Волчья песня, Мамин-Сибиряк Дмитрий Наркисович, Год: 1890

Очерк
Время на прочтение: 8 минут(ы)
Скачать в PDF

Д. Н. МАМИНЪ-СИБИРЯКЪ

ПОЛНОЕ СОБРАНЕ СОЧИНЕНЙ

СЪ ПОРТРЕТОМЪ АВТОРА И КРИТИКО-БОГРАФИЧЕСКИМЪ ОЧЕРКОМЪ П. В. БЫКОВА.

ТОМЪ ОДИННАДЦАТЫЙ

ИЗДАНЕ T-ва А. Ф. МАРКСЪ : ПЕТРОГРАДЪ

ВОЛЧЬЯ ПСНЯ.
Очеркъ.

I.

Короткй зимнй день уже начиналъ смеркаться. На улиц вьюга такъ и завывала, какъ голодный зврь. Когда Сила Мокинъ вышелъ изъ своей избенки, онъ едва устоялъ на ногахъ,— втеръ такъ и рвалъ. Правда, что Мокинъ плохо держался на ногахъ, которыя были застужены на тяжелой промысловой работ, когда приходилось по цлымъ днямъ стоять въ ледяной вод. Все это и сказалось. Теперь Мокинъ уже не могъ работать, а промышлялъ разными длами. Въ Кужву (въ Среднемъ Урал) назжали постоянно золотопромышленники, искавше счастья, и Мокинъ являлся однимъ изъ первыхъ, долго топтался на одномъ мст и потомъ сообщалъ таинственнымъ образомъ:
— А у меня есть на примт одно мстечко…
Затмъ онъ таинственно добывалъ изъ-за пазухи или изъ-за голенища тряпочку, въ которой были завернуты ‘знаки’: въ одной тряпочк нсколько долей розсыпного золота, въ другой — кварцъ съ крашеннымъ въ него золотомъ, въ третьей — съ ползолотника платины. И разговоръ шелъ короткй:
— Врное дльце, ваше степенство! Вотъ какъ будете благодарить Силу Мокина…
Въ Гороблагодатскомъ казенномъ округ вс земли были открыты для частной золотопромышленности, и развилась настоящая золотая лихорадка. Нкоторымъ повезло, и эти счастливцы являлись живымъ примромъ для всхъ остальныхъ. Въ Кушв, какъ въ центр всего Гороблагодатскаго округа, складывались цлыя легенды, какъ отыскивали золото, причемъ исторя повторялась съ небольшими варантами одна и та же: пришелъ мужичокъ, вытащилъ изъ-за пазухи грязную тряпочку, и т. д. О тхъ, кто прогоралъ на промыслахъ, быстро забывали, какъ забываютъ дурной сонъ. Сначала мужички, дйствительно, говорили правду, и если случалось обмануть, то не по своей вин. Такое ужъ азартное дло, что они сами начинали врить въ свои ‘знаки’ и разныя завтныя мста. Потомъ явились мужички похитре, которые уже завдомо шли на обманъ, только бы соврать получше да сорвать задатокъ. Лучше всхъ въ этомъ отношени проявилъ себя Сила Мокинъ, обманывавшй направо и налво. У него прежде всего была подкупающая наружность — широкое бородатое лицо, смотрвше такъ прямо глаза, а потомъ Сила Мокинъ не лазилъ за словомъ въ карманъ и умлъ заговорить зубы кому угодно, только слушай.
Въ ‘казенное время’, когда длали развдки золота казенные инженеры, Мокинъ участвовалъ въ поисковыхъ партяхъ и хлебнулъ горя досыта, вмст съ другими, приписанными къ казеннымъ заводамъ, крестьянами и мастеровыми. Время было строгое, и казенное дло велось на военную ногу. Чуть что — сейчасъ казаки пропишутъ такую баню, что не скоро забудешь. Именно въ это время Мокинъ набрался всякихъ свднй по золотому длу и зналъ вс мста кругомъ не на одну сотню верстъ, чмъ и воспользовался впослдстви, когда явились частные золотопромышленники, а онъ обезножилъ, какъ опоенная лошадь. Нужно и то сказать, что у Мокина была необыкновенная память: разъ онъ увидлъ или услышалъ — точно топоромъ зарубилъ.
Удивительне всего было то, что нсколько изъ указанныхъ имъ мстъ ‘оправдали себя’, т.-е. въ нихъ нашли общанное золото. Друге мужики, промышлявше обманомъ золотопромышленниковъ, часто корили за это Мокина.
— Прохарчилъ опять мстечко, безногй чортъ!.. Этакъ скоро и житья не будетъ нашему брату. Вс на тебя пальцами указываютъ…
— А кто его зналъ, что тамъ золото оправдается!— говорилъ Мокинъ, разводя руками.— Зря сболтнулъ, за красный билетъ, а оно вонъ что вышло… Не моя причина, ежели у меня на золото рука легкая…
Вообще Сила Мокинъ пользовался извстной репутацей, и чмъ онъ больше вралъ, тмъ больше ему врили. Послднее удивляло даже самого Мокина, когда онъ повторялъ, какъ урокъ, всмъ одно и то же. Люди, ослпленные жаждой быстрой наживы, точно теряли умъ отъ одного слова ‘золото’.
Такъ промышлялъ Мокинъ больше десяти лтъ и жилъ себ помаленьку, хотя и случалось иногда голодать, когда не было работы. Надо же, въ самомъ дл, какъ-нибудь жить, а у купцовъ, все равно, деньги дикя. Но года два, какъ дла у Мокина пошли совсмъ плохо, и счастье точно откачнулось отъ него. Придетъ, начинаетъ врать — и ничего не выходитъ.
— Сбсились проклятые купцы…— ругался Мокинъ.— Все равно, кому-нибудь другому поврятъ.
Такъ и выходило, что врили другимъ, и эти друге получали задатки.
— Знаемъ ты тебя, сахара!— говорили Мокину купцы и прибавляли:— теб, первое дло, шею нужно накостылять, старому чорту, чтобы не обманывалъ публику.
— Ахъ, Бож-же мой!.. да я… да провалиться сейчасъ на этомъ самомъ мст, ежели я…
— Ладно, разговаривай!..
Очевидно, всю практику у Мокина отбили боле счастливые конкуренты, которые умли говорить другя, боле убдительныя слова. Старику приходилось все боле и боле голодать, одежонка обносилась, изба тоже сдлалась холодной — одно шло къ одному.

II.

— Эхъ, какая непогодь!— ворчалъ Мокинъ, чувствуя, какъ холодный втеръ точно ощупывалъ его дырявую шубенку, чтобы проморозить до самой души.— Ну, братъ, шалишь!… Вотъ ужо такую шубу себ укупимъ… да.
Въ послдне годы завтной мечтой Мокина была шуба. Да, настоящая шуба изъ лохматой и жесткой степной овчины. Онъ, размечтавшись о будущемъ, даже чувствовалъ крпкй дубленый запахъ отъ этой шубы и скрытую въ ней благодатную теплоту. Вдь Сила Мокинъ мерзъ и коллъ отъ холода цлую жизнь, но тогда былъ молодъ, а сейчасъ стало не подъ силу. Другой мечтой Силы Мокина было ‘горяченькое’. Раньше онъ могъ питаться однимъ хлбомъ, а сейчасъ его мучилъ голодъ. Хорошо бы пшенную кашку сварить, горошницу, картошки поджарить, щи изъ крупы…
Сила Мокинъ шелъ и мечталъ. Да, плохо его дло. Главное, старость начала одолвать. Того гляди, и помирать пора… Долго крпился старикъ, но дальше стало невмоготу, и онъ ршилъ пустить послднее средство, которое берегъ про запасъ. У него, дйствительно, было одно завтное мстечко съ самымъ врнымъ золотомъ, но онъ его берегъ про черный день, чтобы продать наврняка. Когда-то думалъ, что сдлаетъ заявку самъ, но заявка стоила не меньше сотеннаго билета, да жди годъ или два отвода — хлопотамъ бдному человку и конца-краю не будетъ. Нужда и нездоровье заставили прибгнуть къ послднему средству.
— Прямо приду къ Ивану Митричу и скажу: на, получай, твое, значитъ, счастье!— думалъ Мокинъ, съ трудомъ вытаскивая ноги изъ снга.— Не въ мочь стало…
Иванъ Митричъ былъ великой силой. Онъ покупалъ и продавалъ приски десятками, и желающе попытать золотого счастья обращались теперь уже прямо къ нему, избгая измотавшихся мужиковъ, обманывавшихъ направо и налво. Въ нсколько лтъ Иванъ Митричъ разбогатлъ и забралъ великую силу. У него явился новый полукаменный двухъэтажный домъ, свои лошади а вс остальные атрибуты туго сколоченнаго счастья,
На счастье Монина, Иванъ Митричъ оказался дома. Это былъ плотный, румяный мужчина, ходившй въ ‘трухмальныхъ’ рубахахъ. Онъ узналъ Молина и весело проговорилъ:
— Ну, каково прыгаешь, старичокъ?
— Не до прыганья, Иванъ Митричъ… Болсть одолла, работать не могу, сть нечего… Изнищалъ въ конецъ. Вотъ пришелъ къ теб поговорить…
— Мстечкомъ обмануть хочешь?
— Зачмъ обманывать, Иванъ Митричъ?… Гршно обманывать. Прежде по малодушеству случалось, а нынче мы этимъ дломъ не занимаемся —
— Такъ, такъ… Заговаривай зубы, старичокъ! Ну, какъ дальше?
— А все то же, Иванъ Митричъ… Про запасъ оставлялъ мстечко, ну, а ужъ теперь вконецъ устигла нужда… Хоть по мру итти, такъ въ самую пору. Обносился, сть нечего.
Иванъ Митричъ громко расхохотался.
— Ха-ха… Была у волка одна псня, да и ту ты перенялъ?— говорилъ онъ.
— Въ самый разъ, Иванъ Митричъ: истинно волкомъ вою…
— Такъ ужъ ты того, Сила, кого-нибудь другого обманывать иди, а меня не разжалобишь. Стара штука…
— Иванъ Митричъ… ахъ, Боже мой… Да я… вотъ съ мста не сойти, ежели обману…
— Ладно, ладно… У васъ у всхъ и слова-то одинаковыя…
— Да вдь мы чужестранныхъ купцовъ обманывали, Иванъ Митричъ, а тебя-то гд обмануть!
Иванъ Митричъ хохоталъ до слезъ. Очень ужъ просто хотлъ обмануть его вороватый мужичонка.
— Вотъ что я теб скажу, Сила,— заговорилъ онъ, вытирая глаза шелковымъ платкомъ.— Покажи мн къ примру, какъ будто ты говоришь сущую правду….
— Иванъ Митричъ, голубчикъ, да я…
— Нтъ, не выходитъ. Ну-ка, еще попробуй… Припомни, какъ прежде обманывалъ другихъ, и говори. Двугривенный за труды получишь…
— Да, Иванъ Митричъ, будь отцомъ роднымъ… Правильное мсто, самъ хотлъ заявку длать…
— Такъ, такъ… Дальше валяй.
— Не хватило, значитъ, силы-мочи… И мсто-то совсмъ близко, вскрыша верховика до песковъ всего два аршина, рчка поблизости… Знаки правильные, со ста пудовъ песку будетъ падать врныхъ долей шестьдесятъ. Богачество… А главная причина въ томъ, что совсмъ близкое мсто, прямо рукой подать. Друге протче народы все дальше идутъ, точно золото схоронилось въ какой трущоб, а оно совсмъ близко, подъ носомъ… Потому и осталось, что близко.
— Валяй, валяй… Совсмъ похоже на правду. Ну, такъ ты, значитъ, продаешь мсто?
— И даже очень, Иванъ Митричъ… Задатку дашь, если милость будетъ, ну, пятъ красныхъ бумажекъ, а тамъ, глядя по длу, не обидишь старика…
— Значитъ, пай хочешь получить?
— Какой тамъ пай!.. Какъ твоя милость пожалетъ старика — вотъ и весь пай.
— Ну, а гд мсто-то?
Сила Мокинъ замялся.
— Сказать оно, конечно, отчего не сказать, Иванъ Митричъ, только ты мн сперва задатокъ выдай?.. пять красненькихъ… Ну, тогда и сурьезный разговоръ будетъ.
Иванъ Митричъ такъ и прыснулъ отъ смха. Все старикъ говорилъ, какъ правду, а тутъ и сорвался.
— Нтъ, не вышло у тебя подъ конецъ, Сила1
— Иванъ Митричъ, да сейчасъ провалиться, ежели вру. Ахъ, Боже мой!..
Иванъ Митричъ сунулъ ему общанный двугривенный и веллъ убираться.
— Нтъ, прежде ты лучше умлъ подъ правду говорить, а сейчасъ ничего не выходитъ.

III.

Старикъ Мокинъ вышелъ отъ Ивана Митрича въ какомъ-то туман. У него даже передъ глазами рябило. А вьюга такъ и выла, точно хотла смести съ лица земли стараго промысловаго волка.
‘За что, Господи?’ — думалъ онъ, напрасно перебирая въ ум, къ кому бы еще ему зайти.
Время стояло зимнее, глухое, а золотопромышленники назжали въ Кушву только подъ весну, о Великомъ пост. Итти домой, чтобы голодать и зябнуть — не стоило. Лучше ужъ околть на улиц, какъ бездомной собак.
— Разв толкнуться къ Пашк Горбунову? Еще, пожалуй, съ шею попадетъ, ежели подъ пьяную руку…
Но выбирать было не изъ чего, и Сила Мокинъ потащился на другой конецъ завода, черезъ плотину. Прежде у Мокина съ Пашкой бывали дла, т.-е. Мокинъ обманывалъ Пашку. Впрочемъ, и друге тоже его обманывали. Пашка уже лтъ пять, какъ прогорлъ окончательно и перодически пилъ запоемъ. Когда-то богатый купеческй домъ, устроенный такъ же, какъ и у Ивана Митрича, быстро ветшалъ, и половина оконъ была закрыта наглухо ставнями. Калитка стояла открытой,— на двор нечего было взять не то, что ворамъ, а и самому хозяину. Въ кабинетъ виднлся, впрочемъ, огонь, и Мокинъ отправился на кухню, чтобы вызнать предварительно, въ какомъ вид хозяинъ.
— Въ самомъ лучшемъ вид…— сурово объяснила старуха-кухарка.
Когда-то Горбуновскй домъ былъ полная чаша, а сейчасъ изъ каждаго угла вяло мерзостью запустня. Жену и дтей Пашка выгналъ и жилъ совершенно одинъ, пропивая послднее. Мокинъ помнилъ расположене комнатъ и ощупью добрался до хозяйскаго кабинета. Пашка лежалъ на диван съ папироской. Онъ повернулъ свое опухшее отъ пьянства лицо и спросилъ:
— Теб чего нужно, идолъ?
— Павелъ Мартынычъ, до вашей милости…
— Ахъ, ты… Подходи ближе,— я тебя тресну, а то лнь подниматься.
— Виноватъ, Павелъ Мартынычъ… Дйствительно, былъ такой грхъ: всего два раза обманулъ тебя. Хотлъ еще въ третй разъ обмануть, да ты тогда чуть меня не убилъ…
— И слдовало убить… Такъ ты сейчасъ опять меня пришелъ обманывать? Убирайся… растерзаю…
— Какой же это разговоръ, Павелъ Мартынычъ?.. разв бы я несмлъ, ежели что… А мстечко, дйствительно, есть… Я сейчасъ отъ Ивана Митрича… Прогналъ онъ меня. ‘Не умешь, гритъ, правду говорить, а ступай, гритъ, по-волчьи повой’. Охъ, трудно, Павелъ Мартынычъ… А мстечко-то совсмъ правильное, для себя берегъ. Ну, а теперь не къ чему стало и беречь… Помирать приходится…
Пашка засмялся, какъ давеча Иванъ Митричъ.
— Ну, ну, ври дальше, старый чортъ!..
— Нечего мн врать: весь тутъ, дома ничего не оставилъ…
Покоры враньемъ наконецъ озлобили старика, и онъ началъ ругаться.
— Ничего вы вс-то не понимаете!— кричалъ онъ.— Когда вралъ, такъ вс врили, а когда говорю правду, такъ не врите… да. А сами, какъ слпые котята у чашки съ молокомъ, надо каждаго рыломъ тыкать въ молоко…
Этотъ взрывъ негодованя развеселилъ Пашку, Онъ удушливо хохоталъ, запрокинувъ голову. Вотъ такъ старичокъ, истинно сказать — уважилъ.
— Ай, ддка! Ну, позолоти еще… Ахъ, прокуратъ!.. Совсмъ позабылъ, какъ и обманываютъ добрыхъ людей… Прежде-то куда лучше обманывалъ. Похоже было на правду… Съ меня два раза тогда содралъ задатки. Ну, ну, длай!..
Мокинъ впалъ въ бшенство. Онъ бросилъ свою рваную шапчонку оземь и какъ-то захриплъ:
— Я?!.. вру?!.. Да вы, идолы, разв можете понимать что-нибудь?!.. На нашемъ мужицкомъ горб вызжали всю жисть… Кровопивцы вы, вотъ что… Вамъ вотъ смшно, когда правду говорятъ…
— А ну, скажи, гд золото?
— И скажу…
— Да я и самъ, знаю твое мсто… Такъ и называется: не положилъ — не ищи.
— А вотъ и врешь, Павелъ Мартынычъ… Теперь ужъ, видно, я надъ тобой посмюсь.
— А ну, посмйся…
Мокинъ имлъ ужасный видъ. Блдный, съ округлившимися, глазами, онъ весь трясся, какъ въ жестокой лихорадк.
— Я?!.. я вру?!..— бормоталъ онъ въ изступлени.
— Да ты мсто-то укажи… Соври еще разокъ,— вдь не дорого дано.
Старикъ подошелъ къ нему совсмъ близко и съ пной у рта проговорилъ:
— Про Кривые-Лужки слыхивалъ? Всего-то верстовъ съ десять… Ну, тамъ еще старые казенные ширпы остались… у ключика, гд потокъ на-двое расходится…
— Будетъ, будетъ, уморилъ!.. Да кто Кривыхъ-Лужковъ не знаетъ? Ахъ, ты, прокуратъ, чмъ надуть хотлъ…
Старикъ хотлъ еще что-то сказать, по только махнулъ рукой. Онъ поднялъ свою шапку съ полу, нахлобучилъ ее и, по оглядываясь, вышелъ, какъ пьяный.
Утромъ его нашли замерзшимъ на заводскомъ пруду. Старикъ, вроятно, выбралъ дорогу поближе, обезсиллъ и замерзъ.
Пашка Горбуновъ сдлалъ заявку въ Кривыхъ-Лужкахъ и снова разбогатлъ.
1890.
Мамин-Сибиряк Дмитрий Наркисович
Прочитали? Поделиться с друзьями:

Читайте также:

  1. Букет ландышей, Мамин-Сибиряк Дмитрий Наркисович, Год: 1903
  2. История одного пильщика, Мамин-Сибиряк Дмитрий Наркисович, Год: 1902
  3. Боговая искра, Мамин-Сибиряк Дмитрий Наркисович, Год: 1891
  4. В камнях, Мамин-Сибиряк Дмитрий Наркисович, Год: 1882
  5. На чужой стороне, Мамин-Сибиряк Дмитрий Наркисович, Год: 1899
  6. Последний день, Мамин-Сибиряк Дмитрий Наркисович, Год: 1887
  7. Черное слово, Мамин-Сибиряк Дмитрий Наркисович, Год: 1894
  8. Отцы, Мамин-Сибиряк Дмитрий Наркисович, Год: 1891
Электронная библиотека