H. А. Лейкинъ
Визитъ доктора.
(Современный эскизъ).
Визит доктора, Лейкин Николай Александрович, Год: 1874
Время на прочтение: 8 минут(ы)
H. А. Лейкинъ. Веселые разсказы. Санктпетербургъ. Изданіе книгопродавцевъ Колесова и Михина. 1874.
OCR Бычков М. Н.
Семейство Назара Ивановича Коромыслова, содержателя извозчичьихъ каретъ и постоялаго двора въ Ямской, лишало, обыкновенно, крайнее недовріе къ докторамъ и было убждено, что ‘они морятъ’. Вс члены семейства Коромыслова отличались крпкимъ тлосложеніемъ и такою физическою силой, которой-бы позавидовалъ иной акробатъ. Такъ, старшій женатый сынъ безъ особеннаго усилія крестился двухъ-пудовою гирею, самъ глава семейства, Назаръ Ивановичъ, легко переставлялъ карету съ мста на мсто, взявшись руками за ея заднія колеса, а младшіе ребятишки, во время игры, высоко-высоко запускали въ воздухъ черепки и камни. Желудки ихъ также способны были переваривать долото, не говоря уже о двухъ фунтахъ красной смородины съденной на ночь. Болзней Коромысловы не знали и, ежели случалось кому слегка занемогать ‘нутромъ’, ломотой или ознобомъ, то лчились баней, водкой съ солью и перцомъ, саломъ и Богоявленской водой. Правда, мать семейства, Аграфена Степановна, считавшаяся ‘сырой женщиной’ частенько хворала какой-то особенной болзнью — ‘притягиваніемъ къ земл’, но болзнь эта посл двнадцати-часоваго сна и полдюжины чашекъ настоя бузины или малины тотчасъ же проходила. Слухи о холер и количество покойниковъ, ежедневно десятками провозимыхъ мимо ихъ дома на близлежащее Волковское кладбище, не смущали ихъ жизни. ‘Пришла смерть — и померъ’, разсуждали они обыкновенно, но когда, въ одинъ прекрасный день, ихъ собственнаго работника Селифонта, на ихъ глазахъ и безъ видимой причины, скрючило въ теченіи какихъ-нибудь пяти часовъ, а другой работникъ, отправленный по распоряженію полиціи въ больницу, умеръ на дорог, — семейство призадумалось. Чаще и чаще стали повторяться слова: ‘а вдь холера-то валитъ’, ‘щиплетъ’, ‘накаливаетъ’ и т. п. На окошк появилась четвертная бутыль водки съ стручковымъ перцомъ, въ сняхъ разставились горшки съ дегтемъ и развсились луковицы чесноку, число покойниковъ, провозимыхъ мимо дома на кладбище, тщательно считалось и было извстно каждому члену семейства, и наконецъ, въ дом появилась полицейская газета, спеціально выписанная для узнаванія числа заболвшихъ холерою. То-и-дло слышалось въ дом: ‘къ седьмому числу больныхъ холерою состояло… выздоровло… умерло… затмъ осталось…’ а посл этого слдовалъ возгласъ въ род: ‘Господи, какую силу народу валитъ!’ или: ‘однако крючитъ!’ и т. п.
Въ одинъ изъ этихъ дней, Назаръ Иванычъ Коромысловъ возвратился съ извозчичьей биржи домой обдать крайне сосредоточенный самъ въ себ. Выпивъ рюмку водки и тыкая вилкой въ соленый огурецъ, онъ произнесъ:
— Главное дло теперь насчетъ пищи соблюдать себя: слдуетъ! Чтобъ пища эта самая завсегда въ свжести… Сегодня вонъ Николая Данилыча скрючило и свояченицу сводить начинаетъ. Я на берегу овесъ покупалъ, такъ сказываютъ, что въ пищу эту самую что-то подсыпаютъ, такъ надо отворотное зелье отъ этой самой подсыпки имть.
— Скажи на милость, вотъ ироды-то! — воскликнула Аграфена Степановна.
— Тоже и на счетъ вони, потому вонь пущаютъ, а отъ вони-то она и родится.
— Безбожники!
— Такъ вонь эту задушать слдуетъ, чтобъ не пахло.
— Какъ-же ее, тятенька, задушить? Ужь вонь — все вонь…— спросилъ старшій сынъ.
— Опять таки снадобье есть… — отвчалъ отецъ. У докторовъ спросить надо!
Онъ сълъ щи, икнулъ, отеръ пальцы рукъ о голову и, обротясь къ жен, продолжалъ:
— Даве, посл закупки овса, были мы въ трактир, тамъ съ нами былъ докторъ — Федора Иванова Бубырева знакомый…
— О Господи!— всплеснула руками Аграфена Степановна.
— Чего о Господи!?— передразнилъ ее мужъ. Хорошій человкъ… Мы съ нимъ и чайку и водочки выпили. Я, говоритъ, больше простыми средствами… Изъ простыхъ онъ фельдшеровъ, а свое дло туго знаетъ, потому часъ цлый намъ о разныхъ болзняхъ и о томъ, что у человка внутри есть разсказывалъ.
— Ахъ страсти какія! Ну?
— Ну, вотъ его-то я и позвалъ къ себ. Сегодня вечеромъ прідетъ къ намъ, осмотритъ насъ, лекарства на всякій случай дастъ. Что за радость безъ помощи-то погибать? Вдь не собаки… Народу вонъ то-и-дло на кладбище подваливаетъ.
Семейство пріуныло. Два сына почесали въ затылкахъ, а супруга поникла головой, но тотчасъ-же оправилась и спросила:
— Значитъ, поросенка жаритъ къ вечеру?
— Поросенокъ поросенкомъ, да еще чего нибудь надо, потому человка угостить слдуетъ, — отвчалъ Назаръ Иванычъ.
— Молодой онъ, папенька, этотъ самый докторъ, или старый?— задала отцу вопросъ восемьнадцатилтняя дочь, Груша.
— Дура!— произнесъ отецъ вмсто отвта и умолкъ.
Вставая изъ-за стола, онъ обратился къ старшему сыну и сказалъ:
— На бирж долго не проклажайся, а къ семи часамъ приходи домой. Пусть и тебя докторъ посмотрить. Да по дорог зайди въ погребъ и купи бутылку рому.
Въ семь часовъ вечера все семейство Коромыслова было въ сбор и ждало доктора. Самъ глава дома, Назаръ Иванычъ, въ новомъ длиннополомъ сюртук и сапогахъ со скрипомъ, ходилъ по чистой комнат, напвалъ ‘отверзи уста моя’ и, по временамъ, подходилъ съ стоящему въ углу столу съ закуской, предназначенной для угощенія доктора и поправлялъ на немъ бутылки и рюмки. Старшій женатый сынъ, наклонясь къ уху своей разряженной миловидной жены, шепталъ:
— Слышь, Даша, коли докторъ заставитъ тебя выставить языкъ, — не упрямься и выстави. Также, ежели и мять какое мсто начнетъ — вытерпи.
— Мн стыдно, Николай Назарычъ…— отвчала жена.
— Мало-ли что стыдно! На то онъ докторъ. Смотри, не сконфузь меня.
Дочь Коромыслова сидла у окна и гадала на картахъ: ‘какой это изъ себя докторъ: брюнетъ или блондинъ’, а второй сынъ былъ на двор и загонялъ съ работникомъ въ сарай собаку, изъ предосторожности, чтобы она не укусила доктора. На окнахъ лежали младшіе ребятишки и, въ ожиданіи доктора, глядли на улицу. Аграфена Степановна возилась въ кухн со стряпухой около печи и сажала туда начиненнаго кашей поросенка.
Четверть восьмаго на улиц задребезжали дрожки и остановились у воротъ дома.
— Докторъ пріхалъ! докторъ!— закричали лежавшіе на подоконникахъ ребятишки.
Все семейство встрепенулось и начало оправлять на себ платье. Старшій сынъ бросился встрчать доктора и, наконецъ, ввелъ его въ комнаты.
Это былъ довольно мрачнаго вида госпитальный фельдшеръ, лтъ сорока, гладкобритый, съ черными щетинистыми усами и бакенбардами, и съ нависшими бровями. Одтъ онъ былъ въ щеголеватый форменный сюртукъ, брюки со штрипками и блыя офицерскія перчатки. Въ одной рук онъ держалъ кепи, въ другой — ящикъ съ наборомъ хирургическихъ инструментовъ.
— Извините, что опоздалъ немного, — проговорилъ онъ раскланиваясь, входя въ комнату и поставивъ на столъ ящикъ съ инструментами. Все-ли вы здоровы, Назаръ Иванычъ?— привтствовалъ онъ хозяина и протянулъ ему руку.
— Ничего, скрипимъ, пока Богъ грхи терпитъ, — отвчалъ хозяинъ и пригласилъ фельдшера садиться.
Тотъ слъ и началъ снимать перчатки.
— Сейчасъ съ главнымъ докторомъ на ампутаціи были. Ногу одному больному отпилили. Изъ пятаго этажа выпалъ и переломилъ, — сказалъ онъ и бросилъ взглядъ на присутствующихъ.
Хозяинъ покачалъ толовой.
— Неушто ужь безъ ошибки нельзя было?… спросилъ онъ.
— Нельзя, потому въ двадцати-трехъ мстахъ переломъ. Завтра и руку отпилимъ.
Присутствующіе переглянулись.
— Водочки, съ дорожки-то?— предложилъ хозяинъ.
— Потомъ-съ. Мы безъ благовременія не употребляемъ. Сначала нужно дло сдлать.
— А вотъ, я сейчасъ жену позову, такъ ужь всхъ вмст и осмотрите.
За Аграфеной Степановной былъ посланъ въ кухню маленькій сынишка. Пробгая по комнат, онъ тронулъ рукой стоящій на стол ящикъ.
— Тише, тише! Пожалуйста тише съ инструментами!— крикнулъ фельдшеръ.
— А что, нешто заряжено? — спросилъ Назаръ Иванычъ.
— Не заряжено, но хрупки очень. Инструменты это…— пояснилъ фельдшеръ и въ удостовреніе сказаннаго, а также и для пущей важности, открылъ ящикъ и началъ вынимать изъ него и раскладывать по столу пилы, ложи, зонды и прочіе инструменты. Члены семейства поднялись съ мстъ и издали робко начали разсматривать ихъ.
Вскор въ комнату вошла Аграфена Степановна, кутаясь въ ковровый платокъ.
— Здравствуйте, господинъ докторъ! Пожалуйста ужь вы насъ простыми средствами… — заговорила она, покосилась на инструменты и, глубоко вздохнувъ, сла поодаль.
— Ну-съ, ктоже изъ вашего семейства боленъ?— обратился фельдшеръ къ хозяину.
— Да пока вс, слава Богу, здоровы, а ни васъ хотли попросить, не дадите-ли какого снадобья противъ холеры, потому валитъ ужь очень повсемстно. Тоже говорятъ, что вотъ и въ пищу подсыпаютъ, такъ нельзя-ли и противъ подсыпки? Вс подъ Богомъ ходимъ… Въ случа, ежели что… чего Боже избави, такъ чтобы подъ руками было…
Фельдшеръ сдлалъ серьезное лицо, нахмурилъ брови и оттянулъ нижнюю губу. Въ такомъ вид онъ соображалъ сколько секундъ и, наконецъ, спросилъ. — Водку какой посудой покупаете?
— Четвертями, всегда четвертями, — отвчалъ хозяинъ.
— Ну, такъ теперь купите ведро, настойте его стручковымъ перцомъ и мятой и пейте, вс безъ изъятія, по рюмк.
— А младенцевъ тоже поить?— задала вопросъ Аграфена Степановна.
— Младенцамъ отпущайте по столовой ложк. Это ежедневное употребленіе, а на случай, ежели у кого заболитъ брюхо, — я дамъ капли. Десяти рублей не пожалете, такъ можно дать получше?
— Не пожалемъ, не пожалемъ, — заговорилъ хозяинъ.
— Ну, такъ завтра принесу вамъ цлую бутылку, а теперь мн нужно будетъ всхъ васъ изслдовать и общупать, чтобы узнать ваше тлосложеніе.
Женщины невольно попятились отъ него.
— Нельзя-ли ужь такъ какъ-нибудь, безъ щупки?— послышалось нсколько голосовъ.
— Нельзя, нельзя! Иначе какъ-же я узнаю поскольку капель вамъ принимать слдуетъ? Почтеннйшій Назаръ Иванычъ, потрудитесь снятъ сюртукъ и жилетъ и лечь на диванъ на спину.
Отецъ семейства жалобно посмотрлъ на домашнихъ и исполнилъ требуемое.
— Насчетъ ножей-то, батюшка, съ нимъ поосторожне, Не пырните какъ невзначай — упрашивала фельдшера чуть не со слезами Анна Степановна.
— Будьте покойны, мы къ этому привычны, да къ тому-же ножей и не потребуется, — отвчалъ фельдшеръ.— Прежде всего позвольте ведро воды, умывальную чашку и полотенце, обратился онъ къ присутствующимъ.
Ведро, чашка и полотенце были принесены. Фельдшеръ засучилъ рукава сюртука, вымылъ руки и, отервъ ихъ полотенцемъ, началъ мять брюхо Назара Иваныча, поминутно спрашивая: ‘больно? не больно?’ и т. д. Назаръ Иванычъ кряхтлъ и изрдка давалъ отвты въ род: ‘какъ будто что-то щемитъ’, или: ‘словно вотъ что подтягиваетъ’. Окончивъ ощупываніе, фельдшеръ вынулъ изъ ящика перкуторный молотокъ и принялся имъ стучать по груди паціента, по животу и даже по лбу. Истязяніе длилось минутъ десять. Присутствующіе хранили гробовое молчаніе и ожидали себ той-же участи. На сцену эту, въ полуотворенныя двери, смотрли работники и кухарка.
— Готово, — произнесъ, наконецъ, фельдшеръ и опять принялся мыть руки.
За отцомъ семейства на диванъ ложились старшіе сыновья и, наконецъ, младшіе ребятишки. Во время изслдованія, ребятишки ревли, и ихъ начали держать.
— Главное дло, соблюдайте, чтобъ у нихъ носы были мокрые…— сдлалъ онъ наставленіе.
— А ежели высыхать будутъ?
— Тогда примачивать теплой водой.
Женщины окончательно воспротивились ощупыванію, и фельдшеръ удовольствовался осмотромъ ихъ языковъ и носовъ, а также для чего-то смрилъ ниткой ихъ шеи. Наконецъ изслдованіе кончилось, и паціенты начали ждать приговора. Фельдшеръ послдній разъ умылъ руки и, немного подумавъ, произнесъ:
— Все ваше семейство тлосложенія здороваго, а потому ежели у кого заболитъ брюхо или покажется тошнота, то принимайте эти капли черезъ каждые два часа въ рюмк воды и по стольку капель, кому сколько лтъ. Теперь насчетъ питья. Что вы обыкновенно пьете?
— Воду и квасъ.
— Такъ опустите въ боченокъ или кадку лошадиную подкову.
— А насчетъ ды?
— Все можно сть, кром тухлятины. Я на счетъ ды не строгъ.
— А насчетъ бани?
— Чмъ чаще ходить будете, тмъ лучше.
— Говорятъ, дугой лошадиной натираться хорошо?
— Пустяки!..
Фельдшеръ началъ убирать инструменты въ ящикъ.
— А много этими инструментами я испотрашилъ народу!— сказалъ онъ.— А сколько рукъ и ногъ отпилилъ, такъ и счету нтъ!— сказалъ онъ.
— И вамъ не страшно было? — спросила хозяйская дочь.
— Мы ужь привыкли. Нашему брату это все ровно, что стаканъ воды выпить. Вотъ въ прошломъ году намъ съ главнымъ докторомъ досталась операція, такъ та была страшная. Змю у одного мастерового изъ живота вынимали. Вскрыли животъ, а она на насъ такъ и зашипла. Ну, мы ее сейчасъ обухомъ…
— Ай, страсти какія. Какъ-же она туда залзла? — послышалось со всхъ сторонъ.
— Надо полагать, что мастеровой этотъ яйцо зминое проглотилъ.
Хозяинъ пригласилъ фельдшера къ закуск. Подали заливную рыбу и жаренаго поросенка. Вдругъ фельдшеръ ударилъ себя по лбу.
— Куда вы воду дли, что я руки мылъ?— спросилъ онъ.
— Вылили въ помойну яму.
— То-то. Что-бы не попала лошадямъ, а то сейчасъ сдохнутъ. А полотенце, которымъ я руки вытиралъ, возьмите и сожгите.
— Водочки?— предложилъ хозяинъ.
Фельдшеръ не отказался. Выпивъ рюмокъ шесть, онъ окончательно заврался и сталъ разсказывать, что такое холера.
— Холера — это невидимыя мухи. Они летаютъ въ воздух и залетаютъ въ человка черезъ вс его поры. Залзши туда, они начинаютъ мучить и производятъ рвоту. Мухи эти зеленаго цвта съ красными головками и на вкусъ отзываются мдью.
— А говорятъ, подсыпаютъ въ пищу?— возразилъ хозяинъ.
— Пустяки. Подсыпка эта была въ первую и во вторую холеру, а теперь не въ мод. Теперь муха. И такъ эта муха живуща, что ежели ее въ кипятк варить, то и то жива останется.
Закусивъ и выпивъ въ волю, фельдшеръ началъ прощаться. Хозяинъ вручилъ ему три рубля, но онъ потребовалъ еще пятъ на матеріалъ для капель.
— Ну, теперь на Васильевскій островъ, къ одному генералу поду, — говорилъ онъ покачиваясь:— зубъ ему вырвать надо и животъ поправить, такъ какъ онъ упалъ съ лошади и стряхнулъ его.
Женская половина семейства Коромыслова высунулась изъ оконъ и смотрла, какъ фельдшеръ садился на извозчика. Онъ посмотрлъ вверхъ, сдлалъ имъ ручкой и крикнулъ:
— Главное дло, наблюдайте, чтобъ носы у ребятъ были мокрые.
— Будемъ, будемъ, — отвчали изъ оконъ.
Извозчикъ тронулъ лошадь.