Внешний блеск и фальшивое содержание
Внешний блеск и фальшивое содержание
О ПЬЕСЕ М. БУЛГАКОВА В ФИЛИАЛЕ МХАТ
‘Правда’, 9 марта 1936 года
Внешний блеск и фальшивое содержание, Булгаков Михаил Афанасьевич, Год: 1936
Время на прочтение: 4 минут(ы)
Пьесу Булгакова ‘Мольер’ филиал МХАТ’а готовил к постановке очень долго: около четырех дет. Зритель вправе был ждать спектакль особо высокого качества. Ожидания эти не оправдались. Зритель получил не только плохой спектакль, но и явно неправильное толкование очень интересной исторической темы.
Жизнь Мольера, его творчество, его борьба — благодарная тема для драматурга. Гениальный писатель XVII века, один из самых передовых борцов против поповщины и аристократов, один из ярчайших реалистов, боровшийся за материализм, против религии, за простоту, против извращенности и жеманства, — такую биографию очень трудно. казалось бы извратить и опошлить. Однако именно это и случилось у Булгакова с ‘Мольером’.
Из этой большой темы автор умудрился выскоблить и вышелушить вое серьезное, подлинно драматическое, все большие человеческие чувства и заменить их дешевыми эффектами и вакантными ситуациями в духе худших произведений Дюма или пьес Скриба.
В основу сюжета пьесы о Мольере Булгаков взял не писателя Мольера, не борца и автора произведений, которые создали эпоху в истории театре и драматургии, а сугубо личную, семейную жизнь Мольера. Этим самым вся пьеса принижена до заурядной семейной драмы. В пьесе Булгакова исторического Мольера нет и в помине. Показан, к удовольствию обывателя, заурядный актерик, запутавшийся в своих семейных делах.
Роковая трагедия Мольера состоит, видите ли, в том, что он, сам того не зная, женится на собственной дочери. Этот исторический анекдот — досужий вымысел врагов писателя — подается Булгаковым, как бесспорный факт. Он-то, оказывается, и послужил непосредственной причиной падения и гибели Мольера.
Разумеется, Булгаков не смог обойти полным молчанием (еще бы!) общественную сторону жизни Мольера. Неправдоподобность уж очень бросалась бы в глаза. Поэтому в пьесе на втором плане дана и борьба Мольера с представителями церкви. Но в каких мелодраматических эффектах выражена эта борьба! Интриги ‘черной кабалы’, выведенной в пьесе по всем правилам драмодельских шпаргалок, но только не вяжутся с исторической правдой, но и с здравым смыслом. При чем в основе борьбы представителей церкви с Мольером главной пружиной опять-таки является пресловутое кровесмесительство писателя. ‘Черная кабала’ методами, внушающими ужас и страх легковерному зрителю, заставляет свихнувшегося артиста Захария Муаррон — ученика и воспитанника Мольера — написать донос на своего воспитателя. Но в конце-концов попы лишь добиваются от Муаррона, чтобы он сказал правду. Услужливый Булгаков ведь уже показал зрителю, что Мольер действительно женат на своей дочери. К чему же тут все эти страшные сцены? Булгаков сам, видимо, не замечает, что он оправдывает поведение ‘черной кабалы’.
Людовик XIV поддерживает вначале Мольера и ограждает его от звериных нападок представителей церкви. Король осыпает Мольера милостями и приглашает его ужинать за своим королевским столом — честь, которой не удостаивался ни один человек в тогдашней Франции. Король, вопреки настояниям архиепископа, разрешает Мольеру беспрепятственно ставить в театре ‘Тартюфа’. Но вдруг король лишает Мольера всех милостей, запрещает ему играть ‘Тартюфа’ и больного, разбитого Мольера грубо выгоняет вон. Почему? Не спрашивайте. Это просто каприз. И зритель остается в недоумении — чей именно каприз: короля Людовика XIV или Булгакова?
Булгаков, правда, вкладывает в уста Людовика следующее об’яснение своей немилости к Мольеру.
‘Людовик (к Мольеру) — Запрещаю вам появляться при дворе, запрещаю играть ‘Тартюфа’. Только с тем, чтобы ваша труппа не умерла с голоду, разрешаю играть в Пале-Рояле ваши смешные комедии, но ничего более… И с этого дня бойтесь напомнить мне о себе. Лишаю вас покровительства короля.
Мольер. — Ваше величество… ведь это же бедствие, хуже плахи… за что?!
Людовик.— За то, что вы осмелились просить меня крестить ребенка от вас и собственной дочери. За тень, брошенную на королевское имя’.
Значит дело опять-таки как будто сводится к роковому кровосмесительству, принимаемому автором за достоверный факт. Но, с другой стороны, из всего предыдущего действия ясно, что король в отлитие от Булгакова не придает этому факту никакого значения. Он презрительно и с явным издевательством относится к доносу. Он высоко ценит талант Мольера. И по всему складу своего якобы архиблагородного характера не должен придавать значения ‘раскрытой роковой тайны’. Суровость Людовика является для зрителей совершенно неожиданной и неоправданной.
Но именно это и требуется Булгакову, который пытается, прикрывшись историческими декорациями, протащить реакционный взгляд на творчество художника, как ‘чистое’ искусство. Неожиданный каприз Людовика — своеобразный метод доказательства. Неважно, что это не клеится, что это нечем не оправданно, что это не соответствует исторической истине, зато это нужно для идейки, которую проводит автор.
Мольер, как гениальный писатель, не только снижен в пьесе Булгакова, но и самый вопрос об его творчестве, поскольку об этом говорится в пьесе, поставлен сугубо метафизически, без учета конкретной исторической обстановки. В пьесе неоднократно упоминается одно из главных произведений Мольера — ‘Тартюф’. Вокруг этого произведения ведется борьба. Но ведь ‘Тартюф’ был, если можно так выразиться. программным произведением для входившей тогда в силу буржуазии. ‘Тартюф’ отнюдь не был образном ‘чистого искусства’, за которое так ратует в своей пьесе Булгаков. Церковь знала, против него она боролась. Так же, как Мольер знал, куда были направлены его острые стрелы. Борьба и личная драма, развернутые в пьесе,— не больше, как плохая карикатура на ту подлинную борьбу и драматизм, которые имели место при дворе Людовика XIV. А поступки самого Людовика определялись классовой борьбой и вовсе не были столь необоснованными, как это пытается показать Булгаков.
Нельзя безнаказанно так ‘свободно’ обращаться с историческим материалом. Исковерканная правда мстит за себя. Неправильную и лживую тенденцию не могли спасти ни талант автора, ни мастерство театра, ни годы упорной работы.
Что сделал театр с этой фальшивой пьесой? Не имея сколько-нибудь ценного драматургического материала, театр обратил все свое внимание на внешность. Он старался сделать из спектакля пышное зрелище. Идейную фальшивость театр не мог смягчить, даже если бы и хотел, но, кажется, и особой воли он тут не проявил.
Декорации, костюмы, расстановка актеров — все это имеет той задачей поразить зрителя блеском дорогой парчи, шелка, бархата и всякими побрякушками. Театр не жалел затрат на эту шикарную внешность. В угоду фальшивым эффектам пьесы, призванным прикрыть убогость ее идейного содержания, театр отступил от реалистических методов постановки и пошел по линии дешевой театральщины. Когда видишь заседание ‘кабалы’ или исповедь в соборе — просто не веришь, что это происходит на слове филиала МХАТ, настолько это низкопробно.
Блестящая по технике игра артиста Болдумана (Людовик) носит характер внешнего показа и возвеличения образа короля. В этом смысле Болдуман, как и талантливый артист Яншин (Бутон), своей игрой лишь усугубляет порочность пьесы. Артист Станицын в роли Мольера усиленно пользуется теми же внешними техническими приемами.
Эта фальшивая, негодная пьеса идет решительно в разрез со всей творческой линией театра и ставит его в ложное положение перед зрителям, относящимся к МХАТ с заслуженным доверием. Филиал МХАТ не может с этим не считаться и, надо полагать, сделает соответствующие выводы.
Это урок для всех наших театров, и для ведущих театров особенно. Мы должны добиваться не только внешне блестящих и технически ловко сыгранных спектаклей, но спектаклей, идейно насыщенных, реалистически полнокровных и исторически верных.