Виттория Аккорамбони, герцогиня ди Браччано, Стендаль, Год: 1837 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 24 минут(ы)

ВТОРАЯ СЕРІЯ. 1883 г.
No 14.
БИБЛІОТЕКА ПИСАТЕЛЕЙ и МЫСЛИТЕЛЕЙ
Издаваемая В. В. ЧУЙКО

СТЕНДАЛЬ
ИТАЛЬЯНСКІЯ ХРОНИКИ:
Витторія Аккорамбони.— Ченчи.— Герцогиня Пальяно.— Ванина Ванини.— Санъ-Франческо-а-Рипа.

С.-ПЕТЕРБУРГЪ.
Типографія газеты ‘Новости’, Мойка, д. No 90.
1883
http://az.lib.ru

ВИТТОРІЯ АККОРАМБОНИ,

герцогиня Браччіано.

Къ несчастью какъ для меня, такъ и для читателя, эта повсть — не романъ, но врный переводъ весьма степеннаго разсказа, написаннаго въ Паду, въ 1685 году.

Нсколько лтъ тому назадъ я былъ въ Манту, искалъ набросковъ и небольшихъ картинъ, но непремнно добивался имть произведенія художниковъ, жившихъ до 1600 г., къ этому времени совсмъ уже пропала итальянская оригинальность, находившаяся уже въ опасности, благодаря взятію Флоренціи, въ 1530 году.

Вмсто картинъ, одинъ старый патрицій, очень богатый и очень скупой, предложилъ продать мн, и весьма дорого, старые манускрипты, пожелтвшіе отъ времени, я попросилъ позволенія прочитать ихъ, онъ согласился, прибавивъ, что довряетъ моей честности и увренъ, что она помшаетъ мн запомнить прочтенные мною пикантные анекдоты, въ случа, если я не куплю рукописей.

Съ этимъ условіемъ, мн понравившимся, я пробжалъ, къ большому вреду для своихъ глазъ, триста или четыреста томовъ, наполненныхъ трагическими разсказами, случившимися два или три столтія тому назадъ, письмами съ вызовами на дуэль, мирными трактатами сосдей-дворянъ, всевозможными мемуарами и т. д., и т. д. Старикъ требовалъ громадную сумму за эти рукописи. Посл длинныхъ переговоровъ, я весьма дорого купилъ право списать нкоторыя, понравившіяся мн исторіи, рисующія итальянскіе обычаи около 1500 г. У меня ихъ двадцать два тома іа folio, и вотъ одна изъ нихъ, точно переведенная, которую читатель прочтетъ, если онъ одаренъ терпніемъ. Я знакомъ съ итальянской исторіей XVI в. и полагаю, что предлагаемый мною разсказъ совершенно вренъ. Я старался, чтобы на перевод этого стариннаго итальянскаго слога, строгаго, положительнаго, чрезвычайно темнаго и полнаго намековъ на вещи и идеи, занимавшія міръ при пап Сикст V (1585 г.), не отразилось вліяніе изящной современной литературы и идей нашего вка, освободившагося отъ всяческихъ предразсудковъ.

Неизвстный авторъ рукописи — человкъ осторожный, онъ никогда не обсуждаетъ событія, не подготовляетъ его, его единственная забота заключается въ томъ, чтобы правдиво разсказывать. Если иногда безсознательно для него, его слогъ становится своеобразнымъ, то оттого, что около 1585 г. тщеславіе еще не покрывало всхъ поступковъ людей ореоломъ лицецрія, тогда полагали, что на сосда можно вліять только выражаясь съ самою полною ясностью. Около 1585 г., кром шутовъ, содержавшихся при дворахъ или поэтовъ, никто не думалъ быть любезнымъ на словахъ. Тогда еще не говорили: Я умру у ногъ вашего величества,— въ то самое время, какъ уже было послано за лошадьми для побга, пожалуй, это былъ единственный родъ измны, не вошедшій въ употреблеіне. Говорили мало и всякій относился чрезвычайно внимательно ко всему, что ему говорили.

Итакъ, благосклонный читатель, не ищите здсь слога пикантнаго, легкаго, блещущаго свжими намеками на модныя чувства, въ особенности не ожидайте сильныхъ душевныхъ ощущеній романа Жоржъ Санда, этотъ великій писатель написалъ-бы, конечно, образцовое произведеніе изъ жизни и несчастій Витторіи Аккорамбони. Предлагаемый вамъ мною искренній разсказъ можетъ имть только боле скромныя преимущества истиннаго происшествія. Когда, напримръ, одиноко сидя ночью въ почтовой карет, вы приметесь размышлять о великомъ искусств знанія человческаго сердца, то можете принять за основаніе вашихъ сужденій обстоятельства этой исторіи. Авторъ все говоритъ, все объясняетъ, не оставляя ничего воображенію читателя. Исторія написана спустя двнадцать дней посл смерти героини {Итальянская рукопись находится въ редакціи ‘Nevue des Deux Mondes’.}.

Витторія Аккорамбони происходила изъ весьма благородной семьи маленькаго городка герцогства Урбинскаго, Агубіо. Съ самаго дтства она обращала на себя всеобщее вниманіе своей рдкой и необыкновенной красотой, но эта красота составляла ея наименьшее очарованіе: въ ней сосредоточивалось все, что заставляетъ восхищаться двушкой высокаго рода, но ничто не поражало въ ней такъ, не было можно сказать, столь чудесно, какъ какая-то обворожительная грація, привлекавшая къ ней съ перваго взгляда сердце и волю каждаго. Въ этой простот, придававшей такую силу каждому ея слову, не было ни малйшаго слда преднамренности, всякій сейчасъ-же отдавалъ все свое довріе этой женщин, одаренной столь необыкновенной красотой. Мо,но было противостоять этому очарованію, если только ограничиться однимъ взглядомъ на нее, но если услышать ея разговоръ, въ особенности если поговорить съ нею, то уже совершенно невозможно било ускользнуть отъ столь необыкновенной привлекательности.

Руки ея добивалось много молодыхъ кавалеровъ города Рима, гд жилъ ея отецъ и гд еще видмъ дворецъ его на площади Rusticuci, подл св. Петра. Много было зависти и соперничествъ, и наконецъ родители Витторіи предпочли Феликса Перетти, племянника кардинала Монтальто сдлавшагося потомъ папою Сикстомъ V, благополучно царствующимъ.

Феликсъ, сынъ Камилли Перетти, сестры кардинала, назывался сначала Франческо Магнуччи, онъ принялъ имя Феликса Перетти, когда былъ торжественно признанъсвоимъ дядей.

Витторія, вступивъ въ домъ Перетти, совсмъ безсознательно принесла за собою преимущество, которое можно назвать роковымъ и которое всюду за ней слдовало, можно сказать, что надо было никогда ее не видть, чтобы не обожать {Въ Мллан, насколько и помню, въ Амврозіанской библіотек можно видть сонеты, очень граціозные и чувствительные, и также и другія стихотворенія, писанныя Витторіей Аккорамбони. Довольно порядочные сонеты были въ свое время написамы о ея странной судьб. Повидимому, она была такве умна, какъ граціозна и красива.}. Любовь къ ней ея мужа доходила до полнаго безумія, ея свекровь, Камилла, и даже самъ кардиналъ Монтальто были, казалось, заняты только тмъ, чтобы отгадывать желанія Витторіи и сейчасъ-же удовлетворять ихъ. Весь Римъ восхищался тмъ, какъ этотъ кардиналъ, извстный скудностью своего состоянія и своимъ отвращеніемъ ко всякой роскоши, находилъ удовольствіе въ постоянномъ удовлетвореніи всхъ желаній Витторіи. Молодая, блещущая красотой, всми обожаемая, она проявляла иногда весьма цнные капризы. Виттерія получала отъ своихъ новыхъ родственниковъ брилліанты самой высокой стоимости, жемчуга и, наконецъ, все, что являлось самаго рдкаго у римскихъ ювелировъ, въ то время весьма богатыхъ.

Изъ любви къ этой прелестной племянниц кардиналъ Монтальто, столь извстный своей строгостью, обращался съ братьями Витторіи такъ, какъ будто-бы они были его собственными племянниками.

Оттавіо Аккорамбони, едва достигшій тридцатилтняго возраста, черезъ посредство кардинала Монтальто, попалъ въ милость къ герцогу Урбинскому и былъ имъ назначенъ, а папою Григоріемъ XIII утвержденъ епископомъ Фосомбронскимъ, Марчелло Аккорамбони, молодой человкъ, бшеной храбрости, обвиняемый во многихъ преступленіяхъ и котораго сильно преслдовалъ corte {Это былъ военный отрядъ, обязанный заботиться объ общественной безопасности,— нчто въ род жандармовъ и полицейскихъ атентовъ 1580 г. Командовалъ имъ капитанъ Каргеддо, на личной отвственности котораго лежало выполненіе приказаній монсиньора римскаго губерватора (префекта полиціи).}, съ большимъ трудомъ избавился отъ его преслдованій, угрожавшихъ ему смертью. Удостоившись покровительства кардинала, онъ могъ пользоваться нкоторымъ спокойствіемъ.

Третій братъ Витторіи, Джуліо Аккорамбони, былъ допущенъ кардиналомъ Александромъ Сфорца къ первымъ должностямъ его двора, какъ только кардиналъ Мантальто попросилъ его объ этомъ.

Однимъ словомъ, еслибы люди умли соразмрять свое участіе, не съ безконечной ненасытностью своихъ желаній, но съ дйствительнымъ пользованіемъ уже имющихся у нихъ благъ, то бракъ Витторіи съ племянникомъ кардинала Монтальто казался бы семь Аккорамбони верхомъ человческаго счастія. Но ненасытное желаніе громадныхъ и неврныхъ выгодъ можетъ внушить людямъ, наиболе осыпаннымъ всии благами, мысли самыя странныя и самыя опасныя.

Какъ-бы та ни было, но совершенно справедливо, что если кто-нибудь изъ родственниковъ Витторіи, какъ то въ Рим многіе подозрвали, изъ желанія еще большаго благополучія содйствовали ея избавленію отъ мужа, то вскор же она могла убдиться, насколько было благоразумне довольствоваться скромными преимуществами умреннаго счастія, которое вскор должно было достичь до вершины желаній человческаго честолюбія.

Въ то время какъ Витторія жила королевою въ своемъ дом, однажды вечеромъ, когда Феликсъ Перетти только что легъ спать съ своею женою, ему было подано письмо Катериною, слугою Витторіи, уроженкой Болоньи. Письмо это было принесено братомъ Катерины, Доминикино Аквавива, прозванномъ Mancino (лвша). Онъ былъ изгнанъ изъ Рима за нсколько преступленій, но, по просьб Катерины, Феликсъ доставилъ ему могущественное покровительство своего дяди-кардинала, и Mancino часто приходилъ въ домъ Феликса, имвшаго къ нему большое довріе.

Письмо, о которомъ мы говоримъ, было отъ Марчелло Аккорамбони, брата Витторіи, наиболе дружнаго съ ея мужемъ. Большею частію онъ скрывался гд-нибудь близъ Рима, но иногда осмливался входить въ самый городъ и тогда находилъ убжище въ дом Феликса.

Въ письм, полученномъ въ столь поздній часъ, Марчелло призывалъ на помощь своего зятя Феликса Перетти, онъ умолялъ его придти помочь ему и прибавлялъ, что дло было самой высокой важности и что онъ ждетъ его у дворца Монтекавалло.

Феликсъ сообщилъ жен своей содержаніе этого страннаго письма, затмъ одлся и не взялъ другого оружія, кром шпаги. Въ сопровожденіи одного слуги съ зажженнымъ факеломъ, онъ уже готовился выйдти, когда встртилъ свою мать Камиллу, всхъ женщинъ, жившихъ въ дом и между ними самую Витторію, вс он умоляли его не выходить въ столь поздній часъ. Такъ какъ онъ не соглашался на ихъ просьбы, то он упали на колна и, со слезами на глазахъ, умоляли ихъ послушать.

Вс эти женщины и въ особенности Камилла были напуганы разсказами о страшныхъ исторіяхъ, ежедневно случавшихся и остававшихся безнаказанными во времена папства Григорія XIII, царствованія, полнаго смутъ и неслыханныхъ преступленій. Ихъ поражала еще одна мысль: когда Марчелло Аккорамбоци, ршался входить въ Римъ, то не имлъ привычки призывать къ себ Феликса и подобная выходка ночью казалась имъ въ высшей степени неприличной.

Феликсъ, полный пыла, свойственнаго его годамъ, не сдавался на эти опасенія, а когда узналъ, что письмо было принесено Mancino, котораго онъ очень любилъ, которому бывалъ полезенъ, то уже ничто не могло его остановить и онъ вышелъ изъ дому.

Какъ уже было сказано, передъ нимъ шелъ одинъ слуга съ зажженнымъ факеломъ. Едва бдный молодой человкъ поднялся на нсколько ступенекъ дворца Моntecavallo, какъ упалъ пораженный тремя ружейными пулями. Убійцы, видя его на земл, напали на него и стали осыпать куда попало ударами кинжала, пока онъ не показался имъ совсмъ мертвымъ. Сейчасъ-же эта роковая всть дошла до матери и жены Феликса, а черезъ нихъ и до его дяди-кардинала.

Кардиналъ, не измнившись въ лиц, не выразилъ ни малйшаго волненія, поспшно одлся и поручилъ Богу какъ себя, такъ и эту несчастную душу (захваченную такъ врасплохъ). Затмь онъ отправился къ своей племянниц и, съ необыкновенной важностью и глубокимъ спокойствіемъ, положилъ конецъ женскому крику и плачу, раздававшимся по всему дому. Власть его надъ этими женщинами была такъ велика, что начиная съ этой минуты и до самаго выноса трупа изъ дому, съ ихъ стороны не было ни видно и ни слышно ничего, что сколько-бы то ни было переходило за границы того, что обыкновенно бывало въ наиболе строгихъ семьяхъ при покойникахъ, смерть которыхъ всми ожидалась. Что касается до самого кардинала Монтальто, то никто не могъ замтить въ немъ даже самыхъ умренныхъ признаковъ горя, ничто не измнилось ни въ порядк, ни во вншности его жизни. Римъ скоро въ этомъ убдился, Римъ, съ такимъ любопытствомъ наблюдавшій за малйшими движеніями столь глубоко оскорбленнаго человка.

Случилось, что на другой-же день посл смерти Феликса, въ Ватикан была созвана консисторія (кардиналовъ). Въ цломъ Рим не было человка, не полагавшаго, что по крайней мр въ этотъ первый день, кардиналъ Монтальто отказкется отъ этой общественной слулеби. Дйствительно, тамъ онъ долженъ былъ выносить взоры столькихъ любопытныхъ свидтелей. Вс слдили за малйшими выраженіями этой слабости столь естественной, которую, тмъ не мене, необходимо было скрыть человку, который, имя высокій постъ, мтитъ еще выше, такъ какъ всякій согласится, что совсмъ неприлично, чтобы человкъ, желающій возвыситься надъ всми людьми, выказывался равнымъ другимъ.

Но вс, такъ думавшіе, вдвойн ошиблись, потому что, во-первыхъ, кардиналъ Монтальто, по обыкновенію, одинъ изъ первыхъ явился въ залу констсторіи, а во-вторыхъ, самымъ проницательнымъ не удалось подмтить ни малйшаго признака въ немъ особенной грусти. Напротивъ того, онъ крайне удивилъ всхъ своими отвтами тмъ изъ товарищей, которые старались утшить его по поводу столь ужаснаго событія. Твердость и кажущаяся неподвижность его души при такомъ ужасномъ испытаніи сейчасъ же сдлались предметомъ разговоровъ цлаго города.

Но въ этой-же самой консисторіи нашлись люди, боле знакомые съ придворной жизнью, люди, приписавшіе эту кажущуюся нечувствительность не недостатку чувства, но большой скромности, эту точку зрнія вскор приняло большинство придворныхъ, такъ какъ кардиналу гораздо выгодне было не казаться слишкомъ оскорбленнымъ обидой, виновникъ которой, конечно, стоялъ слишкомъ высоко и могъ, быть можетъ, заслонить впослдствіи путь къ высшему сану.

Какова-бы ни была причина этого полнаго и вншняго равнодушія, но достоврно то, что оно крайне поразило весь Римъ и дворъ Григорія XIII. Но, возвращаясь къ консисторіи, скажемъ, что когда собрались вс кардиналы, самъ папа, войдя въ зало, сейчасъ-же обернулся въ сторону кардинала Монтальто и вс увидли, какъ его святйшество сталъ проливать слезы, что-же касается до кардинала, то его лицо сохранило свою обычную неподвижность.

Удивленіе еще удвоилось, когда въ той-же консисторіи кардиналъ Монтальто, въ свою очередь, преклонился передъ трономъ его святйшества, чтобы отдать отчеть въ возложенныхъ на него длахъ, и папа, не давъ емуначать, не могъ удержаться отъ рыданій. Когда его святйшество былъ въ состояніи говорить, онъ старался утшить кардинала общаніемъ скораго и строгаго разслдованія столь ужаснаго преступленія. Но кардиналъ смиренно поблагодарилъ его святйшество и сталъ умолять не назначать никакихъ розысковъ, увряя, что, съ своей стороны, онъ искренно прощаетъ виновному, кто-бы онъ ни былъ. Немедленно-же вслдъ за этой просьбой, высказанной въ немногихъ словахъ, онъ перешелъ къ подробностямъ длъ, на него возложенныхъ, точно будто не случилось ничего необыкновеннаго.

Глаза всхъ кардиналовъ, находившихся въ консисторіи были устремлены на папу и на Мантальто, и, не смотря на всю трудность выносить пытливые взгляды придворныхъ, лицо кардинала Монтальто не выдало ни малйшаго волненія при вид рыданій его святйшества, который ршительно не владлъ собой. Это удивительное равнодушіе кардинала Монтальто не оживило его во все время его занятій съ его святйшествомъ. Такъ, что оно поразило самого папу и посл консисторіи онъ не могъ удержаться, чтобы не сказать кардиналу Санъ-Систо, своему любимому племяннику:

— Veramente, costni un grau fratel (Дйствительно, этотъ человкъ — великій монахъ!) {Намекъ на лицемріе, приписываемое монахамъ злыми языками. Сикстъ Пятый былъ нищенствующимъ монахомъ, и преслдуемъ въ своемъ орден. См. его жизнь, написанную Григоріемъ Лети, историкомъ забавнымъ, правдивымъ не мене всякаго другаго. Фемисъ Перитги былъ зарзанъ въ 1580 г., его дядя сдлался папою въ 1685 году.}.

Поведеніе кардинала Монтальто совсмъ не измнилось и въ слдующіе дни. Согласно обычаю, онъ принималъ визиты соболзнованія кардиналовъ, прелатовъ и римскихъ князей и ни при комъ изъ нихъ, не смотря ни на какія отношенія, онъ не позволилъ себ ни одного слова горя или сожалнія. Со всми, посл короткихъ разсужденій о непрочности всего человческаго, подтвержденныхъ и подкрпленныхъ текстами изъ Священнаго Писанія и Св. Отцевъ, онъ поспшно перемнялъ разговоръ и переходилъ къ городскимъ новостямъ или частнымъ дламъ гостя, точно будто онъ самъ хотлъ утшить своихъ утшителей.

Риму въ особенности было любопытно узнать, что произойдетъ во время визита князя Паоло Жіордано Орсини, герцога Браччіано, которому общественная молва приписывала смерть Феликса Перетти. Многіе по простот своей полагалм, что кардиналъ Монтальто будетъ не въ состояніи находиться такъ близко съ княземъ и говорить съ нимъ, не выказавъ волновавшихъ его чувствъ.

Въ то время, какъ князь былъ у кардинала. громадная толпа собралась на улиц и у воротъ. Множество придворныхъ наполняли вс комнаты дома, такъ было всмъ любопытно наблюдать лица обоихъ собесдниковъ. Но ни у того, ни удругаго, никто не замтилъ ничего необыкновеннаго. Кардиналъ Монтальто строго держался придворныхъ приличій, оиъ придалъ своему лицу весьма замчательный оттнокъ веселости и его обращеніе съ княземъ было самое любезное.

Минуту спустя, князь Паоло, садясь въ экипажъ и находясь только съ самымъ близкимъ изъ своихъ приближенныхъ, не могъ удержаться, чтобы не сказать: In fatto, vero che eostui un grand frate! (Дйствительно, этотъ человкъ — великій монахъ), точно онъ хотлъ подтвердить справедливость словъ, вырвавшихся у папы нсколько дней раньше.

Люди мудрые думали, что поведеніе кардинала Монтальто въ этомъ случа проложило ему дорогу къ престолу, потому что многіе составляли о немъ мнніе, что онъ по натур-ли, или по добродтели, не умлъ или не хотлъ никому вредить, хотя имлъ достаточный поводъ къ гнву.

Феликсъ Перетти не оставилъ никакого завщанія въ пользу своей жены, такъ что ей пришлось вернуться къ своимъ родителямъ. Кардиналъ Монтальто приказалъ выдать ей вс платья, вс драгоциности, однимъ словомъ, вс, подарки, полученные ею, пока она была женою его племянника.

На третій день посл смерти Феликса Перетти, Витторія, въ сопровожденіи своей матери, появилась въ замк принца Орсини. Нкоторые увряли, что он были къ этому вынуждены безпокойствомъ за свою личную безопасность, такъ какъ, повидимому, он боялись corte {Corte не смлъ проникнуть въ домъ принца.}, который обвинялъ ихъ въ согласіи на совершеніе убійства или по крайней мр, въ знаніи о немъ до его совершенія, другіе полагали (и случившееся впослдствіи подтвердило ихъ мнніе) что он ршились на эту выходку, въ надежд на бракъ, такъ какъ принцъ общалъ Витторіи жениться на ней, какъ только у нея не станетъ мужа.

Во всякомъ случа ни тогда, ни позже, не былъ ясно обнаруженъ убійца Феликса, хотя вс подозрвали всхъ. Большинство, однако, приписывало смерть его принцу Орсини, вс соглашались, что онъ питалъ страсть къ Витторіи, которую выказывалъ довольно явно, послдовавшій затмъ бракъ былъ важною уликою, потому что женщина эта была столь низкаго происхожденія, что только одна тиранія любовной страсти могла возвысить ее до матримоніальнаго равенства {Первая жена принца Орсини, отъ которой у него былъ сынъ Вирджиніо, были сестра Франциска I, великаго герцога Тосканскаго и кардинала Фердинанда Медичи. Онъ убилъ ее съ согласія ея братьевъ за то, что она завела интригу. Таковы были законы чести, принесенные въ Италію испанцами. Незаконная любовь женщины столько-же была оскорбительна для братьевъ, какъ и для мужа.}. Вс остались при этомъ мнніи, не смотря на письмо къ римскому губернатору, о которомъ было много толковъ, нсколько дней посл самаго этого событія. Письмо было написано отъ имени Цезаря Палантьери, молодаго человка необузданнаго характера и изгнаннаго изъ города.

Въ этомъ письм Палантьери говорилъ, чтобы его милость не трудилась искать виновниковъ смерти Феликса Перетти, такъ какъ онъ, Палантьери, убилъ его за ссору, случившуюся между ними нсколько времени тому назадъ.

Многіе думали, что, это убійство случилось не безъ согласія дома Аккорамбони, обвиняли братьевъ Витторіи, прельщенныхъ честью родства съ столь могущественнымъ и богатымъ принцемъ. Въ особенности обвиняли Марчелло, такъ какъ его письмо заставило несчастнаго Феликса выдти изъ дома. Дурно отзывались и о самой Витторіи, когда она согласилась жить въ замк Орсини, какъ будущая супруга, такъ скоро посл смерти своего мужа. Говорили, что нтъ возможности вдругъ выучиться владть короткимъ оружіемъ, безъ хотя-бы кратковременнаго упражненія въ владніи оружіемъ длиннымъ {Намекъ на обычай драться шпагой и кинжаломъ.}.

Слдствіе объ этомъ убійств производилось монсиньоромъ Портичи, губернаторомъ Рима, по приказанію Григорія XIII. Оно констатировало только то, въ чемъ сознался Доминико, прозываемый Mantino, арестованный corte, и что разсказалъ онъ безъ всякой пытки (tormentato) при второмъ допрос, 24 февраля 1582 г.

‘Причиной всего была мать Витторіи и ей помогала cameriera изъ Болоньи, которая, сейчасъ же посл убійства, укрылась въ крпости Браччіано (принадлежащей принцу Орсини и куда corte не смлъ проникнуть), убійство совершили Макіоне Губбіо и Паоло Барка Браччіано, lancie spezzate (солдаты) синьора, имя котораго было не названо по уважительнымъ причинамъ’. Къ этимъ уважительнымъ причинамъ присоединились, какъ я полагаю, просьбы самого кардинала Монтальто, убдительно просившаго не продолжать слдствія, и, дйствительно, толки объ этомъ процесс затихли. Mancino былъ выпущенъ изъ тюрьмы съ приказаніемъ (precetto) вернуться на родину, подъ страхомъ смерти и никогда безъ позволенія не отлучаться изъ нея. Онъ былъ выпущенъ въ 1583 г. въ день св. Людовика и такъ какъ это былъ день рожденія кардинала Монтальто, то это обстоятельство еще боле меня утверждаетъ въ мысли, что это дло такъ кончилось по его просьб. При столь слабомъ правленіи, накимъ было ^:правленіе Гриторія XIII, подобный процессъ могъ имть весьма непріятныя послдствія, но безъ всякаго удовлетворенія.

Дйствія corte были такимъ образомъ остановлены, но папа Григорій XIII не хотлъ согласиться на бракъ принца Паоло Орсини, герцога Браччіано, съ вдовой Аккорамбони. Приговоривъ ее къ нкотораго рода заключенію, его святйшество далъ приказъ (precetto) принцу и вдов не вступать въ бракъ безъ позволенія его или его преемниковъ.

Григорій XIII умеръ (въ начал 1585 г.), доктора права, спрошенные принцемъ Орсини отвчали, что, по ихъ мннію precetto уничтожалось со смертью папы, его давшаго, такъ что принцъ ршился жениться на Витторіи до выбора новаго папы. Но бракъ не могъ совершиться такъ скоро, какъ этого желалъ принцъ, частью оттого, что онъ хотлъ имть позволеніе братьевъ Витторіи, а Оттавіо Аккорамбони, епископъ Фосомбронскій, ни за что не хотлъ давать своего, частью оттого, что не думалъ, чтобы выборъ преемника Григорія XIII совершился такъ скоро. Такъ что свадьба произошла въ тотъ самый день, какъ былъ выбранъ папою кардиналъ Монтальто, столь заинтересованный въ этомъ дл, т. е. 24 апрля 1685 г., неизвстно, было-ли это случайное совпаденіе, или же принцъ хотлъ показать, что также мало боится corte при новомъ пап, какъ и при Григоріи XIII.

Этотъ бракъ глубоко оскорбилъ Сикста V (таково было имя, выбранное кардиналомъ Монтальто), онъ уже бросилъ образъ мыслей, свойственный монаху, и поднялъ свою душу до высоты сана, на который поставилъ его Богъ.

Однако-же, папа не обнаружилъ ни малйшаго признака гнва, но принцъ Орсини, въ тотъ же самый день явившійся въ толп римскихъ сановниковъ для поцлуя его ноги и съ тайнымъ намреніемъ узнать на лиц святаго отца, что ему ждать или бояться отъ этого человка, до тхъ поръ такъ мало извстнаго,— увидалъ, что время шутокъ прошло. Новый папа кинулъ на принца странный взглядъ, не отвтивъ ни слова на его привтствіе, и принцъ ршился немедленно же узнать намренія его святйшества на свой счетъ.

Онъ попросилъ у папы аудіенціи черезъ Фердинанда, кардинала Медичи (брата его первой жены) и испанскаго католическаго посланника, и получилъ ее въ комнат св. отца. Тамъ онъ обратился къ нему съ заученной рчью и, не намекая на прошедшее, высказалъ свою радость по случаю его новаго сана и предлагалъ, какъ врный вассалъ и слуга, все свое имущество и вс свои силы.

Папа {Сикстъ V, папа въ 1586 г., шестидесяти-восьми лтъ, царствовалъ пять лтъ и четыре мсяца, онъ поразительно похожъ на Наполеона.} выслушалъ его съ необыкновенной серьезностью и наконецъ отвтилъ, что никто боле его не желалъ, чтобы жизнь и поступки Паоло-Джіордано Орсини были на будущее время достойны крови Орсини и истиннаго христіанскаго рыцаря, что же касается того, какъ онъ прежде велъ себя въ отношеніи святаго престола и въ отношеніи лично его, папы, то никто этого не скажетъ ему лучше его собственной совсти, но, всетаки, онъ, принцъ, можегъ быть увренъ въ одномъ, а именно, что онъ охотно прощаетъ ему все, что онъ могъ сдлать противъ Феликса Неретти и Феликса, кардинала Монтальто, но что въ будущемъ никогда не проститъ его поступковъ противъ папы Сикста, что, вслдствіе этого, онъ предлагаетъ ему немедленно-же выгнать изъ своего дома и своихъ владній всхъ бандитовъ (изгнанниковъ) и мошенниковъ, которыхъ до сего времени онъ укрывалъ у себя.

У Сикста V была удивительная сила, какой-бы тонъ онъ ни принималъ въ разговор, но когда онъ сердился и угрожалъ, то можно сказать, что глаза его метали искры. Несомннно, однако, что принцъ Паоло Орсини, привыкшій къ тому, чтобы папы его боялись, принужденъ былъ серьезно подумать о длахъ своихъ посл подобнаго отвта папы, отвта, котораго онъ не слыхалъ въ теченіи тринадцати лтъ, такъ что, выйдя изъ дворца его святйшества, он поспшилъ отправиться къ кардиналу Медичи, чтобы разсказать ему о случившемся. Затмъ, по совту кардинала, онъ ршился немедленно-же прогнать всхъ осужденныхъ судами, которыхъ укрывалъ въ своемъ замк и своихъ владніяхъ, и началъ пріискивать приличный предлогъ, чтобы выбраться изъ страны, подчиненной власти столь ршительнаго первосвященника.

Надо сказать, что принцъ Паоло Орсини былъ необыкновенно толстъ, ноги его были толще туловища обыкновеннаго человка, а одна изъ этихъ громадныхъ ногъ была поражена болзнью, называемой волчица (la lupa), получившей это названіе оттого, что ее надо обильно кормить свжей говядиной, прикладываемой къ больному мету, въ противномъ случа матерія, не найдя мертваго мяса, начинаетъ разъдать окружающее ее мясо живое.

Принцъ воспользовался этой болзнію, чтобы отправиться на знаменитое купанье въ Альбано, подл Падуи, въ страну, подвластную Венеціанской республик, куда ухалъ съ своей новой супругой около половины іюня. Альбано было для него весьма безопаснымъ убжищемъ, такъ какъ уже долгіе годы домъ Орсини былъ связанъ съ Венеціанской республикой взаимными услугами.

Пріхавъ въ эту безопасную страну, принцъ заботился только объ удовольствіяхъ, которыя-бы могла доставить ему жизнь въ различныхъ мстахъ, съ этою цлью, онъ нанялъ три замка: одинъ въ Венеціи, дворецъ Дандоло, въ улиц Цакка, другой въ Паду, дворецъ Фоскарини, на прекрасной площади Арена, третій онъ выбралъ въ Сало, на превосходномъ берегу Гардскаго озера: онъ принадлежалъ когда-то фамиліи Сфорца-Палланичини.

Сановники Венеціи (правительство республики) съ удовольствіемъ узнали о прізд въ ихъ государство такого принца и сейчасъ-же предложили ему весьма благородную condotta (т. е. значительную сумму, ежегодно выплачиваемую и которую принцъ долженъ былъ употребить на наборъ корпуса въ дв или три тысячи человкъ, которыми-бы самъ и командовалъ). Принцъ ловко отдлался отъ этого предложенія, онъ отвтилъ сенаторамъ, что хотя, по склонности, естественной и наслдственной въ ихъ семь, онъ душею и хотлъ-бы служить свтлйшей республик, но, будучи въ настоящее время связанъ службою католическому государю, ему кажется неприличнымъ принять ихъ предложеніе: Такой ршительный отвтъ нсколько охладилъ умы сенаторовъ. Сначала они намревались устроить ему почетную встрчу отъ города при его възд въ Венецію, посл-же его отвта ршили оставить его въхать, какъ всякаго частнаго человка.

Принцъ Орсини, извщенный о всемъ, ршилъ не хать въ Венецію. Онъ уже былъ въ окрестностяхъ Падуи, сдлалъ объздъ по этой восхитительной мстности и, со всей своей свитой, отправился въ домъ, приготовленный ему въ Сало, на берегу Гардскаго озера. Все лто онъ велъ тамъ жизнъ роскошную и разнообразную.

Когда настало время перемны мста, принцъ сдлалъ нсколько коротенькихъ путешествій, причемъ замтилъ, что не можетъ переносить утомленія такъ легко, какъ прежде, у него явились опасенія за свое здоровье, и онъ уже началъ подумывать о томъ, чтобы похать на нсколько дней въ Венецію, но былъ удержанъ отъ этого своей женой Витторіей, убдившей его остаться въ Сало.

Были люди, думавшіе, что Витторія Аккорамбони замтила, что жизни принца, ея мужа, грозила опасность, и удержала его въ Сало съ цлію увлечь изъ Италіи въ какой-нибудь свободный городъ Швейцаріи, этимъ она ставила въ безопасность и свою личность, и свое состояніе.

Было-ли это предположеніе врно или нтъ, но дло въ томъ, что ничего подобнаго не случилось, такъ какъ принцъ снова почувствовалъ себя дурно въ Сало, 10 ноября, и сейчасъ-же понялъ, что должно было случиться.

Ему, стало жаль свою несчастную жену. Онъ видлъ, что, въ самомъ цвт молодости, она должна будетъ остаться лишенной какъ репутаціи, такъ и богатства, ненавидимая князьями, царствующими въ Италіи, малолюбимая семьей Орсини и безъ надежды на новое супружество посл его смерти. Какъ человкъ великодушный и благородный, онъ ршилъ сдлать завщаніе, которое-бы обезпечило состояніе этой несчастной. Онъ оставилъ ей деньгами и брилліантами значительную сумму въ сто тысячъ піастровъ {Около 2.000.000 франковъ.}, кром лошадей, экипажей и мебели, употребляемой имъ во время этого путешествія. Все остальное состояніе онъ оставилъ Вирджиніо Орсини, своему единственному сыну отъ первой жены, сестры Франциска I, великаго герцога Тосканскаго (убитой имъ за неврность, съ согласія ея братьевъ).

Но какъ неврны вс человческія предположенія! Распоряженія, которыми Паоло Орсини надялся обезпечить безопасность этой несчастной молодой женщины, сдлались причиною ея гибели.

Подписавъ завщаніе 12 ноября, принцъ почувствовалъ себя нсколько лучше. 13 утромъ ему пустили кровь и доктора, разсчитывая только на строгую діэту, запретили ему принимать какую-либо пищу.

Но едва успли они выйдти изъ комнаты, какъ принцъ приказалъ подать себ обдъ, никто не посмлъ ему противорчить и онъ пилъ и лъ, какъ обыкновенно. Едва усплъ онъ проглотить обдъ, какъ потерялъ сознаніе и, за два часа до солнечнаго заката, скончался.

Посл этой внезапной смерти, Витторіа Аккорамбони,въ сопровожденіи своего брата Марчелло и всего двора, покойнаго принца, отправилась въ Падую въ замокъ Фоскарини, находящійся близъ Арена, нанятый еще самимъ принцемъ Орсини.

Вскор посл своего прізда, къ ней пріхалъ братъ Фламиніо, пользовавшійся милостями кардинала Фарнезе. Она сейчасъ же приступила къ хлопотамъ, необходимымъ для полученія наслдства, завщаннаго ей ея мужемъ, оно простиралось до шестидесяти тысячъ піастровъ наличными деньгами, которые должны были быть ей выплачены въ тененіе двухъ лтъ, кром приданаго, втораго приданаго и всхъ брилліантовъ и мебели, находившихся въ ея распоряженіи. Принцъ Орсини приказалъ въ завщаніи, чтобы въ Рим или въ какомъ-либо другомъ город, по выбору герцогини, купили ей дворецъ въ дв тысячи піастровъ и виноградникъ (дачу) въ шесть тысячъ, кром того, онъ завщалъ, чтобы ея столъ и вся ея обстановка соотвтствовали женщин ея сана. Домъ ея долженъ былъ состоять изъ сорока слугъ, съ соотвтствующимъ количествомъ лошадей.

Синьора Витторіа сильно разсчитывала на благосклонность принцевъ Феррары, Флоренціи и Урбино, а также и на благосклонность кардиналовъ Фарнезе и Медичи, назначенныхъ покойнымъ принцемъ его душеприказчиками. Надо замтить, что завщаніе было составлено въ Паду, подъ руководствомъ сіятельнйшихъ Паррицоли и Менокіо, первыхъ профессоровъ университета и, въ настоящее время, самыхъ знаменитыхъ юрисконсультовъ.

Принцъ Лодовико Орсини пріхалъ въ Падую, чтобы исполнить свой долгъ по отношенію къ покойному герцогу и его вдов и отправиться затмъ на островъ Корфу, губернаторомъ котораго онъ былъ назначенъ свтлйшей республикой.

Первое недоразумніе между синьорой Витторіей и принцемъ Лодовико возникло насчетъ лошадей покойнаго герцога, которыя, по мннію принца, не были мебелью, въ тсномъ значеніи слова, но герцогиня доказала, что он должны были именно такъ считаться, и ршено было, что она будетъ ими пользоваться до слдующаго ршенія, за нее поручился синьоръ Соарди Пергамскій, кондотьере венеціанскихъ сановниковъ, дворянинъ весьма богатый и одинъ изъ первыхъ своей родины.

Другее недоразумніе возникло по поводу серебряной посуды, которую покойный герцогъ далъ принцу Лодовико, какъ залогъ за деньги, данныя имъ герцогу. Все было ршено судебнымъ порядкомъ, такъ какъ свтлйшій герцогъ Феррарскій настаивалъ на полномъ выполненіи распоряженія покойнаго принца Орсини.

Это второе дло кончилось 23 декабря, что пришлось на воскресенье.

Въ слдующую ночь сорокъ разбойниковъ вошли въ домъ, занимаемый Аккорамбони. Вс они были одты въ полотняную одезкду, чрезвычайно страннаго покроя и такъ сдланную, что они могли быть узнаны только по голосу, въ разговор они называли другъ друга условными именами.

Прежде всего, они принялись искать герцогиню и, найдя ее, одинъ изъ нихъ сказалъ: ‘Теперь приходится теб умирать’.

И, не теряя ни одной минуты, не соглашаясь на ея просьбу дать ей время предать себя Богу, онъ пронзилъ ее узкой шпагой подъ лвую грудъ и, ворочая ею во вс стороны, этотъ извергъ нсколько разъ спрашивалъ несчастную: дотрогивается-ли онъ до ея сердца? наконецъ, она испустила послдній вздохъ. Между тмъ, остальные искали братьевъ герцогини, изъ которыхъ одному, Марчелло, удалось спасти свою жизнь, такъ какъ его не отыскали въ дом, другой былъ пронзенъ ста ударами. Убійцы оставиля мертвыхъ на полу, весь домъ въ плач и крикахъ, и убжали, захвативъ шкатулку съ брилліантами и деньгамя.

Это извстіе быстро дошло до падуанскихъ судей, они освидтельствовали мертвое тло и обратялись за распоряженіями въ Венецію.

Въ теченіе всего понедльника народъ во множеств стекался во дворецъ и въ церковь Отшельниковъ для осмотра труповъ. Вс испытывали особенную жалость при вид столь прекрасной герцогиня: оплакивали ея несчастія, et dentibus fremebant (скрежетали зубами) на убійцъ, но имена ихъ были неизвстны.

Сильныя улики заставили corte заподозрить, что это было сдлано по приказанію или, по крайней мр, съ разршенія принца Лодовико, который и былъ вытребованъ, принцъ намревался войдти въ судъ знатнйшаго капитана со свитой сорока вооруженныхъ человкъ, но ему загородили двери и сказали, чтобыонъ вошелъ только съ тремя или четырьмя. Но въ ту минуту, какъ т проходили, другіе бросились за ними, оттолкнули стражу и вошли вс.

Принцъ Лодовико, явясь къ знатнйшему капитану, сталъ жаловаться на подобное оскорбленіе, увряя, что такъ не позволялъ себ съ нимъ обращаться ни одинъ владтельный князь. Знатнйшій капитанъ спросилъ его, не знаетъ-ли онъ чего-нибудь насчетъ смерти синьоры Витторіи и насчетъ случившагося въ прошедшую ночь, онъ отвчалъ, что да и что уже приказалъ дать объ этомъ отчетъ правосудію. Отвтъ его хотли было записать, но онъ возразилъ, что люди его сана должны быть избавлены отъ подобной формальности, точно такъ же, какъ и не должны были быть допрашиваемы.

Принцъ Лодовико попросилъ позволенія отправить курьера во Флоренцію съ письмомъ къ принцу Вирджиніо Орсини, которому онъ желаетъ сообщить о процесс и о случившемся преступленіи. Онъ показалъ подложное письмо и получилъ разршеніе.

Его гонецъ былъ задержанъ за городомъ и тщательно обысканъ, нашли письмо, показанное принцемъ Лодовико, и еще другое, спрятанное въ сапогахъ гонца, оно было слдующаго содержанія:

‘Синьору Вирджиніо Орсини.
‘Знаменитйшій синьоръ,

‘Мы привели въ исполненіе то, что было между нами условлено, да еще такъ, что обманули знаменитйшаго Тандини (вроятно, фамилія главы corte, допрашивавшаго принца), такъ что меня считаютъ здсь самымъ любезнымъ изъ людей. Дло я выполнилъ лично самъ, и вы сейчасъ же высылайте людей, какихъ вы знаете’.

Письмо это произвело сильное впечатлніе на судей, они поспшили отправить его въ Венецію, приказали, чтобы городскія ворота были заперты, а стны днемъ и ночью заняты солдатами. Былъ изданъ приказъ, въ которомъ назначались строгія наказанія всякому, знающему убійцъ и не доносящему на нихъ въ судъ. Убійцы, пожелающіе обличить одного изъ своихъ товарищей, не только не потревожатся, но еще получать денежную награду.

Въ семь часовъ вечера, наканун Рождества (24 декабря, около полуночи), Алоизо Брагадино пріхалъ изъ Вененіи съ широкими полномочіями отъ сената и съ приказомъ задержать, живымъ или мертвымъ и во что бы то ни стоило, означеннаго принца Лодовкко и всхъ его приспшниковъ.

Упомянутые: синьоръ avocador Брагадино, синьоры капитанъ и подеста собрались въ крпости. Подъ страхомъ вислицы (della forca), было приказано милиціи конной и пшей отправиться хорошо вооруженной къ дому принца Лодовико, находящемуся по сосдству съ крпостью и примыкающему къ церкви св. Августина на Арена.

Съ наступл’ніемъ дня (Рождества), былъ изданъ другой приказъ, убждавшій сыновей св. Марка, съ оружіемъ въ рукахъ, стекаться къ дому синьора Лодовико, не имющіе оружія приглашались въ крпость, гд они могутъ получить его, сколько угодно, въ этомъ приказ общалась награда въ дв тысячи дукатовъ тому, кто доставитъ cor te сипьора Лодовико живымъ или мертвымъ и пятьсотъ дукатовъ за каждаго изъ его людей. Кром того, приказывалось всякому, не иміощему оружія, не подходить къ дому принца, чтобы не мшать дерущимся, въ случа, если онъ вздумаеть сдлать вылазку.

Въ тоже время уставили крпостными ружьями, мортирами и тяжелой артиллеріей старыя стны, противоположныя дому, занимаемому принцемъ, а также и на новыя стны, съ которыхъ видна была каждая сторона его дома. Съ этой стороны помстили и кавалерію такъ, чтобы она могла свободно двигаться, если въ ней явится надобность. Берега рки Бренты были заняты лавками, шкафами, лсами и всякой мебелью, могущей служить брустверомъ. Этимъ средствомъ думали помшать движеніямъ осажденныхъ, если бы они вздумали идти противъ народа плотною массою. Этотъ брустверъ долженъ был также защищать солдатъ отъ стрльбы осажденныхъ.

Наконецъ, на рк поставили барки противъ дома принца и по его сторонамъ, барки, наполненныя людьми, вооруженными мушкетами и другимъ оружіемъ, могущимъ потревожить врага, въ случа вылазки, вс же улицы были покрыты баррикадами.

Во время этихъ приготовленій пришло письмо, написанное въ чрезвычайно приличныхъ выраженіяхъ, въ которомъ принцъ жаловался на обвиненіе его и на обращеніе съ нимъ, какъ съ врагомъ, и даже какъ съ бунтовщикомъ, когда дло еще не разобрано. Это письмо было составлено Ливерото.

27 декабря, три дворянина, самые значительные въ город, были посланы судьями къ синьору Лодовико, у котораго въ дом находилось сорокъ человкъ старыхъ солдать, пріученныхъ къ опасности. Они ихъ нашли за укрпленіемъ бруствера, составленнаго изъ досокъ и смоченныхъ матрацовъ, и за приготовленіемъ мушкетовъ.

Эти три дворянина объявили принцу, что судьи ршили арестовать его особу, они убждали его не сопротивляться, прибавивъ, что, поступивъ такимъ образомъ до начала враждебныхъ дйствій, онъ могъ разсчитывать на нкоторое снисхожденіе. На что принцъ Лодовико отвчалъ, что если стража вокругъ его дома будетъ снята, то, для обсужденія дла, онъ пойдетъ къ судьямъ въ сопровожденіи двухъ или трехъ приближенныхъ, подъ непремннымъ условіемъ, что ему позволено будетъ свободно возвратиться въ свой домъ.

Посланники приняли эти предложенія, написанныя его рукой, и вернулясь къ судьямъ, которые отказались принять ихъ, вслдствіе совтовъ знаменитйшаго Піо Энео и другихъ дворянъ. Посланники снова отправялясь къ принцу и объявили енуу что если онъ просто-напросто, не пойдетъ, то домъ его будетъ разрушенъ артиллеріей, на что онъ отвчалъ, что предпочитаетъ смерть такому позору.

Судьи дали сигналъ къ битв, и хотя домъ можно было уничтожить залпомъ, они предпочли дйствовать съ нкоторою осторожностью, чтобы дать осажденнымъ возможность сдаться.

Это средство удалось и св. Марку было сбережено много денегъ, которыя были бы потрачены на перестройку разрушенныхъ частей осажденнаго дворца. Если-бы люди принца Лодовико приняли ршеніе не колеблясь и бросились бы изъ дома, то успхъ былъ-бы весьма сомнителенъ. Это все были старые солдаты, они не нуждались ни въ провіант, ни въ оружіи, ни въ храбрости и, въ особенности, имъ было такъ важно одержать побду, не гораздо-ли лучше было для нихъ, даже при самомъ худшемъ исход, умереть отъ выстрла мушкета, чмъ отъ руки палача? Къ тому-же, съ кмъ они имли дло? съ несчастными осаждающими, мало привычными къ оружію, а синьоры въ этомъ случа раскаялись-бы въ своемъ милосердіи и въ своей природной доброт.

И такъ, начали съ ломки колоннады, бывшей передъ домомъ, потомъ, мтя все выше и выше, уничтожили стну фасада, находившуюся за всю. Между тмъ, осажденные не жалли выстрловъ, которыми удалось только ранить въ плечо одного лишь человка изъ народа.

Синьоръ Лодовико кричалъ съ большой запальчивостью: Битва! битва! война! война!і Онъ былъ занятъ отливкою пуль изъ олова и свинца, взятаго съ оконныхъ рамъ. Онъ угрожалъ сдлать вылазку, но осаждающіе приняли новыя мры и выдвинули артиллерію большаго калибра. При, первомъ же выстрл обрушился большой кусокъ дома и нкій Пандольфо Леупрати Камерино упалъ въ развалины. Эта былъ человкъ очень храбрый и одинъ изъ извстнйшихъ бандитовъ. Онъ былъ изгнанъ изъ Церковной области и голова его была оцнена въ четыреста піастровъ сіятельнйшимъ синьоромъ Интелли, за убійства Винченто Интелли, который былъ аттакованъ въ своей карет и убитъ ударами мушкета и шпаги, данной принцемъ Лодовико Орсини, но рукою вышеупомянутаго Пандольфо и его товарищей. Оглушенный своимъ паденіемъ, Пандольфо не могъ пошевелиться, одинъ изъ слугъ Канди Листа подошелъ къ нему съ пистолетомъ въ рук и весьма храбро отрзалъ ему голову, которую поспшилъ отнести въ крпость и вручить судьямъ.

Вскор другой пушечный выстрлъ повалилъ другую часть стны, а вмст съ нею упалъ графъ Монтемелино изъ Перузы и умеръ въ развалинахъ, раздавленный ядромъ.

Затмъ изъ дому вышелъ полковникъ Лоренцо, изъ Камеринскихъ дворянъ, человкъ очень богатый и который во многихъ случаяхъ доказалъ свое значеніе и былъ весьма уважаемъ принцемъ. Онъ ршился не умирать, не отомстивъ за себя, хотлъ уже спустить курокъ, но, или колесо повернулось, или Богъ не допустилъ,— мушкетъ не выстрлилъ, а въ эту минуту пуля пронзила его насквозь. Выстрлъ этотъ былъ сдланъ бднякомъ, репетиторомъ въ школ св. Михаила. Въ то время, какъ для полученія награды онъ подходилъ къ убитому, чтобы отрзать ему голову, его предупредили другіе люди, боле проворные и, въ особенности, боле сильные, которые взяли кошелекъ, поясъ, ружье, деньги и кольца полковника и отрзали ему голову.

Смерть тхъ, которымъ принцъ Лодовико доврялъ всего боле, чрезвычайно его смутила и было замчено, что всякія движенія прекратились.

Синьоръ Филенфи, его maestro di casa (мажордомъ) и секретарь въ гражданской одежд, махнулъ съ балкона блымъ платкомъ въ знакъ того, что сдается. Онъ вышелъ и былъ препровожденъ въ крпость, причемъ Ансельмо Суардо, лейтенантъ синьоровъ (судей) велъ его подъ руку, какъ говорятъ, то длается на войy. Сейчасъ же допрошенный, онъ сказалъ, что не виноватъ во всемъ случившемся, потому что пріхалъ только наканун Рождоства изъ Венеціи, гд провелъ нсколько дней по дламъ прница.

Его спросили, сколько человкъ было съ принцемъ? Онъ отвчалъ: ‘двадцать или тридцать’. На вопросъ объ ихъ именахъ онъ отвчалъ, что восемь или десять человкъ изъ нихъ были люди значительные, обдали, какъ и онъ, за однимъ столомъ съ принцемъ и что онъ зналъ ихъ имена, но другихъ, ведущихъ бродячую жизнь и недавно явившихся къ принцу, онъ совсмъ не знаетъ. Онъ назвалъ тринадцать человкъ, въ томъ числ и брата Ливерото.

Вскор посл этого была пущена въ ходъ артиллерія, поставленная на городскія стны. Солдаты размстились по домамъ, примыкающимъ къ дому принца, чтобы помшать бгству его людей. Принцъ, подвергавшійся тмъ же опасностямъ, какъ и т двое, смерть которыхъ мы разсказывали, приказалъ своимъ окружающимъ держаться, пока они не увидятъ бумаги, написанной его рукой, къ которой будетъ присоединенъ и извстный знакъ, посл чего онъ отправился къ Ансельмо Суардо, о которомъ мы упоминали. Такъ какъ его не могли вести въ экипаж, какъ то было предписано, по случаю большой толпы народа и баррикадъ, загромождавшихъ улицы, то было ршено, что онъ пойдетъ пшкомъ.

Онъ шелъ среди людей Марчелло Аккорамбони, по бокамъ его были синьоры кондотьеры, лейтенантъ Суардо, другіе капитаны и городскіе дворяне, вс хорошо вооруженные. Затмъ шелъ порядочный отрядъ людей вооруженныхъ и городскихъ солдатъ. Принцъ Лодовико шелъ въ темной одежд, съ кинжаломъ на боку и въ плащ, очень элегантно-поддерживаемомъ рукою, онъ сказалъ съ презрительною улыбкою: Если-бы я сражался! почти давая этимъ понять, что онъ-бы побдилъ. Приведенный къ сановникамъ, онъ имъ поклонился и сказалъ:

— Господа, я плнникъ этого дворянина,— и указалъ на синьора Ансельмо, — мн очень прискорбно все, что случилось и что не зависло отъ меня.

Капитанъ приказалъ взять у него кинжалъ и онъ, облокотясь о балконъ, началъ стричь себ ногти маленькими ножницами, имъ тамъ найденными.

Его спросили, какія лица находились въ его дом, между прочими, онъ назвалъ капитана Ливерото и графа Монтемелино, о которыхъ было здсь упомянуто, прибавивъ, что готовъ дать десять тысячъ піастровъ за одного и всю свою кровь за другаго. Онъ просилъ помстить себя въ мсто, приличное для такого человка, какъ онъ. Такъ какъ дло было улажено, то онъ написалъ своимъ людямъ, приказывая имъ сдаться, и, какъ знакъ, послалъ кольцо. Затмъ сказалъ синьору Ансельмо, что даетъ ему свое ружье, прося его, изъ любви къ нему, употреблять это оружіе, когда его найдутъ въ его дом, такъ какъ оно принадлежало дворянину, а не простому солдату.

Солдаты вошли въ домъ, тщательно его осмотрли и сейчасъ-же сдлали перекличку людей князя, которыхъ оказалось тридцать-шесть, и ихъ покорно отвели въ дворцовую тюрьму, а мертвыхъ отдали на добычу собакамъ, посл чего поспшили послать отчетъ обо всемъ въ Венецію.

Оказалось, что недостаеть многихъ изъ солдать принца Лодовико, которые принимали участіе въ убійств, было запрещено давать имъ убжище, подъ страхомъ разрушенія дома и конфискаціи имущества, донесшимъ на нихъ общалось выдать пятьдесятъ піастровъ. Такимъ путемъ отыскали нсколькихъ.

Изъ Венеціи отправили фрегатъ въ Кандію, съ приказаніемъ принцу Латино Орсини немедленно вернуться по длу высокой важности. Здсь вс уврены, что онъ потеряетъ свое мсто.

Вчера утромъ, въ день св. Стефана, вс ожидали видть казнь Лодовико или услышать, что онъ задушенъ въ тюрьм, вс были удивлены, что вышло иначе, такъ какъ онъ не былъ птицею, которую-бы можно было держать въ клтк. Но въ слдующую ночь происходило разбирательство дла и въ день св. Іоанна передъ зарею, стало извстно, что этотъ синьоръ былъ задушенъ и умеръ хорошо приготовленнымъ къ смерти. Его тло немедленно была перенесено въ соборъ, въ сопровожденіи духовевства и отцовъ іезуитовъ. Онъ цлый день пролежалъ на стол, среди церкви, чтобы служить зрлищемъ для народа и зеркаломъ для людей неопытныхъ.

На другой день тло его было перевезено въ Венецію, какъ онъ то приказалъ въ своемъ завщаніи и тамъ похороненъ.

Въ субботу повсили двоихъ изъ его людей, первый и самый важный былъ Фуріо Саворньяно, другой — человкъ незначительный.

Въ понедльникъ, бывшій предпослднимъ днемъ этого года, повсили еще тринадцать, между которыми было нсколько дворянъ, двое другихъ, капитанъ Сплендіано и графъ Паганелло выведенные на площадь, были подвергнуты легкой пытк, а на мст казни, они были убиты, ихъ головы отрзаны и разрзаны на куски еще почти живыми. Это были дворяне и, пока не предались злу, были очень богаты. Говорятъ, что именно графъ Паганелло убилъ синьору Витторію Аккорамбони съ жестокостью, о которой было уже сказано. Въ возраженіе на это представляютъ, что принцъ Лодовико въ вышеупомянутомъ письм увряетъ, что самъ это сдлалъ, быть можетъ, онъ взялъ это на себя изъ желанія пустой славы, что выказалъ и въ Рим, поручивъ убить Интелли, или чтобы заслужить благодарность принца Вирджиніо Орсини.

До нанесенія смертельнаго удара графу Паганелло, ему нсколько раз вонзали ножъ въ лвую сторону груди, чтобы задть сердце, какъ то онъ сдлалъ той бдной дам. Отъ этого, изъ груди его лился потокъ крови. Къ великому удивленію всхъ онъ прожилъ посл этого еще полчаса. Это былъ чельвкъ сорока ляти лтъ, повидимому, чрезвычайно сильный.

Вислицы еще стоятъ для казни девятнадцати оставшихся, что совершится въ первый непраздничный день. Но, такъ какъ палачъ чрезвычайно утомленъ, а народъ точно въ агоніи отъ зрлища столькихъ мертвецовъ, то казнь отложена на эти два дня. Не думаютъ, чтобы кому нибудь была оставлена жизнь. Изъ всхъ людей принца Лодовико прощенъ будетъ, пожалуй, только синьоръ Филенфи, его мажордомъ (maestro di casa), который выбивается изъ силъ, для доказательства того, что не принималъ въ дл никакого участія, что, дйствительно, для него весьма важно.

Никто не помнитъ, даже изъ наиболе важныхъ жителей города Падуи, чтобы когда нибудь, по боле справедливому приговору, было лишено жизни столько людей за одинъ разъ. И эти синьоры (изъ Венеціи) заслужили хорошую репутацію у самыхъ цивилизованныхъ народовъ.

(Прибавлено другой рукою).

Францискъ Филенфи секретарь и maestro di casa, былъ приговоренъ къ пятнадцатилтнему заключенію. Кравчій (copirе) Оноріо Адами да Фермо и двое другихъ — къ годичному заключенію, семеро другихъ приговорены къ галлерамъ съ кандалами на ногахъ и, наконецъ, семерj выпущены на свободу.

СТЕНДАЛЬИТАЛЬЯНСКІЯ ХРОНИКИ:Витторія Аккорамбони.— Ченчи.— Герцогиня Пальяно.— Ванина Ванини.— Санъ-Франческо-а-Рипа.

ВИТТОРІЯ АККОРАМБОНИ,

герцогиня Браччіано.

Читайте также:

СТЕНДАЛЬ
ИТАЛЬЯНСКІЯ ХРОНИКИ:
Витторія Аккорамбони.— Ченчи.— Герцогиня Пальяно.— Ванина Ванини.— Санъ-Франческо-а-Рипа.