ВО ВРЕМЯ ВОЙНЫ — ДОМА.
ВО ВРЕМЯ ВОЙНЫ — ДОМА.
(Изъ записокъ провинціальнаго адвоката).
1. Мировой създъ.
1. Мировой създъ.
Во время войны — дома, Кротков Валерий Семенович, Год: 1878
Время на прочтение: 46 минут(ы)
30-го апрля 1877 г., у насъ въ Z, утромъ — засданіе създа мировыхъ судей, а вечеромъ — общее собраніе членовъ только-что учрежденнаго мстнаго комитета общества попеченія о раненныхъ и больныхъ воинахъ. Предсдатель комитета, онъ же и предсдатель създа, нарочно назначилъ общее собраніе комитета въ день засданія създа, чтобы не заставить жившихъ въ узд членовъ комитета, почетныхъ и участковыхъ мировыхъ судей, лишній разъ таскаться въ городъ.
Мировые судьи пріхали изъ узда, какъ всегда они длали, наканун засданія създа и, по давно заведенному порядку, вечеръ кануна провели въ общественномъ клуб за картами. Сказавши, что наши судьи провели вечеръ кануна въ клуб за картами, я долженъ оговориться: во-первыхъ, они просидли въ клуб нетолько вечеръ кануна, но и всю ночь, и все утро передъ засданіемъ до одиннадцати часовъ, словомъ,— до прізда товарища прокурора, Шрапса, изъ Губернска, а во-вторыхъ, судьи провели находившееся въ ихъ распоряженіи свободное до засданія время, собственно говоря, не въ ‘общественномъ клуб’, а въ помщеніи създа, занимаемомъ клубомъ, потому что эти два, столь различныя по духу и цли учрежденія были тсно связаны между собою тмъ, что, съ самаго перваго дня открытія въ Z-скомъ узд мировыхъ установленій, имли одну и ту же квартиру.
Земская управа занимала нижній этажъ лучшаго въ город большого каменнаго дома, бель-этажъ котораго лтъ пятнадцать сряду сдавался домовладльцемъ ‘подъ клубъ’. По постановленію земскаго собранія, наемъ помщенія для създа лежалъ на обязанности земской управы, члены которой были, вмст съ тмъ, и старшинами клуба {Въ провинціальныхъ общественныхъ клубахъ старшинами избираются только ‘служащіе’, какъ лица уже облеченныя общественнымъ или начальственнымъ довріемъ.}. Находя, что одна изъ залъ клуба можетъ съ удобствомъ служить и судебной камерой създа, земская управа, за небольшую надбавку къ арендной плат, выговорила у домохозяина право ‘брать помщеніе клуба разъ въ мсяцъ подъ мировой създъ’. Канцелярія създа получила въ свое распоряженіе для дневныхъ занятій дамскую уборную, небольшую комнату съ особымъ ходомъ по черной лстниц. Мировые судьи, сами — тоже старшины клуба, нашли, что ‘экономія никогда и нигд не мшаетъ’, а потому не обращали вниманія на маленькія неудобства ‘общаго и нераздльнаго’ съ клубомъ пользованія однимъ и тмъ же помщеніемъ. Какъ бы то ни было, а вотъ уже скоро минетъ десять лтъ, какъ клубъ и създъ мирно живутъ на одной квартир. По введеніи общихъ судебныхъ мстъ, мировой създъ уступалъ съ бою камеру четыре раза въ годъ и ‘подъ сессію окружного суда’.
Съ 1-го іюня, на лтнее время, до 1-го сентября клубъ закрывался, и потому къ концу сезона посщался усердне обыкновеннаго. ‘Вечера съ танцами’ прекратились еще на масляниц и со второй недли поста до конца сезона, за исключеніемъ страстной недли, клубъ четыре раза въ недлю открывалъ свои двери для такъ называемыхъ ‘карточныхъ вечеровъ’. Дамы въ это время посщали клубъ рдко, разв только по праздникамъ, и то если заране сговорятся съхаться на стуколку. Вообще, кром картъ и билліарда, клубъ не давалъ никакихъ развлеченій своимъ членамъ, картежная игра велась въ большую, и старшины, несмотря на запреты устава, нетолько допускали азартныя игры, но и сами участвовали въ нихъ, нердко засиживаясь въ клуб до утра, а иногда и до вечера слдующаго дня. Разумется, никакихъ штрафовъ при этомъ не взыскивалось, потому что самимъ же старшинамъ пришлось бы первымъ платить ихъ. Такъ, изо дня въ день, изъ года въ годъ, ‘развлекалась’ оффиціальная интеллигенція.
Участковые мировые хотя и числились старшинами клуба, но, живя въ узд, въ своихъ усадьбахъ, гд у нихъ были камеры, не могли, конечно, посщать клубъ наравн съ городскими членами, однако, все-таки разъ или два въ мсяцъ прізжали въ городъ ‘провтриться’ и ‘отвести душу за зеленымъ полемъ’, что въ особенности удавалось имъ ‘передъ създомъ’, такъ какъ на этотъ разъ они, обыкновенно, вс бывали въ сбор.
По нкоторымъ порученнымъ мн дламъ, бывшимъ у мировыхъ судей въ производств, мн нужно было сдлать справки, поэтому, я отправился въ създъ раньше обыкновеннаго, часовъ въ десять утра. Я зналъ, что тотъ промежутокъ времени, иногда весьма незначительный, когда клубъ, такъ сказать, передаетъ свое помщеніе създу, будетъ самымъ удобнымъ временемъ для объясненій. Начнется засданіе — получить аудіенцію будетъ трудно или даже вовсе невозможно, потому что судьи не очень-то долюбливали, чтобы ихъ безпокоили въ то время, когда они ‘отжаривали’ дла. Посл засданія, когда всякій спшилъ на вокзалъ обдать, дловой разговоръ, разумется, былъ опять-таки неумстенъ, тогда какъ до засданія я могъ разсчитывать, что хоть кого-нибудь изъ нихъ найду въ клубной билліардной, превращавшейся, съ началомъ разбирательства, въ совщательную, входъ въ которую съ этого момента для постороннихъ лицъ воспрещался по закону.
Когда я подходилъ къ клубу, у воротъ его и около крыльца уже собралась большая толпа крестьянъ, пріхавшихъ на създъ изъ узда, и городскихъ жителей изъ бднаго мщанства. Въ март очередного засданія създа не было, отчасти потому, что оно приходилось на святой недл, отчасти и потому, что, за половодьемъ, судьямъ трудно было выбраться ‘изъ своихъ норъ’, какъ они называли свои усадьбы. Разумется, за два мсяца, не ршенныхъ длъ въ създ накопилось много, и тяжущихся, и свидтелей явилось къ разбирательству гораздо боле обыкновеннаго, а обыкновенно създъ ршалъ за присстъ въ одно засданіе отъ 20-ти до 25-ти длъ.
— Не пущаютъ! закричали мн изъ толпы, когда я всходилъ на крыльцо.— Еще ‘глубъ’ не прикончился! Сверхъ сроку заигрались!
Но не пустить меня въ неприкончившійскя клубъ не было основанія: я былъ членомъ, хотя и рдко посщалъ его.
— Исправникъ здсь? тревожнымъ, запыхавшимся голосомъ спросилъ кто-то позади меня. Я оглянулся. Знакомый мн старшина Тулуповской Волости, въ синей поддевк, съ медалью на ше, за нимъ — волостной писарь, въ рыжемъ, сильно вылинявшемъ пальто, со связкою книгъ подъ мышкой, завязанныхъ въ грязный коричневый, клтками, платокъ, и человкъ двадцать сельскихъ старостъ, въ старенькихъ, заплатанныхъ полушубкахъ съ должностными знаками на груди, протискивались къ крыльцу сквозь густую толпу столпившейся здсь публики. Волоса на голов и бород и костюмъ ихъ были вс въ сн, что доказывало, что люди только-что сейчасъ съ дороги.
— Тутъ всхъ найдешь, кого надобно! съ усмшкой отвтилъ одинъ изъ городскихъ.— Аль случилось что важное? Набилизація, что ль? тревожно спросилъ онъ.
Въ провинціи въ это время вс ожидали организаціи ополченія.
— Про набилизацію-то вы прежде нашего знали бъ!.. Мн вотъ отъ ‘самого’ приказъ пришелъ, чтобы ныньче въ девять часовъ съ податными списками да со старостами къ нему явиться, а мы запоздали… И то всю ночь сломя голову хали! А вчера до вечера на оцнк со становымъ провозились: евдокейскую половину начисто очистили! не безъ гордости похвалился онъ.— Сейчасъ вотъ приходимъ мы къ барину, а его дома нту, сказали: на мировомъ създ ищите…
— ‘Клубъ’ еще не прикончился! какой тутъ мировой създъ? перебилъ его обыватель.
— Ну, и слава теб, Господи! А я это бгу сюда, да и думаю: ужь быть мн за просрочку семь денъ подъ арестомъ — чай, знаешь, какой онъ съ нашимъ братомъ строгій?— Бгу, да и молю Бога, чтобъ, хоть на три-то денечка! весело проговорилъ онъ.— Ребята, ступай въ казначейство! приказалъ онъ старостамъ.— Теперь раньше вечера къ нему, видно, не попадешь!.. Сдадите подати, съ квитанцами подходите къ бариновой квартир, я тамъ у воротъ дождусь: мн все таки прямымъ лицомъ къ нему отъявиться надо!.. Объявленія-то, кто сколько вносить будетъ, ты всмъ имъ роздалъ? спросилъ онъ у писаря.
— Получили, получили, Егоръ Алексичъ! въ нсколько голосъ отвтили старосты.
— Ну, идетъ! торопилъ ихъ староста.— А ты около полиціи покарауль, да прибги мн сказать, потому неравно онъ туда продетъ! наказывалъ онъ писарю.
— Куда гонишь-то! Еще и казначей, надо быть, здсь! Я на двор сейчасъ его лошадь видлъ! остановилъ его обыватель.
На двор, дйствительно, стоялъ цлый рядъ ‘собственныхъ’ и извощичьихъ тарантасовъ, въ которыхъ спали или дремали возницы.
— Въ трактиръ бы намъ, Егоръ Алексичъ, чайку… заикнулся одинъ изъ старостъ, видя, что старшина удостоврился въ справедливости словъ обывателя.
— Такова я вамъ задамъ чайку, что своихъ не узнаете! полушутя, полусерьёзно оборвалъ тотъ говорившаго.— Чаевникъ какой выискался: у меня у самого со вчерашняго дня маковой росинки во рту не было, да и то терплю… Забавитесь въ трактир, какъ въ прошлый разъ, а мн за васъ глазами свтить, да своими боками отдуваться! Ступайте, ступайте! У казначейства, смотри, дожидайся! настрого приказалъ старшина!— Приду, проврю, коли кого на мст не найду, у меня — знаешь: по свойски!.. добавилъ онъ, вылзая изъ толпы.— Нешто узнать, съ выигрышемъ, аль съ проигрышемъ? пріостановился онъ на минуту въ раздумь.— Теперь Иваныча-то, чай, не найдешь! Къ създу, небось, присутствіе готовитъ! Ну, идемъ, идемъ! толкнулъ онъ въ шею пріостановившагося-было въ хвост своей гурьбы сторожа.
— Ишь она, служба то! замтилъ одинъ изъ стоявшихъ въ толп тяжущихся крестьянъ.— Въ городъ пріхали и чайку напиться нельзя!
— Мн вотъ и не служба, а тоже побол полсутокъ не пивши, не вши, потому просрочить очень боялся. Дорога — грязь. Бился, бился, ну, просто изъ силъ выбился, верстъ десятокъ пшкомъ шелъ, потому, вижу, лошадь пустую тележку насилу тащитъ! А какъ ввалился въ городъ, кинулъ ее, не выпрягавши, у Ермилъ Павлыча на постояломъ, да сейчасъ сюда, а здсь еще и судомъ, вишь, не пахнетъ! разсказывалъ другой.— За десять лтъ привелъ Господь засудиться впервые — не знаешь, что и какъ!
— Да вотъ! Часъ назадъ, сюда на двухъ телегахъ, ‘парами’, подъзжали, надо быть, со свидтелями своими, да народъ-то, должно, бывалый, заворотили оглобли назадъ, говорятъ: ‘коли глубъ не прикончился, то пообдать, да выспаться успешь, пока гражданскія дла ршать начнутъ!’ прибавилъ третій.
— На все привычка! заговорилъ съ крестьянами мщанинъ.— Я вотъ, къ примру, и здшній, и знаю, что раньше полдёнъ не начнутъ, а все оно на сердц-то скребочетъ, коли не въ срокъ по повстк явишься, все думается: какъ бы не ‘спросили’, да какъ бы безъ себя-то врнаго дла не проиграть!
Его обступили.
— А что, милый человкъ, не знаешь ли, скоро кружной судъ прідетъ? пристала къ нему крестьянка.— Сказывали: объ эту пору завсегда назжаетъ!
— Не слыхать, чтобы притаманно когда именно, а безпремнно въ будущемъ мсяц будетъ! поспшилъ онъ ей отвтить.— Нешто у тебя дла какія уголовныя?
— Мужъ въ острог сидитъ! коротко и сквозь слезы отвтила она.
— Ну, что таперь про турку слышно? спросилъ все у того же горожанина обыватель деревни.— Чай, здсь но городу все больше нашего, деревенскаго, извстно?.. Англичанка-то съ австріякомъ не влипаютъ?
Мщанинъ началъ разсказывать тсно столпившимся вокругъ него крестьянамъ про текущія политическія и военныя событія.
Мн пришлось быть невольнымъ свидтелемъ описаннной сцены, потому что я все это время стоялъ на крыльц и пробгалъ вывшанный на наружныхъ дверяхъ клуба списокъ длъ, подлежавшихъ разсмотрнію създа на ныншній день. Всхъ длъ было назначено къ слушанію пятьдесятъ два: тридцать два уголовныхъ, восемнадцать гражданскихъ и дв частныя жалобы. Особенное вниманіе мое обращало на себя то обстоятельство, что, по крайней мр, съ десятокъ уголовныхъ и длъ шесть гражданскихъ принадлежали братьямъ Еферію и Петру Иванычамъ Прощекальниковымъ, зажиточнымъ Z-скимъ торговцамъ, имвшимъ въ общемъ и нераздльномъ владніи домъ и жившимъ между собою въ крайне враждебныхъ отношеніяхъ. Круглымъ числомъ, ежемсячно у нихъ возникало по десяти длъ, и все больше уголовныхъ. Еферій Иванычъ, который не даромъ слылъ въ Z за ‘перваго по городу кляузника’, заводилъ и обставлялъ дла съ такимъ искуствомъ, что почти всегда выигрывалъ ихъ, хотя, говоря по справедливости, едва ли изъ трехъ длъ одно имлъ правое.
Въ числ уголовныхъ длъ, какъ боле интересное, можно было отмтить дло по обвиненію содержателя постоялаго двора, мщанина Ермила Петрова, въ допущеніи въ заведеніи своемъ непотребства и объ оскорбленіи имъ же, Павловымъ, городового ‘на словахъ’, а между гражданскими — дло по иску священника села Благовщенска, Ивана Рождественскаго, съ Х-скаго мщанина Ечеистова ‘дочери сего послдняго, или стоимости ея воспитанія въ размр 400 руб.’.— Моихъ длъ стояло въ списк четыре, въ томъ числ и дло Ечеистова, съ котораго судья присудилъ ко взысканію въ пользу истца 330 руб. и который поручилъ мн веденіе этого дла въ създ.
— Павелъ Николаичъ! Что-жь это вы здсь? услыхалъ я свое имя и громкій, хорошо мн знакомый голосъ ‘губернскаго’ частнаго повреннаго, Юрія Степановича Кутырина.
Мы поздоровались.
— Что это значитъ: вся публика — на улиц?.. Вроятно, при закрытыхъ дверяхъ что нибудь пикантное, а? Давно началось засданіе? закидалъ онъ меня вопросами.— Дайте-ка заглянуть въ списокъ.
— Да! говорю я.— Какъ видите: пока при закрытыхъ…
— Еще клубъ не прикончился! посплъ поправить меня стоявшій на крыльц обыватель.
— Ахъ, да! Мн разсказывали, а я и забылъ, что у васъ клубъ со създомъ на одной квартир!.. Однако, дожидаться здсь на улиц, пока закроется клубъ и откроется създъ — это тоже иметъ свою пріятность!.. Положимъ, что сегодня погода еще ничего, ну, а въ дождь, въ снгъ, въ непогодь какъ? Неужели все тутъ же на улиц?
— Кто — тутъ, а у кого деньги есть — тотъ въ питейный, аль въ трактиръ идетъ, тамъ и ждетъ!
— Это пре-красно! вытянулъ на распвъ Кутыринъ.— Пойдемте же на верхъ. Клубъ вдь на верху, да? А мн очень интересно посмотрть, какъ тамъ у васъ все это! обратился онъ ко мн.
— Вамъ, пожалуй, придется записаться гостемъ и заплатить полтинникъ за входъ, предупредилъ я его.— Хотите, я запишу? Я — членъ.
— Это въ създъ-то записаться гостемъ и заплатить полтинникъ за входъ? Слуга покорный! При заключеніи условій съ моимъ довреннымъ, подобнаго расхода не предвидлось, и я не вправ его длать! Ни гроша не дамъ! Моего доврителя вызвали въ създъ, всхъ ихъ, указалъ онъ на публику у крыльца:— вызвали въ създъ, и пожалуйте намъ създъ! Намъ клуба не надо. Виноватъ ли я, если, идя въ създъ, попадаю въ клубъ! Я потребую, чтобы мн указали, гд ‘създъ’, непремнно потребую! харахорился Кутыринъ, поднимаясь вслдъ за мною по лстниц на второй этажъ, въ помщеніе клуба и създа.
— Вы по кз.кому длу и давно ли пріхали? спросилъ я его, перемняя разговоръ.
— Нелегкая съ утреннимъ поздомъ принесла-съ! А могъ бы пріхать въ 11 часовъ и попасть во время.
— Товарищъ прокурора всегда съ одиннадцатичасовымъ и прямо къ засданію.
— А если опоздаетъ поздъ, тогда что?
— Разумется — ждемъ!
— Вы, кажется, спрашивали, по какому я длу пріхалъ? Вы лучше спросите, по сколькимъ дламъ я пріхалъ! По четырнадцати дламъ съ купца Петра Прещекальникова-съ, обиженнаго своимъ кляузнымъ братцемъ, Еферіемъ! Вотъ артистъ-то, этотъ Еферій! Ну, да вы, вроятно, хорошо его знаете?.. Отчего вы не взялись защищать дла этого Петра? Вамъ вдь предлагалъ онъ?
— Оттого, что не разсчитывалъ ихъ выиграть.
— Пустое! Его дла вс должны ршиться въ нашу пользу!.. Чудакъ этотъ Петръ! Прізжаетъ, на прошлой ндл, ко мн, въ Губернскъ: ‘У меня, говоритъ, съ роднымъ братомъ четырнадцать длъ тридцатаго числа на Z-скомъ създ ршаться будетъ, сколько, говоритъ, чехомъ, возьмешь за вс?’ — Я загнулъ полтораста, а онъ по рукамъ. Пятьдесятъ выбросилъ впередъ, а остальные по прізд, и очень ужь упрашивалъ, ‘для своего спокойствія’, чтобы я пріхалъ съ утреннимъ поздомъ.— Ну, думаю себ, отчего человка не уважить!
Въ передней вся вшалка была занята верхнимъ платьемъ засидвшихся игроковъ. У свободной стны этой комнаты, на широкой скамь, растянувшись въ длину ея, лежалъ ничкомъ швейцаръ или, лучше сказать, сторожъ клуба, Иванычъ, и храплъ во всю ивановскую. Его-то именно и желалъ видть тулуновскій старшина, чтобы выспросить о состояніи кармана и, въ зависимости отъ того, о расположеніи духа своего непосредственнаго начальника.
Кутыринъ насилу растолкалъ его.
— Что ты спишь? плъ онъ ему надъ ухомъ.— ‘Встань, проснись, подымись, на себя погляди, ужь сосди твои работаютъ давно!..’
Тотъ лниво приподнялся и слъ на лавк.
— Прими-ка, голубчикъ, пальто и покажи мн, гд у васъ създъ? спросилъ у него Кутыринъ:— здсь, что ли? указалъ онъ на полупритворенныя двери игральной залы клуба, откуда доносился громкій хохотъ игравшихъ.
— Пожалуйте пятьдесятъ копеекъ и распишитесь въ книг! не понявъ въ чемъ дло и все еще сидя съ просонья на лавк, потребовалъ съ него Иванычъ.
— Чуда-акъ! Мн не въ клу-убъ! Ты покажи мн, какъ на мировой създъ пройти!
— А на създъ еще рано! грубо отвтилъ ему сторожъ.— Еще присутствіе не сготовлено!
— Десять часовъ одиннадцатый — это, по твоему, рано? спросилъ Кутыринъ.
Иванычъ такъ и подпрыгнулъ на скамейк.
— Де-есять!.. Ай, батюшки, вотъ разоспался-то!.. Чертогоновъ-то своихъ сейчасъ повыгоню и, живой рукой, присутствіе составлю.
Въ игральной комнат опять взрывъ хохота. Кто-то звонилъ въ колокольчикъ и требовалъ Иваныча.
— Иванычъ, а Иванычъ! Свжую игру картъ подай!
Иванычъ со всхъ ногъ побжалъ въ игральную, а вслдъ за нимъ, вошли туда и мы.
Три стола стояли пустыми, а за четверьмя сидли еще игроки: на двухъ играли въ стуколку, по полтора ставка, въ шестеромъ за каждымъ, и на двухъ же — въ банчокъ, ‘по трешниц на закладку’, за однимъ восемь, за другимъ девять человкъ. Правду сказалъ старшин обыватель, что здсь можно было найти ‘кого хочешь’: вс представители провинціальной чиновничьей іерархіи были здсь на лицо. Не было только предводителя: онъ не любилъ картъ. Купцовъ и вообще нечиновныхъ обывателей города вы нашли бы здсь меньше, чмъ на половину, такъ что клубъ, хотя и назывался ‘общественнымъ’, но, правильне, долженъ былъ бы носить названіе ‘чиновничьяго’. Исправникъ, его помощникъ, казначей, акцизный надзиратель, директоръ банка, бухгалтеръ и два купца, изъ которыхъ одинъ выглядлъ совсмъ еще мальчишкой, вели постоянную игру въ банчокъ, по трешниц ставка. Это была ‘своя партія’.— На другомъ стол тоже играли въ банчокъ: городской голова, два участковыхъ мировыхъ, предсдатель създа и комитета ‘Краснаго Креста’, надзиратель за питомцами воспитательнаго дома, членъ земской управы, фельдшеръ съ желзной дороги, ревизоръ движенія оттуда же и, наконецъ, частное лицо: мстный землевладлецъ, бывшій въ клуб въ качеств гостя. У него были дла на създ, и онъ потому и пріхалъ въ клубъ, какъ я посл узналъ, чтобы ‘по дружески’ разсказать, ‘какъ было дло’, за которое его кучеръ, ‘каналья, какихъ, поврьте совсти, еще свтъ не родилъ, притянулъ меня, своего бывшаго помщика, къ суду и недоволенъ вдь тмъ, что судья постановилъ оправдательный приговоръ, а вздумалъ еще създъ безпокоить — апелляцію, извольте видть, въ създъ подалъ, поступить со мною по всей строгости уголовныхъ законовъ, за какіе-то побои проситъ’.— Изъ некупцовъ, за двумя остальными столами со стуколкой сидли двое участковыхъ, одинъ почетный, судебный приставъ създа и другой членъ създа земской управы.
Довольно обширная, высокая зала, съ большими окнами, была точно въ туман: такъ сильно въ ней было накурено. Несмотря на настежь раскрытыя въ гостиную и большую билліардную двери, испорченная атмосфера этого будущаго присутствія създа, лишь только мы вошли сюда, такъ и обдала насъ тмъ противнымъ, промозглымъ запахомъ сыри, кислятины, какой-то псины, какой можно встртить только въ трактирахъ низшаго разбора и кабакахъ. Кутыринъ даже съ непривычки чихнулъ: ‘Чортъ знаетъ что здсь такое!’ выругался онъ.
Яркими до боли глазъ, синеватыми полосами врывались въ эту залу длинные лучи высоко поднявшагося солнышка и освщали всю эту картину: и эти лоснящіяся, неумытыя лица съ напухшими отъ безсонной ночи глазами, и эти исписанные мломъ столы съ обсыпанными пепломъ подсвчниками, въ которыхъ догорали оставленныя ‘для закурки’ свчи, и этотъ полъ, весь загаженный пепломъ и растоптаннымъ мломъ, повсюду усянный окурками папиросъ, обрывками картъ и недоденными кусочками хлба, подававшагося на закуску къ выпивк, и, въ довершеніе всего — залитый около столовъ водкою и пивомъ, полузасохшія пятна котораго такъ ярко блистали на солнц.
— Казна, ставь ремизъ! ха, ха, ха, ха!… Ставь, казна, ставь! гоготали за первымъ, ближайшимъ къ намъ столомъ, за которымъ сидли исправникъ съ помощникомъ и казначей, и гоготали такъ громко, что игравшіе за другими столами бросили на минуту свою игру и подбжали сюда, чтобы узнать, въ чемъ дло.
— Что такое? Что такое?
— Казн во второй разъ на трехъ короляхъ ремизъ! покатываясь со смху и хохоча какъ-то особенно, ‘въ себя’, ‘внутрь’, съ взвизгиваніями выкрикнулъ молодой купчикъ.
— Казн нынче и на короляхъ не везетъ! хохоча подтвердилъ исправникъ.
— Да замолчите вы, собаки!… Оборвали всего, и зубы еще скалите, псы! разсерженнымъ голосомъ закричалъ одинъ изъ игроковъ, увеличивая тмъ всеобщую веселость.
Кутыринъ въ недоумніи вскинулъ на меня глазами.
— Что это значитъ? спросилъ онъ.
— Разв вы не знаете игры въ банчокъ, сдаютъ на три карты…
— Знаю, знаю! перебилъ онъ меня.— Нтъ, я не то! Что такое ‘казна’, скажите?
— Прозвище узднаго казначея.
Кутыринъ, показалось мн, былъ очень смущенъ.
— Неужели это у васъ всегда такъ? спросилъ онъ, показывая рукою не то на лежащую на полу гадость, не то на всю честную компанію опять разсвшихся по мстамъ игроковъ.
— Почти.
— Какъ мало еще мы, русскіе, ‘консервативны!’ Заведемъ что-нибудь хорошенькое — сейчасъ же и изгадимъ! Не утерпимъ, сію-жъ минуту испортимъ и даже испакостимъ! Такъ-таки сами своими руками и изгадимъ! Возьмите, напримръ, земство! Возьмите, провинціальные окружные суды! На что они стали теперь похожи?.. Ужь хапенъ-гевезенъ началось въ вид займа у адвокатовъ, безъ процевтовъ и, разумется, безъ отдачи! Имю несомнннйшія данныя. Ну, а возьмите, наконецъ, этотъ вашъ клубъ-създъ или създъ-клубъ,— не знаю ужь какъ и назвать! Ну, разв возможно хотя бы въ мысляхъ допустить существованіе такого безобразія? Мн разсказывали, я не врилъ, а теперь воочію…
Что безобразіе, на которое указывалъ мн Кутыринъ, доле терпимо быть не могло, прежде всего, кажется, понялъ Иванычъ.
Онъ подбжалъ къ игравшимъ въ стуколку и, ухватившись обими руками за столъ, сталъ тащить его къ себ.
— Позвольте потревожить!
— Что ты, ошаллъ, что ли? остановилъ его членъ земской управы, ударивъ кулакомъ по рук.— У тебя карты спрашиваютъ, а ты за столъ хватаешься? Давай новую игру! Ну, живо!
— Кончать надо, не дамъ вамъ картъ и эти отберу! Мн столъ пожалуйте! Пора присутствіе устраивать!
— Дай поиграть еще съ полчасика!
— Завяжетесь — больше часу проиграете! Лучше бросьте! уговаривалъ Иванычъ, держась за столъ.
— Да, отстань же ты! закричалъ членъ управы, еще разъ и шибче прежняго ударилъ Иваныча кулакомъ по рукамъ.— И безъ тебя тошно, а тутъ ты еще пристаешь: весь вечеръ бьетъ безъ пощады карта, хоть ты что хошь! раздраженнымъ, нервнымъ голосомъ сталъ онъ объяснять Иванычу о своемъ несчастіи.— Видишь, три пустыхъ стола стоятъ, ну, и возьми ихъ пока, а нашъ оставь! На вотъ, бери себ все, что тутъ подъ подсвчникомъ лежитъ: это мы теб за ночь съ большихъ ремизовъ на чай собрали! Получилъ? Ну, и уходи ты къ чо-орту! бросая съ отчаяніемъ въ жест вновь сданныя ему карты, крикнулъ онъ на сторожа, отпихивая его отъ стола.
Тотъ получилъ деньги и куда то скрылся.
Между тмъ, стоявшая около крыльца публика, соскучившись дожидаться закрытія клуба и открытія присутствія създа, забралась въ переднюю. Нсколько крестьянъ простерли свою дерзость до того, что ворвались въ залу. Съ шумомъ растворивъ двери и увидя эту прелестную, представившуюся ихъ глазамъ картину, они въ изумленіи остановились на порог.
Мы съ Кутыринымъ услись въ сторон, около бикса, стоявшаго въ углу, и, быть можетъ, благодаря нашей скромности и тому, что мы ‘не лзли на глаза’, остались незамченными. Дло и при насъ шло такъ же, какъ и безъ насъ. Впрочемъ, вдь едва ли бы кто изъ игравшихъ сталъ стсняться присутствіемъ посторонняго человка: провинціалы у себя дома безцеремонны и беззастнчивы.
Первый, кто обратилъ вниманіе на дерзновенныхъ, это — судебный приставъ. Хотя клубъ не уступалъ еще своего помщенія създу, но членъ клуба вступилъ уже въ права судебнаго пристава и закричалъ на вошедшихъ:
— Вы чего прилзли? Пошли вонъ!
— Мы чаяли, разборка дловъ, можетъ, началась… отвтилъ одинъ изъ нихъ, пятясь назадъ.
— Пошли вонъ! закричалъ онъ на нихъ во второй разъ.— Куда жъ это нашъ старый дуракъ исчезъ? И двери не заперъ, сдой чортъ! обругалъ онъ Иваныча.
— Господа-то, должно, еще не вполн!— проговорилъ все тотъ же крестьянинъ, прячась за дверь.— Идемъ вонки (вонъ)! скомандовалъ онъ въ передней.— Еще ‘глубъ’ не прикончился!
Привилегированная публика, члены клуба, входила въ залу безъ запрета. Явился нотаріусъ и въ тоже время частный повренный, за нимъ въ слдъ вошли еще двое частныхъ поврённыхъ и помощникъ надзирателя за питомцами. Еще моментъ — и вс они сидли за картами въ числ играющихъ.
— Подкрпленіе пришло во-время, шепнулъ мн Кутыринъ.
Минуту спустя, съ эффектомъ влетлъ въ залу агентъ страхованія. Остановившись посреди залы и поднявши руки къ небу, онъ съ паосомъ произнесъ:
— Черти вы, черти! Безобразники вы, безобразники! Окаянные вы, окаянные! Бить-то васъ некому! Колотить-то васъ нечмъ! Ну, за что вы полтораста или двсти человкъ народу-то мучаете, безбожники!
Вс разсмялись. ‘Во, чудотворъ нашъ пришелъ!’ сказалъ директоръ банка, смясь пуще другихъ. Онъ былъ очень смшливъ, и выходки агента всегда потшали его до слёзъ.
— Теперь тепло! За пріятность на воздух побыть! отвтилъ агенту, какъ бы въ свое оправданіе, купецъ.
— Сейчасъ кончаемъ, кончаемъ, господа! для очищенія совсти предложилъ предсдатель създа.
— Ну, вотъ, кончаемъ! Поиграемъ еще чуточку! уперся казначей.— Эй ты, чудотворъ, присаживайся-ка къ намъ! крикнулъ онъ агенту.
— А за тобой, казна, ныньче сколько разъ присяжные то изъ казначейства прибгали? спросилъ у него агентъ.
— Ни разу! конфузливо отвтилъ казначей и, быстро оправляясь, прибавилъ:— Ну, тебя, садись что ли!
— Врешь ты, казна, врешь! Мимо казначейства сейчасъ шелъ: народищу принесло страсть что!.. Деньгу, должно, приволокли! Иди-ка ты, лучше, огребай!
— Теб хорошо говорить: ты сытъ и выспался! Забралъ дв сотни, да и ухалъ, съ полночи домой!.. Смяться-то можно!.. Ну, садись, чортовъ сынъ, что ли! На, бери карты!
— Игра кончается, а онъ — ‘садись’! дурака нашелъ!.. Ты-то чего къ игр прилипъ? Иль возжа подъ хвостъ попала? спросилъ при всеобщемъ хохот у казначея агентъ.— А! попала?
— Однако, господа, не пора-ли и въ самомъ дл бросить? замтилъ одинъ изъ участковыхъ мировыхъ.— Сейчасъ долженъ товарищъ прокурора пріхать.
— Ну, ужъ вовсе не сейчасъ, а, по крайней мр, черезъ полчаса! сказалъ ему, посмотря на часы, другой мировой, очень бойкій на языкъ.— А намъ плевать!— Въ прошлый разъ онъ покипятился, покипятился, да и остылъ. Разошелся было передо мной: помилуйте, говоритъ, господа, на что жъ это у васъ похоже? публика васъ ждетъ, а вы въ карты играете!— А я ему въ отвтъ:— а, позвольте, говорю, спросить: есть гд-нибудь въ закон, чтобы публика впускалась въ залу засданія за столько-то именно времени до открытія онаго?— Онъ мн: — ‘по здравому смыслу — говоритъ — чмъ раньше, тмъ лучше’.— А я ему такую пулю отлилъ, что онъ у меня теперь ужь и не заикнется!— По здравому то, говорю, смыслу, вы должны бы въ нашемъ город жить, а вы въ Губернск живете, изъ-за нсколькихъ сотъ верстъ за слдствіями-то наблюдаете! Живя у насъ, вы разъздныхъ то не получали бы! По здравому-то, говорю, смыслу, вамъ бы еще вчера нужно было къ намъ пожаловать, да съ длами хорошенько познакомиться, а вы къ намъ передъ самымъ засданіемъ жалуете, да не выспавшись и не читавши длъ заключенія даете!’… Ну, и смолкъ мой прокуроръ.— И то вдь правда! Извольте-ка всю ночь въ вагон провести, да потомъ по двадцати уголовнымъ, да по нсколькимъ гражданскимъ дламъ заключеніе дать… Стойте, стойте! остановилъ онъ сдающаго.— Иду на весь банкъ! Контру иду!.. А! контру ужь идутъ! Ну, переконтру иду!.. Ну, вскрывай, что-ль, не мучь! Ахъ, подлецъ! Четвертую масть открылъ. Вы посмотрите-ка, господа, у меня что за игра-то была! Три туза! Никто не убилъ? Ну, казна, забралъ ты съ насъ денегъ кучу! сколько мн ставить: восемьдесятъ рублей?.. Ахъ, чортъ возьми! у меня не хватитъ… Эй, земская управа, нтъ ли у тебя двухъ четвертныхъ, сегодня жъ, при полученіи жалованья, вычтемъ!
— А сегодня жалованья никому платить не придется! объявилъ членъ земской управы.— Въ ящик всего только шестьсотъ пятьдесятъ рублей: на управу, и то не хватитъ! съоткровенничалъ онъ.
— Вы сами-то не получайте, да намъ дайте!.. Казна, я не плачу, потому что земство мн жалованья не платитъ!
— Больше ста тысячъ за крестьянами въ недоимк! оправдывался членъ управы.
— Мн что за дло! азартно накинулся мировой.— Взыскивайте! Примите мры!
— Господа! Играть, такъ играть, а ругаться, такъ ругаться! остановилъ спорившихъ казначей.— Вы у меня спросили бы, будетъ ли земская управа жалованье выдавать, и я сказалъ бы вамъ, что будетъ, потому что вчера было внесено по счету уздныхъ земскихъ суммъ тысячу девятьсотъ сорокъ рублей съ копейками. Сегодня управа и вдомость объ этомъ получитъ!
— Душка! чего-жь ты раньше-то намъ не сказалъ! вскакивая и обнимая казначея, вскричалъ мировой.
Игра пошла своимъ чередомъ. Только и было слышно: ‘пасъ’, ‘безъ пасъ’, ‘иду’, ‘стукнулъ’, ‘иду на все!’
Однако, сейчасъ эта зала — не больше, какъ ‘игральная’ клуба, а черезъ полчаса или много черезъ часъ она должна быть присутственною камерой създа. И какъ живо на нашихъ глазахъ, на глазахъ всхъ игроковъ, превратилась она подъ руками волшебника Иваныча въ присутствіе създа. Пропавъ куда-то на минутку, какъ сторожъ клуба, онъ явился снова уже не въ черномъ замасляномъ сюртук, а въ мундир отставнаго унтеръ-офицера, умытый, причесанный, какъ бы показывая этимъ, что съ перемной, костюма онъ пересталъ существовать для клуба и превратился въ вахтера създа.
— Наконецъ-то я уловилъ моментъ, когда клубъ перадаетъ свои права на эту залу създу! сказалъ мн Кутыринъ, увидя Иваныча въ мундир.
Быстро, почти моментально, подъ руками Иваныча выросъ присутственный столъ. Поставивъ три ломберныхъ стола въ рядъ параллельно широкой стн залы, онъ накрылъ ихъ большимъ кускомъ зеленаго сукна, отороченнаго мишурнымъ позументомъ, спустилъ его до полу, и передъ нами — длинный, какъ надо быть, присутственный столъ.
— Млъ-то стеръ бы! замтилъ ему, одинъ изъ участковыхъ, оглянувшись въ его сторону, когда онъ задвигалъ столами.— Ну, господа, Иванычъ ужъ одлся — пора кончать!
— А подъ сукномъ-то разв что видно? грубо спросилъ у него Иванычъ, устанавливая позади стола три кресла съ высокими стнками для состава присутствія. Теперь ужь не время прибираться! Опосля вычищу!
Онъ подошелъ къ игравшимъ въ стуколку.
— Теперь позвольте васъ ужь окончательно потревожить! сказалъ онъ игравшимъ.
— Что теб, что? спросилъ у него кто-то.— Давеча ты получилъ съ вашего стола рубля полтора и будь доволенъ!
— Да нешто я на счетъ получки! Столъ нуженъ! Вотъ что!.. Да еще вотъ это кресло подъ товарища прокурора! указалъ Иванычъ на кресло, на которомъ сидлъ мировой.
— Убирайся ты отъ насъ къ чо-орту! азартно закричалъ на него одинъ изъ участковыхъ, бывшій, какъ можно было замтить по безпокойному и недовольному выраженію его лица, въ большомъ проигрыш.
— Уберусь я къ чорту, а кто-жъ присутствіе-то сготовитъ? Само собою оно не сдлается! Видите: два стола мн нужны: одинъ товарищу прокурора, другой — секретарю!.. Одинъ-то я въ гостинной возьму, на которомъ свечера барыни въ стуколку играли, а другой-то вы пожалуйте!
— Отчего-жъ ты у тхъ вонъ не берешь? указалъ ему на другой столъ со стуколкой.
— Ростомъ не подходитъ! У меня вс пять столовъ подъ ростъ подобраны! Ну, пожалуйте-съ! Добромъ не дадите, карты отыму! Сами-жъ вы вс такое мн дозволенье дали, такъ прошу не серчать! Позвольте! Позвольте-съ!
— Судебный приставъ! Да прогони ты его къ чорту! закричалъ приставу судья, отпихивая Иваныча отъ стола ногою.
Служитель създа такъ ужь привыкъ ко всмъ этимъ выходкамъ, что не обращалъ на нихъ никакого вниманія, и простеръ свою дерзость до того, что ухватился за край стола обими руками и довольно-таки сильно дернулъ его изъ-подъ играющихъ. Начавъ свою службу въ клуб съ самаго введенія мировыхъ учрежденій въ дйствіе, онъ считалъ себя въ прав обращаться съ игроками, какъ съ дтьми, и т, въ особенности мировые судьи, нетолько не были на него за то въ претензіи, но даже всегда длали ему впослдствіи выговоръ, если онъ дйствовалъ не настойчиво.
— Не отстану, пока не отдадите! Лучше отдайте по чести! уговаривалъ онъ играющихъ.— Э-эхъ! Набилизацію бы на васъ напустить еще разъ, какъ въ прошломъ году!.. Она-бъ васъ, матушка, живо по своимъ мстамъ разставила! Забыли, что съ вами было?..
Вс захохотали. Хитрый старикъ зналъ, на что билъ. Игроки любили вспоминать о переполох, произведенномъ въ нашемъ Z-скомъ клуб въ ночь на 2-е ноября 1876 года, а Иванычъ умлъ о немъ разсказывать и зналъ, что ему перепадетъ за то рубликъ сверхъ всего. Въ первое время, онъ почти каждый клубный день угощалъ этимъ публику.
— Разскажи-ка, разскажи! закричали среди всеобщаго смха съ разныхъ сторонъ.— Это на счетъ слдователей-то!
— Ну, и на счетъ васъ всхъ, господа!.. Да не босъ вы уже и на память все знаете! Сколько разъ было говорено — со счету сбился!
— Ну у! Разсказывай, разсказывай! Давно не разсказывалъ! На вотъ, получай съ нашего стола! подалъ голова Иванычу рублевку, которую тотъ не замедлилъ съ благодарностію взять.
— Тутъ все: и ‘на чай’ съ нашего стола!
— Не смй! крикнулъ Иванычу исправникъ.— Я теб сколько ужь разъ говорилъ, чтобы ты не лзъ со своею мобилизаціей!
— Мн все равно! съ смиреніемъ отвтилъ ему Иванычъ.— Я это только потому, что васъ, окромя этого, ничмъ не прохватишь!
— Да вдь тутъ нтъ ‘ничего такого’! вступился человкъ и, обращаясь къ Иванычу, прибавилъ: — Ну, начинай, начинай!.. Ха, ха, ха!.. ‘Насъ, говоритъ, мобилизаціей прохватить можно, ну, а слдователей чмъ?.. Ха, ха, ха!’
— Что-жъ? и они — господа хорошіе, только, конечно, никого, окромя своихъ супругъ, да товарища прокурора, не боятся! объяснилъ старикъ.
Публика расхохоталась.
— Отчего ихъ ныньче не было въ клуб? спросилъ предсдатель създа.
— Въ ожиданіи товарища-прокурора супруги не пустили! поспшилъ отвтить Иванычъ.
Хохотъ увеличился.
Слдователи были членами клуба и часто посщали его, но въ отношеніи остальныхъ членовъ вели себя высокомрно и никакого ‘кампанства’ съ ними не вели и въ карты не играли.— ‘Всегда парочкой прідутъ, по дюжин бутылокъ пива на брата выпьютъ, партій нсколько на биліард съиграютъ и парочкой домой!’ разсказывалъ про нихъ клубный сторожъ.— Какъ ни ‘грузны’, а всегда въ своей компаніи.
— Ну, говори же, говори! пристали съ разныхъ сторонъ къ Иванычу.
— На вотъ теб съ нашего стола цлкачъ! крикнулъ ему почетный судья, сидвшій за мушкой.— Я давно не слыхалъ, ужь на половину и забылъ!
Иванычъ откашлянулся, приготовляясь разсказывать. Игра пріостановилась.
— Я, господинъ исправникъ, про васъ ныньче полегче разскажу! предупредилъ онъ нахохлившагося исправника.— Господа просятъ, нельзя не уважить!.. Ну-съ! Хорошо-съ!.. Перваго ноября, сами, чай, помните, былъ у насъ въ клуб бальный вечеръ. Музыка полковая была. Народищу страсть что навалило, и не то, что вотъ теперь все больше одинъ мужской полъ, а почитай женскаго на половину было, потому въ то время офицерство и все такое!.. Полкъ ужь въ сбор на самыхъ тсныхъ квартирахъ по деревнямъ вокругъ города стоялъ, а штабъ и офицеры вс въ город проживали. Въ карты тогда, не то, что теперь, посереди залы, въ гостинной играли, а здсь танцы шли! На восьми столахъ играли. Комната не очень вдь, чтобы большая, а народищу — пропасть, ну, просто пролзть возможности нтъ. Кто въ уголъ забился, тотъ за весь вечеръ и вылзть не могъ! Одинъ только господинъ, помощникъ объзднаго, подъ столами какъ-то ухитрился пролзть! Ну-и! Хорошо. Я за оффиціанта прислуживалъ, потому буфетчикова прислуга вся съ ногъ сбилась, и старшины приказали мн быть имъ въ подмогу. Мн хошь и не понравилось, а ослушаться начальства было нельзя. Дло шло по череду, и времени было ужь два часа третій. Ужь въ билліардной кой-кому и ужинъ начали подавать. Комната большая, и едва-едва въ ней повернуться было можно. По стнамъ это постели для присяжныхъ засдателей стоятъ. Въ одномъ конц — билліардъ, въ другомъ — столъ, а съ одного боку — буфетъ. Вотъ хорошо! Сталъ я ужинъ подавать и забылъ, кто-то изъ военныхъ порцію жаренаго зайца мн заказалъ. Пошелъ это я въ кухню, внизъ, и маленечко тамъ позабавился: сказать правду, не хотлось лишній разъ на верхъ идти и опять внизъ спускаться, такъ я ужь дождался на кухн, пока зайца сготовятъ. И ждалъ-то я минутъ съ двадцать не больше. Вотъ иду я съ зайцемъ наверхъ, отворяю дверь — тихо! Только въ билліардной шарами щелкаютъ: это, знаю, два слдователя съ начала вечера сцпились, на пиво играли и по дюжин бутылочекъ на брата, свою всегдашнюю порцію, роспили! Иду это я съ зайцемъ по корридору — тихо! Что, думаю себ, это такое значитъ? Ужь не пожаръ ли гд, что народъ-то разбгся! Остановился, прислушался — ничего не слышно, еслибы пожаръ, думаю, то безпремнно ужь въ набатъ бы били! Иду это я въ билліардную и, сказать правду, струхнулъ! Вхожу, смотрю — пусто! Никого нтъ! Буфетъ весь убранъ, только три непочатыя бутылки пива, что слдователи сверхъ своего положенія потребовали, на прилавк стоятъ, да два слдователя около билліарда возятся и, должно быть, ихъ очень ужь отъ пива-то разморило, потому что нетолько-что въ шары, а, кажется, въ овинъ головой не попадутъ. Поставилъ это я зайца на столъ, прошелся по всмъ комнатамъ — души живой нтъ! Пусто! А ужь что я увидалъ — того, кажись, и при землетрясеніи не было! Въ гостинной одинъ столъ вверхъ ножками стоитъ и другой на боку лежитъ, а остальные въ кучу сдвинуты и кресло на одномъ. Вотъ думаю была свалка, а все еще понять ничего не могу! А какъ глянулъ на полъ, такъ и обомллъ! И карты-то по всему полу разсыпаны, и подсвчники, и свчи, и розетки разбитыя валяются, и даже чья-то папиросница, вижу, лежитъ серебрянная. Господинъ исправникъ за ней на другой день присылали! Въ зал, вотъ въ этой самой, стулья тоже въ кучу сбимши, да три посереди комнаты стоятъ. И все это при полномъ освщеніи, потому лампы и люстры вс на мст и горятъ!.. Иду это я въ переднюю, а тамъ даже вс вшалки со стнъ сорваны, поломанные валяются, и въ углу, какъ дрова, музыкантскіе станки, исковерканные, брошены, и тутъ же дв дамскія калоши и дв мужскія, и вс съ разныхъ ногъ, и поверхъ всего на станкахъ испачканная слдовательская одежа лежитъ. Я это опять назадъ къ слдователямъ.— ‘Куды-жъ, спрашиваю, народъ то подвался?— ‘Набилизація!’ — говорятъ. ‘Какая такая набилизація?’ — спрашиваю.— ‘А такая, говорятъ, что исправникъ и воинскій начальникъ, и полковой командиръ сейчасъ депешу получили, чтобы все живой рукой къ войн было сготовлено! Ну, и кинулись сготовлять!’ — Говорятъ это они мн, а у самихъ ужь и слюни текутъ.— ‘А вы-то что же?’ спрашиваю.— ‘А до насъ, говорятъ, это не кас-сается, не кас-сается, не кае саегся!’ — Твердятъ, а сами и лыка не вяжутъ. А на грхъ у клуба, какъ есть ни одного извощика не было, всхъ разобрали!… Ну, и славно-жъ они у меня выспались на этихъ самыхъ постеляхъ, что въ билліардной для присяжныхъ стоятъ!.. А на утро ужь ихнія барыни за ними изволили пріхать, и обоихъ я имъ съ рукъ на руки сдалъ!
Въ поясненіе разсказа Иваныча слдуетъ прибавить, что клубная билліардная, во время сессій окружнаго суда, длалась камерою совщанія присяжныхъ засдателей и на случай, еслибы послднимъ пришлось, при разсмотрніи какого нибудь важнаго дла, заночевать въ зданіи суда, предусмотрительная земская управа устроила для нихъ постели и въ количеств четырнадцати штукъ разставила вдоль стнъ билліардной. Эти постели такъ круглый годъ и стояли на своихъ мстахъ, безъ подушекъ, конечно, покрытыя малиновыми байковыми одялами и съ удобствомъ служили для отдохновенія ‘нагрузившихся’ чрезъ мру членовъ клуба.
— Постой, постой! остановилъ голова, собиравшагося подойти къ столу Иваныча.— Ты вдь еще не все! Ты разскажи еще, какъ вотъ самая депеша-то была получена!
— Этого я не видалъ, а потомъ ужъ отъ господъ членовъ слышалъ!— снова началъ Иванычъ.— И говорили, что въ третьемъ часу съ телеграфной станціи самъ начальникъ прибжалъ къ намъ въ клубъ, да и суетъ господину исправнику, господину воинскому начальнику и господину полковому командиру по депеш. Господинъ исправникъ изволилъ въ то время въ стуколку играть!— Извините, ваше благородіе, обратился онъ къ нахохлившемуся исправнику:— можетъ вамъ и не нравится, только я правду говорю.— А господинъ воинскій начальникъ съ своей супругой молодой кадрель танцовалъ, а господинъ полковой командиръ съ госпожею подполковницею въ углушк сидлъ, разговоромъ занимался. Ну, извстно, сейчасъ публика всполошилась!.. Что? что?— Анъ, глядь, солдатская и лошадиная набилизація!.. Ждали вс этого съ часу на часъ, и можно сказать очень даже того желали, что бы ужъ поскоре, а тутъ встрепенулись вс, какъ одинъ человкъ, перекрестились, закричали вс въ одинъ голосъ: ‘ура, на турку идемъ!’ и вонки!.. Ужь и не до клуба! Въ одинъ мигъ, окромя слдователей, ни души! Всякій къ своему длу поспшалъ! Кабы почаще напускать на васъ эту набилизацію то — шолковые вы были-бъ у меня!.. Какъ себя помню, въ первый разъ еще до свту клубъ окончился!.. А теперь, для васъ и война ни почемъ! Ну, отдавайте-жъ мн столъ-то скорй!
Возражать было невозможно. Игроки поднялись со своихъ мстъ, и требуемые Иванычемъ столъ и кресло поступили въ его распоряженіе. Человкъ десять, потягиваясь, встали изъ-за другихъ столовъ.
— Мн не сдавайте! Когда же нибудь кончать надо! объявилъ прежде другихъ фельдшеръ съ желзной дороги, отходя къ окну съ большими пачками денегъ въ обихъ рукахъ.
— Теб хорошо кончать, ста четыре забравши! со злостью отпустилъ ему въ слдъ казначей.— Не смй выходить: талія еще не окончена!..
Исправникъ, а вслдъ за нимъ и помощникъ, тоже кончили игру. Эта никогда почти не разлучавшаяся парочка всегда вызывала улыбку тхъ, кто видлъ ее вмст.
— Вотъ контрастъ-то! Не скоро нарочно подберешь! смясь сказалъ мн Кутыринъ.
И въ самомъ дл, на сколько исправникъ былъ высокъ и тученъ, даже до безобразія тученъ, потому что животъ у него вислъ, какъ туго набитый мшокъ, на столько же помощникъ былъ малъ и жидокъ. Отталкивающая, вся заплывшая жиромъ, физіономія исправника умрялась миловиднымъ, добродушнымъ личикомъ не стараго еще помощника. Исправникъ хрипло басилъ, помощникъ, напротивъ того, говорилъ жиденькимъ теноркомъ.
— Вы куда-жъ? Полиція, а, полиція! кричалъ вслдъ уходившимъ казначей.— Я вдь еще талію не кончилъ…
— Въ присутствіе пора! сердито прохриплъ сквозь зубы исправникъ, выходя изъ залы.— Въ присутствіе пора! какъ эхо повторилъ тоненькимъ голоскомъ помощникъ.
— И давно пора! подтвердилъ Иванычъ, приводя въ порядокъ столъ для товарища прокурора.— И за вами, господинъ казначей, присяжный изъ казначейства приходилъ и требовалъ васъ къ служб, потому изъ трехъ волостей старосты съ податьми нахали.
Казначей пріостановился-было сдавать и въ нершительности перебиралъ лежавшую передъ нимъ на стол кучу кредитокъ.
— Ну, казна! Что призадумался-то! Доставай колоду-то! крикнулъ ему сидвшій рядомъ бухгалтеръ банка, толкая его кулакомъ въ бокъ. Такія любезности были въ ходу между игроками.
— Тише ты, чортъ!.. Надо бросить!.. Почти отыгрался! Не хочу больше играть, потому что трое бросили, недождавшись конца! поршилъ-было казначей.
— А мы теб не позволимъ! Дотягивай талію! Ну, сдавай, казна, не спи! настаивалъ бухгалтеръ, накрывая рукою ‘банкъ’.
— Да сдайте колоду-то! Вс сейчасъ бросимъ! предложилъ предсдатель създа.— Теперь, того и гляди, товарищъ прокурора привалитъ.
Казначей началъ сдавать.
Минута тишины, и громкій взрывъ хохота. Кончившіе игру обступили игравшихъ.
— Казну оборвали! Ха, ха, ха!.. О-хо, хо, хо!.. Колпашниковъ на весь банкъ, на туз съ десяткой, пошелъ и взялъ! объяснилъ кто-то изъ игравшихъ.
— Еслибъ зналъ, лучше бы схватить деньги, да убжать отъ васъ, разбойниковъ! вскакивая изъ-за стола и посылая своимъ партнерамъ потокъ самыхъ отборныхъ ругательствъ, закричалъ казначей, еще боле увеличивая тмъ всеобщій хохотъ.
— Что, казна, разобрали до фундамента? спросилъ у него, хохоча, фельдшеръ.
— Ты первый меня, разбойникъ, обобралъ, а вы вс, разбойники, ему помогали!.. Никогда больше съ вами, съ грабителями, играть не стану! заругался казначей, точно угорлый выбгая изъ залы.
— Стой, стой, казна, стой! побжалъ за нимъ и, догоняя у дверей, остановилъ его предсдатель мироваго създа.— Ты не забудь, что у насъ ныньче засданіе комитета. Мн съ тобой нужно кой о чемъ переговорить.
— Некогда мн теперь говорить! Раньше-то ты что-же думалъ!
— Ну, приходи часовъ въ семь! Передъ засданіемъ побесдуемъ!
— А гд будетъ? Здсь или внизу?
— Да хотя бы и здсь! все равно!
— Нтъ, не все равно! Сюда я ни за что, потому что опять за карты усадите и оберете! Оборвали ныньче всего — видно, мало!
— Что вы его такъ упрашиваете! закричалъ предсдателю фельдшеръ.— Сюда-то онъ скорй всего примчится, потому что непремнно отыгрываться станетъ!
— Кром шутокъ, намъ безъ тебя нельзя! Ну, посуди самъ! Станутъ вносить деньги, а тебя, комитетскаго казначея, не будетъ! Приходи! уговаривалъ казначея предсдатель.
— И отъ комитета откажусь, если такъ обыгрывать будете!.. Рублей больше ста продулъ, а если все со святой счесть — на пятьсотъ не помиришься!
Игра кончилась. Публика, прежде, чмъ расходиться, стала, по обыкновенію, сводить счеты выигрыша и проигрыша. Не сошлось на много! Оказалось, что проигрыша заявлено на тысячу сто двадцать рублей, а въ выигрыш было всего только пятьсотъ восемьдесятъ. Спорили минутъ съ пять.
— Не отнимутъ вдь у васъ! Не отнимутъ, если даже вы и правду скажете! приставалъ къ фельдшеру проигравшійся судья, требуя, чтобы тотъ сказалъ ему врную цифру его выигрыша.
— Сто своихъ было, а теперь у меня двсти сорокъ пять — значитъ: сто сорокъ пять я и выигралъ! объяснялъ фельдшеръ.
— Гд-жъ деньги-то? Гд-жъ выигрышъ-то? допытывался судья.
— А вамъ полегчаетъ, если узнаете гд? спросилъ у него акцизный надзиратель.— Рублей побольше полутораста я взялъ!
— А можетъ быть, и триста! Вы во всхъ карманахъ считали?
— Сколько ни выигралъ, все мое! назадъ не отдамъ! Колпашниковъ взялъ больше сотни! Городской голова въ выигрыш и, должно быть, въ хорошемъ выигрыш, потому что заставилъ Иваныча про мобилизацію разсказывать, а это онъ ужь всегда, когда хочетъ, чтобы игра не затягивалась…
Споръ продолжался бы, быть можетъ, и доле, еслибы не вступился въ него Иванычъ, появившійся среди залы со щеткою въ рукахъ, обвязанною тряпкой.
— Ну, чего спорите изъ-за пустаго мста! И всякій день, и всякій разъ все объ одномъ и томъ же. Извстное дло, кто проигралъ — тотъ прибавилъ къ проигрышу, а кто выигралъ, тотъ сбавилъ со своего выигрыша! Вотъ вамъ и вся недостача! Сами же вы это хорошо понимаете, а всегда только понапрасну себя тшите! Вы лучше всего у меня спросите, кто выигралъ, кто проигралъ, я ужь не ошибусь, врно скажу!.. Казначей, вотъ, какъ бшеный сунулся вонки — значитъ, проигралъ! Исправникъ надулся,— Иванычъ запрокинулся назадъ, высоко поднялъ голову, раздулъ щеки и далеко оттопырилъ нижнюю губу — значитъ, тоже не въ выигрыш, а помощникъ зашибъ копейку, потому что идетъ впередъ и словно передъ нимъ танцуетъ! Идите-ка вы лучше въ билліардную свои счеты сводить, а мн дайте хоть немножко присутствіе то убрать!..
Однако, убирать присутствіе еще не пришлось. Публика, узнавши, что ‘господа кончили клубъ и стали разъзжаться’, съ такою силою и натискомъ хлынула въ залу, что Иванычъ, сколько ни размахивалъ щеткой, принуждая тяжущихся къ отступленію, ничего не могъ сдлать и, въ конц концовъ, долженъ былъ отступить самъ.
Уже больше половины залы заняла ворвавшаяся въ присутствіе публика, а сзади еще напирали. Когда передніе ряды тяжущихся пододвинулись на разстояніе трехъ шаговъ къ присутственному столу, то крики ‘будетъ! некуда больше!’ — остановили дальнйшій приливъ толпы.
Разумется, вся эта публика помщалась на своихъ собственныхъ ногахъ. Иванычъ убралъ изъ залы нетолько столы, на которыхъ играли, но и вс ‘клубскіе’ стулья, за исключеніемъ тхъ двухъ, на которыхъ мы сидли, и еще одного, поставленнаго имъ позади кресла секретаря, ‘для священника’, мы съ Кутыринымъ едва-едва могли пробраться сквозь толпу и прошли въ гостинную, черезъ которую былъ ходъ въ билліардную.
Большая часть игроковъ разъхалась. Иванычъ, не безъ затрудненій, добывалъ имъ изъ прихожей верхнее платье и черезъ присутствіе проносилъ его въ билліардную, откуда и выходили по черной лстниц. Въ билліардной или, врне сказать, ‘совщательной’, Иванычемъ уже было приготовлено все, что было необходимо для камеры этого рода: въ сторон отъ билліарда стоялъ раскрытый ломберный столъ, на немъ принадлежности для письма, судебные уставы, десятый томъ и нсколько судейскихъ знаковъ, разложенныхъ въ порядк, рядкомъ. На разставленныхъ вокругъ стола стульяхъ, висли судейскіе мундиры, всегда находившіеся у Иваныча на храненіи. Судьи, предсдатель създа и судебный приставъ, лишь только добрались до совщательной, такъ и кинулись на постели ‘для присяжныхъ’.— Послышались вздохи и оханья. Постороннихъ, не принадлежавшихъ къ самому присутствію, здсь было членовъ восемь и въ томъ числ помщикъ, не перестававшій передавать судьямъ все новыя и новыя подробности своего дла съ кучеромъ и, какъ кажется, надовшій имъ хуже горькой рдьки, городской голова, дожидавшійся прихода буфетчика, за которымъ послали — чтобы выпить ‘полдюжинки сельтерской’, надзиратель за питомцами съ помощникомъ — повидимому, безъ всякой цли, лишь бы убить время, и адвокаты, игравшіе ‘въ пирамиду’. Послднимъ, впрочемъ, предложено ‘или оставить игру, или играть самымъ тихимъ штосомъ’.
Считая эти минуты самымъ удобнымъ временемъ для объясненій, я пошелъ къ судьямъ за полученіемъ справокъ и отъ всхъ получилъ одну и ту же: ‘ахъ, не приставайте, пожалуйста! голова кругомъ идетъ!’ — Разумется все это сопровождалось очень любезною улыбкою и крпкимъ пожатіемъ руки.— ‘Безполезно было и требовать!’ сказалъ мн Кутыринъ, когда я вернулся къ нему съ пустыми руками.— ‘Вы должны понять, посл всего, что видли, что они теперь находятся почти въ состояніи невмняемости!..’
— Хороши же мы сегодня будемъ! какъ бы въ отвтъ Кутырину, сказалъ, въ вид общаго замчанія, мировой судья 3-го участка, никогда не бывавшій хорошъ.
— Н-да! Голова ужасно трещитъ, а тутъ еще, какъ на грхъ, пятьдесятъ два дла!.. Не выпить ли лимонаду съ коньякомъ, для освженія головы? предложилъ мировой судья 2-го участка:— чего жь это буфетчикъ долго не идетъ! Судебный приставъ, будь другъ, пошли еще кого нибудь за нимъ!
— Вы пейте, а по моему —ьэто хуже! замтилъ мировой судья 4-го участка.— Лицо всполоснуть и голову окатить холодной водой — вотъ что необходимо въ нашемъ положеніи.. Чего же это Иванычъ то, старый чортъ, забываетъ свои прямыя обязанности! Эй, Иванычъ, Иванычъ! Тащи въ дамскую ведро холодной воды! Забылъ? Напоминать надо! Умывальникъ тамъ есть? Не убранъ? Ну, хорошо!.. Живо!
— Сейчасъ-съ! На одной ног, съ подбжкой! отвчалъ Иванычъ и бгомъ пустился исполнять приказаніе.
— А что, у насъ есть серьёзныя, сложныя дла? спросилъ предсдатель у мирового судьи 1-го участка, исполнявшаго, вмст съ тмъ, обязанности непремннаго члена създа.
— Особенно сложныхъ нтъ! Такъ, дребедень только! Если что и займетъ много времени, такъ это — дла братьевъ Прощекальниковыхъ, отвчалъ тотъ.
— Ну, а дло, какъ его! Да-а! Ермила Петрова? спросилъ предсдатель.— Я и забылъ вамъ разсказать, что вчера, только-что я въхалъ въ городъ и ввалился вотъ къ нему въ домъ — указалъ онъ на судебнаго пристава — является ко мн этотъ самый Ермилъ Петровъ, рекомендуется здшнимъ трактирщикомъ или содержателемъ постоялаго двора — ужь не помню — и подаетъ мн дв сторублевыхъ.— ‘Возьмите-ка, говоритъ, съ моей доли на больницу!’ — Я, знаете, смотрю на него и не беру.— ‘Мало, говоритъ, что ли, такъ еще набавимъ!’ — Я молчу.— Вытаскиваетъ еще сотенную, даетъ.— ‘Получите!’ говоритъ!— Беру.— ‘Знайте, говоритъ, что изо всхъ здшнихъ гражданъ больше Ермилъ Петрова никто еще не далъ, а меня подъ арестъ сажать хотятъ’.— ‘Какъ, спрашиваю, такъ?’ — ‘Да вотъ, говоритъ, господинъ мировой судья 1-го участка меня на мсяцъ забрякалъ, и завтра въ създ мое дло ршаться будетъ. Виновнымъ меня нашли, что будто я въ заведеніи своемъ пакости завожу и, къ тому же, полицейскаго десятскаго въ грудь ударилъ, а я его не ударилъ, а маленечко отодвинулъ отъ себя’.— Есть у насъ что-нибудь въ этомъ род?
— Да. Это въ моемъ участк! отвчалъ судья 1-го участка.— Кругомъ виноватъ! Свидтели подтвердили обвиненіе.
— Ну, можно было бы ему ужь какъ-нибудь полегче! Впрочемъ, мы тамъ увидимъ! А много пустья, безъ свидтелей? допытывался предсдатель.
— Что-то не очень много. Длъ пятнадцать, кажется, не больше!
— Это чортъ возьми! А тутъ еще, если адвокаты станутъ распространяться… Нтъ, намъ сегодня не кончить! съ грустью говорилъ предсдатель.— Господа! обратился онъ къ частнымъ повреннымъ:— не брешите вы много! все равно, слушать васъ не будемъ!.. И все-таки не успемъ!..
— Пустяки. Отжаримъ!.. Помните, въ прошломъ году у насъ не меньше этого длъ то было, кажется, сорокъ восемь или девять, такъ что-то, и что же? Къ четыремъ часамъ все готово. Главное дло — ‘ты, кума Матрена — не задумывайся’!
— Намъ хотя бы къ пяти часамъ кончить! Часъ на обдъ, часика два соснуть, а тамъ и за ‘красный крестъ’ примемся! разсчитывалъ вслухъ предсдатель.— Господинъ градскій голова! я слышалъ у васъ въ дум сегодня засданіе для назначенія цифры пожертвованія?
— Кажется, что такъ.
— Смотри-жь, больше назначай! Помни, что подписывались: ‘всмъ достояніемъ’… Такъ и гласнымъ скажи!
— Маху не дадимъ!
— Ну, и отлично! Жертвуйте прямо намъ на больницу! Слышалъ ты, что мы хотимъ здсь больницу для раненыхъ устроить? Земство уступаетъ намъ помщеніе своей больницы и даетъ денегъ на устройство! Пусть и городъ участвуетъ!
— Ладно, ладно! согласился голова.— А какъ теперь на счетъ поставки? Что ‘сватья’?..
— Нейтралитетъ!
— Ну-у!… Теперь и толковать нечего! Съ туркой сладимъ!.. У насъ вс по городу говорятъ, что коли ‘сватья’ въ это дло не влипнетъ, то турку мы побьемъ!.. А австріякъ ничего?
— Нейтралитетъ, тоже.
— Ну, и отлично! воскликнулъ голова, подпрыгивая отъ восторга.— Одинъ на одинъ! Кабы Константинополь-то подобрать къ рукамъ! Кажется, тую жь минуту открылъ бы тамъ торговлю и вывску такую заказалъ бы: ‘торговля въ Z. и Константинопол!’ смясь, прибавилъ онъ и потомъ, быстро, мняя тонъ на серьёзный, прибавилъ: — Нечего о томъ и думать и голову забивать! не дадутъ! завистниковъ много, а кусокъ одинъ…
Вошелъ Иванычъ съ фаянсовымъ кувшиномъ въ рук и перебилъ разговоръ.
— Господа, пожалуйте умываться! предложилъ онъ.— Только поскорй, у меня зерцало еще не поставлено!
Иванычъ подалъ умыться и затмъ внесъ въ присутствіе зерцало и аналой съ крестомъ и евангеліемъ для привода свидтелей къ присяг, хранившіеся у него подъ ключемъ въ кладовой.
— Теперь хошъ товарищъ-прокурора прізжай — ничего! У насъ все готово! доложилъ онъ предсдателю, приведя присутственную камеру създа ‘въ окончательную форму’.
Легкій на помин, пріхалъ и товарищъ прокурора въ сопровожденіи ‘исправлявшихъ должность’ судебныхъ слдователей, всегда вызжавшихъ къ нему на вокзалъ на встрчу. Онъ прошелъ въ совщательную билліардную по черной лстниц. Съ приходомъ его, адвокаты бросили игру и перешли къ намъ въ гостиную. Поздоровавшись, они справились, давно ли я съ Кудринымъ сюда пришли, и очень удивились, узнавши, что мы здсь давно.
— Извините, господа, я, кажется, нсколько задержалъ васъ! Поздъ на двадцать минутъ опоздалъ! извинялся товарищъ прокурора, здороваясь съ судьями.— Что это вы вс точно выкупаные?-Ээ! Опять всю ночь рзались! Ну, послушайте, господа! Это, наконецъ, изъ рукъ вонъ! нсколько возвышая голосъ, началъ онъ ‘объясняться’ съ ними.— Разъ, два — это можно снести, но постоянно — воля ваша! я не могу! Я донесу!
— И мы донесемъ…
Тутъ двери въ билліардную кто то съ сердцемъ захлопнулъ, и дальнйшаго разговора мы не слыхали, хотя, по шуму и по возвышенному голосу ‘объяснявшихся’, можно было судить, что дло доходило до крупнаго.
Наконецъ, къ намъ въ гостиную выскочилъ судебный приставъ.— ‘У другихъ вы видите въ глазу спицу, а у себя бревна не хотите замтить!’ — донесся до насъ въ эту минуту, чрезъ растворенную дверь, голосъ мирового судьи 2-го участка.
Судебный приставъ былъ уже умытъ, причесанъ, въ мундир и съ должностной цпью на піе.
— Господа, будьте кратки, но выразительны! Отъ себя васъ прошу! обратился онъ къ намъ,— Буфетчикъ только сейчасъ пришелъ, ‘исправиться’ не удалось, отпустите вы хоть мою то душу на покаяніе! Цлую ночь вдь на пролетъ.
Не успли мы размститься поудобне, конечно, стоя за кресломъ секретаря, какъ въ залу вошелъ предсдатель, мировой судья 4-го участка и прокуроръ. Такъ какъ вся публика въ зал была на ногахъ, судебный приставъ провозгласилъ только ‘судъ идетъ’, опустивъ не имвшее значенія ‘прошу встать’.
Предсдатель слъ, какъ водится, на среднее мсто.
— Приставъ! Гд-жь Петръ Николаичъ? спросилъ онъ судебнаго пристава, называя по имени недостающаго до комплекта мироваго судью 2-го участка. Мировой судья 1-го участка не могъ присутствовать, потому что разсмотрнію подлежали ршенныя имъ дла.
Създъ всегда длился на два отдленія, причемъ второе состояло изъ двухъ почетныхъ судей, подъ предсдательствомъ временныхъ предсдателей, участковыхъ судей 1-го или 3-го участковъ, смотря по тому, чьи были дла.
Судебный приставъ пріотворилъ дверь и заглянулъ въ гостиную, двери въ которую изъ совщательной, очевидно, не были притворены, потому что намъ очень уже ясно слышно было щелканье шаровъ. Билліардъ стоялъ какъ разъ противъ дверей и потому былъ виденъ изъ залы. Заглянувъ въ дверь, судебный приставъ сдлалъ полъ-оборота къ засдавшимъ, мотнулъ головой и воспроизвелъ при этомъ рукою и всмъ корпусомъ такое движеніе, какъ будто онъ, играя на билліард, ударилъ кіемъ въ шара.
— Позовите-жь его! приказалъ предсдатель.
Приставъ ушелъ, оставивъ дверь непритворенною.
Въ зал — тишина, а изъ совщательной такъ и влетали къ намъ штосъ за штосомъ.
— Извините-съ! Съ карамболемъ-съ!— Это восемнадцать очковъ! услыхали мы звонкій голосъ мирового судьи 2 то участка.
— Какъ партія-то? У васъ сколько? Да-а! Тридцать два только!.. У меня сорокъ девять, помните!.. Желтаго въ уголъ на право!
— Петръ Николаичъ! идите же! Васъ ждутъ! Посл можете доиграть! уговаривалъ приставъ судью и, кажется, недождавшись отъ него отвта, вернулся въ залу и доложилъ предсдателю, что ‘судья сейчасъ придетъ!’ — ‘Сейчасъ партію окончитъ!’ въ полголоса добавилъ онъ.
Судья 4-го участка потупился, предсдатель закрылся дломъ въ синей обертк, а прокуроръ покраснлъ и пригнулся къ лежавшимъ передъ нимъ судебнымъ уставамъ. Въ публик хихиканье.