С. П. Шевырев
С. П. Шевырев
Воспоминание о Д. А. Валуеве
Воспоминание о Д. А. Валуеве
КОММЕНТАРИИ
КОММЕНТАРИИ
Воспоминание о Д. А. Валуеве, Шевырев Степан Петрович, Год: 1845
Время на прочтение: 4 минут(ы)
Валуев Д. А. Начала славянофильства
М.: Институт русской цивилизации, 2010.
Кто-то справедливо заметил, что в кругу людей, призванных действовать на поприще мысли, каждое поколение отдает свою жертву смерти. Так и последнее, едва только выступившее на поле умственной жизни уже приносит судьбе и свою дань в лице Дмитрия Александровича Валуева.
Это имя почти незнакомо читающей публике. Оно недавно показалось только на одной значительной книге — ‘Синбирском сборнике’, и в ней особенно на ученом рассуждении о местничестве, написанном по случаю разбора одной разрядной книги. А между тем молодой человек, которому оно принадлежало, в немногие годы успел сделать многое и в полном цвете надежд и сил юности, обещавших уже зрелое развитие, окончил путь свой в нашем мире.
Пускай же ранняя смерть его откроет то, что таила его робкая скромность при жизни. И в помянутой книге издатель поставил имя свое пятым, тогда как на самом деле был главным ее виновником. По смерти его выходит еще пятый том ‘Сборника исторических и статистических сведений о России и народах ей единоверных и единоплеменных’. Все оригинальные статьи, переводы ученых сочинений Рейца и Губе о славянах и извлечения из Штенцеля, Тшоппе и Клёдена, составляющие этот сборник, исполнены по приглашению издателя. Предисловие и любопытные статьи о христианстве в древней Ирландии и в Абиссинии написаны им самим. Кроме того, готово еще 4 тома к изданию, которые состоят из переводов сочинения Мацеевского, Палацкого, Ринке и других, равно из сокращений, относящихся или к истории веры нашей, или к истории и географии племен нам родственных. В числе переводов особенно замечательна история Флорентийского собора Сильвестра Сарапула, книга весьма редкая. В числе оригинальных статей — исследование самого Валуева о современном движении в Церкви британской, последний труд, его занимавший, ‘Библиотека для воспитания’ — одно из лучших повременных изданий для детского чтения — была его же предприятием. Он помещал в ней свои прекрасные переводы из Диккенса — и многих ученых побуждал для него трудиться.
Вот права покойного Д. А. Валуева на память общественную. Пускай получит он их теперь, когда так скромно отказывался от них при жизни.
Покойный еще в молодом возрасте принадлежал уже к числу деятелей, которые так редки у нас в учено-общественной жизни. Бездействие большинства как будто причиной того, что деятельность сосредоточивается в немногих избранных. Образом своих занятий и мыслей он представлял лучшую сторону нового поколения, ту сторону, на которую есть надежда, что оно не разрушит, а создаст, что оно не отвергнет, а оснует. С самого раннего возраста его привлекала не Поэзия, не отвлеченная философия,— нет, еще в свежей юности он вышел на тяжкий, медленный путь Истории и ей посвятил себя. Алчно поглощал он в себя все явления исторической науки. Жажда к ней была в нем ненасытная — и он, можно сказать, пал преждевременной жертвой этой жажды. Потому-то ранее, чем в других, созрело в нем убеждение, которое позднее созреет во всех истинных дарованиях поколения, ему ровного и за ним идущего,— убеждение, что только соединяя изучение всемирного около своего родного и племенного средоточия, можно нам надеяться на свою жизнь в науке и на самобытность в самой жизни. Прекрасно выразил он это следующими словами в предисловии к любимому труду своему, словами, которые как-то глубже отзываются в мысли, когда подумаешь, что рука, их написавшая, сжата навсегда во гробе: ‘Уже время подумать и о том, чтобы нам самим и из себя вырабатывать внутренние начала своей нравственной и умственной жизни, приняв на себя и всю ответственность в ней, умея дать в ней отчет себе и другим,— и связать ее со своим народным прошедшим и будущим, а не довольствоваться,— в пустоте своей внутренней жизни,— одними убеждениями, взятыми напрокат вместе с последней модой из Парижа или системой из Германии,— посылками без вывода или выводами без данных, из силлогизма, прожитого или переживаемого другим миром’.
Сколько надежд, сколько будущего заключалось в этом зрелом сознании! Еще сильнее чувствуем мы свою утрату, читая это. Но думая и говоря таким образом, Валуев вполне сочувствовал всем прекрасным явлениям Запада, с жадностью изучал его историю, признавал необходимость вникать в его науку и резко противился всякой вредной исключительности, которая узко понимала народное. Так и должно быть в каждом, кто истинной мыслью русского стремится к тому, чтобы сознать бытие своего отечества. В умении признавать свою народность заключается и умение уважать ее в других.
Полное сочувствие в Православной Церкви и убеждение в том, что в ее основах — источник истинной человеческой жизни и нашей народной силы, призванной тем духовным началом действовать и на другие народы,— вот была коренная мысль, лежавшая глубоко в душе того молодого человека, которого потерю суждено оплакать и старшим. В его исторических занятиях эта мысль влекла его и в первоначальные времена Ирландии, к древним племенам кельтским, принявшим учение Христово из одного источника с нами, и в Африку, к коптам и к неграм Абиссинии, где он наукой открывал родство преданий, родство обрядов с нашими, и в современную Англию, в движения ее духовного мира, в те явления, где обнаруживается братское нам сочувствие.
Так основная мысль покойного управляла его первыми историческими трудами. Но главное, она действовала и в его жизни, она хранила чистоту его ума и сердца, она сберегла целомудрие его юности до гроба, она питала в нем эту любовь, которую развивал он в общественную силу, любовь, которая привязывала к нему каким-то тайным сочувствием всех, кто знал его близко, любовь, которая давала ему власть и над его старшими, побуждала их к труду и сзывала к единодушному действию людей, противоположных друг другу мнениями.
Тихая и ясная красота его лица и голубых глаз отвечала тишине и красоте его души. Он был сложен крепко. Нет, не телесное сложение было причиной той жестокой болезни, которая его сразила. Нет, то была, как мы сказали, алчность к науке, жажда к познанию, к беспрерывной деятельности, обратившаяся в страсть. С самых ранних лет он ее обнаружил. Он готов был глотать все, что ему ни попадалось в науке. Он не соразмерял сил своих с этой жаждой, он присоединил к тому и общественную деятельность, чтобы заставлять других работать, и бескорыстно тратил на нее от утра до глубокого вечера и силы души своей, и все состояние, какое имел, нервы его были раздражены беспрерывно напряженным вниманием… И сильная чахотка сожгла все эти свежие, прекрасные, благородные силы.
Дмитрий Александрович Валуев родился в 1820 году, 14 сентября, скончался в 1845, 25 ноября, 25 лет. Судьбе угодно было, чтобы он кончил жизнь свою в Новгороде, на пути за границу, где думал возвратить здоровье. Тело его привезено в Москву и сегодня будет предано могиле в Данилове монастыре, возле Ю. И. Венелина. Земля соединит вместе две участи, которые обе скрылись преждевременно, не довершив на ней полного, прекрасного своего назначения.
Впервые опубликовано: Московские ведомости. 1845, No 156, 29 декабря. С. 1005.