Вместо предисловия, Лонгинов Михаил Николаевич, Год: 1867

Время на прочтение: 9 минут(ы)

Собраніе сочиненій
А. В. ДРУЖИНИНА

Томъ восьмой

(РЕДАКЦІЯ ИЗДАНІЯ Н. В. ГЕРБЕЛЯ)

САНКТПЕТЕРБУРГЪ
ВЪ ТИПОГРАФІИ ИМПЕРАТОРСКОЙ АКАДЕМІИ НАУКЪ (Вас. Остр., 9 д., No 12)
1867

ВМСТО ПРЕДИСЛОВІЯ.

(ЛИСТОКЪ ИЗЪ ВОСПОМИНАНІЙ.)

Между протекшаго есть вчная черта:
Насъ сблизитъ съ нимъ одно мечтанье.
Батюшковъ.

Кто не былъ коротко знакомъ съ Дружининымъ и не зналъ въ подробности всего, что онъ писалъ въ разныхъ родахъ, тотъ конечно не могъ себ представить даже приблизительно, каково было богатство его натуры. При поверхностномъ знакомствъ съ нимъ, вы видли человка довольно холодной наружности, сдержаннаго, даже нсколько принужденнаго, щеголевато одтаго и съ изящными манерами. Разговоръ его безъ сомннія обличалъ въ немъ сейчасъ человка умнаго и основательно-просвщеннаго, но вы никакъ не подумали бы, что подъ этою оболочкою скрывались: страстное сердце, безконечная доброта души и неисчерпаемая веселость ума. Что касается до меня, знавшаго Дружинина съ самыхъ молодыхъ лтъ, то мн кажется, что я рдко встрчалъ людей, представлявшихъ такую рзкую противоположность между вншностью и внутреннимъ строемъ, разоблачавшемся вполн только въ небольшомъ искреннемъ кругу. Чего особенно нельзя было предполагать въ немъ — это беззавтной веселости, можно сказать не знавшей границъ.
Дружининъ выступилъ на литературное поприще въ конц 1847 года {Александръ Васильевичъ Дружининъ родился 8-го октября 1824 года, въ С.-Петербург, воспитывался до шестнадцати-лтняго возраста дома, а потомъ поступилъ экстерномъ въ Пажескій корпусъ, во 2-й классъ. Съ малыхъ лтъ у него развилась охота къ чтенію: онъ, кажется, перечиталъ вс книги, какія только могъ достать дома и у своихъ знакомыхъ. Въ корпус онъ былъ постоянно занятъ писаніемъ всякаго рода упражненій на заданныя тэмы для своихъ товарищей, а также сочиненіемъ разныхъ стихотвореній, преимущественно сатирическихъ, въ которыхъ главную роль играли его товарищи и начальники.
Всегда любимый товарищами, онъ былъ постояненъ въ своихъ привязанностяхъ, многіе его товарищи были его пріятелями до конца жизни.
2-го августа 1843 года Дружининъ былъ произведенъ лейбъ-гвардіи въ Финляндскій полкъ, гд служили уже его два старшіе брата и гд онъ сошолся съ П. А. Федотовымъ, прославившимся впослдствіи какъ художникъ. Въ полку, какъ и въ корпус, Дружининъ былъ всми любимъ, но тмъ не мене, военная служба была очевидно не по немъ, хотя онъ былъ всегда живъ и веселъ въ общей товарищеской бесд.
Основательное знаніе языковъ французскаго, англійскаго и итальянскаго, любовь къ чтенію, а также общее расположеніе товарищей, видвшихъ не надежное его здоровье, побудили общество офицеровъ избрать его единогласно въ полковые библіотекари только что начинавшейся тогда библіотеки.
Эта должность пришлась какъ нельзя боле по вкусу Дружинину, и онъ оставался полковымъ библіотекаремъ до самаго выхода его изъ полка въ начал 1846 г.
15-го февраля 1846 хода Дружининъ поступилъ въ канцелярію военнаго министерства, гд прослужилъ до 21-го января 1851 года. Въ этотъ періодъ времени началъ онъ свое литературное поприще — и ‘Полинька Саксъ’, по заведенному тогда порядку, передъ представленіемъ въ цензуру, была представлена на разсмотрніе директору канцеляріи военнаго министерства, барону Вревскому. Вышедши въ отставку, Дружининъ весь предался литератур а не оставлялъ ее до самой кончины, живя большею частью въ Петербург, узжая лтомъ въ деревню и за границу.
Въ первые два года своей литературной дятельности, начиная съ 1847 года, Дружининъ написалъ три большія повсти: ‘Полинька Саксъ’, ‘Разсказъ Алекся Дмитрича’ и ‘Фрейлейнъ Вильгельмина’ и романъ въ двухъ частяхъ ‘Жюли’. Вс они были напечатаны въ ‘Современник’. Съ 1849 года дятельность Дружинина обратилась къ русской критик и началась блистательно ‘Письмами Иногороднаго Подписчика’. Сдлавшись редакторомъ ‘Библіотеки для Чтенія’ въ 1856 году, онъ дятельно занимался критическими трудами и помстилъ цлый рядъ разборовъ замчательныхъ произведеній, явившихся въ періодъ времени его редакторства. Онъ разбиралъ ‘Повсти и разсказы’ Тургенева, ‘Очерки изъ крестьянскаго быта’ Писемскаго, ‘Сочиненія Островскаго’, ‘Стихотворенія Майкова’, ‘Обломова’, ‘Шиллера въ перевод русскихъ писателей’ и т. д. Въ 1850 году онъ напечаталъ въ ‘Современник’ обозрніе пяти замчательныхъ иностранныхъ романовъ: ‘Кларисса Гарловъ’,— ‘Векфильдскій священникъ’, ‘Исторія маленькаго Жака де-Сентре и дамы его сердца’, ‘Лсъ или Сенъ-Клерское аббатство’ и ‘Одинъ изъ тринадцати’. Прекрасно владя англійскимъ языкомъ и неутомимо занимаясь исторіею англійской литературы, Дружининъ въ статьяхъ своихъ обозрлъ почти весь новйшій романъ со временъ рыцарства и, переходя потомъ къ зпох приторно-плаксиваго тона, довелъ свое обозрніе вплоть до времени полнйшей реакціи этому болзненному направленію въ лиц Бальзака. Затмъ послдовалъ цлый рядъ статей по исторіи англійской литературы: ‘Джонсонъ и Босвель’, ‘Жизнь и произведенія Шеридана’, ‘Георгъ Крэббъ’, ‘Вальтеръ-Скоттъ и его современники’, и проч. и проч. Считаю излишнимъ дальнйшее исчисленіе статей Дружинина, такъ-какъ въ приложеніи ко 2-му тому предлагаемаго изданія помщонъ полный списокъ всхъ его сочиненій только, что капитальными его трудами по переводной литератур останутся его превосходныя переложенія четырехъ трагедій Шекспира: ‘Король Лиръ’, ‘Коріоланъ’, ‘Ричардъ III’ и ‘Король Джонъ’.
Дружининъ скончался 19-го января 1864 года, посл тяжкой и продолжительной болзни. На выносъ тла его, бывшаго 21-го января, собрались многіе изъ друзей покойнаго, между прочими: И. С. Тургеневъ, Н. А. Некрасовъ, П. В. Анненковъ, А. А. Фетъ, В. П. Боткинъ, И. П. Гаевскій, А. Д. Галаховъ, H. В. Гербель и другіе. Погребеніе совершено на Смоленскомъ кладбищ, откуда провожавшіе Дружинина возвратились въ бывшую квартиру его, и на завтрак А. А. Фетъ произнесъ, въ память покойнаго, слдующее задушевное стихотвореніе:
Умолкъ твой голосъ на-всегда
И сердце жаркое остыло,
Лампаду честнаго труда
Дыханье смерти погасило.
На миръ усопшаго лица
Кладу послднее лобзанье,
Не измнили до конца
Теб ни дружба, ни призванье.
Изнемогающій, больной,
Души ты не утратилъ силу,
И жизни мутною волной
Ты чистымъ донесенъ — въ могилу.
Спи! вчность правды настаетъ,
Вокругъ стихаетъ гулъ суровый —
И муза строгая кладетъ
Теб на гробъ внецъ лавровый.
Ровно черезъ дв недли посл смерти Дружинина, именно 2-го февраля, было годичное собраніе ‘Общества для пособія нуждающимся литераторамъ и учонымъ’. Тогдашній предсдатель общества, Е. И. Ковалевскій, при открытіи засданія, почтилъ память Дружинина, какъ основателя фонда и ревностнаго его члена въ теченіи нсколькихъ лтъ, вплоть до болзни, сведшей его въ могилу, краткою, но задушевною рчью. Ред.}. Ровно за годъ до того въ русской журналистик произошла шумная революція. ‘Отечественныя Записки’ съ 1840 года, когда въ нихъ окончательно утвердился Блинскій, пользовались привилегіею группировать около себя почти все, что существовало даровитаго и честнаго въ литературномъ мір. Исключеніе составляли еще ‘Москвитянинъ’, гд печатались, впрочемъ, кром матеріаловъ и документовъ, лишь немногія живыя статьи славянофильскаго направленія, и ‘Современникъ’ Плетнева, чуждый полемики и вопросовъ, вызывавшихъ тогдашнія пренія. Оба журнала эти имли мало читателей, тогда какъ ‘Отечественныя Записки’ пользовались все большимъ и большимъ успхомъ.
Въ 1840 году Блинскій задумалъ отдлиться отъ ‘Отечественныхъ Записокъ’, обязанныхъ ему и сотрудничествомъ лучшихъ писателей молодого поколнія, и тмъ единствомъ направленія, которое критикъ усплъ придать изданію, и статьями, которыя имли давно неслыханное въ журналистик вліяніе на публику. Въ это время покойный Панаевъ пріобрлъ право на изданіе, съ 1 января 1847 года, ‘Современника’, товарищемъ его сдлался Н. А. Некрасовъ, а редакторство поручено было А. В. Никитенк. Въ этотъ-то обновлявшійся журналъ перенесъ Блинскій своихъ пенатовъ, и въ то же время вся первая шеренга сотрудниковъ ‘Отечественныхъ Записокъ’ послдовала его примру. Объявленіе объ этомъ событіи отозвалось громкимъ литературнымъ скандаломъ. Въ то время еще не было въ привычкахъ публиковать, какъ нын, что такіе-то господа, бывшіе сотрудники журнала, изгнаны за наушничество, сплетни, подлости, мерзости и намреніе обокрасть его кассу, или что бывшіе сотрудники обвиняютъ редакторовъ въ мошенничеств, предательств и тому подобное. И такъ, объявленіе о перерожденіи ‘Современника’, при участіи вкладчиковъ въ ‘Отечественныя Записки’, съ присовокупленіемъ къ тому нкоторыхъ весьма любопытныхъ объясненій, могло назваться истиннымъ скандаломъ. ‘Отечественныя Записки’ остались при дятеляхъ второстепенныхъ и при новобранцахъ, сохраняя чрезъ послднихъ лишь самую слабую связь съ участниками въ новомъ ‘Современник’. Нкоторые изъ послднихъ только изрдка помщали, будто нехотя, что либо изъ произведеній своихъ на страницахъ ‘Отечественныхъ Записокъ’, длая это какъ бы по старой памяти къ журналу, долго бывшему ихъ единственнымъ органомъ. Сила перешла на сторону ‘Современника’, къ нему проявилось естественное тяготніе новыхъ талантовъ и въ немъ дебютировалъ Дружининъ съ своею ‘Полинькой Саксъ’, въ декабр 1847 года.
Извстно, что съ давняго времени цензура книгъ и журналовъ всегда отличалась у насъ отсутствіемъ какой бы то ни было мягкости. Но какъ и во всякомъ учрежденіи, основанномъ на чистомъ произвол и котораго дятельность обусловливается случайными личными воззрніями или качествами, а нердко и мелочными обстоятельствами, на цензуру находили по временамъ припадки усиленной строгости, а иногда періоды относительнаго иноврнаго ‘штиля’. Сороковые года могутъ быть отнесены къ послднимъ. Этому способствовали разныя причины, изъ которыхъ главными были: назначеніе нсколькихъ самостоятельныхъ по характеру и просвщенныхъ цензоровъ и въ особенности мастерство Блинскаго писать такъ, что въ статьяхъ его высказывалось очень много такого, чего бы и духу не потерпли, если бы оно съ виду представляло хотя какіе нибудь поводы къ цензурнымъ прицпкамъ. Искусство это переняли и нкоторые другіе писатели, иногда же направленіе свое проводили они въ невинной форм повстей и т. и. Дло обдлалось какъ всегда: публика привыкла читать между строками такъ же легко, какъ по писанному. Аргусы, власть имющіе, ничего не понимали и, занятые другимъ, только смутно чуяли, что литература все-таки ‘опасная штука’, что за ней нужны глаза да глаза, но вмст съ тмъ они думали, что, впрочемъ, не происходитъ въ ней ничего особеннаго, сравнительно съ тмъ, что всегда бывало, а такъ-какъ совсмъ запретить ее, къ несчастію, не приходится, то дло идетъ себ по возможности благополучно и безпокоиться нечего. Литературные соглядатаи, увлеченные древнимъ своимъ усердіемъ и еще боле злобой на успхи противниковъ и на упадокъ собственнаго кредита въ публик, громоздили въ тишин грозные доносы на ‘Отечественныя Записки’ и ‘Современникъ’. Они ожидали лишь удобной минуты ‘предъявить оные’ и погубить горько насмхавшихся надъ ними противниковъ, негодуя на ослпленіе, которое мшаетъ разразиться надъ врагами громомъ неизбжной кары. Исторію эту когда-нибудь узнаетъ Россія подробно…
Громы эти грянули надъ литературой и просвщеніемъ въ конц февраля 1848 года. Мрачная година, тогда наступившая, принесла теперь свои горькіе и безобразные плоды, тлетворная зрлость которыхъ оказалась слишкомъ десять лтъ спустя и, какъ и слдовало ожидать, представила результаты именно противоположные тогдашнимъ намреніямъ, для осуществленія которыхъ приняты были прямо противорчащіе имъ мры. Здсь не мсто описывать это плачевное время. Скажу только, что литератур и наук были нанесены жестокіе удары, и что вс, занимавшіеся ею, надолго были лишены возможности дйствовать какъ слдуетъ и заподозрны, какъ люди опасные. Журналистика, главный представитель которой, Блинскій, умеръ вскор (въ ма 1848 года), сдлалась дломъ и опаснымъ, и въ высшей степени затруднительнымъ. Нужно было на срокъ придумывать о чемъ бы писать, потому-что грозное ‘veto’ лежало на всемъ, что составляетъ обыкновенную пищу журналовъ. Надо было взвшивать каждое слово, говоря даже о травосяніи или коннозаводств, потому-что во всемъ предполагались личность или тайная цль. Слово ‘прогрессъ’ было строго запрещено, а ‘вольный духъ’ признанъ за преступленіе, даже на кухн. Уныніе овладло всею пишущею братьею, а келейные авторы обвинительныхъ мемуаровъ на журналы торжествовали.
Въ такихъ обстоятельствахъ Дружининъ, застигнутый бурей при самомъ начал своего литературнаго поприща, оказался драгоцннйшимъ сотрудникомъ ‘Современника’. Въ немъ неожиданно для всхъ проявились неисчерпаемыя средства къ тому, чтобы поддерживать интересъ журнала. Стоитъ заглянутъ въ библіографическую роспись его сочиненій во 2 том настоящаго изданія, чтобы понять какъ оригинальны, разнообразны, многочисленны и удачны были новые, такъ сказать, отдлы, открытые имъ дли замны въ журнал прежнихъ статей, сдлавшихся невозможными.
Не вс обладали такими средствами создавать себ литературныя занятія, какъ Дружининъ, многіе ударились въ разныя стороны, иные предприняли многолтіе труды, въ надежд на благопріятнйшія обстоятельства ко времени ихъ окончанія въ дальнемъ будущемъ, другіе продолжали прежнюю дятельность, но въ меньшихъ по невол размрахъ, въ результат при этомъ оказалось у нихъ лишнее противъ прежняго свободное время и, по привычк къ литературному кругу, они стали чаще проводить его въ дружескихъ бесдахъ, посвященныхъ по преимуществу любимымъ своимъ предметамъ. Прибавьте къ тому, что мы вс были тогда молоды или еще молоды, и вы не удивитесь, что мрачное настоящее не могло вытснить изъ этихъ бесдъ шутки и веселія, которое и стало выражаться все-таки въ литературной форм, именно стихотворной. Пародіи (тогда еще не сдлавшіяся обыкновенною вещью, какъ теперь), посланія, поэмы и всевозможныя литературныя шалости составили наконецъ въ нашемъ кругу цлую рукописную литературу. При самомъ начал Дружининъ принялъ живое участіе въ этихъ забавахъ, сопровождавшихся уморительными разсказами, анекдотами и даже пресмшными похожденіями, въ которыхъ такъ отличался нашъ остроумный другъ Па…ковъ, веселый и даровитый Панаевъ и многіе другіе. Нсколько чопорный съ виду Дружининъ оказался первымъ двигателемъ на этой арен остроумія и рзвой шутки, изливая въ нее весь избытокъ молодыхъ, умственныхъ силъ. При отсутствіи нкоторыхъ другихъ литературныхъ занятій, намъ пришло въ голову облекать вс наши импровизаціи въ литературную форму и дать имъ въ такомъ вид мсто въ журнал. Я помню, что кто-то предложилъ связывать вс наши ‘imbroglio’ нитью длиннаго романа, на манеръ ‘Mmoires du diable’ или ‘Confession generale’ Фредерика Сулье. Рамой для этого должны были служить похожденія праздныхъ чудаковъ, ходящихъ по Петербургу покупать вещи, отыскивать попутчиковъ и гувернантокъ и т. д. по объявленіямъ полицейской газеты и безпрерывно натыкающихся на эксцентрическія и забавныя сцены. Весь этотъ циклъ стиховъ, разсказовъ и похожденій получилъ отъ Дружинина названіе ‘Чернокнижія’. По всему этому суждено было еще довольно долго существовать лишь ‘fr Wenige’.
Лтомъ 1850 года я здилъ въ Симбирскую и Саратовскую губерніи и, условившись съ Панаевымъ, также бывшимъ въ довольно продолжительной отлучк изъ Петербурга, съхался съ нимъ въ Москв. Мы сейчасъ отправились въ Англійскій клубъ, пошли въ газетную и взялись за вышедшій безъ насъ No 7 ‘Современника’, о содержаніи котораго не имли понятія. Взглянувши на оглавленіе, мы не безъ удивленіе увидли въ немъ: ‘Сантиментальное путешествіе Ивана Чернокнижникова по Петербургскимъ дачамъ. I. Мсяцъ Іюнь’. Тутъ припомнили мы, что передъ нашимъ отъздомъ Дружининъ предлагалъ намъ и нкоторымъ другимъ, сочинять сообща что-то подобное. Мы стали пробгать статью и, признаюсь, пришли въ нкоторое и даже не малое смущеніе. Новость подобнаго явленія была слишкомъ неожиданна, мы нашли шутку переходящею границы и ‘beaucoup trop cre’, какъ говорятъ французы, опасаясь притомъ повода къ придиркамъ со стороны другихъ журналовъ. Скоро мы отправились въ Петербургъ, но время все-таки затянулось (тогда еще не было желзной дороги) и мы нашли No 8 ‘Современника’ уже отпечатаннымъ, а въ немъ и вторую часть ‘Чернокнижникова’. Оба мы, не смотря на наше расположеніе къ веселымъ шуткамъ, энергически запротестовали противъ печатанія такого рода статей. Огромные корректурные листы третьей части ‘Чернокнижникова’ для No 9 были уже принесены, но выходъ ея въ свтъ былъ остановленъ. Помню, какъ я хохоталъ надъ заключавшемся въ ней разсказомъ о наказаніи, постигшемъ будто бы въ Парголов одного литературнаго Ноздрева-соглядатая, за его хвастовство (дйствительно бывшее) мерзйшими сигарами, яко бы полученнымъ имъ въ подарокъ отъ президента Сверо-Американскихъ Штатовъ Полька. Какъ бы то ни было, ‘Чернокнижниковъ’ тогда прекратился. Вскор пріхавшій изъ Москвы К., съ уморительными своими интонаціями упрекалъ насъ за то, что мы погубили будущность Буйновидова, сдлавшагося (во 2 части ‘Чернокнижникова’) мизантропомъ и отшельникомъ, въ слдствіе коварства своего друга, который заставилъ его купаться въ бассейн фонтана и вдругъ привелъ туда измннически цлое общество дамъ. К. съ комическимъ отчаяніемъ уврялъ, что иногда просыпается по ночамъ и не можетъ уснуть, спрашивая себя: ‘что сдлалось потомъ съ Буйновидовымъ?’
Справедливость требуетъ сказать, что первыя три главы ‘Чернокнижникова’ писаны Дружининымъ (особенно стихи) при дятельномъ сотрудничеств Н. А. Некрасова и младшаго изъ членовъ нашего кружка, покойнаго П. Л. Милютина, бывшаго потомъ профессоромъ Петербургскаго университета и кончившаго жизнь въ Эмс, въ іюл 1855 года. Главы эти писались въ Парголов, гд Н. Некрасовъ проводилъ лто, а Дружининъ и Милютинъ у него нердко гостили. Тутъ же помщены разсказы и шутки разныхъ другихъ лицъ, но невозможно опредлить теперь что именно принадлежитъ кому въ первоначальномъ ‘Чернокнижников’.
Таковы были обстоятельства, среди которыхъ породился ‘Чернокнижниковъ’, появленіе котораго не лишено, какъ видятъ читатели, нкоторой связи съ событіями довольно знаменательными, произведшими его какъ бы рикошетомъ. Читатели могутъ видть, какъ отзывался самъ Дружининъ о ‘Чернокнижинков’ и разсказывалъ подробности объ его сочиненіи и судьб, около двухъ лтъ спустя, въ одномъ изъ ‘Писемъ Иногороднаго Подписчика’ (см. въ этомъ изданіи, Т. 6, стр. 581—583). Впрочемъ Дружининъ не бросилъ вполн своей мысли и посл перенесъ ее въ другіе журналы и газеты, облекая ее въ форму писемъ, фельетоновъ и пр., или носящихъ имя Чернокнижинкова, или выводящихъ на сцену его фантастическихъ друзей. Но авторскій успхъ въ этомъ дл, очевиденъ у Дружинина. Многія позднйшія статьи его въ этомъ род — просто прелестны. Такъ напримръ ‘Письмо обличительнаго поэта Копернаумова о нкоторомъ странномъ юбиле’ (‘Вкъ’, 1801, No 17) въ своемъ род, просто, ‘chef-d’oeuvre’ юмора, наблюдательности и остроуміи.
Репутація Дружинина зиждется конечно на иныхъ прочныхъ основаніяхъ, а не на этихъ фельетонныхъ шуткахъ. Но и на нихъ лежитъ свтлая печать безцннаго божьяго дара: таланта и веселости, не покидавшей его даже тогда, когда терзалъ его тяжкій недугъ, предвстникъ безвременной смерти. А для насъ, друзей его, образъ его представляется неполнымъ и недочерченнымъ, когда онъ является лишь въ вид патетическаго автора ‘Полиньки Саксъ’ или тонкаго и учонаго критика высокихъ произведеній генія человческаго. Мы вмст съ этимъ живо помнимъ и неисчерпаемаго юмориста,
И звонкій дтскій смхъ,
и рчь живую нашего добраго товарища, съ которымъ такъ рано разстались навсегда…

Михаилъ Лонгиновъ.

10 января 1866 г. Тула.
Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека