Человек, которого изрубили на куски, По Эдгар Аллан, Год: 1839

Время на прочтение: 10 минут(ы)

Эдгар По

Человек, которого изрубили на куски.
Рассказ о последней экспедиции против племен Богабу и Кикапу.

Pleurez, pleurez, mes yeux, et fondez vous en eau!
La moiti de ma vie a mis l’autre en tombeau.
Corneille.

Не могу припомнить, когда и где я впервые познакомился с этим писаным красавцем — бригадным генералом Джоном А. Б. С. Смитом. Кто-то познакомил меня с этим джентльменом — в этом я уверен — на каком-то собрании, это я знаю наверное, по какому-то важному поводу, без сомнения, в каком-то месте, в этом я убежден, но где именно, решительно не могу припомнить. Дело в том, что наше знакомство сопровождалось с моей стороны некоторым тревожным смущением, по милости которого я не сохранил никаких определенных впечатлений о времени и месте. Я по природе нервен — это наш семейный недостаток, от которого я не могу отделаться. В особенности волнует меня тайна — самый легкий намек на нее, самый ничтожный пункт, которого я не могу определить — приводит меня в жалкое смущение.
Было нечто замечательное — да, замечательное, хотя этот эпитет далеко не выражает моего мнения — во всем облике господина, о котором идет речь. Он был около шести футов ростом и необыкновенно внушительной наружности. Вид его — в высшей степени distinguИ — говорил о прекрасном воспитании и родовитом происхождении. Я распространяюсь об этом предмете — о наружности Смита — с чувством грустного удовольствия. Его вьющиеся волоса сделали бы честь Бруту, я никогда не видел таких роскошных кудрей, такого красивого оттенка. Они были черные, как смоль, также как и его несравненные усы. Как видите, об этих последних я не могу говорить без восторга, без всякого преувеличения — это была прекраснейшая пара усов в подлунной. Во всяком случае, она обрамляла и частью оттеняла невыразимой красоты рот. В нем находились удивительно ровные, блестящей белизны зубы. Из-за них раздавался поразительно звонкий, музыкальный, сильный голос. Глаза моего нового знакомца также отличались необыкновенной красотой. Каждый из них стоял пары обыкновенных органов зрения. Они были темно-карие, огромные и блестящие, и время от времени чуть-чуть косили, что придает особенную выразительность взгляду. Бюст генерала несомненно был прекраснейший из всех, мною виденных. Вы не заметили бы ни малейшего изъяна в удивительной пропорциональности очертаний. Это редкое обстоятельство особенно рельефно выставляло на вид пару плечей, которые вызвали бы краску стыда на лице мраморного Аполлона. Я питаю страсть к красивым плечам и, могу сказать, никогда еще не видал подобного совершенства. Руки были также безукоризненны. Нижние конечности не менее великолепны. В самом деле они представляли nec plus ultra красивых ног. Каждый знаток в подобного рода вещах согласился бы, что ноги хороши. Они не были слишком мясисты, ни слишком малы, ни слишком массивны, ни слишком хрупки. Нельзя себе представить что-нибудь изящнее изгиба его os femoris, а легкая выпуклость на задней стороне была именно такова, какой она должна быть при совершенно пропорциональной икре. Желал бы я, чтобы мой юный и талантливый друг, скульптор Чипончипино увидел ноги бригадного генерала Джона А. Б. С. Смита.
Но хотя таких, безусловно, красивых людей не на каждом шагу встретишь, я все-таки не мог убедить себя, что поразившее меня замечательное нечто, — что странное впечатление de je ne sais quoi, производимое моим новым знакомцем, — зависело вполне или хоть сколько-нибудь от самого совершенства его телесной красоты. Может быть, оно зависело от его манер, но и в этом я не был уверен. Была какая-то натянутость, чтоб не сказать деревянность в его осанке, — известная степень размеренной и, если можно так выразиться, прямолинейной точности, сопровождавшей каждое его движение. При более мизерной фигуре это производило бы самое отталкивающее впечатление жеманства, напыщенности или принужденности, но в данном случае, благодаря громадному росту этого джентльмена, казалось весьма естественным чувством достоинства, hauteur.
Приятель, любезно представивший меня генералу Смиту, прошептал мне на ухо несколько слов об этой личности: — Замечательный человек — весьма замечательный человек — один из самых замечательных людей нашего века. Любимец женщин — главным образом благодаря репутации героя.
— В этом отношении не имеет соперников человек отчаянной храбрости, — одно слово, головорез, — говорил мой друг, еще более понизив голос при этих словах и поразив меня своим таинственным тоном.
— Одно слово, головорез? Вероятно, он проявил свою храбрость в последней кампании против индейцев Бугабу и Кикапу?
Мой друг вытаращил глаза: — Господи! — Черт побери! — Чудеса храбрости! — неужели вы не слыхали? — ведь он — человек…
— Человек Божий, как поживаете? что поделываете? душевно рад вас видеть! — перебил в эту минуту генерал, пожимая руку моему приятелю и приветствуя меня церемонным, но вежливым поклоном. Я подумал (и теперь думаю), что мне еще не приходилось слышать такого звучного голоса и видеть таких прекрасных зубов, но должен сознаться, мне был неприятен перерыв именно в эту минуту, когда нашептывания моего друга возбудили во мне крайний интерес к герою Бугабусской и Кикапусской кампании.
Как бы то ни было, блестящий разговор бригадного генерала Джона А. Б. С. Смита вскоре рассеял мою досаду. Моё друг тотчас ушел и наш продолжительный tt—tte оказался для меня не только приятным, но и истинно поучительным. Мне никогда еще не приходилось беседовать с таким красноречивым и образованным человеком. Но с весьма понятной скромностью он не коснулся темы, которая наиболее занимала меня в данную минуту — я подразумеваю таинственные обстоятельства Бугабусской войны. Я с своей стороны счел неделикатным заводить разговор на эту тему, хотя мне очень этого хотелось. Я заметил также, что галантный солдат касался преимущественно научных вопросов и с увлечением толковал о быстрых успехах механических изобретений в наше время. О чем бы я ни заговаривал, он неизменно возвращался к этой теме.
— Это ни с чем не сравнится, — говорил он, — мы удивительные люди и живем в удивительном веке. Парашюты и железные дороги, волчьи ловушки и скорострельные ружья! Наши пароходы на всех морях, а почтовый аэростат Нассау вскоре начнет регулярные перелеты (двадцать фунтов стерлингов в один конец) между Лондоном и Тимбукту. А кто измерит громадное влияние великих открытий в области электро-магнетизма на общественную жизнь, искусство, торговлю, литературу? Это еще не все, поверьте мне. Нет конца прогрессу изобретений. Самые изумительные, самые остроумные и, смею сказать, мистер… мистер… Томсон, если не ошибаюсь — самые полезные, самые полезнейшие механические изобретения вырастают ежедневно как грибы, если можно так выразиться, или, употребляя более картинное выражение, как… да… саранча… как саранча, мистер Томсон… среди нас и… э… э… а… вокруг нас.
Конечно, моя фамилия не Томсон, но все-таки, вряд-ли нужно говорить, что я расстался с генералом Смитом, проникнутый усиленным интересом к его личности генерала, высоким уважением к его разговорным способностям и глубочайшим сознанием выгод и привилегий, которыми мы пользуемся, живя в век механических изобретений.
Мое любопытство, однако, осталось неудовлетворенным и я решился расспросить знакомых о бригадном генерале и в особенности о достопамятных происшествиях, quorum pars magna init в течение Бугабусской и Кикапусской кампании.
Первый представившийся случай, которым я (horresco referens) воспользовался без зазрения совести, имел место в церкви достопочтенного доктора Друммуммуппа, где я очутился в воскресенье, как раз во время проповеди, не только на скамье, но и рядом с моим достойным и экспансивным другом, мисс Табитой Б. Мы переглянулись, а затем начали, sotto voce, оживленный tt—tte.
— Смит! — отвечала она на мой очень серьезный вопрос, — Смит!.. не генерал-ли Джон А. Б. С?.. Господи, я думала, что вы знаете о нем! Удивительно изобретательный век! Ужасное дело!.. Какие кровожадные злодеи эти Кикапу!.. дрался как герой… чудеса храбрости… бессмертная слава. Смит! Бригадный генерал Джон А. Б. С!.. да ведь это человек…
— Человек, — рявкнул во всю глотку доктор Друммуммупп, ударив кулаком по кафедре так, что она чуть не разлетелась в дребезги — человек, рожденный женщиной, является и увядает, как былинка в поле, век его краток!.. Я отлетел на конец скамейки, заметив по красноречивым взорам проповедника, что его гнев, едва не оказавшийся роковым для кафедры, был вызван нашим перешептываньем. Нечего делать, я покорился судьбе и претерпел мученичество — прослушал в благоговейном молчании эту превосходную проповедь.
Поздно вечером я заглянул в Рентипольский театр и, в полной уверенности получить все нужные мне сведения, зашел в ложу двух изящнейших образчиков любезности и всезнания, мисс Арабеллы и Миранды Когносценти. Превосходный трагик Климакс отламывал Яго перед многочисленной публикой, так что я не без труда объяснил, что мне требуется, тем более, что наша ложа была ближайшая к кулисе и приходилась как раз над сценой.
— Смит! — сказала мисс Арабелла, уразумев, наконец, чего я добиваюсь, — Смит?.. генерал Джон А. Б. С?
— Смит? — задумчиво спросила Миранда, — Боже мой, видали вы когда-нибудь такую прекрасную фигуру?
— Никогда, сударыня, но скажите мне…
— Такую неподражаемую грацию?
— Никогда, честное слово!.. но будьте добры, объясните мне…
— Такое знание драматических эффектов?
— Сударыня!
— Такое понимание истинных красот Шекспира? Взгляните на эту ногу.
— Черт! — и я обратился к ее соседке.
— Смит? — сказала она, — генерал Джон А. Б. С.? — Ужасная история, неправда-ли? — какие негодяи эти Бугабу — настоящие дикари, но мы живем в изобретательном веке! — Смит! — О, да! великий человек!.. отчаянная голова… бессмертная слава… чудеса храбрости! Никогда не слыхали? (Эти слова произнесены почти со стоном). Господи! — ведь это человек…
— Человек ты или нет? — Ужель в тебе ни сердца нет, ни смысла? — завыл Климакс мне в ухо, потрясая кулаком перед моей физиономией, так что я решительно не мог и не хотел выдержать. Я тотчас оставил ложу мисс Когносценти, отправился за кулисы, и задал бездельнику такую трепку, о которой он наверно будет помнить до смертного дня.
Я был уверен, что на soire хорошенькой вдовушки миссис Кэтлик О’Трумп не может случиться ничего подобного. Итак, усевшись за карточный столик, vis—vis с прелестной хозяйкой, я обратился к ней с вопросами, разрешение которых было так важно для моего душевного спокойствия.
— Смит? — сказала она — генерал Джон А. Б. С.? Ужасное дело, не правда-ли? — вы сказали бубны? — отъявленные негодяи эти Кикапу! — мы играем в вист, мистер Тэттль, прошу помнить — правда, наш век — век изобретений по преимуществу, par excellence, как говорят французы!.. о, истинный герой!.. отчаянная голова!.. нет червей, мистер Тэттль?.. это невероятно!.. бессмертная слава… чудеса храбрости!.. Никогда не слыхали!!.. Господи, да ведь это тот…
— Тотт?.. Капитан Тотт? — взвизгнула какая-то бабенка в дальнем углу комнаты, — Вы говорите о капитане Тотте и его дуэли?.. о… я должна узнать… говорите… продолжайте, миссис О’Трумп!.. рассказывайте! — И миссис О’Трумп принялась рассказывать, и пошла, и пошла, все о каком-то капитане Тотте, которого застрелили, или повесили, или должны были застрелить и повесить. Да! Миссис О’Трумп пошла, а я — я ушел. У меня не было шансов услышать что-нибудь в этот вечер о бригадном генерале Джоне А. Б. С. Смите.
Я, однако, утешался надеждой, что не вечно же судьба будет против меня, и рискнул на новую попытку на рауте у обворожительного ангельчика, прелестной миссис Пируэтт.
— Смит? — сказала миссис Пируэтт, — когда мы вертелись, выделывая изящные pas de zИphyr — Смит?.. генерал Джон А. Б. С.?.. Как ужасна эта Бугабусская кампания, не правда-ли?.. что за звери эти индейцы!.. Как вы держите носки! стыдитесь… какой храбрец, бедняга!.. Но в наше время такие удивительныя изобретения… Ох, я совсем задыхаюсь… отчаянная голова… чудеса храбрости… никогда не слыхали!!.. может-ли быть… сядемте, я вам расскажу… ведь это человек (man)…
— Ман-Фредъ [Непереводимая игра словами, man (человек) и Manfred], — говорю я вам, — взвизгнула мисс Синий Чулок, пока я усаживал миссис Пируэтт. — Слыхано-ли что-нибудь подобное? Говорят вам, Ман-Фред, а вовсе не Ман-Ферт — Тут мисс Синий Чулок подозвала меня самым безцеремонным образом и мне волей неволей пришлось решить спор относительно заглавия известной драматической поэмы лорда Байрона. Хотя я ответил очень быстро, что настоящее заглавие Ман-Ферт, а вовсе не Ман-Фред, но когда вернулся к миссис Пируэтт, ее и след простыл, так что я поплелся домой, обуреваемый сильнейшей злобой против всего рода Синих Чулков.
Дело приняло, как видите, весьма серьезный оборот, я решился зайти к моему приятелю мистеру Теодору Синивэт, зная, что здесь наверно получу какие-нибудь точные сведения.
— Смит? — сказал мой друг со свойственным ему характерным растягиванием слогов. — Смит?.. а?.. генерал Джон А. Б. С.? Ужасная история это дело с Кикапу-у-у-у?.. не правда-ли? Скажите? как по вашему?.. отча-а-а-янная голова… ужасная жалость, честное слово… удивительно изобретательный век!.. чу-у-удеса храбрости!.. кстати, слыхали вы о капитане Т-о-о-отте.
— К черту капитана Тотта! — сказал я, — пожалуйста, продолжайте ваш рассказ.
— Х-м!.. о, да!… совершенно la mme chose, как говорят во Франции. Смит, э? бригадный генерал Джон А… Б… С? Слушайте (тут мистер Синивэт счел почему-то необходимым приставить палец к носу) — слушайте, вы взаправду, говоря по совести, ничего не слыхали о Смите, а? Смит? Джон А… Б… С? Но, Боже мой, ведь это человек…
Мистер Синивэт, — сказал я умоляющим тоном, — это человек в маске?
— Не-е-е-ет! — произнес он глубокомысленно, — и не человек с лу-у-у-ны. — Я усмотрел в этом ответе умышленное и прямое оскорбление и немедленно ушел в бешенстве, решившись вызвать моего друга мистера Синивэта на дуэль за его неблогородное поведение и невоспитанность.
Как бы то ни было, я не знал, откуда мне получить требуемые сведения. Оставалось одно средство. Я решил обратиться к первоисточнику. Решил отправиться к самому генералу и попросить объяснения ужасной тайны. Тут, по крайней мере, не может быть места для недоразумений. Я буду краток, ясен, выразителен — сух, как пирожная корка, точен, как Тацит или Монтескьё. Я пришел рано утром, генерал еще одевался, но я сослался на дело, нетерпящее отсрочки, и старик-негр, слуга, провел меня в спальню. Войдя в комнату, я, разумеется, стал искать глазами хозяина, но не сразу нашел его. У ног моих на полу валялся какой-то большой и странный с виду узел и, будучи в довольно мрачном настроении духа, я сердито оттолкнул его ногой.
— Хм! э-хм! вы очень вежливы, нечего сказать! — проговорил узел тоненьким голоском, напоминавшим нечто среднее между писком и свистом, — самым смешным и нелепым голоском, какой мне когда-либо приходилось слышать.
— Э… хм! вы очень вежливы, что и говорить!
Я буквально заорал от ужаса и отлетел в самый отдаленный угол комнаты.
— Господи! — снова пропищал узел, — что… что… что… что с вами, милейший? вы, кажется, вовсе не знаете меня.
Что мог бы я ответить на это — что? Я опустился в кресло и, разинув рот, выпучив глаза, ожидал разрешения этой загадки.
— Странно, однако, что вы не знаете меня, а? — прошипел узел. Я заметил теперь, что он, повидимому, занят надеванием чулок. Но я видел только одну ногу.
— Странно, однако, что вы не знаете меня, а? Помпей, дай другую ногу! — Тут Помпей подал узлу вполне обутую пробковую ногу, которую тот привинтил в одно мгновение, после чего встал и выпрямился передо мною.
— Да, кровавое было дело, — продолжало это существо, как будто разговаривая с самим собою, — но, имея дело с Бугабу и Кикапу, надо вперед рассчитывать, что не отделаешься царапиной. Помпей, подай руку — спасибо. Томас (обращаясь ко мне) решительно первый мастер по части пробковых ног, но если вам понадобится рука, милейший, советую обратиться к Бишопу. — В это время Помпей привинтил ему руку.
— Да, жаркое было дело, нечего сказать. Живей, собака, дай же грудь и плечи. Петтит делает наилучшие плечи, но за грудью нужно обратиться к Дюкро.
— За грудью! — сказал я.
— Помпей, дашь ты мне, наконец, парик? Скальпирование скверная штука, но вы можете получить великолепную шевелюру у Де-Л’Орма.
— Шевелюру!
— Зубы, негр, где мои зубы? У Пармли вы найдете прекрасный набор зубов, высокие цены, но превосходная работа. Я проглотил несколько превосходных зубов, когда здоровенный индеец уложил меня прикладом.
— Прикладом! уложил! глазам не верю!
— А, да-да-да, глаза — Помпей, мошенник, привинти же глаза. Этот доктор Вильям просто молодец, вы не поверите, как отлично я вижу глазами его работы.
Теперь я заметил, что передо мною находится не кто иной, как мой новый знакомый, бригадный генерал Джон А. Б. С. Смит. Манипуляции Помпея произвели громадную перемену в его наружности. Голос, однако, по-прежнему смущал меня, но вскоре и эта загадка разъяснилась.
— Помпей, — прошипел генерал, — ты, кажется, не намерен подать мне нёбо, черный бездельник.
Негр, пробормотав какое-то извинение, подошел к господину, открыл ему рот с уверенным видом барышника, осматривающего зубы лошади, — очень ловко вставил туда какой-то странный механизм. Выражение лица генерала изменилось мгновенно и поразительно. Когда он снова заговорил, его голос звучал так же мелодично, как при нашей первой встрече.
— Черт бы побрал этих мошенников! — сказал он таким звучным тоном, что я даже вздрогнул при этой неожиданной перемене голоса, — черт бы побрал этих мошенников! Они не только выломали мне нёбо, но и отрезали добрых семь восьмых языка. В Америке не найдется такого мастера по части этого рода механизмов, как Бонфонти. Я могу рекомендовать вас его попечениям — (тут генерал поклонился) — и, поверьте, сделаю это с величайшей охотой!
Я поблагодарил его за любезность и немедленно откланялся, так как узнал в чем дело получил разъяснение тайны, мучившей меня так долго. Разгадка была очевидна. Дело совершенно ясно. Бригадный генерал Джон А. Б. С. Смит был человек — был человек, которого изрубили на куски.
Источник текста: Собрание сочинений Эдгара Поэ. — Санкт-Петербург: Типография бр. Пантелеевых, 1896. — Т. 2.
Исходник здесь: Викитека
Современная орфография: В. Г. Есаулов, 15.02.2016 г.
Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека