Война и революция, Безобразов Владимир Павлович, Год: 1874 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 46 минут(ы)

ВОЙНА И РЕВОЛЮЦІЯ *

ОЧЕРКИ НАШЕГО ВРЕМЕНИ.

* См. Русск. Встн. 1872 No 9, 1873 NoNo 2, 4, 5 и 9 и 1874 No 2.

3. Революція и французское общество.

IV.

Мы представили, въ возможно краткомъ очерк, {Нашъ предыдущій очеркъ (гл. III) конечно коснулся только самыхъ крупныхъ сторонъ предмета которому въ послднее время посвящена масса изслдованій и нсколько томовъ въ сочиненіяхъ Р. Гнейста и Штейна. См. въ особенности: R. Gneist, Verwaltung, Justizj Rechtsweg, его же, der Rechtsstaat, L. Stein, Verwaltuugslehre. Также cp. М. А. Maury, L’administration franaise avant la revolution (Revue des deux Mondes, 1873), Karl Hillebrand, Frankreich u. die Franzosen (въ этой книжк, замчательно безпристрастной, сдланъ прекрасный очеркъ общаго духа французскихъ учрежденій).} самыя существенныя историческія особенности государственнаго строя Франціи, преимущественно въ сравненіи съ Великобританіей. Это сравненіе двухъ самыхъ передовыхъ, въ политическомъ отношеніи, націй Европы заключаетъ въ себ самое плодотворное государственное назиданіе какое только можетъ дать всмъ народамъ современная европейская исторія. Посреди тхъ же самыхъ тревожныхъ общественныхъ движеній, распространенныхъ нын во всемъ образованномъ мір, одинъ въ этихъ двухъ государственныхъ организмовъ отличается необычайною устойчивостью, а другой подверженъ безпрерывнымъ потрясеніямъ, при самыхъ ничтожныхъ случайностяхъ въ общественной жизни.

Великобританія несомннно являетъ самую бойкую и дятельную общественную жизнь во всей нашей части свта, полную самыхъ энергическихъ, самыхъ чувствительныхъ и самыхъ враждебныхъ между собою личныхъ интересовъ, самыхъ рзкихъ контрастовъ богатства и нищеты, самыхъ крупныхъ бытовыхъ различій между общественными классами, однако несмотря на все это общественный раздоръ никогда не принимаетъ здсь характера гражданской войны, насильственной борьбы общественныхъ классовъ для захвата государственной власти. Прочность и неприкосновенность этой власти, остающейся посреди всякой общественной борьбы нейтральною, не имютъ нигд ничего себ подобнаго, за исключеніемъ разв Россіи, которой не коснулись бурныя общественныя движенія западной Европы. На дняхъ происходила въ Англіи (въ Нортгамптон) ожесточенная свалка между избирателями трехъ политическихъ парламентскихъ партій, дло дошло до драки и даже до кровопролитій на улицахъ, но все это нисколько не было направлено противъ государственной власти, которая, какъ совсмъ безучастная въ этомъ бо, положила ему конецъ, ко всеобщему удовольствію публики, хотя и съ помощью вооруженной силы. Гораздо боле серіозная борьба консервативовъ съ либералами, глубоко раздляющая собою на два враждебные лагеря все англійское общество, и проникающая собою вс его слои, отъ самыхъ пышныхъ дворцовъ я о самыхъ бдныхъ хижинъ, разыгралась весьма недавно самымъ миролюбивымъ образомъ, вступленіемъ въ должность перваго лорда казначейства г. Дизраели, хотя съ этимъ было связано паденіе самаго знаменитаго и самаго популярнаго государственнаго человка современной Англіи, г. Гладстона, и съ нимъ крушеніе надолго {По существующему нын въ политическихъ кругахъ Англіи (въ сред самой партіи г. Гладстона) убжденію, консервативное министерство продержится нсколько лтъ (разчитываютъ не мене пяти), вслдствіе чрезвычайнаго раздраженія общественнаго мннія во всей стран противъ либераловъ за ихъ дружбу съ радикалами.} надеждъ всякихъ прогрессивныхъ и либеральныхъ теченій въ общественномъ мнніи. Какихъ бы могущественныхъ представителей вс эти теченія ни имли во всхъ сферахъ англійскаго общества, вс они быстро смирились предъ голосомъ страны, и съ полною предъ нимъ покорностью выжидаютъ своей очереди стать во глав государственнаго правленія. Государственная власть, въ самомъ высшемъ своемъ проявленіи, то-есть въ лиц верховной королевской власти, остается на высот недосягаемой для всхъ этихъ столкновеній общественныхъ стихій: рядомъ съ торжествующимъ главою консервативной партіи, сидлъ на всхъ придворныхъ празднествахъ, по случаю бракосочетанія принца Эдинбургскаго и прізда Русскаго Императора, совтникъ короны только-что падшій въ довріи страны, но нисколько не утратившій ея уваженія.

Въ противоположность Великобританіи, нигд кром Испаніи, оторванной отъ историческаго прогресса, нтъ государственной власти боле шаткой чмъ во Франціи и нигд всякій общественный раздоръ не превращается такъ легко въ гражданское междуусобіе, въ которомъ правительство непремнно стоитъ на одной сторон, къ тому же всегда на сторон слабйшей, и съ нею вмст погибаетъ. И все это, несмотря на то что самому французскому обществу многія и даже важнйшія условія междоусобія и вражды нашего времени присущи въ меньшей степени, чмъ обществамъ другихъ странъ, въ особенности чмъ Великобританіи.

Французское общество, сравнительно съ остальною Европою, самое однородное въ своихъ правахъ и обычаяхъ, образованіе и вншній лоскъ воспитанія сближаютъ въ немъ вс общественные классы, и стираютъ наслдственныя различія которыя здсь всего мене замтны, а въ Англіи всего боле выпуклы. Нигд не существуетъ такого равенства во взаимномъ обращеніи всхъ членовъ общества, какого бы они ни были происхожденія, званія и профессіи, какъ во Франціи, а въ Англіи аристократическія общественныя положенія всего боле и нравственно и матеріально выставляются наружу (даже и на показъ) и колютъ глазъ простолюдина. Огромная масса Французскаго народа остается совсмъ равнодушною ко всякимъ политическимъ спорамъ, занимающимъ собою только незначительныя* кучки людей и волнующимъ только верхніе слои общества, а въ Англіи самый мелкій политическій вопросъ длается предметомъ обсужденія и спора во всхъ общественныхъ классахъ даже самыхъ бднйшихъ и необразованныхъ.

Милліоны крестьянства во Франціи обезпечены поземельною собственностью, за которую они крпко держатся, не помышляя ни о чемъ другомъ, кром округленія своихъ владній, а въ Англіи, какъ нигд въ Европ, крестьянство лишено всякой осдлости и всякаго крова, подл поземельной собственности сосредоточенной въ небольшомъ числ рукъ. И это въ то время когда именно поземельная собственность наиболе подвергается вопросу въ новйшихъ соціальныхъ ученіяхъ, возмущающихъ неимущія массы, и вопросъ этотъ сильне, чмъ гд-либо, возбуждаетъ раздраженіе въ самой Англіи. {Первый вопросъ который былъ намъ сдланъ въ самомъ значительномъ клуб рабочихъ въ Лондон, имющемъ крайнюю политическую программу: что мы думаемъ о поземельной собственности? Затмъ слдовали разсужденія какъ хорошо что въ Россіи вс крестьяне надлены землею, и какъ гадко въ Англіи что ею владютъ немногіе, какъ положеніе безземельныхъ крестьянъ есть главная язва Англіи и т. д.} Нигд нтъ такого церковнаго единства какъ во Французской націи, нигд авторитетъ римско-католическаго духовенства не господствуетъ такъ нераздльно и надъ такимъ количествомъ народонаселенія, нигд онъ такъ не враждебенъ всякой народной смут, такъ не расположенъ поддерживать всякую прочную государственную власть какъ во Франціи, нигд нтъ такъ мало религіозныхъ распрей, {Вроятно нигд нтъ такъ мало церковныхъ сектъ какъ во Франціи.} которыя оказываются всегда, а теперь въ особенности, столь ожесточенными и которыя всего боле развиты въ Великобританіи. Сверхъ всего этого племенная историческая вражда, въ соединеніи съ религіознымъ фанатизмомъ, питаютъ постоянную общественную смуту въ Ирландіи, въ которой никогда не уничтожается гнздо систематическихъ замысловъ къ отдленію отъ Англіи, между тмъ какъ ни въ одной французской провинціи нтъ и тни такой племенной вражды къ общему государству и какихъ-либо наклонностей къ сепаратизму. Въ этнографическомъ отношеніи Французская нація самая однородная въ Европ.

Казалось бы сколько условій для мира и тишины во французскомъ обществ, которое впрочемъ и есть, по мннію всхъ изучавшихъ его безпристрастно и вблизи, а не по книгамъ, {Это напримръ доказывается чрезвычайною бережливостью всхъ классовъ французскаго народонаселенія и его страстною привычкою къ капитализаціи.} самое консервативное въ своихъ нравственныхъ и экономическихъ наклонностяхъ общество, даже рутинное {См. между прочимъ К. Hillebrand Frankreich и. die Franzosen, Berlin 1873. Это самая интересная характеристика разныхъ сторонъ французскаго общества, какую мы только знаемъ. Авторъ Нмецъ, давно водворившійся во Франціи и потому весьма объективно, съ чутьемъ иностранца, но съ любовью разсматривающій Францію.} въ своемъ обиход, а между тмъ оно безпрерывно производитъ вулканическія изверженія, затопляющія государственныя учрежденія и потрясающія до основаній все государство.

Въ подтвержденіе всего сказаннаго объ относительно слабйшемъ развитіи внутри самого французскаго общества элементовъ междуусобія и вражды, чмъ въ Англіи, укажемъ на самый горючій соціальный вопросъ нашего времени, рабочій, который въ теченія многихъ лтъ и нын является глазнымъ порохомъ во всхъ революціонныхъ взрывахъ Франціи, тогда какъ дйствительный экономическій бытъ ея народонаселеній заключаетъ въ себ гораздо мене горючаго вещества для вспышекъ этого вопроса, чмъ въ другихъ странахъ, чмъ въ особенности въ Англіи. Мы будемъ говорить объ этомъ вопрос въ свое время, но здсь только замтимъ что во мнніи рабочихъ всхъ странъ Европы, имющихъ нын постоянное международное общеніе, положеніе французскихъ рабочихъ считается самымъ лучшимъ, самымъ завиднымъ, общій уровень ихъ благосостоянія признается наивысшимъ, Франція обтованною землею рабочаго класса! Мы слышали недавно это мнніе, съ необыкновеннымъ одушевленіемъ высказанное намъ лично, въ самомъ значительномъ клуб рабочихъ въ Лондон, отличающемся крайнею политическою программою и составляющемъ главный центръ политической агитаціи въ сред лондонскихъ рабочихъ классовъ. {Eleusis Club въ Chilsea, главномъ рабочемъ квартал Лондона. О нашемъ посщеніи этого клуба и продолжительныхъ бесдахъ которыя мы имли съ его членами мы сдлали краткое сообщеніе въ Парижскомъ Политико-Экономическомъ Обществ и будемъ въ свое время говорить подробне въ нашей печати.} Признавая значительное улучшеніе быта рабочихъ въ Англіи въ послднее время, возвышеніе заработковъ, сокращеніе рабочихъ часовъ, восхваляя англійскую политическую свободу, они однако горько жаловались намъ на свою судьбу, паевой унизительныя отношенія къ высшемъ классамъ, на ихъ высокомріе, и въ самыхъ восторженныхъ выраженіяхъ разказывали намъ о благополучіи французскихъ рабочихъ, объ ихъ высокомъ общественномъ положеніи (social condition, equality, въ отличіе отъ political liberty, какъ они выражались), наравн со всми сословіями. Такимъ обаяніемъ окруженъ бытъ французскихъ рабочихъ въ глазахъ всего рабочаго міра въ Европ, а при ныншнихъ условіяхъ его жизни, при интернаціональныхъ рабочихъ союзахъ, онъ иметъ достаточно достоврныхъ свдній чтобы не судить объ этомъ по наслышк. Когда мы старались доказать нашимъ собесдникамъ что ихъ положеніе и въ политическомъ и въ экономическомъ отношеніяхъ лучше чмъ французскихъ рабочихъ, то они, соглашаясь съ нами во многомъ, привели разговоръ къ такому заключенію: ‘а все-таки французскіе рабочіе боле насъ наслаждаются жизнію’ (they have the most enjoyements of life). А довольство жизнію, казалось бы, должно всего мене располагать къ возстаніямъ.

Между тмъ французскіе рабочіе бунтуютъ и всегда готовы бунтовать при всякомъ удобномъ случа, а рабочіе Англіи никогда о томъ и не помышляютъ. {Интересную характеристику столь противоположныхъ политическихъ наклонностей и общаго духа англійскихъ и французскихъ рабочихъ можно видть въ книжк: Onslowe Yorke, Geheime Geschichte der Internationale, Berlin, 1872. (Переводъ съ англійскаго.) Эта противоположность всего рзче проявилась въ интернаціоналк, гд засдали делегаты отъ тхъ и другихъ, съ одинаково крайнимъ (но крайнимъ по своимъ національнымъ понятіямъ) образомъ мыслей.}

Когда мы спросили упомянутыхъ рабочихъ, съ необыкновенною свободой и откровенностью излагавшимъ намъ свой республиканскій образъ мыслей и свою ненависть къ крупной поземельной собственности, чего же хотятъ они въ силу такихъ ршительныхъ своихъ убжденій: лишить ли королеву ея престола, отнять ли у лордовъ ихъ землю? то посреди гомерическаго хохота, охватившаго всю толпу, они отвчали намъ: какъ это можно! Они были уврены что нашъ вопросъ и не имлъ ни какой другой цли, какъ насмшить ихъ своею нелпостью. Наши собесдники были люди однако нисколько не наивные, и ихъ смхъ нисколько не доказывалъ ихъ простодушія, какъ могутъ подумать иные. Эти люди отлично знаютъ и какъ прогонялись монархи, и какъ отнималась собственность въ другихъ земляхъ. Они ежедневно читаютъ въ своемъ клуб нсколько газетъ и каждое воскресенье слушаютъ и обсуждаютъ докладъ одного изъ своихъ членовъ о ход политическихъ длъ въ Великобританіи и Европ въ теченіе прошедшей недли. Вообще эти рабочіе {Простые рабочіе, хотя и не чернорабочіе, а мастера (skilled), работающіе за поденную и понедльную плату.} поражаютъ своимъ умственнымъ и въ особенности политическимъ развитіемъ, о которомъ нельзя себ составить понятія не поговоривъ съ ними. Парижскіе рабочіе нисколько не разсмялись бы надъ нашимъ вопросомъ, а по всей вроятности отвтили бы намъ восторженною рчью о священномъ прав инсуррекціи. Чтобъ исполнить святой долгъ предъ этимъ правомъ они ходятъ на баррикады для защиты республики, противъ ея враговъ, даже когда живутъ подъ республиканскимъ правленіемъ. Таково Ваіикобританское государство въ отличіе отъ Французскаго. Не только рабочія массы, не только ирландскіе сепаратисты (home-rulers), агитирующіе съ крайнимъ озлобленіемъ противъ англійскаго правительства за федеральное устройство отношеній Ирландіи къ Англіи, но даже сами ирландскіе феніи, уже съ положительно революціонными намреніями, посреди сочувствующаго имъ народонаселенія, не могутъ произвести никакого подобія революціи, даже мстной, а вынуждены ограничиваться личными мятежными дйствіями и уголовными преступленіями. Самымъ яркимъ доказательствомъ невозможности революціоннаго движенія въ Великобританіи должно служить признаніе этой невозможности со стороны Лондонскаго центральнаго комитета интернаціоналки. Посл продолжительнаго изученія и всякихъ поисковъ, такое признаніе формально было высказано этимъ самымъ компетентентнымъ революціоннымъ авторитетомъ нашего времени еще въ 1870 году. {См. Onslow Yorke, Geheime Geschichte der Internationale, p. 144— 148 Одонъ изъ дятелей интернаціоналки (Французъ) выражается по этому случаю слдующимъ образомъ: ‘Эта Англичане имютъ вс матеріалы для соціальной революціи, но имъ недостаетъ духа обобщенія и революціоннаго огня.’}

Чмъ же держится эта исключительная во всемъ образованномъ мір неприкосновенность государственной власти, въ Великобританіи, среди общества нисколько не отличающагося миролюбіемъ и добродушіемъ, общества свободнаго, тогда какъ во Франціи недостаточно для охраны власти противъ мятежа 400.000 чиновниковъ и 400.000 солдатъ, которые только этимъ и озабочены и въ которыхъ совсмъ не нуждается Великобританія. Всегда говорили что государственная власть въ этой стран держится свободою, что ея особенность въ сравненіи со всми европейскими государствами заключается въ свобод, но что такое эта англійская свобода (english liberty) и чмъ она отлична отъ свободы которую пытались заводить на материк, это узнали не такъ давно. Уже путешественники по Англіи приходили въ удивленіе не находя въ ней свободы въ дух своихъ общепринятыхъ континентальныхъ понятій, а напротивъ чрезвычайный государственный, даже полицейскій, порядокъ и самую строгую дисциплину во всхъ отношеніяхъ публичной и частной жизни. Боле врному пониманію существенныхъ отличій государственнаго строя Англіи всего боле помогли сами Французы, преимущественно съ тхъ поръ какъ ихъ подражаніе нкоторымъ наружнымъ принадлежностямъ англійскаго строя свободы, въ особенности игра въ парламентское правленіе, оказалось совсмъ безплоднымъ. Несмотря на это подражаніе, результаты политической жизни Англіи и Франціи длались все боле и боле противоположными, и это заставило глубже вникнуть во внутреннія условія великобританскаго государственнаго устройства и управленія.

Вся вншняя обстановка этого парламентскаго правленія, которое только и думали перенимать въ другихъ странахъ, оказалась, при ближайшемъ изученіи, или не существенною, чисто мстною и національною, или только естественнымъ послдствіемъ внутренняго духа всего государственнаго строя, въ которомъ вся сущность такъ-называемой англійской свободы. Этотъ внутренній духъ всего государственнаго строя Великобританіи и сущность ея свободы заключается, какъ мы видли, ни въ чемъ иномъ, какъ въ правомрности или законности государственнаго управленія, и общій смыслъ всхъ столь сложныхъ англійскихъ учрежденій — въ охран этого духа отъ всякихъ на него посягательствъ и правительственныхъ и частныхъ лицъ. Къ этой цли клонятся вс основныя начала государственнаго устройства и управленія Англіи, очерченныя нами въ ихъ главныхъ чертахъ и столь противоположныя французскимъ началамъ, потому и нельзя удивляться противоположности ихъ практическихъ политическихъ результатовъ, въ той и другой стран.

Самый общій и самый крупный результатъ всего этого правомрнаго духа великобританскаго государственнаго строя есть устраненіе враждебнаго антагонизма общества съ государствомъ {Между прочимъ см. R. Gneist, Verwaltung, Justiz, Rechstweg (предисловіе, 1 и стр. 18).}. Эти дв различныя сферы народной жизни, одинаково для нея необходимыя — государственная власть съ ея принудительными отношеніями къ членамъ общества, и общество съ его добровольными нравственными и экономическими отношеніями между жителями того же государства,— эти дв сферы находятся, въ виду естественной необходимости, въ силу самой натуры каждой сферы, въ вчной между собою борьб и противоположности. Но эта борьба и противоположность, какъ борьба и противоположность разнородныхъ стихій всякой жизни, всякаго живаго организма, сами по себ не только не зло, а первое жизненное условіе развитія всякаго организма и всякой его стихіи. {Насъ отвлекло бы слишкомъ далеко отъ нашего предмета развивать здсь дале вс эти понятія. Они превосходно изложены и исчерпаны Л. Штейномъ, въ его сочиненіи Geschichte der socialen Bewegung in Frankreich, т. I (между лрочимъ см. въ особенности введеніе, pp. XXIX—XLIV и 335—341).} Борьба между обществомъ и государствомъ развиваетъ и обновляетъ силы каждаго, если только она борьба здоровая, мирная, борьба умственная и нравственная, а не насильственная и болзненная, каковы революціонные кризисы, разслабляющіе и государство и общество. Государственный порядокъ каждаго историческаго періода стремился посвоему, сообразно съ условіями своего времени и своей общественной жизни, умиротворить эту борьбу, феодальное и вотчинное государство по-своему, бюрократическое и полицейское иначе, и т. д. Едва ли не въ тхъ особенныхъ условіяхъ и способахъ какими каждая историческая эпоха, сообразно съ характеромъ ея общества, старается достигнуть этой главнйшей политической цли всякаго государства, его солидарности съ обществомъ, заключаются отличительныя черты каждой эпохи въ государственной исторіи. {Ср. J. S. Mill, Autobiographie, 2 ed. Lond. 1873, p. 158.} Въ Великобританіи, государство и общество,— оба въ высшей степени могущественныя и самобытныя, каждое въ своей сфер,— издавна (какъ мы видли) примирены на почв права, оба, при всей противоположности своихъ началъ, соединены въ одно нераздльное цлое черезъ одинаковое подчиненіе обихъ сферъ одному верховному началу — закону, который только и управляетъ Великобританіей. Не одинъ парламентъ, который есть только верхушка и естественное историческое послдствіе всей системы англійскаго самоуправленія, связываетъ неразрывно общество съ государствомъ, и не одни только видимыя формы (мстныя учрежденія) этого самоуправленія приводятъ къ этой цли, а безчисленное множество институтовъ и узаконеній, остававшихся неизвстными прежнимъ поклонникамъ англійской конституціи и упрочивающихъ господство права во всхъ отношеніяхъ государственной власти къ обществу. Эта правомрная почва замиренія государства съ обществомъ, эти безпрерывно возобновляемые и съ необычайною строгостью соблюдаемые съ обихъ сторонъ компромиссы между ними усилили до нельзя государственную власть, поставленную на самой этой почв.

Живымъ олицетвореніемъ закона, управляющаго Англіей, служитъ королевская власть, отъ имени которой производятся вс государственныя функціи въ законодательств, суд и администраціи и которая есть верховная блюстительница законности и правосудія въ государств. Всми условіями великобританскаго государственнаго строя эта власть поставлена вн всякихъ политическихъ партій и общественныхъ распрей и она никогда не нисходила до шаткаго значенія исполнительной власти (pouvoir executif), какою желали представить ее вс французскія конституціи и какою никогда не можетъ быть монархическая власть. Сверху до низу, отъ палаты лордовъ до самыхъ низшихъ органовъ власти, въ графствахъ и приходахъ, въ какихъ бы формахъ она ни проявлялась, въ самыхъ независимыхъ общественныхъ выборахъ, государство единое и нераздльное налагаетъ именемъ королевы и закона свои строгія государственныя обязанности на общество, не допускаетъ въ немъ никакой власти, иначе какъ съ королевскою санкціей, и параллельно этому, снизу до верху, во всхъ государственныхъ функціяхъ, административныхъ, судебныхъ и законодательныхъ, участвуетъ само общество. {Cp. R. Gneist, Rechtsstaat.} Отсюда это изумительное сплоченіе общества съ государствомъ, народа съ правительствомъ, земли съ государемъ, какъ выражались наши предки. Общество и государство одинаково заинтересованы въ законности государственнаго управленія, и между ними не можетъ быть иныхъ споровъ какъ объ этой законности, которые и разршаются судебнымъ порядкомъ. Даже политическія бури XVI и XVII столтій не имли въ своемъ общемъ направленій другаго характера. Общія революціонныя возстанія всего народа противъ правительства или цлыхъ общественныхъ классовъ противъ существующаго государственнаго порядка длаются въ этихъ условіяхъ безсмысленными: это было бы все равно что общество возставало бы противъ самого себя. Свобода и порядокъ, общество и государство, соединяются въ одномъ нераздльномъ понятіи и стремленіи: въ неуклонномъ законномъ исполненіи закона, ограждающаго право каждаго лица и каждаго общественнаго интереса. Если законъ плохо ограждаетъ эти права, если общественные интересы связанные съ этими правами измнились съ развитіемъ общественной жизни или же измнилось мнніе объ этихъ интересахъ и ихъ взаимныхъ отношеніяхъ, то нужна передлка въ закон. И вотъ объ этомъ только спорятъ, для этого только борятся политическія партіи въ Англіи, пользуясь всми способами дйствія на общественное мнніе и добиваясь каждая благопріятной для себя сдлки въ парламент. Около этой новой законной нормы права сосредоточены вс общественныя распри и только на этой почв проявляется все ихъ ожесточеніе. Много говорятъ въ другихъ странахъ о прирожденной и исключительной наклонности Великобританской націи разршать вс свои недоумнія, искать удовлетворенія всмъ своимъ желаніямъ законнымъ путемъ, но всякій народъ съ своими правами и обычаями значительно воспитывается подъ дйствіемъ своихъ государственныхъ учрежденій, которыя въ этомъ отношеніи даже могущественне чмъ сама школа. Всякія общественныя распри и столкновенія съ властью разршаются въ Англіи путемъ закона, и цлымъ рядомъ учрежденій общество обезпечено противъ беззаконій органовъ закона. Въ этихъ условіяхъ общество крпко гарантировано противъ всякаго насилія и произвола въ охран государственнаго порядка, а государство — противъ всякаго насилія и произвола въ свобод общества. И оба стоятъ вмст за одно и то же дло.

Это правомрное или законное государство, которое въ Англіи такъ побдоносно превозмогаетъ вс политическія и соціальныя затрудненія нашего времени, стало нын единственнымъ государственнымъ идеаломъ, къ. которому (собственно на политической почв) стремятся вс просвщенные политическіе люди въ другихъ странахъ. {Хотя практически идея правомрнаго государства всего боле осуществляется въ Великобританіи, но теоретически она разработана преимущественно Нмцами (см. R. Gneist, Rechtsstaat, также S. Stein, Vervcalhuigslehre, I Th. p. 294 и слд.).} Традиціонное противопоставленіе свободы порядку, перешедшее отъ Франціи ко всмъ континентальнымъ народамъ, совсмъ исчезаетъ и въ самомъ понятіи и въ жизни правомрнаго государства. Идея законнаго или правомрнаго государства конечно не заключаетъ въ себ ничего новаго: когда же не было закона и правя въ государств и какое правительство не желало водворить ихъ въ стран. Но сознаніе всхъ разнообразныхъ гарантій необходимыхъ для охраны права собственно въ государственномъ управленіи есть пріобртеніе новаго времени. Въ этомъ состоитъ весь такъ-называемый конституціонализмъ нашего времени, онъ осуществимъ въ самыхъ разнообразныхъ историческихъ и національныхъ формахъ, а потому и можетъ сдлаться идеаломъ государственной жизни для всякаго народа способнаго къ европейской цивилизаціи. Даже только въ особенныхъ для каждой страны формахъ онъ и осуществимъ, {Р. Гнейстъ, всего боле желавшій внести духъ англійскаго государственнаго строя въ Пруссіи, замчаетъ что однакоже ни одно учрежденіе не можетъ быть цликомъ перенесено изъ Англіи въ Германію (Verwaltung, Justiz etc. p. 3).} онъ не иметъ для себя никакого космополитическаго шаблона, подобнаго французскому парламентаризму и бюрократизму, отъ которыхъ онъ одинаково далекъ. Въ этомъ направленіи предприняты были, въ послднее время, реформы во всей Европ, съ тхъ поръ какъ ея правительства стали вдумываться въ глубокія различія политическаго положенія въ Великобританіи и Франціи, и стали освобождаться отъ владычества французскихъ революціонныхъ и реакціонерныхъ идей, всесильныхъ въ первой половин ныншняго столтія. Подъ этимъ владычествомъ глохли везд историческія начала, родственныя духу великобританскаго государственнаго строя и присущія всмъ европейскимъ народамъ, вслдствіе единства ихъ исторіи и расы, не взирая на всякія ихъ различія. И французской націи были не чужды эти начала, хотя они и были подавлены особеннымъ ходомъ ея историческихъ превратностей. {Между прочимъ, сверхъ прежде указанныхъ сочиненій, см. Alfred Maury, l’administration franaise avant la rvolution (Revue des deux Mondes). Тутъ особенно интересовъ очеркъ многовковой борьбы судебной власти съ административною, закончившейся полнымъ освобожденіемъ послдній отъ всякаго судебнаго контроля.} формы государственнаго устройства и управленія возникшія изъ этихъ превратностей и столь злополучныя для Франціи были искусственно прививаемы и къ другимъ народамъ, благодаря общительности ея національнаго генія и распространенію ея языка. Понятія французскаго бюрократическаго и полицейскаго государства всюду водворялись, также и у насъ, преимущественно чрезъ посредство Германіи, значительно офранцуженной въ прошедшемъ столтіи, хотя нтъ исторической почвы боле противной этимъ понятіямъ чмъ русская. Все это было тмъ печальне и странне что сама Франція, къ своему несчастію, не смогла побороть ихъ въ себ, благодаря лишь исключительной бездарности своихъ правителей въ теченіе всего XVIII вка. Съ нкоторыхъ поръ всюду замчается поворотъ къ иному, правомрному государственному наряду, который далеко не такъ малосложенъ и не такъ легко устраивается какъ бюрократическій и полицейскій, требуетъ неизмримо большихъ заботъ и усилій и со стороны власти, и со стороны самого общества, сопряженъ съ нелегкими и небыстрыми законодательными работами и внимательнымъ изученіемъ дла. Для него не существуетъ такого осязательнаго типа какъ французское раздленіе властей, такихъ симметрическихъ, удобопріемлемыхъ для всякаго быта и всякаго историческаго матеріала фермъ, какъ стройное многоэтапное зданіе бюрократическихъ инстанцій министровъ, префектовъ, подпрефектовъ и т. п. до полевыхъ сторожей. Тмъ не мене успхи новаго направленія въ государственной жизни Европы несомннны, хотя они и бываютъ заслонены иными мене отрадными явленіями, они заявили себя и у насъ во всхъ реформахъ ныншняго царствованія. Самое разительное для насъ доказательство этихъ успховъ заключается въ лруссксй церковной распр.

Какъ бы ни было малосочувственно для всякаго искренно религіознаго человка страшное ожесточеніе выказываемое въ этой распр съ обихъ сторонъ, но именно это самое ожесточеніе и необычайная энергія, даже крутость мръ прусскаго правительства противъ римско-католическаго духовенства, заставляютъ тмъ боле цнить ихъ строгую правомрность. Вс эти правительственныя мры, въ самыхъ мелкихъ своихъ подробностяхъ, были установлены законодательнымъ порядкомъ, а не административными распоряженіями. При составленіи этихъ политико-религіозныхъ законовъ, какъ ихъ называютъ, свободно высказались въ прусскомъ парламент вс общественные интересы ими затрогиваемые и вс существующія мннія объ ихъ предмет. Явившись сперва сдлкой между всми партіями, они, какъ законы, стали съ тхъ поръ непререкаемою, одинаково обязательною для всхъ партій нормой. Затмъ они приводятся въ исполненіе съ неукоснительною строгостью, пожалуй даже жестокостью, но со всми судебными гарантіями для обихъ сторонъ. Въ исполненіи ихъ участвуетъ само общество въ лиц мстныхъ общинныхъ и земскихъ должностныхъ лицъ, которыя обязаны въ точности ихъ исполнить, каково бы ни было настроеніе окружающаго ихъ народонаселенія. При этомъ слдуетъ замтить что неумолимая строгость примненія закона истекаетъ изъ самыхъ судебныхъ гарантій которыми онъ обставленъ: за послабленіе въ ту или другую сторону должностное лицо будетъ, по вызову противной стороны, подлежать судебной отвтственности. Органы самоуправленія, когда они устроены надлежащимъ образомъ, вынуждены гораздо строже исполнять законъ чмъ бюрократическія власти, вслдствіе судебнаго контроля, который самъ гораздо боле стсненъ закономъ чмъ личный административный надзоръ. Вслдствіе тхъ или другихъ личныхъ отношеній бюрократическаго начальства къ его подчиненному, отъ него скоре можно ожидать снисхожденія чмъ отъ суда, въ особенности когда судъ долженъ гласно постановлять свои ршенія посреди такой страстной общественной борьбы какая происходитъ нын въ Германіи: когда глаза со всхъ сторонъ направлены на судъ, ему ничего боле не остается длать какъ быть справедливымъ, то-есть карать и миловать по букв закона. Потому первая забота прусскаго правительства, когда оно предприняло все это дло, заключалась въ учрежденіи новаго верховнаго церковно-административнаго судилища въ Берлин. Недовольные новыми церковными законами продолжаютъ и въ печати, и въ разныхъ публичныхъ собраніяхъ протестовать противъ нихъ, возбуждать общественное мнніе, даже составлять стачки и заговоры къ ихъ неисполненію. Но всякія въ этомъ отношеніи правонарушенія, длающіяся боле и боле дерзкими, преслдуются судебнымъ порядкомъ. Ежедневно разгорающійся религіозный фанатизмъ можетъ побудить прусское правительство къ новымъ еще боле суровымъ мрамъ, къ которымъ и взываютъ иные фанатическіе бойцы за государство противъ церкви, но надо надяться что каковы бы эти мры ни были, он будутъ имть тотъ же правомрный характеръ. Полагаемъ что съ прежнее время государство, посреди весьма грозныхъ для него обстоятельствъ борьбы, при сочувственныхъ связяхъ между церковными воителями и революціонными агитаторами рабочихъ классовъ, взялось бы за иное, мене законное оружіе противъ мятежнаго духовенства. Къ чести нашего вка, прусское правительство за него не берется, доказывая всему міру что законный образъ дйствій не только не мшаетъ, но въ высшей степени способствуетъ твердости государственной власти противъ самыхъ отъявленныхъ ея враговъ. Какія бы кто ни питалъ чувства ко глав прусской политики, но вс должны согласиться что онъ съ необычайнымъ искусствомъ овладлъ и на войн, и въ мир, всми условіями дйствія и государственнаго могущества нашего времени. Въ государственномъ дл, столько же какъ и въ военномъ, всего опасне выходить противъ врага съ устарлымъ оружіемъ когда онъ самъ вооруженъ новымъ. Какое бы зловщее развитіе ни принимала церковная распря въ Германіи, но иные, мене законные, способы дйствія уже теперь могли бы сопровождаться иными результатами, которые бы не ограничились частными злодяніями, подобными недавнему выстрлу. Самая чудовищность этихъ злодяній длается тмъ боле ощутительною для публики и тмъ боле вызываетъ въ ней желаніе законной кары, чмъ правомрне дйствія самихъ правительственныхъ лицъ.

Огромная, колеблющаяся между всякими мнніями и сама никакихъ политическихъ убжденій не имющая, толпа, къ которой принадлежитъ огромное большинство общества, не только необразованнаго, но и образованнаго, всегда склонна становиться на сторону слабыхъ и угнетенныхъ, каковыми являются предъ ней люди преслдуемые правительствомъ, правы они или виноваты, вредны или не вредны для самаго этого общества. Это болзненное настроеніе толпы, воспитанное преимущественно вковымъ административнымъ произволомъ, какъ мы это видимъ во Франціи, готово даже въ преступникахъ законно осужденныхъ судомъ, видть жертвы не ихъ преступленій, а судебнаго приговора. Между тмъ эта толпа, какъ бы ни были мало сознательны ея понятія, нын всюду не та что была прежде: она разсуждаетъ, читаетъ, движется, влечется то къ тому, то къ другому дйствующему лицу, такъ или иначе отзывается на проникающіе въ нее со всхъ сторонъ голоса, и своимъ сочувствіемъ или отвращеніемъ, своимъ молчаніемъ или ропотомъ, можетъ могущественно поддержать или сократить всякія предпринятыя посреди нея насилія и злоумышленія. Эта стихійная сила, называемая нын общественнымъ мнніемъ, такъ или иначе питаетъ или моритъ голодомъ всякіе беззаконные замыслы къ нарушенію государственнаго порядка, хотя бы она сама въ нихъ и не участвовала. То или другое расположеніе этой силы много зависитъ отъ большей или меньшей правомрности и законности того самаго порядка противъ котораго направлены преступные замыслы.

Нельзя предвидть будущаго развитія церковной распри въ Германіи, оно чревато всякими историческими случайностями, но оно значительно будетъ обусловлено образомъ дйствій самого прусскаго правительства. На одно воодушевленіе противъ неправильныхъ притязаній римско-католической церкви къ государству полагаться трудно: оно также быстро стынетъ въ народныхъ массахъ, какъ и быстро разгорается. Даже теперь дятельное воодушевленіе принадлежитъ весьма не многимъ, а огромное большинство общества вынуждено стоять на сторон правительства вслдствіе его безукоризненно законнаго образа дйствій. Между тмъ эту законность будетъ гораздо трудне соблюсти въ отношеніи къ другому мятежному элементу, къ соціальной демократіи, къ безпокойнымъ рабочимъ массамъ, съ которыми сближаются церковные фанатики для борьбы противъ правительства. Отсюда грозитъ наибольшая опасность.

Какую бы борьбу ни повело правительство во Франціи противъ своихъ враговъ, правую или не правую, нужную или не нужную для общественнаго блага, борьба эта никогда не бываетъ споромъ о прав, а всегда превращается въ борьбу одной общественной силы, однихъ общественныхъ интересовъ противъ другой силы, другихъ интересовъ, и заканчивается всегда, смотря по тому на чьей сторон больше силы, или революціей, или государственнымъ ударомъ, то-есть въ томъ и другомъ случа беззаконіемъ. Эта злополучная судьба всхъ общественныхъ движеній во Франціи истекаетъ изъ описанныхъ нами исконныхъ историческихъ особенностей ея государственнаго строя. Вмсто какой-то миической, роковой силы революціи, дйствіемъ которой объясняли прежде вс эти нескончаемые перевороты, мы имемъ теперь предъ собою, благодаря изслдованіямъ европейской науки, весьма точно опредленныя специфическія свойства французскаго государственнаго организма, и въ старыя времена производившія въ немъ болзненныя потрясенія, а съ конца прошедшаго столтія сдлавшія ихъ почти непрерывными и хроническими. Великая революція не только не исправила этихъ особенныхъ свойствъ французскаго государственнаго строя, но значительно усилила ихъ, и прибавила къ старымъ закоренлымъ недугамъ свои новые. Этотъ историческій характеръ Французскаго государства, противоположный Великобританскому, боле или мене общъ всей континентальной Европ, потому-то и изученіе его въ связи со всми болзненными явленіями государственной жизни Франціи въ XIX столтіи и съ ея ныншнимъ критическимъ положеніемъ въ высшей степени назидательно для всхъ націй. Потому описавъ главнйшія особенности французскаго государственнаго строя и ихъ историческое происхожденіе, взглянемъ теперь на дйствіе всхъ этихъ особенностей въ боле крупныхъ явленіяхъ современной политической жизни Франціи. Всякія разсужденія объ общемъ характер французскаго государственнаго управленія, не соотвтствующемъ государственнымъ понятіямъ нашего времени, все еще могутъ казаться практическимъ людямъ недостаточно вразумительными, пока они не вникли въ дйствительныя фактическія послдствія этого характера. Мы постараемся сдлать самый краткій перечень важнйшихъ изъ этихъ послдствій.

Сущность всхъ изложенныхъ нами свойствъ французскаго государственнаго строя, имющихъ въ своемъ результат отрицаніе правомрности въ отношеніяхъ государства къ обществу во всей сфер публичнаго права, можетъ быть приведена, какъ мы видли, къ тремъ главнымъ началамъ. Вопервыхъ, исключительное господство бюрократической или приказной системы въ администраціи и отсутствіе въ ней всякихъ элементовъ мстнаго самоуправленія. Вовторыхъ, огромный объемъ административной власти на счетъ законодательной, административнаго распоряженія, на счетъ закона, которымъ Франція управляется, въ сфер публичнаго права, несравненно мене чмъ постановленіями и регулятивами административныхъ инстанцій. Наконецъ, втретьихъ, слабость и почти отсутствіе судебной юрисдикціи въ вопросахъ публичнаго (государственнаго и административнаго) права, судебнаго контроля надъ законностью административныхъ дйствій, и затмъ юридическая безотвтственность должностныхъ лицъ за свои дйствія. {См. кром иностранныхъ источникахъ, нами указанныхъ по этому предмету, А. Градовскаго, Законъ и административное распоряженіе по русскому праву (Сборникъ Государственныхъ Знаній, т. I, 1874).} Послдствіемъ всего этого является административный абсолютизмъ и безправіе общества насупротивъ государственнаго управленія. {Французы хотя и жалуются постоянно на деспотизмъ всхъ своихъ правительствъ, отрицаютъ однако безправіе своего общества относительно административной власти. Нельзя дйствительно оказать чтобы во Франціи въ принцип отсутствовали судебныя гарантіи противъ административныхъ беззаконій. Но всякая судебная расправа на этой почв слишкомъ затруднена и фактически дйствуетъ полный административный произволъ. Французы привыкли видть вс гарантіи противъ правительственнаго абсолютизма исключительно въ народномъ представительств, и затмъ когда рчь идетъ о судебномъ контрол надъ администраціей, съ гордостью указываютъ на свой государственный совтъ (Conseil d’tat). Объ немъ было нами достаточно говорено прежде (см. гл. III). Это несомннно прекрасное учрежденіе не выполняетъ и не можетъ по своему зависимому отъ административной власти положенію выполнять всхъ функцій административнаго суда, необходимаго для судебнаго контроля надъ административными распоряженіями, когда право на него не предоставлено (какъ въ Англіи) общимъ судамъ, для этого недостаточна и закономъ установленная компетенція государственнаго совта, неудобны формы его процедуры (въ томъ числ безгласность) и мшаетъ фактическая зависимость его личнаго состава отъ высшихъ административныхъ инстанцій (см. Conseil d’tat, въ Dction. gn. de politique par М. Block, также въ Diction, de Vadmin, fran., его же).}

Вс упомянутыя три начала тсно между собою вяжутся, одно другое дополняютъ, одно изъ другаго логически и практически истекаютъ, и вс въ совокупности выражаютъ собою типъ Французскаго государства, неизмнный при какихъ бы то ни было формахъ правленія, республиканскихъ или монархическихъ. Этотъ типъ нисколько не поправимъ народнымъ представительствомъ, какъ это и доказалъ опытъ. Вс эти государственныя начала исключаютъ возможность того правомрнаго хода политическихъ вопросовъ какой мы очертили выше по поводу германской церковной распри: французскіе министры почти не нуждались бы въ новыхъ законахъ для преслдованія иноврнаго духовенства, во всякомъ случа ни въ какихъ подробныхъ законахъ не нуждались бы, такъ велики ихъ административныя полномочія, создавшія во Франціи (въ вид декретовъ представителей верховной власти, министерскихъ циркуляровъ, инструкцій и наказовъ) административное законодательство боле обширное чмъ настоящее законодательство. За вс свои распоряженія во взятомъ нами примр, хотя бы въ нихъ министры даже и далеко превысили данную имъ закономъ власть въ длахъ церкви, они и съ ними вс инстанціи исполняющія ихъ приказанія никому не были бы подсудны, имъ могъ бы угрожать только запросъ въ парламент, со стороны оппозиціи, но если большинство имъ сочувствуетъ, то они вышли бы торжествующими даже изъ спора въ которомъ они были бы уличены въ прямомъ нарушеніи закона своими распоряженіями. Мы это всякій день видимъ. Наконецъ чтобы придать энергію своимъ дйствіямъ, французскіе министры должны были бы требовать только неограниченнаго исполненія своей личной воли отъ всхъ своихъ исполнительныхъ агентовъ, но не нашли бы никакой для себя помощи, подобно прусскимъ министрамъ, въ самодятельности и иниціатив мстныхъ общинныхъ и выборныхъ учрежденій, а скоре встртили бы съ ихъ стороны противодйствіе. Въ такихъ условіяхъ церковная распря быстро разгорлась бы, въ случа враждебнаго правительству настроенія мстныхъ народонаселеній, или въ народныя возстанія, или въ правительственный терроръ, какой не разъ нагоняли на французское общество всякія правленія, и конвентъ, и диктатура Наполеона III въ первые свои годы, и администрація г. Гамбетты.

Совокупность всхъ указанныхъ выше свойствъ французскаго государственнаго строя производитъ ту постоянную вражду между обществомъ, или господствующими въ немъ въ даііное время интересами и влеченіями, и государствомъ, или его представительницею — государственною властью. Эта вражда нисколько не измняетя отъ формы въ которой устроены верховные органы этой власти, и она приводитъ къ безпрерывнымъ насильственнымъ столкновеніямъ между общественною жизнію и государственнымъ порядкомъ, какихъ мы не видимъ въ Великобританскомъ государств. Отсюда происходитъ то странное политическое положеніе, не существующее нигд кром Франціи, что въ ндрахъ ея общества никогда не прекращается заговоръ противъ правительства, какая бы ни была форма правленія, и въ этомъ глухомъ заговор, не ограничивающемся одними тайными организаціями, а распространенномъ на всю страну, участвуетъ прямо или косвенно, активно или пассивно, какъ будто все общество. Во всхъ его слояхъ всегда есть люди недовольные правительствомъ, не тми или другими правительственными лицами, даже не направленіемъ партіи стоящей во глав правленія, а правительствомъ вообще, то-есть правленіемъ, оно всегда виновато во всемъ что бы ни случилось во Франціи: какой-нибудь мстный безпорядокъ, бгство преступниковъ изъ мстъ заключенія, чума на скотъ, дороговизна хлба и т. д. Во Франціи, во всякое время можетъ вспыхнуть мятежъ, который можетъ низвергнуть вс государственныя власти, поэтому эта страна и представляется центромъ и главнымъ театромъ дйствія революціонныхъ силъ всего свта, къ ней отовсюду обращены глаза всякихъ враговъ существующаго порядка, отъ нея ждутъ они клича и къ ней влекутся сочувствія даже всхъ германскихъ и самихъ прусскихъ демагоговъ. Въ Лондонъ, какъ въ ближайшее и въ самое свободное мсто для наблюденія за Франціей, стекаются искатели революціонныхъ приключеній со всхъ концовъ свта и ждутъ у этого самаго безопаснаго берега благопріятной для себя погоды, всегда могущей настать. о другую сторону Канала. Иначе имъ нечего было бы длать въ Англіи. Только во французскомъ обществ есть люди составившіе себ имя, извстное общественное положеніе, славу, только тмъ что они всю свою жизнь возставали противъ всхъ безъ изъятія правительствъ, были всегда заговорщиками, какое бы ни было правленіе въ ихъ отечеств. Только во Франціи возможны явленія въ такомъ род что какой-то ораторъ вызываетъ въ клуб изступленный энтузіазмъ публики словами: ‘Я двадцать пять лтъ былъ заговорщикъ и всегда буду заговорщикъ что бы ни случилось’. {J’ai conspir depuis 25 ans et je conspirerai toujours (см. статью Ламе Флери въ Journal des Economistes).} Везд есть исключительные индивидуумы такого свойства, но чтобъ они могли длать подобныя публичныя признанія и ими вызывать восторженныя рукоплесканія многочисленной публики, для этого нужны т болзненныя отношенія въ какихъ всегда находится французское общество ко всякой государственной власти. Лордъ Актонъ на своихъ чтеніяхъ о послдней Франко-Германской войн замтилъ что ‘одно изъ преданій французской революціи постоянное прививаніе въ стран правильной и безотвтственной организаціи, которая признаетъ за собою право возмущенія противъ всякихъ установленныхъ властей’. {K. Reeve, Royal and republican France, v. II, p. 340.} Это явленіе совершенно врно замчено, но оно было только развито революціей, а коренится въ указанномъ выше характер французскаго государственнаго управленія, поддерживающемъ рознь общества съ государственною властью.

Бюрократическую систему управленія справедливо обвиняютъ въ разъединеніи общества съ государствомъ, которое съ войскомъ своихъ агентовъ является какъ бы постороннимъ тломъ посреди народнаго быта и всхъ историческихъ и общественныхъ въ немъ союзовъ, въ крайней бюрократической централизаціи видятъ обыкновенно весь порокъ Французскаго государства. Но эта централизація есть сама только наглядное выраженіе и послдствіе двухъ другихъ упомянутыхъ нами началъ французскаго государственнаго организма, гораздо глубже въ немъ засвшихъ и гораздо боле важныхъ, чрезвычайнаго простора административной власти на счетъ законодательной и юридической безотвтственности всхъ административныхъ органовъ. При этихъ двухъ началахъ дйствительное самоуправленіе невозможно и бюрократическая централизація является государственною необходимостью. Самоуправленіе, то-есть управленіе по закону, съ прямою личною отвтственностью должностныхъ лицъ предъ судомъ, и съ нимъ вмст строгая правомрность администраціи возможны даже безъ всякихъ выборныхъ должностныхъ лицъ, какъ это доказываетъ институтъ мировыхъ судей въ Англіи, центръ тяжести всего ея мстнаго самоуправленія. Предоставленіе же выборнымъ органамъ мстныхъ народныхъ собраній, покрывающихъ въ нсколько вертикальныхъ этажей (въ общинахъ, кантонахъ, уздахъ или arrondissements, и. департаментахъ) всю французскую территорію, предоставленіе имъ ныншней неограниченной и безотвтственной французской административной власти привело бы къ несравненно большему самовластію администраціи надъ мстными народонаселеніями, чмъ даже ныншнее бюрократическое управленіе. Послднее по крайней мр сдергивается въ своемъ произвол указаніями высшихъ правительственныхъ инстанцій, ихъ строгимъ дисциплинарнымъ надзоромъ въ порядк государственной службы и ихъ личнымъ наблюденіемъ. Сверхъ того каковы бы ни были административныя соображенія и побужденія центральныхъ бюрократическихъ инстанцій, въ основаніи ихъ лежатъ все-таки интересы высшаго порядка, боле общіе, чмъ интересы которыми бы стали руководствоваться въ своемъ административномъ произвол мстныя выборныя власти слдуя только желаніямъ избравшаго ихъ большинства. Предоставленіе административнаго права, въ томъ вид какъ оно существуетъ во Франціи, равнялось бы раздробленію страны на множество самодержавныхъ и анархическихъ общественныхъ единицъ. Такая химера могла пригрезиться только французскимъ коммунистамъ 1871 года, которые, несмотря на свою смертельную вражду къ Французскому государству, отражаютъ, въ превратномъ вид, его же болзненныя начала, они выросли изъ его же крови и какъ всякая худосочная язва въ организм только выносятъ наружу его же болзненные соки.

Мстныя представительныя собранія, устроенныя Наполеономъ I и нсколько разъ видоизмнявшіяся, окончательно сбили съ толку французскія понятія о самоуправленіи. Эти собранія и ихъ выборные органы не имютъ прямаго участія въ мстной администраціи, не имютъ никакой власти и не несутъ на себ никакой правительственной отвтственности, а только совщаются о мстныхъ хозяйственныхъ нуждахъ и постановляютъ относительно ихъ разныя желанія (voeux) и ходатайства. Они имютъ характеръ чисто общественныхъ учрежденій, стоящихъ насупротивъ государственной власти, вн общей системы государственнаго управленія, и этимъ усиливаютъ антагонизмъ общества съ государствомъ. Эти мстныя представительства, не представляя собою ничего кром мстныхъ общественныхъ интересовъ, подрываютъ одно другое, и въ общемъ результат парализуютъ силу центральнаго представительства, противъ котораго они даже безпрерывно протестуютъ. Эти мстные парламенты, не выполняя собою никакихъ опредленныхъ функцій въ управленіи, только служатъ почвою для политической агитаціи. Имъ не подвластна мстная полиція, эта первая принадлежность всякой административной власти, полиція и не можетъ быть подчинена общественнымъ учрежденіямъ, дйствующимъ исключительно подъ вліяніемъ общественныхъ интересовъ, а не по требованіямъ закона. Въ общихъ условіяхъ французской административной власти, ничего не оставалось боле какъ сохранить за всми этими мстными представительными органами исключительно общественный характеръ и совщательный голосъ.

Въ высшей степени любопытны и поучительны были пренія французскаго національнаго собранія о проект закона предоставляющаго правительству право назначать отъ себя меровъ (то-есть, головъ и старостъ) во всхъ 75.000 городскихъ и сельскихъ общинахъ Франціи. Вс политическія партіи высказались въ этихъ преніяхъ, и своими доводами какъ въ пользу законопроекта, такъ и противъ него превосходно доказали недостатокъ яснаго сознанія въ каждой партіи условій необходимыхъ для здороваго мстнаго самоуправленія и коренныхъ причинъ невозможности его во Франціи. Конечно замщеніе должности первенствующаго представителя общины чиновникомъ центральной администраціи, съ правомъ назначенія его изъ числа лицъ даже не принадлежащихъ къ составу общинъ, противно всякимъ понятіямъ объ общинной автономіи и о всякой самостоятельности въ общинномъ (муниципальномъ и мірскомъ) хозяйств, гд меръ долженъ быть главнымъ распорядителемъ. Но меры являются во Франціи въ одно и то же время и представителями своихъ общинъ, и агентами, исполнителями личныхъ приказаній префектовъ и лодирефектовъ, то-есть, единицами въ личномъ бюрократическомъ управленіи. Этотъ двойственный характеръ выборныхъ общественныхъ властей, чуждый англійскому самоуправленію, въ большей или меньшей степени, встрчается во всей континентальной Европ, и только особенно рзко выказывается во Франціи. {Устраненіе этого двойственнаго характера выборныхъ органовъ мстнаго самоуправленія было главною и самою трудною задачей въ новомъ прусскомъ закон, объ окружномъ управленіи (см. нашу статью Земскія учрежденія и самоуправленіе).} Здсь неразршимое противорчіе самыхъ основныхъ государственныхъ понятій, недопускающее устройства такого мстнаго самоуправленія которое бы не находилось въ конфликт съ центральнымъ государственнымъ управленіемъ. Съ одной стороны, пространство власти префектовъ, подпрефектовъ и ихъ низшихъ агентовъ, ничмъ неограниченное кром инструкцій получаемыхъ изъ Парижа, ихъ полная безотвтственность, если только они исполняютъ свои инструкціи, распространеніе этой деспотической власти на самыя мелкія внутреннія дла общинъ. Съ другой стороны, такая же безотвтственная и неограниченная относительно общинныхъ интересовъ власть меровъ, которые не могутъ не считать себя главными хозяевами въ своихъ общинахъ. Личное подчиненіе меровъ префектамъ представляется единственнымъ практическимъ выходомъ изъ этого невозможнаго положенія, а съ тмъ вмст и назначеніе меровъ отъ правительства какъ нельзя боле естественно. Впрочемъ сами французскія общины, кажется, всего мене на это ропщутъ, он даже скоре довольны тмъ что этою мрой обезпечено ихъ спокойствіе и устранены для демагоговъ, совсмъ чуждыхъ общиннымъ интересамъ, поводы къ агитаціи на выборахъ меровъ. Вся буря была только въ національномъ собраніи, гд законопроектъ сдлался орудіемъ политической борьбы между партіями, борьбы о сил и власти, какъ это всегда бываетъ во Франціи, а не предметомъ зрлаго законодательнаго обсужденія. Въ оппозиціи противъ правительства, предложившаго эту мру, соединились, какъ это также всегда случается во Франціи, партіи не имющія ничего общаго въ своихъ политическихъ убжденіяхъ,— красная лвая (ультра-демократическая или такъ-называемая крайняя республика) и крайняя правая (законная и аристократическая монархія),— г. Луи Бланъ, ораторъ первой, и маркизъ де-Франлье, ораторъ послдней. Къ нимъ примкнула и такъ-называемая просто лвая сторона,— умренные или либеральные республиканцы. Каждая фракція этой пестрой оппозиціи, выставляя свои особенные мотивы, была враждебна предложеный мр только потому что она усиливала могущество партіи стоявшей во глав правительства, и отдавала ей въ руки будущіе выборы народныхъ представителей, на которыхъ префекты безъ меровъ не полновластны. Вс разнородныя фракціи оппозиціи, хотя и каждая по-своему, говорили о необходимости децентрализаціи и упрекали правительственную партію въ противорчіи съ своими собственными убжденіями, такъ какъ ея члены въ прежнее время сами съ жаромъ говорили объ этой необходимости.

Но вс безъ изъятія французскія партіи пока он не въ правительств говорятъ о децентрализаціи, то-есть, на французскомъ язык, о самоуправленіи, и какъ только получаютъ въ руки дйствительную власть, такъ он отказываются отъ этой мысли. Вс партіи вынуждены къ этому силою самыхъ вещей, превышающихъ волю отдльныхъ личностей.

Въ упомянутыхъ нами преніяхъ правительство не могло не превозмочь и не найти для себя поддержки не только въ сред своей партіи, но и во всхъ людяхъ готовыхъ пожертвовать партійными интересами государственному интересу. Правительство указало при этомъ на цлый рядъ фактовъ, которыми изобличалось систематическое противодйствіе выборныхъ меровъ префектамъ, обязаннымъ, однако, отвчать за общественный порядокъ въ каждой деревн, отвтственность за которыя они не могутъ нести безъ пассивнаго повиновенія меровъ. Хотя огромное большинство членовъ не только сельскихъ, до даже городскихъ общинъ, нисколько не расположено къ нарушителямъ общественной тишины, однако при равнодушіи къ общиннымъ выборамъ и дламъ происки революціонеровъ легко имютъ успхъ. На должности меровъ не разъ были избираемы самые крайніе революціонеры и враги всякаго общественнаго порядка. Это конечно явленіе чудовищное. Наконецъ правительство изобличило демократическую партію г. Гамбетты, съ наибольшимъ жаромъ ораторствовавшую за муниципальныя вольности, въ томъ что когда она была въ правительств (посл 4го сентября 1870), то она также назначала своихъ агентовъ на должности меровъ, безъ выборовъ. Дло въ томъ что какая бы политическая партія ни становилась у государственной власти, хотя бы она была самаго революціоннаго образа мыслей и самаго демагогическаго происхожденія, она все-таки отвчаетъ предъ страною за сохраненіе государственнаго порядка и вынуждена охранять его, хотя бы изъ чувства самосохраненія. Между тмъ, при условіяхъ французскаго административнаго механизма, никакая партія, разъ захватившая въ свои руки правленіе, не можетъ обойтись для охраны государственнаго порядка безъ префектовъ и подпрефектовъ, съ которыми лично связана участь министровъ, также точно какъ участь префектовъ съ мерами. Вотъ послдствія системы государственнаго управленія въ которой никто не знаетъ границъ своей власти по закону и своей личной законной за нее отвтственности не несетъ, а вс вмст за все отвчаютъ предъ неограниченными владыками администраціи и предъ столь же неограниченнымъ своеволіемъ общественныхъ страстей и влеченій.

Нужно вникнуть въ общую совокупность всхъ особенностей французской административной системы и всего государственнаго строя, а не въ одну только отдльную какую-нибудь ихъ черту, чтобъ убдиться что безъ глубокихъ въ нихъ преобразованій и безъ соотвтствующаго имъ измненія въ нравахъ и обычаяхъ общественной жизни, самоуправленіе въ настоящемъ, здоровомъ смысл этого слова невозможно во Франціи. Это убжденіе потому главнйше нужно что съ нимъ связано объясненіе не только чудовищныхъ явленій во французской политической жизни, но и многихъ важныхъ государственныхъ недоумній въ другихъ европейскихъ странахъ. Въ томъ или другомъ вид, везд, кром Великобританіи, подражаніе типу французскаго государственнаго управленія еще лежитъ тяжкимъ наростомъ на историческомъ быт народовъ, еле-еле начинающихъ отъ него освобождаться. Дйствительные опыты самоуправленія во Франціи всего блистательне доказали невозможность этой системы при господствующихъ въ этомъ государств общихъ началахъ. Самымъ разительнымъ примромъ была національная гвардія, которая вмсто непоколебимой, поставленной самимъ обществомъ, охранительницы общественнаго спокойствія, какъ на то надялись, сдлалась сама главнымъ орудіемъ мятежа, всегда готовою вооруженною силой для всякой смуты. Также точно были неудачны всякія попытки расширенія общинныхъ вольностей, децентрализаціи, въ послдніе годы царствованія Наполеона III, напримръ, подчиненіе въ нкоторыхъ мстностяхъ полиціи общиннымъ властямъ. Либеральными мрами Второй Имперіи, не коснувшимися корня зла, началось паденіе ея могущества, которое находилось на своемъ апоге въ эпоху своей диктатуры. Вообще либеральныя правленія мало удавались во Франціи, и это самое печальное не для нея только одной, а для всхъ тхъ націй у которыхъ либерализмъ еще понимается вліятельными общественными кругами въ дух рутинныхъ традицій французской бюрократіи.

Всего боле смуты понятій породили французскіе опыты самоуправленія. По французскимъ образцамъ стали думать что сущность самоуправленія заключается въ назначеніи должностныхъ лицъ по выбору общества, заинтересованнаго въ ихъ дйствіяхъ, вмсто назначенія отъ правительства, и затмъ подъ самоуправленіемъ стали понимать общественное управленіе, въ противоположность государственному или казенному. Отсюда самыя прискорбныя недоразумнія и самыя сокрушительныя для развитія самоуправленія послдствія: общество, общины, земство съ своимъ управленіемъ, своими властями, даже съ своимъ войскомъ (національною гвардіей) противопоставлялись государству съ его управленіемъ, съ его властями и съ его войскомъ (линейнымъ). То что было естественно въ первоначальные періоды образованія государствъ, въ періоды броженія всхъ общественныхъ и государственныхъ стихій, когда государственная смута была явленіемъ нормальнымъ, когда безпрерывное изгнаніе князя вчемъ и вча княземъ было почти системою всего государственнаго быта,— то самое возводилось въ прогрессивную норму, въ идеалъ новйшаго государства! Конечно не совсмъ отдавали себ во всемъ этомъ отчетъ приверженцы такого самоуправленія, хотя понятія эти и входятъ систематически въ ученіе о народномъ самодержавіи. Но и независимо отъ этого ученія, распространяются, по примру Франціи, эти превратныя воззрнія на самоуправленіе, искажающія всякій его теоретическій и практическій смыслъ. Не мудрено что отъ нихъ отварачиваются съ ужасомъ вс здравомысленные не только государственные люди, не могущіе желать возвращенія къ государствамъ въ государств Среднихъ Вковъ, но и самые простые практическіе люди, желающіе нсколько боле прочныхъ обезпеченій для своихъ личныхъ и имущественныхъ интересовъ со стороны государственной власти, чмъ ихъ можетъ дать эта путаница властей, имющихъ главнйшимъ своимъ назначеніемъ не охранять общественный порядокъ, а побивать другъ друга. Отсюда весьма естественная и самая печальная наклонность искать спасенія въ бюрократическомъ управленіи, которое представляется краше этого неурядья… Однако самоуправленіе призвано, въ наше время, не увеличить раздоръ между обществомъ и государствомъ, какъ это произошло съ его жалкими опытами во Франціи, а напротивъ, крпче чмъ когда-либо сплотить эти стихіи человческой жизни въ одно гармоническое цлое.

Самоуправненіе вовсе не значитъ самоуправляющіяся общества, Въ такомъ случа зачмъ было бы государство. Самоупрявляющій (все равно что самодйствующій, selfacting) органъ государственнаго управленія есть’органъ дйствующій собственною своею силой, какую сообщаетъ ему уставъ его власти или законъ, а не чрезъ вншній толчокъ, какимъ служитъ для бюрократическаго агента приказаніе его начальства. Отсюда личная независимость органовъ самоуправленія, ихъ подчиненность только судебному приговору, заявляющему требованія закона, ихъ строгая личная отвтственность за свои дйствія предъ судомъ. Само собою разумется что лица облеченныя такою значительною властью, такою самостоятельностью и независимостью отъ административныхъ инстанцій, къ которымъ уже нельзя прибгать для защиты противъ ихъ злоупотребленій, должны быть люди соединяющіе въ себ много гарантій и для общества,они должны пользоваться почетнымъ положеніемъ въ мстномъ населеніи, внушать ему достаточно нравственнаго доврія и своею личностью, и своими личными интересами въ данной мстности, солидарными съ ея общими интересами. Для этого въ иныхъ случаяхъ выборы могутъ быть полезны, въ другихъ необходимы (для всхъ должностей связанныхъ съ хозяйствомъ и денежною отчетностью), но чтобъ они были всегда необходимы сами по себ, безъ всякихъ другихъ условій, составляли всю сущность самоуправленія, или даже чтобъ они были всегда достаточны для назначенія личностей именно нужныхъ для его органовъ, этого думать нельзя. Излюбленные во всякомъ обществ, и во всякое время люди — не всегда наилучшіе, и не всегда наиболе пригодные для всякой въ этой сфер власти и дятельности. Популярность, въ особенности посреди обстоятельствъ подобныхъ Франціи, гд она всегда скоротечна, пріобртается не всегда наилучшими путями. Да и не именно люди популярные и громкіе нужны для такого по преимуществу практическаго государственнаго дла какъ мстная администрація. Выборы не только не всегда придаютъ личную независимость избранному на должность лицу, а напротивъ, нердко ставятъ его въ положеніе зависимое (въ особенности если сроки службы кратки) отъ всхъ столь измнчивыхъ движеній, любви и ненависти, въ окружающемъ обществ, отъ всхъ интригъ столь мельчающихъ пропорціонально мелкот района мстной среды. Сверхъ того, всякое общество должно быть долгимъ опытомъ воспитано для самостоятельности въ подач голосовъ на выборахъ, и масса часто не иметъ вовсе требуемой самостоятельности. Кандидаты на должности по выборамъ разв не могутъ быть и не бываютъ такіе же наемники какъ и кандидаты на бюрократическія должности? Разв выборная служба всегда, уже потому только что она выборная, есть служба на пользу общества, ради его всеобщихъ интересовъ, а не превращается часто въ такую же гоньбу за мстами и жалованьями, какъ и бюрократическая служба? Независимость положенія не создается искусственно, когда лицо независимо по своему личному характеру и по всмъ условіямъ своего положенія въ обществ, то независимость предоставляемая ему закономъ въ его должности скоре извращаетъ его дятельность, чмъ помогаетъ ей. Мстное самоуправленіе не можетъ обойтись безъ класса людей которые бы самоотверженно, безъ всякихъ личныхъ выгодъ, исполняли въ немъ обязанности, ради почета, и могли бы это длать по своимъ имущественнымъ средствамъ. Недостатокъ такихъ людей не могутъ восполнить никакіе выборы, напротивъ, они часто даже отталкиваютъ ихъ отъ мстной службы.

Исключительное господство выборнаго начала во французскихъ мстныхъ учрежденіяхъ, долженствовавшихъ быть органами самоуправленія, и всеобщее голосованіе, чрезвычайно усилившее вс злоупотребленія этого начала, были послдствіемъ совсмъ ложнаго пониманія этой системы государственнаго управленія и заслонили собой его сущность отъ всей континентальной Европы, долгое время смотрвшей на вс политическіе вопросы французскими глазами и сквозь французскій языкъ. Съ этой точки зрнія самоуправленіе явилось управленіемъ общества дйствующимъ насупротивъ управленія государства, призваннымъ къ борьб съ послднимъ, органы самоуправленія — существующими только для протеста противъ правительства, мстныя административныя и хозяйственныя дла отодвинутыми на самый задній планъ. Выборы лицъ выражающихъ собою въ данную минуту крайнія раздраженія господствующія въ обществ противъ правительства являются первою необходимостью, въ особенности когда на выборы готовы идти преимущественно люди составившіе себ карьеру тмъ что подстрекали эти раздраженія. Съ другой стороны, и правительство, въ виду этой борьбы, къ какой бы партіи оно ни принадлежало, до крайности развиваетъ свои боевыя силы, свой бюрократическій организмъ управленія, старается проникнуть его агентами во вс круги общества и мелочи его мстной жизни, везд, на каждомъ посту, противъ народнаго трибуна поставить своего бойца и вооружить его наибольшею властью. Это безвыходный кругъ, посреди котораго мечется французское общество.

Можно ли удивляться что при такихъ условіяхъ главною заботою правительства становится заправлять выборами чрезъ своихъ агентовъ, а тмъ самымъ выборы, при участіи въ нихъ правительства въ качеств партіи, теряютъ всякій свой смыслъ. При этомъ даже выборы на мстныя должности получаютъ политическій характеръ, {Таковы были недавніе выборы членовъ департаментскихъ и муниципальныхъ совтовъ во Франціи, послужившіе главною ареной борьбы республиканской и монархическихъ партій.} который долженъ оставаться совсмъ чуждымъ мстной администраціи. Въ Великобританіи самая ожесточенная борьба парламентскихъ партій на мстные выборы не распространяется. Въ Великобританіи правительство, то-есть организмъ государственнаго управленія, стоитъ совсмъ въ сторон отъ всякой выборной борьбы, и въ лиц своихъ представителей наблюдаетъ только за ихъ законностью, оно не иметъ надобности, да и не можетъ, еслибъ и захотло, вліять на выборы. Припомнимъ что правительство въ Англіи занимается главнйше законодательными проектами и высшею политикой, нисколько не сосредоточивая въ себ нити мстнаго управленія, что управленіе страною находится въ Англіи въ полномъ распоряженіи мстныхъ органовъ самоуправленія. Они имютъ въ центр, въ министерствахъ, отношеніе не къ министрамъ, а къ такъ называемымъ несмняемымъ (permanent) должностнымъ лицамъ, которыя настоящей принудительной власти не имютъ, а потому занимаются не личными предписаніями, а только общими административными регулятивами, инструкціями, наказами и инспекціей мстныхъ учрежденій. Потому правительство, если подъ этимъ словомъ понимать то что понимается во Франціи и другихъ европейскихъ государствахъ, нисколько не находится въ Англіи въ рукахъ партіи, и никакая партія правительственною властью надъ мстнымъ населеніемъ не располагаетъ. Этою властью облечены только органы самоуправленія, то-есть закона. {Въ этомъ смысл различаются понятія правительство и управленіе, какъ различныя функціи государственной власти (это впервые длаетъ Л. Штейнъ, въ своей Verwaltungslehre, I Th. p. 198 и слд. Regierung и Verwaltung). Гибкость русскаго языка позволяетъ присоединить къ этому подъ словомъ правленіе еще третью, высшую категорію власти, иначе называемой верховною, она также вн политическаго спора въ Англіи. Во Франціи политическая жизнь передаетъ вс эти три категоріи власти въ руки партіи.} Законъ и судъ объединяютъ вс разнообразные органы мстнаго самоуправленія, устраняя всякія въ нихъ центробжныя наклонности. Бюрократическіе элементы управленія являются только вспомогательными, хотя и необходимыми силами въ управленіи, въ немъ господствуютъ и даютъ всему тонъ начала самоуправленія. Самый послдній полицейскій служитель (policeman) въ Англіи, назначаемый по найму, считаетъ себя въ нкоторой степени самостоятельнымъ, потому что онъ прежде всего повинуется закону и имъ огражденъ отъ всякаго произвольнаго съ него требованія, это не мшаетъ ему охранять общественный порядокъ строже, чмъ во всякой другой стран.

Начала самоуправленія не полагаются въ Великобританіи въ выборномъ начал, хотя оно и получило въ недавнее время сильное развитіе, прежде тамъ неизвстное и пугающее многихъ приверженцевъ старой англійской свободы. {См. Gneist, Verwaltung, Justiz, Rechtsiceg, p. 29 и слд.} Но и вс выборныя стихіи не нарушаютъ пока общаго духа великобританскаго государственнаго управленія, он нисколько не становятся лотерею государственной власти, а входятъ въ общую ея систему, которая на всхъ ступеняхъ въ томъ или другомъ вид воспринимаетъ въ себя общественные элементы и поглощаетъ ихъ въ своемъ государственномъ начал. Напротивъ, организмъ французскаго государственнаго управленія нисколько не утрачиваетъ сверху до низу своей бюрократической сущности, своего административнаго абсолютизма отъ всхъ этихъ общественныхъ выборныхъ властей, которыя его окружаютъ непріязненнымъ лагеремъ, или совсмъ блднютъ предъ его силою и которыя нисколько не входятъ въ его составъ, нисколько не замняютъ собою на мстахъ бюрократическихъ агентовъ. Меры служатъ исполнительными органами префектовъ, вся мстная власть принадлежитъ послднимъ. Выборный способъ замщенія должностей имющихъ бюрократическій характеръ конечно самый неудобный для такихъ должностей. Этотъ характеръ во всемъ направленіи французской администраціи, которая совсмъ не знаетъ (кром судебнаго вдомства) въ своемъ состав несмняемыхъ безъ суда и лично независимыхъ отъ начальства чиновниковъ. Такія должностныя лица, нужныя для нкоторыхъ мстъ, выражаютъ собою самыя существенныя начала самоуправленія, они возможны и безъ выборовъ и во множеств существуютъ въ Германіи. Но они невозможныво Франціи вслдствіе духа ея администраціи, зиждущагося на личной вол высшихъ инстанцій. Франціи, и всмъ странамъ бравшимъ съ нея административные примры, остается чуждою одна изъ самыхъ существенныхъ стихій самоуправленія,— это личная живая сила дйствующая въ его органахъ (выборныхъ или невыборныхъ) и воплощающая въ себ власть. Такая сила, придающая чрезвычайное могущество этой власти, въ особенности на низшихъ ея ступеняхъ, невозможна въ бюрократическихъ агентахъ, дйствующихъ только силою общаго механизма. Эта личная живая сила, подобная англійскимъ мировымъ судьямъ, наилучшимъ образомъ удовлетворяетъ ежедневнымъ потребностямъ народа и ставитъ его въ самыя сочувственныя отношенія ко власти.

Всми этими историческими чертами государственнаго управленія Франціи объясняются разныя болзненныя явленія ея ныншняго политическаго положенія, связь причинъ и послдствій въ этихъ явленіяхъ какъ нельзя боле назидательна для тхъ которые, понимая свободное или такъ-называемое народное правленіе только по французскимъ понятіямъ {Сверхъ указанныхъ уже источниковъ для характеристики французскихъ мстныхъ учрежденій самоуправленія, см. также L. Stein. Verwaltungslehre, Die Vollziehende Gewalt, besonderer Theil, p. 121u слд.}, по традиціямъ французской революціи, или влекутся къ нему всми своими надеждами, или отплевываются отъ самаго слова ‘самоуправленіе’. Безъ него, однакоже, но только въ настоящемъ его значеніи, при ныншнихъ условіяхъ государственной и общественной жизни, обойтись невозможно, бюрократическая форма государственной власти не можетъ исполнить важнйшихъ ея задачъ въ наше время, не можетъ въ особенности сдружитъ съ нею общество, которое, со всми самобытными своими организаціями, получило теперь такое огромное значеніе подл государства. При чрезвычайномъ развитіи новыхъ общественныхъ союзовъ всякаго рода, при оживленіи старыхъ (общинъ), и при всеобщемъ стремленіи общественной жизни къ самостоятельности въ государств,— единственное средство противодйствовать опасному для государства направленію этого движенія есть расширять и упрочивать законное государственное самоуправленіе. Величайшимъ несчастіемъ для Франціи было то что ея фальшивые опыты самоуправленія внушали лучшимъ ея людямъ невольный страхъ къ самой даже иде его. Самымъ ошибочнымъ политическимъ понятіемъ посяннымъ въ континентальной Европ французскою революціей было понятіе о состоятельности устройства законодательной власти на началахъ народнаго представительства или такъ-называемаго свободнаго правленія, съ сохраненіемъ стараго режима, или абсолютизма въ организаціи административной власти {Cp. L. Stein. Die Verwaltugslehre, 2 Aus. Der besondere Theil, p. 9.}. Административный бюрократическій абсолютизмъ еще былъ возможенъ въ старое время въ патріархальномъ государств, гд онъ нейтрализовался личными, отеческими отношеніями монарха къ своимъ подданнымъ и его личнымъ управленіемъ, нын, когда управленіе стало такъ сложно, административный абсолютизмъ сдлался несостоятеленъ. Французскій конституціонализмъ усиливаетъ значеніе партій въ управленіи. Увлеченіе этимъ конституціонализмомъ въ первой половин ныншняго столтія было наслдіемъ преимущественно французской революціи и ея мыслителей. Этотъ конституціонализмъ между прочимъ полагалъ возможнымъ ограничиться государственнымъ устройствомъ, нисколько не заботясь о преобразованіяхъ въ государственномъ управленіи, которое практически важне для народа всякаго устройства законодательныхъ органовъ. Думать о гарантіяхъ противъ произвола въ законодательной дятельности, нисколько не упрочивая законность въ ход управленія, было легкомысленно {Надо думать что французскій конституціонализмъ, или точне парламентаризмъ много виновенъ въ государственномъ разстройств Испаніи, гд народъ до сихъ поръ сохранилъ много отличныхъ качествъ, и между прочимъ историческую наклонность къ мстному самоуправленію. (Cp. V. Cherbulioz, l’Espagne politique, Rev. des deux Mondes, 1873.)}.

Французскій народъ обвиняютъ за наклонность къ диктаторскому правленію, то-есть къ правленію безъ парламентскаго контроля, но это правленіе прямо истекаетъ изо всего государственнаго строя Франціи. Въ этомъ стро парламентское правленіе ничего не измняетъ, лишь ставитъ въ вершин администраціи, на мсто воли диктатора, парламентскую партію, отчего государственное управленіе во всей стран нисколько не длается мене личнымъ, мене произвольнымъ и мене самовластнымъ, а только сообразуется въ своемъ самовластіи и произвол съ политическою программою своей партіи, которая никакъ не мене одностороння, не мене прихотлива, не мене несправедлива въ пользованіи своею властью, чмъ диктаторъ. Административная, а съ нею и вся государственная власть длается при парламентскомъ правленіи только боле шаткою, когда эта власть, какъ во Франціи, неограниченна въ своемъ существ. Такая власть совмстима только съ исключительно законодательною и совщательною дятельностью представительныхъ собраній, безъ всякаго ихъ вліянія на ходъ внутренней и вншней политики, это и было при обихъ имперіяхъ.

Вмст съ парламентскимъ правленіемъ, какъ оно понимается во Франціи, начинается всегда волненіе въ обществ, неудобное для всхъ безъ изъятія практическихъ личныхъ интересовъ, и удобное только для искателей политическихъ приключеній, это волненіе есть неизбжное послдствіе враждебнаго правительству движенія всхъ общественныхъ интересовъ и классовъ, обиженныхъ и обезпокоенныхъ управленіемъ въ дух противоположныхъ интересовъ и классовъ. Броженіемъ общества, всегда сопутствующимъ во Франціи парламентскому правленію, пользуются враги общественнаго порядка, хотя бы ихъ было не боле тамъ, чмъ во всякой другой стран. Всякое неудовольствіе противъ администраціи быстро обращается противъ главы государства, и всякое общественное движеніе, затмъ слдующее, подвергаетъ вопросу его власть, нераздльную съ администраціей.

Вмст съ тмъ, при крайней бюрократической централизаціи и при отсутствіи всякой общинной автономіи, очень легко произвести во Франціи государственный переворотъ, хотя бы онъ былъ противенъ желаніямъ большинства народонаселенія. Для этого достаточно захватить центральную пружину государственной машины, которая посредствомъ предписаній приводитъ въ движеніе весь механизмъ государственнаго управленія, а это можетъ быть сдлано самою незначительною кучкою людей въ Париж, какъ это неоднократно и длалось. Также точно легко овладваютъ мятежники во Франціи и организаціями общинъ, подобно тому какъ два прусскихъ улана овладвали цлыми ея городами, посреди онмлаго отъ страха народонаселенія. Между тмъ Французы не робки, ни въ пол, ни въ гражданской жизни. Но никакая неорганизованная сила не можетъ устоять противъ организованной, и никакая личная храбрость нисколько не можетъ помочь посреди разстройства личныхъ силъ, ничмъ не соединенныхъ вмст.

Въ грудахъ всякаго сора и грязи, выносившихся французскими потрясеніями наружу со дна общества, было также всегда не мало и самой возвышенной личной доблести, было всякій разъ не мало людей крпко стоявшихъ за законный порядокъ и противъ беззаконій представителей власти и противъ насилія толпы, не мало героевъ и поплатилось за то жизнію, но вс они оставались немощными и одинокими съ своимъ самоотверженіемъ, которое пропало даромъ для общества.

Мы не отрицаемъ что революціонные перевороты и государственные удары вошли, съ почина великой революціи, въ привычки политической жизни Франціи, и что уже вслдствіе этого одного они такъ сдлались легки въ исполненіи, но и т и другіе главнйше обусловлены основнымъ историческимъ характеромъ ея государственнаго строя. Весь этотъ характеръ таковъ что законное сопротивленіе въ обществ противозаконнымъ дйствіямъ органовъ власти столько же чуждо общему направленію французской политической жизни, какъ и энергическое, но строго законное сопротивленіе со стороны представителей власти мятежнымъ движеніямъ въ обществ. Вс революціонные перевороты во Франціи несомннно производились ничтожнымъ меньшинствомъ, посреди пассивнаго большинства народонаселенія. Но безъ мстнаго самоуправленія лучшія силы общества не организованы къ отпору и къ совокупному съ правительствомъ дружному дйствію противъ нарушителей общественнаго мира. Въ самоуправленіи общество воспитывается для борьбы за законъ и съ нимъ за государственный порядокъ. Самоуправленіе подобное французскому открываетъ только доступъ демагогамъ вторгаться въ эти безсильныя и искусственныя мстныя организаціи и пользоваться ими какъ центрами для преступныхъ цлей. Такова была, какъ мы видли, исторія парижской коммуны 1871 года, и точно такія же учреждались коммуны, то-есть революціонныя организаціи подъ маскою законныхъ муниципальныхъ властей, въ Ліон и другихъ городахъ. И такъ было всегда. Вся масса дйствительныхъ и полноправныхъ членовъ городскихъ общинъ, при полномъ своемъ отвращеніи къ бунтовщикамъ, почти всегда пришлецамъ, остается безучастною свидтельницей насильственнаго захвата ими муниципальной власти. Она считаетъ это дломъ правительства, то-есть центральной администраціи, подъ опекой которой живетъ. Прежде чмъ возмущеніе разгорлось до той степени когда бороться съ нимъ можно только матеріальною силой, оно было бы, въ самомъ своемъ начал, невозможно, еслибы вокругъ него была самостоятельная общинная и земская жизнь. Если въ XVIII столтіи правительство съ одними бюрократическими своими агентами оказалось безпомощнымъ противъ революціи, то посреди сложныхъ общественныхъ движеній нашего времени эта оборона совсмъ несостоятельна. Остается употребленіе военной силы, но она пригодна только противъ открытаго возстанія, которое вмст съ гражданскою войной наступаетъ обыкновенно во Франціи гораздо позже государственнаго переворота, то-есть посл перехода власти въ руки мятежниковъ. Таковы были іюньскіе дни въ 1848 году и осада Парижа версальскими войсками въ 1871 году. Здоровая организація мстнаго самоуправленія мстныхъ земскихъ и общинныхъ союзовъ, не идущихъ врозь съ государствомъ, есть для общественной жизни великое благодяніе: это не что иное какъ организація лучшихъ силъ въ обществ, разрозненныхъ безъ этого на атомы. Вмст съ тмъ и для государства нашего времени это единственное радикальное средство къ обузданію столь многочисленныхъ нын враговъ государственнаго порядка и къ употребленію на служеніе ему всхъ свободныхъ общественныхъ силъ. Это въ гражданскомъ государственномъ стро совершенно то же что въ военномъ новйшая организація воинской повинности: посредствомъ нея имется, позади наличнаго вооруженія, неограниченный резервъ, всегда готовый вступитъ въ ряды на защиту отечества. Для этого однако первое условіе — чтобы кадры были крпки и хорошо организованы. То же самое можно сказать и про кадры или учрежденія мстнаго самоуправленія.

Съ нкоторыхъ поръ у насъ слышится особенно много жалобъ на неурядицу въ разныхъ учрежденіяхъ нашего самоуправленія, повствуется о многихъ дйствительно печальныхъ явленіяхъ въ этой области, доказывающихъ, по мннію многихъ, что наше общество еще недостаточно созрло чтобы сознательно пользоваться дарованными ему правами. Въ виду всего этого, могутъ находить несвоевременнымъ, въ такую минуту, восхваленіе этой формы управленія, оказавшейся пока еще такъ мало производительною. Вопроса, въ какой степени справедливо это послднее мнніе, мы здсь касаться не будемъ, замтимъ только мимоходомъ что никакое учрежденіе не можетъ выдержать абсолютной оцнки безъ сравненія съ другими ему предшествовавшими и подобными, и что сверхъ того самый порядокъ самоуправленія всегда подвергается боле строгой критик, изобличая и оглашая все что въ порядк бюрократическомъ скрыто и замаскировано. Затмъ нельзя отрицать многихъ существенныхъ недостатковъ въ самомъ устройств всхъ нашихъ мстныхъ учрежденій, {См. статью нишу Земскія учрежденія и самоуправленіе (Русск. Встн. 1874 года).} препятствующихъ обществу и лучшимъ его силамъ пользоваться ими надлежащимъ образомъ. Но не въ этомъ дло въ настоящемъ случа и съ принятой нами выше точки зрнія. Какія бы ни происходили злоупотребленія въ нашемъ самоуправленіи, какіе бы недостойные люди ни получали въ немъ значеніе и власть, какіе бы дурные общественные элементы ни вторгались въ него, мы спросимъ только было ли бы лучше еслибъ эти самые элементы дйствовали на другихъ поприщахъ: напримръ бюрократическомъ или же на противоположномъ поприщ политической и революціонной пропаганды? Т же самые люди, работая на почв самоуправленія, подвергаются по меньшей мр контролю и борьб, которые, какъ бы они ни были еще слабы въ нашемъ обществ все-таки сокращаютъ и обуздываютъ сколько-нибудь ихъ замыслы и влеченія, и во всякомъ случа ихъ обнаруживаютъ. Какое бы уныніе ни наводили на самые либеральные у насъ умы иные чудовищные куріозы нашей провинціальной жизни, невозможно сомнваться въ цлебной сил этой свободной нравственной и умственной борьбы, которая непремнно заключается во всякой самобытной земской и общинной сред. Даже лица съ направленіемъ вреднымъ для общества, въ политическомъ отношеніи, отрезвляются на почв самоуправленія. Столкновенія здсь, съ одной стороны, съ самыми неотразимыми и самыми грубыми практическими интересами народнаго обихода, безпощадными ко всякой бунтующей мысли, и съ другой стороны, съ неумолимыми требованіями закона и права, составляютъ самый воспитательный элементъ для всякаго общественнаго дятеля и для всякой зачинающейся политической жизни, самоуправленіе открываетъ каж-, дому возможность законно участвовать въ публичномъ дл, и вотъ поэтому-то оно самое могущественное средство къ предотвращенію политическихъ захмшательствъ. Сравненіе Франціи, переполненной тайными обществами даже въ самыя либеральныя свои эпохи, съ Англіей, не только ихъ не знающей, но чуждой всякаго революціоннаго склада политическихъ убжденій, служитъ лучшимъ доказательствомъ нашихъ словъ.

Отсутствіе самоуправленія, въ изложенномъ нами смысл, то-есть духа законности и участія общественныхъ элементовъ въ организм управленія, и административный абсолютизмъ, сложившійся издавна во Франціи и значительно усиленный революціей, даютъ отвтъ на многіе вопросы возбуждаемые ея странною политическою жизнею. Укажемъ, бгло, въ связи со всмъ сказаннымъ, еще на нкоторыя наиболе примчательныя явленія этой жизни.

Нигд нтъ въ такомъ количеств и столь ненавистныхъ, одна другой политическихъ партій какъ во Франціи, нигд общественное мнніе не бываетъ до такой степени какъ здсь возбуждаемо вроятностями перехода государственной, власти изъ рукъ одной партіи къ другой. Можно подумать что между французскими партіями существуютъ самыя рзкія различія въ политическихъ программахъ, то-есть въ ихъ желаніяхъ относительно устройства и управленія государства. И дйствительно, эти партіи соединяются между собою только для низверженія противниковъ, а во всякомъ положительномъ дл, во всякомъ государственномъ созиданіи самыя даже мелкія ихъ фракціи между собою непримиримы. Несостоятельность ныншняго національнаго собранія въ составленіи конституціонныхъ законовъ, да и все вообще безплодіе этого собранія, считающаго въ своихъ рядахъ лучшихъ и замчательнйшихъ людей Франціи, происходятъ главнйше отъ непримиримой розни его политическихъ группъ, несогласныхъ на взаимныя уступки даже въ самыхъ мелкихъ своихъ дленіяхъ. Однако несмотря на это, почти невозможно найти, за исключеніемъ формы правленія, что-либо положительное и осязательное во взглядахъ раздляющихъ между собою вс эти партіи: он враждебны одна другой въ своихъ политическихъ желаніяхъ, но въ ихъ программахъ было бы чрезвычайно затруднительно отыскать какія-либо прямыя указанія на т государственныя учрежденія, законодательныя и административныя реформы которыя каждая изъ нихъ, въ отличіе отъ всхъ остальныхъ, хочетъ ввести въ стран. Такія указанія мы всегда находимъ со стороны борющихся партій въ Англіи, и общество всегда знаетъ что если люди такого-то цвта будутъ въ правительств, то съ ними связаны такія-то правительственныя мры и законодательныя преобразованія. Этого нтъ во Франціи.

Какъ ни привыкли вс говорить о различномъ политическомъ направленіи каждой изъ этихъ партій, никто не знаетъ въ чемъ бы дйствительно различествовали учрежденія, мропріятія и порядки которые бы послдовали во Франціи за водвореніемъ того или другаго правительства, и этого не знаютъ даже сами приверженцы каждаго, за исключеніемъ разв самыхъ крайнихъ партій. Но даже и относительно этихъ послднихъ ясный отвтъ на этотъ вопросъ былъ бы очень затруднителенъ, напримръ, едва ли возможно опредлить какими именно институтами заявили бы себя одрой стороны ультра-демократическія, даже соціалистическія и коммунистическія направленія, и съ другой стороны, ультра-аристократическія, легитимистскія. Нельзя же въ самомъ дл было бы ожидать подленія всхъ наличныхъ имуществъ между всми французскими подданными, конфискаціи ихъ въ пользу государства, упраздненія права наслдства, также какъ и введенія крпостнаго права и барщины, аристократической касты и проч. Едва ли даже самые невжественные французскіе крестьяне врятъ въ возможность подобныхъ явленій. Тмъ не мене самые просвщенные Французы съ ужасомъ помышляютъ о торжеств каждой противной партіи, и ихъ опасенія вполн основательны. Загадка объясняется очень просто. Отъ перехода правительства въ руки той или другой партіи ничего боле не ожидаютъ во Франціи какъ господства въ правительственной сфер общаго направленія ей свойственнаго, но и этого, при объем и неограниченности французской административной власти, весьма достаточно чтобы привести въ трепетъ вс личные частные интересы во всхъ лагеряхъ несогласныхъ съ торжествующею партіей и въ тяготющихъ къ нимъ общественныхъ классахъ. Этого одного направленія, этихъ общихъ политическихъ сочувствій и антипатій, безъ всякихъ новыхъ законовъ и учрежденій, достаточно, при характер французскаго государственнаго строя, чтобы всякое прикосновеніе частнаго лица къ государственной власти, во всхъ ея видахъ, было иное, чтобы каждому Французу приходилось жить иначе, смотря по партіи стоящей у власти. Эти различія, въ своей дйствительности, гораздо страшне для практической жизни человка въ государств, чмъ всякіе законы и учрежденія. Къ каждому закону и учрежденію, какъ бы ни было круто и несправедливо вновь вводимое ими начало, могутъ приладиться самые противоположные и самые враждебные ему личные интересы, а съ произвольнымъ административнымъ взглядомъ, хотя бы и самымъ умреннымъ, не могутъ ужиться сколько-нибудь различествующія съ нимъ потребности и понятія жизни, хотя бы и самыя скромныя. Отъ восхожденія къ власти самыхъ крайнихъ политическихъ оттнковъ ожидаютъ во Франціи правительственной тиранніи, умренность убжденій состоитъ въ умренномъ пользованіи административными прерогативами.

Отсюда главнйше происходитъ государственное безплодіе всхъ партій во Франціи: не взирая на то что въ теченіи ныншняго столтія вс он перебывали въ правительств и владычество нкоторыхъ продолжалось довольно долго, ни одна изъ нихъ не оставила по себ замтныхъ слдовъ въ законодательств, которое по всмъ своимъ отраслямъ было замчательнымъ образомъ неподвижно, посреди коренныхъ государственныхъ реформъ во всей остальной Европ. Цль каждой французской партіи достигнута когда она подучила въ свои руки административную власть, которая для нея достаточна чтобы безъ всякихъ новыхъ законовъ управлять страною по-своему и парализовать силу своихъ противниковъ. Это безвыходный кругъ государственной жизни, которая, вопреки самымъ жестокимъ потрясеніямъ, находилась здсь въ засто, какъ нигд. Революціонные перевороты какъ бы они ни были глубоки, способны только механически возмущать существующій порядокъ, и совсмъ безсильны къ органической его передлк: для послдней нужны въ обществ новыя понятія, которыя не могутъ же возникать вслдствіе одного только насилія противъ узаконеннаго государственнаго строя, нужна также спокойная законодательная работа, невозможная подъ постоянною угрозой этого насилія, напротивъ того насильственные революціонные перевороты неизбжно влекутъ за собою безотчетный страхъ ко всякимъ государственнымъ нововведеніямъ и ко всякимъ новаторамъ, хотя бы и разумнымъ. Отсюда то реакціонерное противъ всякаго политическаго прогресса настроеніе умовъ въ практическихъ массахъ, которое замчается на долго вслдъ за революціонными бурями и особенно значительно во Франціи. Таково самое общественное нравственное и умственное вліяніе этихъ бурь, а для предотвращенія ихъ всего необходиме Iсвоевременныя и смлыя государственныя реформы, къ которымъ, при всей шумливости политической жизни, и масса французскаго общества и руководящія имъ партіи весьма мало расположены.

Можно думать что еслибы вниманіе партій было боле сосредоточено на дйствительныхъ преобразованіяхъ въ законодательств, суд и администраціи, въ какихъ нуждается Франція и для какихъ не служитъ препятствіемъ тотъ или другой образъ правленія, самъ по себ, то и вопросъ объ немъ формально раздляющій большинство партій, и наиболе ихъ раздражающій, потерялъ бы для нихъ свою живость. Но однажды захвативъ исполнительную власть, всякая партія довольствуется во Франціи неограниченною силой въ ней заключающеюся: управлять страною въ своемъ исключительномъ дур, посредствомъ административныхъ распоряженій, безъ всякаго законнаго имъ сопротивленія откуда бы то ни было. Въ богатств этихъ распоряженій, хотя и измняющихся съ каждою партіей, но доведшихъ административный бюрократическій механизмъ Франціи до послдняго совершенства, заключается все движеніе французской государственной жизни, въ развитіи этого такъ-называемаго во Франціи административнаго права (droit administratif) она является образцовою.

Думать, для осуществленія своихъ политическихъ идей, о новыхъ законахъ и институтахъ, разрабатывать ихъ проекты и подготовлять къ нимъ общественное мнніе, не считаетъ нужнымъ ни одна французская партія: каждой нужна только административная власть, посредствомъ которой она уже проведетъ вс свои идеи. Вотъ важный и прискорбный фактическій результатъ этого устройства управленія, скрывающаго въ себ полный абсолютизмъ подъ парламентскими формами.

Упомянемъ еще о нкоторыхъ поразительныхъ явленіяхъ въ быт Франціи, длающихся боле понятными при знакомств съ особенностями ея государственнаго строя. Всхъ удивляетъ немощь французскихъ законныхъ или по крайней мр прочно повидимому утвердившихся правительствъ противъ открытаго мятежа (напримръ въ феврал 1848 года и въ сентябр 1870), хотя въ эпохи кризисовъ правительства временныя, облеченныя властью гораздо мене правильно организованною и спорною (іюньскіе дни въ 1848 года, государственный ударъ 2го декабря 1851 года и бой версальскихъ войскъ противъ Парижской коммуны въ 1871) вступаютъ въ самую энергическую и всегда побдоносную борьбу съ такимъ же мятежомъ и съ тми же мятежными толпами, только лучше вооруженными. Этимъ явленіемъ значительно объясняются французскіе перевороты, которыми въ нсколько часовъ низвергались правленія еще наканун казавшіяся весьма прочными въ стран. Представителямъ власти во Франціи въ обыкновенное время недостаетъ какъ-то духа противъ бунта, предъ которымъ не остановилось бы никакое правительство, всего мене великобританское. Это странное обстоятельство обусловлено, какъ намъ кажется, характеромъ французской исполнительной власти. Привыкнувъ руководствоваться преимущественно административными соображеніями, а не законами относительно исполненія которыхъ не могло бы быть сомннія, она недоумваетъ относительно своего права дйствовать когда противъ нея поднимается какое-нибудь ршительное неудовольствіе въ обществ и выражается насиліемъ. Нужно чрезвычайное раздраженіе страстей, сильнйшее развитіе анархіи, пробуждающее во всхъ классахъ желаніе чтобъ ей былъ положенъ конецъ, чтобы заставить лица стоящія у власти дйствовать энергически противъ возмущенія. Въ такихъ условіяхъ находятся французскія временныя правленія, и тогда они оказываются безпощадне и немилосердне ко всякимъ противникамъ власти, чмъ правительства всхъ другихъ странъ. Что можетъ быть печальне власти вынужденной почерпать для себя силу не въ законномъ прав, а только во мгновенныхъ и измнчивыхъ влеченіяхъ окружающей ее публики? Если и справедливо, съ другой стороны, что посл великой революціи, сломавшей законную форму правленія, ни одно французское правительство не могло имть искренней вры въ свою законность и это обстоятельство должно было колебать всякую энергію дйствія противъ мятежа, то это одно еще не объясняетъ отсутствія этой энергіи, ибо ею были же воодушевлены временныя правленія, въ которыхъ должно быть еще сильне чувство своей незаконности.

Изъ разсмотрнныхъ нами свойствъ французскаго государственнаго организма, истекаетъ множество другихъ въ немъ симптомовъ, боле или мене всмъ извстныхъ какъ характеристическія принадлежности его жизни. Таково отвлеченное, оторванное отъ реальныхъ и историческихъ условій народной жизни, доктринерство всхъ безъ изъятія французскихъ политическихъ партій, каждая изъ нихъ иметъ свою замкнутую схему нсколькихъ самыхъ общихъ принциповъ, абсолютныхъ, какъ всякое отвлеченное политическое ученіе. Это доктринерство до того вошло въ плоть и кровь политическихъ людей Франціи что имъ отличается даже группа самыхъ благоразумныхъ людей въ публичной ея жизни, наимене зараженныхъ предразсудками ея политическихъ партій, и призванныхъ, по самому существу своихъ идей и занятій, къ наиболе реальному пониманію государственныхъ вопросовъ, мы говоримъ о французскихъ экономистахъ.

Собственно имъ обязано экономическое ученіе объ отношеніяхъ государства къ народному хозяйству (теорія безусловнаго невмшательства, laisser faire, laisser aller) тою отвлеченностью и непрактичностью которыя господствовали одно время въ экономической наук, и много помшали ея благодтельному вліянію на государственную и общественную дятельность во Франція. Это направленіе французскихъ экономистовъ, наимене свойственное предмету и методамъ экономическихъ ученій, лучше всего выражаетъ собою общій характеръ французской политической мысли. Всегда доктринерскій духъ этой мысли, слдующій своей собственной, отршенной отъ жизни логик, и не вдающій конкретныхъ ея случаевъ, составляетъ самъ по себ причину неуступчивости и крайняго раздробленія французскихъ партій, он не хотятъ ничего знать о практическихъ компромиссахъ, безъ которыхъ не можетъ обойтись самый успхъ идеи въ государственномъ дд.

Насколько этотъ духъ коренится, какъ полагаютъ, въ прирожденномъ характер націи, настолько же онъ обусловленъ всею совокупностью свойствъ французскаго государственнаго быта. Тогда какъ мстное самоуправленіе воспитываетъ въ обществ привычку разсматривать каждый государственный вопросъ подъ частными условіями мста и времени, бюрократической централизаціи свойственно обобщеніе всхъ вопросовъ и пренебреженіе ихъ дйствительными отношеніями, мало даже извстными въ центр. Отсутствіе мстной политической жизни и связанной съ ней практической политической школы замчается на членахъ всхъ французскихъ представительныхъ собраній, подъ ними не чувствуется никакой земли, которой бы они признавали себя представителями и посреди практическихъ длъ которой они бы жили, какъ великобританскіе депутаты и перы. Отсюда преимущественно происходитъ то странное явленіе что французскія представительныя палаты не служатъ (иногда даже вслдъ за выборами) врнымъ выраженіемъ дйствительныхъ желаній и нуждъ страны, и не могутъ поэтому давать прочной опоры для дйствій правительства, въ стран часто подымается общій голосъ совсмъ въ разрзъ съ настроеніемъ ея представителей. Французскіе парламенты всегда боле похожи на политическіе клубы, въ которыхъ люди собрались для агитаціи своихъ личныхъ мнній, чмъ на народные представительныя собранія. Отсутствіе контроля судебной юрисдикціи по предметамъ публичнаго права также способствуетъ развитію этого отвлеченнаго доктринерства въ политическихъ убжденіяхъ: судебный споръ и неизбжная въ немъ борьба понятій права въ ихъ конкретной форм и матеріальныхъ интересовъ съ ними связанныхъ пріучаютъ общество къ оцнк общихъ законодательныхъ началъ преимущественно съ точки зрнія ихъ практическаго значенія. Здсь въ особенности пріобртается привычка къ уваженію чу’каго мннія и чуткихъ интересовъ, какъ равноправныхъ съ своими, этого очень недостаетъ французскимъ политическимъ людямъ, изъ которыхъ каждый. весьма искренно считаетъ свой лагерь непогршимымъ, а вс остальные измнническими. Наконецъ доктринерство и отвлеченный радикализмъ {Въ смысл абсолютности принциповъ и неуступчивости чужимъ принципамъ.} всхъ французскихъ партій, самыхъ даже умренныхъ и консервативныхъ, значительно происходитъ отъ указаннаго выше обстоятельства что он вовсе не считаютъ нужнымъ формулировать свои политическія желанія въ вид какихъ-либо проектовъ практическихъ законодательныхъ мръ и преобразованій, а ограничиваются стремленіемъ захватить въ свои руки административную власть. Чтобы получить ее, люди партіи и обдумываютъ и краснорчиво излагаютъ соотечественникамъ только самые общіе принципы въ дух которыхъ они намреваются управлять ими, или точне обращаться съ ними. Для произвольнаго административнаго обращенія съ подвластными, въ томъ или другомъ направленіи, достаточно самой общей доктрины, и нтъ надобности ее ближе опредлять. Привычка къ отвлеченной постановк государственныхъ вопросовъ не мало повредила ихъ успшному разршенію во Франціи, между прочимъ, благодаря ей, теоретики, философы и утописты, не имвшіе никакого понятія о практическихъ условіяхъ государственныхъ длъ, получали въ нихъ полное господство (въ конц XVIII вка и въ 1848 году). {Для XVIII ст. см. Toqueville. L’ancien rgime et la rvolution, p. 263 и слд.}

Остается еще упомянуть о нкоторыхъ всмъ извстныхъ условіяхъ французской государственной жизни происходящихъ изъ того же источника. О правительственной опек надъ частными интересами неизбжно связанной съ бюрократической централизаціей было достаточно говорено, органы самоуправленія, хотя также могутъ, какъ мы это часто и видимъ, заниматься предпріятіями гораздо лучше выполнимыми черезъ частную дятельность, брать безъ нужды на свое попеченіе частные интересы и стснять свободу личной, иниціативы, однако гораздо въ меньшей степени чмъ бюрократическая опека и съ мене дурными послдствіями. Никакой органъ мстнаго самоуправленія не можетъ имть въ своемъ распоряженіи тхъ финансовыхъ средствъ какія имютъ центральныя бюрократическія учрежденія. Эта опека конечно была виною, съ одной стороны, что Франція лишена была многихъ либеральныхъ преобразованій въ промышленномъ законодательств, которыя содйствовали бы возвышенію благосостоянія ея рабочихъ классовъ гораздо боле прочнымъ образомъ, чмъ казенныя публичныя работы и вс искусственныя въ пользу нихъ субсидіи, и съ другой стороны, что всякое общественное неудовольствіе сосредоточивается на правительств, и на немъ ищетъ отместки за всякую невзгоду.

Въ государственномъ стро Франціи должно искать объясненія того отсутствія характеровъ личной иниціативы и самостоятельности которымъ отличаются Французы въ публичной жизни, при ихъ несомннныхъ и всхъ плняющихъ качествахъ въ частномъ быт. Этотъ недостатокъ гражданскаго мужества и политическое малодушіе въ массахъ общества, это рабское подчиненіе ихъ столько же политическимъ агитаторамъ, какъ и префектамъ, эта слабость свободнаго личнаго и независимаго мннія при всемъ вольнодумств, которое большею частію есть не что иное какъ покорное повиновеніе протестующему голосу нсколькихъ вожаковъ и писателей,— все это чрезвычайно облегчаетъ исполненіе всякихъ преступныхъ замысловъ и всякихъ революціонныхъ движеній, хотя бы въ нихъ принимали дйствительное участіе лить сотни посреди милліоновъ людей.

Вслдствіе всхъ описанныхъ свойствъ французской государственной жизни, Французъ знаетъ умственную политическую борьбу только въ парламент, куда проникаютъ немногіе и гд огромное большинство пассивно подаетъ голоса, по приказанію вожаковъ, затмъ политическая борьба, и самая бойкая, идетъ въ журналистик, но она сосредоточена въ тсныхъ парижскихъ кружкахъ и нисколько не нисходитъ до интересовъ вседневной жизни каждаго Француза. Между тмъ ежедневная политическая борьба, какою окруженъ въ Англіи самый простой человкъ, производитъ въ массахъ ту личную самостоятельность характеровъ которая можетъ быть неудобна для бюрократическихъ пріемовъ, но за то въ высшей степени благодтельна для предотвращенія порывчатыхъ движеній въ обществ. {Не только новйшія революціонныя движенія Франціи, но даже великая революція, которая представляется воображенію многихъ какъ борьба гигантовъ, отличается недостаткомъ характеровъ и гражданскаго мужества въ массахъ политическихъ людей, ихъ малодушіемъ объясняется дерзость и сомовластіе террористовъ. Это самое сильное впечатлніе которое производитъ теперь чтеніе всхъ новыхъ сочиненій по исторіи революціи. Злосчастная судьба Жирондистовъ не имла другой причины какъ ихъ шаткость (см. между прочимъ, Mortimer-Ternaux, Histoire de 12 Terreur, T. IV, p. 103).}

Укажемъ еще на одно особенное свойство самоуправленія, благодтельное въ соціальномъ отношеніи, котораго не достаетъ Франціи. Самоуправленіе содйствуетъ сближенію всхъ общественныхъ классовъ и парализуетъ ихъ рознь. Соціальная ненависть между разными слоями французскаго общества, хотя и имющая свои причины въ соціальныхъ движеніяхъ нашего времени, значительно вскормлена бюрократическою администраціей, самоуправленіе, которое неизбжно вызываетъ дятельность высшихъ достаточныхъ классовъ въ пользу низшихъ, отнимаетъ у послднихъ чувство горечи и недоброжелательства къ первымъ. {Объ этомъ особенно много говоритъ Токвиль (см. между прочимъ, Vancien rgime et la revolution, p. 156. То же говорилъ уже въ XVIII ст. Тюрго (тамъ же, р. 183).}

Наконецъ, — едва ли стоитъ объ этомъ и упоминать: такъ это общеизвстно,— бюрократическая централизація собрала всю политическую жизнь Франціи исключительно въ Париж и дала ему такое колоссальное значеніе въ судьбахъ націи какого не иметъ ни одна столица. Весьма естественно что въ Парижъ, какъ во всякій всемірный городъ, притекаютъ политическія нечистоты не только изъ Франціи, но и со всего свта, естественно что въ немъ не мене чмъ въ Лондон сосредоточиваются и сгущаются самыя вредныя политическія страсти, и что политическія воззрнія, въ разныхъ кружкахъ, получаютъ здсь космополитическій оттнокъ, чуждый интересамъ самой страны. Но чтобъ отсюда, изъ этихъ кружковъ, могла безаппелляціонно ршаться участь цлаго народа — это уже особенность всего французскаго государственнаго строя, нигд кром Франціи невозможная. Мы не касаемся другихъ весьма пагубныхъ для французской цивилизаціи послдствій этого сосредоточенія всего цвта умственной жизни Французскаго народа въ Париж, мы указали здсь на этотъ фактъ только какъ на значительный элементъ въ революціонныхъ драмахъ которыя разыгрываются въ Париж и за которыя расплачивается вся Франція.

Мы до сихъ поръ разсматривали разстроенное политическое положеніе Франціи, какъ общій результатъ историческихъ пороковъ ея государственнаго строя, сложившагося задолго до великой революціи XVIII столтія, и о ней самой говорили только какъ о необходимомъ болзненномъ кризис въ этомъ историческомъ развитіи государства. Но можно спросить: неужели эта катастрофа, сколько бы она ни была обусловлена всею предыдущею исторіей Франціи, сама собою ничего спеціально ей принадлежащаго не внесла въ государственный строй, ничего не причинила въ его послдующемъ развитіи и ни въ чемъ не повинна въ ныншнихъ смутныхъ обстоятельствахъ этой страны? На это мы и отвтимъ въ слдующей глав.

(Продолж. слд.)

ВЛАДИМІРЪ БЕЗОБРАЗОВЪ.

‘Русскій Встникъ’, No 11, 1874

ВОЙНА И РЕВОЛЮЦІЯ *

3. Революція и французское общество.

Читайте также: