Внутреннее обозрение, Шелгунов Николай Васильевич, Год: 1869

Время на прочтение: 17 минут(ы)

ВНУТРЕННЕЕ ОБОЗРНІЕ.

Безчисленность провинціи.— Путешествіе мое отъ свера Россіи къ сердцу ея.— Пути сообщенія между Вологдой и Ярославлемъ въ доисторическомъ состояніи.— Сплошной рядъ кулаковъ, сопровождающихъ путешественника.— Чмъ людне, тмъ бдне.— Впечатлнія, производимыя Москвой.— Сила тяготнія назадъ.— Подмосковныя села и мелкая эксплуатація ихъ.— Характеристика ихъ на пригородной калужской слобод.— Подзаваль.— Сапожники Подзавалья.— Рознь и бдность.— Причины ихъ экономическаго застоя.—

I.

Когда человкъ проживаете въ извстной мстности по необходимости, то этого совершенію достаточно, чтобы извстная мстность ему скоро надола.
Физіологическія причины, лежащія въ основ этого факта, не обращаютъ на себя должнаго вниманія провинціаловъ и вы можете возбудить противъ себя серьезное неудовольствіе очень многихъ почтенныхъ людей, которые припишутъ вашей гордости то, что въ сущности лежитъ въ закон человческой природы.
Петербургъ въ этомъ отношеніи гораздо умне. Но это происходитъ вовсе не отъ особенныхъ свойствъ петербургскаго мозга, а просто потому, что въ Петербург говядина и хлбъ гораздо дороже, чмъ въ провинціи, и слдовательно человку но позволяется быть празднымъ.
Вообще Петербургъ къ провинціи очень несправедливъ, и если петербургскому писателю требуется изобразить человческую глупость, то мсто дйствія онъ перенесетъ непремнно въ провинцію. ‘Обрывъ’ въ Петербург былъ бы невозможенъ.
Провинціаловъ обвиняютъ, зачмъ они живутъ не по иному образцу, и въ поученіе разсказывается, что англичанинъ, поселившійся даже одинъ-одинехонекъ у свернаго полюса, брется каждое утро и къ обду надваетъ фракъ. Но у англичанина есть свой идеалъ. Англичанинъ даже среди эскимосовъ не желаетъ быть ничмъ инымъ, кром англичанина, т. е. самымъ передовымъ человкомъ въ мір. Ну а какого идеала держаться русскому провинціальному обитателю? Укажите точно-опредлившуюся форму, которая могла бы служить типомъ русскаго человка, образцомъ и руководителемъ его поведенія. Такого типа, такой формы нтъ.
Правда. ‘Дятельность’ доказываетъ, что гд-то русскій геніи служитъ преобладающею составною частію атмосферы. Но гд та точка земной коры, надъ которой обитаетъ такой превосходный воздухъ, ‘Дятельность’ умалчиваетъ. Ужь не около ли сердца Россіи — Москвы, думалъ я, когда мн пришлось оставить извстную мстность, чтобы приблизиться къ сердцу Россіи? И какъ же я рвался къ этому невдомому для меня идеалу, къ новой русской жизни, къ новой русской цивилизаціи!
Дикъ еще нашъ сверъ и сверо-востокъ. Нтъ тамъ ни желзныхъ дорогъ, ни земства, ни новаго суда. Люди живутъ, какъ медвди, не зная никакихъ выгодъ цивилизаціи и новой гражданственности. Неподвижность и спячка мозга, какъ въ какомъ нибудь Ташкент. А бдность? О какая повсюдная, страшная бдность! Еще бы не радоваться, оставляя такой жалкій край, чтобы поселиться въ сердц Россіи!
И вотъ я оставляю Вологду и очень, очень мн весело. ду я патріархальной страной, гд на станціяхъ за крынку молока берутъ съ меня 4 коп., гд для исправленія дорогъ вызжаютъ крестьяне съ боронами, точно между пашней и дорогой не должно быть никакой разницы, гд у ямщиковъ лопаются безпрестанно то постромки, то гужи и приходится стоять въ открытомъ пол цлые часы. Подсмиваюсь я про себя надъ невжествомъ дикихъ вологжанъ и умиленнымъ окомъ заглядываю въ даль, въ благословенную ярославскую губернію.
И точно ярославская губернія смотритъ иначе. Въ крестьянинскихъ постройкахъ замчаются нкоторыя новизны, у домовъ кое-гд палисадники, тогда какъ суровый вологжанинъ любви къ природпе проявляетъ и не видитъ разницы между крапивой и шиповникомъ, на домахъ вы видите красныя доски съ золотою надписью имени хозяина, на окнахъ сторы и занавски, иногда фальшивыя, изъ вырзанной бумаги, иногда настоящія, въ крестьянской архитектур замчается городское вліяніе и простота смняетъ деревенскую вычурность.
Но дорога, дорога! Одну станцію въ’ 27 верстъ мы хали 5 часовъ. По желзной дорог можно бы прохать въ это время почти 200 верстъ. Опрашиваю я ‘держателя станціи, отчего дорога такъ дурна?— Да земство! отвтилъ онъ мн презрительно, очевидно думая сказать: разв отъ земства можно ждать какого нибудь толка! Ямщикъ же, запрягавшій лошадей, и какъ видно тоже недовольный земствомъ, прибавилъ: берутъ 22 к. съ десятины и ничего не длаютъ.
И надо отдать справедливость ярославской губерніи — хуже дороги не выдумаешь за деньги: 180 верстъ я халъ три дня. И чего-чего не навалено на дорог для ея улучшенія!— бревна, каменья, щепа, песокъ, навозъ и все это перемшалось и образовало поразительную смсь, совершенно непригодную для почтовой дороги и лишь свидтельствующую объ остроуміи мстныхъ обитателей и невысокомъ уровн ихъ инженерныхъ способностей. А между тмъ, для предположеннаго нкогда шоссе между Вологдой и Ярославлемъ имется у вологжанъ чуть ли не 270,000 р., слдовательно ссылаться на недостатокъ денегъ невозможно. Куда же пойдутъ эти деньги? Какъ — куда? На желзную дорогу къ Ярославлю. Вс русскія деньги идутъ теперь на желзныя дороги. Такая ужь вышла линія, что кром желзныхъ дорогъ мы не въ состояніи ни о чемъ больше думать. Оно и понятно. Что можетъ быть проще желзной дороги, что можетъ быть врне помщенія капитала, даже самаго незначительнаго, въ желзнодорожное дло? Есть у васъ положимъ. 300 руб. Куда ихъ дть? берите акціи желзной дороги, покупайте билеты внутренняго займа, потому что общій уровень русскаго экономическаго интеллекта не открываетъ шипимъ 3(Ю рублямъ другого помщенія. Разумется, наше земледліе печально, сельскаго хозяйства у насъ нтъ, земледльческаго кредита не существуетъ. Но русскимъ капиталамъ какое дло до всякихъ русскихъ печалей? Наши капиталы проложили себ желзнодорожный путь, какъ наиболе легкій, и текутъ вс но этому направленію. Въ былые годы подобный путь прелагали капиталу винные откупа, тоже нетребовавшіе ни особенныхъ знаніи, ни особеннаго ума. Пока, мы не переживемъ момента желзнодорожной горячки, никакія разсудительныя рчи не измнятъ направленія нашего теперешняго экономическаго мышленія. Эпоха земледлія, сельскаго хозяйства, обработки русскаго сырья и развитія народныхъ промышленностей еще далеко впереди.
Впрочемъ не подобныя безотрадныя соображенія составляютъ мучительную сторону путешествія отъ русскаго востока къ русскому западу. Есть огорченія боле непосредственныя, и потому боле обидныя.
Подъзжая къ Ярославлю, вы видите, что это далеко не Даниловъ, Кадниковъ, далеко и не Вологда. Предъ, вами широкая рка со множествомъ, судовъ, пароходовъ, съ кипучей дятельностію. И перевозитъ васъ, въ городъ не патріархальный досчанникъ, а пароходъ. На противоположномъ берегу вы видите превосходно отдланную набережную, красивые, европейскіе дома, массу живописныхъ куполовъ. Городъ, какъ городъ. Воображеніе рисуетъ вамъ картины даже западно-европейской жизни: почему же и не помечтать о запад, когда дешь съ востока?
Но не спшите, поудержитесь. Ямщикъ вамъ объявляетъ, что за провозъ заплатить должны вы.— Какъ я?!.. Да вдь я отдалъ за всю дорогу.— Мн хозяинъ денегъ не далъ, отвчаетъ ямщикъ.— И теперь вы начинаете припоминать весь рядъ мелочныхъ надувательствъ, какія вамъ пришлось испытывать во весь путь..Уже въ Вологд дло началось обманомъ. Вы наняли тарантасъ вдвоемъ, но насъ упросили посадить третьяго. Конечно вы могли не согласиться, но сердце не камень: просятъ ужі. очень убдительно, да и третьему хать очень нужно. Условленная плата съ двухъ была 21 руб., за третьяго съ васъ скинули 1 р., но съ этого третьяго взяли 4 рубли, слдовательно вмсто 21 руб. хозяинъ тарантаса выгадалъ въ свою пользу 24 руб. Въ Вологд съ васъ взяли 9 р. 49 к., а остальные 14 р. 51 к. оставили у васъ, чтобы вы разсчитывались дорогой съ ямщиками. Заплативъ за 180 верстъ 24 руб., вы вправ думать, что отдали за не, а между тмъ оказалось, что вы должны давать ямщикамъ на водку, платить за переправы, а если сломится вашъ утлый тарантасъ, то и чинить его на свой счетъ. Спустили васъ со двора, благословили, а талъ — позжайте какъ знаете. Въ Данилов староста не хотла даже мазать тарантаса, а ямщикъ не хотлъ хать, боясь, что загорится ось.— ‘Онъ тамъ (вологодскій подрядчикъ) думаетъ только какъ сбыть прозжающихъ, а намъ кром прогоновъ ничего, говорилъ староста,— шутка ли что выйдетъ дегтю въ годъ на его тарантасы!— И вотъ вы видите, что попали въ какой-то омутъ неисходной эксплуатаціи, кулачества и взаимнаго недовольства. Подрядчикъ жметъ содержателей лошадей, старосты и ямщики жмутъ васъ. Жмутъ васъ и не они одни. Жметъ васъ всякій — и трактирщикъ почтовой станціи и его прислуга, и мальчишки, выпрашивающіе копечку, и всякія старухи, просящія на бдность. Васъ принимаютъ ршительно за бездонный благодтельный мшокъ, въ которомъ лежитъ неразмнный червонецъ. Когда вы жалуетесь въ Ярославл контор дилижансовъ, вамъ отвчаютъ, что на, прозжающихъ не угодишь. ‘Да помилуйте, какое же тутъ угожденіе!— просятъ, чтобы не было грубостей, да обидъ’. Отъ васъ отворачиваются, и вы чувствуете, что предъ вами несокрушимая стна кулаковъ.
Есть во всемъ этомъ нелогичность или анахронизмъ. Кажется, освобожденіе крестьянъ уже покончило прежнія отношенія. А между тмъ понятіе о барин существуетъ въ старой сил. Что же такое этотъ баринъ? А баринъ въ народномъ міровоззрніи есть русскій рантье. Прежде рантье быль лишь помщикъ. И теперь всякій не мужикъ, не купецъ, не мастеровой — есть рантье, баринъ. Вы можете быть государственнымъ крестьяниномъ по правамъ и происхожденію, но если вы учились, ну хотя въ гимназіи, и оттого носите приличное нмецкое платье — вы баринъ, и къ вамъ протягивается рука за помощію и всякій васъ эксплуатируетъ.
Понятіе о личномъ труд у насъ вовсе, не уяснено народомъ настолько, чтобы человкъ въ сермяг съумлъ бы распознать своего собрата въ приличномъ пальто. Пальто, живущія личнымъ трудомъ, но трудомъ боле выгоднымъ только потому, что трудъ интеллектуальный, а не чисто-мускульный, пальто это превращается немедленно въ барина и служитъ предметомъ эксплуатаціи нердко самой грубой и безсовстной. А у этого барина, ходящаго въ пальто, нтъ ни въ настоящемъ, ни въ будущемъ ничего, онъ бьется, какъ рыба объ ледъ, переколачивается изо-дня въ день хуже всякаго мастерового.
Совсмъ не то купецъ. Тутъ прежде всего нтъ родовитости, правъ происхожденія и неловкой замкнутости. Простолюдинъ знаетъ, что имй онъ деньги — вотъ и купецъ. Но простолюдинъ знаетъ еще, что съ купцомъ лишняго говорить нельзя и за конечный трудъ съ него двухъ копекъ не получишь. Баринъ,— кормилецъ случайный, а оттого великодушный, купецъ — кормилецъ постоянный, надежный, и оттого тугой. И прежде, и теперь Россія служила не барамъ, а купцамъ. Помщикъ, какъ парализующая сила являлась силой грубаго деспотизма, противъ этой силы была спасительнымъ средствомъ тоже сила. Но купецъ не то, его сила, нжная, сосущая, неуловимая. Купецъ есть возведенный въ личную форму капиталъ. А разв противъ капитала значитъ что нибудь матеріальная сила? Тутъ исторія человчества, тутъ борьба XIX вка со всми предыдущими вками, тутъ вопросъ о зрлости коллективной мысли.
Когда мы пріхали на троицкую станцію желзной дороги, купеческое семейство изъ трехъ лицъ, хавши въ одномъ со мною отдленіи почтовой кареты, дало кондуктору 30 копекъ. А человкъ отворялъ и затворялъ для нихъ двери кареты, по крайней мр, 30 разъ. Дай столько баринъ — обида, дай купецъ — никто и не подумаетъ быть недовольнымъ. Образованный пролетарій нашего времени, несправедливо пользующійся титуломъ барина, разсчитывается теперь за щедрое, праздное великодушіе своего дда и отца, эксплуатировавшаго трудъ простолюдина и въ то же время пріучившаго эксплуатировать и самого себя. Юридическое и экономическое основаніе для подобныхъ отношеній давно уже изчезло, по народъ думаетъ туго и въ быломъ барин онъ еще не въ состояніи понять пролетарія, тогда какъ въ купц онъ видитъ своего человка и свой собственный экономическій принципъ — купить дешево, продать дорого.
И чмъ вы ближе къ центру Россіи, тмъ сильне и живуче этотъ принципъ. Оно и понятно: сверъ и сверо-востокъ не быль помщичьимъ краемъ. Въ вологодской губерніи только въ трехъ уздахъ были крпостные, въ архангельской ихъ совсмъ не было, тогда какъ среднія, центральныя губерніи — ядро русской помщичьей власти. Народъ, воспитавшійся десятками поколній въ извстныхъ понятіяхъ, не можетъ сбросить ихъ сразу, какъ сапогъ. Теперешнему поколнію простолюдиновъ совершенно еще не видны результаты отмны крпостного права. Ихъ увидитъ слдующее поколніе, оно и научится смотрть иначе.
По мр же приближенія къ московскому центру вы видите боле и боле рзко-бросающійся въ глаза индивидуализмъ и экономическую безпомощность. Я не хочу сказать этимъ, чтобы на сверо-восток существовалъ иной принципъ. Но тамъ онъ стушевывается общей экономической неразвитостію и непроизводительностію. Тамъ живетъ еще та примитивная простота, среди которой, какъ въ какой нибудь американской индйской пустын, не обозначились еще ясно соціально-экономическія отношенія.
И въ вологодской губерніи есть нищіе, но эти нищіе не атакуютъ васъ цлыми сомкнутыми массами, какъ старухи-салопницы въ Ростов, и въ вологодской губерніи есть грубость нравовъ и сильное покушеніе, эксплуатировать васъ, но тамъ люди, вслдствіе рдкаго населенія, становятся немедленно, или, по крайней мр, очень скоро въ личныя отношенія и элементъ чувства даетъ экономическимъ отношеніямъ иной характеръ. Здсь же, въ центр русскаго многолюдства, а особенно на большой дорог — чувству мста нтъ, экономическая выгода не знаетъ умягчающаго вліянія чувства, вы чужой, ваше значеніе только въ вашемъ кошельк, вы источникъ чужого существованія. Видли: мы васъ, да никогда, больше и не увидимъ, а завтра прідутъ другіе, посл-завтра — третьи и т. д. Эта безпощадная холодность простого цифирнаго разсчета дйствуетъ особенно ожесточающимъ образомъ и возбуждаетъ скверное злое чувство. Точно на войн: нтъ хуже — ибо на войн вы можете все-таки разсчитывать на пощаду, здсь никогда.
Москва нисколько не смягчаетъ впечатлнія, производимаго большой дорогой, и на свжаго человка, детъ ли онъ съ запада или съ востока, дйствуетъ не особенно отрадно.
Мы вдь только приглядлись къ своему, сжились съ нимъ, т. е. частію пріучили свои нервы къ извстнымъ впечатлніямъ, какъ Митридатъ свой желудокъ къ мышьяку, а частію убдились практикой и размышленіемъ, что есть на свт много золъ, которыя терпть слдуетъ, ибо ничего противъ нихъ не подлаешь. Такъ и съ Москвой.
Недаромъ между Москвой и Петербургомъ существуетъ издавна антагонизмъ. Это антагонизмъ не ноной вншности, это антагонизмъ между старой и новой Россіей, между восточнымъ и западно-европейскимъ строемъ жизни.
Петербургскаго жителя поражаетъ въ Москв повсюдная грязь и нечистота, полное отсутствіе вншней порядочности и грубости нравовъ. Лоскъ европейской цивилизаціи, обнаружившій свое вліяніе даже на петербургскихъ извозчиковъ, не говоря уже про гвардейскихъ солдатъ и женскую петербургскую прислугу, — Москв неизвстенъ. Перемной формы, измненіемъ вншняго пріема отношеній начинается цивилизація, но до этого момента Москва еще не дожила. Петербургъ же уже переживаетъ этотъ моментъ.
Попробуйте приглядться къ московской жизни ближе, насколько это возможно при одномъ уличномъ наблюденіи, и васъ поражаетъ печать лежащаго на Москв фатализма. Такъ и видишь до-петровскую Русь, въ исторической жизни которой страсть и случайность основные двигающіе факторы, а головной элементъ, повидимому, вовсе отсутствуетъ. Въ петербургской жизни вы, даже не живя въ Петербург, можете усмотрть точно-опредлившіяся стремленія, разглядть ближайшія цли, къ которымъ стремятся люди коллективно. Но скажите, какое точное представленіе формируется въ вашемъ ум при слов ‘Москва?’ Никакого. Трактиръ Гурина съ его необъятными порціями, булочная Филиппова съ сайками и калачами, охотный рядъ, мелочное надувательство торговцевъ, безконечный оглушающій звонъ сорока сороковъ, царь-колоколъ и царь-пушка. Въ какую сторону направляетъ все это ваши умственные очи — впередъ или назадъ? Что же направляетъ ихъ впередъ? Есть мнніе, что если ужь Москва выдлитъ изъ себя передовитость, то это сила такая, какой Петербургу никогда не создать. Дай Богъ, чтобы такой силы явилось побольше, чтобы она, разбудила Москву отъ ея сна, чтобы она сняла съ сердца Россіи опутывающія его цпи монгольскаго періода, мщающія Москв идти рядомъ съ Петербургомъ. Если Москва способне Петербурга создать истинно-русскую прогрессивную силу, тмъ лучше для Россіи. Но это еще будущее и осуществится оно конечно не теперешнимъ поколніемъ. Теперь же въ московскомъ вліяніи ни. Россію прогрессивныхъ началъ никакихъ мы не видимъ.
Правильность этой мысли вы можете проврить на всхъ мстностяхъ, тяготющихъ къ московскому центру. Возьмите рядъ ближайшихъ къ Москв губернскихъ городовъ: Владиміръ, Тулу, Калугу, что это такое, какъ не московскія предмстія, живущія лавочною жизнію? Москва снабжаетъ ихъ своею вывсочною орфографіею и своимъ залежалымъ товаромъ, Москва ихъ учитъ обычаямъ и модамъ, Москва хранитъ въ нихъ святость монгольскаго обычая и семейныхъ преданій, утвержденныхъ’ ‘Домостроемъ’, изъ тоже время высылае т кринолины и шиньоны. Устраните изъ этихъ городовъ интеллектуальный элементъ, изображаемый административнымъ составомъ, и вы получите лавочную аристократію, эксплуатирующую мщанство и окружное сельское населеніе. Москва, создающая будто бы удивительныхъ передовиковъ, выставила ли реагирующую силу противъ разсваемаго ею самою зла? Этого мы еще не видли.
Во всхъ прогрессивныхъ вопросахъ во глав Россіи стоялъ всегда, Петербургъ. Ему принадлежитъ теорія, ему принадлежитъ и практика. Россія помнитъ время, когда моментъ экономическихъ размышленій, вызванныхъ подготовлявшимся освобожденіемъ крестьянъ, вызвалъ теоретическій протестъ противъ всякихъ видовъ эксплуатаціи личнаго труда. Тогда же впервые заговорили о русской артели и о западно-европейской ассоціаціи. Москва не только не участвовала въ этомъ движеніи, но тормозила его въ лиц своихъ присяжныхъ поборниковъ застоя. И Москва неуклонна въ своей неподвижности. Она не высылаетъ покуда піонеровъ цивилизаціи, ибо ихъ мало въ ней даже для того, чтобы повернуть ее на прогрессивный путь. Высылаются только избытки. H. В. Верещагинь, составившій себ извстность артельнымъ сыровареніемъ,— избытокъ, которому въ Петербург длать было бы нечего.
А между тмъ московскій раіонъ важне раіона петербургскаго, ибо въ немъ кишитъ главнйше народная промышленность. Въ подмосковныхъ губерніяхъ есть цлый рядъ промышленныхъ селъ, которыя нуждаются боле въ артельномъ производств, чмъ тверскіе крестьяне въ артельномъ сыровареніи.
Не отнимая отъ H. В. Верещагина всей важности его практической услуги, мы не находимъ однако въ его основной мысли достаточной національно-экономической шири и послдовательности.
По общему ходу мірового экономическаго прогресса промышленное развитіе идетъ впереди сельско-хозяйственнаго. Такой порядокъ замчается даже у народовъ, у которыхъ существуетъ земледльческій пролетаріатъ. Мы подобнаго пролетаріата не знаемъ, но промышленный пролетаріатъ, хоть и не въ такой форм, какъ на запад, у насъ есть. А между тмъ русская интеллигенція не выдлила ни одного практическаго дятеля для вразумленія промышленныхъ пролетаріевъ, а выставила H. В. Верещагина на помощь боле обезпеченнымъ сельскимъ жителямъ!
Второе дло стало такимъ образомъ раньше перваго.
Если такую непослдовательность мы объяснимъ тмъ, что Петербургъ иметъ предъ своими глазами только петербургскій раіонъ, то тмъ неизвинительне для Москвы, незнающей, что ей нужно.
А между тмъ именно Москв и слдовало бы показать примръ въ этомъ дл артельной организаціей такого труда, который бы оправдалъ самомнніе славянофиловъ и ‘Дятельности’ о высокихъ качествахъ, присущихъ русскому гепію.
Въ подмосковныхъ губерніяхъ раскинуто много селъ и деревень, погибающихъ подъ гнетомъ лавочной эксплуатаціи и знаменитаго русскаго кулачества, въ которыхъ иностранцы еще съ очень отдаленныхъ временъ видли своеобразную русскую коммерческую находчивость. Въ этой находчивости нтъ однако дйствительной экономической силы. Экономическая сила народа заключается въ экономической производительности народа., а не въ томъ, что десять человкъ продаютъ и перепродаютъ пару сапоговъ, сшитыхъ однимъ сапожникомъ. Будетъ ужь слишкомъ много купцовъ на одного производителя, а, сапоговъ сошьется мало и большинство будетъ шлепать по грязи голыми пятками.
Посл Адама Смита смшно повторять съ гордостію отсталыя замчанія Герборштейна, Олеарія, Канторини и другихъ, хотя и очень почтенныхъ авторитетовъ, но мысли которыхъ не могутъ принести намъ теперь никакой практической пользы. Наше зло именно въ томъ, что у насъ слишкомъ много посредниковъ между производителями и потребителями, что каждый русскій, у котораго заведется въ карман 3 рубля, немедленно открываетъ лавочку, чтобы поживиться на счетъ ближняго. Наша прославленная коммерческая находчивость не больше, какъ эксплуатація чужого труда, оттягивающая къ низу весь уровень народной экономической жизни. Вотъ противъ чего должны идти наши практическіе дятели, въ род г. Верещагина, и, слава Богу, почва для ихъ дятельности весьма обширна.
Психологамъ давно извстенъ законъ, по которому истинная, всецлая нравственная сила создается согласной дятельностію чувства и мысли. Москва слаба потому, что она воображаетъ себя исключительно сердцемъ, Петербургъ же слабъ потому, что онъ слишкомъ изолированъ отъ сердца и воображаетъ себя чистымъ интеллектомъ. Только изъ этого начала происходитъ недовольство Петербурга Москвой и недовольство провинціи Петербургомъ. Петербургъ всегда укоряли въ незнаніи Россіи, и упрекъ этотъ вполн справедливъ. Въ дятельности Москвы нтъ мысли, въ дятельности Петербурга нтъ чувства. Надо бы имъ соединиться. Переведите петербургскую интеллигенцію въ Москву и чрезъ десять лтъ вы не узнаете Россіи. Теперь же вмсто дружной, согласной дятельности вы видите только мшающій антагонизмъ и безконечное препирательство, точно Москва съ Петербургомъ составляютъ два отдльныхъ государства, обязанныхъ во что бы то ни стало воевать другъ съ другомъ.
Практической иниціатив г. Верещагина мы придаемъ большое общественное значеніе, но мы ею не обольщаемся, ибо таже дятельность могла бы быть много плодотворне. Чтобы не быть бездоказательными, мы попросимъ читателя припомнить извстныя ему подмосковныя промышленныя села. О такихъ, какъ Иваново и Воскресенскій посадъ, мы говорить не станемъ: тамъ и сотни Верещагиныхъ не достигли бы никакого результата, но есть деревни поменьше, гд столковать съ людьми легче, и гд борьба съ кулачествомъ общаетъ боле скорую и врную побду.

II.

Есть подъ Калугой слобода Подзавалье. Хотя она въ административномъ отношеніи подчинена 5-му кварталу 1-й городовой части, во слобода эта все-таки не часть города, а деревня, тяготющая къ городу экономически и исключительно имъ живущая.
Въ Подзавальи боле 1.00 дворовъ и 70 изъ нихъ живутъ исключительно сапожнымъ ремесломъ. Всхъ сапожниковъ,— взрослыхъ и подростающихъ, считается въ Подзавальи боле 250 человкъ.
Сапожная статистика Подзавальи даетъ слдующія цифры:
Каждый сапожникъ можетъ сшить въ недлю три пары сапоговъ, а въ годъ не больше 140, слдовательно все Подзавалье сошьетъ 35,000 паръ.
Каждая пара даетъ чистой прибыли отъ 50 к. до 1 р., слдовательно вся чистая прибыль составляетъ отъ 17,500 руб. до 35,000, а на каждаго отдльнаго сапожника приходится въ годъ отъ 70 до 140 руб.
Уже изъ этихъ общихъ цифръ видно, что экономическая сторона нодзавальскаго производства не особенно блистательна. Но слава его омрачится еще больше, если мы взглянемъ на цло нсколько подробне.
Прежде всего читатель обратитъ вниманіе конечно на то, что заработокъ колеблется между слишкомъ большими крайностями. Причина этого обстоятельства въ отсутствіи оборотнаго капитала. Большинство сапожниковъ переколачиваются изо дня въ день: что сегодня выручилъ, то и пролъ. Это заставляетъ ихъ продавать сапоги въ лавки или же прямо работать по заказу лавочниковъ, получая отъ нихъ товаръ. Лавочная плата 70 к. съ пары, но на каждую пару сапожникъ длаетъ расходовъ копекъ 20 — гвозди, дратва и т. д.— и очищается ему 50 коп.
Кто нуждается въ деньгахъ мене и можетъ выждать, тотъ продастъ свои сапоги на торгахъ самъ, въ этомъ случа барышъ купца остается въ карман производителя и возрастаетъ до 1 р. и даже боле. Размръ барыша зависитъ не только отъ рыночной цпы, но и отъ умнья купиті боле или мене выгодно товаръ.
Дале, выгода производителя зависитъ отъ числа работниковъ семьи. Есть семейства, въ которыхъ на одного вз]юс.тиго мастера приходится трое-чстверо ребятишекъ, которыкъ нужно кормить и отъ которыхъ нтъ еще никакого толка. Положеніе такихъ семействъ самое печальное, ибо чмъ человкъ бдне, тмъ все достается ему дороже. Обремененному семействомъ одиночк только одинъ выходъ — работать на лавочника, слдовательно стоятъ вчно на минимум барыша. Семейства съ большимъ числомъ работниковъ находятся въ положеніи много лучшемъ. Въ ихъ многолюдств — ихъ сила, и за то, что они сильне, имъ легче избавиться отъ посредничества лавочниковъ и брать барыши въ рубль и боле. Такихъ семействъ впрочемъ очень мало — не больше десяти. Высшею степенью сапожнаго благополучія пользуются т, кто при большой семь можетъ прихватить рабочихъ со стороны. Въ этихъ случаяхъ является уже сапожный патронатъ-хозяинъ съ рабочими и начинается эксплуатація сапожника сапожникомъ: Подзавалье стъ само-себя. Такихъ богатырей, держащихъ рабочихъ, всего три. Самый богатый получитъ въ мсяцъ чистой прибыли рублей пятьдесятъ.
Какъ ни наглядна зависимость прибыли отъ числа рабочихъ, но Подзавалье молится принципу индивидуализма и идея русской артельности проявляется у сапожниковъ лишь тогда, когда подвыпивъ они задумаютъ пть псни. Есть дома, гд живутъ два женатыхъ брата и каждая семья стъ и работаетъ отдльно. Еще хуже и почти невроятно, что мужъ, принятый въ домъ жены, стъ отъ жены отдльно. Конечно это возможно только на короткій срокъ, пока тянется раздоръ.
Вообще мстное населеніе не отличается своимъ умственнымъ развитіемъ, какъ и все русское мщанство. Наше сельское населеніе стоитъ далеко выше мщанъ въ умственномъ отношеніи, по крайней мр, въ смысл боле разумнаго пониманія артельнаго начала. Деревня пріучена къ нему раздломъ полей и круговой порукой, тогда какъ безземельное мщанство образуетъ вполн изолированные особняки, живущіе въ своихъ домахъ, какъ въ крпостяхъ.
Это особнячество воспитываетъ людей систематически, съ дтскаго возраста. Дти растутъ въ родовомъ начал и ребятишки одного дома воюютъ съ ребятишками другого, какъ какіе нибудь предводители дикихъ индйскихъ племенъ. По истин нтъ ничего гаже и подле такихъ ребятъ. Боле сильные постоянно обижаютъ слабыхъ, бьютъ ихъ, ругаютъ самыми скверными словами, отнимаютъ то, что понравиться. Матери должны бы быть умне. Но въ глазахъ каждой матери ея ребенокъ всегда правъ. Разсердившаяся мать принимается ругать обидчика, тотъ отвчаетъ ей тмъ же, выскакиваетъ его мать, дло усложняется и дтская вражда принимаетъ грандіозные размры и превращается въ серьезную баталію. Отъ своихъ матерей дти получаютъ первые уроки сквернословія, семейной изолированности, неуступчивости и самаго узкаго домашняго своекорыстія.
Относительно взрослаго населенія я приведу отзывъ одного извозчика: ‘пьяницы на-голо, а ужъ какіе ругатели — такихъ и не найдешь!’ Впрочемъ этотъ отзывъ нсколько преувеличенъ и того безобразнаго пьянства, какое вы видите среди московскаго ремесленнаго населенія, въ Подзавальи нтъ, хотя отдльно попадаются изумительные артисты. Такъ здсь есть одинъ семейный сапожникъ, мужикъ добрый, неглупый и очень искусный и спорый мастеръ. Когда онъ запьетъ, то перебьетъ всю посуду въ дом, переломаетъ всю мебель, выпуститъ перья изъ подушекъ и перинъ, и случалось два раза что онъ поджигалъ свой собственный домъ. Это уже высшій предлъ, до котораго можетъ доходить сіособность разрушенія у человка европейскаго происхожденія. Хуже всего то, что Павелъ, учинившій подобное безобразіе и побывавшій за то у мироваго судьи, смотритъ на міръ божій, какъ праведникъ, нисколько не подозрвая всей глубины своей собственной глупости.
Въ этомъ мір непосредственнаго сырого чувства вс бдствія жизни происходятъ отъ слишкомъ слабой дятельности умственнаго элемента. Девять десятыхъ переколачивающихся бдняковъ отдаютъ себя въ полную зависимость городскимъ кулакамъ и живутъ такъ скверно, что — какъ выразился одинъ изъ подзавальцевъ — у нихъ всякій день середа, да пятница. Одиночк съ семьей, заработывающему въ недлю 1 р. 50 к., невозможно сть говядину, когда фунтъ ея стоитъ 10 к. Какой же выходъ? Ждать, когда, перевоспитаетъ понятія время? А что значитъ время? Вотъ гд наиболе нужны люди подобные Верещагину.
Въ Россіи ассоціація, артель получила уже полныя права гражданства и доказывать теперь теоретически ея пользу будетъ публицистской наивностію. Не теоретическія разсужденія нужны намъ, а практика. Намъ нужны люди, способные взять на себя практическое воспитаніе простолюдина, способные не только поставить его на врную точку зрнія, но и на точку твердаго, наиболе выгоднаго заработка.
По многимъ элементамъ, существующимъ въ нашемъ обществ, вопросъ этотъ у насъ представляетъ значительно мене практическихъ трудностей, чмъ за границей.
Возьмемъ хотя Подзавалье. У него нтъ вчнаго врага, котораго у англичанъ или у французовъ изображаетъ хозяинъ. За исключеніемъ трехъ патроновъ, остальные подзавальцы независимые, самостоятельные хозяева. Ихъ врагъ неосязаемый, врагъ, на котораго нельзя указать пальцемъ, врагъ, на котораго нельзя принести жалобы въ судъ, врагъ, на котораго нельзя направить матеріальную силу. Отъ этого у насъ невозможны т явленія грубаго насилія, которыми западно-европейскіе рабочіе, уничтожавшіе машины и убивавшіе своихъ личныхъ враговъ, навели паническій страхъ на общество. Врагъ подзавальскаго сапожника — конкурренція, устанавливающая базарную цну на его издлія, и врагъ его-бдность, заставляющая его отдаваться въ кабалу лавочнику. Но и лавочникъ является не личнымъ врагомъ, во-первыхъ, потому что лавочниковъ не одинъ, а во-вторыхъ, лавочникъ изображаетъ собою кредитное учрежденіе или готовый рынокъ, обезпечивающій за извстную скидку непремнный и немедленный сбытъ издлія.
Очевидно, что русская промышленная артель должна поэтому изображать нчто совершенно особенное, непохожее ни на (французскія ассоціаціи, ни на англійскія hades-unions, которыми рабочіе застраховываются отъ притсненій хозяевъ, отъ прогуловъ по болзни, отъ голода во время стачекъ, наконецъ, обезпечиваютъ себ старость и даровые похороны. Русская артель, какъ подзавальская, должна быть артелью производительною, а не страховой ассоціаціей, какъ англійскіе trades-unions, она должна служить собственно для устраненія посредства кулаковъ и посредниковъ, спекулирующихъ бдностію производителей.
Другое ея коренное различіе должно заключаться въ иномъ основномъ принцип для составленія фонда. Въ Англіи и въ Германіи все основано на самопомощи, но у насъ такое основаніе въ настоящій моментъ немыслимо. Напримръ, въ Англіи, общество плотниковъ иметъ боле 30,000 членовъ, владетъ запаснымъ капиталомъ въ 140,000 ф. стер. (почти 1 мил. руб.) и каждый членъ вноситъ въ годъ 2 фунта или почти 14 руб. Разв что нибудь подобное возможно въ Подзаваль, гд всего 250 сапожниковъ? Разв подзавальскій сапожникъ въ состояніи внести въ годъ 14 руб? А если и въ состояніи, какую существенную пользу окажетъ капиталъ, въ 3,500 руб.. дающій въ годъ всего 175 р? Невозможно убдить Подзавальца внести 14 руб., если онъ. не убжденъ до очевидности въ несомннной выгод подобнаго взноса. Англійскій рабочій путемъ личнаго опыта и размышленія дошелъ до мысли промышленныхъ страховыхъ союзовъ, нашего же ремесленника придется не только наводить на подобную мысль, но и побдить въ немъ недоврчивость какъ къ самому успху предпріятія, такъ и къ лицу, которое возьметъ на себя роль г. Верещагина.
Въ этихъ двухъ обстоятельствахъ самая главная трудность возникновенія въ Россіи промышленныхъ артелей. Прежде всего долженъ явиться человкъ способный, какъ г. Верещагинъ, подйствовать на убжденіе рабочаго и твердо, не опуская рукъ, идти къ предположенной цли, а во-вторыхъ, онъ долженъ шумть найти на сторон необходимыя для веденія дла средства. Правда, у насъ есть ‘Общество для содйствія русской промышленности и торговли.’ Предположимъ, что оно, какъ Импер. Вольн. Эконом. Об., давшее г. Верещагину 1,000 руб. на сыровареніе, дастъ подобную же сумму на организацію поднавалыжой сапожной артели (Если я говорю о Подзаваль, то читатель конечно понимаетъ, что я говорю только для примра, мало ли въ Россіи подобныхъ промышленныхъ деревень — въ ярославской, владимірской и нижегородской губерніяхъ ихъ не перечтешь). Но другой вопросъ, и можетъ быть боле важный, найдется ли у насъ еще одинъ Верещагинъ, способный заслужить довріе администраціи и рабочихъ?
А путь впереди свтлый и обольстительный. Идеальное Подзавалье и теперешняя грязная, вонючая деревня, гд взрослые и дти сквернословятъ съ утра до вечера, гд бдность и неопрятность живутъ въ каждомъ дом — Подзавалье — промышленное село, ведущее самостоятельные торговые обороты. Оно уже не шьетъ только крестьянскіе, базарные сапоги, кое-какъ и для сбыта на калужскихь торговыхъ площадяхъ, Подзавалье производитъ сапожную работу всякихъ сортовъ — тонкіе ботинки, изящные сапоги, чемоданы, дорожныя сумки, мшки и т. д. Вдь Королевъ отправляетъ же свой товаръ въ Америку, почему же Подзавалью не имть извстности, почему же ему не имть своего магазина въ Москв, Петербург, а пожалуй въ Лондон и Нью-Іорк, почему ему вмсто теперешняго жалкаго ручного производства не ввести машиннаго, спораго и выгоднаго, почему ему не имть у себя школы, чтобы ребятишки вмсто ругани и уличнаго безпутства учились тому, что нужно знать человку, чтобы быть порядочнымъ, гд бы они учились и совершеннымъ пріемамъ сапожнаго производства и подготовлялись быть хорошими и честными мастерами и хорошими трезвыми людьми, почему Подзавалью но имть у себя собственной лавки, какими обзаводятся паши общества бережливости, почему ему но быть подобіемъ тхъ деревень, какія мы встрчаемъ въ нашихъ южныхъ нмецкихъ колоніяхъ и у молокановъ на рк Молочной? Докажите, что все это невозможно, что все это мечты и утопіи. Этого вы не докажете. А слдовательно мысли, изложенныя въ настоящей стать, вполн практическія и осуществимыя. Мы не закрываемъ глазъ на трудности. Но вдь устроилъ же г. Верещагинъ артельное сыровареніе, а теперь замышляетъ артельное паточное производство, почему же возможное для сыроваровъ невозможно для сапожниковъ? Не клиномъ сошлась земля русская, не можетъ быть, чтобы въ ней былъ всего одинъ Верещагинъ.

Н. Р.

‘Дло‘, No 8, 1869

Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека