‘Во львиной пасти’. Историческая повесть для юношества из эпохи основания Петербурга. 1895 г. В. П. Авенариуса, Авенариус Василий Петрович, Год: 1895

Время на прочтение: 6 минут(ы)

‘Во львиной пасти’. Историческая повсть для юношества изъ эпохи основанія Петербурга. 1895 г. В. П. Авенаріуса *).

*) Въ майской книг ‘Свернаго Встника’ мы уже отмтили въ нсколькихъ строкахъ историческую повсть г. Авенаріуса. Но, въ виду крайне малаго количества хорошихъ книгъ для юношества, мы считаемъ возможнымъ дать мсто боле пространной рецензіи, принадлежащей перу извстнаго педагога и литературнаго дятеля. Ред.
Не знаешь, чему дать предпочтеніе — тонкому-ли историческому чутью автора, умющему схватить духъ времени и придать смыслъ всякому повидимому, самому ничтожному факту, или психологическому его пониманію жизни, благодаря которому душевныя движенія дйствующихъ лицъ принимаютъ характеръ законности и необходимости, или наконецъ, рдкому таланту объективнаго повствованія и художественная воспроизведенія вншнихъ явленій и внутренняго міра. Авторъ повсти въ полной мр обнаруживаетъ вс’ названныя достоинства, въ прекрасномъ сочетаніи дополняющія одно другое, и совершенно понятенъ тотъ громадный интересъ, какой возбуждаетъ въ читател эта историческая повсть. Она не читается, а проглатывается, или врне повсть поглощаетъ читателя,— и я-бы назвалъ ее ‘Львиною пастью’ но этой именно причин. Но она названа такъ по другимъ соображеніямъ автора. Объ этомъ рчь впереди. Замчательно, прежде всего, какъ несложная сама по себ фабула повсти — неважный историческій фактъ — послужилъ основаніемъ широкой картины, изображающей моменты, предшествующіе основанію Петербурга и самое его основаніе. Это время ни вводной еще книг не изображено съ такою отчетливою ясностью и осмысленностью.
Фабула, повторяю, не сложная. Спафаріевъ Иванъ Петровичъ, отправленный Петромъ В. за-границу для изученія морского дла, возвращается, безпутно убивши время и деньги въ Париж, въ Россію, вмст со своимъ слугой Лукашкой, и попадаетъ во Львиную пасть, т. е. къ шведамъ (Карлъ XII назывался Львомъ свера) въ ту пору, когда отношенія между ними и русскими обострились и приняли характеръ враждебный. На первыхъ норахъ Спафаріевъ, имя паспортъ какого-то маркиза Ламбеля, по ошибк захватившаго настоящій паспортъ Спафаріева, и называя себя этимъ чужимъ именемъ, вмст съ Лукашкой, называющимъ себя Люсеномъ, очень радушно приняты въ качеств французовъ, они благодушествуютъ во вражьемъ стан, теперь вооруженномъ, предаются удовольствіямъ, очень счастливы своимъ положеніемъ. Скоро однако, по опрометчивости главнымъ образомъ Спафаріева, ихъ обличаютъ въ самозванств, обвиняютъ въ шпіонств, сажаютъ въ крпость, хотя до этого Лукашка усплъ передать въ руки одного русскаго снятый имъ планъ крпости міеншанца, отъ взятія которой зависитъ успхъ русскихъ. Лукашк, однако-же, удается бжать изъ крпости, обманувъ стражей, перейти кордонъ, стать въ ряды русскихъ воиновъ въ качеств дятельнаго участника, а когда Ніеншанцъ былъ взятъ — освободить своего господина. Изъ одной Львиной пасти Спафаріевъ попалъ въ другую — къ Петру В. Когда посл экзамена, сдланнаго ему царемъ, оказывается, что онъ ничему не научился, Петръ В. налагаетъ на него жестокое наказаніе — ссылаетъ его на 10 лтъ въ деревню, безъ права възда въ Москву и Петербургъ, а Лукашка, оказавшій блестящія познанія въ мореходств, награждается офицерскимъ чиномъ. Семь лтъ спустя онъ оказался уже адмираломъ, а Спафаріевъ, за котораго ходатайствуютъ передъ царемъ, детъ лчиться въ Карлсбадъ, но преждевременно умираетъ отъ удара. Вотъ канва. На ней вышиты прекраснйшіе узоры. Нсколько поодаль, на заднемъ фон — шведы. Врная характеристика сверной печальной природы и свернаго человка: медлительнаго, спокойнаго, суроваго, точнаго исполнителя долга, проникнутаго чувствомъ достоинства и сознаніемъ важности дла, которому служитъ,— неподкупнаго и строгаго,,но нсколько недогадливаго, туго шевелящаго мозгами, упрямаго и упорнаго. Таковы мужскія лица, въ сред которыхъ проживали нсколько времени наши французы изъ русскихъ. Какъ живые стоятъ они передъ нами вс до одного, и ненавистникъ-брюзга, и генералъ, и офицеръ, и стражникъ, и солдатъ. Великолпны и женскія фигуры, и наивная Хильда, слегка увлекающаяся милымъ французомъ, и сентиментальная старая два, огорченная судьбою плнника и жертвующая патріотическимъ своимъ чувствомъ, чтобы подкармливать несчастнаго плнника молокомъ и булкой, и домовитая хозяйка, усматривающая блаженство счастья въ кухонномъ мір. На первомъ план картины — другая земля, другіе люди! Страстныя натуры, порывистые характеры, смтливыя головы, безшабашныя и разудалыя,— герои мысли и чувства и герои безпутства. Крайность на каждомъ шагу, рзкіе переходы изъ одного положенія въ другое. Геній, созидающій могущественную государственную силу — онъ-же и съ чертами древне-русскаго варвара, вырывающаго здоровый зубъ у несчастной женщины, осмлившейся не явиться на ассамблею. Только что ласковый и добрый, онъ черезъ мгновеніе превращается въ льва въ пасть котораго попадаетъ и шведъ, идущій на Россію, и русскій, идущій на неудачный экзаменъ. Таковъ Петръ В. въ повсти, изображенный во весь ростъ генія, силы, могущества, грубости и невоспитанности — черты, согласныя съ натурой Петра, какою изображаютъ историки въ исторической проз, и художественно выставленною нашимъ авторомъ въ поэтической повсти. Его оттняютъ Меньшиковъ, важный и надменный, Головинъ, умная и политическая голова, Ягужинскій, способный, трудолюбивый и бойкій юноша. Они играютъ въ повсти второстепенную роль, но очерчены въ ихъ характерахъ, рчахъ, позахъ, движеніяхъ. Рядомъ съ центральнымъ образомъ Петра В., о которомъ читатель не забываетъ ни на мгновеніе, хоть о немъ въ данное время и не говорится, стоитъ врный Личарда Спафаріева, калмыкъ-Лукашка. Это образъ, цльный, законченный, который врзывается всми особенностями типической фигуры. Имъ начинается и имъ заканчивается повсть, и почти вс моменты ея тсно съ нимъ связаны. Онъ, слуга Спафаріева, является и его дядькой и совтчикомъ, онъ и покровитель и учитель своего господина, онъ руководитъ своимъ господиномъ во всхъ превратностяхъ его судьбы, онъ его защищаетъ отъ враговъ и ходатай передъ царемъ — однимъ словомъ — его factotum. Его господинъ отправленъ для изученія дла, а Лукашка усваиваетъ себ предметъ, и основательно, его господинъ наглупитъ, а Лукашка выводитъ его изъ бды. Они оба сидятъ въ крпости, а Лукашка придумываетъ способъ сообщенія посредствомъ знаковъ, выбиваемыхъ сперва пальцами, а затмъ палочкой, щадя нжныя пальцы своего барина. Онъ ловко устраиваетъ свое бгство изъ тюрьмы. Спафаріевъ не уметъ держать отвтовъ передъ царемъ, а Лукашка подсказываетъ ему, долго незамтно для царственнаго экзаменатора. Лукашка указываетъ пути, по которымъ нужно двигаться къ шведамъ. Этотъ грубый парень выносливъ безъ мры — и представляетъ ту роевую силу, безъ которой не удалось-бы дло Петра В. Въ противоположность этой дятельной, энергичной натур выставленъ Спафаріевъ. Это барчукъ, пустой, легкомысленный, избалованный — первообразъ позднйшихъ петиметровъ. Достиженіе любимыхъ желаній, исполненіе мелочныхъ прихотей — вотъ его жизнь — и поставить ему жизнь на карту ни почемъ — будь эта карта охотою за лосемъ въ чужой стран. Безпечный и беззаботный, онъ зла не сдлаетъ, онъ даже готовъ на доброе дло, онъ даже честенъ и не можетъ допустить злоупотребленія гостепріимствомъ шведовъ, возстаетъ противъ зати Лукашки снять планъ крпости, находя это дло противнымъ чести и совсти, но онъ безъ всякаго удержу въ проявленіяхъ своей капризной воли и, вмст съ тмъ, наивенъ, какъ дитя. Его сажаютъ въ крпость, а онъ скорбитъ о томъ, что нтъ его любимой пудры, что парикъ не будетъ убранъ, платье не будетъ чищено. Онъ сидитъ на хлб и вод — вдали отъ родины, среди враговъ,— а онъ мечтаетъ о свиданіи съ милой Хильдой, приглянувшейся ему. Однимъ словомъ Спафаріевъ — отличный портретъ той русской молодежи изъ барской среды, которая, при вншнемъ блеск и лоск, отличается полною безсодержательностью и бездятельностью.
Спафаріевъ и Лукашка, интересные сами по себ, какъ характеры, еще боле интересны, какъ представители людей Петровскаго времени, и вмст съ образами, о которыхъ я говорилъ выше, характеризуютъ духъ своего времени: стремительность порывовъ, лихорадочная дятельность, страшное напряженіе нервовъ, исканіе чего-то, а рядомъ — молодечество, удаль, отвага, храбрость, шествіе безъ оглядки все впередъ и впередъ. Если нашъ талантливый авторъ такъ живо схватилъ характеръ и духъ времени, то не мене живо представленъ моментъ основанія Петербурга, а предварительно взятіе невскихъ береговъ. Говорю живо, художественно — но и документально врно, какъ врно все то, что положено въ основаніе всего разсказа, часть котораго дали мн возможность сдлать характеристику названныхъ выше лицъ. Мы имемъ передъ собою документальное описаніе всего хода взятія шведскихъ крпостей, мы слдимъ шагъ за шагомъ за всми движеніями по Нев, отъ отплытія П. В. до водруженія креста — названы вс мста, отмчены всякіе углы, имющіе отношеніе къ событію! Мы видимъ нападенія, отраженія, военныя хитрости, удачи сообразительности, героизмъ, самоотверженіе — и надо всмъ этимъ сила,— сила стихійная, но и сила генія великаго человка.
Много еще другихъ достоинствъ я могъ-бы указать, разбирая прекрасную повсть ‘Львиная пасть’,— на удачный подборъ фактовъ, на чувство мры въ выбор ихъ. на писательскій тактъ, на легкій языкъ, на умнье выставлять каждое лицо въ соотвтствіи съ положеніемъ, на умнье очерчивать языкъ каждаго дйствующаго лица въ зависимости отъ его настроенія и т. д. Но и сказаннаго достаточно, чтобы видно было все значеніе книги не только для юношества, но и для взрослаго человка, даже хорошо знакомаго съ исторіею Петра В.
Не могу не сказать еще нсколько словъ объ эпиграфахъ, сопровождающихъ каждую главу. Повидимому, это относится къ вншней сторон’ изданія, кстати сказать, не оставляющей желать ничего лучшаго, на самомъ-же дл это составляетъ одно цлое съ изданіемъ. Каждый эпиграфъ, ихъ два въ начал каждой главы, взятый изъ, народной псни, или народной былины, или басни, или другого поэтическаго произведенія нашихъ знаменитыхъ писателей иметъ прямое отношеніе къ содержанію самой главы и составляетъ съ нею одно цлое. Такъ напр. первая глаза иметъ эпиграфы:
1) Изъ дальнихъ странствій возвратясь
Какой-то дворянинъ, а можетъ быть и князь…
2) Молчи, скрывайся и таи
И чувства и мечты свои.
И мы напередъ знаемъ, что глаза трактуетъ о мнимомъ француз, которому приходится томиться подъ чужимъ именемъ маркиза. Такъ еще примръ изъ послдней главы заключительной, эпилога. Въ немъ Лукашка разсказываетъ пріхавшему изъ деревни Снафаріеву о чудесныхъ дяніяхъ Петра В. по построенію Петербурга — и одинъ эпиграфъ гласитъ:
Замолкнулъ громъ, шумть гроза устала,
Свтлютъ небеса (Гр. А. Толстой).
И другой:
Пусть онъ подписывался: ‘Piter’,
Но предъ отечествомъ на смотръ
Все-жъ выйдетъ изъ заморскихъ литеръ,
На рускій ладъ, ‘Великій Петръ’.

‘Сверный Встникъ’, No 12, 1895

Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека