Если вникнуть какъ слдуетъ во вкусъ ритуальнаго обвиненія, возникаетъ ощущеніе очень тяжелое, для впечатлительнаго человка нестерпимое. Вы вдумайтесь: вдь это про насъ — про меня, васъ, вашу мать! Каждый изъ насъ, говоря съ иноврцемъ, долженъ, значитъ, помнить, что тотъ, быть можетъ, въ эту самую минуту ежится и думаетъ: ‘а кто тебя знаетъ, не хлебнулъ ли когда-нибудь и ты изъ ритуальной рюмочки?’ Попробуйте во все это вникнуть! Въ сущности, вдь это ужасне, чмъ все остальное, что мы переносимъ въ этой тюрьм. Я себ представляю, что впечатлительный человкъ, вдумавшись въ это обвиненіе какъ слдуетъ, во всю глубину, можетъ сойти съ ума отъ обиды и отчаянія, или, по крайней мр, долженъ рыдать и рвать на себ волосы…
Человкъ мене слабонервный, но зато наивный, долженъ выбжать на улицу, хватать тамъ прохожихъ за полу или за пуговицу и доказывать имъ, пока не охрипнетъ горло, что это клевета, что. мы ни въ чемъ подобномъ не виноваты. Наконецъ, человкъ слпорожденный (среди насъ такихъ очень много) поступитъ иначе. Онъ себя успокоитъ обычными успокоительными фразами: что въ такую нелпость никто въ сущности не вритъ, что сами обвинители въ нее не врятъ, что это просто политическій маневръ: что вся благоразумная частъ христіанскаго населенія (а таковая, конечно, въ подавляющемъ большинств, слушать не желаетъ подобной клеветы, даже возмущена его, что, словомъ, все обстоитъ благополучно и на Шипк спокойно.
Я не принадлежу ни къ впечатлительнымъ, которые охаютъ, ни къ наивнымъ, которые оправдываются, ни къ слпорожденнымъ, которые не видятъ, что у нихъ подъ носомъ происходитъ. Особенно рзко долженъ отмежеваться отъ послдней категоріи. Конечно, очень удобно и очень пріятно воображать, будто вс твои враги просто мошенники и сознательные обманщики, но такое упрощенное пониманіе непріятельской психологіи всегда въ конечномъ итог приводитъ къ величайшимъ пораженіямъ. Ибо оно неправильно и несправедливо. Среди нашихъ враговъ далеко не вс лыкомъ шиты и далеко не вс сознательные лжецы. Очень совтую одноплеменникамъ моимъ не заблуждаться на этотъ счетъ. Среди правыхъ есть и вполн искренніе люди. Эти люди совершенно искренно врятъ, что евреи дйствительно употребляютъ въ пищу кровь христіанскихъ младенцевъ, по крайней мр, что среди евреевъ есть такая секта. Эти люди могутъ также совершенно искренно думать, что убійство Ющинскаго въ этомъ смысл подозрительно и что надо его разслдовать съ особенной тщательностью, иначе богатые евреи подкупятъ отечественную емиду, и дло будетъ замазано. Они совершенно искренно считаютъ евреевъ богатыми, а отечественную емиду покладистой. Поэтому отдлаться отъ нихъ будетъ не такъ легко и не такъ просто, какъ это думаютъ многіе изъ насъ. Вообще все это дло гораздо сложне.
Оно особенно сложно потому, что вра въ ритуальныя убійства распространена не только среди правыхъ. Въ нейтральной, безпартійной масс, даже интеллигентной, тоже далеко еще не искоренилось это подозрніе. Смшно и глупо замалчивать это обстоятельство. Мало ли разъ всякій изъ насъ, кожу только приходилось встрчаться съ христіанами, слышалъ отъ самыхъ милыхъ людей откровенныя признанія въ этомъ сомнніи? Конечно, милые люди выражаютъ это сомнніе не въ такой грубой форм. Они обыкновенно говорятъ такъ: — конечно, мы не сомнваемся, вы и ваши близкіе объ этомъ не знаете. Но… можетъ быть, ваши раввины знаютъ? Мало ли такихъ древнихъ религій, въ которыхъ высшія таинства извстны только немногимъ посвященнымъ?— Другіе еще добре, они идутъ еще дальше по пути уступокъ и ставятъ вопросъ такъ: — можетъ быть это какая-нибудь особенная секта? Можете ли вы поручиться, что знаете наперечетъ вс секты въ лон еврейства и вс тайны каждая секты? Вотъ и у насъ есть изувры — хлысты и скопцы — разв мы за нихъ въ отвт? Зачмъ же вамъ такъ волноваться и огуломъ отрицать то, что все-таки, быть можетъ, имется въ дйствительности?— Такъ говорятъ многіе, очень многіе изъ самыхъ милыхъ нашихъ сосдей, причемъ я ихъ называю милыми безъ всякой ироніи, а серьезно. Есть вполн порядочные, совершенно благожелательные люди, которые, однако, высказываются именно въ этомъ смысл. Кто скажетъ, будто такихъ нтъ, тому я просто отвчу, что онъ говорить неправду. Они есть, и всякій изъ насъ имлъ случай ихъ видть и слышатъ. А сколько такихъ, которые не высказываютъ вслухъ, но думаютъ то же или еще хуже? И больше спрошу: гд гарантія, что это подозрніе такъ цпко держится только въ безпартійной, нейтральной сред? Неужели для того, чтобы стать кадетомъ, надо раньше искоренить въ себ вс предразсудки, даже взрощенные вками? Неужели въ рядахъ трудовиковъ нтъ мста человку, который подписывается подъ всей партійной программой, но все-таки еще не можетъ, положа руку на сердце, поручиться, что въ Талмуд, который знать онъ не обязанъ, нтъ параграфа о ритуальномъ убійств? Не хочу вести это разсужденіе дальше налво, только напомню, что главный матеріалъ, изъ котораго строятся или должны-бы строиться русскія лвыя партіи, это — или крестьянство, или фабричные, вчера вышедшіе изъ деревни. Наши слпорожденные горько ошибаются, и суждено имъ еще горько разочароваться.
Ошибаются во многомъ и наивные — т, что по всякому поводу становятся въ позу и начинаютъ защитительную рчь. Ихъ доводы такъ же однообразны, какъ обвиненія противной стороны. Одно и то же изъ вка въ вкъ. Сначала доказывается, что еврейская вра воспрещаетъ употребленіе крови, затмъ идетъ доказательство, что самые знаменитые ритуальные процессы всегда кончались торжествомъ истины, оправданіемъ невиновныхъ и посрамленіемъ клеветниковъ. И толпа этихъ доводовъ не слушаетъ, и никто въ толп съ ними не считается. На перечень оправдательныхъ приговоровъ отвчаютъ: жиды подкупили судъ. На перечень текстовъ, запрещающихъ употребленіе крови, отвчаютъ: значитъ, есть еще одинъ текстъ, который разршаетъ, и его-то вы намъ не хотите процитировать. Вся аргументація пропадаетъ даромъ, какъ вода въ дырявой бочк. Я не вообще отрицаю полезность документальной защиты, но она полезна только въ свое время и на своемъ мст. Мсто ей — на суд, мсто ей — въ настоящемъ парламент, но только въ настоящемъ, гд происходитъ дйствительно серьезное разсмотрніе серьезныхъ вопросовъ. Когда вмсто парламента имется митингъ, чтобы не сказать хуже,— митингъ, гд съ трибуны несутся ругательства, оскорбленія, призывы ‘бей’, гд резоновъ никто не слушаетъ и документами никто не интересуется,— тогда защитительное краснорчіе не иметъ никакой цнности и никакого смысла. Двсти раввиновъ (въ который разъ) печатно побожились, что евреи не пьютъ крови младенцевъ, — и никто этого не замтилъ, даже черносотенная пресса не огрызнулась какъ слдуетъ: просто прошла мимо, не оглянувшись. То же самое впечатлніе произвели и произведутъ вс бывшія и будущія рчи на эту тему еврейскихъ депутатовъ. Съ документами и доводами считаются тамъ, гд собрались люди съ намреніемъ спокойно и безпристрастно изслдовать. Въ атмосфер свалки, бшенства, битья чмъ попало — вс оправдательныя словеса неумстны.
Можетъ быть, даже вредны. Вотъ уже нсколько лтъ, какъ евреи въ Россіи плотно сидятъ на скамь подсудимыхъ. Это не ихъ вина. Но вотъ что безспорно ихъ вина: они себя держатъ, какъ подсудимые. Мы все время и во все горло оправдываемся. Мы божимся, что мы совсмъ не революціонеры, не уклоняемся отъ воинской повинности и не продавали Россію японцамъ. Выскочилъ Азефъ — мы начинаемъ божиться, что мы не виноваты, что мы совсмъ не такіе, какъ онъ. Выскочилъ Богровъ — и опять насъ за шиворотъ тащутъ на скамью подсудимыхъ, и опять мы входимъ въ навязанную роль и начинаемъ оправдываться. Вмсто того, чтобы повернуть обвинителямъ спину, ибо не въ чемъ и не передъ кмъ вамъ извиняться, мы опять божимся, что мы тутъ не при чемъ, и для пущей убдительности начинаемъ усердно отплевываться отъ памяти Богрова, хотя надъ этимъ — каковъ бы онъ ни былъ — несчастнымъ юношей, въ часъ изумительной его кончины, и безъ насъ достаточно надругались т десять хамовъ изъ выгребной ямы кіевскаго черносотенства. Теперь подняли гвалтъ о ритуальномъ убійств — и вотъ уже мы опять вошли въ роль подсудимыхъ, мы прижимаемъ руки къ сердцу, перебираемъ дрожащими пальцами старыя кипы оправдательныхъ документовъ, которыми никто не интересуется, и божимся на вс стороны, что мы этого питья не потребляемъ, отродясь ни капельки во рту не бывало, разрази меня Богъ на этомъ мст… Докол? Скажите, друзья мои, неужели вамъ эта канитель еще не надола? И не время ли, въ отвтъ на вс эти и на вс будущія обвиненія, попреки, заподазриванія, оговоры и доносы, просто скрестить руки на груди и громко, отчетливо, холодно и спокойно, въ качеств единственнаго аргумента, который понятенъ и доступенъ этой публик, заявить: убирайтесь вы вс къ чорту? Кто мы такіе, чтобы предъ ними оправдываться, кто они такіе, чтобы насъ допрашивать? Какой смыслъ во всей этой комедіи суда надъ цлымъ народомъ, гд приговоръ заране извстенъ? Съ какой радости намъ по доброй вол участвовать въ этой комедіи, освящать гнусную процедуру издвательства нашими защитительными рчами? Наша защита безполезна и безнадежна, враги не поврятъ, равнодушные не вслушаются. Апологіи отжили свой вкъ.
Наша привычка постоянно и усердно отчитываться передъ всякимъ сбродомъ принесла намъ уже огромный вредъ и принесетъ еще большій. Населеніе привыкло къ этому, привыкло слышать изъ нашихъ устъ жалобный тонъ обвиняемаго. Положеніе, которое создалось въ результат, трагически подтверждаетъ извстную поговорку: qui s’excuse s’accuse. Мы сами пріучили сосдей къ мысли, что за всякаго проворовавшагося еврея можно тащить къ отвту цлый древній народъ, который законодательствовалъ уже въ т времена, когда сосди еще и до лаптя не успли додуматься. Каждое обвиненіе вызываетъ среди насъ такой переполохъ, что люди невольно думаютъ: какъ они всего боятся! Видно, совсть нечиста. Именно потому, что мы согласны въ любую минуту вытянуть руки по швамъ и принесть присягу, развивается въ населеніи неискоренимый взглядъ на насъ, какъ на какое-то спеціально-вороватое племя. Мы думаемъ, будто наша постоянная готовность безропотно подвергнуться обыску и выворотить карманы въ конц-концовъ убдить человчество въ нашемъ благородств: вотъ мы молъ какіе джентльмены — намъ нечего прятать! Но это грубая ошибка. Настоящіе джентльмены — это т, которые никому и ни за что не позволятъ обыскивать свою квартиру, свои карманы и свою душу. Только поднадзорные готовы къ обыску во всякій часъ. И мы себя ставимъ именно въ такое положеніе, не считаясь съ самой ужасной опасностью: а что, если намъ подбросятъ краденую вещь?
До сихъ поръ ритуальныя убійства подбрасывались намъ почти всегда неумлыми, топорными руками. Но я считаю вполн возможнымъ, чтобы и въ этой области сказался однажды общій техническій прогрессъ нашего времени. Можетъ найтись виртуозъ, который такъ умно и тщательно разработаетъ планъ, учтетъ и предусмотритъ вс неожиданности, что эффектъ получится самый ослпительный. Въ этомъ предположеніи нтъ ничего невроятнаго. Среди антисемитовъ теперь есть очень культурные люди, а съ другой стороны — очень богатые и могущественные люди, которымъ доступны самыя врныя средства фальсификаціи. Не такъ трудно теперь найти и еврейчика-лжесвидтеля: этого добра и въ прежнія времена было не мало, а теперь особенно. Въ результат могутъ предъ нами въ одинъ прекрасный день разыграть такую правдоподобную комедію ритуальнаго убійства, что самый честный, самый безпристрастный судья поколеблется. Что же мы скажемъ тогда — мы, которые чуть не всю свою оборону строимъ на томъ, что судьи насъ по большей части оправдывали? Но я считаю возможнымъ, даже вполн вроятнымъ и другой, гораздо боле ужасный случай. Еврейство сильно изнервничалось, кажется, мы одинъ изъ первыхъ народовъ по количеству душевно-больныхъ. Въ той атмосфер травли, которую создаетъ вокругъ насъ басня о ритуальномъ убо, могутъ въ конц-концовъ у насъ народиться и маніаки, помшавшіеся на этой басн. Если не ошибаюсь, въ Паду въ XVI вк быль такой случай: еврей Давидъ Морпурго впалъ въ безуміе и сталъ кричать, чтобы къ нему привели 3-лтнюю дочь сосда-католика — онъ ее заржетъ и окропить ея кровью опрснокъ. Раввины связали его и выдали властямъ, по счастью, безуміе его оказалось очевиднымъ, и дло не кончилось погромомъ. Но за 400 лтъ наши нервы сильно расшатались, и теперь не будетъ чудомъ, если явится боле утонченный маніакъ, который кричать не станетъ, а просто возьметъ и сдлаетъ. Я считаю страннымъ счастьемъ, что этого до сихъ поръ не случилось. Не забудьте, среди какого кошмара мы живемъ, подъ какимъ ужасомъ воспитывается наша молодежь. Мы уже видли такихъ, которые помшались на революціи, на террор, на экспропріаціяхъ, въ эпидеміи самоубійствъ есть несомннная примсь психическаго разстройства, недавнее половое повтріе тоже выдвинуло замтный элементъ явныхъ маніаковъ. И вотъ, если разразится такая бда, что мы скажемъ, какіе тексты вытащимъ? Будемъ ждать реабилитаціи своего народнаго имени отъ суда и экспертовъ: если они признаютъ, что это сумасшедшій, то наша честь спасена, а если маніакъ попадется врод Джека-потрошителя, трезвый и уравновшенный во всемъ, кром своей маніи, и покажется экспертамъ здоровымъ, тогда мы, значить, признаемъ себя обезчещенными навкъ? Ибо таковъ будетъ неотвратимый выводъ изъ нашей маніи — реагировать на каждый попрекъ, принимать всенародно отвтственность за каждый проступокъ еврея, оправдываться передъ кмъ попало — въ томъ числ и чортъ знаетъ передъ кмъ.
Я считаю эту систему ложной да самаго корня. Насъ не любятъ не потому, что на насъ взведены всяческія обвиненія: на насъ взводитъ обвиненія потому, что не любятъ. Оттого этихъ обвиненій такъ много, они такъ разнообразны и такъ противорчивы. Сегодня намъ кричатъ, что мы эксплуатируемъ бдныхъ, завтра кричатъ, что мы семъ соціализмъ, ведемъ бдныхъ противъ эксплуататоровъ. Одна польская газета на-дняхъ увряла, что евреи расчленили Польшу и отдали ее Россіи, а 100 русскихъ газетъ увряютъ, что евреи хотятъ расчленить Россію и возстановить Польшу. Итальянцы увряютъ, что нападки на нихъ во всей европейской пресс — дло евреевъ, а турецкая оппозиція утверждаетъ, что на захватъ Триполи подбили Италію евреи. Что же, на весь этотъ визгъ и лай со всхъ сторонъ надо откликаться, божиться, уврять, присягать? Немыслимо и безполезно. Если даже опровергнемъ одно, родится другое. Человческая злоба и глупость неистощимы. Съ оправданіями можно выступать только въ рдкіе, исключительно важные моменты, когда есть полная увренность, что сидящій предъ тобою ареопагъ дйствительно иметъ справедливыя намренія и надлежащую компетенцію. Но длать изъ апологіи систему для каждаго дня, выносить ее на улицы, на трибуну митинга, хотя бы и именуемаго парламентомъ, на летучіе столбцы газеты — это значитъ унижать себя до равенства съ лающей псарней.
Намъ не въ чемъ извиняться. Мы народъ, какъ вс народы, не имемъ никакого притязанія быть лучше. Въ качеств одного изъ первыхъ условій равноправія, требуемъ признать за нами право имть своихъ мерзавцевъ, точно такъ же, какъ имютъ ихъ и другіе народы. Да, есть у насъ и провокаторы, и торговцы живымъ товаромъ, и уклоняющіеся отъ воинской повинности, есть, и даже странно, что ихъ такъ мало при ныншнихъ условіяхъ. У другихъ народовъ тоже много этого добра, а зато еще есть и казнокрады, и погромщики, и истязатели,— и, однако, ничего, сосди живутъ и не стсняются. Нравимся мы или не нравимся, это намъ, въ конц-концовъ, совершенно безразлично. Ритуальнаго убійства у насъ нтъ и никогда не было, но если они хотятъ непремнно вритъ, что ‘есть такая секта’ — пожалуйста, пусть врятъ, сколько влзетъ. Какое намъ дло, съ какой стати намъ стсняться? Краснютъ разв наши сосди за то, что христіане въ Кишинев вбивали гвозди въ глаза еврейскимъ младенцамъ? Нисколько: ходятъ, поднявъ голову, смотрятъ, всмъ прямо въ лицо, и совершенно правы, ибо такъ и надо, ибо особа народа царственна, не подлежитъ отвтственности и не обязана оправдываться. Даже тогда, когда есть въ чемъ оправдываться. Съ какой же радости лзть на скамью подсудимыхъ намъ, которые давнымъ-давно слышали всю эту клевету, когда ныншнихъ культурныхъ народовъ еще не было на свт, и знаемъ цну ей, себ, имъ? Никому мы не обязаны отчетомъ, ни передъ кмъ не держимъ экзамена, никто не доросъ звать насъ къ отвту. Раньше ихъ мы пришли и позже уйдемъ. Мы такіе, какъ есть, для себя хороши, иными не будемъ и быть по хотимъ.