Сабанеев Леонид Павлович.
Сабанеев Леонид Павлович.
Волчий вопрос
(1876).
Волчий вопрос
(1876).
Примечания:
Примечания:
Волчий вопрос, Сабанеев Леонид Павлович, Год: 1876
Время на прочтение: 17 минут(ы)
Источник: Сабанеев Л. П. Охотничьи звери /Сост. А. Калганов. — М.: ТЕРРА, 1992. — 480 с.: ил.
Публиковалось по изданию: ‘Об истреблении волком домашнего скота и дичи и об истреблении волка’ В. М. Лазаревского. Приложение к ‘Правительственному вестнику’ 1876 года, 71 стр. [1]
OCR Купин А. В.
В последнее время т. н. волчий вопрос сделался одним из самых важных вопросов, подлежащих главным образом, конечно, обсуждению охотников и натуралистов. Что волки с каждым годом размножаются все более и более или, по крайней мере, приносят все большие убытки сельскому населению, — не подлежит никакому сомнению. Причин тому много, и здесь я не стану перечислять их, так как полагаю сделать это в приготовляемой к печати монографии волка, замечу только, что вред, приносимый волками, увеличился не только от уменьшения числа охотников и промышленников, как это принимается большинством наших собратов, но и от других, совершенно косвенных причин, между которыми малоценность волчьей шкуры, отсутствие премий или же незначительность последних, а также в очень многих местностях истребление дичи, служащей главным подспорьем хищнику и, наконец, уменьшение количества крупного и мелкого скота занимают первое место. В прежние времена волков было, конечно, менее, так как они так или иначе все-таки истреблялись, теперь же их беспокоят несравненно реже, но дело в том, что и для них наступили более тяжелые времена, а потому и неудивительно, что они теперь наносят нам более чувствительный ущерб, так сказать, сделались более непосредственными врагами нашими и вред от них стал нагляднее и ощутительнее.
Но до последнего времени, однако, жалобы на разорение волками сельского населения основывались только на отрывочных фактах и газетных известиях, а потому были довольно голословны и не опирались на какие-либо статистические данные. Все охотники, многие земские деятели, правительство были убеждены в том, что при настоящем порядке вещей волки грозят сделаться настоящим бичом государства, появились различные, не только односторонние, но иногда даже забавные проекты истребления волков, но, несмотря на это, никто не сознавал ясно всего вреда, наносимого этими хищниками. Первые опыты собирания сведений о количестве скота, зарезанного волками, относятся к концу шестидесятых годов, и весьма недавно появились обстоятельные и заслуживающие почти полного доверия данные по этому предмету.
Основываясь на опубликованных статистических сведениях, собранных земствами и статистическими комитетами, я пытался вычислить приблизительно сумму убытков, приносимых волками, и пришел к заключению, что эти убытки простираются ежегодно приблизительно на сумму пяти миллионов рублей, о чем уже имел честь сообщить на втором съезде ружейных охотников [1]. Оказывается, однако, что эта огромная цифра далеко ниже действительной, и этим мы обязаны автору упомянутой брошюры В. М. Лазаревскому, давно занимающемуся по поручению правительства вопросом об истреблении волком домашнего скота и дичи и об истреблении самих хищников. Данные, собранные гг. губернаторами за 1873 <,год>, через посредство статистических комитетов и доставленных в Министерство внутренних дел, послужили материалом для составления уважаемым автором Ведомостей о количестве) скота, истребленного в этом году волками. Оказывается, что в 1873 году в 45 русских губерниях истреблено 179 ООО крупного и 562 ООО мелкого, в Остзейском крае 1011 крупного и 3440 мелкого, в 10 губерниях Царства Польского [Собственно говоря, в 8 руб., так как в Радомской волки почти истреблены, а в Калишской губ. истреблены с давних времен.] — 2766 крупного и 8635 мелкого. Принимая же среднюю стоимость особи крупного скота (лошади и коровы) в 30 р. [Оценка головы крупного скота, по моему мнению, несколько высока и ее средним числом навряд ли можно принять выше 25 р. Необходимо иметь в виду, независимо от других доводов, главным образом то обстоятельство, что в большинстве случаев гибнут самые слабые, а следовательно, и менее ценные особи. В особенности это применяется к лошадям (в средней полосе), изнуренным летними полевыми работами.], стоимость мелкого (в число которого входят также телята и жеребята) в 4 р., общий итог убытков, понесенных населением 45 губерний на пространстве 382 милл. десятин, равняется с лишком семи с половиною миллионам рубл., что составляет налог по 1,96 к. на десятину. Подесятинно высший налог платит Калужская губ., именно 8,6 коп., подушно — Вологодская, именно 55,3 коп. [Последняя цифра должна быть, однако, весьма уменьшена, так как значительная, хотя и меньшая, часть убытков причиняется медведями.].
Но, по мнению автора, этот итог убытков гораздо ниже действительного. Основываясь на том, что в Ведомость не вошли Подольская губ. и области Донская и Уральская, что некоторые губернии дали цифры, далеко не соответствующие их населению и количеству местного скота, на противоречиях в сведениях, собранных в некоторых губерниях статистическими комитетами и земскими управами, причем цифры последних оказались несравненно большими, и, наконец, на том, что сведения были доставлены не всеми волостями в уездах и в ведомость не вошло количество птицы и собак, истребленных волками (эти сведения имеются только относительно Калужской губ.), В. М. Лазаревский приходит к заключению, что убытки большей части губерний не должны разниться от убытков, приносимых волками в Калужской губ., занимающей центральное положение, и принимает калужские данные типом выражения губернских от волка потерь. По его вычислению, общая цифра убытков от волка во всей Европ. России восходит до пятнадцати миллионов рублей ежегодно. Цифра эта, конечно, произвольна, так как Калужская губ. терпит от волков более всех других, и навряд ли может быть принята, если даже к Европейской России с Царством Польским причислить Финляндию (относительно которой, однако, не имеется сведений (?)), всю Азиатскую Россию — Сибирь, Киргизские степи, Туркестанский край и Кавказ, но, во всяком случае, не подлежит никакому сомнению, что население Европейской России платит волкам ежегодную дань не менее десяти миллионов, что убытки, причиняемые волками, значительно более убытков, приносимых падежом скота [На основании отчетов Медицинского департамента, автор исчисляет для 50 губерний цифру 240 т. голов рогатого скота, т. е., при оценке коров в 20 р., на 4 800 000 р. Эта цифра, по мнению автора, должна еще значительно уменьшиться, так как в итоге палого скота считаются и телята, и падеж оставляет (однако, заметим, далеко не всегда) шкуру, представляющую 20% стоимости палой скотины. Если даже принять цифру, данную Комиссией для исследования положения сельского хозяйства, 400 000 голов скота, ежегодно гибнущего от эпидемий, то и тогда перевес окажется на стороне волков.], и если далеко не равняются, то во всяком случае скорее могут быть сравнены с убытками от сельских пожаров!.. [Автор полагает, основываясь на мнении г. Вильсона, автора ‘Статистических сведений о пожарах в России’, Спб, 1865 г., что число пожаров увеличивается ежегодно только на 1% сообразно с приростом населения. Считая стоимость крестьянского двора в 200 р. (а не 360 р., как принимается Вильсоном), для счетного 1873 года оказывается убыток от сельских пожаров на 9 1/2 м. Не вдаваясь в полемику, заметим только, что эта цифра, точно так же произвольно низка, как 15-миллионные убытки от волков слишком велики. Там же говорится, однако, что в 1874 г. все пожарные убытки в городах и селах равнялись 59 миллионам, а в 1875 (здесь опечатка — 1857) — 64 миллионам, и нет никакого основания не доверять этим цифрам.]
К таким неожиданным результатам привел только первый опыт статистики убытков, причиняемых волками. Но сумма вреда, приносимого волками, еще далеко не исчерпывается этою громадною цифрою. Если мы примем во внимание, что волк, кроме скота, истребляет также и дичь, то итоги убытков, терпимых нами, увеличатся в значительной степени, и вред от волков, пожалуй, в самом деле превзойдет пожарные убытки сельского населения. Основываясь на том, что во многих уездах убивается свыше ста волков в год, и на других приемах, В. М. Лазаревский полагает, что общее количество волков в Европейской России должно быть не менее 180—200 тысяч. Сопоставляя далее число волков с числом зарезанного ими крупного и мелкого скота, во всяком случае (если даже принять, что количество зарезанного скота должно быть удвоено), на каждого придется не более 2-х штук крупного и пяти мелкого скота, затем, принимая, что волку требуется по меньшей мере около семи фунтов мяса в день, в год 65 пудов, а для 200 ООО — около 12 миллионов пудов мяса в год, автор вычисляет, что всей пищи от скота, считая и падаль, приходится на долю волка только 6 миллионов пудов, из остальных же он, по мнению автора, по крайней мере 5 м. пудов должен добыть в виде дичи. Принимая же рыночную цену пуда дичи в 10 рублей, оказывается, что волк несравненно большие убытки наносит государству как истребитель дичи, именно на 50 миллионов рублей!
Здесь, однако, почтенный автор, очевидно, увлекается и приписывает волку слишком много значения на этом поприще. Метод, принятый им для этого вычисления, весьма остроумен и заслуживает полного внимания, но здесь мы встречаемся со многими натяжками и очевидными преувеличениями. Перечислим их вкратце.
1). Трудно ожидать, чтобы на каждый из 500 уездов приходилось средним числом 400 волков, тем более что во многих северных лесных волки составляют большую редкость и замечаются не каждый год. Бесспорно, в некоторых уездах волков может быть и более, но есть много уездов, где никак не может быть и 20 выводков, считая каждый в 10 шт. со старыми и переярками, как принимает и автор.
2). Автор совершенно несправедливо полагает, что у нас ежегодно убивается только один волк из трех, да и то очень редко [Автор, говоря о Симбирской губ., выражается так: ‘Если считать, что тут убивали третьего волка, чего нигде у нас и близко, конечно, не бывает…’]. Необходимо принять во внимание, что жертвою охотника и промышленника делаются исключительно молодые, вообще несовершеннолетние и неопытные особи, а старые, племенные, остаются, да, кроме того, к ним прибавляется и значительное количество волчиц, мечущих в 1-й раз. Одних молодых истребляется человеком все-таки более половины, а старых до одной трети, что будет доказано в моей монографии [Приняв, что в сотне волков находится 10 матерых волков, 10 матерых самок, 18 волков-переярков, 12 молодых волчиц, 30 прибылых самцов и 20 самок (т. е. только 5 в выводке), если в течение осени и зимы истреблено человеком треть старых и переярков и половина молодых и, кроме того, из оставшихся к весне погибает от различных случайностей 10%, то все-таки при вычислении (которое может сделать всякий) окажется, что на 6-й год количество волков увеличится на тридцать процентов.].
3). Как ни прожорлив волк, но 7 фунтов ежедневной порции мяса — это слишком роскошно, так как никакой собаке не дается такого количества и овсянки.
4). Волк съедает задранную им скотину вместе со всеми внутренностями, остаются только кожа да кости и то не все, а потому никак нельзя считать голову крупного скота в 10, а мелкого — в 1 1/2 пуда [С этим, однако, еще можно согласиться, если принять во внимание, что до одной трети мяса скота, задранного волками, достается не волку, а на Долю воронья, хищных птиц и собак. Кроме того, известно много случаев, где волки резали мелкий скот десятками и, следовательно, могли воспользоваться только небольшою долею мяса.].
5). Кроме дичи, волк ест не только всякую птицу и разных зверьков, в особенности из сем. мышиных (в тундрах он часто следует за стадами пеструшек — Myodes [2]), но и гадов. Притом далеко не одна дичь гнездится на земле, а около 30% хищников и половины пташек. Затем, скажем словами автора статьи ‘Заметки об охоте Ковенской губ.’, помещенной в этой же книге: ‘…и зайца, и тетерева все-таки не так легко добыть, как большого домашнего гуся, мирно уснувшего на берегу пруда, или шальную овцу да зазевавшегося поросенка… Оно и легче, да и прибыльней’.
6). Совершенно неосновательно делать оценку дичи по стоимости ее на столичных рынках, а на месте никакая дичь не стоит 10 р. за пуд — и эта цифра почти вдвое более действительной.
7). Общая цифра всякого рода дичи, добываемой не только в России, но даже и части Сибири (как о том можно судить по сведениям, собранным мною в течение 2 последних лет о торговле дичью в Москве — средоточию этого рода торговли [Большая часть дичи идет в Петербург через Москву.]), при той же высокой оценке (10 р. за пуд) не достигает и пяти миллионов, т. е. десятой доли, что, конечно, невероятно. Притом не следует упускать из виду, что большая часть этой дичи, именно рябчики, привозятся из местностей, где волки составляют большую или меньшую редкость, вычитая же лесные уезды северных губерний, мудрено ожидать, чтобы полная стоимость всей дичи в остальной части Европейской России, по той же оценке, достигала и 25 миллионов. Никто же, конечно, не станет оспаривать, что человек, взятый как отдельный фактор, самый опасный враг дичи. Где нет промышленников и охотников, там дичи всегда более, чем там, где они имеются.
Этих доводов, я думаю, совершенно достаточно для того, чтобы во много раз уменьшить значение волка как истребителя дичи. Во всяком случае, оно не может быть более значения волка как хищника стад, и все это легко объясняется тем, что как количество волков, так, в особенности, ежедневная порция каждого из них и оценка пуда дичи слишком преувеличены [Посмотрим, какие результаты могут получиться при незначительном даже уменьшении взятых величин, именно положим, что волков у нас только 150 ООО и каждый средним числом съедает только 5 фунтов мяса только скота и дичи, что более нежели достаточно для того, чтобы застраховать его от голодной смерти: на каждого придется в год 45 пудов, а на всех менее 7 миллионов (6750 т.). Примем далее тот же вес скота (10 пудов для крупного и 1 1/2 для мелкого), но убавим число его (как это было сделано выше, при уменьшении убытков до 10 миллионов) на 1/3: получится менее
3 1/2 миллиона пудов, прибавим сюда (как это делает и автор) 1 милл. на падаль — остается только 2 1/2 м. пудов прочей мясной пищи, из этого числа действительно можно считать, что на долю дичи придется большая половина, примерно 1 1/2 миллиона. Считая же, что фунт дичи (на месте, как и делаются всегда расчеты, так как по столичным ценам на шкуру и фунт мяса оказалось бы, что у нас в России на несколько миллиардов одного рогатого скота) стоит на месте никак не более 15 коп. (главная дичь, как известно, тетерева и рябчики, составляющие более половины прочей дичи), следовательно, пуд 6 рублей, окажется, что волки истребляют дичи все-таки на огромную сумму девяти миллионов рублей. Если бы автор брошюры при своих расчетах ограничился бы только 3 /2 м. пудов мяса задранной волками скотины, т. е. цифры, данной ведомостями, тогда бы итог убытков, причиняемых волками как истребителями дичи, возрос бы до 65 миллионов. Но автор говорит в примечании (стр. 26): ‘Как ни поразительны приводимые итоги, но все же волчья добыча (говорится только о дичи) тут только половина дела, даже гораздо меньшая половина’ — и перечисляет других истребителей дичи. Неужели же у нас (в Евр. России) дичи 15 миллионов пудов только истребляется, не считая добытой охотой и промыслом и уцелевшей?!
Чтобы доказать неверность этого положения автора, положим, что добытых с уцелевшими только на 50 м. рублей, т. е. только 25%, если мы примем оценку автора 10 р. за пуд и в пуде только 20 штук и старой и молодой (снедных зверей у нас, кроме зайца, сравнительно немного), то у нас окажется чуть не полмиллиарда штук дичи, а следовательно (в Европ. России, за исключением Финляндии 4 425 676 кв. верст), на каждую десятину, правда, в течение года, приходится около 10 штук, чего не бывает ни в каком лесу и возможно в немногих болотах, если не считать дичью, напр., чаек, гнездящихся обществами.]. Тем не менее очевидно, что волк приносит огромный ущерб и как истребитель дичи, и уважаемому автору принадлежит несомненная заслуга — указание метода исчислений подобного рода, метода, который, однако, может быть удачно применяем только в частных случаях, напр., когда достоверно известно количество волков в какой-либо местности и количество скота, ими загубленного [Оставляя в стороне краткий, но весьма обстоятельный очерк образа жизни волка, заметим только, что мы лично также за выводок без отца, исключая того редкого случая, когда волков в данной местности очень мало и когда замечается как бы действительное спаривание, в каком смысле я и высказался в примечании к заметке г. Дмитриева-Мамонова [3]. В своей монографии волка я делаю попытку объяснить эту кажущуюся семейную жизнь волка — попытку, основанную главным образом на том, что волчица гоняется на 2-ю, а волк только на 3-ю осень, а затем на весьма нередком недостатке удобных и безопасных притонов. Подробное изложение этой т. н. теории сожительства будет здесь, однако, совершенно неуместно.].
Как бы то ни было, но основная идея автора брошюры вполне справедлива, и, благодаря огромному материалу, заключающемуся в последней, вред, приносимый волком, оказывается несравненно более, чем могли ожидать самые ярые пессимисты. Эти, если не шестидесяти пяти, то двадцатимиллионные убытки волей-неволей заставят обратить внимание на волка тех земских деятелей и охотников, которые на деле в большинстве случаев слишком пренебрегли этим врагом сельского населения, первые всего чаще не придавали почти никакого значения и большею частию игнорировали т. н. волчий вопрос, поднимаемый во многих земских собраниях, вторые заботились только о том, как охотиться на волков, ничуть не помышляя о его истреблении. Красноречивые, хотя и преувеличенные, цифры необходимо заставят земства действовать более энергически и не ограничиваться ассигновкой сотни-другой рублей на премии или отделываться одними фразами, в то время когда волки душат скот сотнями тысяч, людей сотнями!.. [Ежегодно, по расчету В. М. Лазаревского, погибает от волков не менее 200 душ.]
Спрашивается теперь, может ли в самом деле этот волчий вопрос быть разрешен окончательно, иначе — есть ли какая-либо возможность истребить этого хищника, как это сделано в Англии, многих странах Западной Европы и даже в 2-х губерниях Царства Польского?!
‘Против волка, как против зубной боли, у каждого есть вернейшее средство’, — говорит автор, и нельзя не согласиться, что это сравнение удачно выражает всю путаницу охотничьих и неохотничьих проектов, если не истребления волка, то уменьшения его количества. Один выхваляет охоту с борзыми, другой — с гончими, третий — облаву, четвертый — псковичей, и каждый из них вполне убежден, что его способ ‘есть лучшее и вернейшее средство истребления волков’. Все известные способы охоты, по вполне справедливому мнению В. М. Лазаревского, не могут быть названы способами истребления, так как, во-первых, это охота, а ‘охота и истребление — два термина, друг друга исключающие’. Автор говорит: ‘Если деды с сотнями и тысячами (!) чистокровных густопсовых и(?) удалых стремянных ничего с волком не поделали, отдавая делу время, что ж сделают внуки с одной-двумя сворами всяческой помеси, отдавая потехе часы?’ Затем, переходя к псковскому способу охоты [Способ этот, как оказывается, ведет свое происхождение из Литвы, где (как я слышал от многих охотников) уже давно употребляется. Лука, дед настоящего поколения ‘лукашей’, по словам автора, — выходец из Литвы.], В. М. Лазаревский замечает, что он в конце концов обходится очень дорого (именно каждый убитый волк 35—43 р.), что другие способы охоты, как, напр., охота с гончими, не уступают в количестве добываемых волков, и вполне отрицает возможность и пользу от применения охоты с псковичами земствами, по проекту Дмитриева-Мамонова (см. стр. 31—32). Точно так же автор полагает, что этой цели не удовлетворит и учреждение школы вабелыциков, что собственно облавы могли быть хороши только при крепостном праве, ‘когда за волчью шкуру загонщик мог отвечать собственною спиною’ [Автор говорит, что он не встречал в печати за последние годы ни одного случая удачной облавной охоты. Однако эта охота в большом употреблении и с большим и меньшим успехом производится в западных и юго-западных губ. (См. ‘Ж. ох.’, 1875 г., стр. 39—48, а также статью Дм. В. в этой книжке)[4] и даже в некоторых местностях России, напр., на Климецком острове (Онежск. оз.), где она ежегодно производится самими крестьянами (‘Ж. ох.’, 1875, ноябрь).]. Что же касается капканов, то они, ‘хотя и имеют довольно большое применение в лесных местностях, но только хороший капканщик возьмет 2—3 (?!) волков в зиму’.
Все эти способы охоты автор, отчасти справедливо, считает только пальятивами и приходит к заключению, что единственно рациональная мера к истреблению волков есть отравление их, т. е. к тому же самому выводу, к какому пришел и я, как это видно из протокола 2 съезда охотников 1876 г., где я с некоторыми другими лицами отстаивал этот способ от эгоистических нападок многих охотников. Рядом логических доводов В. М. Лазаревский блистательно опровергает все возражения, делаемые обыкновенно противниками отравы. Указав сначала на то, что, вопреки распространенному мнению, отравление хищников стрихнином разрешено у нас законом [Хищники могут быть истребляемы во всякое время года всеми возможными способами (ст. 545 ‘Уст. о городск. и сельск. хоз.’). Нельзя, однако, не заметить, что статья эта не говорит прямо о законности этого способа. Отравление стрихнином было, как видно, разрешено только в 1875 году, и охотникам тем более извинительно было не знать этого, что не далее как в начале 1876 года во многих газетах сообщался слух о скором разрешении отравления волков.] и что не далее как в прошлом году было обнародовано (‘Правит, вестник’, 1875, No 12) мнение Медиц. деп. о безвредности для травоядных стрихнинных препаратов в мясе и сале и разрешено их употребление для истребления волков, автор на главное возражение, делаемое охотниками, что может отравляться и охотничья собака, говорит: ‘Если стая борзых или гончих ходит кормиться на мерзлую падаль, то стыдно охотнику сваливать свой грех на стрихнин. И грошевые расчеты такого Плюшкина, державшего псарню на подножном корму, ставить на одну доску с фактом дани живыми людьми! Ведь в настоящее время можно совершенно логически задаваться вопросом: человека или собаку в данном случае загрызет волк завтра? Кому же охота ставить себя волчьим куском в параллель с собакой?’
Способ истребления волков отравою находит себе еще лучшего союзника в примере прочих государств Европы, где отравление волков принято повсеместно. Еще в 1818 году во Франции министр внутренних дел Лэне разослал циркуляр префектам, в котором предписывалось мэрам распорядиться, чтобы охотничья стража или стража полевая изготовляла отраву (стрихнинную) и размещала где следует. Общины должны были доставлять отчеты об истребленных отравою хищных животных, и на основании этих отчетов выдавались в пользу общины премии согласно установленному правительством тарифу, причем предоставлялось мэрам выдавать четверть или половину премии тому, кто доставит мертвого зверя. ‘Замечательно, — говорит В. М. Лазаревский, — что вслед за циркуляром Лэне, именно в 1820 г., правительство и у нас проектировало в соединении с землевладельцами меры к истреблению волков. Спрошены были компетентные люди: лучшим средством было признано отравление. Итак, в 20-х еще годах наука признала эту меру полезною, а власть — обязательною для целой огромной страны. И вот в 70 годах, когда волчица в 2—3 месяца загрызла в районе нескольких верст одного за другим десятерых детей, одна из наших земских управ отвергла предложение об отраве волков по следующим, между прочим, основаниям: 1) если отравленный волк не будет подобран и весною сгниет, а на этом месте вырастет трава и ее поест скотина, то она издохнет, 2) от самого этого гниения по весне от неподобранных волков может открыться эпидемия и 3) грех большой уничтожать так бесчеловечно творение божие. Что все это говорилось не в шутку, земская управа подтвердила на деле: она отказала в премии за трех волков именно потому, что они были отравлены’.
Отрава применяется у нас давно, особенно для лисиц, доставляющих более ценную добычу, и нет спора, что это самый дешевый, удобный и самый действительный способ истребления хищных зверей. Но тем не менее он все-таки требует известной доли сноровки и навыка и многих предосторожностей. Это-то в связи с известными охотничьими предрассудками и убеждением в запрещении отравы, почти совершенным отсутствием в печати способа приготовления отравы, наконец, трудностью доставать стрихнин и тормозило доселе развитие этого главного средства истребления волков. Теперь, благодаря обстоятельной записке, составленной известным любителем и акклиматизатором животных шуйским аптекарем Ф. И. Валевским и помещенной в конце брошюры В. М. Лазаревского, теперь, конечно, отравление волка получит обширное применение и первенствующее значение в ряду других средств, имеющих ту же цель — если не истребление (что слишком много), то значительного уменьшения количества волков. И это тем более, что банка пилюль, приготовляемых Ф. И. Валевским, разрешенных к продаже Медицинским советом и заключающая 500 штук, стоит 6 р. с пересылкою.
Вполне соглашаясь с автором, что отрава если не есть сейчас, то должна быть главным средством для истребления волков, я не могу, однако, согласиться со многими, впрочем уже второстепенными, его доводами.
Во-первых, он уж слишком умаляет значение всякого другого рода охоты и промысла, упуская из виду то весьма важное обстоятельство, что, несмотря на отсутствие или ничтожность премий и дешевизну волчьего меха, охота в настоящую минуту все-таки не дает волку чрезмерно размножаться и играет, да, вероятно, всегда будет играть, важную роль при истреблении этого хищника. Значение капканов (мы уже не говорим о других способах ловли) тоже умалено, так как я могу указать промышленников, ловящих волков в капканы даже по два десятка в год. Сопоставляя известные нам наибольшие цифры ежегодной добычи волков главными способами охоты и промысла, мы, право, затрудняемся решить, какому из них отдать пальму первенства. Сам В. М. Лазаревский, выхваляя способ отравы Валевского, говорит, что последний извел за время с 1861 по 1875 г. 184 волка. Следовательно, последний добывал средним числом 12—13 штук — цифра, доступная каждому роду охоты и промысла. Другое дело, если мы будем смотреть на это с точки зрения легкости, удобства и дешевизны. Потом, сколько нам известно, в Царстве Польском и Остзейском крае, где вред, наносимый волками, относительно ничтожен, они истребляются не отравой, а исключительно облавой.
Во-вторых, я не думаю, чтобы отрава, даже вошедши в повсеместное употребление и соединенная с высокими десятирублевыми премиями, могла вырвать зло с корнем. ‘Против болящего зуба радикальное лекарство одно — вырвать зуб, — говорит автор. — Нельзя ли сделать эту операцию с волком…’ — и далее, доказывая, что таковою мерою может считаться отрава, проектирует налог в 2 миллиона рублей, т. е. 1/2 к. с десятины. Налог, и притом еще новый налог, как сознается и сам автор, слово весьма трудное, но лично я не имею ничего против него, так как вполне сознаю громадность зла, приносимого волками: тратится же правительством и земствами ежегодно 600 ООО р. на меры против эпизоотий, между тем как волк, несомненно, опаснее чумы. Но позволю себе усомниться в том, что этот налог будет иметь желаемую общность: к сожалению, он, вероятно, ляжет только на крестьянское население, то есть будет значительно увеличен.
Оставим, однако, это в стороне и посмотрим, действительно ли можно извести отравой российского волка?
Нет! В том-то и дело, что русского волка не изведешь окончательно никакими отравами еще много лет, быть может, столетий: на таком громадном пространстве, как Восточная Европа и Средняя и Северная Азия, волки еще долго будут жесточайшим врагом человека. Что это так, я приведу в доказательство слова самого автора, где говорится о Франции, в которой, как было сказано, отрава употребляется более 50 лет, а Францию нельзя ставить в параллель с Россией. В 1876 году президент земледельческого общества в Тулоне сообщает, что в Бриньоле (департамент Вара) на старую ослицу lardee de strychnine взяли не так давно семь волков, затем какой-то ingenieur agricole сообщает, что близ Тулона отравили стрихнином пять волков, в другом месте — четыре волка. Но это не исключительный случай, так как подобных примеров можно сколько угодно привести из ‘La chasse illustree’. Значит, истребить волка дотла не совсем-то легко. Не спорю, это можно сделать в целом округе, уезде, даже губернии, как это известно относительно Калишской, но для этого требуется густое, равномерное население, отсутствие удобных мест для волчьих притонов, а за таковыми у нас дело не станет еще на долгое время, хотя бы теперь их и не хватало по нашей беспечности и равнодушию к общественному благу.
Затем — другое. Почему же, в самом деле, следует за убитого или пойманного волка платить только два-три рубля, а за отравленного — десять? Ведь это, в сущности, выходит то же земство, которое отказывает в премии за отравленных волков. Не все ли равно, поймал ли кто волка, хотя бы за хвост, затравил, застрелил, поймал в яму или капкан, — все равно, результат один и тот же: одним хищником меньше. Да, наконец, разве нельзя соструненному из-под собак, пойманному в яму, капкан, загнанному волку дать пилюлю, стоящую копейку, а дающую лишних 7 рублей, от которых откажется далеко не всякий и охотник. Если эта несправедливая мера имеет целию, как говорит автор, дать отраве, как более успешному способу, преобладающее значение над всеми прочими, то на это можно возразить, что он и сам собою войдет в употребление, да притом есть средства, т. е., пассивные к его распространению. Насильно же ввести его нельзя. Всякий способ хорош в руках мастера, специалиста своего дела: одному сподручно охотиться с борзыми, другому ловить в капканы, и навряд ли кто станет менять известное на неизвестное. Разве можно, например, заставить киргиза или казака отравлять волков, а не заганивать их на одних лошадях или также и с борзыми, а между тем высокая премия еще более развила бы эту, правда, трудную, но успешную степную охоту, врожденную наезднику. То же можно сказать и о других родах охоты и промысла. За что же обижать настоящих опытных охотников и промышленников, тех самых, которые все-таки, худо ли, хорошо, но все-таки защищают наш скот и нас самих от волка. Одни из них будут отравлять уже добытого волка, другие стрелять, травить, ловить в капканы, как и прежде, и не станут понапрасну пренебрегать своею долголетнею опытностью. Да и как, наконец, отличить отравленного волка от, например, пойманного в яму, принятого из-под собак и потом удавленного? Автор говорит: ‘При возникшем сомнении, что волк именно отравлен, разрешить проблему нетрудно, вскрыв желудок’. Спрашивается — за сколько верст надо везти иногда тухлую волчью тушу, кто будет вскрывать волка теперь, когда не вскрываются и многие скоропостижно умершие, если смерть их не возбудила никакого сомнения, но… скажем словами автора: ‘Ведь бог знает, кто будет этими делами орудовать, и не повторилась бы известная история с административными ловчими и волчьими хвостами и лапами’ — и не оказались бы все волки отравленными!
По моему крайнему разумению, вопрос о том, как истреблять волков, есть вопрос все-таки менее важный, чем назначение высоких премий (конечно, не 3—5 рубл.), притом повсеместно и без различия пола и возраста. До тех пор, покуда ценность волчьей шкуры не будет поднята втрое-вчетверо искусственным образом, волчий вопрос не разрешится и при распространении способа отравы. Как ни легка и дешева отрава, но она также отнимает время и требует известной сноровки и своего рода охоты, и если даже со временем этот способ будет вдвое успешнее всех прочих, то, во всяком случае, высокие премии для волков несравненно опаснее всякой отравы.
Вот в общих чертах содержание этой замечательной брошюры и те замечания, которые мы сочли своею обязанностью в виду дела такой важности сделать уважаемому автору ее. Ничего подобного не имелось не только в нашей, но и в иностранной литературе, и мы считаем своим долгом обратить на нее внимание всех охотников.
Волчий вопрос. Печатается по единственной публикации в ‘Журнале охота’, 1876, т. V, No 1, июль, С. 42 — 50. Написана как отзыв на брошюру В. М. Лазаревского ‘Об истреблении волком домашнего скота и дичи и об истреблении волка’, выпущенную в качестве приложения к ‘Правительственному вестнику’ за 1876 г.
1. Сообщить на втором съезде ружейных охотников. — Состоялся 6 мая 1876 г. в Москве в зале Политехнического музея. Л. П. Сабанеев в своем выступлении сообщил, что размер ‘ежегодных убытков, причиняемых этим хищником (волком) равняется ‘по меньшей мере 3 миллионам, вероятнее достигающим значительно большей цифры’, (‘Протокол съезда’. — ‘Журнал охоты’, 1876, т. VI, No 5, май, приложение).
2. … за стадами пеструшек — Myodes… — См. прим. 7 к монографии ‘Волк’.
3. …я и высказался в примечание к заметке г. Дмитриева-Мамонова. — Имеется в виду сноска от редакции к статье Н. А. Дмитриева-Мамонова ‘Повторения на старую тему’, опубликованной в ‘Журнале охоты’, 1876, т. IV, No 4, с. 46.
4. …а также статью Дм. В. в этой книжке… — Л. П. Сабанеев имеет в виду главу ‘Волк (Vulks)’ из очерка Дм. В. ‘Заметки об охоте в Ковенской губернии’ — ‘Журнал охоты’, 1876, т. V (на обложке ошибочно напечатано IV), No 1 (июль), с. 17 — 23.