на границ и на фабрикахъ.— Лодзь, Томашово, Варшава и пр. промышленные пункты.— Результаты всего изслдованія и общіе выводы.— Тсная связь развитія польской промышленности съ присоединеніемъ къ Россіи.

ГЛАВА X.

Соединенные Штаты Сверной Америки.— Всемірная Выставка въ Чикаго 1S93 г.— Вызовъ въ Петербургъ къ С. Ю. Витте и предложеніе хать на Выставку.— Осложненія и затрудненія къ ршенію вопроса.— Подробная программа порученій, мн данныхъ Министерствомъ Финансовъ. Бюрократическая сложность и тягость заданныхъ темъ для изслдованія.— Письмо А. И. Чупрова противъ такого характера порученій.— Перездъ черезъ Атлантическій океанъ, — Первыя впечатлнія Америки и г-жа Гэпгудъ.— Встрча на океанійскомъ пароход съ г-жею Марсденъ, искоренительницею проказы, и ея Московскія приключенія.— Исполненіе мелкихъ порученій Министерства.— Вашингтовъ. — Чикаго: впечатлнія города и Выставки.— Безстыдство американской рекламы.— Возвращеніе въ Европу

ГЛАВА XI.

Новый плодъ экономической эволюціи: ‘синдикаты’ или ‘картели’. — Происхожденіе ихъ, какъ ближайшій результатъ концентраціи капиталовъ и труда. — общіе выводы изъ моего изслдованія о синдикатахъ, сдланнаго въ Америк.— Новое порученіе Министерства Финансовъ: изслдованіе Торговыхъ Музеевъ, Экспортныхъ Союзовъ и Товарныхъ Складовъ въ Европ.— Трудность принятой мною на себя задачи и отсутствіе всякой литературы предмета.— Главнйшіе типы Торговыхъ Музеевъ: Брюссель, Вна, Будапештъ.— Экспортные Союзы въ Германіи и Австріи, — Образцовая организація вывозной торговли въ Гамбург.— Борьба съ затрудненіями разнаго рода.— Странная судьба Торговыхъ Музеевъ во Франціи.— Отрицательное отношеніе въ Англіи.— Конечный выводъ моего изслдованія о Торговыхъ Музеяхъ

ГЛАВА XII.

Мои публичныя чтенія, доклады и рефераты.— ихъ многочисленность и значеніе въ 80-хъ и 90-хъ годахъ прошлаго вка.— ‘Соціальный миръ’, какъ ихъ главное содержаніе.— Лекція ‘Великаны промышленности’, ея происхожденіе и сущность.— Странное совпаденіе взглядовъ и послдствій: протестъ соціалистовъ и запрещеніе того же чтенія въ провинціи правительственными органами.— Какъ это согласовать?..— Лекція ‘Милліоны и что съ ними длать?’, ея содержаніе, огромный успхъ и сборъ, одушевленіе слушателей и вызовъ пожертвованій на добрыя дла.— Общее вниманіе, сочувствіе къ лекціи въ Москв и провинціи.— Просьбы о помощи и голоса изъ публики.— Какъ заключеніе — петербургская сатира

Воспоминанія И. И. Янжула о пережитомъ и виднномъ.
(1864—1909 г. г.).

ГЛАВА VI. 1)

Мои встрчи и знакомства съ нашими извстными писателями. Иванъ Сергевичъ Тургеневъ. — Три встрчи съ нимъ и бесда въ Париж объ относительномъ достоинств русскихъ и французскихъ женщинъ.— Примры нашей некультурности.— Левъ Николаевичъ гр. Толстой.— Первое съ нимъ знакомство и мои впечатлнія сравнительно съ Тургеневымъ.— Его относительная оригинальность и рзкость.— Порученіе Льва Николаевича въ Америку.— ‘Царство Божіе внутри насъ и г-жа Варвара Гэпгудъ (Hapgood).— Г-жа Делано и развязка порученія. — Статья Кеннана въ журнал ‘Century’ о его посщеніи ‘Ясной Поляны’ по просьб политическихъ ссыльныхъ.— Душевная доброта и сердечное отношеніе Льва Николаевича къ знакомымъ въ годину несчастья.— Встрчи съ другими русскими писателями: М. E. Салтыковъ, H. K. Михайловскій, H. B. Шелгуновъ, . М. Достоевскій, П. А. Гайдебуровъ, Я. П. Полонскій и др.— Отрицательный типъ русской журналистики: Евгеній Львовъ-Кочетовъ.

1) До настоящей главы въ изложеніи моихъ ‘Воспоминаній’ я слдовалъ исключительно хронологическому порядку, передавая, годъ за годомъ, важнйшіе факты изъ моей жизни, какъ они сохранились въ памяти, но съ приближеніемъ къ настоящему времени, къ сожалнію, память начинаетъ мн боле и боле измнять, а потому съ настоящей главы шестой — я ршилъ измнить этотъ порядокъ изложенія и передавать ‘Воспоминанія’ уже по однороднымъ вопросамъ, группируя ихъ вмст.
Къ тмъ же семидесятымъ-восьмидесятымъ годамъ прошлаго вка, которымъ посвящены предшествующія главы моихъ воспоминаній, относится и время знакомства моего съ большинствомъ нашихъ писателей, указанныхъ выше въ оглавленіи. Съ И. С. Тургеневымъ, напримръ, я имлъ удовольствіе познакомиться именно въ семидесятыхъ годахъ, во время его прізда въ Москву, еще до Пушкинскихъ празднествъ, Льва же Николаевича и прочихъ литераторовъ, кром москвичей, я узналъ лично нсколько лтъ поздне, во время моихъ многочисленныхъ наздовъ въ С.-Петербургъ.
Съ Иваномъ Сергевичемъ по странной игр судьбы я встрчался въ трехъ различныхъ пунктахъ Европы: въ Москв, Лондон и Париж, въ Петербург лишь провожалъ его прахъ до Волкова кладбища.
Въ Москв, если не ошибаюсь, меня представилъ Ивану Сергевичу мой другъ М. М. Ковалевскій, кажется, въ квартир г. Управляющаго Государственными имуществами или Удловъ Маслова, въ которой Иванъ Сергевичъ останавливался тогда. Затмъ онъ былъ нсколько разъ въ нашемъ дом (у Харитонія въ Огородникахъ д. Миллера), обдалъ у Максима Максимовича и провелъ одинъ.вечеръ у меня. Безполезно говорить, что онъ сразу завоевалъ наши симпатіи своимъ умомъ, живой и увлекательной рчью и необыкновенно мягкимъ характеромъ своей бесды: онъ никого не затрогивалъ, ни надъ кмъ не смялся, держалъ себя съ нами, молодыми профессорами, какъ добрый папаша или ддушка съ дтьми. На обд у Ковалевскаго было много говорено, напримръ, рчей, но къ сожалнію у меня ничего не врзалось въ памяти. Конечно, старались говорить лишь пріятное нашему дорогому гостю: такъ П. Д. Боборыкинъ говорилъ, помнится, до его выраженію какъ ‘рядовой отъ литературы передъ генераломъ отъ литературы’, желая выразить въ деликатной форм наши чувства уваженія къ почетному писателю.
Въ антрактахъ между рчами, или когда была свобода отъ нихъ, обыкновенно Иванъ Сергевичъ притягивался къ разговору, и его заставляли что-нибудь разсказывать, при чемъ мн припоминаются лишь два главные пункта его разсказовъ — описаніе происхожденія типа Базарова, котораго онъ списалъ, въ главныхъ чертахъ, съ какого-то доктора, хавшаго съ нимъ по Николаевской дорог (почему-то, добавилъ онъ, по Новгородской губернія) и меня поразило его объясненіе, что онъ искренно полюбилъ и привязался къ Базарову посл его изображенія. не слдуетъ, впрочемъ, думать, чтобы Тургеневъ списывалъ какой-либо типъ, а въ томъ числ и Базарова, съ натуры цликомъ, какъ это длаютъ неопытные и малоталантливые писатели… Нтъ, Тургеневъ, встрчая въ жизни нсколько схожихъ типовъ, такъ сказать, обобщалъ, создавалъ новое лицо, и этотъ вновь созданный типъ, объяснялъ Иванъ Сергевичъ, не давалъ ему покоя, стоялъ передъ его глазами… Это продолжалось до тхъ поръ, пока онъ не занесъ новый типъ на бумагу, написалъ произведеніе…
Во-вторыхъ, я помню, какъ трогательно Иванъ Сергевичъ объяснялъ у меня на вечер передъ обществомъ дамъ, на этотъ разъ преобладавшихъ (я изъ нихъ главнымъ образомъ двицъ), что онъ къ сожалнію не свилъ себ гнзда у себя на родин… Тамъ же Иванъ Сергевичъ заинтересовался личностью одной молоденькой двушки, тогда еще гимназисткой П., и предсказалъ въ разговор съ моей женой, что изъ нея должно выйти что-нибудь выдающееся. Предсказаніе это отчасти и оправдалось: изъ нея вышла не только хорошая мать семейства, но и очень изрядная художница-жанристка, къ сожалнію, мало пишущая.
Осенью 1880 года, когда мы съ женой находились въ Лондон, въ одно прекрасное утро, довольно рано, не поздне 11 часовъ, — почему-то мы еще находились дома и не ушли въ Музей — прибжала горничная предупредить, что къ намъ снизу идетъ какой-то Russian gentleman — огромный. Скоро послышались шаги, и я увидалъ сверху по узенькой лстниц поднимающуюся къ намъ крупную фигуру Ивана Сергевича: онъ не безъ труда добрался до нашей маленькой комнаты и вывелъ насъ изъ смущенія своимъ добрымъ привтствіемъ. Оказалось, что онъ пріхалъ въ Англію изъ Парижа всего лишь на нсколько дней поохотиться въ имніи одного своего Англійскаго пріятеля и, узнавши нашъ адресъ у Ковалевскаго, еще въ Париж, пожелалъ воспользоваться случаемъ, чтобы насъ видть. Онъ просидлъ у насъ съ полчаса, много разсказывая интереснаго, кажется, о Пушкинскомъ праздник въ Москв, въ коемъ участвовалъ, и о многомъ другомъ, говорилъ о болзни Ковалевскаго, котораго мы тогда поджидали въ Лондонъ. Мн припоминается два факта изъ тогдашнихъ его разсказовъ: какъ на Пушкинскомъ праздник къ нему обратился вдругъ, заискивая расположеніе, Катковъ, и онъ вынужденъ былъ отвернуться отъ этой назойливости. Затмъ въ этотъ же разъ, кажется, Иванъ Сергевичъ передалъ намъ случай изъ знакомства съ извстнымъ англійскимъ писателемъ и общественнымъ дятелемъ — Ashton Dilke. Изъ этого разсказа Ивана Сергевича припоминается мн слдующій случай, доказывающій необыкновенную энергію и настойчивость британскаго характера.
‘Нсколько лтъ назадъ’, разсказывалъ Иванъ Сергевичъ, ‘когда я пріхалъ въ Англію, въ Оксфордъ и провелъ тамъ нсколько времени, мн удалось постить тамъ студенческое, такъ называемое ‘діалектическое общество’ (Dialectical Society), гд студенты упражняются въ краснорчіи на разныя трудныя темы, при чемъ одинъ студентъ разсматриваетъ вопросъ обыкновенно съ одной точки зрнія, а другой — съ противоположной. Вроятно, ради моего посщенія была назначена какая-то русская тема: кажется, сближеніе Россіи съ Европой во время Петра, одинъ студентъ говорилъ за это сближеніе, другой противъ него. Послдній студентъ говорилъ чрезвычайно остроумно въ пользу своего очень труднаго положенія, и я попросилъ, чтобы меня съ нимъ познакомили и имлъ коротенькую съ нимъ бесду’… ‘Представьте себ мое удивленіе’, закончилъ Иванъ Сергевичъ, ‘въ ныншнемъ году недавно прислуга передаетъ мн русскую визитную карточку: ‘Антонъ Антоновичъ Дилькъ’. Я, конечно, принялъ его: оказалось, это тотъ самый студентъ Ashton Dilke, который, окончивши Оксфордскій университетъ, выучился очень изрядно по-русски, чуть ли не побывалъ въ Россіи и захотлъ навстить меня, очень интересуясь всмъ русскимъ… и здсь я опять съ нимъ встртился, почему и заговорилъ о немъ’…
Наиболе всего, т. е. чаще всего я видлъ, однако, Ивана Сергевича на Рождеств 1880—81 года, когда вслдствіе давняго настойчиваго приглашенія М. М. Ковалевскаго пріхалъ къ нему въ Парижъ, вмст съ женой, на дв недли погостить, повеселиться и посмотрть городъ, мало намъ знакомый. Безполезно говорить, что въ лиц М. М. мы нашли радушнаго хозяина, который старался всячески развлекать насъ и забыть, что такое скука, смняя одно развлеченіе другимъ и таская насъ по всмъ увеселеніямъ, какія давало спеціальное оживленное время Nol. Парижъ представилъ намъ полную противоположность серьезному и семейственному, хотя, можетъ быть, нсколько чопорному Лондону. Въ письм моемъ къ родственникамъ въ Россію 1 января 1881 года я заключаю Парижскія впечатлнія мои слдующимъ рзкимъ сужденіемъ: ‘Общій мой выводъ, ‘ пишу я, ‘это, что Парижъ — городъ мотовства и кутежей par excellence, даже Ковалевскій сознается, что Парижъ во всякомъ безпутств усовершенствовался со времени республики — такъ что руками разведешь! Въ театр, пресс и самой политик — все кокотки, да кокотки: французы, серьезно говоря, перестаютъ врить въ существованіе честныхъ женщинъ!!!’
Само собой понятно, что при такихъ поспшныхъ выводахъ и обобщеніяхъ я долженъ былъ часто спорить съ поклонниками Парижа и всего Парижскаго — прежде всего съ моимъ другомъ М. М. Ковалевскимъ, и чаще всего наши споры вращались около вопроса о сравнительныхъ достоинствахъ, по понятнымъ причинамъ, французскихъ и русскихъ женщинъ, за первыхъ горой стоялъ М. М., за вторыхъ я. Каждый изъ насъ приписывалъ своей стран наибольшее количество добродтелей. На удивленье всхъ пшеходовъ и прозжихъ, помню я, мы съ Ковалевскимъ прогуливались цлые часы по Булонскому лсу, привлекая общее вниманіе громкими разговорами и маханьемъ рукъ по поводу добродтелей и недостатковъ женской половины двухъ великихъ націй. Наконецъ, когда наши аргументы истощились, а мы съ мста въ убжденіяхъ не сдвинулись и каждый стоялъ на защит своихъ дамъ, то почти одновременно намъ пришла мысль обратиться къ посредничеству какъ третейскаго суда, Ивана Сергевича Тургенева. Сказано — сдлано и мы чутъ не стремглавъ пшкомъ въ чудное, помню я, солнечное зимнее утро побжали, привлекая общее вниманіе своими крупными фигурами и смхомъ, въ квартиру Тургенева. При этомъ было заключено пари на дв бутылки шампанскаго.
Необходимо сдлать однако одну оговорку: вышеозначенный споръ и ршеніе произошло уже въ конц нашего пребыванія въ Париж, я же былъ у Тургенева тотчасъ же по прізд въ Парижъ и былъ принятъ чрезвычайно радушно и сердечно. Иванъ Сергевичъ немедленно ршилъ, что я долженъ у него обдать съ Ковалевскимъ и все разспрашивалъ о нашихъ общихъ знакомыхъ, желая узнать, кого бы еще пригласить къ обду, чтобы мн было пріятно. Какъ вдругъ на другой день Ковалевскій получилъ маленькую записочку отъ Ивана Сергевича, что онъ въ ночь заболлъ опять своей старой болзнью спины и ногъ, очень мучается и лежитъ вплотную въ постели, такъ что обдъ приходится отмнить, а если можно, чтобы мы постили его на одр болзни, запросто на короткое время. Разумется, мы были у него немедленно и нашли въ постели очень удрученнымъ, это была та самая болзнь, которая свела его черезъ непродолжительное время въ могилу: онъ лежалъ въ постели, не двигая корпусомъ, и малйшая попытка по мочь ему приподняться сопровождалась страшнйшими болями и стономъ, при чемъ М. М., несмотря на меньшую силу, производилъ эти манипуляціи — поправлять подушки и поднимать больного гораздо боле ловко, нежели я. Мы просидли первый разъ у больного всего лишь четверть часа, потомъ повторили наше посщеніе еще раза два, такъ что нашъ внезапный визитъ съ просьбой посредничества по вопросу о женщинахъ былъ счетомъ четвертымъ моимъ посщеніемъ Тургенева въ этотъ разъ въ Париж. Иванъ Сергевичъ былъ уже нсколько бодре и выглядывалъ веселе, но когда мы, спорщики, къ нему появились, онъ все еще былъ въ по стели и только потомъ, при нашей совмстной помощи, приподнимался и сидлъ на постели, или въ кресл, обложенный подушками, выслушивая насъ и отвчая намъ.
По соглашенію съ М. М. я первый обратился къ Ивану Сергевичу съ маленькимъ вступленіемъ и объясненіемъ по поводу нашей спеціальной цли посщенія. Я сначала разсказалъ въ сжатомъ вид предметъ нашего разговора и въ конц привелъ аргументы въ пользу и противъ женщинъ каждой изъ двухъ націй. Затмъ, обращаясь къ Ивану Сергевичу, я сказалъ ему, что такъ какъ мы съ моимъ другомъ находимся передъ лицомъ одного изъ лучшихъ знатоковъ женской души и авторомъ такихъ чудныхъ женскихъ типовъ, какъ Лиза въ ‘Дворянскомъ Гнзд’, Ася и многія другія, то я убжденъ, что найду въ немъ искреннюю поддержку относительно достоинствъ русской женщины, и что онъ подастъ непремнно голосъ за меня, а не за Ковалевскаго съ его француженками… Добавлю къ этому сообщенію ручательство за точность моей памяти въ этомъ случа, такъ какъ мн слово въ слово припоминается все то, что говорилъ по этому поводу Тургеневъ, тогда какъ М. М., котораго я недавно объ этомъ спрашивалъ, половину бесды съ Тургеневымъ, повидимому, забылъ.
Иванъ Сергевичъ, какъ я себ ясно представляю его физіономію, добродушно улыбаясь, нсколько минутъ какъ будто колебался отвтомъ, а затмъ своимъ тихимъ, ровнымъ голоскомъ сказалъ слдующее: ‘Конечно’, началъ онъ, ‘я нсколько знакомъ съ этимъ вопросомъ и постараюсь отвтить вамъ вполн безпристрастно. Нтъ сомннія, чти француженки настоящаго времени имютъ за собой значительные недостатки: изъ нихъ самый главный, это клерикализмъ — значительное вліяніе на нихъ поповъ, что отражается очень вредно. Но зато въ другихъ отношеніяхъ француженки обладаютъ большими достоинствами, отчасти, былъ можетъ, принятыми культурой. Француженка, которая любятъ, врна своему слову и на нее можно вполн полагаться’… ‘Съ другой стороны’, перешелъ онъ, ‘русскія женщины — кто же въ этомъ усумнится, несомннно имютъ превосходныя качества: ни одна женщина въ мір не можетъ быть способна на такое самопожертвованіе, на такую готовность отдать любимому человку все, что иметъ и чуть ли не больше того’… ‘Но въ то же время я долженъ сознаться, что нельзя поручиться за самую лучшую русскую женщину, что она въ каждую, серьезную минуту своей жизни неожиданно для всхъ вдругъ пер…. (здсь Тургеневъ употребилъ одно неприличное сравненіе, желая, очевидно, имъ выразить нелпый, легкомысленный въ моральномъ отношеніи поступокъ). ‘Это очень печально’, сказалъ онъ, ‘но къ сожалнію правда. Въ то же время француженка, которая любитъ, никогда подобной неожиданностью не наградитъ, и на нее можно твердо разсчитывать’….
‘Такъ изрекъ нашъ почтенный судья по поводу предмета нашего спора съ М. М., который, конечно, торжествовалъ, утверждая, что онъ именно такого ршенія я ожидалъ отъ Ивана Сергевича — этого наилучшаго, тмъ не мене, творца многихъ симпатичнйшихъ русскихъ типовъ женщины.
Насколько я понялъ Ивана Сергевича, его ршеніе относительно превосходства французской женщины вмст съ признаніемъ многихъ достоинствъ русской вызывалось, главнымъ образомъ, если не исключительно, признаніемъ нашей общей малокультурности. ‘Общая культура страны’, говорилъ Тургеневъ, ‘отражается непремнно въ столь важныхъ вопросахъ, какъ легкомысленные поступки женщинъ (которые, очевидно, имлъ въ виду Тургеневъ, какъ въ самыхъ мелочахъ жизни). На нихъ можно видть разницу общественнаго просвщенія народовъ и взаимнаго уваженія людей и ихъ правъ. Тутъ я припоминаю длинный рядъ всевозможныхъ примровъ и иллюстрацій по данному поводу, приведенныхъ почтеннымъ Иваномъ Сергевичемъ, къ моему прискорбію я долженъ былъ согласиться съ тмъ, что описанные имъ образцы поведенія являются истинными выразителями нашей некультурности. Ограничусь двумя его примрами. ‘Вы говорите, обращаясь къ своему постителю и пріятелю, положимъ, въ моментъ его ухода отъ васъ: вотъ у меня приготовлено письмо, которое необходимо поскоре отправить, будьте добры, возьмите его и отпустите въ почтовый ящикъ’… ‘Замчайте’, говоритъ онъ, ‘какъ въ этомъ случа поступитъ вашъ поститель. Если онъ русскій, то онъ въ большинств случаетъ посмотритъ, кому письмо адресовано, что написано на конверт и затмъ спрячетъ письмо съ общаніемъ его опустить въ ящикъ’… ‘Если вашъ поститель французъ’, добавилъ Иванъ Сергевичъ, ‘то можно положительно сказать, что онъ спрячетъ письмо въ карманъ, не взглянувши, кому оно адресовано…’ Другой примръ: ‘Вы встртили на улиц пріятеля съ кмъ-то вамъ незнакомымъ. Если вы русскій, то очень часто, хотя бы шепотомъ, спросите, съ кмъ онъ идетъ, или шелъ, что же касается француза, то подобное дйствіе онъ сочтетъ за неприличіе и никогда его не сдлаетъ’.
Въ обоихъ случаяхъ людьми культурными уважается право на интимность извстныхъ дйствій, тогда какъ малокультурный человкъ совсмъ этого не понимаетъ и безцеремонно залзаетъ иногда своими лапами въ чужую область, которой касаться ему не подобаетъ.

——

Мое знакомство съ Львомъ Николаевичемъ Толстымъ началось въ 1882 году во время статистической переписи г. Москвы. Какъ извстно, Левъ Николаевичъ захотлъ въ ней принять участіе, при чемъ былъ допущенъ въ качеств, такъ сказать, добровольца и посщалъ преимущественно пріюты городской нищеты, такъ называемые ‘ночлежные дома’ и ‘коечныя квартиры’. которымъ онъ и посвятилъ нсколько своихъ превосходныхъ очерковъ. Кром лично самого Льва Николаевича былъ еще участникъ переписи изъ его семейства, а именно его старшій сынъ Сергй Львовичъ, въ то время студентъ-естественникъ Московскаго университета, какъ вс лица изъ молодежи, допущенныя до участія въ переписи, Серги Львовичъ былъ записанъ въ такъ называемые ‘счетчики’ — низшій рангъ участниковъ въ ценз и совершенно случайно онъ былъ занесенъ въ списокъ Стртенской части Москвы, гд сосредоточены всевозможные вертепы порока и подонки населенія. Это послднее обстоятельство и послужило поводомъ къ нашему знакомству. Левъ Николаевичъ нашелъ неудобнымъ такую дятельность своего сына, въ его юномъ возраст, въ части города, гд онъ могъ видть лишь представителей порока и преступленія, поэтому онъ обратился къ кому-то изъ главныхъ распорядителей переписи (вроятно къ А. И. Чупрову), съ просьбой перенести своего сына для статистическихъ работъ въ другую, боле приличную часть города. Такъ какъ въ это время распредленіе ‘счетчиковъ’ уже закончилось, то принятіе новаго вполн зависло отъ воли ‘участковаго’, и Льву Николаевичу указали тотчасъ же на меня, завдующаго Пречистенской частью, гд проживалъ и самъ Левъ Николаевичъ, при томъ же недалеко отъ моей квартиры (оба жили тогда въ Денежномъ переулк). Я, разумется, съ удовольствіемъ согласился принять такого счетчика и заявилъ ему, тотчасъ же, встртившись случайно въ магазин книгопродавца Васильева на Страстномъ бульвар, Левъ Николаевичъ нашелъ нужнымъ сдлать мн визитъ, и наше знакомство началось.
Мои посщенія Льва Николаевича относятся преимущественно къ нсколько боле позднему времени, когда онъ уже пріобрлъ собственный домъ въ Хамовникахъ и туда перехалъ изъ Денежнаго переулка, до переселенія моего на постоянное житье въ Петербургъ въ 1S98 году, мы видались съ нимъ, примрно, разъ десять каждую зиму, причемъ Левъ Николаевичъ заходилъ ко мн за англійскими и американскими книгами, и по этому поводу возникали у насъ довольно длинные разговоры, если не споры. Жена моя вскор также познакомилась съ графиней Софіей Андреевной и съ удовольствіемъ ее изрдка посщала. Ближайшимъ поводомъ къ нашимъ бесдамъ были преимущественно книги и книги, которыя вс мы одинаково любили и обмнивались новостями англо-американской литературы.
Помимо взаимныхъ посщеній мы встрчались съ Львомъ Николаевичемъ на улиц, и наши встрчи превращались иногда, такъ какъ эти оба были: хорошими ходоками, въ длинныя безконечныя прогулки и проводы другъ друга по московскимъ бульварамъ и улицамъ, при чемъ Левъ Николаевичъ говорилъ и говорилъ, я же больше слушалъ и поучался, прерывая его изрдка своими пытливыми разспросами…
Тихіе и спокойные Смоленскій и Зубовскій бульвары и Двичье Поле нердко превращались, такимъ образомъ, въ своего рода ‘Древне-греческія Академіи’. Я живо помню, напримръ, въ одну изъ прогулокъ, его объясненіе о финал ‘Анны Карениной’. Онъ разсказалъ о дйствительномъ случа, какъ одна барыня на его глазахъ бросилась подъ поздъ желзной дороги. Я припоминаю, во время прогулокъ на Двичьемъ Пол, его интересныя разсужденія о важности полной свободы мысли и изслдованій и т. под. ‘Никогда не боитесь практическихъ возраженій’, говорилъ онъ, ‘и особенно господствующихъ кружковъ противъ вашихъ логическихъ построеній, если исходная посылка врна, и выводили правильно, иначе’, добавлялъ Левъ Николаевичъ, ‘вы никогда не скажете и не создадите ничего оригинальнаго’.
Нашему дальнйшему сближенію способствовало, какъ извстно, не мало одно случайное событіе, а именно мой рефератъ въ ‘Обществ Естествознанія’ объ островахъ Фиджи, гд я сообщалъ нкоторыя данныя о вредномъ вліяніи денежныхъ сборовъ съ первобытныхъ жителей этихъ острововъ на ихъ благосостояніи. Какъ извстно, Левъ Николаевичъ воспользовался данными моего реферата, какъ примромъ или иллюстраціей о зловредности денегъ вообще въ своемъ остроумномъ очерк о деньгахъ, гд ссылается на мой рефератъ и длаетъ изъ него выдержки.
Дале, Левъ Николаевичъ сдлалъ у себя на квартир маленькое засданіе изъ нсколькихъ лицъ, на которомъ и я присутствовалъ для обсужденія этого вопроса. Левъ Николаевичъ старался доказать, что деньги составляютъ существенное зло для человка, и ихъ надо уничтожить, но, какъ у насъ водится, большинство осталось при своихъ старыхъ мнніяхъ и вс присутствующіе, насколько мн помнится, утверждали, что такое уничтоженіе денегъ, какъ знаковъ обращенія, не измнитъ ничего къ лучшему въ гражданскомъ оборот и только затруднитъ его и поведетъ за собой большія неудобства безъ всякой пользы длу и прогрессу человчества {См. подробности въ книг ‘О Толстомъ’. Международный Толстовскій Альманахъ. Составилъ П. Сергенко. 1909. ‘Мое знакомство съ Толстымъ’. Академикъ И. И. Янжулъ. Стран. 409 и пр.}.
Уже указанные примры достаточно даютъ понять, насколько мннія Льва Николаевича отличаются, сравнительно съ мнніями Ивана Сергевича Тургенева своей оригинальностью и въ то же время рзкостью выраженій. Въ этомъ послднемъ отношеніи ихъ даже сравнивать невозможно. Все, что ни высказывалъ Иванъ Сергевичъ, хотя бы это было совершенно противно вашимъ убжденіямъ, какъ, напримръ, о сообщенномъ выше факт его мннія о русской женщин съ моимъ, все это говорилось въ такой елейной форм, такъ мягко и кротко, что и не приходило въ голову Тургеневу настойчиво возражать и тмъ боле на него гнваться…
Насколько припоминаю, вс ‘вечера съ Тургеневымъ’, которые я проводилъ, т. е. въ присутствіи его, въ большомъ обществ, отношенія публики, окружавшей великаго писателя, всегда напоминали отношенія учениковъ къ своему уважаемому учителю, вс молча, или почти молча прислушивались съ напряженнымъ вниманіемъ къ тому, что говорилъ Иванъ Сергевичъ, вставляя лишь отдльныя реплики. Это настроеніе удерживалось въ теченіе всего, напримръ, обда или вечера, которые приходилось съ нимъ проводитъ, но едва Иванъ Сергевичъ удалятся, какъ бы ‘учитель ушелъ’, немедленно поднимался общій говоръ, споръ, совершенно, какъ у дтей въ классную перемну. Таково было впечатлніе мое и вполн согласное съ нимъ моей жены.
Совершенно иначе обстоитъ, по моимъ наблюденіямъ, дло при встрчахъ въ многолюдномъ обществ, напримръ, на вечерахъ съ Львомъ Николаевичемъ Толстымъ. Несмотря на всю его рзкость (которой я дальше приведу еще примры) и на высокую степень уваженія къ нему, онъ почему-то, противно съ Тургеневымъ, совсмъ не импонируетъ, такъ сказать, не подавляетъ своимъ авторитетомъ — вс держатъ себя какъ обыкновенно, какъ будто Толстой и не присутствуетъ, между тмъ его мннія именно и поражаютъ своей замчательной оригинальностью и поддаются объясненію, лишь посл долгаго размышленія и продолжительнаго знакомства съ его взглядами.
Приведу одинъ весьма наглядный примръ для подтвержденія своей мысли: мн, однажды, пришлось постить великаго писателя въ его гнзд, въ Ясной Полян, и гуляя въ прекрасные зимніе дни по широкимъ полямъ и перелскамъ, мы проводили цлые дни въ нескончаемыхъ разговорахъ, наша бесда коснулась моихъ, недавно напечатанныхъ тогда статей въ ‘Встник Европы’ о новомъ гуманитарномъ движеніи въ Англіи — ‘въ народъ’ и ‘для народа’: какъ молодежь изъ богатыхъ классовъ, не исключая самыхъ аристократическихъ фамиліи, покидая домашній комфортъ и вс привычныя удобства жизни, поселялась въ Восточномъ Лондон, посреди подонковъ общества, съ единой благородной цлью — служить народу, учить народъ и даже развлекать народъ… Для выполненія этой высокой задачи англійская образованная молодежь жертвовала всмъ, чмъ люди обыкновенно такъ дорожатъ:— матеріальными средствами, своими дловыми успхами, временемъ и даже безъ всякаго разсчета на благодарность…
Разговоръ мой на эту тему велся, собственно, съ кмъ-то изъ старшихъ сыновей хозяина, тутъ присутствовавшихъ, — Сергемъ или Львомъ Львовичами, самъ Левъ Николаевичъ сначала только терпливо слушалъ наши реплики и молчалъ, какъ вдругъ внезапно, къ моему великому смущенію, разразился такой рчью но адресу моихъ Англійскихъ героевъ…
‘Знаете ли, что я вамъ скажу, конечно, молодежь очень хорошо длаетъ въ англійскихъ университетахъ, что вмсто пьянства, или чего-либо иного дурного устраиваетъ для народа разныя удовольствія, или обучаетъ рабочихъ съ ихъ ребятами. Но я, извините меня, не могу на это смотрть какъ на серьезное дло, и мн лишь припоминаются наши гусары добраго стараго времени: вотъ какой-нибудь изъ нихъ, бывало, кутитъ безъ конца, а затмъ, напившись, лзетъ въ первую зеркальную или посудную лавку, вынетъ палашъ и давай рубить и сокрушать направо и налво… Въ заключеніе вытаскиваетъ кошелекъ и платитъ испуганному торговцу тысячи за побитое… ‘Ай, да молодцы, моему нраву не препятствуй!’ ‘Чмъ въ сущности англійскіе джентльмены будутъ лучше этихъ гусаръ? Вдь подкладка въ сущности одна и та же — игра тщеславія, лишь проявляемая въ разныхъ формахъ, у насъ пожалуй боле дико… И только’.
У меня на лиц, вроятно, ясно было написано великое огорченіе такимъ смлымъ сопоставленіемъ уважаемыхъ мною молодыхъ англичанъ съ дикими русскими кутилами, точно также Сергй Львовичъ запротестовалъ противъ этого сравненія, и Левъ Николаевичъ немедленно поспшилъ, если и не взять слова назадъ, то по крайней мр старался всячески ихъ смыслъ смягчить, а меня утшить, но это, разумется, выходило уже неловко, и мы почти молча поспшили вернуться домой.
Безполезно говорить, что Иванъ Сергевичъ не въ состояніи былъ бы высказать такое рзкое сужденіе о моихъ герояхъ Восточнаго Лондона, если бы мн пришлось коснуться ихъ въ разговор съ нимъ, причина вполн понятная: міровоззрніе Ивана Сергевича Тургенева не отличалось и не отходило отъ господствующаго міровоззрнія лучшихъ людей буржуазной Европы, среди которыхъ онъ жилъ, воспринимая т же мннія и убжденія всей своей впечатлительно-воспріимчивой натурой, совсмъ иначе было и есть съ Львомъ Николаевичемъ Толстымъ, отчасти подъ воздйствіемъ и вліяніемъ Шопенгауера, отчасти его собственныхъ. самостоятельно выработанныхъ убжденій. Толстой всегда высказывался за широкое переустройство быта цлой вселенной, а таковое должно было послдовательно поглотить и уничтожитъ усилія и жертвы отдльныхъ лицъ, обществъ и государства… Кром того къ существованію и дятельности государства онъ вообще относился отрицательно. Поэтому, разумется, несогласія или контроверзы во мнніяхъ должны были казаться великому писателю ничтожными и поверхностными сравнительно съ будущимъ въ выполненія всхъ его плановъ и мечтаній.
Въ 1893 году, когда счастливая судьба, въ лиц С. Ю. Витте, дала мн возможность постить Америку для исполненія разныхъ научныхъ, экономическихъ и финансовыхъ порученій министерства, никто изъ моихъ знакомыхъ, кажется, такъ не обрадовался. вслдъ за мной этой доброй случайности, какъ именно Левъ Николаевичъ: Америка была всегда страной, гд его имя гремло больше всхъ, а его сочиненія и ученія находили большое число учениковъ и послдователей. Постоянный обмнъ мыслей, книгъ и журналовъ и сочиненій доставляли, вмст съ указанными причинами, Льву Николаевичу, такъ называемыхъ ‘знакомыхъ незнакомцевъ’ или заочныхъ знакомыхъ, поэтому, когда зимой, въ 1892—93 году былъ уже окончательно ршенъ вопросъ о моей командировк въ Америку, въ Чикаго на Колумбійскую выставку, Левъ Николаевичъ великодушно предложилъ меня снабдить въ разныя мста Америки своими рекомендаціями и указаніями къ тому за чмъ обратиться, зная хорошо уже, по примру, нсколько сходной страны Англіи, какую великую роль играетъ рекомендація такого человка, какъ Толстой, я, разумется, отвчалъ изъявленіемъ моей глубочайшей благодарности, заране радуясь успху порученнаго мн министерствомъ дла. Я надялся и не безъ основанія найти въ письмахъ и карточкахъ Льва Николаевича въ Америк тотъ волшебный ‘Сезамъ, Сезамъ, отворись!’, который откроетъ мн вс нужныя двери, для интересовъ дла въ Америк!..
Въ свою очередь, я, разумется, предложилъ Льву Николаевичу и всему его почтенному семейству свои услуги, какія только въ состояніи выполнить, и они найдутъ нужными. Высокоуважаемая Софія Андреевна съ Татьяной Львовной поймали меня на слов и заявили желаніе воспользоваться ими, — доставить въ Америку и передать въ цлости два набора простонародныхъ женскихъ костюма Тульской губерніи, праздничный и будничный. Сюда входили, такъ называемыя паневы, кацавейки, огромные платки и прочія части женскаго костюма. Я съ радостью общалъ все это доставить, когда пріду въ Нью-Іоркъ г-ж Варвар Гэпгудъ. Но по правд, пришелъ въ чистый ужасъ, когда получилъ огромный узелъ разныхъ бабьихъ тряпокъ и потребовалось очистить значительную часть нашего чемодана отъ собственныхъ вещей, чтобы уложить на дн эту рухлядь, перемшивая, по возможности, съ принадлежностями нашихъ костюмовъ, чтобы мене дразнить вниманіе таможенныхъ.
Левъ Николаевичъ пожелалъ отъ меня имть другую боле легкую услугу, чтобы я свезъ въ Америку и передалъ той же Гэпгудъ, извстной переводчиц съ русскаго на англійскій языкъ, его новое сочиненіе, разумется, я общалъ исполнить его просьбу, но зная хорошо, что воззрнія Льва Николаевича часто расходятся съ существующими у насъ цензурными, я ршилъ заране просить передать мн это сочиненіе закрытымъ пакетомъ для передачи Гэпгутъ, чтобы я могъ съ чистой совстью не знать, какое сочиненіе было привезено мною отъ Толстого въ Америку.
Въ свою очередь я получилъ полезныя мн отъ Льва Николаевича 20 писемъ и карточекъ во всевозможныя мста въ Америк, такъ что, несомннно, если бы мн командировка была дана не на нсколько мсяцевъ, а на много лтъ, я бы могъ ее съ успхомъ вести! Значительной частью этихъ рекомендацій я даже не усплъ воспользоваться и привезъ ихъ назадъ.
Мой отъздъ изъ Москвы въ начал апрля 1898 г. прямо въ Америку, черезъ Берлинъ и Гамбургъ, какъ я предполагалъ первоначально, совершился съ особенной неожиданной торжественностью. Вс панёвы и платки были давно уложены въ нашемъ сундучк, но о рукописи было мн сообщено, что ее пришлютъ прямо на Брестскій вокзалъ, къ моему великому удивленію и удовольствію, первое лицо, которое я увидлъ, было — рано туда пріхавшій самъ Левъ Николаевичъ, пожелавшій лично проститься, вслдъ за нимъ явился одинъ изъ близкихъ знакомыхъ или учениковъ, котораго я изрдка встрчалъ у Толстого въ кабинет, но фамилію не зналъ. Онъ держалъ большой толстый свертокъ какихъ-то бумагъ въ синей обложк, оказалось, это и былъ столь желанный и стоившій столькихъ хлопотъ манускриптъ графа. Я хотлъ взять у него этотъ свертокъ, унести въ свой вагонъ къ вещамъ, но тотъ протестовалъ, желая передать мн рукопись не иначе, какъ въ самомъ вагон, такъ и было сдлано. Билеты были мною взяты заране, спальное купэ перваго класса, и я потребовалъ отъ кондуктора показать мн его, и тамъ уже я раскрылъ свой ручной чемоданчикъ или сакъ, отперъ его и освободилъ цлую половину для рукописи, которую туда и положилъ торжественно довренный Толстого, а я тщательно обложилъ всю рукопись, чтобы она мене привлекала вниманіе таможенныхъ, запасомъ своего блья и уврилъ его, что до Америки эту половину чемодана открывать не буду.
Левъ Николаевичъ ждалъ насъ на вокзал и вмст со мной вернулся въ вагонъ проститься съ моей женой, тамъ мы обмнялись взаимными пожеланіями всего лучшаго, я поблагодарилъ его еще разъ за рекомендательныя письма и общался немедленно написать изъ Нью-Іорка, какъ только выполню порученіе графа и его почтенной супруги.
Путь нашъ до Берлина совершили вполн благополучно, тамъ я взялъ билеты на пароходъ ‘Нормандія’, принадлежащій германскому гамбургскому обществу, соединяющему Гамбургъ съ Нью-Іоркомъ. До отхода парохода оставалась еще цлая недля, на которую падала въ томъ году Святая недля. Желая провести ее, по возможности, пріятнй, посреди знакомой обстановки, мы ршили съ женой немедленно, въ тотъ же день, перехать въ знакомый и близкій нашему сердцу Дрезденъ, гд и встртить праздникъ среди нашихъ соотечественниковъ. Такъ мы и сдлали.
Черезъ недлю, проведя дйствительно пріятно время въ полуродномъ для насъ Дрезден, гд еще было порядочно знакомыхъ людей, начиная съ почтеннаго священника Іакова Григорьевича Смирнова, мы перенеслись быстро съ экспрессомъ въ Гамбургъ и представьте наше огорченіе!? Едва мы явились въ контору германскаго гамбургскаго пароходства, намъ объявили, что судно ‘Норманція’ требуетъ починки и можетъ выйти лишь черезъ недлю, а ближайшее судно и гораздо боле тихоходное пойдетъ лишь черезъ три дня! Что намъ длать и что предпринять? Посл короткихъ размышленій и справокъ въ путеводителяхъ, оказалось, что черезъ два дня вечеромъ идетъ изъ Ливерпуля въ Нью-Іоркъ одинъ изъ лучшихъ пароходовъ общества ‘Cunard Line’, ‘Etruria’, могущій вмстить боле 1.500 пассажировъ. Мы немедленно телеграфировали въ лондонское бюро общества — оставить два мста и съ экспрессомъ выхали изъ Гамбурга въ Англію. Поспли во-время къ отходу парохода и 22 апрля новаго стиля благополучно прибыли въ Нью-Іоркъ, при чемъ строгіе, чуть не жестокіе, таможенные чиновники Соединенныхъ Штатовъ Заатлантической республики отнеслись милостиво къ тульскимъ панёвамъ, кацавейкамъ и платкамъ, принимая ихъ, вроятно, за нормальный костюмъ моей жены и вмст съ манускриптомъ Льва Николаевича выпустили насъ на свободу на темныя, грязныя улицы Нью-Іорка.
Одинъ изъ первыхъ моихъ визитовъ въ Нью-Іорк, раньше, чмъ я усплъ что-нибудь осмотрть или кого-нибудь видть, былъ къ г-ж Гэпгудъ. Хотя я и засталъ ее дома, но она не могла меня принять, вроятно, была неодта, поэтому я оставилъ ей письмо Софіи Андреевны и обременяющіе мои руки узлы съ паневами и платками и съ объясненіемъ прислуг, что мн необходимо видть г-жу Гэпгудъ по извстному ей длу. Дня черезъ два Гэпгудъ появилась у насъ въ квартир (кстати, я остановился въ Нью-Іорк, по рекомендаціи моихъ русскихъ друзей, довольно центрально, въ пансіон, содержимомъ г. Бляковымъ, нкогда предводителемъ дворянства Симбирской губерніи, сдлавшимся въ Америк хорошимъ поваромъ).
Г-жа Гэпгудъ, женщина, какъ мн показалось, по крайней мр, необыкновенно большого роста — настоящій гренадеръ, говоритъ громкимъ, почти мужскимъ голосомъ и производитъ вообще сильное впечатлніе, какъ дама съ всомъ и значеніемъ. Она очень благодарила насъ съ женой за трудъ доставить ей ‘эти прекрасные русскіе костюмы’, какъ выразилась вжливо она про тульскія паневы. Кстати, говорила она все время на ломанномъ русскомъ язык и отклоняла попытки моей жены, владющей совершенно свободно англійскимъ языкомъ, говорить по-англійски. По благородному американскому обычаю, какъ и вс другія рекомендованныя намъ лица, г-жа Гэпгудъ задала немедленно вопросъ, чмъ она можетъ быть намъ полезна? Я попросилъ ее, въ виду того, что имлъ уже много рекомендацій и безъ того, дать письмо, кажется, къ начальнику порта Нью-Іорка, чтобы собрать свднія для Министерства Финансовъ о портовыхъ сборахъ, относительно же жены г-жа Гэпгудъ не ограничилась словомъ, но перешла прямо къ длу. Узнавши, что она интересуется школами и благотворительными учрежденіями, взяла ее съ собой и немедленно повезла по разнымъ школамъ, пріютамъ и прочее, везд ей не только показывали посщаемыя учрежденія, но Гэпгудъ, такъ сказать, авансомъ брала любезность и для будущаго, предупреждая, что г-жа Янжулъ появится еще не разъ и чтобы были готовы оказать ей всякое содйствіе къ ознакомленію съ учрежденіями. Эта любезность стсняла мою жену, такъ какъ, и въ данномъ случа и въ будущихъ, насъ выдвигали какъ друзей Толстого, что немедленно обнаруживалось на любезности въ пріем.
Вообще мн не разъ приходило въ голову извстное библейское выраженіе: ‘Нтъ пророка въ отечеств своемъ’. Я воочію убдился, какъ высоко стоятъ имя Льва Николаевича и уваженіе къ нему въ Америк, сравнительно съ Россіей и даже съ Европой. Иногда, являясь или обращаясь къ лицу безъ всякой рекомендаціи въ Америк, достаточно было сказать, что мы знакомые Льва Николаевича и имемъ отъ него разныя рекомендаціи, чтобы немедленно заинтересовать собой и получить желаемыя свднія, или помощь. Газетные интервьюеры не давали намъ скоро покоя, пронюхавши о насъ и являясь къ намъ на квартиру за разспросами о Толстомъ и его семейств. Вс эти разговоры, часто совсмъ не интересные, съ страшными искаженіями нашей фамиліи и сообщаемыхъ фактовъ, хотя видимо безъ всякаго злого умысла, появлялись потомъ въ газетахъ. Одна молоденькая газетная интервьюерша, которую, во время продолжительнаго у насъ сиднія, я вздумалъ угостить шоколадными конфетами, полученными нами отъ знакомыхъ въ Лондон, нашла нужнымъ упомянуть въ газет, какія прекрасныя конфеты приготовляются въ Россіи!
Спустя нсколько дней, фигура огромной г-жи Гэпгудъ опять появилась на порог нашего скромнаго жилища. Мы, разумется, ее привтствовали очень любезно, но на этотъ разъ, къ нашему удивленію, нашли ее въ самомъ дурномъ настроеніи духа. Съ большимъ раздраженіемъ, можно сказать съ гнвомъ, она бросила мн на столъ огромный свертокъ рукописи, ей врученной ране, и быстро заговорила: ‘Я удивляюсь, какъ мн подобная рукопись могла быть прислана для перевода! Я хорошая христіанка и не могу сочувствовать распространенію этого анархическаго сочиненія: знаете ли вы, профессоръ, что въ немъ заключается? Читали ли вы его?’ Я ей заявилъ, что не читалъ и даже не развертывалъ. ‘Ну, вотъ это и видно, иначе вы не ршились бы мн передать такую рукопись, которая никмъ, уважающимъ себя, не можетъ быть одобрена. Она не должна быть переведена и не можетъ распространяться въ Америк!!’ кричала она рзкимъ, сердитымъ тономъ.
Когда Гэпгудъ, наконецъ, немного успокоилась, остановилась и дала себ передышку, я ее уврилъ опять, что манускриптъ мною не только не читанъ, но что я умышленно передалъ ей завернутымъ пакетъ съ рукописью, не развертывая его, и зналъ только, что рукопись Льва Николаевича, не имя понятія о ея содержаніи, а потому и не могу входить въ критику произведенія Льва Николаевича. Теперь для меня является вопросъ, что мн длать съ рукописью, не отсылать же ее обратно въ Россію?! По словесному наставленію Льва Николаевича, я имю право передать ее для изданія желающему и компетентному лицу, если таковое найдется, у меня есть между прочимъ одно письмо къ г-ж Делано въ Бостон (русской по происхожденію), которая издавала кое-что и переводила съ русскаго на англійскій. Г-жа Гэпгудъ не отвтила мн ни да, ни нтъ и, посл моего заявленія, скоро простилась съ нами и ушла, и больше мы ее не видали. На прощанье я просилъ ее безъ нужды не распространяться о порученіи Льва Николаевича о моемъ посредничеств, что, впрочемъ, впосдствіи, какъ оказалось, Гэпгудъ рзко нарушила, разболтавъ всю эту исторію, подъ вліяніемъ, вроятно, обиженнаго самолюбія, въ американской газет, когда появился чужой для нея переводъ новой книги Толстого.
Немедленно посл сего инцидента я написалъ г-ж Делано письмо въ Бостонъ съ объясненіемъ всего дла и предложилъ, если она пожелаетъ, получить изъ рукъ въ руки или черезъ врнаго человка рукопись. Очень скоро я получилъ отъ нея утвердительный отвтъ, что она съ удовольствіемъ согласна принять условія (помнится, очень немногія — ничего не выбрасывать и не искажатъ въ перевод). Въ середин мая 1893 года ко мн явился, по рекомендаціи отъ г-жи Делано, Theodore М. Osborne of the Civil Superior Court of Boston. Этому г-ну Теодоръ Осборнъ, судь изъ гражданскаго высшаго суда въ Бостон, я и передалъ подъ росписку манускриптъ Толстого и на обратной сторон той же росписки находилась русская надпись слдующаго содержанія: ‘Рукопись Льва Николаевича Толстого получила. условія его выслушала и на нихъ согласна Александра Делано’.
Разсчитывая на великодушіе Льва Николаевича, я приношу повинную, что и до настоящаго дня я еще не удосужился прочесть ‘Царство Божіе внутри насъ’, которое отвезъ въ Америку, хотя, разумется, читалъ очень много отзывовъ и даже не мене гнвныхъ, чмъ выходка разсерженной Гэпгудъ. Какъ бы то ни было, порученіе такимъ образомъ было мной исполнено, и я благополучно сдалъ его съ рукъ.
Разскажу еще одно любопытное приключеніе изъ моихъ воспоминаній и сношеній съ высокоуважаемымъ писателемъ. Однажды въ зимнее утро, гуляя по Смоленскому бульвару, я встртилъ Льва Николаевича, какъ это было много разъ, я мы пошли вмст усердно маршировать по обширнымъ пространствамъ города Москвы. ‘Вы, кажется, получаете журналъ: ‘Century?’ — ‘Точно такъ’. ‘Есть ли у Васъ, и прочли ли Вы статью извстнаго Кеннана о поздк ко мн въ Ясную Поляну?’ Опять утвердительный отвтъ. ‘Въ такомъ случа, не одолжите ли Вы мн ее прочитать, я обращался ко многимъ знакомымъ, но эта книжка, большею частью, или конфискована, или статья вырзана’.— ‘Съ великимъ удовольствіемъ’, отвтилъ я, ‘мы находимся теперь недалеко отъ моей квартиры, если угодно зайти ко мн на минутку, то я немедленно желаемую книжку передамъ’. Такъ и произошло, и я тотчасъ вручилъ ее Льву Николаевичу, это происходило, сколько помнится, въ середин 80-хъ годовъ, т. е. задолго до моей поздки на Чикагскую выставку, которая, какъ извстно, произошла въ 1893 году.
Содержаніе статьи Кеннана, столь заинтересовавшее Льва Николаевича, было въ дйствительности чрезвычайно любопытно и даже не для одного Льва Николаевича. Кеннанъ, посщая Сибирскія тюрьмы и каторги, потомъ имъ описанныя въ его извстной книг, получилъ отъ многихъ политическо-ссыльныхъ горячую и настойчивую просьбу передать, на обратномъ прозд въ Америку, постивши спеціально для этого Ясную Поляну, Льву Николаевичу Толстому о тхъ якобы страданіяхъ и лишеніяхъ, которыя они выносятъ отъ произвола администраціи. Жестокіе приставники и строгость всхъ мръ, принимаемыхъ правительствомъ съ ссыльными, разжалобили Кеннана, и онъ согласился съ ними, что дйствительно Левъ Николаевичъ Толстой есть единственный человкъ въ Россія, который можетъ безопасно для себя вступиться за ссыльныхъ передъ высшимъ правительствомъ и просить для нихъ всякой милости.
Въ этомъ собственно и заключалась цль поздки, статья, вообще, написана весьма живо и интересно, суть заключается въ слдующемъ: когда Кеннанъ уже пріхалъ въ Ясную Поляну и обратился, по порученію политическо-ссыльныхъ, съ ихъ просьбой къ Льву Николаевичу, то онъ долго во время его печальныхъ описаній молчалъ, а затмъ, когда Кеннанъ категорически сталъ спрашивать, окажетъ ли онъ имъ свою защиту, выскажетъ ли свое мощное слово въ ихъ пользу, то графъ Толстой отвчалъ отрицательно, что онъ-де ничего не можетъ для нихъ сдлать, ибо они сами силою зла боролись съ такой же другой силою и сами виноваты въ происходящемъ. ‘Кто подниметъ оружіе, тотъ отъ оружія и погибнетъ’. Они только несутъ послдствія своего поведенія. Единственный правильный способъ дйствовать, по его мннію, какъ всмъ извстно, въ непротивленіи злу, а они борются съ такимъ же зломъ и неправильными средствами насилія, онъ этому сочувствовать не можетъ, а потому и защищать ихъ не въ состояніи.
Кеннанъ продолжалъ дале, что, слушая этотъ неутшительный для ссыльныхъ отвтъ Льва Николаевича, онъ употребилъ вс старанія — склонить Толстого въ ихъ пользу, такъ онъ, напримръ, старался живо и наглядно описать ему столь обычное въ Россіи средство борьбы въ подобныхъ случаяхъ ‘Hunger Strike’ (‘голодная стачка’), какъ ее выносили и страдали ужасно, иногда даже женщины, чутъ не дти… Левъ Николаевичъ морщился, его передергивало, и, видимо, страдалъ, но упорно стоялъ на своемъ. ‘Мн ихъ очень жалко по чувству, но я не могу ничего сдлать для людей, которые употребляютъ для защиты такое же насиліе’. ‘Единственный допустимый способъ борьбы’, твердилъ онъ, ‘это непротивленіе злу’.— ‘Но что же другое могутъ сдлать эти несчастные, чтобы помочь своему горю и облегчить участь, когда нтъ никакихъ другихъ способовъ?’
‘Такой способъ, какъ говорилъ я раньше — въ непротивленіи злу. Власть и сила государства состоитъ: 1) въ солдатахъ, 2) въ собираніи путемъ налоговъ денегъ. Итакъ, чтобы бороться. единственное допустимое средство, по мннію Толстого, заключается въ девиз: ‘не служить въ солдатахъ и не платить налоговъ’. Этимъ будто бы способомъ они могутъ добиться своего, т. е. всякихъ уступокъ и снисхожденій отъ государства…
— ‘Я съ удивленіемъ выслушалъ предложеніе почтеннаго Льва Николаевича и скромно ему указалъ, что едва ли такой способъ можетъ принести къ благопріятному для политическо-ссыльныхъ результату, ибо невозможно ждать, чтобы сразу вс отказались отъ рекрутчины, и сразу вс согласились не платить налоговъ уже по весьма многимъ причинамъ. Левъ Николаевичъ съ нкоторымъ раздраженіемъ въ голос повторилъ на это’, говоритъ Кеннанъ, ‘что другихъ способовъ вполн допустимыхъ и дйствительныхъ онъ не видитъ, что лишь этимъ способомъ можно и должно бороться съ насиліемъ, не усугубляя зла’, тогда, добавляетъ Кеннанъ, онъ оставилъ дальнйшія напрасныя старанія переубдить писателя и ухалъ изъ Ясной Поляны.
Черезъ недлю или дв мы съ женой постили Льва Николаевича въ обычный пріемный день (кажется, суббота), и онъ мн вручилъ обратно съ благодарностью книжку журнала ‘Century’ со статьей Кеннана. Я больше для вжливости, такъ какъ ожидалъ такого отвта, спросилъ: ‘Врно ли Кеннанъ изобразилъ свое посщеніе въ вашу деревню, Левъ Николаевичъ?’ ‘Конечно, врно,’ отвчалъ онъ, ‘вдь Кеннанъ не какой-нибудь корреспондентъ русской газеты, который четверть часа проболтаетъ, а потомъ сообщитъ три короба разнаго вздора изъ головы. Кеннанъ истинный джентльменъ и человкъ своего слова’. ‘Въ такомъ случа, не позволите ли мн, многоуважаемый Левъ Николаевичъ, спросить у васъ принціпально нкоторыхъ объясненій по поводу высказаннаго Вами въ разговор съ нимъ девиза: ‘не служить въ солдатахъ и не платить налоговъ’, не будетъ ли нсколько фантастически, я затруднился подобрать выраженіе боле приличное, ‘ожидать практическаго осуществленія отъ такого способа? Разв черезъ многія сотни лтъ, въ будущемъ, а тогда вдь и самый девизъ потеряетъ значеніе и смыслъ’.— ‘Я не знаю’, отвчалъ мн Левъ Николаевичъ замтно недовольнымъ тономъ, ‘другого дозволительнаго способа въ настоящемъ случа, обратить вниманіе правительства на свое желаніе: только такой пассивный способъ не приноситъ зла и можетъ быть допустимъ’. Я убдился отсюда, что спорить дальше безполезно, и оставилъ этотъ вопросъ безъ движенія, никакъ не ожидая, что въ будущемъ появится когда-либо такой неразумный шагъ, какъ буквальное примненіе вышеуказаннаго девиза въ пресловутомъ Выборгскомъ воззваніи я еще странне, что въ немъ будетъ участвовать много несомннно выдающихся, по своимъ умственнымъ силамъ, членовъ русскаго образованнаго общества!!? Весь вопросъ сводится къ тому, какъ надо понимать настоящій оригинальный девизъ изъ философіи непротивленія злу и многихъ иныхъ положеній, выраженныхъ въ многочисленныхъ произведеніяхъ Толстого, не мене оригинальныхъ.
Многіе читатели Толстого наклонны нкоторыя положенія его міросозерцанія я нравственной философіи понимать и толковать прямо и непосредственно, какъ, напримръ, всецлое ‘непротивленіе злу’, какъ основной тезисъ всей философіи Льва Николаевича,
Между тмъ, изъ всхъ своихъ довольно многочисленныхъ бесдъ съ нимъ, боле нежели за 15 лтъ, и по многимъ однороднымъ вопросамъ, я пришелъ къ ршительному заключенію, что такая точка зрнія совершенно фальшива, я что вс подобныя положенія философіи Толстого надо понимать исключительно лишь условно, какъ тенденцію въ извстномъ направленіи и не боле, а вовсе не конечный выводъ… Напримръ, непротивленіе злу не значитъ вовсе подставлять лвую щеку, когда ударяли по правой, а означаетъ лишь тенденцію, т. е. стараніе всячески избгать съ людьми ссоръ и вражды и беречься безъ крайней необходимости прибгать къ насилію. Только принявши такое ограничительное толкованіе, мн кажется, возможно устранить такъ часто встрчаемый упрекъ Толстому въ непослдовательности или невыдержанности многихъ его убжденій…
Я уже сообщалъ выше, что Левъ Николаевичъ, вообще, кажется мн, несмотря на нкоторую, по временамъ, рзкость — проще, доступне и боле вызываетъ къ себ доврія публики, чмъ Иванъ Сергевичъ Тургеневъ, несмотря на всю утонченную деликатность послдняго. Въ 1894 году, именно, у меня случилась непріятность во время лекцій, которая дала проявиться удивительно деликатной доброт ко мн Льва Николаевича. Кучка студентовъ 19 февраля старалась устроить демонстрацію, сорвать лекціи профессоровъ. Я ршительно не согласился на просьбы студенческихъ депутатовъ, назвалъ положительною нелпостью праздновать великое событіе 19 февраля ничегонедланіемъ я не согласился пропускать въ этотъ день свою лекцію ради демонстраціи ввиду правительственнаго распоряженія. Я предложилъ вмсто этого собрать пожертвованіе на основаніе народной читальни: въ это время какъ разъ Императорское Вольно-экономическое Общество предлагало для такой цли свое посредничество, и я самъ первый заявилъ желаніе пожертвовать сто рублей, но все было тщетно, и въ результат получился скандалъ на лекціи: небольшая часть слушателей шикала и свистала, другая аплодировала, пока свистуны не удалились. Студенты, конечно, понемногу образумились, и волненіе улеглось, но мой курсъ былъ прерванъ изъ-за этого на цлую недлю, и я въ первый разъ въ жизни былъ въ самомъ подавленномъ, угнетенномъ состояніи духа — безъ вины виноватый…
Большинство моихъ пріятелей и друзей относилось равнодушно къ случившейся со мной непріятности и несправедливости, и у многихъ я даже читалъ въ глазахъ неодобреніе моей настойчивоcти и корректности, я только два вліятельныхъ, среди молодежи, лица (покойный А. И. Чупровъ и Ф. Ф. Эрисманъ), по моей просьб, говорили со студентами и старались всячески ихъ образумитъ.
И вотъ въ эти тяжелые для меня дни, когда я мысленно уже ршилъ покинуть возможно скорй свою ‘alma mater’ и скоро впослдствій это исполнилъ, уйдя въ Академію Наукъ, ко мн внезапно явился Левъ Николаевичъ, чтобы выразитъ свое сочувствіе потерпвшему безъ вины, и онъ говорилъ обо всемъ этомъ смло, прямо и рзко безъ всякихъ обиняковъ. Изъ всхъ однихъ многочисленныхъ знакомыхъ онъ одинъ лишь, не связанный лживой рутиной, догадался это сдлать.
‘Вы мн, пожалуйста, не трудитесь разсказывать эту печальную исторію’, обратился онъ ко мн, ‘я вдь знаю Васъ достаточно, чтобы врить, что Вы были правы, да и было бы смшно на минутку допустить, что Вы мене, нежели студенты, цните день освобожденія крестьянъ…
‘Мы, общество, всячески избаловали, испортили молодежь и вселили въ нее духъ нестерпимаго самомннія, на которое оно, конечно, никакого права не иметъ: вдь русская молодежь весьма не зрла и мало знаетъ… Мн больше всего наша теперешняя молодежь’, сказалъ графъ Толстой, ‘напоминаетъ ту анекдотическую двицу, которая будто бы привыкла твердить, какъ попугай: ‘Ахъ, я — невинна, я — невинна, я — невинна’ и т. д. и т. д. А молодежь наша, обращаясь къ русскому обществу, точно также твердитъ: ‘Ахъ, вдь я — молодежь, я — молодежь, и т. д.’ Но что же, спрашивается, изъ этого?! Разв одна молодость или невинность даютъ открытый листъ на вс права и достоинства! Конечно, нтъ и нтъ!’
Лишь въ годину несчастья узнается истинная доброта друзей, и откликъ добраго сердца къ непріятности, меня въ первый разъ поcтигшей, доказываетъ, что вншняя шероховатость и даже рзкость сужденія Л. Н. составляютъ лишь форму, а не содержаніе отношенія даннаго лица къ его ближнимъ, и подъ этой формой скрывается самое широкое добросердечіе и человколюбіе.

——

Изъ другихъ нашихъ писателей, исключительно Петербургскихъ (о знакомыхъ Московскихъ я говорилъ раньше въ первыхъ главахъ), я наиболе близко былъ знакомъ съ почтеннымъ Павломъ Александровичемъ Гайдебуровымъ, редакторомъ, если не основателемъ, за многіе годы извстной ‘Недли’, одного изъ нашихъ распространенныхъ органовъ печати, погибшаго, къ сожалнію, въ полномъ расцвт отъ злого рока, въ вид безжалостной цензуры. Меня познакомилъ съ Павломъ Александровичемъ человкъ совсмъ не литературный, мой добрый покровитель, Михаилъ едоровичъ Громницкій, московскій прокуроръ, извстный ораторъ, соперникъ князя Урусова и Плевако по многимъ процессамъ. Онъ гд-то подцпилъ или познакомился случайно съ Гайдебуровымъ и привезъ его ко мн, желая обоимъ сдлать одолженіе: мн молодому и жаждавшему дла профессору и писателю дать полезное знакомство въ лиц редактора, а Гайдебурову доставить сотрудника.
Когда я познакомился съ Павломъ Александровичемъ, онъ еще былъ вначал своего литературнаго успха. ‘Недля’ лишь начала распространяться, и онъ жилъ довольно бдно, гд-то на Кузнечномъ, но затмъ быстро въ нсколько лтъ, особенно, когда явилось приложеніе, въ вид ‘Книжекъ Недли’, журналъ и редакторъ великолпно расцвли и процвли. Они перешли въ хорошую квартиру на Кабинетской, завели прекрасную обстановку и расширили кругъ своихъ знакомствъ и сотрудниковъ. Я очень подружился и съ самимъ Гайдебуровымъ и съ его милой супругой Евгеніей Карловной, а впослдствіи и съ его дтьми и сдлался почти своимъ человкомъ въ ихъ дом. Прізжая, напримръ, иногда лтомъ изъ Москвы, я останавливался у нихъ въ Теріокахъ на дач и жилъ по нсколько дней, пользуясъ и полнымъ вниманіемъ и радушнымъ гостепріимствомъ.
Вскор, вначал нашего знакомства я сталъ изрдка пописывать статьи въ ‘Недл’, первоначально очень робко и скромно, безъ имени или съ выдуманнымъ псевдонимомъ или подъ иниціалами, а потомъ мало-по-малу началъ и подписываться по просьб редактора. Статьи касались всевозможныхъ предметовъ для меня интересныхъ. Сюда попадали не только экономическія замтки и разсужденія, но даже почему-либо интересныя или курьезныя встрчи за границей, или наблюденія дома: въ род, напримръ, неподписанной статьи ‘Встрча съ курятникомъ изъ Апраксина двора, въ Лондон и разговоръ съ нимъ’. ‘Разговоръ въ Москв съ хозяйкой-блошвейкой о поставк для раненыхъ блья’, и т. д. и т. д. Подобныя шалости пера особенно нравились П. А. Гайдебурову, который меня поощрялъ писать въ такомъ род, но имени я не открывалъ. Къ такимъ шалостямъ пера я отношу въ настоящее время анонимную статью противъ Чичерина и Герье въ пользу общиннаго землевладнія, котораго тогда я былъ, къ сожалнію, сторонникомъ. Въ ‘Недл’ въ первый разъ, вроятно, съ роду была, помнится, также моя статейка о несчастьяхъ отъ машинъ въ московскихъ фабрикахъ, по тогдашней несовершенной статистик, данныхъ собранныхъ, по карточной систем, доставленной мн М. А. Саблинымъ, своей новостью содержанія она обратила вниманіе и вызвала даже правительственный запросъ, откуда могли попасть такія свднія въ частныя руки — показалось, вроятно, опаснымъ совать въ нихъ носъ!..
Изъ боле серьезныхъ плодовъ моей литературной дятельности въ ‘Недл’, могу назвать помщенную въ ‘книжкахъ приложенія къ ‘Недл’ весьма любопытную статейку ‘Искусство писательства’. Анкетъ или изслдованіе одного англійскаго писателя Джоржа Бентона, путемъ опроса многихъ авторовъ объ искусств выработки стиля или хорошаго языка. Въ живомъ изложеніи маленькая статья знакомитъ съ способами, которые весьма многіе англійскіе, а отчасти иностранные авторы (176 человкъ) сообщили Вентону о наилучшихъ способахъ выучиться хорошо выражать свои мысли, или просто сочинять и что они сами длали для этой цли? Тутъ приводятся любопытныя мннія самыхъ разнообразныхъ и очень крупныхъ писателей, въ род физика Тиндаля, нмецкаго эволюціониста Геккеля, многихъ англійскихъ романистовъ: Уильки Колинза, Миссъ Олифантъ, Марка Твэна, Крауфорда, Уильямъ Блэккъ и мн. др. Общіе выводы весьма поучительны: 1) хорошій стиль или языкъ составляетъ, прежде всего, природный даръ, 2) огромное большинство писатедей, повидимому, не довольствуясь такимъ даромъ, употребляли многіе годы на дальнйшее развитіе его путемъ чтенія, писанія, изученія иностранныхъ языковъ и т. д. Наконецъ, 3) важнйшій выводъ изслдованія Бентона заключается въ наблюденіи у большинства писателей и писательницъ важнаго вліянія ихъ матерей на образованіе (хорошаго стиля или языка у будущихъ литераторовъ) и лишь въ одномъ случа замчено вліяніе отца — крупная важность слд. женскаго образованія.
Другая любопытная статья, помщенная мною въ ‘книжкахъ Недли’, носитъ оригинальное названіе, вполн опредляющее ея содержаніе: ‘Мы вс слишкомъ падки на даровщинку’. Въ стать этой на основаніи наблюденій каждодневной русской жизни и въ сравненіи съ хорошо мн извстной жизнью Англіи, я утверждаю, что у насъ, у русскихъ, развита большая и зловредная слабость — живиться на чужой счетъ, выпрашивать и канючить, и это ршительно никого не возмущаетъ, въ то время, когда попрошайничество между англичанами презирается и терпится лишь, какъ непріятное исключеніе, ‘полагайся на самого себя, думай о самомъ себ, помогай самому себ’ — составляетъ тамъ общепринятое правило руководства житейской мудрости, а у насъ, у русскихъ вмсто того — ‘помогите, подайте копеечку!’
Вообще принципъ даровщинки составляетъ, по моему мннію, характерную особенность русской жизни, проникающую одинаково черезъ вс слои русскаго народа и кладущую грань между нашей и западно-европейской жизнью. Конечно, и на запад много охотниковъ для дарового полученія разныхъ благъ, но тамъ этотъ способъ не одобряется, а представляется достойнымъ лишь трудовое, такъ ‘сказать, начало, которое проходитъ черезъ всю Европейскую жизнь и задаетъ господствующій тонъ… У насъ же наоборотъ — всякая тяжесть, сплошь и рядомъ, сваливается, какъ бы съ общаго молчаливаго согласія на государство, общество, или частныхъ лицъ и во всхъ классахъ народа, подъ разными видами, одно и то же стремленіе — къ даровщинк {Настоящая статья о ‘Даровщинк’ была написана мною первоначально для перваго нумера новаго спеціальнаго журнала ‘Трудовая Помощь’ при его основаніи… Но статья моя не понравилась Редакціи, потому что пристрастіе къ даровщинк приписывается мною въ настоящей стать одинаково всему русскому народу, т. е. помимо простого — такъ же дворянству и купечеству… Мн было предложено выкинуть мсто статьи, относящееся къ привилегированнымъ сословіямъ… Я не согласился, взялъ статью обратно и послалъ ‘Даровщинку’ въ ‘Недлю’, гд она и была уже напечатана цликомъ, безъ купюровъ (см. сборникъ ‘Между дломъ’). И. Я.}!
Очень можетъ быть, что въ маленькой журнальной стать я не усплъ и не сумлъ обосновать и укрпить свои положенія, но во всякомъ случа я руководствовался добрыми мотивами и желалъ только хорошаго русскому народу, поэтому я не могу не признавать рзкую критику Евгенія Маркова статьи моей ‘Даровщинка’, появившуюся въ ‘Новомъ Времени’ за тотъ годъ (1897) отчасти недоразумніемъ, отчасти большой несправедливостью и обвиненіе ad hominem меня самого въ стремленіи къ ‘Даровщинк’, было забавны для всхъ, кто знакомъ съ исторіей моей жизни, въ томъ числ, надюсь, и для читателей ‘Русской Старины’.
Очень скоро у Гаийебуровыхъ развелось множество знакомыхъ, какъ въ литературныхъ, такъ и ученыхъ кругахъ. Внимательный, любезный и разнообразно-свдущій хозяинъ привлекалъ всхъ. За прекрасными обдами и, наконецъ, на вечерахъ у Гайдебуровыхъ можно было одинаково встртить и Н. С. Таганцева, и В. И. Сергевича, Н. В. Шелгунова, . М. Достоевскаго, Я. П. Полонскаго и многихъ другихъ ученыхъ и литераторовъ и боле или мене лицъ, прикосновенныхъ къ литератур. Изъ упомянутыхъ литературныхъ именъ остановлюсь на . М. Достоевскомъ, мн его пришлось видть лишь 3 раза въ жизни, уже въ дни его славы! Изъ нихъ два раза на вечер у Гайдебурова. Я былъ большимъ его почитателемъ, не только его произведеній отдльно печатаемыхъ или въ журналахъ, но особенно въ ‘Дневник Писателя’.
Когда меня Гайдебуровъ подвелъ къ нему, я чрезвычайно обрадовался и отнесся къ нему, что называется, со всмъ сердцемъ. Съ сожалнію, мой невольный порывъ встрченъ былъ Достоевскимъ боле нежели холодно, почему-то ему не понравилось званіе профессора, которое прибавилъ при моей рекомендаціия Гайдебуровъ. Я пытался и даже нсколько разъ завести съ нимъ разговоръ, онъ уклонялся и вообще держалъ себя на вечер букой или буддой, принимавшимъ поклоненіе отъ поклонниковъ и съ важностью молчавшимъ. Во время общаго чая за огромнымъ столомъ я услся, помню, между Шелгуновымъ и поэтомъ Андреевскимъ и скоро завязалъ съ ними (дло, кажется, было весной) разговоръ о пріятности деревенской жизни, причемъ я разсказалъ своимъ сосдямъ, что въ деревн Тверской губерніи (въ имніи моего тестя), гд я провелъ тогда нсколько лтнихъ вакатовъ, я имлъ всегда два любимыхъ занятія, доставляющихъ мн столько же удовольствія, сколько и здоровья:— ‘ходить въ лсъ по грибы’ и разводить овощи въ огород. Я съ жаромъ описывалъ об своя любимыя забавы! Какъ я слжу за проростаніемъ смянъ въ огород, какъ много въ этомъ поэзіи и интереса въ опытахъ разнаго рода, напримръ, въ искусственномъ ускореніи созрванія и т. п. Какъ, наконецъ, пріятно находить подъ кустами рыжики, какъ цлыми часами я просиживалъ на одной большой полян съ своими близорукими глазами, боле раскапывая, нежели ища маленькіе грибки въ трав и мох и т. д. и т. д. Моя сосди слушали меня съ видомъ сочувствія, иногда лишь вставляя свои реплики или замчанія.
Какъ вдругъ раздался рзкій, нсколько визгливый голосъ . М. Достоевскаго съ другого конца стола, гд онъ сидлъ около милой хозяйки Евгеніи Карловны, — ‘Профессоръ, а профессоръ!’ воскликнулъ онъ, хотя ему хозяинъ я назвалъ мое имя съ отчествомъ! ‘Скажите, зачмъ вы занимаетесъ въ деревн скучнымъ огородничествомъ, когда гораздо веселй и пріятнй садоводство?!’
Меня очень поразило такое странное, если не сказать боле, замчаніе, я отвчалъ ему коротко и сухо: ‘Да потому, что я не имю счастья владть собственнымъ имніемъ, а проживаю, и то изрдка, на дач, а въ 1—2 года разводятъ садъ и фруктовыя деревья невозможно’. ‘Ну вотъ и неправда’, выстрлилъ Достоевскій, ‘есть сорта яблонь, которыя въ два, три года даютъ фрукты’. ‘Можетъ быть такъ и есть, но, во всякомъ случа, это занятіе не по профессорскому карману и требуетъ слишкомъ много возни и хлопотъ!’ — ‘Напрасно, напрасно, попробуйте!’ и все это говорилось самымъ раздраженнымъ злымъ тономъ. Присутствующіе переглянулись, а Шелгуновъ со свойственной ему прямотой, нисколько не стсняясь и глядя въ глаза Достоевскому, замтилъ мн полу-смясь: ‘Ну, что какъ вамъ нравятся, Иванъ Ивановичъ, наши знаменитые писатели, не правда ли, мы ихъ очень избаловали, давая возможность говорить все, что прядетъ имъ въ голову?!’ Хозяинъ Гайдебуровъ умоляющимъ образомъ взглянулъ на H. B. Шелгунова, тотъ понялъ, поднялся и пошелъ въ сосднюю комнату, туда же вслдъ за нимъ отправился и я.
Другой разговоръ, который я велъ съ едоромъ Михайловичемъ, тоже былъ неудачный, или потому, что наши натуры не сошлись, или я ему не понравился, это было въ Александрнискомъ театр, я встртилъ его во время антракта. Онъ меня спросилъ, давно ли я пріхалъ изъ Москвы и давно ли видлъ Владиміра Соловьева, къ которому, очевидно, онъ былъ расположенъ. На дальнйшіе его разспросы о Соловьев, какъ онъ поживаетъ, когда узналъ, что мы знакомы, я отвтилъ, что, повидимому, хорошо, что по слухамъ все больше обртается около Каткова съ Леонтьевымъ и Любимовымъ, гд ему тепло, и что въ Москв это многимъ не нравится, начиная со старика-отца! Достоевскаго это передернуло, онъ бросилъ на меня довольно свирпый взглядъ и тотчасъ отошелъ, и больше я его не видалъ.
Изъ другихъ литераторовъ, бывавшихъ въ дом Гайдебуровыхъ, мы больше всего сошлись съ Н. В. Шелгуновымъ, съ человкомъ въ высшей степени интереснымъ, наблюдательнымъ, съ запасомъ многихъ цнныхъ экономическихъ свдній и обширнымъ знакомствомъ съ хозяйственной жизнью народа на свер, особенно Вологодской губерніи, мст его продолжительной ссылки. Мы настолько съ нимъ сошлись, что, я помню, онъ даже подарилъ моей жен свою фотографію на прощанье въ одно изъ свиданій.
Точно также на вечерахъ у Гайдебуровыхъ я встртился и познакомился съ извстнымъ поэтомъ Я. П. Полонскимъ. Изъ разговоровъ съ нимъ я вскор же узналъ о пункт, насъ сближающемъ: оказалось, мы оба съ Я. П. были воспитанниками одной и той же Рязанской гимназіи, но, конечно, онъ гораздо старше меня и приблизительно лтъ на двадцать! Тмъ не мене нашлись учителя, надзиратели и даже сторожа, которые одинаково жили и дйствовали въ Рязанской гимназіи и во время Полонскаго, какъ и въ мое! И вотъ посыпались у насъ воспоминанія о шалостяхъ, забавныхъ приключеніяхъ гимназистовъ и т. д. Особо частую роль играли два лица: учитель французскаго языка Барбэ и швейцаръ ‘Камрадъ’, исполнитель всякихъ секуцій и, несмотря на то, первый другъ гимназистовъ. Мы съ Полонскимъ встртились у Гайдебуровыхъ раза три, и онъ усердно звалъ меня къ себ на пятницы, но я нсколько лтъ не могъ собраться.
Однажды въ одинъ изъ своихъ частыхъ, но кратковременныхъ наздовъ въ Петербургъ, въ конц, помнится, 70-хъ годовъ, Гаицебуровъ мн напомнилъ: ‘Сегодня именины Я. П. Полонскаго и какъ разъ пятница, подемте къ нему, вы собирались много разъ, онъ человкъ нецеремонный и только обрадуется Вамъ, народу будетъ масса, и едва ли ему придется отвести душу съ Вами о Рязани и ея гимназіи’.
Въ тотъ же вечеръ довольно поздно по-московски, что-то часовъ въ десять, мы отправились съ Гайдебуровымъ къ Якову Петровичу, Полонскій встртилъ насъ буквально съ распростертыми объятіями и очень, очень благодарилъ меня, что я вспомнилъ свое общаніе и кстати именины, немедленно представилъ меня своей супруг и кое-кому изъ своихъ гостей я затмъ прочно меня усадилъ на весь вечеръ между двумя наиболе почетными гостями, и я, увы! почти не двигался до конца вечера, отданный, такъ сказать, имъ на жертву почету и при томъ при довольно оригинальной обстановк: мн припоминается небольшая комната и особаго вида, изогнутая какъ S софа, только съ тремя мстами, вблизи другихъ сидній не было, два крайнихъ мста на соф было уже занято, когда меня ввелъ въ эту комнату хозяинъ, и представивши сидвшимъ, предложилъ мн занять мсто посредин, что я и сдлалъ. Хозяинъ назвалъ имъ мое имя и званіе: ‘Московскій профессоръ Янжулъ’, но забылъ назвать мн ихъ, предполагая, что я долженъ знать этихъ знаменитостей, но я какъ разъ не зналъ ни одного! Между тмъ былъ посаженъ съ ними для почета и долженъ былъ бесдовать боле или мене долгое время.
Одинъ изъ собесдниковъ — высокая, длинная, сухощавая фигура, другой — средняго роста, одтъ щеголевато и гораздо мене говорливый, нежели первый, который, едва меня хозяинъ представилъ и я услся между ними, къ великому моему удивленію, что называется съ мста въ карьеръ, принялся бранятъ Московскій университетъ, представитель котораго слъ съ нимъ рядомъ. Авторитетнымъ, не допускающимъ, повидимому, возраженій, рзкимъ тономъ, онъ осуждалъ я чуть ли не оплакивалъ упадокъ, будто бы, и разложеніе Московскаго университета (это въ періодъ одного изъ лучшихъ моментовъ его процвтанія!??). Преимущественно доставалось отъ моего сосда именно юридическому факультету, наиболе близкому моему сердцу. Къ моему негодованію, онъ позволилъ себ употребить такую фразу, говоря о старыхъ профессорахъ: ‘Вс старики или перемерли, или ушли, изъ старыхъ, хорошихъ профессоровъ въ Москв’ (и при этомъ слдуютъ имена) ‘остался одинъ и тотъ дуракъ!’ Послднее ругательное выраженіе относилось къ моему любимому и почтенному декану Василію Николаевичу Лешкову, добрйшему оригиналу, но отнюдь не глупому человку. Я вспыхнулъ отъ такой крайней безцеремонности этого незнакомца и выступилъ въ горячую защиту милаго старика и всего юридическаго факультета, оговорившись, что, конечно, мн не къ лицу защищать свое, своихъ товарищей, гораздо старше меня, но что я не могу хладнокровно слушать такіе отзывы о почтенныхъ людяхъ, особенно при столь рзкихъ обвиненіяхъ и осужденіяхъ. Тогда, не ограничиваясь сказаннымъ, мой собесдникъ напалъ спеціально на молодыхъ и наиболе всхъ на моего друга М. М. Ковалевскаго, предметомъ его выходокъ послужила незадолго передъ этимъ напечатанная книжка М. М. o старой французской финансовой администраціи съ большимъ количествомъ выписокъ и выдержекъ на старомъ французскомъ язык. На это-то и обрушился желчный незнакомецъ, приписывая вполн неосновательно ему лишь желаніе покрасоваться своей ученостью и многоязычіемъ, а вовсе не любовь къ наук {Довольно любопытная, между прочимъ, иронія судьбы: въ настоящемъ, 1909, году Парижская Академія нравственныхъ я политическихъ наукъ, на мсто своего члена-корреспондента, освободившагося за смертію К. П. Побдоносцева, избрала именно М. М. Ковалевскаго.}?!. ‘Вотъ Заблинъ ни одного языка не знаетъ, а выше всего факультета’!
Положеніе мое было довольно жалкое, онъ продолжалъ разносить Московскій университетъ, а я даже не зналъ, кто онъ такой, возражать же ему въ его тон не считалъ себя въ прав, какъ молодой человкъ передъ стариками, тмъ боле я видлъ, что вс входящіе отвшивали ему низкіе поклоны и, прислушавшись нсколько минутъ къ нашей бесд, удалялись. Я не могъ выдержать дольше такого измывательства надъ своими чувствами и, услышавъ пніе или музыкальное исполненіе и отговорившись любовью къ музык. направился въ сосднюю комнату. Тутъ лишь отъ кого-то изъ присутствующихъ, мн раньше знакомыхъ (юристъ Неклюдовъ, или поэтъ Садовниковъ) я наконецъ узналъ, кто это былъ тотъ желчный старикъ, поносившій нашъ университетъ, оказалось, это былъ Константинъ Петровичъ Побдоносцевъ, а другой молчаливый собесдникъ, князь Волконскій, тогдашній попечитель Петербургскаго Учебнаго Округа!, .
Но не долго продолжалось мое произвольное удаленіе отъ почетныхъ гостей: добрйшій хозяинъ Яковъ Петровичъ внезапно появился около меня въ комнат, гд я бесдовалъ съ кмъ-то изъ упомянутыхъ выше лицъ, и сообщилъ мн на ухо: ‘Очень понравились Константину Петровичу, (!) проситъ Васъ вернуться, ему что-то надо Вамъ сказать о Добровольномъ флот’. Длать было нечего, я вернулся и водворился на прежнемъ мст на соф, между двумя сановниками. На этотъ разъ уже мягкимъ тономъ, безъ всякаго брюзжанья, Побдоносуевъ обратился ко мн съ вопросомъ, что онъ слышалъ отъ кого-то, что я по своей спеціальности финансиста интересуюсь портовыми и листовыми сборами и что даже длаю какую-то работу по этому предмету или собираюсь длать для Московскаго общества содйствія мореходства. К. П. выслушалъ внимательно мои объясненія и вдругъ любезно вызвался быть мн даже полезнымъ по своей служебной дятельности при Добровольномъ флот, имя не мало матеріаловъ но этому вопросу, затмъ завязалась у насъ интересная бесда, которая мн наглядно въ нсколько минутъ показала, какой, все-таки, умный и свдущій человкъ былъ Побдоносцевъ, несмотря на извстный фанатизмъ и желчное отношеніе и брюзжаніе ко всему свжему, что не укладывалось по его привычнымъ старымъ мркамъ и трафаретамъ!..
Я, конечно, очень благодарилъ его за предложеніе и общалъ съ благодарностью воспользоваться всмъ, что онъ доставятъ мн по этимъ сборамъ. На другой день, дйствительно, онъ мн прислалъ съ курьеромъ въ гостиницу кучу печатныхъ и частью гектографическихъ матеріаловъ по указанному вопросу, собранныхъ, очевидно, въ длахъ и въ архивахъ Добровольнаго флота. Такимъ образомъ, въ именинную пятницу у почтеннаго Якова Петровича я имлъ случай познакомиться съ новымъ для себя лицомъ въ вид будущаго оберъ-прокурора Синода, но зато упустилъ его для боле близкаго ознакомленія и сближенія съ симпатичнымъ поэтомъ и хозяиномъ: намъ ни разу не пришлось за этотъ вечеръ обмняться словомъ о дорогой Рязани.
Зато мн совершенно неожиданно пришлось чуть не въ тотъ же самый пріздъ въ Питеръ познакомяться съ нашимъ крупнымъ писателемъ-сатирикомъ Михаиломъ Евграфовичемъ Салтыковымъ, по литератур Щедринымъ. Я имлъ удовольствіе встртиться съ почтеннымъ писателемъ лишь одинъ разъ въ жизни, на вечер, можно оказать карточномъ, у Григорія Захарьевича Елисева, сотоварища Салтыкова по ‘Отечественнымъ Запискамъ’. Я уже нсколько лтъ предварительно познакомился съ послднимъ, желая найти пріютъ для своихъ статей на страницахъ ‘Отечественныхъ Записокъ’ и дв изъ моихъ статей были уже, кажется, тамъ напечатаны. На вечер былъ лишь небольшой кружокъ, очевидно, лицъ пріятныхъ Михаилу Евграфовичу и дружественно-расположенныхъ, а именно: Алексй Михаиловичъ Унковскій, присяжный повренный, мн уже хорошо знакомый, какъ большой другъ моего тестя Вельяшева, извстный юристъ Александръ Львовичъ Боровиковскій и, кажется, Лихачевъ, бывшій потомъ городскимъ головой и впослдствіи сенаторомъ. Хозяева, видимо, всячески старались угодить и ублажить нервнаго гостя, хозяйка прямо труса праздновала и всплескивала руками, если что-нибудь не такъ удавалось.
Салтыковъ весь вечеръ проигралъ въ карты, я же переходилъ отъ одного къ другому свободному гостю и упражнялся въ разговорахъ, такъ какъ въ карты совсмъ не играю. По временамъ, впрочемъ, слышенъ былъ будто нсколько повышенный голосъ Михаила Евграфовича, но затмъ немедленно слдовала шутка остроумнаго Унковскаго, и все приходило опять въ порядокъ. За ужиномъ, или за чаемъ наступилъ большой антрактъ, въ теченіе котораго мн и пришлось бесдовать съ Салтыковымъ. Я ему разсказалъ между прочимъ, какъ мы, воспитанники Рязанскаго т. п. Благороднаго пансіона, бгали когда-то тайкомъ отъ своихъ надзирателей смотрть несчастнаго повсившагося казачка, котораго Михаилъ Евграфовичъ описалъ въ одномъ своемъ разсказ во время его службы въ Рязани. Салтыковъ немедленно оживился при упоминаніи о Рязани и вступилъ со мной въ охотный и длинный разговоръ по поводу ея. Видимо, Рязань оставила на немъ глубокое впечатлніе, онъ разсказывалъ мн довольно долго о своихъ рязанскихъ знакомыхъ и о тхъ господахъ помщикахъ, гд служилъ вышеупомянутый казачекъ, и который подалъ поводъ къ его разсказу. Многое изъ того, что онъ разсказывалъ, къ сожалнію, ускользнуло изъ моей головы, тмъ боле, что скоро нашъ разговоръ перешелъ въ общій, между прочимъ припоминаю, что А. Л. Боровиковскій поднялъ вопросъ, почему-то, вроятно, придравшись къ какому-нибудь случаю того времени, объ адвокатской этик: всякое ли дло иметъ право брать адвокатъ для защиты или нтъ? къ сожалнію, я не помню, что высказалъ по этому поводу Салтыковъ, и скоро споръ продолжался между нами двумя. А. Л. упорно держался мннія, что адвокатъ долженъ брать всякое дло, если только оно соотвтствуетъ его личнымъ убжденіямъ. Я же старался ограничить этотъ слишкомъ обширный и неопредленный кругъ принимаемыхъ длъ исключительно уголовными длами, въ гражданскихъ же длахъ я выражалъ мнніе: такъ какъ право писанное очень расходится нердко съ правомъ моральнымъ, поэтому дла гражданскія должны съ особенною осторожностью приниматься къ разсмотрнію, исключительно лишь т, при томъ, которыя оправдываются общими началами нравственности.
Изъ состава редакціи ‘Отечественныя Записки’ я чаще всего видался, кром Елисева, съ Николаемъ Константиновичемъ Михайловскимъ, съ нимъ меня познакомилъ Николай Ивановичъ Зиберъ, постоянно проживавшій за границей, но въ этотъ разъ почему-то временно находившійся въ Петербург. Мы безъ церемоніи явились къ нему съ Зиберомъ въ его пріемный день, не помню какой, и были очень любезно приняты. Николай Константиновичъ объявилъ мн, что онъ уже обо мн слыхалъ отъ своего пріятеля Глба Успенскаго, который видлъ меня какъ-то въ Москв (и даже бывалъ у меня) и много ему разсказывалъ о моей личности, какъ новомъ-де тип профессоровъ, которые своимъ дломъ прилежно занимаются, а въ то же время и выпить при случа не прочь, и который отлично фехтуетъ на всякихъ смертоносныхъ оружіяхъ, начиная съ рапиры и эспадрона и кончая штыкомъ (я дйствительно тогда усердно занимался фехтованьемъ по совту врачей)!..
Впослдствіи нашему сближенію съ Н. К. Михайловскимъ много способствовала его милая племянница (дочь его сестры) Марія Геннадіевна Мягкова, ученица Московской Консерваторіи. Н. К. М., когда эта молодая особа поступила въ Консерваторію, просилъ насъ письменно изъ Петербурга позаботиться о ней, оказать возможное радушіе, что мы и сдлали: черезъ нее мы получали часто извстія о дяд.
Вечера у Михайловскаго мн очень нравились по своей непринужденности, интересной болтовн и сообщенію всхъ литературныхъ и городскихъ новостей. главнаго украшенія общества — дамъ, насколько я припоминаю, почти не бывало, можетъ быть, впрочемъ вслдствіе нелегальнаго положенія супруги хозяина. Съ Григоріемъ Захарьевичемъ Елисевымъ онъ былъ въ положительной ссор по извстнымъ тогда въ Петербург причинамъ, а o Салтыков просто избгалъ почему-то говорить. Изъ его постителей чаще всего я припоминаю Анненскаго и Кривенко, и въ пріятной бесд съ хозяиномъ и ими двумя и за стаканомъ рейнвейна, почему-то тамъ любимаго, мы засиживались долго за полночь.
Впослдствіи, моя пріязнь съ Михайловскимъ продолжалась довольно долго и, бывая въ Москв, онъ посщалъ меня, а я въ свою очередь бывалъ у него, но, увы, уже долго спустя посл кончины ‘Отечественныхъ Записокъ’ и перехода Михайловскаго въ ‘Русское Богатство’ нашей дружб суждено было покончиться. Николай Константиновичъ прежде всего былъ человкъ кружковый и строго смотрлъ, чтобы никто изъ его добрыхъ пріятелей не отступалъ отъ малйшей буквы правилъ и завтовъ, принятыхъ кружкомъ въ былое время, между тмъ вмст съ годами шла, естественно, перемна взглядовъ въ русскомъ. обществ. Появлялись новыя направленія, новые писатели, переставшіе поклоняться старымъ богамъ. Какъ извстно, Михайловскій не переносилъ этого и немедленно вступилъ напр. въ борьбу съ народившимся въ 90-хъ годахъ поколніемъ ново-марксистовъ.
Хотя я всегда считалъ себя противникомъ Маркса и Марксъ, мн былъ крайне несимпатиченъ, тмъ не мене вновь созданное направленіе ново-марксистовъ вызвало немедленно мое сочувствіе и симпатіи въ одномъ отношеніи своимъ стремленіемъ освободиться отъ привычной рутины и здравыми взглядами во многихъ вопросахъ экономіи. Между прочимъ, въ нсколькихъ строкахъ своей новой книги ‘Промысловые синдикаты’ я сказалъ комплиментъ талантливому и остроумному очерку г. П. В. Струве, и что съ главнйшими его выводами я вполн-де согласенъ {См. ‘Промысловые синдикаты или предпринимательскіе союзы для регулированія производства преимущественно въ Соединенныхъ Штатахъ Сверной Америки’. СПБ. 1895 г. И. И. Янжулъ, стр. 402.}. Моя книга о синдикатахъ положила конецъ нашей дружб съ Михайловскимъ, онъ пересталъ у меня бывать, посщая Москву, а въ ‘Русскомъ Богатств’ появилась довольно нелпая, но рзкая критика о моей книг, написанная, по слухамъ, моимъ товарищемъ и ученикомъ профессоромъ Карышевымъ.
Sic transit gloria mundi!!!…
До настоящаго времени я говорилъ лишь о положительныхъ типахъ нашей литературы, людяхъ вполн добропорядочныхъ и въ большей или меньшей степени извстныхъ по своему таланту и той польз для родной литературы, которую они посильно принесли. Въ заключеніе этого отдла моихъ воспоминаніи, я хочу хотя бы въ сжатой передач разсказать то, что память моя сохранила о совершенно иного рода нашемъ литератор, отрицательномъ тип журналистики, который принесъ ей очень сомнительную долю пользы, но въ личной жизни своей оказалъ русскому обществу несомннно много вреда.
Я разумю свое преходящее, но по сложности времени довольно продолжительное знакомство съ однимъ любопытнымъ субъектомъ, долго вращавшимся въ нашей литературной сред, — это Евгеній Львовичъ Кочетовъ, корреспондентъ и фельетонистъ.
Если память не измняетъ, наша встрча съ нимъ въ первый разъ произошла еще въ 1866 году. Я проживалъ тогда въ Москв въ дом дьякона Покровскаго около Патріаршихъ Прудовъ, набитаго студентами, въ маленькой каморк съ очень легкой стной или перегородкой, отдлявшей меня отъ сосдней большой комнаты, занятой какимъ-то корректоромъ изъ Синодальной типографіи Зубковымъ, женатымъ человкомъ, довольно смирнымъ малымъ, но по временамъ выпивавшимъ. Въ одну ночь, мы со студентомъ Павломъ Ивановичемъ Кедровымъ, моимъ хорошимъ пріятелемъ, сидя за чаемъ въ моей комнат, услышали въ комнат Зубковыхъ крупный разговоръ, который скоро перешелъ въ явную ссору, едва не драку: съ одной стороны слышались угрозы выгнать на морозъ (а морозъ былъ тогда сильный въ середин зимы), съ другой стороны жалобы на судьбу и на жестокость людей. Поневол прислушиваясь, мы поняли только одно, что хозяинъ комнаты Зубковъ, котораго мы знали, выгоняетъ какого-то господина, у него ночевавшаго за какое-то оскорбленіе, нанесенное имъ его жен, говорившаго все это довольно пьянымъ голосомъ. Молодой жалобный мужской голосъ умолялъ его о милосердіи, уврялъ въ своей невинности и больше всего ссылался на то, что у него вдь нтъ теплаго пальто, теперь холодно и онъ замерзнетъ и т. д. Но все было напрасно, скоро послышалась возня, изъ сосдней комнаты кого-то выталкивали въ общій корридоръ. Мы съ Кедровымъ немедленно бросились въ корридоръ и увидали плачущаго юношу лтъ двадцати съ чмъ-то, небольшого роста и одтаго очень налегк.
Возмущенные фактомъ безчеловчія, мы немедленно пригласили пострадавшаго ко мн въ комнату, завряя, что мы не дадимъ ему замерзнуть, какъ бы заране гарантируя его отъ такой случайности, напоили его чаемъ съ ромомъ, при чемъ поздно замтили, что онъ и такъ уже выпилъ изрядно. Этотъ молодой человкъ и былъ Евгеній Львовичъ Кочетовъ {Е. Л. Кочетовъ всегда подписывался, насколько мн извстно, ‘Львовъ-Кочетовъ’, — его литературное имя.}, эстандартъ-юнкеръ какого-то кавалерійскаго полка (‘штыкъ-юнкеръ’ по студенческому прозвищу) впослдствіи же извстнйшій сотрудникъ ‘Московскихъ Вдомостей’ и ‘Новаго Времени’. Таково было начало нашего знакомства съ этимъ интереснымъ субъектомъ изъ литературнаго міра.
Изъ его разсказовъ въ этотъ же вечеръ немедленно мы узнали, что Кочетовъ сынъ, будто бы, богатыхъ тульскихъ или орловскихъ помщиковъ, но въ ссор съ отцомъ и что посл хорошей домашней подготовки и, кажется, какого-то кадетскаго корпуса онъ поступилъ на военную службу юнкеромъ въ кавалерійскій полкъ, стоявшій гд-то около Вильны, тамъ посл непродолжительной службы, во время повстанія, онъ попалъ въ какую-то исторію, влюбился въ польку и въ чемъ-то ей проговорился, въ очень важномъ, за это онъ былъ заключенъ въ тюрьму и нсколько мсяцевъ сидлъ въ ожиданія надъ собою военнаго суда, будто бы, угрожавшаго ему смертной казнью, въ заключеніе по какому-то счастливому случаю онъ былъ освобожденъ отъ суда и выпущенъ на свободу. Посл этого онъ отправился въ Петербургъ, гд имлъ разныя занятія, между прочимъ состоялъ, будто бы, переводчикомъ при Петербургскомъ Окружномъ суд, благодаря хорошему знанію языковъ, изученныхъ еще дома, а отчасти во время службы. Онъ, дйствительно, при насъ съ Кедровымъ говорилъ съ разными лицами довольно свободно по-нмецки, по-французски, по-польски и на еврейскомъ жаргон. Въ Москву онъ былъ вызванъ (намъ извстно но слухамъ) магистрантомъ Ляпидевскимъ, пригласившимъ его для какого-то совмстнаго изданія не то журнала, не то книгъ, но Ляпидевскій, будто бы, въ конц концовъ обманулъ его и никакой работы ему не предоставилъ, и онъ, проживши скоро ране сдланныя имъ сбереженія, уже боле мсяца жилъ, какъ мы, студенты, выражались, ‘закладнымъ правомъ’ — спустилъ все, что имлъ.
Пріискивая средства къ существованію, онъ описывалъ тогда свои приключенія въ Западномъ кра въ сочиненіи, озаглавленномъ ‘Недавнее съ Недалекаго Запада’ и теперь пріискивалъ издателя, при этомъ онъ намъ показалъ, вынувъ изъ кармана, небольшую засаленную рукопись, довольно дурно написанную, съ помарками и ошибками. Теперь-де онъ, для исправленія своихъ ошибокъ, въ виду литературной неопытноcти, познакомился съ нашимъ сосдомъ Зубковымъ и послдніе дня даже у него ночевалъ, но сегодня Зубковъ будто бы вообразилъ, что онъ ухаживаетъ за его женой и, наговоривши ему дерзостей, выгналъ его, какъ мы видли, и поставилъ въ ужасное положеніе. Мы немедленно съ Кедровымъ объявили ему, что мы не дадимъ ему замерзнуть и но можемъ, чмъ возможно. На эту ночь я предложилъ ему (на что молодость только способна!) раздлить со мною единственную постель, очень узкую и колченогую, а на завтра мы его устроимъ-де лучше и боле прочно, такъ и сдлали: эту ночь мы проспали съ нимъ не особенно удобно, а на другой день онъ помстился въ квартир Кедрова, въ Спиридоновскомъ переулк, въ такъ называемомъ студенческомъ вагон Цемпша (большой деревянный длинный срубъ, стоявшій посреди большого двора и набитый студентами, какъ русская изба тараканами). Комната была побольше моей, и хозяйка Кедрова откуда-то притащила диванъ, и на немъ водворился Кочетовъ, предвкушая свою будущую знаменитость въ газетномъ дл!..
Прежде всего намъ съ Кедровымъ, такъ сказать, воспріемнымъ отцамъ этого злосчастнаго литератора, представлялось ршить вопросъ, какъ добыть ему средства къ существованію, которыхъ у насъ самихъ было мало?! Мы скоро убдились, при ближайшемъ съ нимъ знакомств, что онъ самъ слишкомъ мало образованъ, чтобы быть путнымъ преподавателемъ, кром разв разговорныхъ языковъ. Тутъ внезапно явился и созрлъ у насъ смлый финансовый планъ, такъ какъ по его словамъ имъ было заложено чуть ли не цлое большое имущество по разнымъ закладчикамъ, и вотъ до Стали нкоторую сумму денегъ и похали съ господиномъ Кочетовымъ къ разнымъ евреямъ въ Зарядье отыскивать его имущество и, смотря по сумм залога или стоимости его, выкупать или продавать, оказалось, дйствительно, что имъ заложено довольно обширный на нашъ студенческій взглядъ гардеробъ и даже золотыя и серебряныя вещи, что стояло того, мы выкупали, перезакладывали и продавали, этимъ путемъ была выручена довольно порядочная. по нашимъ соображеніямъ, сумма, которая и была вручена Кочетову на прожитье и расплату съ нами. Мы прожили вмст, помнится, еще два весеннихъ мсяца въ дом Цемпша, и только ближе къ лту, въ конц нашихъ экзаменовъ, нашли какой-то подходящій урокъ для Кочетова въ Смоленскую губернію, къ помщику Иванову, куда онъ и ухалъ.
Изъ продолжительной довольно жизни его въ дом Цемпша, среди студенческой компаніи, для насъ выяснилась, какъ я сказалъ раньше, во-первыхъ, — малая образованность г. Кочетова, тогда еще плохо владвшаго перомъ, и во-вторыхъ, — удивительнйшая феноменальная лживость: можно сказать, каждый день онъ придумывалъ какой-нибудь слухъ или извстіе, которое въ скоромъ времени не подтверждалось, первоначально это ему сходило съ рукъ, но вскор молодежь, не терпвшая надъ собой издвательства, начала его преслдовать за вранье. Онъ съежился и присмирлъ. Никому изъ насъ ршительно, несмотря на вс сдланныя ему любезности, онъ не доказалъ никакой благодарности и простился очень холодно, когда ухалъ на урокъ. Его сплетни не разъ служили поводомъ ссоръ между пріятелями.
Примрно черезъ годъ, мы съ Кедровымъ, или кто-то изъ насъ, встртилъ на улиц Евгенія Кочетова, на этотъ разъ уже вполн прилично одтаго и гордо поднявшаго голову. На наши вопросы, что онъ длаетъ и когда вернулся съ урока, Кочетовъ отвчалъ, что онъ покончилъ скандаломъ съ послднимъ хозяиномъ Ивановымъ, такъ какъ онъ невозможный человкъ и предъявлялъ ему неосновательныя, будто бы, требованія, что онъ теперь находится здсь въ Москв не одинъ, а съ двицей, которую привезъ изъ Смоленской губерніи и на которой собирается жениться. При этомъ просилъ къ себ зайти въ сравнительно очень приличные номера на Никитской. Кто-то изъ насъ зашелъ къ нему, и оказалось, дйствительно, онъ жилъ довольно зажиточно съ двицей немолодой и некрасивой, племянницей одного изъ знаменитыхъ Севастопольскихъ адмираловъ (фамилію я забылъ), при чемъ Кочетовъ открыто хвасталъ золотыми и серебряными вещами, принадлежавшими родственнику его гражданской жены.
Мое личное знакомство этотъ разъ съ Кочетовымъ возобновилось и продолжалось не долго. Квартира его превратилась совершенно въ игорный домъ и по временамъ, не стсняясь, очень грубо онъ помыкалъ этой несчастной двушкой, которую съ собой привезъ. Я скоро прекратилъ свои посщенія, но извстія о немъ постоянно доходили до меня, сначала черезъ прислугу, потомъ разныхъ общихъ знакомыхъ. Прислуга разсказывала, напримръ, разные ужасы, какъ онъ обращается съ женой, при чемъ подъ конецъ онъ бросилъ или выгналъ ее и все ея наличное имущество осталось, будто бы, въ его собственности!..
Прошелъ еще годъ, я, оставленный при университет, жилъ въ деревн на урок у родителей своего товарища по университету графа Камаровскаго. Кто-то въ семь прочелъ и обратилъ мое вниманіе и.а романтическое убійство. Двица Тр. изъ хорошей семьи (сестра ея — жена извстнаго тогда писателя Ф. Д. Нефедова), имла несчастье сблизиться съ тмъ же самымъ г. Кочетовымъ, въ какихъ-то номерахъ или меблированныхъ комнатахъ, гд она жила, или очутилась, ночью однажды послышались громкіе, сердитые голоса, раздался выстрлъ, и когда явились прислуга и полиція, то оказались на-лицо: г. Кочетовъ и сильно раненая двица Тр. Кочетовъ сначала показалъ, что онъ будто бы нечаянно ее ранилъ, а затмъ двица заявила, со своей стороны, что никто не виноватъ, она сама стрляла въ себя, но къ сожалнію неудачно. Этотъ случай вызвалъ большіе толки въ Москв, и вс утверждали довольно единогласно, что это было покушеніе на убійство, но несчастная двушка приняла по любви на себя.
Съ тхъ поръ въ продолженіе довольно многихъ лтъ мн не приходилось встрчаться съ виновникомъ всхъ этихъ исторій, но изрдка слышалъ о разныхъ романическихъ приключеніяхъ въ томъ же род. Любопытно во всемъ этомъ, что этотъ русскій Донъ-Жуанъ не обладалъ вовсе красивою наружностью, небольшого роста, довольно полный, круглая голова и торчащіе рыжіе усы, такъ что напоминалъ собою фигуру кота, но ршительность, назойливость и нахальство обнаруживалъ всегда въ достаточной степени, очевидно, что этихъ качествъ, вроятно, было довольно для его побдъ.
Въ восьмидесятыхъ годахъ Кочетовъ уже состоялъ въ ‘Московскихъ Вдомостяхъ’, въ качеств извстнаго корреспондента, здилъ во время Русско-Турецкой кампаніи на войну, а затмъ нсколько лтъ былъ корреспондентомъ ‘Новаго Времени’. Приблизительно въ это же время онъ сдлалъ скандалъ въ редакціи ‘Русскихъ Вдомостей’ и вызвалъ В. М. Соболевскаго и кого-то другого на дуэль. Поздне, уже въ девяностыхъ годахъ, къ моему великому удивленію, я узналъ изъ газетъ, что Кочетовъ поступилъ на государственную службу по министерству финансовъ и былъ назначенъ сразу на важную должность директора Русскаго Черноморско-Дунайскаго Пароходнаго Общества, посл закрытія котораго онъ скоро и умеръ. Мн пришлось его видть послдній разъ въ жизни въ мст, гд я никакъ не ожидалъ, — при посщеніи дома X Н. Толстого. Я тотчасъ же узналъ его сидящаго за чайнымъ столомъ въ кругу семьи Толстого, посреди дамъ. Отъ кого-то изъ лицъ семейства Льва Николаевича я узналъ тогда же, что это было чуть ли не первое его посщеніе и, разумется, я счелъ долгомъ немедленно разсказать, какую личность представлялъ изъ себя этотъ господинъ и какъ осторожно надо относиться къ его знакомству.
Въ заключеніе разскажу одну нехорошую продлку, или шалость господина Кочетова, которая нанесла многимъ непріятности. Весной въ 1866 году, когда мы съ Кедровымъ открыли Кочетова и спасли его отъ замерзанія, случился извстный Каракозовскій выстрлъ въ Государя Александра II, посл него полиція, естественно, обнаружила усиленную дятельность въ многочисленныхъ обыскахъ и арестахъ у студентовъ, въ томъ числ былъ обыскъ въ знакомомъ намъ вагон Цемпша. Спасаясь отъ будущихъ непріятностей, многіе студенты начали поэтому уничтожать или прятать свои письма или запрещенныя книги, чтобы себя не компрометтировать, на случай обыска, въ числ прочихъ и мы съ Кедровымъ, хотя мы и не имли ничего выдающагося, чтобы скрывать, но владли, конечно, немногими книгами, врод Герцена, Фейербаха и т. д., и я, между прочимъ, имлъ свое гимназическое сочиненіе о французской революціи, казавшееся мн весьма краснымъ. Мы начали думать, куда бы намъ скрыть вс эти творенія на время, какъ вдругъ наши совщанія прервалъ незадолго передъ тмъ спасенный нами Кочетовъ: ‘Да я вамъ, господа, отлично могу спрятать!’ ‘Куда вы можете спрятать?’ ‘Видите ли, вчера (хотя объ этомъ ничего не слыхали) я случайно нашелъ свою родственницу, старушку-тетушку, живущую въ Замоскворчь, на церковномъ двор въ маленькомъ домик’. Мы имли глупость съ Кедровымъ ему поврить, собрали все якобы запрещенное, что у насъ было, завернули въ толстую сахарную бумагу, перевязали крпкими бичевками и передали Кочетову. На другой день, на нашъ запросъ, онъ отвтилъ, что отнесъ къ тетушк, и та съ удовольствіемъ согласилась беречь, сколько времени мы пожелаемъ. Затмъ, какъ это водится съ беззаботной молодостью, мы просто забыли всю эту исторію о нашихъ запретныхъ книгахъ.
Черезъ полтора примрно года уже, кончивши, помнится, курсъ, лтомъ я, гуляя, встртилъ гд-то на Спиридоновк добрйшую старушку Анну Ивановну, содержательницу комнатъ въ вагон Цемпша, гд жили раньше Кедровъ и Кочетовъ, естественно, разспросы о здоровь и ‘какъ поживаете?’. Старушка Анна Ивановна пользовалась большимъ расположеніемъ своихъ жильцовъ, ибо готовила вкусно и ждала долго деньги со студентовъ. Подлились общими воспоминаніями, какъ вдругъ она вспоминаетъ: ‘А знаете, прошлый годъ меня едва не уморили вы, господа студенты!’ ‘Что же такое съ вами случилось?’ ‘Представьте себ, изъ подъ нашего дома, собаки, которыхъ было всегда такъ много на двор, вытащили къ лту какой-то свертокъ съ книгами и порядочно растрепали его, дворникъ отнялъ у нихъ этотъ свертокъ, увидавши книги — нчто цнное, отнесъ хозяину, хозяинъ такъ и такъ передалъ въ участокъ — запрещенное-де. Вотъ и пошла писать губернія!’ Въ это время у генералъ-губернатора засдала особая комиссія но длу о Каракозов, — производилось слдствіе. Бдную старушку Анну Ивановну начали таскать для допросовъ чуть не каждый день, кому принадлежали книги, бумаги, и кто у нея жилъ? ‘Ну, что же мн было отвчать?!’ возражала бдная Анна Ивановна. ‘почемъ же я знаю, кому эти книги понадобились. Да студенты, по правд сказать, книгами мало и занимались’. ‘А не было ли у васъ такихъ, которые занимались этими книжками и политикой?’. Я имъ говорю: ‘больше господа занимались водкой, двицами’. Смются и пристаютъ ко мн, а одинъ даже пригрозилъ. Спасибо, добрый жандармскій полковникъ подарилъ мн 3 рубля и отпустилъ: ‘Ну, старушка, ступайте, больше къ вамъ приставать не будутъ!’.
Таковы оказались послдствія и слды бездльнаго вранья Евгенія Львовича Кочетова, безъ всякой личной надобности, для краснаго словца о какой-то несуществующей тетушк, погубившаго наши рукописи и книги и надлавшаго кучу непріятностей невинной старух!!!…

ГЛАВА VII.

Изъ воспоминаній о В. К. Плеве. Первая моя встрча съ Плеве, въ дни молодости, въ позд желзной дороги, — Дальнйшее знакомство въ Москв и Петербург.— В. К. Плеве, какъ Предсдатель Комиссіи по рабочему вопросу (Тов. мин. В. Д.).— Встрча съ В. К. И., какъ Государственнымъ Секретаремъ.— Моя поздка въ Энчёпингъ въ Швеціи къ д-ру Вестерлунду.— Назначеніе В. К. П. Министромъ Внутр. Длъ и мои размышленія на одр болзни по этому поводу.— Возвращеніе въ Петербургъ и дловое свиданіе съ Плеве.— Бесда о нкоторыхъ тревожныхъ общественныхъ симптомахъ и ея ближайшіе результаты.— Рабочій, университетскій и еврейскій вопросы и предположенныя въ нихъ реформы.— Порученіе мн — выработать планъ государственныхъ экзаменовъ для чиновъ Министерства В. Длъ.— Проектъ широкой реформы организаціи рабочаго вопроса и рабочей статистики въ Россіи.— Печальный конецъ всхъ плановъ Плеве вмст съ катастрофой, его постигшей.

Въ конц 70-хъ или начал 80-хъ годовъ прошлаго вка я возвращался съ женой въ Москву на позд Московско-Брестской дороги изъ Англіи, куда здилъ почти ежегодно работать въ библіотек Британскаго Музея надъ своими книгами. Въ большомъ отдленіи второго класса, какъ помнится, оригинальнаго устройства (теперь такихъ вагоновъ не встрчается) мы сидли всю дорогу до Москвы лишь втроемъ, такъ какъ въ послднюю минуту отхода позда изъ Варшавы вошелъ къ намъ въ купэ какой-то господинъ весьма моложавый на видъ, съ сакомъ въ рукахъ. Онъ услся въ одномъ углу обширнаго купэ, и скоро между нами завязался оживленный разговоръ, къ видимому удовольствію обихъ сторонъ. Оказалось, что нашъ спутникъ также русскій и даже, подобно мн, бывшій питомецъ Московскаго университета — юристъ по образованію и въ то время служилъ въ Варшав товарищемъ прокурора, кажется, судебной палаты. Когда, въ свою очередь, я назвалъ ему свой родъ занятій — профессорство въ Московскомъ университет по финансовому праву, то онъ немедленно сообразилъ, кто я и даже назвалъ фамилію, которую встрчалъ въ газетахъ. Естественно, оставалось посл этого сдлать шагъ дальше — взаимно другъ другу представиться, что мы и исполнили. Нашъ случайный спутникъ оказался моимъ товарищемъ по университету, старше выпускомъ на два года: это былъ Вячеславъ Константиновичъ Плеве.
Такъ началось наше оригинальное знакомство съ Плеве, продолжавшееся, хотя съ большими перерывами, около тридцати лтъ, въ бытность мою студентомъ я его не встрчалъ и не зналъ. В. К. Плеве оказался весьма образованнымъ и пріятнымъ собесдникомъ, и наша длинная дорога отъ Варшавы до Москвы прошла большею частью въ оживленныхъ разговорахъ по самымъ разнообразнымъ вопросамъ. Онъ много читалъ, наблюдалъ и думалъ и къ моему большому удовольствію оказался очень начитаннымъ въ произведеніяхъ писателя, которому я тогда очень поклонялся — Салтыкова-Щедрина. Мы частенько обмнивались воспоминаніями о сарказмахъ и насмшкахъ нашего сатирика и припоминали его острыя ‘словечки’, никакъ, разумется, не предугадывая возможность, что одинъ изъ насъ сдлается въ будущемъ властителемъ судебъ той самой печати, объ одномъ изъ талантливыхъ представителей которой мы тогда вспоминали, прерывая разговоръ смхомъ…
Лишь изрдка Вячеславъ Константиновичъ какъ-то внезапно задумывался во время нашего разговора и даже на время переходилъ въ сосднее купэ. Какъ выяснилось для меня впослдствіи, тутъ были дв причины: во-первыхъ, мои скверныя грошевыя нмецкія сигары, дыма которыхъ онъ не терплъ и изъ деликатности мн ни слова о томъ не сообщилъ, а во-вторыхъ (и всего, конечно, важне), забота и дума о больной жен, къ которой, какъ оказалось, онъ халъ во Владиміръ, гд она гостила у своихъ родственниковъ и сильно заболла.
Къ концу нашего двухъ или трехдневнаго путешествія на очень скучномъ позд. время на которомъ, впрочемъ, на этотъ разъ прошло незамтно, мы настолько подружились съ Плеве, что дали взаимное общаніе отнюдь не прерывать начавшееся знакомство и при случа навщать другъ друга, и дйствительно, спустя какую-нибудь недлю посл нашего прізда въ Москву, онъ появился въ моей скромной квартир на Малой Грузинской и извиняясь, что не могъ привезти съ собой къ намъ жену, которая еще не достаточно оправилась, сообщилъ намъ подробныя свднія о ея болзни и просилъ не забывать о немъ, когда будемъ опять прозжать за границу черезъ Варшаву.
Вмсто Варшавы, однако, мн пришлось, черезъ нсколько лтъ видть и навстить его уже въ С.-Петербург, гд онъ быстро сдлался прокуроромъ судебной палаты. Тамъ я имлъ честь познакомиться съ его супругой и разными сослуживцами на довольно большомъ обд, который онъ давалъ по какому-то семейному поводу. Затмъ, временно, наше знакомство какъ-то пріостановилось, и нсколько лтъ я его не видалъ. Онъ перешелъ на службу въ Министерство Внутреннихъ Длъ я сдлался Директоромъ Департамента полиціи. Хотя я никогда и никакихъ политическихъ грховъ за собою не имлъ и былъ тмъ, что называется нын строго-корректнымъ, но было какъ-то неловко въ то время, ради мннія товарищей, продолжать съ нимъ частое общеніе, и я постепенно пересталъ заходить къ нему, посщая С.-Петербургъ. Обстоятельства скоро, однако, заставили явиться къ нему и при томъ полуоффиціальнымъ просителемъ: въ 1882 году, какъ я это сообщалъ въ другомъ мст моихъ ‘Воспоминаній’, въ тогдашнее Министерство Финансовъ Бунге я получилъ приглашеніе занять вновь учрежденную должность фабричнаго инспектора. Одинаково какъ мн, такъ и Министерству, посл предварительныхъ и удовлетворительныхъ обо мн справокъ въ надлежащихъ вдомствахъ, было желательно возможно ускоренное утвержденіе меня въ должности, дабы я могъ начать немедля объздъ своего округа для изученія фабрикъ и участвовать въ разныхъ комиссіяхъ. На обд у H. X. Бунге, который выражалъ мн но этому поводу свои желанія, я мелькомъ обмолвился о своемъ старомъ знакомств съ Плеве. Бунге немедленно сталъ настаивать, что въ такомъ случа я долженъ навститъ его и просить объ ускореніи, такъ какъ Департаментъ Полиціи — единственная инстанція, справки отъ которой обо мн не достаетъ!
Разумется, я немедленно поспшилъ явиться къ Плеве, но два раза напрасно, не заставая его на квартир я въ третій разъ отправился прямо въ Департаментъ, — къ Цпному мосту — гд засталъ его, какъ сообщилъ мн дежурный жандармъ, за дломъ. Я послалъ ему карточку и былъ принятъ весьма скоро, но видимо холодно и оффиціально, не такъ, какъ прежде, въ комнат, гд онъ производилъ, вроятно, какое-нибудь дознаніе или допросъ. На вопросительный его взглядъ я обстоятельно объяснилъ. причину визита я даже сказалъ, что длаю его по совту Бунге. ‘Я надюсь’, отвтилъ мн Плеве, ‘что относительно Васъ никакихъ препятствій не встртится… Но скажите мн, пожалуйста, какимъ образомъ Вы думаете совмстить Вашу новую должность съ профессурой и совмстимы ли он?’ Я ему горячо и довольно длинно объяснилъ желаніе мое принести Россіи посильную пользу правильной постановкой фабричнаго и рабочаго законодательства у насъ и доказывалъ, что сверхъ того эта новая обязанность должна доставить мн много полезныхъ экономическихъ свдній, которыхъ даже, какъ профессоръ и ученый, я инымъ способомъ и получить не въ состояніи, особенно въ Россіи и о Россіи.
Плеве, повидимому, со мной согласился и сказалъ только: ‘Въ такомъ случа желаю Вамъ успха и общаю категорически завтра же послать въ Министерство Финансовъ о Васъ удовлетворительный отзывъ… Прощайте’!
Слдующее мое свиданіе съ Вячеславомъ Константиновичемъ произошло черезъ два года въ комиссіи по пересмотру нашихъ фабричныхъ законовъ и уже было описано въ одной изъ предшествующихъ главъ. В. К. Плеве уже занималъ постъ Товарища Министра при граф Толстомъ, я ему поручено было Министромъ предсдательство междувдомственной комиссіи, созданной по поводу частыхъ въ то время волненій между рабочими. Все теченіе занятій этой комиссіи и важные результаты ея работы, положившей начало у насъ законодательству по этому предмету, описаны мною на своемъ мст достаточно подробно, а потому я повторять ихъ и.е буду. Я принималъ участіе въ этой комиссіи весьма дятельное и видался съ Плеве очень часто въ теченіе нсколькихъ мсяцевъ, проведенныхъ въ С.-Петербург. Относился онъ ко мн сначала довольно холодно и сдержанно подъ вліяніемъ, очевидно, воспоминаній (какъ и сознался впослдствіи) о моемъ пренебреженіи его знакомствомъ въ бытность его въ Департамент полиціи. Поздне, однако, постепенно ледъ растаялъ, работая совмстно и видя во мн, какъ онъ не разъ замчалъ, незамнимаго помощника въ выработк правилъ новаго промышленнаго и рабочаго законодательства, онъ сдлался любезне. Нсколько разъ Вячеславъ Константиновичъ являлся ко мн для посщенія и бесды въ скромнйшую Марьинскую гостиницу въ Апраксиномъ двор, въ которой я останавливался, подшучивая даже надъ моимъ домашнимъ костюмомъ (жакетка съ прорвавными локтями) и простотой, съ которой я жилъ въ гостиниц, излюбленной лишь мелкими провинціальными купцами и торговцами!
Посл окончанія фабрично-заводской коммиссіи, и затмъ опубликованія ея результатовъ въ вид новыхъ законовъ 1885—86 годовъ я видлъ въ ближайшее къ тому время Плеве всего раза три и изъ нихъ одинъ разъ по его личной иниціатив, а именно: онъ просилъ меня черезъ полгода сообщить ему письменно для будущихъ соображеній о разныхъ неудобствахъ и недосмотрахъ новыхъ фабричныхъ законовъ, обнаруженныхъ практикой, что я и сдлалъ въ особомъ довольно обширномъ доклад (напечатанномъ мною впослдствіи въ приложеніи къ моей книг ‘Воспоминанія фабричнаго инспектора перваго призыва’). Затмъ, какъ сообщалось объ этомъ мною раньше, въ 1886 году, когда низменные представители печати врод г. Шарапова и Гилярова-Платонова съ самими гг. фабрикантами начали противъ меня настойчивую травлю въ печати и засыпали доносами начальство, чтобы выкурить меня изъ фабричныхъ инспекторовъ, мн пришлось вновь побезпокоить и обратиться къ Плеве съ просьбой о помощи и защит противъ этихъ недостойныхъ преслдованій. Собственно одна ничтожная капля переполнила этотъ грязный бассейнъ доносовъ и сплетенъ. Въ расцнкахъ фабричныхъ лавокъ (спеціально Богородско-Глуховской фабрики Морозовыхъ) были вычеркнуты моимъ помощникомъ недозволенные къ продаж разные сорта дорогой рыбы: осетрины, семги и пр., отпускаемой въ лавк въ кредитъ. Это сдлано было въ силу данныхъ намъ словесно инструкцій изъ Петербурга и вовсе не по моему личному желанію. Г. Шараповъ донесъ въ своей стать, что эта мра инспекціи указываетъ на ея желаніе препятствовать и ограничивать рабочихъ-де отъ соблюденія постовъ, предписанныхъ нашею церковью… и вотъ, какъ выражается одинъ изъ героевъ Тургенева, ‘Бирюлевскимъ барышнямъ все сдлалось извстно!…’
Изъ вполн врнаго источника, которыя назвать не могу, я получилъ извстіе изъ Петербурга, что эта гнусная выходка г. литератора, своимъ участіемъ до сихъ поръ срамящаго нашу печать, была доложена и сообщена К. П. Побдоносцеву, и мн посовтовали частнымъ образомъ объясниться я устранить дальнйшій ходъ этой безчестной выдумки. Я похалъ въ Петербургъ просить участія и заступничества Плеве, онъ переговорилъ, какъ объяснилъ мн, съ кмъ надлежитъ, т. е. съ К. П. Побдоносцевымъ, я устранилъ всякія возможныя отсюда осложненія, предупреждая, однако, чтобы впредь я былъ ‘осторожне’… но такъ какъ въ дйствительности, по моему искреннему убжденію, я никакой неосторожности себ не позволялъ, а дйствовалъ лишь согласно духу’ и букв закона, то мысленно тогда же ршилъ уйти изъ инспекторовъ, хотя свое намреніе никому пока не сообщалъ.
Поздне, посл своего выхода изъ состава фабричной инспекціи въ сентябр 1887 года, я утратилъ поводъ и возможность видть В. К. Плеве. Если не ошибаюсь, первый разъ посл этого инцидента — борьбы съ доносами, я встртился съ Плеве, гуляя на улиц осенью или зимою 1898—99 года, уже переселившись въ Петербургъ, въ качеств академика. Обратно съ послдующимъ временемъ въ обществ и печати о Плев, какъ о жен Цезаря въ Рим, молчали или мало говорили: онъ былъ тогда Государственнымъ Секретаремъ, поэтому, естественно, разговоръ какъ-то сразу сосредоточился на мн: онъ разспрашивалъ обо всемъ происходившемъ со мной за эти одиннадцать лтъ, которыя мы не видались, при чемъ къ моему пріятному удивленію обнаружилось, что онъ не только до извстной степени зналъ о разныхъ эпизодахъ моей жизни изъ газетъ и разсказовъ, но даже не прочь мн былъ помочь, гд дло соприкасалось съ его компетенціей. Такъ онъ зналъ и принималъ какое-то косвенное участіе, по своей должности, по поводу моей просьбы о сокращеніи срока моей профессорской пенсіи, ради скорйшаго переселенія въ Петербургъ. Я его проводилъ, при этой встрч, помнится мн, отъ Морской до его квартиры на Литейномъ. Въ заключеніе онъ любезно пригласилъ на минуту зайти къ нему отдохнуть, что я и сдлалъ. Черезъ нсколько дней онъ отплатилъ визитъ, но не засталъ меня на квартир. Я, въ свою очередь, конечно вновь сдлалъ ему посщеніе, но также неудачно: не засталъ дома. Наше возобновленное знакомство какъ-то не клеилось, и я больше его не встрчалъ и только мелькомъ видлъ лотомъ одинъ разъ въ ресторан Кюба, 12 января, въ Татьянинъ день — праздникъ бывшихъ питомцевъ Московскаго университета. Здсь же былъ тогда (если не ошибаюсь, въ 1899 г.) Н. П. Боголповъ, который отвлекъ меня отъ Вячеслава Константиновича начавшимся съ нимъ какимъ-то любопытнымъ разговоромъ.
Прошло опять нсколько лтъ, пока я увидалъ вновь Плеве и при томъ при совершенно особыхъ обстоятельствахъ и условіяхъ. Въ 1902 году мое здоровье опять пошатнулось настолько сильно, что пришлось подумать на этотъ разъ объ экстренномъ леченіи. Въ январ этого года, по совту нсколькихъ моихъ знакомыхъ и между прочимъ добраго Льва Львовича, графа Толстого, сына нашего писателя, я ршился обратиться за совтомъ къ знаменитому шведскому врачу, у насъ еще мало извстному доктору, Теодору Вестерлунду, проживающему зимой обычно въ маленькомъ городк Энчёплигъ (Enkoping) въ Швеція, верстахъ въ шестидесяти отъ Стокгольма. Его паціентами являются преимущественно мстные жители, а также норвежцы, датчане, финляндцъ! и отчасти встрчаются и россіяне. Леченіе его отличается индивидуальнымъ характеромъ, смотря по болзни и личности больного, и не иметъ ничего шаблоннаго, какъ у многихъ другихъ знаменитыхъ врачей. главная суть леченья заключается отнюдь не въ лекарствахъ и стряпн аптекарской кухни (хотя онъ и ихъ не отвергаетъ, обратно съ извстнымъ, напримръ, нмцемъ Ламаншъ), но въ соотвтствующемъ режим, занятіяхъ и питаніи больного. Съ особеннымъ успхомъ, какъ слышно, почтенный докторъ помогаетъ въ болзняхъ сердца и нервовъ, при этомъ онъ сразу завоевываетъ симпатію и полное довріе своихъ паціентовъ своимъ удивительнымъ безкорыстіемъ, о которомъ вс знаютъ. Боже сохрани, Вестерлундъ не запрашиваетъ и не требуетъ ничего напередъ уговорнаго отъ паціента, да еще по такс, какъ это длаютъ вс знаменитые врачи: онъ довольствуется тмъ, что дадутъ, а если паціентъ бденъ, то пользуетъ и совсмъ даромъ. Чтобы лечить по его систем, и чтобы надзоръ за больными былъ удовлетворителенъ, онъ организовалъ въ Энчёпинг нсколько пунктовъ для больныхъ — своего рода санаторіи — sjukhuset. Лица, принимающія въ городк этомъ больныхъ на свое иждивеніе за уговорную плату — обычно дамы, поступаютъ добровольно подъ непосредственный надзоръ доктора Вестерлунда и точно слдуютъ всмъ его указаніямъ и только подъ этимъ непремннымъ условіемъ онъ разршаетъ больнымъ жить въ данныхъ санаторіяхъ. Точно, по золотникамъ, взвшивается пища больного, которая ему отпускается, опредляется строго весь обиходъ дня, что больной долженъ длать — лежать или ходить и сколько времени до минуты, въ случа предписанія, работать, напримръ, на ручномъ ткацкомъ станк. Періодически больные взвшиваются, а жидкія отдленія ежедневно измряются, и все это длается за весьма скромную плату!.. Фёркенъ Гильемо, хозяйка такой санаторіи, у которой мн пришлось жить, была истинной сестрой милосердія, которая вошла во вс интересы моего здоровья я благополучія и была строга лишь относительно размровъ пищи, мн докторомъ предписанныхъ. Она даже для моего развлеченія добыла гд-то кипу русскихъ книгъ, не говоря уже о газетахъ я журналахъ на шведскомъ язык, которому я началъ усердно учиться.
Я пробылъ въ Энчёпняг паціентомъ доктора Вестерлунда всего три мсяца слишкомъ, изъ коихъ около двухъ мсяцевъ леченіе заключалось въ лежаніи день и ночь на строгой, крайне умренной діэт (въ пить ограниченія не было, обратно другимъ системамъ, но пить дозволялось единственно искусственное Виши). Къ этому присоединялся пріемъ каждый вечеръ различнаго слабительнаго лекарства. Тщательное выслушиваніе сердца и постукиванье происходило при каждомъ посщеніи доктора не мене двухъ разъ въ недлю. ‘Вашему сердцу необходимо отдохнуть’, говорилъ этотъ проницательный и въ то же время благороднйшій врачъ и человкъ, и въ этомъ направленіи построена была вся его система. Ритмъ моего сердца значительно улучшился, его біеніе сдлалось правильнымъ и ровнымъ, хотя и было сначала очень слабымъ. Постепенно сердце отдыхало, но я въ то же время благодаря діэт значительно похудлъ, потерялъ въ вс что-то около пуда, и вотъ посл этого продолжительнаго лежанія, докторъ разршилъ мн, наконецъ, встать и попробовать свои силы — прогуляться съ помощью жены и опираясь сильно на палку около четверти часа, затмъ каждый день прогулка наша увеличивалась ровно на пять минутъ, пока не равнялась уже цлымъ двумъ часамъ. Тогда Вестерлундъ объявилъ мое леченіе оконченнымъ, разршилъ вернуться домой, въ Россію, отдохнуть тамъ мсяцъ, другой и затмъ хать въ какую-нибудь горную мстность Швейцаріи или Тироля съ цлью Terrainkur и пользованія живительнымъ горнымъ воздухомъ.
Само собой разумется, что при продолжительномъ двухмсячномъ лежаньи, по предписанію доктора, безъ всякаго иного развлеченія кром чтенія газетъ и старыхъ, мн большею частью извстныхъ, произведеній, въ приложеніяхъ къ ‘Нив’ — Тургенева, Достоевскаго и Боборыкина — и несмотря даже на вс старанія добрйшей души моей хозяйки Гильемо занимать меня разговоромъ, не говоря о жен, которая, впрочемъ, сама сначала хворала, я не могъ, разумется, не скучать и искалъ утшенія прежде всего въ думахъ о родин и ея политическихъ и экономическихъ затрудненіяхъ и задачахъ: вдь значительная часть моего тридцатилтняго курса чтенія въ университет была имъ посвящена. Всмъ этимъ думамъ и мечтаньямъ скоро доставило хорошій и обильный матеріалъ и поводъ важное событіе для Россіи — назначеніе Министромъ Внутреннихъ Длъ, съ широкими при томъ, какъ видно было, полномочіями и надеждами, столь хорошо и давно мн знакомаго В. К. Плеве. Зная его лично за много лтъ и при томъ на дл, при выработк фабричнаго законодательства, за очень умнаго и способнаго человка и вовсе не такого прямолинейнаго консерватора, какимъ былъ мои почтенный товарищъ Н. П. Боголповъ, а способнаго на уступки, гд это требовалось временемъ или вызывалось необходимостью, я надялся, что Плеве можетъ сдлать для Россіи много добра и пользы, если пойметъ свое положеніе и истинные пути, которые поведутъ Россію къ дальнйшему процвтанію, а не къ упадку, какъ видимо къ тому шли представители реакціоннаго элемента въ нашемъ обществ. Конечно, я отнюдь не тшилъ себя надеждой видть въ лиц новаго министра либеральнаго дятеля, но я ожидалъ, что Вячеславъ Константиновичъ съ его умомъ и способностями легко пойметъ, что нельзя идти старыми проторенными путями бюрократическихъ препонъ и препятствій, а надо попробовать новые способы достиженія благополучія Россіи. Я помнилъ хорошо, какъ внимательно выслушивалъ когда-то Плеве мои соображенія о разныхъ сторонахъ фабричнаго закона, извлеченныя изъ знакомства съ практикой жизни, и несогласныя съ его собственными взглядами, и въ конц концовъ охотно мнялъ иногда свое ршеніе и примыкалъ къ моему мннію.
Въ своихъ долгихъ размышленіяхъ и мечтаніяхъ, прикованный къ одру болзни, я отнюдь, впрочемъ, не задавался какими-нибудь широкими планами переустройства всхъ сторонъ русской жизни на новыхъ конституціонныхъ устояхъ и началахъ. Вообще, я совсмъ не занимался политической стороной вопроса (былъ равнодушенъ къ ней) и исключительно имлъ въ виду лишь нкоторыя стороны государственной жизни, мн ближе знакомыя, и на которыя, по-моему, желательно было бы обратить вниманіе Плеве. Въ воздух въ это время уже пахло революціей, чувствовалась близость большихъ смутъ, которыя вскор и осуществились вслдъ за японской войной, правительство, думалось мн, чтобы остановить и обезвредить эту грядущую бду, признаки которой были для всхъ ясны, должно было идти навстрчу народному недовольству, ослабить, устранить поводы къ смут и тмъ предупредить ее.
Изъ очень многихъ причинъ, питавшихъ революціонное настроеніе и вкусы въ обществ, я остановилъ свое вниманіе прежде всего не на общихъ формахъ управленія, а на крайне несовершенной у насъ постановк нкоторыхъ отдльныхъ сторонъ государственнаго быта. Такъ, работая когда-то вмст съ Плеве надъ рабочимъ вопросомъ, я и остановилъ первое вниманіе на немъ. Цлыя недли невольнаго бездйствія моего въ Энчёпинг я посвятилъ прежде всего на размышленіе и взвшиваніе деталей, при разностороннемъ освщеніи, русскаго рабочаго вопроса. Для меня выкристаллизовалась вполн ясно и опредленно необходимость поспшить съ возможно широкимъ развитіемъ правъ русскаго рабочаго и важность спшнаго созданія для него лучшихъ условій существованія: получивши незадолго передъ этимъ, въ начал моей инспекторской дятельности, права на голое существованіе, на свой заработокъ и время, рабочій естественно вошелъ во вкусъ новыхъ, лучшихъ условій, кстати этому были и другія стороннія благопріятствующія причины. Необходимо было дать ему то, чмъ всегда владли фактически его хозяева — права на соглашеніе, союзъ и распоряженіе своею собственностью, у рабочаго же главная собственность — его руки и трудъ. Короче, думалъ я, чтобы вырвать одинъ изъ зубовъ будущей революціи, завладть симпатіей рабочихъ и выдвинуть изъ нихъ боле тихіе, консервативные элементы, правительство обязано не останавливаться на распутьи, идти на встрчу ихъ законнымъ желаніямъ и, не дожидаясь ихъ просьбъ, наперекоръ всмъ вожделніямъ фабрикантовъ, дать рабочимъ право стачекъ и право союзовъ, съ необходимыми, конечно, ограниченіями на первыхъ шагахъ и высшимъ надзоромъ государства.
Второй важный предметъ моихъ размышленій въ Энчёпинг, имющій крупное государственное значеніе въ моихъ глазахъ, это университетскій вопросъ или вопросъ объ организаціи высшаго образованія въ Россіи. Если фабрично-рабочій вопросъ можно сравнить послднее время съ естественнымъ питомникомъ у васъ частой смуты и недовольства въ нашемъ некультурномъ отечеств, то и университеты въ значительной степени, къ сожалнію, играютъ ту же роль. Необходима совершенная перемна постановки у насъ всего образовательнаго дла, чтобы оно приносило только пользу. Тридцатилтнее профессорство даетъ мн право считать себя достаточно компетентнымъ судить о крайней непригодности нашего высшаго образованія, служащаго часто не для истиннаго просвщенія народа, а лишь для созданія опаснаго горючаго матеріала для всякаго рода безпорядковъ, существенно вредныхъ для страны.
Третій важный государственный вопросъ, на который существенно надо было обратить вниманіе въ виду грядущихъ смутъ, по моему мннію, былъ вопросъ еврейскій, или о ненормальномъ и несправедливомъ положеній у насъ евреевъ, что невольно создаетъ изъ этого способнаго народа готовый контингентъ для революціи, отвлекаетъ множество талантливыхъ людей изъ ихъ среды отъ службы общей родин Россіи, которой они могли бы приносить несомннную пользу во многихъ сферахъ народной дятельности, а не вредить только въ качеств, зачастую, недобросовстныхъ закладчиковъ, маклаковъ, коммиссіонеровъ, иниціаторовъ многихъ преступныхъ организацій, а послднее время и революціонныхъ смутъ. Мы, русскіе, сами виноваты, въ значительной степени, во вредной роли, которую евреи играютъ въ нашей народной жизни.
Вотъ, собственно, три пункта, или вопроса, которые меня занимали въ длинныя ночи и дни моего тягостнаго лежанія въ Энчёпинг. Шведскія газеты, которыя мы съ женой глотали въ огромномъ количеств, были весной того года (1902) переполнены статьями о Плеве и его возможной будущей политик. Большой портретъ Плеве и обстоятельная статья о его прошломъ были помщены въ извстнйшей Aftonbladet съ самыми мрачными предсказаніями для будущаго Финляндіи — этого маленькаго, но злокачественнаго прироста къ обширному государственному тлу Россіи, которая является постояннымъ и злобнымъ источникомъ всякихъ клеветъ и вздорныхъ, часто незаслуженныхъ обвиненій противъ нашей несчастной родины {Удобнымъ примромъ можетъ служить слдующій случай. Въ городокъ Энчёпингъ, въ бытность мою тамъ, прізжалъ какой-то финляндецъ (имя его я забылъ) прочесть дв лекціи о Россіи и финляндскихъ длахъ. Узнавши изъ бесдъ съ публикой, что на его первой лекціи была русская дама (моя жена), онъ спеціально обратился съ просьбой къ милйшей нашей хозяйк Гильемо, чтобы она уговорила русскую даму не приходить на его вторую лекцію, ибо ея присутствіе его стсняетъ, — надо думать, хорошія и врныя вещи онъ собирался сообщать о нашей родин!?!}.
Перечисленныя размышленія о судьбахъ Россіи въ указанныхъ трехъ пунктахъ буквально мн не давали спать и лишали покоя. Къ счастью леченье мое уже подходило къ концу, и я сталъ понемногу двигаться по пустыннымъ улицамъ шведскаго городишки желая путемъ движенія пріобрсть недостающій сонъ. Впрочемъ мало-по-малу я успокоился на мысли, что я нравственно обязанъ, какъ лицо когда-то знакомое съ Плеве, сообщить ему свои соображенія. Сначала я собирался даже сдлать это письменно въ самомъ Энчепинг, но потомъ раздумалъ, придя къ заключенію, что трудно все выразить и мотивировать основательно на бумаг, тмъ боле попадетъ ли мое письмо еще прямо въ руки Министра?! Потому я окончательно ршилъ ждать своего возвращенія домой и постараться видть Вячеслава Константиновича и изложить ему свои мысли лично при свиданіи, путемъ живой рчи.
Во второй половин апрля, благословляя Вестерлунда за несомннную помощь и пользу, которую онъ оказалъ моему здоровью, и распростившись нжно съ моей хозяйкой и благодтельницей госпожею Гильемо, я вернулся домой въ Петербургъ. Отдохнувши недли дв, я немедленно сталъ искать способа добиться аудіенціи у Плеве я при томъ заставить выслушать терпливо плоды всхъ моихъ Энчёпингскихъ размышленій. Посл нкоторыхъ колебаніи, я ршился обратиться за помощью къ моему товарищу по Московскому университету Н. А. Звреву, въ это время занимавшему должность, какъ извстно, Начальника главнаго управленія по дламъ печати. Я попросилъ его именно при одномъ изъ его докладовъ Министру, которые происходили по субботамъ, передать Вячеславу Константиновичу словесно мою просьбу дозволить мн постить его въ свободное для него время, примрно на полчаса, для бесды по нкоторымъ государственнымъ вопросамъ я просилъ Н. А. Зврева въ разговор съ Министромъ, какъ на нкоторое право съ моей стороны сослаться на наше долголтнее знакомство, но при этомъ непремнно добавить, что я въ данной бесд съ Министромъ отнюдь не преслдую никакихъ личныхъ цлей и ни о чемъ для себя не прошу. Понравится или не понравится Вячеславу Константиновичу предметъ моего сообщенія, я убдительнйше прошу его, во имя нашей старой пріязни, оставить мысль о какомъ-либо личномъ для меня удовольствіи. Мн ршительно ничего отъ него не нужно: я хочу съ нимъ поговорить исключительно лишь въ общественныхъ интересахъ, какъ я ихъ понимаю.
Н. А. Звревъ общалъ буквально и точно, какъ я его о томъ просилъ, передать мою просьбу Плеве и въ субботу вечеромъ уже сообщилъ мн, что Плеве принялъ мое предложеніе очень любезно, вспомнилъ съ похвалой мн о томъ, какъ мы съ нимъ работали вмст по фабричному законодательству, и общалъ немедленно выбрать время для свиданія и сообщить мн о немъ. Въ воскресенье я уже получилъ съ курьеромъ собственноручное любезное письмо отъ Министра, сообщавшее, что Вячеславъ Константиновичъ будетъ ждать меня для бесды на другой день въ понедльникъ, вечеромъ (это было въ начал мая 1902 года).
Въ назначенное время, ровно въ 9 часовъ вечера, я явился въ квартиру Министра, близъ Цпного моста, H немедленно былъ принятъ въ его кабинет. Прежде всего я счелъ нужнымъ извиниться за безпокойство, которое причиняю ему своимъ визитомъ, мною настойчиво истребованнымъ, и въ нсколькихъ словахъ объяснилъ поводъ своего посщенія, разсказалъ о своей недавней болзни и пребываніи въ Швеціи во время его назначенія на высокій постъ Министра, и какъ я постепенно пришелъ къ убжденію, въ качеств стараго его знакомаго, что я долженъ непремнно подлиться съ нимъ моими мыслями въ интересахъ Россіи: никакихъ личныхъ цлей я не преслдую и ничего отъ него не желаю, но питаю лишь надежду, что, можетъ быть, съ нкоторыми изъ моихъ идей Министръ согласится, он найдутъ у него откликъ, или послужатъ по крайней мр матеріаломъ какъ независиный голосъ изъ общества, что едва ли до него часто доходитъ…
Вячеславъ Константиновичъ на это вступленіе отвтилъ мн, какъ мн показалось сначала, довольно сухо и рзко, что онъ всегда готовъ выслушать мнніе каждаго лица по государственному вопросу и принять къ свднію, если съ мыслью согласится, и что я, спеціально, имлъ возможность благодаря продолжительному моему съ нимъ знакомству сообщать и передавать ему откровенно вс свои мысли и желанія, тмъ боле не преслдующія личныхъ цлей, но что онъ хорошо помнитъ, что я по своему собственному желанію замтно уклонялся и избгалъ прежняго знакомства и сближенія съ нимъ съ тхъ поръ, какъ онъ перешелъ на службу въ Министерство Внутреннихъ Длъ. ‘Вы представляли, мн казалось, мннія кружка ‘Русскихъ Вдомостей’, которыя съ моими иногда не укладывались, а потому, надо думать, и удалялись меня’.
Такъ какъ въ послднемъ упрек Плеве было много справедливаго, то мн было бы очень трудно его отпарировать, и я постарался уклониться отъ прямого отвта одной лишь ссылкой на желаніе мое побесдовать о нкоторыхъ государственныхъ вопросахъ, лишь теперь, когда онъ получилъ прямую власть я при томъ опять таки безъ всякаго отношенія къ моимъ личнымъ интересамъ и прежнему образу дйствія. Какъ человкъ независимый по общественному и экономическому положенію, я просто желаю побесдовать съ нимъ, какъ съ лицомъ власть имущимъ, по нкоторымъ важнымъ вопросамъ, надясь, что авось онъ обратитъ на мои мысли. вниманіе, и изъ нихъ получится нкоторая польза для общественнаго дла… Затмъ, я прямо приступилъ къ длу и остановилъ его вниманіе исключительно (при этомъ оговорился на первый разъ) — на трехъ лишь пунктахъ, которые здсь съ точностью, по вкратц и въ сжатомъ вид изложу. (Къ счастью, наканун моего посщенія къ Министру, опасаясь, что во время бесды съ нимъ, если онъ меня будетъ прерывать какими-нибудь посторонними разспросами, то я пропущу что-нибудь важное, я набросалъ краткій конспектъ, моего, такъ-сказать, будущаго словеснаго доклада Министру. Совершенно неожиданно, во время писанія настоящихъ воспоминаній, я нашелъ этотъ набросокъ въ груд своихъ бумагъ, а потому могу возстановить содержаніе самаго разговора вполн правильно и точно, хотя можетъ быть слишкомъ кратко). Вся бесда, вмсто просимаго мною.у Министра ‘полчаса’ въ дйствительности продолжалась до 10 1/2 часовъ вечера, т. е. цлые полтора часа, въ теченіе коихъ я все говорилъ и говорилъ. Плеве же внимательно слушалъ и лишь изрдка вставлялъ немногія фразы, вопросительнаго характера или одобрительнаго содержанія. Вотъ сущность бесды:
Я указалъ прежде всего на развитіе въ Россіи революціоннаго духа и признаки приближенія революціи, что министръ едва ли отрицать будетъ. Я считаю всякую революцію или переворотъ, если онъ происходитъ насильственно, большимъ зломъ для страны, а потому опасаюсь катастрофы, гибели многихъ существенныхъ интересовъ и возможной передлки и переустройства всего государственнаго быта, вовсе не по указанію дйствительныхъ нуждъ я потребностей страны и, при томъ слишкомъ поспшно и мало обдумано… Въ виду разнообразнаго и трудно поправимаго зла, которое вообще революція можетъ принести Россіи, я считаю, какъ человкъ, любящій свою родину, необходимымъ всячески бороться и противодйствовать этому теченію, причинъ которому много и знать ихъ — равносильно имть и самую возможность бороться съ революціоннымъ духомъ.
Ограничиваясь указаніемъ лишь нкоторыхъ, ближе мн знакомыхъ причинъ развитій грядущей революціи, я остановился сначала на первомъ план на повод. который предполагалъ обоимъ намъ съ Министромъ близкимъ къ сердцу — на неустройств фабрично-рабочаго вопроса въ Россіи. Какъ авторъ закона 8 іюня 1886 года и другихъ позднйшихъ узаконеній, давшихъ рабочимъ нкоторыя человческія права, Министръ долженъ за этимъ вопросомъ необходимо признавать крупное значеніе (Плеве кивалъ мн утвердительно головой). Какъ всякой живой организмъ, человкъ съ теченіемъ времени измняется, и нашъ рабочій классъ, что бы ни говорили о его связи съ землей и съ крестьянскимъ бытомъ, растетъ и развивается, если онъ полусознательно доволенъ закономъ 1886 года, обезпечившимъ ему право на личный заработокъ и первыя попытки регуляціи противъ злоупотребленій хозяевъ и пр., то въ настоящее время этого слишкомъ мало русскій рабочій наслушался о классныхъ интересахъ и желаетъ попробовать собственныя силы въ защиту своихъ правъ противъ предпринимателей. Необходимы дальнйшіе шаги законодательства навстрчу этимъ потребностямъ и не дожидаясь ихъ бурнаго и насильственнаго проявленія.
Короче, надо идти дальше, завершить начатое дло переустройства всего фабрично-рабочаго быта. Несмотря на надленіе помщичьихъ крестьянъ землей и пр., у насъ замтно создается и увеличивается свой собственный пролетаріатъ, такой же, какъ въ Западной Европ. По всмъ этимъ причинамъ одн силы правительства недостаточны для установленія мирнаго сколько-либо сожитія для интересовъ двухъ классовъ — рабочихъ и капиталистовъ: необходимо допустить ихъ самодятельность, что отчасти, но очень односторонне и теперь проявляется, по крайней мр для одной стороны — предпринимателей. Въ этихъ видахъ я считаю, не касаясь вопросовъ общаго государственнаго устройства, безусловно необходимымъ:
‘1. Созданіе и веденіе рабочими ихъ союзовъ для защиты интересовъ и для улучшенія ихъ экономическихъ условій ‘ труда и вообще быта’.
‘2. Вслдъ за созданіемъ права союзовъ — свободное разршеніе рабочимъ стачекъ или забастовокъ кром тхъ случаевъ, гд этому противорчатъ иные боле важные государственные или экономическіе интересы’.
‘3. Завдываніе фабрично-рабочимъ вопросомъ Министерствомъ Финансовъ противорчитъ существу дла и равносильно сиднію между двумя стульями, такъ какъ Министръ. Финансовъ долженъ заботиться о возможномъ удовлетвореніи интересовъ фабрично-промышленныхъ классовъ предпринимателей и въ то же время о наилучшемъ устройств и удовлетвореніи интересовъ представителей труда, что къ сожалнію часто, хотя и не всегда, совершенно несовмстимо и противорчитъ одно другому. Единственнымъ выходомъ можетъ въ данномъ случа служить раздленіе вдомствъ, и если Министръ Финансовъ заботится на-ряду съ фискальными интересами о наилучшемъ удовлетвореніи выгодъ торгово-промышленныхъ предпринимателей, то такая же забота о другой сторон, гораздо боле многолюдной, о рабочихъ, должна быть перенесена и возложена на единственное вдомство, которому доврено созданіе и наблюденіе порядка я благополучіе цлаго народа — Министерства Внутреннихъ Длъ’ {Считаю долгомъ намомнить читателямъ моихъ ‘Воспоминаній’, что въ 1902 г., когда происходилъ мой разговоръ съ покойнымъ Плеве, Министерство Торговли и Промышленности, къ которому нын отнесены и заботы о рабочемъ класс, еще не существовало, и оно учреждено поздне отчасти, можетъ быть, подъ вліяніемъ тхъ идей или возраженій, которыя мною выше указаны. Во всякомъ случа, но моему мннію, созданіе этого новаго министерства не уничтожаетъ силы моего соображенія.}.
Все это я говорилъ, иллюстрируя вводными примрами и разсужденіями, здсь не сохранявшимися, и излагалъ съ большимъ жаромъ и убжденіемъ. Вячеславъ Константиновичъ во время всего изложенія моего доклада, если.его такъ назвать, или молчалъ или сочувственно кивалъ головой, когда же я покончилъ вышеуказанный абзацъ, министръ привсталъ я заявилъ мн: ‘Съ существомъ всего, что Вы говорили, я вполн согласенъ и готовъ даже отчасти немедленно приступить къ работ въ томъ смысл, какъ вы желаете и прошу Васъ только не отказаться мн помочь, когда понадобится. Затмъ прошу продолжать Ваше интересное сообщеніе’.
Другая важная причина, питающая революціонный духъ въ Россіи и подготовляющая въ будущемъ переворотъ, это — неустройство университетскаго вопроса. Вмсто основательнаго изученія наукъ и дйствительнаго распространенія въ стран свта науки и высшаго. образованія, обученіе у насъ ведется крайне поверхностно и узко утилитарно: все направляется, главнымъ образомъ, къ полученію университетскаго диплома или доступа къ казенному и общественному пирогу, къ служебнымъ выгодамъ и преимуществамъ. Вмсто свдущихъ профессіональныхъ классовъ, всхъ видовъ, и подъема всеобщаго знанія и пытливости, у насъ вырабатывается образованный пролетаріатъ, который стремится по преимуществу лишь къ наилучшему устройству своихъ денежныхъ длъ и стяжанію изъ всхъ общественныхъ источниковъ, а вовсе не къ полезной служб народу и обществу. Существующая система стипендій въ Россіи иметъ также одинъ неизбжный результатъ: притягиваетъ ко всмъ видамъ управленія и занятій въ стран преимущественно бдные классы съ хорошими аппетитами, но безъ соотвтствующихъ, нердко умственныхъ и нравственныхъ качествъ. Надо не забывать, что не вс бдняки родятся Ломоносовыми и являются выдающимися людьми!.. Масса нежелательнаго полузнайства и низкій этическій уровень распространяется въ русскомъ обществ, и университетскія стны вмщаютъ въ себ вовсе не наилучшія силы Россіи, а часто наимене способныя дать хорошіе умственные и нравственные результаты!!..Вообще нравственный уровень въ нашихъ образованныхъ классахъ замтно понижается…
Занятіе политикой или вмшательство ребятъ, учащихся въ университетахъ, въ посторонніе для нихъ государственные вопросы, обратно, напримръ, съ Германіей и Англіей, является, несмотря на утилитарныя цли поступленія въ университетъ, господствующимъ занятіемъ большинства русской молодежи, и къ стыду нашему, это привлеченіе учащихся въ нашихъ высшихъ учебныхъ заведеніяхъ къ политик, не подлежащей ихъ вднію, вмсто научныхъ занятій, всегда у насъ совершалось и ведется съ полнаго одобренія всего русскаго общества, взрослыхъ членовъ его, которые въ другихъ странахъ достаточно благоразумны, чтобы обуздывать и препятствовать вмшательству юношей въ неподлежащую ихъ вднію область.
Разумется, государство должно всми мрами стараться дать доступъ къ высшему образованію бднымъ классамъ, какъ и богатымъ, но это можетъ и должно совершаться лишь путемъ боле строгаго и тщательнаго выбора кандидатовъ на высшее образованіе и службу, нежели это длается у насъ нын, и какъ установлено въ большинств за границей. Эгоизмъ русскаго общества и малая отвтственность молодежи за свои политическіе грхи, сравнительно съ взрослыми членами общества, которыхъ наоборотъ караютъ часто слишкомъ жестоко, толкаютъ и санкціонируютъ постоянные безпорядки въ университетахъ, которыми общество только и занимается, какъ невиннымъ развлеченіемъ съ одной стороны, а съ другой — средствомъ показать правительству кулакъ сравнительно легко и безнаказанно!!!
Что же длать, какъ исправить длительное неустройство нашего университетскаго вопроса?.. Это средство проистекаетъ непосредственно изъ самаго источника указаннаго зла. Права и преимущества кончающихъ высшія учебныя заведенія должны относиться лишь къ ученію, а отнюдь не быть правами служебными или личными. Никакихъ правъ высшія заведенія, кром учебныхъ, не должны давать, а для службы должны быть въ каждомъ вдомств особые служебные- или государственные экзамены, совершенно отличные отъ настоящихъ, несправедливо носящихъ это названіе. Прямой непосредственной связи съ университетскимъ образованіемъ, кром усиленія такъ называемыхъ практическихъ занятій, государственные экзамены не должны имть и должны быть такъ же разнообразны, какъ занятія разныхъ служебныхъ профессій и званій.
Картина русскаго высшаго образованія значительно измнилась бы съ прекращеніемъ служебныхъ правъ и преимуществъ учащихся:
1) Сильно уменьшилась бы, можетъ быть, въ результат численность учащихся въ высшихъ учебныхъ заведеніяхъ (собственно въ начал), но и сравнительно зато усовершенствовалось бы обученіе и подготовка аспирантовъ въ чиновники, и слдовательно качество столъ порицаемой русской бюрократіи улучшилось бы.
2) Матеріальные интересы учащихся, прикрываемые нын пышными фразами о любви къ извстной отрасли наукъ, отошли бы на задній планъ, представители ихъ отдали бы отъ университетовъ, и получилась бы большая возможность регулировать весь строи занятій.
3) Измнилось бы мнніе и взгляды общества на безнаказанность и невинность всякой политической пропаганды въ стнахъ университета, что способствуетъ нын нескончаемымъ безпорядкамъ, отвлекающимъ отъ занятій.
Черезъ ршительную отмну всякихъ правъ и преимуществъ, наконецъ, уменьшилось бы число поводовъ къ недовольству молодежи и общественное возбужденіе, постоянно реагирующее на вс эти безпорядки въ высшихъ учебныхъ заведеніяхъ, а послднее время даже и въ среднихъ. Укажу, напримръ, на экзаменъ, нын имющій важныя служебныя послдствія, какъ на таковой поводъ недовольства учащихся.
Посл всего указаннаго и развитаго въ моей рчи гораздо подробне, В. К. Плеве, выслушавши меня со вниманіемъ, заявилъ, что въ сущности или въ принцип, онъ вполн со мной согласенъ и даже собирается просить меня объ одной работ въ связи съ этой темой, когда я покончу все мое сообщеніе. Онъ также, конечно, какъ я, твердо увренъ, что неустройство университетской жизни даетъ пищу развитію у насъ революціоннаго духа и подготовляетъ двигателей всхъ будущихъ смутъ, поддерживая и распространяя въ то же время въ народ недовольство чуть ли не каждой мрой правительства. Но, разумется, это не можетъ измниться скоро или сразу, а лишь постепеннымъ путемъ — поднятіемъ образовательнаго ценза чиновниковъ и, какъ я правильно замтилъ, устройствомъ настоящихъ государственныхъ экзаменовъ для доступа на разнообразные виды государственной службы. На первый разу оказалъ Плеве, онъ хочетъ поднять образованіе чиновъ Министерства Внутреннихъ Длъ устройствомъ для нихъ спеціальныхъ государственныхъ экзаменовъ разныхъ видовъ и вотъ по этому-то вопросу разъ я интересуюсь имъ, онъ и думаетъ въ скоромъ будущемъ попросить моей помощи…
Посл этой части моего доклада или сообщенія послдовалъ маленькій антрактъ, во время котораго мы пили чаи, принесенный въ кабинетъ, и на нсколько минутъ отвлеклись отъ занятій воспоминаніями о разныхъ моментахъ нашихъ встрчъ и жизни. При этомъ неизбжно былъ помянутъ А. И. Чупровъ, и Министръ задалъ мн самымъ дружелюбнымъ образомъ нсколько вопросовъ относительно т-ого, что мн извстно о его тогдашней жизни и занятіяхъ. Затмъ, я перешелъ прямо, но приглашенію Министра, къ изложенію послдней части моего предположеннаго доклада — о евреяхъ.
Третью важную причину общаго неустройства въ Россіи и подготовки къ революціи, утверждалъ я, составляетъ неестественное, ненормальное, по моему крайнему убжденію, положеніе евреевъ въ Россійской Имперіи. Извстныя обязанности должны сопровождаться и соотвтствующими правами, и это банальное по своей общепризнанности правило у насъ совершенно не соблюдается въ примненіи евреямъ, они несутъ по отношенію государства почти т же самыя обязанноcти и тягости, какъ и вс остальные русскіе подданные: платятъ, напримръ, налоги, въ томъ числ наиболе тяжелый видъ изъ нихъ — налогъ крови, отправляютъ воинскую повинность, отвчаютъ такъ же по закону за вс свои дйствія и нарушенія, какъ и вс русскіе, а между тмъ ихъ гражданскія и личныя права во многихъ случаяхъ не только ограничены, но даже прямо урзаны, по сравненію даже съ низшими по культур и религіи племенами, какъ язычники — шаманисты и т. п. Самое важное право — свобода передвиженія и свобода жизни на значительной части страны для нихъ ограничено мстностями ‘осдлости’ и избгнуть этого ограниченія можно лишь обходомъ закона!.. Что же удивляться посл этого многочисленнымъ со стороны евреевъ нарушеніямъ законовъ, гд это только возможно, и распространенному чувству обиды, зависти и даже злобы противъ своихъ согражданъ, несправедливо поощряемыхъ и награждаемыхъ государствомъ, которое для евреевъ большею частью является лишь сплошь злой мачихой! Всмъ, конечно, хорошо извстно, что вышеуказанныя, какъ и многія другія ограниченія и факты безправія у насъ евреевъ вызываются и оправдываются тмъ чрезвычайнымъ вредомъ и непосильной конкуренціей, которую евреи во всхъ отношеніяхъ и преимущественно экономическомъ, длаютъ коренному населенію — русскимъ и всмъ другимъ согражданамъ. По своимъ высшимъ-де практическимъ способностямъ, хитрости, изворотливости, коммерческому духу, а часто даже безчестности и духу солидарности, кагальности ихъ связующей, евреи везд выигрываютъ и берутъ верхъ, утсняя простаковъ-русскихъ и выжимая изъ нихъ соки. Расширеніе правъ евреевъ, утверждаютъ, неминуемо уничтожило бы послднія препоны къ ихъ стяжанію и закабалило бы все русское населеніе въ пользу еврейскихъ эксплоататоровъ. Даже теперь, несмотря на вс ограниченія, значительная часть источниковъ богатства въ Россіи, не говоря о денежномъ капитал, находится въ рукахъ сыновъ израиля. Уравненіе въ правахъ на жительство и пріобртеніе земель немедленно перевело бы все, утверждаютъ, въ руки евреевъ и сдлало бы русскихъ ихъ покорными рабами…
Находя даже вс указанныя возраженія противъ еврейскаго равноправія до сихъ поръ въ значительной степени не лишенными справедливости, я тмъ не мене считаю, сказалъ я Министру, что такое положеніе вещей никакъ не можетъ продолжаться вчно и ему долженъ быть положенъ конецъ прежде всего путемъ постепеннаго по возможности поднятія шансовъ экономической конкуренціи со стороны русскаго населенія, развитіемъ широкаго образованія и воспитанія народа!… Мы же поступаемъ, какъ разъ наоборотъ: ограничиваемъ всячески школьныя права евреевъ, а сами двигаемся по-черепашьи!!.. Самое святое право человка — это его право на просвщеніе, на расширеніе его умственнаго кругозора. Если еврейскій народъ такъ рвется и стремится къ образованію (хотя и побуждаемый отчасти практическими соображеніями), и это почтенное качество вызываетъ съ нашей стороны ограниченія доступа для евреевъ въ школы лишь извстнымъ процентомъ, то такого рода государственная мра является въ сущноcти не только явной нелпостью, но даже вопіющей безсмыслицей!!? Стремленіе къ образованію всегда и везд поощряеупся, а тутъ наоборотъ, въ нашемъ отечеств, оно самыми ршительными мрами одерживается!?.. Не было ли бы гораздо справедливе и дйствительне, если бы государство всми возможными способами, своею властью и деньгами, содйствовало скорйшему расширенію и распространенію самаго большого спроса на образованіе со стороны русскаго народа, а не уничтожало подобное же стремленіе у другого народца, относительно немногочисленнаго? Подобная политика прежде всего самоубійственна, ибо, задерживая ограниченіями такого рода образованіе у евреевъ, она уменьшаетъ его косвенно и у русскихъ, ослабляя конкуренцію и лишая Россію многихъ способныхъ ученыхъ и профессоровъ и представителей другихъ занятій, которые могли бы у насъ получиться изъ лицъ Моисеева закона. Многія лица изъ моихъ учениковъ этой вры, которые были бы лучшимъ украшеніе ученыхъ силъ любого университета, нын въ скудной умственными силами Россіи украшаютъ лишь банковыя конторы и всякіе гешефты!!!.. Евреи особенно опасны до настоящаго времени были въ такихъ профессіяхъ, какъ ростовщики, закладчики, торговые посредники и т. п.. и между тмъ вс эти профессіи остались въ рукахъ евреевъ, а цлый рядъ совершенно безвредныхъ занятій является для нихъ въ Россіи запрещенными или стсненными!.. Спрашивается, кто въ этомъ виноватъ?!..
Вс подобнаго рода соображенія и аргументы мною приводились въ сообщеніи передъ Плеве въ пользу моей главной идеи — о необходимости постепеннаго расширенія правъ евреевъ. Государство но можетъ остановиться на вчныя времена на теперешнемъ крайне несправедливомъ и невыгодномъ для евреевъ порядк: оно обязано въ самыхъ существенныхъ своихъ интересахъ единовременно съ одной стороны стараться поднять образованіе и развитіе и способности русскаго народа (включая, конечно, сюда и другія народности. населяющія Россію), а съ другой единовременно снимать съ евреевъ тяжелыя ограниченія старыхъ законовъ, заставляющихъ насъ по справедливости бранить и ненавидть во всхъ пяти частяхъ свта. Лишь тогда можно разсчитывать на благоустройство и порядокъ въ стран, когда признается въ ней хоть элементарная справедливость, взаимоотношеніе правъ и обязанностей, и когда вс этнографически и религіозно различныя народности въ стран пользуются примрно одинаковыми гражданскими правами, а не являются, безъ всякаго положительнаго основанія, случайными пасынками своей родины!!..
Слушая мою довольно горячую реплику въ пользу установленія равноправія евреевъ, я замтилъ, Плеве нсколько разъ улыбнулся, и и предположилъ въ своей голов, что это произошло вслдствіе нкоторой, можетъ быть, наивности или слабости моей аргументаціи бъ пользу защищаемаго вопроса. Но къ моему великому удовольствію, едва я кончилъ, Вячеславъ Константиновичъ немедленно замтилъ, что ‘я вполн согласенъ со многимъ, что вы сказали о евреяхъ, и вы, вроятно, удивитесь, когда я вамъ скажу: вс меня почему-то считаютъ юдофобомъ, тогда какъ скоре меня слдуетъ назвать юдофиломъ, я съ дтства знаю евреевъ и уважаю ихъ за многія почтенныя качества. Когда я учился въ дтств въ Варшавской гимназіи, то лучшими моими друзьями были евреи, и я о нихъ сохранилъ наилучшія воспоминанія… Если мн, въ качеств Товарища Министра, въ нкоторыхъ комиссіяхъ пришлось дйствовать противъ евреевъ, то не надо забывать, что я былъ тогда тсполнителемъ чужихъ распоряженій, а затмъ законъ вообще не долженъ ломать жизни и опережать ее’…
‘Въ заключеніе’, сказалъ Министръ, ‘я очень, очень благодаренъ вамъ, Иванъ Ивановичъ, за Вашу мысль побесдовать со мной по государственнымъ вопросамъ и сообщить мн плоды Вашихъ интересныхъ думъ на чужбин. Изъ трехъ тезисовъ, вами выставленныхъ въ Вашемъ сообщеніи, на первый планъ, по справедливости, Вы поставили рабочій вопросъ. Съ него я и приступлю къ длу, сказалъ Министръ, ‘въ нашемъ союз и оговор’ — выразился онъ со смхомъ. Нельзя ничего сдлать изъ предположеннаго вами, пока вс рабочіе не будутъ въ моемъ вдомств, а потому я приступило немедленно къ хлопотамъ о перевод фабричкой инспекціи изъ вдомства Министерства финансовъ въ Министерство Внутреннихъ Длъ’.
‘Кром того вы, конечно, не должны остановиться въ начал столь интереснаго и существеннаго для Россіи дла и не откажетесь отъ помощи мн въ будущемъ: надюсь, мы будемъ съ Вами но-прежнему друзьями. Начнемъ желательное преобразованіе чиновничества съ устройства настоящихъ государственныхъ экзаменовъ. для главнйшихъ отраслей службы Министерства Внутреннихъ Длъ. Для этой дли я Вамъ сообщу кое-какой матеріалъ и въ другое наше свиданіе мои мысли. Постепенно Вы ихъ разработаете, совщаясь со мной: надюсь, Вы не откажетесь отъ этой первой работы. Очень, очень благодарю Васъ за посщеніе и бесду… Я хорошо знаю, какъ вы съ этого начали, что Вамъ никакого вознагражденія за Вашъ трудъ не надо, но мы будемъ трудиться изъ любви къ длу… Еще разъ благодарю Васъ и до скораго свиданія!’
Такъ закончилась моя первая бесда съ Министромъ по государственнымъ вопросамъ, относительно которыхъ мн вздумалось съ нимъ подлиться мыслями…
Со времени описаннаго посщенія и моего доклада, возобновились довольно дятельныя отношенія мои къ В. К. Плеве я довольно частыя свиданія. Нсколько мсяцевъ (всю зиму и весну 1902—8 г.) я видался съ нимъ нердко ради совщанія и бесды по поводу приготовляемаго мною проекта государственныхъ экзаменовъ, вслдствіе его порученія. Вячеславъ Константиновичъ всегда принималъ меня немедленно, какъ только я появлялся, если былъ дома и свободенъ: иначе же поручалъ сказать, когда можетъ принять меня для бесды или заране назначалъ для того время. Поздне, когда мы, такъ сказать, привыкли боле другъ къ другу, и онъ къ моимъ посщеніямъ, я обращался къ нему нердко съ просьбами исключительно, такъ сказать, филантропическаго характера, т. е. просилъ или предстательствовалъ о какомъ-нибудь лиц, потерпвшемъ отъ тогдашняго стараго полицейскаго режима, напримръ, заключеннаго подъ стражу или высланнаго и т. п. Надо отдать полную справедливость, Министръ всегда очень снисходительно и любезно выслушивалъ мою просьбу и часто удовлетворялъ ее: были случаи, когда я самъ по болзни не могъ явиться для этой доброй цли, тогда за меня являлась моя жена, и онъ одинаково любезно принималъ и выслушивалъ ее, удовлетворяя нсколько разъ наши ходатайства за пострадавшихъ.
Примрно въ мсяцъ или два времени я познакомился бгло по книгамъ и документамъ съ вопросомъ о государственныхъ экзаменахъ и составилъ краткій первоначальный планъ проекта экзаменовъ, при чемъ нсколько разъ видлся съ Плеве и измнялъ планъ въ ту или другую сторону. Наконецъ къ весн 1903 года я приготовилъ этотъ проектъ, при чемъ въ отдльныхъ частяхъ, въ примненіи къ Россіи, по требованію Министра, онъ нсколько разъ передлывался и измнялся. Наконецъ, помнится мн, въ март или апрл мсяц, при свиданіи со мной, Вячеславъ Константиновичъ объявилъ, что въ общихъ чертахъ проектъ, мною составленный, достаточенъ для его цлей, и я могу покончить свою работу въ виду своего скораго отъзда заграницу.— При удобномъ случа онъ воспользуется моей работой, чтобы пустить дло въ ходъ, и тогда, конечно, будетъ безпокоить меня опять.
При одномъ изъ послднихъ въ этомъ году свиданій, Министръ просилъ указать или рекомендовать ему лицо, пригодное для статистическихъ работъ, которому онъ хотлъ бы поручить собраніе и обработку матеріала по фабрично-заводскому вопросу, необходимаго для будущихъ реформъ по этому вопросу. Почти не колеблясь, я ему указалъ какъ на такое лицо, на извстнаго автора многихъ книгъ по рабочему вопросу, доктора Александра Васильевича Погожева, который кстати былъ въ то время.безъ работы. Министръ просилъ его прислать къ себ, что въ скорйшемъ времени, переговоривши съ Погожевымъ, я и сдлалъ. Какъ извстно, онъ былъ принятъ на службу въ Центральный Статистическій Комитетъ, гд исполнилъ свою обширную работу о подсчет рабочихъ въ Россіи, впослдствіи напечатанную, по моей же рекомендаціи, Академіей Наукъ.
Перейду теперь къ краткому изложенію моей важнйшей работы для Плеве — краткаго проекта государственныхъ экзаменовъ для чиновъ Министерства Внутреннихъ Длъ, такъ какъ, если фактическая часть проекта, напримръ, вс справки по иностраннымъ законодательствамъ принадлежатъ мн, то части его, относящіяся къ предполагаемому устройству экзаменовъ въ Россіи, въ значительной степени, принадлежатъ также и Министру. Перечитывая вмст со мной этотъ проектъ. Плеве вставлялъ то ту, то другую мысль или просилъ объ измненіи, такъ что я по совсти въ настоящее время не знаю, какая мысль въ данномъ отдл принадлежитъ мн, какая ему, т. е. сообщена въ сущности имъ, а мною только изложена.
Вотъ вкратц, въ немногихъ словахъ, содержаніе этого любопытнаго проекта.
Стараніе привлечь на службу въ вдомство Внутреннихъ Длъ подготовленныхъ и пригодныхъ лицъ составляло всегда усиленную заботу Министерства Внутреннихъ Длъ, но къ сожалнію эта цль достигалась въ весьма малой степени, во-первыхъ, потому что въ Россіи вообще число лицъ, получившихъ высшее образованіе, незначительно, и во-вторыхъ, далеко не вс лица, имющія даже дипломъ высшаго учебнаго заведенія, въ сущности подготовлены достаточно для той разнообразной дятельности, которая входитъ въ кругъ заботъ Министерства и его компетенціи, наконецъ, юридическіе факультеты, поставляющіе главнымъ образомъ чиновниковъ для Министерства Внутреннихъ Длъ, вызываютъ послднее время неоднократныя нареканія, вмст съ указаніемъ на необходимость желательныхъ измненій въ постановк всего юридическаго образованія. Достаточно припомнить отвтъ Министра Юстиціи въ 1902 г. на запросъ бывшаго Министра Народнаго Просвщенія, генерала Ванновскаго.
Наконецъ, сами требованія отъ чиновъ вдомства Внутреннихъ Длъ, вмст съ ходомъ жизни и разсмотрніемъ разнообразныхъ обязанностей и заботъ о народномъ благоустройств и благосостояніи, не могутъ удовлетвориться существующими программами высшихъ учебныхъ заведеній, не говоря о чисто техническихъ и спеціальныхъ частяхъ управленія вдомства (какъ почтово-телеграфная служба. медицинскій департаментъ, жандармскій корпусъ, и т. д.) Какъ на общей служб въ центральномъ управленіи министерства, такъ и въ губернскихъ учрежденіяхъ, требуется отъ служащихъ столько разнообразныхъ свдній и познаній, которыя не укладываются въ одн и т же рамки программы любого учебнаго заведенія. На юридическомъ факультет, который наиболе соотвтствуетъ требованіямъ Министерства, отсутствуютъ многія научныя дисциплины, съ нужными для чиновника вдомства Внутреннихъ Длъ свдніями и, наоборотъ, имется много излишнихъ. Напримръ, полицейское и административное право представлено въ университетахъ большей частью не съ должной полнотой и обстоятельностью, которыя желательны для чиновниковъ этого вдомства.
Въ виду подобныхъ же соображеній когда-то были заведены особые, такъ называемые камеральные факультеты въ университетахъ, но по многимъ причинамъ, о которыхъ говорить здсь излишне, эти факультеты, за исключеніемъ немногихъ нмецкихъ университетовъ, повсюду закрылись, въ виду, главнымъ образомъ, разнородности требованій для слушателей и отдленій. Вмсто того, въ настоящее время, главный способъ ршенія вопроса улучшенія состава чиновниковъ вдомства Внутреннихъ Длъ, всюду во всхъ странахъ, заключается въ установленіи спеціальныхъ государственныхъ экзаменовъ, которымъ везд въ Европ должны подвергаться вс лица, за тми или иными исключеніями, желающія поступить на службу въ Министерство Внутреннихъ Длъ. Эти спеціальные служебные экзамены даютъ возможность Министерству строго опредлить тотъ уровень и родъ познаніи, который оно желаетъ требовать отъ кандидатовъ на свои должности и общее образованіе которыхъ для данной дли оно считаетъ необходимымъ.
Государственные экзамены въ разныхъ странахъ Европы достигли разной степени развитія, но везд, гд они имютъ мсто, существованіе такихъ экзаменовъ обыкновенно связано съ отсутствіемъ служебныхъ правъ путемъ одного лишь окончанія курса въ высшихъ учебныхъ заведеніяхъ. Каждый желающій служить обязанъ, по окончаніи курса, помимо. университетскаго экзамена, сдать этотъ государственный. Лишь одна Франція вмст съ Россіей, за нкоторыми исключеніями (судебныхъ, дипломатическихъ, консульскихъ должностей), держатся иной политики довольствуясь однимъ университетскимъ экзаменомъ, и въ обихъ странахъ этотъ порядокъ вызываетъ большое осужденіе. Правда, у насъ въ Россіи, какъ извстно, существуетъ подъ именемъ государственнаго экзамена остатокъ испытаніи для нкоторыхъ предметовъ, введенныхъ университетскимъ уставомъ 1884 года, но онъ вовсе по существу не является экзаменомъ служебнымъ, а лишь представляетъ незначительное видоизмненіе формы прежнихъ испытаній. Особыя испытанія имются у насъ лишь въ Министерств иностранныхъ Длъ и для кандидатовъ на судебный должности въ Министерств Юстиціи и нкоторыхъ иныхъ спеціальныхъ должностей. Въ истинномъ смысл служебнаго государственнаго экзамена, какъ общее правило, у насъ нтъ, хотя потребность и давно созрла.
Второй отдлъ моей записки о государственныхъ экзаменахъ, составленный для Плеве, содержитъ справку объ иностранныхъ законодательствахъ до данному предмету, т. е. о государственныхъ экзаменахъ, составленную мной, отчасти руководствуясь для того самими законами по этому поводу разныхъ странъ Германіи и въ Англіи, отчасти пользуясь спеціальнымъ изслдованіемъ профессора Н. О. Куплевасскаго {‘Государственная служба въ теоріи и въ дйствительномъ прав Англіи, Франціи, Германіи и Цислейтанской Австріи’. Н. О. Куплевасскій, Харьковъ, 1888.}.
Опираясь напримръ или опытъ перечисленныхъ странъ и главнйшія особенности законодательствъ объ ихъ служебныхъ экзаменахъ, я выводилъ заключеніе о безусловной важности и необходимости организаціи такихъ же служебныхъ испытаній для чиновъ Министерства Внутреннихъ Длъ и въ Россіи, приноравливаясь къ особенностямъ требованій русской жизни, такъ какъ новизна дла и отсутствіе у насъ, за немногими указанными исключеніями, служебныхъ экзаменовъ, прежде всего вынуждаютъ отнестись въ своихъ требованіяхъ къ экзаменующимся съ большей снисходительностью, чмъ это длается въ другихъ странахъ Европы, особенно въ Германіи и Англіи. У насъ приходится ограничиваться, конечно, лишь немногими важнйшими науками, знаніе коихъ наиболе существенно для ближайшихъ задачъ и цлей вдомства, какъ въ теоретическомъ, такъ и въ практическомъ отношеніи, мало того, у насъ, но недостатку распространенности образованія, нельзя ограничивать доступъ служебнаго экзамена Министерства Внутреннихъ Длъ лишь одними лицами высшаго образованія и желательно расширить этотъ. кругъ, предоставивъ доступъ также лицамъ съ среднимъ образованіемъ. Помимо вообще недостатка у насъ подготовленныхъ чиновниковъ для нуждъ Министерства, въ особенности въ провинціи, пониженіе требованій доступа на службу со среднимъ образованіемъ оправдывается у насъ и иными государственными соображеніями, а именно благодаря этой мр, позволительно думать, уменьшится также и безполезный наплывъ и переполненіе нашихъ высшихъ учебныхъ заведеній, особенно университетовъ, разъ доступъ на службу окончившихъ ихъ будетъ уравненъ съ средними учебными заведеніями. Всмъ извстно, что причиной у насъ переполненія въ значительной степени является не столько жажда знаній, сколько простое желаніе получить необходимый для службы дипломъ и связанныя съ нимъ права. Точно также, въ силу отчасти указанныхъ условіи нашей государственной жизни, едва-ли у насъ является желательнымъ и необходимымъ двойной служебный экзаменъ, принятый во всхъ странахъ, напримръ, въ Германіи. У насъ, во-первыхъ, безъ того вс кончающіе въ университетахъ подвергаются экзамену, и повтореніе его въ форм второго, служебнаго экзамена, было бы очень затруднительно. Итакъ, экзаменъ для чиновъ Министерства Внутреннихъ Длъ, согласно проекту, долженъ быть въ Россіи лишь одинъ и по возможности въ срокъ не слишкомъ отдаленный отъ окончанія курса (напримръ, два года).
Служебный или государственный экзаменъ Министерства Внутреннихъ Длъ достаточно ограничить, кром новыхъ иностранныхъ языковъ, обязательныхъ только для центральнаго управленія, лишь слдующими четырьмя предметами:
1. Полицейское и административное право, какъ теорія, такъ и практика.
2. Политическая экономія. Экономическая политика съ финансовымъ правомъ.
3. Русское государственное право.
4. Статистика.
Знакомство съ иностранными языками для многихъ чиновниковъ очень желательно, но благодаря неудовлетворительности у насъ постановки ихъ преподаванія и трудности подготовки, проектъ ограничился требованіемъ ихъ исключительно лишь для Петербурга и центральнаго управленія и къ главнымъ иностраннымъ языкамъ я добавилъ еще два, шведскій и финскій, въ виду важности знакомства съ этими языками, какъ мстными для Финляндіи.
Дале проектъ довольно подробно разрабатываетъ и установляетъ вншнюю организацію экзаменовъ, придерживаясь различныхъ требованіи и пріемовъ для Петербурга и губернскихъ учрежденій (провинціи). Для перваго, при одинаковыхъ по существу требованіяхъ, предположена была конкурсная система экзаменовъ, т. е. проходить должны были исключительно боле выдающіеся экзаменующіеся, и, наконецъ, для губернскихъ учрежденій и провинціи — обыкновенный экзаменъ безъ состязанія и безъ обязательнаго знакомства съ какими-нибудь иностранными языками.
Въ заключеніе проектъ содержитъ подробности, или детали организаціи экзаменаціонныхъ комиссій, устройство ихъ періодическихъ сессій, оцнки отвтовъ на экзаменахъ, и балльную систему для выраженія этой оцнки. Конкурсный экзаменъ опредляется суммой балловъ, простой же экзаменъ извстнымъ размромъ балла. Въ заключеніе, государственный экзаменъ существуетъ исключительно для среднихъ должностей, и именно для лицъ, занимающихъ должности съ IX по V классъ, при чемъ канцелярскіе чиновники данному испытанію не подвергаются, а равно и высшіе чины отъ нихъ избавлены. Назначенія выше V класса слдуютъ до достоинствамъ лица, опредляемымъ высшимъ начальствомъ, но не вншнимъ доказательствомъ извстныхъ познаній, или не по экзамену. Для техническихъ отдловъ Министерства, какъ почты, телеграфа и пр., устанавливается особый экзаменъ съ особыми требованіями, или временно ограничиваются для принятія на службу лишь дипломами соотвтствующихъ спеціальныхъ учебныхъ заведеній.
Такова сущность составленнаго мной, совмстно съ указаніями Вячеслава Константиновяча, проекта. Посл нсколькихъ разъ его прочтенія по частямъ и въ цломъ, я его передалъ Министру, е уже боле мн не пришлось о немъ слышать, хотя я видлся съ Плеве еще нсколько разъ по разнымъ доводамъ. По поводу его, на моя дальнйшіе вопросы онъ отвчалъ, что при ближайшей возможности дастъ ему ходъ, но теперь-де другія боле настойчивыя нужды мшаютъ имъ заниматься.
Осенью 1908 года, вернувшись изъ продолжительной, почти полугодовой командировки за границу, я нашелъ записку отъ А. В. Погожева, что, по порученію Вячеслава Константиновича Плеве, онъ мн спшитъ сообщить, что Министръ желаетъ со мной поговорятъ объ одномъ дл, могу ли я его принять въ ближайшую среду, между 3—4-мя, у себя?.. Я, разумется, немедленно отвтилъ, что съ величайшимъ удовольствіемъ готовъ его видть, и самъ собирался къ нему явиться, чтобы побесдовать о разныхъ вопросахъ, и что буду ждать его въ квартир въ назначенное время. Когда въ указанное время пріхалъ Вячеславъ Константиновичъ, то его приняла моя жена и пригласила къ себ въ кабинетъ выпить чашку чая или кофе, на что онъ охотно согласился, такъ какъ это обычное наше время four o’clock tea. Онъ поблагодарилъ и пожелалъ именно кофе, питьемъ котораго и занялся, бесдуя съ нами о разныхъ матеріяхъ. Наконецъ, онъ посл кофе перешелъ къ причин своего визита и сообщилъ намъ съ женой, потому что моя жена все время оставалась тутъ же по его желанію, слдующее:
‘Я задумалъ широкое преобразованіе моего вдомства, въ которомъ отчасти въ прошломъ году Вы приняли участіе выработкой экзаменаціонной программы. Между прочимъ я думаю измнить значительно положеніе вопроса о рабочемъ законодательств. Во-первыхъ, вс свднія и законодательства о рабочихъ всякаго рода сосредоточить исключительно въ одномъ вдомств Министерства Внутреннихъ Длъ. Отъ Министерства Финансовъ и изъ другихъ вдомствъ все относящееся до рабочихъ должно перейти въ особый отдлъ, или Департаментъ Труда, который будетъ состоять при моемъ вдомств внутренняго управленія. По причинамъ, которыя излишне объяснять, вдомство наше не пользуется отнюдь популярностью, а, потому этотъ будущій Департаментъ непремнно будетъ самостоятельнымъ, глава его будетъ хотя числиться по служб Министерства Внутреннихъ Ддъ, но получитъ право самостоятельнаго доклада Государю. Все, конечно, у насъ надо длать постепенно, чтобы никого не пугать, а потому я предполагаю начать преобразованіе съ Центральнаго Статистическаго Комитета, который надо именно сдлать постепенно центральнымъ вдомствомъ для труда, но пока, безъ этого названія, а со старымъ его именемъ. Мало по малу, я думаю, возможно расширить права рабочихъ и удовлетворить многія ихъ требованія. Многое будетъ зависть отъ дятельности главы этого учрежденія, Центральнаго Комитета, который въ дйствительности будетъ — Центральнымъ Бюро Труда. Я пріхалъ къ Вамъ, чтобы сдлать именно предложеніе, не хотите ли стать во глав этого учрежденія, предсдателемъ или директоромъ Бюро Труда, именуемаго до поры до времени Центральнымъ Статистическимъ Комитетомъ?! Вы, по моему мннію, наиболе подходящее лицо для этой обязанности по своимъ знаніямъ и по прежней памяти о Вашей дятельности’.
Я поблагодарилъ Министра за доброе мнніе и заявилъ, что необходимо подумать, прежде чмъ дать ршительный отвтъ. Въ то же время, полушутя, полусерьезно я спросилъ его, извстна ли ему, какъ Министру Внутреннихъ Длъ, та по истин удивительная бумага московскаго генералъ-губернатора о моей будто бы конспиративной дятельности, въ качеств члена Московскаго Юридическаго Общества и Московскаго Профессора, которая взводитъ на меня цлую кучу небылицъ и обвиненій самаго крайняго свойства..?!
В. К Плеве объявилъ, что онъ ничего не знаетъ объ этой бумаг (отношеніе московскаго генералъ-губернатора отъ 14 января 1903 г. за No 128), и поинтересовался на нее взглянуть. Тогда я подалъ ему номеръ извстнаго за границей изданія ‘Освобожденіе’ 1903 г., No 6, гд онъ со смхомъ и восклицаніями ироніи прочелъ статью по данному поводу и передалъ мн ее обратно безъ всякихъ комментарій, но, какъ мн показалось, нсколько смущенный. Затмъ мы простились, при чемъ онъ просилъ меня въ ближайшіе дни обдумать сдланное предложеніе и отвтить ему письменно, ‘да’ или ‘нтъ’ и ждать терпливо результата, въ виду многихъ чиновничьихъ волокитъ, не отъ него зависящихъ…
Черезъ два дня я отвтилъ ему утвердительно, что я согласенъ принять его предложеніе въ интересахъ дла, а что размръ вознагражденія, о которомъ онъ упоминалъ во время свиданія, не играетъ для меня серьезной роли.
Посл этого прошло продолжительное время, и я не видлъ и. не слышалъ ничего о Вячеслав Константинович, при чемъ онъ. нсколько разъ вызжалъ на продолжительные сроки изъ Петербурга. Наконецъ, уже въ конц декабря мсяца, я узналъ случайно о предполагаемомъ вскор назначеніи совсмъ другого лица на должность, о которой со мной говорилъ Плеве, и что никакихъ. слуховъ о движеніи дла въ смысл основанія у насъ Департамента Труда не имется, тогда я обратился уже письменно съ просьбой сообщить, въ какомъ смысл ршился его планъ по рабочему вопросу? Я получилъ въ отвтъ короткое письмо, что къ сожалнію, вн его воли, дло приняло совсмъ другой оборотъ, и предложеніе его, сдланное мн, приходится взять назадъ противъ его-де желанія…
Такимъ образомъ, къ моему, можетъ быть, личному благополучію, не состоялся планъ, составленный Вячеславомъ Константиновичемъ, который въ принцип, мн кажется, несомннно оказался бы небезполезнымъ, при его осуществленіи, для предупрежденія многихъ эксцессовъ и крайностей въ эпоху освободительнаго движенія 1905 г. и ближайшаго къ тому времени. Мн представляется, что если бы рабочіе въ то время, какъ думалъ и говорилъ объ этомъ Министръ, получили дйствительно нкоторыя права имъ желательныя, союзовъ, сговоровъ и т. п., то это явилось бы въ значительной степени предохранительнымъ клапаномъ противъ крайнихъ требованій ихъ послдующаго революціоннаго настроенія и способствовало бы боле мирному ходу и ршенію нашего рабочаго вопроса…
Какъ бы ни толковать планъ, изложенный мн покойнымъ Министромъ, считать ли его вполн искреннимъ выраженіемъ мнній Вячеслава Константиновича, которое онъ не могъ осуществить по чисто независящимъ отъ него обстоятельствамъ, или же допустить предположеніе, какъ нкоторые мои пріятели длаютъ, что, узнавши отъ меня же о неблагопріятныхъ обо мн, хотя и очевидно ложныхъ сужденіяхъ въ извстныхъ кругахъ, Плеве не захотлъ рисковать и устранилъ самый планъ моей кандидатуры и вмст основаніи Департамента Труда, въ самомъ же начал, и до его исполненія, все это можетъ быть, но нтъ сомнній также, что жестокая рука убійцы, положившая конецъ жизни и дятельности этого замчательнаго министра, какъ и во многихъ другихъ случаяхъ, привела къ послдствіямъ, совершенно противоположнымъ съ его ожиданіями: Россія, я убжденъ, лишилась черезъ это мирнаго и благополучнаго разршенія многихъ трудныхъ вопросовъ, удручающихъ ее до сихъ поръ, какъ т три вопроса, разбираемые мной въ присутствіи Министра и описанные при аудіенціи у него весной 1902 года. Вопросы — рабочій, университетскій и еврейскій, какъ извстная тройка изъ басни Крылова — ‘Лебедь, Ракъ и Щука’, не подвинулись съ тхъ поръ вдь ни на іоту впередъ, благодаря ужасной катастроф съ В. К. П., вызванной революціей!!… Мои дальнйшія сношенія съ Плеве исключительно вращались на помощи разнымъ лицамъ, пострадавшимъ отъ крутыхъ дйствіи полиціи, и я долженъ отдать справедливость, что во многихъ случаяхъ Плеве относился очень гуманно и добро съ моимъ. въ этихъ случаяхъ ходатайствамъ, хотя я нахожу неудобнымъ, разумется, называть по именамъ лицъ, о которыхъ мн приходилось просить и предстательствовать. Затмъ, не смущаясь нисколько косыми взглядами многочисленныхъ недоброжелателей несчастнаго Министра, я, не получавшій отъ него лично никакихъ выгодъ, или пріобртеніи, вполн откровенно признаюсь, что съ глубокимъ прискорбіемъ вспоминаю о преждевременной кончин этого способнаго и талантливаго государственнаго человка!.. Къ глубокой потер для Россіи, онъ не усплъ принести ей той обширной пользы, которую былъ намренъ и могъ бы наврное .оказать, при другихъ боле благопріятныхъ условіяхъ.

ГЛАВА VIII.

Три русскихъ экономиста: Константинъ Степановичъ Веселовскій.— Николай Христіановичъ Бунге.— Александръ Ивановичъ Чупровъ.— Ихъ отношенія ко мн, и чмъ я имъ обязанъ.— Ученые труды К. С. Веселовскаго и изъятіе (уничтоженіе) въ эпоху реакціи, начала 50-хъ годовъ XIX вка, главнйшаго изъ нихъ: ‘Статистики недвижимыхъ имуществъ г. С.-Петербурга’.— Переломъ характера всей его научной дятельности.— Моя промоція въ члены Академіи Наукъ.— Переписка съ Н. X. Бунге и К. С. Веселовскимъ.— Проектъ изданія Академіей Экономическаго Словаря и крушеніе этого плана со скорой кончины Бунге.— А. И. Чупровъ, наша дружба и какъ она поддерживалась.— Взаимныя услуги и одолженія: примры ихъ для обихъ сторонъ.— Старанія напр. А. И. къ прекращенію моего конфликта со студентами 19 февраля и въ свою очередь мои хлопоты для устраненія горестнаго проекта Министерства Народнаго Просвщенія къ удаленію Чупрова изъ Московскаго университета.— Противоположность характеровъ А. И. Чупрова и Николая Павловича Боголпова.

Въ 1901 году скончался одинъ изъ замчательнйшихъ людей Россія, Константинъ Степановичъ Веселовскій. Въ его лиц Россія лишилась одного изъ своихъ скромныхъ, но даровитйшихъ ученыхъ, а наша Академія Наукъ одного изъ трудолюбивйшихъ и полезнйшихъ сочленовъ. Лишь немногіе наши ученые даже могутъ сравниться, по энциклопедичности своего образованія и своихъ трудовъ, съ покойнымъ академикомъ. Статистика, народное хозяйство, математика, сельское хозяйство, агрономія, астрономія, метеорологія, климатологія, составляли предметъ занятіи и серьезныхъ трудовъ этого ученаго, котораго я имлъ счастье узнать лишь въ. позднйшіе годы его жизни, и которому обязанъ въ значительной степени своимъ привлеченіемъ и выборомъ въ нашу Академію. Познакомимся сначала съ его научною дятельностью, а затмъ и съ личными ко мн отношеніями и встрчами.
Въ области экономическихъ наукъ, которыми К. С. Веселовскій наиболе занимался, онъ оставилъ, помимо нсколькихъ крупныхъ сочиненіи, поразительное количество журнальныхъ статей, небольшихъ, но важныхъ монографій и критическихъ работъ всякаго рода. Знакомясь съ его многолтней дятельностью и возстановляя въ памяти имъ сдланное, я не зналъ часто, чему боле удивляться, его неистощимому трудолюбію, или замчательной разносторонности и энциклопедичности его образованія. Въ области экономическихъ наукъ онъ былъ прежде всего, по своимъ вкусамъ и наклонностямъ, статистикъ съ хорошей экономической подготовкой, а потому вроятно его перу и принадлежитъ цлый рядъ очерковъ и біографій: Эйлера, Никиты Попова и другихъ математиковъ и членовъ Академіи XVIII и начала XIX вка.
Интересуясь математикой и будучи статистикомъ, К. С. Веселовскій въ то же время былъ серьезнымъ финансистомъ и изслдователемъ разнообразнйшихъ экономическихъ и финансовыхъ вопросовъ, и русская наука обязана ему нсколькими прекрасными по этому вопросу монографіями. Едва-ли еще не больше его трудамъ обязана наука сельскаго хозяйства: его перу принадлежитъ нсколько огромныхъ работъ и обзоровъ сельскохозяйственной дятельности въ Россіи за сто лтъ, помимо множества разнообразныхъ монографій по разнымъ мелкимъ вопросамъ сельскаго хозяйства.
Такова была разнообразная и научная продуктивность Константина Степановича до 50-хъ годовъ XIX вка. Съ этого времени, по причинамъ, которыя мы будемъ излагать отдльно, спеціальность Веселовскаго измнилась. Его труды, вмсто политической экономіи, посвященные климатологіи и метеорологіи Россіи, составили въ свое время единственныя капитальныя по этимъ вопросамъ изслдованія.
Любопытно, что въ научныхъ вкусахъ и вліяніяхъ, которымъ подвергался почтенный русскій ученый въ 40-хъ и 50-хъ годахъ, замчается удивительное совпаденіе въ тхъ же самыхъ факторахъ, подъ вліяніемъ которыхъ началъ работать и я, какъ объ этомъ было мною описано въ первой глав моихъ ‘Воспоминаній’ (см. ‘Русская Старина’, октябрь, 1909 г.), а именно творенія великаго бельгійскаго ученаго Адольфа Кеттле, воззрнія котораго произвели цлый переворотъ въ облаети общественной статистики и статистики народонаселенія, за 25 лтъ еще до меня, остались не безъ сильнаго вліянія также на направленіе первыхъ трудовъ и научные вкусы Константина Степановича. Въ своихъ сочиненіяхъ, появившихся въ 30-хъ и 40-хъ годахъ, въ мір личной жизни человка, его дйствій и всей общественной системы, гд видимо все совершается по вкусу и капризу индивидовъ, Кеттле внесъ порядокъ и на мсто произвола выставилъ закономрность соціальныхъ явленіи. Въ его ‘Среднемъ человк’, онъ создалъ типъ человка, олицетворяющаго соціальное тло, которое сохраняется въ силу постоянныхъ или періодически дйствующихъ причинъ, отысканіе которыхъ и составляетъ главную задачу статистики, или соціальной физики, какъ онъ ее назвалъ, дйствія которой считались совершенно произвольными или же объяснялись неизвстными еще или неизслдованными законами природы. Его письма о теоріи вроятности представляютъ собою попытку примненія этой теоріи и явились первымъ пособіемъ къ изученію новой статистики, имъ установленной.
Новыя идея Кеттле въ 40-хъ годахъ поразили молодое воображеніе почтеннаго академика, такъ же какъ сдлали это въ 60-хъ годахъ относительно меня, и Веселовскій съ жаромъ принялся за цифры и изученіе съ помощью ихъ различныхъ общественныхъ явленій. Къ этому именно періоду относятся два его замчательныхъ изслдованія подъ названіемъ: первое ‘О вліянія временъ года на здоровье и жизнь человка’ и второе, еще боле важное, ‘Опыты нравственной статистики Россія’. Въ нервомъ труд онъ изслдуетъ, во всеоружіи европейскихъ знаніи, тогда еще мало затронутый у насъ вопросъ по медицинской статистик, о заболваемости и смертности въ нашихъ городахъ, преимущественно въ Петербург, Одесс, сравнительно съ Европой, особенно съ Берлиномъ и Парижемъ, при чемъ приходятъ ко многимъ самостоятельнымъ и новымъ для того времени выводамъ, яри своеобразности многихъ русскихъ условія городской жизни и при сопоставленія ихъ съ извстными по этому роду данными на Запад.
Другой трудъ, ‘Опыты нравственной статистики’ представляетъ собой самостоятельную проврку началъ гипотезы новаго статистическаго метода, созданнаго Кеттле, въ примненіи къ важному, совершенно новому тогда вопросу о самоубійств, начало цлой серія изслдованіи по нравственной статистик, къ сожалнію не доведенныхъ до конца по незавясящимъ отъ него обстоятельствамъ (вроятно, главнымъ образомъ, цензурнымъ).
Не останавливаясь на многочисленныхъ, какъ мы упомянули, изслдованіяхъ Веселовскаго по сельскому хозяйству, мы перейдемъ прямо къ важнйшему труду академика, составляющему переломъ въ его дятельности и положившему начало совершенно новой его спеціальности — въ области метеорологіи и климатологіи. Какъ извстно, конецъ 40-хъ годовъ, къ которому относится разгаръ статистической ученой дятельности К. С. Веселовскаго, принадлежитъ къ эпохамъ нашей исторіи, весьма неблагопріятнымъ для свободной научной дятельности въ области изслдованій какихъ-либо общественныхъ явленій, требовавшихъ свободнаго и самостоятельнаго анализа этихъ явленій. Въ это именно время, второй половины 40-хъ годовъ, было окончено тогда молодымъ авторомъ важнйшее экономическое изслдованіе его времени: ‘Статистика недвижимыхъ имуществъ въ Петербург’, основанное на результатахъ произведенной въ 1843 и 1844 годахъ оцнки домовъ и недвижимыхъ имуществъ въ Петербург, для распредленія сборовъ съ этихъ имуществъ на городскія и общественныя надобности. Часть этихъ изслдованій гораздо поздне (на 10 лтъ) была прочитана авторомъ въ Географическомъ обществ, а небольшой кусокъ даже былъ напечатанъ въ ‘Отечественныхъ Запискахъ’ того времени (1848 г.), что же касается до этого замчательнаго изслдованія въ цломъ, то судьба его, какъ любилъ нкогда выражаться учебникъ русской исторія Кайданова, ‘покрыта мракомъ неизвстности’, какъ видно изъ единственнаго полнаго экземпляра этого труда и замчанія, сдланнаго на его ноляхъ покойнымъ Константиномъ Степановичемъ. Нигд боле цльнаго экземпляра не существуетъ, а свой единственный экземпляръ, подаренный мн высокочтимымъ академикомъ, я счелъ долгомъ передать въ Академическую Библіотеку.
По существу содержанія ‘Статистика недвижимыхъ имуществъ’ представляетъ собою не только полный критическій разборъ добытыхъ указанными переписями данныхъ о недвижимыхъ имуществахъ Петербурга и интересъ съ финансовой точки зрнія, но еще боле представляетъ важности съ общественной — для сужденія о зажиточности населенія того времени.
Этотъ фактъ исчезновенія столь невинной по содержанію книги, съ большими непріятностями и послдствіями для автора, разсказанъ академикомъ Веселовскимъ въ двухъ мстахъ, во-первыхъ, когда-то кратко на страницахъ ‘Русской Старины’ и затмъ въ подробномъ письм со мн лично, на мой запросъ объ этомъ произведеніи почтеннаго академика. Несомннно, что ‘Статистика недвижимыхъ имуществъ’, навлекла на голову молодого тогда автора крупную непріятность я угрожала прекратить его ученую дятельность въ начал самымъ рзкимъ образомъ, к только случайнымъ и счастливымъ для автора обстоятельствамъ нужно приписать благополучное для него окончаніе этой крупной экскурсіи въ область хозяйственной статистики города Петербурга.
Въ 1893 году я имлъ честь познакомиться съ Константиномъ Степановичемъ на обд у другого нашего знаменитаго ученаго и общественнаго дятеля Н. X. Бунге, гд онъ отнесся ко мн крайне любезно и дружелюбно, заявляя желаніе имть полное собраніе моихъ научныхъ работъ, такъ какъ лишь нкоторыя ему были знакомы. Я общался ему немедленно собрать ихъ, еще прежде, чмъ вернусь въ Москву, въ петербургскихъ книжныхъ лавкахъ и у издателей, но внезапно простудился и заболлъ, почему поспшилъ домой въ Москву, и уже оттуда выслалъ ему все общанное, хотя все-таки съ нкоторыми дефектами. Въ отвтъ получилъ обширное, на цломъ большомъ лист благодарственное письмо, съ приложеніемъ, въ свою очередь, разнообразныхъ трудовъ академика и въ томъ числ и единственный экземпляръ этого изслдованія о ‘недвижимыхъ имуществахъ Петербурга’. Письмо это, съ объясненіемъ по поводу исчезновенія книги и сравненіемъ ныншняго времени со ‘старымъ добрымъ временемъ’, я и привожу:
‘Взамнъ личной бесды, вы мн дали щедрою рукою другое средство боле близкаго съ вами знакомства: по вашему распоряженію, я получилъ отъ Карбасникова, въ два пріема, богатое, почти полное собраніе вашихъ для меня въ высшей степени интересныхъ и поучительныхъ сочиненій — плодъ цлой жизни, отданной наук. Если справедливо, что всякій писатель вкладываетъ въ свои творенія лучшую часть своей души, то это особенно можно сказать именно о вашихъ сочиненіяхъ, которыя вс имютъ одинъ весьма замтный характеръ, — служить на пользу человчества и, будучи взяты въ ихъ совокупности, выражаютъ весьма явственно альтруизмъ автора. Не знаю, какъ лучше выразить мою мысль. Нкоторыя изъ этихъ сочиненій были мн извстны только по наслышк, по газетнымъ статьямъ, — но я теперь съ жадностью принялся за ихъ чтеніе, особенно обязали вы меня сообщеніемъ списка важнйшихъ ученыхъ трудовъ вашихъ, онъ мн именно теперь понадобился, и если бы не ваше любезное сообщеніе, то я долженъ былъ бы употребить не мало времени на составленіе такого списка по библіографическимъ указателямъ и по каталогу Академической Библіотеки, которая не можетъ похвалиться порядкомъ’.
‘Но получивъ отъ васъ такъ много вашихъ сочиненій, я остаюсь у васъ по уши въ долгу. Я послалъ вамъ кое-что изъ послдне напечатаннаго мною, но потому только, что это еще нашлось у меня подъ руками, а прочихъ моихъ трудовъ, — однихъ у меня боле нтъ экземпляровъ, другіе не могли мы для васъ имть интереса, либо по предмету своему (по метеорологіи и климатологіи), либо какъ уже очень устарвшіе. Вы счастливы, что при той спеціальности, какую вы себ избрали, ваша ученая карьера протекаетъ въ эпоху благопріятную у насъ для политическихъ наукъ. Но не такова была моя судьба: избравъ въ пору неопытной юности эти именно науки, какъ такія, которыя давали возможность трудами въ ихъ области быть полезнымъ для соотечественниковъ (‘къ учености для учености’, къ бездушной эрудиціи — я не чувствовалъ симпатіи), я работалъ, сколько позволяли мн разв тогдашнія вншнія условія, но когда за статью, напечатанную мною въ 1848 году, въ ‘Отечественныхъ Запискахъ’ (часть 57, отд. II, стр. 28) о ‘Статистик недвижимыхъ имуществъ въ С.-Петербург’, я чуть было не подвергся административной ссылк въ мста не столь отдаленныя обширнаго нашего отечества (подобно Салтыкову, Костомарову, Надеждину, Данилевскому et tutti quanti), то каюсь, не ощутилъ въ себ охоты разыграть роль мученика за идея и разомъ повернулъ на такія изслдованія, въ которыхъ можно было говорить безопасно всю правду, а именно, на изслдованіе климата Россіи и его вліянія на человка и его бытъ {Страшная кара постигла было за невинную книгу академика К. С Веселовскаго по настоянію такъ называемаго ‘Негласнаго (Бутурлинскаго) Комитета’, учрежденнаго въ то мрачное время для сугубаго надзора за печатнымъ словомъ.}. Эти же самыя причины заставили меня потомъ принять предложенное мн Академіею званіе ея Непремннаго Секретаря, тяготы котораго я несъ почти 35 лтъ и которое, если и налагало на меня необходимость почти совсмъ отказаться отъ собственныхъ ученыхъ трудовъ, но зато вполн удовлетворяло моей душевной потребности — быть полезнымъ вообще для науки въ нашемъ отечеств’.
Въ дйствительности ученые труды Константина Степановича, несмотря на описанную катастрофу, не остановились, а только видоизмнились, такъ какъ его деру принадлежитъ крупный трудъ до хозяйственной статистик ‘Атласъ Европейской Россія’, выдержавшій въ сравнительно короткое время три изданія. Сюда же относится его важная работа для изученія общаго хозяйства Россіи, именно ‘Почвенная карта Европейской Россія’, которая представляетъ собою критически обработанный сводъ лучшихъ свдній, какія въ то время возможно было собрать, и служила долго единственнымъ источникомъ для почвопознанія Россіи. Ему же принадлежитъ ‘Очеркъ статистики Царства Польскаго’, ‘Водныхъ путей сообщенія’, ‘Коммерческая статистика Испаніи и Португаліи’, множество критическихъ разборовъ и оцнокъ разнообразныхъ сочиненій, одно другого важне, напримръ, ‘Историческое обозрніе трудовъ Академіи Наукъ въ прошломъ и текущемъ столтіе’, ‘По поводу русской этнографіи’, ‘Устройство эмеритальныхъ кассъ’ и т. д., и т. д. Наконецъ, Константинъ Степановичъ, не говоря объ его заслугахъ по климатологіи, гд долго его сочиненія были единственными въ. Россіи по этому предмету, былъ незаурядный художникъ-живописецъ и художественный критикъ. Онъ оставилъ посл себя не одну картину собственной кисти и нсколько рецензій и статей по художественнымъ вопросамъ.
Подводя итоги всему, что я зналъ о личности и ученыхъ заслугахъ почтеннаго академика Веселовскаго, нельзя не придти къ заключенію, что его пытливому духу было какъ бы тсно въ предлахъ какой-нибудь одной спеціальности, какъ показываютъ вс указанныя нами работы. Во всхъ разнообразныхъ сферахъ науки и искусства и всхъ областяхъ ихъ, которыхъ касался его трудъ, Константинъ Степановичъ Веселовскій выступалъ съ честью и по истин оставилъ доброе имя. Какъ бы памятуя и слдуя словамъ евангелія, онъ ‘таланта въ землю не зарывалъ’ и пользовался съ выгодой для науки и окружающихъ всми разнообразными сторонами своего духа и способностей, не забывая я другого золотого правила, — любить людей. Константинъ Степановичъ отличался истиннымъ доброжелательствомъ ко всмъ окружающимъ и имющимъ съ нимъ дло людямъ. Благодаря его ужу и наблюдательности, вмст съ опытомъ его многолтней, долгой жизни, академикъ Веселовскій по истин былъ ‘мудрымъ Улиссомъ’, незамнимымъ и драгоцннымъ совтникомъ во всхъ вопросахъ, не только касающихся Академіи Наукъ, но и просто въ серьезныхъ вопросахъ практической жизни. Онъ умлъ сказать всякому лицу, которое того заслуживало, доброе, ободряющее слово и сообщить умный, вполн идущій къ обстоятельствамъ дла, совтъ и указаніе. Въ добавокъ ко всему Константинъ Степановичъ вплоть до своей смерти сохранялъ полную ясность ума и даже воображенія. Это высокое качество, на-ряду съ многолтнимъ опытомъ, придавало необыкновенную привлекательность и мткость всмъ его сужденіямъ. Такъ, я припоминаю одинъ случай: однажды, исполняя его желаніе, я сообщилъ ему во время частной бесды объ одномъ у насъ соціальномъ движеніи, преимущественно у молодежи, вызывавшемъ со многихъ сторонъ значительную долю осужденія и антипатіи. Выслушавъ мою, можетъ быть, нсколько запальчивую рчь объ ихъ увлеченіяхъ и сумасбродныхъ фантазіяхъ, Константинъ Степановичъ закончилъ, какъ добрый и умный предсдатель на суд, такимъ выводомъ: ‘А, вдь, несомннно, у нихъ были все-таки добрыя намренія, но зачмъ они такъ торопятся, такъ спшатъ?!’ Это въ высшей степени мткое и тонкое замчаніе покойнаго Константина Степановича мн всегда теперь приходятъ въ голову, когда. я слышу или читаю о врныхъ и быстрыхъ способахъ осчастливить человчество: ‘Да, да, зачмъ подобные реформаторы торопятся, зачмъ не хотятъ знать исторіи и, попирая время, перескакиваютъ черезъ столтія?!’ какъ это врно замтилъ почтенный академикъ Веселовскій.
Въ моей личной жизни, какъ было упомянуто раньше, К. С. Веселовскій вмст съ почтеннымъ Н. X. Бунге играли важную роль и.ъ моемъ привлеченіи въ Академію и выбор въ академики. Это событіе произошло слдующимъ образомъ: какъ я уже упоминалъ въ глав шестой моихъ записокъ, въ 90-хъ годахъ на моихъ лекціяхъ произошелъ такъ называемый безпорядокъ, вызванный моимъ несогласіемъ подчиниться желанію кучки студентовъ, даже большею частью не изъ моихъ слушателей, сорвать лекцію на 19 февраля, чтобы сдлать начальству демонстрацію. Я всячески первоначально убждалъ ихъ, если желаютъ отпраздновать память великаго освобожденія крестьянъ, употребить другой для этого способъ, путемъ, напримръ, складчины и основаніи читальни, къ чему какъ разъ въ это время призывали газеты отъ жмени Вольноэкономическаго Общества, но все было тщетно. Представители демонстрантовъ-студентовъ, ко мн явившіеся, требовали ршительно и настаивали на одномъ, на отмн чтенія. Въ то же время мои постоянные слушатели, и при томъ въ довольно большомъ количеств, изъявляли свое желаніе, чтобы чтеніе состоялось, и я не пропускалъ лекцій. Между этими двумя противорчивыми требованіями я предпочелъ наиболе правильный, законный путь — читать въ этотъ день и этимъ вызвалъ безпорядокъ, прервавшій лекціи на цлую недлю, пока понемногу, при дружномъ содйствіи моихъ друзей, профессоровъ Эрисмана и Чупрова, студенты успокоились и лекціи опять пошли спокойно, своимъ ходомъ.
Не имя никогда въ теченіе своего продолжительнаго профессорства подобныхъ столкновеній со студентами, безполезно говорить, я былъ глубоко огорченъ. Тмъ боле вс признаки для будущаго представлялись крайне неутшительными. Студенты, видимо, поднимали головы въ своихъ требованіяхъ и брали на себя права, имъ не принадлежащія, судить и рядить профессоровъ. Одновременно съ моей ‘исторіей’ произошло въ университет нсколько еще боле прискорбныхъ столкновеній у различныхъ лицъ изъ преподавателей, короче, будущее не предвщало ничего хорошаго. Можно было опасаться, что всевозможныя дурныя черты студенческаго своеволія разовьются въ будущемъ еще боле и принесутъ не мало огорченій, несмотря на всю мою корректность и доброжелательность къ учащимся. Я невольно задумался объ этомъ. Что же длать? Тмъ боле, мн оставалось: какихъ-либо 5 или 6 лтъ до выслуги полной пенсіи и столь желаннаго званія заслуженнаго профессора. Какъ разъ въ это время, въ 1893 году произошло чрезвычайно пріятное для меня событіе, а именно наша Академія Наукъ премировала мою книгу ‘Основныя начала финансовъ’ преміей Грейга (которую я цликомъ пожертвовалъ въ литературный фондъ) и единовременно избрала меня, совершенно для меня неожиданно, ‘членомъ-корреспондентомъ.’Двое моихъ почетныхъ друзей и покровителей Константинъ Степановичъ и Николай Христіановичъ, награждая меня описаннымъ образомъ, какъ бы желали изгладить то грустное, непріятное впечатлніе, которое я переживалъ еще подъ вліяніемъ студенческаго безпорядка. Они хорошо понимали, какъ мн, одному изъ любимыхъ и уважаемыхъ профессоровъ (несмотря на мою экзаменаціонную строгость), было тяжко и грустно оказаться безъ вины виноватымъ и проглотить ничмъ не заслуженную обиду, по капризу юношей, отчасти даже вовсе не моихъ учениковъ. Поэтому въ письмахъ этихъ обоихъ лицъ уже прямо подсказывался мн совтъ, для моего будущаго, уйти изъ университета и окончить свою жизнь боле покойно въ стнахъ Академіи, безъ дальнйшихъ помхъ продолжая свои научныя занятія.
Привожу отрывки изъ современныхъ этому событію писемъ обоихъ уважаемыхъ академиковъ. Такъ К С. Веселовскій, отъ 5 декабря 1893 года, сообщая мн о пріятномъ событіи избранія меня въ члены-корреспонденты, дополняетъ это слдующимъ поясненіемъ: ‘Званіе члена-корреспондента — пишетъ онъ — есть почетное и безвозмездное, не налагающее никакихъ прямыхъ или опредленныхъ обязанностей, это есть только признаніе ученыхъ заслугъ, но Академія очень цнитъ, если членъ-корреспондентъ сообщаетъ ей, когда признаетъ то для себя удобнымъ, что-нибудь изъ своихъ трудовъ, печатныхъ или рукописныхъ, этихъ послднихъ для напечатанія въ ея изданіяхъ. Такими сообщеніями вы бы могли установить и поддерживать ближайшую связь съ Академіей, съ моей точки зрнія весьма желательную и вотъ почему: я, Божіею милостью, дожилъ до тхъ лтъ, что долженъ быть какъ пассажиръ, ожидающій со своимъ багажемъ на станціи своего позда, Недаромъ же я и самъ составлялъ ‘Таблицы смертности’. Безпристрастное и нелицепріятное знакомство съ трудами русскихъ ученыхъ по политической экономіи и статистик привело меня къ твердому убжденію, что вамъ именно принадлежитъ безспорно первое право быть моимъ пріемникомъ въ Академіи. Скажу вамъ откровенно, между нами, что въ прошломъ году я имлъ эти виды на профессора Ю. Э. Янсона, а онъ такъ былъ глупъ, что взялъ да и умеръ раньше меня. Его смерть была для меня острымъ ножемъ въ сердце: такъ я сжился съ надеждой, что онъ будетъ моимъ замстителемъ въ Академіи. Свое мнніе объ его ученыхъ заслугахъ я высказалъ публично въ томъ доклад о его ‘Теоріи статистики’, котораго экземпляръ я, помнится, послалъ вамъ. Теперь между нашими статистиками нтъ никого, кто могъ бы быть поставленъ на-ряду съ Янсомомъ, но зато въ области государственнаго хозяйства есть равныя ему ученыя силы — и это вы. Вдь ученыхъ нельзя длать по заказу: нтъ статистика, такъ можно взять политико-эконома, благо, по допотопному уставу Академія, мое мсто академика по статистик и политической экономіи… Я люблю Академію и желаю ей добра, а единственное добро, которое можно ей сдлать, состоятъ въ томъ, чтобы привлекать въ нее самыхъ выдающихся дятелей по наук. Въ этихъ-то именно видахъ, думая о польз Академія, я и считаю, что постольку важны въ настоящее время науки, какъ государственнаго хозяйства, важны именно съ точки зрнія современныхъ государственныхъ потребностей Россіи, въ высшей степени необходимо, чтобы Академія имла въ своей сред выдающагося представителя по этой наук’.
‘Вотъ вамъ, вмсто простого отвта, еще въ придачу и моя исповдь, которая, какъ это само собой понятно, должна остаться пока абсолютно между нами’…
Единовременно съ этимъ отъ 30 декабря того же года Н. X. Бунге, въ отвтъ на письмо мое, въ которомъ я благодарилъ за оказанную мн Академіею честь, очевидно по его старанію и содйствію, писалъ мн слдующее: ‘Многоуважаемый Иванъ Ивановичъ, отъ души благодарю васъ за любезное ваше письмо. Вы, конечно, знаете, какъ я васъ уважаю, какъ высоко цню вашу дятельность ваши труды, но главнымъ дятелемъ и въ присужденіи преміи въ избраніи васъ корреспондентомъ былъ К. С. Веселовскій. Онъ написалъ и отзывъ о вашей книг и представленіе. Я только подписался на послднемъ, и съ тмъ большимъ удовольствіемъ, то оно вполн совпадало съ моими взглядами на ваши труды и съ мнніемъ о вашихъ ‘Основныхъ началахъ финансовой науки’. Конечно, я могъ бы кое-что прибавить къ сказанному: ни одинъ изъ нашихъ экономистовъ, которые умютъ внести въ науку живую струю и умютъ это потому, что приступаютъ къ изслдованіямъ не во всеоружіи лишь ‘незыблемыхъ принциповъ’, а съ запасомъ добытыхъ истинъ для дальнйшаго ихъ развитія. Изъ моей академической дятельности выходитъ мало толку. Я не только старъ, но и достаточно занятъ въ Государственномъ Совт, Комитет Министровъ и Комитет Сибирской желзной дороги и въ этомъ году рдко могъ являться въ академическія засданія, которыя совпадали часто съ комитетскими… Какое же было бы благо для Академіи, если бы она увидла васъ со временемъ ординарнымъ академикомъ!?!? Крпко жму вашу руку, душевно преданный

Н. Бунге’.

Этихъ двухъ писемъ двухъ почтенныхъ ученыхъ старцевъ достаточно, чтобы видть, что я, собственно, не столько самъ стремился и думалъ объ Академіи и переселеніи въ Петербургъ, сколько меня толкали и подсказывали объ этомъ эти заслуженные дятели на научной почв, при первой же наград, мною полученной отъ Академіи, и сношеніяхъ, возникшихъ поданному поводу. Разумется, я сначала колебался передъ этой обольстительной перспективой, принять ее или нтъ? Мн крайне жалко было покинуть преподавательское дло и доброе отношеніе, установившееся у меня въ цломъ съ большинствомъ молодежи, меня окружавшей въ Москв, но надвигавшееся на Россію смутное время чувствовалось больше и больше въ разныхъ проявленіяхъ безпорядковъ, сомнній и заносчивости молодежи, боле и боле захватывавшей въ свои руки политику и не принадлежащія ей права распоряжаться судьбами русскаго просвщенія. Уже въ слдующемъ году, 4 декабря 1894 года, Н. X. Бунге обратился ко мн съ ршительнымъ по этому предмету предложеніемъ: ‘Вскор посл вашего отъзда изъ Петербурга, осенью сего года К. С. Веселовскій и я поршили просить Васъ позволить выставить вашу кандидатуру въ Академію, но треволненія по случаю кончины Государя, а затмъ наши недуги помшали намъ исполнить наше намреніе, и я длаю это только въ настоящее время’. Засимъ Н. X. сообщаетъ что онъ спрашивалъ мнніе Л. Н. Майкова вице-президента, а равно, и Великаго Князя и нсколькихъ коллегъ, академиковъ, и что вс ршительно сочувствуютъ моему переходу въ Академію и никакихъ препятствіи не предвидится, и именно въ ординарные академики. ‘Обрадуйте насъ’, — заключаетъ онъ письмо — вашимъ согласіемъ и сообщите мн списокъ вашихъ сочиненій… Съ нетерпніемъ буду ждать вашего отвта. Крпко жму вашу руку. Душевно преданный

Бунге’.

Въ то же время К. С. Веселовскій подробно излагалъ мн и указывалъ всю матеріальную сторону вопроса. Обдумавши и сообразивши, такимъ образомъ, дло со всхъ сторонъ и взвсивши вс pro и contra опять по рецепту и способу американца Франклина, я пришелъ къ ршительному заключенію принять лестное предложеніе и пожертвовать университетомъ для Академіи. Довольно быстро, въ ‘какіе-нибудь три, четыре, мсяца, вопросъ о моемъ избраніи въ академики, въ март 1905 года, былъ ршенъ утвердительно. Выборы моя прошли вполн удовлетворительно, и я былъ утвержденъ въ званіи ординарнаго академика, мн представилось лишь одно затрудненіе: какъ поступить мн, при переселеніи, съ моей огромной библіотекой, накопившейся въ теченіе всей моей жизни и достигавшей многихъ тысячъ номеровъ книгъ и разныхъ печатныхъ произведеній, отчасти даже рукописей? Оставитъ ее въ моихъ рукахъ, переселившись въ Петербургъ, немыслимымъ препятствіемъ являлся ея размръ. Уже нсколько лтъ до своего переселенія, я вынужденъ былъ имть постоянное лицо для ея регистрированія и записи. Переселившись въ Петербургъ, я долженъ былъ бы увеличитъ размръ квартиры, чтобы ее вмстить и опять держать лицо для записей вновь входящихъ книгъ и общаго порядка въ ней.
Вообще мн не разъ припоминалось замчаніе мудраго и опытнаго К. С. Веселовскаго: ‘Огромная библіотека ученаго, когда онъ не иметъ крупныхъ средствъ ее поддерживать, является какъ бы ядромъ на ногахъ каторжника’, поэтому самое естественное для меня, посл переселенія въ Петербургъ, было бы отдать ее въ то учрежденіе, при которомъ, предполагается, я долженъ кончить свои дни, но представьте мое удивленіе, увы! я получилъ отказъ въ моемъ желанія, за недостаткомъ мста. Академія Наукъ, несмотря на бдность своей библіотеки экономическими книгами, особенно иностранными, ршительно отказалась принять мой даръ, при томъ на указанныхъ условіяхъ, чтобы библіотека эта не смшивалась съ прочими книгами, а по возможности была бы изолирована. Примрная стожмость моей библіотеки была не мене 30.000 рублей по моему разсчету. Что было длать въ данномъ случа? Будучи очень друженъ съ главнымъ библіотекаремъ Московской библіотеки графа Румянцева, покойнымъ Н. И. Стороженко, я ршилъ было возвратить ее домой въ Москву и отдать въ эту Публичную библіотеку, но, увы! и тутъ, несмотря даже на личную дружбу, я встртилъ ршительный отказъ но тмъ же мотивамъ. ‘Если, другъ, ты желаешь жертвовать намъ свою библіотеку, говорилъ покойный Николай Ильичъ, то сначала пожертвуй достаточно тысячъ выстроить эту библіотеку, а затмъ жертвуй и книги!’ Къ моему счастью въ это время Московскій университетъ, много лтъ хлопотавшій о средствахъ для устройства своихъ зданій, наконецъ получилъ ихъ и воздвигъ, между прочимъ, новое помщеніе для своего книгохранилища. Я воспользовался этимъ и предложилъ свою библіотеку Московскому университету съ общаніемъ отдать часть библіотеки моей немедленно, а остальное посл моей смерти, съ нсколькими тысячами для ея устройства, и только на этихъ условіяхъ я могъ добиться согласія принять и получить мой даръ, всю мою умственную жизнь, собранную въ этомъ книгохранилищ: такъ трудно у насъ не только работать, но даже жертвовать и даромъ отдавать!!!
Итакъ, хотя не скоро, но вопросъ о судьб моей библіотеки наконецъ устроился. Но слдовало позаботиться и о собственной своей судьб. Я еще но выслужилъ 30 лтъ, необходимыхъ для полной профессорской пенсіи, когда былъ избранъ въ Академію, и лишился бы профессорской пенсіи, имющей, какъ извстно, волшебное свойство сохраняться при всякомъ содержаніи. По совту моихъ мудрыхъ старыхъ друзей Бунге и Веселовскаго, пришлось начать новыя хлопоты, которыя на этотъ разъ, благодаря доброму и просвщенному вниманію С. Ю. Витте, тогда Министра Финансовъ, и графа И. Д. Делянова, довольно быстро разршились въ мою пользу. Мн сначала было дозволено остаться въ Москв до выслуги пенсіи, а за два съ чмъ-то года до этого, самый срокъ пенсіи былъ нсколько сокращенъ. Я получилъ возможность раньше срока переселиться въ Петербургъ, не подвергаясь доле непріятности постоянныхъ разъздовъ между двумя нашими столицами и городами, университетомъ и Академіей.
Но помимо моихъ личныхъ интересовъ и соображеній мое избраніе въ академики и переселеніе въ Петербургъ имло и другое значеніе въ глазахъ обоихъ почтенныхъ старцевъ, проводившихъ меня въ это высшее ученое учрежденіе. Уже давно Н. X. Бунге, въ своихъ бесдахъ и свиданіяхъ съ К. С. Веселовскимъ, подлились общею мыслью и желаніемъ изданія въ Россіи политико-экономическаго словаря. По мннію обоихъ ученыхъ, уже давно созрла необходимость намъ имть нчто въ этомъ род, хотя въ опредленіи подробностей академики и расходились. Константинъ Степановичъ считалъ, что для Россіи нуженъ такой же, по возможности, сообразно научнымъ силамъ, ученый словарь, какъ знаменитый словарь государственныхъ наукъ Конрада (‘Handwrterbuch der Staatswissensschaften, Herausgegeben von Dr. L Conrad u. a.). Напротивъ, Бунге думалъ, что на первый разъ достаточно будетъ, ежели словарь будетъ значительно сокращенныхъ размровъ и имть характеръ лишь справочный, въ род извстнаго англійскаго словаря ‘Dictionnary of Political Economy by B. H. Inglis Pаlgrave’, или еще короче. Въ 1895 году, когда ршился въ принцип вопросъ о моемъ избранія въ члены Академіи и переселеніи въ Петербургъ, оба почтенныхъ академика съ жаромъ ухватились за осуществленіе мысли о словар, вслдъ за моимъ переселеніемъ. Преклонные годы и слабое здоровье мшали имъ обоимъ лично заняться сложнымъ дломъ изданія. Поэтому Николай Христіановичъ и Константинъ Степановичъ ршили, для осуществленія мысли, воспользоваться моимъ присутствіемъ и осуществить планъ о словар подъ моей фактической редакціей я, разумется, при ихъ ближайшемъ и благосклонномъ къ этому длу участіи. Такъ дло это между нами и было ршено. Я еще не былъ даже утвержденъ академикомъ посл выборовъ, а между нами шла довольно дятельная переписка по поводу предполагаемаго словаря. Оба старца были такъ дятельны, что, не откладывая дло въ долгій ящикъ, уже выработали записку по поводу словаря для внесенія ея въ историко-филологическое отдленіе Академіи и собрали вс необходимыя для этого справки. Министръ финансовъ С. Ю. Витте, у котораго по этому поводу зондировалъ почву Н. X Бунге, отозвался о план очень сочувственно и общалъ достатъ необходимыя для словаря деньги. Необходимо было, слдовательно, выработать подробности проекта и пустить дло на утвержденіе Академія. *Къ сожалнію, серьезной препоной къ успшному ходу дла явился я, противъ своей воли. Сначала, почему-то, утвержденіе мое, уже посл сдланныхъ выборовъ, сильно затянулось, затмъ къ маю я уже былъ утвержденъ, но вслдствіе серьезной болзни, которой страдалъ всю первую половину этого 1895 года, я, по настоянію врачей, вынужденъ былъ наскоро собраться и хать за границу для серьезнаго леченія грязями въ Маріенбадъ, не зазжая въ Петербургъ. Тамъ я получилъ письмо отъ Николая Христіановича отъ 12 мая изъ Царскаго Села, гд ожъ проживалъ, съ упоминаніемъ, во-первыхъ, о моемъ утвержденіи ординарнымъ академикомъ, и во-вторыхъ, что по поводу словаря посл совщанія съ сочувствовавшими этому предпріятію лицами, было ршено ждать моего возвращенія изъ-за границы, такъ какь ршеніе многихъ вопросовъ, съ этимъ связанныхъ, безъ меня было бы затруднительно. О томъ же самомъ увдомилъ меня скоро и Веселовскій, а сверхъ того Николай Христіановичъ переслалъ мн записку, ими составленную, для внесенія въ конференцію Академіи. Вотъ ея содержаніе:
‘Въ послдніе годы въ русской политико-экономической литератур замтно значительное оживленіе. Объ интерес, пробудившемся въ читающемъ обществ къ этой отрасли знаніи, можно судить до числу издаваемыхъ книгъ и по числу статей политико-экономическаго содержанія, помщаемыхъ въ періодическихъ изданіяхъ. Въ этомъ движеніи, однако, боле замтно желаніе удовлетворять возникшія потребности, чмъ стремленіе къ серьезному изученію текущихъ вопросовъ. Съ одинаковою легкостью превозносятся и осуждаются развитіе или съуженіе финансовой дятельности государства, т или другіе способы обезпеченія народнаго продовольствія, возстановленіе обращенія монеты, развитіе кредитныхъ операцій, т или другія формы земельной собственности, начиная отъ маіоратовъ и оканчивая такъ называемою ‘націонализаціею’ земли.
Возникновеніе противоположныхъ мнній вызывается у насъ не столько служеніемъ извстнымъ интересамъ, какъ это часто бываетъ въ Западной Европ, сколько нкоторымъ незнакомствомъ съ исторіею экономическихъ явленій и съ основными положеніями, выработанными и жизнью и наукой.
Поэтому казалось бы полезнымъ предпринять изданіе Словаря экономическихъ наукъ, заключающаго въ себ, по преимуществу, фактическую разработку важнйшихъ предметовъ, относящихся къ народному и государственному хозяйству. Само собою разумется, что безъидейнымъ такое изданіе быть не можетъ, но въ немъ необходимо устранить всякую односторонность въ направленіи. Въ этомъ отношеніи образцомъ могъ бы служить ‘Hanwrterbuch der Staatswissenschaften’ Конрада.
Подобный словарь могъ бы сдлаться настольною книжкою не только для многихъ служащихъ, нуждающихся въ теоретическихъ и фактическихъ справкахъ, но и для каждаго образованнаго человка, желающаго или разъяснить себ извстный вопросъ, или, приступая къ его изученію, найти также и указаніе литературы предмета.
Предпринимая подобное изданіе, Академія, при даровомъ участія своихъ сочленовъ по политической экономіи и статистик, могла бы пригласитъ сотрудниковъ за извстную плату изъ числа ученыхъ и служащихъ по Министерствамъ: Финансовъ, Земледлія и Государственныхъ Имуществъ, Внутреннихъ Длъ, Путей Сообщенія и по Государственному Контролю. Участіе Академіи въ дл послужило бы ручательствомъ относительно серьезнаго направленія, а также и того, что послднее будетъ доведено до конца.
На изданіе двухъ томовъ, считая въ каждомъ по 50 листовъ въ 2 столбца, потребуется по прилагаемому разсчету круглымъ числомъ около 15.000 руб. Если бы эти деньги были отпущены въ теченіе двухъ лтъ по 7.000 р. на каждый томъ, то было бы обезпечено не только изданіе Словаря, но также его продолженіе и выпускъ новыхъ изданій, конечно, подъ условіемъ, что отпущенныя суммы будутъ отнесены къ спеціальнымъ средствамъ Академіи, имющимъ опредленное назначеніе’.
Двумя недлями поздне я получилъ еще письмо, увы, послднее, отъ почтеннаго Николая Христіановича, гд онъ сообщаетъ о своемъ жить-быть и о судьб нашего общаго Словаря:

‘Искренне уважаемый Иванъ Ивановичъ,

‘Очень обрадовало меня извстіе, что воды принесли вамъ пользу. Я тоже пью Киссингенъ. Встаю въ 5 часовъ и гуляю, но безъ музыки, только нтъ, увы, той жизни, которая прельщала меня на водахъ. Царское Село вообще городъ съ домами, но безъ жителей, а теперь, кажется, ихъ еще мене.
‘Императорская чета*ведетъ очень уединенную жизнь, пріемовъ нтъ, Александровскій паркъ закрытъ. такъ что отсутствіе оживленія совершенно естественно. Въ послднія дв недли я былъ замученъ работою.— Витте притянулъ меня въ разныя засданія, въ томъ числ и сахарное, которое портитъ мн много крови, потому что придется опять регламентировать, если не синдикатъ, то какой-нибудь способъ для ограниченія производства!!…
‘Въ сущности, никакой потери не произойдетъ отъ того, что дло объ изданіи Словаря будетъ отложено до Вашего возвращенія. Вдь все равно до сентября денегъ не потребуется, и ничего написано не будетъ.
‘Чмъ боле я вдумываюсь въ предположеніе К. С. Веселовскаго, тмъ боле отдаю справедливости его основной мысли, но тмъ боле сомнваюсь, чтобы она была легко осуществима. Я предпочелъ бы ‘справочный’ Словарь — ученому, но такая книга быть можетъ не для Академіи.

Искренне желаю вамъ полнаго выздоровленія
Сердечно преданный Вамъ
Н. Бунге’.

Затмъ наступила нкоторая заминка въ нашей корреспонденціи. Я довольно долго не получалъ никакихъ извстій, какъ внезапно прочелъ въ читальн Курорта Маріенбада, въ русской газет, печальную телеграмму о внезапной кончин Николая Христіановича… Въ его лиц для Россіи умеръ одинъ изъ полезнйшихъ ея гражданъ, а для меня лично дорогой, можно сказать покровитель и другъ, расположеніемъ котораго я пользовался много лтъ безъ всякой съ моей стороны заслуги, и я даже не знаю, имлъ ли я право на такое доброе, истинно дружеское къ себ расположеніе и вниманіе!? Какъ относился Николай Христіановичъ ко всмъ моимъ научнымъ трудамъ, поддерживалъ во мн бодрость духа, нужную энергію и чувство самоуваженія, можно судить по тмъ лестнымъ для меня похваламъ и снисходительному сужденію, которыя онъ высказывалъ всегда къ моимъ работамъ. Такъ, напримръ, еще въ 1890 году отъ 11 Іюня, я получилъ отъ него нижеслдующее письмо съ столь доброй оцнкой о моемъ ‘Курс Финансовъ’, только что передъ этимъ ему посланномъ. Письмо я получилъ, также находясь за границей, въ Цюрих. Вотъ оно:

‘ Многоуважаемый Иванъ Ивановичъ!

‘Благодарю Васъ за ‘Основныя начала финансовой науки’, которыя я получилъ на этихъ дняхъ и спшу поздравить тхъ, которые будутъ но нимъ учиться, — съ возможностью быстро, легко и основательно ознакомиться съ предметомъ.
‘Мн приходилось четыре раза приниматься за преподаваніе финансовъ. Я читалъ Финансовое Право въ Лице кн. Безбородко въ 1845—1850, потомъ года два въ Университет, въ 60-хъ годахъ, и наконецъ составилъ два курса для моихъ Августйшихъ слушателей въ 1863—64 и 1888—89 годахъ. Поэтому вы не поставите мн въ вину, если я отяесусь къ вашему труду критически.
‘Ваши ‘Основныя Начала* по ясности изложенія, по умнію связывать факты съ теоретическими соображеніями напоминаютъ Леруа Болье, но Леруа боле написалъ трактатъ, а не учебникъ.— Вы избжали философствованія Штейна, абстрактности Вагнера (я не говорю объ его Исторіи налоговъ въ XIX вк — это образцовое изслдованіе) и нкоторой сухости Рошера.— Я не сопоставлю Вашей книги съ ‘Steuerpolitik’ Шеффле — это не учебникъ, а изслдованіе, — Вамъ, если я не ошибаюсь, можно поставить въ упрекъ только одно, что вы не остановились достаточно на тхъ финансовыхъ задачахъ, которыя пытались разршить Вагнеръ, а въ особенности Шеффле.— Я поклонникъ послдняго и ставлю очень высоко его попытки внести свтъ науки и общихъ началъ въ практическіе вопросы. Во всякомъ случа Ваше сочиненіе одно изъ немногихъ, которымъ я искренне желаю возможно большаго успха, потому что успхъ его будетъ успхомъ финансовыхъ знаній въ Россіи.
‘Примите увреніе въ искреннемъ моемъ уваженіи и всегдашней преданности.

Н. Бунге’.

Также добро относился онъ, впрочемъ, и ко многимъ другимъ моимъ трудамъ, восхваляя ихъ выше достоинства, подъ вліяніемъ несомннной симпатіи и чувства близости, которое имлъ ко мн.
Вскор, посл кончины Николая Христіановича, повергшей меня въ большое уныніе и горе, я обратился немедленно къ К. С. Веселовскому съ выраженіями своихъ по этому поводу чувствъ, а также и съ вопросами о возможномъ будущемъ нашихъ общихъ плановъ. Отвтъ отъ Веселовскаго, подлинникъ котораго у меня затерялся, получился самый ршительный и прискорбный: ‘Разумется, на основаніи хорошихъ знаній нашихъ русскихъ условій, со смертью Буиге мы должны покончить и похоронить также и наши планы объ изданіи Словаря. Первый, конечно, вопросъ о деньгахъ, но если ихъ даже, въ виду категорическаго, хотя бы и словеснаго согласія Витте, намъ и дадутъ, то, вдь, предстоитъ гораздо боле серьезный вопросъ о цензур. Несмотря ни на какія бумажныя изъятія и привилегіи, цензура насъ състъ, — буквально выразился почтенный старецъ — ‘хотя бы на первой букв А, за слово ‘анархія’, или второй — Б, за слово ‘богатство’. Итакъ, оставимъ нын тщетный я безполезный планъ, изъ котораго теперь ничего не выйдетъ, кром сокращенія нашего бреннаго существованія’!!..
Такимъ образомъ, увы! со смертью Николая Христіановича, чего я сначала не понималъ, и что мн не входило въ голову, рушился въ самомъ зародыш планъ изданія Академическаго Словаря политико-экономическихъ и общественныхъ наукъ. Я сдлался съ 1905: года дйствительнымъ членомъ Академіи наукъ, но вопросъ объ Экономическомъ Словар уже боле не поднимался.
Я уже охарактеризовалъ въ одной изъ первыхъ главъ прекрасную личность Александра Ивановича Чулрова и т сомннія, которыя впрочемъ, имли мсто при первомъ знакомств и изгладились при дальнйшемъ сближеніи, превратившись въ самую тсную дружбу. Несмотря на нкоторыя уже довольно раннія различія въ общемъ характер міросозерцанія, мннія наши съ Александромъ Ивановичемъ въ большинств совпадали или боле или мене были близки другъ къ другу. Впрочемъ, — онъ былъ наклоненъ больше къ оптимизму — смотрть на все черезъ розовыя очки, — я же — скоре къ пессимизму. Онъ старался не видть зла даже тамъ, гд оно было, я же, наоборотъ, прежде всего образцамъ вниманіе на дурную сторону предмета или лица. Поэтому онъ часто дружилъ тамъ, гд я склонялся къ непріязни, или, по краняей мр, къ полному равнодушію.
Наша связь и дружба поддерживалась, конечно, взаимными одолженіями и услугами, которымъ нтъ числа и въ крупныхъ и мелкихъ случаяхъ обыденной жизни. Эти услуги длались обыкновенно охотно, безъ особой даже просьбы и только при одномъ предположеніи или намек, какъ увидимъ дальше на примрахъ, относительно желательности такой услуги. Трудно ршить, кто изъ насъ въ этомъ отношеніи остался должникомъ у другого. Приведу дальше перечисленіе нкоторыхъ выдающихся пунктовъ нашихъ взаимныхъ отношеній. Первая крупная услуга мн со стороны Чупрова, насколько я припоминаю, были большія и удачныя хлопоты его объ опредленіи на службу моего зятя М. И. Шмуккера, земскаго врача въ Саратовской губерніи, только что лишившагося своего мста, съ огромной семьей на рукахъ, при губернаторств въ Саратовской губерніи князя Мещерскаго. Такъ какъ возвращеніе на старую службу моему зятю было немыслимо, то надо было по возможности въ той же губерніи выхлопотать ему другое мсто. Благодаря усерднымъ стараніямъ Александра Ивановича и его обращенію къ лицамъ, власть имющимъ, Шмуккеръ вскор нашелъ себ мсто въ качеств желзнодорожнаго врача на Рязанско-Козловской желзной дорог въ г. Вольск, гд уже много лтъ пребываетъ благополучно и донын.
Вторая дружеская услуга покойнаго Александра Ивановича, которую я цню еще больше, это сердечное его отношеніе и участіе, которыя онъ выказалъ для успокоенія я смягченія послдствій нелпаго студенческаго безпорядка, бывшаго въ 1894 г. у меня на лекціяхъ (о которомъ я уже упоминалъ еще въ глав VI, говоря о Л. Толстомъ). Студенты потребовали отъ меня произвольно отмны лекція, я не согласился, вышло, какъ всегда въ этихъ случаяхъ бываетъ, раздленіе аудиторіи на дв части: половина студентовъ шикала, другая хлопала. Университетъ назначилъ слдствіе, съ недлю продолжалось броженіе и чтеніе лекцій временно пріостановилось. Чупровъ, одинаково съ Ф. Ф. Эрисманомъ собиралъ у себя студентовъ я черезъ знакомыхъ старался повліять на нихъ объясненіемъ истинныхъ ихъ обязанностей. Черезъ недлю, примрно, все благополучно кончилось, и курсъ возобновился безъ дальнйшихъ инцидентовъ. Вся эта исторія оставила во мн лишь непріятныя воспоминанія и дала толчокъ ршенію моему покинуть Университетъ и принять предложеніе Петербургской Академіи Наукъ перейти къ ней на службу. Такъ какъ мною уже былъ подготовленъ достойный преемникъ И. X. Озеровъ, то я счелъ этотъ планъ удобопріемлемымъ для избжанія возможнаго въ будущемъ повторенія непріятностей, въ виду замтно возростающаго броженія между студентами и скоро сдлался академикомъ, о чемъ подробне буду говорить въ другомъ мст (въ переписк съ Н. X. Бунге).
Съ моей стороны выказывалось также полнйшее желаніе и стараніе помогать милому Александру Ивановичу во всхъ его затрудненіяхъ, насколько это было въ моихъ силахъ и средствахъ. Приведу также нсколько примровъ. Возвратившись изъ первой моей поздки въ Англію въ семидесятыхъ годахъ и познакомившись тамъ случайно и довольно близко съ страхованіемъ жизни и важностью его не только для государства, но и для личнаго семейнаго благополучія, я сдлался усерднымъ, ревностнымъ пропагандистомъ этого вида страхованія, застраховался немедленно самъ и даже два раза въ посильныя суммы, и на всхъ собраніяхъ и встрчахъ убждалъ усердно всхъ своихъ знакомыхъ и друзей, особенно семейныхъ, какъ Чупровъ, послдовать моему примру и застраховаться. Нкоторые дйствительно поддались моимъ внушеніямъ, но Чупровъ долго колебался, возражая, что бдность мшаетъ ому застраховаться въ солидную сумму, а въ малую-де не стоитъ. Но тутъ произошелъ на глазахъ наглядный случай всей важности страхованія, даже въ самыхъ незначительныхъ размрахъ: скоропостижно умеръ нашъ общій знакомый нкто Добросердовъ, боле всхъ поддерживавшій Александра Ивановича въ безполезности малыхъ страхованій. И какъ разъ черезъ нсколько дней посл его рчей, на одномъ изъ моихъ обычныхъ журфиксовъ я объявилъ горестное извстіе о кончин Добросердова, проживавшаго въ одномъ со мной дом, и о необходимости сдлать сборъ на похороны и въ пользу голодавшей его семьи, въ чемъ великодушно принялъ конечно участіе и Александръ Ивановичъ. Этотъ случаи такъ сильно подйствовалъ на нервы Александра Ивановича, что онъ немедленно побжалъ къ врачу страхового общества, кажется ‘Якоря’, и поспшилъ застраховаться. Много разъ въ жизни онъ вспоминалъ потомъ объ этомъ обстоятельств, благодаря меня за уговоры мои и убжденія къ страхованію. Вроятно, немногія лица знаютъ, что Александръ Ивановичъ Чупровъ едва не прошелъ въ нашу Академію Наук вмсто меня и гораздо раньше меня, и если этого не случилось, то это зависло не отъ нашей воли, а отъ слпого случая. Въ одно прекрасное утро въ конц восьмидесятыхъ или начал девяностыхъ годовъ ко мн внезапно появился на квартиру въ Москв мой товарищъ по профессур Николай Яковлевичъ Гротъ, профессоръ философіи, нын давно умершій. Такъ какъ мы домами съ нимъ не были знакомы и даже обычнаго визита при поступленіи въ Университетъ онъ не сдлалъ, и наши свиданія ограничивались лишь засданіями въ университетскомъ совт и случайными встрчами, то я, разумется, былъ не мало удивленъ его визиту и сразу предположилъ, что его привело ко мн какое-нибудь серьезное и важное дло.
‘Я только что получилъ’, приступилъ прямо Николай Яковлевичъ, ‘важное, спшное письмо отъ отца моего, академика Грота въ Петербург. Зная вроятно о Вашей близости я дружб съ Александромъ Ивановичемъ Чупровымъ, онъ поручилъ мн просить Васъ отъ Академіи, въ виду’ того, что тамъ опросталась (кажется, за смертью Безобразова) каедра политической экономіи, написать мотивированный отчетъ о трудахъ и сочиненіяхъ А. И. Чупрова для предложенія его и промоція въ Академіи на это мсто. При этомъ необходимо два условія: спшность и полная скромность, т. е. молчаніе обо всемъ этомъ дл до поры до времени… Если Вы согласитесь, въ чемъ я увренъ по дружб къ Чупрову, то я немедленно телеграфирую отцу’.— ‘Извстно ли обо всемъ этомъ’, спросилъ на это я, ‘самому А. И. Чупрову и изъявилъ ли онъ свое согласіе?’ — ‘Совершенно ничего не знаю’, ‘но Вамъ ршительно ничего не мшаетъ и даже благоразумно, въ дйствительности, спросить самого Чупрова’.
Конечно посл этого я тотчасъ изъявилъ свое согласіе исполнять возможно скоро работу для своего друга, искренно порадовавшись за него. Затмъ я немедленно отправился къ Александру Ивановичу и объявилъ ему объ этомъ предложеніи и своемъ общаніи. Къ моему удивленію, Александръ Ивановичъ отнесся къ этому длу далеко, повидимому, не съ радостью и готовностью, какъ слдовало ожидать. Онъ указывалъ, главнымъ образомъ, на зависть и разныя сплетни и нареканія, которыя вызоветъ его избраніе въ академики, со свойственной ему скромностью онъ ссылался наиболе на малое количество своихъ трудовъ и указывалъ на то, что многіе русскіе экономисты работали-де гораздо больше я скоре заслуживаютъ этой чести. Я ему въ свою очередь указывалъ на т преимущества, которыя онъ пріобртетъ, и главное на боле прочное положеніе въ служебномъ отношеніи, въ особенности въ виду косыхъ взглядовъ на него министерства, которые могутъ помшать его утвержденію при ближайшихъ выборахъ (что въ дйствительности, какъ сейчасъ узнаемъ, вскор я случилось).
Посл этихъ довольно длинныхъ разговоровъ, Александръ Ивановичъ заявилъ, наконецъ, свое согласіе на дальнйшее движеніе этого дла я общалъ мн даже дать списокъ нкоторыхъ боле мелкихъ его трудовъ, которые я могъ упустить въ своемъ отзыв,
Черезъ недлю мой отзывъ, разумется очень лестный, объ ученыхъ трудахъ и дятельности Александра Ивановича былъ готовъ я переданъ Н. Я. Гроту, который отправилъ его въ Петербургъ къ академику Гроту. По всему длу соблюдалась нами полная скромность, т.-е. о немъ ршительно никто не зналъ, кром заинтересованныхъ лицъ.
Прошло, однако, нсколько мсяцевъ, и не было никакихъ слуховъ о нашемъ съ Гротомъ начинаніи, пока я, наконецъ, не узналъ, не помню лично ли отъ Грота, слдующія обстоятельства, которыя и поспшилъ сообщить Чупрову — почему его промоція на этотъ разъ не удалась. Оказалось именно, что Н. X. Бунге, бывшій министръ Финансовъ, а тогда предсдатель Комитета Министровъ и почетный членъ Академіи Наукъ, вздумалъ это послднее званіе, въ виду освободившейся вакансіи, измнить въ дйствительные члены, но безъ содержанія, для чего и пожелалъ подвергнуться новому избранію Конференціи. Разумется, при такой конкурренція отпала всякая мысль о дальнйшемъ замщеніи каедры политической экономіи, въ виду почета, во-первыхъ, имть такого члена въ рядахъ Академіи и вслдствіе общей симпатіи и уваженія къ Николаю Христіановичу. Кром того, Академія при этомъ план выигрывала въ свою пользу, по закону, вс средства, освобождавшіяся отъ содержанія данной каедры. Такъ безрезультатно остался мой трудъ надъ отзывомъ о столь достойномъ кандидат, какъ А. И. Чупровъ, и это тмъ боле было жаль, что онъ состоялъ уже въ это время членомъ-корреспондентомъ Академія и, слдовательно, имлъ извстныя права надяться на успхъ въ выборахъ, я же тогда былъ совершенно въ сторон отъ Академіи и даже не мечталъ о чести попасть когда-либо въ ея ряды.
Милый Александръ Ивановичъ не хотлъ остаться въ долгу за описанную услугу мою, хотя и безрезультатную, не по моей вин. Онъ уже былъ тогда членомъ Международнаго Статистическаго Института, одинъ изъ немногихъ тогдашнихъ русскихъ ученыхъ, носившихъ это почетное званіе. Не говоря мн ни слова, онъ сдлалъ въ Институт предложеніе объ избраніи меня также, что вскор и состоялось, и я внезапно для себя получилъ увдомленіе, кажется изъ Лондона, объ избраніи меня въ члены этого почтеннаго учрежденія и предложеніе участвовать въ его трудахъ и выборахъ!..
Подобный обмнъ услугъ, а еще больше того, совмстныя и общія дйствія мои съ Александромъ Ивановичемъ были очень часто выраженіемъ нашего общенія и дружбы, и перечислить ихъ вс цликомъ почти за тридцать лтъ совмстнаго профессорства совсмъ невозможно, — приведу, пожалуй, лишь одинъ случай, который особенно ярко припоминается, благодаря печальной извстности того имени, котораго этотъ случай касается. Магистрантъ М. Я. Герценштейнъ, такъ трагически и несчастно покончившіи впослдствіи свои дни отъ руки убійцы, нсколько разъ представлялъ въ Юридическій Факультетъ Московскаго Университета заявленіе о своемъ желаніи открыть, въ качеств приватъ-доцента, чтеніе курса политической экономіи, но каждый разъ это ходатайство отклонялось по вол начальства и, по моему мннію, безъ всякаго законнаго основанія. Въ самомъ дл, Михаилъ Яковлевичъ имлъ вс основанія получить разршеніе на открытіе курса въ качеств приватъ-доцента. Прежде формальнымъ препятствіемъ служило его еврейское вроисповданіе, но онъ давно уже, вмст съ женитьбой на русской — принялъ христіанство, отличью выдержалъ магистерскій экзаменъ и просилъ только допустить его до чтенія пробныхъ лекцій. Мы съ Чупровымъ посовтовали ему, поговоривши съ деканомъ и нкоторыми членами факультета, сдлать новую попытку для доcтиженія этого, вполн легальнаго, желанія, мы оба съ Александромъ Ивановичемъ горячо ратовали въ засданіи факультета за безусловную необходимость исполнить его просьбу и, подробно разбирая положеніе дла съ разныхъ сторонъ, указывали, что нтъ никакихъ законныхъ препятствій кром чистаго произвола къ допущенію г. Герценштейна въ приватъ-доценты… Помнится мн, наши настойчивыя убжденія подйствовали на большинство факультета въ этомъ засданіи, и значительное число голосовъ, начиная (что намъ казалось особенно важнымъ) съ декана факультета В. А. Легонина, высказались за допущеніе М. Я. Герценштейна, при соблюденіи, конечно, извстныхъ требуемыхъ формальностей, но не согласился ршительно и говорилъ рзко и долго противъ допущенія Герценштейна на каедру лишь одинъ, собственно, вліятельный членъ факультета — бывшій тогда ректоромъ Н. И. Боголповъ. Онъ соглашался вполн съ формальными аргументами въ пользу допущенія Герценштейна на каедру, но ставилъ вопросъ широко и произвольно. Противно закону, онъ утверждалъ, что крещеный еврей остается все равно евреемъ и долженъ подвергаться-де тмъ же самымъ ограниченіямъ, т. е. никогда не допускаться въ университетъ, и что мы съ Чупровымъ, такъ горячо ратующіе за отступленіе отъ этого принципа, хотя бы въ силу формальнаго закона, непремнно когда-нибудь горько раскаемся!!? {Въ теченіе всей моей тридцатилтней профессорской жизни мн не пришлось, однако, убдиться въ справедливости предсказанія Н. П. Б. по той простой причин, что многократныя мои попытки провести на каедру изъ своихъ учениковъ вполн достойныхъ кандидатовъ-евреевъ оказывались всегда тщетными и безрезультатными. До сихъ поръ еще я встрчаю часто служащими въ банкахъ и въ рядахъ адвокатуры такихъ евреевъ — учениковъ, которые были бы гораздо умстне и полезне на университетскихъ каедрахъ!!.}. Поэтому онъ-де, Боголповъ, видя, что большинство склоняется благопріятно на просьбу Герценштейна, остается при особомъ мнніи и заявитъ его Попечителю…— Въ результат, Попечитель впослдствіи присоединился къ мннію Боголпова, и мнніе большинства факультета провалилось, а Герценштейнъ и этотъ разъ не получилъ допущенія въ Университетъ и лишь добился его гораздо поздне, въ эпоху, кажется, такъ называемаго освободительнаго движенія.
Возвращаясь къ обоюднымъ между мною и Чупровымъ услугамъ, я долженъ разсказать дале подробно о всхъ тхъ тревогахъ, которыя намъ обоимъ принесъ прямо или косвенно 1895 годъ, и о тхъ хлопотахъ и мрахъ, которыя пришлось принимать для устраненія возможныхъ крупныхъ непріятностей. Лучше всего выразить причину всхъ этихъ тревогъ простымъ и краткимъ словомъ моей жены въ ея современномъ событію письм (отъ 31 октября 1895 г.). ‘Иванъ Ивановичъ’, пишетъ она своимъ родителямъ, ‘вчера опять ухалъ въ Петербургъ на нсколько дней: тамъ у него два засданія въ Академіи. Тутъ долгое время переживали вс тревогу по поводу того, что Александра Ивановича Чупрова не приглашали къ чтенію лекцій посл окончанія имъ двадцатипятилтняго срока, и было даже опасеніе, что его хотятъ совсмъ устранить, такъ что Иванъ Ивановичъ хлопоталъ о немъ въ Петербург. Теперь, слава Богу, все уладилось, и онъ уже началъ лекціи, а то студенты уже принимались волноваться’…
Прежде чмъ разсказать подробно о моихъ хлопотахъ по этому крупному и тревожному длу, я считаю полезнымъ принести справку изъ своего письма по этому поводу къ жен изъ Петербурга еще 19 сентября 1895 года: ‘Очень хлопочу’, пишу я, ‘о бдномъ Чупров: его хочетъ Деляновъ, кажется, серьезно вытснить изъ Университета. Надо серьезно же и похлопотать въ Москв у генералъ-губернатора: думаю създить къ Боголпову, лично, и его также попросить. Вчера я послалъ телеграммой по просьб Чупрова печальную ему всть о совт Делянова — подождать съ чтеніемъ лекцій’… ‘Потомъ, однако, стало какъ будто проясняться’… ‘Какое огромное лишеніе для насъ’, добавляю я въ томъ же письм, — ‘смерть Бунге!.. Онъ бы наврное все устроилъ къ общему благополучію. Сегодня здилъ даже къ нашему бывшему сотоварищу Плеве: хотлъ попросить хоть его заступиться за бдняжку, но увы! Плеве еще въ Костромской губерніи… Другихъ вліятельныхъ знакомцевъ Муравьева и Витте — также нтъ въ Петербург’… (Sic!)
Дв мои поздки осенью 1895 года въ Петербургъ по просьб самого Александра Ивановича я посвятилъ посщенію всхъ лицъ, отъ которыхъ зависла его дальнйшая судьба въ университет, и боле или мене горячо говорилъ въ его пользу и защиту. Прежде всего я отнесся къ моему новому сотоварищу по Академіи и въ то же время вице-директору Департамента Министерства Народнаго Просвщенія В. В. Латышеву, чтобы констатировать положеніе дла. Съ основательностью, ему свойственной, почтенный академикъ подтвердилъ мн, что А. И. Чупровъ считается серьезно скомпрометтированнымъ и тревожитъ своей дальнйшей участью Министерство, хотя оно ничего противъ него не иметъ и вс обвиненія текутъ изъ Москвы, онъ совтовалъ мн хорошенько переговорить обо всемъ съ H. М. Аничковымъ — директоромъ к самимъ графомъ Иваномъ Давидовичемъ, который, повидимому, очень занятъ дломъ Чупрова. Н. М. Аничковъ, который, надо отдать ему справедливость, все время относился къ моимъ хлопотамъ доброжелательно, объяснилъ мн, что представленія и жалобы на извстную некорректность Чупрова въ его Университетскомъ поведеніи текутъ изъ Москвы и слдовало бы дйствовать на Боголпова, отъ котораго многое зависитъ, но само собой разумется, надо прежде всего серьезно побесдовать и узнать мнніе графа Ивана Давидовича и какъ онъ къ этому отнесется.
Я немедленно отправился къ Делянову, принятъ имъ былъ, какъ всегда, любезно и, зная его привычку приглашать къ себ обдать профессоровъ, которые на боле долгое время прізжали въ столицу, самъ подсказалъ такое ему приглашеніе, заявивши, что пріхалъ на продолжительное время по дламъ Академіи и желалъ бы побесдовать съ нимъ о многихъ вопросахъ. Добрйшій Иванъ Давидовичъ Деляновъ немедленно пригласилъ меня къ себ на другой день откушать, и мы на довольно продолжительное время очутились съ нимъ съ глазу на глазъ, вдвоемъ — для желанныхъ мною разговоровъ о Чупров.
Я тотчасъ же, какъ называется, притянулъ быка за рога и на вопросы Ивана Давидовича, что у насъ длается въ Москв, отвтилъ. что въ Университетскихъ кругахъ теперь тревожатся участью Чупрова, что затянулось его дальнйшее оставленіе въ университет и не приходитъ утвержденіе изъ Петербурга. ‘Да, да’, съ нкоторой досадой отвчалъ мн графъ Деляновъ, ‘что прикажете длать?… Я знаю хорошо’, перебилъ онъ меня, когда я хотлъ что-то пояснить, ‘что Александръ Ивановичъ умница и добрйшей души человкъ, но ведетъ себя неосторожно: говоритъ больше, чмъ надо и съ кмъ не слдуетъ!’ — ‘Помилуйте, многоуважаемый графъ’, возразилъ я, ‘Александръ Ивановичъ корректный и скромный человкъ и ничего не законнаго длать никогда не будетъ: за-что же такое рзкое осужденіе противъ него?’ — ‘Что же длать, когда Московская администрація и прежде и нын постоянно сообщаетъ о разныхъ неосторожностяхъ Чупрова? Вотъ теперь, напр., попечитель, новое лицо — вашъ бывшій товарищъ — Николай Павловичъ (Боголповъ), и ему уже не даютъ покоя съ Александромъ Ивановичемъ. Я боюсь, что если мы его пропустимъ дальше на пятилтіе, то, пожалуй, будутъ протестовать противъ нашего ршенія… Знаете, ему не слдуетъ торопиться прошеніемъ о дальнйшемъ оставленіи на служб, если вы съ нимъ дружны, то передайте ему это: можетъ выйти хуже’… Посл этого разговора съ Министромъ, я немедленно послалъ Александру Ивановичу ту телеграмму, о которой уже упомянулъ, и вслдъ затмъ большое письмо, которое постигла странная участь: оно дошло до Москвы лишь черезъ три дня, по словамъ Чупрова — чуть ли не распечатанное.
Въ конц обда я настойчиво присталъ къ доброму все-таки хозяину съ разспросами, въ чемъ же собственно обвиняютъ или подозрваютъ Александра Ивановича, что онъ такое сдлалъ, чтобы заслужить гнвъ начальства? Но Иванъ Давидовичъ на этотъ разъ отвчалъ уклончиво общими мстами и шутками, очевидно не желая мн сказать точную правду — или не считая ее достаточной. Между прочимъ тутъ подтвердился извстный любимый анекдотъ объ И. Д. Делянов, который я слышалъ раньше нсколько разъ, а именно его сравненіе о строгости поведенія профессоровъ и архіереевъ, по господствующимъ воззрніямъ. ‘Вдь вотъ ничего нтъ, конечно, зазорнаго прогуляться по Невскому даже вечеркомъ, попробуй это сдлать архіерей — въ результат будетъ всеобщее осужденіе его поведенія!!. Также относится публика и къ профессорамъ: съ ихъ стороны требуется особая осторожность и благоразуміе въ каждомъ своемъ шаг. Ну вотъ Александръ Ивановичъ и въ данномъ случа погршаетъ: часто неосторожно дйствуетъ и говоритъ, откуда и являются нареканія при всхъ его достоинствахъ’… Такъ я и не добился точнаго и опредленнаго отвта о причинахъ предполагаемой угрозы изгнать моего милаго друга изъ стнъ Московскаго Университета. Отъ Делянова я, помню, поспшилъ для окончательнаго совта къ Н. М. Аничкову, отношенія котораго къ Чупрову мн показались всхъ добре. Я спросилъ его категорически, что мн длать дальше, чтобы спасти Чупрова и сберечь его для Университета, предварительно разсказавши, конечно, бесду съ графомъ. ‘Все дло въ Москв’, отвчалъ онъ, ‘я ближайшимъ образомъ въ Н. П. Боголлов. Я знаю, что онъ не любитъ Чунрова, но какъ относится къ вамъ?’ — ‘Я съ нимъ состою въ добрыхъ товарищескихъ отношеніяхъ’, отвчалъ я, ‘несмотря на нкоторыя столкновенія по поводу евреевъ’.— ‘Ну и прекрасно, возвращайтесь въ Москву и убждайте его: участь Чупрова во многомъ зависитъ отъ мнній и желаній Николая Павловича’!..
Я вернулся вскор же въ Москву и лично подробно передалъ все Чупрову, который, разумется, согласился съ необходимостью мн предварительно повидаться съ Боголповымъ и пощупать почву. Въ одинъ изъ ближайшихъ же дней я постилъ Николая Павловича, довольно откровенно разсказалъ ему о всхъ своихъ хлопотахъ въ Петербург и поставилъ ребромъ, что дальнйшая участь Чуирова, вроятно, зависитъ отъ его доброжеланія?.. Мн пришлось вынести большую непріятность: выслушать нсколько разъ и при томъ безъ особой мотивировки и стараться-отпарировать обвиненіе Чупрова Боголповымъ, которое онъ не стснился разъ даже поздне высказать моей жен въ частной бесд съ ней — въ лицемріи А. И. Ч. ‘Онъ лицемръ’, твердилъ Николай Павловичъ, одно говоритъ на язык, а иногда и Въ ‘Русскихъ Вдомостяхъ’, а длаетъ совершенно другое!’ Конечно, я старался опровергнуть и оспоритъ это недостойное обвиненіе, какъ только было въ моихъ силахъ — тмъ боле, что точной формулировки и приведенія отдльныхъ случаевъ онъ не давалъ, обвиняя Чупрова лишь, такъ сказать, огуломъ. Несмотря на все мое несогласіе съ мнніемъ Боголпова и мою любовь и уваженіе къ Александру Ивановичу, я долженъ, однако, сознаться, что считаю это странное, много разъ въ жизни повторенное Боголповымъ, мнніе хотя и совершенно ложнымъ, но высказаннымъ вполн искренно: Н. П. Боголповъ былъ не мене искренній и честный, какъ А. И. Чупровъ, человкъ, только совершенно иного рода: они представляли собой слишкомъ противоположныя натуры, почему и не могли терпть и понимать другъ друга, это для меня обнаружилось ясно во всхъ крупныхъ и мелкихъ чертахъ ихъ жизни. Боголповъ былъ человкъ, прежде всего, крайне прямолинейный, не допускавшій и мысли объ отклоненіи отъ разъ принятаго пути, какъ бы это отклоненіе ни было справедливо и необходимо. Стоитъ только припомнить — объяснять я теперь не имю нужды — извстное отношеніе его къ евреямъ… Тутъ онъ былъ всегда неумолимъ и невозможно было убдить его къ уступкамъ. Совсмъ иной былъ Чупровъ: онъ былъ человкъ очень гибкій и уклончивый въ своихъ мнніяхъ и дйствіяхъ, насколько этого требовало его благородное сердце, гуманность и общій складъ его убжденій. Благодаря послдней причин многія ршенія у него по одинаковымъ вопросамъ получались разныя, и это вело къ обвиненію его со стороны въ непослдовательности, а въ столкновеніяхъ съ совершенно противоположными людьми, какъ Боголповъ, не понимавшими иного поведенія, какъ свое — прямолинейное — даже и въ лицемріи…
Я всячески старался примирить взглядъ Боголпова, какъ Попечителя, съ дятельностью моего незабвеннаго друга Александра Ивановича, какъ профессора. Я указалъ дальше Попечителю, наконецъ, на опасныя послдствія, которыя дальнйшее неутвержденіе Чупрова можетъ вызвать, на неизбжныя волненія между студентами, съ чмъ Боголповъ, разумется, не могъ не считаться. Боголповъ подумалъ и отвтилъ ршительно: ‘Ну что же, я ничего лично не скажу противъ Александра Ивановича. Передайте ему, что если онъ явится со мн и заявитъ о боле корректномъ на будущее и прямомъ образ дйствій (!!?), то я употреблю вс старанія удержать его въ Университет’.— Разумется, я немедленно постилъ Чупрова и передалъ ему въ возможно деликатной форм все происходившее, предлагая отправиться къ Боголпову вмст со мной, какъ посредникомъ, или безъ меня. По нкоторому размышленію, ршили, что лучше ему одному отправиться, что онъ и сдлалъ. На разспросы мои посл возвращенія отъ Попечителя, Чупровъ категорически замтилъ, что все окончилось-де благополучно: Боголповъ общалъ употребить вс старанія на продленіе его службы, но вроятно, какъ я могъ замтить по разнымъ признакамъ, объясненіе это было не легко для бднаго Александра Ивановича, почему я, разумется, и не настаивалъ на разспрашиваніи.
Какъ извстно, съ окончаніемъ своей профессорской тридцатилтней службы, Александръ Ивановичъ переселился, по причинамъ мн не совсмъ яснымъ, за границу, гд проживали нкоторые члены его семейства, и въ Россію уже не возвращался. Тмъ не мене связь наша далеко не прекратилась: мы во-первыхъ довольно часто переписывались, принимая во вниманіе русскую лнь, которая распространялась и на насъ гршныхъ, а затмъ видлись почти ежегодно за границей, гд я проводилъ съ женой каждое лто. Такъ мы встрчались съ нимъ нсколько разъ въ Дрезден, Мюнхен, Гейдельберг, Цюрих я, наконецъ, послдній разъ въ Висбаден, куда онъ прізжалъ ко мн погостить въ 1906 г. (Одна наша совмстная прогулка съ Чупровымъ на Нидервальдъ на Рейн описала мною въ одной изъ первыхъ главъ настоящихъ ‘Воспоминаній’). Слдующее затмъ лто 1907 года мы опять были не далеко другъ отъ друга: я жилъ въ санаторій на Боденскомъ озер, а онъ въ Hohenschwangau, въ Баварскихъ Альпахъ.. Къ сожалнію, я получилъ внезапно, въ результат неудачнаго леченія въ санаторіи, новую мучительную болзнь — карбункулъ, меня напугавшую: проектируемая поздка моя къ другу въ Баварію не состоялась, я мн уже больше не пришлось его видть въ жизни. Но переписка между нами постоянно продолжалась по разнымъ текущимъ и интересующимъ насъ вопросамъ, кром, конечно, политики, которою я никогда не занимался. Послднее его письмо онъ написалъ мн за недлю до его внезапной кончины по поводу полученнаго отъ меня снимка съ портрета моего кисти В. Е. Маковскаго. Письмо это до того умно и мтко и такъ хорошо характеризуетъ покойнаго, понимавшаго толкъ въ живописи вслдствіе продолжительнаго пребыванія въ Италіи и свойственной ему во всемъ пытливости, что заслуживало гласности для публики, почему я его и напечаталъ въ газет ‘Слово’ {Вотъ содержаніе этого письма А. И. Чупрова изъ Мюнхена отъ 16/29 февраля 1908 года: ‘Дорогой мой Иванъ Ивановичъ, чрезвычайно утшилъ ты меня присылкой посткарты, представляющей, очевидно, копію съ портрета. Изображеніе твое вышло превосходно. Въ первую минуту показалось оно мн черезъ чуръ солидно, но чмъ больше я смотрю на него, тмъ ярче встаютъ твои черты и тмъ больше начинаю я цнить великое искусство мастера. Это не фотографія, а именно воспроизведеніе такихъ чертъ, которыя можно назвать въ человк самыми существенными. Портретъ, какъ мн кажется, совершенно удовлетворяетъ тому требованію, которое предъявляетъ къ художественнымъ произведеніямъ такого рода Рескинъ. Здсь нтъ такого сходства, чтобы, увидя это изображеніе, твоя собака начала лаять, но когда оно попадетъ къ другу, послдній не оторвется отъ него, и чмъ больше будетъ смотрть, тмъ больше будетъ находить знакомыхъ и милыхъ сердцу чертъ. Одно можно сказать: Маковскій, не смотря на годы, остался большимъ художникомъ, и твой портретъ длаетъ ему особую честь. Дай Богъ здоровья милой Екатерин Николаевн, что она любящимъ сердцемъ придумала увковчить твой образъ!
‘Удивительно хорошо снята посткарта. Гд это нашелъ ты такого мастера? Стоило бы узнать, гд длаются такія копіи. Не только общіе контуры, какъ это бываетъ по большей части, но вс полутоны вышли совершенно отчетливо’.}.
Любопытно, что изъ всхъ извстныхъ мн лицъ никто такъ не интересовался постоянно, не имя никакихъ прямыхъ сношеній, судьбой Александра Ивановича, повидимому, какъ В. К. Плеве въ теченіе части его жизни, мн извстной. Со времени переселенія моего въ Петербургъ, въ 1898 г., по должности члена Академіи Наукъ, я встрчался съ Плеве, тогда въ качеств Государственнаго секретаря, сравнительно довольно рдко, но гораздо чаще, когда онъ сдлался Министромъ В. Д., и каждый разъ онъ встрчалъ меня стереотипной фразой: ‘А какъ поживаетъ нашъ общій другъ, (our mutual friend), Александръ Ивановичъ?’ при чемъ я передавалъ ему все извстное о Чупров. Послднее, однако, время въ 1903 году наша переписка съ Чупровымъ какъ-то временно остановилась, Плеве, у котораго я былъ по длу (что разсказано въ другой глав), провожая меня изъ своего кабинета, какъ любезный хозяинъ до своей пріемной, повторилъ этотъ обычный вопросъ объ общемъ друг. Я былъ не совсмъ въ хорошемъ настроенія я довольно невжливо отвтилъ хозяину (или впереди его въ полъ оборота), что онъ о Чупров, наврное, можетъ получить боле точныя свднія отъ одного изъ подчиненныхъ ему департаментовъ, нежели отъ меня… Мой рзкій отвтъ, видимо, непріятно затронулъ Министра, и онъ тоже довольно рзко же отвтилъ мн: ‘Ошибаетесь, совершенно ошибаетесь! Александръ Ивановичъ теперь совершенно корректенъ и чистъ въ политическомъ отношеніи, намъ извстно только, что онъ проживаетъ за границей ни какимъ-то романтическимъ причинамъ’ (!?). Таковъ полученный мною изъ устъ покойнаго Министра загадочный отвтъ о моемъ друг, который до сихъ поръ является для меня неразршеннымъ, такъ какъ я не считалъ себя въ прав касаться этого вопроса при встрчахъ поздне съ Александромъ Ивановичемъ, или членами его семья.
Извстіе о внезапной кончин моего незабвеннаго друга я получилъ весьма быстро я одновременно изъ двухъ источниковъ: отъ одной изъ родственницъ Чупрова, извщенной изъ-за границы телеграммой, и отъ Мюнхенскаго профессора Лотца, въ дом котораго скончался Александръ Ивановичъ и который тотчасъ же мн о томъ написалъ. Письмо его въ свое время помщено было мною также въ газет ‘Слово’.
Изъ матеріаловъ, уцлвшихъ у меня отъ Александра Ивановича, наврное, найдется нсколько десятковъ писемъ разной цнности въ неразобранной еще груд моей переписки. Изъ нихъ особенную важность иметъ бережно сохраняемое мною большое письмо Александра Ивановича, до сихъ поръ еще не опубликованное, по важному этико-экономическому вопросу — ‘объ экономической цнности честности’ — вслдствіе моего анкетнаго запроса по этому предмету для одной изъ моихъ будущихъ работъ: .’Честность, какъ экономическій факторъ’. Я надюсь, что судьба дозволитъ мн опубликовать, хотя бы въ скромныхъ размрахъ, еще при моей жизни, эту учено-литературную работу, гд увидитъ совтъ и упомянутое цнное письмо моего друга Александра Ивановича Чупрова.

ГЛАВА IX.

Практическій опытъ пробы моихъ научныхъ силъ и способностей.— Изслдованіе фабрично-заводской промышленности въ Царств Польскомъ, — Программа изслдованія.— Цли и задачи его — I. Вншняя исторія изслдованія.— Пріздъ комиссіи въ Сосновицы.— Изученіе фабрикъ вдоль Варшаво-Внской желзной дороги.— Изслдованіе пограничныхъ фабрикъ.— Мирковская писчебумажная мануфактура.— Калишъ.— Кормчество или контрабанда на границ и на фабрикахъ.— Лодзь, Томашово, Варшава и пр. промышленные пункты.— II. Результаты всего изслдованія и общіе выводы.— Тсная связь развитія польской промышленности съ присоединеніемъ къ Россіи.

Въ пятой глав настоящихъ воспоминаній была изложена въ краткихъ чертахъ моя фабрично-инспекторская служба и участіе въ выработк и примненіи первыхъ въ Россіи, въ современномъ смысл, фабрично-рабочихъ законовъ. Служба эта, продолжавшаяся. пять моихъ лучшихъ лтъ, являлась какъ бы практической пробой, моихъ силъ и дарованій.
Въ настоящей глав, переходя къ другимъ видамъ временныхъ занятій и испытанія моихъ знаній и силъ въ теченіе жизни, я хочу отдать откровенный отчетъ читателю моей автобіографіи о моихъ. взглядахъ на практическіе результаты или полезность этой первой пробы моихъ силъ. Это тмъ боле необходимо, что, какъ извстно, ни одна сторона или проявленіе моей дятельности не вызывала столь сильныхъ похвалъ и въ то же почти время рзкихъ осужденій, какъ именно фабрично-инспекторская {См. по этому поводу многія указанія въ моей книг: ‘Изъ воспоминаній и переписки фабричнаго инспектора’. Спб. 1907 г.}. Къ сожалнію, мн приходится заявить, что въ тсно-практическомъ отношеніи, т. е. въ интересахъ благоустройства нашего фабричнаго быта и улучшенія законовъ, моя дятельность въ этой области, не смотря на вс мои добрыя намренія и мечтанія приносить но этому поводу добро, никакой собственно пользы, по всей вроятности, длу не принесла, я все шло тмъ же рутиннымъ, черепашьимъ ходомъ, какъ было бы, наврное, я безъ меня. Конечно, я обладалъ, какъ фабричный инспекторъ, многими знаніями и свдніями, которыхъ послдующіе мои товарищи по инспекціи не имли и не имютъ. Помимо доступнаго мн матерьяла по фабричному и рабочему вопросу, я имлъ счастіе изучать его и лично во время многочисленныхъ моихъ посщеній за-границы, особенно въ Англіи и Швейцаріи путемъ личнаго знакомства и разспросовъ выдающихся фабричныхъ инспекторовъ этихъ двухъ странъ. Результаты всхъ этихъ личныхъ наблюденій и опыта я неоднократно сообщалъ и передавалъ Министерству Финансовъ и своимъ ближайшимъ начальникамъ, главнымъ инспекторамъ Андрееву и Михайловскому. Такъ всевозможные бланки, важные административные акты и подробности инспекторскаго осмотра и практическаго примненія законовъ, инспекторскія дорожныя книги, разныя заявленія и т. п. привозились, припоминается мн, въ большомъ количеств изъ Англіи и передавались для руководства и свднія заинтересованнымъ лицамъ. Но увы! никакого практическаго толка . изъ всхъ моихъ попытокъ не вышло! Дло организаціи инспекторскаго контроля и самой инспекціи велось совершенно ощупью, безъ пользованія указаніями чужого опыта и одинаково безъ всякой попытки создать что-нибудь свое. Большинство всхъ этихъ важныхъ для условій хорошаго дйствія фабричной инспекціи вопросовъ осталось и донын въ томъ же крайне несовершенномъ, такъ сказать зачаточномъ, вид, какъ было и во времена моей инспекціи. Укажу, для образца, на условія школьнаго обученія малолтнихъ рабочихъ и возможность его контроля и выполненія: у насъ до сихъ поръ не допущены въ фабричныхъ длахъ формальныя доказательства, какъ это сдлано, напримръ, въ акцизномъ законодательств, у насъ, наконецъ, не разршенъ кардинальный вопросъ и не проведено сколько-нибудь точной и опредленной границы между фабрично-ремесленными и кустарными учрежденіями, о чемъ я усердно твердилъ на вс лады все время моей инспекторской службы (см. мою книгу ‘Изъ воспоминаній и переписки фабричнаго инспектора 1907 г.’).
Итакъ, по моему искреннему убжденію и къ моему величайшему прискорбію, мое участіе въ фабрично-инспекторской дятельности никакой въ общественномъ смысл пользы не принесло и по условіямъ у насъ существующимъ принести не могло, обратно всмъ ожиданіямъ. Другое дло въ отношеніи моихъ личныхъ интересовъ: здсь, нтъ сомннія, инспекторская дятельность оказала мн огромную службу и пользу. Фабрично-инспекторская дятельность, во-первыхъ, расширила и освтила мои знанія и пониманіе рабочаго вопроса, какъ никакая книга этого сдлать не можетъ. Множество бесдъ и разговоровъ съ фабрикантами, ихъ представителями и рабочими дали мн такіе факты въ руки, которыхъ я нигд бы не могъ найти. Напротивъ, многія теоретическія, абстрактныя положенія науки потерпли фіаско, благодаря практическому знакомству съ дломъ. Я убдился, напримръ, въ предвзятости и лживости многихъ ходячихъ положеній, напримръ, о противуположности, якобы, непремнно интересовъ капиталистовъ и рабочихъ, что является часто сущимъ и тенденціознымъ вздоромъ, не дающимъ права къ обобщенію. Многія, точно также, положенія и чуть не аксіомы финансовой науки по предмету обложенія косвенными налогами разныхъ видовъ потребленія не находятъ себ приложенія на практик, какъ я убдился на основаніи различныхъ фабричныхъ расцнокъ и артельныхъ списковъ, пропорціональность, покрайней мр, весьма часто нарушается и дважды два нердко выходитъ какъ будто не четыре.
Наконецъ огромная личная польза для меня практическихъ знаній и знакомства съ фабричнымъ бытомъ выразилась въ возможности съ успхомъ, впослдствіи, продлать другія изслдованія е работы, какъ опытъ моихъ силъ и познаній. Сюда относится, напримръ, новое изслдованіе, возложенное на меня, въ министерство того же Н. X. Бунге, объ условіяхъ конкурренціи фабрично заводской промышленности Царства Польскаго съ промышленностью Москвы или точне Центральной Россіи.
Восьмидесятые года прошлаго вка, какъ извстно, отличались въ Россіи продолжительнымъ промышленнымъ кризисомъ и застоемъ. Многія фабрики Центральной Россіи пріостановили работу или отпускали часть рабочихъ. Весьма естественно, что тяжкій фабричный кризисъ сдлалъ русскихъ фабрикантовъ боле нервными и чувствительными въ отношеніи вопроса о конкурренціи. Между промышленностью Центральной Россіи и ея окраины — губерній Царства Польскаго завязалась постепенно упорная борьба изъ-за обладанія рынками. По настоянію главнымъ образомъ московскихъ фабрикантовъ былъ уничтоженъ закавказскій транзитъ, но это не подняло русской промышленности и привозъ иностранныхъ товаровъ. хотя и уменьшился, но мсто ихъ въ значительной степени заняли произведенія не московской, а польской фабрикаціи. Харьковъ и Кіевъ сдлались хорошимъ рынкомъ для сбыта польскихъ произведеній и даже въ самой Москв появились многочисленные склады польскихъ фирмъ, и многія ихъ издлія начали успшно конкуррировать на мст съ московскими.
Толки и неудовольствія противъ конкурренцій польскихъ фабрикъ начали раздаваться особенно сильно посл 1886 года, со времени появленія сенсаціонной брошюры г. Сергя Шарапова о Лодзи и Сосновицахъ и его публичныхъ лекцій по этому предмету. Г. Шараповъ имлъ предварительно, для изслдованія этого вопроса, спеціальную командировку московскими купцами въ Польшу и съ неразборчивостью, его отличающею, поднялъ сильную агитацію по этому поводу, исполняя волю его нанимателей, также какъ нын противъ ограниченій автономій Финляндіи. Правительство наше всегда съ особымъ благоволеніемъ и снисхожденіемъ относилось къ желаніямъ и интересамъ московскаго купечества, поэтому, когда посыпались изъ Москвы жалобы отдльныхъ фабрикантовъ на вредъ для Россіи польской конкурренція, то Министерство Фянаясовъ немедленно откликнулось на эти ходатайства и ршило серьезно ими заняться. Вскор затмъ Министръ Внутреннихъ Длъ обратилъ вниманіе на ненормально быстрый ростъ и наплывъ иностраннаго населенія на нашихъ окраинахъ я спеціально увеличеніе иностраннаго землевладнія. Почти единовременно (немного позже) Министерство Финаисовъ (Н. X. Бунге) назначило спеціальную комиссію для изученія промышленности Царства Польскаго и особенно въ пограничной по лос, куда вмст съ ростомъ нашего таможеннаго тарифа переселялись цликомъ иностранные фабриканты съ своими рабочими и машинами, открывая все новое и новое соперничество съ русскими производителями. Отъ Министерства Финансовъ намчены были двое: по экономической части — я, по технической — директоръ Технологическаго Института Н. П. Ильинъ, впослдствіи въ качеств помощника ему Н. П. Ланговой, доцентъ того же Института, и кром того двое лицъ — статистовъ безъ рчей — отъ Министерства Внутреннихъ Длъ (по паспортному длу) и отъ Горнаго Департамента.
Въ одну изъ поздокъ моихъ въ Петербургъ тогдашній директоръ Департамента Торговля и Мануфактуры А. Б. Вэръ сообщилъ мн намреніе Министерства, но мысля его и Николая Христіановяча, пригласить меня въ эту комиссію. Вслдъ за тмъ послдовало и оффиціальное письменное предложеніе по этому поводу, на которое я отвчалъ, сгорая тогда желаніемъ всякаго новаго интереснаго дла, моимъ полнымъ согласіемъ. Весьма долго тянулась канцелярская канитель и переписка изъ-за совершенныхъ, частью, пустяковъ, напримръ, изъ-за согласія на мою командировку Министерства Просвщенія, которое, конечно, въ вакаціонное время ничего не можетъ имть противъ тхъ или иныхъ полезныхъ занятіи университетскихъ профессоровъ. Вмсто мая мсяца поздка комиссіи состоялась лишь въ двадцатыхъ числахъ іюня. Вс члены съхались въ Варшав, гд, къ сожалнію, генералъ-губернаторъ Гурко отсутствовалъ, и мы его не могли видть, въ канцелярія же его узнали, что о назначеніи комиссіи и прізд нашемъ фабриканты уже увдомлены и ждутъ-де насъ съ нетерпніемъ. Генералъ-губернаторъ прикомандированъ къ намъ, яко-бы на помощь при нашемъ изслдованіи, своего молодого чиновника по особымъ порученіямъ гр. А. А. Уварова, нын столь извстнаго, по разнымъ доводамъ, члена Государственной Думы. Въ дйствительности гр. Уваровъ никакой пользы намъ не оказывалъ, ибо съ нашей комиссіей вовсе даже не здилъ, а лишь показывался къ намъ всего два раза въ мстахъ нашего изслдованія на самое короткое время. Наша корреспонденція, но предложенію канцелярія, въ виду нашихъ постоянныхъ разъздовъ въ Царств Польскомъ, должна была направляться въ нее для храненія и доставляться намъ по извстному ей всегда нашему адресу, часто мнявшемуся.
Программа изслдованія заключала въ себ выясненіе тхъ условій я преимуществъ, которыя иметъ польская промышленность сравнительно съ внутренними губерніями Россія, въ особенности въ московскомъ промышленномъ округ. Сообразно этому надлежало выяснить, какія именно отрасли промышленности получили наибольшее развитіе въ губерніяхъ Царства Польскаго, какія мстныя условія способствовали этому развитію, какое вліяніе на него имли иностранные техники и рабочіе, заграничные капиталы и полученіе изъ-за границы матеріаловъ и орудій производства, каково было воздйствіе повышеннаго съ 1877 года таможеннаго тарифа, и какія мры могли бы быть приняты противъ дальнйшаго яскусственнаго развитія польской фабрично-заводской промышленности. При этомъ особенное вниманіе комиссіи должно было сосредоточиться именно на пограничныхъ губерніяхъ Царства Польскаго.
Слдуя указаннымъ цлямъ и задачамъ изслдованія, я съ одобренія Министерства выработалъ двнадцать вопросныхъ пунктовъ для владльцевъ фабрикъ параллельно по-русски и по-нмецки и, для ускоренія нашей работы, они были разосланы по фабрикамъ Царства Польскаго еще раньше нашего прибытія туда черезъ по’средство генералъ-губернатора и мстнаго начальства. Такимъ образомъ къ нашему прізду въ двадцатыхъ числахъ іюня мы уже имли отъ большинства мстныхъ фабрикъ довольно подробныя свднія, которыя оставалось лишь дополнить и проврить личными осмотрами.
Все изслдованіе мое промышленности Царства Польскаго можно изложить, собственно, въ двухъ частяхъ: во-первыхъ, такъ сказать, вншняя исторія или ходъ самаго изслдованія комиссіей польской промышленности, во-вторыхъ, результаты или данныя объ этой промышленности по экономическому отдлу задачи, мною собранныя. Начну съ вншней исторія, какъ наиболе интересной и подходящей для моей біографія и ‘Воспоминаній’. Первоначально комиссія наша предполагала путешествовать по Польш я собирать порученныя данныя цликомъ въ состав всхъ членовъ, но уже первые шаги совмстныхъ осмотровъ показали все неудобство подобной мры: каждый членъ нуждался въ свдніяхъ по своей спеціальности и, разумется, одинъ хозяинъ или завдующій фабрикой не могъ одновременно удовлетворять пытливость и отвчать нсколькимъ лицамъ. Въ этомъ мы убдились скоро въ первомъ промышленномъ пункт Царства, куда пріхали совмстно — въ Сосновицахъ. Я такъ описывалъ нашъ пріздъ въ Сосновицы моей жен: ‘Въздъ нашъ въ Сосновицы былъ ‘торжественный’: весь вокзалъ былъ запруженъ народомъ и властями, кром множесттва разныхъ чиновъ, было нсколько крупныхъ фабрикантовъ… Долго насъ разрывали на части, таможенные звали къ себ, фабриканты къ себ, но мы все съ достоинствомъ отвергли и устремились въ близъ лежащую корчму, гд я помстились, впрочемъ, довольно удобно. На другой день встали въ 7 часовъ и вновь отвергли предложенія, присланныя разными фабрикантами, изящныхъ экипажей, и пшкомъ, въ сопровожденіи, однако, большой свиты, двинулись для начала на шерсто-прядильную фабрику Диттеля, полторы версты отъ границы. Къ обду Ильинъ уже окончилъ свою часть осмотра, а Писаревъ, членъ отъ Министерства Внутреннихъ Длъ, не знавшій нмецкаго языка, безполезно потолкался и потомъ куда-то исчезъ, я же свою программу выполнялъ ‘въ утра до 7 часовъ вечера, съ краткимъ перерывомъ на обдъ на станціи и усталый, разбитый, но нсколько ободренный духомъ, вернулся домой, т. е. въ корчму. Цлый день разговоръ шелъ преимущественно по-нмецки’… Какъ было выше упомянуто, посл первыхъ двухъ-трехъ осмотровъ члены комиссіи ршили осматривать фабрики отдльно, а вечеромъ сходиться для обсужденія плана дйствій для слдующаго дня.
Посл Сосновицъ съ ея ближайшими окрестностями, гд мы осмотрли 15 фабрикъ, мы начали посщать боле отдаленныя изъ нихъ, лежащія по Варшавско-Внской дорог (Домброво, Зембковица, Ченстохово и т. д.). Поздки вдоль самой границы, гд только возникали фабрики, мы совершали въ разныхъ мстахъ Царства Польскаго. Мстность, напримръ, по границ всего Бендинскаго узда съ Пруссіей, пустынная и большею частью заросшая лсомъ, перерзанная множествомъ тропинокъ и очень удобная, повидимому, для водворенія контрабанды, услдить которую на огромномъ протяженіи едва-ли было возможно. Прозжія дороги съ русской стороны повсюду были отвратительны, и путешествіе совершалось постоянно съ опасностью быть опрокинутымъ. Вообще вдоль русской границы хорошія шоссейныя дороги въ то время (восьмидесятые годы XIX вка) отсутствовали, а напротивъ вся прусская граница на протяженіи Познани изрзана была прекрасными шоссе и желзными дорогами, поэтому въ результат нашего перваго же опыта оказался совершенныя абсурдъ, что по манная линія короче прямой, и что нашей комиссіи гораздо выгодне было путешествовать въ русскія пограничныя фабрики, длая большіе круговые объзды по прусскимъ цивилизованнымъ путямъ, нежели короткіе прозды по русской территорія.
Первый такой наздъ мы совершили съ Ильинымъ на Мирковскую писчебумажную фабрику Велюнскаго узда Калишской губерніи. Она лежитъ всего нсколько верстъ отъ прусской желзнодорожной станціи ‘Wilhelmsbrticke’, поэтому мы совершили это путешествіе большимъ объздомъ изъ Сосновицъ но Пруссіи и до хали довольно скоро, тогда какъ съ Россіей она была связана плохой проселочной дорогой.
Мирковская писчебумажная мануфактура возбуждала много толковъ и переписки у генералъ-губернатора, а равно и Министерства Финансовъ. Положеніе этой фабрики считали подозрительнымъ и даже опаснымъ для интересовъ Россіи по многимъ причинамъ. Прежде всего Мирковская фабрика лежитъ на пограничной рк Просн, отдляющей Россію отъ Пруссіи, и фабрика занимаетъ своими постройками оба берега рки, въ которой происходятъ часть процедуры производства — мытье тряпки и пр. Вс рабочіе живутъ въ лежащей непосредственно за стной фабрики прусской деревушк и два раза въ день приходятъ на работу, подвергаясь строгому таможенному осмотру. Противъ Мирковской фабрики были представлены два серьезныхъ, но одинаково безосновательныхъ, какъ оказалось изъ нашего тщательнаго осмотра, обвиненія: во-первыхъ, что несмотря на вс принятыя мры предупрежденія, эта фабрика является мстомъ сплава контрабанды, другой доносъ мстнаго жандармскаго ротмистра указывалъ, еще страшне, на военную будто бы опасность для Россіи Мирковской фабрики, такъ какъ она очень легко въ случа войны можетъ быть, будто бы, превращена въ крпость, а ея рабочіе — въ нмецкихъ ландверистовъ, они вс-де отлично изучаютъ военное искусство на случай войны!!??…
Мы съ Ильинымъ тщательно осмотрли эту фабрику, произвели настоящее слдствіе, выспрашивая въ подробности рабочихъ и администрацію, и провряя показанія книгами: никакой фиктивной, якобы, работы на этой фабрик мы не нашли, а по осмотру Ильннымъ механизмовъ и аппаратовъ Мирковская мануфактура дйствительно перерабатывала въ бумагу все то тряпье, которое получала. Короче, мы облили фабрику отъ всхъ доносовъ и обвиненій, на нее падавшихъ. Напротивъ, надо считать за большую выгоду для Россіи существованіе этой фабрики уже потому, что при отсутствіи ея, пограничное населеніе, не имя заработковъ, непремнно занялось бы боле выгоднымъ гешефтомъ-контрабандой. Наконецъ въ смысл конкурренціи съ Россіей эта фабрика не представляла ничего угрожающаго по своимъ размрамъ, потребляя мстную тряпку, и производя бумагу для мстнаго употребленія.
Дале, такимъ же точно образомъ, путемъ длиннаго объзда черезъ Пруссію, мы постили губернскій городъ Калишъ, лежащій отъ границы всего въ семи верстахъ и тмъ не мене тогда не связанный еще желзной дорогой ни съ Пруссіей, ни съ Россіей. Въ Калиш мы пробыли довольно долго, осмотрли въ его окрестностяхъ знаменитыя суконныя фабрики, поставлявшія издавна сукно не только на всю Россію, но и въ Китай. Согласно нашему изслдованію шансы конкурренціи, опять таки противно московскимъ завистникамъ, вовсе не говорили въ пользу этихъ польскихъ или точне нмецкихъ фабрикъ, такъ какъ топливо въ Калиш оказалось дороже многихъ другихъ частей въ Польш, заработная плата выше, а шерсть едва ли не дороже, чмъ въ Россіи.
Гораздо большаго вниманія съ нашей стороны въ Калиш потребовалъ осмотръ нсколькихъ фабрикъ и ремесленныхъ заведеній:, подозрваемыхъ въ сбыт контрабанды, которая прикрывается слдующимъ ловкимъ маневромъ, какое-нибудь лицо открываетъ въ предлахъ Россіи, но на границ, напримръ въ томъ же Калиш, для вида фабрику или мастерскую какого-либо ходкаго товара, напримръ, машинныхъ кружевъ, лентъ, тесемокъ, шляпъ, платковъ и т. д. Единовременно съ контрабанднымъ привозомъ этихъ товаровъ изъ-за границы разными неизвстными путями фабрика вырабатываетъ и свой подобный товаръ, только въ ничтожномъ количеств, по тмъ же иностраннымъ образцамъ и рисункамъ, но ставитъ на все свое клеймо. Въ результат получается абсурдъ: въ данную часть Польши замтно усиливается ввозъ какого-нибудь товара, извстнаго рода, изъ-за границы, и мстное польское (въ большинств, конечно, еврейское) производство этого предмета нисколько отъ этой конкурренціи не страдаетъ, но замтно растетъ и процвтаетъ. Такіе способы контрабанды мн пришлось видть, по крайней мр по подозрнію, кром Калиша, въ Ченстохов и самой Варшав. Для отвода глазъ, весьма нердко на подобныхъ фабрикахъ имются, яко-бы для образца, т же самые товары иностраннаго происхожденія, но снабженные узаконенной пломбой и прошедшіе черезъ таможню.
Какой-то жандармскій офицеръ въ Сосновицахъ заявлялъ мн по секрету, что если~бы Министерство Финансовъ гарантировало ему извстную на то сумму, то онъ обязуется на дл показать обширные размры правильно идущей контрабанды разными товарами при непосредственномъ, будто-бы, содйствіи или попустительств самихъ чиновъ таможеннаго вдомства. Такъ какъ въ данномъ случа я отказался принять на себя посредничество, то не знаю, насколько заявленіе это врно, но несомннно, вс обстоятельства видннаго и слышаннаго мною въ Польш, во время изслдованія, говорили за громадные размры контрабанды — гораздо больше, нежели многіе думали. Такъ, въ Познани, напримръ, вдоль всей русской границы, я видлъ нсколько разъ много вино куренныхъ заводовъ и другихъ фабрикъ въ непосредственной близости съ Россіей, иногда на нсколько саженъ, почему незамтный провозъ продуктовъ изъ Пруссіи черезъ нашу границу представлялся весьма легкимъ дломъ, несмотря ни на какую стражу. У меня невольно являлась мысль: эти заводы не существуютъ ли спеціально для доставки въ Россію контрабанднымъ способомъ спирта и пр.?… Затмъ одинъ разъ, близъ Калиша, въ виду нашего сторожевого поста и часового, я случайно зашелъ въ прусскую пивную и нашелъ сни ея снизу до верху наполненными какими-то странными металлическими ранцами, съ завинченными отверстіями и ремнями. Для всякаго было очевидно, что эти ранцы предназначались для наполненія жидкостью и скрытнаго переноса подъ платьемъ. Нмецкій еврей, хозяинъ пивной, видимо былъ очень смущенъ и что-то бормоталъ, но ничего не могъ отвтить на мои любознательные разспросы, русскій же таможенный чинъ, приставленный ко мн Министерствомъ Финансовъ при разъзд по нкоторымъ фабрикамъ, якобы для содйствія изслдованію, по поводу вышеуказанныхъ ранцевъ, представилъ мн какое-то нелпое объясненіе и всячески старался увести меня вонъ изъ этой пивной, очевидно, по моему убжденію, желая отвлечь мое вниманіе отъ этого нагляднаго доказательства регулярнаго кормчества {Никогда во всю мою жизнь мн не приходилось столько слышать о взяточничеств и продажности чиновниковъ, какъ въ Царств Польскомъ во время этого изслдованія. Одно вдомство всегда обвиняло другое, таможенно-полицейскихъ, полицейскіе, какъ мы сейчасъ видли, — таможенныхъ въ подкупности и сдлкахъ съ съ совстью. Къ сожалнію, и новое вдомство — фабричная инспекція — пошло по избитой дорог и навлекло на себя скоро тже обвиненія. Еще во время нашего изслдованія два инспектора въ Царств Польскомъ были на этомъ основаній устранены отъ должности.}.
Дольше всего изъ всхъ городовъ Царства Польскаго пришлось мн пробыть въ Лодзи — около трехъ недль, каждый день съ утра до вечера посщая фабрики, иногда даже по воскресеньямъ, когда случайно приходилось узнать о еврейскихъ заведеніяхъ, работавшихъ въ этотъ день. Свободные отъ посщеній антракты точно также были всецло посвящены разработк писаннаго и печатнаго матеріала, собраннаго въ огромномъ количеств на фабрикахъ и долучаемаго со всхъ сторонъ. Этотъ главнйшій промышленный центръ Царства Польскаго, прокопченная, дымная Лодзь съ ея до-нельзя отравленной, вонючей рчкой Лудкой производила на насъ тяжелое, гнетущее впечатлніе. Впрочемъ я не имлъ времени скучать, поглощенный всецло осмотромъ фабрикъ и безчисленными разговорами и опросами на разныхъ языкахъ (преимущественно на нмецкомъ и русскомъ, а иногда черезъ переводчика и по-польски) съ ранняго утра до поздняго вечера. Жена моя, которая цлый день сидла въ номер гостиницы за предварительнымъ разборомъ присылаемаго съ фабрикъ матеріала описательнаго и цифроваго характера — занятіемъ, отъ котораго ее, впрочемъ, часто отрывали разные дловые постители, вела, разумется, томительное существованіе и молила боговъ поскоре убраться изъ постылаго города. Здсь же, въ Лодзи, при постоянномъ жительств, мы первый разъ (а потомъ при вторичномъ посщеніи Сосновицъ) перезнакомились съ разными представителями русскаго чиновничества и составили себ ясное представленіе, какими неудовлетворительными чиновниками Россія наполняетъ свои окраины, существовало вредя связи и объединенію интересовъ послднихъ съ остальной Россіей.
Кром Калиша, Лодзи, Томашова и фабрикъ вдоль Варшавско-Внской дороги, я постилъ нсколько механическихъ заводовъ Варшавы и стеклянныхъ и мебельныхъ фабрикъ въ Люблинской губерніи. Всего посщеній было много, боле ста промышленныхъ заведеній Царства Польскаго, и я изучилъ ихъ вполн основательно, чтобы быть въ состояніи провести параллель съ условіями производства и быта московскихъ фабрикъ.
Вслдъ за изученіемъ положенія польской промышленности путемъ указанныхъ осмотровъ фабрикъ, я собиралъ также въ Польш данныя для исторіи возникновенія и развитія польской промышленности, что издалъ впослдствіи отдльной книгой {Историческій очеркъ развитія фабрично-заводской промышленности въ Царств Польскомъ. Рчь, произнесенная въ торжественномъ собраніи Императорскаго Московскаго университета 12 января 1887 г. орд. проф. И. И. Янжуломъ. Москва 1887 г.}. Это изслдованіе по всмъ доступнымъ мн источникамъ, преимущественно польскимъ, а отчасти русскимъ, ране не затронутымъ (напримръ данныя Государственнаго Банка), установило несомннный фактъ быстраго роста польской промышленности, сравнительно съ русской и особенно за позднйшее время, т. е. за періодъ полнаго присоединенія къ Россіи и объединенія съ ней. Отъ выгодъ, благодаря этому сліянію съ Россіей, обрабатывающая промышленность Царства Польскаго увеличивалась скачками на сотни и даже до тысячи процентовъ за короткій періодъ въ отдльныхъ отрасляхъ промышленности. Польская промышленность оказалась вообще моложе русской, и ея ростъ начинается именно — со времени утраты политической самостоятельности Польши и на счетъ Россіи, къ которой она была присоединена.
Первый благопріятный факторъ для развитія польской промышленности заключался, вмст съ присоединеніемъ къ Россія, въ дломъ ряд поощрительныхъ административныхъ мръ, принятыхъ правительствомъ. Второй факторъ, благопріятствующій польской промышленности, заключался въ дятельности польскаго банка, истратившаго, опираясь на русскіе финансы, многіе милліоны денегъ. Наконецъ третій и важнйшій факторъ состоялъ въ разнообразныхъ экономическихъ выгодахъ, которыя Польша извлекла прямо изъ своего присоединенія къ Россіи и торговли съ нею, найдя въ ней богатый и постоянный рынокъ, какъ для своихъ собственныхъ продуктовъ, такъ и привозимыхъ иностранныхъ, при обильныхъ льготахъ и преимуществахъ на русскій счетъ въ пользу Польши. Достаточно привести тотъ фактъ, что до 1850 г., пока Царство Польское имло самостоятельный тарифъ и свой собственный таможенныя кордонъ по русской границ, Польша ввозила въ Россію свое сырье совсмъ безплатно, а обработанныя издлія, какъ собственныя, такъ и иностранныя, съ своимъ клеймомъ съ уплатою лишь одного процента (1%). Въ то же самое время русскія издлія, напримръ бумажныя, оплачивались до 15% стоимости польскими пошлинами. Такимъ образомъ присоединеніе къ Россіи создало для Полыми обширный, монополизированный рынокъ для всякихъ продуктовъ черезъ ея посредство, и великодушная Россія наложила на себя, слдовательно, огромную тяжесть въ пятнадцать разъ большую, нежели на присоединенную страну. Отъ всего остального свта Россія была ограждена высокой стной запретительнаго тарифа, и лишь Польша представляла изъ себя ворота въ этой сплошной стн. (Нчто подобное представляетъ собою нын, благодаря двойному тарифу и легкости контрабанды, Финляндія {Укажемъ на замчательную статью недавно въ ‘Голос Москвы’ на эту тему по доводу взаимныхъ отношеній Россіи съ Финляндіей въ писчебумажной промышленности. Благодаря, главнымъ образомъ, разности русско-финляндскаго тарифа отъ иностраннаго финляндскаго и нашего, Финляндія быстро и врно завоевываетъ русскій рынокъ. Приведемъ нкоторыя выдержки изъ названной статьи.
‘Прогрессивный ходъ завоеванія русскаго рынка финляндской бумажной промышленностью явствуетъ изъ слдующихъ цифръ: 20 лтъ тому назадъ финляндскій привозъ составлялъ всего 6 проц. русскаго производства, еще 10 лтъ тому назадъ онъ не превышалъ 10 проц. нашея производительности, а въ настоящее время онъ составляетъ уже цлую треть. Финляндская бумага распространилась отнюдь не въ одной только сверной Россіи — она получила, широкій сбытъ въ Варшав, Лодзи, Риг, Москв, Одесс, Ростов и т. д., не исключая и Сибири.
За послдніе годы привозъ къ намъ финляндской бумаги обнаруживаетъ слдующую прогрессію: 1903 г.— 18, 2 милл. марокъ, 1904 — 20,1, 1905 — 20,6, 1906 — 20,4, 1907 — 26,8 милл. марокъ. Въ среднемъ финляндскій привозъ увеличивается ежегодно на 15 проц., все финляндское бумажное производство возрастаетъ ежегодно на 25 проц., — а наше бумажное дло увеличивается едва на 2 проц. Финляндская промышленность растетъ почти исключительно за счетъ развитія русскаго бумажнаго рынка, покрывая дв трети прироста нашей потребности въ бумаг’.
Указанное ненормальное явленіе авторъ объясняетъ тмъ, что ‘финляндскій привозъ мы облагаемъ самыми ничтожными пошлинами, а чтобы финляндцы могли сбывать у насъ свой товаръ съ хорошей выгодою, не тревожимые другими иностранными импортерами, мы облагаемъ бумажный товаръ другихъ странъ-производительницъ огромными, совершенно запретительными пошлинами. Вотъ сравнительная табличка таможенныхъ тарифовъ по финляндской границ и общихъ (въ рубляхъ съ пуда):

Бумага:

Для Финляндіи.

Общій тарифъ.

Оберточная

0,50

4,00

Блая и цвтная

0,82

6,00

Пергаментная

0,82

13,20

Папиросная

1,60

16,00

Отсюда явствуетъ, что Финляндія совершенно защищена на русскомъ бумажномъ рынк отъ конкурренціи европейскихъ фабрикантовъ, обложенныхъ таможенною пошлиною въ 8—16 разъ выше, нежели финляндскій товаръ. Фактически это находитъ себ выраженіе въ томъ, что въ состав бумажнаго привоза къ намъ вс страны занимаютъ всего 5 проц., — а 95 проц. привозитъ одна Финляндія! Другими словами, массовое импортное производство искусственно монополизировано тарифомъ за Финляндіей, а на вс прочія страны оставлены лишь крохи привоза (спеціальныхъ сортовъ бумаги).
Мы охарактеризовали финляндскую привилегію по бумажному производству только какъ одну изъ наиболе яркихъ картинокъ въ области экономическихъ взаимоотношеній Финляндіи съ Имперіей. Но и весь вообще товарный обмнъ нашъ съ Финляндіей носитъ въ высшей степени ненормальный характеръ, закрпляющій льготное положеніе привоза къ намъ, финляндскихъ товаровъ и въ то же время ставящій судьбу нашего импорта въ Финляндію въ зависимость отъ доброй воли финляндцевъ’.
См. ‘Голосъ Москвы’ отъ 26 іюня 1910 г. Экономическій отдлъ: статья подъ названіемъ ‘Вопіющая ненормальность’. См. также ‘Голосъ Москвы’ No 153 1910 года (отъ 6 іюля): ‘Финляндская конкурренція въ бумажномъ производств’.}.
Въ 1850 году произошло таможенное объединеніе и уничтоженіе таможенной границы между Имперіей и Царствомъ, что, обратно съ ожиданіями, способствовало главнымъ образомъ дальнйшему развитію и росту лишь польскихъ интересовъ на счетъ русскихъ. Первоначально сдерживающей препоной были дурные пути сообщенія во внутренней Россіи, но съ улучшеніемъ ихъ я быстрой постройкой желзныхъ дорогъ сбытъ польскихъ издлій не только распространялся съ соотвтствующей быстротой на внутреннемъ рынк, но вырывалъ у русской промышленности даже насиженные старые рынки въ Азіи.
Но за быстрымъ развитіемъ польской промышленности, вслдствіе вышеуказанныхъ условій, явилось другое весьма нежелательное послдствіе этого быстраго роста вмст съ увеличеніемъ также я нашего таможеннаго тарифа, а именно: желая пользоваться различіями тарифныхъ ставокъ на обработанные продукты и полуфабрикаты, иностранцы начали переносить свои фабрики или ихъ отдленія за русскую границу вмст съ ихъ полнымъ обзаведеніемъ. Благодаря этому маневру, иностранное производство получило полный доступъ для конкурренціи съ русскими производителями. Появленіе подобныхъ фабрикъ одинаково невыгодно какъ для русской промышленности, такъ и для интересовъ самого фиска. Иностранный продуктъ получаетъ здсь фальшиво-русское обличіе и избгаетъ значительной части таможеннаго налога. Вотъ та сторона вопроса о польской промышленности, которая дйствительно заслуживала вниманія, вмсто преувеличенныхъ жалобъ московскихъ промышленниковъ на польскую конкурренцію, сильно раздутую.
Въ заключеніе перейдемъ къ выводамъ или результатамъ, добытымъ нашей комиссіей о экономической сторон дла. Само собой разумется, здсь оказались выводы pro и contra, т. е. за русскую, какъ и за польскую промышленность. Одни производства, какъ хлопчато-бумажное, выше въ Россіи, другія, какъ шерстяное, выше въ Польш. То же, что о качеств, можно сказать и о шанс конкурренціи: въ однихъ отношеніяхъ преимущество за московскими, въ другихъ — на сторон промышленниковъ Привислянскаго Края. Очевидно, не ^можетъ быть вопроса о какихъ-либо насильственныхъ мропріятіяхъ правительства для уравненія шансовъ конкурренціи, и сами промышленники должны стремиться къ должному уравненію своихъ преимуществъ и недостатковъ въ интересахъ наилучшаго развитія своего дла.
Основное положеніе мое, истекающее изъ всего изслдованія, это то, что промышленность Царства Польскаго представляетъ собой дитя правительственной опеки и многолтней заботливости русскаго государства, вспоенное и вскормленное въ значительной степени на русскихъ хлбахъ и на счетъ русскихъ потребителей (боле 50% польскихъ издлій вывозится въ Имперію).
Такимъ образомъ, если бы зашла рчь объ автономіи или полномъ отдленіи Царства Польскаго отъ Россіи, то, естественно, мломъ справедливости является вытребовать и получить сначала многомилліонный долгъ Полыми Русской Имперіи за созданіе и столтнее поддержаніе ея промышленности. Возникновеніе пограничныхъ фабрикъ на счетъ иностранныхъ капиталовъ и отчасти, съ иностранными рабочими составляетъ прямое нарушеніе существующихъ правилъ и законовъ и обязательно должно быть уничтожено, какой бы то ни было цной.
Согласно данной комиссіи программ, одинаковыя изслдованія и подъ однимъ и тмъ же пунктомъ должны были быть повторены и въ Московской губерніи, но по неизвстной мн причин московское изслдованіе не состоялось, а потому для сравненія добытыхъ въ Польш результатовъ съ Москвой пришлось ограничиться мн нкоторыми общими данными, добытыми много раньше, въ качеств московскаго фабричнаго инспектора, и немногими частными свдніями, гд дло касается вопросовъ неподвижнаго или оборотнаго капитала. Первый — основной капиталъ, т. е. затрачиваемый на землю, постройку зданія и машинъ на московскихъ фабрикахъ, вообще больше и выше, чмъ польскихъ, если сопоставить съ капиталомъ оборотнымъ. Вообще постройки, благодаря русскому обычаю помщать жилище рабочихъ въ зданіи фабрики и дороговизн кирпича, гораздо дороже, нежели въ Царств Польскомъ.
Весьма разнообразны условія относительно оборотнаго капитала и на первомъ план топлива. Здсь, во время изслдованія, расходъ на топливо оказался ршительно въ пользу Царства Польскаго, т. е. въ Москв топливо гораздо было дороже въ то время, чмъ въ Царств Польскомъ. Если взять сравнительный расходъ топлива, приходящійся на единицу продукта, то окажется, что въ общемъ фабричномъ оборот Царства Польскаго топлива расходуется въ два раза меньше, чмъ на московскихъ фабрикахъ.
Но главное мое вниманіе въ этомъ сравненіи условій производства сосредоточилось, естественно, главнымъ образомъ на заработной плат и рабочемъ вопрос, въ то время какъ до вопросамъ о капитал, аналогичнымъ съ Польшей, мн удалось произвести изслдованіе лишь на четырехъ мн особенно дружественныхъ московскихъ фабрикахъ, по заработной плат я имлъ свднія и данныя по многимъ сотнямъ фабрикъ, собранныя въ теченіе многихъ лтъ. На этой сторон вопроса, на данномъ основаніи, мое изслдованіе и параллель Москвы съ Польшей отличаются особой подробностью
Первое уже различіе заключалось въ найм рабочихъ. До выхода въ свтъ закона о найм фабричныхъ рабочихъ 3-го іюня 1886 года, вс условія фабричнаго быта отличались у насъ крайней неопредленностью и произволомъ, и нкоторое предписаніе закона и нкоторые русскіе фабричные обычаи являлись нердко остаткомъ бывшихъ крпостныхъ отношеній. Наемъ совершался на самые разные сроки, и при томъ даже на одной и той-же фабрик, но господствующимъ можно считать — наемъ на срокъ паспорта, какъ наиболе употребительный и распространенный. Тмъ не мене, въ силу прямого дозволенія закона (ст. 54 уст. о пром. фабр. и зав.), хозяинъ фабрики могъ всегда отпустить отъ себя рабочаго и до истеченія договорнаго срока за дурное поведеніе или невыполненіе его обязанностей, но съ обязательнымъ предупрежденіемъ работника за дв недли до отпуска. Въ дйствительноcти послднее условіе настолько плохо соблюдалось, что было мало извстно не только рабочимъ, до и самимъ хозяевамъ.
При неопредленности условій найма, время расплаты на нашихъ фабрикахъ закономъ не предусматривалось, оно предоставлялось, по теоріи, на волю сторонъ, заключающихъ договоръ найма, а въ дйствительности у большинства промышленныхъ заведеніи, кром ремесленныхъ, плата заработанныхъ денегъ производилась, когда хозяинъ пожелаетъ и иметъ нужныя для того деньги.
Законъ 3-го іюня 1886 г. сдлалъ важный переломъ въ жизни нашихъ фабричныхъ рабочихъ, установивъ точный порядокъ найма я расплаты тамъ, гд его прежде не было. Этотъ важный законъ, составляющій эпоху въ русскомъ фабричномъ законодательств, опредлилъ, во-первыхъ, способы найма и установилъ точно обязательные термины расплаты — не мене раза въ мсяцъ, при срок опредленномъ, — и двухъ разъ въ мсяцъ, при срок неопредленномъ, нарушеніе чего навлекаетъ на хозяина отвтственность въ случа иска рабочаго.
Во многомъ иначе та же часть промышленныхъ отношеній организована въ Царств Польскомъ, для котораго, при томъ, законъ 3-го іюня 1886 г. былъ обязателенъ до послдняго времени лишь отчасти, такъ какъ въ цломъ состав этотъ законъ распространился сначала всего на три губерніи — Московскую, Владимірскую и Петербургскую. Какъ общее правило, издавна существовавшее въ Царств Польскомъ, кром спеціальныхъ письменныхъ договоровъ съ отдльными рабочими (большею частью мастерами), рабочіе нанимались и нанимаются безъ срока, но съ обязательнымъ предупрежденіемъ за дв недля, для обихъ сторонъ, объ отход или отпуск, и послднее условіе, совершенно непривычное въ остальной Россіи и лишь внесенное для подобнаго же найма закономъ 3-го іюня 1886 г., является тамъ повсемстно принятымъ обыкновеніемъ, гарантирующимъ интересы обихъ договаривающихся сторонъ. Обратно съ остальной Россіей, расплата съ рабочими является на фабрикахъ Привислянскаго края также правильной и твердо опредленной — или еженедльной, или не рже двухъ разъ въ мсяцъ.
Что касается до размровъ заработной платы, то сравненіе Имперіи съ Царствомъ Польскимъ везд привело меня къ выводу о лучшемъ, боле высокомъ размр вознагражденія польскихъ рабочихъ. У большинства ихъ плата превосходитъ русскую очень значительно, иногда на одну треть, на половину, вдвое, а въ одномъ производств даже втрое. Женская плата въ Польш выше почти на три четверти, а дтская боле, чмъ на половину. При этомъ, по разнымъ частямъ Польши плата рабочихъ весьма разнообразятся, но, какъ извстно, главное значеніе въ вопрос оплаты играетъ интенсивность труда, его энергія и успшность. Переведя полученныя данныя по этому пункту на единицу товара на тхъ фабрикахъ, о которыхъ свднія имлись для бумагопрядильнаго производства, у меня получилось, что расходъ платы въ Царств Польскомъ на фунтъ пряжи составляетъ 66 коп. и никакъ не выше 1 р. 20 к. въ Россіи же отъ 80 к. до 1 р. 50 е., т. е. въ общемъ гораздо выше, въ выработк же ткани, разница къ выгод польской промышленности еще значительне, т. е. несмотря на абсолютную низкую заработную плату, выработокъ въ центральной Россіи по этому предмету обходится дороже.
Вообще отношенія рабочихъ къ хозяевамъ въ Царств Польскомъ гораздо были нормальне, нежели въ Москв того времени, несмотря на то, что въ общемъ населенія Полыми грамотность совсмъ не процвтала (по крайней мр русская) и была ниже многихъ мстностей Россіи, польскіе фабричные рабочіе были гораздо выше и образованне русскихъ очевидно потому, что наиболе развитая часть польскаго населенія шла на фабрику, и во-вторыхъ между рабочими Царства Польскаго была значительная часть иностранцевъ, преимущественно нмцевъ, прошедшихъ обязательную школу. Въ то время какъ у насъ, при томъ на лучшихъ фабрикахъ, грамотность не превосходила 31%, средняя въ Польш давала 45%, а въ Варшав даже 56%, т. е. больше половины (разумется, съ тхъ поръ крупный прогрессъ сдланъ повсюду).
Точно также большинство другихъ условій промышленности поставлены были въ Польш лучше, чмъ на русскихъ фабрикахъ. Такъ, средняя продолжительность рабочаго времени на польскихъ фабрикахъ была вообще короче — отъ 10 до 12 часовъ въ день, тогда какъ въ Центральной Россіи работа продолжалась тогда, какъ правило, 12 часовъ и нердко до безобразной суммы 14 часовъ въ сутки и даже больше. Годовая работа точно также была въ Москв, если ее перевести на часы, гораздо длинне Польши, несмотря на множество въ Центральной Россіи праздниковъ, не везд, впрочемъ, одинаково соблюдаемыхъ.
Кром указанныхъ выгодъ польской промышленности, надо выставить также отсутствіе на польскихъ фабрикахъ фабричныхъ лавокъ, ведущихъ (по крайней мр прежде) на московскихъ фабрикахъ къ эксплоатаціи или большимъ злоупотребленіямъ хозяевъ за счетъ рабочихъ, что и дало, собственно, главный толчокъ моимъ пререканіямъ съ фабрикантами въ Москв и моему выходу въ отставку. Хотя во всей Россіи, какъ и Царств Польскомъ, въ восьмидесятыхъ годахъ прошлаго вка благотворительныхъ учрежденій на фабрикахъ встрчалось очень мало, но все-таки чаще въ Польш, нежели на московскихъ фабрикахъ, я повсюду на польскихъ фабрикахъ рабочіе были самодятельне и выказывали большую заботу о своихъ интересахъ. Вс эти данныя указываютъ на лучшія во многихъ отношеніяхъ условія существованія польскаго фабричнаго рабочаго сравнительно съ русскимъ, что въ свою очередь способствовало лучшему подбору рабочихъ въ Польш и оставалось. не безъ вліянія на взаимные шансы конкурренціи съ внутренней Россіей. Тогда какъ въ Россіи рабочій — номадъ, и чуть не каждаго, вслдствіе частаго возвращенія къ земледльчеству, приходится опять учить вновь фабричному длу, что разумется задерживаетъ его прогрессъ, въ Польш, наоборотъ, большинство рабочихъ на фабрикахъ являются исключительно промышленными и никакого отношенія къ сельскому хозяйству не имютъ. Понятно, что это обстоятельство значительно облегчаетъ и улучшаетъ въ Польш весь ходъ фабричной работы сравнительно съ Россіей. У насъ нердко въ средней Россіи, по моимъ личнымъ наблюденіямъ и разспросамъ, мужикъ, который вчера разбрасывалъ вилами навозъ въ пол или косилъ сно, сегодня, можетъ быть, на извстной фабрик Хлбникова чеканитъ дорогую художественную серебряную вазу или ткетъ у Caпожникова такую сложную дорогую парчу, что только за работу получаетъ по 3 рубля съ вершка! Очень можетъ быть, такіе факты, которые можно было встртить при ежедневномъ посщеніи московскихъ фабрикъ, очень пріятны въ санитарномъ отношеніи, какъ здоровая работа для фабричнаго труженика, но несомннно задерживаютъ развитіе ручной ловкости, навыка и усовершенствованія въ техническомъ отношеніи и мшаютъ русскому рабочему сравняться когда-либо съ иностраннымъ. Наша публика и печать часто весьма нелпа и считаетъ возможнымъ осуществлять все, что ей нравятся, тогда какъ дйствительность весьма нердко противорчитъ подобнымъ вожделніямъ. Вообще нельзя съ одинаковымъ успхомъ въ одно и то же время заниматься совершенно различными занятіями, нельзя, какъ говоритъ пословица, ‘въ одно время двумъ богамъ молиться’.
Такимъ образомъ, фабричная промышленность Царства Польскаго отличается, сравнительно съ московской, большими разнообразными преимуществами, главнымъ образомъ природными или находящимися въ связи съ первыми, которыхъ человкъ не въ силахъ измнить, и затмъ гораздо лучшимъ положеніемъ рабочаго класса, боле грамотнаго, развитого и привыкшаго къ, самодятельности {См. И. И. Янжулъ: ‘Изъ воспоминаній и переписки фабричнаго инспектора перваго призыва’ Спб. 1907 г., стр. 161.}. Всмъ этимъ выгодамъ польская промышленность и обязана быстрымъ ростомъ и распространеніемъ товаровъ въ предлахъ старыхъ рынковъ московской и владимірской индустріи. Не имя возможности измнить природныя условія, московская промышленность, утверждалъ я въ конц своего изслдованія, должна сдлать возможное — должна стремиться уравнять шансы конкурренціи въ качествахъ своего рабочаго класса,— поднять его умственно и нравственно. То и другое возможно, предлагалъ я, какъ путемъ измненія законодательства, такъ и путемъ развитія самодятельности всего промышленнаго класса. Для другой стороны — промышленности Царства Польскаго, я предлагалъ въ своемъ изслдованіи, собственно, дв мры: увеличеніе податного обложенія польскихъ фабрикъ (какъ разъ, кажется, отвергнутое недавно нашей Думой) и противодйствіе наплыву иностранцевъ или устройству пограничныхъ иностранныхъ фабрикъ, угрожающихъ нашимъ окраинамъ германизаціей и составляющихъ прямой обходъ нашихъ таможенныхъ законовъ, одинаково въ ущербъ русскимъ производителямъ и потребителямъ {См. ‘Отчетъ И. И. Янжула по изслдованію фабрично-заводской промышленности въ Царств Польскомъ’. Спб. 1888 г.}.
Таково было содержаніе моего изслдованія промышленности Царства Польскаго, вызванное жалобами и агитаціей московскаго купечества. Никакого, какъ я уже раньше замчалъ, практическаго результата, однако, какъ изъ другихъ, боле раннихъ изслдованій, напримръ двухъ инспекторскихъ отчетовъ, не произошло, и правительство собранными данными и выводами, повидимому, совсмъ не воспользовалось. Какъ разъ къ концу моего вольскаго изслдованія, когда я вернулся въ Москву, началось примненіе только что вы:пущеннаго закона отъ 3-го іюня 1886 года (выработаннаго Комиссіей подъ предсдательствомъ Ф. Плеве), тогда у московскихъ промышленниковъ явились новыя непріятныя заботы, которыя заставили забыть наемную агитацію Г. Шарапова, да кром того и самъ торгово-промышленный кризисъ постепенно кончился, и московскія фабрики начали работать скоро полнымъ составомъ. По этому же, вроятно, вторая половина изслдованія, подобнаго польскому, и по одинаковой программ въ московскомъ промышленномъ округ, была немедленно забыта, и мое изслдованіе осталось такимъ образомъ безъ конца. Впрочемъ, какъ я слышалъ частнымъ образомъ, раньше чмъ ушелъ отъ своей службы фабричнаго инспектора, въ министерство Вышнеградскаго, новый министръ, замнившій Бунге, былъ очень недоволенъ всмъ моимъ польскимъ изслдованіемъ и его программой, находя ее, говорили мн, слишкомъ ‘соціалистической’ (!!??), заботившейся только объ интересахъ рабочихъ. забывавшей бдныхъ капиталистовъ. Насколько общеизвстна политика И. А. Вышнеградскаго, эти слухи и сплетни имли несомннное основаніе и привели, вслдъ за подачей отчета, къ ликвидаціи дальнйшей дятельности относительно польской промышленности и больного до сихъ поръ вопроса о пограничныхъ фабрикахъ въ Царств Польскомъ, совершенно нершеннаго и нын къ огромному для Россіи экономическому ущербу.
Съ окончаніемъ заданной мн задачи и всего изслдованія, возвращаясь въ Москву, откуда меня торопили извстія о затрудненіяхъ по случаю примненія новаго закона, при прозд черезъ Варшаву, я наконецъ представился генералъ-губернатору Гурко. Кром обязанности вжливости, я имлъ къ нему просьбу или точне жалобу. Какъ я упомянулъ раньше, вся корреспонденція всхъ членовъ Комиссіи, въ томъ числ и моя, въ виду нашихъ постоянныхъ разъздовъ до фабрикамъ, доставлялась въ канцелярію генералъ-губернатора для врученія намъ по требованію и увдомленію. При прізд въ Варшаву, корреспонденція была мн доставлена отъ имени гр. А. А. Уварова, тогда чиновника генералъ-губернатора (а нын члена Государственной Думы), которому почему-то канцелярія генералъ-губернатора передала для этой цли письма всхъ членовъ Комиссіи. Съ моему удивленію и негодованію, многія ко мн письма отъ разныхъ чиновъ финансоваго вдомства и пр. оказались распечатанными, а отчасти отсутствующими. Я потребовалъ тотчасъ же въ вполн вжливомъ и корректномъ письм объясненія отъ гр. Уварова, во никакого отвта на мое законное заявленіе не получилъ, поэтому я счелъ долгомъ о прискорбномъ для меня факт сообщить его начальнику генералъ-губернатору Гурко (отцу его товарища), но ни тогда (въ 1886 году), ни понын (въ 1910 году) никакого объясненія этого страннаго со мною поступка точно также не дождался {См. объ этомъ непріятномъ случа боле подробныя свднія и объясненія, какъ текстъ самого письма, въ моей книжк: ‘Изъ воспоминаній и переписки фабричнаго инспектора перваго призыва’. Спб. 1907 г. стр. 144-146..

ГЛАВА X.

Соединенные Штаты Сверной Америки.— Всемірная Выставка въ Чикаго 1893 г.— Вызовъ въ Петербургъ къ С. Ю. Витте и предложеніе хать на Выставку.— Осложненія и затрудненія вопроса.— Подробная программа порученій, мн данныхъ Министерствомъ Финансовъ. Бюрократическая сложность и тягость заданныхъ темъ для изслдованія.— Письмо А. И. Чупрова противъ такого характера порученій.— Перездъ черезъ Атлантическій океанъ.— Первыя впечатлнія Америки и г-жа Гэпгудъ. — Встрча на океанійскомъ пароход съ г-жею Мареденъ, искоренительницею проказы, и ея московскія приключенія. Исполненіе мелкихъ порученій Министерства.— Вашингтонъ.— Чикaго: впечатлнія города и Выставки.— Безстыдство американской рекламы.— Возвращеніе въ Европу.

Въ 1893 году Соединенные Штаты Сверной Америки въ первый разъ выступили на мирное экономическое состязаніе, объявивши у себя открытіе всемірной выставки въ г. Чикаго по всмъ отраслямъ народнаго хозяйства, искусства, техники и образованія въ память великаго Колумба, за 500 лтъ открывшаго Америку. Приглашались вс народы всхъ державъ почтить этотъ американскій праздникъ состязанія промышленности я культуры всхъ видовъ. На вызовъ охотно откликнулась и Россія, стремясь съ честью занять мсто среди культурныхъ народовъ на этомъ народномъ соревнованіи. Новый нашъ Министръ Финансовъ, незадолго передъ этимъ назначенный С. Ю. Витте, близко знакомый по своей прежней дятельности съ желзными дорогами и ясно сознавая великое будущее Заатлантической Республики и ея Выставки, хотлъ воспользоваться удобнымъ случаемъ и представить Россію какъ можно полне и лучше со всми ея силами и богатствами, и въ то же время собрать на Выставк данныя, необходимыя для русскаго хозяйства я промышленности въ широкомъ смысл. Поэтому еще въ начал 1892 г. появились въ газетахъ слухи о предположеніи командировать на Выставку многихъ нашихъ ученыхъ для собранія тхъ или иныхъ свдній и данныхъ.
Въ виду этихъ слуховъ, меня нисколько не удивило, когда, въ это время проживая въ Москв за своимъ постояннымъ занятіемъ преподаванія въ Университет, я получилъ въ конц октября 1892 г. телеграмму за подписью Министра Витте, приглашающую меня въ Петербургъ для переговоровъ по нкоторому важному длу. Безполезно говорить, что этотъ вызовъ доставилъ мн большое удовольствіе. До тхъ поръ я имлъ честь знать о С. Ю. Витте очень мало, лишь дважды обмнявшись съ нимъ письмами по поводу взаимной досылки своихъ ученыхъ трудовъ. Когда-то съ удовольствіемъ и интересомъ я прочелъ его сочиненіе о желзнодорожномъ тариф и въ свою очередь послалъ ему нкоторыя свои работы. У меня сразу мелькнула естественная мысль, что его вызовъ связанъ со Всемірной Выставкой. Представлялся лишь нершеннымъ вопросъ о подробностяхъ самаго предложенія и особенно цляхъ его.
Въ ближайшій же день я отправился въ Петербургъ и явился сначала къ давно знакомому мн почтенному В. И. Ковалевскому, Директору Департамента Торговли и Мануфактуры. Отъ него я узналъ подтвержденіе моей догадки о командировк въ Чикаго на Выставку въ качеств одного изъ представителей отъ Министерства Финансовъ. Вслдъ затмъ, почти немедленно я представился г. управляющему Министерствомъ и былъ имъ принятъ отмнно любезно, выслушалъ нсколько комплиментовъ своимъ научнымъ трудамъ, съ которыми С. Ю. Витте былъ очевидно хорошо знакомъ, и желаніе Министра воспользоваться моими знаніями для цлей Министерства. Узнавши отъ меня, что я не особенно тороплюсь возвращеніемъ въ Москву и предполагаю остаться нсколько дней, Министръ настоятельно попросилъ меня въ такомъ случа побывать у его товарища А. C. Ермолова и поговорить съ нимъ относительно одной бумаги, по которой желательно имть мое мнніе о предполагаемыхъ новыхъ налогахъ. Вскор я постилъ г. Ермолова и получилъ черезъ него проектъ возстановленія незадолго передъ этимъ (при Лорисъ-Меликов) отмненнаго у насъ налога на соль. Посл бесды и нкоторыхъ своихъ замчаній относительно даннаго проекта, я поспшилъ возвратиться домой въ Москву.
Положеніе мое по поводу желанія Министерства привлечь меня къ участію въ выработк своего проекта было довольно щекотливое. Съ одной стороны, я былъ фактически противъ соляного налога и всегда говорилъ и писалъ противъ него, съ другой стороны, отмна его во время Министерства Лориса-Меликова совершилась настолько поспшно, а ожиданія отмны были такъ преувеличены и раздуты усердіемъ нашихъ мало-свдущихъ публицистовъ {Напр. Леонидъ Черняевъ, авторъ многочисленныхъ тенденціозныхъ статей о соляномъ налог. См. мою книгу ‘Очерки и изслдованія’, томъ II. Москва. 1884 г. Статья 6. ‘Причины и послдствія отмны соляного налога’. Стр. 404 и дале.}, что легко было, конечно, принести много аргументовъ противъ этой отмны и указать на другіе изъяны нашего государственнаго хозяйства, гораздо боле крупные и требующіе боле настоятельной реформы.
Прошло недли дв времени, и положеніе мое по данному вопросу затруднилось и осложнилось еще боле. Въ одно прекрасное утро ко мн явился оберъ-кондукторъ Николаевской желзной дороги съ частнымъ письмомъ отъ В. И. Ковалевскаго и съ пакетомъ разныхъ оффиціальныхъ бумагъ и книжекъ. На этотъ разъ В. И. Ковалевскій уже прямо сообщалъ о просьб Министра просмотрть присланныя бумаги и составить докладную записку о соляномъ налог, въ томъ род, какъ я высказывался когда-то противъ его отмны въ своихъ ‘Очеркахъ изслдованія’.
Становился такимъ образомъ какъ бы вопросъ: ‘То be or not to be?!’ Съ одной стороны, я только что получилъ отъ Министра крайне для меня пріятное порученіе — хать въ Америку, что составляло одну изъ завтныхъ мыслей моей жизни, которую выполнить безъ этого предложенія я былъ не въ состояніи, но, съ другой, я былъ обязанъ за это выступить гласно съ изложеніемъ мнній, несогласныхъ съ моими печатно заявленными воззрніями на данный вопросъ… Я долженъ былъ ршить, между тмъ, этотъ вопросъ тотчасъ же. Письмо В. И. Ковалевскаго требовало немедленнаго отвта и возвращенія всхъ матеріаловъ въ случа отрицательнаго отвта. Оберъ-кондукторъ въ свою очередь высказывалъ нетерпніе и торопилъ распиской. Какъ быть, согласиться или отказать?
Посл короткаго колебанія и совщанія съ моимъ постояннымъ и дорогимъ совтникомъ — женой, было ршено безусловно отказаться отъ составленія какой-либо бумаги и какого-либо мннія по предложенному проекту возстановленія соляного налога, кром тхъ замчаній, которыя я уже сдлалъ въ Петербург. Сознаюсь откровенно, что мн было очень тяжело отказать, тмъ не мене, Министерству Финансовъ въ услуг для меня, близко знакомаго съ вопросомъ, — весьма легкой. Но этого требовала во-первыхъ моя авторская щепетильность, и затмъ увренность, что въ лиц С. Ю. Витте, обратившагося ко мн въ первый разъ съ просьбой о подобной услуг, я имю дло не съ какимъ-либо ординарнымъ лицомъ, обыкновеннымъ петербургскимъ бюрократомъ. а съ человкомъ высокаго ума и дарованія, который оцнитъ мои побужденія въ отказ и отнесется къ нему съ должнымъ снисхожденіемъ. Наилучшимъ оправданіемъ моихъ ожиданій служитъ то, что въ дйствительности моя командировка въ Америку состоялась въ надлежащее время. Никакого вліянія мой отказъ Министру въ его желаніи въ этомъ случа не оказалъ, и я впредь всегда встрчалъ отъ С. Ю. такое же доброе вниманіе и любезность, какъ при первомъ посщеніи. Обыденная, ежедневная мрка людей мелкихъ отнюдь не примнима и не прилагается къ людямъ крупнымъ и выдающагося государственнаго ума, какъ Витте, говоря переставленными словами латинской поговорки: ‘Quod licet bovi non licet Jovi’.
5-го февраля 1893 года я получилъ увдомленіе о командированіи меня въ Америку во время Выставки въ Чикаго делегатомъ отъ Министерства Финансовъ для изслдованія главнйшихъ явленіи экономической жизни Соединенныхъ Штатовъ и для участія на Выставк въ экспертиз съ содержаніемъ на счетъ Министерства 3.200 р. металлическихъ въ четыре мсяца на вс могущія быть издержки на это путешествіе и изслдованіе.
Единовременно съ этимъ Ковалевскій просилъ сообщить ему подробную программу моихъ предполагаемыхъ занятій и работъ въ Америк, которую, посл обсужденія своего, онъ долженъ былъ представить для окончательнаго утвержденія Министру Финансовъ.
Въ этой бумаг содержался уже для меня большой сюрпризъ, не входившій въ мои разсчеты, — участіе въ экспертныхъ работахъ, что привязывало меня необходимо въ Чикаго, и во-вторыхъ въ данномъ отношеніи отъ 5-го февраля мн сообщалось, что по указанію г. Министра Финансовъ въ программу моего изслдованія должно быть включено ознакомленіе съ постановкой въ Соединенныхъ Штатахъ элеваторнаго дла, организаціи хлбной торговли, внутренней и вывозной и правительственной за нею инспекціи.
Можно себ представить, какъ я былъ непріятно удивленъ этой первой оффиціальной бумагой о своей командировк въ Америку, которую дожидался, между тмъ, съ такимъ нетерпніемъ, Я уже составилъ себ планъ изслдованія въ Америк по нкоторымъ вопросамъ, изъ коихъ первое мсто долженъ былъ занять огромной важности и развивавшійся въ то время вопросъ о синдикатахъ и трестахъ. По имвшимся уже тогда въ моемъ распоряженія даннымъ, мн необходимо было побывать прежде всего въ Пенсильваніи, такъ какъ больше всего тресты, по слухамъ, развились тамъ, и заняться нсколько времени въ богатйшей библіотек конгресса въ Вашингтон, что трудно было, разумется, совмстить съ экспертизой и необходимостью все время торчать въ Чикаго на Выставк! Мн странно даже теперь вспомнить о своей наивности и полномъ незнаніи петербургской бюрократіи въ то время. Въ указанной выше бумаг Департамента Торговля мн показалось крайне затруднительнымъ выполнить порученіе объ элеваторахъ, хлбной торговл и надзор за ней, — вопросы, которыми я никогда въ жизни не занимался. Но я не ожидалъ даже, что къ этимъ темамъ я получу въ непродолжительномъ будущемъ еще десятки другихъ, изъ которыхъ каждая для добросовстнаго изслдованія потребовала бы многихъ мсяцевъ, а все въ цломъ многихъ годовъ, а никакъ не четырехъ мсяцевъ, всего предназначенныхъ для моей командировки въ Америку!…..
Между тмъ, дло было уже ршеннымъ и отказаться отъ поздки въ Америку было бы поздно и неловко передъ Министерствомъ. Мы уже готовились въ дорогу раньше, чмъ это потомъ состоялось. Я забылъ обычную петербургскую волокиту. Еще въ ноябр 1892 г. жена моя писала своей матери: ‘Иванъ Ивановичъ согласился хать на Выставку и теперь надо дождаться утвержденія отъ Государственнаго Совта, чтобы этотъ вопросъ былъ окончательно ршенъ. Условія, которыя намъ предлагаютъ, такъ выгодны, что гршно было бы отказаться. На т деньги, которыя даются на проздъ, можно воспользоваться самымъ комфортабельнымъ пароходомъ я, Богъ дастъ, мы не очень будемъ страдать отъ морской болзни. Другого такого случая повидать Америку не представятся, и потому мы ршились принять предложеніе. Къ Новому Году должна окончательно ршиться наша поздка. Теперь же мы начинаемъ почитывать все, касающееся Америки я даже для лучшей практики въ язык, чтобы быть боле достойными представителями Россія, хотимъ пригласить англичанку или англичанина спеціально для болтовни. На-дняхъ къ намъ объявился иностранецъ: я обрадовалась, думаю англичанинъ, но оказалось нмецъ. Какъ нарочно, когда нужно инглшимена, его и нтъ, а въ другое время къ намъ и къ Стороженко постоянно появляются съ разными рекомендательными письмами изъ Англіи’.
‘Выставка въ Чикаго, кажется, будетъ расположена очень красиво. Чикаго лежитъ на большомъ озер Мичиганъ, а само пространство, занимаемое выставкой, перерзано многочисленными прудами, такъ что почти всякое зданіе одной своей стороной выходитъ на воду. Я никакъ не ожидала, когда лтомъ встрчала въ журналахъ картинки Выставки, что придется на ней быть. Ивана Ивановича имютъ вообще въ виду привлечь въ теченіе этой зимы къ разнаго рода работ при Министерств, и я рада, потому что ему разнообразная дятельность очень полезна’.
Даже мудрый Улиссъ, мой милый другъ А. И. Чупровъ, который очень интересовался моей предстоящей поздкой къ заатлантическимъ друзьямъ, не могъ предвидть всей той нелпой тяжести многочисленныхъ порученій, которую на меня возложили петербургскіе бюрократы, руководствуясь желаніемъ ‘съ одного вола взять даже не дв, а цлыхъ десять шкуръ’!…..
Въ феврал 1893 г. я здилъ въ Петербургъ вырабатывать подробную программу моего изслдованія для утвержденія Министра и для личныхъ переговоровъ и доказательствъ, что ‘нельзя обнять необъятное’… Оттуда я написалъ подробное письмо своему другу А. И. Чупрову съ изложеніемъ всхъ происходившихъ переговоровъ и получилъ интересный отвтъ, къ счастью у меня уцлвшій, отъ 25-го февраля 1893 г. Вотъ это любопытнйшее письмо, показывающее взгляды на данный вопросъ безспорно умнаго человка: ‘Дорогой Иванъ Ивановичъ! Большое спасибо теб за дружеское письмо. Мн было весьма интересно и пріятно узнать, что твоя поздка налаживается и при томъ въ желательномъ для тебя и для дла смысл. Я, впрочемъ, былъ вполн увренъ, что такъ именно и выйдетъ: Владиміръ Ивановичъ Ковалевскій слишкомъ дльный человкъ для того, чтобы возлагать на тебя порученія, которыя теб не симпатичны, и къ которымъ ты не чувствуешь себя достаточно подготовленнымъ. Вс вопросы, которые ты для себя взялъ, очень важны, но бда въ томъ, что ихъ много, я что они отнимутъ, пожалуй, у тебя все время. Между тмъ, какъ я уже говорилъ теб при послдней бесд, было бы существенно, чтобы у тебя оставался досугъ для общаго осмотра Выставки и изученія тхъ ея сторонъ, которыя представляются теб особенно важными. Мы не -можемъ въ настоящую минуту предусмотрть, что именно будетъ на Выставк и надъ чмъ придется доработать. Поэтому мой совтъ: отдлывайся по возможности отъ лишнихъ порученій, которыя нердко предлагаются только потому, что нужно же что-нибудь поручить. Мн не нравится, что начальство хочетъ все существенное взвалить на одного человка, тогда какъ слдовало бы командировать въ Америку и отдать въ помощь теб нсколько человкъ, напримръ техника и агронома. Америка такъ важна для насъ въ смысл образца во многихъ сферахъ экономической жизни, — и Выставка въ Чикаго въ частности — общаетъ столько интереснаго, что на посылку спеціалистовъ скупиться не слдовало бы. Лучше съэкономить на отправк предметовъ, которыми все равно не удивишь, но не жалть денегъ на отправку людей: новые идеи и пріемы, которые могутъ быть вывезены съ Выставки, съ избыткомъ возмстятъ издержки. А. И. Чупровъ’.
Эти простыя, здравыя мысли расходились, однако, съ обычной практикой петербургскихъ канцелярій даже при такомъ талантливомъ, выдающемся Министр, какимъ былъ С. Ю. Витте. Никакого техника и агронома ко мн не было, конечно, прикомандировано, и мн пришлось въ Америк изъ собственныхъ денегъ платить одному технику за посщеніе и рисунки элеваторовъ, а множество возложенныхъ на меня задачъ такъ меня подавляло, что я заране на большинство изъ порученій, данныхъ мн, долженъ былъ поставить крестъ.
Вотъ въ краткихъ словахъ содержаніе подробнаго проекта программы экономическаго изслдованія, порученнаго мн въ Америк. Общая задача, на меня возложенная, распадается на дв части: I. Изслдованіе главнйшихъ явленій экономической жизни Соединенныхъ Штатовъ. II. Изученіе нкоторыхъ вопросовъ второстепенной важности. Къ первой части относится всецло предложенная мною тема — вопросъ о синдикатахъ или стачкахъ предпринимателей, а ко второй принадлежатъ самые различные экономическіе и техническіе вопросы, рекомендуемые моему вниманію, помимо вопроса объ элеваторахъ (предложеннаго самимъ Министромъ), — Департаментами торговли и мануфактуръ, окладныхъ, неокладныхъ и таможенныхъ сборовъ. Къ такимъ второстепеннымъ вопросамъ относится, напримръ, изученіе извстнаго билля Макъ-Кинлея и его вліяніе. Точно также значеніе для покровительственной системы техническаго образованія и его успховъ въ народ. Въ добавленіе къ этому Всемірная Выставка въ Чикаго должна была представить собой такое обширное зрлище соревнованія промышленныхъ и торговыхъ силъ всего свта, что внимательный наблюдатель-экономистъ самъ долженъ обратить вниманіе на многія явленія и мропріятія, которыя нельзя предусмотрть въ настоящей программ.
Не ограничиваясь всми этими задачами, подробная программа отъ имени трехъ Департаментовъ (торговли и мануфактуръ, таможенныхъ и неокладныхъ сборовъ) рекомендовала обратить возможное вниманіе въ Соединенныхъ Штатахъ на слдующіе экономическіе пункты:
‘1-ое. Существуетъ ли въ Соединенныхъ Штатахъ бракованіе товаровъ съ цлью нормированія ихъ качества въ интересахъ покупателей, на какіе роды товаровъ распространяется правительственный надзоръ и какъ онъ организованъ’?
‘2-ое. Установленъ ли въ Соединенныхъ Штатахъ и, если существуетъ, то какъ организованъ правительственный надзоръ за крупными и мелкими промышленными учрежденіями въ отношеніяхъ санитарномъ, строительномъ и другихъ, исключая урегулированія отношенія фабрикантовъ къ рабочимъ, — не представляющее интереса для изслдованія, въ виду несовершенства постановки этого дла въ Соединенныхъ Штатахъ и достаточнаго уже знакомства съ этою частью вопроса’.
‘3-е. На чьи средства — центральнаго правительства, штатовъ или городовъ относятся расходы по устройству и содержанію портовыхъ сооруженій, и не существуетъ ли для покрытія издержекъ на эти сооруженія особыхъ сборовъ, какихъ именно и каковъ способъ взиманія ихъ? Отвтъ желателенъ по 2-мъ или 3-мъ значительнымъ портовымъ городамъ’.
‘4-ое. Какіе предметы обложены въ Соединенныхъ Штатахъ акцизнымъ въ пользу казны сборомъ изъ числа необложенныхъ у насъ, и если окажутся таковые, то каковъ размръ обложенія и каковы способы обложенія’?
‘5-ое. Какія существуютъ въ Соединенныхъ Штатахъ карантинныя правила, и каковъ общій характеръ ихъ примненія’?
‘6-ое. Не оказалъ ли билль Макъ-Кинлея вліянія на таможенную этику (т. е. вопросъ о взяточничеств и подкуп’)?
‘7-ое. Занимаются ли американскіе элеваторы очисткою зерна, и если да, то какіе изъ нихъ именно (т. е. кому принадлежатъ’)?
‘8-ое. Вывозится ли въ Европу зерно: ‘rejected’ и зерно ‘unmerchentable’? Если не вывозится, то имется ли запрещеніе, общее для Соединенныхъ Штатовъ, или же мстное биржевое, или же вывозъ не происходитъ въ виду недопущенія этихъ хлбовъ на биржу? Въ случа же вывоза — въ какихъ количествахъ онъ происходитъ’?
‘9-ое. Хлбная инспекція въ городахъ Нью-Іорк и Чикаго иметъ ли компетенцію исключительно въ предлахъ города или всего Штата’?
’10-ое. Прослдить техническіе пріемы инспекціи и классификаціи хлбовъ. (Когда происходитъ классификація хлбовъ: до поступленія ихъ въ элеваторы или. посл? Какъ производится самая операція контроля надъ хлбами во время нахожденія ихъ въ элеватор’)?
’11-ое. Не производились ли анализы засоренности американскихъ классифицируемыхъ хлбовъ съ опредленіемъ наличности % содержанія песка, сора и минеральныхъ примсей, и отдльно % питательныхъ примсей, — и если производились, то каковы результаты анализовъ’?
‘Вс вышесказанные экономическіе и финансовые вопросы изучаются Г. Янжуломъ по мр силъ съ возможной полнотой и обстоятельностью, какъ путемъ личныхъ разспросовъ, такъ и книжнымъ образомъ, а по возвращеніи въ Россію Г. Янжулъ обязанъ не позже одного года составить подробный отчетъ о своемъ изслдованіи и представить его въ Департаментъ торговли и мануфактуръ, что, конечно, не исключаетъ возможности представленія отвтовъ на перечисленные вопросы и ране этого срока’.
Но этими многочисленными и подчасъ очень трудными для формулировки и отвта вопросами не ограничивались задачи, заданныя мн Министерствомъ Финансовъ для американскаго путешествія. Когда уже общая программа была составлена, Г. Слободчиковъ, Директоръ Департамента Окладныхъ Сборовъ, прислалъ мн еще боле сложную и трудную программу, выполняя которую я долженъ былъ бы написать для одного этого Департамента полный курсъ федеральныхъ и штатныхъ финансовъ, курсъ податной администраціи и курсъ экономической политики спеціально по землевладнію и землепользованію, и т. д. и т. д, цлый рядъ подобныхъ курсовъ.
Вотъ эта умная программа указаннаго Департамента, которая произвела на меня нсколько комичное впечатлніе, и до сихъ поръ я не могу читать её безъ смха, въ виду крайней несообразности такого порученія съ наличными средствами и обстоятельствами.
‘I. Прямые налоги (установленные въ пользу Штатовъ и общинные мстные), ихъ система и особенности. Способы оцнки поземельной собственности для податныхъ цлей. Денежныя повинности’.
‘II. Натуральныя повинности, виды ихъ и способы отбыванія. Финансовое и экономическое значеніе натуральныхъ повинностей’.
‘III. Организація мстной податной администраціи’.
‘IV. Различныя формы землепользованія’.
‘V. Новйшія данныя о результатахъ примненія законоположеній о гомстетахъ (Homestead).
И того, слдовательно, разные органы Министерства Финансовъ, отправляя меня въ Америку, возложили на меня 19 (девятнадцать), по меньшей мр, самыхъ разнородныхъ порученій и самаго разнообразнаго характера, при чемъ многія изъ нихъ, какъ напримръ I. ‘Прямые налоги’ (Департ. оклад. сборовъ), — ‘II. Натуральныя повинности’, — ‘III. Организація мстной податной администрація’ и т. д. представляютъ собой, какъ я уже раньше ихъ называлъ, цлые курсы, которые читаются въ университетахъ цлые семестры, если не цлые года. Другія изъ этихъ девятнадцати порученій представляли темы по изученію мало изслдованнаго матеріала, требующаго многіе мсяцы работы и личныхъ разспросовъ, какъ вопросы о синдикатахъ и торговыхъ учрежденіяхъ. Третья тема изъ данныхъ порученіи требовала большого числа справокъ и разъздовъ, какъ вопросъ объ акцизахъ, въ разныхъ штатахъ поставленный различно. Наконецъ нкоторыя другія темы и задачи, какъ напримръ тема о вліяніи билля Макъ-Кинлея на этику или взяточничество и продажность вызывали необходимость цлыхъ полицейскихъ и чуть не судейскихъ изслдованіи, къ которымъ иностранца, можетъ быть, совсмъ и не допустили бы… Къ этой программ присоединилось предложеніе, отъ Департамента Окладныхъ Сборовъ, привезти или доставить справочныя книги разнаго рода по изслдуемымъ вопросамъ и темамъ.
Смю думать, что самъ С. Ю. Витте едва ли имлъ представленіе о всхъ этихъ геркулесовскихъ трудахъ на меня возложенныхъ на четыре, а если выкинуть время на дорогу, то на три мсяца моего изслдованія, — иначе, думаю, онъ его значительно сократилъ бы. Большинство этихъ разнородныхъ темъ вызвано усердіемъ не по разуму многочисленныхъ представителей финансовой администраціи. Каждый старался перещеголять своего товарища, и если одинъ возложилъ на профессора, командируемаго на казенный счетъ такъ далеко, два порученія, то другой (‘Чмъ онъ былъ хуже’!?), предлагалъ собрать свднія по цлымъ шести темамъ и т. д. и т. д. Первоначально я пришелъ отъ всего этого въ полное отчаяніе и ршилъ, какъ ни зашло далеко дло, явиться къ Министру и отъ всего отказаться, но затмъ мудрые и опытные люди изъ того же Вдомства, съ которыми я подлился своими затрудненіями и намреніями, остановили меня отъ такого ршительнаго шага, объясняя мн, что все это обычная казовая сторона петербургскаго бюрократическаго веденія дла, что я отнюдь не долженъ пугаться столькихъ задачъ и заниматься изъ многихъ, порученныхъ мн темъ, исключительно вопросами мн желательными и которые я считаю за наилучшіе и наиболе настоятельные. Въ конц концовъ для моихъ неопытныхъ силъ въ тайнахъ петербургскихъ канцелярій былъ разршенъ обширный вопросъ о моей дятельности въ Америк. Я успокоился я мирно началъ готовиться къ дальнему и трудному путешествію за Атлантическій океанъ.
Былъ тщательно выбранъ день, чтобы по возможности поспть, если не къ открытію Выставки, то къ одному изъ первыхъ дней ея. На 20-ое марта взяты были билеты на Берлинъ съ тмъ, чтобы черезъ Гамбургъ хать въ Америку. Многолюдная компанія друзей и пріятелей собралась 20-го числа на Брестскомъ вокзал къ отходу почтоваго позда, чтобы проводить насъ съ женой въ дальнюю дорогу. Въ числ провожавшихъ былъ нашъ знаменитый писатель Л. Н. гр. Толстой, отъ котораго вмст съ супругой я имлъ порученіе въ Америку, подробно описанное въ VI глав ‘Моихъ воспоминаній’ (‘Русская Старина’ май 11’10 г.). Разумется, общее вниманіе на вокзал было привлечено фигурой Льва Николаевича, пока мы съ нимъ не простились, и поздъ не отправился въ путь.
Благополучно, хотя убійственно медленно и однообразно на четвертый день утромъ дохали до Берлина. Почти тотчасъ же въ Берлин взяты были билеты на огромномъ судн ‘Normania’, отправлявшемся въ Нью-Іоркъ 6-го апрля н. с. Около недля оставалось у насъ свободной, и такъ какъ на это время приходилась русская Святая, то мы ршились провести праздники въ Дрезден, въ родномъ для насъ отчасти мст, и гд сохранились у насъ знакомства, куда и перехали. Къ назначенному сроку 12-го апрля и. е. мы пріхали скорымъ поздомъ въ Гамбургъ и, увы, узнали тамъ непріятную новость, что ‘Normania’ по случаю какого-то недавняго несчастія поступила въ починку и въ назначенный срокъ отбыть не можетъ. Вмсто всякаго вознагражденія гамбургское американское общество предложило намъ на выборъ, — еще подождать съ недлю и отплыть на своемъ самомъ огромномъ судн ‘Frst Bismark’, или же черезъ три дня на небольшомъ пароход ‘Servia’, весьма тихоходномъ. Посл небольшого размышленія и колебанія мы ршили разсчь Гордіевъ узелъ — совсмъ не хать на гамбургскомъ судн. Поэтому мы настоятельно потребовали возвратить намъ деньги, заплаченныя впередъ и вещи, также отправленныя впередъ, и поспшили съ экспрессомъ перенестись немедленно изъ Гамбурга въ Лондонъ, чтобы захватить тамъ мсто на одномъ изъ судовъ, имющихъ отправиться, какъ мы знали изъ расписанія, 15-го апрля изъ Ливерпуля въ Нью-Іоркъ.
Въ назначенный срокъ, благодаря чрезвычайной быстрот сообщенія, мы въ два дня перенеслись изъ Гамбурга въ Ливерпулъ, при чемъ успли въ Лондон захватить послднюю каюту въ дв койки на огромномъ и роскошномъ судн ‘Etruria’ и вечеромъ 15-го къ отходу парохода были въ гавани съ экспрессомъ, продлавшимъ безъ остановки весь длинный путь отъ Лондона до Ливерпуля.
Я не буду описывать здсь нашъ длинный и интересный перездъ черезъ океанъ, какъ и ‘Этрурію’, цлый городъ по своимъ размрамъ, такъ какъ сдлалъ это обстоятельно въ другомъ мст {См. И. и Е. Янжулъ ‘Часы досуга’. Москва 1896 г. Часть II ‘Американскіе очерки и картинки’. (Большею частью напечатаны предварительно въ ‘Русскихъ Вдомостяхъ’).}. Утомительно тяжелая и небезопасная процедура съ таможенными кончилась, нашъ багажъ по американскому обычаю мы сдали въ транспортную контору для доставки намъ на домъ, а сами выбрались на набережную Нью-Іорка, весьма грязную и дурно освщенную и съ опасностью попасть подъ позда, шнырявшіе не переставая вдоль берега, пробрались къ траму (особой канатной системы, еще не электрической) и отправились на 18-ую улицу, гд было выбрано нами предварительно и списавшись пристаняще, въ дом одного россіянина (нкто Бляковъ), бывшаго нкогда предводителя дворянства въ Симбирской губернія и бжавшаго отъ долговъ въ Америку, гд устроился, провши, вроятно состояніе, хорошимъ поваромъ въ одномъ Нью-Іоркскомъ громадномъ универсальномъ магазин, и сверхъ того съ помощью жены-ирландки содержавшимъ небольшой пансіонъ преимущественно для русскихъ.
Въ пансіон Блякова мы устроились весьма комфортабельно и удобно, нашли своихъ знакомыхъ изъ Москвы, извстную пвицу Е. Э. Линеву (урожденную Покрицъ), которая знакомила съ русскимъ хоромъ и нашимъ національнымъ пніемъ американцевъ на Выставк. Съ перваго же дня прізда, благодаря хорошему ознакомленію съ городомъ по гидамъ и планамъ, мы вмст съ женой и по-одиночк не встрчали почти никакихъ препятствій разыскивать различныхъ рекомендованныхъ намъ лицъ и собирать нужныя свднія, я — въ сфер программы Министерства Финансовъ, жена до вопросамъ народнаго и спеціально женскаго образованія и труда. Особенно много, боле двадцати рекомендательныхъ писемъ, я получилъ отъ высокоуважаемаго Л. Н. гр. Толстого и, не успвши израсходовать ихъ въ Америк, привезъ ему обратно. Для первыхъ впечатлніи американской жизни для насъ весь&а цнны, конечно, наши первыя письма домой на родину. Корреспонденція въ Америк получалась крайне неаккуратно, и письма часто пропадали. Вотъ, напримръ, выдержка изъ письма жены къ матери въ одинъ изъ первыхъ дней нашего пребыванія въ Штатахъ.
‘Мы устроились, пишетъ она, очень хорошо у нашего русскаго хозяина Блякова и принимаемся за работу. Ив. Ив. уже многое для себя узналъ въ послдніе дни, я же немножко задержалась зубной болью, впрочемъ теперь я уже почти избавилась отъ нея и съ завтрашняго дня тоже начну дйствовать….. Американцы очень любезный народъ и насъ забросали разными приглашеніями осматривать и то, и другое, иногда не разберешься даже въ разнаго рода рекомендаціяхъ и указаніяхъ, — такое ихъ множество! Многіе американцы первые являются къ намъ на домъ, и хотя я еще не пускалась, продолжаетъ жена, въ ходъ, но передо мной прошелъ уже цлый калейдоскопъ лицъ, а Ив. Ив — ча разыскиваютъ бывшіе его ученики изъ евреевъ, выгнанные изъ Москвы. Тяжелую имъ приходится испытывать долю, прежде чмъ они устроются здсь такъ или иначе, и вс почти начинаютъ съ самаго простого ручного труда, да и тотъ не всегда легко найти, потому что, хотя здсь платятъ хорошія цны (прачка поденщица получаетъ напр. 2 р. въ день), но и требуютъ интенсивнаго и упорнаго труда, а русскіе къ тому же прізжаютъ почти вс безъ знанія языка. Сегодня, напримръ, приходитъ незнакомый юноша почему-то къ Ив. Ив — чу просить помочь отыскать ему какое-нибудь мсто, хотя бы самое простое!….. Ив. Ив. въ свою очередь попросилъ хозяина, и тотъ общалъ подумать’.
‘Несмотря на то, что здсь временемъ дорожатъ столько же, какъ деньгами, тмъ не мене городъ по вншности не производитъ впечатлнія суетливости. Около нашей квартиры проходитъ воздушная желзная дорога, которою приходится часто пользоваться. Позда проходятъ каждыя дв минуты, но тмъ не мене пассажиры сходятъ и садятся преспокойно, какъ мы садимся въ тарантасъ въ деревн….. Американцы суетятся только, когда имъ предстоитъ какое-нибудь зрлище: тогда они приходятъ въ волненіе и готовы сбить другъ друга съ ногъ и забыть вс правила приличія’.
‘Такъ недавно я видла очень хорошо одтыхъ дамъ, которыя влзали на высокую телгу и становились на положенную поперекъ нея доску посмотрть на шествіе войскъ всхъ народностей, собравшихся по случаю Колумбійскаго празднества’.
‘Еще поражаетъ, при общей дловитости, та масса времени и энергіи, которая тратится американками на закупки. То, что происходитъ въ Москв только во время дешевыхъ товаровъ, здсь происходитъ каждый день въ центрахъ торговли: дама, иногда съ младенцами на рукахъ, по цлымъ часамъ блуждаетъ по магазинамъ, которые вс устроены здсь по типу ‘Мюръ и Мерелизъ’, и въ которыхъ можно гулять, даже ничего не покупая’.
‘Мы съ С. Э. Линевой ходили разъ закупать разныя вещи для обмундировки ея хора, и вотъ я тогда насмотрлась на закупающихъ американокъ. Он длаютъ это съ такимъ ожесточеніемъ, какъ-будто всё счастье ихъ жизни зависитъ отъ удачной покупки.
‘Кром этихъ центровъ торговли, городъ мене оживленъ, чмъ Лондонъ, а улицы до того грязны и плохо мощены, что превосходятъ Москву. На извощикахъ тутъ никто не здитъ, такъ что, когда переходишь черезъ улицу, то надо беречься только конки, да фуръ. Надъ головой шумятъ проходящій поздъ, который первое время пугаетъ, но потомъ привыкаешь чувствовать себя подъ нимъ въ безопасности’.
Точно такого же содержанія были и мои первыя письма изъ Америки. ‘Ваше письмо (сегодня полученное) — пишу я отъ 25-го апрля матери моей жены, — несказанно насъ обрадовало: дло въ томъ, что первое Ваше письмо до насъ не дошло, очевидно пропало. Вообще почту здшнюю похвалить нельзя, ‘Русскія Вдомости’, напримръ, я получаю съ большими пропусками, на пропажу писемъ также многіе жалуются.
‘Такъ какъ вы теперь, вроятно, получили хоть одно изъ двухъ нашихъ американскихъ писемъ, то намъ нтъ нужды повторятъ, что мы перехали океанъ благополучно, и право на суш боле опасностей, нежели въ такихъ плавучихъ городахъ, какъ океанійскіе пароходы съ ихъ тысячнымъ населеніемъ (съ нами на ‘Этруріи’ хало около 1.300 человкъ вмст съ экипажемъ). Морская болзнь очень непріятна, но также не опасна ничуть и при томъ не всегда бываетъ, со мной во всю недлю перезда не была ни разу, а если жена страдала, то по своей трусливости’.
‘Американцы — народъ очень любезный и обязательный, не только исполняютъ охотно просьбы, но стараются предупреждать ихъ, я даже по-русски любятъ зазывать обдать запросто: вотъ напр. сегодня я обдаю у здшняго университетскаго профессора Селигмана — моего сотоварища по наук. Жена понемногу также осматривается и завязываетъ свои школьныя знакомства, я же большею частью времени работаю въ библіотекахъ’.
Большое значеніе въ нашихъ первыхъ шагахъ по Нью-Іорку я осмотрахъ его учрежденій играла г-жа Варвара Гэпгудъ (Нарgood), о которой я упоминалъ во глав VI, разсказывая о порученіи гр. Л. Н. Толстого и его семейства. Графиня Софья Андреевна прислала ей два женскихъ костюма тульской крестьянки, графъ же Левъ Николаевичъ — свою рукопись для перевода. Г-жа Гэпгудъ была очень признательна за доставленіе этихъ ‘прекрасныхъ’ костюмовъ, какъ она вжливо назвала тульскія паневы и довольно безобразные платки, сначала упорно хотла мн заплатить расходы провоза, но когда я также упорно отказался отъ этого, тмъ боле что провозъ отъ Европы почти ничего не стоилъ, г-жа Гэпгудъ немедленно обратилась къ практическому виду помощи — чмъ она можетъ лично намъ служить? Я, помнится, попросилъ ее, перебирая свои многочисленныя порученія отъ Министерства, доставить мн доступъ къ начальнику порта г. Нью-Іорка, чтобы добыть данныя о портовыхъ сборахъ для Министерства. Она немедленно сдлала надлежащую отмтку въ своей записной книжк, общалась доставить мн рекомендацію отъ извстнаго лица къ начальнику порта и черезъ нсколько дней дйствительно это сдлала.
Что же касается до моей жены, то узнавши изъ ея объясненія, что она интересуется разными сторонами народнаго образованія и знакомствомъ съ разными женскими благотворительными и образовательными учрежденіями, г-жа Гэпгудъ, не откладывая дла въ долгій ящикъ, немедленно взяла мою жену на буксиръ и повезла ее въ экскурсію по школамъ и другимъ учрежденіямъ, дабы познакомить лично съ нкоторыми руководителями и начальниками этихъ учрежденій. Предложивши прежде всего зайти въ одну недалеко кстатя отъ насъ лежавшую церковь, чтобы познакомиться съ ея священникомъ, г-жа Гэпгудъ объяснила, что подъ началомъ этого священника въ зданія, прилегающемъ непосредственно къ церкви, имется цлый рядъ просвтительно-благотворительныхъ учрежденій, начиная съ дтскаго сада, религіозныхъ бесдъ съ подростками, читальни для взрослыхъ и кончая шахматнымъ клубомъ для мужчинъ и вечеринками для рабочихъ женщинъ, именуемыми ‘митингами для матерей’… Впослдствіи при посщеніи одного подобнаго митинга, жена моя имла случай познакомиться съ нсколькими интересными типами женщинъ изъ рабочаго класса Новаго Свта, которыя, благодаря сохраняемому ею инкогнито, сочли ее также за ищущую заработка, только что пріхавшую эмигрантку, удивляясь однако, что она, въ пику всмъ новичкамъ, свободно владетъ англійскимъ языкомъ для того, чтобы не выдать своего инкогнито, жен принялось искать объясненія своего знанія языка, собесдницы ея, повидимому, удовлетворялись разсказомъ, что передъ переселеніемъ въ Америку, ихъ новая русская знакомая, которую руководительницы митинга рекомендовали ихъ вниманію и попеченію, прожила нкоторое время у знакомыхъ въ Англія. На этомъ недоумнія прекратились, но за то посыпались предложенія ‘мстечка’ (т. е. ручного труда или занятія), что опять привело въ смущеніе жену и заставило ее придумывать предлоги, почему она не торопится обезпечить себя въ Америк заработкомъ. Въ еще большее затрудненіе она была однажды поставлена въ другомъ изъ учрежденій при данной церкви во время религіозной бесды съ многочисленнымъ сборищемъ дтей, составляющимъ такъ называемую ‘воскресную’ школу церкви. При вход ея въ обширный залъ, гд расположилась по-праздничному одтая толпа дтей, священникъ рекомендовалъ ее своей аудиторіи какъ друга (а friend), пріхавшаго изъ Россіи и желающаго съ ними побесдовать, — и тутъ жестомъ руки онъ указалъ на жену, предоставляя ей удовольствіе (по американскимъ понятіямъ) обратиться съ рчью къ юному собранію. Смущенная неожиданностью, не зная тогда еще объ этомъ чисто американскомъ угощеніи, обязательномъ при пріем почетныхъ гостей, жена отказалась отъ этой чести, посл чего священникъ счелъ все-таки нужнымъ прежде всего высказать нетерпливо ожидавшимъ обращенія къ нимъ дтямъ, нсколько привтственныхъ словъ отъ имени ‘друга’ изъ Россіи, лишь посл этого вступленія, онъ перешелъ къ предмету своей назначенной на данное воскресенье бесды.— Но всё это происходило съ женой поздне уже, въ отсутствіе г.-жи Гэпгудъ, въ первое посщеніе она едва успла поблагодарить священника за его готовность во всякое время показать свои учрежденія, какъ г-жа Гэпгудъ потащила ее въ другое мсто — въ большой дтскій пріютъ, гд спшно опять рекомендовала начальниц, затмъ он полетли въ третье учрежденіе дтскій садъ, гд повторилось то же самое. Въ одно утро, пользуясь кэблями (замняющими въ Нью-Іорк трамваи) и городской желзной дорогой, он объздили массу мстъ и несмотря на то, что всякій разъ г-жа Гэпгудъ успвала, такъ сказать, лишь всунуть жену въ извстное учрежденіе и тотчасъ же ее оттуда извлекала, эта спшная экскурсія, стремглавъ продланная, открыла двери многихъ интересныхъ учрежденій, которыя затмъ и посщены были женою повторно на досуг. Ознакомленіемъ съ цлымъ рядомъ характерныхъ сторонъ американской жизни жена обязана была, такимъ образомъ, любезности и энергіи нашея новой знакомой.
Имя той же Варвары Гэпгудъ невольно мн приводятъ въ голову воспоминаніе о весьма оригинальномъ событіи, случившемся собственно со мною еще въ Россіи до отъзда, а окончившемся въ Америк, благодаря той же энергичной переводчиц Льва Толстого. Примрно за годъ до моей поздки въ Америку въ моей квартир въ Москв прислуга жены моей разбудила меня однажды довольно рано утромъ совсмъ необычнымъ образомъ.— ‘Баринъ, баринъ, вставайте, генералъ сидитъ въ кабинет и Васъ ждетъ’!— ‘Какой генералъ, и что ему нужно’?— ‘Настоящій генералъ, — отвчаетъ моя наивная горничная, — въ эполетахъ и со звздой, давно сидитъ, Васъ дожидается’. Съ удивленіемъ и досадой я поднялся съ постели, наскоро одлся и вышелъ въ кабинетъ. Тамъ, дйствительно, оказался неизвстный мн господинъ въ военной форм, густыхъ эполетахъ и при регаліяхъ, который однако отрекомендовался мн какъ дйствительный статскія совтникъ и какой-то военно-медицинскій или врачебный инспекторъ. На мой послдующій вопросъ, чмъ могу служить и какую онъ иметъ надобность до меня, г. военный докторъ отвчалъ, что явился ко мн по приказанію и порученію Его Высокопревосходительства Московскаго Генералъ-Губернатора Костанды, что генералъ свидтельствуетъ мн свое почтеніе и проситъ извинить, что не можетъ самъ явиться по данному длу, потому что нездоровъ и ему запрещено выходить — ‘я же самъ запретилъ — объяснилъ докторъ, — ему выходить, сильно простуженъ’.— ‘Чмъ же я могу служить Его Высокопревосходительству’?— повторилъ я свой вопросъ. Къ величайшему моему изумленію докторъ съ самымъ серьезнымъ видомъ отвтилъ: ‘Генералъ покорнишее проситъ Васъ прочесть на дняхъ публичную лекцію о проказ съ благотворительной цлью’!
Я нсколько разъ повторилъ вопросъ о предмет лекціи и опять услышалъ отвтъ г. военнаго доктора: ‘Да, о проказ, именно о проказ’! Придя нсколько въ себя отъ удивленія, я просилъ доктора разсказать мн обстоятельно и опредленно, что значитъ эта нелпая просьба о лекція по предмету — проказы, — такъ какъ я совершенно далекъ отъ предмета чтенія и по своему образованію ничего не знаю о проказ, кром упоминанія въ Евангеліи и бглыхъ замткахъ въ газетахъ. ‘Я самъ это хорошо понимаю’ — отвчалъ докторъ, — ‘и докладывалъ Его Высокопревосходительству, по генералъ повторилъ мн строго приказъ, такъ какъ самъ не можетъ хать къ Вамъ и проситъ прочесть лекцію, хотя по образованію, намъ извстно, что Вы не врачъ’.
Затмъ съ обиняками и оговорками почтенный врачъ, исполнявшій волю пославшаго его, передалъ мн закулисную сторону этой забавной, но весьма характерной исторіи изъ современной жизни нашего high-life. Оказалось слдующее. Въ Англіи, незадолго передъ временемъ разсказа, появилась какая-то неизвстная лично никому американка Miss Marsden, которая ополчилась новымъ крестовымъ доходомъ противъ страшнаго бдствія, вновь усилившагося въ наши дни — болзни проказы, случаи которой приходится встрчать все больше и больше!!… Она призывала всхъ добрыхъ людей примкнуть и поддержать ея намреніе пробраться въ тундры Сибири, гд у шамановъ какого-то дикаго племени (кажется, якутовъ) скрывается секретъ врнаго излеченія этой ужасной болзни. Ловкая и вроятно убдительно дйствовавшая госпожа, запасшись многими сильными вліяніями въ Англіи, проникла даже, говорятъ, къ тамошнему двору и явилась съ усиленными рекомендаціями въ Петербургъ, гд была принята весьма сочувственно, тмъ не мене въ Петербург ей дали денегъ немного и ршили, что если нужны деньги, то надо хать въ богатую Москву, куда ее и сплавили опять-таки съ наилучшей аттестаціей ея гуманному и самоотверженному предпріятію.
Все высшее московское общество, по словамъ доктора съ семействомъ генерала Костанды во глав, принимаетъ въ Miss Marsden сильнйшее участіе. и хотло бы ей помочь. ‘По слухамъ въ Москв и особенно отъ знакомой супруги и дочери генерала — графини Уваровой, — слышалъ, что вы весьма успшно читаете лекціи съ благотворительной цлью и много собираете денегъ. Поэтому генералъ и ршился, по просьб своихъ дамъ, послать меня къ вамъ съ указанной просьбой, а такъ какъ деньги предназначаются для борьбы съ проказой, то дамы и предложили тему о проказ, не разбирая, можете ли вы или нтъ читать о ней, считая, что вы въ состояніи говорить обо всемъ’…!!??
Разумется, я отказался отъ столь лестнаго для меня генералъ-губернаторскаго предложенія, прося доктора засвидтельствовать въ свою очередь мое почтеніе генералу Костанда и объяснить, что я, не зная Miss Marsdeti и ея компетентности въ поискахъ леченія проказы, вообще бы не взялся читать лекціи въ ея пользу, а на тему о проказ тмъ боле! Докторъ мн отвтилъ, что онъ вполн согласенъ со мной, ибо сомнвается, чтобы г-жа Марсденъ нашла въ тундрахъ Сибири что-нибудь новое, наук неизвстное, ибо были даже спеціальныя медицинскія изслдованія на мст этого вопроса, но что онъ-де (военно-медицинскій инспекторъ) творитъ волю по славшаго его, затмъ онъ извинился и раскланялся.
Посл этого страннаго визита, я слышалъ въ Москв о Марсденъ очень мало, но все не въ ея пользу. Аристократическія дамы, посовтовавшись, въ виду моего отказа, ршили достать денегъ инымъ, боле дйствительнымъ способомъ, мн точно не извстнымъ, у купцовъ, было получено нсколько тысячъ, которыя и были вручены Miss Marsden съ открытымъ листомъ и самыми широкими полномочіями вмст съ рекомендаціями сибирскому начальству. Затмъ дали ей въ провожатые русскаго врача, говорящаго по-англійски и которому, говорили посл бъ Москв, Марсденъ забыла заплатить общанныя деньги, взявши всю собранную сумму въ личное свое распоряженіе. Марсденъ пышно прохалась по Якутской области, въ сопровожденіи начальника, поговорила черезъ переводчиковъ, мало понимая другъ друга, съ шаманами, и затмъ вернулась въ Америку, — вотъ все, что мн было въ то время извстно.
Вообразите мое удивленіе, когда въ начал моего путешествія въ Америку на пароход ‘Etruria’, я увидалъ въ списк дущихъ пассажировъ, который какъ-то успли напечатать въ первые же дни отплытія, имя Miss Marsden. Но недльный перездъ нашъ въ Нью-Іоркъ былъ очень бурный, все время судно боле или мене трепало и повально вс были больны. Я еще въ числ немногихъ счастливцевъ перенесъ бурю спокойно и уже совсмъ въ конц перезда въ виду Нью-Іорка познакомился съ дущей тутъ же нмкой изъ Петербурга, хорошо говорившей по-русски, компаньонкой, какъ она объявила, Miss Marsden и издали видлъ эту госпожу, возвращавшуюся въ Америку посл своихъ русскихъ приключеній, надо думать, не безъ денегъ, ибо ‘Etruria’ былъ пароходъ дорогой и роскошный.
Когда мы съ женой познакомились съ Варварой Гэпгудъ и случайно во время разговора обмолвились, что пріхали на одномъ пароход съ извстной Марсденъ, то она быстро впала въ свойственный ей ражъ, весьма непочтительно обзывая Марсденъ плутовкой, воровкой и т. д. На наше удивленіе, протесты и разсказы о томъ, какъ ее у насъ принимали высокопоставленные аристократы, какъ съ нею няньчились, какъ врили въ то, что она пріхала спасать человчество отъ проказы и проч. и проч., гнвъ г-жи Гэпгудъ усилился еще боле.— ‘А, когда такъ, то я открою вамъ на нее глаза!’ — и общалась это сдлать черезъ нсколько дней. Спустя три или четыре дня мы, дйствительно, получили отъ нея пачку вырзокъ изъ американскихъ газетъ за нсколько лтъ до того времени съ описаніемъ процесса и разныхъ продлокъ г-жя Марсденъ: случаевъ воровства или мошенничества, вообще грховъ противъ восьмой заповди. Въ одной газет, мн помнится, упоминалось, что она еще сидитъ въ тюрьм, отбывая наказаніе за какой-то проступокъ, а въ другой газет, другого штата, сообщалось, что она бжала въ Европу!…
Само собой разумется, что я отнюдь не могу ручаться за точность газетныхъ выдержекъ и даже за ршительное обвиненіе Марсденъ почтенною г-жею Гэпгудъ, но все это вмст мн представляется достаточнымъ, дабы показать, какъ велико легковріе въ Европ къ американскимъ авантюристамъ и какъ въ бдной Россіи легко отыскиваются тысячи денегъ для уроженцевъ богатой Америки, которые, пользуясь нашей простотой, запускаютъ умлую руку въ нашъ податливый, гд не нужно, карманъ!!…
Возвратимся, однако, къ цли моего прибытія въ Америку, — выполненію разныхъ сложныхъ задачъ, возложенныхъ на меня Департаментами Министерства Финансовъ. Какъ было выше упомянуто, изъ массы разнородныхъ задачъ я ршилъ, изучая Всемірную выставку и незнакомую, столь интересную страну, какъ Соединенные Штаты, ограничиться наиболе для меня любопытными и поучительными темами, которыя хронологичесіки по времени моего ознакомленія съ ними и писанія соотвтствующихъ отчетовъ распредлялись слдуюдщимъ образомъ:
1-е Портовые сборы.
2-е Регулированіе торговли, элеваторы и хлбная инспекція.
3-е Маргариновый акцизъ.
4-е Организація Американскаго Министерства Земледлія.
5-е Синдикаты.
Къ сожалнію моему, слдуя указанію программы, мн данной передъ отъздомъ, что въ случа возможности я могу представить отчетъ объ исполненіи данныхъ мн порученій ране годичнаго срока, назначеннаго мн для моего американскаго порученія, для первыхъ трехъ задачъ я написалъ краткіе отчеты еще въ Америк и отослалъ ихъ на имя Влад. Ив. Ковалевскаго въ Департаментъ Торговли, предполагая, что онъ ихъ распредлитъ по принадлежности. Четвертая тема, о Министерств Земледлія, принадлежала къ тмъ порученіямъ, которыя относились къ изученію явленій американской жизни, т. е. предмету, намченному мною по личному усмотрнію (4 п. программы). Данныя для этого вопроса мною были собраны, но не обработаны и не отосланы въ Петербургъ, потому что я не имлъ никакого увдомленія о полученіи первыхъ трехъ отчетовъ. Наконецъ была пятая работа — Синдикаты — обширная и огромная тема, но которой я собиралъ свднія разнороднымъ способомъ въ теченіе всего своего пребыванія въ Америк, писалъ же, возвратясь въ Россію, въ теченіе нсколькихъ мсяцевъ упорной работы. Единственно этотъ отчетъ, въ результат былъ напечатанъ на счетъ Министерства {Министерство Финансовъ, Торговли и Мануфактуръ. И. И. Янжулъ. ‘Промысловые синдикаты или предпринимательскіе союзы для регулированія производства, преимущественно въ Соединенныхъ Штатахъ Сверной Америки, Спб. 1895 г.}. Въ то же время, довольно странная и печальная судьба постигла первые три отчета, посланные по почт изъ Америки: они своевременно пришли въ Департаментъ Торговли и были имъ приняты, но что съ ними сдлалось дальше, никому не извстно.
Когда я вернулся въ Россію и увидалъ г. Директора Департамента Ковалевскаго, прося мн возвратить временно эти небольшія работы для того, чтобы ими воспользоваться для печати, такъ какъ черновыхъ или не было, или я ихъ во всякомъ случа не сберегъ, — къ сожалнію, я получилъ отъ Департамента одинъ ршительный отвтъ, что мои отчеты не сохранились, хотя и были въ свое время получены, такъ же, какъ и образцы хлба для характеристики хлбной инспекціи, пересылка которыхъ дорого стоила мн. Три раза я черезъ разныхъ лицъ хлопоталъ о поискахъ въ Департамент моихъ отчетовъ, но вс разы безуспшно, такъ что въ настоящее время, не имя копіи, я лишенъ возможности въ своихъ ‘Воспоминаніяхъ’ познакомить съ ихъ содержаніемъ и могу лишь разсказать ихъ суть въ немногихъ словахъ.
Первая работа о портовыхъ сборахъ — совершенно кабинетная: на мою просьбу познакомить меня съ ними, начальникъ Нью-Іоркскаго порта прислалъ мн вс дйствующіе регламенты и табели, и этимъ ограничился. Составленная мною по этому предмету краткая записка и была представлена какъ отчетъ въ Департаментъ Торговли, касаясь исключительно въ предлахъ программы портовыхъ сборовъ одного лишь г. Нью-Іорка.
Второй отчетъ, — объ элеваторахъ, хлбной торговл и инспекціи, обратно съ портовыми сборами, вызвалъ съ моей стороны довольно много разъздовъ по окрестностямъ Нью-Іорка и Чикаго, гд лежали элеваторы, и значительный трудъ для меня вникнуть и усвоить совершенно неизвстныя до тхъ поръ условія и подробности многихъ сельско-хозяйственныхъ и техническихъ данныхъ, не говоря о пріемахъ и способахъ контроля, воочію мн показанныхъ лично инспекторами съ образцами хлба разнаго качества и засоренности. Мало того, въ Чикаго я пригласилъ русскаго техника г. Линева, по своей спеціальности ближе стоящаго къ длу, продолжить мое изслдованіе, снять рисунки нкоторыхъ элеваторовъ, а также пріобрсти для отсылки въ Петербургъ образцы инспектированнаго хлбнаго товара. Печальная судьба, говорили, постигла и этотъ основательный отчетъ и лишила меня плодовъ труда и стараній. Я даже забылъ съ теченіемъ времени т свднія, которыя собралъ путемъ разспросовъ г.г. хлбныхъ инспекторовъ и торговцевъ по этому длу. Министръ С. Ю. Витте, насколько мн извстно, этого моего отчета не получалъ, и мн очень досадно: для чего же я трудился, но цлымъ днямъ здилъ въ жару по пыльнымъ и небезопаснымъ задворкамъ Нью-Іоркскихъ желзныхъ дорогъ и разбиралъ цлые часы незнакомые мн сорта хлба. Для чего всё сіе?!
Еще боле мн прискорбна продажа моей работы по третьему вопросу, — маргариновому акцизу, написанному не только по программ, но и по личной просьб г. Маркова, — тогда Директора Департамента Неокладныхъ Сборовъ или косвенныхъ налоговъ. ‘Если Вы встртите въ Америк’ — объяснялъ онъ мн скромно при прощаніи, — ‘какой-нибудь акцизъ, у насъ не существующій и въ то же время противъ принятія котораго у насъ не имется серьезныхъ возраженій по Вашему мннію, то потрудитесь его пообстоятельне описать и прислать отчетъ намъ’. Я такъ и сдлалъ, согласно просьб г. Маркова, случайно увидавши въ числ мелкихъ сборовъ американскаго казначейства налогъ на маргаринъ, я познакомился съ его исторіей по одной журнальной работ, сдлалъ надлежащія справки въ федеральномъ законодательств Соединенныхъ Штатовъ и побесдовалъ объ этомъ налог съ инспекторомъ косвенныхъ сборовъ, кажется въ штат Нью-Іорка. Въ результат у меня получилась не особенно объемистая, во весьма интересная и поучительная экономическая работа. Всмъ извстно, какая борьба противъ маргарина безпрерывно ведется во многихъ странахъ Европы, въ томъ числ и у насъ, ради, главнымъ образомъ, выгодъ сельскихъ хозяевъ. Для этого сильно преувеличивается санитарная вредоносность искусственнаго масла, иногда представляется, напримръ, обязательная окраска въ какой-нибудь яркій цвтъ и вообще разными мрами стсняется сбытъ его, хотя мало имущіе классы населенія вынуждаются этой создаваемой путемъ закона дороговизной маргарина. столь важнаго питательнаго продукта, обращаться къ гораздо боле вреднымъ суррогатамъ, какъ наше ‘кашное’ сало, нердко съ примсью минеральнаго масла, т. е. совершенно неудобоваримый продуктъ, тмъ боле, что въ немъ, помимо того же маргарина, заключается олеинъ и стеаринъ, удобные для освщенія, но не для питанія. При этомъ надзоръ за маргариновымъ производствомъ безъ спеціальнаго налога требуетъ расходовъ, падающихъ на тхъ же плательщиковъ налоговъ безъ всякой. пользы государству и стран и къ ршительному вреду даже для здоровья населенія.
Американцы, мн казалось во время моего изслдованія (въ 1893 г.), очень удачно разршили эту задачу въ дух нашей пословицы ‘и овцы цлы, и волки сыты’. Они не убили, какъ мы старались сдлать, маргариновое производство, и оно въ Штатахъ очень развито, существуя съ очень маленькимъ акцизомъ и тщательнымъ надзоромъ за ходомъ производства. Но въ то же время этотъ акцизъ доставляетъ государству доходъ врод полутора милліоновъ долларовъ, хотя лишь умренно облагаетъ дешевый сортъ масла, его потребленіе съ другой стороны не вредитъ интересамъ молочныхъ хозяевъ или маслодловъ, отнюдь не задерживая фабрикацію дорогихъ сортовъ масла. По всмъ этимъ причинамъ маргариновый акцизъ вызвалъ тогда мое полное сочувствіе, какъ мра, могущая быть удачно повторенною, какъ мн представлялось, и у насъ, но мой отчетъ по этому предмету достигла одинаковая участь съ первыми двумя, т. е. онъ длся въ Департамент Торговли неизвстно куда и во всякомъ случа не былъ препровожденъ въ надлежащее мсто, — въ Департаментъ Неокладныхъ Сборовъ (sic!).
Въ четвертыхъ, какъ было упомянуто, я собралъ матеріалъ при посщеніи Вашингтона, въ силу даннаго мн программой права, объ организаціи многочисленныхъ лабораторій и полезнйшей дятельности тамошняго Министерства Земледлія. Изъ этого матеріала я составилъ большую статью для ‘Русскихъ Вдомостей’, которая потомъ перепечатана была въ сборник моихъ статей ‘Часы досуга’, Министерству же Финансовъ, какъ тему не подходящую, я совсмъ этой работы не послалъ, удовлетворивши ею лишь собственную пытливость.
Наконецъ моя главная и серьезная работа, до сихъ поръ не потерявшая значенія, — о промысловыхъ синдикатахъ въ Соединенныхъ Штатахъ, составила (помимо газетныхъ и журнальныхъ статей) единственный печатныя и общедоступный результатъ моей американской поздки. Для этой работы я знакомился и бесдовалъ со многими лицами въ Америк, перечиталъ много всякихъ юридическихъ фоліантовъ и просмотрлъ много справочныхъ книгъ, спорилъ до хрипоты съ лицами, связанными ходячими предразсудками и рутиннымъ доктринерствомъ, уничтожающимъ свободу мысли и смлость думать по-своему, и этою работою, наконецъ, я вызвалъ въ Россіи кучу брани и помоевъ на свою голову отъ органовъ нашей печати самаго разнообразнаго направленія и характера. Въ конц концовъ, однако, истина восторжествовала. Нын можно считать общепризнанной главнйшую мысль моего изслдованія о синдикатахъ, что во-первыхъ надо допустить легальное существованіе этихъ предпринимательскихъ союзовъ, разъ уничтожить и задержать ихъ невозможно, и во-вторыхъ надо регламентировать и нормировать, въ интересахъ общаго блага, существованіе синдикатовъ, обставляя ихъ надлежащими условіями.
Въ виду значительныхъ размровъ самаго сжатаго даже описанія содержанія моего изслдованія о синдикатахъ, я ршилъ изъять его изъ настоящей главы и помстить въ слдующую главу, гд читатель найдетъ его вмст съ изслдованіемъ о торговыхъ музеяхъ, которое примрно относится къ тому же времени (1893—1896 г.г.). Затмъ продолжаю дальше описаніе нашего американскаго путешествія.
Изъ Нью-Іорка черезъ мсяцъ тамъ пребыванія и кончивши мелкіе отчеты по различнымъ вопросамъ, выше перечисленнымъ, мы отправились на Выставку въ Чикаго (по свдніямъ газетъ уже открытую, хотя далеко еще не полную) нсколько окружной дорогой черезъ Филадельфію и Вашингтонъ. Недльное пребываніе въ Вашингтон, помимо знакомства съ любопытными зданіями этой столицы Новаго Свта, заключалось въ изученіи разныхъ учрежденій, особенно Министерства Земледлія, меня поразившаго стройностью и цлесообразностью многочисленныхъ своихъ лабораторій. Везд я встрчалъ самый любезный пріемъ, готовность раскрыть и объяснить мн организацію этихъ учрежденій и даже до сихъ поръ получаю интересныя изданія этого Министерства.
Изъ личныхъ знакомствъ въ Вашингтон, которыя произвели на меня впечатлніе, могу упомянуть о знакомств съ знаменитымъ американскимъ статистикомъ Каролль Райтъ (Caroll Wright), въ то время директоромъ Департамента Труда (Director of the Department of Labor), который держалъ себя любезно, но съ большимъ достоинствомъ и общалъ меня снабжать постоянно всми изданіями своего вдомства. Къ моему удивленію онъ, повидимому, иностранныхъ языковъ не знаетъ и, напримръ, нмецкой и французской литературой совсмъ не пользуется. Мн удалось впослдствіи, во вниманіе къ его тмъ не мене многочисленнымъ трудамъ, возвести его въ званіе почетнаго члена нашей Академіи Наукъ, чмъ онъ былъ очень доволенъ {Съ нимъ произошло у меня въ Вашингтон чисто американское qui pro quo, которое даетъ понять, какъ низко въ общественномъ мнніи Соединенныхъ Штатовъ стоятъ люди, занимающіеся политикой. Передъ моимъ отъздомъ Каролль Райтъ справился, гд я остановился въ Вашингтон, и былъ видимо очень удивленъ, если не пораженъ, когда я сказалъ ему названіе гостиницы, случайно выбранной мною по извстному гиду Бедэкера, только что вышедшему въ томъ году по случаю Выставки для Америки. Почему-то Райтъ не отдалъ мн визита, но я много не придалъ этому значенія и скоро забылъ, пока мн не напомнилъ о томъ мой пріятель проф. Селигманъ (Колумбійскаго Университета въ г. Нью-Іорк). Онъ объяснилъ мн, что у американцевъ, напротивъ, строго соблюдается правило отдачи визита, и если онъ не отплатилъ его, то, наврное, причина заключается въ отел, о которомъ справлялся, что этотъ отель (къ сожалнію названіе его я забылъ) есть обычное мстопребываніе всхъ городскихъ политиковъ — politicians — и мсто ихъ митинговъ, и что Райтъ не постилъ меня, дабы себя не скомпрометтировать, какъ извстное лицо, знакомствомъ съ politicians. Какъ истинный типичный американецъ, онъ, конечно, не могъ знать, что такой американскій взглядъ или обычай мн совсмъ не извстенъ!}.
‘Въ первый разъ въ жизни, — пишетъ жена моя матери своей въ письм отъ 20-го мая 1893 г., — въ Вашингтон мы оказались окруженными неграми, которыхъ въ этомъ город очень много еще со временъ рабства, они въ большомъ количеств служатъ за столомъ, какъ половые въ нашихъ трактирахъ. Куда ни посмотришь, везд въ отел снуютъ чумазыя рожи, лоснящіяся, какъ хорошо вычищенный сапогъ, и такія же руки подаютъ намъ хлбъ и другія кушанья, такъ что съ непривычки кажется даже, что он не могутъ быть чисты. При этомъ, однако, черные служители отличаются большимъ добродушіемъ, обратно съ блой прислугой, которая здсь въ Америк очень задираетъ носъ, получая минимумъ 30 рублей въ мсяцъ’.
Прибывши въ Чикаго, мы одинаково были поражены какъ неблагоустройствомъ и грязью этого обширнаго города, выстроеннаго кое-какъ, съ чрезвычайной быстротой и заключающаго гораздо боле жалкихъ маленькихъ лачугъ, нежели дворцовъ, такъ въ то же время превосходной красотой и богатствомъ Всемірной Выставки, въ немъ устроенной. ‘Чикаго — городъ весьма странный, — пишетъ моя жена матери отъ 7-го іюня — съ одной стороны, улицы въ род г. Ржева въ худшихъ его частяхъ, съ другой — дома такой вышины, что шляпа валится съ головы, когда хочешь пересчитать вс этажи: грязь неимоврная, и въ этой грязи кишитъ народъ’…
Нтъ сомннія, американцы перещеголяли всхъ своихъ предшественниковъ по выставкамъ, включая предпослднюю Парижскую. Прежде всего, они первые отбросили казенную форму выставокъ, напоминающихъ нчто въ род огромныхъ оранжерей. Американцы дали міру, въ этой выставк, по истин волшебный блый городъ — White City — который уносилъ воображеніе въ отдаленныя времена древней Эллады, при вид длиннаго ряда ярко залитыхъ жгучимъ солнцемъ блыхъ стройныхъ колоннъ и портиковъ, сквозь которые виднлось безбрежное озеро Мичлганъ, вполн дающее иллюзію моря. Вторая разница въ пользу Чикагской Выставки состояла въ томъ, что она была гораздо обширне напр. Парижской, занимая не мене чмъ въ четыре раза большую площадь, хотя расположеніе въ вид усченнаго трехугольника съ широкимъ основаніемъ, облегчающее переходъ изъ одной части въ другую, скрадывало для неопытнаго наблюдателя чрезвычайные ея размры.
Въ смысл богатства Чикагская Выставка не имла себ раньше ничего подобнаго, и хотя она не представляла крупнаго техническаго значенія, какъ многія предшествовавшія Выставки, но это не умаляло ни на іоту ея по истин громаднаго образовательнаго и воспитательнаго значенія. Чикагская Выставка являлась временнымъ, но богатйшимъ и разнообразнйшимъ музеемъ, въ которомъ были представлены вс науки, вс знанія такъ же, какъ и вс націи міра, и который могъ оказаться подъ силу лишь такому способному и богатому народу, не только своимъ настоящимъ, но и будущимъ, какъ сверо-американцы.
Изъ недостатковъ Чикагской Выставки можно указать лишь два: во-первыхъ, чрезвычайную безсистемность и безтолковость каталогизаціи и разстановки предметовъ, что затрудняло самое изученіе Выставки, и во-вторыхъ, отсутствіе свдній о цнахъ выставленныхъ предметовъ, что точно также, въ свою очередь, умаляло экономическое значеніе этой ‘Всемірной Ярмарки’ (World’s Fair), какъ американцы, не совсмъ-правильно, назвали свою первую крупнйшую международную Выставку {См. мои ‘Часы досуга’. 1896 г.}.
Точно такое же сильное впечатлніе произвела Выставка и на мою жену. ‘Выставка, — пишетъ она отъ 14-го іюня матери — очень хороша и красива, такъ же, какъ безобразенъ самый г. Чикаго, который своею грязью превосходитъ нашу Москву и даже, пожалуй, губернскіе города.— Выставка такъ богата, что я даже боюсь, что не успю осмотрть хорошенько одинъ отдлъ образованія, тмъ боле, что въ жару очень устаешь отъ осмотровъ. Русскій отдлъ очень хорошъ и привлекаетъ всеобщее вниманіе, его торжественное открытіе совершалось съ архіерейскимъ служеніемъ (епископъ Николай, нын въ Госуд. Совт), и оказалось въ общемъ очень много русскихъ, все больше пріхавшихъ на казенныя счетъ. Центральнымъ сходбищемъ нашихъ соотечественниковъ является маленькая комнатка, — русская контора, — гд русскій матросъ съ Дмитрія Донского’ ставитъ самоваръ я угощаетъ чаемъ всякаго русскаго пришельца. Мой мужъ говоритъ, что этому чаю и. русскому матросу больше всего обязанъ, что въ состояніи выдержать каждодневный осмотръ Выставки въ такую адскую жару, которая стоитъ здсь’…
Обратно съ Вашингтономъ, гд мы жили въ чисто американскомъ отел, да еще являвшимся политическимъ центромъ, какъ мы видли, въ Чикаго мы устроились также, какъ въ Нью-Іорк, въ частномъ дом, на этотъ разъ въ семь поляковъ (отчасти евреевъ), которые еще не вполн даже свыклись съ американской жизнью, часто вздыхали по Варшав и все время кормили насъ вкусными польскими кушаньями, при чемъ хозяйка не разъ высказывала удивленіе и негодованіе на американскихъ хозяекъ, которыя до минимума доводятъ трудъ я заботы но кухн и, цлый день прогуливаясь по лавкамъ, какъ она утверждала, только за часъ до возвращенія мужей со службы (обыкновенно въ 6 ч. вечера) принимаются жарить къ обду какой-нибудь бифштексъ, не заботясь о приготовленіи супа, который, по ихъ понятіямъ, отнялъ бы у нихъ слишкомъ много времени… ‘Мы же, напротивъ, — какъ сообщала моя жена въ письм своей матери — возвращаясь съ Выставки и освжившись первымъ дломъ ванной, которая, по американскимъ обычаямъ, имется въ каждой квартир, получали у нашей польской хозяйки полный обдъ съ борщомъ, которымъ и удовлетворяли накопившійся за день аппетитъ’.
Посл шести недль пребыванія въ Чикаго и усерднаго каждодневнаго посщенія выставки, собравши весь матерьялъ, какой только было возможно, для выполненія нкоторыхъ задачъ или темъ, предложенныхъ мн Министерствомъ Финансовъ, мы и физически, и морально были въ высшей степени утомлены. Въ это время, какъ разъ, со мной произошло крайне курьезное событіе въ чисто-американскомъ вкус, которое заслуживаетъ передачи. Въ ‘Chicago Times’ и другихъ крупныхъ чикагскихъ газетахъ появилось перечисленіе всевозможныхъ конгрессовъ, назначенныхъ на августъ мсяцъ, и тхъ докладовъ, которые на нихъ будутъ длаться. Въ числ ихъ упоминалось мое имя съ утвержденіемъ, что такого-то и такого числа делегатъ русскаго Министерства Финансовъ сдлаетъ докладъ о состояніи русскаго государственнаго кредита въ одинъ день, въ другой же день, въ такой-то часъ онъ же, Янжулъ, сдлаетъ докладъ по другому финансовому вопросу, касающемуся Россія (тему я забылъ)…
Я немедленно полетлъ къ нашему генеральному коммиссару и заявилъ объ этомъ явно ложномъ и при томъ оффиціальномъ отъ Выставки оповщеніи. Г. генеральный коммиссаръ отвтилъ мн, категорически, что онъ ничего не знаетъ объ этомъ оповщеніи и никакого отношенія къ докладамъ или конгрессамъ не иметъ, что мн надо обратиться по этому вопросу въ главное американское Бюро Выставки и тамъ искать объясненій, и что онъ, разумется, поддержитъ мой допросъ, если тамъ не захотятъ со мной говорятъ. Я немедленно полетлъ въ главное американское Бюро Выставки и тамъ, обратно съ ожиданіями, безъ всякихъ отлыниваній и отговорокъ сейчасъ же получилъ объясненіе. Главный секретарь главнаго Бюро, какъ онъ назвался, на заявленіе мое отвтилъ, къ удивленію, утвердительно: ‘Да мы, дйствительно, сдлали рядъ такихъ газетныхъ объявленій о всевозможныхъ странахъ и делегатахъ, въ вид какъ бы вызова или предложенія съ нашей стороны, что намъ интересно было бы послушать, но Вы къ этому вдь отнюдь не приневоливаетесь, да и многихъ конгрессовъ совсмъ не будетъ, а реклама свое дло сдлаетъ и привлечетъ многихъ постителей къ Чикаго и нашей Выставк’!..
Посл такого безстыднаго объясненія и такого широкаго американскаго толкованія своихъ правъ и обязанностей администраціи, мн не оставалось ничего иного длать, какъ, по выраженію восточныхъ народовъ, ‘палецъ удивленія положить на ротъ изумленія’! и отправиться домой, что я и сдлалъ…
По окончаніи изученія Чикагской выставки, я возвратился въ Нью-Іоркъ къ своему Блякову, черезъ нсколько дней взялъ билетъ на этотъ разъ на французскомъ пароход ‘La Touraine’ и черезъ Гавръ вернулся въ Европу, а оттуда, посл основательнаго курса леченія холодной водой въ горахъ Швейцарія, пріхалъ на родину, гд слдующее за тмъ лто (1894 г.), въ тиши Саратовской деревни, написалъ свою книгу о синдикатахъ, о которой будетъ рчь въ ближайшей глав ‘Воспоминаній’.
Кром вышеуказанныхъ уже отчетовъ, книги о синдикатахъ и статей моихъ, которыя породила моя американская командировка, слдуетъ впрочемъ упомянуть еще рядъ статей моихъ въ ‘Русскихъ Вдомостяхъ’ о Выставк, большую статью объ американской пресс въ ‘Встник Европы’ и дв статьи моей жены: ‘Американскія женщины’ и ‘Поклоненіе деревьямъ’, изъ коихъ послдняя дала толчокъ у насъ къ подобному же движенію, т. п. ‘Праздникамъ Древонасажденія’, которые впрочемъ, какъ все въ Россіи, скоро вышло изъ моды {См. также наши общіе съ женой ‘Американскіе очерки и картинки’ въ нашей книг ‘Часы досуга’ Москва 1896.}.

ГЛАВА XI.

Новый плодъ экономической эволюціи: ‘синдикаты’ или ‘картели’.— Происхожденіе ихъ, какъ ближайшій результатъ концентраціи капиталовъ и труда.— Общіе выводы изъ моего изслдованія о синдикатахъ, сдланнаго въ Америк.— Новое порученіе Министерства Финансовъ: изслдованіе Торговыхъ Музеевъ, Экспортныхъ Союзовъ и Товарныхъ Складовъ въ Европ.— Трудность принятой мною на себя задачи и отсутствіе всякой литературы предмета.— Главнйшіе типы торговыхъ музеевъ: Брюссель, Вна, Будапештъ, — Экспортные союзы въ Германіи и Австріи.— Образцовая организація вывозной торговли въ Гамбург.— Борьба съ затрудненіями разнаго рода.— Странная судьба торговыхъ музеевъ во Франціи, — Отрицательное отношеніе въ Англіи.— Конечный выводъ моего изслдованія о торговыхъ музеяхъ.

Путешествіе въ Америку, предпринятое въ 1893 г. по порученію Министерства Финансовъ, описанное въ предыдущей X глав моихъ ‘Воспоминаній’, помимо собранныхъ тамъ различныхъ свдній, произвело на меня глубокое впечатлніе во многихъ отношеніяхъ и даже существенно измнило нкоторые мои экономическіе воззрнія и взгляды. Такъ, хотя я, обратно многимъ европейскимъ экономистамъ (напр. когда-то изучаемому мною Максу Вирту и лекціямъ Бёмерта въ Цюрих) не врилъ уже въ гармонію существующихъ интересовъ и всеисцляющую силу конкурренція, но тотъ не мене я, согласно съ Адамомъ Смитомъ и всей классической школой, считалъ соперничество въ промышленности и торговл, какъ главный и свободный регуляторъ возможныхъ золъ и крайностей индивидуальной дятельности. О страшной вновь возникшей сил объединенія капиталистическихъ предпріятій въ новйшее время, подъ именемъ синдикатовъ, я имлъ до своей поздки въ Америку лишь весьма туманное и неопредленное представленіе. Лишь тамъ, въ Соединенныхъ Штатахъ, я увидалъ и оцнилъ изъ разговоровъ съ множествомъ лицъ и чтенія многихъ анкетъ и законодательныхъ попытокъ все значеніе синдикатовъ — этой новой формы ликвидаціи старыхъ экономическихъ понятій о свободной конкурренціи.
Въ виду той чрезвычайной важности, которую я придаю съ теченіемъ времени этому моему изслдованію о революціонныхъ (sui generis) капиталистическихъ союзахъ, я считаю нужнымъ, хотя въ самыхъ краткихъ и сжатыхъ размрахъ, познакомить читателей моихъ ‘Воспоминаній’ съ этой существенной работой, явившейся важнйшимъ результатомъ моей поздки въ Америку.
‘Синдикаты’ или по-нмецки ‘картели’, у американцевъ ‘тресты’, составляютъ видъ предпринимательскихъ или капиталистическихъ союзовъ новйшаго времени. Быстре всего и раньше они развились именно въ Соединенныхъ Штатахъ, почему я самолично выбралъ ихъ предметомъ главнйшаго изслдованія въ моей американской командировк я нашелъ полное сочувствіе со стороны пославшаго меня въ Америку Министерства. Теперь спрашивается, почему синдикаты появились на свтъ, и почему они растутъ до всюду какъ грибы, несмотря на вс вншнія противодйствія, которыя часто встрчаются въ правительственныхъ и частныхъ мрахъ?— Какъ извстно, въ старину все промышленное производство покоилось исключительно на ремесленныхъ формахъ, при чемъ капиталъ игралъ ничтожную роль и главную — трудъ, орудія производства были крайне несложны и стоили дешево, и сбытъ приготовленныхъ товаровъ былъ предназначенъ для немногихъ извстныхъ потребителей. Вся экономическая картина существенно измнилась въ настоящее время: въ промышленности господствуетъ крупное производство — фабрики и заводы, гд значительно преобладаетъ относительное значеніе капитала, огромныя зданія для работы, сложныя дорогія машины замняютъ прежнюю простоту всего дла, и доля работника въ общемъ производств сравнительно умаляется, а значеніе основного или неподвижнаго капитала растетъ и увеличивается. Отсюда, отъ этой важной перемны произошло и измненіе единственнаго регулятора производства и торговли — конкурренціи. Прежде, въ былое старое время, соперничество промышленниковъ и торговцевъ устанавливало весь ходъ экономическаго процесса, нын же, при огромныхъ затратахъ на неподвижный или основной капиталъ, значеніе соперничества дошло до минимума и во многихъ случаяхъ совсмъ исчезаетъ. Вообще можно считать за правило, что тамъ, гд вложенъ большой основной капиталъ и имютъ мсто опредленные твердые платежи (напр. до займамъ, заключеннымъ для основанія большого предпріятія), конкурренція легко спускаетъ цны ниже стоимости производства или дла, и въ конц концовъ промышленнымъ предпріятіямъ угрожаетъ банкротство, а стран промышленный или торговый кризисъ. Единственнымъ выходомъ для спасенія конкуррирующимъ сторонамъ является лишь остановка экономической борьбы путемъ соглашеній, а результатомъ послднихъ — возникновеніе новыхъ промысловыхъ синдикатовъ к предпринимательскихъ союзовъ съ цлью тмъ или инымъ способомъ задержать паденіе цнъ и вообще найти выходъ изъ крайне неудовлетворительнаго нын экономическаго положенія. Отсюда, слдовательно, свободная конкурренція не только теряетъ нын свое значеніе, но родитъ монополію или точне монополизацію производства, ибо сокращаетъ число соперниковъ.
Вотъ въ чемъ лежитъ и заключается главная суть и основаніе современнаго синдикатнаго движенія. Такъ какъ съ ходомъ времени безпомощность конкурренціи увеличивается, то наоборотъ возрастаетъ все больше и больше значеніе соединенія силъ или союза. Предпріятія нердко даютъ лишь убытокъ, ибо прибыль спускается ниже стоимости производства, и конкурренція не только не спасаетъ слабой стороны, но напротивъ слабаго давитъ, а сильнаго поднимаетъ. Прямой выводъ отсюда, что спасеніе для производства заключается единственно въ концентраціи капиталовъ и промысловъ, т. е. другими словами въ ход развитія промышленности крупныя предпріятія должны становиться еще крупне, соединяться съ другими, развиваясь быстро до гигантскихъ размровъ. Изъ всякой борьбы побдителемъ, конечно, выходитъ тотъ, кто сильне, а въ торгово-промышленной конкурренціи, разумется, побда должна остаться за представителями крупнаго капитала, выразителемъ которыхъ и являются синдикаты.
Разнообразныя выгоды крупнаго предпріятія легко объясняютъ значеніе и причины выше указаннаго явленія. Эти огромныя преимущества крупныхъ производствъ передъ мелкими заключаются одинаково, какъ въ уменьшеніи расходовъ (на покупк и сортировк сырья и экономіи управленія, напр.), такъ и въ увеличеніи доходовъ (улучшеніе механизмовъ и пріемовъ производства), въ возможности добавочныхъ промысловъ и доходовъ и утилизаціи отбросовъ.
Само собой разумется, что описанное соединеніе силъ или концентрація производства должна непремнно повести за собой новыя разнообразныя послдствія и изъ нихъ на первомъ мст, несмотря на общій ростъ промышленности — уменьшеніе относительнаго числа промышленниковъ и затмъ обезличеніе ихъ, т. е. превращеніе въ акціонерныя компанія и товарищества или новое сліяніе обществъ въ общества, которое и извстно подъ общимъ названіемъ синдикатовъ, картелей и трестовъ. Промысловый союзъ или синдикатъ есть союзъ промышленниковъ, заключенный главнымъ образомъ съ цлью предупрежденія паденія цнъ на товары ниже стоимости производства. Настоящій вкъ можетъ считаться преимущественно временемъ возникновенія и распространенія этой странной формы созданія экономическихъ союзовъ. Промысловые синдикаты разсяны повсюду, и чмъ боле производство и торговля страны отличаются высокой формой развитія, тмъ большее распространеніе имютъ синдикаты. Быстрый ростъ и размноженіе такихъ капиталистическихъ союзовъ какъ синдикаты не можетъ, конечно, не вызывать страха и опасенія, люди, помня старыя монополіи и откупа съ ихъ злоупотребленіями, невольно ожидаютъ ихъ повторенія отъ синдикатовъ. Особенно много нареканій и жалобъ вызываютъ такъ называемые торговые синдикаты, имющіе до существу я своимъ цлямъ большое различіе отъ промысловыхъ, они прежде всего отличаются спекулятивнымъ характеромъ, имя назначеніе регулировать не производство, а лишь одну торговлю, т. е. соблюдаются интересы только посредниковъ. Кром цли, и но своимъ свойствамъ торговые синдикаты значительно отличаются отъ промысловыхъ краткосрочностью своего существованія. Посл нсколькихъ мсяцевъ и, самое большое, лтъ скупки и борьбы за монополію какого-нибудь товара, существованіе такого союза обыкновенно оканчивается.
Изложивши обстоятельно въ девяти главахъ (причисляя сюда Введеніе и за исключеніемъ Приложенія) все происхожденіе, теорію и исторію синдикатовъ въ Соединенныхъ Штатахъ, вмст съ описаніемъ ихъ различныхъ видовъ въ нкоторыхъ странахъ современной Европы, я прихожу, въ заключеніи, къ изложенію слдующаго отношенія государственной власти къ синдикатамъ. Во-первыхъ, я выясняю, что государство должно длать по отношенію къ синдикатамъ и, во-вторыхъ, что можетъ длать для правильной постановки даннаго вопроса? Первое должно выразиться въ томъ, чтобы государство разобралось въ ихъ видахъ и формахъ: устройство, цль, способы и пріемы различныхъ синдикатовъ весьма отличаются другъ отъ друга и, нтъ сомннія, заслуживаютъ разнаго къ себ отношенія. Первый, главнйшій видъ синдикатовъ, согласно моему изслдованію, это — промысловые синдикаты, т. е. направленные въ области промышленности къ предупрежденію паденія цнъ ниже стоимости, вторые синдикаты — торговые, т. е. соглашенія торговцевъ или посредниковъ, которые собственно новыхъ цнностей не создаютъ, а перемщаютъ ихъ изъ рукъ въ руки. Наконецъ къ третьему виду синдикатовъ можно отнести чисто краткотечные виды крупныхъ соглашеній — порожденіе биржевыхъ спекуляцій, которыя питаются преимущественно на торговыхъ биржахъ продажей на будущее или на срокъ (rings, corners, Schwnze). Публика, къ сожалнію, очень часто ихъ смшиваетъ со всми прочими предпринимательскими союзами.
Въ результат своего изслдованія я предлагаю, согласно числу категорій синдикатовъ, троякое къ нимъ и отношеніе. Союзы перваго рода, промысловые, должны быть признаны государствомъ какъ полезная и даже желательная форма ассоціаціи, такъ или иначе предназначенная для предупрежденія въ стран крупнаго народнаго бдствія, называемаго промышленнымъ кризисомъ. Синдикаты второго рода, торговые, могутъ быть терпимы и допускаемы подъ строгимъ контролемъ государства въ случа, если главныя ихъ цли дозволяются закономъ, напримръ, благотворительныя, для взаимнаго общенія и проч. я не обнаруживаютъ вредныхъ для общества злоупотребленій. Наконецъ, третій видъ, временные торгово-спекулятивные синдикаты, являющіеся уже чистымъ зломъ, подлежатъ преслдованію уголовными карами, вмст съ необходимостью измненія и передлки всхъ тхъ биржевыхъ правилъ и условій, которыя ведутъ къ столь вреднымъ общественнымъ явленіямъ.
Государство не иметъ ни возможности, ни надобности вызывать искусственно на свтъ возникновеніе промысловыхъ синдикатовъ, точно также нтъ нужды государству требовать непремнно заявленія о его составленіи и разршенія. Какъ дло сложное я новое — весьма трудно его регулировать, и часто, по наличнымъ условіямъ, достаточно будетъ, если государство признаетъ дозволительнымъ составленіе всякихъ союзовъ промышленниковъ лишь не противныхъ закону.
Разршеніе или признаніе закономъ синдиката и утвержденіе договора, имъ составленнаго, влечетъ за собой 5 слдующихъ послдствій:
1-ое Обязательность условій договора для членовъ синдиката.
2-ое Охрана матеріальныхъ интересовъ синдикатовъ и признаніе его юридическимъ лицомъ.
3-ье Ежегодная отчетность промышленныхъ и торговыхъ операцій всхъ предпріятій, въ него входящихъ, съ правомъ государства на фактическій контроль и регулированіе цнъ.
4-ое Гласность въ дятельности синдикатовъ, т. е. обязательность, обратно съ примромъ нкоторыхъ американскихъ трестовъ, веденія подробныхъ протоколовъ всхъ засданій, какъ общаго собранія членовъ, такъ и правленія синдиката, и публикація выдержекъ изъ нихъ въ оффиціальныхъ изданіяхъ.
5-ое Полное обезпеченіе участи рабочихъ на фабрикахъ синдиката.
Разумется, давая право новому явленію экономической жизни, государство въ свою очередь можетъ возложить на синдикаты новыя и немалыя обязанности: прежде всего ежегодную отчетность гораздо обширне той, которая нын обязательна для акціонерныхъ обществъ, а вмст съ тмъ данныя о продажныхъ цнахъ и о заработной плат, уплаченной въ дйствительности по книгамъ.
Вмст съ тмъ правительство получаетъ и право контроля продажныхъ цнъ синдиката и слдитъ, дабы он не перешли за назначенный заране того максимальный предлъ.
Въ заключеніе государство требуетъ гласности въ дятельности синдиката, по крайней мр въ форм сообщенія всхъ необходимыхъ статистическихъ данныхъ о коммерческой сторон дла. Конечно, такъ какъ синдикаты доставляютъ капиталистамъ лучшіе барыши, то государство возлагаетъ на нихъ и больше обезпеченности въ той или иной форм участи рабочихъ, а ежели сочтетъ нужнымъ, то вводитъ спеціальныя положенія синдикатовъ съ цлью полученныя такимъ образомъ средства употребить на пользу тхъ же самыхъ рабочихъ.
Такова, въ немногихъ строкахъ, сущность содержанія и главнйшихъ выводовъ моего американскаго изслдованія о синдикатахъ. Изслдованіе это явилось первой русской книгой по данному вопросу, подвергшею его оцнк съ разныхъ сторонъ. Не мн, конечно, судитъ, повліяли ли мннія, высказанныя въ изслдованіи, на воззрнія въ нашихъ правящихъ сферахъ, но несомннно господствующія воззрнія на синдикаты съ того времени (1895 г.) подверглись коренному измненію, какъ въ Европ, такъ и у насъ въ Россіи. Въ-настоящее же время мало по малу завоевываютъ себ право на признаніе основныя положенія моего изслдованія. Никто теперь, изъ боле или мене серьезныхъ ученыхъ, не стоитъ боле за простое уничтоженіе синдикатовъ, какъ вредной экономической формы, вс уже поняли, что это невозможно. Расходятся мннія лишь на томъ, какъ узаконитъ, легализировать синдикаты, какія дать имъ права и обязательства. Все это, конечно, вопросы спорные и должны въ разное время устанавливаться различно, смотря по степени экономическаго развитія страны и всмъ ея условіямъ. Только въ ныншнемъ году (1910), кажется, правительство наше намрено впервые серьезно заняться составленіемъ законопроекта о синдикатахъ и внесеніемъ его въ Думу и Государственный Совтъ для законодательнаго разршенія.
Очень возможно, что твердая постановка вопроса о синдикатахъ въ Россіи еще затянется на многіе годы, тмъ боле, что и въ Европ онъ далеко еще не разршенъ. Во всякомъ случа даже временный пробный законъ несравненно лучше отсутствія всякаго закона, какъ нын, что ведетъ къ многочисленнымъ и различнымъ злоупотребленіямъ.
Перейдемъ, затмъ, къ другой моей работ опять-таки по порученію Министерства Финансовъ, тсно связанной по внутреннему содержанію, какъ и по времени, съ первой — о синдикатахъ.
Весной 1895 года, направляясь черезъ Петербургъ за границу для леченія отъ серьезной болзни, меня постигшей (болзнь сердца и ишіасъ), я получилъ отъ В. и. Ковалевскаго черезъ короткое время посл представленія работы о синдикатахъ, которою Министерство было очень довольно, новое порученіе: заняться во время пребыванія моего въ Западной Европ изслдованіемъ и изученіемъ торговыхъ музеевъ, складовъ товарныхъ образцовъ и вообще различныхъ государственныхъ и общественныхъ учрежденій, предназначенныхъ содйствовать или поощрять заграничный сбытъ или отпускъ національныхъ продуктовъ. При этомъ мн было любезно предоставлено заниматься вопросомъ, въ виду моей болзни, лниль въ предлахъ, которые я найду для себя удобными, и не стсняясь временемъ и мстомъ изслдованія.
Посл двухмсячнаго отдыха и леченья въ Маріенбад, въ то же лто я принялся за посщеніе и собираніе свдній о торговыхъ музеяхъ, начиная первоначально съ Австріи, въ которой находился. Совершенно неожиданно для меня работа оказалась гораздо трудне, чмъ предполагалось сначала. Литературы вопроса, можно сказать, почти не существовало. Если по только что законченной мною работ о синдикатахъ сколько-нибудь серьезныхъ предшественниковъ въ вид изслдователей этого вопроса я почти не имлъ ни въ Америк, ни въ Европ и они начали появляться лишь въ послдующее за тмъ время, то это тмъ боле относилось къ торговымъ музеямъ и экспортнымъ союзамъ и вообще, какъ правительственнымъ, такъ и частнымъ способами развитія сбыта товаровъ и экспорта.
Вся литература этого вопроса, если не считать труды, косвенно касавшіеся предмета, состояла лишь въ устарвшей уже книг Губера {F. С. Huber: ‘Die Ausstellungen und unsere Export-Indusirie’. Stuttgart 1886.}, немногихъ оффиціальныхъ отчетахъ, брошюрахъ, бглыхъ описаніяхъ въ консульскихъ донесеніяхъ, особенно американскихъ, и нкоторыхъ журнальныхъ статьяхъ, преимущественно мелкихъ. Такимъ образомъ мн предстояло, при скудости печатныхъ источниковъ, объхать главнйшіе пункты Европы, знакомясь съ важнйшими учрежденіями этого рода, постить и ознакомиться съ ними лично я путемъ разспроса и бесды со свдущими людьми, собрать недостающій матеріалъ по данному вопросу и затмъ уже принести его въ порядокъ и разработать. Однимъ словомъ, необходимо было, за отсутствіемъ литературы о музеяхъ и союзахъ, создать ее я уже потомъ длать свои выводы. Эта важнйшая часть труда поглотила у меня два лта 1895 и 1896 г. и слдующую зиму, такъ что книга моя появилась лишь въ начал 1897 года и была посвящена незабвенной для меня памяти человка, которому я много обязанъ, — Н. X. Бунге.
Но сказаннымъ не ограничивается еще трудность возложеннаго на меня изслдованія: мн пришлось еще столкнуться съ такимъ затрудненіемъ, котораго я не могъ раньше должнымъ образомъ взвсить и оцнить. Оказалось, что за немногими исключеніями торговые музеи и особенно помщенные при купеческихъ союзахъ и проч. вовсе не публичны и не открыты для всякаго желающаго, а тмъ боле иностранца. Въ каждомъ постител подобной выставки или склада всегда подозрвается торговый или промышленный конкуррентъ или просто соглядатаи, который желаетъ высмотрть какой-либо профессіональный или техническій секретъ, или вывдать, напримръ, цны… Поэтому всмъ лицамъ, завдующимъ въ Европ подобными учрежденіями, вмняется часто въ прямую обязанность не допускать въ склады иныхъ лицъ, кром настоящихъ покупателей и то съ разборомъ, т. е. хорошо зарекомендованныхъ. Но, вдь, мн, разумется, недостаточно было видть складъ, а необходимо было получить о немъ возможно большее количество свдній, что связано было, конечно, съ еще большими препятствіями. Если мн удалось во многихъ случаяхъ преодолть эту огромную трудность я вызвать довріе при разспросахъ я бесдахъ, то я этимъ обязанъ двумъ обстоятельствамъ: во-первыхъ, своему званію университетскаго профессора и тому уваженію, которымъ на Запад и особенно въ Германія это званіе пользуется, и затмъ любезности и дружелюбію моихъ добрыхъ знакомыхъ между чешскими и нмецкими учеными, меня щедро снабжавшими письмами и просьбами къ лицамъ, завдующимъ учрежденіями или имющимъ къ нимъ касательство. Безъ этихъ двухъ условій мн бы не удалось получить свднія отъ многихъ музеевъ или учрежденій, наиболе интересныхъ, напримръ имющихъ основаніе что-нибудь скрывать отъ публики. Укажу для примра на Штутгартскій музей образцовъ (Export-Musterlager), посщенный мною два раза — въ 1887 и въ 1895 г. Д-ръ Циллингъ, директоръ музея, допустилъ меня въ первый разъ съ большой неохотой и подозрительностью и то лишь потому, что на моей нмецкой карточк стояло кром университетскаго профессора, еще московскій фабричный инспекторъ. Второй разъ я уже запасся хорошей рекомендаціей отъ банкира Ильриха въ г. Ульм, и кром того старый д-ръ Циллингъ отсутствовалъ временно и его замнялъ его молодой сынъ, оказавшійся боле доврчивымъ. Въ одномъ даже случа, кажется во Франкфурт, мн пришлось назваться промышленникомъ, чтобы получить доступъ въ складъ. Ссылки на нашихъ дипломатическихъ представителей или мое правительственное порученіе прямо могли часто повредитъ длу. Такъ, въ Лондон я потерплъ неудачу и совершенно былъ недопущенъ въ контору знаменитой ‘Bradstreet Company’, когда сослался на рекомендацію, полученную въ нашемъ посольств. Всего мною было посщено по порученію Министерства Финансовъ и осмотрно въ разныхъ концахъ Европы 12 музеевъ, экспортныхъ союзовъ или складовъ образцовъ общественнаго характера, 10 частныхъ складовъ товарныхъ образцовъ для вывоза (въ Гамбург) и 2 справочныя конторы по кредитоспособности въ виду ихъ подсобнаго значенія для дла экспорта и вообще торговля и, по той же причин, 1 адресное бюро въ Берлин.
Изслдованіе мое торговыхъ музеевъ началось съ Вны — города, ближайшаго къ тогдашнему мсту моего пребыванія — Маріенбаду, гд я лечился. Въ Внскомъ Торговомъ Музе, съ которымъ я былъ раньше знакомъ по издаваемому имъ журналу его имени ‘Das Handelsmuseum’, не встртилось никакихъ препятствій къ моему ознакомленію. Любезные чиновники музея меня снабдили всми отчетами, какіе у нихъ имлись о дятельности музея, нкоторыя же изданія я пріобрлъ за деньги, но мало того, одинъ изъ служащихъ музея, крайне опытный и свдущій человкъ Юліусъ Бёмъ, незадолго передъ тмъ постившій Россію для оцнки ея значенія, какъ мста сбыта австрійскихъ товаровъ, подарилъ мн недавно вышедшую свою брошюру по этому вопросу, крайне интересную, собствешо распространяемую конфиденціально (vertraulich) лишь между членами Export-verein’а. Я съ благодарностью воспользовался ею для своего труда о музеяхъ, какъ оцнкой со стороны свдущаго иностранца важности русскаго рынка и въ то же время косности и неподвижности русскаго купечества.
Въ Вн мы пробыли довольно долго, что-то около двухъ недль, при чемъ получили важное извстіе изъ Петербурга, которое чуть не измнило вс наши дальнйшіе планы и путешествіе до Европ. Когда мн было предложено изслдованіе объ экспорт и торговыхъ музеяхъ, то общали, по совщанію со мной, извстную сумму. Въ виду именно, какъ я предполагалъ и какъ случилось, необходимости затратить по крайней мр два лта на поздки по главнйшимъ городамъ Европы, гд находятся музеи или торговые центры, я опредлилъ на расходы 3.000 рублей, и Министерство вполн и охотно на то согласилось. Какъ обстоятельства потомъ показали, я назначилъ скоре мало, чмъ много, и два лта разъздовъ поглотили у меня всю эту сумму съ избыткомъ.
Къ моему великому удивленію я получилъ въ Вн пересланное мн изъ Маріенбада письмо изъ Департамента Торговли и Мануфактуръ, не помню кмъ именно подписанное, увдомляющее меня, что Департаментъ, соображая свои расходы, не иметъ возможности платить мн первоначально общанную сумму 3.000 рублей и покорнйше проситъ меня удовольствоваться двумя тысячами, при чемъ Департаментъ указывалъ, что я могу соотвтственно сократить и размры моего труда на изслдованіе!
Сильно разсерженный такимъ торговымъ отношеніемъ къ моимъ ученымъ трудамъ, я, не колеблясь, отвтилъ, что такъ какъ цифра вознагражденія опредлена мною по разсчету расходовъ, необходимыхъ въ теченіе двухъ лтъ на разъзды по цлой Европ, съ неопредленнымъ при томъ пребываніемъ въ разныхъ пунктахъ, я считаю для себя невозможнымъ, безъ всякаго основанія, отказаться отъ своего разсчета, и не имя привычки исполнять какую-либо работу иначе, какъ во всей ея цлости, а не на половину или дв трети, я долженъ при новыхъ условіяхъ отказаться отъ предложенной мн командировки, несмотря ка то, что уже началъ работы по ней…
Не знаю, конечно, по чьей иниціатив возникъ этотъ инцидентъ, но во всякомъ случа убжденъ, что онъ произошелъ безъ вдома Министра, иначе онъ остановилъ бы эту курьезную торговлю по предложенію, сдланному мн по его собственной иниціатив, безъ всякой съ моей стороны просьбы или даже намека. Между тмъ я еще изъ Маріенбада списался по поводу моего изслдованія съ извстнымъ географомъ и знатокомъ вывозной торговли д-ръ Яннашъ (издателемъ экспортнаго журнала), получилъ отъ него нкоторые. совты и пріобрлъ чрезвычайно интересную и важную брошюру объ основаніи спеціальнаго Экспортъ-банка со статутами его (als Manusсгір gedruckt, streng vertraulich). Въ то же время я встртилъ въ Вн извстнаго чешскаго дятеля д-ра Крамаржа, который сообщилъ мн о только что основанномъ у нихъ въ Праг ‘Торговомъ Музе’ при тамошнемъ Экспортномъ Обществ и совтоваль мн обязательно его постить, предлагая свои рекомендаціи {Я съ д-мъ Крамаржемъ былъ знакомъ давно, еще по Россіи: когда-то ко мн на квартиру въ Москв его привезъ Влад. Соловьевъ, кром того у насъ былъ общій знакомый проф. Мазарикъ, почтеннйшій и достойнйшій представитель науки у славянъ, какого только я знаю.}. (Vyvozni spolek pro Cechy, Moravu а Slezske v Praze).
Для меня возникалъ лично вопросъ, какъ поступить, посл отказа отъ министерской командировки и связанной съ нимъ субсидіи?! Посл небольшого размышленія и совщанія съ женой, я ршился продолжать командировку на свой собственный страхъ и рискъ, какъ можно скромне и не торопясь временемъ, какъ и слдовало, въ виду болзненнаго состоянія.
Посл такого ршенія я началъ спокойно продолжать изслдованіе въ Вн, усердно посщая сначала ‘Handelmuseum’, выпытывая всякія свднія о подробностяхъ его организаціи, потомъ перешелъ къ изученію тамошняго Экспортнаго Союза (Der Oesterreichоsche-Ungarische Export-Verein). Пo словамъ секретаря его Шварца, съ которымъ я немедленно познакомился, этотъ ферейнъ — самый старый въ Европ и основанъ Внской Торговой Камерой. Сначала онъ имлъ постоянную выставку образцовъ товаровъ, а поздне она была уничтожена, ибо признана безполезной въ виду полной возможности для прізжаго покупателя или доставить по первому требованію необходимый ассортиментъ товара, или свести его прямо на фабрику. Ферейнъ сбываетъ товары исключительно своихъ членовъ съ помощью многочисленныхъ агентовъ, постоянныхъ и подвижныхъ во всемъ свт.
Сверхъ этихъ двухъ учрежденій я познакомился, также въ Вн, съ спеціальнымъ ‘Клубомъ Промышленниковъ’ (Industrieller Klub), дятельно занятымъ содйствіемъ всякаго рода вывозу австрійскихъ товаровъ, между прочимъ издающимъ различныя полезныя для торговли статистическія изслдованія и справочныя книги.
Изъ Вны мы отправились скоро въ Венгерскую столицу — Будапештъ, гд ко мн отнеслись крайне подозрительно, сообщая свднія неохотно и даже непріязненно, съ явнымъ желаніемъ меня сбить съ толку въ моемъ изслдованіи. Между тмъ, самъ Венгерскій музеи представляетъ крайне интересный тмъ и, по обширной своей дятельности, весьма поучительный. Во глав его Справочнаго Бюро стоялъ нкто Шашвари, вроятно венгерскій ренегатъ изъ славянъ, говорящій на масс языковъ (въ томъ числ но-русски весьма изрядно), онъ же состоялъ редакторомъ ‘Revue de l’orient’, газеты на французскомъ язык для иностранцевъ и маджарской торговой газеты для венгерцевъ (Magyar Kerezkedelimi Muzeum) и былъ авторомъ многихъ статистическихъ трудовъ. Газеты эти проникнуты были, насколько я усплъ съ ними ознакомиться, большою ненавистью къ нашему отечеству. При осмотр съ нимъ разныхъ частей музея, онъ видимо старался мн всегда изъ разныхъ правилъ, объясненій и объявленій, изданныхъ на разныхъ языкахъ, всучить т экземпляры, которые были изданы по-венгерски, какъ бы избгая боле легкихъ и понятныхъ языковъ. Въ мою тогдашнюю записную книжку по желанію самого Шашвари помщено слдующее оригинальное замчаніе: ‘Informations—Bureau даетъ охотно справки иностранцамъ, насколько это не вредитъ интересамъ венгерской торговли’ (‘Т. е. поворотъ отъ воротъ’, прибавлено уже отъ меня замчаніе въ той же книжк, ‘или убирайтесь къ чорту’)! Изслдованіе въ Будапешт, такъ же какъ и подъ конецъ въ Вн, я производилъ, въ силу изложеннаго выше, какъ совершенно самостоятельную, лично для себя предпринятую работу, но по окончаніи ея, проживая въ Рейхенгалл, куда я ухалъ брать ванны, я совершенно неожиданно для себя получилъ чекъ отъ Департамента Торговли въ 3.000 рублей, который, хотя и не сопровождался никакимъ объясненіемъ, но явно свидтельствовалъ о томъ, что Департаментъ отказывается отъ желанія уменьшить сумму моего вознагражденія и вполн согласенъ на мои условія, т. е. сумму первоначально назначенной оплаты моего труда. Посл этого мн ничего не оставалось длать, какъ тотчасъ посл окончанія курса леченья въ Рейхенгалл продолжать начатый объздъ европейскихъ торговыхъ музеевъ въ задуманномъ ране размр, что и производилось мною въ теченіе двухъ лтнихъ поздокъ моихъ за границу.
Считаю нужнымъ изложить, хотя вкратц, сущность всего моего изслдованія вмст съ главнйшими выводами.
Очень долго въ Европ чуть не единственнымъ способомъ, но крайней мр въ большинств случаевъ, поощренія промышленному сбыту служили покровительственныя пошлины и разныя преміи, затмъ, въ начал прошлаго года появляются мстныя выставки своихъ продуктовъ для поощренія туземной производительности наградами. Въ середин XIX вка (въ 1851 г. въ Лондон) была открыта первая всемірная выставка для мирнаго промышленнаго состязанія всхъ народовъ. Число ихъ все боле и боле увеличивается, и всемірныя выставки повторяются въ разныхъ странахъ съ многомилліонными затратами и роскошной обстановкой. Наконецъ вниманіе публики какъ бы утомляется выставками, и он все боле и боле изъ орудій промышленной политики обращаются въ мста и средства всевозможныхъ увеселеній и сенсацій. Самообразовательное значеніе ихъ весьма слабетъ, и он становятся средствомъ поощренія выгоды отдльныхъ производителей, а не содйствія всей промышленности и торговли. Такъ какъ, однако, никто не отрицаетъ и хорошихъ сторонъ выставокъ, заключающихся въ наглядномъ способ ознакомленія съ результатами международной производительности, то явилось желаніе закрпить указанную хорошую сторону временныхъ выставокъ, а въ то же время ослабить въ нихъ элементъ случайности. Для этого выставки постепенно изъ временныхъ превращаются въ постоянныя, или находящіяся твердо на одномъ мст или даже передвижныя.
Начиная съ семидесятыхъ годовъ прошлаго вка особенно умножается въ Европ число подобныхъ постоянныхъ выставокъ, въ свою очередь происходящихъ, во многихъ случаяхъ, непосредственно изъ временныхъ. Первоначально такія выставки носятъ характеръ лишь образовательный, какъ Политехническій Музей, напримръ, въ Москв, и съ ними совершается новая эволюція: имъ придается боле купеческій характеръ и ближайшей цлью всхъ такихъ выставокъ к учрежденій становится всевозможное поощреніе сбыта товаровъ и такъ сказать облегченіе въ этомъ отношеніи трудовъ отдльныхъ производителей и торговцевъ. Замчается стремленіе устранить характеръ строго-временныхъ выставокъ, давъ возможность публик посщать ихъ постоянно, заинтересовать лицъ, знакомить ихъ съ качествомъ и родомъ товаровъ, что лучше всего именно и достигается превращеніемъ временныхъ выставокъ въ постоянныя или т. п. ‘торговые музеи’.
Торговые музеи одинаково по своему происхожденію учреждаются на правительственный, общественный и частный счетъ, но рядомъ съ ними, нердко въ тхъ же странахъ и городахъ, въ силу импульса самоинтереса, возникаютъ разнаго рода и характера экспортные союзы исключительно на счетъ заинтересованныхъ лицъ и классовъ.
Подъ именемъ ‘торговыхъ музеевъ’ разумются учрежденія новйшаго времени, гд собираются коллекціи всевозможныхъ товаровъ для ознакомленія съ ними лицъ, заинтересованныхъ какъ въ ввоз, такъ и въ вывоз различныхъ произведеніи. Задачей такого музея является практическое обученіе или освдомленіе торговцевъ, занимающихся ввозомъ и вывозомъ, при чемъ такой музей, посредствомъ постояннаго дополненія съ помощью консуловъ и другихъ заграничныхъ агентовъ, находится всегда на уровн новйшаго положенія торговаго дла.
Изъ такихъ музеевъ наиболе извстны Брюссельскій, Внскій и Будапештскій, почему мн и пришлось объхать три города, гд они находятся, съ осмотромъ и изученіемъ музеевъ на мст путемъ личныхъ разспросовъ и печатнаго матеріала. При общихъ задачахъ вс эти три типа торговыхъ музеевъ въ Европ имютъ и свои различія.
Брюссельскій Музей, согласно его программ, долженъ занять въ области коммерческихъ наукъ мсто, принадлежащее, въ области наукъ естественныхъ, коллекціямъ минералогическимъ, геологическимъ и т. д. Онъ долженъ снабжать средствами для практическаго изученія торговаго дла, онъ долженъ ‘дать’, — говоритъ программа, ‘производителямъ оружіе противъ конкурренціи и вообще ограждать отъ неудачъ…’ Эти обширныя задачи достигаются посредствомъ слдующихъ способовъ, состоящихъ прежде всего въ обширныхъ коллекціяхъ троякаго рода: 1-ое выставка образцовъ произведеній вывоза, т. е. фабрикаты разнаго рода, продаваемые иностранными конкуррентами Бельгіи на различныхъ рынкахъ свта, 2-ое образцы произведеній ввоза, которые заключаютъ въ себ сырье и състные продукты, которые могутъ быть ввозимы въ Бельгію и пригодные для продажи въ другія страны, 3-е важнымъ отдленіемъ музея является выставка образцовъ или способовъ упаковки, что иметъ цлью указать экспортеру, какъ онъ долженъ укладывать и въ какую обложку завертывать товаръ (faire lа toilette), принимая въ соображеніе какъ климатъ извстной страны, такъ и пути сообщенія, вкусы, требованія и даже предразсудки покупателей. Цвтъ, напримръ, товара (бумаги, матеріи и проч.) играетъ большую роль на китайскомъ рынк, свойство обложки — подъ тропиками и т. д.
Брюссельскія торговый музей состоитъ въ самой тсной связи съ Консульскимъ Институтомъ Государства и подчиняется потому Вдомству Иностранныхъ Длъ. Въ инструкціи консуламъ Бельгіи указывается на ихъ содйствіе цлямъ Музея для развитія торговли, какъ на главную ихъ задачу и обязанности, соотвтственно и приноровлена къ этой цли вся ихъ служба. До извстной степени консулъ является ближайшимъ совтникомъ, чуть не слугой каждаго торговца въ его дл, особенно въ отношеніи доставленія всякихъ свдній и справокъ. Для этого важнымъ пособіемъ, доступнымъ каждому торговцу, даже иностранцу, является существующее при Брюссельскомъ Музе прекрасное Справочное Бюро для доставленія всевозможныхъ справокъ по любому любопытному для торговца вопросу, начиная съ путей сообщенія, напримръ, въ данной стран, и кончая обычаями и нравами. Справочное Бюро издаетъ, между прочимъ, подробный каталогъ всхъ коллекцій, часто перепечатываемый и къ услугамъ всякаго желающаго справиться.
Весьма близокъ къ Брюссельскому Музею, но и съ значительными отличіями, Внскій Музей: первоначально возникшій какъ Восточный Музей, онъ лишь впослдствіи принялъ боле широкую задачу и превратился въ обще-торговый съ боле общими задачами для австрійской монархіи — заботиться о поддержаніи и дальнйшемъ развитіи всей австрійской промышленности и торговли. Въ первомъ, именно, въ заботахъ о промышленности, лежитъ различіе Внскаго Музея отъ Брюссельскаго, послдній исключительно заботится только объ одной торговл или обмн, а не о производств. Точно также, обратно съ Брюсселемъ, Внскій Музей постоянно устраиваетъ выставки разнаго рода, то своихъ, то иностранныхъ товаровъ, смотря по цли, которую выставка преслдуетъ, наконецъ Внскій Музей прямо занимается политикой въ смысл поиска сбыта для австрійскихъ товаровъ, что совершенно вн дятельности Брюсселя. Такъ, напримръ, въ 1893 г., во времена т. п. швейцарско-французской таможенной войны, Внскій Музей постарался воспользоваться ссорой сосдей: съ помощью Внской Торговой Палаты австрійскія фирмы были поставлены въ прямыя сношенія съ швейцарскими и въ результат Франція потеряла въ значительной степени свой швейцарскій рынокъ, а Австрія выиграла его для своихъ производителей и торговцевъ.
Подобно Брюссельскому Музею, Внскій точно также иметъ Справочное Бюро и вообще охотно исполняетъ всевозможныя порученія своихъ промышленниковъ и торговцевъ. Мало того, онъ даже беретъ на себя такую сложную задачу, какъ производство анализа разныхъ товарныхъ образцовъ и всячески поощряетъ художественно промышленное развитіе въ стран драгоцнными для этой цли изданіями, которыя не подъ силу частнымъ издателямъ.
Третій типичный музей, Венгерски въ Будапешт, представляетъ по своей организаціи еще большее различіе отъ первыхъ двухъ. Въ то время, когда первые два торговые музеи лишь учатъ торговцевъ и даютъ знать ‘какъ продавать и какіе товары нужны на рынк’, Венгерскій Музей въ Будапешт ‘прямо торгуетъ товарами’ или принимаетъ на комиссію продажу любого продукта своего сочлена. Съ этой торговой цлью Венгерскій Музей получилъ исключительное право непосредственно сноситься со всми австро-венгерскими дипломатическими чиновниками и устроилъ, преимущественно на Восток, двнадцать отдленій или филій, которыя въ свою очередь имютъ постоянныхъ агентовъ и устраиваютъ самостоятельныя выставки. Мало того, Будапештскій Музей иметъ даже на Балканскомъ полуостров своихъ странствующихъ приказчиковъ, commis-voyageurs. Обширной дятельности Венгерскаго Музея и его торговымъ предпріятіямъ долго не доставало своего кредитнаго учрежденія, но теперь этотъ недостатокъ устраненъ черезъ устройство Венгріей на Балканскомъ полуостров спеціальнаго Банка для этой цли подъ именемъ Анонимнаго Венгерскаго Торговаго Общества. Благодаря обширной и успшной дятельности Венгерскаго Музея съ его отдленіями, Балканскій полуостровъ экономически переходитъ постепенно въ руки Австріи, которая весьма старательно наблюдаетъ также за нашимъ рынкомъ, желая подобрать его въ свои руки. Одинъ изъ видныхъ промышленныхъ дятелей въ Вн, Юліусъ Бёмъ, уже давно совтовалъ австрійскимъ промышленникамъ составить торговый синдикатъ для ввоза въ Россію и заняться вопросомъ — ‘gemeinsame Bearbeitnng des russischen Markts’ (совмстная обработка русскаго рынка!..).
Помимо этихъ трехъ важнйшихъ представителей торговыхъ учрежденіи, устраиваемыхъ правительствами соотвтствующихъ странъ и при ихъ ближайшемъ участіи, одинаковую роль поощренія и содйствія экспортной торговл играютъ въ Европ такъ называемые экспортные союзы или общества. Они преслдуютъ собственно ту же цль, какъ и музеи, и большею частью имютъ при себ также коллекціи товаровъ, т. е. доставляютъ свднія о торговл и способствуютъ увеличенію сбыта, хотя и иными путями. Обратно съ первой категоріей торговыхъ союзовъ, экспортные союзы являются лишь выраженіемъ самодятельности самихъ торговцевъ и промышленниковъ, и если изрдка имютъ связь съ правительствомъ или государствомъ, то лишь, большею частью, слабую, какъ въ Дрезден, Франкфурт, Штутгарт, или совсмъ никакой связи съ государствомъ не.имютъ (богатйшіе и важнйшіе въ Германіи экспортные склады Гамбурга).
Первое мсто между нмецкими экспортными складами перваго же рода иметъ несомннно Саксонскій союзъ въ Дрезден, принесшій огромную пользу всей германской торговл. Средствами для достиженія его цлей являются: 1-ое — агенты или представители, разсянные буквально по всему міру, 2-ое — устройство путешествій или поздокъ торговыхъ лицъ въ разныя страны свта, 3-ье — посылка спеціальныхъ агентовъ для завязыванія торговыхъ сношеній ли разныхъ концахъ міра, и наконецъ 4-ое — ознакомленіе покупателей съ нмецкими продуктами со стороны Саксонскаго союза печатаніемъ въ огромномъ количеств каталоговъ или прейсъ-курантовъ и различныхъ справочныхъ книгъ, знакомящихъ всхъ и каждаго съ товарами нмецкаго производства и торговля. Всякій важный случаи узаконенія, измненіе таможенныхъ или законодательныхъ правилъ, гд бы ни было, немедленно сообщается всмъ членамъ экспортнаго союза посредствомъ подробныхъ циркуляровъ. Этотъ союзъ доставляетъ сочленамъ всякія справки о фрахтахъ, тарифахъ, данныя о кредитоспособности, выдаетъ письма или рекомендаціи и сносится для члена съ представителями и агентами почти гд угодно и проч. и проч.
Вс свдущіе иностранцы высоко ставятъ заслугу этого и подобныхъ ему экспортныхъ союзовъ для прочнаго успха германской промышленности и торговли. ‘Эти союзы, — пишетъ о нихъ извстный американскій консулъ Монаганъ, — являются дятельнымъ агентомъ Германіи для завоеванія иностранныхъ рынковъ. Ихъ методы просты и въ то же время весьма успшны, они поддерживаются прессой, правительствомъ и всмъ народомъ….’ Другой экономическій писатель французъ Schwob также ршительно говоритъ за экспортные союзы, какъ орудіе для послднихъ торгово-промышленныхъ побдъ Германіи…. ‘Великій секретъ германскаго успха’, — по его словамъ, — ‘это — развитіе духа ассоціаціи, союзъ. общихъ усилій для цля общей. Вся Германія покрыта всевозможными союзами всякаго рода….’ — ‘Если Соединенные Штаты, — замчаетъ онъ въ заключеніе, — являются союзомъ государствъ, то Германія является государствомъ союзовъ!…’ {‘Между дломъ’. Стр. 257 и проч.}.
Изъ всхъ германскихъ экспортныхъ союзовъ, однако, сверхъ упомянутыхъ выше, главнйшую роль для интересовъ, даже не одной нмецкой, торговля играетъ Гамбургъ съ его извстнымъ портомъ и оригинальной организаціей международной мны товаровъ. Безъ нея невозможны были бы настоящіе успхи германской промышленности, и огромная важность Гамбурга, какъ экспортныхъ воротъ для всхъ прилегающихъ даже странъ, заслуживаетъ нашего особаго вниманія. Нмецкая экономическая литература новйшаго времени направила меня на этотъ пунктъ и, снабженный: многими рекомендаціями отъ своихъ нмецкихъ ученыхъ друзей (проф. Шульце, Геверницъ, Вальтеръ Лоцъ, Губеръ, д-ра Юргенсъ’ и Зоетберъ), я отправился въ Гамбургъ, гд усплъ познакомиться какъ слдуетъ съ организаціей этого величайшаго въ настоящее время экспортнаго пункта и его складами товарныхъ образцовъ. Но, чтобы оцнить какъ слдуетъ важность Гамбурга, необходимо познакомиться, хотя вкратц, съ сущностью его экспортной системы..
Дло въ томъ, что при настоящемъ состояніи промышленно-торговыхъ отношеній между производителемъ товара и его покупателемъ, по необходимости, вдвигается иногда цлый рядъ посредниковъ, и это въ особенности касается вншней торговли странъ, лишь въ очень рдкихъ случаяхъ производитель или фабрикантъ. самъ находитъ себ за границею покупателя и непосредственно сбываетъ ему свой товаръ. Относительно нмецкой вншней торговли, мною выясненъ былъ, при посщеніи Гамбурга, слдующій общій порядокъ: всякій товаръ, предназначенный для вывоза изъ Германіи, проходитъ черезъ руки двоякаго рода посредниковъ: такъ называемаго ‘экспортера’ и ‘экспортнаго агента’. Съ перваго взгляда существованіе такихъ посредниковъ является излишней прибавкой къ цн товара, между тмъ, въ дйствительности, только подобной организація Гамбургъ, а съ нимъ и вся Германія, обязаны развитіемъ огромныхъ размровъ своей торговли. Благодаря широкому распространенію сбыта и поискамъ рынковъ по всему міру, нмецкій фабрикантъ лишенъ возможности входить въ личныя сношенія съ потребителемъ его произведенія, онъ совсмъ, часто, не знаетъ страны, въ которую попадаетъ изготовленный имъ товаръ: ему не знакомы ни условія торговли въ ней, ни пути сообщенія, ни языкъ. Въ виду этого создался на помощь фабрикантамъ особый классъ людей, такъ называемыхъ экспортеровъ, спеціально ознакомленныхъ съ разными мстами сбыта германскихъ продуктовъ. Такіе экспортеры являются людьми не только образованными, бывавшими въ разныхъ странахъ, но и очень богатыми: они пользуются обширнымъ кредитомъ въ банкахъ и, избавляя фабрикантовъ отъ риска и неудобствъ далекаго кредита, уплачиваютъ за все наличными деньгами, сами получая отъ заморскихъ покупателей лишь векселя и уплату, можетъ быть не раньше, какъ черезъ годъ. Каждый изъ заморскихъ покупателей, ведущихъ торговлю съ Европой, обязательно иметъ въ Гамбург своего экспортера. черезъ котораго получаетъ нмецкій товаръ, а на-ряду съ нимъ иногда и товаръ другого происхожденія, которымъ экспортеръ не пренебрегаетъ, если онъ нуженъ его покупателю.
Но въ свою очередь экспортеръ, доставляя для покупателей отдаленныхъ странъ часто самые разнообразные товары, не можетъ быть спеціалистомъ въ товар, и таковымъ является представитель второй стадіи въ организаціи Гамбургской торговли — экспортный агентъ. Это — лицо уже нсколько иного пошиба, чмъ первый. Многіе изъ гамбургскихъ агентовъ по экспорту сами изъ фабрикантовъ или долго торговали извстнаго рода товаромъ, почему являются хорошими знатоками тхъ или иныхъ спеціальностей, они часто устраиваютъ при своихъ конторахъ выставку образцовъ этихъ товаровъ, т. п. ‘Export-Musterlager’. Подобно тому, какъ каждый иностранный покупатель иметъ своего экспортера въ Гамбург, точно также всякій производитель или фабрикантъ иметъ тамъ своего экспортнаго агента, черезъ посредство котораго исключительно продаетъ свои продукты. Въ большинств случаевъ отъ каждой фабрики выставлены лишь образцы, и торговля ведется за счетъ фабриканта, т. е. экспортный агентъ по заказу экспортера, какъ спеціалистъ, нсколько знакомый со вкусомъ по данному товару всхъ отдаленныхъ заморскихъ покупателей, длаетъ подборъ товара или показываетъ его самъ покупателю, если тотъ лично прибылъ въ Гамбургъ, сводитъ, такъ сказать, дв стороны, а иногда даже и торгуетъ прямо за собственный счетъ. Та же черта, которая поражаетъ относительно экспортеровъ, высокое знаніе и образованіе, не въ меньшей степени, только въ спеціальномъ род, примняется и къ экспортнымъ агентамъ г. Гамбурга. Обладая также обширнымъ знаніемъ заграничныхъ рынковъ по своимъ спеціальностямъ, они руководятъ поискомъ новыхъ мстъ сбыта для данныхъ товаровъ, вызываютъ на свтъ новыя формы производства, и направляя ихъ на удовлетвореніе различныхъ вкусовъ и потребностей отдаленныхъ странъ, тмъ способствуютъ широкому развитію нмецкой торговли и промышленности.
Занятіе экспортнаго агента, какъ мн объясняли въ Гамбург, иметъ большое значеніе въ смысл указанія фабриканту на тотъ товаръ, тотъ способъ его выдлки и ту упаковку, которая необходима для экспорта. Находясь постоянно въ сношеніи черезъ экспортеровъ, а часто и лично, съ заморскими покупателями, экспортный агентъ обладаетъ большою опытностью въ товарахъ, имющихъ ходкій сбытъ, и понимаетъ вкусъ и требованія той мстности, куда товары предназначены, и тхъ пріемовъ, путемъ которыхъ можно распространить сбытъ извстнаго товара. Ограничусь двумя примрами дятельности агентовъ и богатствомъ ихъ свдній. Экспортный агентъ металлическихъ издлій — Фоссъ, напримръ, поражалъ меня своими разнообразными этнографическими и естественно-научными свдніями. Указывая, напримръ, мн рядъ вывшенныхъ на стн образцовъ ножей для дикарей внутренней Африки, Фоссъ не только перечислялъ племена своихъ покупателей, но и почему ножи, имъ пріобртаемые, такой или иной формы, смотря по цли, для которой они употребляются. Точно также Фоссу знакомы хорошо разныя почвы во всемъ мір для посва сахарнаго тростника и, сообразно съ ними, фабрикантъ приготовляетъ разныя мотыги или счки, длая боле острыми или тупыми, сообразно почв или свойству произрастанія. Другой экспортный агентъ, Бродерсенъ, представитель фабрикъ крупной посуды, преимущественно кувшиновъ и блюдъ фарфоровыхъ и фаянсовыхъ, наоборотъ, самъ вліяетъ на вкусы и, такъ сказать, длаетъ спросъ на свой товаръ. Смотря по мод и спросу, въ контору Бродерсена художники и фотографы присылаютъ со всего міра изображенія, то птицъ, то иныхъ животныхъ, то пейзажи, то портреты разныхъ героевъ и знаменитостей. По его заказу художники въ Мюнхен и Цюрих идеализируютъ эти сюжеты, а промышленники переводятъ на посуду. Въ результат отъ моды на пейзажи онъ заработалъ въ одной Южной Америк, какъ сообщалъ мн, 100.000 марокъ, благодаря своей выдумк и т. д. и т. д. Такимъ образомъ, если экспортеръ является знатокомъ — въ людяхъ для заграничнаго сбыта товаровъ, то экспортный агентъ является знатокомъ — въ товарахъ.
Такова суть организаціи Гамбургской вывозной торговли, которой Германія, а отчасти и Австрія обязана въ значительной степени своимъ экспортомъ и богатствомъ. Я видлъ въ складахъ Гамбурга товары буквально со всей Европы. напримръ, французскіе шелка и французское вино, англійскую сталь и посуду, шведскій хлбъ и норвежскую рыбу, но къ сожалнію я не видлъ въ богатйшихъ Гамбургскихъ складахъ ничего русскаго (впрочемъ, кажется, видлъ мшокъ Ростовскаго горошка въ склад пищевыхъ продуктовъ), хотя многіе наши продукты съ честью могли бы фигурировать, по моему мннію, въ международной торговл.
Какъ я упоминалъ раньше, везд въ Германіи, какъ и въ Австріи, я проникалъ въ склады и выставки экспортныхъ товаровъ часто съ немалыми затрудненіями и каждый разъ лишь по чьей-нибудь рекомендаціи, въ большинств случаевъ отъ моихъ знакомыхъ — профессоровъ въ разныхъ нмецкихъ университетахъ, или даже случайныхъ знакомыхъ, напримръ, банкировъ, съ которыми имлъ дло, два раза отъ библіотекарей, въ томъ числ отъ г. Патера въ Чешскомъ Національномъ Музе, въ Саксонскій экспортный складъ проникъ благодаря г. Петерманну, библіотекарю Дрезденскаго учрежденія ‘Gehe-Stift’, въ Гамбург, въ богатйшій складъ ‘Deurer и. Kaufmann’ я проникъ благодаря знакомству съ однимъ газетчикомъ и т. д. и т. д. Тамъ, гд являлся безъ рекомендаціи, ничего, кром общедоступнаго для публики, узнать не могъ или долженъ былъ разными путями бороться съ различными затрудненіями и предубжденіями. Въ Будапешт, гд, какъ выше объяснено, было встрчено прямо недоброжелательное отношеніе къ моей любознательности и разспросамъ, я вынужденъ былъ прибгнуть, долженъ покаяться, даже къ лести или маленькой хитрости. Я уврилъ г. Шашвари (Saszwari), секретаря, черезъ посредство котораго велись вс мои разспросы и знакомство съ Венгерскимъ Торговымъ Музеемъ и его обширной дятельностью. что я много наслышался въ Россіи объ его журнал (‘Revue de l’Orient), подъ который нарочно подписался у него и много толковалъ объ его двухъ брошюрахъ’ которыя заране купилъ и прочелъ на понятныхъ для меня языкахъ, этимъ я сдлалъ его какъ будто нсколько разговорчивй и любезне въ бесдахъ со мною. Наконецъ, въ двухъ случаяхъ, гд я не встрчалъ никакихъ препятствій къ возможнымъ осмотрамъ и разспросамъ, собственно нечего было, какъ оказалось, смотрть, по незначительности складовъ. Такъ, напримръ, въ Праг, гд чехи принимали меня въ высшей степени любезно, экспортный союзъ оказался крайне незначительнымъ и неважнымъ по своей дятельности, существовалъ лишь три года, въ то же время не имлъ въ Праг никакого склада и крайне ничтожное число агентовъ на Балканскомъ полуостров.
Весьма странная судьба торговыхъ складовъ и музеевъ — во Франціи, гд ихъ собираются завести, но не трогаются съ мста. И до времени моего изслдованія появлялись извстія объ открытіи въ двадцати городахъ подобныхъ учрежденій, но оказалось въ конечномъ результат, что они существуютъ лишь номинально, такъ какъ сами французы какъ бы забыли о нихъ или сомнваются въ ихъ существованіи. Въ виду этого я обратился единовременно въ Парижъ къ г. Шарлю Соломону, Товарищу Предсдателя Общества Соціальнаго музея (Socit du Muse Social) и г. Артуру Раффаловичу, агенту нашего Министерства Финансовъ, съ просьбой сообщить мн, существуютъ ли во Франціи въ дйствительности торговые музеи и гд именно. Оба компетентныя лица отвчали, собственно, отрицательно, ссылаясь лишь на попытки и старанія и на единственный музей въ г. Лилл (Lille), но боле старательныя мои собственныя справки обнаружили совершенное ничтожество этого музея, такъ что едва-ли возможно было его принимать даже въ разсчетъ (напр. на его содержаніе изъ двухъ источниковъ отпускалось всего лишь 600 франковъ! И никакихъ статутовъ или правилъ они не имли). Такимъ образомъ во Франціи въ то время не могло быть и рчи о дйствительномъ существованіи торговыхъ музеевъ.
Та же судьба относительно торговыхъ музеевъ и содйствія вывозной торговл постигла и другое великое государство — Великобританію или Англію. Въ ней, обратно съ Франціей, можно утвердительно сказать, существуетъ зданіе торговаго музея (London Imperial Institute) и при томъ роскошное, стоившее боле трехъ съ половиной милліоновъ, съ обширной администраціей, около 150 правителей или губернаторовъ, назначаемыхъ королевской властью. Цль этого Имперскаго Института, согласно первоначальному плану, должна была состоять во всемъ томъ, что иметъ мсто и въ трехъ указанныхъ типичныхъ европейскихъ музеяхъ, Брюсселя, Вны и Будапешта. Между тмъ, въ дйствительности, во время моего осмотра, по крайней мр (до 1895 г.) Имперскій
Институтъ былъ богато обставленъ, въ немъ происходили ежедневныя собранія, много ли, пили и забавлялись музыкой, но никакихъ усилій и мръ для содйствія торговл самая торговая страна въ Европ не проявляла. Хотя Институтъ пытался даже издавать экономическій журналъ, но безъ всякаго серьезнаго содержанія я ‘не имлъ денегъ’ на устройство справочнаго отдла. Вообще онъ производилъ впечатлніе чего-то дланнаго напоказъ, безжизненнаго и не отвчающаго своему прямому назначенію. Онъ боле напоминалъ, на мой взглядъ, клубъ для развлеченія и увеселенія зажиточныхъ людей, нежели серьезный органъ государства для содйствія своей торговл.
Я изложилъ здсь въ своихъ ‘Воспоминаніяхъ’ главную суть результатовъ моихъ разъздовъ по Европ въ 1895 и 1896 г.г. Изъ этихъ собранныхъ и старательно, гд возможно, провренныхъ данныхъ слдуетъ заключить, во-первыхъ, что торговые музеи или даже экспортные союзы не составляютъ чего-либо безусловно необходимаго для роста промышленности въ данной стран, если такія богатыя я промышленныя государства, какъ два послднія — Англія и Франція, могутъ безъ нихъ обходиться. Но, во-вторыхъ, общій выводъ моего изслдованія заключается въ той огромной и разнообразной польз, которую приносятъ эти музеи и союзы въ тхъ государствахъ, гд таковые имются. При теперешнемъ развитіи торговли она достигла такого высокаго положенія и сложности, что стала почти на степень науки, требующей большого и разнообразнаго изученія. На этомъ основаніи полезнйшая задача всхъ торговыхъ музеевъ всякаго вида, какъ и экспортныхъ союзовъ, состоитъ именно въ томъ, что они вс являются орудіемъ знанія или распространителемъ знанія въ торговомъ класс и торговомъ дл. Между тмъ, какъ справедливо утверждаетъ одинъ англійскій писатель: ‘If knowledge is not power, it shows the way to power’ (‘Если знаніе не составляетъ само силы, то оно во всякомъ случа указываетъ путь къ сил’).
Съ этой точки зрнія государство, желающее содйствовать и развивать свою торговлю и промышленность и спеціально усилить сбытъ, обязано, сообразно въ каждой стран своимъ экономическимъ условіямъ, основывать или поощрять эти благотворительныя для экономическихъ интересовъ учрежденія. Таковъ конечный выводъ моего изслдованія о торговыхъ музеяхъ {Подробное изложеніе моихъ выводовъ можно найти, конечно, въ самомъ отчет: ‘Министерство Финансовъ, Департаментъ Торговли и Мануфактуръ. Отпускная торговля и нкоторыя мры для ея развитія. ‘Торговые музеи, экспортные союзы и складъ товарныхъ образцовъ’. Изслдованіе И. И. Янжула. Москва 1897 г.’.}.
Въ заключеніе спрашивается, вышелъ ли какой-нибудь практическій толкъ изъ моего изслдованія? Я смотрю на свои ‘Воспоминанія’ какъ, до нкоторой степени, на дло моей совсти и боле всего боюсь и стараюсь избгнуть какой-нибудь умышленной неправды, я сообщаю здсь bona fide по совсти только то, во что врю, если читатель увидитъ явную ошибку, то утверждаю, что она не умышленна. Поэтому, если поставить ребромъ вопросъ о какой-либо польз отъ моего настоящаго изслдованія, то я могу только добросовстно отвтить, что одинаково съ прежними изслдованіями и порученіями правительства (о польской промышленности, о синдикатахъ и проч.), никакой пользы, убжденъ я, изъ моего труда Россія не извлекла, и правительство имъ не воспользовалось. Деньги, мн данныя, были истрачены зря, если не считать мою личную выгоду, — написать интересную книгу, доступную, впрочемъ, не для всякаго. Въ настоящее время эта книга о торговыхъ музеяхъ уже давно вышла изъ продажи, но увы! Я не могу указать даже на маленькую черточку какихъ-либо правительственныхъ мропріятій или пробужденія самодятельности у нашихъ промышленно-торговыхъ классовъ, благодаря тмъ образцамъ и урокамъ, которые изложены понятнымъ языкомъ въ моей работ! Посл всхъ этихъ достоврныхъ наблюденій невольно изслдователемъ овладваетъ духъ унынія и пессимизма. Неужели русская жизнь такъ мало подвижна или тяжела на подъемъ, что на нее не дйствуютъ никакіе примры, добытые опытомъ чужой жизни, неужели ей суждено оставаться всегда тмъ самымъ ‘лежачимъ камнемъ’, по нашей же поговорк ‘подъ который вода не течетъ’?!.

ГЛАВА XII.

Мои публичныя чтенія, доклады и рефераты.— Ихъ многочисленность и значеніе въ 80-хъ и 90-хъ годахъ прошлаго вка.— ‘Соціальный миръ’, какъ ихъ главное содержаніе.— Лекція ‘Великаны промышленности’, ея происхожденіе и сущность.— Странное совпаденіе противоположныхъ послдствій: протестъ соціалистовъ и запрещеніе того же чтенія въ провинціи правительственными органами.— Какъ это согласовать?…— Лекція ‘Милліоны и что съ ними длать?’, ея содержаніе, огромный успхъ и сборъ, одушевленіе слушателей и вызовъ пожертвованій на добрыя дла.— Общее вниманіе, сочувствіе въ Москв и провинціи.— Просьбы о помощи и голоса изъ публики.— Какъ заключеніе. Петербургская сатира…

Послднія четыре главы моихъ ‘Воспоминаній’ посвящены разнымъ видамъ практической пробы моихъ силъ и знаній въ форм тхъ или иныхъ изслдованіи. Мн кажется, по справедливости, къ такимъ же пробамъ этихъ силъ надо причислить и мои многочисленныя чтенія, рефераты, доклады въ ученыхъ обществахъ и, наконецъ, публичныя лекціи въ чемъ я особенно часто упражнялся и несомннно заслужилъ большое сочувствіе въ московской публик, выразившееся наглядно въ многихъ тысячахъ рублей, мною собранныхъ для разныхъ благо творительныхъ цлей. Многіе изъ моихъ избранныхъ трудовъ имютъ въ сущности одинаковое происхожденіе и были публично прочитаны {Перечислю лишь важнйшіе:
1) ‘Очерки и изслдованія’ въ двухъ томахъ. 1884.
2) ‘Часы досуга’. Москва. 1896 г.
3) ‘Экономическая оцнка народнаго образованія’. 2-е изд. 1899 г. Спб. (разныхъ авторовъ).
4) ‘Въ поискахъ лучшаго будущаго’. Спб. 1893 и 2-е изд. въ 1908 г.
5) ‘Между дломъ.’ 1904 г.}.
Само собой разумется, что я не сразу приспособился къ публичтному чтенію, которое гораздо трудне университетскаго и требуетъ больше искусства, пріобртаемаго лишь постепенно, путемъ практики. Каждому профессору, усердно занятому обработкой своихъ лекціи, весьма скоро становится знакомымъ уровень развитія и требованій своихъ обычныхъ слушателей — студентовъ и слдовательно онъ можетъ, коли пожелаетъ, къ нимъ въ достаточной степени приспособиться своимъ изложеніемъ, тмъ боле, что въ среднемъ этотъ уровень довольно однообразный и примрно одинаковый. По лицамъ своихъ слушателей внимательный профессоръ немедленно можетъ опредлить, хорошо ли понимаютъ его слушатели или нтъ, если онъ замчаетъ хоть одинъ недоумвающій взглядъ, это означаетъ, что данный абзацъ изложенъ неясно или неопредленно и надо его разъяснить по возможности быстро, какимъ-нибудь вставнымъ предложеніемъ или примромъ, не отрываясь замтно отъ общаго хода чтенія, чтобы слушатели не потеряли нить изложенія.
Гораздо трудне является ршеніе того же самаго вопроса на публичномъ чтеніи, передъ разношерстной публикой, а не студентами, примрно одной степени развитія и образованія. Тутъ невозможно и даже не должно обращать вниманіе на каждаго слушателя, а приходится приспособиться, такъ сказать, къ среднему слушателю, что длается лишь путемъ извстнаго опыта, боле или мене продолжительнаго. Я замтилъ, напримръ, что если вниманіе публики утомлено, то надо его поднять какимъ-либо вводнымъ предложеніемъ или эпизодомъ: слушатели видимо настораживаются и начинаютъ прислушиваться внимательне. Намеки на интересы минуты или политики замтно также оживляютъ аудиторію, особенно если взятый примръ производитъ нкоторую сенсацію. Я съ успхомъ много разъ пользовался этимъ пріемомъ, при чемъ даже двухчасовая длина лекцій не вызывала видимой скуки, и чтеніе дослушивалось внимательно до конца. При этомъ непремнно соблюдалось одно условіе рчи — говорить viva voce, а отнюдь не читать, лишь единственный случай, мн извстный у насъ, составляетъ исключеніе, это — В. О. Ключевскій, который читаетъ свои лекціи, какъ бы говоритъ, но этотъ пріемъ, вроятно, требуетъ продолжительной и упорной подготовки.
Наибольшее число публичныхъ лекцій было прочитано мною въ 80-хъ и 90-хъ годахъ на самыя различныя темы и съ разными цлями. ихъ такъ много, что я ршительно не нахожу возможнымъ перечислять ихъ, тмъ боле, что многія не вошли даже въ сборники моихъ статей и небылиперепечатаны. Назову лишь нкоторыя, имвшія особенно выдающійся успхъ или чмъ-нибудь отличавшіяся. Главной моей заботои передъ публичной лекціеи былъ прискорбный вопросъ, разршатъ ли ее, требовалась длинная предварительная процедура хлопотъ о разршеніи съ представленіемъ нетолько программы, но иногда даже подлиннаго текста лекціи и обязательства читать по нему.
Слава Богу, меня лично нкоторыя изъ этихъ безсмысленныхъ. формальностей миновали, хотя тмъ не мене, какъ я передамъ. дальше, и я дождался запрещенія или недопущенія моихъ лекцій въ цломъ ряд городовъ, которые хотли ихъ послушать. Въ высшей степени комично, если бы это не было въ то же время жалко, то обстоятельство, что относительно одной моей лекціи — ‘Великаны промышленности’ — въ 1898 г. выступила рядомъ съ. администраціей провинціальныхъ городовъ или, можетъ быть, распоряженіемъ Министерства Внутреннихъ Длъ, какая-то подпольная партія соціалистовъ, которая съ точки зрнія своихъ интересовъ. выпускала пасквили противъ меня и моихъ чтеній, всячески предостерегая публику отъ ихъ посщенія. ‘Les beaux esprits se rencontrent!…’ Чтобы въ достаточной степени понимать этотъ странный случай, необходимо хоть вкратц ознакомиться съ сущностью содержанія самихъ лекцій послдняго времени, передъ уходомъ моимъ изъ Московскаго университета и переселеніемъ въ Петербургъ.
Особый успхъ въ 90-хъ годахъ имли слдующія лекціи, повторенныя по нскольку разъ и въ разныхъ городахъ: ‘Народный Дворецъ въ Лондон’, ‘Поселенія въ Восточномъ Лондон’, ‘Великаны Промышленности’ и ‘Милліоны’… Послднія лекціи были моей своего рода ‘Лебединой’ пснею. Больше я ничего публично не читалъ, и переселившись въ это время въ Петербургъ, лишь повторилъ послднія дв лекціи съ благотворительной цлью и даже два раза, но, конечно, далеко не съ такимъ успхомъ, какъ въ Москв.
Общее содержаніе указанныхъ чтеніи — соціальный миръ, т. е. установленіе мира и согласія, вмсто борьбы и раздора съ различными, якобы классовыми интересами въ промышленныхъ классахъ: я всегда думалъ и глубоко былъ убжденъ, что періодъ классовой борьбы въ значительной степени миновалъ и отжилъ свой вкъ, на всякомъ случа уже кончается, если не кончился, и его мсто должны заступить соглашеніе интересовъ, т. е. попытки и пріемы къ возможному примиренію выгодъ классовъ предпринимателей и рабочихъ.Въ этой основной посылк заключается сходство всхъ моихъ послднихъ лекцій въ данномъ отношеніи, но судьба лекцій была совершенно различна. ‘Великаны Промышленности’ въ сущности того же самаго содержанія, настроенія и духа, какъ и прочія указанныя лекція, вмст съ апплодисментами и большимъ денежнымъ сборомъ въ филантропическихъ цляхъ, навлекли на мою голову ругань московскихъ соціалистовъ и даже пасквили, распространяемые въ Москв, но всего комичне — административное запрещеніе этой лекціи въ нсколькихъ городахъ, въ унисонъ съ желаніемъ авторовъ пасквилей и, несмотря на то, что лекція эта уже нсколько разъ предварительно была прочитана публично въ Москв и Рязани и не вызвала тамъ никакихъ недоумній {Лекція эта, помщена цликомъ въ сборник ‘Между дломъ’. Спб., 1904 г., стр. 304.}.
Содержаніе ‘Великановъ Промышленности’ вкратц состоитъ въ слдующемъ. Департаментъ Труда Соединенныхъ Штатовъ въ Вашингтон, находящихся подъ руководствомъ знаменитаго статистика Карроль Райта (о которомъ я упоминалъ въ глав X моихъ ‘Воспоминаній’), ршилъ произнести спеціальное изслдованіе въ Европ положенія рабочихъ или точне обезпеченія рабочихъ въ нкоторыхъ странахъ и на крупнйшихъ фабрикахъ. Для этой цли посланъ былъ туда одинъ изъ лучшихъ помощниковъ Райта — статистикъ Уилогби (Willoughby). Изложеніе его доклада, нсколько въ иномъ порядк и составляло собственно сущность моей лекціи, вызвавшей для меня неожиданно много брани на мою голову. Уилогби изслдовалъ въ Европ относительно небольшое число фабрикъ во Франціи, Бельгіи и Германіи, но зато весьма типичныхъ и характерныхъ и при томъ самыхъ крупныхъ, поистин ‘великановъ’ промышленности. Онъ знакомилъ своихъ соотечественниковъ въ доклад исключительно съ одной стороной — обезпеченіемъ рабочихъ всякихъ видовъ, начиная съ заработной платы и страхованія и кончая разными видами даяній и подарковъ со стороны хозяевъ и, наконецъ, плодами собственной самодятельности рабочихъ.
Въ общемъ докладъ Уилогби, положенный въ основаніи моей лекціи, выставляетъ положеніе рабочихъ изслдуемыхъ фабрикъ правдиво, по можетъ быть нсколько въ розовомъ свт, съ свойственной американцамъ слабостью отдавать всегда преимущество крупнымъ формамъ производства передъ всякими малыми, Особенно долго останавливался Уилогби на описанія громадныхъ предпріятій Круппа, ‘короля пушекъ’ въ Германіи, гд съ вызывающимъ тономъ спрашивали Уилогби, можетъ ли онъ гд-нибудь найти лучшихъ рабочихъ, чмъ т, которые подготовлялись на предпріятіяхъ Круппа щедрыми пожертвованіями хозяина на ихъ образованіе и обезпеченіе?!
Еще выше чмъ обычныя, какъ бы он велики ни были, заботы предпринимателя, Уилогби ставитъ участіе рабочихъ въ прибыляхъ, при чемъ приводитъ характерную исторію знаменитаго фамилистера Годэна въ Гиз во Франціи, гд филантропъ, стоявшій во глав заведенія принудительнымъ образомъ облагодтельствовалъ своихъ рабочихъ постепенно, путемъ постоянныхъ вычетовъ превративши рабочихъ въ единственныхъ собственниковъ всего громаднаго многомилліоннаго фабричнаго заведенія. М-ръ Гринингъ, извстный англійскій кооператоръ, лично мн знакомый и пользующійся огромнымъ уваженіемъ и авторитетомъ въ Англіи (см. о немъ упоминаніе въ глав III ‘Воспоминаній’ I вып. стр. 104), крайне высоко ставитъ благотворное вліяніе системы Годэна и результаты, имъ полученные.— ‘Превосходство производства’, говоритъ онъ въ своей книг по этому предмету, ‘взятое въ цломъ, обязано всегда людямъ, т. е. качеству рабочихъ, поднятыхъ экономически, а черезъ то поднятыхъ нравственно и духовно {См. The Cooperative Traveller Abroad, by Edward Owen Greening, London 1888 г., стр. 98.}!’
Въ этомъ, въ сущности, заключается въ краткихъ словахъ, моя лекція о ‘Великанахъ Промышленности’. Выгоды одинаковы для хозяевъ и рабочихъ въ мирномъ улаживаніи всхъ ихъ споровъ въ соглашеніи интересовъ. Докладъ Уилогби, который легъ въ основаніе моей лекціи, даетъ множество для того указаній и фактовъ, изъ которыхъ наиболе типичнымъ и сильнымъ является только что приведенная исторія предпріятія Годэна. Успхъ его кооперацій такъ поразилъ многихъ слушателей, что ко мн обращались незнакомыя лица съ письмами, даже не только въ Москв, но и въ Рязани, гд я усплъ прочесть эту лекцію до ея запрещенія.
Вскор, черезъ какой-нибудь мсяцъ по прочтеніи лекціи ‘Великаны Промышленности’ появились въ Москв гектографированные экземпляры пасквиля, распространяемаго въ образованной публик, который разносилъ мою лекцію и меня лично за ея содержаніе. Обрушиваясь на мою голову избитыми фразами о буржуазіи и классовыхъ интересахъ, пасквиль этотъ состоялъ собственно не въ аргументахъ или желаніи опровергнуть необходимость приведенныхъ мною идей — мира и соглашенія, вмсто безцльной и вредной борьбы хозяевъ съ рабочими, а выражался лишь въ ругательствахъ и голословныхъ утвержденіяхъ: очевидно, больше всего фиктивнымъ друзьямъ рабочихъ, представленнымъ пасквилемъ, противенъ миръ и мирный исходъ и хочется борьбы, не зная о ея результатахъ и забывая, что проигрываетъ всегда слабый. Въ своихъ лекціяхъ того времени, посщаемыхъ одинаково, какъ богатыми классами, такъ и рабочими, я имлъ дв цли: 1) смягчить сердца предпринимателей, 2 разсять предразсудки противъ выгодности всякихъ затратъ на обезпеченіе рабочихъ, и 3) привлечь правительство къ его обязанности заботиться и думать объ интересахъ рабочихъ, а не однихъ предпринимателей.
‘Все это вздоръ, — утверждаетъ памфлетъ, — ‘мднолобіе и скрытое проявленіе ‘вражды къ рабочимъ!!’ Нтъ тхъ бранныхъ словъ, которыми авторы пасквиля дале не награждали бы меня за желаніе водворить соціальный миръ въ Россія: ‘современный фарисей’, ‘тайный врагъ рабочихъ’, ‘наемный защитникъ интересовъ фабрикантовъ и заводчиковъ’, ‘поддлываетъ науку въ продолженіе двухъ или трехъ часовъ’, ‘прихвостень капиталистовъ’, и т. д. и т. д.— ‘Усилія и старанія профессора не увнчались успхомъ’… ‘Все — наглая и откровенная ложь’!!.. ‘Профессоръ и академикъ Янжулъ’, говоритъ пасквиль въ заключеніе, ‘съ высоты каедры приглашаетъ русскую буржуазію не бояться пролетаріата, не отмахиваться отъ рабочаго вопроса. Не врьте, г.г. русскіе буржуа, вашему профессору, который въ розовомъ цвт и сладкихъ словахъ рисуетъ передъ вами ближайшее будущее! Онъ лжетъ, вашъ великолпный фарисей, онъ обманываетъ васъ и себя! (!?) Нтъ, если кого и надо бояться русскимъ кровопійцамъ-фабрикантамъ, землевладльцамъ… я всякимъ лябераламъ, то именно русскаго пролетаріата, и пр. и пр..!’ (!!!???).
Этотъ бредъ сумасшедшаго, какъ видно отсюда, еще раньше, чмъ онъ забрался въ лвое отдленіе нашей Госуд. Думы, раздавался въ Москв по поводу невинной профессорской лекціи, продиктованной преклоненіемъ передъ самой широкой филантропіей и любовью къ человчеству и основанной на оффиціальныхъ данныхъ самой свободной изъ странъ міра — Сверо-Американскихъ Соединенныхъ Штатовъ!!!…
Самый странный результатъ получился въ конц концовъ: наша администрація, которая естественно должна была бы помогать мн въ борьб съ врагами порядка, наоборотъ выступила противъ меня и начала систематически воспрещать прочтеніе этой лекціи публично въ цломъ ряд русскихъ городовъ, куда я былъ приглашенъ и уже выразилъ на то свое согласіе. Такъ, въ Нижнемъ Новгород, гд я общался прочесть въ начал 1898 г. ‘Великаны Промышленности’ въ пользу Общества Взаимнаго Вспомоществованія учителямъ и учительницамъ, и чтеніе было законнымъ образомъ сначала разршено, оно было запрещено дале распоряженіемъ Нижегородскаго Губернатора и вслдствіе телеграммы изъ Москвы отъ управляющаго Учебнымъ Округомъ отъ 28 февраля, который призналъ невозможнымъ допустить публичное чтеніе профессоромъ Янжуломъ лекціи ‘Великаны Европейской промышленности’… Всякое объясненіе причинъ въ обоихъ случаяхъ отсутствуетъ.
Прис. пов. П. А. Рождественскій, замнявшій тогда въ этомъ Обществ больного предсдателя, извщая меня въ письм отъ 3 марта 1898 г. объ этомъ печальномъ инцидент и сожалніи всхъ представителей благотворительнаго общества, потерявшаго лишь деньги на расходы приготовленія, добавляетъ къ своему письму: ‘Комментаріи, надюсь, излишни, сообщаемые матеріалы современемъ найдутъ себ достойное мсто на страницахъ ‘Русской Старины’ (что мною въ настоящее время отчасти и исполняется) и будутъ достаточнымъ образомъ оцнены историкомъ нашего просвщенія’… (!!!).
Единовременно съ Нижнимъ Новгородомъ ко мн начали поступать просьбы о прочтеніи той же публичной лекціи — ‘Великаны Промышленности’ со всхъ концовъ Россіи: такъ изъ Саратова, Тамбова, Тулы (нсколько просьбъ), изъ Харькова, Ростова на-Дону — и все это почти въ теченіе одного мсяца! Вс эти просьбы о лекціяхъ присылались или непосредственно ко мн лично, или черезъ знакомыхъ, или, наконецъ, черезъ только что устроенное спеціальное отдленіе Комиссіи по организаціи домашняго чтенія. (Черезъ посредство проф. Новгородцева и Е. Н. Орлову). Съ нкоторыми изъ приглашавшихъ, напримръ въ Харьков профессорами Багалемъ и Данилевскимъ, я уже условился о подробностяхъ, давши согласіе, относительно двухъ лекцій, и сдланы были вс соотвтствующія распоряженія, кончая наймомъ залы, фиксированнымъ днемъ и проч. Точно также все было слажено относительно Тулы и Тамбова, гд энергично дйствовали мои бывшіе ученики, желавшіе меня послушать.
Но внезапно полученная мною 2-го марта телеграмма, а затмъ письмо отъ Правленія Общества Попеченія объ учителяхъ и учительницахъ въ Нижнемъ-Новгород, сразу сокрушили вс эти благія начинанія по распространенію идей соціальнаго мира: въ Тул уже получено было увдомленіе о неразршеніи мн тамъ чтенія лекцій, а такъ какъ источникомъ этого распоряженія являлось само Министерство Внутреннихъ Длъ, какъ я убдился немедленно справкой въ канцеляріи попечителя Московскаго округа, то дальнйшія хлопоты и намренія предположеннаго чтенія во многихъ городахъ становились безполезными и тщетными: пришлось лишь списаться съ устроителями лекцій въ разныхъ городахъ и сообщить имъ печальное и неожиданное извстіе. Особенно прискорбно мн это было относительно Харькова, Тулы и Тамбова, гд дло зашло уже далеко, и произведены были вс предварительныя формальности, включая назначенія дней моего прізда. Изъ какого-то города даже присланы были деньги на желзнодорожный билетъ!..
Такъ покончилась первая моя попытка выступить съ моими чтеніями, т. е. во всеобщее обращеніе съ самыми невинными мечтаніями о соціальномъ мир и лекціей по своему содержанію столь же противной для вкусовъ подпольныхъ агитаторовъ, какъ ладонъ для чорта!.. Но увы! всякое невинное дйствіе у насъ можетъ быть признано опаснымъ для спокойствія и порядка и, наоборотъ, бездйствіе и ничегонедланье объявлено желательнымъ!
Близко по времени къ лекція ‘Великаны Промышленности’, была прочитана мною въ Москв и новая лекція также въ пользу соціальнаго мира, удачно составленная, благодаря хорошему матеріалу — ‘Милліоны и что съ ними длать’? Слухъ объ этой лекціи до провинціи, большею частью, дошелъ вмст съ ‘Великанами’, и предполагалось читать об лекціи, единовременно, почему эта лекція, имвшая огромный успхъ въ Москв и затмъ въ Петербург, въ провинцію не попала, несмотря на вс ожиданія я желанія, которыми меня осаждали. Въ виду особаго успха и чрезвычайнаго денежнаго тиража, который ‘Милліоны’ за собой повели для нашихъ благотворительныхъ учрежденій, я долженъ ознакомить читателя моихъ ‘Воспоминаній’ хоть вкратц съ содержаніемъ этой любопытной лекціи.
Знаменитый американскій милліардеръ Андрью Кэрнеджи или Карнеги написалъ небольшую, но очень сильную книжку о богатств и о способахъ распоряженія имъ {Wealth and the Best Fields fof Philanthropy, by Andrew Carnegie, the American Millionnaire. London. The Victoria Publishing Company.}. Главная идея этого человка, имвшаго счастіе въ теченіе жизни нажить много, много милліоновъ, заключается съ одной стороны въ защит существующаго экономическаго порядка и восхваленіи накопленія богатствъ, чмъ онъ занимался всю жизнь, съ другой же — въ организаціи настоящей господствующей системы передачи богатства посл смерти путемъ наслдства, доказывая необходимость коренной реформы въ этомъ послднемъ отношеніи путемъ раздачи состоянія богатыми людьми на добрыя общественныя цли, но еще при жизни ихъ. ‘Всемогущій долларъ.— говоритъ Кэрнеджи въ своемъ оригинальномъ ‘Евангеліи Богатства’, какъ прозвана его замчательная книжка, — часто является истиннымъ проклятіемъ, которое ведетъ дтей къ несчастію, пріучая ихъ къ лни и роскоши, и если крайняя бдность часто ухудшаетъ нравственность человка, то нердко, и даже чаще то же самое длаетъ богатство, не нажитое трудомъ’… ‘Вообще наслдства длаютъ’, — по его заключенію, — ‘чаще вредъ, чмъ добро’, вслдствіе чего Кэрнеджи рекомендуетъ родителямъ оставлять своимъ дтямъ лишь умренный достатокъ, необходимый для безбднаго существованія, остальнымъ же имуществомъ распорядиться иначе, раздавая его еще при жизни на добрыя дла.
Затмъ Кэрнеджи внушаетъ своимъ собратьямъ — милліонерамъ, что богатства, ими составленныя, въ дйствительности являются лишь фондомъ, временно довреннымъ судьбою ихъ попеченію. Милліоны составляютъ, утверждаетъ онъ, предметъ лишь временнаго пользованія богачей и должны неиремнно быть возвращены народу. Единственное условіе, — чтобы эти богатства затрачивались отнюдь не на личную филантропію, не въ форм милостыни, которая развращаетъ и берущаго и дающаго… ‘Милостыня, большею частію, наслдіе порока, а не помощь добродтели’… Поэтому Кэрнеджи, осуждая такое употребленіе денегъ, длаетъ попытку указать или пересчитать т важнйшія общественныя нужды, которыя, по условіямъ американской жизни, могутъ въ ней наичаще имть примненіе. Онъ называетъ шесть такихъ способовъ пожертвованія: основаніе общественныхъ библіотекъ, университетовъ, госпиталей, зданій для собранія и увеселенія народа, общественныхъ парковъ, бань и купаленъ, церквей и часовенъ разнаго вроисповданія. Сверхъ того цли употребленія милліоновъ разнообразятся по странамъ и по времени {Какъ извстно, въ настоящее время Кэрнеджи до какой-то причин, не совсмъ ясной, только что пожертвовалъ шести европейскимъ государствамъ, въ томъ числ Россіи, модели съ гигантскаго ископаемаго, очевидно по совту какого-либо геолога, увлеченнаго спеціальными интересами своей науки. Разумется, согласно русской поговорк ‘дареному коню въ зубы не смотрятъ’, но я смю думать, что для нуждъ нашего отечества, по крайней мр, можно было бы найти много иныхъ, гораздо боле полезныхъ и цлесообразныхъ способовъ пожертвованія.}.
‘Евангеліе Богатства’ (еще въ корректур пересланное знаменитому Гладстону, тогда еще жившему) встртило полное и искреннее сочувствіе мастистаго государственнаго человка и филантропа. Въ томъ же 1890 году появилось обширное открытое письмо этого почтеннаго лица къ Кэрнеджи. Въ качеств компетентнаго судьи, какъ бывшаго нсколько разъ министромъ финансовъ Великобританіи, богатйшаго государства Европы, Гладстонъ подтверждаетъ быстрый ростъ и увеличеніе въ современномъ мір чрезмрныхъ богатствъ, которыя онъ остроумно называетъ терминомъ ‘безъотвтственныя богатства’, которыя, по его мннію, безъотвтственны въ томъ смысл, что, въ большинств, они не несутъ никакой тягости и не оказываютъ пользы, уклоняясь часто отъ налоговъ и не возвращаясь къ тмъ классамъ, которые трудились надъ ихъ созданіемъ.
Дале, длая обзоръ, шагъ за шагомъ, указанной книжки американскаго милліонера, Гладстонъ цликомъ присоединяется къ важнйшей иде Кэрнеджи — раздач богатства лишь при жизни собственника и длаетъ лишь нкоторыя поправки и дополненія по другимъ, большею частью, второстепеннымъ пунктамъ. Гладстонъ оспариваетъ самое названіе добродтели у акта пожертвованія путемъ завщанія посл смерти: ‘Уже имущество отнято’, — говоритъ онъ, — ‘у насъ смертью, слдовательно, мы лично не можемъ. имъ пользоваться, также какъ не можемъ прогуливаться по Bond-street или Hyde-Park’… Мало того, такой способъ распоряженія богатствами деморализируетъ людей при ихъ жизни, давая какъ бы оправданіе въ собственныхъ глазахъ, чтобы быть жаднымъ и скупымъ при жизни. Наконецъ этотъ способъ посмертныхъ пожертвованій является какъ бы уклоненіемъ изъ подъ цлительнаго и свободнаго дйствія общественнаго мннія.
Наконецъ въ заключеніе ‘великій старецъ’, какъ прозвали Гладстона еще при жизни, примыкаетъ всецло къ критик американцемъ современныхъ формъ благотворительности, т. е. милостыни и даровщинки. Мало того, онъ объявляетъ задачей своего письма именно наибольшее распространеніе главнйшихъ идей Кэрнеджи, онъ надется, что если смя, посянное имъ (т. е. Кэрнеджи), не дастъ самъ-шестьдесятъ, или самъ-сто, то, надется мастистый министръ, оно дастъ по крайней мр самъ-тридцать. Дло серьезное и касается всхъ. ‘Во всякомъ случа въ форм личнаго ли добровольнаго пожертвованія или спеціальлаго для того обложенія’, — говоритъ Гладстолъ, — ‘богатые обязаны будутъ возвратить часть своихъ богатствъ народу’… Такъ сказалъ и ршилъ по столь важному вопросу великій Гладстонъ!
Статья Гладстона обратила всеобщее вниманіе: о ней заговорили во всхъ углахъ Англіи, и появились сочувственные отзывы и отклики въ форм открытыхъ писемъ отъ высшихъ духовныхъ лицъ трехъ разныхъ вроисповданій. Отклики эти были напечатаны въ слдующей же за Гладстономъ книжк журнала ‘Nineteenth Century’ подъ общимъ заглавіемъ ‘Безъотвтственное богатство’, какъ окрестилъ Гладстонъ т милліоны, которые должны быть возвращены богатыми непремнно народу. Эти духовныя лица, подавшія свой голосъ по данному важному филантропическому вопросу, были: извстный ученый кардиналъ и католическій архіепископъ Маннингъ, нын уже давно умершій, главный раввинъ въ Лондон Адлеръ и извстный протестантскій проповдникъ въ Англіи Гюгъ Прайсъ Юзъ. Вс три открытыхъ письма этихъ духовныхъ лицъ или статьи ихъ были напечатаны, какъ выраженіе англійской вротерпимости, рядомъ на страницахъ одного и того же журнала — ‘Девятнадцатаго Вка’ (ноябрь 1890 г.). Вс три почтенныхъ автора совершенно одинаково, въ сущности, сочувственно относятся ь,ъ предложенію Кэрнеджи пожизненно распоряжаться ‘безъотвтственными богатствами’. Лишь нсколько отступаетъ отъ своихъ сотоварищей досточтимый Юзъ, признавая существующій экономическій порядокъ, который создаетъ милліонера, самъ по себ ненормальнымъ. Маннингъ всего ближе подходитъ къ мннію Кэрнеджи и Гладстона и, анализируя ихъ подробно, приходитъ къ ршительному заключенію о необходимости въ нашъ вкъ принять твердыя мры, ‘дабы уничтожить бдность и возмутительную нищету’. Ключъ для этой реформы — говоритъ кардиналъ, — ‘заключается вовсе не въ новомъ законодательств, а въ усиліяхъ отдльныхъ лицъ сдлать себя лучше, въ личномъ самопожертвованіи, въ развитіи духа благотворительной гуманности и самоотреченія’… Предложеніе милліонера распоряжаться богатствами лишь при жизни, вмсто системы наслдства, находитъ полное сочувствіе этого замчательнаго католическаго архіепископа. ‘Эта мысль — говоритъ онъ — совершенно согласна съ духомъ христіанскаго ученія и, если бы люди такъ поступали, то измнилась бы наружность всего міра’… Итакъ, развитіе личной симпатіи между людьми, требуемой для широкой филантропической реформы, можетъ явиться лишь результатомъ самопожертвованія и одно лишь въ состояніи спасти міръ.
Еврейскій раввинъ Адлеръ совершенно примыкаетъ къ этимъ требованіямъ филантропіи и реформ наслдства. По его словамъ, эта мысль даже не новая, составляя повтореніе того, что было санкціонировано Библіей, онъ приводитъ изъ нея образцы и примры. Моисеево законодательство вообще узаконяетъ, по словамъ Адлера, что десятая часть всего производства должна идти на святыя дла, и онъ самъ знаетъ многихъ единоврцевъ, которые самымъ строгимъ образомъ исполняютъ предписаніе объ обязательной раздач ‘десятины’, и записи своихъ расходовъ на благотворительность ведутъ не мене строго, чмъ свои торговыя книги. Кэрнеджи и Гладстонъ, по словамъ почтеннаго раввина, повторяютъ такимъ образомъ старый урокъ, но пригодный по своему качеству и къ новымъ условіямъ. ‘Никогда не было, — заключаетъ онъ, — большей надобности проповдывать обязанности богатства и права бдности, какъ именно въ настоящее время, ибо никогда пропасть между бдностью и богатствомъ не была такъ велика, какъ именно теперь!!’…
Изложивши во всей подробности ‘Евангеліе Богатства’, Кэрнеджи съ его выводами, и обширную статью по поводу него Гладстона съ добавленіями трехъ духовныхъ лицъ о ‘безъотвтственныхъ богатствахъ’, я перешелъ въ своей лекціи о ‘Милліонахъ’ къ иллюстраціямъ на эту тему филантроническихъ учрежденій и подробно ознакомилъ слушателей съ однимъ подобнымъ учрежденіемъ, основаннымъ лишь въ конц восьмидееятыхъ годовъ — Институтомъ Геэ (Gehe stift). Хотя, обратно съ ученіемъ Кэрнеджи, Институтъ этотъ, имющій широкія образовательныя цли на родин основателя Саксоніи, основанъ посл смерти жертвователя, но по точной мысли, къ выполненію которой онъ готовился всю жизнь и также на деньги, нажитыя собственнымъ трудомъ..
Наковецъ въ заключеніе я обратился къ нашему отечеству — къ Россіи — и задался вопросомъ, насколько вс мннія и выводы Кэрнеджи и Гладстона могутъ имть примненіе къ Россіи? На это я ршительно отвтилъ, что хотя у насъ, сравнительно со многими странами, можетъ быть богатства еще относительно мало, но это не мшаетъ тому факту, что у насъ имется также, и при томъ въ весьма значительной степени, развитіе богатствъ, принадлежащихъ къ категоріи ‘безъотвтственныхъ’, при чемъ я привелъ примры неудовлетворительной организаціи нашей налоговои системы, способствующей именно развитію у насъ такихъ богатствъ, которыя не несутъ никакой своей доли на общественныя нужды или несутъ слишкомъ мало. Этому же обстоятельству, т. е. развитію у насъ, въ относительно небогатой стран, значительнаго количества ‘безъотвтственнаго богатства’, много способствуетъ и другая причина: это — вковая привычка всего нашего общества, какъ можно боле ожидать отъ государства и какъ можно меньше ему давать, при отсутствіи развитія личной и частной иниціативы и безъ привычки обходиться собственными силами я собственнымъ разумомъ. У насъ во всемъ надются получить помощь отъ правительства и вообще ждутъ ее лишь сверху.
Лекція эта ‘о милліонахъ’, прочтенная въ Москв 21 февраля 1898 года (въ пользу голодающихъ крестьянъ разныхъ губерніи), имла громадный успхъ, гораздо большій, чмъ я могъ мечтать. Обширная аудиторія Историческаго музея была набита народомъ сверху донизу. Многимъ недостало билетовъ, и устроители (во глав ихъ г-жа Самарина) ршили пускать публику безъ билетовъ, съ правомъ стоятъ въ проходахъ. Общій сборъ превысилъ 800 руб., при наличности слушателей примрно около 900 человкъ. На лекціи присутствовали многія очень извстныя лица изъ общественныхъ дятелей и капиталистовъ. Такъ, на первомъ мст, противъ самой каедры сидлъ извстный К. Т. Солдатенковъ, рядомъ съ нимъ адвокатъ Шевако, много извстныхъ мн лично банковыхъ дятелей и лицъ изъ торговаго и фабрикантскаго міра, Лекція окончилась поздно, около 12 часовъ ночи. Вызовамъ и оваціямъ не было конца.
Но главный, пріятнйшій результатъ готовился мн на слдующій день. Утромъ почта принесла съ собой цлый рядъ увдомленій отъ извстныхъ лицъ и безъ подписей, о пожертвованіяхъ въ мое распоряженіе для благотворительныхъ цлей большихъ или меньшихъ суммъ, какъ вншній знакъ выраженія благодарности и сочувствія къ моему чтенію и проводимымъ въ немъ мыслямъ. Первое по времени письмо гласило слдующее:
‘Побуждаемые чувствомъ благодарности къ Вамъ за вчерашнюю лекцію Вашу ‘о милліонахъ’, мы просимъ Васъ, по полученіи этихъ строкъ, почтить насъ указаніемъ наиболе симпатичнаго Вамъ дла для образовательныхъ цлей бднйшаго народа, на что мы ршили предоставить сумму, не мене той, какую составилъ сборъ со вчерашней лекціи. Покорнйше просимъ Васъ въ прилагаемомъ конверт съ адресомъ, сообщитъ намъ такое дло, мсто или учрежденіе, куда для того адресоваться, а также и сумму сбора съ Вашей лекціи. Искренне уважающіе Васъ слушатели лекціи ‘о милліонахъ’.

‘М. 22 февраля 1898’.

Я сдлалъ немедленно справку у распорядительницы лекціи и послалъ ее по означенному адресу, прося вс возможныя въ этомъ случа пожертвованія направлять не прямо ко мн, а въ Редакцію ‘Русскихъ Вдомостей’.
За этимъ крупнымъ пожертвованіемъ послдовало немедленно таковое же въ тысячу рублей прямо въ мое распоряженіе, на т цли, которыя я сочту нужными, затмъ 500 рублей, съ просьбой удлить часть на нуждающихся крестьянъ Орловской и Тульской губерній. Дале 300 рублей опять въ мое распоряженіе, съ просьбою 100 рублей выдлить на раздачу вспомоществованія крестьянамъ Воронежской губерніи, жертвователь не извстенъ. Дале 235 рублей, присланныхъ при письм, на помощь ‘нуждающимся отъ неурожая’ Орловской губерніи, подписано: ‘отъ усерднаго слушателя Вашихъ публичныхъ лекцій’. Затмъ, отъ неизвстныхъ прислана тысяча рублей, изъ коихъ, по моему указанію, 500 р. употреблено въ пользу Пречистенскихъ классовъ для рабочихъ Техническаго Общества и 500 — на устройство подвижныхъ игръ для дтей при Гимнастическомъ Обществ.
Итого, слдовательно, моя лекція ‘о милліонахъ’ принесла для разныхъ благотворительныхъ цлей, включая 800 рублей по первому письму, свыше 3.800 рублей, а включая сборъ со слушателей боле 4% тысячъ рублей.
Если бы я не имлъ для большей части этихъ денегъ росписокъ изъ конторы ‘Русскихъ Вдомостей’, то я самъ бы не поврилъ такому небывалому успху своего чтенія на пользу благотворятельности, тмъ боле. что я раньше настоящаго — итоговъ не подводилъ, не имя въ томъ надобности.
Помимо денегъ посыпались со всхъ сторонъ въ этотъ послдній, счастливыя годъ моей профессорской дятельности въ Москв, во-первыхъ, многочисленныя справки и просьбы о помощи отъ разныхъ лицъ и учрежденій, во-вторыхъ, просьбы объ указаніи печатныхъ матеріаловъ, употребленныхъ для приготовленія моей лекціи. Такъ, одно письмо проситъ указать, гд моя лекція будетъ напечатана, к существуетъ ли на русскомъ язык книга Кэрнеджи? Другое письмо, — въ какомъ журнал она будетъ напечатана, я, наконецъ, К. Т. Солдатенковъ мн до тхъ поръ извстный только въ лицо, подошелъ ко мн съ убдительной просьбой дать лекцію для его изданія, но мн пришлось отклонить эту просьбу, объяснивъ ему ничтожные размры брошюры ‘Евангеліе богатства’ и желаніе свою лекцію видть первоначально въ журнал, что и сдлалъ вскор ‘Встникъ Европы’.
Госпожа Кувшинникова, мн совершенно не знакомая, просила у меня денегъ (въ Старомъ Оскол Тульской губерніи) да устройство аудиторіи въ какой-то слобод я на школу.
Казаки Рамодяновскаго хутора Полтавской губерній и учительница ихъ школы просили меня оказать имъ помощь при устройств школы я библіотеки, при чемъ ходатайство носило совершенно оффиціальный характеръ, съ приложеніемъ казенной печати, и въ заключеніе также просьба повторить въ ихъ пользу мою лекцію ‘о милліонахъ’.
Священникъ Могилевской губерніи (станція Краснополье), прочтя отчетъ объ этой лекціи, обратился также съ почтительной просьбой и ‘дерзновеніемъ’, какъ онъ выразился, удлить часть собранныхъ денегъ на устройство и обновленіе его бдной церкви, иконостаса и утвари. ‘Если же возможно’, пишетъ онъ, ‘то взять даже на себя роль ходатая о его нуждахъ въ Москв передъ богатыми москвичами, мн лично вроятно извстными’. ‘Изъ газетныхъ отзывовъ’, пишетъ онъ, ‘о Вашей прекрасной лекція, видно, что слушателей, и въ числ ихъ владтелей милліоновъ, у Васъ было не мало, нельзя ли поэтому Вамъ предложить о нашихъ нуждахъ?’.
Другой неизвстный мн почитатель моихъ лекцій обратился ко мн съ цлымъ рядомъ совтовъ, куда употреблять нужно собираемыя деньги. ‘Очень Вамъ благодаренъ’, пишетъ онъ, ‘за лекцію о милліонахъ, и что Вы предаете гласноcти тхъ милліонеровъ (будто бы?), которые умерли, ничего не сдлавши для ближнихъ, и которые и сейчасъ живутъ, но также глухи и безучастны къ нужд ближняго. Кром Вашихъ сказанныхъ полезныхъ длъ, у насъ не достаетъ дешевыхъ квартиръ, работныхъ домовъ, гд могъ бы бдный заработать хлбъ и ночлегъ, недостаетъ также пріютовъ для подкидышей, за неимніемъ возможности заплатить въ воспитательный домъ установленной платы, поэтому часто бросаютъ дтей на улицу на явную гибель, какъ видно изъ газетъ. А еще сколько мы не видимъ и не знаемъ. На многихъ углахъ и папертяхъ стоятъ нищіе: не подавать — грхъ да и жалко, сказано, просящему дай, а давая копйку, длаемъ пользу кабаку, котораго, если бы не было, то было бы меньше бдности и преступленій. А въ провинціи сколько голодающихъ отъ неурожаевъ, безработицы, сколько нищеты у переселенцевъ, сколько бдности отъ пожаровъ. На вс эти необходимости у насъ нтъ ни одного учрежденія, куда бы могли направлять жертвованія. Когда все это будетъ предано гласности, то несомннно найдутся добрые люди. У насъ, вдь, много личностей и товариществъ, имющихъ капиталы, а также дохода боле милліона въ годъ, какъ видно изъ отчетовъ. Не вредно, пишетъ онъ, отъ такихъ доходовъ, кром 5%, брать еще 10% за нужды ближняго, въ пользу города’, и т. д. и т. д., слдуютъ такіе же совты, не стсняясь предлагать съ богатыхъ больше брать въ пользу бдныхъ!!!…
Я получалъ запросы о своей лекціи даже изъ-за границы, напримръ одно любопытное письмо изъ Швейцаріи (изъ Женевы), отъ одной молодой дамы, которую я зналъ ребенкомъ и которая успла выйти замужъ за иностранца, но не потеряла, очевидно, связи и памяти о Россіи, Она спрашиваетъ меня, гд будутъ напечатаны мои публичныя лекція этого года (т. е. 1888 г.) и въ какомъ журнал? ‘Мн особенно интересно’, пишетъ она, ‘прочесть лекціи, такъ затронувшія человческія сердца, будьте добры сообщить, если он будутъ напечатаны, то какимъ путемъ мн ихъ достать. Мой мужъ страшно также заинтересованъ человкомъ, читающимъ такія замчательныя лекціи’!..
Но самое крупное, какъ по содержанію, такъ и по размрамъ, я получилъ письмо 18 марта, безъ подписи и по всей вроятности написанное женщиной и по профессіи учительницей, или гувернанткой. Оно занимаетъ собой цлый большой листъ почтовой бумаги, мелко исписанный. Я позволю себ принести только нкоторыя, боле характерныя выдержки изъ этого любопытнаго письма:
‘Позвольте Васъ отъ всей души благодарить’, такъ начинается оно, ‘за истинно христіанское дло и храбрость, съ которой Вы такъ прямодушно высказались передъ нашими невжественными купцами-милліонерами, которые Великимъ постомъ (лекція читалась именно въ Великомъ посту, на первой недл въ воскресенье, на сколько мн помнится) длаются иногда будто бы добре и милостиве къ бднымъ, и даже къ образованнымъ, надъ которыми они всегда готовы издваться, говоря съ ядовитой улыбкой: ‘Вольно же вамъ коптть надъ книгами, когда можно разбогатть безъ всякой науки, одними кабаками, одной лишь бездушной сноровкой умть обманывать своего брата’. ‘Вотъ почему давно надо обратить строгое вниманіе на это вопіющее зло, которое теперь еще боле усилилось по милости нашихъ очень и очень сомнительныхъ друзей французовъ, которые начали совсмъ переселяться въ Россію для своего обогащенія и для вреда нашему народу. Даже въ деревняхъ начали проявляться никуда уже негодныя француженки, которымъ ни почемъ портить глупыхъ нашихъ бабъ, научая ихъ разнымъ мерзостямъ, о которыхъ и писать совстно’… По словамъ автора, ‘деревенскія двицы покидаютъ будто бы деревни для того только, чтобы развратничать въ Москв по меблированнымъ комнатамъ, гд он, не желая честно служить, лишь пьянствуютъ съ дворниками и швейцарами(!!). Давно надо бы смотрть за всми этими непорядками и стремиться ихъ искоренить. Прежде всего надо начать съ того, чтобы строго слдить за купцами — богачами, научившимися разъзжатъ по за-границамъ и тамъ срамить Россію своими дикими безобразіями. Этихъ богачей нечего щадить, ихъ давно надо подвергать штрафу не мене 25 тысячъ въ годъ съ каждаго живущаго за границей и тратящаго свои милліоны на одинъ лишь развратъ и кутежи, при чемъ возвращаются домой совершенно негодными, да еще притащутъ съ собой цлый штатъ дармодовъ, подъ предлогомъ учителей. А разв французъ можетъ быть учителемъ?’ — спрашиваетъ она, ‘кром однихъ кривляній онъ ничего не понимаетъ, какъ это видно до обществу, находящемуся у развратника и безбожника Омона (извстный въ Москв кафе-шантанъ, кажется уже теперь закрытый), которому дозволено забавлять нашихъ скучающихъ бездльниковъ, а купцы оттуда начали даже приглашать въ домъ француженокъ гувернантками…’ (!!!?)
Дале продолжаются такія же сильныя реплики противъ француженокъ-гувернантокъ, которыя прізжаютъ въ Россію только наживаться и портить своихъ питомцевъ.
‘Вотъ почему многіе купцы богачи сами за свои деньги погубили своихъ саврасовъ, воспитавъ ихъ рысканіемъ по за-границамъ, а въ Москв они не могутъ до сихъ поръ построитъ пріютъ для престарлыхъ труженицъ, которымъ приходится мучиться съ ихъ тупоумными ребятишками, грубыми и привыкшими своевольничать съ своими дурами няньками, старающимися вооружать ихъ противъ гувернантокъ, твердя постоянно: ‘Да къ чему Вамъ, батюшка, учиться, и слушать Вашу мамзель… Вашъ отецъ ничему не учился, а нажилъ себ милліоны’. Вотъ каковы наши купцы и какъ трудно у нихъ жить честнымъ, нравственнымъ гувернанткамъ. Между тмъ какъ теперь самыя лучшія мста по выгод считаются купеческія, ихъ очень мало, потому что купцы воображаютъ, что можно доврять дтей такимъ иностраннымъ бездушнымъ развратницамъ. Для чего же у насъ существуютъ институты, гд воспитываются сироты высшаго сословія, чтобы быть учительницами, какъ это было при великомъ и мудромъ Государ Никола Павлович’… и пр. и пр… ‘а теперь купчики лишь катаются заграницей и возвращаются оттуда съ пустыми головами и съ дырявыми карманами. Вы бы могли, г-нъ профессоръ’, обращается почтенный авторъ ко мн, ‘посовтовать этимъ упитаннымъ тльцамъ уступить домъ для московскихъ тружениковъ, назначивъ Васъ управляющимъ этимъ домомъ (?!), какъ честнаго и дльнаго чиновника, всегда готоваго войти въ положеніе трудящихся и не могущихъ пріискать себ спокойное помщеніе въ Москв! Какое же Вы сдлали бы также великое дло, уговоривъ г-жу Алексеву достроить пріютъ для престарлыхъ тружениковъ близъ Іерусалимскаго подворья’ и т. д. ‘Да вразумитъ Васъ Всевышній, какъ достигнуть этой благородной и честной цли и пробудить отъ преступной спячки нашихъ толстопузовъ, спасти ихъ отъ смерти, привлекая на добрыя дла, за которыя имъ будутъ прощены ихъ великіе грхи, а Вамъ бы досталась слава быть честнымъ направителемъ этихъ бездушныхъ богачей, не умющихъ съ пользой употреблять свои милліоны. Аминь.’ (!!?..)
Это любопытное письмо, какъ откликъ и неожиданный результатъ моей лекціи, не требуетъ многихъ коментаріевъ и во всякомъ случа указываетъ, какъ содержаніе горячо мною изложенныхъ моихъ ‘милліоновъ и что съ ними длать’ взбудоражило московскіе умы въ самыхъ далекихъ даже углахъ и у самыхъ разныхъ представителей московскаго и вообще русскаго населенія.
Любопытно, насколько Петербургъ отличается отъ Москвы. Разница двухъ нашихъ столицъ рзко сказалась по поводу моего чтенія. Переселившись въ томъ же 1898 году въ Петербургъ, я дважды, какъ и въ Москв, прочелъ свою лекцію ‘о милліонахъ’, но далеко не съ такими уже результатами. Въ Петербург, во-первыхъ, не пришлось и половины слушателей противъ Москвы. Залъ Соляного Городка втрое меньше, вроятно, чмъ Историческій Музей, имлъ много пустыхъ мстъ, особенно при повтореніи лекціи. Разумется, въ чиновничьемъ Петербург я не получилъ никакихъ денегъ на благотворительныя цли какъ это было въ богатой купеческой Москв, Какъ говорили мн друзья, на второй лекціи слышали даже попытки отдльныхъ лицъ шикать за т самыя мста (какъ, напримръ, письмо Гладстона и Адлера и пр.), которыя вызывали въ Москв неудержимые апплодисменты!!
Мало того, я удостоился въ Петербург получить даже сатиру на свою лекцію, написанную въ стихахъ, которой и заключу свои настоящія воспоминанія объ этомъ поучительномъ эпизод изъ моей профессорской жизни:

29 ноября 1898 года.

‘Преуважаемый профессоръ!

Узнавъ, что Вы для школъ
Гроши собрать хотите,’
(Что не соръ)
Вамъ русской шлю рефлексъ души,
Вотъ онъ:
Давнымъ давно я излагалъ,
Что безъ свободы въ людяхъ мысли,
Свобода слова лишь бурьянъ,
Не выростетъ приволье въ жизни.
Давно я также вопрошалъ,
Бесдуя о благахъ мира,
Какой законъ бы я издалъ,
Когда бы былъ Владыкой Міра
И отвчалъ лишь ‘вертопрахамъ’
Милліоны можно настяжать,
И въ лучшемъ случа, съ бахвальствомъ,
Ихъ длу доброму отдать.
А потому, пусть всякій смертный,
Милліонъ коль франковъ наживетъ,
Несетъ избытокъ въ храмъ народный,
‘Меньшая братья’ гд живетъ.
Не принесетъ кто — отобрать!!!
Тогда ‘Ротшильды’ невозможны
И ‘Дрейфусары’ улетятъ,
Тогда о мир въ мір можно
И ‘слово Царское’ понять!!!
Эта странная сатира даже подписана, и авторъ ея просилъ сообщить объ его письм на моей лекціи, параллельно съ другими открытыми письмами, чего, натурально, я сдлать въ свое время не могъ и исполняю его желаніе лишь теперь (и то лишь отчасти), предавая гласности его произведеніе, но изъ скромности умалчиваю его имя…
Янжул Иван Иванович
Прочитали? Поделиться с друзьями:

Читайте также:

  1. Воспоминания И. И. Янжула о пережитом и виденном в 1864-1909 гг., Янжул Иван Иванович, Год: 1910
  2. Письма священника с похода 1877-1878 гг, Гурьев Вакх Васильевич, Год: 1883
  3. История моей жизни, Свирский Алексей Иванович, Год: 1938
  4. Campo Santo моей памяти, Золотарев Алексей Алексеевич, Год: 1938
  5. Позиционная война. 1915 год, Пуанкаре Раймон, Год: 1931
  6. Бальзак в воспоминаниях современников, Бальзак Оноре, Год: 1875
  7. И звери, и люди, и боги, Оссендовский Антон Мартынович, Год: 1925
  8. Шесть недель в Советской России, Рэнсом Артур, Год: 1919
Электронная библиотека