ВОЛОСТНОЙ ПИСАРЬ,
или
ГДЕ ХВОСТ НАЧАЛО, ТАМ ГОЛОВА МОЧАЛО.
Русский водевиль в одном действии.
Ив. Кондратьева.
Дозволено цензурою. Ноября 22 дня 1869 г. Вильна.
Сергей Сергеевич Горлинков, волостной писарь.
Иван Васильевич Стружкин, его помощник.
Маша, девушка, мещанка.
Мелкий торговец.
Мировой посредник.
Волостной Старшина.
Сборщик податей.
Егорка, мальчик торговца.
Действие происходит в небольшом местечке.
Хорошая изба. На-лево стол покрытый черною клеенкой на нем книги, бумаги и счеты. Несколько табуретов. В углу сундук.
Это я, брат, получше тебя знаю. Меня нечего учить — выучен. Вашего-то брата, молодца, как пять своих пальцев понимаю. Небось, теплые ребята, хоть куда. Да нет, брат, шалишь: мы сами с усами, не обойдешь…
Знамо, ваше благородие, что с усами, где нам обходить? мы только по своим делам смыслим, чтоб, значит, убытку не иметь, наше дело торговое.
То-то, брат торговое! Ты вот поэтому и крутишь, чтобы убытку не иметь. Да я-то не свой… дудки! Без билета ни шагу…
Кожи-то у меня, ваше благородие, отменныя, стало и без билета можно-с, все же оно как-то тово… безобидно… Потому, значит…
Что-о?
Я говорю, ваше благородие, все же оно можно как нибудь…
Нельзя, тебе говорит! Ты понимаешь?
Понимаем-с.
Горлинков (с расстановкой).
Каждый привозящий на ярмарку кожи, должен иметь о их доброкачественности от уезднаго ветеринарнаго врача билет. Так?
Так-то так, ваше благородие, но ведь…
Молчать! Сейчас пишу к становому приставу рапорт: ты будешь арестован, а кожи, для освидетельствования, будут отправлены по принадлежности. Нет потачки! (садится за стол и начинает писать).
Просим послабления, ваше благородие, в накладе не останетесь. Мы знаем ход этих делов, как они есть… привыкли… исходили свет… и не таких выдавали…
Что ты сказал, а?
Егорка! (Входит мальчик с бутылкой и куском сахару в руках).
Оно, конечно, почему и не сделать маленькаго послабления доброму человеку? Я, брат, сказать по правде, совсем не такой, как другие из наших: прямая душа. За человека пойду в огонь и в воду. Я, брат, уж не одного выручил из беда, да, не однаго, спроси об этом у кого хочешь: все скажут. Горлинков не был подлецом. Вот и тебя, брат, теперь выручу, а потому что ты добрый человек, а я добрых люблю: сам, брат, с малолетства в страхе Божием воспитан.
(к Егорке) Это что?
Ром-с.
Ромец, ваше благородие, ямайским зовется. Отменный-с! пивал, значит, сам: качество знаю. Не побрезгайте, ваше благородие: от души приношение.
Ну-да. Знаю, знаю, брат. Я вижу ты человек дельный. Таких мало найдется. Ныньче, брат, век такой, что и днем с огнем не найдешь добраго человека. Каждый о себе…
Какже-с. Своя, значит, рубашка ближе к телу.
Ну-да.
Уж не побрезгайте, ваше благородие: вот и сахарцу пять фунтиков. Отменный-с! По двадцати пяти копеек серебром платил. Все оно, значит, к чаю…
Конечно не мешает. Спасибо, брат, спасибо. И видно что русский человек: без благодарности и шагу не сделает. Я, брат, сам тоже русский, а ни какой нибудь немец, благодарность понимаю, и отказаться от нея значит: обидеть человека, а обидеть человека, в особенности в подобном случае, я никогда не способен, а потому, что иногда одолжение не стоит благодарности.
Это так, ваше благородие. Я хотя, значит, и темный человек, а в этом деле смыслю.
Выходит, русский наш, за лычко,
Не лычко — ремушек дарит.
По доброте и по привычки
За все он всех благодарит:
За добродетель, без изгба
Речей заморских, гладких, — он
Промолвит теплое спасибо,
Отвесит до земли поклон,
За дело злое, шутку злую, —
Он, брат, не думая, сейчас,
Даст благодарность, да такую,
Что дождь посыплется из глаз,
Не даром в славе наши плечи
С руками, с буйной головой!
Что так, то так! о том нет речи,
И я прибавлю, братец мой.
Сказать к примеру между нами:
Доволен ты, доволен я,
Хотя мы не были друзьями,
Но разстаемся как друзья.
Другой бы — просто растерялся,
И чепуху пошел бы плесть,
А ты, вот, с разу догадался
Того, что надобно, принесть, —
И дело! Мировыя сделки,
Скажу я откровенно вам,
В сто крат милее перестрелки
Двух языков по пустякам.
Это, выходит, ваше благородие, что я отделался как оно следует, по людски, значит, что ж? наше дело торговое: никому не перечь, чтоб, значит, торговле никакою препятствия не было.
Ну-да, ну-да, братец мой. (к Егорке) Бутылку эту поставь вон там. (указывает в угол).
А сахар-с куда прикажите?
Плут! (треплет его по щеке) И сахар положи там же.
(Егорка оставляя бутылку и сахар уходит).
Итак, голубчик мой, с Богом. Только ты смотри, брат, начальству не попадись, чтоб за тебя мне никакого ответу не было. Ныньче у нас начальство строгое.
Все, братец мой, народ другой…
Безвинно делает нападки,
И налягает, брат, на все,
А всего более на взятки.
Запал им в голову прогресс,
А я из этаго прогресса
Не вижу толку… хоть и сам
Не понимаю ни бельмеса.
Гуманность тоже в ход пошла:
Гуманны ныньче все на свете —
Едят и пьют везде гуманно,
Гуманно носятся в карете…
Да, брат, прогресс! Гуманность, брат! Все новое. Да. С Богом, милый человек, с Богом.
Не взыщите, ваше благородье.
Нечего, брат, взыскивать. Ты человек добрый вот тебе и все. Смотри же с начальством… Берегись.
Уж на счет этаво, ваше благородие, будте покойны-с. Мы сумеем… Не впервые…
Верю, брат, верю.
(Торговец кланяется и уходит).
Чорт возьми! и не надеялся. Все равно что с неба свалилось. Мило! Недаром сегодня видел хороший сон. Что, бишь я видел? вот уж и забыл… Ах, да, видел я: что будто бы.., так и есть… что будто бы я этак сидел в волостном правлении… уж не помню когда… кажется что вечером… так и есть вечером… помню свечка горела… вдруг, вдруг, знаете ли, входит мировой: и я, признаться, немножко струсил, морозец этак, знаете ли, пробежал по телу… маленькия, вишь, запущения имел, или что-то в роде этого. Встал этак я, кланяюсь, а сам так и дрожу… думаю, что если спросит податную ведомость — беда: она у меня не готова, а срок назначен короткий… думаю этак я, а мировой-то все ко мне подходит, подходит и улыбается. Подошел. Здравствуйте, говорит, Сергей Сергеич. Я пуще струсил и глаза-то свои на него выпучил, думаю: шутит, чтоб поддеть нашего брата. Чтож ты, говорит он, не узнаешь меня Сережа? забыл знать. Стыдно, брат, стыдно! а ведь я твой старый друг. Присмотрись-ка, авось узнаешь Степку Бровкина. Гляжу я — и подлинно передо мной мой старый товарищ Степа: вместе когда-то учились, страх у меня прошел. Так это ты Степа? говорю я. Я, я, мой дружек, говорит он, и давай меня обнимать. Как же это ты, Степа, в мировые попал? спрашиваю я. Так, брат… судьба! хочешь и тебя сделаю мировым? У меня сердце так и екнуло. Что, думаю, ежели и подлинно сделает мировым — и царства не надо… оженюсь — и катайся, как сыр в масли… Ну и пошло! Пили, гуляли… Мадеры сколько было! Хересу! Эх! (задумывается) Что, разве выпить? А что ж? мое! даром досталось. Выпью! (берет бутылку) А какой славный! Чудо! (пьет прямо из бутылки) Ого! Забористо, нечего сказать! Надо дух перевести! Спасибо бородачу: удружил… (пьет) Ух! Нет уж, довольно будет… надо оставить к другому разу… Вот тут (показывает на лоб) уж тово… кружиться начинает. Довольно! (ставит бутылку) Весело! Провел бородача. Экая башка! Чубук — больше ничего! Да что ж? нашему брату и кстати таковские. Куражится еще. Эх вы купчишки, купчишки! Спрашиваю: так? он отвечает так, и вышло, что остался — дурак. Дело! Не фарси! Два рубля и фукнул на ром и сахар. Нет, брат, не вам нас проводить. Я уже четвертый год волостным и свое дело знаю.
Знаю так, как надо знать,
Говорю я смело,
Подчеркнуть и подписать: —
Мне плевое дело.
Что мне рапорт, что отчет,
Что мне ревизоры!?
Неувидят недочет
Мирового взоры.
Пусть он ищет целый год
По делам подлога —
Ничего в них не найдет,
Хоть подлогов много.
Пусть он смотрит скрепы книг—
Не заметит, знаю,
Что при случае, из них
Я листы таскаю.
У меня все сушь и гладь,
На своем все месте:
Книги рядушком лежат,
Все бумаги вместе.
Никогда, ни перед кем
С толку я не сбился:
Где мне надо — глух и нем…
Словом, навострился!
И теперь меня никакой черт не проведет! А всетаки у меня зазноба есть: полюбил мещаночку… красотка первый сорт, ей-богу. Этакая гладенька, чистенькая, глазки, знаете ли, этакия черненькия, носик этакой хорошенький… Чудо! Гм! Только, черт возьми! брикается… Уж и не знаю, как подъехать: гоняет шельма… а всетаки я люблю! Нельзя! Засела вот здесь (показывает на грудь) и сидит. А Ванюшку, знаю, любит. А за что мошенника любить? Я ему дам! За то любить разве, что он Ванюшка, а я Сережка… Вздор! Ванюшка!!
Горлинков и Стружкин (входит).
Что прикажите, Сергий Сергеич?
Знало дело, приказываю. Ты, братец мой, с некотораго времени, как я замечаю, стал полениваться. Это почему? А?
Ты забыл свое начальство,
Что же это за нахальство,
Отвечай мне живо?
Уж не мала ль тебе плата?
Что ж ты вылупил глаза-то
Мерен, мерен сивый?
Отвечай мне, слышишь, живо
Отчего ты, брат, ленивый,
Так зазнался много?
Я, Серий Сергеич, каюсь,
Заниматься обещаюсь
Ревностно, ей-богу.
Врешь, песья твоя морда! Вон подлеца выгоню! Разжирел, бестия: от мирского хлеба. Я те выжму сок! Ишь сало-то какое, свинья откормленная!
Не обидьте, Сергей Сергеич.
Вон, бестия!
Кормишь мерзавца, а он и делать тебе ничего не хочет. Резон-с! Ай-да Ванюшка! Мать, подлеца, привела ко мне почти что голаго: одел, обул, а он… ай-да Ванюша! Ну да я ему покажу где раки зимуют.
Не одним на свете
Личностям почтенным
Суждено гнуть выи
Мелким подчиненным!
Не одним им только
Обладать и словом:
Делать нос покорный
Синим и багровым.
В грязь лицем мы сами
Тоже не ударим!
И порой такою
Банею припарим
Нам субъект не милый,
Пошлый и канальский,
Что получше будет
Бани генеральской.
Прижму, мошенника, прижму! Или нет… уйдет пожалуй, шельма… все статься может. А он мне нужен: пишет почти даром. Нельзя! надо помириться. Помирюсь. Ванюшка!!
Горлинков и Стружкин (входит).
Что прикажите, Сергий Сергеич?
Я тебя обидел? как ты думаешь, а?
Что вы, Сергий Сергеич. Я от вас никогда никакой обиды не имел.
И ты не врешь, Ванюшка?
Сергей Сергееич.
Люблю, ей-богу люблю! Ты у меня первый человек, Ванюшка, то есть, моя правая рука, ей-богу правая рука. Ты помнишь, Ванюша, как я тебя одел, обул, причесал, а? помнишь?
Какъже-с, Сергей Сергеич, помню, и во век не забуду этого благодеяния.
Да, не забудь, потому что я тебя в люди вывел. Ведь таких людей, как я, очень мало. Что, правду я сказал? Ведь мало?
Точно так, Сергей Сергеич.
Ну-да, это и я знаю. А ведь ты, Ванюшка, милый человек, ей-богу милый. Дай я тебя поцелую, крепко поцелую. (целуются) Только ты, смотри у меня, не целуй так Маши… не целуй! (грозит пальцем) Потому что… ну да это я знаю, (задумывается) А скажи-ка мне, Ванюшка, ведомость готова?
Не успел, Сергей Сергеич.
Не успел! Это почему?
Сами изволите знать…
Знаю, знаю. Ступай. Чтоб была готова.
Ах ты мошенник этакой! Полюбил мою голубку, мою ненаглядную. Да с твоим ли рылом, сермяжник ты этакой? я… я волостной писарь! а ты кто? ты — дрянь, каблук моего сапога. Раздавлю мошенника, как мошку! Вон, бестию выгоню! вон! Ишь ты его! Нет, подожди, брат! И чтоб я ему уступил? Никогда! Уступить ему ту, которую я
Увидел —
И безотчетно полюбил?
Которой взор меня невольно,
Как дух какой, заворожил?
(Задумывается).
Теперь, мечтаю ль пред луною,
Пишу ли рапорта, сплю ли я,
Ты все стоишь передо мною,
Стоишь и смотришь на меня.
О как прекрасны эти взоры!
Поникнешь русой головой…
То вдруг ты шепчешь мне укоры,
Каких не шепчет мировой.
То вдруг я вижу грудь белеет,
Вся поднимается, дрожит,
Во мне нутро все каменеет,
То остывает, то горит…
(Задумывается).
Плохо дело! А что я разве не человек? Что мое рыло хуже нежели у этаго Ванюшки? И усики есть, ничего себе, хоть куда, вот тут тоже отростает… бородка, значит, будет. И все есть… Да вот на, поди же… Не везет, значит, и только! Эх—эх! даже тоска нападает. А надо как нибудь понравиться… жить не могу. Да и что в самом деле за жизнь, если тебя никто не любит! Я хотя, признаться, человек и не тово… то есть не так-то много знаю окромя своей части, а все же понимаю, что ‘жизнь без любви большая скверность’ ( 