В начале сентября этого года мы отправились к графу Льву Николаевичу Толстому с поручением получить от маститого писателя разрешение на производство с него синематографических снимков, и если окажется возможным, то и выполнить самые снимки.
Не без волнения выскочили мы — я и мой сотоварищ — из экипажа у двух массивных колонн, стерегущих вход в парк Ясной Поляны.
Вот он, тот тихий уголок, где погруженный в свои думы и творческую деятельность почти безвыездно проживает ‘великий писатель земли Русской’!
Широкая дорога-аллея приводит нас к утонувшему в зелени небольшому каменному дому, снежно-белому на фоне листвы… Все тихо… и каждый шаг отдается под сводами вековых лип, обступивших площадку перед домом, на которую выходит веранда.
Никого нет, никто не выходит нас встретить, и мы сами как бы боимся нарушить тот величавый покой, которым близкие Льва Николаевича, а пожалуй даже и сама природа, окружили его жизнь…
Наши карточки с просьбой о позволении переговорить о деле переданы графине через вышедшего слугу — самого Льва Николаевича мы не решаемся беспокоить. И действительно, как нам сообщила София Андреевна, Л. Н. был усиленно занят приготовлениями к отъезду на другой день к В. Г. Черткову, приведением в порядок бумаг, начатых работ и прочим.
Мы должны отметить то полное сочувствие, с которым отнеслась графиня к нашей просьбе. Ей самой очень желательны снимки, имеющие целью увековечить для близких Льва Николаевича моменты из его жизни, и, как во время этой нашей поездки в Ясную Поляну, так и во время последующих, София Андреевна оказывала нам всяческую помощь в деле производства снимков, и все переговоры с Львом Николаевичем относительно его согласия позировать перед аппаратом велись почти исключительно через нее.
Увы, можем мы только сказать, убеждения графа, великие идеи пророка заветов всеобщей любви и счастья делают несовместимой с ними возможность позирования для синематографа… Это же передал нам и Л. Н. во время наших кратких разговоров при встречах с ним на обычных ежедневных утренних прогулках…
Тем не менее нам было предложено произвести снимки, запечатлеть моменты из повседневной жизни Л. Н.
Первой из предпринятых нами работ были снимки поездки Л. Н. на станцию Щекино, откуда он отправился через Москву в гости к В. Г. Черткову.
Надо ли говорить, что мы были вовремя на местах. Бегут последние минуты ожидания… Едут… Плавно, почти шагом выкатывает из ворот усадьбы парная коляска с Львом Николаевичем и провожающей его супругой. Вслед за ней тройка с Александрой Львовной, младшей дочерью писателя, и другими сопровождающими… С легким ворчаньем бежит лента в аппарате, поглощая в себя все, что видит зоркий глазок объектива, чтобы потом показать все виденное всему миру на экране…
Но мы торопимся. Едва лишь экипажи миновали аппарат, мы спешим обогнать их на наших лошадях, чтобы иметь возможность снимать приезд на станцию.
Здесь, на платформе Щекина, мы работаем не менее удачно. Приезд, вход на Станцию, прогулка Льва Николаевича по перрону в ожидании отъезда, сцены встречи с приехавшими с этим же поездом родственниками и, наконец, последние моменты отправления в путь — все это схвачено аппаратом.
В то время когда пишутся эти строки, снятые нами моменты из жизни Льва Николаевича уже превратились в ленту, которую на днях увидит Москва, Россия, а за нею и ряд других стран.
Получив первый экземпляр ленты, мы, снова заручившись предварительным согласием графини, поспешили в Ясную Поляну, чтобы продемонстрировать перед Львом Николаевичем произведенные с него снимки (*1*).
Одновременно мы захватили с собой подбор других лент для демонстрации. Приготовления к сеансу начаты были утром. На площадке перед домом (сеанс решили дать на открытом воздухе) мы водрузили экран, установили аппарат, скамьи и стулья для зрителей…
Сеанс производился при Помощи оксиацетиленового аппарата бр. Пате.
Все готово. К шести часам начали уже собираться первые зрители — детишки из прилежащей к имению деревни. Лишь только смерклось, сейчас же после обеда, Лев Николаевич, София Андреевна, Александра Львовна, прочие обитатели дома и бывшие в доме гости уже собрались на местах… Приехал кое-кто и из соседей. Главную массу зрителей составили крестьяне, которых собралось человек до двухсот.
Вспыхнул зажженный аппарат, ослепительно белым квадратом отразился на экране среди вечерней темноты столб света из аппарата.
Сеанс начался.
Не стоит говорить о техническом успехе сеанса. С этой стороны мы были достаточно вооружены, чтобы не иметь основания беспокоиться. Но, кроме того, когда окончилось представление и под направленным на нее повернутым зеркалом рефлектора оживленная толпа возвращалась по саду домой, мы видели еще горящие глаза детей, веселые лица взрослых.
Мы слышали слишком лестные отзывы, восторженные восклицания.
Но нам было важно мнение Льва Николаевича, который, будучи утомлен, ушел несколько раньше конца сеанса.
Великий писатель остался доволен виденным. Он передал нам, что считает разумным и поучительным зрелищем те видовые и научные картины, которые мы демонстрировали в Ясной Поляне (Военно-Грузинская дорога, город Дели в Индии, на табачных плантациях и пр.). Снимок, произведенный с Льва Николаевича, был показан дважды…
На другой день мы уехали обратно, имев удовольствие поднести графине Софии Андреевне привезенный нами единственный экземпляр снимков с Льва Николаевича. Картина эта уже предназначена для музея имени Толстого.
Что же мы можем сказать в заключение?
Еще до сих пор Лев Николаевич не является полным сторонником синематографа, не находит его исключительно полезным с определенной точки зрения явлением.
Будучи слишком молодым сама по себе делом, синематография, развиваясь с бешеной быстротой, безусловно не могла идти исключительно прямыми путями к тому все возрастающему значению ее в жизни человечества, которое она завоевывает с каждым днем.
Были, безусловно, уклонения от истинного пути.
Но теперь синематограф уже сделал первый шаг по пути своего великого будущего.
Из странствующего балагана — он стал театром.
Еще немного — и синематограф станет школой.
Нашим детям он будет главным научным пособием, ему раскроют широко двери университетов.
И еще более того. Синематограф станет средством пропаганды великих идей.
Мы уверены поэтому, что недалеко то время, которое примирит Льва Николаевича с синематографом.
Комментарии
Владимир Коненко. У Льва Николаевича Толстого. — Сине-фоно, 1909, октябрь, No 1.
3 сентября 1909 г. Д. П. Маковицкий записал: ‘Л. Н. увещевал кинематографистов, чтобы не снимали, но они не унимались. Снимали у столбов, перед вокзалом, на перроне. Просили Л. Н. разрешить снять его гуляющим по саду. Он им отказал, но они не постыдились все-таки снять его, когда с вокзала пошел погулять’ (Яснополянские записки, кн. 4, с. 59).
1* С. А. Толстая записала в дневнике 24 сентября 1909 г.: ‘Вечером показывали кинематограф, и собралась вся деревня’ (Дневники, т. 2, с. 294).