Вопросы, предложенные И. С. Аксакову III отделением, Аксаков Иван Сергеевич, Год: 1849 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 12 минут(ы)

Скачать в PDF

Скачать в FB2

И.С. АКСАКОВ

ПИСЬМА К РОДНЫМ

1844-1849

ИЗДАНИЕ ПОДГОТОВИЛА Т.Ф.ПИРОЖКОВА

Литературные памятники

МОСКВА ‘НАУКА’ 1988

<ВОПРОСЫ, ПРЕДЛОЖЕННЫЕ И. С. АКСАКОВУ III ОТДЕЛЕНИЕМ>

Призови, прочти, вразуми и отпусти *.

* Слова, выделенные курсивом, подчеркнуты Николаем I или написаны им на полях.

Вопросы

Опишите Вашу службу, звание, лета, где Вы воспитывались и другие важнейшие обстоятельства Вашей жизни.

Ответы

От роду мне 25 лет, чин мой коллежский асессор, хотя я уже в июне прошлого года 1848 выслужил узаконенный срок для получения нового чина, но, по случаю перехода моего из министерства юстиции в министерство внутренних дел, представление о моем чине не могло быть сделано. Воспитывался я в императорском Училище правоведения, откуда вышел в 1842 г<оду> с чином 9-го класса и поступил прямо на службу во 2-ое отделение 6-го департамента Правительствующего) Сената, где через 3 недели назначен был исправлять должность секретаря. В конце 1843 г<ода> отправился я с бывшим сенатором, ныне членом Государственного Совета кн<язем> П. П. Гагариным на ревизию в Астраханскую губернию. В конце 1844 г. ревизия кончилась, и я поступил в прежнюю должность. Летом 1845 г<ода> указом Правительствующего) Сената определен я был товарищем председателя уголовной палаты в Калуге. В мае 1847 г<ода> причислен я к департаменту министерства юстиции, и ордером министра предписано было мне исправлять должность обер-секретаря сначала во 2-м отделении, а потом (в октябре месяце того же года) в 1-м отделении 6-го департамента Сената. Высочайшим приказом 21 сентября 1848 г<ода> переведен я был в министерство внутренних дел кандидатом на должности в губернии. Вследствие чего, сдав должность в Сенате, приехал я в Петербург, но в октябре же месяце отправлен его высокопревосходительством г<осподином> министром внутренних) дел с секретным поручением (о раскольниках) в Бессарабию, откуда 21-го января 1849 г<ода> возвратился, представив министру отчет по своим занятиям. С весною я предполагал вновь отправиться куда-нибудь с поручением, и так как предстояла надобность в обозрении и хозяйственном описании городов Казанской губернии, то я и просил директора департамента хозяйственного * назначить меня туда, а сам между тем занялся чтением разных дел министерства, касающихся городов Казанской губернии. Особенных других важнейших обстоятельств жизни не было. Я не упоминаю здесь тех, которые имеют значение только для меня: 5 летняя болезнь одной из моих сестер², недавняя, с год продолжающаяся болезнь другой сестры³ и пр. и пр.

Кто Ваш родитель и братья, где они находятся, чем занимаются и какое имеют состояние?

Отец мой коллежский советник Сергей Тимофеевич Аксаков, 58 лет, теперь в отставке, а прежде служил цензором и был некогда Председателем Московского цензурного комитета, впоследствии же был директором Константиновского Межевого института. С 1826 г<ода> он живет постоянно в Москве, уезжая летом в подмосковную деревню свою Абрамцево (верстах в 60 от Москвы). По слабости своего зрения (жестокая болезнь лишила его одного глаза) он не может много заниматься делами, письма большею частью диктует, также диктует воспоминания своего детства и записки о рыбной ловле и об охоте, ибо в молодости был страстным охотником. Года два тому назад напечатаны были его записки о рыбной ловле⁴, обратившие на себя общее внимание чистотою языка, живостью рассказов и уменьем придать им интерес даже и не для охотников. Старший брат мой Константин, магистр императорского Московского университета, живет при отце и при матери моей. Семейство наше состоит из 10 человек: из 3-х братьев и 7 сестер, которые живут у родителей же и из которых две тяжело больны. Из братьев двое, т. е. брат Григорий и я, отвлечены службою от родительского дома, следовательно, одному необходимо было остаться при семействе, и эту святую обязанность исполняет брат мой Константин, помогающий отцу моему в хозяйстве и занимающийся, сверх того, сам для себя учеными трудами по части русской истории и филологии… При этом я укажу на два его сочинения: диссертацию о Ломоносове⁵ и драму ‘Освобождение Москвы в 1612 году’ ⁶. — Брат мой Григорий, окончивший в 1840 году курс в Училище правоведения, служит теперь симбирским губернским прокурором. Он женат⁷, имеет дочь⁸. Литературой он не занимается, т. е. не пишет. — У отца моего состояние, но многочисленности его семейства, весьма ограниченное: душ с 500 в Оренбургской губернии, в Белебеевском уезде и душ с 300 в Симбирской, в Корсунском уезде. Имения эти заложены. Кроме того, душ 40 в подмосковной деревне Дмитровского уезда, Абрамцеве.

В бумагах Ваших находится письмо Вашего родителя, в котором он, отвечая на Ваше письмо от 24 февр<аля>, делает Вам замечание за резкость и неточность выражений, особенно за то, что Вы не договариваете Ваших мыслей, отчего выходит такой смысл, что иной может принять Вас за либерала. Объясните с полною откровенностью все содержание упомянутого письма Вашего и, если сохранила Ваша память, изложите оное точными словами, особенно те места, за которые Вы получили замечание от Вашего родителя.

Готов отвечать на этот вопрос с полною откровенностью, хотя она может быть для меня и невыгодна.

Поводом к письму моего отца было мое письмо к нему следующего содержания. Я писал: ‘Возвращение старого порядка вещей в Европе наводит улыбку гордой радости на лица наших петербургских аристократов. Они вдруг все приободрились. Всякий раз после прогулки по Невскому проспекту овладевает мною великая скорбь. Вы не поверите, как возмущается душа моя при виде этих господ полуфранцузов, полунемцев, все что угодно, только не русских, коверкающих свой родной язык, ослепляющих нас роскошью произведений Запада и живущих уже совсем не по-русски! На лицах их написано: ‘Слава богу, теперь мы безопасно можем делать то, что делали прежде, т. е. роскошничать, развратничать и разорять наших крестьян!’ Когда в прошлом году, испуганные европейскими смутами⁹, они пели хвалебный гимн России и русскому народу, то в этих словах слышались мне другие слова: ‘Какой у нас в самом деле добрый, терпеливый, удобный народ: мы презираем его, выжимаем из него последнюю денежку, и он сносит все и даже не питает к нам ненависти’. Вот выражения, за неточность которых упрекал меня отец мой, говоря, что оттого выходит такой смысл, который может подать обо мне ложное понятие, будто я либерал, тогда как, прибавляет он, западный либерализм противен душе твоей. Пользуюсь случаем, чтоб дополнить невысказанную мысль и изложить ее с искренним чистосердечием: по моему мнению, старый порядок вещей в Европе так же ложен, как и новый. {Совершенно справедливво} Он уже ложен потому, что привел к новому, как логическому, непременному своему последствию.

Ложные начала исторической жизни Запада должны были неминуемо увенчаться безверием, анархией, пролетариатством, эгоистическим устремлением всех помыслов на одни матерьяльные блага и гордым, безумным упованием на одни человеческие силы, на возможность заменить человеческими учреждениями божие постановления. {Святая истина!} Вот к чему привели Запад авторитет католицизма, рационализм протестантизма и усиленное преобладание личности, противное духу смирения христианской общины {Слава богу!}. — Не такова Русь. Православие спасло ее и внесло в ее жизнь совершенно другие начала, свято хранимые народом. Народ смотрит на царя как на самодержавного главу всей пространной русской православной общины, который несет за него все бремя забот и попечений о его благосостоянии, народ вполне верит ему и знает, что всякая гарантия только нарушила бы искренность отношений и только связала бы без пользы руки действующим, наконец, что только то ограничение истинно, которое налагается на каждого христианина в отношении к его ближним духом Христова учения. Взгляд русского народа на правительство вообще высказан был в официальном объяснении на известный манифест, изданном в феврале или марте месяце прошлого года, в словах: всякая форма правительственная, как бы совершенна она ни была, имеет свои недостатки¹⁰и пр.

{Все это справедливо.} Да не подумают, что я хочу льстить, боже сохрани! Но вот мои убеждения: при Петре Великом верхние слои общества отчуждились от народа и поддались обаянию Запада, увлеклись блестящим соблазном его цивилизации и презрели коренные, основные начала русской народности. Не одни художества и ремесла были вводимы в Россию!.. Нет! русские портные ссылались на каторгу за шитье русского платья (См. ‘Полное Собр<ание> Росс<ийских> Закон<ов>‘), русский язык был весь изломан, исковеркан и нашпигован иностранными выражениями, администрация, с ее немецкими учреждениями и названиями, подавила жизнь своим формализмом, чиновники, с своими немецкими чинами, были поставлены в неискренние и странные отношения к народу, которому было трудно не только понять, но и выговорить имена их. Дворянство совершенно оторвалось от народа, присвоив своей жалкой цивилизации право: не верить, когда он верит, не соблюдать уставы церкви, им соблюдаемые, не знать языка, которым он говорит, забыть свою историю и предания и глядеть на него только как на удобный матерьял к извлечению из него доходов. {Справедливо много, хотя, слава богу, не в общем применении…} Последующие поколения шли по данному толчку, не оглядываясь, не сознавая, и общество в том виновато перед правительством, что заслоняло от него народ и мешало правительству понимать Россию в настоящем свете… — Между тем как образованное общество жило заемного жизнью, обезьянски шло за Западом и добровольно задавало себе в чужом пиру похмелье,— народ, слава богу, оставался тем же или почти тем же. Я говорю: почти, потому что пример разврата, нами подаваемый, начинает проникать и в села. {Конечно, если это так, то это неприлично и не должно было бы быть допущено местными властями…} Разумеется, простой народ, живущий в столицах, сначала оскорблялся, видя, например, в Москве, что в великий пост, когда он говеет, постится, идет к заутренней или возвращается с исповеди, высшее общество, с факелами, песельниками, цыганами и цыганками, бешено наслаждается ночными катаньями с гор ¹¹,— но потом и народ мало-помалу привыкает к этому и, чего доброго, пожалуй, заведет и у себя то же. —

{Потому, что под видом участия к мнимому утеснению славянских племен таится преступная мысль о восстании против законной власти соседних и отчасти союзных государств и об общей соединении, которого ожидают не от божьего произволения, а от возмущения, гибельного для России!.. И мне жаль, потому что это значит смешивать преступное с святым.} В нынешнее царствование во многих сердцах пробудились угрызения совести. Спрашивали себя: не виноваты ли мы перед русским народом, старались воскресить в себе русского человека. Это возрождение русской народности проявилось в науке и в литературе. Люди, всеми силами, всеми способностями души преданные России, смиренно изучавшие сокровища духовного народного богатства, свято чтущие коренные начала его быта, неразрывного с православием, люди эти, бог весть почему, прозваны были славянофилами, хотя в их отношениях к западным славянам было только одно сердечное участие к положению единокровных и единоверных своих братии. Я принадлежу к этим людям и думаю, что нам, т. е. образованному обществу, следует покаяться, нравственно перевоспитаться и стать русскими людьми.

{Прекрасно, но посмотрим, что есть русский человек в мыслях г<осподина> Аксакова.} В начале прошлого года происшествия в Европе заставили нас думать, что общество образумится, перевоспитается. Но вышло не то. — Общество, в особенности петербургское, сперва испугалось: новое доказательство, что оно не знает русского народа, потому что всякое восстание, всякий насильственный, революционный путь ненавистен, противен его нравственным убеждениям и основам его быта, проникнутого духом Веры. Общество скоро успокоилось, не видя, впрочем, что, ругая Запад, оно хранит в себе все его начала, продолжает жить заемного жизнью, словом, как выразился не помню кто, думает устроить на Руси свой домашний Запад и безнаказанно упиваться сладостью всех тех же грехов, которые погубили Запад. {Очень понятно!} Поэтому, говорю откровенно, противно мне бывало смотреть на какого-нибудь износившегося в пустой и развратной жизни франта, владетеля целых десятков тысяч душ крестьян, которые в поте лица работают кротко и усердно на удовлетворение безумной роскоши своего господина. {Бывают такие, но они неминуемо должны подвергнуться презрению и осуждению всех благомыслящих людей, которых еще довольно и которых, слава богу, с каждым днем более.} А господин этот полон глубокого презрения к ‘грубому и невежественному’ мужику, не умеет без ошибок подписывать своего имени и считает себя уволенным от обязанности если не верить, то почитать церковь и ее уставы. Вместо того, чтоб поучаться у народа его мудрости и смирению, он, вступив в службу, готов будет сейчас учить его по-своему и навязывать ему бог знает какие, только не русские теории. Таких господ много. Они на каждом шагу попадаются в Санкт-Петербурге.

{А потому и не надо подавать к тому повода разными суждениями, преувеличениями и выходками, которые одною надменностью и неопытностью отзываются и искажают чистоту намерений.} Отец мой говорит, что негодование мое может быть принято в другом смысле, т. е. в либерально-западном. Если так, то весьма ошибутся те, которые это подумают. Я уже сказал, что всякий насильственный путь противен русскому народу, а следовательно, и всем тем, которые, как я, имеют претензию держаться русского духа¹². Я убежден, что насилие порождает насилие, нарушает нравственную чистоту дела и никогда не приводит к добру, я считаю даже, что никакая цель никогда не оправдывает средств и верю Спасителю, сказавшему ученику своему, когда тот хотел его защитить (следовательно, сделать, кажется, святое дело) : ‘Всякий поднявший меч мечом и погибнет!’ ¹³

И потому я желал бы только, чтобы мы сами, открывая друг другу мирным путем убеждения наши заблуждения, постарались попасть на прямую дорогу, устремили все свои силы на изучение родной стороны, на пользу России и ее народа, при содействии правительства, которое всегда благонамеренно, но не всегда успевает в своих желаниях и которое во сто раз благонамереннее самого нашего общества. Только правительство может практически осуществить возрождение русской народности и самобытное развитие русской жизни.

{Верю, но и в добрых намерениях можно ошибаться. C’est le ton, qui fait la musique {Тон, который делает музыку (фр.).}.} Объяснение мое на этот вопрос несколько длинно, но я счел нужным распространиться и начать издалека, дабы предупредить всякие недоразумения. Все написанное мною изложено с самою полною откровенностью.

В другом письме от 15-го февраля родитель Ваш, упоминая, что Вы сообщаете ему о предположениях по службе, сожалеет, что пишете об этом с почтой, тогда как у Вас много оказий, присовокупляя: всего бы лучше вовсе не писать. Объясните с тою же откровенностью обо всем, что Вы писали насчет предположений по службе.

Ничуть, цель прекрасная и начальник доступен.

Поводом к этому письму моего отца послужило другое письмо мое, в котором я писал, что отказался от предложенного мне места начальника отделения, прибавляя, что отказался бы даже и от вице-директорства, потому что цель моя на службе: ездить с поручениями по России и изучать ее во всех отношениях, не только по одному предмету возлагаемого на меня поручения. Отец мой, по нежности своей ко мне, вероятно, думает, что подобный отзыв, если бы дошел до сведения моего начальства, повредил бы мне в суждениях его обо мне как о чиновнике.

Почему Вы дозволили себе помещать в Ваших письмах известие о заключении камер-юнкера Самарина в крепость и почему принимали в нем участие?

Я не понимаю, почему я в письме не мог упомянуть о заключении камер-юнкера Самарина в крепость, когда это было известно всему городу и все об этом говорили. Если б это не было известно, то всякий вправе был бы подумать, что он пропал без вести. Управляющий дома Устинова, где квартировал Самарин, намеревался было, как я сам видел, подать в полицию извещение о неизвестной отлучке Самарина, но был от того удержан. Участие в Самарине я принимал потому, что знаю его уже лет 7 как умного, образованного, честного, даровитого человека, с твердым характером, с добросовестною душою, всем сердцем преданного России.

Из ответов родителя и брата Вашего Константина на письма Ваши о Самарине видно, что они вполне разделяют негодование Самарина против немцев в России ¹⁴, а родитель Ваш в письме о маскараде, данном в Москве графом Закревским ¹⁵, отдавая русскому платью преимущество пред всеми костюмами, говорит, что московская публика восстает общим бунтом на гр<афа> Закревского, что ругательство над русским платьем в маскараде произвело на общество самое благоприятное действие и что последствия его будут полезны. Если и Вы разделяете мнения Ваших родственников, то подробно объясните Ваш образ мыслей по означенным предметам.

Отец и брат писали мне, что разделяют негодование Самарина против немцев в России. Я тоже разделяю это негодование, ибо, как русский, не могу быть равнодушен к положению русских в Остзейском крае. Впрочем, так же, как и мои родственники, не люблю немцев только как касту, действующую в духе презрения к России и ее народу, но в частности уважаю и люблю их, если они хорошие люди. Доказательством этому служит то, что у меня много приятелей немцев. Что касается до восстания всей московской публики против графа Закревского общим бунтом, то эти выражения в письме моего отца относились, сколько могу припомнить, к тому, что граф Закревский, пригласив московское общество к себе на folle journe {Сумасшедший день (фр.).}, расстроил этим уже совсем заготовленный пикник, отказаться они не посмели, но поехали к графу Закревскому весьма недовольные. Из тона писем моего отца слышно презрение его вообще к московской публике, которая часто изволит гневаться на графа Закревского за его короткий суд и расправу, но в то же время готова на всякое унижение, чтобы попасть в салон графини Закревской¹⁶. — Что касается до выражений его о русском платье, то они содержат ту мысль, что общество, надев русское платье как шутовское, маскарадное, взамен арлекинского или испанского костюма, почувствовало же, однако, красоту и удобство этого одеяния и невольно спросило себя: отчего бы не ходить так всегда?.. Я не придаю платью большой важности, но думаю, однако, что если б мы все надели русское платье, то стали бы менее чужды народу и легче было бы нам перевоспитать себя на русский лад. Не говоря уже о том, что русский наряд удобнее и красивее, я просто не понимаю, отчего костюм, принадлежащий чужой народности, со всеми невыгодами и вредным влиянием иностранной моды, носить приличнее, чем наше народное платье?..

Брат Ваш Григорий в одном письме из Симбирска, выхваляя Елачича и называя безумным Франкфуртское собрание ¹⁷, передает надежду, что Австрия из немецкой превратится в славянскую монархию. Не питаете ли Вы и родственники Ваши славянофильских понятий и в чем они состоят?

Брат Григорий называет в одном из писем своих Франкфуртское собрание безумным… Я думаю, в этом и спрашивающие меня не сомневаются.— Он выхваляет Елачича… Разве он не был достоин похвалы? Это признал и государь император, наградивший его орденом¹⁸. — Что касается до мнения его, что Австрия из немецкой превратится в славянскую монархию, то я также думал это, ибо немецкие элементы ее подгнили, и она давно бы рухнулась, если бы не поддержали ее славяне. Поэтому и можно было предполагать, что Австрия сделает volte face {Поворот (фр.).} и обратится в славянскую империю. Это было бы, впрочем, весьма грустно, так как возникновение рядом с Россиею самобытной, сильной Славянской монархии привлекло бы к ней все те южные славянские племена, которые теперь мы от себя отталкиваем, и лишило бы Россию значения: быть единственным сосудом православия и славянских начал на земле. Впрочем, может быть, Австрия устоит и в настоящем своем виде.— Что касается до моих славянофильских идей, то ни я, ни родственники мои не славянофилы в том смысле, в каком предложен этот вопрос. В панславизм мы не верим и считаем его невозможным, во 1-х, потому, что для этого необходимо было бы единоверие славянских племен, а католицизм Богемии и Польши составляет элемент враждебный, чуждый, не смесимый с элементом православия прочих славян, во 2-х, все отдельные элементы славянских народностей могли бы раствориться и слиться в целое только в другом, крепчайшем, цельном, могучем элементе, т. е. в русском, в 3-х, большая часть славянских племен уже заражена влиянием пустого западного либерализма, который противен духу русского народа и никогда к нему привиться не может. Признаюсь, меня гораздо более всех славян занимает Русь, а брата моего Константина даже упрекают в совершеннейшем равнодушии ко всем славянам, кроме России, и то даже не всей, а собственно Великороссии. {И дельно, потому что все прочее мечта, один бог может определить, что готовится в дальнем будущем, но ежели бы стечения обстоятельств и привели к этому соединению, то оно будет на гибель России.}

Еще родитель Ваш в письме от 8 марта пишет к Вам: ‘Жизнь в Москве сделалась для меня еще несноснее, и обстоятельства требуют неукоснительного бегства, и предметы общих разговоров, устремление общих интересов, непосредственно разделяемых всеми, имеющих еще усилиться в будущем, выводят меня из терпения. Весьма затруднительно и не безвредно для меня и будет странно, а как бы хорошо уехать нам с Константином в Абрамцево’. В чем состоит тягостное.

Это письмо моего отца касается чисто семейных дел: расстройства финансов, болезни дочерей, а также и скуки, наводимой на него московскою жизнью. Он охотно бы прожил в деревне всю зиму, ибо он и брат мой Константин любят всею душою природу, деревню и все ее мирные удовольствия. Прошлого года отец мой уехал в деревню в самом начале весны, но простудился там, сделался очень болен и должен был воротиться в Москву. Поэтому он и называет поездку в деревню не безвредною. Пустота ежедневных общих интересов и разговоров нагоняет на него, при невозможности заниматься службою, такую сильную скуку, что он часто уходит в другую комнату, не дожидаясь отъезда гостей.

Между книгами Вашими оказались сочинения Штейна о социализме и коммунизме ¹⁹ ж стихотворения Мицкевича²⁰. Где и у кого приобрели Вы эти книги, не питаете ли Вы мыслей коммунистических и вообще противных образу нашего правления, и если питаете, то объясните со всею искренностью, каким путем Вы приведены к этому?

Найденные у меня книги куплены в Москве несколько лет тому назад, но когда именно и в каком магазине, не помню. Приобрел же я их из любознательности. Мицкевича купил потому, что сам занимаюсь поэзией и пишу стихи. Коммунистических идей не разделяю. Свои мысли я изложил уже в 3-м пункте и думаю, что в них нет ничего ‘противного образу нашего правления’.

10.

У Вас еще оказались стихи Вашего сочинения, писанные к кн<я-зю) Оболенскому в 1843 г<оду> ²¹, в которых Вы с насмешкою отзываетесь о гражданской службе и Сенате, о наградах чинами и крестами. Не распространяли ли Вы этих стихов и мыслей, в них заключающихся, и для чего сохраняли этот листок?

10.

Послание к кн<язю> Оболенскому, товарищу по Училищу и сослуживцу, писано мною в начале 1843 г<ода>, когда мне было 19 лет. Оно заключает в себе юношеское разочарование в службе, ибо формализм судебного делопроизводства сильно охладил мою пылкую ревность к общеполезной деятельности. Мне тогда страшно было вообразить, что, прослужа лет 40 в этой атмосфере, я могу совершенно подчиниться влиянию служебного формализма, сделаться чиновником, который думает только об очистке бумаг, о получении за это наград, смотрит на людей отвлеченно, не понимая ничего, кроме своих дел, и постепенно заглушает в себе живого человека, желавшего некогда только блага и пользы!.. Со временем я переменил мысли и думаю, что можно остаться чиновником и сохранить в себе человека. Листок этот сберегся случайно, впрочем, я и не видел надобности его истреблять.

11.

Объясните, какую главную мысль предполагаете Вы выразить в поэме Вашей ‘Бродяга’ и почему избрали беглого человека предметом сочинения?

11.

Отчего выбрал я бродягу предметом поэмы?.. Оттого, что образ его показался мне весьма поэтичным, оттого, что это одно из явлений нашей народной жизни, оттого, что бродяга, гуляя но всей России, как дома, дает мне возможность сделать стихотворное описание русской природы и русского быта в разных видах, оттого, наконец, что этот тип мне как служившему столько лет по уголовной части хорошо знаком. Крестьянин, отправляющийся бродить вследствие какого-то безотчетного влечения по всему широкому пространству русского царства (где есть где разгуляться!), потом наскучивший этим и добровольно являющийся в суд — вот герой моей поэмы. Написана еще только 1-ая часть, которая сама за себя может дать объяснение.

12.

Не имеете ли еще чего присовокупить к пояснению предложенного в предыдущих вопросах?

12.

Кажется, ничего больше присовокупить не имею, кроме того, что, во 1-х, я до сих пор не знаю, зачем я арестован и в чем меня обвиняют или подозревают, во 2-х, что все предыдущее изложено мною по долгу совести, без малейшей утайки, в 3-х, что я чувствую себя совершенно чистым пред богом, Россиею и государем и вполне надеюсь на милость божию и на правосудие правительства.

ПРИМЕЧАНИЯ

<ВОПРОСЫ, ПРЕДЛОЖЕННЫЕ И. С. АКСАКОВУ III ОТДЕЛЕНИЕМ>

Автограф — ИРЛИ. Ф. 3. Оп. 5. Ед. хр. 33. Лл. 8-18 об. Впервые — Письма. Т. II. С. 147-163. Об обстоятельствах, связанных с арестом И. С. Аксакова III отделением, см. в прим. 1, 2 и 3 к письму 215.

¹...просил директора департамента хозяйственного…— Лекса Михаила Ивановича.

²...5 летняя болезнь одной из моих сестер…— О. С. Аксаковой.

³...недавняя, с год продолжающаяся болезнь другой сестры…— В. С. Аксаковой.

⁴…его записки о рыбной ловле...— ‘Записки об уженье рыбы’ (М., 1847).

⁵...диссертацию о Ломоносове…— ‘Ломоносов в истории русской литературы и русского языка’ (напечатана в 1846 г., защищена в 1847 г.)

⁶...драму ‘Освобождение Москвы в 1612 году’,— Первое и единственное ее представление состоялось 14.XII.1850 г. в Малом театре в Москве.

⁷ Он женат…— На С. А. Аксаковой.

⁸...имеет дочь.— О. Г. Аксакова.

⁹...в прошлом году, испуганные европейскими смутами…— Имеется в виду французская революция 1848 г.

¹⁰…всякая форма правительственная, как бы совершенна она ни была, имеет свои недостатки...— ‘Всякое общественное устройство, всевозможные, даже самые усовершенствованные формы правления, имеют свои недостатки. Зная это, Россия почитает первым для себя благом незыблемость существующего в оной законного порядка…’ — это слова из объяснения, которое было дано вслед за манифестом Николая I, и напечатано в ‘Journal de St Ptrsbourg’, издаваемом при министерстве иностранных дел (Сын отечества, 1848, апрель, отдел Современная летопись и политика, с. 4).

¹¹...бешено наслаждается ночными катаньями с гор…— См. прим. 1 к письму 160.

¹² ...всем тем, которые, как я, имеют претензию держаться русского духа.— И. С. Аксаков в своих ответах повторяет мнения, которые высказывали представители славянофильского кружка: о разрыве сословий, совершившемся в петровскую эпоху, о восстании, противном основам русского быта, о связи православия и народности, о негативных последствиях западной цивилизации, о необходимости перевоспитания русского дворянства. Не все из этих мыслей он разделял, о чем свидетельствуют его письма родным.

¹³...’Всякий поднявший меч мечом и погибнет!’ — Евангелие от Матфея (26, 52).

¹⁴...негодование Самарина против немцев в России…— См. прим. 6 к письму 178 и прим. 1 к письму 211.

¹⁵...о маскараде, данном в Москве графом Закревским…— См. прим. 5 к письму 207.

¹⁶ ...в салон графини Закревской,— С. М. Загоскин вспоминал: ‘Граф Закревский, по жене своей, был человек богатый и не скупился веселить Москву. Сверх больших балов, на которые приглашалась масса народа, у него еще бывали малые вечера в аппартаментах его супруги, графини Аграфены Федоровны, куда приглашались только ее родственники, близкие знакомые и друзья обоего пола самой хозяйки. По тогдашним городским слухам, некоторые из этих друзей отличались будто бы сильною развязностью и черезчур легкими скоромными разговорами, до которых была охотница старая графиня и которыми не брезгала молодая, красивая дочь ее, графиня Лидия Арсеньевна Нессельроде. Вследствие этих слухов, дамы высшего общества тщательно избегали короткого знакомства с двумя умными, любезными, но несколько игривого характера, представительницами генерал-губернаторского дома’ (ИВ. 1900. Февр. С. 512). Закревская Аграфена Федоровна (1799-1879) — жена А. А. Закревского, прототип героини поэмы Е. А. Баратынского ‘Бал’ (1828).

¹⁷...называя безумным Франкфуртское собрание…— См. прим. 6 к письму 208.

¹⁸ Это признал и государь император, наградивший его орденом.— Об Елачиче см. прим. 7 к письму 207. Елачич был награжден орденом за участие в подавлении революции в Венгрии: 11.IX.1848 г. руководимые им войска вторглись в пределы Венгрии.

¹⁹...сочинения Штейна о социализме и коммунизме…— Речь идет о Штейне Лоренсе (1815-1890), немецком юристе, экономисте и его книгах ‘Der Sozialismus und Kommunismus des heutigen Frankreichs’ (Социализм и коммунизм современной Франции), 1842, и ‘Die sozialistischen und kommunistischen Bewegungen seit der drittenfranzsischen Rvolution’ (Социалистические и коммунистические движения со времен Третьей Французской революции), 1848.

²⁰…стихотворения Мицкевича,— См. с. 310 наст. изд. и прим. 1 к письму 133.

²¹ …стихи, писанные к кн<язю> Оболенскому в 1843 г<оду>…— Стихотворение ‘Итак, в суде верховном — виноват!’, написанное в форме послания к Д. А. Оболенскому.

И.С. АКСАКОВ

ПИСЬМА К РОДНЫМ

1844-1849

<ВОПРОСЫ, ПРЕДЛОЖЕННЫЕ И. С. АКСАКОВУ III ОТДЕЛЕНИЕМ>

ПРИМЕЧАНИЯ

Читайте также: