Проституція въ Петербург, по свденіямъ ‘Архива судебной медицины’.— Полицейская ея организація.— Уменьшается ли проституція подъ вліяніемъ полицейскаго надзора.— Мнніе о публичныхъ домахъ доктора Ельцинскаго.— Правильно ли поставленъ вопросъ о проституціи.— Ошибка смотрящихъ на проституцію, какъ на порокъ исключительно женскій.— Умственное состояніе женщинъ въ связи съ явленіемъ проституціи.— Мнніе объ этомъ журнала ‘La philosophic positive’.— Циркуляры двухъ министровъ по поводу женскаго образованія.— Гг. Штернъ и Киркоръ, какъ инсинуаторы.— Средство обузданія гг. Киркоровъ.— Результаты совмстнаго обученія мужчинъ и женщинъ.— Нчто объ общественныхъ предразсудкахъ.— Участіе публики въ университетскихъ диспутахъ, какъ предразсудокъ.— Гг. Лохвицкій и Ушинскій, какъ жертвы этого предразсудка.— Жалобы въ провинціяхъ по поводу новыхъ почтовыхъ порядковъ.— Кому успли оказать услугу эти порядки.
Есть общественныя явленія, которыя, несмотря на продолжительную и упорную борьбу съ ними и правительства, и общества, не только не изчезаютъ совершенно, но даже нисколько не измняются въ своемъ вншнемъ вид. Таковы, напримръ, бдность, преступленія, развратъ и т. п. Сколько тратится денегъ и труда, чтобы ослабить дйствія этихъ печальныхъ явленій общественнаго быта, и все-таки они никакъ не подаются различнымъ ‘мропріятіямъ’, несмотря на всю замысловатость этихъ послднихъ. Для уменьшенія бдности существуютъ разнообразнйшіе комитеты, устраиваются филантропическія общества, длаются иногда даже значительныя пожертвованія — а нищенство, какъ свидтельствуютъ несомннныя цифры, не уменьшается нисколько. Противъ преступленіи существуютъ строгіе законы, выработываются все лучшія и лучшія формы суда, совершенствуются и умножаются остроги, тюрьмы и разныя исправительныя заведенія — но число преступленій, какъ свидтельствуютъ т же неподкупныя цифры, не уменьшаются нисколько. Противъ распространенія разврата принимаются разныя строгія мры, какъ предупредительныя, такъ и карательныя, устраиваются. съ одной стороны, различные медико-полицейскіе комитеты, съ другой — такъ называемыя, магдалинскія и всякія иныя убжища, гд съ такой энергіей раздается краснорчивое слово противъ грховности разврата — и все-таки, несмотря на то, что подобныя мры употребляются въ теченіи цлыхъ столтій, развратъ не только не уменьшается, но даже какъ будто увеличивается. Столько энергіи, столько труда, столько, мропріятій’ — а въ результат ровно ничего!
Что за причина подобныхъ странностей, замчаемыхъ не только въ нашемъ, но и во всхъ другихъ обществахъ? Составляютъ ли перечисленныя нами явленія необходимую принадлежность всякаго общества, безъ которой обойтись нтъ никакой возможности, или же причины ихъ живучести заключаются въ чемъ нибудь другомъ?
Мы зашли бы слишкомъ далеко, еслибъ захотли ршать этотъ сложный, хотя и чрезвычайно интересный вопросъ въ примненіи къ каждому изъ перечисленныхъ выше явленій порознь. Поэтому, мы остановимся только на одномъ изъ нихъ, и именно на явленіи ‘разврата’, пользуясь при этомъ нкоторыми цифрами и свденіями изъ статьи ‘Очеркъ проституціи въ Петербург’, напечатанной въ послднемъ нумеръ ‘Архива судебной медицины и общественной гигіены’. Впрочемъ, мы и объ этомъ вопрос слишкомъ много распространяться не будемъ, особенно въ виду того, что для нашего журнала готовится обстоятельное изслдованіе но вопросу о проституціи. Мы скажемъ теперь о немъ на столько, насколько это можетъ быть полезно для уясненія нашего главнаго вопроса — о причинахъ малоуспшности мръ, принимаемыхъ для уничтоженія тхъ вредныхъ общественныхъ явленій, о которыхъ мы упомянули выше, въ томъ числ и самаго явленія проституціи.
Въ прежнее время понятіе ‘проституціи’ было чрезвычайно широко. Подъ него подводилось всякое незаконное сожитіе мужчины съ женщиной, которое иногда наказывалось очень строго. Но когда положительный опытъ доказалъ полное безсиліе даже самыхъ строгихъ законовъ, имющихъ въ виду свободныя отношенія двухъ половъ, тогда понятіе проституціи стало значительно съуживаться. Хотя моралисты и до сихъ поръ не длаютъ почти никакого различія между женщиной, сдлавшей изъ разврата постоянный промыселъ, и женщиной, живущей съ любимымъ человкомъ вн существующихъ формъ брака, по правительства оказались въ этомъ случа боле уступчивыми, въ настоящее время большая часть государствъ считаютъ проститутками только тхъ женщинъ, которыя распутство обратили въ ремесло и сдлали его, но какимъ бы то ни было причинамъ, средствомъ своего существованія. Такихъ женщинъ почти вс государства ршились преслдовать и искоренять. Впрочемъ, главнымъ мотивомъ для подобнаго вмшательства государства въ дло проституціи выставлялась сторона преимущественно гигіеническая. По крайней мр, везд, гд только разсматривался вопросъ объ отношеніи правительства къ проституціи — на первый планъ всегда выступалъ вопросъ объ охраненіи общественнаго здоровья. Проституція, говорили, способствуетъ распространенію нкоторыхъ заразительныхъ болзней, губительно дйствующихъ на послдующія поколнія, поэтому правительствамъ невозможно не вмшиваться въ это дло. Хотя нкоторые спеціалисты, напримръ, лейпцигскій полицейскій врачъ Штрейбель, Комитетъ внскихъ профессоровъ и многіе другіе, серьезно занимавшіеся вопросомъ о проституціи, доказывали, что правительственное вмшательство въ дло проституціи никакъ не можетъ содйствовать уменьшенію спеціальныхъ заразительныхъ болзней, тмъ не мене, въ Европ повсюду установилось противоположное убжденіе. Нужно, впрочемъ, замтить, что государства, задумавши слдить за проституціей главнымъ образомъ съ гигіенической стороны, не упускали изъ виду и стороны нравственной, они разсчитывали, что подчиненіе проститутокъ строгому правительственному надзору будетъ косвенно содйствовать уменьшенію числа самихъ проститутокъ. Такимъ образомъ, почти вс государства установили у себя систему строгаго надзора за проститутками. Одна только Англія составляетъ въ этомъ случа исключеніе. Она ограничилась тмъ, что устроила у себя множество спеціальныхъ больницъ, куда открытъ свободный доступъ для всхъ, страдающихъ проституціонными болзнями.
Государства, ршившіяся отказаться отъ безусловнаго преслдованія женщинъ, промышляющихъ развратомъ, и ограничиться подчиненіемъ ихъ строгому полицейскому надзору, сдлали, конечно, уступку. Но эту уступку он разсчитывали обратить въ свою же пользу, сдлавъ ее орудіемъ для достиженія прежней цли — уменьшенія разврата и вредныхъ его вліяній на общественное здоровье. Продолжительный опытъ научилъ ихъ, что подъ дйствіемъ строгихъ законовъ развратъ нисколько не уменьшается: онъ только изъ явнаго длается тайнымъ, — что отражается еще боле вредно и на общественной нравственности, и на общественномъ здоровь. Поэтому, дозволивъ разврату принять извстную организацію, правительства разсчитывали такимъ путемъ обнаружитъ передъ собою вс т наличные элементы, которые составляютъ въ данное время проституцію, а подчинивъ ихъ строгому надзору и сосредоточивъ въ опредленныхъ пунктахъ — сдлать безвредными для общественнаго здоровья. Такимъ образомъ создались публичные дома и другіе притоны разврата. Такъ какъ для нашей цли достаточно ограничиться системой одного какого нибудь государства въ его отношеніи къ проституціи, то мы и перейдемъ прямо къ систем, существующей у насъ, и именно въ Петербург. При этомъ мы будемъ пользоваться матеріалами, заключающимися въ вышеупомянутой стать ‘Архива судебной медицины’.
Въ Петербург, какъ и въ нкоторыхъ другихъ городахъ, женщины, промышляющія развратомъ, раздляются въ полицейскомъ отношеніи на нсколько категорій: одн изъ нихъ живутъ въ публичныхъ домахъ, содержимыхъ по установленнымъ правиламъ, другимъ дозволяется жить на частныхъ квартирахъ. Главное условіе при этомъ заключается въ томъ, чтобы каждая проститутка, гд бы она ни жила, непремнно находилась въ полицейскихъ спискахъ и являлась въ опредленные сроки для освидтельствованія ея здоровья: вотъ главнйшая цль полицейскихъ стараній объ открытіи и преслдованіи женщинъ, промышляющихъ развратомъ тайно. Обязанность непосредственно слдить за публичными домами и тайной проституціей возложена на особыхъ смотрителей, состоящихъ при врачебно-полицейскомъ комитет. Эти смотрители обязаны знать вс публичные дома, находящіеся въ ихъ участкахъ и посщать ихъ еженедльно и неожиданно для хозяекъ, при этомъ они должны лично удостовряться, исполняются ли содержательницами домовъ вс предписанія комитета. Дале, смотрители обязаны знать лично всхъ публичныхъ женщинъ, живущихъ въ ихъ участкахъ, и въ особенности наблюдать за тми, которыя живутъ отдльно, на своихъ квартирахъ. Смотрители должны съ величайшею осторожностью розыскивать женщинъ, которыя, промышляя тайнымъ развратомъ, не находятся въ полицейскихъ спискахъ. О такихъ женщинахъ, а также о содержательницахъ тайныхъ притоновъ разврата, смотрители должны узнавать какъ отъ содержательницъ публичныхъ домовъ и внесенныхъ въ списокъ публичныхъ женщинъ, такъ и отъ дворниковъ. При этомъ они вообще обязаны наблюдать за всми подозрительными женщинами, посщающими публичныя мста и гулянья, а также за модными магазинами и т. д. Такимъ образомъ, къ спискахъ врачебно-полицейскаго комитета находятся женщины: открытыя смотрителями и развратъ которыхъ доказанъ, начавшія промышлять развратомъ по собственному желанію, т, о которыхъ представляетъ полиція и, наконецъ, т, о которыхъ даетъ знать Калинкинская больница, какъ о женщинахъ, лечившихся тамъ отъ спеціальныхъ проституціонныхъ болзней и не находившихся подъ надзоромъ полиціи.
Отъ женщины, занесенной въ эти списки, отбирается паспортъ и вмсто него выдается медицинскій билетъ. На этомъ билет выставляется нумеръ, под которымъ женщина занесена въ списки комитета, ея имя, отчество, фамилія, званіе, лта и примты. Кром того, въ немъ существуетъ графа, въ которой свидтельствующій женщину врачъ записываетъ результатъ освидтельствованія. Паспортъ отбирается съ тою цлью, чтобы лишить женщинъ возможности укрываться отъ врачебно-полицейскаго надзора. По медицинскому билету женщина можетъ жить какъ въ публичныхъ домахъ, такъ и на частныхъ квартирахъ. Но во всякомъ случа, этотъ билетъ кладетъ уже извстную печать на женщину, укрпляетъ за нею кличку ‘публичной’ и обязываетъ въ опредленные сроки являться въ комитетъ для медицинскаго осмотра.
Устройство и содержаніе публичныхъ домовъ подчинено извстнымъ полицейскимъ правиламъ. Одна изъ главныхъ цлей полиціи заключается въ томъ, чтобы въ такихъ домахъ не было скандаловъ, въ виду этого, у насъ запрещается, чтобы на одной лстниц было но нскольку публичныхъ домовъ. Дале требуется, чтобы квартиры для нихъ были сухи и имли достаточно свту, чтобы они не помщались въ подвальныхъ этажахъ и т. д. Каждая публичная женщина, живущая въ публичномъ дом, должна имть особую кровать и опредленное количество блья, кром того, у нее должна быть отдльная комната, или, въ крайнемъ случа, часть комнаты, отдленная перегородкой. Въ публичномъ дом не должно быть темныхъ помщеній, большихъ ящиковъ и ларей, однимъ словомъ, никакой мебели, куда можно бы было спрятаться. Содержательницы обязаны наблюдать за чистотой въ дом и за опрятностью живущихъ у нихъ женщинъ. Воздухъ въ квартирахъ долженъ освжаться какъ можно чаще.
Установила систему полицейскаго надзора за проституціей, правительство старается о томъ, чтобы но возможности затруднять поступленіе въ число публичныхъ женщинъ и, наоборотъ, длать выходъ оттуда возможно легкимъ. Съ этой цлью женщины, явившіяся въ комитетъ записаться въ число публичныхъ, подробно распрашиваются, что побуждаетъ ихъ становиться на дорогу разврата, при этомъ стараются отговорить женщину вступать въ число публичныхъ, и только если она но поддастся убжденіямъ, ее заносятъ въ списки комитета. Исключеніе женщины изъ этихъ списковъ и освобожденіе отъ. врачебнаго надзора допускается въ слдующихъ случаяхъ: когда болзнь женщины не позволяетъ ей заниматься проституціей, когда женщина достигнетъ слишкомъ преклонныхъ лтъ, когда она выйдетъ замужъ, когда поступаетъ въ богадльню, наконецъ, если этого потребуютъ родители или опекуны, но по исключеніи женщины изъ списковъ, за нею нкоторое время продолжается негласный надзоръ полиціи, для удостовренія въ ея поведеніи. Кром того, въ Петербург существуетъ особое филантропическое общество, члены котораго посщаютъ публичные дома, убждаютъ публичныхъ женщинъ бросить свое ремесло, и въ случа успха, даютъ такимъ женщинамъ пріютъ въ особыхъ убжищахъ, гд он живутъ нкоторое время на испытаніи и оттуда поступаютъ на, какія нибудь мста.
Такова оффиціальная сторона этой системы. Для лучшей оцнки ея практическихъ результатовъ, мы должны теперь же объяснить нкоторыя изъ ея неудобствъ. Несмотря на требованіе полиціи, большая часть публичныхъ домовъ, особенно назначенныхъ для простого народа, отличаются поразительною нечистотою. Трудно представить себ что нибудь хуже атмосферы въ подобныхъ домахъ. Запахъ махорки, пива, водки, наконецъ собственный запахъ постителей — все это составляетъ такой букетъ, о которомъ трудно составить даже приблизительное понятіе. Понятно, что женщины, живущія въ подобной атмосфер, подвергаютъ свое здоровье сильнйшей опасности. Къ тому же, ихъ отдльныя комнаты, заключающія обыкновенно отъ 3 до 4 аршинъ въ длину и ширину скоре похожи на тсныя клтки, чмъ на комнаты. Часто случается, что одна комната средняго размра раздлена на 5 или на О такихъ клтокъ, слдовательно, постоянно заключаетъ въ себ отъ 5 до О женщинъ. Какова должна быть здсь атмосфера отъ одной такой тсноты, не говоря уже о другихъ неблагопріятныхъ вліяніяхъ!
Жизнь женщинъ, населяющихъ публичные дома, хотя и представляетъ нкоторое разнообразіе, смотря по степени ихъ развитія, но въ главныхъ чертахъ она одинакова. Главная дятельность публичныхъ женщинъ начинается съ 10 часовъ вечера и продолжается до 2 — 3 часовъ ночи. Остальнымъ временемъ он располагаютъ такимъ образомъ: встаютъ он очень поздно, но весьма понятной причин, вставши, пьютъ чай и въ 3 часа обдаютъ. Въ короткій промежутокъ между чаемъ и обдомъ имъ дозволяется уходить изъ дому по своимъ дламъ. Остающіяся дома играютъ въ карты, гадаютъ, спятъ, или же просто лежатъ на диванахъ, куря папиросы. Нкоторыя занимаются шитьемъ, что, впрочемъ, случается очень рдко. Между читающими въ большомъ ходу псенники московскаго произведенія, иногда попадаются псни Беранже и стихотворенія Кольцова. Такъ проходитъ время до 6 или 7 часовъ вечера. Съ этого времени у публичныхъ женщинъ начинаются приготовленія къ вечернему туалету: одн раскрашиваютъ свои лица, другія приводятъ въ порядокъ платье. Съ 10 часовъ являются постители и къ часу ночи начинается полный разгулъ. На слдующій день тоже самое, безъ всякаго разнообразія.
Старясь, публичная женщина, обыкновенно, переходитъ изъ лучшихъ домовъ въ худшіе и съ каждымъ днемъ подвергается все большимъ и большимъ матеріальнымъ лишеніямъ. Наступаютъ дни, когда ей приходится сидть безъ пищи—въ тхъ случаяхъ, конечно, когда женщина сдлается негодною даже для худшихъ публичныхъ домовъ. Нкоторыя изъ такихъ женщинъ, для прокормленія себя, длаются торговками разныхъ ничтожныхъ товаровъ — гнилыхъ яблокъ, апельсиновъ и т. п. Этой торговлей имъ удается заработывать но нсколько копекъ въ день, чмъ он исключительно и существуютъ. Но и этого обезпеченія достигаютъ не вс изъ нихъ, а только боле счастливыя, такъ какъ для подобнаго торга все-таки нужно имть нсколько денегъ, чтобы купить товару, ящикъ или коробку, наконецъ заплатить за мсто. Большинство же состарвшихся публичныхъ женщинъ кончаютъ свой печальный вкъ въ ужасной нищет. Одежда ихъ состоитъ обыкновенно изъ грязнйшихъ лохмотьевъ, истоптанныхъ, почти развалившихся башмаковъ и какого нибудь жалкаго подобія куцавейки. Гд и какъ умираютъ такія женщины — неизвстно, такъ какъ въ богадльню, по недостатку протекціи, попасть трудно, а какую протекцію можетъ имть состарющася публичная женщина. Вообще трудно себ представить что-нибудь ужасне положенія такой женщины, неимющей ни семьи, ни знакомыхъ, ни самыхъ ничтожныхъ средствъ къ существованію.
Въ виду этихъ и многихъ другихъ обстоятельствъ, нкоторые считаютъ публичные дома учрежденіями весьма вредными. Авторъ статьи, изъ которой мы беремъ эти свденія, признаетъ, что публичный домъ иметъ дурное вліяніе на живущихъ въ немъ женщинъ даже съ нравственной стороны. Эти дома убиваютъ въ нихъ послдніе остатки стыдливости и развиваютъ страшный цинизмъ. Авторъ замчалъ, что прежде, чмъ публичная женщина развращалась окончательно, въ ея рзкихъ выходкахъ всегда проглядывала форсировка, натянутость, неестественность, видно было, что женщина, длающая какой нибудь безнравственный поступокъ, длала это не отъ чистаго сердца, но съ явнымъ желаніемъ порисоваться и броситься въ глаза, однимъ словомъ — хоть чмъ нибудь выдлиться изъ массы своихъ товарокъ. Всякому извстно. прибавляетъ авторъ, что ‘любители’ несравненно боле цнятъ подобныхъ, но ихъ словамъ, бойкихъ женщинъ, а это и заставляетъ ихъ казаться боле развратными, нежели он бываютъ на самомъ дл. Авторъ видлъ многихъ публичныхъ женщинъ, которыя, изъ стыдливости, пробовали носить закрытыя платья. Но он или тотчасъ же получали приказаніе отъ хозяекъ переодться, при чемъ послднія, въ случа сопротивленія, не жалли ни ругательствъ, ни даже побоевъ, или же платье ихъ бывало разорвано Въ клочки пьяными постителями, требовавшими ‘не тряпокъ, а натуры’. Дале авторъ обращаетъ вниманіе на танцы и замчаетъ, что если женщина не соглашается выдлывать такія па, какія требуются постителями, то ее принуждаютъ къ этому разными ругательствами и толчками. Точно также, въ компаніи съ пьяными постителями, публичныя женщины привыкаютъ къ пьянству и часто напиваются до безчувствія.
Противъ системы публичныхъ домовъ раздавались голоса даже въ вашей литератур. Для примра можно указать на брошюру доктора Ельцинскаго ‘Объ отношеніи правительства къ проституціи’, сдлавшуюся въ настоящее время библіографическою рдкостью. Въ этой брошюр мы находимъ слдующее энергичное мсто противъ публичныхъ домовъ.
‘Дурныя качества, пріобртенныя женщинами публичныхъ домовъ, говоритъ авторъ, пріобртаются ими едва ли свободно, а скоре въ силу той обстановки, въ какую он попадаютъ. Вступая въ публичный домъ, женщина за порогомъ его оставляетъ свою личность, свое я, она длается товаромъ, которымъ торгуютъ но произволу, который или выбрасываютъ, если онъ поизносится, или передаютъ другому. Лучшіе годы этихъ женщинъ протекаютъ скоро: он быстро разрушаются физически, быстро опускаются нравственно и, обыкновенно, преждевременно сходятъ въ могилу, или наполняютъ собою пріюты, рабочіе дома, богадльни и больницы.’ Въ этомъ отношеніи авторъ длаетъ большое различіе между женщиной, живущей въ публичномъ дом и той, которая живетъ на частной квартир, или, такъ-называемой, ‘одиночкой’. Если, говоритъ онъ, публичныя женщины и вн публичныхъ домовъ иногда быстро разрушаются физически, то это уже зависитъ отъ нихъ самихъ, он имютъ боле самостоятельности, въ публичныхъ же домахъ женщины должны согласоваться съ положенными правилами, у этихъ женщинъ нтъ воли, он не могутъ желать или не желать. Публичныя женщины вн публичныхъ домовъ могутъ не только заработывать достаточно для своего существованія, но, при благоразуміи и вол, длать нкоторую экономію, а при благопріятныхъ условіяхъ — выйти изъ своего унизительнаго положенія, для живущихъ же въ публичныхъ домахъ, это почти невозможно, заработывать он не могутъ ничего, собственной воли у нихъ нтъ, и могущія встртиться благопріятныя обстоятельства проходятъ для нихъ безъ всякой пользы. Такими-то несчастными, потерянными, почти безвозвратно погибшими женщинами мы обязаны существованію ну блинныхъ домовъ. Но это еще не все зло, которое истекаетъ отъ существованія публичныхъ домовъ. Послдніе создали и поддерживаютъ цлый классъ презрнныхъ личностей, которыя содержатъ дома распутства. Эти личности, въ нравственномъ отношеніи, стоятъ ниже всякой женщины, преданной распутству. Проституціонння женщины длаются таковыми часто по молодости, неопытности, завлекаемыя пышными общаніями и т. п. и вообще поступаютъ не всегда сознательно. Содержательницы же публичныхъ домовъ берутся за. свое дло обдуманно, он обыкновенно въ почтенныхъ лтахъ, и сознательно отрекаются отъ честнаго общества. Здсь нтъ никакой страсти, съ которой человкъ не всегда въ силахъ бороться, здсь холодный, безнравственный разсчетъ, попирающій въ себ всякое пробужденіе совсти. Для оцнки нравственнаго уровня этихъ личностей достаточно уже и того, что он берутся за такое презрнное ремесло, и мы умалчиваемъ о тхъ отношеніяхъ, въ которыя он ставятъ себя къ публичнымъ женщинамъ, разсматривая послднихъ какъ бездушную вещь, какъ товаръ, при продаж котораго нужно извлечь самые выгодные проценты.’
Таково мнніе о публичныхъ домахъ человка, который спеціально изучалъ этотъ предметъ. Какъ изъ его словъ, такъ и изъ вышеприведенныхъ фактовъ видно, что эти дома дйствительно представляютъ много такихъ сторонъ, которыя не могутъ выгодно дйствовать ни на живущихъ въ нихъ женщинъ, ни на посщающихъ ихъ ‘гостей’. По мы видли, что эти дома устроены съ цлью сгруппировать въ опредленныхъ пунктахъ всхъ женщинъ данной мстности, промышляющихъ развратомъ, if предупреждать распространеніе заразительныхъ проституціонныхъ болзней. Если эти цли дйствительно достигаются успшно, то, можетъ быть, съ невыгодной стороной публичныхъ домовъ поневол прійдется примириться. Поэтому посмотримъ, насколько достигаются устройствомъ такихъ домовъ эти цли.
Сперва посмотримъ, удовлетворяютъ ли публичные дома той цли, чтобы сгруппировать въ одно мсто всхъ женщинъ, занимающихся проституціей. Что эта цль не достигается, видно уже изъ того, что правительство многимъ изъ такихъ женщинъ дозволяетъ жить на частныхъ квартирахъ, лишь бы только он числились въ спискахъ врачебно-полицейскаго комитета. Въ виду этого факта, публичные дома становятся совершенно безполезными, Но мы пойдемъ еще дале и будемъ утверждать на основаніи несомннныхъ цифръ, что вообще правительственная регламентація проститутокъ не достигаетъ своей цли, то есть, что въ каждой мстности, особенно густо населенной, всегда существуетъ множество проститутокъ, неизвстныхъ полиціи. И это явленіе замчается не только у насъ, но и въ другихъ мстахъ, Напримръ, въ Берлин публичныхъ женщинъ, живущихъ какъ въ публичныхъ домахъ, такъ и на частныхъ квартирахъ, считается отъ 500 до 600. а между тмъ лицъ, неподлежащихъ полицейскимъ осмотрамъ, совершенно неизвстныхъ полиціи, но тнь, не мене промышляющихъ развратомъ, насчитываютъ отъ 14 до 15 тысячъ. Тоже самое замчается въ Париж, гд женщинъ, извстныхъ полиціи, считаютъ до 5 тысячъ, тогда какъ на самомъ дл ихъ не меньше 15 тысячъ Наконецъ, то же самое явленіе повторяется и у насъ, въ Петербург. По словамъ статьи ‘Архива судебной медицины’, проститутокъ въ Петербург считаютъ до двухъ тысячъ, то есть, именно столько ихъ находится въ спискахъ врачебно-полицейскаго комитета, между тмъ, на самомъ дл ихъ насчитываютъ въ шесть разъ боле, то есть до 12 тысячъ. Какъ ни старается полиція открывать тайныхъ проститутокъ, но усилія ея остаются безуспшными, хотя иногда она обнаруживаетъ даже слишкомъ много усердія. Недавно въ газетахъ былъ напечатанъ приказъ московскаго оберъ-полиціймейстера, которымъ предписывалось полиціи какъ можно осторожне слдить за раскрытіемъ тайныхъ проститутокъ. Этотъ приказъ вызванъ тмъ обстоятельствомъ, что подавно въ Москв, по донесенію одного надзирателя врачебно-полицейскаго комитета, была представлена въ комитетъ двушка, обвинявшаяся въ тайномъ разврат, которая однакожъ, по медицинскому освидтельствованію, ‘оказалась сохранившею свою невинность’.
Теперь посмотримъ ни другое явленіе, непосредственно связанное и, явленіемъ проституціи: уменьшается ли, вслдствіе медицинскихъ осмотровъ женщинъ, число заболвающихъ проституціонными болзнями. Вс цифры отвчаютъ на этотъ вопросъ отрицательно. По словамъ статьи ‘Архива.’, въ Петербург сифилисъ развивается съ каждымъ годомъ все сильне и сильне. Напримръ, въ 1843 году въ спеціальныхъ женскихъ больницахъ Петербурга больныхъ состояло всего 44, а восемь лтъ спустя, именно въ 1851 году, эта цифра дошла до 1500, въ 1851 году число больныхъ сифилисомъ простиралось до ft тысячъ, а. черезъ пять лтъ эта цифра увеличилась вдвое. При этомъ, авторъ статьи ‘Архива’ замчаетъ, что очень много сифилитиковъ ускользаютъ отъ статистическихъ данныхъ уже потому, что очень многіе лечатся дома и никому не сообщаютъ о своей болзни. То же самое подтверждаетъ и докторъ Ельцинскій. Но онъ идетъ еще дале, онъ сравниваетъ мстности, гд публичные дома устроены наилучшимъ образомъ, съ тми, гд ихъ почти нтъ вовсе, и находитъ, что въ мстностяхъ, имющихъ публичные дола, сифилисъ распространенъ больше. Изъ приводимаго имъ отчета о состояніи здоровья русскихъ войскъ оказывается слдующее: самое большое число сифилитическихъ зараженій было въ войскахъ, расположенныхъ въ Петербург и его окрестностяхъ, а самое меньшее въ войскахъ Сибири, въ Петербург заболвалъ 1 изъ 55, въ Сибири же — 1 изъ 118, а между тмъ публичные дома Петербурга находятся въ самомъ цвтущемъ состояніи и никто не можетъ пожаловаться на ихъ недостатокъ. Подобные плохіе результаты, оказываемые публичными домами, до того взволновали одного бывшаго члена врачебно-полицейскаго комитета, что привели его къ геніальной мысли — подвергать медицинскому осмотру всхъ модистокъ, цвточницъ, блошвеекъ и прочихъ работницъ Петербурга!
Нисколько не способствуя уменьшенію сифилиса и не ослабляя тайнаго разврата, система публичныхъ домовъ и медико-полицейскихъ осмотровъ, естественно, нисколько не способствуетъ уменьшенію и самой проституціи. Посщенія домовъ терпимости членами филантропическихъ обществъ также оказываются ршительно несостоятельными: это можно видть уже изъ тою, что въ нашихъ ‘магдалинскихъ убжищахъ’ находится очень мало ‘кающихся женщинъ’, къ тому же, многія изъ нихъ, выйдя изъ такого убжища, очень часто снова становятся на дорогу разврата. Такимъ образомъ, вс мры, какія только существуютъ въ настоящее время, оказываются ршительно безсильными въ борьб съ проституціей. Въ виду такого печальнаго факта, получаютъ тмъ большій интересъ мннія такихъ людей, которые, какъ авторъ статьи ‘Очеркъ проституціи въ Петербург’, приступаютъ къ разработк ненормальныхъ общественныхъ явленій съ серьезнымъ желаніемъ раскрыть истину.
Но обращаясь къ мнніямъ и выводамъ автора упомянутой статьи, мы только однимъ лишнимъ фактомъ убждаемся, что рутина у насъ весьма сильна и что выйти изъ круга устарлыхъ взглядовъ не такъ легко, какъ кажется. Повидимому, авторъ задался непремннымъ желаніемъ освтить нсколько ярче разсматриваемый имъ вопросъ, чмъ это длалось до послдняго времени. Онъ собралъ много статистическихъ цифръ, чрезвычайно важныхъ, изслдовалъ нравственную сторону публичныхъ женщинъ, прослдилъ т классы, изъ которыхъ он преимущественно выходятъ, наблюдалъ жизнь этихъ женщинъ, подвергъ нкоторому критическому анализу существующіе способы надзора за ними, наконецъ высказалъ нсколько общихъ мыслей очень разумныхъ и основательныхъ, но результаты, къ которымъ онъ пришелъ, нисколько не соотвтствуютъ ни этимъ мыслямъ, ни собранному матеріалу.
Обозрвая исторію проституціи древнихъ и среднихъ вковъ, авторъ пришелъ къ убжденію, что вс усилія законодательства, направленныя противъ нея, не принесли никакой пользы, по повлекли за собою даже вредъ… Авторъ очень справедливо объясняетъ это тлъ, что отъ преслдованій, проституція переходила изъ явной въ тайную, и что результатомъ этого оказывалось еще большее распространеніе разврата въ народ. Дале авторъ высказываетъ также совершенно справедливую мысль, что правительства ошибались и ошибаются, обращай свое вниманіе на совершившійся уже факта, разврата и оставляя безъ всякаго вниманія причины, которыя способствовали его развитію…Проституція, говоритъ онъ, есть продуты общества, а потому странно бы было искать въ какихъ либо особенныхъ явленіяхъ законы увеличенія или уменьшенія числа проститутокъ… Проституція въ извстномъ обществ уменьшается или увеличивается вслдствіе какихъ либо сильныхъ причинъ, имющихъ вліяніе на все это общество’. Переходя отъ этихъ общихъ соображеній къ боле частнымъ, авторъ высказалъ также совершенно справедливую мысль, что однимъ изъ условій, ‘отъ которыхъ находится въ зависимости проституція, слдуетъ считать браки’, и что ‘проституція находится въ обратномъ отношеніи къ числу браковъ’, а браки, въ свою очередь, ‘имютъ прямое отношеніе къ цн хлба’. Вообще, замчаетъ авторъ, ‘необходимо знать общія условія, отъ которыхъ зависитъ проституція, для того, чтобы можно было предпринимать различныя мры для ея ограниченія и правильной организаціи. Незнаніемъ законовъ, но которымъ развивается проституція, и можно объяснить всю безуспшность мръ, предпринимавшихся или предпринимаемыхъ съ цлью ограниченія или боле цлесообразной организаціи проституціи. Въ законахъ и правилахъ, издаваемыхъ для проституціи, или же противъ нея, надо быть въ высшей степени осторожнымъ ‘.
Всякій согласится, что такой приступъ заставляетъ ожидать многаго. Но авторъ, какъ мы сказали, подъ конецъ своей статьи совершенно отступается отъ того, что говорилъ въ начал. Разсматривая предположенія относительно увеличенія средствъ врачебно-полицейскаго комитета, авторъ признаетъ эту мру чрезвычайно полезною въ вопрос о проституціи. Онъ не только одобряетъ проектъ — налагать 100-рублевый штрафъ на гостинницы, трактиры и тому подобныя заведенія, которыя будутъ промышлять тайнымъ развратомъ, но предлагаетъ даже ‘по крайней мр’ (?) совсмъ закрывать эти заведенія. Дале онъ сочувствуетъ слдующей мысли, высказанной въ проэкт: ‘въ виду того, что публичными домами несравненно боле, нежели чмъ либо другимъ, гарантируется общественное здоровье (выше мы видли, какъ оно гарантируется), врачебно-полицейскому комитету представляется настоятельная необходимость всми мрами поддерживать эти учрежденія.’ Насколько эта основная мысль проэкта соотвтствуетъ мыслямъ, высказаннымъ нашимъ авторомъ,— мы предоставляемъ судить самимъ читателямъ. Странно только, что авторъ, считая полезнымъ въ дл проституціи увеличеніе средствъ врачебно-полицейскаго комитета, упустилъ изъ виду примръ Франціи. Въ Парнас надзоръ за проституціей организованъ превосходно, а между тмъ тамъ развратъ не только не меньше, но даже гораздо больше, чмъ въ Петербург. Очевидно, что увеличеніе полицейскихъ средствъ здсь не иметъ ровно никакого значенія.
Чему же, наконецъ, приписать безуспшность той продолжительной борьбы, какую ведутъ правительства съ проституціей, въ чемъ заключаются т ‘общія причины’, которыхъ ищутъ и не находятъ разные спеціалисты, приступающіе въ разработк этого вопроса? Одна изъ главныхъ причинъ безуспшности такой борьбы заключается, по нашему мннію, въ томъ, что вс правительства смотрятъ на проституцію какъ на порокъ исключительно-женскій. Эта ложная точка зрнія мшаетъ правильной оцнк многихъ важныхъ явленій, представляемыхъ проституціей. Между тмъ въ общественныхъ вопросахъ такой важности, какъ вопросъ о проституціи, ршительно все зависитъ отъ той общей точки зрнія, съ которой смотрятъ на дло. Если врно выбрана эта точка — окажутся цлесообразными и частныя мры, если же общая точка зрнія неврна, то вытекающія изъ нея частныя мры, какъ бы он энергично ни примнялись, никогда не дадутъ удовлетворительныхъ результатовъ. Въ вопрос о проституціи общая точка зрнія выбрана именно совершенно неправильно, оттого-то вс частныя мры, къ которымъ прибгаютъ въ теченіи цлыхъ столтій, оказываются безуспшными. Не распространяясь о частныхъ мрахъ, мы обратимъ вниманіе только на общую, и для разъясненія ея. воспользуемся нкоторыми мстами изъ вышеупомянутой брошюрки г. Ельцинскаго, взглядъ котораго совершенно совпадаетъ въ этомъ случа съ нашимъ. Остается только удивляться, что въ высшей степени справедливая мысль, высказанная на русскомъ язык цлыхъ пять лтъ назадъ, осталась безъ всякой дальнйшей разработки и не подтолкнула никого разсмотрть вопросъ съ покой точки зрнія.
‘Обычай разсматривать проституцію какъ порокъ только женскій — говорить г. Ельцинскій — такой давній обычай, что трудно отыскать его историческое начало и еще трудне опредлить его основаніе. Точно также не легко себ уяснить, кто больше всего содйствовалъ такому несправедливому пониманію дла: общество ли подчинилось иде, высказанной въ правительственныхъ распоряженіяхъ противъ проституціи, какъ порока, свойственнаго исключительно женщинамъ, или же правительство слдовало въ своихъ распоряженіяхъ общественному мннію, и вс преслдованія проституціи сосредоточило на женщинахъ. Во всякомъ случа замчательно и совершенно необъяснимо, почему при проступк противъ нравственной чистоты, большая часть позора и стыда и вся тяжесть наказанія въ общественномъ мнніи ложится на женщину. На развратъ смотритъ обыкновенно какъ на проступокъ, который лишаетъ женщину чести, на честь же мужчинъ, онъ, повидимому, но бросаетъ никакой тни Въ низшихъ сословіяхъ, вліяніе незаконнаго совокупленія на честь обоихъ половъ боле или мене еще одинаково, тамъ двушка, лишенная невинности, вступая въ бракъ, ни мало не теряетъ уваженія въ глазахъ мужа, есть даже мстности, въ которыхъ крестьяне не женятся, не убдившись предварительно фактически, что ихъ будущія жены въ состояніи родить дтей, при чемъ женихъ одинаково будетъ удовлетворенъ, явятся-ли эти фактическія доказательства при его участіи, или же при содйствіи другихъ. Въ высшихъ сословіяхъ бываетъ совсмъ иначе. Здсь мужчина требуетъ отъ двицы, на которой женится, совершеннаго цломудрія, хотя самъ не можетъ удовлетворить этому требованію, при своемъ свободномъ поведеніи, мужчина все-таки можетъ имть репутацію очень честнаго человка, въ случа же если мужчина предается слишкомъ много половымъ наслажденіямъ, то къ милостивому приговору о немъ общество разв прибавитъ только, что онъ ‘немножко падокъ на женщинъ.’ Между тмъ если мы обратимъ вниманіе на отношеніе мужчинъ и особенно мужчинъ высшихъ сословій къ женщинамъ и двицамъ сословій низшихъ, то увидимъ, что въ развитіи проституціи виновне мужчины, чмъ женщины. Молодыхъ двицъ низшаго сословія, особенно если он довольно красивы, мужчины обыкновенно преслдуютъ и вполн осаждаютъ, не имя въ виду ничего иного, кром удовлетворенія своей чувственности. Любовь къ нарядамъ., тщеславіе, желаніе независимаго положенія, извстная степень лности, беззаботности и легкомыслія составляютъ обыкновенныя качества необразованныхъ и неопытныхъ двицъ низшаго класса, эти качества и облегчаютъ, успхъ мужчинамъ, въ. достиженіи ихъ плотскихъ цлей. Посл паденія двица легко уже попадаетъ на ту дорогу, которая ведетъ, къ обращенію разврата въ ремесло. При такомъ паденіи, большая часть вины должна падать на мужчину, искуство соблазнять доведено мужчинами до такой степени совершенства, что двушк безъ, образованія нтъ силъ ему противиться. Удовлетворивъ, своей чувственности, мужчина нердко бросаетъ соблазненную, и въ то время, какъ онъ ищетъ, кмъ бы замнить ее, двушка, потерявши нравственную опору и не имя силъ идти честной дорогой, по неопытности и легкомыслію ршается продолжать начатой торгъ собою и старается тоже пріобрсти себ новаго покровителя. Наконецъ, нердки и такіе случаи, гд двушка, хранившая долго свое цломудріе, бываетъ доведена до продажи себя крайней бдностью, особенно въ виду своихъ сверстницъ, живущихъ, весело. Голодъ, какъ извстно, очень сильный двигатель, и мужчин легко въ подобномъ случа воспользоваться затруднительнымъ положеніемъ двицы, сдлавъ предложеніе, которое могло бы быстро замнить недостатокъ довольствомъ.’
Мы не станемъ слишкомъ много распространяться о томъ, почему именно во всхъ обществахъ сложилось такое фальшивое убжденіе, что главная виновница въ дл проституціи есть женщина, тогда какъ на самомъ дл главнымъ виновникомъ несомннно долженъ считаться мужчина. Установленію такого взгляда способствовалъ весь строй современныхъ европейскихъ обществъ, а также и та печальная, безличная роль, какую играетъ въ нихъ женщина. Во-первыхъ, существующіе въ обществ взгляды складываются подъ непосредственнымъ вліяніемъ мужчинъ, причемъ женщины только подчиняются этимъ взглядамъ, а удобно-ли какому нибудь классу общества, виновному въ данномъ общественномъ факт, не только признавать, но даже сознавать свою виновность? Сознается-ли фабрикантъ, что его рабочіе бдствуютъ но его вин, а не по своей собственной, сознается-ли вообще какой ни будь хозяинъ въ своей отвтственности за нкоторые поступки его слугъ, хотя бы эта отвтственность для всякаго посторонняго человка представлялась несомннною? Всякое лицо, поставленное боле или мене самостоятельно, замчая извстные недостатки въ сред, стоящей ниже его, всегда склонно обвинять самую эту среду, и только при помощи постороннихъ людей оно можетъ иногда задуматься надъ вопросомъ: ‘не я ли первый виновенъ въ тхъ порокахъ, которые желаю карать’. Кром этого обстоятельства, въ вопрос о проституція играютъ значительную роль установившіеся взгляды на женщину вообще. Женщина почти везд фигурируетъ только въ качеств или жены, или матери. Если она примрная жена, и добродтельная мать, то отъ нее больше ничего и не требуется. Въ то время, какъ мужчина, играя разныя общественныя роли, цнитъ другого мужчину по качествамъ его ума и общественной дятельности, при чемъ его семейные пороки отступаютъ на второй планъ — женщина только и можетъ гордиться своими семейными добродтелями. РПадкій на женщинъ мужчина’ можетъ быть отличнымъ администраторомъ, талантливымъ адвокатомъ и т. п., безнаказанно оставаясь при этомъ неврнымъ мужемъ, волокитой и даже просто развратникомъ, тогда какъ дурная мать или неврная жена не можетъ прикрыть этихъ недостатковъ никакими другими хорошими качествами: развратная женщина всегда остается развратной — и больше ничмъ. Вотъ главная причина, почему въ вопрос о проституціи отвтственнымъ лицомъ всегда являлась женщина, а мужчина стоялъ на послднемъ план. Женщинъ клеймятъ позорными кличками, устраиваютъ для нихъ особые притоны, откуда уже нтъ возврата въ общество, развращаютъ ихъ до самой послдней степени, подвергаютъ всякимъ медицинскимъ осмотрамъ весьма оскорбительнаго свойства — а главный, или ужъ во всякомъ случа нисколько не меньшій виновникъ остается при этомъ въ сторон.
Мы не говоримъ, что одной новой постановкой вопроса разршается вполн этотъ вопросъ. Но однакожъ никто не станетъ отрицать того, что только при правильномъ взгляд на дло могутъ оказаться успшными и разныя частныя мры. При теперешнемъ направленіи вопроса о проституціи обращается главное вниманіе на такія частности, которыя не имли бы ровно никакого значенія, еслибъ вопросъ былъ поставленъ иначе, точно тоже и на оборотъ: явленія, которыя теперь кажутся неважными, получили бы тогда огромное значеніе. Такъ, напримръ, взглянувши на проституцію съ новой точки зрнія, пришлось бы обратить вниманіе на слдующіе, какъ самые главные, вопросы: въ какомъ отношеніи находится число браковъ къ явленію проституціи, не имютъ-ли при этомъ значенія существующія формы брака, каковы экономическія условія лицъ, вступающихъ на дорогу разврата, не иметъ-ли вліянія на проституцію соціальное, умственное и экономическое состояніе женщины, не находится-ли проституція въ зависимости отъ неравноправныхъ отношеній мужчины и женщины и т. д. И по всей вроятности, еслибъ вопросъ началъ разработываться именно въ этомъ смысл, то онъ былъ бы ршенъ лучше и скоре, чмъ его ршаютъ врачебно-полицейскіе комитеты, даже при самой идеальной ихъ организаціи.
Теперь мы можемъ отвтить и на тотъ вопросъ, который поставленъ нами въ начал статьи. Ни развратъ, ни бдность, ни преступленія, ни другія печальныя стороны общественнаго быта вовсе не составляютъ ничего такого, что находилось бы въ неразрывной связи съ существованіемъ обществъ. Если эти явленія, не смотря на упорную, повидимому, борьбу съ ними, up изчезаютъ и не уменьшаются въ своемъ вредномъ вліяніи, то это происходитъ просто отъ того, что къ борьб съ ними приступаютъ не съ той стороны, съ какой нужно.
Въ числ причинъ, имющихъ вліяніе на проституцію, мы упомянули о соціальномъ, умственномъ и экономическомъ состояніи женщины, а также о неравноправности отношеній между женщиной и мужчиной. Что эти дв причины, кром множества другихъ вредныхъ вліяній, значительно способствуютъ усиленію проституціи — въ этомъ не можетъ быть никакого сомннія. Одинъ изъ недавно основанныхъ, но уже пріибрвшихъ огромную популярность, французскихъ журналовъ, именно ‘La philosophie positive’, коснулся въ одной своей стать этого вопроса. Современному состоянію умственнаго развитія французской женщины этотъ журналъ приписываетъ огромное вліяніе въ дл развитія проституціи. И въ самомъ дл, если мы обратимъ вниманіе на то, что мужчина есть такой же участникъ проституціи, какъ и женщина, если вспомнимъ, что французскія жены, воспитанныя большею частію въ монастырскихъ стнахъ, вносятъ въ семьи пустоту и оказываются совершенно неподготовленными для пониманія и участія въ интересахъ, близкихъ ихъ мужьямъ, то сдлается вполн понятнымъ круговой развратъ, какъ женъ, такъ и мужей въ Париж. Съ одной стороны, жена, замчая охлажденіе къ ней мужа, начинаетъ обзаводиться любовниками, съ другой — мужъ, получая мало-по-малу отвращеніе къ семейной жизни, возвращается въ холостой кружокъ. Правда, встрчаемыя имъ здсь женщины ‘вольнаго поведенія’ также не отличаются особеннымъ образованіемъ,— многія изъ нихъ не умютъ ни читать, ни писать — но, какъ замчаетъ статья названнаго журнала, ‘нераскаянная Магдалина’, отъ частаго и свободнаго обращенія съ мужчинами, пріобртаетъ навыкъ участвовать во всхъ разговорахъ и сочувствовать всмъ интересамъ, занимающимъ мужчинъ. А именно этого-то качества французскіе мужья и не находятъ въ своихъ женахъ. Такимъ образомъ, проституція во Франціи получаетъ себ поддержку сразу съ двухъ сторонъ: жены обзаводятся любовниками, которыхъ он могутъ мнять по собственному усмотрнію, а мужья — любовницами, которыхъ всегда оказывается слишкомъ достаточное количество.
Впрочемъ, во Франціи уже обращено вниманіе на улучшеніе женскаго образованія. Еще въ 1867 году, министромъ народнаго просвщенія Дюрюи изданъ былъ циркуляръ, въ которомъ онъ не только исчисляетъ вс недостатки женскаго образованія, но и указываетъ средства для его улучшенія. Министръ постарался устроить дло такъ, что не пришлось ни открывать новыхъ помщеній, ни образовывать особыхъ профессоровъ, ни длать вообще какихъ бы то ни было крупныхъ затратъ. Министръ предложилъ открыть для двушекъ отъ.14 до 18 лтъ т же курсы, которые уже существуютъ для молодыхъ людей но Положенію 1866 года. Программы, преподаватели — все осталось то же, чмъ пользуются и молодые люди, мстомъ для курсовъ назначены залы въ городскихъ ратушахъ или какихъ нибудь другихъ общественныхъ зданіяхъ. Такъ просто положено во Франціи начало высшему образованію для женщинъ.
У насъ, какъ извстно, иниціативу этого дла взяло на себя само общество, въ лиц нсколькихъ сотъ петербургскихъ женщинъ, подавшихъ г. министру народнаго просвщенія просьбу о дозволеніи открыть спеціальные курсы по предметамъ историко-филологическихъ и математическихъ наукъ. Въ прошломъ ‘Обозрніи’ мы упомянули, что со стороны министра уже полученъ отвтъ на просьбу женщинъ. Такъ какъ тогда у насъ не было еще полнаго текста этого отвта, то мы и не имли о немъ точныхъ свденій. Теперь отвтъ министра напечатанъ въ газетахъ и мы можемъ разсмотрть его нсколько подробне.
По сперва не излишне будетъ напомнить нашимъ читателямъ нсколько словъ, сказанныхъ нами въ минувшемъ году, когда сдлалось извстно о ходатайств женщинъ. Мы говорили, что женщинамъ не слдовало просить объ открытіи для нихъ отдльнаго университета, удовлетвореніе ихъ просьбы встртило бы, по нашему мннію, гораздо меньше препятствій, еслибъ дло шло о допущеніи женщинъ въ существующіе уже мужскіе университеты. Эта мысль тогда же была встрчена вполн сочувственно со стороны нкоторыхъ нашихъ читательницъ, которыя даже присылали намъ письменныя заявленія по этому поводу. Теперь, съ полученіемъ женщинами отвта г. министра, мы еще боле убждаемся въ справедливости высказанной нами мысли. Въ самомъ дл, еслибъ была подана просьба о допущеніи женщинъ въ мужскіе университеты, и при этомъ поставлено условіемъ, что женщины обязуются подчиняться всмъ условіямъ, обязательнымъ для студентовъ, то есть, держанію вступительнаго экзамена и плат за слушаніе лекцій — то въ министерств могъ бы возбудиться только одинъ вопросъ: удобно ли допускать совмстное слушаніе лекцій какъ мужчинамъ, такъ и женщинамъ. Теперь же вмсто этого одного, возбуждено цлыхъ два вопроса, которые и разршены ici, невыгодномъ для женщинъ смысл.
Въ отвт г. министра хотя и выражено сочувствіе ‘къ стремленію женщинъ получить высшее образованіе’, но вмст съ тмъ заявлено и о тхъ неудобствахъ, съ которыми соединено удовлетвореніе ихъ просьбы. Попечитель петербургскаго учебнаго округа, отъ котораго г. министръ потребовалъ заключенія по поводу просьбы женщинъ, отвчалъ слдующее: ‘Чтобы съ пользою слушать университетскіе курсы, излагаемые научнымъ образомъ, нужно быть достаточно къ тому подготовленнымъ, дйствительнымъ же ручательствомъ къ надлежащей подготовк служитъ установленный Оля поступленія въ университетъ экзаменъ: а такъ какъ программы женскихъ учебныхъ заведеній не соотвтствуютъ этой цли, то въ настоящее время можетъ быть рчь объ устройств для женщинъ не университетскихъ курсовъ, а такого учебнаго заведеніи, но окончаніи курса въ которомъ воспитывающіяся были бы достаточно подготовлены къ слушанію университетскихъ лекцій.’ Такая постановка вопроса была бы немыслима, еслибъ шла рчь о допущеніи женщинъ къ слушанію лекцій въ мужскихъ университетахъ, потому что тамъ и безъ того существуютъ вступительные экзамены. Слдовательно, еслибъ изъ числа желающихъ нашлось хоть самое небольшое число женщинъ, способныхъ выдержать вступительный экзаменъ (а такія женщины нашлись бы непремнно), то отъ этого университетъ не страдалъ бы нисколько, для существующихъ, правильно и прочно установленныхъ университетовъ, не имло бы никакого значенія, еслибъ изъ сотни, напримръ, женщинъ, поступило всего десять или двадцать. Между тмъ, для университета спеціально-женскаго, существующаго главнымъ образомъ на средства самихъ слушательницъ, это обстоятельство иметъ огромное значеніе. Просительницы разсчитывали на, 200 слушательницъ, что ври 30-рублевомъ годовомъ взнос составило бы 6000 рублей въ годъ. Какъ ни мала эта сумма сама по себ, но кто могъ бы поручиться, что при установленіи вступительныхъ экзаменовъ въ женскомъ университет, эта цифра не уменьшится въ значительной степени, то есть, что изъ 200 женщинъ, на которыхъ разсчитывали подписавшія прошеніе, выдержитъ экзаменъ гораздо меньшая часть. А если попечитель находилъ, что даже ‘представленная просительницами смта доходовъ недостаточна для покрытія необходимыхъ издержекъ’, то она сдлалась бы тмъ боле недостаточною, еслибъ, въ случа установленія вступительныхъ экзаменовъ, вмсто 200 женщинъ, поступили въ университетъ всего, напримръ, 50 или еще меньше. Понятно, что такихъ сложныхъ и важныхъ вопросовъ не могло бы возбудиться, еслибъ женщины хлопотали не объ устройств спеціально-женскаго университета, а о допущеніи женщинъ въ существующіе уже мужскіе университеты.
Было ли какое нибудь основаніе разсчитывать, что просьба женщинъ въ этомъ послднемъ смысл встртила бы боле успха? На этотъ вопросъ трудно, разумется, отвчать положительно. Но еслибъ ее постигла даже неудача, то это все-таки имло бы свои выгоды: такъ или иначе, но вопросъ о совмстномъ слушаніи лекцій, о которомъ такъ много говорилось въ литератур, получилъ бы какое нибудь офиціальное разршеніе, общество узнали бы, какъ именно смотритъ на этотъ вопросъ наша учебная администрація, ни разу еще неимвшая случая высказаться на этотъ счетъ открыто. Съ другой стороны, есть нкоторыя данныя предполагать, что онъ былъ бы разршенъ, хотя, можетъ быть, и не такъ скоро, въ благопріятномъ для женщинъ смысл. Если г. министръ призналъ ‘удобнымъ разршить устройство общихъ публичныхъ лекцій, то есть совокупно для мужчинъ и женщинъ, то почему же не разршить такого же ‘совокупнаго’ слушанія лекцій и въ университетахъ? Относительно безвредности подобнаго слушанія лекцій установилось уже, кажется, довольно прочное убжденіе, и только изрдка появляются люди съ оригинально устроенною головою, которые не могутъ понять такихъ простыхъ вещей. Но и ихъ стараются убдить фактами въ ихъ невольномъ или намренномъ заблужденіи.
Въ литератур послднихъ дней однимъ изъ представителей подобнаго заблужденія явился нкто докторъ Штернъ, редакторъ новой популярно-медицинской газетки. Нужно, впрочемъ, сознаться, что давно въ нашей литератур не высказывалось такъ откровенно мнніе, признающее ‘единственно приличнымъ мстомъ для женщинъ — семью’ и по которому ‘нельзя придавать соціальнаго значенія’ тому факту, что г. Кашеварова кончила курсъ со степенью доктора медицины. Г. Штерну, какъ врачу, а тмъ боле, какъ ‘спеціалисту’ по женскимъ болзнямъ слдовало бы больше, чмъ кому нибудь другому, воздерживаться отъ подобныхъ заявленій, такъ какъ читателю очень естественно можетъ придти въ голову мысль, не движетъ ли рукою г. Штерна просто-на-просто боязнь конкуренціи. Но г. Штернъ, очевидно, не подумалъ объ этомъ, иначе онъ непремнно воздержался бы хоть отъ тхъ инсинуацій, которыя онъ высказалъ въ слдующихъ словахъ: ‘Мы узнали, къ сожалнію, говоритъ онъ, что опять толпа женщинъ наполняетъ анатомическую залу медико-хирургической академіи, занимаясь съ различнымъ усердіемъ препарированіемъ труповъ. Конечно, злобно добавляетъ г. Штернъ, отъ такихъ совмстныхъ занятій молодымъ людямъ веселе. Работается ли при этомъ лучше — это другой вопросъ. Храмъ, куда ведетъ избранный или путь, ужь никакъ нельзя назвать храмомъ науки (подчеркнутое г. Штерномъ слово ‘храмъ’ означаетъ, разумется, церковь).’ Какъ ни безстрастно относится современная наша журналистика къ разнымъ появляющимся въ ней безобразіямъ и какъ ни велико число подобныхъ безобразій — но такого мы давно не встрчали. Безобразіе г. Штерна только тмъ нсколько и смягчается, что онъ самъ врачъ и, притомъ, какъ мы сказали, ‘спеціалистъ’ но женскимъ болзнямъ — такъ, по крайней мр, именовалъ онъ самъ себя въ ‘Обществ практическихъ врачей.’ По всей вроятности, неудачи его практики, заставившія его, конечно, взяться и за совершенно чуждое ему дло, довели его до такого состоянія, при которомъ даже преступленіе не ставится человку въ вину. Мы понимаемъ, что можно не соглашаться съ извстными взглядами и высказывать это открыто, но до такихъ инсинуацій, которыя позволилъ себ г. Штернъ, можетъ спуститься человкъ, не только необладающій никакими нравственными достоинствами, но еще и окончательно потерянный. Да простится же г. Штерну, ради его слабости, вина его! На него только и могутъ претендовать его же собратья — медики, которымъ онъ оказалъ плохую услугу, подтвердивъ ходившій въ обществ слухъ, будто нкоторые изъ нихъ возставали противъ гг., Сусловой и Кашеваровой, исключительно руководствуясь карманными соображеніями.
Но совсмъ инымъ характеромъ отличается инсинуація, брошенная по тому же поводу изъ газетки ‘Новое Время’. Какъ намъ ни противно, но мы должны привести здсь сущность этой, давно неслыханной у насъ, инсинуаціи. Г. Киркоръ заявилъ печатно, что г-жа Кашеварова ‘получила безплатное помщеніе въ зданіи академіи’, что у нее ‘часто собирается общество молодыхъ ученыхъ, старающихся о введеніи новыхъ порядковъ въ управленіи академіей’, что г-жа Кашеварова ‘въ совщаніяхъ этихъ играетъ не послднюю роль’, что ‘одинъ молодой человкъ, занимающій видное мсто въ общемъ состав академіи и особеннымъ расположеніемъ котораго пользуется г-жа Кашеварова, намрена, отправить ее на нкоторое время за границу, съ тмъ, чтобы она, по возвращеніи, могла получить должность приватъ-доцента’, и что, наконецъ, ‘ такимъ образомъ, прямая цль, съ которой отпускались деньги для медицинскаго образованія г-жи Кашеваровой, не осуществится, ибо она уже не предполагаетъ хать въ Оренбургскій край’. Таково многообильное содержаніе этой гнусной инсинуаціи.
Всякій согласится, что приведенные нами два факта, и особенно послдній изъ нихъ, далеко оставляютъ за собой вс выходки противъ женщинъ, когда либо появлявшіяся въ русской журналистик. Здсь наносится тяжкое оскорбленіе не просто женщинамъ, но женщинамъ, идущимъ по совершенно новой для нихъ дорог умственна, то труда, женщинамъ, на которыхъ обращено вниманіе цлой Россіи. Какъ же къ этимъ фактамъ должна отнестись литература? И неужели не выразятъ теперь своего глубокаго негодованія т органы печати, которые до сихъ поръ отстраняли себя отъ участія въ протестахъ противъ другихъ случаевъ оскорбленія женщинъ? Впрочемъ, мы думаемъ, что на такихъ господъ, каковы докторъ Штернъ и публицистъ Киркоръ, никакія печатныя заявленія не произведутъ надлежащаго дйствія. Вотъ почему намъ кажется, что лица, бывающія предметомъ подобныхъ инсинуацій, никакъ не должны пренебрегать тмъ средствомъ, которымъ въ этихъ случаяхъ обладаютъ только они одни и которое въ то же время оказывается единственно радикальнымъ для людей, стоящихъ на той степени умственнаго развитія, на какой стоитъ г. Киркоръ. Средство это — судъ. Мы вообще не сторонники судебныхъ преслдованій, и въ тхъ случаяхъ, гд этотъ способъ можетъ быть замненъ другимъ, боле мирнымъ, мы всегда отдадимъ предпочтеніе послднему. Но тамъ, гд для защиты извстныхъ общественныхъ интересовъ не оказывается никакихъ другихъ дйствительныхъ средствъ, гд приходится имть дло съ людьми, у которыхъ не имется никакого чувства собственнаго достоинства, которые привыкли кланяться только грубой сил и только ея авторитетъ признавать для себя безусловно обязательнымъ, тамъ пренебрегать этимъ средствомъ нельзя. Инсинуаціи, которыя дозволилъ себ г. Киркоръ, прямо подходятъ подъ 1039 статью уложенія о наказаніяхъ, опредляющую штрафъ до 500 руб. и тюремное заключеніе до одного года и четырехъ мсяцевъ. Оставьте безнаказанными подобныя инсинуаціи — и они польются цлою ркою, и ихъ не остановятъ никакія заявленія, а посадите такого инсинуатора хоть на полгода въ тюрьму — онъ сдлается тише воды, ниже травы. Противъ человка, непризнающаго никакихъ нравственныхъ обязательствъ, нельзя употреблять даже презрнія, онъ его не пойметъ, потому что, повторяемъ, онъ боится только грубой силы. И мы думаемъ, что лица, подвергающіяся подобнымъ инсинуаціямъ, прибгая къ помощи суда, должны руководствоваться не столько своими личными побужденіями, сколько тми, близкими и для нихъ, общественными интересами, которые требуютъ энергической защиты.
Мы не знаемъ, намрена ли г-жа Кашеварова преслдовать судомъ г. Киркора, но она не замедлила прислать въ редакцію ‘ Новаго Времени’ заявленіе, въ которомъ признаетъ ложью все, что сказано о ней въ этой газет. Изъ заявленія г-жи Кашеваровой оказывается, что она не только никогда не имла и не иметъ безплатнаго помщенія въ академіи, но даже никогда не жила въ академіи, что у нее никакого общества молодыхъ ученыхъ не собирается, что во время пятилтнихъ ея занятій она пользовалась одинаковымъ расположеніемъ всхъ членовъ академіи, ‘особеннымъ’ же расположеніемъ не пользовалась ни отъ кого и никто не собирается отправлять ее за границу. ‘Для усовершенствованія въ изученіи избранной мною спеціальности, замчаетъ г-жа Кашеварова, т. е. Женскихъ болзней и акушерства, я отправлюсь за границу съ разршенія моего начальства сама, какъ скоро позволятъ мн средства, пріобртаемыя мною отъ медицинской практики’. Наконецъ, г-жа Кашеварова заявила, что она никогда не отказывалась И не считаетъ себя вправ отказаться отъ поздки въ Оренбургъ, откуда она имла стипендію во все время ученія, она осталась въ Петербург съ согласія своего оренбургскаго начальства, ‘подобно тому, какъ многіе врачи, оканчивающіе курсъ съ отличіемъ, оставляются въ Петербург на три года для усовершенствованія въ наукахъ’.
Инсинуація доктора Штерна также вызвала категорическое опроверженіе со стороны одного изъ лицъ, близко знакомыхъ съ положеніемъ длъ въ Академіи. Оказывается, что въ прошломъ году анатомическую залу академіи посщала не меньшая ‘толпа женщинъ’, чмъ и въ ныншнемъ. Однакоже опасенія г. Штерна, что такія совмстныя занятія мужчинъ и женщинъ будутъ вредны для первыхъ, блистательно опровергнуты фактами. Профессоръ. Груберъ, у котораго собственно и занимались женщины, по окончаніи занятій въ анатомическомъ институт, обратился къ студентамъ съ рчью, въ которой заявилъ, что занимаясь преподаваніемъ, боле двадцати лтъ, онъ видлъ передъ собою много студенческихъ поколній, почти съ каждымъ годомъ занятія студентовъ, становились все успшне и успшне. ‘Вашими предшественниками, сказалъ г. Груберъ, я очень доволенъ: они работали и усердно, и успшно, но еще боле доволенъ я вами. Вашъ курсъ, по справедливости, лучшій изъ всхъ, какіе были до васъ’. Въ искренности словъ почтеннаго профессора никто, конечно, не посметъ усомниться, а что же лучше всего можетъ опровергнуть безстыдныя инсинуаціи, какія позволилъ себ г. Штернъ, какъ не слова того самого профессора, въ аудиторіи котораго присутствовали женщины въ теченіи цлаго года.
Вообще никто изъ утверждавшихъ, что совмстныя занятія мужчинъ и женщинъ вредны для успховъ въ наук, не представилъ до сихъ поръ ни одного факта въ подтвержденіе своего мннія, тогда какъ факты противоположнаго свойства начинаютъ являться отовсюду — не только изъ заграничныхъ, но и изъ нашихъ учебныхъ заведеній. Что же могутъ значить въ виду такихъ фактовъ увренія разныхъ неудавшихся докторовъ, въ род г. Штерна или, напримръ, г. Хана, утверждающаго, что ‘въ юные годы безпрестанное сближеніе лицъ обоего пола всегда нонедетъ къ разнымъ интригамъ и составитъ непреодолимую преграду къ свободному развитію?’ Если эти господа судятъ только по себ, то вдь это еще ровно ничего не доказываетъ. Въ виду такого-то отсутствія фактовъ съ одной стороны, и обилія съ другой, было бы, по меньшей мр, интересно — знать мнніе объ этомъ вопрос нашей учебной администраціи.
Боязнь совмстнаго образованія мужчинъ и женщинъ есть одинъ изъ тхъ многочисленныхъ предразсудковъ, борьба съ которыми всегда бываетъ продолжительна. Не даромъ какой-то старинный аллегористъ сказалъ, что ‘предразсудокъ есть камень, который одинъ дуракъ бросилъ въ воду, а десять умныхъ не съумютъ достать’. Подобныхъ предразсудковъ, которые держатся въ обществ и вопреки фактамъ, и вопреки здравому смыслу, можно бы привести множество. Но мы остановимся на одномъ изъ нихъ, который, повидимому, до сихъ поръ еще не считается предразсудкомъ, это — участіе общества въ такъ называемыхъ публичныхъ университетскихъ диспутахъ на степень магистровъ и докторовъ. Извстно, что желающій получить ученую степень, напримръ, магистра, долженъ сперва выдержать установленный экзаменъ, затмъ представить диссертацію и, наконецъ, защитить ее въ публичномъ собраніи, передъ лицомъ университетскаго совта. Въ этихъ диспутахъ всегда участвуютъ нсколько офиціальныхъ оппонентовъ, которые должны возражать во что бы то ни стало, а вслдъ за ними предоставляется возражать и всмъ желающимъ. Въ прежнія времена (вроятно, древнія) эта торжественность имла нкоторое значеніе, такъ что тотъ или другой исходъ диспута имлъ прямое вліяніе на полученіе диспутантомъ отыскиваемой имъ ученой степени, но впослдствіи вся эта торжественность обратилась въ пустую формалистику, которой у насъ такъ много но всемъ. И университетскій совтъ, и самъ диспутантъ, присутствующіе на диспут, очень хорошо знаютъ, что какъ бы ни были сильны длаемыя возраженія, они не измнятъ составленнаго уже заране совтомъ ршенія. И если, несмотря на это, намъ приходилось слышать на диспутахъ тщательно составленныя и старательно произносимыя возраженія со стороны присутствующихъ, то это мы приписывали невинному желанію ораторовъ — поупражняться лишній разъ въ краснорчіи или заявить, что и я, молъ, нчто смыслю въ такомъ-то предмет. Мы были убждены, что сами оппоненты не придавали никакого практическаго значенія своимъ возраженіямъ.
Но года полтора назадъ, мы должны были убдиться въ противномъ. Мы увидли, что предразсудокъ, — будто возраженія со стороны публики могутъ имть какое нибудь вліяніе на ршеніе совта, — слишкомъ еще силенъ въ обществ, что этотъ предразсудокъ держится упорно, несмотря ни на отсутствіе фактовъ, его подтверждающихъ, ни даже на присутствіе фактовъ, положительно его опровергающихъ. Происходилъ, если не ошибаемся, диспутъ г. Таганцева на степень магистра уголовнаго права. Посл двухъ-трехъ оппонентовъ, заявилъ желаніе говорить г. Лохвицкій. Въ начал своей рчи, онъ вдругъ замчаетъ, что члены факультета начинаютъ подписывать протоколъ, не дождавшись ни конца рчи г. Лохвицкаго, ни отвта на нее диспутанта. Это возмутило г. Лохвицкаго. Онъ прерываетъ свою рчь и обращается къ факультету съ протестомъ противъ подобной неделикатности. Мы не помнимъ сущности этого протеста, но едва ли въ немъ не шла рчь о томъ, что если совтъ не придаетъ никакого значенія возраженіямъ со стороны публики, то ему слдуетъ, по крайней мр, не показывать этого такъ явно передъ присутствующими. Публика, конечно, пришла въ неописанный восторгъ отъ такого ‘смлаго’ поступка, колокольчикъ предсдателя пришелъ въ сильное движеніе — вообще произошелъ ‘безпорядокъ’. Посл этого факта, случайнымъ образомъ подтвердившаго то, что для многихъ было не такъ ясно — слдовало ожидать, что въ публик установится, наконецъ, правильное воззрніе на диспуты и на декоративное значеніе въ нихъ публика. Но недавній случай въ петербургскомъ университет доказалъ противное: именно, что въ публик до сихъ поръ существуетъ ложное убжденіе, будто вс эти декораціи не одна только простая формальность.
Въ томъ же петербургскомъ университет очень недавно происходилъ диспутъ г. Владиславлева, представившаго диссертацію на полученіе доктора философскихъ наукъ. Диспутъ, по обыкновенію, начался длинною похвалою докторанту со стороны одного изъ офиціальныхъ оппонентовъ, замчаніе котораго состояло только въ томъ, что части диссертаціи слдовало бы располагать нсколько стройне. Второй оппонентъ сдлалъ не мене важное замчаніе, что греческіе корректуры надо просматривать по нскольку разъ. Затмъ поднялись довольно продолжительныя пренія о томъ, какъ лучше сказать, ‘неоплатонизмъ’, или ‘новоплатонство’. Этимъ собственно и закончились факультетскія возраженія. Дошло дло до публики. Тогда одинъ изъ ‘вольныхъ’ оппонентовъ, вроятно возмущенный пустотою и ничтожностью тхъ преній, которыхъ онъ былъ свидтелемъ, вздумалъ перенести споръ съ грамматической почвы на философскую. Оппонентъ сталъ указывать г. Владиславлеву на т крупные промахи, которые попадаются въ его докторской диссертаціи. Тогда г. Владиславлевъ принялъ совершенно несвойственный ему юмористическій тонъ, который постепенно переходилъ въ тонъ явнаго недовольства: докторантъ, очевидно, хотлъ показать, что ему вовсе непріятно выслушивать хотя бы и самыя полновсныя возраженія отъ неоффиціальнаго оппонента. Замтивъ, что диспутъ начинаетъ принимать слишкомъ серьезный характеръ, г. деканъ факультета сталъ вмшиваться въ споръ, защищая докторанта,— что, будто бы, онъ былъ обязанъ длать. Затмъ, когда возраженія слдующихъ оппонентовъ стали длаться все серьезне и серьезне, когда дошло дло до указанія на такіе источники, которые докторанту не были извстны, деканъ факультета окончательно обидлся. Онъ съ величайшимъ достоинствомъ замтилъ, что факультетъ по принялъ бы диссертаціи, авторъ которой незнакомъ со всми источниками своего предмета. Въ перевод на обыденный языкъ это значило: ‘вы не забывайте, милостивые государи, что вамъ сюда позволили войти единственно ради приличія, что вашъ голосъ тутъ ровно ничего не значитъ, а потому совтую вамъ воздерживаться4. Посл подобнаго заявленія, собственно говоря, диспуту слдовало бы немедленно закончиться. Но г. деканъ счелъ сперва нужнымъ окончательно соблюсти формальность, и, обратившись къ публик, спросилъ: ‘больше никому не угодно возражать?’ — въ полной, конечно, увренности, что отвтомъ на этотъ вопросъ будетъ общее молчаніе. Но вдругъ встаетъ г. Ушинскій и заявляетъ, что онъ также намренъ сдлать возраженіе. Неблагоразуміе такого заявленія г. Ушинскій хотя и созналъ, но слишкомъ поздно — уже посл диспута. Тогда же онъ. по собственнымъ его словамъ, не сообразилъ, ‘какого рода этотъ философскій диспутъ, насколько деканъ позволитъ сдлать замчанія защищаемому имъ докторанту, насколько серьезно смотритъ самъ докторантъ на диспутъ, насколько онъ уважаетъ всхъ, длающихъ ему честь своими возраженіями, насколько вообще умстны здсь серьезныя философскія разсужденія’, онъ не созналъ всего этого, а потому и былъ наказанъ за свою несообразительность и поселившійся въ немъ предразсудокъ относительно диспутовъ вообще. Едва г. Ушинскій пробрался впередъ съ задней скамейки, на которой сидлъ, какъ деканъ факультета, онъ же и предсдатель собранія, оставивъ свое мсто, подошелъ къ г. Ушинскому и, подставивъ ему подъ носъ часы, объявилъ, что можетъ дать на возраженіе только пять минутъ. Тутъ только г. Ушинскій сообразилъ нсколько, что значитъ факультетское приглашеніе публики на диспутъ, онъ счелъ за лучшее отказаться отъ милостиво отпущенныхъ въ его распоряженіе пяти минутъ и ушелъ, ‘давая себ впередъ слово никогда не довряться ласковымъ приглашеніямъ публики на диспуты въ петербургскій университетъ’.
Но съ уходомъ г. Ушинскаго изъ залы, диспутъ еще не кончился. Публика подняла ужаснйшій шумъ, такъ что звонъ предсдательскаго колокольчика оставался гласомъ вопіющаго въ пустын, очевидно, что публика была заражена тмъ же предразсудкомъ, за который такъ поплатился г. Ушинскій, ибо она въ поступк декана усмотрла нчто выходящее изъ ряду, тогда какъ на самомъ дл это былъ весьма обыкновенный поступокъ, быть можетъ, нсколько своеобразный только по своей форм. Наконецъ, порядокъ кое-какъ возстановили. Тогда предсдатель выразилъ факультету мнніе, что такъ какъ ученое дло не можетъ происходить среди шума, то онъ закроетъ засданіе, если шумъ будетъ продолжаться, и вслдъ затмъ предложилъ на разршеніе факультета вопросъ, слдуетъ ли пріостановить засданіе. Профессоръ Миллеръ, человкъ, также, вроятно, не безъ предразсудковъ относительно взгляда на диспуты, высказалъ, что диспутъ только-что началъ принимать философскій характеръ, и что, поэтому, его слдуетъ продолжать. Взрывъ аплодисментовъ былъ отвтомъ на это заявленіе: публика любитъ неожиданности, а такого отвта со стороны г. Миллера она, конечно, не ожидала. Тогда засданіе было объявлено закрытымъ для возстановленія порядка. Когда многіе изъ публики удалились, засданіе снова, открылось, и такъ какъ на вторичный вопросъ предсдателя, ‘не угодно ли кому возражать’, послдовалъ желаемый отвтъ, то есть общее молчаніе, то г. Владиславлевъ и былъ немедленно объявленъ докторомъ философскихъ наукъ, при бурномъ, впрочемъ, одобреніи со стороны публики.
Вотъ какія печальныя недоразумнія можетъ создавать простой и, повидимому, незначительный предразсудокъ. Что же, послужитъ ли, по крайней мр, диспутъ г. Владиславлева на пользу нашей публики и особенно оппонентовъ-любителей? Не думаемъ. Если осталось безъ всякаго вліянія происшествіе, случившееся года полтора назадъ съ г. Лохвицкимъ, то почему же происшествіе съ г. Ушинскимъ должно принести боле замтные результаты? И о немъ позабудутъ, и снова на диспуты будетъ стекаться публика, снова явятся оппоненты, въ полной увренности, что и ихъ голосъ что нибудь значитъ. За одно только можно поручиться, что ни г. Лохвицкій, ни г. Ушинскій никому больше оппонировать не захотятъ.
У насъ, впрочемъ, и во всемъ такъ. Пока человкъ на собственной спин не испытаетъ качества какого либо учрежденія, какихъ либо порядковъ, то какъ бы недоброкачественны эти порядки ни были, какъ бы много объ нихъ ни говорили другіе, онъ будетъ повторять одно и то же: ‘отлично! превосходно!’ За то чуть эти неудобства коснутся его лично — подниметъ такую руготню, что противно слушать.
Въ заключеніе намъ слдуетъ упомянуть о довольно рдкомъ явленіи въ нашей провинціальной жизни, именно о всеобщемъ волненіи по случаю неисправной доставки газетъ и журналовъ. Съ ныншняго года, какъ извстно и нашимъ читателямъ, введенъ новый порядокъ въ разсылк всхъ періодическихъ изданій. Нкоторые ожидали отъ него много хорошаго — основываясь только на томъ, что онъ новый и слдовательно уже поэтому но можетъ быть хуже стараго, который былъ далеко не удовлетворителенъ, другіе скептически помалчивали или же выражали мнніе, что этотъ новый порядокъ не представляетъ ничего такого, что поставило бы его выше стараго. Для многихъ журналовъ пересылочная цпа увеличена — говорили скептики — но это обстоятельство не можетъ вліять на устраненіе безпорядковъ при пересылк, надбавка пересылочной платы не произведетъ никакого измненія даже въ бюджет почтамта, такъ какъ въ то же время со многихъ изданій почтамтъ будетъ получать меньше: одно уравновсится другимъ. Пріемъ подписки въ почтовыхъ конторахъ также не представляетъ особенныхъ удобствъ ни для почтамта, ни для публики, ни для редакцій: почтамтъ значительно усложняетъ свои операціи, публика не избавляется отъ необходимости платить т почтовыя пошлины, которыя уплачивала пересылая деньги прямо въ редакціи, наконецъ, редакціи не только не получаютъ отъ это то какой либо выгоды, но несутъ положительный убытокъ, уплачивая почтамту за эту странную комиссію 5% съ подписной суммы. Право пересылать журналы и газеты не въ отдльныхъ пакетахъ, а въ общихъ тюкахъ представлялось скептикамъ мрой, не только неимющей никакого вліянія на улучшеніе пересылки, но, напротивъ, прямо способствующей ея ухудшенію. Если, разсуждали скептики. и при прежнемъ способ пересылки, газеты и журналы доходили иногда до подписчиковъ въ самомъ обезображенномъ вид, то что же будетъ теперь, когда нумера изданій станутъ отправляться въ общихъ пакетахъ? Такъ разсуждали скептики — и без словно отрицали полезность новыхъ порядковъ. Оптимисты, напротивъ, высказывали надежду, что съ ныншняго года жалобы со стороны подписчиковъ на неисправность въ почтовой пересылк сдлаются величайшею рдкостью. Опсктиками оказались журналы, ряды оптимистовъ наполнились исключительно газетами. Впрочемъ, надо замтить, что газетный оптимизмъ въ значительной степени поддерживался финансовыми соображеніями, дло въ томъ, что новыя правила установили однообразную для всхъ изданій пересылочную плату въ вид 20% съ подписной цны, а такъ какъ прежде газеты платили за пересылку 3 рубля въ годъ, а журналы 1 р. 50 к., теперь же, первымъ приходилось платить, вообще говоря, 2 р. 40 к., а вторымъ отъ 2 р. 60 к. до 3 р., то понятно, что журналы по необходимости должны были увеличить свою подписную плату, тогда какъ газеты могли оставить ее въ прежнемъ вид, при чемъ имъ оставалось отъ каждаго подписчика по 60 к., что при нсколькихъ тысячахъ подписчиковъ составляло сумму не малую. Понятно, что такое неожиданное приращеніе редакціонныхъ ресурсовъ не могло не скрыть отъ глазъ редакцій тхъ неудобствъ новой пересылки, которыя провидли редакціи журналовъ, неослпленныя никакими денежными выгодами.
Скептики, однакожь, оказались проницательне и сообразительне оптимистовъ, какъ это, впрочемъ, бываетъ почти всегда и везд. Воспользовавшись тмъ, что почтамтъ предоставилъ право выбора между старыми и новыми порядками, они подчинились только тому, что для нихъ было обязательно, то есть увеличенной противъ прежняго плат, во всемъ же остальномъ предпочли сдлаться консерваторами, въ чемъ теперь нисколько и не раскаиваются. Хотя, какъ было уже заявлено въ нашемъ журнал, редакціямъ журналовъ пришлось принять участіе въ трудахъ почтамтскихъ чиновниковъ, что потребовало не мало времени и хлопотъ, хотя отъ этого произошли задержки въ отправк иногороднимъ подписчикамъ первыхъ книжекъ, но за то этимъ редакціямъ не пришлось быть участниками во всеобщемъ стремленіи газетъ снова возвратиться къ старымъ порядкамъ. Это стремленіе явилось у нихъ вслдствіе того, что въ редакціи цлыми десятками стали поступать жалобы на разныя почтовыя неисправности. Эти жалобы такъ многочисленны, что ихъ можно отыскать въ любомъ нумеръ газеты, и такъ разнообразны, что ихъ невозможно подвести ни подъ какія опредленныя категоріи. Видно только одно — что провинціи буквально взволновались и что это волненіе не минуло ни одного уголка, до котораго только доходитъ печатное слово. Изъ этихъ жалобъ можно только вполн безошибочно заключить, что ни одно изъ опасеній, выражавшихся скептиками, не оказалось безосновательнымъ. Факты подтвердили, что:
Мстныя почтовыя конторы, не привыкшія къ совершенно новымъ для нихъ операціямъ, стали или задерживать подписныя деньги, или высылать ихъ не въ томъ количеств, въ какомъ слдовало. Отсюда проистекали безчисленныя жалобы, излишняя переписка и въ конц концовъ — или совершенное неполученіе, или полученіе крайне неисправное подписчиками газетъ, газеты, сдаваемыя въ почтамтъ не въ пакетахъ съ печатныя и адресами, какъ это длалось прежде, стали перепутываться одн съ другими. Бывали случаи, что подписчикъ, выписавшій себ, напримръ, ‘С.-Петербургскія Вдомости’, получалъ нсколько дней эту газету, потомъ, вмсто нея, два-три нумера ‘Сына Отечества’, потомъ опять ‘С.-Петербургскія Вдомости’, потомъ слдовалъ продолжительный антрактъ, пока его не прерывалъ снова ‘Сынъ Отечества’, газеты стали часто приходить къ подписчикамъ измятыя, испачканныя, изорванныя. Это происходило, во-первыхъ, отъ того, что только-что отпечатанные, свжіе листы, попадая въ общіе пакеты, не могли не пачкаться отъ простого тренія, да, кром того, оказывалось, что въ мстныхъ почтамтахъ находились охотники пользоваться даровымъ чтеніемъ, такъ что газета доходила до своего хозяина уже изъ вторыхъ, а можетъ быть и изъ третьихъ рукъ.
Мы привели здсь наиболе замтные виды тхъ неисправностей, о которыхъ заявлялось въ газетахъ, перечислить ихъ вс нтъ, повторяемъ, никакой возможности. Мы знаемъ только, что эти неисправности до того озлобили подписчиковъ, что нкоторые грозили даже прибгнуть къ суду.
Почтовый департаментъ не остался глухъ къ этимъ многочисленнымъ жалобамъ. Сперва онъ обратилъ вниманіе на т случаи неисправностей, гд виновниками оказывались сами редакціи, по потомъ откровенно заявилъ, что и онъ тутъ виноватъ во многомъ. Такъ, напримръ, онъ получилъ несомннныя свденія, что съ 11 декабря минувшаго года во 5 января настоящаго, почтовыми мстами не были сданы 790 подписчиковъ въ надлежащія редакціи. Цифра, какъ видитъ читатель, весьма значительная, особенно если принять во вниманіе сравнительную малочисленность существующихъ у насъ періодическихъ изданій.
Въ этомъ объясненіи почтовый департаментъ заявилъ, между прочимъ, довольно интересный фактъ — что въ ныншнемъ году общая цифра подписчиковъ на вс вообще періодическія изданія возросла противъ прошлаго года на 20%- Причину такого значительнаго увеличенія числа подписчиковъ объяснить пока довольно трудно. Если принять во вниманіе, что исправная пересылка изданій иметъ огромное вліяніе на расширеніе круга читателей, то очень можетъ быть, что такое увеличеніе произошло вслдствіе обнародованія новыхъ почтовыхъ правилъ, подававшихъ подписчикамъ надежду на боле исправную пересылку. Въ такомъ случа придется пожалть, что подписчики ошиблись и должны разочароваться въ своихъ надеждахъ. Если же это увеличеніе явилось вслдствіе нкотораго оживленія въ періодической печати за послднее время, то тмъ боле придется пожалть, что почтовые безпорядки оказываютъ значительное противодйствіе литературному оживленію. Во всякомъ случа, устраненіе подобныхъ безпорядковъ оказывается крайне необходимымъ. Можетъ быть оно благополучно совершится при содйствіи какъ со стороны почтоваго департамента, такъ и самихъ редакцій, особенно тхъ изъ нихъ, которыя пожелали возвратиться къ старому порядку, то есть пересылк своихъ изданій въ заклеенныхъ пакетахъ и съ печатными адресами. Положимъ, он уже не воротятъ 5%, уплаченныхъ ими почтамту за комиссію, но по крайней мр избавятъ себя отъ тхъ многочисленныхъ жалобъ, которыя до сихъ поръ продолжаютъ сыпаться въ ихъ конторы.
По странному стеченію обстоятельствъ, новые почтовые порядки успли оказать дв, хотя и совершенно разнородныхъ, услуги только одной ‘Всти’. Первая услуга состояла въ слдующемъ: сторонники ‘Всти’, живущіе въ провинціи, воспользовавшись тмъ, что подписка на газеты стала приниматься въ почтовыхъ мстахъ, начали распускать слухи, что ‘Московскія Вдомости’ (единственный конкурентъ ‘Всти’) переходятъ подъ новую редакцію, и что мсто ихъ въ литератур займетъ газета ‘Всть’, Этимъ путемъ, будто бы, ‘Всть’ пріобрла себ нсколько новыхъ подписчиковъ. Насколько это извстіе, заявленное ‘Московскими Вдомостями’, справедливо — мы не знаемъ, но что оно правдоподобно и возможно — въ этомъ нельзя сомнваться. Прежде подписчикъ являлся на почту уже съ готовымъ письмомъ въ редакцію газеты, которую онъ хотлъ выписывать, такъ что ему было неудобно, прійдя уже на почту, и тамъ подчинившись какимъ либо убжденіямъ, мнять одну газету на другую: нужно переписывать письмо, мнять конвертъ и т. д. Теперь подобнаго неудобства не существуетъ, если бы подписчикъ явился на почту уже съ заране составленнымъ намреніемъ вштпеывять такую-то, а не другую газету, то ему ничего не стоитъ здсь же измнить свое намреніе: не надо ни мнять конверта, ни переписывать письма, такъ какъ ни письмо, ни конвертъ при новыхъ порядкахъ не требуются.
Другая услуга нсколько иного характера. Газета ‘Всть’ позволила себ разныя нареканія на опочецкаго предводителя дворянства. Вслдствіе этого, 86 опочецкихъ дворянъ послали къ предводителю сочувственное письмо, которое, вмст съ тмъ, напечатали и въ ‘С.-Петербургскихъ Вдомостяхъ’. Но оказывается, что ни одинъ изъ подписчиковъ этой газеты, живущихъ въ Опочк, не получилъ того нумера, гд напечатано это письмо.
Прочитали? Поделиться с друзьями:
