Внутреннее обозрение, Гайдебуров Павел Александрович, Год: 1869

Время на прочтение: 27 минут(ы)

ВНУТРЕННЕЕ ОБОЗРНІЕ.

Страдаетъ-ли наше общество либерализмомъ?— Его патріотическая жалка.— Патріотизмъ передъ лицомъ мироваго судьи.— Значеніе въ русской журналистик консервативной партіи.— Патріоты, консерваторы и ‘благонамренные’.— Реформа въ сред духовенства и оказанный ей пріемъ.— Либерализмъ мировыхъ судей.— Либерализмъ присяжныхъ засдателей въ провинціи.— Г. Гончаровъ, какъ полный выразитель ‘благонамренности’.— Нчто о правительственной и частной дятельности.— Результаты уничтоженія календарной монополіи.— Частная дятельность въ постройк желзныхъ дорогъ.— Главное Общество, какъ бюрократическое учрежденіе.— Частная администрація старорусскихъ минеральныхъ водъ.— Бюрократическая логика адвоката.

Изъ характера дятельности нкоторыхъ органовъ русской журналистики въ теченіи 1865—1866 годовъ, и особенно ‘Московскихъ Вдомостей’, человкъ, незнакомый съ Россіей, могъ вывести весьма ошибочное понятіе о русскомъ обществ. Ему могло показаться, что въ этомъ обществ существуетъ большое количество элементовъ чрезвычайно возбужденныхъ и неудержимо стремящихся впередъ, такъ что для удержанія ихъ въ спокойномъ состояніи нужна большая физическая сила и значительное нравственное вліяніе со стороны благонамренныхъ органовъ печати, что эти прогрессивные элементы имютъ въ русскомъ обществ преобладающее значеніе и, что, слдовательно, борьба съ ними есть дло серьезное. По крайней мр, большинство такъ называемыхъ передовыхъ статей не только въ московской, но и во многихъ петербургскихъ газетахъ составлялись въ такомъ тон, что иного заключенія вывести изъ нихъ было невозможно. Проникнутыя отъ первой до послдней строки глубокою ненавистью къ тому, противъ чего они возставали, написанныя рзкимъ тономъ и отличавшіяся крайне исключительнымъ направленіемъ, эти статьи всякому давали право предполагать, что ‘врагъ’ близокъ и силенъ, что съ нимъ нужно серьезно считаться, что опасность у всхъ на носу.
Существовало-ли въ дйствительности нчто подобное? Мы думаемъ, что въ настоящее время сами открыватели всякихъ измнъ, подвизавшіеся въ журналистик 1863—1866 годовъ, если не открыто, то по крайней мр передъ своею совстью, не могутъ не отвтить на этотъ вопросъ отрицательно. Московскіе патріоты и петербургскіе хожалые въ литератур, преслдуя всякую живую мысль, всякое честное, независимое убжденіе, брали въ то время матеріалы для своихъ нападеній изъ нсколькихъ дйствительно крупныхъ событій того времени, обращавшихъ на себя всеобщее вниманіе. Но какъ ни крупны были эти факты сами по себ, тмъ не мене связывать ихъ съ преобладающимъ настроеніемъ русскаго общества было величайшей натяжкой и могло происходить только вслдствіе крайней близорукости публицистовъ. Конечно почерпая для себя матеріалы изъ этихъ фактовъ, публицисты не ограничивались, однакожъ, борьбою именно съ ними, нтъ, они обобщали ихъ и потворствуя инстинктамъ толпы, чернили я смшивали съ грязью все, что стремилось стать выше обыкновеннаго уровня, выше установившихся понятій. Прикрываясь патріотизмомъ и благонамренностью, они на самомъ дл покровительствовали невжеству и старались убить все, что только зарождалось въ русскомъ обществ порядочнаго и честнаго. Порицая крайности въ другихъ, они сами доходили до еще большихъ крайностей, только ихъ крайности были гораздо вредне, потому что совпадали съ инстинктами общества, которые нужно было, не поддерживать, а искоренять, такъ какъ они совершенно не соотвтствовали тмъ преобразованіямъ, которыя были уже частію произведены, а частію ожидались въ недалекомъ будущемъ. Примромъ такихъ нелпыхъ и вредныхъ крайностей можетъ, напримръ, служить придуманное московской печатью измреніе человческой благонадежности посредствомъ патріотизма. Какія только гадости ни прикрывались патріотизмомъ! Въ голов многихъ читателей сложилось серьезное убжденіе, что единственное достоинство человка заключается въ патріотизм: можешь быть отчаяннымъ взяточникомъ, не имть въ голов ни одной здравой мысли, можешь быть бездарнымъ профессоромъ или учителемъ, плохимъ чиновникомъ, но если ты только патріотъ, то есть, ненавидишь поляковъ и нмцевъ, то ты достойный гражданинъ своего отечества и заслуживаешь всякаго уваженія. Въ доказательство существованія у насъ множества личностей, считающихъ себя вправ прибгать къ патріотизму для прикрытія темныхъ своихъ длишекъ, можно привести слдующій фактъ изъ практики казанскаго мироваго суда. Года два назадъ, въ казанскій военный госпиталь ставилъ говядину одинъ купецъ. Извстно, что доставляемая говядина должна приниматься въ госпитал дежурнымъ докторомъ, офицеромъ и смотрителемъ, которые обязаны отсылать говядину обратно, если она окажется негодною. Подобный случай произошелъ однажды въ то время, когда дежурнымъ докторомъ былъ молодой человкъ съ польской фамиліей: докторъ не принялъ тухлой говядины и отправилъ ее обратно. Черезъ часъ въ госпиталь является самъ купецъ и обращается къ доктору съ дерзкими упреками, говоря, что тотъ ‘вводитъ польскую пропаганду и хочетъ дйствовать по катихизису (польскому, разумется)’. Докторъ подалъ жалобу въ уздный судъ, гд она валялась очень долго и наконецъ перешла къ одному изъ мировыхъ судей. Судья, по обыкновенію, прежде чмъ постановить приговоръ, предложилъ сторонамъ помириться и спросилъ доктора, не удовольствуется ли онъ извиненіемъ. Но купецъ поспшилъ замтить, что онъ ‘никогда не унизитъ себя настолько, чтобы просить извиненія у поляка’. Изъ этого дла, такимъ образомъ, видно совершенно ясно, что патріотъ-купецъ, поставлявшій иногда для больныхъ тухлую говядину, непринятую однажды докторомъ съ польской фамиліей, считалъ подобные поступки далеко не столь для себя унизительными, какъ обращеніе къ доктору-поляку съ извиненіемъ, и былъ, конечно, убжденъ, что даже судъ не обвинитъ его за такую патріотическую выходку, иначе онъ не позволилъ бы ее себ по крайней мр въ присутствіи мироваго судьи. Правда, подобнаго рода факты встрчаются теперь гораздо рже, но судя по нимъ, можно составить себ нкоторое понятіе о томъ, какъ проявился этотъ ‘ патріотизмъ’ въ то время, когда только что былъ пущенъ въ іодъ московское печатью и когда польское возстаніе, породившее его, не было еще подавлено! Впрочемъ, и теперь подобные факты не особенная рдкость. ‘Всть’ до сихъ поръ печатаетъ у себя корреспонденція, подъ которыми часто для большей убдительности стоитъ подпись ‘Русскій’, хотя нкоторыя изъ этихъ корреспонденцій присылаются изъ такихъ мстъ, гд, вроятно, нтъ ни одного нерусскаго, а недавно, именно въ 183 No, она напечатала корреспонденцію, подъ которою стоитъ даже подпись ‘Два русскихъ’ Что это, какъ не остатки того недавняго времени, когда быть ‘русскимъ’, то есть, патріотомъ, значило быть вполн прекраснымъ человковъ)
Можно ли теперь безъ досадной улыбки вспоминать о тхъ усиліяхъ періодической печати, которыя употребила она на то, чтобъ возбудить въ Россіи чувство патріотизма) Какъ будто въ самомъ дл русское общество, ни какая нибудь часть его, страдала порокомъ сепаратизма, и какъ будто были когда нибудь въ его жизни такія обстоятельства, которыя давай бы журналистик право съ чистой совстью развивать его патріотическую жилку въ ущербъ другимъ сторонамъ развитія) Какъ будто дурныя условія русскаго существованія зависли не отъ иныхъ какихъ нибудь причинъ, а именно отъ недостатка въ немъ патріотизма) Какъ будто такъ называемыя ‘народныя язвы’ не излечивались долго оттого, что русское общество недостаточно ненавидло нмцевъ и поляковъ, и какъ будто, наконецъ, можно было серьезно разсчитывать на то, что оно выиграетъ что-нибудь, сознавши свою политическую силу и свое національное достоинство) Подобныя разсужденія могутъ быть вполн справедливы относительно такихъ народностей, которыя находятся подъ гнетомъ чуждаго и антипатичнаго имъ племени и для которыхъ патріотизмъ является первыхъ и необходимымъ шагомъ на пути въ развитію. Но можно ли утверждать нчто подобное, говоря о Россіи? Нашъ патріотизмъ если и принимаетъ какое нибудь участіе въ дл общественнаго развитія Россіи, то разв только дурное, задерживающее, которое необходимо истреблять, а не развивать, ни страдали всегда скоре избыткомъ, чмъ недостаткомъ патріотизма.
Еслибы подробно анализировать вс другія мрки, изобртенныя журналистикой упомянутаго періода, для оцнки нравственныхъ достоинствъ человка и степени его благонадежности, то мы увидли бы, что вс он служили интересамъ невжества и рутины, въ которыхъ у насъ никогда не было недостатка и безъ содйствія печати. Говорятъ, что ‘Московскія Вдомости’ имли большой успхъ и что въ этомъ оправданіе ихъ дятельности. Но однимъ успхомъ врядъ-ли можно измрять чистоту и полезность дйствій кого бы то ни было. Всякій, потворствующій дурнымъ инстинктамъ и животнымъ страстямъ толпы, можетъ наврное разсчитывать на громадный успхъ,— но что же изъ этого? Для такого нетруднаго дла вовсе не нужно быть образованнымъ человкомъ, не нужно ни гражданскаго мужества, ни преданности общественному длу, для этого достаточно простой сметки и нкоторой изворотливости ума. Но разв цль и развивающее значеніе литературы заключаются въ томъ, чтобъ имть успхъ? Разв числомъ подписчиковъ можетъ измряться благотворное вліяніе органа печати въ современномъ ему обществ? Россія не Англія, гд газета есть въ. большей или меньшей степени выразитель стремленій и убжденій извстнаго слоя людей. Кому неизвстно, что въ Россіи не общество вліяетъ на печать, а печать на общество и что значеніе русской литературы есть исключительно воспитательное? А при такомъ значеніи печати, какая можетъ произойти польза отъ того, если газета или журналъ будутъ заботиться единственно о томъ, чтобы попадать въ тонъ и угадывать вкусы своихъ читателей.
Есть еще въ нашей печати партія, открыто называющая себя консервативною и ставящая это себ въ заслугу. Эта партія, въ послднее время, впрочемъ, значительно поблднвшая и обезсилнная, ведетъ свое начало со времени крестьянской реформы и долгое время находилась въ великой дружб съ ‘Московскими Вдомостями.’ Искуственность этой партіи и вредъ ея для общественнаго развитія Россіи самъ собою бросаются въ глаза. Консервативный органъ печати можетъ имть какой нибудь смыслъ въ томъ обществ, гд существуетъ достаточное число элементовъ, неудержимо рвущихся впередъ и притомъ имющихъ значительное вліяніе. Но, говоря по чистой совсти, есть ли у насъ нчто, подобное? въ самомъ дл, на какіе факты опиралась газета ‘Всть’ для оправданія своей консервативной дятельности? Сперва она. подобно ‘Московскимъ Вдомостямъ, боролась съ призраками, возводя два-три литературныхъ факта въ общее явленіе, потопъ вс свои силы обратила на крестьянское и земское положеніе, выдвигая на первый планъ крупныхъ собственниковъ, наконецъ, стала пользоваться ошибками мировыхъ судей и гуманными приговорами присяжныхъ засдателей, приписывая то и другое вліянію либеральныхъ элементовъ въ обществ. Самымъ настойчивымъ дломъ ‘Всти* все-таки всегда были старанія подкопаться подъ крестьянскую реформу и доказать необходимость помщичьей опеки надъ народомъ, хотя бы и не въ форм крпостнаго права. Но въ сущности, что же это было, какъ не подкапываніе подъ самую реформу, послужившую началомъ послдующихъ преобразованій, реформу, которая, какъ признаютъ вс безпристрастные люди, ни на минуту не упускала изъ виду интересовъ помщиковъ и на которую, слдовательно, они ршительно не вправ жаловаться? Если многіе помщики испытывали нкоторыя неудобства посл 1861 года, то это — естественное слдствіе всякой реформы, ставящей равноправныя отношенія на мсто отношеній господина къ рабу. И если т, въ сущности, незначительныя неудобства, которыя испытывали помщики, возводить въ принципъ, кладя его въ основаніе цлой газеты, то это значитъ не одобрять всей реформы, значитъ во что бы то ни стало тянуть къ прошлому и не желать для общества ничего лучшаго. ‘Всть’, говорятъ, тоже имла нкогда значительное число подписчиковъ, но это точно также не можетъ служить въ похвалу и оправданіе и ея дятельности. Чтобы поддерживать недовольство въ людяхъ, которые, подъ вліяніемъ реформы, испытали, какъ мы замтили, нкоторыя неудобства — на это не нужно ни особеннаго ума, ни особенной сообразительности, для этого нужно только быть врагомъ общественнаго развитія и не понимать самыхъ элементарныхъ требованій современной жизни. Такая газета, какова ‘Всть,’ могла бы еще имть дйствительно серьезное значеніе въ томъ случа, еслибъ законъ черезъ-чуръ нарушилъ интересы помщиковъ, лишивъ ихъ, напримръ, всякой собственности, или еслибъ общественные дятели, въ род мировыхъ посредниковъ, обнаруживали сильное пристрастіе въ пользу крестьянъ, вопреки требованіямъ закона, и еслибъ къ тому же на это можно было указывать какъ на общее, а не случайное явленіе. Но у насъ ничего подобнаго не бывало. Съ одной стороны, положеніе о крестьянахъ, какъ мы замтили, вовсе нельзя упрекнуть въ невнимательности къ помщичьимъ интересамъ, съ другой — если между мировыми посредниками и попадались лица, склонявшія свое сочуствіе боле на сторону крестьянъ, то это были случаи въ высочайшей степени исключительные. Слдовательно, ‘Всть’ не можетъ похвалиться даже тмъ, что она отстаивала чьи нибудь интересы, нарушенные или нарушаемые не въ мру, интересы помщиковъ пострадали не больше, какъ на тотъ minimum, который былъ необходимъ, чтобъ реформа могла осуществиться. Слдовательно, протестовать противъ такого нарушенія, значитъ протестовать противъ самой реформы, то есть, заявлять себя сторонникомъ рутины и защищать вредное для цлой страны statu quo, осужденное цлой европейской исторіей.
Наконецъ, возбужденія патріотическаго чувства въ крайней степени, чрезмрная и односторонняя защита помщичьихъ интересовъ, возстановленіе общества противъ всего, что стремится стать выше обыкновеннаго уровня, словомъ — консервативное, узко-національное и анти-прогресеивное направленіе значительной части печати не было бы особенно вредно для общества въ томъ случа, еслибъ это общество самостоятельно обнаруживало замтную наклонность къ либерализму, еслибъ оно, напримръ, проявляло стремленіе пользоваться данными ему реформами не въ тхъ, а въ большихъ размрахъ, чмъ опредленные правительствомъ, или еслибъ правительство покончило реформаторскую дятельность и пожелало привести слишкомъ возбужденное общество въ нормальное состояніе. Но ни того, ни другого ни не замчаемъ. Съ одной стороны, правительство вовсе не думаетъ останавливаться на обнародованныхъ реформахъ и съ каждымъ годомъ предпринимаетъ новыя, съ другой — всякому извстно, что общество не только не обнаруживаетъ желанія пользоваться реформами въ большихъ размрахъ, чмъ указываетъ законъ, но не уметъ ими пользоваться. даже въ томъ объем, какого желаетъ само правительство и какой необходимъ, чтобы реформа проявила свое полезное вліяніе. А это не только уменьшаетъ значеніе самыхъ реформъ, но еще иногда отражается положительно вредно на весьма важныхъ интересахъ общества.
Мы приведемъ нсколько примровъ, частію уже знакомыхъ нашимъ читателямъ, частію, совершенно новыхъ для нихъ, въ доказательство того, какъ принимаются въ обществ нкоторыя очень важныя и несомннно прогрессивныя реформы, и какъ искажаются нкоторыя изъ нихъ подъ вліяніемъ той рутины, надъ охраненіемъ которой отъ всякаго прикосновенія свжей мысли такъ усердно трудились нкоторые органы печати, полагая, что длаютъ хорошее дло.
26 мая настоящаго года издано Высочайшее повелніе, которымъ упраздняется духовное званіе, какъ наслдственное состояніе. Этотъ законъ, въ связи съ нкоторыми предшествующими ему постановленіями, производитъ коренную реформу въ быт нашего духовенства. ‘Отнын, замчаютъ по этому поводу ‘Московскія Вдомости’, никто по рожденію не будетъ принадлежать къ духовному званію, которое становится принадлежностью лицъ, дйствительно состоящихъ на служб церкви, отнын уже не будетъ семей, приписанныхъ въ церкви, дабы обезпечивать ее священнослужителями, подобно тому, какъ приписывались деревни въ фабрикамъ, для обезпеченія ихъ рабочимъ людомъ.’ Такимъ образомъ, духовное сословіе перестаетъ быть замкнутой кастой и длается просто званіемъ, доступнымъ каждому желающему. Придавая огромное значеніе этой важной реформ, ‘Московскія Вдомости* сознаются, что она въ тоже время ‘задумана въ дух полнаго уваженія къ существующему, имя въ виду лучшее будущее, она осторожно и заботливо относится къ настоящему, не попирая никакого уважительнаго интереса, только неразуміе и зложелательство могутъ протестовать противъ этой мры, только апатія рутины можетъ стовать на нее’.
Такимъ образомъ, ‘Московскія Вдомости’ признаютъ полезность этой реформы до такой степени очевидной, что для сочувствія ой даже не нужно имть особенно-либеральныхъ наклонностей, а достаточно быть человкомъ только не слишкомъ неразумнымъ и зложелательнымъ или не апатично-рутиннымъ. Такъ дйствительно и представляется это дло при первомъ на него взгляд. Повидимому, наше общество стоитъ въ такихъ странныхъ, неестественныхъ отношеніяхъ къ своему духовенству, такъ передъ нимъ двоедушничаетъ, наружно оказывая ему всякое уваженіе, а за глаза надляя его разными нелестными прозвищами и разнообразными анекдотами, что оно должно радоваться тому яркому лучу свта, который проникнетъ, наконецъ, въ эту темную среду. Но на дл оказывается вовсе не то. Прошло не боле полуторыхъ мсяцевъ, какъ обнародована эта реформа — и уже съ разныхъ сторонъ являются извстія, что она встрчается не слишкомъ дружелюбно, и не только со стороны самого духовенства, но даже со стороны значительной части общества. Вотъ что сообщаетъ по этому поводу тульскій корреспондентъ ‘Русскихъ Вдомостей’. ‘Въ настоящее время, говорить онъ, въ Тул, да вроятно и не въ ней одной, самымъ разнообразнымъ толкамъ подвергается вопросъ о предстоящихъ реформахъ въ духовенств. Вопросъ этотъ служитъ теперь самой обильной темой разговора между тульскими гражданами, и нельзя сказать, чтобы производилъ на нихъ особенно благопріятное впечатлніе. Толкуя объ этой реформ и вкривь и вкось, не имя въ запас никакихъ положительныхъ основаній, а руководствуясь единственно только собственной легкомысленностью, они часто приходятъ къ такимъ смлымъ и неожиданнымъ выводамъ, которыхъ нехитрому уму не выдумать и въ вкъ. Конечно, образованное, но слишкомъ незначительное меньшинство вполн понимаетъ, какъ благодтельно отзовется эта реформа на всей нашей жизни, сваливши съ общихъ плечъ значительную массу непроизводительнаго населенія и тмъ самимъ уже непремнно увеличивъ нашъ производительный классъ. Это меньшинство понижаетъ также, что кров этого, такъ сказать, экономическаго послдствіе реформа принесетъ въ будущемъ много нравственныхъ и соціальныхъ благъ. Но большинство, масса — не говоря уже о низшемъ класс духовенства, которое живйшимъ образомъ лично заинтересовано въ этомъ вопрос — видитъ въ этой реформ чуть не посягательство на цлость религіи. Утверждаютъ, напримръ, что будутъ уничтожены нкоторые посты и вообще разсказываютъ иного разныхъ разностей, совершенно незаслуживающихъ упоминовенія. И нельзя сказать, чтобы духовенство, которое можетъ бытъ боле другихъ недовольно настоящею реформою, способствовало распространенію такихъ слуховъ: все больше сами граждане усердствуютъ, хотя впрочемъ, говоря все это, сами же себ не врятъ и умствуютъ единственно только съ цлью показать свою ‘приверженность.’ Что касается купечества, то оно смотритъ на этотъ вопросъ совершенно съ другой стороны: по ихъ мннію, слова ‘и жена да боится, своего мужа’ никакъ не могутъ бытъ прочитаны псаломщикомъ (по новому положенію, псаломщики замнятъ дьяконовъ, которые остаются только тамъ, гд пожелаютъ сами прихожане, обязавшись при этомъ производить имъ и вознагражденіе), самое названіе котораго имъ уже не по сердцу и что у нихъ всегда достанетъ средствъ содержать на этотъ случай при церкви хорошаго дьякона’.
И такъ, кто же таковы, по мннію ‘Московскихъ Вдомостей’, тульскіе граждане — неразумные и зложелательные люди, или апатичные рутинеры? Но если приведенная нами корреспонденція справедлива, въ чемъ нтъ никакого основанія сомнваться, то трудно допустить, чтобы только одни тульскіе граждане именно такъ относились къ духовной реформ: Тула не представляетъ ничего такого, что клало бы на ея общественное мнніе печать исключительности и выдляло ее въ этомъ отношеніи изъ среды остальныхъ городовъ Россіи. Еслибы приведенное корреспондентомъ извстіе шло изъ Москвы, то еще было бы нкоторое основаніе не распространять его на всю Россію, но по Тул мы можемъ судить если не обо всей, то по крайней мр о большей части Россіи, и слдовательно, можемъ быть уврены, что подобное же впечатлніе произведетъ духовная реформа и въ другихъ городахъ — что дйствительно и подтверждается другими извстіями. Кто же таковы русскіе граждане — люди неразумные и зложелательные, или апатичные рутинеры? Наимене оскорбительнымъ и наиболе справедливымъ будетъ — признать послднее предположеніе, но въ такомъ случа, не способствовали ли этой рутин т самые господа публицисты, которые требуютъ теперь отъ общества сознательнаго сочувствія либеральнымъ мрамъ правительства!
Практика провинціальнаго мироваго института точно также съ достаточною ясностью показала, что наша провинція не только не страдаетъ избыткомъ либерализма, который приходилось бы сдерживать, но что въ ней не достаетъ этого либерализма даже настолько, чтобъ удовлетворять требованіямъ судебныхъ уставовъ. Эти уставы, какъ извстно, проникнуты началомъ полнйшаго равенства передъ закономъ. Такое начало, по отношенію къ началамъ нашего недавняго прошлаго, признававшаго рабство, есть начало либеральное, и слдовательно мировые судьи должны быть либеральны по крайней мр настолько, насколько это нужно, чтобъ не испортить судебныхъ уставовъ. Но практика показываетъ, что у провинціальныхъ судей часто не бываетъ и этой необходимой доли либерализма, что можно видть изъ большинства извстій, появляющихся въ газетахъ. Приведемъ для примра одинъ фактъ, сообщенный мценскимъ корреспондентомъ ‘Современныхъ Извстій’. Придя въ камеру одного изъ деревенскихъ мировыхъ судей, корреспондентъ къ удивленію своему увидлъ, что двери изъ передней въ судейскую камеру заперты и охраняются горничной, а въ передней дожидаются нсколько крестьянъ, пришедшихъ судиться. ‘Когда я, говоритъ корреспондентъ, взялся за ручку двери, ведущей въ камеру, горничная, загородивъ мн дорогу, сообщила, что туда нельзя, потому что тамъ идетъ судъ. Несмотря на это предупрежденіе, я, зная, что мировые судьи должны судить гласно, вошелъ въ камеру. Камера представляла собою скоре просто кабинетъ, гд находился судья, рядомъ съ нимъ, на диван, сидлъ истецъ-помщикъ, а у притолка стояли отвтчики-крестьяне — очень давно знакомая обстановка, напоминающая недавнія времена’. И такъ, помщикъ сидлъ, а крестьяне стояли, такое преимущество, оказываемое на суд одной сторон передъ другою, вовсе не соотвтствуетъ ни букв, ни духу судебныхъ уставовъ, а между тмъ наша кратковременная практика мироваго суда очень богата подобнаго рода нарушеніями судебныхъ уставовъ.
Несоотвтствіе значительной части провинціальныхъ мировыхъ судей требованіямъ судебныхъ уставовъ — фактъ общеизвстный, о которомъ и мы говорили уже не разъ. Читатели, вроятно, помнятъ, что средство для поправленія этого дла мы видли въ уничтоженіи ценза, то есть, въ предоставленіи избирателямъ возможности и права длать выборъ изъ большаго числа кандидатовъ, при чемъ во всякомъ случа явится больше шансовъ на выборъ боле способныхъ судей. Но такъ называемая консервативная партія не убждается многочисленными и слишкомъ убдительными фактами, и представляетъ дло въ иномъ вид. На страницахъ ‘Всти’ она, въ видахъ поправленія дла, рекомендуетъ отдлить отъ вдомства мировыхъ судей дла спеціально-юридическія, а оставить за ними дла только ‘по охраненію земскаго мира’, при чемъ сообщить мировымъ судьямъ большую устойчивость, уничтоживъ выборное начало и оставивъ только извстный цензъ. ‘Если, разсуждаютъ эти господа, мировые судьи, посредствомъ безсмннаго назначенія изъ лицъ извстнаго ценза, перестанутъ быть въ зависимости отъ народнаго собранія, ихъ нын избирающаго, то нтъ сомннія, что найдется не мало лицъ, которыя во имя любви въ гражданскому долгу, общественному благу и весьма понятнаго честолюбія, будутъ принимать на себя добровольно безвозмездныя обязанности мировыхъ судей’. ‘При предлагаемой нами систем, увлекается дале ‘Всть’, мировые судьи будутъ весьма многочисленны, на каждомъ шагу будемъ мы ихъ встрчать въ провинціи изъ числа мстныхъ богатыхъ, а въ особенности среднихъ собственниковъ, почетныхъ обывателей и занимавшихъ высшія коронныя и общественныя должности лицъ’. Можно подумать, что у насъ въ самомъ дл неисчерпаемое количество лицъ, которыя стали бы заниматься мировымъ разбирательствомъ ‘во имя любви въ гражданскому долгу и общественному благу’. Какъ будто этихъ людей, еслибъ ихъ у насъ было такое количество, могло бы стснять народное избраніе и какъ будто они не могли бы, еслибъ только захотли служить безвозмездно, не брать назначеннаго имъ жалованья. Изъ приведенныхъ выписокъ видно также, что ‘консерваторы’ какъ будто объясняютъ неудовлетворительный составъ ныншнихъ провинціальныхъ мировыхъ судей тмъ, что многіе изъ нихъ не имютъ спеціально-юридическихъ свденій, тогда какъ многія дла, подлежащія вдомству судей, отличаются именно чисто юридическимъ характеромъ. Никто не станетъ отрицать, что въ судебно-мировой практик дйствительно встрчаются случаи, гд юридическое образованіе оказывается далеко не лишнимъ, но вмст съ тмъ никто не докажетъ, чтобы всякій развитой и честный человкъ, даже изъ неполучившихъ юридическаго образованія, не могъ сдлаться превосходнымъ мировымъ судьей, особенно при тхъ пособіяхъ, которыя теперь существуютъ. И разв различные неблаговидные факты изъ дятельности мировыхъ судей имютъ что-нибудь общаго съ отсутствіемъ въ нихъ юридическаго образованія? Разв по недостатку спеціальныхъ юридическихъ свденій нкоторые мировые судьи ршаютъ дла противъ совсти, оказываютъ намренное пристрастіе однимъ сословіямъ передъ другими, длаютъ свои засданіи закрытыми для публики, самымъ безцеремоннымъ образомъ нарушаютъ интересы тяжущихся и подсудимыхъ и вообще гнутъ на сторону того времени, которое, въ интересахъ правительственныхъ реформъ, слдовало бы считать невозвратно минувшимъ. А наши консерваторы, понимая очень хорошо, что возвратъ въ прошлому невозможенъ, тмъ не мене стараются обратить взоры общественныхъ дятелей именно въ ту сторону,— чмъ, слдовательно, помогаютъ той самой рутинной апатіи, которой у насъ и безъ того слишкомъ много.
Если отъ мировыхъ судей мы перейдемъ въ провинціальнымъ окружнымъ судамъ съ участіемъ присяжныхъ засдателей, то здсь точно также можемъ встртить большое число фактовъ, указывающихъ на то, что нердко присяжные не обладаютъ даже тою долею либеральныхъ воззрній, какая требуется судебными уставами. Читателямъ нашимъ очень хорошо извстенъ нашъ взглядъ на громадныя преимущества новаго, гласнаго суда передъ старымъ, такъ что упрекнуть насъ въ несочувствіи ему невозможно. Но вмст съ тмъ мы не можемъ не замтить, что въ Петербург судъ присяжныхъ гораздо боле соотвтствуетъ намреніямъ законодателя, чмъ въ провинціи. Это происходитъ оттого, что въ Петербург общество, вообще говоря, гораздо развите провинціальнаго и мене руководствуется рутинными, привычными взглядами на значеніе преступленія и роль наказанія. Провинція долго еще будетъ придерживаться того взгляда на подсудимыхъ, который установился при старыхъ судахъ, такъ что хотя провинціальный судъ присяжныхъ, по сравненію со старыми судами, оказывается либеральнымъ, но сравнительно съ судомъ столичнымъ и съ духомъ судебныхъ уставовъ, его, въ значительномъ большинств случаевъ, нельзя не считать отсталымъ. Чтобы нашъ выводъ не показался голословнымъ, и вмст съ тмъ, чтобъ избжать необходимости приводить большое число фактовъ, мы воспользуемся готовыми выводами, сдланными ‘ Судебнымъ Встникомъ’ по поводу нсколькихъ засданій столичнаго суда въ уздахъ петербургской губерніи. Вотъ что, между прочимъ, говоритъ онъ, сравнивая приговоры столичныхъ и уздныхъ присяжныхъ засдателей. ‘Въ вердиктахъ уздныхъ присяжныхъ отражается вліяніе понятій той среды, въ которой они принадлежатъ. Такъ, признаніе подсудимаго заслуживающимъ снисхожденія вообще дается присяжными рдко, скупо — и оно чаще, легче достается подсудимому старику, чмъ молодому. Они смотрятъ на молодого преступника, какъ на такого человка, которому надо дать, старость же не исправишь, стараго человка уважить слдуетъ. Соображенія о соціальномъ значеніи преступленія, о несоразмрности угрожающаго преступнику наказанія и т. п. обыкновенно имютъ значеніе для столичныхъ присяжныхъ засдателей, опредляютъ ихъ вердиктъ, такъ какъ въ числ ихъ рдко не найдется хотя одинъ обрадованный или знающій законы человкъ. Такія соображенія чужды присяжнымъ узднымъ… Представителяхъ обвинительной власти въ уздахъ выпадаетъ на долю очень не трудная задача. Присяжные уже потому относятся въ прокурору съ особымъ довріемъ, что видятъ его за однимъ столомъ съ судьями, въ той же обстановк, въ томъ же мундир. За то защит приходится выполнять трудную задачу въ виду неблагопріятныхъ для нее свойствъ патріархальнаго взгляда присядныхъ‘. Этотъ безусловно врный выводъ мы могли бы подтвердить сопоставленіемъ множества однородныхъ длъ, ршавшихся въ судахъ столичныхъ и провинціальныхъ, еслибъ въ этомъ видли особенную надобность и еслибъ заявленный нами фактъ не былъ ясенъ и безъ того. По надо замтить, что въ этомъ факт мы не видимъ ничего ни необыкновеннаго, ни ненормальнаго, современемъ и въ провинціальныхъ присяжныхъ необходимо долженъ установиться тотъ взглядъ на подсудимаго, который лежитъ въ основаніи судебныхъ уставовъ. Мы только утверждаемъ, что въ настоящее время они далеко еще не усвоили себ такого взгляда и задача журналистики должна заключаться въ томъ, чтобы не только не сдерживать ихъ въ этомъ отношеніи, но напротивъ, всми силами способствовать улучшенію ихъ устарлыхъ, патріархальныхъ взглядовъ, не соотвтствующихъ смыслу судебной реформы.
Вообще, въ какую бы сторону мы ни обратились, какія бы общественныя явленія ни стали разсматривать, везд мы замтили бы, что наше общественное развитіе совершается поразительно медленно, и что мы страдаемъ отъ избытка въ насъ не либеральныхъ стремленій, а именно тхъ вредныхъ качествъ, объ утвержденіи которыхъ съ такимъ усердіемъ заботились и заботятся нкоторые органы печати. Даже и въ лучшихъ случаяхъ, гд послднія реформы наиболе проявляютъ свое полезное вліяніе, мы видимъ, что общественные дятели страдаютъ отсутствіемъ въ нихъ общихъ взглядовъ и пониманія тхъ крайнихъ цлей, къ которымъ должны вести реформы въ ихъ совокупномъ вліяніи. Даже и въ этихъ, лучшихъ случаяхъ, общественный дятель представляется намъ человкомъ, усвоившимъ себ два-три правильныхъ взгляда, значенія которыхъ онъ, однакожъ, не сознаетъ и развивать которые самостоятельно онъ не въ силахъ. И такое прискорбное положеніе дла отражается теперь на той же самой журналистик, которая способствовала его развитію. Возстановляя общество, едва только начинавшее пробуждаться, противъ тхъ, которые содйствовали этому пробужденію, ‘благонамренная’ журналистика развила въ публик охлажденіе и даже презрніе къ печати, которое теперь обратилось противъ нея же самой. Интересы литературы и общества требуютъ того, чтобы связь между этими двумя сторонами укрплялась какъ можно боле, а ‘благонамренные’ постарались разорвать и т немногія нити, которыя съ такимъ трудомъ образовались между русской журналистикой и читателями, и этанъ способомъ дйствій повредили самимъ же себ. въ самомъ дл, какое значеніе имютъ теперь ‘Московскія Вдомости’ или ‘Всть?’ Чмъ наполняютъ они свои страницы? Какія цли преслдуютъ? Если относительно ‘Всти’ можно еще сказать, что она попрежнему силится иногда заявлять свой симпатіи, ни въ комъ почти не возбуждая сочувствія, то относительно ‘Московскихъ Вдомостей’ приходится замтить, что они потеряли всякую точку опоры. Сознавъ, наконецъ, ршительную безплодность отыскивать въ русскомъ обществ анти-національные элементы, они все свое вниканіе обратили на русскія окраины и ведутъ нескончаемую, скучную и ни для кого неинтересную полемику съ балтійскими нмцами. Они убдились, что роль ихъ кончается, что дальше идти въ прежнемъ направленіи невозможно, потому что они дошли уже до глухой стны — и дальше оставалось бы открыто проповдывать негодность всхъ новыхъ преобразованій и необходимость возврата къ прошлому застою. Именно такого рода тенденціи они и обнаруживали втеченіи всей своей дятельности, потому что порицая всякое движеніе впередъ и охуждая огуломъ все, что стремилось стать выше обыкновеннаго уровня, они тмъ самымъ рекомендовали минувшее, какъ идеалъ общественной жизни.
Справедливость этого мы можемъ подтвердить фактомъ, который, повидимому, иметъ мало общаго съ предметомъ, о которомъ у насъ идетъ рчь, именно — послднимъ произведеніемъ г. Гончарова ‘Обрывъ’. Въ настоящую минуту мы не имемъ въ виду длать критическую оцнку этого романа, а скажемъ о немъ лишь настолько, насколько это нужно для нашей цля, и притомъ въ самыхъ общихъ чертахъ.
Начало романа г. Гончарова относится къ тому времени, когда еще въ нашей литератур не раздавалось голосовъ, проповдующихъ гоненіе противъ всего новаго, поэтому, первыя части ‘Обрыва’, особенно самая первая, отличаются чисто художественнымъ характеромъ. Самъ, авторъ сознается въ предисловіи къ своему роману, что его произведеніе носитъ на себ слдъ двухъ направленій въ жизни нашего общества, и что одно изъ главныхъ дйствующихъ лицъ романа, Маркъ Волоховъ, введено въ романъ уже впослдствіи. Мы не знаемъ, какими именно цлями задавался г. Гончаровъ, приступая въ началу своего романа, и что онъ хотлъ изобразить въ лиц Райскаго. Но мы можемъ вполн опредлительно сказать, съ какою цлью сопоставилъ онъ эти два лица другъ съ другомъ. Судя потому, что въ предыдущемъ своемъ роман, ‘Обломовъ’, г. Гончаровъ осудилъ въ лиц Обломова нашу спячку и лнивую неподвижность, а въ лиц Ольги представилъ прогресивные элементы нашего общества, стремящіеся покончить съ стариною и жаждущіе лучшаго будущаго — судя по этому, можно было ожидать, что г. Гончаровъ не особенно сочувственно отнесется въ Райскому. Но когда въ литератур началась реакція, когда стали сочиняться всевозможныя безобразія, приписываемыя молодому поколнію и вообще всему, что, можетъ быть, слишкомъ горячо сочувствовало ожидаемымъ реформамъ, словомъ, когда въ голов г. Гончарова началъ слагаться образъ Марка Волохова — тутъ Райскій сталъ пріобртать въ роман совсмъ иное значеніе, съ этого монента и задача всего романа опредлилась совершенно ясно, Какого же рода эта задача) Остался ли г. Гончаровъ изъ новомъ своемъ произведеніи вренъ тому направленію, которое, повидимому, обнаружилъ онъ въ ‘Обломов’, въ лиц Ольги. Отрицая дурныя стороны нашей жизни, проникся ли онъ сознаніемъ необходимости обновленія и вообще лучшаго будущаго) Увы, нтъ! Если въ ‘Обломов’ и можно было указать нчто подобное, то ‘Обрывъ’ иметъ совершенно иную цнъ: если ‘Обломовъ’ указывалъ какъ будто на необходимомъ чего-то лучшаго, то ‘Обрывъ’ рекомендуетъ сохраненіе statu quo, какъ идеалъ, какъ длъ общественной жизни. Въ самомъ дл, передъ нами являются два главныхъ лица, представители двухъ различныхъ направленій въ нашей жизни. Характеръ Райскаго близко знакомъ автору и потому вышелъ у него довольно удаченъ, характеръ Марка Волохова сочиненъ и вышелъ самой неискусной каррикатурой. Эти лазанья черезъ заборы, воровство чужихъ яблокъ, выманиваніе посредствомъ подлога денегъ, полученіе ихъ взаймы и самый нахальный отказъ возвратить ихъ — вс эти качества, связанныя съ различными соціальными теоріями, есть такая дичь, которой трудно теперь обмануть даже тхъ, которые врили подобнымъ глупостямъ нсколько лтъ назадъ. Что всякими мазуриками земля наша изобилуетъ, въ этомъ никто не сомнвается, но чтобы эти мазурики образовывались въ силу какихъ нибудь ученій — этому поврять весьма немногіе. И однакожъ г. Гончаровъ, надливъ Марка Волохова всми подобными добродтелями, вложилъ въ его уста такія рчи, которыя могъ говорить только умный человкъ, и сдлалъ его представителенъ такъ называемыхъ современныхъ идей. Желая при этомъ показать полное свое безпристрастіе, г. Гончаровъ, съ одной стороны, не отказалъ Волохову въ ум и нкоторыхъ незначительныхъ добродтеляхъ, съ другой — но скрылъ отъ читателя значительныхъ недостатковъ Райскаго. Такимъ образомъ г. Гончаровъ какъ бы говорить своимъ романомъ слдующее: смотрите добрые люди, вотъ передъ вами два человка, представители двухъ различныхъ направленій, я не скрылъ отъ васъ ни достоинствъ, ни недостатковъ того и другого, я каждому отдалъ должное: одинъ, ничего недлающій, везд отыскивающій только страстныхъ женщинъ, живущій на даровыя деньги, но добрый, честный, сочувствующій всему прекрасному, любящій искуство и поэзію, другой — исповдующій современныя идеи, крпкій характеренъ, развитой, толкующій объ общественномъ благ, но грубіянъ, воръ, который по задумается даже убить человка, если это ему нужно, непризнающій вчной любви между мужчиной и женщиной, который ходитъ въ гости не дверью, и окнами, не уважаетъ чужого спокойствіи, и такъ дале. Очевидно, что при такомъ сопоставленіи, еслибъ даже г. Гончаровъ и не обнаружилъ своихъ симпатій въ Райскому, то напуганный читатель самъ собою, безъ всякихъ колебаній, предпочелъ бы его чудовищу Волохову. Но въ конц романа г. Гончаровъ еще усиливаетъ впечатлніе, открыто становясь на сторону Райскаго и его бабушки. Мораль романа та, что старыя основы жизни и врованій, несмотря на нкоторыя ихъ недостатки, все-таки лучше новыхъ. Эта мораль съ особенной яркостью вытекаетъ изъ характера Вры, которая сперва отдляется отъ среды, вскормившей ее, отдается въ лиц Марка Волохова новой жизни, обманывается въ своихъ надеждахъ — и снова видается въ объятія бабушки, открыто признавая, что истина на сторон стараго, а не новаго.
Романъ г. Гончарова только послдовательне и откровенне выразилъ то, къ чему стремилась въ литератур вся партія, присвоившая себя титулъ ‘благонамренной’. Придравшись къ двумъ-тремъ дйствительно важнымъ фактамъ, она построила на нихъ суровый обвинительный актъ противъ цлаго направленія, которое, однакожъ, имло съ этими фактами весьма мало общаго, но взамнъ его, что же она рекомендовала, какъ не то самое, что рекомендуется авторомъ ‘Обрыва’, то есть, безропотный поворотъ къ прошлому, въ старой рутин, отъ которой стараются отвлечь насъ вс новйшія реформы. Нужно отдать ей справедливость, она имла полный успхъ. Да и можно ли было сомнваться въ успх среди общества, которому, едва только нарушили его спокойствіе, снова рекомендуютъ возвратиться въ старымъ, излюбленнымъ имъ формамъ жизни, увряя, что эти формы, при всхъ своихъ недостаткахъ, все-таки чище и благотворне новыхъ. Но факты, о которыхъ мы говорили выше, показываютъ съ достаточною ясностью, насколько подобная пропаганда принесла обществу пользы и насколько она соотвтствовала духу большей части современныхъ реформъ. Если такая несомннно важная реформа, какова судебная, не встрчаетъ для себя въ обществ достаточно подготовленной почвы и не находитъ людей, которые были бы въ состояніи удовлетворить ея требованіямъ, если не мене важная реформа, касающаяся духовнаго сословія, возбуждаетъ противъ себя даже неудовольствіе, то эти явленія мы можемъ признавать весьма крупными фактами, достаточно опредляющими вліяніе той ‘благонамренной* литературы, о которой мы говорили выше.

—-

Совершеннолтіе общества опредляется прежде всего активными его силами и способностію понимать и управлять своими собственными длами. По мр развитія этой способности правительственная опека можетъ освобождать отъ тхъ отраслей дятельности, которыя требуютъ прямого общественнаго участія и для которыхъ бюрократическій механизмъ служитъ не маловажной помхой. Это такая истина, противъ которой можетъ вооружаться только крайнее тупоуміе. Правительство давно сознавало необходимость возбудить въ нашемъ одеревенвшемъ обществ самостоятельную дятельность и указать ему на ту роль, которая свойственна всякому, живому соціальному организму. Съ этою цлію оно издало Земскія учрежденія. Какъ ни скромна ихъ программа, но все же общественная инисіатива могла проявиться не безполезнымъ общественнымъ фактомъ. Такъ и думали почти вс. Но на практик оказалось совсмъ не то, земство очень скоро заявило жалкую неспособность къ общественной дятельности и доказало, что частная дятельность у насъ въ такой степени проникается казеннымъ характеромъ, что совершенно теряетъ свои достоинства и свою выгодность передъ дятельностью правительственной. Это, напримръ, можно сказать о большинств тхъ же земскихъ собраній, управы которыхъ ни по вншности, ни по внутреннимъ качествамъ нисколько не отличаются отъ любого присутственнаго мста. Намъ даже извстны факты, что въ нкоторыхъ мстахъ такія превращенія частнаго учрежденія въ казенное происходили не случайно, иные предсдатели земскихъ управъ сознательно стремились въ этой цли и считали своей заслугой — поставить управу вполн на степень казеннаго присутственнаго мста. Очевидно, что въ подобныхъ случаяхъ выгоды частной дятельности совершенно изчезали и она оставалась частной только но одному названію.
Такимъ образомъ, смотря на дло съ точки зрнія общественныхъ интересовъ, далеко не въ каждомъ отдльномъ случа бываетъ возможно отдать предпочтеніе частной дятельности передъ правительственной, справедливое въ принцип, оно можетъ оказаться несправедливымъ въ примненіи къ извстному случаю. У насъ же, какъ нарочно, постоянно случается, что съ точки зрнія общественныхъ интересовъ наша частная дятельность не иметъ никакихъ преимуществъ передъ правительственной. Въ самомъ дл, какую пользу обществу, то есть публик, принесла передача николаевской дороги изъ казенныхъ рукъ въ частныя? Не все ли равно для него, сколько дохода получало съ этой дороги правительство и сколько будетъ получать Главное Общество. Публика отъ этого ни выигрываетъ, ни теряетъ ровно ничего. Можетъ быть новое управленіе частію устранило, а частію устранитъ какія нибудь незначительныя неудобства, испытываемыя прозжающими, но всякій согласится, что это еще не такая важная вещь, которая заставляла бы публику радоваться упомянутой передач и поздравлять съ нею Главное Общество. къ тому же, мы видимъ, что это Общество всми силами стремится сдлаться какимъ-то офиціальнымъ присутственнымъ мстомъ и походить своей организаціей и служебными порядками на департаментъ какого нибудь министерства. Владя громаднымъ капиталомъ, производя милліонные обороты, Главное Общество могло бы привлечь къ себ массу силъ, нуждающихся въ работ и чувствующихъ себя неспособными къ офиціальной служб, оно могло бы дать возможность этимъ силамъ найти себ надлежащее приложеніе и стать къ нимъ въ иное отношеніе, чмъ то, въ какомъ стоитъ хозяинъ-эксплуататоръ къ горемык-рабочему. Для него, какъ для частнаго общества, было бы вполн возможно обращать вниманіе на такіе вопросы, которые не могутъ приниматься въ соображеніе управленіями казенными. Но оно, какъ мы сказали, въ лиц своего правленія, только о томъ и мечтаетъ, чтобъ походить на какой-нибудь департаментъ. Длая своему правленію тридцати-тысячные подарки, платя членамъ-ревизорамъ также не малыя деньги за поврку годичнаго отчета и пожертвовавъ въ послднемъ своемъ собраніи 3000 р. ‘на построеніе православнаго храма при ковровскихъ мастерскихъ на московско-нижегородской дорог’, оно не можетъ позаботиться по крайней мр о томъ, чтобъ лица, отдающія ему свои труды, вознаграждались сколько нибудь достаточно, если въ немъ не обнаруживается наклонностей сдлать что нибудь большее на пользу общую. Члены Общества, являющіеся не боле раза въ годъ на общее собраніе, получаютъ громадный дивидендъ, а несчастные агенты, то есть чиновники Общества, за многочасовую работу, отнимающую у нихъ весь день, должны довольствоваться какими нибудь 25—40 рублями въ мсяцъ. Могутъ сказать, что и въ казенныхъ присутственныхъ мстахъ служитъ много чиновниковъ, получающихъ очень ограниченное содержаніе, однакожъ никому не приходитъ въ голову упрекать эти мста въ эксплуатаціи служащихъ, таковы опредленные оклады, кто довольствуется ими, тотъ можетъ служить, а кому они кажутся недостаточными, тотъ можетъ искать другихъ занятій. Дйствительно, отъ казенныхъ управленій невозможно и требовать, чтобы они постоянно входили въ нужды служащихъ и соображали, достаточно ни нтъ получаемое ими содержаніе, очень часто подобныя соображенія не привели бы даже ни къ какимъ результатамъ, потому что казенные оклады ограничены опредленнымъ бюджетомъ, выйти изъ котораго можно только при посредств множества формальностей. Но въ частныхъ обществахъ подобныхъ затрудненій не существуетъ, и т изъ нихъ, которыя, подобно Главному Обществу желзныхъ дорогъ, даютъ громадный дивидендъ членамъ, весьма удобно могли бы позаботиться о томъ, чтобы хоть служащіе въ нихъ были вполн обезпечены. Если же общества станутъ пренебрегать подобными соображеніями на томъ основаніи, что они ‘никого не принуждаютъ служить у нихъ’, то въ чемъ же будетъ заключаться ихъ отличіе отъ казенныхъ управленій и какое они будутъ имть преимущество передъ послдними? Стараясь освободиться отъ своего частнаго характера и принять возможно боле офиціальную физіономію, они этимъ нисколько не доказываютъ справедливости того ходячаго выраженія, что частная дятельность желательне казенной, а напротивъ, доказываютъ, что для того, чтобы извстнаго рода дятельность могла считаться полезной, ей недостаточно только находиться въ частныхъ рудахъ, а необходимы и другія качества.
Возьмемъ еще одинъ примръ, который недавно встртили мы въ газетахъ. Старая Русса обладаетъ минеральными водами, о которыхъ отзываются очень хорошо не только русскіе, но и заграничные доктора. Долгое время эти воды находились въ казенномъ управленіи и хоть подробности этого управленія намъ неизвстны, но судя по тому, что воды не обращали на себя ничьего вниманія, можно думать, что управленіе было не блестящее. Наконецъ, правительство ршилось передать эти воды въ арендное содержаніе. Явились два конкурента, городское общество и докторъ Рохель. По какимъ-то обстоятельствамъ, городу не досталась желаемая имъ аренда, которая перешла такимъ образомъ въ руки г. Розеля. Казалось бы, дло должно пойти прекрасно, потому что прямая выгода г. Рохеля заключалась въ томъ, чтобы привести воды въ возможно цвтущее состояніе. Но на дл оказалось совсмъ иное. Г. Рохель сразу возмнилъ себя какимъ-то начальствомъ, имющимъ право во всемъ распоряжаться по своему усмотрнію, пренебрегать интересами публики и обращаться съ нею, какъ съ вещью, обязанной быть благодарной за все и неимющей даже права выражать свое неудовольствіе. Получивъ въ свое распоряженіе воды, г. Рохель сейчасъ же возвысилъ цну за ванны, хотя только-что передъ тмъ воспользовался значительной правительственной субсидіей, и даже не счелъ нужнымъ предварительно извстить публику о. своемъ распоряженіи. Затмъ, въ газетахъ было объявлено, что курсъ на водахъ откроется 20 мая, а между тмъ въ это время только-что начались работы по передлк ваннъ и вообще всхъ зданій, которыя могутъ быть окончены не раньше окончанія сезона.. Публика, конечно, была недовольна, но ея жалобы пропускались мимо ушей и вообще съ нею не церемонились въ обращеніи. Вотъ примры того образа дйствій, какой дозволялъ себ докторъ Рохель. Ребенокъ, гуляя однажды въ парк со своей матерью, пріхавшей лечиться, сорвалъ какой-то цвтокъ. За это дам наговорили дерзостей, отняли у нея зонтикъ и привели въ контору для расправы. Одинъ больной, взявъ билеты на 20 ваннъ, при пріем первой долженъ былъ отыскивать прислугу. ‘На третій день этому больному перемнили нумеръ, выдавъ билетъ другому лицу и предложивъ больному для купанья неотдланную и грязную комнату. Посл трехъ ваннъ больной долженъ былъ окончить леченіе и возвратить билеты, при чекъ роздающій билеты изъявилъ больному свое удивленіе, какимъ образомъ мужчина можетъ заявлять подобныя претензіи, и т. д. Эти факты, заявленные въ ‘С. Петербургскихъ Вдомостяхъ, прекрасно характеризируютъ частную дятельность г. Рохеля по управленію минеральными водами. Мы видимъ изъ нихъ, что арендаторъ смотритъ на себя, какъ на оффиціальное лицо, необязанное передъ публикой никакой отвтственностью и считающее себя вправ длать то, что ему вздумается. Мы полагаемъ, что казенное управленіе старорусскими водами врядъ-ли было хуже управленія г. Рохеля. Но чтобы вполн оцнить достоинства и характеръ этого управленія, стоитъ только сравнить его съ администраціей водъ заграничныхъ. Почему же подобныя явленія немыслимы заграницей, а сплошь и рядомъ встрчаются у насъ, гд частной дятельности открытъ въ настоящее время широкій просторъ. Не входя въ разршеніе этого, по многимъ причинамъ, щекотливаго вопроса, мы только ограничимся замчаніемъ, что у насъ частная дятельность далеко не всегда есть дятельность полезная, и что въ настоящее время о характер какой-либо дятельности нельзя судить только по тому, находится ли она въ рукахъ частныхъ или казенныхъ, такъ какъ на практик результаты въ томъ и другомъ случа нердко оказываются совершенно одинаковыми.
Со времени введенія въ дйствіе судебныхъ уставовъ, для частной дятельности у насъ открылась совершенно новая и притомъ весьма широкая сфера. Институтъ присяжныхъ повренныхъ, хотя существующій въ силу закона, тмъ не мене иметъ совершенно частный характеръ: но кром этого рода адвокатовъ, законъ предоставилъ право заниматься ходатайствомъ по длахъ всякому желающему, лишь бы только онъ удовлетворялъ самымъ общимъ и необходимымъ условіямъ. Т, которые утверждаютъ или утверждали, что частная иниціатива немедленно внесетъ нчто совершенно новое въ нашу общественную жизнь, естественно должны были возлагать большія надежды на дятельность присяжныхъ и неприсяжныхъ адвокатовъ. Но, какъ нарочно, эта дятельность всего ясне показала, что далеко недостаточно быть частнымъ человкомъ, то есть, не носить форменнаго мундира, чтобъ распространять вокругъ себя всеобщее благосостояніе. Дйствительно, адвокатская дятельность всего мене должна быть проникнута духомъ канцеляризма и бюрократическими замашками. Отношенія между подсудимымъ и защитникомъ, между доврителенъ и повреннымъ должны отличаться полною искренностью, отсутствіемъ всякихъ формальностей и крючкотворствъ. Но если судебная практика еще пока не дала намъ достаточно матеріала для характеристики отношеній адвокатовъ къ подсудимымъ, то-есть, въ длахъ уголовныхъ, то практика гражданскаго суда, гд въ отношенія повреннаго къ доврителю входятъ денежные разсчеты, представляетъ много любопытныхъ фактовъ. Мы не будемъ приводить здсь тхъ случаевъ изъ дятельности какъ частныхъ ходатаевъ, такъ и присяжныхъ повренныхъ, въ которыхъ адвокаты просто соперничали съ обыкновенными мазуриками, за что подвергались исключенію изъ числа присяжныхъ повренныхъ или другимъ наказаніяхъ, изъ такихъ фактовъ нельзя сдлать правильныхъ и безпристрастныхъ выводовъ, такъ какъ они подтверждаютъ только ту банальную истину, что нтъ правила безъ исключеній и что дурные люди могутъ встрчаться въ самыхъ лучшихъ учрежденіяхъ. Вмсто такого рода фактовъ, хотя довольно нердкихъ, но во всякомъ случа исключительныхъ, мы приведемъ для примра случай, далеко невыходящій изъ ряду, ничмъ особенно небросающійся въ глаза и мннія о которомъ, по всей вроятности, будутъ различны даже въ сред такъ называемыхъ порядочныхъ людей. Одинъ новгородскій житель, имя вполн основательный искъ, поручилъ ведете дла одному частному ходатаю, по формальному условію съ которымъ обязался заплатить ему за хлопоты 10 к. ‘съ каждаго присужденнаго рубля.’ Искъ былъ выигранъ, ли чего, впрочемъ, и не требовалось особеннаго труда, потому что онъ былъ основанъ на безспорномъ документ. Но когда пришлось взыскивать деньги, то оказалось, что на имуществ должника столько претензій, что на каждый рубль приходится только по семи копекъ. Такимъ образомъ, истцу пришлось вмсто исковой и присужденной суммы 18,000 р. получить всего около полуторы тысячи. Между тмъ, согласно заключенному условію съ адвокатомъ, ему приходилось уплатить 10% съ каждаго ‘присужденнаго’ рубля, то есть 1800 р.— и слдовательно, прибавить 300 р. своихъ собственныхъ. Очевидная нелпость, понятно, что истецъ начиналъ искъ не съ тнь, чтобы выиграть его только на суд, а чтобы въ дйствительности получить деньги, и если въ условіи съ адвокатомъ къ словамъ ‘съ каждаго присужденнаго…’ не прибавлено ‘и дйствительно полученнаго рубля,’ то это все-таки понятно само собою. Нужно быть по меньшей мр величайшимъ формалистомъ, чтобы доказывать противное и на этой случайной описк основывать свое право на полученіе вознагражденія въ размр, большемъ, чмъ взысканная истцомъ сумма. Между тмъ одинъ изъ новгородскихъ ходатаевъ, какъ оказалось изъ собственнаго его письма, г. Чугахинскій, именно такъ и поступалъ. Пользуясь буквальнымъ смысломъ заключеннаго съ истцомъ условія, онъ, несмотря на то, что тотъ получилъ всего 1500 р., взыскалъ съ него за это 1800 р. то есть на 300 р. боле. Поступокъ свой г. Чуталинскій объясняетъ весьма просто, и мы уврены, что съ его логикой согласятся многіе изъ ‘порядочныхъ’ людей. ‘Какое мн дло, разсуждалъ г. Чугаинскій, сколько мой довритель взыскалъ въ дйствительности денегъ: я свою обязанность исполнилъ и долженъ получить то, что мн слдуетъ по условію, составленному между нами добровольно. Довритель мой не ребенокъ, онъ долженъ былъ понимать, что длаетъ, адвокатура моя профессія, и если мн гуманничать во всхъ подобнаго рода случаяхъ, то пожалуй насидишься безъ хлба. Я требую своего, а не чужого.’ Такой, безъ сомннія, логикой дошелъ г. Чугалинскій до совершенія поступка, который, при другихъ обстоятельствахъ, то есть, неприкрытый формальностями, ни въ комъ не возбудилъ бы сомннія насчетъ истиннаго своего характера* Вслдъ за вышеприведенными соображеніями явились дальнйшія, которыя г. Чугалинскій, для оправданія себя въ глазахъ публики, высказалъ даже печатно. ‘Я, говоритъ онъ, долженъ былъ получить деньги не за одно только веденіе дла въ суд и не за веденіе дла въ Новгород, гд постоянно живу и гд такой размръ вознагражденія считается обыкновеннымъ, а за веденіе дла въ Устюжн и Боровикахъ, куда я долженъ былъ здить три раза, чтобы сдлать опись и оцнку имнія. Конечно, замчаетъ г. Чугалинекій, 1800 р. сумма порядочная, но она вовсе не такъ велика, когда ее получаешь не за одно свое знаніе и хлопоты, но и за т лишенія и неудобства, соединенныя съ весьма дурною, глухою и даже опасною дорогою, когда ее получаешь за старанія для другого, оставляя свой домъ и свои дла.’ Наконецъ, вотъ еще одно соображеніе, которое, повидимому, должно совершенно оправдать поступокъ г. Чугалинскаго въ глазахъ всхъ ‘порядочныхъ’ людей. Правда, замчаетъ г. Чугалинскій, г. Бергу (доврителю), пришлось получить гораздо меньше присужденной суммы, но въ этомъ никто не виноватъ, или, лучше сказать, виноватъ самъ же г. Бергъ. ‘При продаж въ Боровичахъ имнія должника, г Бергу предлагали — чтобы отмнить продажу — наличными деньгами сейчасъ же 12,000 р. Такимъ миромъ г. Бергъ терялъ только одну неустойку въ 6000 р., но г. Бергъ на это не согласился по нкоторымъ соображеніямъ, оказавшимся ошибочными, и такимъ образомъ, самъ потерялъ то, что могъ получитъ.’ Доказательне этого довода уже ничего не можетъ быть въ глазахъ какъ г. Чугалинскаго, такъ и всхъ ‘порядочныхъ’ людей. Человку предлагаютъ чистыми деньгами 12,000 р., а онъ еще этимъ недоволенъ, желаетъ получить и остальныя шесть тысячъ! Какая жадность! Ну вотъ и не получай ничего, приплачивая еще своихъ 800 рублей.
Мы вовсе не обвиняемъ г. Чугалинскаго, а тмъ боле не думаемъ длать оцнку его личности на основаніи вышеуказаннаго поступка его съ г. Бергомъ. Съ юридической точи зрнія, г. Чугалинскій совершенно правъ, потому что дйствовалъ вполн ‘на законномъ основаніи’, требуя себ того, что ему слдуетъ по условію. Но вдь частная дятельность тмъ-то и отличается отъ казенной, что она можетъ и должна руководствоваться не одними только, ‘законными основаніями’. Формализмъ необходимъ только для бюрократіи, которая даже немыслима вн безчисленнаго множества формальностей, опредляющихъ ея дятельность. Отъ бюрократіи невозможно и требовать, чтобы она руководствовалась чмъ нибудь инымъ, кром исключительно формальныхъ соображеній, ей нтъ возможности относиться къ каждому факту съ различныхъ точекъ зрнія, у нея одна, казенная мрка. Съ этой-то точки зрнія, г. Чугалинскій совершенно правъ по отношенію въ г. Бергу. Но еслибы онъ, оставивши въ сторон бюрократическую логику, взглянулъ на свой поступокъ нсколько иначе, напримръ, хотя со стороны интересовъ г. Берга, то этотъ поступокъ представился бы ему совершенно въ иномъ вид. Онъ бы не могъ не замтить нелпости той логики, которая побудила его поступить съ г. Бергомъ ‘на законномъ основаніи’, заставивъ послдняго платиться собственный деньгами по недоразумнію, оплошности, недогадливости — словомъ, по такимъ резонамъ, которые не имютъ никакого значенія съ юридической или бюрократической точки зрнія, во которые въ жизни, въ дятельности частной, иногда не могутъ не приниматься въ разсчетъ — какъ напримръ, въ настоящемъ случа. Такимъ образомъ, разсматривая поступокъ г. Чугалинскаго, мы видимъ, что онъ дйствовалъ вовсе не какъ частный человкъ, а какъ бюрократъ, прибгнувъ къ этому образу дйствій подъ вліяніемъ слишкомъ эгоистическихъ расчетовъ, и если бы на мст г. Чугалинскаго стояло лицо оффиціальное, то оно бы дйствовало ничуть не хуже, и вообще между ними не было бы никакого различія.
Можетъ быть, нкоторые читатели поинтересуются гнать наше мнніе о причинахъ всхъ вышеприведенныхъ явленій изъ области ‘частной дятельности’. Можетъ быть, сами они будутъ не въ силахъ ршить, чмъ объясняется тотъ, повидимому, странный, а въ сущности очень простой фактъ, что наша частная дятельность, несмотря на предоставленный ей широкій просторъ, никакъ не можетъ освободиться отъ бюрократическихъ узъ, совершенно лишающихъ ее частнаго характера и длающихъ ее во всемъ похожей на дятельность казенную. Для ршенія этого вопроса, стоитъ только вспомнить, подъ какимъ вліяніемъ образовались т элементы, которые явились теперь представителями частной дятельности. Вс они воспитались и выросли въ нашихъ старыхъ, большею частію уже уничтоженныхъ, присутственныхъ мстахъ и съ юныхъ дней своихъ прониклись духомъ канцелярскаго бюрократизма. До послдняго времени у насъ не было другихъ практически-воспитательныхъ учрежденій и потому, все грамотное, за исключеніемъ купечества, взросло на лон бюрократіи. А люди мняются не скоро, особенно получившіе такое основательное воспитаніе, какое давалось нашими старыми присутственными мстами. Вотъ почему частная дятельность въ Россіи во всхъ своихъ проявленіяхъ носитъ на себ такой рзкій слдъ старой казенщины.

Гдб.

‘Дло’, No 7, 1869

Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека