Виригинцы. Часть вторая, Теккерей Уильям Мейкпис, Год: 1858 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 267 минут(ы)

Скачать в PDF

Скачать в FB2

ВИРГИНЦЫ

РОМАНЪ МИНУВШАГО СТОЛТІЯ

B. М. ТЕККЕРЕЯ

САНКТПЕТЕРБУРГЪ
1858

ЧАСТЬ ВТОРАЯ.

ГЛАВА I.
НОВЫЕ ЗНАКОМЫЕ.

Кузина Марія явилась сопровождаемая двумя садовниками съ корзинами цвтовъ, которыми предполагалось украсить гостиную, по случаю ожидаемаго прибытія гостей къ мадамъ де-Бернштэйнъ. Три лакея въ ливреяхъ, пышно-обшитыхъ пестрыми гарусными тесьмами, несли каждый по два ломберныхъ стола. Метрдотель въ чорномъ кафтан и парик съ косичкой, затянутой въ шолковый мшокъ, съ пыльными кружевными манжетами, и вообще въ наряд, которому недоставало только шпаги, слдовалъ за лакеями, неся связки восковыхъ свчей. Онъ разставилъ ихъ по дв на ломберный столъ и въ серебряные канделябры на панельныхъ стнахъ, освщенныхъ въ эту минуту косвенными лучами солнца. Зеленый лугъ съ его скалами, купами деревьевъ и зданіями, утопали въ золотистой мгл вечерняго солнца. Группы разноцвтныхъ фигуръ въ фижмахъ, пудр и парч бродили по лугу и своею тнью испещряли гладкую его поверхность. Изъ оконъ баронессы, на противоположной сторон улицы, виднлось зданіе минеральныхъ водъ, въ которомъ была безпрерывная ярмарка, и при этомъ, разумется, постоянно раздавались возгласы, говоръ и шумъ веселаго общества. Здсь, въ усладу постителей водь, игралъ хоръ музыкантовъ. Главную гостиную мадамъ де-Бернштэйнъ нельзя было назвать уединенной комнатой, соединявшей въ себ удобства для кабинета, для тхъ, кто любитъ шумъ, разгулъ, яркій перекрестный свтъ, и видъ всего, что происходитъ въ исполненномъ жизни и дятельномъ мст, пріятне этой квартиры невозможно пожелать.

Когда въ окнахъ милэди показывались огни, то проходящіе знали очень хорошо, что у мадамъ де-Бернштэйнъ собраніе любителей карточной игры, и что доступъ въ это собраніе не былъ сопряженъ съ большими затрудненіями. Кстати, говоря о давнопрошедшемъ, мн кажется, нелишнимъ будетъ прибавить, что ночная жизнь общества, столтіе тому назадъ, была жизнію темною. Въ ту пору не было одной восковой свчи вмсто десяти, которыя мы видимъ теперь въ гостиной всякой лэди, не говоря уже ни слова о газовомъ и какихъ-нибудь другихъ удивительныхъ освщеніяхъ въ клубахъ. Въ ту пору отвратительное плывучее сало, освщая комнаты и корридоры, наполняло ихъ копотью и зловоніемъ. Въ театр, напримръ, состояло немаловажное должностное лицо, въ прямую и единственную обязанность котораго вмнялось снимать со свчей нагаръ. Возьмите каррикатуры Гогарта и посмотрите, какъ мрачны он, и до какой степени вс его банкеты запачканы саломъ! Въ ‘Свадьб по мод’ и въ великолпныхъ салонахъ лорда виконта Скондерфильда, гд онъ и его жена, по окончаніи бала, зваютъ передъ пораженнымъ ужасомъ дворецкимъ, — тамъ всего только восемь свчей, по одной на двухъ ломберныхъ столахъ и полдюжины въ мдныхъ подсвчникахъ. Въ настоящее время вдвое боле зажжетъ свчей какой-нибудь Джекъ Брайфлессъ, пригласивъ къ себ пріятелей на устрицъ и пиво. Будемъ же утшаться мыслію, что Людовикъ XIV при всемъ блеск, которымъ онъ старался окружить себя, давалъ пиршества въ потьмахъ, будемъ благословлять мистера Прайса и другихъ благодтелей и освтителей человческаго рода за изгнаніе изъ нашихъ гостиныхъ отвратительнаго сала.

Итакъ Марія вошла въ гостиную съ цвтами (она сама была прелестнйшимъ цвткомъ!), наполнила розами, гвоздикой, резедой, и т. д., вазы, разставленныя тамъ и сямъ, и украсила комнату, употребивъ для этого вс свои познанія въ искусств по части орнаментальной. Любуясь то одною вазой, то другою, она въ тоже время бросала робкіе взгляды на молодаго кузена Гарри, нжному румянцу котораго позавидовала бы всякая молодая женщина. По всему было видно, что Марія выжидала минуты, когда удалится ея тетка, но баронесса продолжала сидть въ своемъ кресл и, опираясь на черепаховую трость, повелительнымъ тономъ отдавала лакеямъ приказанія, гнвно нападала то на одного изъ нихъ, то на другаго, бранила Тома за заплаты на его чулкахъ, Джона за излишній слой жиру, которымъ намазаны были его волосы, словомъ, каждымъ движеніемъ, каждымъ восклицаніемъ она выражала свое господство и власть. Здсь мы сдлаемъ одно замчаніе, относительно этихъ несчастныхъ созданій, относительно лакеевъ, существовавшихъ столтіе назадъ: они спали по двое на одной постели, помщались четверо въ одной комнат, имвшей близкое сходство съ подваломъ, и обмывали съ себя грязь въ такихъ корытахъ, какія въ настоящее время едва ли можно увидть гд нибудь, въ Лондон, кром разв казармъ, въ которыхъ помщается гвардія ея величества.

Если Марія разсчитывала и надялась на свиданіе съ кузеномъ безъ постороннихъ свидтелей, то ея нжное, любящее сердце и ея надежды остались обманутыми.

— Куда ты отправишься обдать, Гарри? спрашиваетъ мадамъ де-Бернштэйнъ. Марія и я остаемся дома, и къ обду у насъ, кром цыпленка, ничего не будетъ. Полагаю, ты пойдешь за лучшій табль-д’отъ. Въ гостинниц ‘Блый Конь’, говорятъ, превосходный обдъ, минуты черезъ дв мы услышимъ его колокольчикъ. Помни, мой другъ, что теб не слдуетъ обращать вниманія на издержки:— ты долженъ вести себя, какъ слдуетъ сыну принцессы Покахонты. Чемоданы твои отправлены на квартиру, которую я озаботилась нанять, собственно для твоей персоны. Мн кажется, ничего не можетъ быть хорошаго, если моледой человкъ станетъ находиться, какъ на привязи, у двухъ старыхъ женщинъ. Неправда ли, Марія?

— Неправда, отвчаетъ кузина Гарри, потупивъ томные свои глаза, между тмъ какъ въ глазахъ баронессы сіяло торжество.

Я полагаю, что Андромеда не выносила отъ Дракона такой пытки, какую испытывала Марія въ теченіе этихъ пяти или шести дней, и если бы Персей отрубилъ голову Дракону, то, право, ему бы нельзя было вмнить такой поступокъ въ чудовищное преступленіе. Но, къ сожалнію, при нашемъ Персе не было ни меча, ни щита, онъ только механически смотрлъ на суетившихся лакеевъ въ коричневыхъ и синихъ ливреяхъ.

— Здсь, къ услугамъ постителей минеральныхъ водъ, всегда бываютъ различные лондонскіе торговцы, портные и пр. Я бы совтовала теб, мой другъ, повидаться съ ними, твое платье, надо сказать правду, отстало отъ моды, немного кружевъ….

— Нельзя же мн оставить трауръ, мамъ, сказалъ молодой человкъ, взглянувъ на свое траурное платье.

— Въ самомъ дл, сэръ! вскричала лэди, приподнявшись съ кресла и опираясь на трость:— если вамъ нравится носить трауръ по брат, то носите, пожалуй, до тхъ поръ, пока не сдлаетесь старе самого Маусаила. Поврьте, въ этомъ я вамъ мшать не буду.Я только хочу, чтобъ вы одлись, какъ одваются другіе, чтобы ваша наружность была достойна вашего имени.

— Мадамъ, сказалъ мистеръ Варрингтонъ, стараясь при этомъ выказать все свое достоинство:— кажется, я ничего еще не сдлалъ, что могло бы служить позоромъ моему имени.

Почему старуха баронесса вдругъ замолчала, и съ выраженіемъ испуга сдлала движеніе, какъ будто уклоняясь отъ удара? Мы умолчимъ объ этомъ. Подобнаго рода сцены, въ которыхъ скрещались шпаги, съ быстротою молніи наносились и отпарировались удары, нердко повторялись между ней и ея племянникомъ. Храбрость, которую Гарри оказывалъ передъ ней, нисколько не уменьшала ея любви къ своему племяннику.

— Я думаю, сэръ, и блье нсколько потоньше того, которое на васъ надто, не можетъ послужить позоромъ вашему имени, сказала баронесса съ принужденнымъ смхомъ.

Гарри сдлалъ поклонъ и покраснлъ. Надтая на немъ сорочка была радушнымъ подаркомъ отъ его оакгорстскихъ друзей. Ему пріятно было носить ее: она напоминала ему о его новыхъ друзьяхъ, столь добрыхъ, невинныхъ, ласковыхъ, простосердечныхъ, столь безпредльно нжныхъ, она производила въ немъ убжденіе, что никакое зло не въ состояніи коснуться его, пока онъ облеченъ въ нее. Гарри сказалъ, однакожъ, что на квартир онъ наднетъ лучшую свою сорочку.

— И приходите сюда до прізда гостей, сказала мадамъ де-Бернштэйнъ:— Марія и я постараемся найти для васъ манжеты!

Съ этими словами, молодой человкъ, сопровождаемый лакеемъ, отправился на новую свою квартиру. Здсь онъ нашелъ не только хорошенькія и просторныя комнаты, но и грума для прислуги его особ и лакея, на случай, если бы прислуга понадобилась мистеру Гумбо. Не усплъ онъ провести нсколько минутъ въ своихъ покояхъ, какъ къ нему явились посланные отъ лондонскихъ портнаго и сапожника, съ привтствіями отъ своихъ хозяевъ и визитными карточками, на которыхъ значились имена гг. Реньера и Тулла. Гумбо вытащилъ изъ чемодановъ, составлявшихъ скромный гардеробъ мистера Гарри, лучшее платье и самое тонкое блье, которымъ снабдила его бережливая виргинская мать. При одномъ взгляд на эти предметы, воображеніе Гарри представило ему картину его роднаго дома, окруженнаго глубокими снгами, ему казалось, что онъ слышалъ трескъ пылающаго хвороста въ камин, видлъ вокругъ этого камина группу скромныхъ, степенныхъ, углубленныхъ въ рукодлье двицъ. Мысль, что платье домашняго покроя не иметъ щегольскаго фасона и полотно домашняго приготовленія лишено надлежащей тонкости, въ первый разъ мелькнула въ ум молодаго человка. Неужели онъ долженъ стыдиться всего, что принадлежало ему или Кастльвуду! Это странно. Въ Виргиніи вошло въ обыкновеніе восхищаться всмъ, чтобы ни было сдлано, сказано или произведено въ Кастльвуд, и мадамъ Эсмондъ, отправляя сына своего въ путешествіе, была убждена, что ни одинъ еще молодой джентльменъ не имлъ такого гардероба, какъ мистеръ Гарри Варрингтонъ. Правда, платье на немъ сидло мшковато и фасонъ его поотсталъ отъ моды, но все же молодой человкъ, по окончаніи туалета и по выход изъ квартиры, представлялъ собою весьма привлекательную фигуру. Гумбо, подозвавъ портшезъ, шелъ подл него, пока не достигъ вмст съ носильщиками табль-д’ота, за которымъ молодой джентльменъ намревался обдать.

Здсь Гарри надялся встртить того франта, съ которымъ за нсколько часовъ познакомился въ квартир тетки, и который такъ положительно утверждалъ, что ‘Блый Конь’ самое модное мсто для обда. Онъ назвалъ имя своего знакомца, но содержатель гостинницы и лакеи, съ улыбками и поклонами провожая Гарри въ столовую, увряли, что его милость не нуждается ни въ какой другой рекомендаціи, кром своей собственной, они помогли ему снять и повсить кафтанъ и шпагу, спросили, какого вина желаетъ онъ къ обду, бургонскаго или шампанскаго, и наконецъ посадили его за столь.

‘Блый Конь’ хотя и считался самой модной гостинницей въ селеніи, но въ этотъ день общество въ ней было далеко немноголюдное. Такое отсутствіе гостей мсьё Барбо, содержатель гостинницы, приписывалъ большому празднеству въ Соммеръ Гилл. И въ самомъ дл, когда Гарри вошелъ въ столовую, въ ней было всего только четыре джентльмена. Двое изъ нихъ, кончивъ обдъ, пили вино, двое другихъ, молодые люди, находились въ половин обда. Надо думать, что содержатель гостинницы, проходя мимо, шепнулъ имъ имя новаго гостя, потому что молодые джентльмены посмотрли на Гарри съ нкоторымъ любопытствомъ, и даже поклонились ему, въ то время, какъ улыбающійся мсьё Барбо захлопоталъ объ обд.

На привтъ джентльменовъ мистеръ Варрингтонъ отвтилъ поклономъ, при этомъ молодые люди поздравили его съ пріздомъ въ Тонбриджъ и выразили надежду, что это мстечко понравится ему, когда онъ ознакомится съ нимъ ближе. Посл того они улыбнулись и обмнялись другъ съ другомъ насмшливымъ взглядомъ, но Гарри не понялъ этого взгляда, какъ не понялъ и другаго, боле выразительнаго, брошеннаго ими на двухъ другихъ гостей, сидвшихъ за бутылкой вина.

Одинъ изъ этихъ гостей былъ одтъ въ довольно поношенный бархатный кафтанъ, съ пышными манжетами и золотымъ шитьемъ, на голов имлъ онъ парикъ съ длинной косичкой, запрятанной въ шолковый мшокъ. Другой былъ джентльменъ съ нависшими бровями, съ орлинымъ носомъ, и высокими плечами, сосдъ этого господина чрезвычайно громкимъ голосомъ величалъ его милордомъ. Милордъ, потягивая вино, бгло взглянулъ на вновь пришедшаго гостя и потомъ обратился къ своему товарищу.

— Итакъ вы знаете племянника этой старухи, знаете этого Креза, котораго ждутъ сюда?

— Слышишь, Джекъ, что тамъ говорятъ? сказалъ одинъ молодой джентльменъ другому.

— Не понимаю я этого языка, сказалъ Джекъ.

Двое пожилыхъ джентльменовъ говорили по-французски.

— Знаю, милордъ! отвчаетъ джентльменъ съ длинной косичкой.

— Вы увлечены, любезный баронъ. Онъ былъ здсь часа два тому назадъ. Мн сообщили объ этомъ мои люди, лишь только я пришелъ обдать.

— Я зналъ его прежде! я часто гстрчалъ его въ Лондон съ баронессой и милордомъ, его кузеномъ, сказалъ баронъ.

Въ эту минуту улыбающійся содержатель гостинницы подошелъ къ Гарри съ дымящимся супомъ.

— Посмотрите, сэръ! Посмотрите на бульонъ моего приготовленія! говорилъ содержатель гостинницы, поставивъ на столъ миску, и прошепталъ Гарри знаменитое имя сидвшаго противъ него нобльмена. Гарри поблагодарилъ мсьё Барбо на родномъ язык послдняго, при чемъ одинъ изъ пожилыхъ джентльменовъ, наружность котораго обличала въ немъ иностранца, быстро повернулся на стул, съ ласковой улыбкой посмотрлъ на Гарри и сказалъ:

— Fous bossedez noire langue barfaidement, monsieur.

Такого страшнаго произношенія мистеръ Варрингтонъ не слышалъ даже въ Канад. Онъ, однакожь, счелъ нужнымъ поклониться иностранному джентльмену.

— Ну, разскажите же, мой добрый баронъ, объ этомъ Крез что-нибудь поболе, продолжалъ милордъ, съ надменнымъ видомъ обращаясь къ своему товарищу и какъ будто вовсе не замчая Гарри, что, конечно, нсколько оскорбляло молодаго человка.

— Что же вы хотите, чтобы я вамъ сказалъ, любезный лордъ? Крезъ юноша, подобно другимъ юношамъ, высокъ, какъ и другіе юноши, неловокъ, тоже какъ другіе юноши, у него чорные волосы, какъ и у всхъ, кто прізжаетъ изъ Индіи. Квартира для него взята въ дом мистриссъ Розъ, тамъ, гд магазинъ игрушекъ.

— Тамъ и моя квартира, подумалъ мистеръ Варрингтонъ. Кто же этотъ Крезъ, о которомъ они говорятъ? какой чудесный супъ!

— Онъ путешествуетъ съ огромной свитой, продолжалъ баронъ:— при немъ четыре лакея, дв дорожныхъ коляски и два передовыхъ курьера. Главный его слуга изъ негровъ, который спасъ ему жизнь отъ американскихъ дикарей, и не хочетъ слышать объ освобожденіи. Молодой человкъ все еще носитъ трауръ по старшемъ своемъ брат, посл котораго получаетъ и титулъ и вс права на наслдство.

— Скажите откровенно, шевалье, если бы умеръ вашъ братъ, что могло бы утшить васъ въ столь горестной утрат? сказалъ пожилой джентльменъ.

— Милордъ! разумется, его наслдство, которое, какъ вамъ извстно, громадно.

— Да, вотъ подите тутъ! Вашъ братъ живетъ наслдствомъ, которое, по вашимъ словамъ, громадно, а вы, любезный шевалье,— своими трудами!

— Милордъ! я васъ не понимаю, восклицаетъ особа, которую именуютъ шевалье.

— Да, трудами и умомъ — и какъ это несравненно благородне!— Будете вы сегодня у баронессы? Она вамъ должна быть немного сродни, шевалье?

— Опять-таки не понимаю васъ, милордъ, угрюмымъ тономъ сказалъ шевалье.

— Почему же? она женщина обширнаго ума, благороднаго происхожденія, она испытала множество странныхъ приключеній, у нея нтъ правилъ, къ счастію, въ этомъ отношеніи вы имете предъ ней преимущество. Впрочемъ, мы, люди большаго свта, мало о себ думаемъ. Вы, конечно, намрены съиграться съ молодымъ креоломъ и выиграть отъ него по возможности больше. Кстати, баронъ, ну что если этотъ молодой креолъ служитъ только орудіемъ какого нибудь злаго умысла? Что если нашъ превосходный другъ, баронесса Бернштэйнъ, изобрла этого молодаго человка въ Лондон, привезла сюда и выдаетъ за богача, съ тою цлію, чтобы врне ощипать насъ, ничего не подозрвающихъ?

— J’y ai souvent pens, milor, говоритъ маленькій баронъ, съ многозначительнымъ видомъ приложивъ къ носу палецъ: — эта баронесса, я знаю, способна на все.

— Баронъ…. баронесса…. que voulez vous? мой другъ. Я говорю о ея покойномъ, оплакиваемомъ ею, муж. Знаете ли, кто онъ былъ?

— Даже очень хорошо. Замчательне его не было негодяя, когда либо игравшаго въ карты. Онъ перебывалъ въ тюрьмахъ Венеціи, Брюсселя, Спа и Вны. Какъ же, милордъ,— я зналъ этого человка.

— Я такъ и думалъ. Я видлъ его въ Гаг, гд въ первый разъ имлъ удовольствіе встртиться съ вами, и дйствительно ни одинъ бездльникъ, безчестне его, не входилъ въ мои двери. Впрочемъ согласитесь, баронъ: посланникъ иногда бываетъ въ необходимости открывать свои двери для людей всякаго рода — для шпіоновъ, мошенниковъ,— словомъ, для всякихъ негодяевъ.

— Parbkeu, milor, — вы ихъ славно честите! говоритъ товарищъ милорда.

— Человкъ моего званія, мой другъ, такого положенія въ обществ, какое занималъ я въ то время, безъ всякаго сомннія, долженъ принимать людей всякаго рода, въ томъ числ и вашего знакомаго. Чего жена его могла желать при такомъ имени, какъ имя барона,— я ршительно не понимаю.

— Мн кажется, имя барона все-таки лучше настоящаго имени милэди.

— Быть можетъ! Я не знаю, однакожь, которому изъ нихъ можно отдать предпочтеніе: имени англійскаго ли епископа или нмецкаго барона.

— Милордъ! воскликнулъ баронъ, выпрямляясь во весь ростъ и положивъ руку на большую звзду, украшавшую грудь милорда:— вы забываете, что я самъ баронъ и кавалеръ римскаго….

— Ордена Шпоры!— нисколько, мой добрый баронъ и кавалеръ! Вы больше не хотите вина? До свиданія! Сегодня вечеромъ мы встртимся у мадамъ де-Бернштэйнъ.

Баронъ и кавалеръ вышелъ изъ-за стола, пошарилъ въ карманахъ своего кафтана, испещреннаго вычурнымъ шитьемъ, отыскивая въ нихъ деньги, чтобъ подарить лакею, державшему передъ нимъ шляпу съ плюмажемъ и галунами, и, махнувъ этому человку рукой, украшенной пышными манжетами и блестящими кольцами, величаво вышелъ изъ комнаты.

Гарри Варрингтонъ только тогда догадался, что предметомъ разговора двухъ джентльменовъ былъ онъ самъ и его тетка, когда гость, котораго называли милордомъ, началъ говорить о вдов епископа и жен нмецкаго барона. Но прежде, чмъ убжденіе успло поселиться въ его душ, одинъ изъ разговаривавшихъ оставилъ комнату, а другой, повернувшись къ столу, за которымъ сидли два молодыхъ джентльмена, сказалъ:

— Каковъ хитрецъ! Все, что я говорилъ о Бернштэйн, относится прямо къ нему. Я знаю, что этотъ человкъ лазутчикъ и негодяй. Онъ нсколько разъ перемнялъ религію. Будучи посланникомъ въ Гаг, я самъ его выгналъ оттуда, и знаю, что въ Вн его били палками.

— Удивляюсь, почему милордъ Честерфильдъ связывается съ такимъ негодяемъ! сказалъ Гарри изъ-за стола.

Двое обдающихъ джентльменовъ обратили на него вниманіе. Но, къ крайнему его изумленію, нобльменъ, к’ь которому обращены были эти слова, продолжалъ говорить:

— Такого отъявленнаго бездльника, какъ этотъ Пэлницъ, не существовало въ мір. Слава Богу, что уцлла моя табакерка! Вы сметесь? этотъ человкъ способенъ на всякую низость.

И милордъ воображалъ, что молодые люди смялись надъ его сатирой.

— Вы совершенно нравы, сказалъ одинъ изъ нихъ, обращаясь къ мистеру Варрингтону: — хотя, за исключеніемъ разв только одного вашего присутствія въ этой комнат, я не знаю, какое вамъ до этого дло. Милордъ будетъ играть со всякимъ, кто предложитъ игру. Не безпокойтесь, онъ глухъ, какъ дерево, онъ не слышалъ ни одного вашего слова, поэтому-то милордъ и готовъ играть со всякимъ, кто положитъ передъ нимъ колоду картъ, поэтому-то онъ такъ и близокъ съ этимъ негодяемъ.

— Правда, я самъ знаю нобльменовъ, которые неслишкомъ разборчивы относительно общества, говоритъ мистеръ Джекъ.

— Не потому ли вы говорите это, что я съ вами въ близкихъ отношеніяхъ? Я знаю свое общество, мой добрый другъ, и знаю также, что есть люди гораздо меня хуже.

Не обративъ вниманія на гнвное возраженіе мистера Варрингтона, милордъ, сидвшій напротивъ, разговорился съ мсьё Барбо по-французски, на своемъ любимомъ діалект, осыпая его комплиментами за хорошо-приготовленный обдъ. Мсьё Барбо безпрестанно кланялся, выражалъ восторгъ, что усплъ угодить милорду, и говорилъ, что не забылъ еще искусства, которое изучалъ, находясь, въ молодыхъ лтахъ, въ собственныхъ владніяхъ милорда, въ Ирландіи. Рагу изъ жареной дичи, вроятно, пришлось милорду по вкусу? Это же самое блюдо онъ подалъ молодому американскому сеньору.

— Кому?

При этомъ вопрос блдное лицо милорда покрылось яркимъ румянцемъ, онъ пристально посмотрлъ на Гарри Варрингтона.

— Молодому джентльмену, который только-что пріхалъ изъ Виргиніи и въ совершенств владетъ нашимъ прекраснымъ языкомъ! отвчаетъ мсьё Барбо, воображая, какъ говорится, убить двухъ птицъ однимъ комплиментомъ.

— Позвольте же спросить васъ, милордъ,— передъ кмъ вы будете отвчать за оскорбительныя выраженія относительно моей фамиліи, оскорбленія, произнесенныя въ присутствіи этихъ джентльменовъ? вскричалъ мистеръ Варрингтонъ самымъ громкимъ голосомъ, стараясь подйствовать на слуховой органъ своего противника.

— Вы подойдите къ нему и крикните въ ухо,— тогда, быть можетъ, онъ услышитъ, сказалъ одинъ изъ молодыхъ джентльменовъ.

— Я постараюсь, чтобъ милордъ, такъ или иначе, понялъ меня, возразилъ мистеръ Варрингтонъ съ полнымъ сознаніемъ своего достоинства:— я не позволю ни ему, ни всякому другому, клеветать на моихъ родственниковъ!

Нобльменъ, сидвшій противъ Гарри Варрингтона, хотя, повидимому, не слышалъ и этого замчанія, но приготовился отвтить. Онъ всталъ, провелъ носовымъ платкомъ раза два по лицу и сухощавыми своими пальцами оперся о столъ.

— Сэръ, сказалъ онъ:— поврьте слову джентльмена, что я не зналъ, въ чьемъ присутствіи мы говорили, теперь оказывается, что мой знакомый, баронъ Пэлницъ, столько же знаетъ васъ, сколько и я. Еслибъ я зналъ васъ, то поврьте, что былъ бы послднимъ человкомъ въ мір, который бы ршился произнесть передъ вами хотя одно оскорбительное слово, сожалю о своей опрометчивости и извиняюсь передъ вами въ присутствіи милорда Марча и мистера Морриса.

Мистеръ Варрингтонъ поклонился и пробормоталъ нсколько несвязныхъ словъ, выражавшихъ, впрочемъ, что онъ принимаетъ извиненіе. Милордъ сдлалъ Гарри другой низкій поклонъ и, сказавъ, что будетъ имть честь постить мистера Варрингтона въ его квартир, раскланялся прочимъ членамъ общества и удалился.

ГЛАВА II.
ВЪ КОТОРОЙ МЫ НАХОДИМСЯ ВЪ ВЕСЬМА ДАЛЬНЕМЪ РАЗСТОЯНІИ ОТЪ ОАКГОРСТА.

Возл гостинницы ‘Блый Конь’, передъ самыми окнами ея столовой, находилась небольшая лужайка и на ней два-три стола, за которыми гости могли пить пуншъ или чай. Когда обдъ трехъ джентльменовъ приближался къ концу, мистеръ Моррисъ предложилъ отправиться на эту лужайку и выпить тамъ бутылку холоднаго вина.

— Чтобъ имть какой нибудь предлогъ прохладиться, Джекъ Моррисъ готовъ отправиться къ мусорной ям, сказалъ милордъ Марчъ.

На это Джекъ замтилъ, что, по его мннію, у каждаго джентльмена есть любимый способъ поблажать своимъ слабостямъ. Его слабостью, онъ признавался, была бутылка.

— Всякаго рода двойки составляютъ слабость лорда Честерфильда, говорилъ милордъ Марчъ. Онъ не можетъ жить безъ костей или безъ картъ.

— Въ свою очередь и милордъ Марчъ иметъ не одну, но нсколько слабостей. Онъ любитъ игру, любитъ конскія скачки, любитъ пари, любить деньги, любитъ женщинъ, такъ что вы, мистеръ Варрингтонъ, попали несовсмъ въ хорошее общество, познакомясь съ милордомъ, онъ выиграетъ у васъ всё до послдняго акра земли, которую вы имете въ Виргиніи.

— Почему же и не такъ? съ моимъ величайшимъ удовольствіемъ, мистеръ Варрингтонъ, возразилъ милордъ Марчъ.

— Онъ выиграетъ отъ васъ весь вашъ табакъ, вс ваши пряности, всхъ невольниковъ вашихъ, всхъ быковъ и ословъ, словомъ все, что вамъ принадлежитъ.

— Да не начать ли теперь же? Джекъ, вдь ты безъ костей или пробочника ни на шагъ. Я сдлаю выставку, какую угодно мистеру Варрингтону.

— Къ сожалнію, милордъ, табакъ, невольники, ослы и быки не принадлежатъ еще мн. Мн, какъ видите, только что исполнилось совершеннолтіе, а моя мать всего двадцатью годами старше меня, и обладаетъ всми шансами на продолжительную жизнь.

— Я готовъ держать пари, что вы ее переживете, готовъ дать вамъ четвертую часть той суммы, которую вы должны получить посл ея смерти, не выходя изъ за стола, готовъ дать вамъ прекрасную сумму денегъ за право наслдства на ваше имніе. Какъ оно называется?

— Кастльвудъ.

— Княжество, я слышалъ. Держу пари, что цнность его преувеличена здшними живыми газетами, по крайней мр, вдесятеро. Скажите, пожалуйста, почему вы называетесь Кастльвудомъ? разв вы въ родн съ милордомъ этого имени? Ахъ, позвольте! знаю, знаю. Милэди, ваша мать, происходитъ по прямой линіи отъ главы этого дома. Эту исторію я слышалъ отъ старухи герцогини десятки разъ. Она знала вашего дда, который былъ другомъ Аддисона, Стиля, Попа, Мильтона и другихъ знаменитостей. Жаль, что онъ не остался дома, и перевезъ другую отрасль фамиліи на плантаціи.

— Я гостилъ въ здшнемъ Кастльвуд, у кузена, замтилъ мистеръ Варрингтонъ.

— Гм! А играли вы съ нимъ? Онъ тоже очень любитъ раскрашенную папку и кости.

— Съ нимъ ни разу, но игралъ иногда съ дамами, и то по самой маленькой.

— Тмъ лучше для васъ обоихъ. Однакожь вы играли съ Виллемъ Эсмондомъ, если онъ былъ дома? Готовъ держать пари десять на одинъ, что вы съ нимъ играли.

Гарри покраснлъ и признался, что по вечерамъ игралъ съ нимъ въ карты.

— И, разумется, въ вашей игр принималъ участіе Томъ Самсонъ, вскричалъ Джекъ Моррисъ. Онъ былъ третьимъ, это врно! Ну, да избавитъ васъ Господь отъ Тома и Вилля Эсмонда, когда они играютъ вмст!

— Ничего! Если говорить правду, то я объигралъ ихъ обоихъ, сказалъ мистеръ Варрингтонъ.

— И они заплатили вамъ проигрышъ? Поистин, чудеса никогда не прекратятся!

— О чудесахъ я ничего не говорилъ, замтилъ Гарри, улыбаясь и поднося къ губамъ вино.

— Пожалуйста не говорите же намъ и сказки! Значитъ вы длали volto sciolto, — не такъ ли, мистеръ Варрингтонъ?

— Извините, сказалъ прямодушный Гарри: — я не понимаю этихъ словъ, единственный языкъ, который я немного знаю, кром своего отечественнаго, это французскій.

— Милордъ Марчъ не то, что вы: онъ научился поитальянски въ опер, зато и уроки стоили ему хорошихъ денегъ, замтилъ Джекъ Морриссъ: — намъ бы нужно показать ему оперу,— какъ ты думаешь, Марчъ?

— Нужно бы, Моррисъ, сказалъ милордъ, показывая видъ, что ему вовсе не нравится фамильярность его товарища.

Оба молодые джентльмена одты были одинаково: на нихъ были небольшіе гладко причесанные и безъ пудры парики, синіе кафтаны съ свтлыми металлическими пуговицами, лосина, сапоги, употребляемые для верховой зды, маленькія шляпы съ узенькимъ галуномъ,— и все это безъ всякихъ притязаній на моду.

— Нтъ, милордъ, я не имю особеннаго расположенія къ опер, говорилъ Гарри, котораго вино стало немного разогрвать: — я бы лучше хотлъ създить въ Ньюмаркетъ и посмотрть на хорошую псовую охоту.

— Мы покажемъ вамъ и Ньюмаркетъ и псовую охоту. Хорошо ли вы здите верхомъ?

— Кажется, хорошо, отвчалъ Гарри: — вдобавокъ умю стрлять порядочно и длать прыжки.

— Сколько въ васъ всу? Держу пари, что мы всимъ одинаково, или что я немного тяжеле. Держу пари, что Джекъ Моррисъ перещеголяетъ васъ въ стрльб на лету или въ цль на двадцати пяти шагахъ. Держу также пари, что на гладкой поверхности, — вотъ хоть здсь, на этой лужайк, — я сдлаю прыжокъ дальше вашего.

— Не знаю, какъ стрляетъ мистеръ Моррисъ, я въ-первые васъ вижу, джентльмены, но принимаю ваши пари, милордъ, на что вамъ угодно, говорилъ Гарри, котораго въ это время вино боле чмъ разогрло.

— Такъ вы согласны?

— Согласенъ! вскричалъ Гарри. Этотъ молодой человкъ полагалъ, что для чести своего отечества ему нельзя было отказаться отъ какого бы то ни было пари.

— Если ваши ноги еще достаточно тверды, то послднее пари мы можемъ кончить теперь же, сказалъ милордъ, припрыгивая, расправляя руки и ноги и поглядывая на истоптанную, сухую зелень лужайки. Онъ снялъ сначала сапоги, потомъ кафтанъ и камзолъ, стянулъ талію кожанымъ поясомъ и бросилъ на землю платье.

Гарри боле имлъ уваженія къ своей одежд. На немъ было надто его лучшее платье. Онъ снялъ съ себя бархатный кафтанъ и камзолъ, тщательно сложилъ ихъ, но какъ вс столы на лужайк были залиты виномъ, то онъ положилъ свое платье въ столовой, окна которой были открыты.

Между тмъ въ столовую явился новый гость. Это былъ не кто другой, какъ мистеръ Вульфъ, который за стаканомъ вина скромно уничтожалъ порцію цыпленка съ салатомъ. Гарри находился въ величайшемъ одушевленіи. Онъ сказалъ полковнику, что держитъ пари съ милордомъ Марчемъ, и предлагалъ ему взять на себя половину. Полковникъ отвчалъ, что онъ слишкомъ бденъ, чтобы бросать деньги на подобное удовольствіе.— Въ такомъ случа не хотите ли выйти и посмотрть на выполненіе пари?— Отъ всей души, отвчалъ полковникъ Вульфъ, поставивъ свой стаканъ, и вслдъ за молодымъ своимъ другомъ вылзъ въ окно.

— Это что за блднолицый паяцъ съ рыжими волосами? говорилъ Джекъ Моррисъ, находясь уже подъ сильнымъ вліяніемъ бургундскаго.

Мистеръ Варрингтонъ объяснилъ, что это полковникъ Вульфъ 20-го полка.

— Вашъ покорный слуга, джентльмены! произнесъ полковникъ, длая обществу суровый военный поклонъ.

— Въ жизнь свою не видывалъ такой фигуры! воскликнулъ Джекъ Моррисъ: — а ты, Марчъ?

— Извините пожалуйста, — вы, кажется, сказали Марчъ? спросилъ полковникъ, принимая видъ крайняго изумленія.

— Я графъ Марчъ, въ служб полковника Вульфа, кланяясь сказалъ нобльменъ: — мой другъ, мистеръ Моррисъ, такъ привязанъ ко мн, что посл обда мы становимся совершенно какъ братья.

О, почему не слышитъ этого признанія весь Тонбриджъ! подумалъ Моррисъ, и, приведенный въ восторгъ, воскликнулъ:— за милорда держу вдвое!

— Согласенъ! восклицаетъ Варрингтонъ. Восторженный Джекъ принужденъ былъ въ свою очередь сдлать это же самое восклицаніе.

— Угодно вамъ, полковникъ? шепнулъ Гарри своему другу.

Но полковникъ отвчалъ, что онъ не иметъ лишнихъ денегъ, и потому не можетъ надяться на выигрышъ.

— Я вижу, мистеръ Варрингтонъ,— вы уже выиграли одно изъ нашихъ пари, замтилъ милордъ Марчъ:— я выше васъ, по крайней мр, дюйма на два, но зато вы шире меня въ плечахъ.

— Что за вздоръ, любезный Вилль! Я держу пари, что ты вдвое тяжеле его! закричалъ Джекъ Моррисъ.

— Идетъ, Джекъ! сказалъ милордъ, захохотавъ: — мистеръ Варрингтонъ, вы принимаете это пари?

— Я пошутилъ, мой другъ, довольно и одного, говорилъ Джекъ.

— И прекрасно длаешь, мой другъ, замтилъ милордъ: — теперь кончимъ второе пари!

Одтый въ черные полуатласные панталоны, въ самые тонкіе шолковые чулки и щегольскіе башмаки, Гарри не считалъ за нужное скидывать послдніе, чтобъ слдовать примру своего антагониста, тяжелые и со шпорами сапоги котораго, само собою разумется, не могли споспшествовать совершенію удачнаго прыжка. Передъ ними разстилался прекрасный ровный лугъ ярдовъ на тридцать въ длину, котораго было весьма достаточно, чтобы разбжаться и сдлать прыжокъ. Лужайку окружала садовая дорожка, и за ней слдовалъ заборъ, а тамъ вывска, представлявшая голубое поле и на немъ, между двумя кегельными галлереями, скачущаго гановерскаго благо коня, вмсто девиза служило имя содержателя гостинницы и названіе изображеннаго животнаго.

Другъ милорда положилъ на землю платокъ, чтобъ означить мсто, отъ котораго долженъ начаться прыжокъ, между тмъ какъ мистеръ Вульфъ остановился у окраины лужайки замчать, гд прыжокъ кончится.

‘Милордъ начиналъ, — пишетъ мистеръ Варрингтонъ въ письм къ мистриссъ Моунтэйнъ, въ виргинскій Кастльвудъ. Онъ хотлъ было, чтобы начиналъ я, но, вспомнивъ исторію о Фонтенойской битв, которую неоцненный Джоржъ такъ часто мн разсказывалъ, я сказалъ: Mon seigneur le Comte, tirez le premier, s`il vous plait. Онъ разбжался на своихъ неуклюжихъ ногахъ и, къ чести старой Виргиніи, я имлъ удовольствіе перепрыгнуть противъ милорда боле чмъ на два фута, именно: на два фута девять дюймовъ,— я перескочилъ двадцать одинъ футъ три дюйма по самой врной мр, а милордъ сдлалъ прыжокъ въ восемнадцать съ половиною футъ. Передъ этимъ я только-что выигралъ пари о моемъ вс, мн только стоило взглянуть на него, и я уже зналъ, что выигрышъ мой. Итакъ милордъ и мистеръ Джекъ заплатили мн, что слдовало. При всемъ уваженіи моемъ къ матушк, надюсь, она не прогнвается на меня. Если я и держу пари, то длаю это собственно для поддержанія чести нашихъ владній. Противникъ мой былъ нобльменъ перваго разряда: онъ самъ владетъ двумя графствами и притомъ наслдникъ какого-то герцога. Здсь вс помшаны на пари, дти аристократовъ и свтскіе молодые люди проводятъ въ этомъ время съ утра до ночи.

‘Я сказалъ имъ, — и сдлалъ это, быть можетъ, къ своему несчастію,— что меня можетъ превзойти въ этомъ только одинъ джентльменъ, и когда меня спросили: кто онъ такой? я назвалъ полковника Джоржа Вашингтона, изъ Монтъ-Вернона. Онъ, какъ вамъ самимъ извстно, можно сказать единственный человкъ, который въ состояніи это сдлать. Мистеръ Вульфъ распрашивалъ меня о полковник Джорж Вашингтон, говорилъ, что онъ о немъ много слышалъ, — разсуждалъ о прошлогодней несчастной компаніи и описывалъ ее такъ врно, какъ будто ему извстенъ каждый клочекъ нашей земли. Онъ знаетъ названіе всхъ нашихъ ркъ, только страшно ихъ коверкаетъ, чему мы очень смялись. Милордъ Марчъ нисколько не сердился на проигрышъ, онъ и его другъ вручили мн ассигнаціи, вынувъ ихъ изъ своихъ бумажниковъ, а я положилъ ихъ въ свой, начинавшій пустть, потому что подарки слугамъ въ дом кузена Кастльвуда и покупка лошади въ Оакгорст едва не поставили меня въ необходимость дать вексель на имя моей многоуважаемой матушки, или же на имя ея лондонскаго или бристольскаго агентовъ’.

Окончивъ эти гимнастическія упражненія, четыре джентльмена перешли изъ маленькаго садика на мсто публичной прогулки, гд къ этому времени собралось уже довольно-значительное общество. Здсь мистеръ Джекъ, молодой человкъ открытой и свободной натуры, громкимъ голосомъ длалъ замчанія невсегда пріятнаго свойства. Если милордъ Марчъ произносилъ какое нибудь острое словцо, — на что онъ не былъ скупъ, — то Джекъ разражался громкими восклицаніями: о, хо, хо! о Боже! о мой графъ!— вы уморите меня со смху!

‘Казалось, онъ хотлъ, не безъ основанія замчалъ мистеръ Гарри въ письм своемъ къ мистриссъ Моунтейнъ: — чтобы вс проходящіе знали, что графъ былъ его товарищемъ и другомъ!’

Публика, собравшаяся на прогулку, была весьма разнообразна. Мсьё Пэлницъ былъ одтъ нелучше, чмъ за обдомъ, онъ улыбался и кивалъ своей шляпой съ широкимъ галуномъ и ветхимъ плюмажемъ. Милордъ Честерфильдъ явился на гулянье въ одежд жемчужнаго цвта, при голубой лент и звзд,— и въ свою очередь раскланялся съ молодыми людьми.

— Знаете ли, вотъ этотъ старикашка не иметъ привычки скидывать своей шляпы ни въ нашемъ королевств, ни даже во Франціи, говорилъ милордъ Марчъ. Въ теченіе двадцати лтъ онъ не перемнялъ ея фасона. Взгляните на нее. Вонъ она — тамъ! Вонъ — видите вы этого огромнаго, высокаго, рябаго, табачнаго цвта мужчину, который нехотя дотрогивается до своей уродливой пуховой шляпы. Чортъ возьми его съ его наглостью… Знаете вы, кто онъ такой?

— Нтъ, будь онъ проклятъ! Кто же онъ, Марчъ? спросилъ Джекъ съ повтореніемъ клятвы.

— Это Джонсонъ, лексикографъ, о которомъ лордъ Честерфильдъ, принявшій его подъ свое покровительство, писалъ такія удивительныя статьи, когда лексиконъ Джонсона готовился къ выпуску въ свтъ. Я знаю, что статьи милорда были превосходны. Это говорилъ Гарри Вальполь, а ему извстны подобныя вещи. Чортъ возьми надменность этого школьнаго учителя!

— Я бы его повсилъ, поставилъ бы его къ позорному столбу! громогласно произнесъ Джекъ.

— А вонъ тотъ толстякъ, съ которымъ Джонсонъ прогуливается, тоже изъ числа писателей…. типографщикъ. Его зовутъ Ричардсонъ, онъ написалъ ‘Клариссу’, — знаете?

— Праведное небо! милордъ, неужели это великій Ричардсонъ? Неужели это тотъ самый человкъ, который написалъ ‘Клариссу?’ въ одно и тоже время вскричали полковникъ Вульфъ и мистеръ Варрингтонъ.

Гарри побжалъ впередъ взглянуть на стараго джентльмена, ковылявшаго по алле и окруженнаго свитою восхитительныхъ лэди.

— О, сэръ, говорила одна изъ нихъ: — вы поистин слшкомъ велики и добры, чтобы жить въ нашемъ мір, впрочемъ мы убждены, что вы посланы учить этотъ міръ добродтели.

— Ахъ, миссъ Мулсо! Кто же будетъ учить учителя? сказалъ тучный старикъ, поднявъ къ небу свое доброе, круглое лицо. Даже и онъ иметъ свои погршности и недостатки! Несмотря на лта и вмст съ ними пріобртенную опытность, онъ иногда спотыка…. Ахъ, Боже мой!— мистеръ Джонсонъ! простите меня, если я наступилъ на вашу мозоль!

— Вы сдлали и то и другое: наступили на мозоль и получили прощеніе, сказалъ мистеръ Джонсонъ и продолжалъ идти, бормоча какіе-то стихи, глаза его были потуплены, его руки были закинуты назадъ и отъ времени до времени его тростъ грозила опасностью честнымъ кроткимъ глазамъ его спутника писателя.

— Мои глаза плохо видятъ, милая Мулсо, говорилъ Ричардсонъ, обращаясь къ молоденькой лэди: — впрочемъ, каковы ни есть они, я все-таки буду оберегать ихъ отъ трости мистера Джонсона. Вашъ покорный слуга.

При этихъ словахъ онъ снялъ шляпу и сдлалъ низкій поклонъ мистеру Варрингтону, который отскочилъ назадъ, получивъ такой привтъ отъ великаго писателя. Великій писатель привыкъ, впрочемъ, къ подобному обожанію. Достаточно самаго легкаго зефира, чтобы раздуть искру въ тщеславіи смертнаго и произвесть въ немъ пожаръ. Восторженныя старыя двы бросали передъ нимъ чайныя листья и окружали его благоуханіемъ кофейниковъ. Матери семействъ цаловали туфли, которыя для него вышивали. На ночномъ колпак его были вышиты узоры, изображавшіе эмблему добродтели. Вся Европа трепетала, падала въ обморокъ, приходила въ восторгъ, заливалась слезами, читая страницы этого безсмертнаго, добраго, благороднаго толстенькаго, маленькаго человчка. Гарри воротился на прежнее свое мсто радостный и какъ нельзя боле довольный поклономъ отъ великаго писателя.

— Милордъ! вы не можете себ представить, какъ я радъ, что его увидлъ!

— Чему же тутъ радоваться? вы можете видть его ежедневно въ его лавк, сказалъ Джекъ Моррисъ, захохотавъ.

— Мой братъ неоднократно выражался, что мистеръ Ричардсонъ и мистеръ Филдингъ,— кажется, я такъ называю это имя,— геніальнйшіе люди въ Англіи, онъ часто говаривалъ, что когда мы прідемъ въ Европу, то первымъ его путешествіемъ по ней будетъ поздка къ мистеру Ричардсону, вскричалъ Гарри, становившійся пламеннымъ, благороднымъ и нжнымъ, когда начиналъ говорить о своемъ драгоцннйшемъ друг.

— Вашъ братъ говорилъ, какъ истинно благородный человкъ, возразилъ мистеръ Вульфъ, блдное лицо котораго тоже озарилось румянцемъ. Я желалъ бы лучше быть геніальнымъ человкомъ, чмъ перомъ королевства.

— У всякаго свой вкусъ, полковникъ, говорилъ милордъ, чрезвычайно довольный. Вашъ энтузіазмъ — пожалуйста, не примите это за оскорбленіе — забавляетъ меня,— клянусь честью забавляетъ.

— Меня тоже. Клянусь, это презабавно! подхватилъ Джекъ.

— Видите, — это забавно даже для Джека! Послушай, Джекъ, — чмъ бы ты хотлъ быть лучше: толстымъ старымъ типографщикомъ, написавшимъ сказку о какой-то негодной двчонк и молодомъ человк, который погубилъ эту двчонку, или перомъ парламента съ десятью тысячами годоваго дохода?

— Марчъ…. милордъ Марчъ! за какого дурака вы меня принимаете? плачевнымъ голосомъ произнесъ Джекъ Моррисъ. Чмъ я заслужилъ отъ васъ вопросъ подобнаго рода?

— Я бы лучше желалъ пріобрсть честь, чмъ почести, желалъ бы лучше имть геній, чмъ богатство, желалъ бы лучше составить себ громкое имя, чмъ получить его въ наслдство отъ отца, хотя, благодаря Бога, имя моего отца принадлежитъ къ числу именъ почетныхъ, говорилъ молодой полковникъ. Но, джентльмены, извините меня.

И съ этими словами, раскланявшись на скорую руку, онъ побжалъ черезъ площадку навстрчу небольшой партіи, состоявшей изъ молоденькой лэди, джентльмена и пожилыхъ лтъ женщины.

— Это, кажется, прелестная миссъ Лоутеръ. Теперь я вспоминаю, говорилъ милордъ. Видите! онъ беретъ ее подъ руку! Значитъ молва иметъ свое основаніе!

— Ужь не хотите ли вы сказать, что этотъ человкъ женихъ въ семейств Лоутеровъ, которые живутъ на Свер? спросилъ Джекъ. Чортъ возьми! Посл этого куда же стремится весь міръ, съ вашими типографщиками, съ вашими отставными офицерами, съ вашими учителями и со всякою ничтожною дрянью.

Лексикографъ, не обратившій и и малйшаго вниманія на весьма вжливый поклонъ этого знаменитаго нобльмена, снялъ шляпу и поклонился до земли румяной особ, явившейся на мсто общаго гулянья въ большой круглой шляп и въ мантіи. Это былъ салисбюрійскій епископъ, прелатъ благороднаго ордена Подвязки, котораго лента и звзда красовались на его груди.

Мистеръ Джонсонъ стоялъ съ непокрытой головой во все время разговора съ докторомъ Джилбертомъ, который съ своей стороны сказалъ мистеру Ричардсону множество лестныхъ комплиментовъ, называя его защитникомъ добродтели, проповдникомъ благотворной нравственности, столпомъ религіи, въ чемъ честный типографщикъ былъ вполн убжденъ безъ этихъ любезностей.

Надюсь, что, вслдствіе такой похвалы, ни одна изъ молоденькихъ барышенъ не побжитъ въ ддовскую библіотеку, и, въ безразсудномъ порыв любознательности, не сниметъ съ полки ‘Клариссу’. У нея не достанетъ терпнія прочитать томы, надъ которыми ея хорошенькія сестрицы минувшаго столтія плакали и трепетали, читать которые рекомендовали духовныя особы прямо съ каедръ, и о которыхъ прогремла громкая слава по всей Европ. Удивляюсь! ужели наши женщины добродтельне своихъ праматерей, или он сдлались только разборчиве, скрытне? Допуская первое, мы можемъ сказать, что миссъ Смитъ нью-йорская гораздо скромне миссъ Смитъ лондонской, которая не стыдится говорить, что столы, фортепіано и животныя имютъ ноги. О мой врный, добрый старикъ, Самуель Ричардсонъ! Достигла ли до тебя, въ царство тней, всть, что твои увлекательные изящные романы прячутъ въ темные углы и что нашимъ дочерямъ не позволяютъ читать твою Клариссу, наравн съ Томомъ Джонсомъ? Возстань, Самуель, и примирись съ своимъ собратомъ-писателемъ, котораго ты, при жизни своей, такъ ненавидлъ. Желательно знать, стали ли бы наши прадды, жившіе въ прошломъ столтіи, прятать подъ замки и за проволочныя стки романы ныншняго времени, стали ли бы краснть хорошенькія двицы того времени, читая эти романы?

— Скажите, пожалуйста, кто эта смшная старушонка, съ прической временъ моей бабушки,— вонъ та, которая остановилась и разговариваетъ съ мистеромъ Ричардсономъ? спросилъ Гарри, въ то время, когда къ разсыпавшемуся въ поклонахъ типографщику подошла фантастически-одтая лэди и сдлала почтительный книксенъ.

Джекъ Моррисъ рукояткой бича нервически толкнулъ Гарри въ бокъ. Лордъ Марчъ захохоталъ.

— Эта смшная старушонка — моя родственница, Катарэйнъ, герцогиня дуврская и квиньберрійская,— къ вашимъ услугамъ, мистеръ Варрингтонъ. Въ свое время она была красавица! Теперь этого невидно,— не правда ли? Посмотрите, какая старая вдьма! Она считается величайшей покровительницей вашихъ писателей! Поэты посвящали ей стихотворенія, разумется, въ то время, когда эта старая чучела была молода.

Сказавъ это, графъ оставилъ на минуту своихъ пріятелей и поспшилъ раскланяться съ старой герцогиней. Пользуясь такимъ удобнымъ случаемъ, Джекъ Моррисъ объяснилъ мистеру Варрингтону, что, со смертію герцога, милордъ Марчъ и Роглинъ наслдуетъ титулъ и имніе его сіятельства.

— Я полагаю, что милордъ пріхалъ сюда собственно изъ угожденія этой старушк, сказалъ Гарри въ простот своего сердца.

Джекъ Моррисъ разразился громкимъ смхомъ.

— Такъ и есть! очень нужно! отгадали! Значитъ, мой другъ, вы ничего еще не слышали о маленькой танцовщиц?

— Я недавно прибылъ въ Англію, мистеръ Моррисъ, улыбаясь сказалъ Гарри:— а въ Виргиніи, признаюсь, мы очень мало слышали не только о маленькихъ, но и вообще о танцовщицахъ.

Къ счастію, для насъ тайна о маленькой танцовщиц осталась неоткрытою, потому что разговоръ молодыхъ людей былъ прерванъ приходомъ лэди въ плащ и шляпк, вовсе неимвшей сходства съ милыми головными украшеніями, которыя вошли въ моду сто лтъ спустя посл описываемаго нами времени. Лэди эта сдлала двумъ джентльменамъ низкій реверансъ, и въ свою очередь приняла отъ нихъ привтствіе. Остановись прямо противъ Гарри, она, къ изумленію молодаго человка, протянула ему руку.

— Мистеръ Варрингтонъ! неужели вы такъ скоро меня забыли? сказала она.

Въ одинъ моментъ шляпа Гарри очутилась въ его рукахъ. Онъ смшался, покраснлъ, не зналъ, что сказать, пробормоталъ нсколько несвязныхъ словъ, и потомъ внятно произнесъ: — ‘праведное небо!’ Какъ будто въ этомъ обстоятельств было какое-то сверхъестественное чудо! Это была лэди Марія. Она вышла прогуляться. Гарри вовсе о ней не думалъ. Въ этотъ моментъ лэди Марія до такой степени была далека отъ всякихъ помышленій о ней, что внезапное ея появленіе перепугало Гарри и вызвало на его щеки самый яркій румянецъ.

Нтъ, не можетъ быть! неужели Гарри и въ самомъ дл не думалъ о ней? Недлю тому назадъ, — недлю, которая казалась ему годамъ, цлою вчностью, — онъ бы нисколько не изумился, встртивъ ее, гд бы то ни было. Въ теченіе цлаго дня, цлой ночи, физически и морально, онъ привыкъ встрчаться съ ней. Бывало она или появится въ тни величественныхъ аллей и густыхъ кустарниковъ, или промелькнетъ въ зелени садовыхъ террасъ, или пробжитъ по лстниц, или покажется ему въ его сонныхъ видніяхъ. Недля тому назадъ сердце его билось сильне обыкновеннаго. Недля тому назадъ, и именно въ тотъ самый моментъ, когда онъ пробуждался отъ сна, мысль объ ней была первою и самою пріятною мыслію. И чтоже? не дале какъ въ прошлый вторникъ предметъ любви Гарри умеръ въ его сердц, и Гарри не только не облекся въ трауръ, но даже совсмъ его забылъ!

— Вы, вроятно, не откажетесь прогуляться со мной? сказала Марія. Или, можетъ быть, вы хотите послушать музыку? Да, я знаю, вы лучше любите музыку.

— Вы знаете, сказалъ Гарри:— я ее не очень жалую, кром… (тутъ онъ вспомнилъ о вечернемъ гимн)…. кром вашей игры на клавикордахъ.

Сказавъ это, Гарри снова покраснлъ, онъ чувствовалъ, что страшно измнялъ самому себ.

Замшательство и волненіе, которыя Марія замчала въ кузен, производили на нее непріятное дйствіе: бдненькая! она сама была взволнована. Милосердое небо! Не имлъ ли этотъ трепетъ, это волненіе души значенія, что она ошибалась и что юноша былъ все еще ей преданъ.

— Дайте вашу руку и пойдемте прогуляться, сказала Марія, снова сдлавъ книксенъ двумъ другимъ джентльменамъ: — моя тетушка иметъ обыкновеніе спать посл обда.

Гарри оставалось только предложить руку и сжать ручку Маріи, очутившуюся подл его сердца. Марія сдлала окончательный, самый изысканный книксенъ кланяющимся товарищамъ Гарри, и удалилась съ своимъ призомъ. О, какъ женщины умютъ улыбаться, длать реверансы, говорить любезности, притворяться, скрытничать, даже въ то время, когда он находятся подъ вліяніемъ печали, скорби, досады и бшенства отъ обиды и обмана! Какъ врно и какъ непоколебимо исполняютъ он это важное условіе свтскаго приличія! У нихъ всегда есть ласковое слово, дружеское пожатіе руки, милое привтствіе или отвтъ мимо проходящему знакомому, который безсознательно становится участникомъ трагедіи, разыгрывающейся въ ихъ душ, длаетъ на ихъ любезность какой-нибудь легкій, воздушный комплиментъ и, счастливый своею судьбою, удаляется, въ полномъ убжденіи, что женщина осталась довольна его комплиментомъ.

— Я сообщилъ ей славную вещь. Лэди Марія, полагаю, будетъ смотрть на меня весьма благосклонно, а она удивительно-прекрасная женщина!

Таково было замчаніе Джека Морриса (этого величайшаго изъ мудрецовъ!), когда онъ, склонясь на руку своего благороднаго друга и воображая, что вс на него смотрятъ, удалялся отъ Гарри и лэди Маріи. Но въ чемъ же заключается эта славная вещь, отъ которой онъ пришелъ въ такой, необъятный восторгъ? Въ томъ только, что онъ разсказалъ о какомъ-то особенно-рдкомъ раздл картъ на вечер лэди Флюшингтонъ, и что лэди Марія выслушала его благосклонно.

Нелпое созданіе! Утвердительно могу сказать, что мы ровно ничего не знаемъ, о комъ бы то ни было (впрочемъ, говоря исключительно о своей персон, я съ каждымъ днемъ узнаю все больше и больше). Вы, напримръ, улыбаясь, входите повидаться съ вашей новой знакомой, мистриссъ А., и ея очаровательнымъ семействомъ и, раскланиваясь въ изящно-убранной гостиной мистера и мистриссъ Б., считаете себя счастливымъ. Но я вамъ говорю, что во всю свою жизнь вы постоянно наступаете своей массивной неуклюжей ногой на безмолвныя невидимыя раны души человческой. Гостиныя мистриссъ Б. биткомъ набиты различными остовами и скелетами. Загляните подъ софу. Неужели вы думаете, что оттуда выглядываетъ кукла одной изъ маленькихъ миссъ, или обломокъ разбитаго гипсоваго купидона? Глядя въ каминъ, неужели вы полагаете, что видите въ немъ тлющую золу? ничуть небывало! Весьма вроятно, что тугъ, передъ самымъ вашимъ приходомъ, происходилъ индійскій обрядъ добровольнаго самосожженія: тутъ сожигалось преданное, врное сердце на безчувственномъ труп, значитъ, вы смотрите на урну cineri doloso. Дале вы видите, какъ радушно мистеръ Б. и жена его принимаютъ гостей, званныхъ на обдъ. Всемогущія силы! Знаете ли, сэръ, что букетъ въ рукахъ мистриссъ Б. служитъ сигналомъ капитану В., по которому, въ кабинет мужа ея на каминной полк подъ бронзовой статуэткой Шекспира, капитанъ тотъ найдетъ интересную записку? Оставаясь въ совершенномъ невденіи, вы подходите къ мистриссъ Б. и говорите какую-нибудь удивительную вещь, какую-нибудь тонкую любезность (такъ, по крайней мр, вы воображаете), длаете замчаніе на счетъ погоды (какой умница!), намекаете на прошедшій балъ лэди Г. (свтскій человкъ!), спрашиваете о милыхъ дточкахъ (какая тонкость!). Помилуйте, мой добрый сэръ! Да, можетъ статься, этотъ самый Б. намренъ въ тотъ же вечеръ пошвырять всхъ дтей своихъ за окно, а, можетъ быть, жена его сдлала уже распоряженіе покинуть ихъ навсегда и бжать съ капитаномъ. Почему вы это знаете? Быть можетъ, лакеи, которые прислуживаютъ вамъ,— не лакеи, а переодтые полицейскіе агенты, этого вдь вы тоже не знаете? А вонъ этотъ громадный дворецкій: разв вы можете сказать, что онъ не повренный ростовщика? Подъ приборомъ, который стоитъ передъ вами, подъ блюдомъ, которое вамъ подаютъ, вы должны видть скелеты. И въ самомъ дл, разв вы не замчаете высовывающихся изъ-подъ салфетки, изъ-подъ самой скатерти костлявыхъ ихъ ногъ? Мадамъ! зачмъ вы такъ вытягиваете свой миленькій башмачекъ? Вы, врно, опасаетесь наступить на чье-нибудь ребро? Вы боитесь мотылька, порхающаго съ цвтка на цвтокъ,— боитесь, воображая, что этотъ мотылекъ образовался изъ головы мертвеца. Посмотрите! блдный свтъ восковой свчи превращается въ саванъ! Конечно, я знаю, что это старинная сказка, и особенно знаю, что писатель этихъ страницъ уже сотни разъ повторялъ о сует суетъ. Что же мн длать, если я не могу уклониться отъ этого предмета, не могу не высказать во всеуслышаніе вопіющей истины и становлюсь особенно печальнымъ, при вид неразрывнаго соединенія мертвой любви съ живою. Ба! я приподнимаю голову отъ моей канторки, смотрю изъ окна на противуположную сторону улицы, и вижу, что мистеръ и мистриссъ Е. возвратились съ прогулки изъ кенсингтонскихъ садовъ. Какъ она ластится къ нему! Съ какою радостію, съ какимъ наслажденіемъ смотритъ онъ на рзвящихся дтей! Бдная, милая, безразсудная мистриссъ Е! разв вы не знаете, что въ мір, кром кенсингтонскихъ садовъ, есть еще регентовъ паркъ? Впрочемъ продолжай ласкаться, нжное, но коварное созданіе! Подавай мужу своему любимыя его блюда, приправленныя твоей сладенькой улыбкой? Показывай ему дтскія тетради и отзывы учителей. Иди съ миссъ Н. къ фортепіано: сыграй вмст съ ней очаровательный дуэтъ и воображай себя счастливою!…

Гарри и Марія отправляются на вечернюю прогулку, — на мсто общаго гулянья, вдали отъ селенія, которое начинаетъ пробуждаться отъ послобденнаго отдыха, — на мсто, гд всегда замтно движеніе и раздаются звуки оркестра. Марія знаетъ, что вмст съ этими звуками проснется мадамъ де-Бернштэйнъ, и что сама она, лишь только зажгутъ свчи, должна сидть за чайнымъ столомъ и за картами. Но ничего: нсколько минутъ не составятъ разсчета. ‘Быть можетъ, любовь моя, думаетъ Марія, умерла, но я воспользуюсь временемъ, чтобы пасть на колна и помолиться надъ ея могилою. Очевидно, что Гарри не думалъ о мн, при встрч со мной, онъ не только не узналъ меня, но даже испугался. Онъ смялся и разговаривалъ съ Джекомъ Моррисомъ и милордомъ Марчемъ. Гарри двадцатью годами моложе меня. Это ничего не значитъ. Сегодня день, въ который все должно уравняться. Эти минуты принадлежать мн.’ Пойдемте, Гарри, и прогуляемся. Марія непремнно хочетъ гулять съ своимъ кузеномъ, несмотря на полное убжденіе въ томъ, что онъ объявитъ ей, что между ними все кончено, что онъ любитъ оакгорстскую брюнетку.

ГЛАВА III.
ГОСПОДСТВУЮЩАЯ СТРАСТЬ.

— Разскажите же мн, дитя мое, объ этихъ дтяхъ, которыя выбжали на дорогу, чтобы взять васъ въ свой домъ посл вашего ужаснаго паденія, говоритъ Марія, проходя съ своимъ спутникомъ по мсту публичнаго гулянья. О, какъ это было ужасно, Гарри! Я чуть было не умерла отъ страха. Зачмъ же вы жмете мою руку? Вдь вы меня не любите?

— Признаюсь, такихъ добрыхъ, радушныхъ, превосходныхъ людей я не встрчалъ въ своей жизни! восклицаетъ мистеръ Варрингтонъ. Когда моя мать воспитывалась здсь, мистриссъ Ламбертъ была ея подругой. Полковникъ Ламбертъ — весьма образованный человкъ и заслуженный воинъ. Онъ былъ съ его королевскимъ высочествомъ въ Шотландіи, во Фландріи и на Минорк. Эти люди замняли мн мсто родителей. Не знаю, какъ выразить имъ мою благодарность? Я хочу, я долженъ сдлать имъ подарокъ, говоритъ Гарри, хлопая по карману, въ которомъ заключался выигрышъ отъ Морриса и Марча.

— Зачмъ же остановка? Мы можемъ зайти въ игрушечную лавку и купить куколъ для этихъ дтей, говоритъ лэди Марія. Сдлавъ какой нибудь другой подарокъ, въ вид платы за гостепріимство, вы обидите родителей.

— Куклы для Тестеръ и Тео! Марія, неужели вы думаете, что ребенкомъ можно считаться до сорокалтняго возраста? (При этихъ словахъ рука Маріи, покоившаяся на рук Гарри, сдлала судорожное движеніе,— впрочемъ, самое легкое). Могу васъ уврить, что миссъ Тестеръ вовсе не считаетъ себя ребенкомъ, а миссъ Тео старше сестры своей цлымъ годомъ. Он знаютъ много иностранныхъ языковъ, очень начитаны,— о, он прочитали столько книгъ, что я и сказать не умю!— он играютъ на клавикордахъ и поютъ удивительно! Миссъ Тео сама пишетъ ноты и поетъ романсы своего сочиненія.

— Въ самомъ дл! Я почти не замтила ихъ, и все считала ихъ за дтей, такими, по крайней мр, он показались мн. Я не имла ни малйшей идеи, чтобы он обладали такими совершенствами и были такими чудесами свта.

— Должно быть, длать подобныя возраженія принято за правило у всхъ женщинъ. Бывало въ Виргиніи, если я или Джоржъ начнемъ хвалить какую-нибудь женщину, мистриссъ Эсмондъ и Моунтэйнъ непремнно постараются отыскать въ ней недостатокъ! говоритъ Гарри.

— Будьте уврены, мистеръ Варрингтонъ, что я никогда не буду отыскивать недостатки въ женщин, которая расположена къ вамъ, вздохнувъ сказала Марія. Я только завидую вашимъ новымъ знакомкамъ, въ томъ отношеніи, что он берегли васъ, когда вы были ранены и нездоровы, тогда какъ я…. принуждена была оставить васъ, — надюсь, вы не разсердитесь на меня за эту зависть?

— Могу ли я сердиться на васъ, добрая, неоцненная Марія?

— Нтъ, Гарри! Зачмъ эти слова? Къ чему говорить противъ своего чувства?— Посмотрите, пожалуйста! вдь это вашъ негръ съ шайкой подобныхъ ему негодяевъ? Чудовищныя созданія! врно отправляются гулять въ какую нибудь таверну, чтобы тамъ напиться, въ подражаніе своимъ господамъ. Этотъ страшный мистеръ Моррисъ былъ совершенно пьянъ, когда я подошла къ вамъ и вы еще такъ испугались.

— Я только-что выигралъ отъ нихъ обоихъ славныя пари. Скажите, что бы вамъ купить, милая моя кузина?

И Гарри разсказалъ подробности одержанной побды. Онъ находился въ самомъ пріятномъ настроеніи духа: смялся, шутилъ и хвастался.

— Для чести Виргиніи я ршился показать имъ, что значитъ сдлать прыжокъ, говорилъ онъ. При маленькой практик, я бы прыгнулъ на два фута дальше.

Марія восхищалась побдами своего молодого героя.

— Остерегайтесь только игры, дитя мое,— сказала она. Вы знаете, что эта страсть была причиною гибели нашей фамиліи. Мой брать Кастльвудъ, Вилль, нашъ бдный отецъ и тетушка, лэди Кастльвудъ, были ея жертвами. Я вамъ скажу, что милордъ Марчъ самый страшный и счастливый игрокъ во всей аристократіи.

— Я, однакожь, не имю намренія страшиться ни мистера Марча, ни его пріятеля, мистера Джека Морриса, говоритъ Гарри, снова дотрогиваясь пальцами до восхитительныхъ ассигнацій. Въ какую игру чаще всего играютъ въ дом нашей тетушки? Я готовъ играть въ какую-угодно. Сколько это бьетъ?— семь часовъ!

— Ужь не намрены ли вы приступить къ игр съ сегодняшняго вечера? плачевнымъ тономъ сказала Марія. Вы даже не хотите прогуляться съ бдной кузиной. А еще не такъ давно вы находили въ этомъ удовольствіе!

— Ахъ кузина! юность останется юностью! вскричалъ мистеръ Гарри, закинувъ назадъ голову. Молодой человкъ долженъ имть свои капризы! Сказавъ это, Гарри шелъ подл своей спутницы, увренный въ своихъ достоинствахъ, счастливый, жаждущій удовольствій.

Да, дйствительно, еще не такъ давно онъ находилъ удовольствіе въ прогулк съ Маріей. Не дальше какъ вчера онъ находилъ безпредльное удовольствіе находиться въ присутствіи Тео, Тестеръ и доброй мистриссъ Ламбертъ, но въ тоже время удовольствія, жизнь, веселье, желаніе блистать и побждать, служили искушеніемъ для молодаго человка, который держалъ эту охмляющую чашу, какъ держатъ ее другіе молодые люди, вовсе не думая о головной боли, ожидавшей его на слдующее утро! Между тмъ въ оркестр раздались нестройные звуки инструментовъ, предварявшіе о начал вечерняго концерта. Марія замтила, что тетка ея, вроятно, уже проснулась, и что ей снова должно возвратиться въ свое рабство. Гарри не спросилъ ее объ этомъ рабств, хотя долженъ бы, кажется, знать о немъ, еслибъ принялъ на себя трудъ припомнить былое. Онъ не сожаллъ своей кузины. Онъ даже вовсе о ней не думалъ. Между тмъ какъ въ минуту несчастія, которое случилось съ нимъ, она была ранена сильне, чмъ онъ. Гарри стоялъ на первомъ план въ ея мысляхъ, она сокрушалась о немъ, хотя скрывала свои чувства подъ притворными улыбками, какъ это вообще водится у прекраснаго пола. Знаю, знаю, добрая моя мистриссъ Грунди! вы хотите сказать, что Марія была старая дура? Неужели же вы полагаете, что дурацкій колпакъ, прикрывая каштановые или чорные какъ смоль волоса, не прикрываетъ сдыхъ? О Минерва въ юпк! мы просимъ тебя имть терпніе и безъ гнва переносить проказы, совершаемыя въ пожилыхъ лтахъ! Можетъ статься, вы, мистриссъ Грунди, такъ добры и умны, что вовсе не читаете романовъ. Вдь урожай посва и жатва его бываютъ ранніе и поздніе, и (по наблюденію надъ самимъ собою и надъ ближнимъ) позволяю себ думать, что растеніе, называемое полатыни arena fatua, ростетъ круглый годъ.

Подобно родителямъ, принадлежащимъ къ большому свту и желающимъ отдлаться отъ безпокойнаго ребенка, чтобы пораньше отправиться на балъ, мадамъ Бернштэйнъ, съ помощію своей челяди, уложила солнце въ постель, въ то время, когда оно свтило еще довольно ярко, задернула занавсъ и дятельно занялась картами, освщеніемъ, чаемъ, негусомъ и другими напитками, служащими для подкрпленія силъ или для прохлажденія. Одинъ портшезъ за другимъ останавливался у парадныхъ дверей баронессы, высаживая дамъ боле или мене нарумяненныхъ, боле или мене украшенныхъ мушками и облеченныхъ въ парчу. Вслдъ за дамами являлись джентльмены въ блестящихъ костюмахъ. На груди мсьё Пэлница красовалась звзда самаго огромнаго размра, шитье его кафтана отличалось передъ всми другими необычайнымъ блескомъ. Милордъ Марчъ показался совсмъ не тмъ человкомъ, съ которымъ Гарри познакомился въ гостинниц ‘Блый Конь’. Его гладкій коричневый парикъ уступилъ мсто пышному, мягкому, волнистому съ косичкой и срой пудрой, вмсто жокейскаго наряда, на немъ надтъ былъ богатый и щегольской французскій костюмъ. Мистеръ Джекъ Моррисъ нарядомъ своимъ старался приблизиться, по возможности, къ милорду. Мистеръ Вульфъ прибылъ вмст съ прекрасной своей невстой, миссъ Лоутеръ, и ея теткой, которая любила карты, какъ любилъ ихъ весь свтъ. Наружный видъ лэди Маріи, при ея появленіи въ гостиной, служилъ самымъ врнымъ опроверженіемъ ложнаго описанія ея особы, сдланнаго баронессою Бернштэйнъ. Цвтъ ея кожи былъ чрезвычайно нжный отъ природы, а черная ленточка, вокругъ шеи, и на ленточк брильянтовая булавка, еще боле увеличивали ея снжную близну. Румянецъ Маріи ничмъ не отличался отъ румянца другихъ собравшихся лэди, прекрасный полъ открыто покупалъ его въ лавкахъ парфюмеровъ. Два лепесточка чорной тафты, такъ разсчитанно-наклеенные на лицо, довершали блескъ ея прелестей. Ея фижма не превосходила размрами стальныхъ причудъ, которыя навшиваютъ на себя дамы ныншняго времени, и чрезъ это придаютъ наряду форму, если и смшную въ нкоторыхъ отношеніяхъ, но, говоря вообще, довольно милую. И то сказать, ну что еслибы дамы наши вздумали перенять моду отъ индіанокъ и продвать кольца сквозь ноздри? Мы бы, разумется, посмялись надъ этимъ украшеніемъ, но не осудили бы его, а любовникамъ, чтобы сорвать поцалуй съ розовыхъ губокъ, прикрываемыхъ кольцомъ, стоило бы только приподнять его.

Баронесса Бернштэйнъ, пожертвовавъ небольшимъ терпніемъ за туалетомъ, являлась существомъ, несовсмъ еще утратившимъ красоту и великолпіе, но вмст съ тмъ невольно-пробуждающимъ въ душ грустное чувство и даже боязнь. Въ нкоторыхъ старыхъ лицахъ вы прямо читаете прошедшее, тогда какъ на другихъ виднъ отпечатокъ смиренія и самодовольствія. Огонь въ нкоторыхъ глазахъ совершенно потухаетъ, вмст съ появленіемъ вокругъ нихъ маленькихъ морщинъ, въ такихъ глазахъ уже боле не отражаются порывы внутреннихъ чувствъ, въ нихъ вы не замтите выраженія любви, гнва или пренебреженія, они сохраняютъ еще быстрый взглядъ, но отъ этого взгляда ветъ холодомъ, онъ никого не помрачаетъ. Прекрасная читательница! если красотой своей вы не можете сравниться съ прелестной Линдамирой, царицей бала, если, по окончаніи этого бала, передъ сномъ грядущимъ, вы въ душ признаетесь себ, что имли въ теченіе вечера двухъ трехъ поклонниковъ, тогда какъ Линдамиру окружала цлая толпа, то утшьте себя мыслію, что въ пятьдесятъ лтъ вы будете такою же доброю и милою, какъ и въ осмьнадцать. Ваша красота прочне, вы постоянно будете имть обожателей, вамъ не придется испытать одиночества въ послднемъ період своей жизни. Для васъ нечувствительна будетъ потеря обожанія, которое оказывали вамъ поклонники ваши и съ которымъ вы почти сроднились, вы не замтите непріятной перемны въ вашихъ улыбкахъ. Блескъ не оставитъ вашего дома, великолпные ваши салоны не покроются пылью и мрачной паутиной, ваши комнаты не опустютъ и на окнахъ ихъ не покажутся объявленія объ отдач въ наемъ! Вы не узнаете величія, за то не испытаете одиночества. Вы не будете владть милліонами, за то избгнете позорнаго банкротства.

— Хозяйка дома, вполголоса сказалъ милордъ Честерфильдъ, обращаясь къ своему пріятелю: — напоминаетъ мн Ковентгарденъ во время моей юности. Въ ту пору это былъ придворный кварталъ, населенный высшей аристократіей. Теперь же домъ нобльмена становится игорнымъ домомъ, а въ иной вы можете войти и потребовать бутылку вина.

— Гм! бутылка и таверна въ своемъ род славныя вещи, говорилъ лордъ Марчъ, пожавъ плечами. Я еще недавно живу на свт, хотя и намренъ прожить до ста лтъ. Сколько я себя помню, то Бернштэйнъ всегда была старухой, и если когда-нибудь имла красоту, то, повсьте меня, если я знаю какимъ образомъ она ее утратила.

— Да, повсьте меня,— какимъ образомъ она ее утратила? повторилъ Джекъ Моррисъ съ громкимъ смхомъ.

— Вотъ и ломберный столъ!— Что же думать! сядемте и будемъ играть. Только, пожалуйста, безъ этого барона. Онъ не платитъ проигрыша. Мистеръ Варрингтонъ, вы возьмете карту?

И вотъ мистеръ Варрингтонъ и милордъ Честерфильдъ, взявъ карты, увидли себя партнерами противъ мистера. Морриса и графа Марча.

— Вы опоздали, баронъ, говорилъ пожилой джентльменъ другому пожилому джентльмену, подошедшему къ столу. У насъ уже составилась партія. А что, баронъ, вы врно забыли мистера Варрингтона изъ Виргиніи, молодаго человка, съ которымъ вы встрчались въ Лондон?

— У молодаго человка, съ которымъ я встрчался въ кофейной Артура, были чорные волосы и немного вздернутый носъ, короче сказать, онъ вовсе не имлъ такой счастливой наружности, какою обладаетъ мистеръ Варрингтонъ, — сказалъ баронъ, не теряя присутствія духа. Варрингтонъ, Даррингтонъ, Гаррингтонъ! Признаюсь, намъ, жителямъ материка, чрезвычайно трудно удерживать въ памяти ваши островскія имена. Я утверждаю, что это совсмъ не тотъ джентльменъ, о которомъ я говорилъ за обдомъ.

Съ этими словами, бросивъ благосклонный взглядъ на Гарри Варрингтона, старый баронъ удалился въ противоположный конецъ комнаты, къ амбразур окна, гд мистеръ Вульфъ и миссъ Лоутеръ заняты были какимъ-то серьёзнымъ разговоромъ. Здсь баронъ заблагоразсудилъ занять полковника бесдой о прусскомъ, недавно-введенномъ въ армію короля Георга II, способ владть оружіемъ, — о предмет, съ которымъ мистеръ Вульфъ былъ близко знакомъ, и который, безъ сомннія, во всякое другое время, кром этого, имлъ бы для него глубокій интересъ. Несмотря на то, старый джентльменъ произнесъ свое мнніе, и вообразилъ, что, сообщивъ его, очаровалъ двухъ молодыхъ людей.

При начал вечера баронесса принимала гостей лично и, по мр ихъ собранія, занимала разговоромъ и надляла обыкновенными любезностями. Но когда комнаты наполнились и партіи образовались, мадамъ де-Бернштэйнъ становилась боле и боле безпокойною, и наконецъ удалилась съ тремя друзьями въ свой любимый уголокъ, гд приготовленный для нея столъ былъ охраняемъ ея метръ-д’отелемъ. Здсь эта старая лэди садилась въ кресло и до самаго разсвта не оставляла ни его, ни игры. Обязанность принимать гостей возлагалась на лэди Марію, которая, не играя въ карты, старалась оказывать вниманіе гостямъ, занимала ихъ и, шелестя своимъ шолковымъ платьемъ, часто проходила мимо стола, гд молодой ея кузенъ убивалъ время съ тремя своими друзьями.

— Пожалуйста, сржьте для насъ карты, сказалъ милордъ Марчъ лэди Маріи, когда послдняя случайно подошла къ столу. Сржьте карты, лэди Марія, и подарите намъ счастье! Сегодня, какъ нарочно, мы лишены его: мистеръ Варрингтонъ страшно выигрываетъ.

— Надюсь, Гарри,— вы играете не по большой? боязливымъ тономъ сказала Марія.

— О, нтъ! только шесть пенсъ поэнъ, вскричалъ милордъ, тасуя карты.

— Только шесть пенсъ поэнъ, повторилъ мистеръ Моррисъ, онъ былъ партнеромъ милорда Марча.

Но, должно быть, мистеръ Моррисъ весьма живо ощущалъ цнность шести пенсъ, если проигрышъ нсколькихъ монетъ такого ничтожнаго достоинства длалъ его круглое веселое лицо чрезвычайно унылымъ. Милордъ Честерфильдъ сидлъ противъ мистера Варрингтона и подбиралъ масти. Наблюдая его спокойную физіономію, трудно было сказать, находился ли онъ подъ вліяніемъ выигрыша или проигрыша.

Какое-то слово, сорвавшееся съ языка мистера Морриса и вовсе не выражавшее восторга, вызвало восклицаніе со стороны его партнера.

— Чортъ возьми, Моррисъ, играй и молчи!

Принимая въ соображеніе, что игра была только по шести пенсъ поэнъ, нельзя было не замтить, что милордъ находился въ сильномъ волненіи.

Марія стояла подл стула Гарри, опираясь рукой на спинку, она легко могла видть вс его карты, и въ нихъ длинный рядъ козырей. Она не произвела перемны въ его счастьи. Ей даже пріятно было думать, что, срзавъ колоду, она доставила ему такую отличную масть. Между тмъ милордъ Марчъ, тасуя карты, спокойнымъ голосомъ сказалъ мистеру Варрингтону:

— Игра идетъ попрежнему, мистеръ Варрингтонъ, — не удвоить ли кушъ?

— Все, что вамъ угодно, милордъ, еще спокойне сказалъ мистеръ Варрингтонъ.

— Значитъ, по шиллингу.

— Извольте,— сказалъ мистеръ Варрингтонъ и игра продолжалась.

Чмъ кончилась эта игра и игра въ слдующіе дни, можно видть изъ прилагаемаго письма, которое, не достигнувъ своего назначенія, попало въ Америку вмст съ бумагами мистера Генри Варрингтона.

‘Тонбриджскія минеральныя воды 10 августа, 1756 г.

‘Любезный Джоржъ,

‘Такъ какъ клубъ Вайтъ, бутылка бургундскаго и колода картъ составляютъ вс радости твоей жизни, то я увренъ, что въ настоящую минуту ты находишься въ Лондон, предпочитая дымъ нашей столицы свжему воздуху и аромату свжаго сна. Письмо это вручитъ теб молодой джентльменъ, съ которымъ я недавно познакомился, и отъ знакомства съ которымъ ты будешь въ восторг. Онъ будетъ играть съ тобой въ какую-угодно игру, по какой-угодно ставк, до какого-угодно часа ночи и выпьетъ во время игры всякое умренное число бутылокъ вина. Мистеръ Варрингтонъ тотъ самый счастливый юноша, о которомъ такъ много говорено было въ Morning Advertiser и другихъ газетахъ. Онъ иметъ въ Виргиніи помстье, величиною не мене Йоркшира. Помстье это, къ сожалнію, находится въ рукахъ его матери, которая управляетъ имъ съ неограниченною властью. Впрочемъ, при вредномъ тамошнемъ климат и господствующихъ лихорадкахъ, надо надяться, что мистриссъ Эсмондъ умретъ скоро, и оставитъ этого добродтельнаго юношу полнымъ владтелемъ всего ея достоянія. Мистриссъ Эсмондъ — родная тетка отвратительнаго Кастльвуда, который никогда не платитъ карточнаго долга, впрочемъ въ разсчетахъ съ тобой, быть можетъ, онъ ведетъ себя гораздо благородне. Мистеръ Варрингтонъ хорошаго происхожденія. Мы должны присоединить его къ нашему обществу, хотя бы только для того, чтобъ воротить отъ него мой проигрышъ.

‘Здсь онъ имлъ чертовское счастіе: выигрывалъ все, что поставятъ, между тмъ какъ старая вдьма, его тетка, все проигрывала. Нсколько дней тому назадъ, когда я имлъ несчастіе встртиться съ нимъ, онъ выигралъ пари на спорь, кто изъ насъ дальше прыгнетъ (живя между дикими и бгая отъ медвдей въ лсахъ своей родины, онъ, разумется, напрактиковался въ этомъ искусств), онъ выигралъ другое пари отъ меня и отъ Джека Морриса на счетъ нашего вса, и наконецъ, въ тотъ же вечеръ, когда мы сли играть въ карты въ дом старухи Бернштэйнъ, начисто объиградъ насъ всхъ. Если ты въ состояніи покончить нашъ небольшой разсчетъ, по поводу Эпсомскихъ скачекъ, то, сдлай одолженіе, вручи мистеру Варрингтону триста пятьдесятъ фунтовъ стерлинговъ, которые я, опустошивъ весь свой бумажникъ, остался ему долженъ. Честерфильдъ проигралъ ему шестьсотъ, но милорду угодно, чтобы никто объ этомъ не зналъ: онъ далъ клятву не играть больше и жить безъ долговъ. Джекъ Моррисъ проигралъ меньше нашего и, кажется, могъ бы спокойно перенесть эту неудачу, потому что не иметъ ни долговъ, ни лошадей, которыхъ нужно содержать, и къ тому же въ рукахъ его вс деньги, беззаконнымъ образомъ пріобртенныя его отцомъ, несмотря на все это онъ реветъ о своемъ проигрыш, какъ раненый быкъ. На другой вечеръ мы играли въ дружескомъ кружк, и Борбо подалъ намъ въ особую комнату прекрасный обдъ. Мистеръ Варрингтонъ во всхъ отношеніяхъ держитъ себя, какъ джентльменъ: не говоритъ ни слова о выигрыш, какъ и мы, въ свою очередь, молчимъ о нашемъ проигрыш. Но зато за насъ говорятъ другіе. Вчера Каттарина посмотрла на меня такъ грозно, какъ громовая туча, я не купилъ ей брильянтоваго ожерелья, потому собственно, какъ говоритъ она, что проигралъ пять тысячъ виргинскому юнош. Старая герцогиня говоритъ тоже самое и кром того знаетъ проигрышъ Честерфильда и Джека.

‘Вообще, этому юнош справедливо дано названіе счастливаго. Онъ очень молодъ (въ Виргиніи, стало быть, юность сохраняется лучше, чмъ въ Англіи), пользуется прекраснымъ здоровьемъ, иметъ прекрасную наружность и обладаетъ необыкновеннымъ счастіемъ.

‘Словомъ, мистеръ Варрингтонъ выигралъ отъ насъ деньги благороднымъ образомъ. Мн онъ нравится, я бы желалъ отыграть отъ него хотя часть своего проигрыша, и потому поручаю его твоему милостивому покровительству. Adieu! Я ду на сверъ и оттуда возвращусь въ Донкастеръ.

‘Твой навсегда
‘М. и Р.’

‘Джоржу Августу Сельуэйнъ, эскв.

въ клубъ Вайта, въ улиц Сентъ-Джемсъ.’

ГЛАВА IV.
СВТСКОЕ ОБЫКНОВЕНІЕ.

Спустя дня два или три посл прізда на Тонбриджскія минеральныя воды, нашъ молодой Виргинецъ увидлъ себя весьма немаловажнымъ лицомъ въ этомъ веселомъ небольшомъ мстечк. Ни одинъ нобльменъ не возбуждалъ такого любопытства. Гарри Варрингтону оказывали уваженіе едва ли не боле, чмъ самому милорду епископу Салисбюрійскому. Прохожіе останавливались, чтобъ посмотрть на прозжавшаго Гарри, жители окрестныхъ деревень, прізжая на рынокъ, смотрли на него, какъ на чудо. Матери семействъ старались привлечь къ себ и изыскивали случаи оставить его наедин съ взрослыми своими дочерями, большая часть которыхъ улыбалась ему весьма благосклонно. Всмъ обитателямъ Тонбриджа извстны были, до послдняго акра и шиллинга, пространство его виргинскаго помстья и сумма годоваго дохода. Его выигрыши служили предметомъ разговора и различныхъ коммерческихъ соображеній за каждымъ чайнымъ столомъ постителей минеральныхъ водъ. До какой степени бываютъ изумительны свднія, которыя сосди имютъ о нашихъ длахъ! Участіе и любопытство, внушаемое Гарри Варрингтономъ, было такъ велико, что многіе оказывали особенную благосклонность даже мистеру Гумбо, приглашали его къ себ, угощали крпкимъ пивомъ, остатками отъ лакомыхъ блюдъ, собственно для того, чтобы собрать подробнйшія свднія о молодомъ Виргинц. Мистеръ Гумбо жирлъ на этой діэт, сдлался первенствующимъ членомъ Тонбриджскаго Общества Лакеевъ и лгалъ, на чемъ свтъ стоитъ. Собраніе не считалось собраніемъ, если въ немъ не принималъ участія мистеръ Варрингтонъ. Молодой человкъ изумлялся своему благополучію, и превосходно пользовался оказываемыми ему почестями. Дома его пріучали думать о себ слишкомъ много, а теперь такое неожиданное счастіе весьма много способствовало развитію въ немъ самодовольствія. Впрочемъ, отдавая Гарри справедливость, онъ не очень восхищался новымъ своимъ положеніемъ. Онъ не хвалился своими побдами, не принималъ на себя гордаго, заносчиваго вида. Съ джентльменами, приглашавшими его играть, онъ поступалъ по своимъ понятіямъ и чести. Ему казалось, что онъ обязанъ былъ принимать ихъ вызовъ, и что если его приглашали на конскія скачки, на пирушку, на партію въ вистъ, то, для чести Старой Виргиніи, онъ не имлъ права отказаться. Мистеръ Гарри видлъ, что новые его знакомые ршились испытать его во всхъ увеселеніяхъ и состязаніяхъ. Онъ имлъ крпкую голову, искусную руку, твердую посадку и далеко не слабые нервы. Какъ представитель Старой Виргиніи, онъ выходилъ побдителемъ изъ всхъ дружелюбно предлагаемыхъ состязаній въ стран его предковъ.

Мадамъ де-Бернштэйнъ, проводившая каждую ночь за ломбернымъ столомъ, и, вроятно, поправившая неудачи, о которыхъ мы слышали въ предшествовавшей глав, была въ восторг отъ побдъ и репутаціи своего племянника. Гарри стрлялъ съ Джекомъ Моррисомъ и доказалъ свое превосходство, держалъ пари съ мистеромъ Скамперомъ, кто кого обгонитъ въ верховой зд, и остался въ выигрыш, игралъ въ мячь съ капитаномъ Баттсъ, и хотя до этой поры не имлъ понятія объ игр, но черезъ нсколько дней совершенно ее усвоилъ. Онъ садился за карты съ извстнйшими игроками, каковы лордъ Честерфильдъ и лордъ Марчъ,— и послдніе безпристрастно отдавали полную справедливость его хладнокровію, благородству и благовоспитанности. Ученостью Гарри похвалиться не могъ, но все же онъ умлъ писать, какъ писала большая часть свтскихъ людей того времени. Его чистосердечное признаніе въ своемъ невжеств забавляло старую лэди. Въ свое время она читала довольно много, и могла разсуждать о книгахъ съ людьми свдущими по этой части, она даже имла расположеніе къ юмору, восхищалась Мольеромъ и Фильдингомъ, но свтъ любила боле, чмъ библіотеку, сколько бы иной романъ не заключалъ въ себ интереса, но игра въ карты была для нея интересне. Съ какимъ-то наслажденіемъ занималась она улучшеніемъ туалета Гарри, отыскала тонкія кружева для его манжетъ, воротничковъ и нарукавниковъ, и подарила брилліантовую булавку для его жабо. Изъ всхъ племянниковъ и родственниковъ баронессы, Гарри сдлался первымъ ея любимцемъ. Само собою разумется, что лэди Марія радовалась успхамъ своего кузена и нисколько не стовала на его превосходство предъ своими братьями, зато эти джентльмены, получивъ извстіе о громадныхъ успхахъ мистера Варрингтона, о его ршительномъ пріобртеніи любви богатой ихъ тетки, трепетали отъ страха, зависти и злобы.

Посл двухъ-недльнаго пребыванія въ Тонбридж, мистеръ Гарри сдлался весьма замчательной особой. Онъ имлъ доступъ во вс хорошія общества. Но можно ли вмнять ему въ вину, если онъ познакомился въ тоже время и съ людьми, не пользовавшимися хорошей репутаціей? Виноватъ ли онъ, если принималъ свтъ, какъ онъ есть, и пилъ изъ обольстительной, чаши, наполненной для него удовольствіями по самые края? Старая тетка восхищалась его наслажденіемъ, и съ своей стороны поощряла его преслдовать вс удовольствія. Она не была строгою блюстительницею нравственности, и слдовательно не могла назвать себя полезною наставницей юности. Еслибъ Каттарина написала Гарри любовную записочку, то, мн кажется, баронесса посовтовала бы ему принять приглашеніе. Впрочемъ нашъ молодой человкъ вывезъ изъ отчизны порядочный запасъ скромности, который носилъ на себ, вмст съ бльемъ изъ полотна домашняго приготовленія. Въ тхъ малонаселенныхъ странахъ, изъ которыхъ онъ выхалъ, либертинизмъ былъ рдокъ. Пороки большихъ городовъ едва ли были извстны въ простыхъ грубыхъ городахъ американскаго континента. Гарри, во время нескромныхъ разговоровъ новыхъ своихъ европейскихъ товарищей, краснлъ, какъ двочка, даже разговоръ и шутки тетушки Бернштэйнъ до такой степени изумляли молодаго Виргинца, что свтская старуха называла его цломудреннымъ Іосифомъ, а иногда такъ и просто дурачкомъ.

Но, несмотря на его невинность, о немъ носилась молва настолько же не лестная, насколько она могла принадлежать людямъ дйствительно дурнымъ. Почему онъ могъ знать, что ему не должно связываться съ этой негодной Каттариной? Гарри видлъ самъ, какъ милордъ катался съ ней въ своемъ фаетон по Тонбриджу. Дать ей руку и открыто съ ней гулять на мст публичной прогулки Гарри вовсе не считалъ предосудительнымъ. Ей вздумалось имть какую-нибудь бездлушку изъ игрушечнаго магазина, — почему же Гарри не удовлетворить ея невинному желанію и не купить ей фермуаръ, если карманы его наполнены деньгами? На другой день Каттарин понравились кружева, и Гарри доставлялъ ей удовольствіе, покупая ихъ. На слдующій день новое желаніе, Гарри снова его удовлетворяетъ, на слдующій день опять что-нибудь новое, такъ что прихотямъ мадамъ Каттарины не предвидлось конца: только тутъ молодой джентльменъ остановился и шутками или смхомъ началъ уклоняться отъ выполненія ея желаній. Гарри былъ довольно проницателенъ, не столько расточителенъ и неразсчетливъ, сколько добръ и щедръ. Онъ, однакожь, не купилъ брилліантовыхъ серегъ для хорошенькихъ ушей этой рзвой маленькой лэди.

Но кто же вритъ въ его скромность? Старуха Бернштэйнъ утверждала, что ея племянникъ разыгрывалъ роль Донъ-Жуана и заступилъ мсто милорда Марча, утверждала это чаще всего въ присутствіи бдной Маріи, она любила терзать нжное сердце этого созданія, нахъдя какое-то наслажденіе въ грустномъ молчаніи и страдальческомъ выраженіи лица своей племянницы.

— Что длать, мой другъ, говорила баронесса:— мальчики всегда будутъ мальчиками, ктому же я не хочу, чтобъ Гарри былъ первымъ молокососомъ въ своей фамиліи!

Марія не рдко давилась хлбомъ, который ла насчетъ своей тетки. О Боже! Женщины обладаютъ особеннымъ искусствомъ приготовлять этотъ хлбъ въ самомъ чорствомъ, неудобосваримомъ вид!

Мистеръ Вульфъ постоянно прізжалъ изъ Вестергэма съ визитами къ предмету своего обожанія. Зная, что полковникъ весь былъ углубленъ въ этотъ предметъ, мистеръ Варрингтонъ рдко надялся видться съ нимъ, несмотря ка то, что разговоръ и общество этого офицера чрезвычайно ему нравились. Бесда съ нимъ не имла никакого сходства съ пустословіемъ распутныхъ людей, окружавшихъ Гарри. Мистеръ Вульфъ никогда не пускался въ разговоръ о картахъ, о пород лошадей, никогда не хвастался ни своими подвигами на псовой охот, ни благосклонностью женщинъ, никогда не разсказывалъ скандалёзныхъ анекдотовъ того, времени. А нехорошее было это время! Старый вкъ былъ безнравственне новаго. Въ ту пору жилъ старый король и въ свит своей имлъ любовницъ, которыхъ чтили великіе въ государств люди. Въ ту пору, большая часть существовавшей въ то время аристократіи, гоняясь за удовольствіями, доходила до безумія въ своей расточительности, свобода въ словахъ и поступкахъ доведена была въ то время до такой степени, что мы, какъ правдивые историки, ограничимся однимъ только намекомъ на нихъ, не входя въ подробности и не ужасая, безъ всякой нужды, благосклонныхъ читателей. Нашъ молодой человкъ сблизился съ самыми безнравственными изъ этихъ безнравственныхъ людей, и, что еще хуже, въ самой средин этого скопища нашелъ свою родственницу старуху.

Гарри, поэтому, вовсе не зналъ, что полковникъ Вульфъ избгалъ встрчи съ нимъ, а если иногда случайно и встрчался, то не замчалъ холодности и вообще перемны въ его обхожденіи. Онъ вовсе не зналъ исторій, относительно своей персоны, обращавшихся въ народ. Впрочемъ, кто въ состояніи сказать, что онъ знаетъ исторіи, относящіяся до его личности? Кто сочиняетъ эти исторіи? Кто бываетъ отцами этой ужаснйшей лжи? Бдный Гарри совершенно не зналъ о репутаціи, которую постарались составить ему посторонніе люди, продолжая, по обыкновенію, кататься верхомъ, играть въ различныя игры и длать различныя глупости, онъ усплъ прослыть между многими весьма почтенными особами за одного изъ безнравственныхъ, развратныхъ, погибшихъ молодыхъ людей.

Увы и увы! Кто бы могъ подумать, что юноша, котораго мы такъ любили, который, находясь при насъ, былъ такъ деликатенъ и скроменъ, такъ простодушенъ и милъ, — кто бы могъ подумать, что онъ сдлается развратнымъ человкомъ, расточителемъ, отъявленнымъ игрокомъ, приверженцемъ отверженной женщины! Исторіи эти мало-по-малу доходили до честнаго полковника Ламберта въ Оакгорстъ: сначала одна дурная исторія, потомъ другая, потомъ множество вдругъ,— и сердце добраго человка наполнилось столь сильнымъ чувствомъ сожалнія и горести, что семейство его вскор замтило въ немъ непріятную перемну. Онъ не говорилъ ни слова объ этомъ предмет и отклонялъ отъ себя нжные вопросы жены. Мистриссъ Ламбертъ уже начинала думать, что съ нимъ случилось какое-нибудь большое несчастіе: или ея мужъ разорился, или ему дано опасное порученіе, или который нибудь изъ сыновей захворалъ, сдлалъ ужасное преступленіе, умеръ. Но кто въ состояніи равнодушно смотрть на безпокойство любимой и вмст съ тмъ любящей женщины,— кто не выскажется при ея допросахъ? Ламбертъ принужденъ былъ разсказать только часть того, что слышалъ о Гарри Варрингтон. Это извстіе встревожило и огорчило чадолюбивую мистриссъ Ламбертъ немене мужа. Печаль, скрываемая подъ подушкой папа и мама, черезъ нсколько времени вырвалась изъ своего заточенія и убжала изъ спальни супруговъ къ ихъ дочерямъ. Тео и Тестеръ, но примру родителей, весьма близко приняли къ сердцу непріятные слухи и сильно сокрушались. Добрыя, уязвленныя сердца! Сначала Тестеръ принимала это горячо, приходила въ величайшее негодованіе, сжимала свои маленькіе кулаки и клялась, что не вритъ ни одному слову изъ этой злобной молвы, кончилось, однакожь, тмъ, что она всему поврила. Обыкновенно, злословіе всегда беретъ верхъ надъ человческими существами, особливо надъ людьми добрыми и невинными. Вотъ она змя, которую они отогрли! Жалкій, несчастный юноша! Ужасно подумать, что онъ прогуливается съ какой-то отвратительной, разрумяненной француженкой, покупаетъ ей брилльянтовыя ожерелья и позоритъ себя передъ цлымъ обществомъ минеральныхъ водъ! Эта молва до такой степени опечалила мать и ея дочерей, такъ глубоко проникла въ сердце почтеннаго родителя, что ршено было пригласить на совщаніе священника. Тщетно послдній говорилъ въ церкви свою любимую проповдь о злословіи и осуждалъ нашу склонность длать о ближнемъ дурныя заключенія! Мы каемся, общаемъ не длать этого, но лишь только добжитъ до насъ первая дурная молва о нашемъ ближнемъ, мы вримъ ей, забывая свое раскаяніе и общаніе. Такъ точно врили наши добрые оакгортскіе обитатели, когда молва о бдномъ Гарри Варрингтон достигла ихъ слуха.

Между тмъ Гарри Варрингтонъ былъ какъ нельзя боле доволенъ самимъ собою, ему и нужды не было знать, до какой степени дурно думали о немъ его друзья. Онъ продолжалъ вести безпечную, пріятную и, если хотите, прибыльную жизнь, оставаясь въ совершенномъ невденіи относительно шума, который производилъ въ свт, и весьма невыгодной репутаціи, которую составили о немъ многіе добрые люди. Выигравъ отъ мистера Баттса партію въ мячъ, Гарри шелъ по улиц, и, довольный игрой и всмъ свтомъ, настигъ полковника Вульфа, пріхавшаго въ Тонбриджъ навстить невсту. Гарри протянулъ руку, полковникъ взялъ ее, но привтствіе послдняго было такъ холодно, что молодой человкъ не могъ этого не замтить, какъ не могъ не обратить вниманія и на то обстоятельство, что мистеръ Вульфъ, въ отвтъ на изысканный поклонъ мистера Баттса, едва коснулся пальцемъ до шляпы. Капитанъ удалился въ сильномъ негодованіи, Гарри остался поговорить съ своимъ другомъ о Вестергэм. Мистеръ Вульфъ шелъ подл Гарри стройно, молча, серьёзно.

— Я давно васъ не видлъ, говорилъ Гарри.

— Не удивительно, вы были заняты другими товарищами, рзко замтилъ мистеръ Вульфъ.

— Но я бы лучше желалъ проводить время съ вами, продолжалъ молодой человкъ.

— Да, можетъ быть, я былъ бы для васъ лучшимъ товарищемъ, чмъ нкоторые изъ нихъ.

— Вы, врно, говорите о капитан Баттс?

— Признаюсь, я не люблю этого человка: у него была дурная репутація, когда онъ служилъ въ арміи, и я сомнваюсь, едва ли исправился онъ по выход въ отставку. Мн кажется, вы бы могли найти себ друга, въ тысячу разъ лучше этого капитана. Извините за откровенность, которую я позволяю себ въ нашемъ разговор, угрюмо замтилъ мистеръ Вульфъ.

— Какой онъ мн другъ! ничуть не бывало, онъ только учитъ меня играть въ мячъ. Впрочемъ онъ въ самыхъ близкихъ отношеніяхъ съ милордомъ и со всми людьми большаго свта, которые любятъ игру.

— Я не принадлежу къ числу людей большаго свта, замтилъ мистеръ Вульфъ.

— Любезный полковникъ, что это значитъ? Не прогнвилъ ли я васъ чмъ нибудь? Вы говорите такъ, какъ будто на меня сердитесь, тогда какъ я ршительно не знаю за собой поступка, чрезъ который долженъ бы былъ лишиться вашего расположенія, сказалъ мистеръ Варрингтонъ.

— Мистеръ Варрингтонъ, я буду говорить съ вами откровенно, серьёзнымъ тономъ сказалъ полковникъ: — и начну съ того, что мн не нравятся нкоторые изъ вашихъ друзей.

— Мн кажется, вс они люди высшаго сословія въ Англіи, произнесъ Гарри, не оскорбляясь грубымъ тономъ полковника.

— Совершенно съ вами согласенъ, вс они слишкомъ высокаго сословія и слишкомъ большаго свта для такого бднаго, вчно-трудящагося солдата, какъ я, и если вы будете продолжать жить вмст съ ними, то найдете множество подобныхъ мн скучныхъ людей, которые не въ состояніи будутъ поддерживать такое знакомство. Я пріхалъ сюда навстить благородную и почтенную лэди. И что же? не дальше какъ вчера встрчаю васъ съ балетной танцовщицей, и при ней вы со мной раскланиваетесь. Я долженъ откровенно вамъ сказать, что лучше будетъ, если вы, гуляя съ такой особой, не станете, при встрч со мной, скидывать вашу шляпу.

— Сэръ, сказалъ мистеръ Варрингтонъ, и лицо его покрылось яркимъ румянцемъ:— не намрены ли вы этимъ сказать, что я долженъ отказаться отъ удовольствія быть знакомымъ съ полковникомъ Вульфомъ?

— Да, я даже долженъ этого требовать, если будете встрчаться мн съ этой особой, гнвнымъ тономъ сказалъ Вульфъ, употребивъ вмсто слова особа выраженіе, которое нельзя написать въ нашемъ роман, несмотря на то, что Шекспиръ влагаетъ его въ уста Отелло.

— Великое Небо! не стыдно ли вамъ выражаться такъ о женщин? воскликнулъ мистеръ Варрингтонъ. Кто сметъ сказать, что это бдное созданіе безчестно?

— Сэръ, объ этомъ вы должны знать лучше, заговорилъ полковникъ, глядя на Гарри съ нкоторымъ удивленіемъ:— въ противномъ случа, свтъ взводитъ на васъ страшную клевету.

— Что же такое я долженъ знать лучше? Я знаю только одно, что это бдная, молоденькая танцовщица, француженка, которая пріхала сюда съ матерью, и доктора назначили ей пить воды. Конечно, человку моего званія не слдовало бы сближаться съ людями подобнаго рода, но, полковникъ, давно ли вы сдлались такимъ разборчивымъ? Не отъ васъ ли я слышалъ, что вы не обращаете вниманія на происхожденіе, и что, по вашему мннію, вс честные люди должны быть равны? Почему же мн не подать руку этой маленькой беззащитной женщин? тмъ боле, что здсь немного найдется людей, которые могутъ говорить на ея родномъ язык. Я умю немного говорить пофранцузски, и съ удовольствіемъ готовъ подлиться съ ней своимъ умньемъ, если же полковнику Вульфу не угодно поклониться мн, когда я прогуливаюсь съ ней, то, клянусь Георгомъ, онъ можетъ оставить свою шляпу въ поко, вскричалъ Гарри, раскраснвшись боле прежняго.

— Такъ вы хотите сказать, проговорилъ мистеръ Вульфъ, измряя Гарри взглядомъ съ головы до ногъ: — вы хотите сказать, что вамъ неизвстно, къ какому разряду общества принадлежитъ эта женщина?

— Нтъ, повторяю вамъ, я знаю только, что она танцовщица, и, по мннію моему, ни лучше, ни хуже другихъ женщинъ. Я хочу сказать, что еслибъ она была герцогиней, или, пожалуй, вашей бабушкой, я не могъ бы оказывать ей большаго уваженія.

— И вы не намрены признаться, что выиграли ее въ кости отъ лорда Марча?

— Во что!

— Въ кости, отъ лорда Марча. Эта исторія всмъ извстна. На минеральныхъ водахъ ее знаютъ вс до послдняго. Я только теперь услышалъ ее въ обществ этого добраго старика мистера Ричардсона. Вс дамы говорятъ, что вы разыгрываете роль колоніальнаго Ловеласа.

— Позвольте же узнать заодно, что еще говорятъ обо мн? спросилъ Варрингтонъ.

И полковникъ разсказалъ ему все, что слышалъ. Гарри въпервые познакомился со всми подробностями молвы, носившейся въ народ о его развратной жизни. Онъ былъ совратителемъ добродтели, пьяницей и отъявленнымъ игрокомъ, замчательнымъ безбожникомъ и вольнодумцемъ, лучшимъ сообщникомъ лорда Марча и вообще всхъ безнравственныхъ людей.

— Я говорю вамъ это потому, чтобы вы знали молву, которая носится въ обществ, сказалъ мистеръ Вульфъ: — и потому еще, что, судя по вашему пріему послдняго обвиненія, которое взводятъ на васъ, я врю отъ души, что вы чужды большей части этихъ обвиненій. Мистеръ Варрингтонъ, въ числ лицъ, виновныхъ въ нанесенной вамъ обид, я считаю и себя, — а потому отъ чистаго сердца прошу извинить меня.

Разумется, Гарри съ радостію принялъ это извиненіе. Полковникъ Вульфъ и Гарри съ искреннимъ радушіемъ пожали руки другъ другу. Большую часть клеветы Гарри отклонилъ отъ себя безъ всякаго затрудненія, но, что касается до игры, то онъ признался въ ней откровенно. Онъ разсуждалъ, что джентльменъ со средствами не долженъ уклоняться отъ благороднаго вызова со стороны другаго джентльмена, и что выше средствъ своихъ онъ никогда не игралъ. Выигравъ значительную сумму съ самаго начала, онъ могъ увеличивать кушъ, потому что игра его продолжалась уже не на свои, а на чужія деньги. Игра, по его мннію, была благородна и, слдовательно, доставляла удовольствіе. Наконецъ, и то сказать, въ Англіи играли вс, кром методистовъ. Видть лучшее общество на минеральныхъ водахъ самому и находиться въ немъ, только и было возможно за картами. Ктому же въ этомъ обществ постоянно присутствовала его тетка, баронесса Бернштэйнъ.

Не считая за нужное длать возраженіе молодому человку и объяснять ему, какіе люди составляли лучшее, по его мннію, общество на минеральныхъ водахъ, мистеръ Вульфъ вступилъ въ откровенный разговоръ съ Гарри Варрингтономъ, чистосердечіе котораго совершенно убдило его въ невинности молодаго человка, и въ этомъ разговор старался доказать, что жизнь, которую велъ молодой человкъ, хотя и имла въ себ чрезвычайно много пріятнаго, но въ тоже время была самою безполезною.

— Человкъ не долженъ проводить дни свои на конскихъ скачкахъ и игрищахъ, а ночи въ попойкахъ или за картами, говорилъ полковникъ. Каждый человкъ созданъ для того, чтобы трудиться, джентльменъ же, если не иметъ никакого занятія, долженъ отыскать его сообразно съ своими способностями. Мистеръ Варрингтонъ, знаете ли вы законы вашей страны?— Будучи богатымъ землевладльцемъ, вы, безъ всякаго сомннія, будете современемъ лицомъ, облеченнымъ нкоторою властію. Путешествовали ли вы по вашему государству и знакомы ли съ промышленностью и мануфактурами? Вотъ предметы, достойные изученія каждаго джентльмена, они могутъ занять его точно такъ, какъ занимаетъ его бой птуховъ и игра въ криккетъ. Имете ли вы какое-нибудь понятіе о нашей профессіи? Если нтъ, то, по крайней мр, вы допускаете, что она благородна, поврьте мн, въ ней есть многое, требующее изученія, и, я долженъ думать, что она вамъ понравится. Въ настоящемъ случа я отдаю ей преимущество предъ учеными профессіями, потому что, сколько я могу судить, къ ученой дятельности вы не имете наклонности? Честь и уваженіе — вотъ цль человческой жизни! воскликнулъ мистеръ Вульфъ:— каждый человкъ, такъ или иначе, долженъ служить для блага своего отечества. Будьте уврены, что хлбъ, пріобртаемый праздностью, самый опасный изъ всхъ хлбовъ, къ картамъ и удовольствіямъ можно прибгать для развлеченія посл труда, но не для труда, и притомъ въ теченіе цлаго дня. И вотъ еще что я скажу вамъ, мистеръ Варрингтонъ, весь свтъ называетъ васъ счастливымъ юношей, но я скоре назову васъ несчастнымъ Варрингтономъ, потому что вы убиваете время въ праздности, васъ окружаетъ лесть и искушенія: лучше было бы, еслибъ вы отклонили отъ себя такое счастіе.

Въ тотъ день Гарри не хотлъ сказать своей тетк, почему онъ казался такимъ мрачнымъ. Онъ воображалъ, что пить уже боле не будетъ, но за табль-д’отомъ собрались веселые товарищи, и бутылка, обходившая вокругъ стола, не миновала и нашего юношу, вечеромъ онъ намревался не играть въ карты, но за ломбернымъ столомъ баронессы недоставало четвертаго, — и могъ ли онъ отказаться отъ приглашенія занять это мсто? Въ тотъ вечеръ онъ нсколько разъ былъ партнеромъ своей тетки, счастіе улыбалось ему, заря еще разъ застигла его за картами, и восходящее солнце видло, какъ онъ кушалъ цыпленка, запивая шампанскимъ.

ГЛАВА V,
ВЪ КОТОРОЙ ГАРРИ ПРОДОЛЖАЕТЪ НАСЛАЖДАТЬСЯ СПОКОЙНОЮ, БЕЗМЯТЕЖНОЮ ЖИЗНІЮ.

Мадамъ де-Бернштэйнъ, пока въ квартир ея собирались любители картъ, оставалась на минеральныхъ водахъ, играла въ карты и для разнообразія бранила племянницу. Для молодаго человка, одинаковаго возраста съ Гарри, всякое мсто, гд можно встртить веселое общество, имть свжій воздухъ и нкоторыя развлеченія, будетъ казаться прекраснымъ. Въ двадцать лтъ всякое удовольствіе иметъ свою особенную прелесть. Мы съ особенною радостію готовимся встртить его, съ нетерпніемъ ждемъ его появленія, и съ нетерпніемъ считаемъ дни, предшествующіе той минут, когда пойдемъ съ нимъ рука объ руку. И потомъ, какъ спокойно и хладнокровно мы смотримъ на него, когда продолжительный сезонъ жизни приближется къ концу! Мадамъ, неужели вы не помните вашего перваго бала, неужели въ то время, когда дочери ваши танцуютъ, воспоминанія не уносятъ васъ къ счастливому былому? Что касается до меня, то у меня свжо сохранилось въ памяти то время, когда бывало, чтобъ пообдать съ капитаномъ Джонсомъ, пускался я мили за три за городъ и считалъ это очаровательной прогулкой. Придетъ ли въ голову пройти теперь три мили, для того, чтобъ пообдать съ Джонсомъ и выпить рюмку портвейна, купленнаго на скудныя крохи отъ его пенсіи! Безъ всякаго сомннія, портвейнъ этотъ покупался въ бдномъ провинціальномъ погреб, за дешевую цну, но его предлагали съ рдкимъ радушіемъ и юность придавала ему вкусъ, котораго въ настоящее время не найдешь ни въ какомъ вин… Я вовсе не думаю смотрть такъ строго на поведеніе и праздность молодаго Гарри, какъ смотрлъ его пріятель, суровый полковникъ двадцатаго полка. О, блаженная праздность! Божественная нимфа лности! Подай мн какой-нибудь романъ, въ то время, когда лежу въ моемъ шлафрок въ три часа по полудни, налей стаканъ вина и принеси сигару! Неоцненная, лнивая, улыбающаяся обворожительница! Пусть осыпаютъ тебя дурными именами, пусть стараются вредить твоей репутаціи и называть тебя матерью зла, но, несмотря на то, ты лучшая подруга въ этомъ мір.

Милордъ Марчъ отправился на сверъ. Милордъ Честерфильдъ, убдясь, что Тонбриджскія минеральныя воды не оказыютъ пользы его глухот, возвратился въ свое уединенное помстье, въ Блакгитъ, вс другіе джентльмены оставались еще въ Тонбридж наслаждаться удовольствіями, и мистеръ Варрингтонъ имлъ за табль-д’отомъ весьма достаточное количество веселыхъ товарищей. Онъ скоро научился заказывать французскій обдъ, не хуже первостатейныхъ львовъ изъ сентъ-джемскаго клуба, могъ свободне прочихъ объясняться съ мсьё Барбо пофранцузски, имлъ весьма тонкій и непогршительный вкусъ въ винахъ, умлъ съ замчательнымъ искусствомъ отличать Кло-Вужо отъ Романеи. Гарри былъ первенствующимъ лицомъ на минеральныхъ водахъ, обыкновенными постителями которыхъ были разгульные свтскіе люди, они нисколько не удивлялись той репутаціи, которую пріобрлъ Гарри за свое волокитство и расточительность и которая такъ напугала мистера Вульфа.

Хотя нашъ Виргинецъ и жилъ между этими разгульными людьми и, какъ говорится, плавалъ съ этой рыбой въ одной и той же вод, но онъ отъ природы одаренъ былъ дальновидностью и осторожностью, которыя оберегали его отъ стей и приманокъ, разставляемыхъ для неосторожныхъ. Онъ подержалъ нсколько безразсудныхъ пари съ веселыми безпечными людьми, его окружавшими, но другіе, опытные въ этомъ дл люди, находили довольно труднымъ завлечь его въ свои сти. Онъ охотно игралъ въ карты, собственно потому, что имлъ врожденное искусство и способность ко всмъ играмъ, и могъ выдержать какое-угодно состязаніе съ самымъ лучшимъ конкуррентемъ. Игралъ онъ, впрочемъ, только съ тми джентльменами, которыхъ зналъ, и кончалъ свои разсчеты на мст. Гарри обладалъ благоразуміемъ и чинностью, свтлымъ умомъ, необыкновеннымъ великодудушіемъ и неустрашимою личною храбростью, но случись ему держать экзаменъ въ какой-нибудь коллегіи, и онъ скорчилъ бы изъ себя весьма жалкую фигуру.

Гарри нердко показывалъ, изъ какой ткани онъ сдланъ. Напримръ, когда эта несчастная маленькая Каттарина, надлавшая ему столько непріятностей, перенесла свою докучливость за предлы, при которыхъ, по мннію Гарри, должна была прекратиться его щедрость, онъ съ совершеннымъ хладнокровіемъ и искусствомъ удалился отъ обольщеній оперной сирены, предоставивъ ей полное право очаровывать своими прелестями другую, боле доступную жертву. Тщетно истерическая мать сирены приходила къ Гарри и, рыдая, объявляла ему, что бездушный служитель полиціи взялъ вс пожитки ея дочери за долгъ и что ея почтенный отецъ томился въ лондонской тюрьм. Гарри наотрзъ сказалъ, что между нимъ и полицейскимъ служителемъ ничего не могло быть общаго, и что если онъ имлъ удовольствіе знать мадмуазель Каттарину и исполнять ея капризы, покупая ей различныя бездлушки, которыя ей нравились, то изъ этого еще не слдуетъ, что онъ обязанъ платить долги ея фамиліи, брать на поруки ея папа и очищать ея тонбриджскіе разсчеты. Мать Каттарины сначала назвала его чудовищемъ, неблагодарнымъ, а потомъ, съ старческой улыбкой, спросила его, неужели онъ не заплатитъ и ей за ея услуги? Мистеръ Варрингтонъ не могъ понять, — за что и какого рода должна быть эта уплата,— но когда старуха объяснила обстоятельства дла, честный юноша, пораженный ужасами отъ одной мысли, что эта женщина торговала безчестіемъ дочери, сказалъ ей, что онъ пріхалъ изъ страны, гд даже дикіе съ отвращеніемъ отступили бы отъ подобной сдлки. Церемонно поклонившись старой лэди и указавъ ей на дверь, онъ тутъ же приказалъ Гумбо замтить ея личность и никогда не пускать въ его квартиру. Нтъ сомннія, что, уходя, она давала клятву отомстить этому Ирокезу: ни турокъ, ни персіянинъ, говорила она, не поступилъ бы такъ безсовстно съ какою бы то ни было лэди. Она удалилась съ дочерью въ Лондонъ, лишь только сварливый хозяинъ дома позволилъ имъ выхать. По картамъ, тоже случались съ Гарри непріятности. Однажды посл обда за табль-д’отомъ, отказавшись отъ игры въ пикетъ съ капитаномъ Баттсомъ и получивъ вопросъ о причин такого отказа, Гарри отвчалъ, что онъ играетъ только съ тми, кто, подобно ему, платитъ свой проигрышъ, вмст съ тмъ онъ изъявилъ столь совершенную готовность дать удовлетвореніе мистеру Баттсу, по окончаніи небольшихъ разсчетовъ между ними, что капитанъ заране призналъ себя удовлетвореннымъ и немедленно оставилъ минеральныя воды, не заплативъ долга ни Гарри, ни другимъ кредиторамъ. Кром всего вышеприведеннаго, Гарри имлъ случай показать свой характеръ, поколотивъ носильщика, который надлалъ грубости старой миссъ Уифлеръ, отправлявшейся вечеромъ въ собраніе, и потомъ узнавъ, что мистеръ Гекторъ Буклеръ, одинъ изъ отчаянныхъ постителей минеральныхъ водъ, распространялъ клевету, относительно исторіи Гарри съ несчастной танцовщицей, мистеръ Варрингтонъ подошелъ къ мистеру Буклеру въ комнат, гд больные пили минеральную воду и гд послдній джентльменъ во всеуслышаніе разсказывалъ эту же самую клевету. Мистеръ Варрингтонъ, говорю я, подошелъ къ мистеру Буклеру и въ свою очередь объявилъ ему во всеуслышаніе, что эта исторія чистйшая ложь, и что если кто-нибудь станетъ повторять ее, тотъ будетъ каяться. Короче сказать, хотя нашъ другъ, будучи въ Рим, сообразовался съ обычаями Рима, но вмст съ тмъ показывалъ изъ себя храбраго и достойнаго римлянина, мистеръ Вульфъ самъ сознавался, что Гарри Варрингтонъ не только вылъ съ волками, но былъ неустрашимъ, какъ лучшій изъ волковъ.

Если мистеръ Вульфъ сообщилъ полковнику Ламберту исторіи, столь сильно огорчившія послдняго, то онъ же, убдясь въ невинности своего молодаго друга, воспользовался первымъ случаемъ разсять гнусную клевету. По поводу оправданія молодаго человка, въ семейств Ламбертовъ наступила общая радость, оно испытывало то удовольствіе, которое ощущается боле возвышенными натурами, чмъ наши, и именно удовольствіе при вид раскаянія гршника. Никогда еще это маленькое семейство не было такъ счастливо! даже при полученіи извстія о пріобртеніи братомъ Томомъ ученой степени, Ламберты не были въ такомъ восторг, какъ теперь, когда полковникъ Вульфъ привезъ имъ извстіе о своемъ разговор съ Гарри Варрингтономъ.

— Мн кажется, Джемсъ, сказалъ мистеръ Ламбертъ: — я мене бы радовался, еслибъ ты привезъ мн извстіе о назначеніи меня командиромъ полка.

Мистриссъ Ламбертъ позвала дочерей, гулявшихъ въ саду, поцаловала ихъ и сообщила радостную всть. Тестеръ прыгала отъ восхищенія, а Тео сыграла въ тотъ вечеръ на клавикордахъ блистательную пьесу, и когда докторъ богословія Бойль, пришелъ, по обыкновенію, сыграть съ Ламбертомъ партію въ баггэммонъ, онъ до тхъ поръ не могъ объяснить себ причины радости, озарявшей лица добраго семейства, пока три лэди не сказали ему единодушнымъ хоромъ, до какой степени онъ былъ правъ въ своей проповди и до какой степени они обидли этого бднаго, милаго, добраго молодаго мистера Варрингтона.

— Что же мы будемъ теперь длать, мой другъ? говорилъ полковникъ, обращаясь къ жен. Сно у насъ убрано, жатва начнется недли черезъ дв, лошади ничего не длаютъ. Какъ ты полагаешь….

При этомъ онъ наклонился къ ней и шепнулъ что-то на ухо.

— Ахъ, Мартинъ! Я сама объ этомъ думала! воскликнула мистриссъ Ламбертъ, взявъ руку мужа и сжимая ее.

— О чемъ же это вы думали, мама? спрашиваетъ молодой Чарли, находившійся дома, по случаю каникулъ.

— О томъ, что пора ужинать. Пожалуйте, докторъ! Сегодня у насъ будетъ бутылка вина, и мы пожелаемъ раскаянія всмъ, кто дурно думаетъ о ближнемъ.

— Аминь, сказалъ докторъ: — этотъ тостъ я выпью отъ всей души.

И доброе, почтенное семейство отправилось ужинать.

ГЛАВА VI.
ПИСЬМО ВЪ ВИРГИНІЮ.

Однажды, явившись къ обду въ гостинницу ‘Блый Конь’, мистеръ Варрингтонъ былъ пріятно изумленъ, увидвъ между лицами, окружавшими обденный столъ, веселое доброе лицо мистера Самсона, который, до самаго прихода Гарри, забавлялъ общество анекдотами и каламбурами, возбуждавшими всеобщій громкій хохотъ. Хотя Самсонъ нсколько мсяцевъ не былъ въ Лондон, но онъ имлъ запасъ самыхъ послднихъ лондонскихъ новостей, по крайней мр за табль-д’отомъ он выдавались и принимались за самыя послднія. Что длалось въ королевскомъ дом въ Кенсингтон, что — въ дом герцога въ улиц Поллъ-Моллъ, какъ мистеръ Бингъ держалъ себя въ заточеніи и кто приходилъ къ нему, какія были замчательныя пари въ Нью-Маркет, и кто первенствовалъ на сцен Ковентгарденскаго театра? На вс эти вопросные пункты мистеръ Самсонъ давалъ самые удовлетворительные отвты. Правда, новости его не отличались истиной, но и въ этомъ вид он доставляли удовольствіе провинціальнымъ джентльменамъ. Что за бда, если мистеръ Самсонъ называлъ лэди, изъ-за которой лордъ виконтъ Сквандерфильдъ совершенно разорился, мистриссъ Люси, а не мистрисъ Палли? если въ актера влюбилась лэди Джэнъ, а не лэди Мэри, если Chevalier Solingen имлъ ссору съ Гарри Гильтономъ, конно-гренадеромъ, а не съ Томми Руфлеромъ, пхотнымъ гвардейцемъ? Имена и числа въ этомъ случа ничего не значатъ. Если анекдоты отличаются жизнью и злословіемъ, то правдивость ихъ есть уже дло второстепенной важности. На этомъ основаніи мистеръ Самсонъ смялся, говорилъ безъ умолку, и одушевленный болтовней, приводившей джентльменовъ въ восторгъ, выпивалъ свою долю вина, то изъ одной, то изъ другой бутылки, которыя такъ усердно подставляли ему его восхищенные слушатели. Столтіе назадъ, духовное лицо, посщавшее театры, таверны, конскія ристалища и модный свтъ, считалось въ англійскомъ обществ лицомъ не весьма обыкновеннымъ. Голосъ такого человка раздавался на псовой охот громче другихъ, по выход изъ Ковентгарденскаго театра въ гостинницу ‘Роза’ или ‘Бедфордъ Гэдъ’, онъ умлъ пропть самую веселую псню, умлъ играть въ карты нехуже того, кто постоянно убивалъ свое время за ломбернымъ столомъ.

Быть можетъ, скромность, а можетъ статься и лафитъ, были причиною тому, что румяное лицо мистера Самсона сдлалось еще румяне. Увидвъ мистера Варрингтона, онъ прошепталъ maxima debelur сидвшему подл него и хохотавшему деревенскому сквайру, въ кафтан каштановаго цвта и въ малиновомъ камзол съ золотымъ галуномъ, — всталъ съ мста, въ торопяхъ споткнулся и, оправясь, побжалъ на встрчу молодому виргинцу.

— Милый мой, неоцненный сэръ! побдитель всхъ мастей, всхъ клубовъ и сердецъ! какъ я радъ, какъ счастливъ, что вижу васъ такимъ свжимъ и здоровымъ! воскликнулъ мистеръ Самсонъ.

Гарри принялъ этотъ привть съ величайшимъ удовольствіемъ: въ свою очередь к онъ былъ радъ встрч съ мистеромъ Самсономъ, и тоже безъ всякой лести поздравилъ его съ веселымъ видомъ и румянымъ лицомъ.

Сквайръ въ каштановомъ кафтан, зная Варрингтона, приготовилъ ему мсто подл себя, предложилъ мистеру Самсону ссть на другую сторону и продолжалъ анекдотъ о лорд Огл и жен мелочнаго торговца въ…. гд именно? сквайръ не досказалъ, его сентенція была прервана громкимъ болзненнымъ крикомъ и бранью, относившейся до мистера Самсона, который наступилъ на его подагрическую мозоль.

Мистеръ Самсонъ попросилъ извиненія, быстро повернулся къ мистеру Варрингтону и объявилъ ему, равно и всему обществу, что милордъ Кастльвудъ, посылая своему кузену искренній поклонъ, отдалъ особенное приказаніе (мистеру Самсону) отправиться въ Тонбриджъ и присмотрть за нравственностію молодаго джентльмена. Посл этого вступленія, мистеръ Самсонъ продолжалъ, что милэди виконтесса и милэди Фанни отправились на воды въ Гарроугэтъ, что мистеръ Вилль выигралъ большую сумму въ Нью-Маркет, и детъ съ визитомъ къ милорду герцогу, что горничная Молли, сокрушаясь о Гумбо, выплакала свои глаза, словомъ, мистеръ Самсонъ сообщилъ вс новости о Кастльвуд и его окрестностяхъ. Мистеръ Варрингтонъ любимъ ршительно всми въ нашемъ округ, говорилъ мистеръ Самсонъ обществу обдавшихъ, стараясь ввести въ свой разговоръ какъ можно больше именъ извстнйшихъ особъ.

— Весь Гэмпширъ слышалъ объ его успхахъ въ Тонбридж,— объ успхахъ всякаго рода, говорилъ мистеръ Самсонъ съ лукавой улыбкой: — впрочемъ милордъ и милэди надятся, что мистеръ Гарри возвратится въ свой спокойный Гэмпширскій домъ юношей неиспорченной нравственности.

Гости одинъ за другимъ вышли изъ столовой, предоставивъ молодому Виргинцу бесдовать съ бутылкой вина и съ домашнимъ священникомъ.

— Хотя я выпилъ довольно, сказалъ веселый мистеръ Самсонъ: — но мн ничто не мшаетъ выпить больше.

И онъ пилъ тостъ за тостомъ, стаканъ за стаканомъ, къ величайшему удовольствію Гарри, который любилъ находиться въ его обществ.

Вмст съ тмъ, какъ мистеръ Самсонъ ‘выпивалъ больше’, Гарри становился великодушне, теплосердечне и дружелюбне. Рчь зашла о квартир. Къ чему же мистеру Самсону тратиться въ гостинниц, когда въ квартир Гарри находилась лишняя комната? И вотъ чемоданъ кастльвудскаго священника перенесенъ на квартиру, Гумбо получилъ приказаніе доставлять мистеру Самсону всевозможный комфортъ, мистеръ Варрингтонъ былъ бы въ безпредльномъ восторг, еслибъ Самсонъ спустился съ лстницы и заглянулъ бы въ конюшню, Гарри имлъ уже нсколько лошадей, въ конюшн мистеръ Самсонъ узналъ свою лошадь, которую Гарри у него выигралъ, преданное животное радостно ржало и мордой своей ласкалась къ бывшему своему господину, Гарри бгло произнесъ нсколько энергическихъ словъ и поклялся Юпитеромъ, что Самсонъ долженъ взять свою старую лошадь обратно, пасторъ, принявъ этотъ подарокъ, крпко сжималъ руку Гарри, благословлялъ его, обвилъ руками шею лошади и плакалъ слезами, вызванными наружу частію бордосскимъ виномъ, а частію чувствомъ благодарности. Кастльвудскіе друзья рука въ руку отправились къ мадамъ де-Бернштэйнъ, прямо изъ конюшни, запахъ которой внесли въ апартаменты ея сіятельства. Разгорвшіяся щеки и сверкающіе глаза ясно говорили, какого рода было ихъ развлеченіе. Впрочемъ, въ то время щеки многихъ джентльменовъ постоянно находились въ воспламененномъ состояніи и отъ той же причины.

Мадамъ де-Бернштэйнъ приняла пастора довольно благосклонно. Старой лэди нравились непринужденныя шутки и бойкій разговоръ,— но только изрдка, какъ нравилось ей превосходно приправленное блюдо или новое кушанье при его первомъ появленіи. Единственнымъ наслажденіемъ, никогда не наскучившимъ ей, были, какъ сама она признавалась, карты. Карты, говорила она, не умютъ фальшивить. Дурная масть говоритъ вамъ правду прямо въ глаза, а козырная игра ни съ какой въ мір лестью не можетъ сравниться. Если баронесса находилась въ хорошемъ расположеніи духа, то, садясь за ломберный столъ, приказывала, разумется шутя, мистеру Самсону читать предтрапезную молитву. Простосердечный Самсонъ не ршался, однакоже, пуститься въ игру на Тонбриджскихъ минеральныхъ водахъ. Игра ея сіятельства была для него слишкомъ высока, сознавался онъ съ комико-плачевнымъ видомъ, хлопая по карману, содержаніе котораго перешло еще въ Кастльвуд въ полное владніе Счастливаго Юноши. Мадамъ де-Бернштэйнъ, подобно многимъ лицамъ ея возраста и пола, была неслишкомъ торовата на деньги. Я полагаю, ни отъ кого другаго, какъ отъ Гарри Варрингтона, сердце котораго переполнялось щедростью, вмст съ тмъ, какъ кошелекъ — гинеями, мистеръ Самсонъ пріобрлъ небольшую сумму наличныхъ денегъ, доставившихъ ему возможность явиться за ломбернымъ столомъ.

Бообще нашъ молодой человкъ не скупился для мистера Самсона, ни относительно денегъ, ни относительно другихъ прекрасныхъ вещей, которыми онъ окружилъ себя. Надо было изумляться быстрот, съ которою молодой Виргинецъ усвоивалъ привычки людей, между которыми обращался. Его платье, все еще траурное, было сшито но послдней мод и изъ лучшей ткани. Надньте на него ленту со звздой, распустите волосы по плечамъ, придайте маленькую небрежность его костюму, и онъ будетъ представлять живой портретъ Гамлета, — говорила бойкая старуха, герцогиня Квинсбюррійская. Я уврена, что онъ уже былъ причиною смерти многихъ Офелій какъ здсь, такъ и между индіанками, прибавила она, безъ малйшаго недоброжелательства къ Гарри за его предполагаемые успхи среди прекраснаго пола. Кружева и полотно, которыя носилъ Гарри, были тоньше, чмъ могла пожелать его тетка. Онъ купилъ серебряный приборъ для бритья, и два великолпныхъ парчевыхъ шлафрока, въ которыхъ предавался нг, сидя поутру за шоколадомъ. У него были шпаги, трости и часы изъ Франціи, украшенные рзьбой и брильянтами, табакерки, эмалированныя артистами той же самой искусной націи. Въ его передней ежедневно собиралась толпа грумовъ, жокеевъ, магазинщиковъ, которыхъ Гумбо, камердинеръ Гарри, впускалъ поодиначк въ комнату, гд мистеръ Гарри и кастльвудскій священникъ пили шоколадъ. Одному негру невозможно было присмотрть за всмъ прекраснымъ имуществомъ мистера Варрингтона, не говоря уже о лошадяхъ и почтовой карет. Сверхъ всего этого, Гарри изучалъ искусства, знаніе которыхъ считалось въ то время необходимою принадлежностію каждаго джентльмена. Въ Тонбридж, во время сезона, на который явился и Гарри, проживали два учителя: фехтованья и танцованья — оба французы, этихъ мудрыхъ мужей Гарри Варрингтонъ посщалъ весьма прилежно, и пріобрлъ отъ нихъ весьма значительныя познанія и грацію въ мирной и воинственной наукахъ, которыя они преподавали. Не прошло и нсколькихъ недль, какъ уже Гарри владлъ рапирою лучше своего учителя, и несравненно лучше каждаго изъ постителей фехтовальной школы, лэди Марія (сама танцовавшая весьма элегантно) съ глубокимъ вздохомъ сознавалась, что при двор не было ни одного джентльмена, который могъ бы протанцовать минуэтъ граціозне мистера Варрингтона. Что касается до верховой зды, то хотя мистеръ Варрингтонъ и взялъ нсколько уроковъ на громадной лошади, отъ берейтора, пріхавшаго въ Тонбриджъ, но потомъ объявилъ, что для него весьма достаточно виргинскаго ученья, и что онъ не видлъ еще ни джентльмена, ни жокея, которые бы здили верхомъ лучше его друга, полковника Джоржа Вашингтона, изъ Монтъ-Вернона.

Услужливый мистеръ Самсонъ неожиданно очутился въ такомъ положеніи, какого не знавалъ въ теченіе весьма продолжительнаго времени. Онъ былъ близко знакомъ съ свтомъ, и потому чаще и больше всего говорилъ о немъ. Гарри приходилъ въ въ восторгъ отъ его анекдотовъ, какъ дйствительныхъ, такъ и вымышленныхъ. Мужчина двадцати лтъ всегда смотритъ съ нкоторымъ подобострастіемъ на тридцатилтняго своего собрата, восхищается пошлыми шутками послдняго, его обветшалыми каламбурами и грязными анекдотами, обмытыми виномъ на сотняхъ обдовъ. Анекдоты, собранные Самсономъ на мст своей родины и въ коллегіи, были для молодаго Виргинца новы и очаровательны. Столтіе назадъ, въ Лондон водились пожилые мужчины,— надо полагать, что подобныхъ людей въ настоящее время не существуетъ, — которые любили свататься съ юношами большаго свта, вступавшими на поприще жизни, любили щекотать ихъ юное воображеніе забавными анекдотами, дйствовать въ Ковентгарденскомъ театр въ качеств менторовъ, сопровождать молодыхъ людей къ игорнымъ столамъ и, быть можетъ, длать взаимно-выгодныя условія съ понтерами,— пить лимонадъ, когда многообщавшіе юноши пили бургонское, и выходить на улицу съ совершенно-свжей головой, тогда какъ молоденькій лордъ, качяясь съ боку на бокъ, изъявлялъ желаніе колотить караульщиковъ. Мистера Самсона можно принять за образецъ этой расы, — въ настоящее время, безъ всякаго сомннія, совершенно прескшейся. О, какъ безпредльно-утшительна мысль (разумется, для тхъ, кому угодно врить въ наше положеніе), что въ царствованіе королевы Викторіи вовсе нтъ льстецовъ, подобныхъ тмъ, которые существовали во времена ея царственныхъ предковъ, — нтъ этихъ паразитовъ, питавшихся однми лягушками, потакавшихъ безразсудству молодыхъ людей,— и дйствительно, вс лягушки уничтожены на нашемъ остров (кром весьма немногихъ, оттискиваемыхъ внутри камней, гд он скрывались въ теченіе цлаго столтія) и потребители ихъ погибли за неимніемъ пищи.

Впрочемъ я гд-то читалъ, что вышепомянутыя животныя, приправленныя извстными соусами, составляютъ вкусное, здоровое, сочное блюдо. И въ самомъ дл, я невстрчалъ человка румяне, бодре и веселе кастльвудскаго священника, питавшаго къ этому блюду особенное расположеніе. Онъ сдлался необходимымъ человкомъ для нашего молодаго друга. Изъ слдующаго письма, уцлвшаго въ переписк Варрингтона, будетъ видно, что мистеръ Гарри, кром танцовальнаго и фехтовальнаго учителей, имлъ еще наставника, домашняго священника и секретаря.

Мистриссъ Эсмондъ Варрингтонъ, изъ Кастльвуда.

Въ ея собственный Ричмондскій домъ, въ Виргиніи.
Квартира въ дом мистриссъ Блэй, Тонбриджскія
минеральныя воды.

25 августа 1756 г.

‘Милостивйшая государыня,

‘Почтенное ваше письмо отъ 20-го іюня, посланное чрезъ бристольскаго агента, мистера Трэйля, было доставлено мн въ надлежащее время. Долгомъ считаю поблагодарить ваше добросердечіе и любовь, за добрый вашъ совтъ, который вамъ угодно было сообщить мн,— равно благодарю за напоминаніе о милой отчизн, которую я никогда не перестану любить, хотя и нахожусь въ отчизн нашихъ предковъ, въ Англіи.

‘Въ письм, посланномъ мною съ пакетботомъ, отплывшимъ въ прошломъ мсяц, я извщалъ достопочтенную мою родительницу о маленькомъ приключеніи, повстрчавшемся со мной на дорог въ Тонбриджъ, и о добрыхъ друзьяхъ, которыхъ я нашелъ, и которые приняли меня въ свой домъ. Съ того времени я пользовался прекрасной погодой, обществомъ хорошихъ людей,— и пріобрлъ много друзей изъ аристократическаго круга. Надюсь, что вы не разсердитесь на такое мое знакомство. Въ числ милордовъ я могу упомянуть знаменитаго графа Честерфильда, бывшаго голландскаго посланника и вице-короля Ирландскаго королевства, — графа Марча и Роглена, который будетъ герцогомъ Квинсбюррійскимъ со смертію его сіятельства, и наконецъ ея сіятельство герцогиню, знаменитую красавицу, во времена королевы:— она помнитъ моего ддушку. Эти и многія другія особы высшаго круга постоянно присутствуютъ на собраніяхъ моей тетушки, которыя бываютъ многолюдны въ этомъ многолюдномъ мст. По дорог сюда, я останавливался въ дом одного офицера, генералъ-лейтенанта Вульфа, который служилъ съ моимъ ддушкой и генераломъ Веббомъ, во время достославныхъ войнъ герцога Марльборо. У мистера Вульфа есть сынъ, полковникъ Джемсъ Вульфъ, который скоро женится на прелестной лэди, въ настоящее время проживающей въ здшнемъ мстечк,— на миссъ Лоутеръ изъ сверныхъ провинцій Англіи. Ему не больше 30 лтъ, но онъ опередилъ всхъ офицеровъ британской арміи, съ честію служилъ, подъ командою его королевскаго высочества герцога, везд, гд только участвовали наши войска.

‘Приношу моей многопочитаемой матушк благодарность за извщеніе, что назначенные на мое трехмсячное содержаніе 52 фунта 10 шиллинговъ будутъ выданы мн мистеромъ Трэйлемъ. Въ настоящее время я не очень нуждаюсь въ деньгахъ, и, соблюдая строгую экономію, которая необходима для содержанія лошадей, Гумбо и экипажа,— равно на одежду, приличную молодому джентльмену хорошей фамиліи, — надюсь сохранить свой кредитъ, не безпокоя васъ своими просьбами. Блья и платья, привезеннаго изъ дому, при надлежащей бережливости, достанетъ, какъ вы говорите, на нсколько лтъ. Правда, блье у меня не такое тонкое, какъ носятъ здсь порядочные люди, но я намренъ купить нсколько сорочекъ изъ самаго тонкаго полотна, для необыкновенныхъ случаевъ, сорочки же домашняго шитья превосходны для всегдашняго употребленія.

‘Благодаря Бога, мн ни разу не привелось прибгать къ вашимъ отличнымъ домашнимъ пилюлямъ. Гумбо, однакожь, принималъ ихъ съ большой пользой, отъ англійскаго мяса, пива и воздуха онъ страшно толстетъ и становится грубіяномъ. Онъ свидтельствуетъ глубочайшее почтеніе своей госпож и проситъ мистриссъ Моунтэйнъ поклониться отъ него всмъ слугамъ и служанкамъ, особенно Дин и Лили, которымъ онъ купилъ на тонбриджской ярмарк премиленькія серьги.

‘Принимая участіе во всхъ удовольствіяхъ здшняго мста, я въ тоже время,— надюсь, почтенная матушка повритъ мн,— не забываю обращать вниманіе на свое воспитаніе. Я беру уроки у танцовальнаго и фехтовальнаго учителей, а домашній священникъ милорда Кастльвуда, высокопочтенный мистеръ Самсонъ, пріхавшій сюда пить воды, былъ такъ добръ, что занялъ въ моей квартир свободную комнату. По утрамъ, во время завтрака, мы вмст читаемъ книги, онъ говоритъ, что теперь я совсмъ не такой неучъ, какимъ казался прежде. Мы прочитали исторію Рапина, проповди доктора Барроу и, для развлеченія, Шекспира, Гомера въ перевод мистера Попа, и (на французскомъ язык) переводъ весьма занимательныхъ арабскихъ сказокъ. Здсь, кром великосвтскихъ людей, проживали люди изъ ученаго міра, и между ними мистеръ Ричардсонъ, авторъ знаменитаго сочиненія, которое вы, и Моунтэйнъ, и мой неоцненный братъ читали съ такимъ наслажденіемъ. Ему очень понравилось, когда я сказалъ, что сочиненіе его находится въ вашемъ кабинет, въ Виргиніи, онъ просилъ передать моей достопочтенной матушк его почтительнйшій поклонъ. Мистеръ Ричардсонъ небольшаго роста, толстенькій мужчина, съ легкимъ огнемъ генія, который горитъ въ его глазахъ и вообще во всей его наружности.

‘За симъ, засвидтельствовавъ отъ тетушки и кузины, лэди Маріи, искреннее почтеніе, я, при всемъ моемъ уваженіи къ Моунтэйнъ, которой при семъ прилагается записка, остаюсь

достопочтенная родительница
вашъ почтительный сынъ
Г. Эсмондъ Варрингтонъ.’

Приписка, сдланная рукою мадамъ Эсмондъ.

‘Отъ сына. Получено 15 октября въ Ричмонд. Отправлено 16 банокъ персиковаго варенья, 224 фунта лучшаго табаку, 8 ящиковъ шепталы, 12 окороковъ для моего племянника, графа кастльвудскаго, 4 банки, 6 окороковъ — баронесс Бернштэйнъ, столько же мистриссъ Ламбертъ, въ Оакгорстъ, и полцентнера табаку. Пачку домашнихъ пилюль для Гумбо. Большія серебряныя вызолоченныя пряжки съ башмаковъ моего папа, и попону малиноваго сукна съ серебряной обшивкой — сыну моему, Гарри.’

No II (Записка при письм No I).

Мистриссъ Моунтэйнъ.

‘Что вы это вздумали, безразсудная старая Моунтэйнъ, присылать мн ордеръ на полученіе вашихъ жалкихъ процентовъ? Знайте же, что мн не нужны ваши 7 ф. 10 шиллинговъ, и я разорвалъ этотъ ордеръ на тысячу клочковъ. У меня и безъ того довольно. Впрочемъ, спасибо вамъ. Поцалуйте Фанни

отъ любящаго Гарри.’

Приписка рукою мадамъ Эсмондъ.

‘Эта записка, которую я приказала Моунтэйнъ показать мн, доказываетъ, что у Моунтэйнъ доброе сердце, и что она хотла выразить свою признательность къ нашей фамиліи, предложивъ моему сыну полугодичные свои проценты (по 3 процента съ 500 фунт. стерл.). Я сдлала ей легкій выговоръ за то, что она осмлилась послать деньги мистеру Эсмонду Варрингтону безъ вдома его матери. Записка къ Моунтэйнъ не такъ правильно написана, какъ мое письмо.

‘Надо написать мистеру Самсону, что я желаю знать, какія теологическія книги читаетъ онъ съ Гарри. Порекомендовать ему сочиненія До, Бакстера, Дрелинкура. Приказать Гарри повторить катихизисъ, который онъ зналъ весьма нетвердо. Съ слдующимъ кораблемъ послать персиковъ (3), табаку полцентнера. Окороковъ для мистера С.’

Матери Виргинцевъ и ея сыновей давнымъ давно не существуетъ въ этомъ мір. Поэтому въ состояніи ли мы объяснить фактъ, по которому изъ двухъ писемъ, посланныхъ въ одномъ и томъ же конверт и по той же почт, одно написано правильно, а другое съ множествомъ грамматическихъ ошибокъ. Ужь не отъискалъ ли Гарри такого удивительнаго наставника, какіе существуютъ въ настоящія счастливыя времена, и который научилъ его правильно писать въ какихъ-нибудь шесть уроковъ? Разсмотрвъ внимательно оба посланія, я позволяю себ сдлать слдующее заключеніе. Письмо No 1, судя по незначительнымъ ошибкамъ въ правописаніи, должно быть, было переписано съ составленнаго оригинала, разсмотрннаго и исправленнаго или наставникомъ Гарри, или его другомъ. Боле безъискусственное сочиненіе No 2 не было въ рукахъ грамотя, приготовившаго No 1 для материнскаго ока, и писавшій не обращалъ въ немъ строгаго вниманія на безошибочность правописанія. Кто знаетъ, что въ эти минуты онъ не былъ отвлеченъ отъ предмета своего занятія? Быть можетъ, въ эти минуты вниманіе Гарри было обращено на хорошенькую швею, проходившую мимо оконъ, — на ученаго медвдя, сопровождаемаго звуками флейты и тамбурина, на прозжавшаго жокея, чтобы показать превосходную лошадь? Бывали минуты и даже дни, когда каждый изъ насъ длалъ ошибки важне грамматическихъ. Наконецъ, допустивъ даже и то обстоятельство, что Гарри неумлъ написать такъ изящно къ мистриссъ Моунтэйнъ, какъ написалъ къ своей матери, можно ли, спустя столтіе, судить объ этомъ непогршительно? Что касается до вашего возраженія, что мистеръ Варрингтонъ въ письм къ своей матери обнаружилъ лицемріе и маленькую скрытность, относительно сдлокъ своихъ съ великосвтскими особами, то смю сказать, что молодые люди, даже вы, милостивый государь, въ свое время, писали не одно чувствительное письмецо къ своимъ папа и мама, въ которомъ не ршались высказывать вс свои продлки, а если и выставляли ихъ на видъ, то не иначе, какъ въ самомъ благопріятномъ свт,— да, смло могу сказать, что вы, господа пожилые, во время своей молодости невсегда бывали чистосердечны. Вотъ вамъ примръ! Я и сынъ мой Джекъ должны держаться другъ отъ друга на благородную дистанцію. Между нами непремнно должно существовать почтительное, любезное, почти явное лицемріе. Я не захочу, чтобы онъ обходился со мной, какъ съ равнымъ, не позволю ему противорчить мн, садиться въ мое кресло, прежде меня прочитывать газеты посл завтрака, приглашать къ обду безграничное число друзей, въ то время, когда я хочу ограничиться только своей, избранной партіей, и т. д. Какъ угодно, но гд нтъ равенства, тамъ должно быть лицемріе. Въ моемъ дом я царь. По этому, о мои дти! смотрите сквозь пальцы на мои недостатки, молчите, какъ мышки, когда я отдыхаю посл обда, смйтесь при моихъ обветшалыхъ шуткахъ, восхищайтесь моимъ изреченіемъ, словомъ, будьте милыми, близкими родительскому сердцу лицемрами! Пусть вс живыя существа въ моемъ дом падаютъ ницъ передо мною. Правда, они на это неспособны, но что же длать? покорность, услужливость, низкопоклонство нравятся мн въ высшей степени. За глазами они могутъ длать, и даже длаютъ, что имъ угодно. Могутъ прыгать, скакать, танцовать, ходить на головахъ, могутъ длать ршительно все, чего я не терплю въ моемъ присутствіи. Поэтому, молодые друзья мои, не удивляйтесь восклицанію вашей матушки или тетушки: предаваться шалостямъ и даже порокамъ и писать домой скучныя, проникнутыя скромностью, письма, — о это въ высшей степени безнравственно и безсовстно со стороны мистера Варрингтона! На это совтую вамъ сдлать почтительный поклонъ и сказать: ‘да, бабушка (или тетушка, смотря потому, кому изъ нихъ придется говорить), это весьма нехорошо, я полагаю, миссъ, въ молодости своей, вы ничего подобнаго не длали.’ Разумется, не длали, отвтятъ вамъ. Въ весеннюю пору жизни, скажутъ он, и солнце для нихъ не сіяло, и цвты не разцвтали, и кровь не кипла, и скрипки не играли. Eh Babel! mon lait de poule et mon bonnet de nuit! Эй! Бетти! подай мн ужинъ и туфли! и веселые, одушевленные, вы стремитесь навстрчу удовольствіямъ, кружитесь въ вихр танцевъ и кончаете самымъ скромнымъ ужиномъ!

ГЛАВА VII.
МЕДВДЬ И ВОЖАТЫЙ.

Читатели наши, чуждые всякаго предубжденія, а тмъ боле злобы, знаютъ дйствительное положеніе дла, относительно Гарри Варрингтона и несчастной Каттарины, но большинство старыхъ лэди на тонбриджскихъ минеральныхъ водахъ полагало, что Виргинецъ былъ развратенъ, какъ и всякій молодой нобльменъ изъ высшаго круга, мадамъ де-Бернштэйнъ особенно не врила въ невинность своего племянника. Старуха баронесса вполн была убждена, что Гарри велъ не только веселую, но и порочную жизнь, она искренно желала, чтобы юноша этотъ ни въ какомъ отношеніи не былъ лучше своихъ ближнихъ. Будучи римлянкой, она хотла, чтобы и племянникъ ея былъ римляниномъ. Вс скандалёзныя исторіи, относительно волокитства мистера Варрингтона, она выслушивала съ особеннымъ удовольствіемъ. Раза два онъ угощалъ чаемъ и музыкой общество минеральныхъ водъ, и при этихъ случаяхъ до такой степени былъ любезенъ и милъ въ обращеніи съ дамами (разумется, съ дамами, стоявшими во всхъ отношеніяхъ выше несчастной Каттарины), что мадамъ де-Бернштэйнъ перестала опасаться за его безразсудную любовь, получившую свое начало въ Кастльвуд, и, въ силу этого, прекратила строгій надзоръ за лэди Маріей. Многіе бываютъ слишкомъ самолюбивы, чтобъ интересоваться длами своего сосда. Баронесс боле всего предстояло заботиться о козыряхъ, объ обдахъ и мучительныхъ припадкахъ ревматизма, такъ что ея подозрнія, относительно Гарри и Маріи, еще такъ недавно столь живыя, въ это время уснули, и строгія наблюденія ея сдлались слабыми, лишенными всякой наблюдательности. Быть можетъ, она думала, что опасность миновала, а, можетъ быть, и вовсе не думала о существованіи этой опасности, наконецъ можно допустить и то, что хитрая Марія своимъ поведеніемъ совершенно успокоила, убаюкала и обманула стараго дракона, которому она отдана была на попеченіе. Въ лта Маріи, и даже раньше, двицы научаются быть весьма хитрыми, а въ лта мадамъ де-Бернштэйнъ драконы перестаютъ быть свирпыми и дятельными. Они не могутъ длать быстрыхъ поворотовъ, зубы у иныхъ выпадаютъ въ это время, а глаза требуютъ сна боле, чмъ въ молодости, когда драконы вообще бываютъ ядовите и потому опасне. Я знаю немногихъ драконовъ женскаго пола, de par lernende, глядя на нихъ и вмст съ тмъ припоминая, чмъ они были прежде, я восхищаюсь смягчающимъ вліяніемъ лтъ на этихъ въ свое время страшныхъ истребителей человческаго рода. Ихъ чешуя до такой степени мягка, что всякій рыцарь, съ посредственной силой, въ состояніи пробить ее, ихъ когти, нкогда достаточно-сильные, чтобъ выцарапать тысячи глазъ, едва-едва въ состояніи нанести нсколько царапинъ, отъ которыхъ можетъ сдлаться маленькая опухоль, ихъ языки, упираясь въ беззубыя десны, испускаютъ ядъ, скоре непріятный, чмъ смертельный. Посмотрите, какъ поджимаютъ они утомленные свои хвосты и ползутъ въ пещеры на покой! Какъ слабы они для того, чтобъ длать вредъ! какъ нестрашна, какъ ничтожна ихъ злоба? Какъ измнились они со времени счастливыхъ дней, когда глаза ихъ метали всепоглащающее пламя, языкъ извергалъ ядовитую струю, дыханіе помрачало доброе имя, а зубы пожирали въ день, по крайней мр, одну жертву.

Если добрые обитатели Оакгорста не врили клевет, относительно развратной жизни Гарри, то почему же мадамъ де-Бернштэйнъ, которая въ теченіе продолжительной своей жизни имла много случаевъ убдиться въ склонности праздныхъ языковъ къ пересудамъ всякаго рода, боле, чмъ все оакгорстское семейство, взятое вмст, была такъ легковрна? Нтъ ни малйшаго сомннія, что и вс одинокія старухи, входившія въ составъ общества милэди, врили каждому слуху о развратности мистера Варрингтона, и готовы были поврить ршительно всему дурному о немъ, что бы ни говорили. Когда маленькая танцовщица отправилась въ Лондонъ, то причину отъзда ея приписывали Гарри, который будто бы бросилъ ее и связался съ другой, имя которой называли по секрету.

— Но чье же это имя? оно принадлежало немногимъ лицамъ, имена которыхъ общество минеральныхъ водъ произносило только шопотомъ, да иначе и нельзя было говорить объ этомъ въ собраніи людей всхъ званій и сословій, гд женщины большаго свта, женщины хорошей и дурной репутаціи, женщины добродтельныя и порочныя, — вс перемшивались въ однхъ и тхъ же комнатахъ, танцовали подъ звуки одной и той же музыки, пили минеральную воду изъ однихъ и тхъ же стакановъ, и наравн съ другими искали или здоровья, или общества, или удовольствій. Столтіе тому назадъ наши предки, жившіе или уже совсмъ на-распашку, или затянутые въ шнуровки, встрчались во множеств мстъ, подобныхъ тому, гд происходитъ описываемое нами дйствіе, волочились, играли въ карты и пили въ Эпсом, Бат, Тонбридж и Гарроугэт, какъ это длается нашими современниками въ Гамбург и Баден.

Итакъ, дурная репутація Гарри доставляла чрезмрное удовольствіе старой его тетк и успокоивала ее относительно нжной страсти юноши къ лэди Маріи. И въ самомъ дл, въ этомъ случа она до такой степени была спокойна, что когда кастльвудскій священникъ объявилъ ей, что пріхалъ за лэди Маріей, мадамъ де-Бернштэйнъ неохотно согласилась разстаться съ племянницей. Она любила держать Марію подъ своимъ присмотромъ, говорить ей о шалостяхъ ея кузена, постоянно твердить, что молодые люди не должны быть стариками, сообщать ей по секрету, что она намрена сосватать Гарри невсту, соотвтственную его лтамъ и съ хорошимъ состояніемъ, — вс эти радости бдная Марія переносила съ удивительною твердостію и присутствіемъ духа.

Здсь необходимо сказать, что въ минувшемъ столтіи существовалъ одинъ французскій герцогъ и маркизъ. Отличивъ себя въ Европ и Америк, онъ оставилъ потомству цлый томъ своихъ записокъ, обращаться къ которымъ мы не совтуемъ нашимъ читателямъ. Разъигравъ роль Донъ-Жуана въ своемъ отечеств, въ нашемъ королевств и въ другихъ европейскихъ государствахъ, онъ записывалъ въ свои мемуары имена аристократическихъ красавицъ, сдлавшихся жертвами его чарующей силы. Воображаю, какъ увлекательно должно быть чтеніе этихъ записокъ для внуковъ и потомковъ фешенебельныхъ особъ, между которыми обращался этотъ блистательный нобльменъ,— какъ пріятно будетъ встртить не только имена своихъ прабабушекъ украшающими сатирическія страницы записокъ этаго графа, но и подробное описаніе паденія ихъ, виновникомъ котораго былъ самъ писатель.

Этотъ нобльменъ, во время своихъ странствованій, постилъ Сверную Америку, и тамъ, по усвоенной въ Европ привычк, влюблялся. Любопытенъ контрактъ между воспитаннымъ до утонченности европейскимъ обществомъ, въ которомъ, по словамъ этого господина, чтобъ овладть женщиной, стоило только начать осаду,— и простою жизнію и привычками колоніальныхъ жителей, въ кругу которыхъ европейскій плнитель сердецъ не сдлалъ, повидимому, ни одной побды, въ противномъ случа, онъ, безъ всякаго сомннія, сообщилъ бы намъ о своихъ побдахъ въ Пенсильваніи и Новой Англіи, какъ сообщилъ объ успхахъ своихъ въ нашемъ государств и своемъ отечеств. Путешествовавшіе по Америк громко кричали противъ грубости и варваризма заатлантическаго образа жизни, позвольте же писателю этихъ страницъ, основываясь на опыт, засвидтельствовать, что разговоръ американскихъ джентльменовъ отличается скромностью, и что тамошнія женщины ведутъ жизнь непорочную.

Мы уже сказали, что мистеръ Гарри Варрингтонъ вмст съ своей особой привезъ въ отчизну предковъ и свою колоніальную скромность. Хотя иногда онъ и долженъ былъ, по необходимости, выслушивать черезъ-чуръ свободный разговоръ людей свтскихъ, главная цль существованія которыхъ состояла въ преслдованіи удовольствій, но среди этой пустой болтовни онъ соблюдалъ строгое молчаніе, въ разговор съ женщинами Гарри никогда не позволялъ себ двусмысленностей, побдами надъ женскимъ поломъ онъ не могъ похвалиться, ему становилось неловко, онъ конфузился, когда о подобныхъ побдахъ говорили другіе.

Мистеръ Самсонъ замтилъ эту юношескую застнчивость еще въ Кастльвуд, гд Гарри не разъ обнаруживалъ непріятное ощущеніе въ то время, когда его кузенъ Вилль разсказывалъ избранные анекдоты. Лордъ Кастльвудъ, длая строгій выговоръ брату, приказывалъ ему беречь свои анекдоты и шутки для людей ему подобныхъ, и безъ всякой необходимости не оскорблять скромности ихъ виргинскаго родственника. Отсюда восклицаніе: Reverentia pueris! сказанное кастльвудскимъ священникомъ его сосду за табль-д’отомъ при появленіи Гарри. Мистеръ Самсонъ, если и не имлъ достаточной силы характера, чтобы непогршительно располагать своими собственными поступками, но зато обладалъ на столько благоразуміемъ, что не ршался оскорблять скромнаго молодаго джентльмена своимъ цинизмомъ.

Кастльвудскій священникъ былъ тронутъ до глубины души подаркомъ Гарри, и чувствовалъ душевное расположеніе къ этому молодому человку.

— Вы видите, сэръ, говорилъ онъ:— я живу въ свт, и долженъ поступать, какъ и вс свтскіе люди. Я тоже велъ бурную жизнь, мистеръ Варрингтонъ, и не могу быть исключеніемъ изъ среды моихъ ближнихъ. Video meliora, detriora sequor, говорили мы въ коллегіи. У меня есть сестра, которая воспитывается въ пансіон, недалеко отсюда, и если я, разговаривая съ моей маленькой Пашши, стараюсь удерживаться отъ неприличныхъ выраженій, и требую того же отъ другихъ, то, мн кажется, могу точно такъ же удерживаться и въ отношеніи къ вамъ.

Кастльвудскій священникъ громко хвалилъ Гарри передъ теткой его, старой баронессой. Старух это нравилось. Она нжно любила Гарри, находила удовольствіе видть его при себ, любоваться его красотой, его благородными манерами, его румянцемъ, такъ легко выступавшимъ на щеки, его свтлыми глазами, его звучнымъ юношескимъ голосомъ. Наивность Гарри и его простосердечіе постоянно нравились ей, будь Гарри умнымъ, учонымъ и вообще не тмъ, чмъ онъ былъ на самомъ дл, онъ бы давно ей наскучилъ.

— Мистеръ Самсонъ, говорила она:— мы должны пріискать ему хорошую жену. У меня есть на примт дв-три двицы, которыя могутъ составить ему пару. Намъ надобно женить его, пока онъ здсь, а тогда что ему будетъ за охота хать обратно къ дикарямъ или жить съ своей методисткой-матерью.

Мистеръ Самсонъ самъ былъ озабоченъ этимъ предметомъ, и, въ свою очередь, имлъ въ виду невсту для Гарри. Я полагаю, что заботливый пастырь кастльвудскаго замка имлъ неоднократное совщаніе съ лордомъ Кастльвудомъ, который, какъ мы уже слышали, изъявилъ готовность предоставить священнику выгодное мсто или приличное вознагражденіе, въ случа, если послдній исполнитъ порученіе милорда касательно замужества лэди Маріи. Если услуги мистера Самсона могли оказать какую-нибудь пользу лэди Маріи въ пріобртеніи мужа, онъ готовъ былъ безусловно ими жертвовать, и въ настоящее время выжидалъ только случая, когда можно будетъ съ пользою примнить къ длу свое вліяніе.

Находиться въ обществ Самсона было въ высшей степени пріятно, и потому онъ и его молодой другъ проводили понскольку часовъ сряду въ самыхъ интимныхъ отношеніяхъ. Мистеръ Самсонъ обладалъ остроуміемъ, хорошимъ аппетитомъ и не мене хорошимъ юморомъ, онъ не стснялся вводить въ свой разговоръ предметы весьма щекотливаго свойства, и позволялъ себ лицемрить, несмотря на то, стараясь не оскорблять своего молодаго друга неумстными порывами легкомыслія или безнравственности разговора, посвящалъ своего ученика, быть можетъ, изъ политики, а можетъ быть и по внушенію совсти, только въ тайны второстепенныя, не открывая секретовъ, съ которыми несчастный наставникъ былъ знакомъ весьма близко. При Гарри Самсонъ былъ только бойкимъ, веселымъ товарищемъ, готовымъ принять участіе въ попойк, въ псовой охот, въ птушьемъ бо, въ стрльб въ цль, въ картахъ, въ конскихъ скачкахъ, и никогда невыходилъ изъ границъ приличія, онъ скоре старался доставлять молодому человку развлеченіе, чмъ наводить его на путь пороковъ. Старанія кастльвудскаго священника увнчались полнымъ успхомъ. Онъ имлъ не только веселый нравъ, но и природное остроуміе, — не только способность, но и опытность въ дл лести, которая была его ремесломъ и средствомъ къ пропитанію съ самыхъ раннихъ лтъ его жизни, съ минуты поступленія въ университетъ, когда ему представилась необходимость избрать средства, съ помощію которыхъ можно бы составить счастіе въ жизни. Сказавъ недавно, что въ настоящее время не существуетъ уже въ мір потребителей лягушекъ, мы только выразили сатиру на льстецовъ {Toadeater въ буквальномъ перевод означаетъ потребителя лягушекъ, въ переносномъ смысл, низкаго льстеца.}. Безъ всякаго сомннія, и теперь еще есть люди одинаковой профессіи съ мистеромъ Самсономъ. Посылая маленькихъ мальчиковъ нашихъ въ общественныя школы, родители даютъ имъ наставленія, руководствуясь которыми дти невольно становятся льстецами. Впрочемъ лесть ныншняго времени проявляется замаскированне лести, существовавшей столтіе назадъ. Молодые и старые люди имютъ у себя своихъ прихвостней и прихлебателей, но послдніе стараются поставить себя на одну ногу съ своими патронами, занимаютъ деньги, смиренно поглощаютъ лягушекъ, рука въ руку являются въ обществ съ великимъ человкомъ, и обходятся съ нимъ за панибрата. Въ т добрыя, старыя времена, когда Гарри впервые пріхалъ въ Европу, льстецъ какого-нибудь джентльмена не позволялъ себ забываться передъ старшими, онъ открыто платилъ дань уваженія своему патрону, открыто называлъ его своимъ благодтелемъ, исполнялъ всевозможныя его порученія, величалъ его милордомъ, стоялъ передъ нимъ на вытяжку, пока ему не предлагали стула, и льстилъ ему ex officio. Мистеръ Самсонъ нисколько не стыдился, называя Гарри своимъ молодымъ покровителемъ: такъ совтовалъ ему называть Гарри его другой благородный патронъ, графъ Кастльвудъ. Мистеръ Самсонъ вмнялъ себ за особенное счастіе находиться подл Гарри, и, въ качеств нахлбника, хвалилъ его встрчному и поперечному, длалъ отъ имени Гарри заказы магазинщикамъ, отъ которыхъ, за рекомендацію, получалъ проценты,— исполнялъ порученія Гарри и другихъ, если только нашъ молодой джентльменъ требовалъ этого исполненія отъ услужливаго пастора, который охотно отправлялъ обязанности ami du prince для многихъ джентльменовъ. Вообще, надо признаться, что мистеръ Варрингтонъ со времени прізда своего въ Европу, несовсмъ былъ счастливъ въ выбор друзей.

— Какую странную репутацію, сэръ, составили для васъ въ здшнемъ мстечк! воскликнулъ мистеръ Самсонъ, по приход изъ кофейной. Мсьё Ришельё ничто въ сравненіи съ вами!

— Что вы хотите сказать? какой мсьё де-Ришельё? сказалъ прямодушный Гарри, который ни разу не слышалъ о побдахъ, доставившихъ славу этому французскому герцогу.

Мистеръ Самсонъ объяснилъ, въ чемъ дло. Хорошенькая вдовушка Патчамъ, только-что пріхавшая на минеральныя воды, была безъ ума отъ мистера Варрингтона: это доказывали вс манеры, вс ея поступки на вчерашнемъ балу. Что касается до мистриссъ Гуперъ, то дло это было всмъ извстно, и алдермэнъ увезъ ее въ Лондонъ собственно изъ ревности. Объ этомъ говорили вс постители минеральныхъ водъ.

— Кто же это говоритъ? съ негодованіемъ воскликнулъ Гарри. Я бы хотлъ встртиться лицомъ къ лицу съ человкомъ, который осмливается говорить подобныя вещи, и вызвалъ бы такого негодяя на дуэль.

— Я несмю указать на него, зная, что это сильно повредитъ ему, смясь сказалъ мистеръ Самсонъ.

— Во всякомъ случа, продолжалъ мистеръ Варрингтонъ, прохаживаясь по комнат взадъ и впередъ и приходя все боле и боле въ негодованіе:— во всякомъ случа, тотъ, кто отзывается подобнымъ образомъ о лэди или джентльменахъ, не иметъ ни стыда, ни совсти.

— Я говорилъ тоже самое, серьёзнымъ тономъ сказалъ кастльвудскій священникъ, покачивая головой и въ тоже время принимая на себя видъ обиженнаго человка, хотя, говоря по чистой совсти, ему и въ голову не приходило сердиться, слушая клевету, взводимую на Гарри.

— У человка, повторяю я, который ршается клеветать на какого бы то ни было мужчину или женщину, нтъ ни стыда, ни совсти. Въ нашей стран подобный человкъ долженъ беречь свои уши, не для чего далеко ходить за примромъ: у насъ передъ самымъ моимъ отъздомъ въ Европу, три брата застрлили одного господина, за то собственно, что послдній дурно отзывался объ ихъ сестр.

— И по дломъ такому негодяю! воскликнулъ Самсонъ.

— Знаете ли, Самсонъ, здсь уже успли распустить дурную молву и на счетъ меня…. на счетъ меня и одной бдной французской танцовщицы.

— Я уже слышалъ, отвчалъ мистеръ Самсонъ, вытрясая изъ своего парика пудру.

— Вдь это гадко, не правда ли?

— Гнусно.

— Тоже самое говорятъ здсь и о милорд Марч. Не безсовстно ли?

— Да, отвчалъ мистеръ Самсонъ, сохраняя на лиц своемъ выраженіе изумительной важности.

— Я ршительно не знаю, что длать мн, если эти исторіи дойдутъ до слуха моей матери. Это убьетъ ее, непремнно убьетъ. За нсколько дней передъ вашимъ пріздомъ, одинъ мой пріятель, изъ военныхъ, нкто мистеръ Вульфъ, сообщилъ мн самую гнусную клевету. Праведное небо! называть джентльмена моего происхожденія обольстителемъ женщинъ! Посл этого они могутъ говорить, что я конокрадъ, разбойникъ, который вламывается въ дома. Клянусь, если я услышу это отъ кого-нибудь, то обрублю тому уши!

— Я читалъ, сэръ, что Турецкому Султану присылаютъ иногда цлые мшки обрзаныхъ ушей, смясь, говорилъ мистеръ Самсонъ. Если бы вы вздумали рзать уши всмъ, кто занимается злословіемъ, тогда — о, какое множество корзинъ вы наполнили ли бы ими!

— И, поврьте, я сдлалъ бы это со всякимъ человкомъ, который произнесъ бы хотя одно дурное слово противъ какого бы то ни было джентльмена или лэди! воскликнулъ Виргинецъ.

— Прогуляйтесь на воды, и вы найдете тамъ жатву для вашей шпаги. Я только-что оттуда. Приливъ злословія дошелъ до крайняго предла. Клевета во всемъ своемъ разгар, сказалъ священникъ, пожавъ плечами.

— Все это можетъ быть, отвчалъ мистеръ Варрингтонъ, и я накажу того, кто будетъ клеветать на меня. Замтьте это.

— Заране сожалю объ этомъ человк, я знаю, что ваше наказаніе ему не понравится, какъ знаю и то, что вы всегда врны своему слову.

— Въ этомъ можете быть уврены. Но довольно. Не отправиться ли намъ обдать и оттуда на чай къ лэди Трумпингтонъ?

— Вы знаете, сэръ, что ни отъ картъ, ни отъ бутылки вина я не смю отказаться, сказалъ мистеръ Самсонъ. И потому пусть послдняя будетъ первыми, а первыя — послднею.

Съ этими словами оба джентльмена отправились въ гостинницу за табль-д’отъ.

То былъ вкъ, когда пить вино считалось дломъ боле обыкновеннымъ, чмъ въ наше время,— въ вкъ воздержанія и умренности. Со времени прибытія арміи генерала Браддока въ Америку, нашъ молодой Виргинецъ пріучился и полюбилъ наливать стаканъ и провозглашать заздравные тосты: Гарри слышалъ, что принимать вызовы на тостъ или дуэль, считалось между военными офицерами дломъ чести. Такъ и теперь, Гарри и кастльвудскій священникъ обильно пили бургондское, произнося, по существовавшему тогда незатйливому обыкновенію, имя своей любимой лэди при каждомъ стакан.

Кастльвудскій священникъ, желая узнать, какъ далеко зашло дло между Гарри и лэди Маріей, имлъ на это свои основательныя причины, ему нужно было знать подвигалось ли оно впередъ, или уже кончилось. Повторяемые стаканы бургондскаго, производя свое дйствіе, разгорячили мистера Самсона и его молодаго друга до такой степени, что они могли говорить съ тмъ особеннымъ краснорчіемъ, съ той удивительной откровенностью, которыми воодушевляетъ человка извстное количества хорошаго вина. О восхитительные виноградники юга! плнительные, освщеннные лучами лтняго солнца берега Гаронны! О гостепріимные, радушные погреба Гледстана и Мореля, скрывающіе въ себ потемнвшіе отъ времени сосуды! Неужели намъ нельзя сказать слова благодарности за все удовольствіе, которымъ мы вамъ обязаны? Неужели однимъ только членамъ общества воздержанія позволено провозглашать похвалы своему учрежденію? Неужели только одни потребители зелени имютъ право воспвать какую-нибудь капусту или петрушку? Разв мы скромные энофилисты не можемъ пть похвалы нашему любимому растенію? Выпивъ приличное количество добраго бордоскаго вина, человкъ приходитъ въ такое состояніе, когда вс благородныя способности души пробуждаются въ немъ, когда умъ становится свтле и яркими проблесками обнаруживаетъ всю свою глубину, когда скованныя слова и мысли сбрасываютъ съ себя оковы, вырываются наружу и льются потокомъ, когда чувство пріязни протягиваетъ руку всему человчеству, и застнчивая истина готова представиться цлому свту во всей своей нагот. Подъ вліяніемъ виноградной влаги, съ какою готовностію мы спшимъ помочь бдному! съ какою горячностью бросаемся мы на освобожденіе притсненнаго! Передъ лицомъ всхъ помпъ, выбрасывающихъ воду, я говорю, что за хорошимъ виномъ бываетъ моментъ, при которомъ если человкъ воздержится, то сохранитъ свой умъ, храбрость, великодушіе и краснорчіе, но моментъ этотъ проходитъ, и лишній стаканъ вина разрушаетъ въ человк это блаженное состояніе. На другое утро ощущается несносная головная боль, мы отказываемся отъ высказаннаго наканун желанія быть въ Парламент представителями своего роднаго города, забываемъ о дуэли, которою заочно грозили французскимъ офицерамъ, непочтительно отзывавшимся о нашемъ отечеств, отдаемъ приказаніе никого не принимать и ложимся въ постель совсмъ больные.

Итакъ, когда табль-д’отъ совершенно опустлъ, и когда мсьё Барбо принесъ свжую бутылку бургондскаго, кастльвудскій священникъ чувствовалъ въ себ необычайное влеченіе къ краснорчію и сильное желаніе сообщить своему молодому другу нсколько правилъ, проникнутыхъ глубиною высокой нравственности, между тмъ какъ Гарри съ нетерпніемъ желалъ разсказать свою личную исторію и подлиться съ новымъ другомъ всми своими чувствами. Обратите вниманіе на этотъ фактъ. Вы видите сами, что человкъ выпилъ лишній стаканъ вина, и начинаетъ говорить все, что ни придетъ ему въ голову. Вотъ почему я съ такимъ чувствомъ обращался съ моей рчью къ чистой вод, этой невинной влаг!

— Мн пріятно слышать, мистеръ Варрингтонъ, о безукоризненности вашихъ поступковъ въ отношеніи къ Каттарин, я этому радуюсь отъ всей души! сказалъ восторженный мистеръ Самсонъ:— вы доказали, что стоите выше всякой клеветы, и можете устоять противъ всякаго искушенія! Да, любезный мой сэръ, не вс бываютъ такъ счастливы. Какое чудное вино! и, сдлавъ глотокъ, мистеръ Самсонъ прибавилъ:— за чье здоровье прикажете выпить?

— За здоровье миссъ Фанни Моунтэйнъ, изъ Виргиніи, сказалъ мистеръ Варрингтонъ, наливая стаканъ, и въ тоже время уносясь своими мыслями за тысячи миль, къ своему родному крову.

— Вроятно, это одна изъ вашихъ американскихъ жертвъ, замтилъ кастльвудскій священникъ.

— Нтъ, ей всего десять лтъ, у меня нтъ ни одной жертвы во всей Виргиніи, отвчалъ молодой джентльменъ.

— Вы настоящій джентльменъ, не хотите даже разсказать о своихъ любовныхъ похожденіяхъ.

— Потому что я ихъ не имлъ. въ нашемъ государств не существуетъ обычая губить двочекъ, и нтъ привычки посщать общество порочныхъ женщинъ. Мы, виргинскіе джентльмены, уважаемъ женскій полъ, женщину ни одинъ изъ насъ не ршится довести до позора! воскликнулъ молодой боверъ, принимая гордый видъ, въ этотъ моментъ Гарри былъ прекрасенъ. Молоденькая лэди, которую я назвалъ, продолжалъ онъ: — живетъ въ нашемъ дом съ младенчества, и я убилъ бы того, кто бы осмлился оскорбить ее, убилъ бы — клянусь небомъ!

— Ваши чувства длаютъ вамъ честь! вашу руку, мистеръ Варрингтонъ! позвольте пожать вашу руку! вскричалъ пламенный кастльвудскій священникъ: — при этомъ позвольте сказать, что вамъ жметъ руку искренній другъ, а не просто бдный нахлбникъ, старающійся угодить своему богатому патрону. Нтъ! при такой влаг, какъ эта, вс люди равны, вс богаты, пока бутылка такого вина стоитъ передъ нами! Томъ Самсонъ, обладая этой бутылкой, такъ же богатъ, какъ и вы, милордъ, владя своимъ княжествомъ.

— Такъ выпьемъ еще бутылку этого богатства! сказалъ Гарри, захохотавъ: — Encore du cachet jaune, mon bon monsieur Barbeau!— и мсьё Барбо отправился въ погребъ.

— Еще бутылку богатства! славно, чудесно! Вы прекрасно говорите пофранцузски, мистеръ Гарри.

— Ничего, порядочно. По крайней мр мсьё Барбо понимаетъ меня.

— Что вы ни длаете, все прекрасно. Вы во всемъ успваете. Вотъ почему здсь и думаютъ вс, что вы плнили множество женскихъ сердецъ.

— Опять о женщинахъ! Я ужь, кажется, сказалъ, что мн не нравятся эти исторіи о женщинахъ. Ну, сами скажите, Самсонъ, можно ли такъ чернить имя джентльмена?

— Во всякомъ случа, сэръ, къ одной изъ женщинъ вы неравнодушны, если только мои глаза не обманываютъ меня, замтилъ кастльвудскій священникъ.

— Кто же эта счастливица? спросилъ Гарри, весь вспыхнувъ.

— Извините, сэръ. Я не назову ее. Бдному священнику не слдуетъ вмшиваться въ дла своихъ покровителей, тмъ боле узнавать ихъ намренія.

— Намренія! какія намренія, мистеръ Самсонъ.

— Мн казалось, что я замтилъ особенное расположеніе, оказываемое въ Кастльвуд со стороны одной весьма милой и уважаемой лэди. Мн казалось, что это расположеніе нравилось одному прекрасному молодому джентльмену, но я, быть можетъ, ошибаюсь и потому прошу прощенія.

— О, Самсонъ, Самсонъ! воскликнулъ молодой человкъ:— я несчастный человкъ. Я давно ищу человка, которому могъ бы открыть свое сердце, или попросить его совта. Значитъ, вы знаете нкоторыя отношенія…. между мной и…. мсьё Барбо — передайте бутылку мистеру Самсону — и…. другой особой.

— Я слдилъ за вами въ теченіе минувшаго мсяца, сказалъ кастльвудскій священникъ.

— Вы слдили за мной! значить, вы были моимъ шпіономъ?

— Шпіономъ! Мистеръ Варрингтонъ, вы слишкомъ явно вели дла свои, чтобы не замтить ихъ, а лэди Марія еще недостаточно опытна въ наук обманывать. Вы постоянно были вмст. Въ парк, въ аллеяхъ, въ селеніи, въ замк, — постоянно находили предлогъ быть вмст, а въ это время за вами слдило, кром моихъ глазъ, множество другихъ.

— Всемогущія силы! Что же вы видли, Самсонъ? вскричалъ молодой человкъ.

— Извините, сэръ, позвольте и мн быть скромнымъ въ свою очередь.

Гарри раскраснлся еще больше.

— О, Самсонъ! воскликнулъ онъ: — могу ли я…. скажите, могу ли я положиться на васъ?

— Неоцненный сэръ…. благороднйшій, великодушнйшій юноша…. вы знаете, что я готовъ пролить за васъ кровь моего сердца! воскликнулъ кастльвудскій священникъ, крпко сжавъ руку своего патрона и обративъ къ потолку горвшіе отъ вострога глаза.

— Да, Самсонъ, я несчастенъ. Я хотлъ бы бжать отсюда отъ этихъ картъ, отъ этого вина. Признаюсь откровенно, что въ Кастльвуд происходили нкоторыя вещи между мной и одною изъ тамошнихъ лэди.

Кастльвудскій священникъ, наклонясь къ стакану, слегка просвисталъ.

— И эти-то вещи отравляютъ все мое счастіе. Вызнаете, что если джентльменъ далъ слово, то долженъ и сдержать его. Я думалъ, что люблю лэди Марію, и дйствительно я ее люблю: она милое, доброе, нжное, любящее созданіе, она ктому же недурна собой — даже очень недурна, но, Самсонъ, вы знаете наши лта. Вы только представьте себ, Самсонъ, наши лта! Вдь она немоложе моей матери!

— Которая никогда бы не простила вамъ….

— Это вздоръ! я не позволю вмшиваться въ мои дла ни мадамъ Эсмондъ, ни кому другому, сказалъ Гарри:— дло въ томъ, Самсонъ, — она стара и…. о Боже! Что сказала мн тетушка Бернштэйнъ!…

— Что же такое?

— То, чего я не могу открыть другимъ, что меня терзаетъ!

— Ужь не….

И мистеръ Самсонъ вдругъ замолчалъ. Онъ хотлъ-было сказать о маленькихъ продлкахъ лэди Маріи съ французскимъ танцовальнымъ учителемъ и нсколько другихъ интересныхъ анекдотовъ, касавшихся ея личности. Но или онъ недостаточно еще выпилъ, чтобъ дойти до извстной степени откровенности, или уже выпилъ лишнее, и чрезъ это утратилъ минуту счастливаго состоянія.

— Да, да, вс до одного фальшивые, вс до одного! продолжалъ Гарри.

— Праведное небо! Что вы хотите сказать? спросилъ мистеръ Самсонъ.

— Вотъ что, вотъ! отвчалъ Гарри, стуча пальцомъ по своимъ блымъ зубамъ: — я этого не зналъ. Клянусь, не зналъ. О, это ужасно, ужасно! я не зналъ сна въ теченіе нсколькихъ ночей. Нашъ добрый ддушка имлъ вставные зубы, ему сдлалъ ихъ какой-то французъ Шарльтонъ, мы еще бывало смотрли, какъ они скалились на дн стакана, мы замчали, какъ сжимались челюсти у ддушки, когда онъ вынималъ ихъ…. но не думалъ…. никакъ не думалъ я, что и у нея тоже самое!

— Что же это такое? спросилъ мистеръ Самсонъ.

— Помилуйте, сэръ, неужели вы не понимаете? я говорю про зубы! вскричалъ Гарри, ударивъ по столу.

— Ну, что же за важность, — всего только два.

— По какому чорту вы это знаете, сэръ? спросилъ молодой человкъ гнвнымъ тономъ.

— Я…. я…. отъ горничной. Ей вышибли два зуба камнемъ, который еще разскъ ей губу, и лэди Марія замнила натуральные зубы вставными.

— О Самми! неужели вы хотите сказать, что у нея не вс фальшивые зубы? вскричалъ мальчикъ.

— Всего только два, никакъ небольше, мн сказала это Пегги, которой ничего не значило вмсто двухъ сказать тридцать два, остальные зубы у лэди Маріи крпки, какъ ваши, и какъ ваши же прекрасны!

— А волосы, Самсонъ, вы тоже скажете, что они у ней натуральные? спросилъ молодой джентльменъ.

— Роскошные волосы — я самъ ихъ видлъ. Въ этомъ я могу дать клятву. Длинные, волнистые волосы, станъ у милэди прелестный, кожа блая, какъ снгъ, сердце такое доброе, какого я въ жизнь не знавалъ, и я увренъ, что это сердце бьется нжною страстью къ вамъ, мистеръ Варрингтонъ.

— О Самсонъ! да благословитъ васъ небо! Вы сняли съ души моей тяжолый камень! Какъ я счастливъ, или нтъ, врне сказать, — какъ я несчастливъ! Она стара, какъ мадамъ Эсмондъ…. клянусь Георгомъ, по лтамъ она годится мн въ матери. Вдь вы не захотите, чтобъ я женился на женщин однихъ лтъ съ моей матерью? Это нехорошо, клянусь Георгомъ, слишкомъ нехорошо.

И тутъ мы, къ сожалнію должны сказать, что Гарри Эсмондъ Варрингтонъ, эсквайръ изъ Кастльвуда въ Виргиніи, началъ плакать. Онъ, какъ видно, усилилъ усладительное состояніе души нсколькими лишними стаканами.

— Поэтому вы не хотите жениться на ней? спросилъ священникъ.

— Какое вамъ до этого дло, сэръ? Я общалъ ей, а Эсмондъ — виргинскій Эсмондъ, замтьте это…. какъ васъ зовутъ…. Самсонъ…. уметъ держать свое слово!

Выраженіе было благородно, но Гарри произнесъ его съ невнятнымъ звукораздленіемъ.

— Помните, я сказалъ виргинскій Эсмондъ, продолжалъ бдный Гарри Варрингтонъ, приподнявъ кверху палецъ:— я не подразумваю тутъ младшей отрасли фамиліи Эсмондовъ. Я не указываю на Вилля, который укралъ лошадь у меня, и которому я переломаю вс кости. Я отдаю вамъ лэди Марію…. да благословитъ ее небо! да благословитъ небо и васъ, Самсонъ,— вы, любезный мой, заслуживаете быть епископомъ.

— Я полагаю, между вами была переписка? сказалъ Самсонъ.

— Переписка! Да, чортъ возьми! Она безпрестанно писала мн письма! Бывало подведетъ къ окну и всунетъ за обшлагъ записочку! Письма!— это славная идея! Посмотрите сюда! Вотъ эти письма!

И Гарри швырнулъ бумажникъ, содержавшій въ себ груду писемъ отъ бдной лэди Маріи.

— Въ самомъ дл, это письма. Какая кипа! сказалъ кастльвудскій священникъ.

— Но лишь только кто прикоснется къ нимъ, тотъ умретъ…. умретъ…. на мст! вскричалъ Гарри, вскочивъ со стула и бросаясь къ своей шпаг. Онъ обнажаетъ ее и, топнувъ новой, восклицаетъ: ха, ха! нападаетъ на мистера Барбо, который прячется за изумленнаго кастльвудскаго священника. Намъ бы пришлось, быть можетъ, представить картину поразительне тхъ, которыя мы изображали и въ которыхъ Гарри Варрингтонъ рисовался на первомъ план, даже и теперь юноша, у котораго всклокочены волосы, который неистово размахиваетъ шпагой по воздуху и грозитъ пронзить ею испуганныхъ содержателя гостинницы и домашняго пастора, представлялъ собою превосходный предметъ для карандаша артиста. Но, — о боги!— представьте, онъ спотыкается на стулъ и падаетъ на полъ совершенно побжденный врагомъ, овладвшимъ всми его умственными способностями! Гумбо! иди скорй и уложи своего господина въ постель.

ГЛАВА VIII,
ВЪ КОТОРОЙ ПОДАЮТЪ ФАМИЛЬНУЮ КАРЕТУ.

Теперь вмняемъ себ въ пріятную обязанность открыть тайну, которую мистеръ Ламбертъ прошепталъ на ухо своей жен въ конц предпослдней главы, и гласность которой произвела столь великое удовольствіе во всемъ оакгорстскомъ семейств. Сно убрано, хлбъ не созрлъ еще для жатвы и лошади стоятъ безъ всякаго употребленія: почему бы, спросилъ полковникъ Ламбертъ, не заложить ихъ въ коляску и не създить на тонбриджскія минеральныя воды, взявъ по дорог, въ Вестергэм, своего пріятеля, мистера Вульфа?

Мистриссъ Ламбертъ съ восторгомъ приняла такое предложеніе, и въ знакъ благодарности за него нжнымъ объятіемъ наградила добраго джентльмена. Дти прыгали отъ радости. Дочери въ ту же минуту побжали приготовить свои лучшіе кембрики, подесуа, фалборки, воланы, шляпки, кардиналки, мшки, неглиже, солитеры, воротнички, ленты, платья, чулки узорчатаго вязанья, ботинки съ высокими каблуками и другія принадлежности дамскаго туалета, названія которыхъ едва ли кто въ состояніи припомнить. Лучшіе наряды мистриссъ Ламбертъ попали подъ утюги, подвергаясь этой пытк весьма рдко, при торжественныхъ только случаяхъ, и по прошествіи ихъ немедленно удалялись въ заточеніе, на покой между лавандовыми подушечками. Храбрый полковникъ досталъ шляпу, обшитую галунами, камзолъ и шпагу съ посеребреннымъ эфесомъ. Чарли восхищался, любуясь праздничнымъ нарядомъ своего отца, въ которомъ послдній внчался и который мистриссъ Ламбертъ, не безъ нкотораго сожалнія, перекроила на новый фасонъ. Доморощеннымъ конямъ, Боллу и Дамилингу, убрали лентами хвосты и гривы, Чампъ, старая ломовая лошадь, помогала первымъ двумъ тащить карету по гористой дорог отъ Оакгорста до Вестергэма. Карета была древняя машина: она принимала участіе въ процессіи, сопровождавшей Георга I отъ Гринича до Лондона, когда король этотъ прибылъ изъ-за границы, чтобы сдлаться властелиномъ могущественнаго государства. Она служила отцу мистера Ламберта, потомки котораго съ самыхъ раннихъ лтъ своей жизни питали къ ней особенное уваженіе и считали ее за одну изъ великолпнйшихъ каретъ въ трехъ соединенныхъ королевствахъ. Брайанъ, кучеръ и вмст съ тмъ землепашецъ, принадлежавшій оакгорстской фамиліи, занялъ козлы, помстивъ подл себя мистера Чарли. Лучшія платья, упакованныя въ чемоданы, лежали наверху кареты. Въ каретные карманы были засунуты пистолеты полковника, позади козелъ повсили ружье для Брайана, который служилъ когда-то въ военной служб. Ни одинъ разбойникъ, однакоже, не осмлился напасть на нашихъ путешественниковъ, мало того, ни одинъ содержатель гостинницы не ршился взять лишнее съ полковника, который, обладая тощимъ кошелькомъ и многочисленнымъ семействомъ, не общалъ хорошей добычи грабителямъ, населявшимъ королевскую большую дорогу. Молодой полковникъ Вульфъ нанялъ скромную квартиру въ томъ же дом, въ которомъ останавливался самъ и до котораго проводилъ Ламбертовъ верхомъ на лошади.

Случилось такъ, что домъ этотъ находился напротивъ квартиры баронессы Бернштэйнъ, и такъ какъ оакгорстское семейство прибыло въ Тонбриджъ въ субботу, то ему привелось видть, какъ портшезъ за портшезомъ съ мужчинами въ напудренныхъ парикахъ и съ женщинами въ пышныхъ парчевыхъ нарядахъ останавливались у дверей баронессы, дававшей, по обыкновенію, карточный вечеръ. Солнце еще стояло надъ горизонтомъ (у нашихъ предковъ вечернія собранія начинались весьма рано, гости садились за яства, питія и карты посл трехъ часовъ пополудни и сидли до глубокой ночи и даже до утра) и потому провинціальныя лэди могли видть изъ окна квартиры различныхъ особъ, собиравшихся на вечеръ баронессы. Полковникъ Вульфъ называлъ имена многихъ замчательныхъ лицъ. Мы какъ будто и сами присутствуемъ на этомъ вечер, думали Гетти и Тео. И дйствительно, имъ можно было видть не только прибывавшихъ гостей, но и смотрть въ открытыя окна баронессы на гостей уже прибывшихъ. Нкоторыхъ особъ мы уже видли прежде. Когда у дверей баронессы явилась герцогиня квинсбюрійская и когда мистеръ Вульфъ объяснилъ, что это за особа, Мартинъ Ламбертъ началъ читать поэму своего любимаго поэта, Матью Прайора: ‘Прелестная и молодая Китти’.

— Подумаешь, что эта старуха была въ свое время похожа на васъ, мои дти! сказалъ полковникъ.

— На насъ, папа? насъ еще никто и не думаетъ считать красавицами! возразила миссъ Гетти, вздернувъ свою маленькую головку.

— Да, на васъ, — на васъ, мои шалуньи, особливо въ этотъ моментъ, когда вы хотли бы участвовать въ этомъ блестящемъ собраніи: —

‘Воспламененная гнвомъ посл строгаго запрещенія благоразумной матери, она должна была разыгрывать роль смиренницы и оставлять въ неизвстности свой умъ и красоту.’

— Насъ туда не приглашали, папа, да и то сказать, если тамъ, кром этой красавицы, нтъ другихъ, на которыхъ стоило бы посмотрть, то едва ли найдутся и такія умницы, которыхъ бы можно было послушать, — снова возразилъ сатирикъ оакгорстскаго семейства.

— Матью Прайоръ — рдкій поэтъ! продолжалъ полковникъ: — хотя вы, мои милыя, не прочитали ни одной поэмы, у которыхъ я нарочно поставилъ крестики. Рдкій поэтъ! и вотъ вамъ привелось видть одну изъ его героинь! ‘Любовь взяла верхъ и мать согласилась’ (она должна была согласиться, неправда ли, мистриссъ Ламбертъ!)

‘Любовь взяла верхъ, и мать согласилась. Желаніе Китти исполнилось. Она получила коляску на цлый день, и воспламенила весь свтъ.’

— Должно быть она была весьма воспламенительна, сказала мистриссъ Ламбертъ.

— Да, душа моя,— двадцать лтъ назадъ, она была пламенне, чмъ теперь, замтилъ полковникъ.

— Перестаньте, мистеръ Ламбертъ! сказала мать семейства.

— Посмотрите, посмотрите! вскричала Гетти, подбгая къ окну и указывая на небольшую площадку съ крытой галлереей, изъ которой былъ ходъ въ партамепты баронессы и вокругъ которой стояла толпа уличныхъ мальчишекъ, праздношатавшихся и ротозевъ, наблюдавшихъ прибытіе гостей.

— Это Гарри Варрингтонъ! воскликнула Тео, махая платкомъ молодому Виргинцу, но, къ сожалнію, Варрингтонъ не замтилъ привтствія миссъ Ламбертъ. Виргинецъ шолъ рука въ руку съ виднымъ пасторомъ въ мантіи изъ новой шолковой матеріи, оба они скрылись въ дверяхъ баронессы Бернштэйнъ.

— Я слышалъ, что этотъ пасторъ говорилъ въ прошлое воскресенье превосходную проповдь, сказалъ мистеръ Вульфъ:— правда, онъ употреблялъ театральные жесты, но самая проповдь была исполнена краснорчія и силы.

— Джемсъ, вы, кажется, бываете здсь каждое воскресеньё? спросила мистриссъ Ламбертъ?

— И каждый понедльникъ и другіе дни недли до самой субботы, прибавилъ полковникъ. Гарри усплъ уже сдлать значительныя украшенія въ своей наружности: у него завитые волосы, вроятно, и онъ намренъ принять участіе въ собраніи баронессы.

— Въ субботу вечеромъ я бы лучше сидлъ дома, сказалъ степенный мистеръ Вульфъ, и ужь во всякомъ случа провелъ бы этотъ вечеръ вдали отъ картъ и злословія, впрочемъ сегодня нахожусь въ полномъ вашемъ распоряженіи, мистриссъ Ламбертъ. Не прикажете ли перейти черезъ улицу и пригласить къ вамъ мистера Варрингтона?

— Нтъ, зачмъ лишать его удовольствія? Мы увидимъ его завтра. Ему не понравится, если мы, провинціалы, устранимъ его отъ такого блестящаго собранія, сказала кроткая мистриссъ Ламбертъ.

— Я радуюсь, что онъ тамъ не одинъ, а съ священникомъ который говоритъ прекрасныя проповди, плавнымъ голосомъ сказала Тео, и въ то же время глаза ея какъ будто говорили: ‘вотъ видите! онъ вовсе не такой дурной человкъ, какимъ вы считали его, я никогда этому не врила’. У пастора очень доброе, пріятное лицо.

— А вотъ идетъ и самый главный пасторъ, сказалъ мистеръ Вульфъ:— это милордъ епископъ салисбюрійскій, съ голубой лентой, его провожаетъ священникъ.

— А это кто? спросила мистриссъ Ламбертъ въ то время, какъ носильщики въ богатыхъ ливреяхъ, предшествуемые тремя лакеями въ тхъ же самыхъ пышныхъ ливреяхъ, поднесли къ дверямъ баронессы раззолоченный портшезъ, украшенный пятью графскими коронами. Епископъ, вступивъ въ дверь, остановился, съ почтительными поклонами и любезностями побжалъ къ портшезу и подалъ руку сидвшей въ немъ лэди.

— Скажите, кто это? повторила мистриссъ Ламбертъ.

— Sprechen sie Deutsch? Ja, mein herr. Nichts verstand, сказалъ шутливый полковникъ

— Какъ теб не стыдно, Мартинъ!

— Ну, какъ же я объясню теб, мой другъ,— кто эта особа, если ты не понимаешь понмецки? Вообще на твое образованіе мало обращено было вниманія. Знаешь ли ты, по крайней мр, геральдику — кажется, знаешь?

— Папа, я знаю! вскричалъ Чарли, разсматривая гербъ: — на золотомъ пол три лани и графская корона, сказалъ юноша.

— Корона графини, мой сынъ. Это графиня Ярмутская.

— Скажите же пожалуйста, кто она такая?

— Наши государи всегда имли обыкновеніе награждать людей замчательныхъ различными почестями, серьёзнымъ тономъ продолжалъ полковникъ:— такимъ образомъ и эта знатная лэди была возведена нашимъ всемилостивымъ государемъ въ званіе графини британскаго королевства.

— Это почему, папа? въ одинъ голосъ сказали дочери.

— Оставьте его, дти! сказала мама.

— Y {Y (уай) — буква въ англійской азбук, а why (уай) означаетъ въ перевод почему.}, мои дти, продолжалъ неисправимый полковникъ: — одна изъ послднихъ и некрасивыхъ буквъ во всей азбук. Когда я разсказываю вамъ какую-нибудь исторію, вы всегда мн длаете вопросъ: почему? Почему милордъ епископъ такъ раболпствуетъ предъ ней? Посмотрите, какъ онъ потираетъ свои жирныя руки и улыбается ей въ лицо! Лицо это уже давно непривлекательно. Оно нарумянено, наблено, какъ у балетной актрисы.

— А вотъ и еще голубая лента. Это милордъ Бамборо, потомокъ Готспоровъ, надменнйшій человкъ въ Англіи. Онъ останавливается, кланяется, улыбается, держитъ шляпу въ рук. Графиня похлопываетъ его веромъ. Подите вы прочь, негодные мальчишки! не наступите на шлейфъ этой лэди, которой король даровалъ такія почести.

— Но почему же король далъ ей эти почести? еще разъ спросила одна изъ дочерей.

— Опять почему! Опять это одна изъ послднихъ буквъ въ азбук! Слышали ли вы когда нибудь о ея сіятельств герцогин Кендаль? Нтъ.— О герцогин Портсмутской?— Тоже нтъ. О герцогин Ла-Вальеръ? о прекрасной Розамонд?

— Перестань, папа! Къ чему заставлять краснть моихъ милыхъ дочерей? сказала мистриссъ Ламбертъ, наложивъ палецъ на губы своего мужа.

— Да разв я виноватъ? вскричалъ старый республиканецъ. Вините въ этомъ нашихъ королей. Вы только представьте себ епископовъ англиканской церкви и надменнйшихъ аристократовъ въ свт, которые раболпствуютъ и преклоняются предъ нмецкой Іезавелью. О какой стыдъ! какой позоръ!

— Стыдъ! позоръ! повторилъ полковникъ Вульфъ и, схвативъ шляпу, выбжалъ изъ комнаты. Онъ увидлъ невсту свою съ ея матерью, он шли пшкомъ на вечеръ баронессы и сравнялись съ графинею Ярмутъ-Валмоденъ, разговаривавшею съ двумя лордами — духовнымъ и свтскимъ, которые съ выраженіемъ глубочайшей почтительности и съ низкими поклонами провожали графиню, опиравшуюся на руку епископа, до дверей баронессы.

Тео отвернулась отъ окна съ лицомъ печальнымъ, даже выражавшимъ нкоторый страхъ. Между тмъ Гетти, съ негодованіемъ въ глазахъ и съ небольшими розовыми пятнами на обихъ щекахъ, продолжала смотрть изъ окна.

— Подайте Гетти пенни за ея размышленія, сказала мама, подходя къ окну, чтобы отвесть отъ него свою дочь.

— Я думала о томъ, чтобы я сдлала, еслибъ увидла моего папа съ низкими поклонами передъ этой женщиной, — сказала Гетти.

На стол явился самоваръ. Оакгорстское семейство расположилось за вечернюю трапезу, предоставивъ однакожь миссъ Гетти свободу длать свои наблюденія. Между тмъ Чарли выбжалъ на улицу позвать вмст съ толпой на гербы, украшавшіе портшезы, и купить, по приказанію мама и по своему собственному желанію, шести-пеисовый пирогъ, съ этимъ лакомствомъ, завернутымъ въ бумажку, онъ вскор воротился домой.

— Посмотрите, мама, сказалъ онъ, подбжавъ къ окну: — видите ли вы вонъ этого огромнаго мужчину въ коричневомъ кафтан, вонъ того, который ударяетъ своей тростью по каждой тумб! Это ученый мистеръ Джонсонъ. Онъ иногда прізжаетъ къ намъ въ школу повидаться съ нашимъ учителемъ. Сію минуту онъ сидлъ съ своими друзьями за чайнымъ столомъ въ пирожной мистриссъ Браунъ. Они тамъ пили чай, по дв пенсы за чашку. Я слышалъ, что мистеръ Джонсонъ выпилъ семнадцать чашекъ, это составитъ два шиллинга и десять пенсъ — такая огромная сумма! и за что же? за чай!

— Чарли, ты чего хочешь къ чаю? спросила Тео.

— Пирога, отвчалъ Чарли, накладывая зубы на огромный кусокъ сочнаго сырника:— съ мистеромъ Джонсономъ былъ другой джентльменъ, продолжалъ Чарли, сквозь пирогъ, котерымъ былъ наполненъ его ротъ: — мистеръ Ричардсонъ, написавшій….

— Клариссу!— въ одинъ голосъ вскричали вс женщины и побжали къ окну взглянуть на своего любимаго автора.

Въ это время солнце скрылось за горизонтъ, засверкали звзды на неб, и въ комнатахъ баронессы напротивъ нашихъ наблюдательницъ засвтились свчи.

Тео и ея мать стояли вмст. Въ пирожной лавк мистриссъ Браунъ было небольшое освщеніе, при помощи котораго легко можно было видть, какъ одна дама подала шляпу и трость мистеру Ричардсону, а другая надла ему шарфъ на шею,— и онъ отправился домой.

— Скажите пожалуйста! Онъ вовсе непохожъ на Грандисона! воскликнула Тео.

— Мм кажется, душа моя, лучше бы намъ не видть его, возразила мама, которая, какъ мы уже сказали, была женщина сантиментальная и страстная охотница читать романы. Въ эту минуту миссъ Гетти снова прервала начинавшійся разговоръ.

— Оставьте вы этого маленькаго толстяка, — лучше посмотрите, мама, вонъ туда!

И мама вмст съ Тео устремили свое вниманіе въ ту сторону, куда указывала Гетти. Прежде всего имъ бросился въ глаза мистеръ Варрингтонъ, который исполнялъ обрядъ представленія графин Ярмутъ, все еще сопровождаемой раболпствующими перомъ и прелатомъ въ голубыхъ лентахъ. Графиня граціозно сла за ломберный столъ, епископъ, графъ и кто-то четвертый были ея партнерами. Въ это время мистеръ Варрингтонъ вошоль въ амбразуру окна съ лэди, въ которой нетрудно было узнать его кузину, остававшуюся на нсколько минутъ въ Оакгорст.

— Она очень мила, замтила мама.

— Она совсмъ перемнилась. Что она сдлала съ собой? спросила Тео.

— Посмотрите какіе у него пышныя манжеты! Ахъ, мои милыя, онъ уже не носитъ нашей сорочки! вскричала мистриссъ Ламбертъ.

— О чемъ вы разсуждаете? спросилъ папа, склонясь къ спинк дивана, на которомъ онъ, быть можетъ по обыкновенію отцовъ семейства, дремалъ.

Двицы отвтили, что они смотрятъ на Гарри Варрингтона, который стоитъ у окна и разговариваетъ съ лэди Маріей Эсмондъ.

— Подите прочь! вскричалъ папа. Вы не имете права подсматривать за молодымъ человкомъ. Спустите стору!

Стора спущена, и оакгорстскія сестрицы не видли больше ни гостей мадамъ Бернштэйнъ, ни того, что происходило въ ея комнатахъ.

Прошу читателей не прогнваться на мое замчаніе, которое приводится здсь именно для того, чтобъ показать контрастъ между этими двумя домами, стоявшими на одной и той же улиц другъ противъ друга. Въ одномъ изъ нихъ мадамъ де-Бернштэйнъ и ея гости — епископъ, сановники, нобльмены и лэди играли въ карты, сплетничали, пустословили, пили шампанское и уничтожали цыплятъ (послдніе два предмета занятій я не вмняю въ непростительное прегршеніе), или наконецъ оказывали всевозможныя почести фаворитк короля, графин Ярмутъ — Валмоденъ, въ другомъ наши провинціальные друзья, въ небольшой комнатк, куда и мистеръ Брайанъ, исполнявшій должность кучера, пробрался такъ тихо, какъ только позволяли его скрипучіе, подбитые гвоздями сапоги, стояли на колняхъ въ то время, когда мистеръ Ламбертъ, выпрямись во весь ростъ, читалъ въ полголоса молитву, въ которой просилъ небо разогнать мракъ, окружающій ихъ, и сохранить ихъ въ теченіе наступавшей ночи отъ демонскихъ навожденій. Въ его словахъ звучало убжденіе, что молитва двухъ или трехъ, собравшихся во имя Отца небеснаго, будетъ услышана.

На другое утро, — это было, какъ намъ уже извстно, воскресенье,— наши молоденькія провинціалки проснулись и встали ране обыкновеннаго, одлись въ щегольскія новыя платья, которыми предполагалось очаровать жителей Тонбриджа, и подъ прикрытіемъ брата Чарли осмотрли все мстечко, побывали въ зданіи минеральныхъ водъ, и прогулялись по прекрасному лугу еще задолго до завтрака и колокольнаго призыва въ церковь. Во время прогулки Гестеръ узнала домъ, въ которомъ квартировалъ Гарри Варрингтонъ. Она сдлала это открытіе чрезъ мистера Гумбо, который въ утреннемъ наряд, съ курчавыми волосами, завернутыми въ папильотки, отдернувъ малиновыя занавсы, открылъ окно, высунулъ голову и вдохнулъ въ себя струю свжаго утренняго воздуха. Мистеръ Гумбо не замтилъ оакгорстскихъ молодыхъ людей, хотя они видли его довольно ясно. Онъ высунулся изъ окна, сохраняя граціозную позу, — вертлъ въ рукахъ большую метелку изъ перьевъ, которою соизволилъ обмахнуть пыль съ мебели, и ласково разговаривалъ съ краснощекой молочницей и своей лилейной рукой посылалъ ей поцалуй. На этой рук сверкали кольца, вообще вся особа Гумбо была украшена обиліемъ галантерейныхъ бездлушекъ — подарками безъ сомннія какой-нибудь красавицы, умвшей оцнить прекрасныя достоинства молодаго африканца. Оакгорстскія сестрицы раза два прошли мимо этого окна. Хотя оно и оставалось открытымъ, но за нимъ, повидимому, все было пусто. Лицо Гарри Варрингтона не появлялось въ немъ. Но ни та ни другая сестрица не промолвили слова относительно предмета, которымъ заняты были мысли ихъ обихъ. Гетти длала выговоръ Чарли, начинавшему громко высказывать свое мнніе на счетъ завтрака, и замчала ему, что онъ только объ одномъ и думаетъ, какъ бы наполнить свой желудокъ. Въ отвтъ на саркастическое замчаніе сестры, Чарли наивно признался, что ему хотлось бы скушать горячій пирогъ, при этомъ добродушная Тео разсмялась, сказавъ, что у нея есть шесть пенсъ и что если пирожная лавка не закрывается въ праздничные дни, то Чарли можетъ удовлетворить свое желаніе. Пирожная лавка была открыта. Тео достала маленькій кошелекъ, который связанъ былъ ея задушевной школьной подругой и содержалъ въ себ ея карманныя деньги — гинею, подаренную бабушкой, нсколько шиллинговъ и въ одномъ конц кошелька нсколько мдныхъ монетъ, владя такимъ капиталомъ, Тео доставила Чарли возможность полакомиться горячимъ пирогомъ.

— Надо сказать правду, сегодня много было знати въ церкви. Тамъ была эта забавная старуха герцогиня, была мадамъ Бернштэйнъ и подл нея лэди Марія,— мистеръ Вульфъ и миссъ Лоутеръ, съ которой онъ плъ гимны по одной и тои же книг,— потомъ мистеръ Ричардсонъ, окруженный цлымъ роемъ дамъ. Одна изъ нихъ была миссъ Филдингъ, сестра Гарри Филдинга — такъ говорилъ мистеръ Ламбертъ, когда кончилась обдня. О! дти, если бы вы знали, какой былъ славный человкъ этотъ Филдингъ! Его сочиненія стоятъ дюжины вашихъ Памелъ и Клариссъ, мистриссъ Ламбертъ, — впрочемъ, не хочу и говорить объ этомъ: я бы желалъ знать женщину, которой можетъ понравиться истинный юморъ? Въ кругу дтей бдныхъ родителей сидлъ мистеръ Джонсонъ. Замтили ли вы, какъ онъ быстро обернулся къ олтарю, когда стали читать ‘Врую’ и при этомъ опрокинулъ двухъ-трехъ маленькихъ ротозевъ въ кожаныхъ штанишкахъ? Славную проповдь сказалъ кастльвудскій священникъ,— неправда ли? Проповдь на тему о злословіи. Воображаю, какъ тронуты были старухи, сидвшія подъ самой каедрой! Почему мистера Варрингтона не было въ церкви? Стыдно ему, стыдно!

— А я и не замтила: былъ ли онъ или нтъ, сказала миссъ Гетти, вздернувъ свою головку.

Тео, во всякое время представлявшая собою олицетвореніе истины, сказала на это:

— Я такъ думала о немъ, и очень сожалла, что его не было, вдь и ты, Гетти, тоже о немъ думала.

— Извините, миссъ, нисколько, возразила Гетти утвердительнымъ тономъ.

— Для чего же ты шепнула мн, что проповдь говорилъ священникъ мистера Гарри.

— Говорить о священник мистера Варрингтона не тоже самое, что и думать о мистер Варрингтон. Дйствительно, проповдь была превосходная, но ужь зато какъ пли дти, страшно даже вспомнить: кто въ лсъ, кто по дрова! Посмотрите, лэди Марія наслаждается у открытаго окна ароматомъ отъ букета розъ…. это идетъ мистеръ Вульфъ, я знаю его военную походку. Правой-лвой, правой-лвой! Такъ и есть. Здравствуйте, полковникъ!

— Что ты такъ нахмурился, Джемсъ? ласковымъ тономъ спросилъ полковникъ Ламбертъ. Ужь не размолвился ли ты съ твоей очаровательной невстой, или пожалуй не затронула ли тебя за живое сегодняшняя проповдь? Мистеръ Самсонъ, кажется такъ зовутъ священника? славный проповдникъ, клянусь честью!

— Славный проповдникъ и отличный знатокъ своего дла! сказалъ мистеръ Вульфъ, пожавъ плечами.

— Мн показалось, что проповдь продолжалась не больше десяти минутъ, и что во все это время жена моя не только не дремала, но даже не моргнула глазомъ, — такъ ли, Молли?

— А замтили вы, когда этотъ проповдникъ пришолъ въ церковь? спросилъ негодующій полковникъ Вульфъ. Онъ вошолъ въ боковую дверь передъ самой проповдью, сейчасъ посл пнія псалмовъ.

— Что же тутъ удивительнаго? вроятно онъ читалъ обдню на дому какому-нибудь больному, которыхъ здсь такъ много, замтила мистриссъ Ламбертъ.

— Читалъ обдню! О, добрая мистриссъ Ламбертъ! Знаете ли, гд я засталъ его? Я заглянулъ въ квартиру нашего молодаго негодяя-Виргинца.

— Я думаю, у этого Виргинца есть имя и очень порядочное! вскричала Гетти.— Негодяй, это мн нравится! Его зовутъ — Генри Эсмондъ Варрингтонъ, эсквайръ.

— Извольте, миссъ Гестеръ, пусть будетъ по вашему. Я засталъ этого проповдника въ мантіи и Генри Эсмонда Варрингтона, эсквайра, въ шлафрок, въ три четверти одиннадцатаго поутру, когда звонили въ праздничные колокола, я засталъ ихъ обоихъ за игрой въ пвкеіъ, которую они начали еще наканун.

— Что же за бда? порядочные люди играютъ и въ праздники. Самъ король играетъ по праздникамъ.

— Перестань, мой другъ.

— Да, играетъ, продолжала Гетти: — вмст съ намалеванной особой, которую мы вчера видли съ этой графиней, какъ вы ее называете.

— По моему мннію, милая миссъ Гестеръ, священнику приличне въ такіе дни держать въ рукахъ священную книгу, а не эту чортову грамоту — карты, эти же самыя слова я осмлился высказать вашему превосходному проповднику.

Гетти посмотрла такъ выразительно, какъ будто мистеръ Вульфъ сдлалъ непростительную дерзость.

— Я сказалъ также и нашему молодому другу, что, по моему мннію, ему скоре бы слдовало отправиться въ церковь, чмъ сидть дома въ шлафрок за картами.

— Ужь не хотлъ ли полковникъ Вульфъ, чтобы Гарри отправился въ церковь въ шлафрок и колпак? Вотъ бы былъ чудесный спектакль! сказала Гетти, сильне и сильне приходя въ негодованіе.

— Я бы хотлъ, чтобы дочь моя не позволяла языку своему говорить такъ свободно! замтилъ мистеръ Ламбертъ, погладивъ разрумянившуюся щечку разгнванной Гетти.

— Не говорить свободно, когда нападаютъ на нашего друга и никто не хочетъ сказать слова въ его защиту!— Нтъ, никогда!

При этихъ словахъ об губки маленькаго ротика сжались одна съ другою, Гетти задрожала всмъ тломъ, потомъ, бросивъ на мистера Вульфа прощальный грозный взглядъ, она, подъ тмъ предлогомъ, будто бы хочетъ затворить дверь, вышла изъ комнаты и на крыльц залилась слезами.

Мистеръ Вульфъ казался сильно огорченнымъ.

— Увряю васъ, тетушка Ламбертъ, сказалъ онъ:— я вовсе не хотлъ оскорбить чувства миссъ Гетти.

— Знаю, знаю, Джемсъ, очень ласково сказала мистриссъ Ламбертъ, протянувъ ему руку.

Молодой офицеръ еще съ дтства привыкъ называть ее тетушкой Ламбертъ. Между тмъ мистеръ Ламбертъ насвистывалъ свою любимую арію: ‘За высокими горами’, съ акомпаниментомъ барабаннаго боя, который выполнялъ пальцами по оконному стеклу.

— По воскресеньямъ, папа, не позволяется свистать! вскричалъ Чарли, воспитанникъ францисканскихъ монаховъ, и вслдъ за тмъ намекнулъ, что прошло три часа посл завтрака и что онъ намренъ кончить пирогъ, который купила ему Тео.

— Ахъ, Чарли, какой ты ненасытный! сказала Тео. Но тутъ, услышавъ странные звуки на крыльц, Тео выбжала изъ комнаты. Мы не послдуемъ за ней. Звуки эти происходили отъ рыданій, вырывавшихся изъ страдающаго, переполненнаго горемъ сердца маленькой Гетти. Дверь затворена и мы лишены всякой возможности видть, что длалось на крыльц, но можемъ полагать, что Тео бросилась въ объятія сестры и съ ея рыданіями смшала свои слезы.

Вечеромъ, когда оакгорстское семейство вышло на мсто общей прогулки подышать чистымъ воздухомъ, головная боль принудила миссъ Гетти лечь въ постель, мистриссъ Ламбертъ осталась дома присматривать за больной. Чарли встртилъ школьнаго товарища, мистеръ Вульфъ безъ всякаго сомннія прогуливался съ миссъ Лоутеръ. Тео и ея отецъ, скромно наслаждаясь праздничной прогулкой, увидли на одной изъ скамеекъ, поставленныхъ подъ тнью огромнаго дерева, мадамъ Бернштэйнъ и при ней племянника ея и племянницу. Гарри съ привтствіемъ подбжалъ къ своимъ друзьямъ, при вид ихъ на лиц молодаго человка отразилось восхищеніе, мадамъ Бернштэйнъ и лэди Марія весьма благосклонно приняли полковника, который оказалъ такое родственное радушіе милому Гарри.

— Какъ благороденъ и прекрасенъ Гарри! думала Тео. Она называла его по имени, какъ роднаго брата.

— Гарри, почему мы не встртились съ вами раньше, спросила она.

— Я вовсе не думалъ, Тео, что вы здсь.

— Еслибъ захотли, то могли бы увидть насъ.

— Гд же? спросилъ Гарри.

— Тамъ! отвчала Тео, указывая на церковь. Съ упрекомъ въ глазахъ она приподняла свою руку, но на прекрасномъ лиц ея сіяло очаровательное добродушіе. О, благосклонные молодые читатели, выступившіе въ житейское море и въ борьбу съ его треволненіями,— дай Богъ ивамъ имть одно или два непорочныя созданія, которыя любили бы васъ и за васъ молились!

ГЛАВА IX,
ВЪ КОТОРОЙ ЗАКЛЮЧАЕТСЯ МОНОЛОГЪ МИССЪ ГЕСТЕРЪ.

Первымъ чувствомъ Мартина Ламберта, когда онъ узналъ маленькую тайну младшей дочери, обнаруженную ея душевнымъ волненіемъ, былъ гнвъ на молодаго человка, который отнималъ отъ него и отъ цлаго семейства его любимое дитя.

— Хоть бы чума взяла этихъ повсъ, и англійскихъ и индійскихъ! вскричалъ онъ, обращаясь къ жен. Пусть этотъ повса разбиваетъ себ лобъ о косяки всхъ другихъ дверей, кром нашихъ!

— Можетъ статься, мой другъ, что чрезъ насъ онъ не будетъ повсой, сказала мистриссъ Ламбертъ, кротко заступаясь за своего любимца. Въ случайномъ его паденіи предъ нашимъ домомъ, я уврена, участвовала рука провиднія. Вы надо мной смялись, мистеръ Ламбертъ, когда я говорила объ этомъ, если не само небо послало намъ этого молодаго джентльмена, то чему же это вы припишете? Почему знать, что все это длается для нашего счастія и благополучія.

— Что ты тамъ ни говори, Молли, а это жестоко! съ чувствомъ глубокой горести произнесъ полковникъ. Мы ласкаемъ нашихъ дтей, лелемъ, поднимаемъ ихъ, заботимся о ихъ здоровьи, ухаживаемъ за ними во время ихъ болзни, трудимся для нихъ, сберегаемъ для нихъ деньги, и для этого кладемъ заплаты на свое старое платье, заболитъ ли голова у нихъ, мы не спимъ ночи, думая объ ихъ недуг, учимъ ихъ лепетать первыя молитвы, и такъ дале. Во вторникъ утромъ я царь моего дома и семейства. Въ тотъ же вторникъ вечеромъ является какой-нибудь принцъ Випперснапперъ и господство мое кончилось. За пару голубыхъ глазъ, за пару жиденькихъ ногъ, за голову, покрытую жолтыми волосами, они забываютъ всю жизнь, покидаютъ родителей, родныхъ.

— Въ Св. писаніи говорится, что женщина должна оставить все и слдовать за мужемъ. Ты вспомни наше сватовство, милый Мартинъ: оно недолго продолжалось! сказала мистриссъ Ламбертъ, положивъ свою руку на руку мужа.

— Такова ужь человческая натура, и то сказать, чего можно ожидать отъ этой двчонки? вздыхая произнесъ полковникъ.

— И я, мн кажется, исполнила мой долгъ въ отношеніи къ мужу, хотя ради него и оставила моего папа, прибавила мистриссъ Ламбертъ, ласкаясь къ мужу.

— Что и говорить! впрочемъ я тебя люблю, милая Молли! сказалъ добрый полковникъ:— но отецъ твой никогда не любилъ меня, если и мн приведется имть зятей….

— И, приведется! Само-собою разумется, мистеръ Ламбертъ, что дочери мои должны имть мужей! воскликнула мать.

— Дай Богъ. Но, мамъ, я буду ненавидть этихъ мужей, какъ твой отецъ ненавидлъ меня, и это съ одной стороны совершенно справедливо, я отнялъ у него единственное его сокровище.

— Мартинъ Ламбертъ, гршно говорить подобныя вещи, это значить говорить совершенно противъ своихъ чувствъ! Это неестественно, сэръ, продолжала мать семейства.

— Послушай, душа моя, у меня въ лвой челюсти есть больной зубъ, весьма естественно, что зубъ этотъ слдуетъ выдернуть. Точно такъ же естественно, если зубной врачь будетъ дергать его, и я почувствую боль. Неужели вы полагаете, мамъ, что я люблю Гетти мене каждаго изъ моихъ зубовъ? спросилъ мистеръ Ламбертъ.

Я думаю, нтъ въ мір женщины, для которой мысль о замужств дочери была бы противна, хотя отцы и возмущаются противъ хищническаго набга жениховъ. Вс матушки и бабушки, вс эти добрыя созданія, отдавая замужъ дочерей своихъ, какъ будто сами выходятъ замужъ, он наряжаются въ кружева и кисеи, которыя надвали двадцать, сорокъ лтъ назадъ, снова садятся въ почтовую карету и воображаютъ, что снова несутся куда нибудь вдаль проводить медовой мсяцъ. Какая женщина, какъ бы ни была стара, не сохраняетъ въ сокровенныхъ тайникахъ своего сердца свадебные подарки и наряды, не лелетъ ихъ, не пропитываетъ ароматомъ лавенды?

— Кто говоритъ, грустно разлучиться съ ней, съ глубокимъ вздохомъ продолжала мистриссъ Ламбертъ.

— Значитъ, Молли, у васъ уже дло ршеное, сказалъ полковникъ, захохотавъ. Не идти ли мн за изюмомъ и коринкой для свадебнаго пирога?

— Къ тому же мн придется оставить домъ на ваше попеченіе, когда поду къ ней, въ Виргинію. Кстати, Мартинъ, сколько отсюда миль до Виргиніи? Я полагаю, нсколько тысячъ.

— Сто семьдесятъ три тысячи триста девяноста одна и три четверти, мой другъ, ближайшимъ трактомъ, серьёзнымъ тономъ отвчалъ полковникъ. Этотъ трактъ идетъ чрезъ государство Джона Престера. Другой путь черезъ Персію….

— Пожалуйста скажите мн такой, гд всего меньше моря и вашихъ страшныхъ кораблей, которыхъ я терпть не могу! Полагаю, что я и Рахель Эсмондъ будемъ превосходными друзьями. Въ пансіон, я помню, у нея былъ весьма вспыльчивый характеръ.

— Не отправиться ли намъ, мистриссъ Мартинъ Ламбертъ, за бльемъ для будущаго новорожденнаго? прервалъ все боле и боле удивляющійся мужъ.

При этомъ возраженіи мистриссъ Ламбертъ, я полагаю, подумала, что тутъ ничего нтъ удивительнаго и что она уже обратила вниманіе въ магазин мистриссъ Боббонитъ на премиленькіе кружевные чепчички и косыночки.

Въ то воскресенье, посл обда, когда сдлано было это открытіе сантиментальнаго свойства, и когда маленькая Гетти съ щочками, покрытыми лихорадочнымъ румянцемъ, съ закрытыми глазками и унылымъ личикомъ, лежала въ постели, мистриссъ Ламбертъ смотрла на дитя свое съ невозмутимымъ душевнымъ спокойствіемъ, казалось даже, что она радовалась при вид горестнаго положенія Гетти.

Между тмъ Гетти чувствовала себя не только несчастною, но приходила въ невыразимый гнвъ на себя, за обнаруженіе своей тайны. Быть можетъ, она и сама не знала объ этой тайн, пока внезапное волненіе чувствъ не познакомило ее съ дйствительнымъ состояніемъ ея души. Она негодовала на свою слабость и разражалась порывами гнва, направленными на себя, она клялась, что никогда не проститъ себ поступка, который довелъ ее до такого позора. Такъ молоденькая тигрица, раненная стрлою охотника, съ остервенніемъ несется по дебрямъ, приходитъ въ бшенство при вид стали, вонзенной въ ея бокъ, огрызается, кусаетъ сестеръ своихъ, кусаетъ свою мать, въ ея шкур, испещренной темными пятнами.

Маленькая Гетти ворчала, грызлась и бсилась, такъ что я бы не хотлъ быть ни братцемъ ея, на пестрой ея матерью, ни отцомъ.

— Ну слдуетъ ла двочк, восклицала она:— предаваться такому безразсудству? Мама! меня сначала нужно высчь, и ужь потомъ уложить въ постель. Я знаю очень хорошо, что мистеръ Варрингтонъ не хочетъ и думать обо мн. Онъ, увряю васъ, любитъ французскихъ актрисъ и самыхъ обыкновенныхъ модистокъ изъ моднаго магазина больше, чмъ меня. Онъ долженъ ихъ любить, потому что он лучше меня. Ну, не глупо ли съ моей стороны плакать, не зная о чемъ, не глупо ли сердиться на слова мистера Вульфа, что Гарри игралъ въ карты въ воскресенье! Я знаю, Гарри не такъ уменъ, какъ нашъ папа. Напротивъ я полагаю, что онъ глупъ, я даже въ этомъ уврена, но все же не такъ глупъ, какъ я. И опять, я не могу выйти за него. Возможная ли вещь: ухать въ Америку и покинуть васъ и Тео? Нтъ никакого сомннія, что онъ любитъ кого нибудь или въ Америк, или въ Тонбридж, вообще гд нибудь да любитъ. Онъ считается принцомъ въ своемъ государств: придетъ ли ему въ голову мысль жениться на дочери бднаго офицера, у которой всего богатства не наберется и на два пенса. Мама, вы часто говорили мн, что я, будучи ребенкомъ, со слезами просила, чтобы дали мн поиграть луной? Я теперь еще ребенокъ, самый глупый, капризный ребенокъ…. пожалуйста не говорите, мистриссъ Ламбертъ,— я ребенокъ. Слава Богу, что Гарри ничего еще не знаетъ объ этомъ, я бы скоре отрзала себ языкъ, чмъ ршилась бы объясниться съ нимъ.

Страшны были угрозы, которыми Гетти надляла Тео и которыя она общала выполнить, въ случа ея измны. Что касается до молодаго Чарли, то вс его помышленія сосредоточивались на пирогахъ, онъ не замчалъ, его не трогало душевное волненіе миссъ Гестеръ, родители и добрая сестра, само собою разумется, дали общаніе не открывать тайны своей маленькой Гетти.

— Я начинаю думать, что лучше было бы намъ оставаться дома, вздохнувъ сказала мистриссъ Ламбертъ своему мужу.

— Нтъ, мой другъ, я съ тобой не согласенъ, отвчалъ полковникъ. Человческая натура останется навсегда неизмнной, мать Гетти сама мн признавалась, что ей нравился молодой священникъ, пока не влюбилась поуши въ одного молодаго офицера изъ полка Кингсли. Что касается до меня, то сердце мое было ранено разъ двнадцать, прежде чмъ миссъ Молли Бенсонъ овладла имъ вполн. Мн кажется, въ этомъ случа наши сыновья и дочери должны слдовать примру родителей. Не дальше какъ вчера, вы изволили бранить меня за то, что я ворчалъ на скоросплыя причуды миссъ Гетти. Надобно отдать однакоже справедливость этой двочк,— она превосходно уметъ скрывать свои чувства, и я утвердительно могу сказать, что мистеръ Варрингтонъ совсмъ не знаетъ, до какой степени она влюблена въ него.

— Наша дочь, Мартинъ, вскричала мать, съ выраженіемъ величайшаго достоинства:— я полагаю, не станетъ же бросаться на шею всякаго джентльмена!

— Ни бросаться на шею, ни бросать въ него чайной чашки,— это я знаю, отвтилъ полковникъ. Маленькая миссъ Гетъ обращается съ мистеромъ Варрингтономъ, какъ опытная старая два. Онъ никогда не бываетъ у насъ, а между тмъ Гетти старается язвить его такъ или иначе. Я утверждаю, что она даже недостаточно вжлива къ нему, впрочемъ, зная, что происходитъ въ душ маленькой лицемрки, я не намренъ сердиться на ея невжество.

— Мартинъ, ей вовсе нтъ необходимости быть невжливой, наши дочери получили такое воспитаніе, что всякій джентльменъ, въ Англіи и Америк, долженъ полюбить ихъ. При равенств лтъ, почему, мн кажется, одному не жениться, а другой не выйти замужъ?

— Почему, и я спрошу въ свою очередь, если она нравится ему, онъ не проситъ ея руки? Нтъ, какъ угодно, я сожалю, что мы сюда пріхали. Сейчасъ же приказываю заложить лошадей и повернуть дышло кареты къ нашему дому.

— Будь увренъ, мой другъ, что все это длается по назначенію промысла, сказала мистриссъ Ламбертъ съ чувствомъ материнской нжности: — будь увренъ, Мартинъ, что паденіе Гарри Варрингтона у воротъ нашего дома и сближеніе съ нимъ нашихъ дтей случилось не безъ предопредленія. Если самимъ небомъ суждено этому браку состояться, то поврь, онъ состоится.

— Желалъ бы я знать, Молли, въ какихъ лтахъ женщины начинаютъ и въ какихъ прекращаютъ заниматься составленіемъ супружескихъ партій? Если наша дочь влюбляется теперь и охладваетъ впослдствіи, то поврьте, мистриссъ Ламбертъ,— въ прекрасномъ пол это еще не есть исключеніе. Нтъ, домой и домой! Еслибъ я имлъ волю, то въ этотъ же вечеръ пустился бы въ путь.

— Сегодня Гарри общалъ пить чай у насъ. Надюсь, Мартинъ, ты не лишишь нашихъ дтей удовольствія?

Мистеръ Ламбертъ былъ добрый чадолюбивый отецъ.

— Ты знаешь, мой другъ, сказалъ онъ: — что если бы имъ вздумалось полакомиться нашими ушами, мы бы, врно, отрзали ихъ и поджарили.

Мэри Ламбертъ, при одной мысли, что ея хорошенькія тоненькія ушки вдругъ явится на сковород, разхохоталась. Въ минуты, когда въ муж ея проявлялись порывы особенной нжности, онъ становился необычайно любезнымъ. Когда онъ брался за хорошенькія тоненькія уши, за которыя зачесаны были прекрасные волосы матери семейства и на которыхъ блестли золотыя серги съ подвсками, то можно утвердительно сказать, что отъ этого прикосновенія не происходило ни малйшей боли. Напротивъ она съ наслажденіемъ вспоминала тогда о незабвенныхъ дняхъ своей скромной молодости, о той счастливой пор, когда сердце ея было переполнено чувствомъ безпредльной любви. Священныя воспоминанія о священныхъ, драгоцнныхъ дняхъ! Если намъ нравится картина юношеской любви, то какъ безпредльно восхитительне должно быть зрлище любви, пережившей годы, перенесшей печали, утратившей красоту, испытавшей неудачи въ жизни, раздоры и тревоги!

Миссъ Гестеръ, давъ слово не обнаруживать чувствъ своихъ передъ мистеромъ Варрингтономъ, ужь слишкомъ строго выполняла свое общаніе. Между тмъ Гарри не только пришолъ на чай къ своимъ друзьямъ, по пригласилъ ихъ на балъ, который давалъ на другой день, собственно по случаю ихъ прізда.

— Балъ, балъ! и для насъ! восклицала Тео:— о Гарри, какъ это восхитительно! Знаете ли, не потанцевать ли намъ теперь же!

— Между дикими виргинцами ты, Гарри Варрингтонъ, самый свтскій, образованный молодой человкъ! сказалъ полковникъ: — душа моя, не протанцовать ли ужь и намъ, на первый разъ, хоть минуэтъ?

— Было время, Мартинъ, когда и мы танцовали! сказала любезная жена стараго воина.

Мартинъ Ламбертъ начинаетъ напвать мотивъ минуэта, схватываетъ тарелку съ чайнаго стола и раскланивается, размахивая тарелкой, замнявшей ему шляпу, между тмъ какъ жена его длаетъ самый изысканный книксенъ.

Одна только Гетти продолжаетъ казаться угрюмою и недовольною.

— Ну, что же ты, дитя мое, не забросишь мистеру Варрингтону ни одного словечка благодарности? спросила Тео свою сестру.

— Ты знаешь, я никогда не любила танцевъ, отвчала Гетти. Что въ нихъ хорошаго? Стоять напротивъ какого нибудь истукана и не танцовать, но мрно расхаживать съ нимъ по комнат.

— Merci du compliment! сказалъ мистеръ Варрингтонъ.

— Вдь я не говорю, что вы истуканъ, мн вообще не нравится…. я не люблю кадрили, сказала Гетти, кусая губы, въ то время, какъ на ней остановился пристальный взоръ ея сестры.

Гетти только теперь догадалась, что безъ всякаго умысла назвала Гарри истуканомъ,— теперь, когда пристальный взглядъ Тео упрекнулъ ее въ опрометчивомъ поступк. Несмотря на то, она приняла на себя такой гнвный видъ, какъ будто Тео сдлала ей неумстный выговоръ.

— Ну, что же, я ненавижу танцы…. это вдь правда, сказала она, покачавъ своей головкой.

— Нтъ, дитя мое, неправда,— прежде ты любила ихъ, прервала мать.

— Да, когда она была ребенкомъ: — а разв ты не видишь, что она теперь уже взрослая, пожилая женщина? замтилъ Мартинъ Ламбертъ.— Чего добраго, миссъ Гестеръ, ужь не страдаете ли вы подагрой?

— Вотъ еще! какой вздоръ! вскричала Гестеръ, топнувъ своей маленькой ножкой.

— Да и самые танцы, мой другъ, не боле какъ вздоръ, сказалъ хладнокровный папа.

Лицо Гарри Варрингтона приняло мрачный видъ.

— Я употребляю вс свои усилія, чтобы доставить имъ удодольствіе, думалъ онъ: — а эта двочка говоритъ мн въ глаза, что ненавидитъ танцы. Въ моемъ отечеств не такъ отвчаютъ на гостепріимство, нтъ! и не такъ говорятъ съ своими родителями.

Я боюсь, что въ теченіе послднихъ столтій обычаи въ Соединенныхъ Штатахъ значительно измнились и что молодые люди усвоили многія манеры миссъ Гетти.

Не довольствуясь этимъ, миссъ Гестеръ такъ язвительно начала подсмиваться надъ обществомъ минеральныхъ водъ, и въ особенности надъ наклонностями Гарри и надъ его товарищами, что честный молодой человкъ боле и боле удивлялся ея поведенію и вмст съ тмъ оскорблялся имъ. Оставшись наедин съ мистриссъ Ламбертъ, онъ спросилъ, за что сердится на него миссъ Гестеръ, когда и чмъ усплъ онъ навлечь на себя ея негодованіе? Добрая мать, посл такого обращенія своей дочери съ молодымъ человкомъ, боле чмъ когда нибудь, чувствовала къ нему душевное влеченіе. Она готова была разсказать тайну, которую Гестеръ такъ строго хранила. Между тмъ Тео, въ сторон отъ прочихъ, длала сестр замчаніе, но Гестеръ повидимому не слушала ее, и была такъ же сердита въ своей спальн, когда сестры оставались одн, какъ и въ гостиной передъ гостями ей матери.

— Что же за бда, если онъ и ненавидитъ меня? говорила Гетти.— Этого я должна ожидать. Я сама себя ненавижу, право, и презираю себя за то, что была такой идіоткой. Да и можетъ ли онъ поступать иначе, можетъ ли онъ не ненавидть меня? Не я ли смялась надъ нимъ, не я ли называла его гусемъ и другими обидными именами? Правда, онъ не всегда бываетъ уменъ. У меня несравненно больше ума, чмъ у него. Мн нравится Гарри только потому, что у него славный ростъ, голубые глаза, прекрасный носъ. Согласись, Тео, не глупа ли та двчонка, которой правится мужчина только потому, что у него греческій носъ и голубые глаза! Да, я и глупа, и не должна возражать теб, Тео!

Тео съ своей стороны полагала, что ея сестра вовсе не глупа, напротивъ была чудомъ изъ чудесъ, и что если въ христіанскомъ мір существовала двочка достойная любаго принца, то это была Гестеръ.

— Ты, Гетти, только временно бываешь безразсудна, сказала Тео:— и именно въ то время, когда отзываешься о людяхъ совершенно иначе, чмъ думаешь, какъ это ты сдлала сегодня въ отношеніи къ мистеру Варрингтону. Когда онъ объявилъ, что намренъ дать балъ собственно для насъ, когда съ его стороны благородне этого ничего не могло быть сдлано, зачмъ ты говорила, что теб не нравится музыка, что ты не любишь чаю и терпть не можешь танцевъ? Тогда какъ ты любишь и то и другое.

— Я говорила это для того, чтобъ разсердить себя, раздосадовать, огорчить, наказать себя, чего я заслуживаю по всей справедливости. И опять я теб скажу, можно ли ожидать отъ такой идіотки, какъ я, чего нибудь, кром сумазбродства? Знаешь ли, что мн пріятно было видть Гарри разсерженнымъ. Я думала: о, вотъ теперь-то я затронула его чувства! Пусть онъ говорить, что Гетти Ламбертъ негодная, злая двчонка. Но это научитъ и его, и тебя, и мама, и папа, что я не намрена завлечь мистера Гарри. Нтъ, нашъ папа въ десятеро лучше, добре его. Я хочу оставаться при моемъ папа, и еслибы Гарри предложилъ мн завтра хать съ нимъ въ Виргинію, я бы не согласилась, Тео. Моя сестра дороже для меня всхъ виргинцевъ, существовавшихъ и существующихъ со дня сотворенія міра.

Посл этихъ словъ, я полагаю, между сестрами начались объятія, въ дверяхъ спальни раздался стукъ матери, которая, услыхавъ черезъ перегородку разговоръ, вскричала:

— Дти, пора спать!

Глаза Тео смыкаются въ туже секунду и она засыпаетъ. Но бдная маленькая Гетти! Увы! Часы бьютъ одинъ за другимъ, а глаза ея остаются открытыми, она не спитъ, боль отъ новой раны не даетъ ей минуты покоя!

— Я наказана, говорила она:— за то, что дурно о немъ думала, съ презрніемъ о немъ отзывалась. Но справедливо ли это наказаніе? вдь я шутила, я знала, что люблю его, но въ тоже время думала, что его любитъ Тео, а для милочки Тео я готова отказаться отъ всего на свт. Признайся она въ сьоей любви, и никакія пытки не вынудили бы отъ меня слова сочувствія къ Гарри, я бы достала веревочную лстницу и помогла ей убжать вмст съ Гарри,— я бы это сдлала, а еслибы это не удалось мн, я подговорила бы священника обвнчать ихъ. И потомъ…. потомъ я обрекла бы себя совершенному одиночеству, стала бы беречь папа и мама, помогала бы бднымъ въ нашемъ селеніи, читала бы проповди, хотя это чтеніе я не жалую, и умерла бы, не сказавъ ни слова…. ни одного слова о своей любви…. а я скоро умру, я чувствую, что скоро.

Но съ восходомъ солнца мы усматриваемъ, что маленькая Гетти, пріютясь къ сестр, спитъ сладкимъ сномъ, на ея пухленькихъ розовенькихъ щочкахъ видны слды двухъ — трехъ горькихъ слезинокъ.

Въ извстный періодъ жизни большая часть изъ насъ играетъ этимъ острымъ оружіемъ и, разумется, наноситъ себ раны. При самомъ начал, оно укалываетъ, уязвляетъ и мы плачемъ, какъ плачутъ дти, наколовъ или обрзавъ себ палецъ. Только очень, очень немногіе несчастные люди съ перваго раза лишаются головъ, смертельно ранятъ себя, погибаютъ, и тмъ оканчиваютъ свое существованіе. Но, Боже! какое множество людей хватали эту каменную стрлу,— эту ardentes sagittas, которую любовь изощряетъ на своей наковальн,— укалывались, обрзывались, испещрялись ранами, потомъ выздоравливали и спокойно проводили остатокъ своей жизни. Wir auch испытали das irdische Glck, мы тоже gelebt und — und so weiter. Щебечи свою предсмертную пснь, плнительная Текла!— Исчезай съ лица земли несчастная жертва, если есть у тебя такое желаніе!— Но, достигнувъ боле зрлаго возраста, ты быть можетъ стала бы размышлять о сантиментальномъ разочарованіи, не обращаясь къ могильщику. Будемъ же надяться, что и для миссъ Гетти не настоитъ большой надобности въ могильщик. Вмст съ пробужденіемъ, юность и слезы безъ всякаго сомннія совершенно разсяли т горькія чувства, которыя терзали наканун ея маленькое сердце и въ теченіе нсколькихъ часовъ не давали ей покоя.

ГЛАВА X,
ВЪ КОТОРОЙ МИСТЕРЪ ВАРРИНГТОНЪ УГОЩАЕТЪ ЧАЕМЪ И ДАЕТЪ БАЛЪ.

Щедрый на свои, весьма легко пріобртаемыя деньги, гостепріимный и радушный молодой виргинецъ, какъ свтскій молодой человкъ, для доставленія удовольствія оакгорстскому семейству, ничего боле не могъ придумать, какъ только дать балъ въ залахъ собранія, на который, согласно обычаю того времени, пригласилъ почти все общество, остававшееся на минеральныхъ водахъ. Въ одной изъ залъ поставлены были ломберные столы для тхъ, кто не могъ провести вечеръ безъ этого развлеченія, столь обыкновеннаго въ то время во всхъ европейскихъ обществахъ, въ другой накрытъ былъ ужинъ съ обиліемъ шампанскаго и огромными чашами негуса. Главная зала опредлена была для танцевъ, для этого удовольствія, которому гости Варрингтона предавались, по обычаю нашихъ предковъ, довольно скромно. Я не могу себ представить, чтобы танцы того времени отличались особеннымъ разнообразіемъ и живостью. На этотъ разъ они начались минуэтами, изъ нихъ въ первыхъ двухъ или трехъ принимали участіе многія пары, и преимущественно дамы высшаго сословія, мистеръ Варрингтонъ танцовалъ первый минуэтъ съ кузиной, такъ какъ милэди Марія Эсмондъ, будучи дочерью графа, была первенствующимъ лицомъ высшаго сословія (за исключеніемъ лэди Огюсты Кротчли, которая впрочемъ хромала). Танцуя элегантне мистера Вульфа, раздлявшаго этотъ милый танцъ съ миссъ Лоутеръ, Гарри показалъ себя въ самомъ выгодномъ свт передъ сонмомъ танцовавшихъ. Окончивъ первый минуэтъ съ лэди Маріей, мистеръ Варрингтонъ попросилъ миссъ Тео удостоить его чести протанцовать съ нимъ второй, и въ слдствіе этого миссъ Тео, счастливая, съ разрумянившимся личикомъ, понеслась по залу къ величайшему удовольствію ея родителей и къ безпредльному негодованію миссъ Гомильби, дочери сэръ Джона Гомильби, изъ Липгука, ожидавшей, что ее ангажируютъ по крайней мр вслдъ за лэди Маріей. Посл мипуэтовъ начались кадрили. Хоръ музыки, состоявшій изъ арфы, скрипки и флейты, помщался на небольшомъ возвышеніи и издавалъ оттуда, въ теченіе вечера, довольно слабые и весьма унылые звуки. Возьмите пожалуйста какія нибудь старинныя ноты и съиграйте по нимъ нсколько мотивовъ, вы поймете, какимъ образомъ могла нравиться такая печальная музыка. А между тмъ подъ звуки этой печальной музыки наши предки влюблялись, рзвились, танцовали, хохотали, волочились. Вы не найдете ни одной пьесы, которая бы не имла оттнка грусти. Быть можетъ, это потому, что пьесы эти устарли, вышли изъ моды и ихъ печальное эхо раздается изъ-за предловъ минувшаго, гд обречено было имъ оставаться въ теченіе цлаго столтіи. Быть можетъ въ свое время он были веселы, и почему знать, можетъ быть кто нибудь изъ нашихъ потомковъ, услышавъ твореніе какого нибудь извстнаго маэстро, популярнаго въ настоящее время (какого именно, я не назову), воскликнетъ:— Bon Dieu, и эта музыка доставляла удовольствіе нашимъ предкамъ!

Мистеръ Варрингтонъ удостоился чести имть въ числ своихъ гостей героиню полковника Ламберта и мистера Прайора, — герцогиню Квинсбюррійскую. Надо сказать, что хотя герцогиня эта поворачивалась спиной къ графин, другой знаменитой гость Гарри Варрингтона, громко смялась, бросала черезъ плечо презрительные взгляды на послднюю, указывала на нее своимъ веромъ,— но почти все общество преклонялось предъ графиней, льнуло къ ней, улыбалось, давало ей дорогу, не обращая ни малйшаго вниманія ни на герцогиню Квинсбюррійскую, ни на ея насмшки, ни на веръ, ни на надмнность. Это была графиня Ярмутъ-Валмоденъ, лэди, которую взыскалъ своими милостями его величество Георгъ второй, король Великобританіи, Франціи и Ирландіи, Защитникъ Вры. Утромъ того: дня графиня встртила Гарри Варрингтона на мст общей прогулки и была какъ нельзя боле внимательна и милостива къ нашему молодому Виргинцу. Она объявила ему, что вечеромъ будетъ играть съ нимъ въ карты. Близорукой полковникъ Блинкинсонъ, вообразивъ, что вызовъ этотъ относился къ нему, началъ разсыпаться въ самыхъ низкихъ поклонахъ.

— Фи! Фи! сказала англійская и ганноверская графиня:— это вовсе до васъ не касается! Я говорю молодому фиршинцу!

Разумется, посл такой встрчи, вс поздравляли юношу съ необыкновеннымъ счастіемъ. Вечеромъ весь свтъ, вроятно съ тою цлью, чтобъ показать свою преданность, толпился вокругъ лэди Ярмутъ, милордъ Бамборо считалъ счастіемъ для себя протанцовать съ ея сіятельствомъ кадриль, милэди Бляншъ Пендраконъ, образецъ добродтели, сэръ Ланслотъ Квинтэйнъ, образецъ рыцарства и доблести, мистеръ Илингъ, примрный пастырь и проповдникъ, безчисленное множество джентльменовъ, нобльменовъ, генераловъ, полковниковъ, матерей семействъ и взрослыхъ дочерей большаго свта, другъ передъ другомъ старались уловить сіятельную улыбку, готовы были плясать съ графиней или сидть съ ней за ломбернымъ столомъ. Лэди Марія оказывала ей глубочайшую почтительность, мадамъ де-Бернштэйнъ обходилась съ ганноверской лэди чрезвычайно важно и церемонно.

Гарри кланялся, какъ требовало гостепріимство, несмотря на то поклоны его возбуждали въ душ миссъ Гестеръ сильное негодованіе. Во время кадрили она едва ли сказала слово своему кавалеру, только посл танцевъ, и то когда Гарри привелъ ее въ столовую немного освжиться, миссъ Гетти сдлалась нсколько развязне. Чтобъ пробраться въ столовую, надо было пройти мимо ломбернаго стола, за которымъ сидла графиня Валмоденъ. Въ эту минуту ея сіятельство обратилась къ молодому Виргницу и ласковымъ тономъ спросила, любитъ ли танцы его хорошенькая дама?

— Благодарю васъ, ваше сіятельство:— я не люблю ни танцевъ, ни картъ, сказала миссъ Гестеръ, вздернувъ свою головку, и потомъ, сдлавъ книксенъ, удалилась отъ стола ея сіятельства.

Это окончательно огорчило мистера Варрингтона. Ему больно было услышать сарказмъ, направленный молоденькой двочкой на старую лэди, невниманіе къ нему самому усиливало его негодованіе. Вжливый и любезный со всми, онъ требовалъ того же отъ другихъ. Гетти весьма хорошо понимала, до какой степени огорчала молодаго человка, помощію косвеннаго взгляда, она замчала, какъ на добромъ, честномъ лиц Гарри выступалъ румянецъ неудовольствія, несмотря на то, она старалась сохранить принужденную улыбку, и въ то время, когда они приблизились къ столу, на которомъ стояли кушаньи, простодушно сказала:

— Какая страшная, грубая эта старуха, не правда ли?

— Какая старуха? спросилъ молодой человкъ.

— А вотъ эта нмка…. милэди Ярмутъ…. передъ которой вс преклоняются и ползаютъ.

— Ея сіятельство весьма внимательна ко мн, угрюмо сказалъ Гарри. Неугодно ли вамъ этой яичницы?

— Вы тоже кланялись ей…. Что это значитъ? Врно вашъ негусъ нехорошо приготовленъ, продолжала миссъ Гетти, не измнивъ ни тона, ни вида.

— Весьма нехорошо, отвчалъ Гарри, отпивая глотокъ.

— Яичница тоже нехороша! Она сдлана не изъ свжихъ яицъ! замтила Гетти.

— Что длать, Гестеръ! я желалъ, чтобъ вамъ понравились и мои гости и мое угощенье, сказалъ бдный Гарри.

— И къ несчастью желаніе ваше не исполнилось, впрочемъ винить васъ въ этомъ нельзя, продолжала Гетти, покачавъ своей кудрявой головой.

Мистеръ Варрингтонъ простоналъ въ душ, а можетъ статься, стонъ его вырвался и наружу, онъ сжалъ кулаки и стиснулъ зубы. Маленькая тиранка продолжала:

— Вы, кажется, чмъ-то разстроены, не пойти ли намъ къ мама?

— Да, пойдемте къ мама, сказалъ Гарри и съ сверкающими глазами крикнулъ на несчастнаго лакея, который въ эту минуту подвернулся ему подъ локоть.

— Проклятый! ты вчно заслоняешь мн дорогу!

— Мистеръ Варрингтонъ! неужели въ Виргиніи принято употреблять подобныя выраженія? спросила Гетти, всми силами старавшаяся вывести изъ терпнія молодаго человка.

— Да, мадамъ, иногда и мы позволяемъ себ грубости, будучи выведены изъ терпнія, мы не можемъ обойтись безъ нихъ, произнесъ мистеръ Гарри съ разстановкой, дрожа всмъ тломъ и глядя на двочку сверкающими глазами. Вс предметы, окружавшіе Гетти, до самаго прихода къ матери, казались ей въ какомъ-то туман. Никогда она еще не видла Гарри такимъ прекраснымъ и благороднымъ.

— Ты блдна, дитя мое! воскликнула мать, заботливая о своихъ дтяхъ, какъ и вс pavidae maires.

— Здсь такъ холодно…. впрочемъ нтъ, здсь такъ жарко. Благодарю васъ, мистеръ Варрингтонъ.

Гетти сдлала едва замтный книксенъ, Гарри отвчалъ низкимъ поклономъ и скрылся въ толп гостей. Онъ такъ былъ взбшонъ, что ршительно не зналъ, чему приписать такое обращеніе миссъ Гетти.

Неожиданная ссора его тетки съ герцогиней Квинсбюррійской еще боле усилила въ немъ душевное волненіе. Когда королевская фаворитка проходила мимо герцогини, послдняя посмотрла на нее во вс глаза, не отличавшіеся, впрочемъ, такимъ блескомъ, какъ въ молодости, когда они воспламеняли весь свтъ. Посл этого взгляда она съ принужденнымъ смхомъ обратилась къ сосдк и пустила въ бойкую ганноверскую лэди цлый залпъ насмшекъ и колкостей. Графиня продолжала играть въ карты, не зная или можетъ быть не считая за нужное знать, до какой степени издвалась надъ ней ея соперница. Надо сказать, что вражда между герцогами Квинсбюррійскими и королевской фамиліей существовала въ теченіе многихъ лтъ.

— Вы вс покланяетесь этому идолу! Пожалуйста не говорите мн! Вы, добрая моя мадамъ Бернштэйнъ, также безнравственны, какъ и вс другія! говорила герцогиня. Поистин можно сказать, что мы живемъ въ христіанскомъ государств! въ какой восторгъ пришелъ бы вашъ первый мужъ, епископъ, при вид подобнаго зрлища!

— Простите меня, если я несовсмъ понимаю ваше сіятельство.

— Это потому, что мы старемъ, милая Бернштэйнъ, а можетъ быть, и потому, что не хотимъ понять другъ друга. Между женщинами (обращаясь къ Гарри) это не диковинка, мой милый ирокезецъ.

— Ваше сіятельство изволили замтить, что мы живемъ въ истинно-христіанскомъ государств, сказала мадамъ де-Бернштэйнъ:— извините, если я не понимаю цли подобнаго замчанія.

— Помилуйте, душа моя, да тутъ нечего и понимать! Я хотла этимъ сказать, что мы поступаемъ какъ настоящіе христіане, прощаемъ вс недостатки и пороки нашимъ ближнимъ. Вроятно въ молодости своей вы читали когда нибудь, или наконецъ помните, когда читалъ покойный вашъ мужъ, епископъ, съ каедры о томъ, какъ фарисеи хотли побить камнями одну гршницу-іудеянку? Чуждые всякой идеи о подобномъ наказаніи, посмотрите, какъ нжно вс мы ее любимъ! Каждый изъ присутствующихъ въ этой комнат по первому ея призыву готовъ приползть къ ней на колнахъ! Да, мадамъ Валмоденъ, можете, сколько вамъ угодно, смотрть изъ-за картъ, показывать изъ-за нихъ свою нарумяненную физіономію и хмурить на меня свои огромныя насурмленныя брови. Я говорю о васъ, мадамъ, и намрена поговорить побольше. Я говорю, что, по вашему приказанію, вс готовы ползать передъ вами.

— Ваше сіятельство, я знаю двухъ-трехъ, которые этого не сдлаютъ! съ замтнымъ одушевленіемъ сказалъ мистеръ Варрингтонъ.

— О, скоре, ради Бога скоре доставьте мн случай прижать этихъ двухъ къ моему сердцу! вскричала старуха герцогиня. Кто они? Подайте ихъ мн, мой милый ирокезецъ! Мы составимъ партію въ вистъ изъ честныхъ мужчинъ и женщинъ, разумется, въ такомъ только случа, если пріищемъ къ нимъ еще двухъ партнеровъ.

— Чего же вамъ нужно? Насъ здсь трое! сказала баронесса Бернштэйнъ съ принужденнымъ смхомъ: можемъ играть и безъ четвертаго.

— Извините, мадамъ, я не вижу даже и третьяго! сказала герцогиня, оглядываясь вокругъ.

— Madam! вскричала баронесса:— предоставляю вамъ хвалиться своей честностью, которая безъ всякаго сомннія бле снга, но смю думать, что и вы не сомнваетесь въ моей, особливо передъ моими родственниками и дтьми!

— Ну, стоитъ ли сердиться изъ-за какого нибудь слова! я уврена, мое милое созданіе, что вы такъ же честны, какъ и большая часть здшняго общества, сказала герцогиня.

— Если здшнее общество недостаточно хорошо для герцогини Квинсбюррійской и Доверской, то ея сіятельство могли бы оставаться дома, я должна сказать вамъ, что мой племянникъ собралъ лучшее общество и все, что могъ найти лучшаго, предложилъ къ вашимъ услугамъ. Ты удивляешься, Гарри, мой другъ — ничего! Онъ не привыкъ еще къ нашимъ обычаямъ.

— Зато онъ нашелъ тетушку, которая научитъ его этимъ обычаямъ и даже чему нибудь боле! вскричала герцогиня, ударяя веромъ по столу.

— Да, она его научитъ доставлять своимъ гостямъ удовольствіе, старымъ и молодымъ, богатымъ и бднымъ. Таковъ обычаи у виргинцевъ, не правда ли, Гарри? Она, когда Катарина Гэйдъ, разсердится на его старую тетку, скажетъ ему, что въ дтств он были подругами и что имъ не слдуетъ ссориться теперь, когда он состарлись. Сказавъ это, тетка его наврное не погршитъ, не такъ ли, герцогиня?

При этомъ вопрос герцогиня сдлала баронесс преважный книксенъ, и разговоръ, грозившій баталіей, кончился миролюбиво.

— Славно! это было похоже на встрчу двухъ непріятельскихъ кораблей! вскричалъ кастльвудскій священникъ, когда Гарри разговаривалъ съ своимъ питомцемъ на другое утро, посл бала, о своихъ приключеніяхъ. Никакая сила, мн кажется, не въ состояніи была бы отклонить эти два корабля отъ вступленія въ бой.

— Каждый изъ нихъ смло можно назвать семидесятымъ! захохотавъ сказалъ Гарри.

— Баронесса уклонилась отъ боя и удалилась изъ-подъ выстрловъ съ неподражаемымъ искусствомъ.

— Ей нечего было страшиться. Я слышалъ, что тетка моя принадлежитъ къ числу умнйшихъ женщинъ и не боится языка ни одной герцогини въ Англіи.

— Гм! Можетъ статься она имла основаніе сохранить пріязненныя отношенія!

Мистеръ Самсонъ очень хорошо зналъ, какого рода были эти основанія, онъ зналъ, что репутація бдной баронессы была такъ неисправимо поколеблена, что вс сарказмы, направляемые на графиню Валмоденъ, въ равной степени относились и къ ней.

— Сэръ! вскричалъ Гарри въ величайшемъ изумленіи: — не намрены ли вы сказать что нибудь дурное, относительно чести баронессы Бернштэйнъ?

Мистеръ Самсонъ посмотрлъ на молодаго Виргинца съ выраженіемъ такого неподдльнаго удивленія, что послдній не могъ не догадаться, что на счетъ его тетки или носилась молва самаго непріятнаго свойства, или существовало какое нибудь обвиненіе, объявить которое Самсонъ не чувствовалъ расположенія.

— Праведное небо! простоналъ Гарри: — неужели въ одной и той же фамиліи дв….

— Кто же эти дв? прервалъ кастльвудскій священникъ.

Гарри хотлъ что-то сказать и вмсто того только раскраснлся. Онъ вспомнилъ, откуда дошли до него свднія, относительно другой преступницы въ фамиліи Кастльвуда, прикусилъ губы и замолчалъ.

— Прошедшее, мистеръ Варрингтонъ, всегда бываетъ непріятно, сказалъ мистеръ Самсонъ: — и потому лучше оставить его въ поко. Ни одинъ мужчина, ни одна женщина, не проживутъ недли въ нашемъ порочномъ мір безъ того, чтобъ не навлечь на себя злословія, въ этомъ отношеніи наша превосходная баронесса едва ли счастливе своихъ ближнихъ. Да, молодой мой другъ, мы не можемъ избжать злословія! Вы вроятно узнали это на опыт въ самое непродолжительное пребываніе между нами. Въ этомъ случа единственнымъ для насъ утшеніемъ можетъ служить чистая совсть!

Сказавъ это, священникъ старался принять видъ, какъ будто совсть его была такъ чиста, какъ потолокъ, въ который устремлены были его взоры.

— Неужели же тетушка Бернштэйнъ сдлала что нибудь очень дурное? продолжалъ Гарри, припомнивъ, что во все время пребыванія его въ своемъ отечеств, мистриссъ Эсмондъ не сказала о баронесс ни слова.

— О sancta simplicitas! пробормоталъ священникъ. На счетъ ея существуетъ, любезный мой сэръ, молва, которая старе васъ и даже меня. Молва, которая разносится о всякомъ, de me, de te, — вы знаете, до какой степени молва эта справедлива въ отношеніи къ вамъ.

— Чортъ возьми того бездльника, который ее выдумалъ. Я бы желалъ слышать хоть одно слово какого нибудь негодяя, сказанное невыгодно для этой доброй старой лэди, вскричалъ Виргинецъ. Вы говорите правду, этотъ міръ исполненъ лжи и злословія!

— Гм! Вы только теперь начинаете постигать эту истину, сказалъ священникъ, съ видомъ человка, причисляющаго себя къ лику блаженныхъ. Укажите мн хоть одну личность, на которую не длано было нападеній? На личность милорда, на вашу, на мою, словомъ на личность каждаго отдльнаго существа? Что длать, мы должны терпливо переносить эти нападенія и по мр возможности прощать обиды нашимъ врагамъ.

— Вы это можете длать. Это вашъ долгъ, ваша обязанность, но, клянусь Георгомъ, я не хочу! воскликнулъ мистеръ Варрингтонъ, ударивъ по столу. Пусть только кто нибудь осмлится сказать при мн слово противъ доброй баронессы, и я оторву ему носъ, — это такъ врно, какъ врно и то, что меня зовутъ Генри Эсмондъ.— Ахъ, здравствуйте, полковникъ Ламбертъ. Вы опять застали насъ запоздалыми. Я, мистеръ Самсонъ, и другіе молодые люди просидли, посл ухода дамъ, до самой поздней поры. Надюсь, сэръ, что ваше милое семейство въ добромъ здоровья?

При этомъ Гарри всталъ и со всмъ радушіемъ привтствовалъ своего друга, который явился съ утреннимъ визитомъ, и предшествуемый мистеромъ Гумбо (этотъ джентльменъ во всхъ житейскихъ длахъ старался показать себя на первомъ план), вошолъ въ комнату въ то самое время, когда Гарри, примняя слово къ длу, готовился оторвать носъ злословію.

— Слава Богу, мои вс здоровы. Кому это вы намревались оторвать носъ, мистеръ Варрингтонъ? смясь, спросилъ полковникъ.

— Согласитесь, сэръ, какъ мало у людей стыда и совсти? Вотъ этотъ господинъ разсказывалъ мн, что существуютъ негодяи, которые осмливаются оскорбительно отзываться о личности моей тетки, баронессы Бернштэйнъ!

— Въ самомъ дл! вскричалъ мистеръ Ламбертъ.

— Я говорю мистеру Гарри, что рдкій человкъ можетъ укрыться отъ злословія! сказалъ священникъ тономъ проповдника и въ тоже время бросилъ на полковника выразительный взглядъ, какъ будто говоря: — онъ ничего не знаетъ,— оставьте его во мрак этого невднія.

Полковникъ понялъ этотъ взглядъ.

— Дйствительно, сказалъ онъ:— челюсти злословія никогда не устаютъ двигаться. Доказательствомъ можетъ служить исторія объ извстной танцовщиц, исторія, которая прямо касалась вашей личности.

— Неужьли вс?

— Виноватъ, — вс, кром Гетти….Она не поврила. Надо вамъ сказать, Гарри, что она заступалась за васъ и въ другомъ подобномъ случа, когда одна маленькая птичка принесла намъ новую всть, относительно вашей особы, всть на счетъ игры въ карты, въ воскресенье поутру, тогда какъ вы и вашъ другъ могли бы дать этому времени лучшее назначеніе.

Сказавъ это, полковникъ бросилъ на священника взглядъ, въ которомъ выражался юморъ, смшанный съ упрекомъ.

— Я въ этомъ чистосердечно сознаюсь! сказалъ священникъ. Это была теа culpa, теа maxima…. no, теа minima culpa, разговаривая объ одномъ раздл картъ, мы только поврили игру на самомъ дл.

— И вы говорите, что миссъ Гестеръ заступилась за меня? сказалъ Гарри.

— Да. Но къ чему этотъ взглядъ удивленія?— спросилъ полковникъ.

— Вчера впрочемъ она меня такъ разсердила, что я не въ состояніи выразить, сказалъ прямодушный Гарри. Я въ жизнь свою не видалъ двушки, которая бы позволяла себ подобныя вещи. Она подсмивалась надъ всми, нападала на молодыхъ и старыхъ, такъ что я не могъ не высказать ей, что въ нашемъ отечеств, особливо въ Виргиніи (— янки, т бываютъ иногда очень дерзки), молодые люди не смютъ отзываться о старшихъ такъ, какъ отзывалась мн Гетти. Знаете ли, сэръ,— мы изъ-за этого поссорились и я радуюсь вашимъ словамъ, что она говорила обо мн снисходительно, сказалъ Гарри, сжимая руку полковника, въ то время какъ на щекахъ и въ глазахъ его ярко отражалось волненіе юношеской души.

— При встрч съ такимъ непріятелемъ, какъ Гестеръ, вы, мистеръ Варрингтонъ, можете считать себя вн всякой опасности, серьёзнымъ тономъ сказалъ полковникъ, глядя не безъ внутренняго удовольствія на пылающее лицо и влажные глаза своего молодаго друга.

— Неужьли онъ влюбленъ въ нее? думалъ полковникъ. И если влюбленъ, то въ какой степени? По всему видно, что онъ ничего еще не знаетъ, и вроятно лишь Гетъ хотла пошутить надъ нимъ. Какой онъ прекрасный, честный юноша! да благословитъ его небо!

И полковникъ Ламбертъ посмотрлъ на Гарри съ тмъ благороднымъ, искреннимъ радушіемъ, которое счастливый молодой Виргинецъ пробуждалъ въ душ каждаго. Онъ былъ хорошъ собою, и потому пріятно было смотрть на него, онъ краснлъ, одушевлялся, можно сказать таялъ, слушая ласковую рчь. Его смхъ возбуждалъ веселье, его взоры внушали довріе: въ его голос звучала истина.

— Какъ здоровье молоденькой лэди, съ которой мистеръ Варрингтонъ танцовалъ минуэтъ? Она вполн отличалась: вся зала была отъ нее въ восхищеніи, сказалъ любезный мистеръ Самсонъ. Надюсь миссъ…. миссъ….

— Миссъ Теодосія совершенно здорова и сію же минуту готова танцовать съ вашимъ преподобіемъ, сказалъ полковникъ. Или позвольте, быть можетъ вы танцуете только по воскресеньямъ!

И полковникъ снова обратился къ Гарри.

— Вы были очень внимательны къ милэди Ярмутъ, мистеръ Льстецъ. Сегодня въ залахъ минеральныхъ водъ она осыпала васъ похвалами и говорила, что у нея былъ мальчикъ въ Ганновер, похожій на васъ, какъ дв капли воды, и что вы, вообще очаровательный молодой человкъ.

— Еслибы ея сіятельство была королевой, то едва ли бы оказывали ей большее уваженіе, сказалъ священникъ.

— Будемте же называть ее вице-королевой, возразилъ полковникъ, прищуривъ глаза.

— Ея величество выиграла отъ меня сорокъ гиней, вскричалъ мистеръ Варрингтонъ и разразился громкимъ смхомъ.

— На этихъ же условіяхъ она будетъ играть съ вами и въ другой разъ. Графиня любитъ играть и выигрывать, сухо сказалъ полковникъ. Послушайте, сэръ, почему бы вамъ не проиграть ей на пари пять тысячъ фунтовъ стерлинговъ? Я слышалъ, что одинъ священникъ подержалъ съ ней пари, и, проигравъ его, получилъ званіе епископа.

— Да, но кто мн дастъ пять тысячъ фунтовъ? Разв вы, полковникъ? спросилъ кастльвудскій священникъ.

— Извините, сэръ, не могу. Я бы не далъ ей пяти тысячъ фунтовъ, даже за честь быть главнокомандующимъ или самимъ папой римскимъ, сказалъ полковникъ, выпрямляясь во весь ростъ. Я не хочу бросать въ эту женщину каменьями, но готовъ падать предъ ней на колна, какъ это длаютъ многіе негодяи. Не обижайтесь, пожалуйста: это до васъ не относится, а тмъ боле до Гарри Варрингтона, онъ имлъ полное право оказывать ей вниманіе, и, не скупясь, сорить деньгами. Дло однакожь, Гарри, вотъ въ чемъ: я пришолъ проститься съ тобой. Мы вдоволь насладились удовольствіями, деньги выходятъ быстро и намъ нужно воротиться въ Оакгорстъ. Прідешь ли ты когда нибудь взглянуть на это старое мсто?

— Теперь же, сэръ, сію же минуту! я поду съ вами! съ горячностію вскричалъ Гарри.

— Зачмъ сію минуту…. нтъ…. не теперь, сказалъ полковникъ въ нкоторомъ замшательств. У насъ теперь нтъ лишней комнаты…. мы ожидаемъ гостей (Господи, прости мн эту ложь! произнесъ онъ про себя). Вы прідете къ намъ, когда…. когда Томъ будетъ дома, — именно, когда Томъ будетъ дома. Это самое лучшее время…. между тмъ, позвольте мн сказать вамъ, сэръ, что жена моя и я любимъ васъ отъ чистаго сердца, не мене того любятъ васъ и наши дочери, не смотря на то, что ссорятся съ вами. Если встртите какое нибудь затрудненіе, если попадете въ какую нибудь западню — вдь подобныя вещи случаются, мистеръ Самсонъ!— пожалуйста, разсчитывайте на меня. Помните это, сэръ!

И полковникъ хотлъ было тутъ же, на мст, распроститься съ Гарри, по молодой человкъ проводилъ его съ лстницы и настоятельно требовалъ, чтобъ ему было позволено проститься съ его добрыми, милыми лэди.

Вмсто того однакожь, чтобъ отправиться прямо въ квартиру мистера Ламберта, два джентльмена направили свой путь къ мсту общаго гулянья. Мистеръ Самсонъ, слдя за ними изъ окна, видлъ, что между ними завязался жаркій разговоръ. Сначала Ламбертъ улыбался и бросалъ на молодаго человка косвенные, недоврчивые взгляды. Потомъ, вроятно при самой интересной и окончательной части разговора, онъ началъ размахивать руками и вообще различными жестами обнаруживать изумленіе и волненіе.

— Гарри говоритъ что-то скрытное, подумалъ священникъ.

Спустя часъ времени, Гарри Варрингтонъ воротился домой и засталъ священника за сочиненіемъ проповди. Лицо Гарри было серьёзно и печально, онъ небрежно бросилъ шляпу, опустился въ кресло и произнесъ что-то въ род проклятія.

— Молоденькія лэди узжаютъ и наше сердце повергается въ глубокую горесть, сказалъ мистеръ Самсонъ, отводя глаза отъ своего сочиненія.

— Въ глубокую горесть! съ презрніемъ возразилъ Гарри.

— Которая же изъ нихъ ваша побдительница, сэръ? На бал, мн казалось, что младшая не спускала съ васъ глазъ.

— Негодная маленькая тиранка! вскричалъ Гарри:— что она думаетъ, позволяя себ обходиться со мной такъ дерзко! Она обращается со мной, какъ съ дуракомъ!

— Со стороны женщины это непозволительно! сказалъ проповдникъ.

— Въ самомъ дл?

И Гарри произнесъ еще нсколько несвязныхъ словъ, выражавшихъ встревоженное состояніе души.

— Кстати, вы ничего не слышали о своей потер, спросилъ мистеръ Самсонъ, отрываясь отъ сочиненія.

— Нтъ, отвчалъ Гарри, съ прибавленіемъ словъ, которыхъ я не написалъ бы ни за какія сокровища въ мір.

— Я начинаю думать, сэръ, что въ вашемъ бумажник денегъ было гораздо боле, чмъ вы говорите. Я бы желалъ отыскать хотя частицу.

— Тамъ были записки, сказалъ Гарри, принимая мрачный видъ: — и…. и письма, о которыхъ я очень сожалю. Не понимаю, куда двался этотъ бумажникъ? Когда мы обдали вмст, онъ былъ при мн.

— Я видлъ, какъ вы положили его въ карманъ! вскричалъ священникъ:— видлъ, какъ вы его вынимали и отдали въ лавк ассигнацію за золотой наперстокъ и рабочую шкатулку для одной изъ вашихъ молоденькихъ лэди. Безъ всякаго сомннія вы и тамъ справлялись о немъ?

— Разумется, сказалъ мистеръ Варрингтонъ, предаваясь унынію.

— Въ заключеніе всего, сколько мн помнится, Гумбо уложилъ васъ въ постель. Я самъ тогда до такой степени нарзался, что почти ничего не помню. Скажите, сэръ, можно ли полагаться на добросовстность чорнаго племени?

— Я могу вврить ему свою голову. Мало того, я могу вврить ему самого себя вмст съ своей головой, съ горечью сказалъ мистеръ Варрингтонъ.

— Да, поистин, вино есть врагъ, который, врываясь въ уста, крадетъ разсудокъ.

— Это неопровержимая истина, Самсонъ. Чортъ возьми! я намренъ дать себ клятву не пить больше ни капли! Человкъ, выпивши лишнее, поневол и скажетъ что нибудь лишнее.

Мистеръ Самсонъ захохоталъ.

— Вы, милостивый государь, сказалъ онъ: — напротивъ, очень скрытны.

Здсь надо сказать, что въ теченіе нсколькихъ дней посл того, какъ безхитростный Самсонъ коснулся въ разговор потери мистера Варрингтона, вино не открывало устъ послдняго.

— Итакъ провинціальныя нимфы ухали или узжаютъ, сэръ? спросилъ проповдникъ:— он очень миленькія, свженькія созданія, но на мой взглядъ мама лучше ихъ обихъ. По моему, женщина только въ тридцать пять лтъ приходитъ въ самое цвтущее состояніе. Что вы хотите сказать?

Въ эту минуту мистеръ Варрингтонъ вопросительно смотрлъ на священника.

— Ненавижу всхъ женщинъ, вотъ что! пробормоталъ молодой ненавистникъ прекраснаго пола. За такое выраженіе, я увренъ, каждый добропорядочный человкъ непремнно пожуритъ его.

ГЛАВА XI.
БЕЗВЫХОДНОЕ ПОЛОЖЕНІЕ.

Добрый нашъ полковникъ безъ всякаго сомннія посовтовался съ доброй женой своей, и посл совщанія ршилъ какъ можно скоре удалить маленькую Гетти отъ вліянія ея очарователя. Въ такомъ недуг, въ какомъ находилась бдная двочка, разлука и отсутствіе любимаго предмета часто замняютъ для мужчинъ самыя дйствительныя медицинскія средства, но въ отношеніи къ женщинамъ, я полагаю, это лскарство не можетъ имть своего цлебнаго дйствія. Нкоторые изъ нихъ удаляются на весьма дальнее разстояніе и на весьма продолжительное время, а между тмъ упорная болзнь не покидаетъ ихъ, на перекоръ разстоянію, времени и перемн климата. Вы можете наказывать, пренебрегать, пытать, оскорблять ихъ, и все безъ пользы: маленькія очарованныя созданія тмъ не мене будутъ сохранять врность къ предмету своего обожанія. Основываясь на долговременномъ и глубокомъ изученіи человческой натуры, я могу сказать, если только мн позволено будетъ говорить, что самое лучшее средство для пріобртенія врности и любви прекрасныхъ подругъ на пути нашей жизни, заключается въ умренной строгости, иногда такъ, для перемны, въ употребленіи власти, но при этомъ постоянная холодность должна замнять обыкновенную діету. Отъ времени до времени, можно назначать въ небольшомъ количеств ласки и любовь, но не ежедневно, не слишкомъ часто, потому что всякое средство отъ частаго повторенія теряетъ свою силу. Изъ прелестныхъ созданій т бываютъ боле всего равнодушны къ своимъ мужьямъ, которыя слишкомъ избалованы конфектами и другими лакомствами любви. Я зналъ молодое, прелестнйшее во всхъ отношеніяхъ существо, которое звало въ присутствіи обожающаго мужа, предпочитая ему болтовню и petits soins какого нибудь пустозвона, идіота, съ другой стороны мн случалось видть Хлою, въ которую Стрефонъ швырялъ поутру сапогомъ, во время обда передъ прислугой, бранилъ ее на чемъ свтъ стоитъ, но которая за вечернимъ чаемъ, когда Стрефонъ, посл хорошаго вина и не мене хорошей высыпки, чувствовалъ себя совершенно довольнымъ и счастливымъ, ластилась къ нему, обнимала и цаловала его, гладила по голов, играла на фортепьянахъ его любимыя пьесы, и когда Джонъ, дворецкій, или старая Мери, ключница, входили въ комнату съ свчами, Хлоя съ гордостію и самодовольствіемъ смотрла на нихъ, какъ будто говоря: видите, какъ добръ, какъ милъ, какъ любезенъ мой драгоцнный Генри! Поэтому продолжайте, джентльмены, разыгрывать свои роли! Старайтесь быть нжными, любящими, обожающими супругами, если Луиза держитъ васъ подъ башмакомъ, если она равнодушна ко всему и если ей несносно свое существованіе. Держите себя строго, потакайте своему самолюбію, придерживайтесь самой существенной системы, если жена отвчаетъ вамъ на свистокъ, спшитъ явиться по первому вашему призыву, ласкается и ползаетъ передъ своимъ господиномъ, старается пріютиться на его колнахъ и ‘лижетъ руку, которая поднимается…’ чтобъ сотворить ей благо, такъ, кажется, если не измняетъ мн память, замчаетъ мистеръ Попъ. Помните, что говаривалъ покойный О’Коннель, которому признательное отечество воздвигло такой великолпный памятникъ? ‘Для освобожденія отъ какого бы то ни было ига потребно усиліе.’ За чмъ же стало дло? Вооружитесь, мои порабощенные, оскорбленные юноши!

Женщинамъ должны понравиться эти замчанія: он особенно любятъ юморъ и такъ хорошо понимаютъ иронію. Меня нисколько не изумитъ, если молодой Грубстритъ, считающійся корреспондентомъ нсколькихъ грошевыхъ газетъ, и такъ ловко описывающій оригинальные характеры и разговоры джентльменовъ, которыхъ встрчаетъ въ ‘своихъ клубахъ’, — нисколько не изумитъ, повторяю, если скажетъ: ‘Вдь я вамъ говорилъ! Онъ совтуетъ тиранить женщинъ! У него вовсе нтъ благородства души! У него нтъ сердца!’ — Это неправда, — позвольте вамъ замтить, почтеннйшій мой Грубстримъ! Если у меня нтъ сердца, то у васъ нтъ ушей,— эти два выраженія равносильны. Прелестныя лэди! увряю васъ, что я шутя привелъ вышеозначенныя замчанія, мн и на умъ не приходило давать совты тиранить женщинъ, напротивъ, зная, что вы хорошо понимаете шутку, откровенно вамъ говорю, что считаю вашъ полъ въ тысячу разъ миле и врне нашего.

Итакъ, къ чему родителямъ Гетти увозить ее домой, если эта маленькая двочка ршается быть точно такою же нжною къ Гарри отсутствующему, какъ и къ Гарри присутствующему? Почему бы, прежде чмъ Виллъ и Доббинъ будутъ заложены въ фамильную карету, не позволить ей сказать молодому человку: прощайте, Гарри! Вчера я была капризна и безразсудна, тогда какъ вы были очень добры и любезны: прощайте, Гарри, прощайте!— Она наврное не покажетъ при этомъ, что душа ея взволнована, она до такой степени стыдится своей тайны, что не хочетъ се обнаружить. Гарри же слишкомъ занятъ собою и другими посторонними мыслями, чтобы обнаружить ее съ помощію своей наблюдательности. Ему не узнать, что за горесть скрывается подъ ея взглядами или подъ ея искуственно невинными улыбками. Почему знать, быть можетъ у него есть свои собственныя заботы? Онъ разстанется съ ней спокойно и будетъ воображать, что Гетти, возвращаясь къ своимъ фортепьяно. къ своимъ любимымъ цыплятамъ, къ своему цвтнику, — совершенно счастлива.

Гарри даже не провожалъ своихъ друзей до дому. Въ тотъ день онъ былъ отозванъ, и когда воротился домой, то добрые Ламберты уже ухали изъ Тонбриджа. Окна комнаты, гд они жили, были открыты, и выставленный на одномъ изъ нихъ билетикъ возвщалъ, что квартира эта снова отдается въ наемъ. Быть можетъ при вид пустыхъ комнатъ, еще такъ недавно оживленныхъ добрыми радушными созданіями, по лицу молодаго человка пробжала тнь огорченія, но въ четыре часа Гаррнуже обдалъ въ гостинниц ‘Блый Конь’, уничтожалъ одно блюдо за другимъ и грозно требовалъ одну бутылку вина за другой. Въ это самое время Ламберты пріхали на ночлегъ къ своимъ друзьямъ въ Вестергэмъ, и бдная Гестеръ вмст съ чаемъ глотала слезы. Къ разсвту свжія розы на ея щекахъ поблекли и ея глазки окаймились синеватыми кружками. Началась гроза, воздухъ былъ удушливый: Гестеръ не спала въ теченіе ночи, дома ей будетъ лучше, говорила она. И оакгорстское семейство отправилось домой. Вотъ ворота, у которыхъ онъ упалъ. Вотъ постель, въ которой онъ лежалъ, — кресло, въ которыхъ сидлъ…. О, сколько вковъ по видимому протекло съ того времени! Какою бездною отдлялось сегодня отъ вчера.— Кто этотъ ребенокъ, который на двор скликаетъ цыплятъ или въ цвтник поливаетъ розы! Неужели это таже самая Гестеръ Ламбертъ?— Неужели она значительно старше сестры своей Тео, — Тео, которая постоянно была такъ спокойна, такъ умна и такъ стара для своего возраста. Да, въ какую нибудь ночь или дв Гестеръ пережила много, много лтъ! Переживали точно также и многія другія, кром ея: ни опіумъ, ни мандрагора не въ состояніи доставить того сладкаго сна, которымъ он наслаждались наканун.

Марія Эсмондъ видла отъздъ Ламбертовъ, и на душ ея стало почему-то легче. Когда Гарри, разгоряченный добрымъ виномъ мсьё Барбо, явился къ ломбернымъ столамъ баронессы, Марія бросала на него взгляды, исполненные пламенной любви. На вопросъ, которая изъ миленькихъ двицъ плнила его сердце, Гарри смялся и отвчалъ тетк совсмъ не то, о чемъ его спрашивали? Онъ уврялъ, что любилъ ихъ обихъ, какъ сестеръ, что въ жизнь свою не видлъ джентльмена прекрасне мистера Ламберта, не видлъ людей лучше семейства Ламбертовъ. Почему Ламбертъ не генералъ? Вдь онъ во все время своей службы былъ отличнымъ офицеромъ: его королевское высочество герцогъ любилъ его, замчала баронесса, — Гарри слдовало бы возбудить участіе въ лэди Ярмутъ къ своему protg.

— Elle гауvole de tous, cher fedid anche! сказала мадамъ Бернштэйнъ, подражая нмецкому акценту графини,— она была въ восторг отъ своего милаго юноши. Онъ побждаетъ сердца всхъ старухъ, — не правда ли Марія? замтила она, посмотрвъ съ язвительной улыбкой на племянницу, затрепетавшую отъ этого взгляда.

— Не обращая вниманія на плутни графини въ картахъ и играя съ ней, какъ grand seigneur, ты поступилъ, мой другъ, превосходно, — продолжала мадамъ де Бернштэйнъ.

— Разв она плутовала? вскричалъ Гарри, съ видомъ крайняго изумленія. Съ своей стороны, мадамъ, я ничего подобнаго не замтилъ.

— Я тоже не замтила, мой другъ, несмотря на то, я уврена, что она плутовала, обманывала. Да чего тутъ? всякая женщина любитъ обманывать. Я сама люблю обманывать, любитъ обманывать и Марія, — лишь бы только представился къ этому удобный случай. Впрочемъ играя съ графиней Валмоденъ и сдлавъ умренный проигрышъ, смло можно сказать, что ты не въ потер: — это со стороны мужчины въ своемъ род тоже обманъ. Совтую теб, Гарри, постоянно заискивать ея расположеніе. Она влюбилась въ твои beaux yeux. И то сказать,— почему бы вашему превосходительству не быть губернаторомъ Виргиніи?— Теб теперь нужно, ты даже долженъ създить въ Кенсингтонъ и засвидтельствовать свое почтеніе герцогу и представиться его величеству. Графиня Ярмутъ наврное будетъ твоимъ лучшимъ другомъ при двор.

— Почему бы, тетушка, вамъ самимъ не отрекомендовать меня? спросилъ Гарри.

Искуственный румянецъ на щекахъ старой лэди усилился румянцемъ натуральнымъ.

— Нтъ, сказала она:— въ Кенсингтон я теперь въ опал. Было время, когда и я пользовалась милостями. Надо теб сказать, мой другъ,— для королей ничего не было и не можетъ быть непріятне, какъ лица, которыя они желаютъ позабыть. У всякаго человка непремнно есть желаніе забыть или что нибудь или кого нибудь. Я уврена, нашъ ingnu хотлъ бы уничтожить въ совсти своей т чувства, которыя ему не нравятся. Вдь это правда, Гарри?

Гарри покраснлъ, — покраснла и Марія, его тетка засмялась тмъ злобнымъ смхомъ, который производитъ въ другихъ непріятное ощущеніе.— Но что же означалъ этотъ внезапный румянецъ на щекахъ ея племянника и племянницы? Что могло вызвать этотъ румянецъ такъ некстати? Мн кажется, мадамъ Бернштэйнъ была справедлива, сказавъ, что большая часть людей имютъ на совсти своей тягостныя чувства, отъ которыхъ хотли бы отдлаться.

Румянецъ Маріи, наперекоръ лтамъ ея, былъ бы еще сильне, еслибъ она знала причины душевнаго волненія Гарри.

Вотъ уже нсколько дней, какъ Гарри не находитъ своего бумажника. Онъ помнилъ, что бумажникъ этотъ находился при немъ въ тотъ день, когда пилъ такъ много бургонскаго въ гостинниц ‘Блый Конь’, и когда Гумбо долженъ былъ уложить его въ постель. Онъ искалъ своей потери на другое утро, но въ квартир никто изъ прислуги не видлъ его. Онъ спросилъ въ ‘Бломъ Кон’, но и тамъ не оказалось. Не публиковать же о потер бумажника! Если Гарри и могъ освдомляться о немъ, то долженъ былъ длать освдомленія весьма осторожно. Благоразуміе требовало не разглашать объ этой потер.

Не трудно представить себ отчаяніе лэди Маріи Эсмондъ, еслибъ она узнала, что самыя нжныя изліянія ея сердца находятся въ рукахъ публики! Ея письма проникнуты были откровенностью, въ нихъ открывалось безчисленное множество семейныхъ тайнъ, въ нихъ заключались презрніе и сатира, направленныя на лица, съ которыми она и мистеръ Варрингтонъ приходили въ соприкосновеніе. Въ нихъ выражались нжные упреки и жалобы на вниманіе, оказываемое Гарри Варрингтономъ другимъ дамамъ. Въ нихъ проглядывало злословіе, насмшка, признаніе въ страшной любви и клятвы въ врности до гроба, — словомъ, они содержали въ себ весь наборъ словъ, къ которымъ вы сами прибгали, драгоцнная мадамъ, принимаясь писать письмо вашему Эдварду, когда васъ обручили съ нимъ и передъ тмъ, какъ вы сдлались мистриссъ Джонсъ.— Скажите, понравилось ли бы вамъ, еслибъ ваши письма стали читать лица, до которыхъ они не относятся? Помните, что вы говорили въ двухъ-трехъ изъ вашихъ посланій о миссъ Броунъ, помните невыгодное мнніе, высказанное вами относительно личности мистриссъ Томекъ? Случалось ли вамъ припоминать выраженія, употребленныя относительно самого мистера Джонса, за котораго впослдствіи вы вышли за мужъ (вышли потому, что ваше же собственное злословіе послужило поводомъ къ размолвк вашей съ Эдвардомъ), и какъ вы думаете, понравилось ли бы мистеру Джонсу, еслибъ онъ прочиталъ эти выраженія? Врно нтъ. Въ такомъ случа, постарайтесь разсять ложное понятіе, составленное вами въ ум своемъ относительно лэди Маріи Эсмондъ. Нтъ ни малйшаго сомннія, что ея письма, какъ и вс вообще любовныя письма, отличались нелпостью, но изъ этого еще не слдуетъ, что въ нихъ заключалось что нибудь дурное. Они бываютъ нелпы, если ихъ пишутъ молодые люди другъ къ другу, и еще нелпе, когда старикъ пишетъ къ молодой двиц, или старуха — къ юнош. Неудивительно, если лэди Марія не хотла, чтобъ ея письма были прочитаны. Даже самое правописаніе…. впрочемъ въ то время правописаніе не составляло дла особенной важности, да и въ настоящее время встрчаются люди въ высшей степени легкомысленные, безразсудные, не смотря на то, что умютъ выражаться и писать несравненно правильне, чмъ въ былыя времена. Не въ правописаніи дло, но въ изложеніи своихъ мыслей. Что касается меня, то я не только въ настоящее, но и на будущее время ршился не писать и не говорить о томъ, что лежитъ у меня на душ относительно чего нибудь или кого нибудь. Я поставляю себ за правило говорить о всякой женщин, что она хороша собой и цломудренна, о всякомъ мужчин, что онъ недурёнъ собой, уменъ и богатъ, о всякой книг, что она исполнена невыразимаго интереса, О манерахъ всякаго снобса, что он во всхъ отношеніяхъ благородны, объ обдахъ всякаго скряги, что они отличаются роскошью, о разговор Джакинса, что онъ одушевленъ и занимателенъ, о Ксантипп, что она имла самый мягкій характеръ, о Іезавели, что ея румянецъ былъ натуральный, о Раул Синей Бород, что онъ до нельзя баловалъ своихъ женъ и что он умирали отъ воспаленія горла. Какъ? что? вы ршаетесь говорить противъ непорочной Мессалины?— Значитъ у васъ совершенно ложный взглядъ на человческую природу!— Вы ршаетесь говорить, что Хеопса нельзя назвать царемъ совершеннйшимъ во всхъ отношеніяхъ? Посл этого вы не имете никакого уваженія къ такимъ знаменитостямъ, вы издваетесь надъ всмъ прекраснымъ и благороднымъ! Съ окончаніемъ этой книги, я непремнно перемню желтую обкладку, въ которой она выходитъ теперь по частямъ, обверну ее въ розовую бумажку, украшенную купидонами, и вс личности въ ней будутъ изображены совершенными ангелами.

Между тмъ мы находимся въ обществ мужчинъ и женщинъ, на плечахъ которыхъ еще не выросли крылья и которыя, безъ малйшаго сомннія, имютъ свои недостатки и слабости. Напримръ, Мадамъ Бернштэйнъ любитъ спать посл обда, много стъ и пьетъ, — это слабость милэди. Мистеръ Гарри Варрингтонъ отправился съ графомъ Карамболи играть на бильярд: его слабость, по моему мннію, можно опредлить словомъ — празднолюбіе. Объ этой-то слабости и замчаетъ мистеръ Самсонъ, разговаривая съ лэди Маріей въ полголоса, чтобъ не нарушить сладкій сонъ тетушки Бернштэйнъ въ сосдней комнат.

— Джентльменъ, со средствами мистера Варрингтона, можетъ позволять себ нкоторыя развлеченія и быть празднымъ, сказала лэди Марія. И къ чему говорить это? Вы сами, добрйшій мистеръ Самсонъ, любите и карты и бильярдъ.

— Я отъ этого не отрекаюсь, мадамъ,— мое дло совсмъ другаго рода: я уже нкоторымъ образомъ составилъ себ карьеру,— съ глубокимъ вздохомъ сказалъ кастльвудскій священникъ. Этотъ молодой джентльменъ долженъ имть какое нибудь занятіе. Ему слдуетъ представиться ко двору и вступить въ королевскую службу, исполнить долгъ, требуемый отъ всякаго человка его положенія. Онъ долженъ остепениться, устроить хозяйство и наконецъ жениться на женщин, которая бы соотвтствовала его званію.

Говоря это, мистеръ Самсонъ пристально смотрлъ въ глаза милэди.

— Дйствительно, мой кузенъ по пустому убиваетъ время, сказала лэди Марія, слегка покраснвъ.

— Мистеру Варрингтону не мшало бы повидаться съ ближайшими родственниками его отца, замтилъ священникъ.

— Съ этими суффолкскими олухами, которые только и знаютъ, что пить пиво, да гоняться за лисицами!— Въ этомъ посщеніи я ничего не вижу хорошаго.

— Они принадлежатъ къ старинному роду, въ которомъ старшій былъ главою округа въ теченіе столтія, продолжалъ священникъ. Я слышалъ, что сэръ Майльзъ иметъ дочь однихъ лтъ съ Гарри, и притомъ красавицу.

— Ничего не знаю, сэръ, ни о Майльз Варрингтон, ни о дочеряхъ его, ни о красавицахъ!— въ сильномъ волненіи воскликнула Марія.

— Баронесса, кажется, проснулась…. Нтъ…. ея сіятельство наслаждается отраднымъ сномъ, сказалъ священникъ самымъ тихимъ тономъ. Я боюсь, мадамъ, за вашего кузена мистера Варрингтона. Боюсь за его молодость, за коварныхъ людей, которыми онъ окруженъ, за расточительность, за шалости, за интриги, въ которыя онъ будетъ вовлеченъ и въ которыя вс будутъ стараться вовлекать его. Его сіятельство, мой великодушный патронъ, приказалъ мн хать сюда и присматривать за нимъ, и я здсь, какъ это вамъ уже извстно. Я знаю слабости молодыхъ людей. Быть можетъ, въ свое время и я былъ имъ подверженъ.— Со стыдомъ признаюсь я въ этомъ, прибавилъ мистеръ Самсонъ съ особеннымъ умиленіемъ, не обнаруживая однакожъ, ни малйшаго стыда для подтвержденія своего раскаянія.

— Между нами, мадамъ, — мн кажется, мистеръ Варрингтонъ и въ настоящее время находится въ какомъ-то затруднительномъ положеніи, продолжалъ священникъ, пристально поглядвъ на лэди Марію.

— Неужели! воскликнула лэди.

— Тс! не забывайте о спокойствіи вашей драгоцнной тетушки! прошепталъ священникъ, еще разъ указавъ въ ту сторону, гд покоилась мадамъ Бернштэйнъ.— Какъ вы полагаете, равнодушенъ ли вашъ кузенъ къ кому либо изъ изъ членовъ семейства мистера Ламберта?— напримръ, къ миссъ Ламбертъ?…

— Между нимъ и миссъ Ламбертъ ничего нтъ и не можетъ быть, прервала лэди Марія.

— Вы въ этомъ уврены, милэди?

— Говорятъ, мой добрый Самсонъ, что женщины въ длахъ подобнаго рода имютъ непогршительный взглядъ, съ невозмутимымъ спокойствіемъ отвчала милэди.

— Значитъ я еще разъ ошибся, сказалъ откровенный священникъ.— Дйствительно, мистеръ Варрингтонъ самъ говорилъ о молоденькой лэди, что ей нужно воротиться къ своимъ кукламъ и называлъ ее дерзкой, надменной двчонкой.

— Вотъ что!— сказала лэди, и изъ груди ея вылетлъ вздохъ, казаіось, что при этомъ извстіи и посл этого вздоха отпалъ отъ сердца ея тяжелый камень.

— Но все же, мадамъ, къ кому нибудь онъ неравнодушенъ, сказалъ священникъ. Не говорилъ ли онъ вамъ чего по секрету?

— Мн, мистеръ Самсонъ?— Что же онъ могъ говорить? Гд? По какому случаю?— воскликнула Марія.

— Дней шесть тому назадъ, посл обда въ ‘Бломъ Кон’ и посл обильнаго возліянія Бахусу, мистеръ Варрингтонъ потерялъ бумажникъ, въ которомъ заключались письма.

— Письма? воскликнула лэди Марія, и у нея захватило дыханіе.

— Письма и сумму денегъ, вроятно, боле той, въ которой Гарри сознается, продолжалъ мистеръ Самсонъ, выразительно кивнувъ головой.— Онъ весьма озабоченъ этой потерей. Мы вмст длали освдомленія, разумется, очень осторожно. Мы…. Праведное небо!— милэди, вы нездоровы?

При этихъ словахъ лэди Марія пронзительно вскрикнула и безъ чувствъ упала со стула.

— Я хочу видть принца. Я имю право видть его.— Что это значитъ?… гд я? Что случилось?— восклицала пробужденная баронесса. Безъ всякаго сомннія, во время сна, надъ ея старой головой носились виднія давно минувшей юности. Старая лэди дрожала всмъ тломъ. Бросивъ вокругъ себя безсмысленный, блуждающій взглядъ, она побрела, опираясь на черепаховую трость.

— Скажите…. что это значитъ?— снова спросила она. Убили что ли вы ее?

— Внезапный обморокъ, ваше сіятельство. Не прикажете ли разрзать шнуровку или послать за докторомъ?— сказалъ встревоженный священникъ съ видомъ совершеннаго невднія.

— Что происходило между вами?— свирпо спросила старая лэди.

— Клянусь честью, мадамъ, я ршительно не знаю, въ чемъ обвинить себя. Я только сказалъ, что мистеръ Варрингтонъ потерялъ бумажникъ съ письмами, и милэди, какъ изволите видть, упала въ обморокъ.

Мадамъ Бернштэйнъ плеснула воды налицо племянницы. Слабый стонъ показалъ, что лэди Марія приходитъ въ чувство.

Баронесса сурово посмотрла на удалявшагося Самсона, которому поручила пригласить доктора. Мрачное лицо ея служило весьма неотраднымъ утшеніемъ для бдной Маріи, когда она увидла его, окончательно придя въ чувства.

— Что случилось? спросила младшая лэди, находившаяся въ совершенномъ недоумніи и съ трудомъ переводившая дыханіе.

— ГмІ Вы лучше должны знать, что случилось. Я полагаю то, что и прежде случалось въ нашей фамиліи? вскричала старая баронесса, бросая на племянницу дикіе взгляды.

— Ахъ, да! потеряны письма…. ach lieber Himmel!

И Марія начала говорить на родномъ нарчіи своей матери, при взволнованномъ состояніи души она длала это постоянно.

— Да! печать сломана и письма потеряны. Это старинная исторія Эсмондовъ, съ горечью сказала баронесса.

— Печать сломана и письма потеряны?— Что вы этимъ хотите сказать, тетушка? спросила Марія слабымъ голосомъ.

— Я хочу сказать, что моя мать была единственной честной женщиной, вступившей въ эту фамилію! вскричала баронесса, топнувъ ногой.— Она была дочь пастора, слдовательно принадлежала къ среднему сословію, въ противномъ случа она бы тоже предалась порокамъ. Праведное небо! неужели суждено, чтобы мы вс были…

— Договаривайте, мадамъ, — чмъ же? вскричала Марія.

— Чмъ были мы прежде, какъ сказала милэди Квинсбюри вчера вечеромъ, — чмъ мы есть въ настоящее время!— ты угадываешь это названіе! сказала приведенная въ негодованіе старуха.— О, какая перемна въ цломъ поколніи! Мать твоего отца, Марія, была честная женщина. Зачмъ я оставила ее? Почему ты не слдовала ея примру?

— Мадамъ! воскликнула Марія.— Призываю небо въ свидтели, что я….

— Тс! Во-первыхъ, прошу не называть меня мадамъ! во-вторыхъ, оставьте ваши клятвы, — он ни къ чему не ведутъ! Если вы станете уврять меня въ своей невинности до тхъ поръ, пока не выпадутъ у васъ остальные зубы, я и тогда не поврю вамъ, лэди Марія Эсмондъ.

— А! значитъ это вы разсказали ему! сказала Марія, задыхаясь отъ гнва. Она узнала стрлу, пущенную изъ колчана старой тетки.

— Я замтила, что между тобой и юношей завязалась глупая интрига, и потому сказала ему, что ты старше его матери. Да, это я сказала! Неужели ты думаешь, что я позволю Генри Эсмонду броситься съ своимъ богатствомъ на такую избитую и старую скалу, какъ ты? Я не хочу, чтобы этого мальчика обманули и ограбили въ нашей фамиліи. Никто изъ васъ не получитъ отъ меня шиллинга, если вы его обидите.

— Такъ вы ему сказали! вскричала Марія, внезапно теряя всякое уваженіе къ тетк.— Прекрасно! Знайте же, — я не нуждаюсь, мадамъ, въ ничтожныхъ вашихъ деньгахъ! Я имю слово мистера Варрингтона, имю письма отъ него, и знаю, что онъ скоре умретъ, чмъ измнитъ ему.

— Онъ умретъ, если и сдержитъ его! (Марія пожала плечами). Но вамъ до этого нтъ дла…. у васъ нтъ сердца….

— Какъ нтъ его и у сестры моего отца, мадамъ! снова вскричала Марія. Эта молодая женщина, обыкновенно почтительная, смотрла на тетку съ пренебреженіемъ.

— О, зачмъ я не вышла за мужъ за честнаго человка? сказала старая лэди, печально покачавъ головой.— Генри Эсмондъ былъ благороденъ и добръ, быть можетъ онъ передалъ бы мн эти качества. Но нтъ, нтъ, пятно безчестія лежитъ на всхъ насъ. Марія, неужели ты хочешь принести себ въ жертву этого мальчика?

— Madame ma tante, вы, кажется, принимаете меня за дурочку, сказала Марія.

— Освободи его, и я назначу теб пять тысячь фунтовъ стерлинговъ въ моемъ…. въ моемъ духовномъ завщаніи. Назначу, клянусь честью!

— Не вы ли въ молодости своей полюбили полковника Эсмонда, и потомъ промняли его на графа, а графа на герцога?

— Да.

— Eh! Bon sang ne peut mentir! У меня нтъ ни денегъ, ни друзей. Мой отецъ былъ мотъ, мой братъ — нищій. Мистеръ Варрингтонъ далъ мн слово, и я знаю, мадамъ, онъ его сдержитъ. Вотъ все, что я могу сказать вамъ, ваше сіятельство! вскричала лэди Марія, сдлавъ рукой выразительный жестъ.— Ну что, если мои письма будутъ извстныизавтра цлому свту? Apr&egrave,s? Я знаю, что въ нихъ содержатся вещи, которыя не должно разглашать, вещи, которыя касаются не одной меня. Comment! Неужели вы думаете, что въ нашей фамиліи существуютъ исторіи только обо мн? Впрочемъ, владя его письмами, я не боюсь за свои. Да, у меня его письма, его слово, и я надюсь на то и другое.

— Я пошлю къ моему банкиру, Марія, и онъ выдастъ теб деньги теперь же, продолжала баронесса.

— Не надо! Я буду имть прекраснаго Гарри и вдесятеро больше вашихъ пяти тысячъ! вскричала Марія.

— Да, когда умретъ его мать, не раньше, а она вамъ ровесница!

— Мы можемъ подождать, тетушка. Вы сами говорите, что я, въ мои лта, не такъ еще нетерплива, какъ молодыя искательницы богатыхъ мужей.

— Но въ ожиданіи смерти моей сестры многое можетъ измниться, многое утратиться.

— Предложите мн десять тысячь фунтовъ, мадамъ Тушеръ, и тогда мы посмотримъ! сказала Марія.

— У меня нтъ такихъ денегъ, отвчала старая лэди.

— Въ такомъ случа, мадамъ, позвольте мн длать для себя все, что я могу, сказала Марія.

— О, если бы онъ услышалъ тебя?

— Что же изъ этого? У меня его слово. Я знаю, онъ его сдержитъ. Я могу подождать.

И Марія выбжала изъ комнаты въ ту самую минуту когда въ дверяхъ показался священникъ. Теперь уже не Марія, но мадамъ Бернштэйнъ нуждалась въ медицинскомъ пособіи. Новости, которыя такъ неожиданно сдлались извстными, сильно взволновали и поразили ее.

ГЛАВА XII,
КОТОРАЯ ПОВИДИМОМУ ГРОЗИТЪ БДОЙ.

Хотя баронесса Бернштэйнъ ршительно проиграла сраженіе, описанное нами въ предъидущей глав, но при слдующей встрч съ своей племянницей не обнаружила ни досады, ни гнва.

— Разумется, милэди Марія, сказала она: — вы не думаете, что мн, какъ ближайшей родственниц Гарри Варрингтона, нравится идея о его женитьб на женщин однихъ лтъ съ его матерью и не имющей ни пенни своего состоянія. Если онъ хочетъ сдлать подобную глупость, то я ршительно отступаюсь отъ этого дла. Теперь я даже не врю себ, что была серьёзна относительно предложенія вамъ пяти тысячь фунтовъ, которое сдлала вчера въ жару нашего разговора. Это миленькое дльцо, какъ я вижу, устроено еще въ Кастльвуд. Если бъ я знала, душа моя, что вы зашли такъ далеко, я бы воздержалась отъ безполезнаго и неумстнаго сопротивленія. Скажите сами, кто и чмъ можетъ починить разбитый сосудъ?

— Мадамъ! гнвно прервала Марія.

— Извините, этимъ я ничего не хочу сказать противъ вашей чести или личности, и та и другая, безъ сомннія, находятся вн всякой опасности. Гарри говоритъ тоже, что и вы, посл этого мое вмшательство безполезно.

— Вы говорили объ этомъ съ мистеромъ Варрингтономъ?

— Говорила, и онъ признался, что далъ вамъ общаніе въ Кастльвуд и что это общаніе вы имете письменное.

— Конечно, мадамъ, имю, сказала лэди Марія.

— Признаюсь, съ перваго раза я ложно толковала содержаніе вашихъ писемъ къ Гарри, потому, что въ нихъ вмшаны другіе члены фамиліи….

— Которые клеветали на меня и старались мн повредить въ глазахъ милаго мистера Варрингтона. Да, мадамъ, съ своей стороны и я признаюсь, что писала противъ нихъ съ тою цлью, чтобы оправдать себя.

— Но, согласитесь, прискорбно думать, что какой нибудь негодяй можетъ овладть свдніями невыгодными для нашей фамиліи и сдлать ихъ предметомъ публичнаго скандала. Отсюда вроятно и причина вашего безпокойства въ настоящее время.

— Такъ точно, сказала лэди Марія.— Отъ мистера Варрингтона я ничего не могла утаить и говорила съ нимъ откровенно. Но, само собою разумется, у меня никогда не было желанія разглашать всему свту раздоры благородной фамиліи.

— Клянусь честью, Марія, я въ восхищеніи отъ васъ, и крайне сожалю, что была несправедлива къ вамъ въ теченіе…. по крайней мр двадцати лтъ.

— Очень рада, что вы наконецъ оказываете мн справедливость, сказала племянница.

— Можете ли вы догадаться, моя милая, что я подумала о васъ, когда вы и Гарри открыли балъ?

— Я ршительно не знаю, что думала баронесса Бернштэйнъ, надменно сказала лэди Марія.

— Я вспомнила, какъ вы танцовали подъ звуки той же музыкальной пьесы съ танцовальнымъ учителемъ въ Кенсингтон.

— Мадамъ, это была гнусная клевета!

— Чрезъ которую бдный танцмейстеръ понапрасно получилъ побои!

— Мадамъ, жестоко и неблагородно приводить на память эту клевету, и я прошу позволенія удалиться отъ тхъ людей, которые повторяютъ ее, продолжала Марія съ большимъ одушевленіемъ.

— Вы хотите хать домой? Конечно, я знаю, что Тонбриджъ вамъ не можетъ нравиться. Здсь будетъ для васъ жарко, если письма ваши найдутся и получатъ огласку.

— Въ нихъ не было сказано ни слова о васъ, въ этомъ отношеніи вы можете быть совершенно спокойны.

— Тоже самое говорилъ Гарри, отдавая вамъ полную справедливость. Дйствительно, душа моя, мы надоли другъ другу, и лучше будетъ, если на время разлучимся.

— Я одного съ вами мннія, сказала Марія, длая книксенъ.

— Мистеръ Самсонъ будетъ вашимъ провожатымъ до Кастльвуда. Вы и ваша служанка можете взять почтовую карету.

— Да, мы возьмемъ почтовую карету и мистеръ Самсонъ проводитъ меня, повторила лэди Марія.— Видите, мадамъ, я поступаю, какъ слдуетъ почтительной и послушной племянниц.

— А знаете ли, мой другъ, я подозрваю, что письма ваши въ рукахъ мистера Самсона, откровеннымъ тономъ сказала баронесса.

— Признаюсь, иногда эта мысль и мн приходитъ въ голову.

— Вы подете съ нимъ въ одномъ экипаж и вроятно постараетесь ихъ выманить? Далила! Для меня они безполезны, и потому надюсь вы ихъ выручите. Когда же вы узжаете? Вы сказали, кажется, чмъ скоре, тмъ лучше? Мы, Марія, женщины свтскія. Если мы прибгаемъ къ сильнымъ выраженіямъ, то только въ минуты сильнаго гнва. Мы не хотимъ быть вмст, и потому разлучаемся, но разлучаемся въ хорошихъ отношеніяхъ. Не създить ли намъ къ милэди Ярмутъ? Сегодня у нея вечеръ. Перемна сцены посл маленькихъ нервныхъ припадковъ, которымъ вы подвержены, подйствуетъ на васъ благотворно, а карты лучше всякаго доктора разсютъ непріятныя мысли.

Лэди Марія согласилась хать на вечеръ лэди Ярмутъ, одлась первая и подождала тетку свою въ гостиной. Мадамъ Бернштэйнъ, спускаясь къ ней, и замтивъ, что дверь въ комнату Маріи была отворена, подумала: письма Гарри врно при ней. Он отправились въ отдльныхъ портшезахъ, и въ теченіе вечера оказывали другъ другу то очаровательное уваженіе и искренность, которое женщина можетъ оказывать посл и даже во время жесточайшей вражды.

Ночью, по возвращеніи отъ графини, мистриссъ Бретъ, служанка баронессы Бернштэйнъ, явилась на призывъ лэди Маріи. Бетти, или мистриссъ Бретъ, — это одно и тоже, — совстно было сказать, что она является къ лэди Маріи въ неприличномъ вид. Бетти веселилась и бражничала съ чорнымъ джентльменомъ мистера Варрингтона, съ лакеемъ лорда Бамборо и многими другими дамами и кавалерами.— Напитки,— мистриссъ Бретъ съ ужасомъ признавалась,— подйствовали на нее слишкомъ сильно. Не прикажетъ ли милэди раздть себя? Милэди сказала, что разднется безъ горничной и дала мистриссъ Бретъ позволеніе удалиться, ‘Письма у Маріи въ корсет’, — подумала мадамъ Бернштэйнъ. На лстниц он какъ нельзя любезне пожелали другъ другу спокойной ночи.

Мистриссъ Бетти по приход на другое утро къ своей госпож получила строгій выговоръ. Съ глубокимъ раскаяніемъ признавалась она въ своемъ пристрастіи къ пуншу, такъ искусно приготовляемому мистеромъ Гумбо. Бетти съ покорностью выслушала выговоръ и брань и, исполнивъ обычныя обязанности около своей госпожи, удалилась.

Бетти принадлежала къ числу тхъ кастльвудскихъ двушекъ, которыхъ такъ очаровалъ мистеръ Гумбо, она была очень миловидна, имла голубые глаза. Мистеръ Кэзъ, довренный слуга боронессы, былъ неравнодушенъ къ ней. Поэтому случаю Гумбо питалъ ревность къ Кэзу, проявлявшуюся въ частыхъ ссорахъ. Слдствіемъ этого было то, что Гумбо, надленный отъ природы миролюбивыми наклонностями, боялся лакеевъ баронессы, особливо старшаго изъ нихъ, который далъ клятву переломать ему ребра, и даже убить его, если онъ будетъ оказывать мистриссъ Бетти свое вниманіе.

Однакожь вечеромъ, когда баронесса и лэди Марія проводили время у графини Ярмутъ, мистеръ Кэзъ, хотя и засталъ Гумбо у открытыхъ дверей, куда наввалъ прохладный втерокъ, въ нжномъ разговор съ мистриссъ Бетти, и хотя Гумбо поблднлъ бы отъ страха, еслибъ такая перемна въ лиц была для него возможна, — но на этотъ разъ оказалось, что не было въ мір человка любезне и привтливе мистера Кэза. Онъ не только не обнаружилъ гнва, но предложилъ вынести пуншу въ комнату мистриссъ Бетти,— пуншу, который Гумбо умлъ приготовлять съ неподражаемымъ искусствомъ. Мистеръ Кэзъ выхвалялъ музыкальныя способности Гумбо и, будучи отъ природы воздержнымъ человкомъ, требовалъ, чтобы пили какъ можно больше, пока бдная мистриссъ Бетти была доведена до того состоянія, которое навлекло на нее справедливый гнвъ ея госпожи.

Что касается до самаго мистера Кэза, квартировавшаго въ другомъ дом, онъ такъ захворалъ отъ вкуснаго пуншу, что пролежалъ въ постели весь слдующій день, и не ране ужина могъ собраться съ силами, чтобы двинуться къ столу и прислуживать. Баронесса сдлала ему добродушный выговоръ, ему, замтивъ однакожь, что этотъ грхъ съ нимъ случается рдко.

— А я готовъ былъ побожиться, что сегодня поутру видлъ Кэза, во весь опоръ летвшаго по дорог въ Лондонъ, сказалъ мистеръ Варрингтонъ, ужинавшій съ своими родственницами.

— Меня?— помилуйте, сэръ!— Я весь день пролежалъ и думалъ, что отъ боли треснетъ голова. Только въ шесть часовъ я пообдалъ, выпилъ легкаго пива и немного освжился. Но ужь вашъ Гумбо,— извините мистеръ Варрингтонъ,— въ жизнь мою не выпью капли его пуншу.

И честный метръ д’отель занялся своимъ дломъ между бутылками и стаканами.

Во время ужина мадамъ Бернштэйнъ была очень любезна. Она совтовала лэди Маріи, для предупрежденія обмороковъ, употреблять крпкіе, укрпляющіе напитки. Припадки эти съ нкотораго времени повторялись очень часто. Баронесса предлагала посовтоваться съ лондонскимъ врачемъ, для чего и послать съ Гарри описаніе своей болзни.— Съ Гарри? спросила лэди Марія.— Да. Гарри, по порученію тетки, отправлялся дни на два въ Лондонъ.

— Я не считала за нужное говорить вамъ, моя милая, что онъ детъ въ Лондонъ по длу, которое принесетъ ему же пользу. Я хочу, чтобы мистеръ Дрэперъ включилъ его въ мое духовное завщаніе: вмст съ этимъ, имя въ виду скорую поздку въ различныя мста и вашъ отъздъ въ Кастльвудъ, я для безопасности прошу мистера Варрингтона свезти въ Лондонъ мои брилльянты. Въ послднее время грабежи повторяются довольно часто, и я бы не хотла встртиться съ разбойниками.

При мысли объ отъзд молодаго джентльмена, Марія поблднла, она надялась, что Гарри проводитъ ее до Кастльвуда, куда возвратился ея старшій братъ.

— Нтъ, извините, сказала баронесса:— молодой человкъ и безъ того довольно долго пробылъ у насъ на привязи. День-другой въ Лондон не повредитъ ему. Онъ исполнитъ мое порученіе и въ субботу явится къ вашимъ услугамъ.

— Я бы охотно сдлалъ компанію мистеру Варрингтону, но въ пятницу долженъ говорить проповдь въ присутствіи ея сіятельства графини Ярмутъ, сказалъ мистеръ Самсонъ.— Съ нетерпніемъ ждалъ онъ этого дня, въ который милэди Ярмутъ должна была оцнить его достоинства въ качеств проповдника, мадамъ Бернштэйнъ употребила свое вліяніе на королевскую фаворитку, чтобъ убдить ее послушать кастльвудскаго священника.

Гарри наслаждался мыслію о поздк въ Лондонъ и объ удовольствіяхъ, которыя его ожидали. Онъ говорилъ, что пистолеты у него добрые и что онъ благополучно доставитъ брильянты въ недоступную кладовую адвоката.— Не остановиться ли ему въ дом его тетки?— Нтъ, ему покажется тамъ скучно, потому что въ цломъ дом одна служанка да грумъ. Всего лучше занять квартиру въ улиц Полъ-Молъ, въ отел ‘Звзда и Подвязка’, или въ одной изъ гостинницъ Ковентгарденскаго квартала.— О, какъ часто разговаривалъ я объ этой поздк, сказалъ Гарри, и его лицо приняло печальное выраженіе.

— Съ кмъ же вы разговаривали, сэръ? спросила лэди Марія.

— Съ тмъ, который общалъ вмст со мной сдлать ее, сказалъ молодой человкъ, вспоминая, по обыкновенію, съ безпредльною нжностью о погибшемъ брат.

— У него, добрая моя Марія, гораздо больше души, чмъ у многихъ изъ насъ, сказала тетка Гарри, замтивъ его волненіе.

Непреодолимые порывы горести, хотя и не часто, но все же возникали въ душ нашего молодаго человка. Потеря брата, сцены и обстоятельства, предшествовавшія этой потер, его слова и предположенія приходили на память Гарри и брали верхъ надъ его чувствами.

— Не знаю, мадамъ, прошепталъ священникъ баронесс Бернштэйнъ посл одного изъ порывовъ горести: — найдутся ли въ Англіи люди, которые такъ сильно горюютъ о потер старшаго брата.

Но, безъ сомннія, эта печаль не была безпрерывна, и мы можемъ утвердительно сказать, что мистеръ Варрингтонъ съ радостью отправлялся въ Лондонъ, онъ былъ веселъ и счастливъ и, нужно ли прибавлять, хотлъ хотя на время удалиться отъ престарлаго предмета нжной привязанности. Это врно. Отдлаться отъ него навсегда не было возможности. Въ Кастльвуд, въ одинъ несчастный вечеръ, Гарри предложилъ перезрлой кузин свое сердце и себя самаго,— и кузина приняла предложеніе безразсуднаго юноши. Но бракъ въ настоящее время былъ дломъ невозможнымъ. Гарри долженъ былъ посовтоваться съ матерью. На всю жизнь оставаясь полною владтельницею виргинскаго помстья, она, безъ всякаго сомннія, не согласилась бы на такой союзъ. Мысль о брак по необходимости была отложена на отдаленный періодъ, она, какъ жерновъ, висла на ше молодаго человка и служила источникомъ раскаянія и безпокойства.

Неудивительно, что Гарри по мр приближенія къ Лондону становился веселе и восхищался изъ окна почтовой кареты картинами природы.— Вотъ показались блестящіе куполы Гринича, утопавшаго въ зелени роскошныхъ парковъ. Вотъ знаменитая Темза съ безчисленнымъ множествомъ кораблей, вотъ и лондонскій Товеръ. Смотри, Гумбо, вдь это Товеръ! — Такъ точно, сэръ, это онъ, отвчалъ Гумбо, въ жизнь свою не слыхавшій о Товер. Но Гарри слышалъ о немъ, онъ припоминалъ все читанное о немъ въ Медулл Говелла, и вспоминая о томъ, какъ онъ и братъ его играли въ Товер, и теперь это зданіе передъ его глазами, — ему предстояло увидть рдкій арсеналъ, царскіе брилльянты и львовъ. Они прозжаютъ Соутварнъ, перезжаютъ знаменитый лондонскій мостъ, застроенный въ то время по об стороны домами и представлявшій собою настоящую улицу. Отъ этой улицы уцлли одни только ворота, но и т въ полуразрушенномъ вид. Карета възжаетъ въ Сити.— Посмотри, Гумбо,— вдь это церковь св. Павла!— Такъ точно, сэръ: это она, почтительно отвчалъ Гумбо, нисколько не пораженный величіемъ храма и красотами архитектуры. Наконецъ, по извстному направленію, мы достигаемъ Темпля, — Гумбо и его господинъ со страхомъ смотрятъ на головы преступниковъ, выставленныя на воротахъ этого зданія.

Карета подъхала къ квартир мистера Дрэпера, гд Гарри вручилъ послднему брилльянты и письмо отъ тетки, которое мистеръ Дрэперъ прочиталъ съ большимъ, повидимому, вниманіемъ и бережно отложилъ его въ сторону. Посл того онъ заперъ брилльянты въ желзный сундукъ, вышелъ въ сосднюю комнату, взявъ съ собой писца, и черезъ нсколько минутъ предложилъ мистеру Варрингтону свои услуги проводить его въ отель.— Отель былъ выбранъ въ ковентгардсискомъ квартал, какъ въ боле приличномъ мст для резиденціи виргинскаго юноши.

— Я долженъ удержать васъ, мистеръ Варрингтонъ, дня на два или на три, сказалъ адвокатъ.— Бумаги, которыя требуетъ баронесса, я полагаю, будутъ готовы не раньше этого срока. Между тмъ вы можете располагать мною для осмотра нашей столицы. Самъ я живу за городомъ, въ Камбервелл у меня маленькій домикъ, въ которомъ, надюсь, буду имть честь видть мистера Варрингтона, но молодому человку, я полагаю, лучше всего понравится отель и свобода, — не такъ ли?

Гарри отвчалъ утвердительно, и при этомъ выразилъ надежду, что отель его будетъ лучшій въ квартал, карету съ писцомъ мистера Дрэпера отправили въ Бедфордъ, куда оба джентльмена условились идти пшкомъ.

Мистеръ Дрэперъ и мистеръ Варрингтонъ посидли немного и поговорили. Дрэперы, отецъ и сынъ, были адвокатами въ фамиліи Эсмондовъ со временъ незапамятныхъ, и мистеръ Дрэперъ-сынъ, сообщилъ молодому джентльмену множество свдній, относительно его кастльвудскихъ предковъ. Мистеръ Дрэперъ не былъ уже боле агентомъ ныншняго графа: его отецъ имлъ непріятности съ его сіятельствомъ, который вслдствіе этого перенесъ вс свои дла въ другое мсто, но баронесса все еще оставалась го почетной кліенткой, — и онъ считалъ себя счастливымъ, что ея сіятельство такъ хорошо расположена къ своему племяннику.

Передъ выходомъ, когда оба джентльмена взяли свои шляпы, младшій писецъ остановилъ своего начальника и сказалъ:

— Извините, сэръ, что прикажете сдлать съ бумагами баронессы, доставленными ея человкомъ, мистеромъ Кэзомъ, два дня тому назадъ.

— Прошу васъ заниматься своимъ дломъ, мистеръ Броунъ, рзко сказалъ адвокатъ.— Сюда, сюда, — мистеръ Варрингтонъ. Наши лстницы чрезвычайно мрачны.— Позвольте мн показать вамъ дорогу.

Гарри замтилъ грозный взглядъ, брошенный мистеромъ Дрэперомъ на мистера Броуна.— Такъ я не ошибся, подумалъ онъ,— третьяго дня Кэзъ дйствительно мчался по дорог въ Лондонъ. По какому длу эта старая лисица была въ Лондон?

Не имя однакожь ни малйшаго расположенія интересоваться чужими длами, Гарри Варрингтонъ пересталъ думать объ этомъ предмет.

Куда же отправиться прежде всего?— Прежде всего Гарри намренъ былъ увидть мсто, гд его ддъ и лордъ Кастльвудъ вышли на дуэль, пятьдесятъ лтъ тому назадъ, — и именно, Лэйстерское поле. Мистеръ Дрэперъ зналъ это мсто, какъ зналъ исторію дуэли. Но дорог на Лэйстерское поле, имъ представлялась возможность пройти Ковентгарденскій кварталъ и слдовательно посмотрть на удобства помщенія мистера Варрингтона.

— И заказать обдъ, сказалъ Гарри.

Мистеръ Дрэперъ не могъ согласиться на это. Онъ надялся, что мистеръ Варрингтонъ въ этотъ же день удостоитъ его своимъ посщеніемъ. Онъ уже сдлалъ на этотъ счетъ свои распоряженія. Мистеръ Варрингтонъ не находилъ возможности отказаться отъ убдительнаго приглашенія, и въ веселомъ настроеніи духа отправился къ путь. Подходя къ Темпльскимъ воротамъ, на которыхъ выставлены были головы казненныхъ преступниковъ, Гарри, къ величайшему изумленію адвоката, снялъ шляпу и поклонился.

— Это были джентльмены, сэръ, которые умерли за своего короля. Мой неоцненный братъ и я постоянно говорили, что мы отдадимъ имъ почтеніе, сказалъ мистеръ Варрингтонъ.

— Что вы длаете, сэръ? Разв вы не видите, что мы со всхъ сторонъ окружены народомъ? сказалъ встревоженный адвокатъ.

— А мн какое дло до народа? немедленно возразилъ мистеръ Гарри.

Проходившіе мимо нашихъ спутниковъ были углублены въ свои собственныя дла, и потому не обратили вниманія на поведеніе мистера Варрингтона. Гарри шолъ по многолюдной улиц Страндъ, онъ съ восхищеніемъ смотрлъ на все, что попадалось на глаза,— и смло можно сказать, впослдствіи во всю свою жизнь вспоминалъ что видлъ, и сохранилъ о томъ живое впечатлніе. Но отдавая ему справедливость, надо сказать, что въ тоже время онъ сохранялъ благоразумное молчаніе, онъ никакъ не хотлъ обнаружить передъ адвокатомъ душевнаго своего волненія, не позволялъ народу признать въ своей особ зазжаго гостя. Гарри вовсе не слушалъ своего спутника, хотя послдній во всю дорогу говорилъ безъ умолку, зато молчаніе и гордость молодаго виргинца произвели на мистера Дрэпера пріятное впечатлніе. Сто лтъ тому назадъ джентльменъ былъ джентльменомъ, а адвокатъ его покорнйшимъ слугой.

Въ Бедфорт шамбеллянъ проводилъ мистера Варрингтона въ его покой, раскланиваясь передъ нимъ съ очаровательною почтительностію, — потому что Гумбо усплъ уже протрубить о величіи своего господина, а писецъ мистера Дрэпера объявилъ, что прізжій господинъ славный малый. Осмотрвъ комнаты, джентльмены отправились на Лэйстерское поле, (Гумбо, разумется, не замедлилъ послдовать за своимъ господиномъ), и взглянувъ на сцену, гд разъигралась трагедія съ несчастнымъ лордомъ Кастльвудомъ и гд ддъ Гарри Варрингтона получилъ рану, — они возвратились къ Темплю, въ квартиру мистера Дрэпера.

Кто этотъ оборванный огромный мужчина, которому мистеръ Варрингтонъ раскланялся, отправляясь посл обда въ паркъ?— Это мистеръ Джонсонъ, писатель, съ которымъ Варрингтонъ встрчался на Тонбриджскихъ минеральныхъ водахъ.

— Сэръ, примите совтъ человка, опытнаго въ длахъ свта, сказалъ мистеръ Дрэперъ, бросая надменный взглядъ на писателя въ истасканномъ плать.— Чмъ меньше будете имть дла съ людьми подобнаго рода, тмъ лучше.— Смю сказать, что дла, которыя ведутся въ нашей контор съ этими писателями, весьма непріятны.

— Вотъ что! возразилъ мистеръ Варрингтонъ.

Чмъ боле новый другъ зазжаго виргинца становился фамильярнымъ, тмъ мене нравился Гарри. Театры были закрыты. Не похать ли имъ въ Эйлингтонъ, гд театръ Садлеръ открытъ во всякое время? въ Мэрибонскіе Сады? въ Ранелэй?— надо же куда нибудь хать.— Въ Ранелэй не стоитъ, сказалъ мистеръ Дрэперъ:— въ город нтъ ни души аристократіи.

Гарри Варрингтонъ, усмотрвъ изъ газеты, что на театр Садлера мистеръ Франклинъ дастъ концертъ на восьми колокольчикахъ, и что синьора Катарина будетъ выполнять удивительные танцы, благоразумно ршилъ хать въ Мэрибонскіе Сады, гд можно было послушать хорошую музыку и имть прекрасный чай, кофе, бутылку вина и въ добавокъ нескончаемый разговоръ мистера Дрэпера. Любезная услужливость адвоката прекратилась у порога спальни Гарри Варрингтона. Здсь молодой джентльменъ съ гордымъ и величавымъ видомъ пожелалъ своему словоохотному проводнику спокойной ночи.

На другое утро, мистеръ Варрингтонъ надлъ атласный шлафрокъ, завтракалъ, читая газету, и вообще наслаждался комфортомъ. Онъ прочиталъ въ газет извстія изъ своего отечества. При встрч съ словами: Вильямсбгургъ, Виргинія 7 іюня, его взоръ помрачился. Онъ самъ получилъ письмо отъ 7 іюня, но его мать ни слова не говорила о томъ, что ‘множество благородныхъ людей изъ колоніи составили отрядъ подъ начальствомъ Пэйтона Радольфа, эсквайра, съ тмъ, чтобы оказать помощь несчастнымъ своимъ соотечественникамъ и отмстить за жестокости французовъ и ихъ союзниковъ — варваровъ.

У нихъ одинакая форма: простой синій кафтанъ, коричневые камзолы, такого же цвта панталоны и обыкновенныя шляпы. Каждый вооруженъ ружьемъ, парой пистолетовъ и саблей.’

— О, почему мы не тамъ, Гумбо? воскликнулъ Гарри.

— Почему мы не тамъ? повторилъ Гумбо.

— Зачмъ я здсь?— Путаюсь только въ женскихъ шлейфахъ, продолжалъ виргинецъ.

— По моему, мистеръ Гарри, путаться въ шлейфахъ очень пріятно, сказалъ матеріальный Гумбо, на котораго и слдующая всть изъ роднаго края не произвела особеннаго впечатлнія, — всть о томъ, что ‘Прекрасная Салли,’ виргинскій корабль, былъ взятъ въ виду порта французскимъ крейсеромъ.

Прочитавъ вслдъ за этимъ, что въ отдаленномъ конц Гаттонъ-Гардена, въ гостинниц ‘Буллъ’, продается кобыла, лучшая въ Англіи, и два отличные гндые мерина, Гарри ршился отправиться туда. Тамъ купилъ онъ пару гндыхъ, заплативъ за нихъ очень щедро. Боясь показаться въ глазахъ другихъ прізжимъ человкомъ, онъ не говорилъ, что длалъ въ тотъ день, но мы можемъ утвердительно сказать, что Гарри взялъ карету и похалъ въ Вестминстерское аббатство, оттуда приказалъ кучеру свезти его въ Товеръ, потомъ къ мистриссъ Салмонъ осмотрть собраніе восковыхъ фигуръ, потомъ въ Гэйдъ-Паркъ и въ Кенсингтонскій дворецъ, потомъ расположился было осмотрть королевскую биржу, но, увидвъ по дорог Ковентгарденъ, приказалъ Джону остановиться у своего отеля, и, чтобъ прекратить исчисленіе кучеромъ мстъ, которыя онъ постилъ, бросилъ ему гинею.

Во время его отсутствія заходилъ мистеръ Дрэперъ и сказалъ, что зайдетъ еще разъ, но мистеръ Варрингтонъ, не дожидаясь адвоката, роскошно пообдалъ и быстро удалился въ Мэрибонскіе Сады.

На слдующій день, по выход изъ отеля, звонъ колоколовъ церкви Св. Павла, призывавшихъ къ утренней молитв, напомнилъ Гарри, что мистеръ Самсонъ готовился говорить въ тотъ день проповдь. Гарри улыбнулся. Онъ началъ мало по малу высоко и справедливо цнить проповди кастльвудскаго священника.

ГЛАВА XIII.
ВЪ КОТОРОЙ УСТРАНЯЮТСЯ РАЗЛИЧНЫЯ ЗАТРУДНЕНІЯ.

Прочитавъ въ газет ‘London Advertiser,’ что вс любители благороднаго британскаго удовольствія приглашаются быть свидтелями состязанія между двумя великими богатырями Суттономъ и Фиггомъ. мистеръ Варрингтонъ ршился присутствовать при этомъ состязаніи, и вслдствіе такой ршимости отправился на своихъ лошадяхъ, купленныхъ наканун, въ Деревянный Домъ на Мэрибонскихъ поляхъ. Молодой возница худо зналъ дорогу, и потому кружился гораздо боле, чмъ требовала дорога изъ Ковентгардена, плуталъ по зеленымъ аллеямъ позади круглой церкви, въ которой проповдывалъ мистеръ Вестфильдъ, и по полямъ, среди которыхъ стоялъ Мидльсенскій госпиталь. Какъ бы то ни было, наконецъ Гарри достигъ цли своей поздки и очутился въ многочисленномъ собраніи свидтелей доблестныхъ подвиговъ двухъ богатырей.

Около дверей храма британской доблести стояла толпа лондонской черви,— тутъ же находились лошади и экипажи немногихъ порядочныхъ людей, пріхавшихъ, подобно мистеру Варрингтону, оказать покровительство спектаклю. Нищіе и калки окружали молодаго джентльмена и пронзительно кричали, прося его милостыни. Мальчишки съ ваксой и сапожными щетками оспаривали другъ у друга право вычистить сапоги его милости, женщины съ букетами и бродячія торговки съ плодами осадили мистера Гумбо, пирожники, разнощики всхъ наименованій, бродяги и мошенники со всхъ сторонъ окружали мсто битвы. Надъ зданіемъ разввался флагъ, режиссеръ, сопровождаемый барабанщикомъ и трубачемъ, безпрестанно выходилъ на подмостки, устроенныя передъ лицевымъ фасадомъ зданія, и возвщалъ толп, что благородное англійское зрлище сейчасъ начнется.

Мистеръ Варрингтонъ отдалъ деньги за входъ и получилъ мсто въ галлере, прямо противъ платформы, замнявшей сцену, мистеръ Гумбо расположился въ амфитеатр внизу, утомленный ожиданіемъ начала спектакля, онъ безпрестанно выходилъ изъ театра выпить кружку пива, или съиграться въ карты съ своими собратами лакеями и кучерами. Старинное общество отягощало себя челядью всякаго рода и наименованія. Мужчины и женщины большаго свта не длали изъ дома шагу безъ одного, двухъ и даже трехъ провожатыхъ. Въ каждомъ театр устроена была особая галлерея для лакеевъ, цлая армія которыхъ толкалась на паперти каждой церкви, они кишмя кишали въ прихожихъ, толпами сидли въ людскихъ, грудами лежали на подъздахъ, бражничали, обжирались, распутствовали, мошенничали, играли въ карты, длали постителямъ дерзости. Къ счастію, существованіе этой благородной старой расы лакеевъ приходитъ къ концу. Теперь только въ народные дни видимъ мы ихъ, статныхъ, высокихъ, красивыхъ, съ серьёзными лицами, съ букетами, съ пряжками, въ плис и пудр. Этой рас суждено прекратиться. Роковой приговоръ приводится въ исполненіе: Ункасъ съ индійскимъ топоромъ и орлиными перьями и Джимсъ въ треугольной шляп съ длинной булавой навсегда покидаютъ міръ, въ которомъ нкогда шествовали со славою.

Передъ выходомъ главныхъ дйствующихъ лицъ на сцен появились второстепенные бойцы. Между ними начался кулачный бой, но какъ изъ бойцовъ ни одинъ не наносилъ другому жестокихъ ударовъ, то мистеръ Варрингтонъ и другіе зрители не находили въ такомъ представленіи особеннаго удовольствія. Бойцы, замтивъ это, вооружились палками, но наносимые удары въ головы были столь неловки, раны столь незначительны, что нисколько неудивительно, если зрители начали свистать, ворчать и обнаруживать другіе признаки неудовольствія.

— Главныхъ! давайте сюда главныхъ! заревла публика, и знаменитые богатыри сочли за лучшее выйти на сцену.

Первымъ явился неустрашимый Суттонъ, съ мечемъ въ рук. Воинственнымъ оружіемъ онъ сдлалъ привтствіе и потомъ съ такимъ же привтомъ и съ почтительнымъ поклономъ обратился къ лож, въ которой сидлъ толстый джентльменъ, особа повидимому не маловажная. Вслдъ за Суттономъ явился знаменитый Фиггъ, котораго толстый джентльменъ встртилъ одобрительнымъ жестомъ. Оба бойца были въ рубашкахъ, съ гладко выбритыми головами, на которыхъ видны были огромные рубцы и шрамы, обличавшіе боле или мене замчательные подвиги бойцовъ. Съ эфесовъ мечей опускались ленты, цвтъ которыхъ отличалъ одного бойца отъ другаго. Гладіаторы пожали руки и бой начался.

Первый ударъ Фигга былъ такъ силенъ, что еслибъ онъ опустился на шею антагониста, то его прекрасная голова была бы срзана съ плечь такъ легко и такъ гладко, какъ ржется морковь обыкновеннымъ ножомъ. Суттонъ усплъ однакоже противопоставить удару клинокъ своего меча, но все же ударъ Фигга былъ нанесенъ съ такой богатырской силой, что оружіе Суттона, мене твердое, чмъ его сердце, раздробилось на нсколько частей. Немедленно подали другіе мечи, и вскор изъ бока Фигга, среди восторженныхъ восклицаній со стороны приверженцевъ Суттона, пролился первый потокъ крови, не смотря на то ветеранъ этотъ, обращаясь къ зрителямъ, и особливо къ толстой особ въ отдльной лож, старался доказать, что причиною раны былъ мечъ, сломанный при самомъ начал битвы.

Во время переговоровъ, вызванныхъ этимъ обстоятельствомъ, мистеръ Варрингтонъ увидлъ джентльмена, который въ обыкновенномъ плать и гладкомъ парик вошелъ въ ложу толстаго господина. Гарри, къ немалому удовольствію своему, узналъ въ немъ своего тонбриджскаго друга, мистера Марча Роглана. Лордъ Марчъ, щедрый на вжливость, былъ чрезвычайно почтителенъ къ толстому джентльмену. Гарри замтилъ, что его сіятельство съ низкимъ поклономъ принялъ нсколько ассигнацій, которые толстякъ вручилъ ему, вынувъ изъ бумажника. Во время этой передачи, лордъ Марчъ увидлъ нашего виргинца, поспшилъ окончить свиданіе съ толстой особой, пришелъ въ галлерею, и съ горячностью обнялъ молодаго друга. Они сидли и любовались битвой, происходившей съ различнымъ успхомъ, но въ то же время съ необыкновеннымъ искусствомъ и храбростью съ той и другой стороны. Посл борьбы на холодномъ оружіи, бойцы, вооруженные небольшими палками вступили въ продолжительный и самый интересный рукопашный бой, результатомъ котораго было то, что побда осталась за стариннымъ ветераномъ — Фиггомъ.

Еще сраженіе далеко не кончилось, какъ надъ зданіемъ театра разразился громъ, и мистеръ Варрингтонъ, отпустивъ свой Фаэтонъ, съ удовольствіемъ занялъ мсто въ карет лорда Марча. Гарри былъ въ восхищеніи отъ спектакля, онъ утверждалъ, что это по крайней мр можно назвать развлеченіемъ, и даже лучшимъ изъ всхъ, которыя онъ видлъ съ минуты своего прізда въ Англію, при этомъ, по обыкновенію, онъ не могъ удержаться отъ желанія, чтобы другъ его дтства раздлилъ это удовольствіе вмст съ нимъ. Гарри вспомнилъ о брат и началъ вздыхать.

— Я бы желалъ, сказалъ онъ, и вдругъ замолчалъ.— Нтъ не желалъ бы, произнесъ онъ посл минутнаго молчанія.

— Чегоже вы желаете и чего не желаете? спросилъ лордъ Марчъ.

— Я вспомнилъ, милордъ, о старшемъ брат, и пожелалъ, чтобъ въ эту минуту онъ былъ вмст со мной.— Мы общали другъ другу наслаждаться здшними удовольствіями вмст и часто объ этомъ говорили. Но, я знаю, ему бы не понравилось это грубое удовольствіе, онъ не любилъ кровопролитія, не смотря на то, что былъ храбрйшимъ человкомъ.

— Въ самомъ дл, онъ былъ очень храбръ? сказалъ милордъ, развалившись на подушки и глядя на виргинца съ нкоторымъ любопытствомъ.

— Вамъ бы нужно было видть его, когда онъ поссорился съ весьма храбрымъ офицеромъ, нашимъ пріятелемъ…. Нелпое дло, но Джоржа трудно было удержать отъ гнва.— Боже! я не видлъ человка хладнокровне и неистове Джоржа. Нтъ! я бы желалъ для чести нашего отечества, чтобы вмсто меня, пріхалъ сюда Джоржъ и былъ бы представителемъ настоящаго виргинскаго джентльмена.

— Зачмъ же это, сэръ? Вы сами отличный представитель. Скажите пожалуйста, правду ли я слышалъ, что вы попали въ милость лэди Ярмутъ? сказалъ нобльменъ, подстрекаемый любопытствомъ.

— Я такой представитель, какимъ можетъ быть и всякій другой. Правда, я умю здить и, кажется, умю стрлять лучше Джоржа, но зато у брата моего была голова, однимъ словомъ голова! сказалъ Гарри, слегка постучавъ себя по лбу указательнымъ пальцемъ.— Клянусь честью, милордъ, онъ прочиталъ вс сочиненія, какія когда либо были написаны, игралъ на скрипк и клавикорд, писалъ самые элегантные стихи и рчи. А я на что способенъ: вс мои достоинства заключаются въ томъ, что умю порядочно здить верхомъ, хорошо играть въ карты, пить бургонское. И кающійся юноша поникъ головой.— Впрочемъ и въ карты-то я играю не лучше другихъ, я прибавляю это замчаніе собственно для своего оправданія, прибавилъ Гарри къ особенному удовольствію молодаго лорда.

Лордъ Марчъ наслаждался простосердечіемъ молодаго человка, какъ пресыщенный лакомка наслаждается сочностью бараньей котлеты.

— Послушайте, мистеръ Варрингтонъ, сказалъ онъ: — васъ надо выставить на-показъ.

— Для чего же?

— Какъ джентльмена изъ Виргиніи, который не шутя сожалетъ о своемъ старшемъ брат. Это чувство совсмъ неизвстно въ нашемъ государств. Клянусь честью и совстью, — я убжденъ, что вамъ пріятно было бы его возвращеніе.

— Убждены! вскричалъ виргинецъ, весь вспыхнувъ.

— То есть, вы убждены…. Убждены въ томъ, что вамъ было бы пріятно, еслибъ братъ вашъ воротился съ того свта. Мн кажется, тутъ что-то не такъ.— Подобныя желанія несвойственны человческой натур, по крайней мр я такого мннія. Посмотрите, мы подъзжаемъ къ прекраснымъ зданіямъ. На углу вы видите домъ сэра Ричарда Литльтона, — а вонъ тотъ, громаднйшій изъ прочихъ, принадлежитъ лорду Бингли. Чрезвычайно жаль, что для этого огромнаго, пустаго пространства, которое называется Кавендишъ-сквэръ, не придумаютъ до сихъ поръ постройки лучше этого забора изъ простыхъ досокъ. Удивляюсь, какъ быстро и въ какихъ размрахъ ширится нашъ городъ.— Вотъ это домъ Монтэгю, обращенный въ отвратительный музей Дона Салтеро, онъ биткомъ набитъ книгами и чучелами птицъ и носороговъ.— Посмотрите, какая дерзость!— Это мсто сейчасъ же подл Бедфордскихъ Садовъ называется Новой Дорогой, этимъ улучшеніемъ окончательно нарушенъ комфортъ герцога, но въ замнъ того доставлена прибыль его карману. Я ужь и не знаю, гд и на чемъ остановится распространеніе нашей столицы?— Не прокатиться ли намъ по Тибурнской дорог, черезъ паркъ, или по улиц Суаллоу, перескающей многолюднйшую часть города? Потомъ отобдаемъ въ Поллъ-Молл, или у васъ, если хотите, а потомъ…. потомъ проведемъ вечеръ, какъ вамъ угодно, съ дамой пикъ, или….

— Съ дамой пикъ, если это не въ тягость вашему сіятельству, красня сказалъ мистеръ Варрингтонъ.

На этомъ основаніи экипажъ милорда остановился у извстнаго отеля въ Ковентгарденскомъ квартал, гд содержатель отеля встртилъ гостей съ обычной любезностью и, узнавъ въ одномъ изъ нихъ лорда Марча Роглана, едва не до самой земли нагнулъ свой парикъ въ знакъ почтительнаго привтствія его сіятельству. Скажите, кмъ бы вы желали быть: богатымъ молодымъ англійскимъ перомъ въ царствованіе Георга Втораго, или богатымъ патриціемъ въ царствованіе Августа?— Вотъ вопросъ интересный для всякаго молодаго джентльмена, разъигрывающаго въ настоящее время немаловажную роль въ томъ или другомъ изъ соперничествующихъ клубовъ.

Нтъ никакого сомннія, что молодому виргинцу и его благородному другу былъ поданъ лучшій англійскій обдъ. Посл обда вина было въ изобиліи и притомъ такого качества, какому, можетъ статься, позавидовалъ бы истинный эпикуреецъ. За виномъ происходило совщаніе о поздк въ вокзалъ посмотрть фейерверкъ и о картахъ. Гарри, не имвшій понятія о фейерверкахъ, кром того, которое составилъ себ, любуясь дюжиной шутихъ, спускаемыхъ ежегодно пятаго ноября въ помстьяхъ его матери, желалъ бы създить въ вокзалъ, но его желаніе по необходимости подчинялось желанію гостя, предпочитавшаго фейерверку игру въ пикетъ, и потому Гарри и лордъ Марчъ вскор углубились въ карты.

Гарри, по обыкновенію, началъ выигрывать, но чрезъ полчаса счастіе отвернулось отъ него и стало улыбаться лорду Марчу, который начиналъ было унывать. Въ это самое время, съ низкими поклонами вошелъ въ комнату мистеръ Дрэперъ, адвокатъ Гарри Варрингтона. Гарри попросилъ его ссть и пить. Гарри былъ такой джентльменъ, что кто бы ни пришелъ къ нему, онъ всегда просилъ садиться, пить и раздлять съ нимъ вмст все, что въ состояніи былъ предложить. Еслибъ у него была корка хлба, онъ раздлилъ бы и ее, будь у него лакомый кусокъ жареной дичи, онъ и тмъ подлился бы съ гостемъ, половину бутылки бургонскаго онъ съ одинаковымъ радушіемъ удлилъ бы жаждущему, какъ и половину кружки воды. Но не подумайте, что такое добродушіе, такая любовь къ ближнему, принадлежитъ всмъ людямъ вообще. Вы читаете объ этомъ въ книгахъ, милостивый государь, и воображаете, что этими качествами обладаете сами, потому что даете шесть обдовъ на двадцать персонъ и не остаетесь въ долгу у вашихъ знакомыхъ, но при этомъ принимаете ли вы въ соображеніе радушіе? Поврьте, эти качества очень рдки въ нашемъ эгоистическомъ мір. Мы можемъ привезти ихъ съ собой изъ страны, гд чувства постоянно бываютъ молоды, но они, подобно нжному растенію посл пересадки на чужую почву, по большей части увядаютъ, а въ душной лондонской атмосфер сохнутъ и гибнутъ.

Дрэперъ не любилъ вина, ему безпредльно пріятно было находиться въ обществ великосвтскаго джентльмена. Онъ утверждалъ, что видть двухъ такихъ джентльменовъ, играющихъ въ пикетъ, служило для него самымъ восхитительнымъ зрлищемъ. Занявъ стулъ, на которомъ не могли тревожить его косвенные взгляды милорда, онъ съ любопытствомъ началъ слдить за игрой. Гарри далеко не былъ равенъ для опытнаго игрока лондонскихъ клубовъ. Въ этотъ вечеръ къ лорду Марчу, какъ нарочно, шла отличная карта.

Мистеръ Дрэперъ не считалъ за нужное освдомиться, почемъ они играли. Джентльмены сказали, что будутъ играть по шиллингу,— сосчитали проигрышъ и выигрышъ, при этомъ сказали другъ другу только нсколько словъ, и то въ ттолголоса.— Поклонъ съ той и другой стороны, поклонъ очень серьёзный и въ равной степени учтивый, и игра возобновилась.

Но игр этой суждено было вторично прерваться, что вызвало на уста милорда Марча не очень вжливое выраженіе. За дверями комнаты, занимаемой игроками, послышались звуки, по которымъ не трудно было заключить, что кто-то насильственнымъ образамъ хотлъ ворваться въ комнату, затмъ послдовалъ шопотъ, потомъ раздался вопль какой-то женщины, и наконецъ женщина эта, ворвавшись въ комнату, сдлалась причиною гнвныхъ выраженій со стороны лорда Марча.

— Эти несносныя женщины могли бы, кажется, выбрать другое время для свиданія, сказалъ милордъ, съ невыразимымъ гнвомъ отложивъ свои карты.

— Это вы, мистриссъ Бетти! вскричалъ Гарри.

Дйствительно, это была никто иная, какъ мистриссъ Бетти, горничная лэди Маріи, позади ея стоялъ мистеръ Гумбо, прекрасное лицо котораго было орошено слезами.

— Что случилось? спросилъ мистеръ Варрингтонъ, крайне встрвоженный такимъ появленіемъ.— Здорова ли баронесса?

— Помогите, сэръ, помогите! воскликнула Бетти и съ этими словами упала на колни.

— Помочь! кому?

Гумбо начинаетъ рыдать.

— Гумбо! бездльникъ!— врно между тобой и Бетти случилось что нибудь особенное?

Мистеръ Гумбо, съ выраженіемъ величайшаго достоинства, длаетъ шагъ назадъ, кладетъ руку на сердце и говоритъ:

— Нтъ, сэръ, между мной и этой лэди ничего не случилось.

— Я прошу помощи для моей госпожи, вскричала Бетти.— Помогите, ради Бога! Вотъ письмо, которое она написала вамъ! Злые люди пришли и взяли ее!

— А! понимаю. Дло это касается старой Молли Эсмондъ.— Извстно, что она съ головы до ногъ въ долгахъ. Мистриссъ Бетти, пожалуйста, осушите ваши слезы въ другой комнат и позвольте мн доиграть игру съ мистеромъ Варрингтономъ, сказалъ милордъ, принимаясь за карты.

— Сэръ, помогите! помогите ей! снова вскричала Бетти.— О,мистеръ Гарри! вы, врно, бросите ваши карты, когда милэди призываетъ васъ на помощь! Ваша милость быстро являлись на зовъ милэди. когда она присылала меня за вами въ Кастльвуд.

— Чортъ возьми! Неужели вы не можете держать языкъ свой на привязи?— сказалъ милордъ, прибавивъ къ этому вопросу нсколько крпкихъ словъ и проклятій.

Но Бетти не прекращала рыданій. Врно уже было суждено лорду Марчу не играть въ этотъ вечеръ. Мистеръ Варрингтонъ всталъ со стула и, позвонивъ въ колокольчикъ, сказалъ:

— Любезный лордъ, игра должна кончиться. Родственница моя пишетъ мн, что ее постигла величайшая бда, и я долженъ къ ней хать.

— Чортъ возьми! Разв она не можетъ подождать до завтра? вскричалъ милордъ, принимая на себя угрюмый видъ.

Мистеръ Варрингтонъ приказалъ немедленно привесть почтовую карету. Пара гндыхъ должна была довезти его до Брамли.

— Держу пари, что вы не додете до этого мста въ часъ времени! Вы не додете въ часъ съ четвертью! Держу пари четыре на одинъ, или пожалуй какое вамъ угодно, что въ Блакгэд на васъ нападутъ разбойники!— Держу пари, что вы не будете въ Тонбридж раньше полночи! говорилъ лордъ Марчъ.

— Идетъ! сказалъ мистеръ Варрингтонъ.

И милордъ тщательно записалъ въ памятную книжку условіе каждаго пари.

Содержаніе письма лэди Маріи было слдующее:

‘Милый мой кузенъ,

Я попала въ западню, поставленную мн злыми людьми. Я въ тюрьм. Бетти разскажетъ вамъ все. О, мой Генрико! спши на помощь къ твоей

Молли’.

Спустя полчаса отъ минуты полученія этого посланія, мистеръ Варрингтонъ сидлъ въ почтовой карет и мчался, черезъ Вестминстерскій мостъ, по дорог въ Тонбриджъ, на помощь къ своей родственниц.

ГЛАВА XIV.
САМСОНЪ И ФИЛИСТИМЛЯНЕ.

Счастливый случай доставилъ мн еще въ молодости возможность сблизиться съ почтеннымъ человкомъ, родившимся на остров, который признанъ драгоцннымъ алмазомъ океана, разумется, безпристрастными судьями морскихъ драгоцнностей. Анекдоты, которые этотъ человкъ сообщалъ мн относительно своихъ родственниковъ, жившихъ на выше приведенномъ алмаз, были таковы, что молодая кровь моя волновалась отъ ужаса, когда я представлялъ себ пороки и нечестіе, которыми исполненъ нашъ міръ. Словоохотливый знакомецъ мой запомнилъ и со всми подробностями разсказывалъ всякому, кто только хотлъ его слушать, о порокахъ своихъ — замтьте!— ближайшихъ родственниковъ, о такихъ преступленіяхъ, какихъ вы не въ состояніи вообразить,— о совершенномъ нарушеніи Десяти Заповдей, — о мошенничеств и подлостяхъ, какихъ не можетъ придумать ни одинъ сказочникъ, о такихъ убійствахъ и грабежахъ, какія едва ли могли совершить извстнйшіе убійцы и разбойники Тортелъ и Торпинъ.— Удивительно, какимъ образомъ уцлли обломки отъ общаго разрушенія этой фамиліи. Братъ Тимъ былъ причиною преждевременной сдины на голов моего отца, причиною скорби и преждевременной могилы, братъ Микъ неоднократно былъ грабителемъ приходской церкви, сестра Анна-Марія кокетничала передъ капитаномъ, опутала его своими стями, а убжала съ прапорщикомъ, поддлала духовное завщаніе бабушки и украла столовое серебро, слдствіемъ этой покражи было то, что буфетчика Ларри повсили. Фамилія Атрея была ничто въ сравненіи съ поколніемъ, отъ котораго происходилъ нашъ другъ, но никакая земная власть не въ состояніи принудить меня назвать его отчизну.

Какъ велико поэтому бывало мое удивленіе при вид этихъ бездушныхъ людей, этихъ негодяевъ, убійцъ, составителей фальшивыхъ векселей и г. д., когда они отъ времени до времени писали письма, называя въ нихъ другъ друга безцннымъ братомъ, безцнной сестрой, и въ теченіе нсколькихъ мсяцевъ сряду находились въ самыхъ дружескихъ отношеніяхъ! Руками, обагренными кровью своихъ родителей, Тимъ приготовлялъ сладкій напитокъ и подавалъ его Маріи. Губами, почернвшими отъ ложныхъ клятвъ, принесенныхъ въ суд относительно подлога духовнаго завщанія бабушки и убійства безпомощныхъ сиротъ своего брата Тэди,— Микъ цаловалъ костлявую щеку сестры своей Юліи, и они проводили веселый вечеръ, плакали, разговаривая о быломъ, о миломъ старомъ замк, въ которомъ родились, о женитьб майора на Каролин, о гробниц ихъ праведной матери (которая оттянула отъ нихъ большую часть собственности. Да помилуетъ небо и благословитъ ея душу!) Они, по обыкновенію, такъ обильно проливали слезы и такъ нжно цаловались при встрч и разлук, что умилительно было смотрть на нихъ. При вид такихъ объятій и нжныхъ увреній невозможно не забыть своихъ прискорбныхъ маленькихъ исторій.

Да и что можетъ быть прекрасне непамятозлобія? Осыпавъ человка самыми худшими именами, хуже которыхъ не существовало подъ луною, ничего не можетъ быть раціональне съ вашей стороны, какъ только извиниться, выразить сожалніе за опрометчивыя слова, пожалуй — отодвинуть графинъ, которымъ хотли вы пустить въ голову своего врага, и въ заключеніе быть по прежнему друзьями? Нкоторыя изъ смертныхъ обладаютъ этой удивительной ангельской способностью прощать и забывать обиды. Напримръ, не прекрасно ли было видть, что наши дв лэди на Тонбриджскихъ минеральныхъ водахъ прощаютъ обиды другъ другу, улыбаются, шутятъ, оказываютъ нжности наперекоръ сценамъ, происходившимъ между ними наканун, забываютъ прошедшее, даже не могутъ припомнить, въ чемъ оно состояло.— Желалъ бы я знать, въ состояніи ли вы или я сдлать тоже самое?— И вы не знаете, — такъ будемъ же стараться, мой другъ, пріобртать этотъ духъ христіанскаго миролюбія. Я увренъ, что вы можете научиться прощать и оскорбительныя слова, хотя для этого нужно имть много навыка, нужно сдлать привычку выслушивать такія слова и употреблять ихъ. Вы обнимаетесь посл ссоры и обоюдной брани.— Брань для того, кто къ ней привыкъ, ничего не значитъ, она даже рдко раздражаетъ ту или другую сторону.

Такъ точно тетка и племянница весьма любезно играли вмст въ карты, пили за здоровье другъ друга, вмст скушали по крылышку цыпленка и царапали, если не глаза другъ другу, то глаза ближняго, разумется, заочно въ разговор. Мы читали, что воины, участвовавшіе въ испанской войн, заключали при первыхъ звукахъ перемирія братскій союзъ, мнялись другъ съ другомъ табачными кисетами, бутылками вина, и готовы были схватить ружья и разбить головы другъ другу, лишь только звуки замолкали, такъ точно и наши ветераны, опытные на войн, но въ тоже время знающіе прелести мирной жизни, на извстный періодъ клали въ сторону оружіе и весело чокались рюмками. Нтъ никакого сомннія, что распивая съ французомъ бутылку вина, вы готовы уничтожить его при первомъ враждебномъ движеніи съ его стороны, несмотря на то, что до этой минуты между вами только и слышно, что votre sant, mon camarade! Ваше здоровье, мосьё! и все идетъ какъ нельзя лучше.— А что скажете, спросите вы, на счетъ подагры, угрожавшей тетушк Бернштэйнъ?— Мучительные припадки миновались. Марія была такъ рада!— А обмороки Маріи?— Они не возвращались къ ней. Только вчера вечеромъ ей сдлалось дурно, и то такъ, слегка. Баронесса очень сожалла! Ея племянниц необходимо было посовтоваться съ лучшимъ докторомъ, прибгнуть ко всему, что укрпляетъ нервы, продолжать пріемы желзныхъ капель даже посл отъзда изъ Тонбриджа. Не послать ли вслдъ за ней нсколько закупоренныхъ бутылокъ тонбриджской минеральной воды? О, какой великодушный вызовъ со стороны тетушки Бернштэйнъ!— Что за бда, если мадамъ Бернштэйнъ въ конфиденціальномъ разговор съ своей горничной и отзывается такимъ образомъ:— обмороки!— вздоръ! Это падучая болзнь, полученная въ наслдство отъ этой ужасной золотушной нмки-матери! Да и то сказать, какія средства имемъ мы къ тому, чтобы узнавать частные разговоры между старой лэди и ея служанкой?— Что можно вывести изъ приказаній лэди Маріи, отдаваемыхъ мистриссъ Бетти, пробовать каждый стаканъ лекарственной воды, объявивъ ей съ самаго начала, что ея тетка ршится даже отравить ее?— Нтъ никакого сомннія, что разговоры подобнаго рода случаются. Но вдь это одн только предосторожности, — это ружья, которыя паши солдаты держатъ подл себя, — ружья заряженныя, съ взведенными курками, но до извстной поры спокойно лежащія на трав.

Имя въ карман обязательство Гарри, нашъ ветеранъ-Марія не думала настойчиво требовать уплаты по этому документу. Въ этомъ отношеніи она знала свтъ очень хорошо. Гарри былъ въ долгу у нея, она отпустила его отъ себя на честное слово. Она не хотла безъ нужды сердить и выводить изъ себя своего молодаго плнника. Она знала различіе лтъ, какъ знала и то, что Гарри долженъ имть удовольствіе и развлеченіе. Воспользуйся свободой и наслаждайся удовольствіями, милый кузенъ, говорила лэди Марія.— Попрыгай, мой мышоночекъ,— говорила срая старая кошка, ощетинясь въ углу и не спуская глазъ съ своей жертвы. Весьма вроятно, что добрыя родственницы разговаривали и шутили на счетъ всего, что Гарри предстояло видть и длать при его первомъ посщеніи Лондона. Какъ баронесса, такъ и лэди Марія знали очень хорошо, въ чемъ состояли обыкновенныя удовольствія молодыхъ людей, и говорили о нихъ съ непринужденностью, характеризующею т давно минувшіе дни.

Хитрая наша Калипсо для утшенія себя во время отсутствія своего молодаго скитальца не упускала ни одного развлеченія, которое попадалось ей подъ руку. Къ числу этихъ развлеченій принадлежалъ и мистеръ Джекъ Моррисъ, джентльменъ, который, какъ мы уже сказали, считалъ за особенное удовольствіе находиться въ обществ лорда Марча и мистера Варрингтона. Жить въ кругу именитыхъ особъ было для Джека Морриса счастіемъ жизни, карточный проигрышъ дочери графа составлялъ для него величайшее удовольствіе. Лэди Марія Эсмондъ была дочь англійскаго графа и притомъ большая охотница до выигрыша. Она выхлопотала дозволеніе приглашать мистера Морриса на вечеръ графини Ярмутъ, играла съ ними въ карты и…. вс остались очень довольны.

Такимъ образомъ первыя сорокъ восемь часовъ посл отъзда мистера Варрингтона прошли на Тонбриджскихъ минеральныхъ водахъ довольно пріятно. Наступила пятница, — день проповди, которую, какъ мы видли, приготовлялъ мистеръ Самсонъ. Общество минеральныхъ водъ ожидало этой проповди съ нетерпніемъ. Самсонъ усплъ прослыть за интереснаго, краснорчиваго проповдника, а при отсутствіи на этотъ разъ какого нибудь пышнаго завтрака, фокусника, ученаго медвдя или концерта, смло можно сказать, что добрые постители водъ бросятся слушать назидательное поученіе. Мистеръ Самсонъ зналъ, что его будетъ слушать лэди Ярмутъ, а она имла власть,— о, еще какую власть! раздавать епископскія и другія духовныя доходныя должности. Защитникъ вры того времени обладалъ удивительною увренностію въ мнніи ея сіятельства относительно этого предмета: поэтому утвердительно можно сказать, что мистеръ Самсонъ приготовилъ для графини лучшее свое произведеніе. Случалось ли вамъ бывать въ церкви и наблюдать во время проповди за мистеромъ Троттеромъ въ тотъ день, когда великій міра сего, проживая въ загородномъ замк, пшкомъ отправлялся въ паркъ, оттуда въ сельскую церковь, и приводилъ съ собой герцога, маркиза и двухъ трехъ министровъ? Мистеръ Тротеръ съ волненіемъ въ душ поглядываетъ на фамильныя скамьи, голосъ его дрожитъ. Почему знать, — думаетъ онъ: быть можетъ онъ предоставитъ мн хорошее мсто!— Мистриссъ Троттеръ и ея дочери тоже съ замираніемъ въ сердц смотрятъ на фамильную скамью и наблюдаютъ впечатлніе, производимое на вельможныхъ особъ проповдью своего папа, его извстною, любимою проповдью.— Но вотъ первый припадокъ робости миновалъ, его благородный голосъ становится звучне, придаетъ теплоту его проповди, вотъ онъ доходитъ до того патетическаго мста, при которомъ вс слушатели начинали плакать, онъ началъ его!— Но…. о Боже! что это за шумъ раздается по всему зданію и заставляетъ Мелибея, съ подкованными подошвами, насмшливо посматривать на Титира, въ проконченной куртк? Это высокоблагородный лордъ Незби. пригртый каминнымъ огонькомъ, храпитъ на своей скамь, что есть мочи!— При этой музык митра, которую рисовало воображеніе бднаго мистера Троттера, совершенно исчезаетъ.

Самсонъ былъ домашнимъ священникомъ племянника мадамъ Бернштэйнъ. Дв лэди изъ фамиліи Эсмонда покровительствовали проповднику. Въ день, назначенный для проповди, баронесса давала небольшой завтракъ, на который явился и Самсонъ, румяный и прекрасный, — въ новомъ пышномъ парик, въ щегольской шолковой новой мантіи, взятой на прокатъ у одного изъ набожныхъ тонбриджскихъ лавочниковъ. Посл завтрака мистеръ Самсонъ отправился въ церковь рядомъ съ своей покровительеицей, сопровождаемый лакеями баронессы, которые несли золотообрзные молитвенники. Вс замтили необыкновенно пріятное расположеніе духа баронессы Бернштэйнъ, она смялась и была чрезвычайно любезна съ своей племянницей, во время шествія въ церковь, которое бодро совершала она, опираясь на черепаховую трость, у нея для всхъ былъ вжливый поклонъ и величавая улыбка. На паперти собралась уже ослпительная толпа изъ высшаго и моднаго свта, внцомъ которой служила графиня Ярмутъ, съ яркимъ румянцемъ на щекахъ и въ немене яркомъ шолковомъ плать. Кром отборнаго общества, на паперти толпилось множество простаго народа.— Но это какіе два странные человка, въ оборванныхъ кафтанахъ? У одного изъ нихъ изъ-подъ взъерошеннаго парика торчали рыжіе волосы, онъ вошелъ въ церковь въ ту самую минуту, когда только что замолкли торжественные звуки органа. Это не протестантъ, потому что при вход въ церковь онъ механически перекрестился, сказавъ товарищу: ‘эхъ, Тимъ, я и забылъ!’ — Изъ этого я заключаю, что человкъ, о которомъ идетъ рчь, безъ всякаго сомннія былъ житель острова, упомянутаго въ начал этой главы. Гд бы они ни появлялись, они приносили съ собою обильный удушливый запахъ виски.

Но кто же эти два человка съ выгнутыми носами и желто-блдными отекшими лицами, пробравшіеся въ церковь, несмотря на нкоторое сопротивленіе со стороны церковнаго старосты? Увидвъ сальную наружность этихъ джентльменовъ еврейскаго типа, староста совсмъ не хотлъ ихъ впустить. Но одинъ шепнулъ ему на ухо: ‘мы хотимъ принять вашу вру!’ а другой всунулъ ему деньги въ руку, и староста приподнялъ булаву, предоставивъ такимъ образомъ еврейскимъ джентльменамъ свободный входъ. Органъ заигралъ, двери храма затворились. Не войти ли и намъ послушать мистера Самсона, или ужь лучше полежать на лужайк подъ открытымъ небомъ?

Предшествуемый тмъ же старостой въ золотыхъ галунахъ, мистеръ Самсонъ съ румянымъ и радостнымъ лицомъ взошелъ на каедру. Онъ облокотился на пышную подушку и вдругъ поблднлъ, какъ смерть. Отъ чего съ нимъ такая внезапная перемна? Онъ взглянулъ на западную церковную дверь, и тамъ, по ту и другую ея сторону, въ вид каріатидъ, стояли эти ужасные евреи. Мистеръ Самсонъ съ трепетомъ отвелъ отъ нихъ глаза на скамью ректора, на которой онъ сидлъ въ теченіе церковной службы, въ самомъ близкомъ разстояніи отъ своихъ покровительницъ. Но вдругъ пара пропитанныхъ запахомъ виски гибернскихъ джентльменовъ оставила прежнее мсто и расположилась подл боковой двери и слдовательно подл скамьи ректора,— и тамъ, потупивъ взоры свои, оставалась въ этомъ положеніи до окончанія проповди. Въ состояніи ли мы описать эту проповдь, если самъ проповдникъ не зналъ, какимъ образомъ онъ добрался до ея конца?

Несмотря на то, проповдь была превосходная. Когда она кончилась, между дамами высшаго общества поднялся шепотъ: он произносили похвалы и замчанія. Графиня Валмоденъ, занимавшая скамью, ближайшую къ нашимъ друзьямъ, говорила, что проповдь была такъ сильна, что приводила ее въ трепетъ. Мадамъ Бернштэйнъ признавала ее отличною. Лэди Маріи пріятно было думать, что кастльвудскій домашній священникъ такъ отличился. Она взглянула на него, стараясь уловить его взоры, пока еще онъ оставался на каедр, маленькой ручкой своей она сдлала ему привтствіе и махнула батистовымъ платочкомъ. Мистеръ Самсонъ, казалось, не обращалъ вниманія на этотъ комплиментъ, его лице было блдно, его глаза устремлены были на то мсто, гд все еще оставались отвратительные евреи. Народъ проходилъ мимо ихъ сначала массой, въ которой они не могли замтить ни одного посторонняго лица, потомъ небольшими группами, потомъ потрое, подвое — и наконецъ по одному. Церковь совершенно опустла, а два еврея продолжали стоять у дверей.

Баронесса Бернштэйнъ и ея племянница оставались на своей скамь, гд старая лэди вступила въ какой-то серьёзный разговоръ съ тонбриджскимъ священникомъ.

— Кто эти два ужасные человка, и откуда такой отвратительный спиртуозный запахъ? спросила Марія, глядя на дверь и обращаясь къ мистриссъ Бреттъ, служанк баронессы, провожавшей обихъ лэди въ церковь.

— До свиданія, докторъ, — у васъ премиленькій сынокъ, вроятно и онъ будетъ священникомъ? спросила мадамъ де Бернштэйнъ.

— Готовы ли вы, душа моя?

Скамья открыта, и мадамъ Бернштэйнъ, отецъ которой былъ только виконтомъ, предлагаетъ лэди Маріи, какъ дочери графа, идти впереди.

Вмст съ тмъ, какъ милэди сдлала нсколько шаговъ впередъ,— два ужасные человка выступили къ ней на встрчу. Одинъ изъ нихъ вынулъ изъ кармана листъ бумаги, лэди Марія останавливается и блднетъ. Въ тщетной надежд убжать въ ризницу и скрыться за ея дверями, она бросается туда, но пропитанные запахомъ виски джентльмены заграждаютъ ей дорогу, одинъ изъ нихъ кладетъ руку на ея плечо и говоритъ:

— По иску мистриссъ Пинкоттъ, изъ Кенсингтона я имю честь арестовать ваше сіятельство. Мое имя Костиганъ, я бдный ирландскій джентльменъ, принужденный обстоятельствами взяться за непріятное ремесло. Угодно вашему сіятельству итти пшкомъ или прикажете нести васъ въ портшез?

Вмсто отвта лэди Марія вскрикнула и въ обморок упала на полъ.

— Микъ, стань у дверей и не пускай ни души, вскричалъ мистеръ Костиганъ.— Это будетъ лучше, мадамъ,— очень вжливо прибавилъ онъ, обращаясь къ баронесс.— Безъ постороннихъ ея сіятельство скоре придетъ въ чувство.

— Бреттъ, разшнуруй ее, сказала баронесса, глаза которой какъ-то странно сверкали, и лишь только кончилась эта операція, какъ мадамъ Бернштэйнъ схватываетъ за маленькій мшечекъ, висвшій на ше Маріи на волосяномъ снурк, и ножницы въ одну минуту перерзываютъ это ожерелье надвое.

— Спрысни ее холодной водой: она всегда ей помогала! сказала баронесса.— Бреттъ, ты останешься при ней. Какъ великъ вашъ искъ, джентльмены?

— Намъ поручено взыскать съ ея сіятельства сто тридцать два фунта стерлинговъ, которые она должна мистриссъ Элиз Пинкоттъ, отвчалъ мистеръ Костиганъ.

Но что сдлалось съ высокопочтеннымъ мистеромъ Самсономъ? Подобно баснословному четвероногому опоссуму, которое, увидвъ съ камеднаго дерева непогршительно мткаго стрлка, сказало: не безпокойтесь, сэръ, я сейчасъ самъ слзу, — мистеръ Самсонъ съ покорностію отдался въ руки своихъ представителей.

— По чьему иску, Симонсъ? спросилъ онъ плачевнымъ тономъ.

Самсонъ зналъ Симонса, они уже встрчались съ нимъ прежде.

— Буклеби Кордвэйпера, отвчалъ мистеръ Симонсъ.

— Сорокъ восемь фунтовъ съ процентами, — знаю, сказалъ мистеръ Самсонъ и изъ груди его вырвался тяжелый вздохъ.— Денегъ нтъ у меня. Кто же меня арестуетъ?

При этомъ вопрос товарищъ мистера Симонса, мистеръ Лайонсъ, выступилъ впередъ и объявилъ, что онъ иметъ весьма удобный домъ, который часто посщаютъ джентльмены, и что поставитъ себ въ особенное удовольствіе и счастіе видть въ немъ такую особу, какъ его преподобіе.

У церковной паперти случайно находились два портшеза. Лэди Марія Эсмондъ и мистеръ Самсонъ заняли ихъ и отправились въ квартиру мистера Лайонса, сопровождаемые джентльменами, которыхъ мы только что представили нашимъ читателямъ.

Вскор посл этого ареста баронесса Бернштэйнъ отправила мистра Кэза, своего довреннаго слугу, къ племянниц съ запиской, наполненной выраженіями чистосердечной родственной любви, но, къ сожалнію, тяжелые проигрыши въ карты длали уплату такой суммы, которую должна была лэди Марія, совершенно невозможною. Она съ первой же почтой написала къ мистриссъ Пинкоттъ, прося ее сдлать отсрочку, — и, по полученіи отвта, общала увдомить свою милую, несчастную племянницу.

Мистриссъ Бетти не замедлила явиться съ утшеніемъ къ своей госпож. Эти дв несчастныя женщины держали совщаніе о пріобртеніи количества денегъ, необходимаго на наемъ лошадей и экипажа для мистриссъ Бетти, которая въ свою очередь едва-едва не попала въ бду. Какъ милэди Марія, такъ и служанка ея, были несчастливы въ игр и съ трудомъ могли набрать осмнадцать шиллинговъ. Поэтому было ршено, что Бетти продастъ золотую цпочку своей госпожи и на вырученныя деньги отправится въ Лондонъ. Случилось такъ, что Бетти принесла цпочку къ тому самому магазинщику, который продалъ ее мистеру Варрингтону, и первый, полагая, что ему предлагаютъ купить краденую вещь, хотлъ было отдать Бетти констаблю. Изъ этого возникло объясненіе, мистриссъ Бетти принуждена была сказать, что госпожа ея арестована. До наступленія ночи вс жители Тонбриджа знали, что милэди Марія попала въ руки полицейскихъ агентовъ. Между тмъ источникъ денегъ открылся, и мистриссъ Бетти помчалась въ Лондонъ отыскивать рыцаря, на которомъ несчастная плнница основывала вс свои надежды на избавленіе.

— Пожалуйста, ни слова о пропавшемъ письм!— О, варваръ, варваръ! Она за это дорого заплатитъ!

Надо полагать, что лэди Марія подъ словомъ ‘варваръ’ разумла свою тетку. Мистеръ Самсонъ прочиталъ утшительную проповдь милэди Маріи и посл того они провели вечеръ въ составленіи плановъ мести и въ игр въ баггеммонъ, питая весьма основательную надежду, что Гарри Варрингтонъ стремглавъ бросится на рыцарскій подвигъ, лишь только услышитъ объ ихъ бдственномъ положеніи.

Хотя до окончанія вечера вс на минеральныхъ водахъ знали о приключеніи съ лэди Маріею, и даже гораздо боле, хотя вс знали объ ея арест, знали домъ, въ который ее посадили, знали сумму, до которой простирался ея долгъ, — разумется въ десять разъ боле той, за которую ее арестовали,— знали, что она принуждена была заложить нсколько бездлушекъ за небольшую сумму денегъ, необходимую для содержанія себя въ тюрьм,— хотя вс приписывали это обстоятельство злоб баронессы Бернштэйнъ,— но вс были любезны и показывали видъ совершеннаго невднія.— На вечер лэди Трумпингтонъ, куда явилась и мадамъ Бернштэйнъ, относительно утренняго происшествія не было сказано ни слова, которое могло бы непріятно коснуться слуха милэди. Графиня Ярмутъ, освдомясь о прекрасномъ племянник баронессы, получила отзывъ, что мистеръ Варрингтонъ въ Лондон. Отъ чего же лэди Марія не пожаловала на вечеръ лэди Трумпингтонъ?— Отвтъ очень простой: лэди Марія нездорова, поутру съ ней сдлался обморокъ и она принуждена остаться дома.— Карты стасованы, скрипки запищали, вино пошло въ круговую, джентльмены разговаривали, смялись, звали, волочились, лакеи засли за ужинный столъ, носильщики пили и бранились, на неб сверкали звзды, — словомъ, все шло своимъ чередомъ, какъ будто лэди Марія спокойно сидла дома и несчастный Самсонъ вовсе не былъ арестованъ. Согласитесь сами, что маленькія хлопоты, тревоги, неудовольствія, которыя такъ сильно задваютъ самыя щекотливыя струны нашего сердца, ни на волосъ не нарушаютъ спокойствія ближняго, если бы мы вздумали покинуть этотъ свтъ, то, право, никто бы и не замтилъ нашего отсутствія. Не прискорбно ли, не унизительно ли это для нашего тщеславія?— Тмъ лучше.— Съ другой стороны, не заключается ли въ этомъ успокоительной и утшительной истины? Не слдуетъ ли намъ благодарить судьбу за скромную участь, которую она намъ назначила?— Если бы мы не были самолюбивы — passez moi le mot, s’il vous plait, если бы мы принимали къ сердцу горести ближняго такъ же близко, какъ и свои собственныя, — о, какъ невыносима была бы человческая жизнь!— Если бы узкіе сапоги моего сосда жали мн мозоль, если бы клевета, направленная на Джонса, приводила въ бшенство Броуна, если бы смерть мистриссъ А. повергала въ глубокую горесть гг. Б. В. Г. Д. Е. Ж., — то неужели вс эти мелкія ноши, тяжелыя для одного или нсколькихъ лицъ, слдуетъ взваливать на плечи цлаго свта? Не будемъ же сердиться, не будемъ удивляться, если общество минеральныхъ водъ продолжало играть въ карты и наслаждаться счастіемъ въ то время, когда лэди Марія находилась въ самомъ горестномъ положеніи.— Графиня, вамъ сдавать карты!— Ну что, сэръ Джонъ, — вы по обыкновенію отправляетесь въ Стеббльфильдъ на охоту? Капитанъ, вы безъ всякаго сомннія пуститесь въ Батъ, по горячимъ слдамъ вдовушки!— Въ этомъ род продолжается болтовня, свчи горятъ, прекрасный полъ кокетничаетъ, смется, плняетъ, поражаетъ своими взглядами, арестантъ томится въ своемъ заточеніи, больной мечется изъ стороны въ сторону на своей постел.

Быть можетъ мадамъ де Бернштэйнъ потому оставалась въ собраніи до самаго конца, что не хотла доставить обществу случая поговорить о себ, случая, который бы представился вмст съ поворотомъ ея спины. О, какое утшеніе, повторяю я, что мы имемъ спины и притомъ безъ ушей!— Имющій уши, чтобы слышать, — да заткнетъ онъ ихъ хлопчатой бумагой. Мадамъ Бернштэйнъ, безъ всякаго сомннія, слышала, какъ говорили другіе, что съ ея стороны жестоко хать въ гости, играть въ карты и веселиться въ то время, когда ея племянницу постигло несчастіе.— Но, скажите сами, могла ли она, оставаясь дома, помочь племянниц? Мн кажется, даже опасно нарушать спокойствіе старой лэди ея лтъ.

— Сдлайте одолженіе, не говорите, возразила лэди Ярмутъ: — Бернштэйнъ будетъ играть въ карты надъ гробомъ племянницы. Вы говорите объ ея сердц! Да кто слышалъ, что она его иметъ?— Старая лазутчица отдала его своему Шевалье тысяча лтъ тому назадъ, и съ тхъ поръ жила вовсе безъ сердца. За какую сумму Марія посажена въ тюрьму?— Если это не много, то давайте заплатимте и взбсимъ ея тетку. Послушай, Фухсъ, завтра утромъ узнай, за какую сумму лэди Марія посажена въ тюрьму.

Преданный Фухсъ поклонился и общалъ исполнить волю ея сіятельства.

Между тмъ, около полуночи, мадамъ де Бернштэйнъ возвратилась домой и тотчасъ заснула крпкимъ сномъ, отъ котораго не пробуждалась до поздняго часа утра. На призывъ колокольчика явилась служанка съ чайнымъ приборомъ.— Вы ужаснетесь, если я скажу, что баронесса примшивала въ чай нкоторое количество рому.— А между тмъ — это фактъ. Наши прабабушки имли обыкновеніе прибгать къ этому укрпляющему напитку,— само собою разумется,— не явно передъ всми, но ‘въ своихъ покояхъ’.— Да, наши прабабушки имли пристрастіе къ крпкимъ напиткамъ, — въ этомъ вы можете удостовриться въ Валпол, гд онъ выставляетъ на сцену одну прекрасную лэди.

Итакъ мадамъ Бернштэйнъ, подкрпивъ себя порядочнымъ пріемомъ спиртуозной влаги, встала съ постели и спросила мистриссъ Бреттъ: что новаго?

— Это ужь пускай онъ самъ вамъ сообщитъ, угрюмо отвчала служанка.

— Онъ? Кто такой?

— Мистеръ Варрингтонъ, сказала Бреттъ, прибавивъ, что этотъ джентльменъ возвратился въ Тонбриджъ, и не одинъ, а съ Бетти, горничной лэди Маріи. Милэди Марія свидтельствуетъ вамъ свое почтеніе и надется, что вы почивали спокойно, прибавила Бреттъ.

— Я спала превосходно. Бдненькая! Ушла ли къ ней Бетти?

— Нтъ, она здсь, отвчала мистриссъ Бреттъ.

— Пошли ее сію минуту ко мн! вскричала старая лэди.

— Я скажу ей, отвчала услужливая Бреттъ, и удалилась исполнить порученіе, оставивъ старую лэди покоиться въ пуховыхъ подушкахъ. Спустя нсколько времени, по досчатому полу спальни баронессы раздался стукъ ботинокъ на высокихъ каблукахъ.— Ковры были роскошью, не везд имвшею доступъ въ спальни того времени.

— Такъ вы, мистриссъ Бетти, были вчера въ Лондон? сказала Бернштэйнъ изъ-за полога.

— Это не Бетти…это я! Съ добрымъ утромъ, дорогая тетенька!— Надюсь, вы спали хорошо?— отвчалъ голосъ, принудившій старую Бернштэйнъ содрогнуться всмъ тломъ.

Это былъ голосъ лэди Маріи, которая, отдернувъ пологъ, сдлала почтительный книксенъ. Лэди Марія казалась такою милою, свжею, счастливою. При столь изумительномъ появленіи лэди Маріи, особливо если смотрть на него изъ-за занавсы баронессы, мн кажется, можно заключить эту главу.

ГЛАВА XV.
ГАРРИ, СПШИ НА ПОМОЩЬ.

‘Любезный лордъ Марчъ (писалъ мистеръ Варрингтонъ изъ Тонбриджа, отъ 25-го августа 1756 г., въ воскресенье поутру). Извщаю васъ (съ удовольствіемъ), что я выигралъ вс три пари. Я прибылъ въ Бромли ровно въ часъ безъ двухъ минутъ: новыя лошади мои несли меня на славу. Я самъ держалъ возжи, подл меня сидлъ почтальонъ, внутри кареты — мой негръ и мистриссъ Бетти. Надюсь, что они прокатились съ особеннымъ удовольствіемъ. У Блакгэта насъ никто не остановилъ, хотя какіе-то два молодца слдили за нами, верхами, но, вроятно, имъ не понравилось выраженіе нашихъ лицъ, — они отстали отъ насъ, и мы благополучно прибыли въ Тонбриджъ (гд я устроилъ свои дла) аккуратно въ сорокъ пять минутъ двнадцатаго.— Значитъ, посл вчерашней игры въ пикетъ, мы съ вами квитъ. Слдующій вызовъ съ вашей стороны я принимаю съ удовольствіемъ, и затмъ остаюсь

Преданный вамъ, покорный слуга
Г. Эсмондъ Варрингтонъ.’

Посл этого письма, быть можетъ, читатель нашъ догадается, какими путями лэди Марія Эсмондъ получила возможность выдти изъ мста своего заточенія и пріятно изумить свою тетку, когда послдняя, въ субботу поутру, лежала еще въ постели. Отправивъ мистриссъ Бетти въ Лондонъ, лэди Марія никакъ не предполагала, что ея посланная возвратится къ концу того же дня. Около полуночи, посл легкаго ужина, доставленнаго женою содержателя полицейскаго дома, когда лэди Марія и бдный кастльвудскій проповдникъ играли въ карты, вдругъ раздался стукъ экипажа, который, какъ слышно было, подъхалъ къ самому дому. Стукъ этотъ заставилъ лэди Марію положить козырную игру на столъ и произвелъ въ душ ея необыкновенное волненіе.— Вдругъ все замолкло…. экипажъ остановился, у подъзда раздался невнятный говоръ, потомъ явилась мистриссъ Бетти, съ лицомъ озареннымъ радостью, ея глаза были наполнены слезами, потомъ…. кто этотъ статный джентльменъ, который вошелъ въ комнату вслдъ за мистриссъ Бетти?— Въ состояніи ли мои читатели угадать, кто этотъ джентльменъ? Будутъ ли они сердиться, если я скажу, что мистеръ Самсонъ съ громкимъ ура! швырнулъ карты на столъ, между тмъ какъ лэди Марія, сдлавшись блдне полотна, съ истерическимъ восклицаніемъ бросилась въ объятія своего кузена?— Вы, можетъ быть, хотите знать, какимъ множествомъ поцалуевъ надлилъ онъ ее?— Будь это тысяча и потомъ сотня, потомъ другая тысяча и другая сотня, и такъ дале, я не намренъ разглашать объ этомъ. Гарри явился къ своей кузин на помощь. Лэди Марія знала, что онъ явится, онъ былъ ея защитникомъ, ея избавителемъ отъ ига и позора. Склонясь на его плечо, она плакала непритворными слезами, давъ полную свободу движеніямъ своего сердца, она, я готовъ утверждать, была прекрасне, чмъ во все время этой исторіи. На этотъ разъ она не упала въ обморокъ, она шла домой, нжно склонясь на руку своего кузена,— и въ теченіе ночи, можетъ статься, не разъ вскрикнула подъ вліяніемъ нервнаго разстройства, мадамъ Бернштэйнъ спала крпкимъ сномъ и ничего не слышала.

— Вы свободны!— было первыми словами Гарри.— Бетти, подай милэди шляпку и кардиналку.— Мистеръ Самсонъ, на квартир у меня мы выкуримъ вмст по трубк табаку,— это освжитъ меня посл дороги.

Кастльвудскій священникъ, въ свою очередь обладавшій значительнымъ запасомъ чувствительности, былъ чрезвычайно тронутъ, онъ плакалъ, взявъ руку Гарри, онъ цаловалъ ее и молилъ небо низпослать благословеніе на великодушнаго своего молодаго патрона. Мистеръ Варрингтонъ испытывалъ невыразимое удовольствіе. Отрадно для души оказать помощь страдальцу или бдняку, еще отрадне превратить горесть въ радость. Молодой нашъ рыцарь былъ безпредльно счастливъ, съ гордостію и восхищеніемъ шелъ онъ подл своей освобожденной принцессы. Его собственныя чувства предупреждали его, и въ вид прелестнйшихъ геніевъ съ добрыми глазами и улыбками рзвились передъ нимъ, облачали его въ одяніе славы, бросали цвты по его дорог, звуками трубъ и гобоевъ возвщали привтствіе, — провозглашали: се грядетъ побдоносецъ!— раздайтесь и падите ницъ передъ героемъ! Его вводили въ царскіе чертоги, сажали въ зал самодовольствія на подушки комфорта. А еще подвигъ, который онъ совершилъ, можно сказать, совершенно ничтожный. Гарри сдлалъ доброе дло, ни больше, ни меньше. Ему стоило только запустить руку въ карманъ и съ помощію вынутаго оттуда талисмана, — прогнать дракона, охранявшаго ворота темницы, и заставить тирана бросить скиру, занесенную надъ головой бдной лэди Маріи.— Впрочемъ, если тщеславіе Гарри увеличилось при этомъ случа въ своемъ объем, то, пожалуйста, не обращайте на это вниманія: у него доброе сердце, онъ вывелъ изъ тюрьмы двухъ несчастныхъ и извлекъ изъ глазъ ихъ слезы умиленія и счастія.— Если въ этотъ вечеръ онъ немного и важничаетъ, заносится передъ своимъ домашнимъ священникомъ, и съ видомъ отъявленнаго дэнди говоритъ о лорд Марч, о клуб Вайтъ, о балахъ Олмака,— то изъ этого еще не слдуетъ, что онъ не заслуживаетъ нашего расположенія.

Мистеръ Самсонъ не переставалъ показывать видъ, что онъ до глубины души тронутъ великодушіемъ своего патрода. Этотъ человкъ имлъ натуру, подйствовать на которую не требовалось особенныхъ усилій, душа его чрезвычайно быстро воспринимала печаль, радость, слезы, признательность, смхъ, ненависть, расположеніе. Въ качеств проповдника онъ до такой степени вышколилъ свои чувства, что они приносили ему большую пользу, съ помощію ихъ ему не трудно было принимать на себя во всякое время какую угодно роль. Въ случа надобности, онъ плакалъ непритворными слезами, зная, что какъ нельзя легче могъ вызвать ихъ на свои глаза. Онъ любилъ васъ, пока оставался съ вами, выражалъ мучительную скорбь и мшалъ слезы свои съ слезами вдовъ и сиротъ, встрчаясь съ Джекомъ, онъ отправлялся съ нимъ въ ближайшую таверну и тамъ за бутылкой вина хохоталъ и кричалъ. Онъ очень охотно давалъ деньги въ долгъ, но никогда не платилъ своихъ долговъ. Въ этотъ вечеръ онъ былъ олицетвореніемъ лести и признательности къ мистеру Варрингтону. Нашъ несчастный счастливый юноша, быть можетъ, во всемъ Лондон не могъ бы встртить боле опаснаго товарища.

Въ этотъ вечеръ Самсонъ былъ настроенъ къ признательности и полонъ энтузіазма къ благодтелю, освободившему его изъ темницы. Его восхищеніе расло и ширилось съ каждымъ стаканомъ. Онъ восхвалялъ Гарри, какъ добрйшаго и благороднйшаго человка, а нашъ простосердечный, недальновидный юноша принималъ эти похвалы за чистую монету.

— Младшая отрасль нашей фамиліи, съ гордымъ видомъ сказалъ мистеръ Гарри: — поступаетъ съ вами по-нищенски, но, клянусь Юпитеромъ, Самсонъ, мой другъ, я помогу вамъ!

Въ извстный періодъ бургонскаго возбужденія Гарри любилъ распространяться о щедрости своей фамиліи.

— Я очень радъ, что имлъ возможность помочь вамъ въ затруднительномъ вашемъ положеніи. Пожалуйста, Самсонъ, я васъ прошу, въ крайнихъ случаяхъ всегда расчитывайте на меня. Помнится, вы говорили, что у васъ есть сестра въ какомъ-то пансіон?— Вамъ, можетъ быть, нужны деньги для нея. Вотъ небольшая ассигнація, которая поможетъ вамъ заплатить за ея содержаніе.

И щедрый молодой человкъ передалъ кастльвудскому священнику небольшую ассигнацію. Это обстоятельство снова вызвало слезы на глаза чувствительнаго пастыря. Великодушіе Гарри поражало его въ самое сердце.

— Мистеръ Варрингтонъ, сказалъ онъ, отодвигая отъ себя ассигнацію: — я…. не заслуживаю вашей милости, — клянусь Георгомъ, не заслуживаю!

Въ подтвержденіе словъ своихъ, мистеръ Самсонъ произнесъ нсколько проклятій.

— Вздоръ! сказалъ Гарри.— У меня этой дряни довольно. Въ проклятомъ бумажник, который я потерялъ на прошлой недли, вовсе не было денегъ.

— Вы говорите правду, сэръ.— Дйствительно, тамъ вовсе не было денегъ, сказалъ мистеръ Самсонъ, поникнувъ головой.

— Какъ!— А вы почему это знаете? спросилъ молодой джентльменъ.

— Знаю потому, что я бездльникъ. Я не стою вашей милости. Я сказалъ, что не стою. Въ тотъ вечеръ, когда вы пили такъ много вина въ гостинниц Барбо, этотъ бумажникъ нашелъ я.

— И прочитали письма? спросилъ мистеръ Варрингтонъ, вспыхнулъ и выпрямился во весь ростъ.

— Я не извлекъ изъ нихъ того, что не было бы мн извстно, сказалъ священникъ.— Васъ окружали люди, въ которыхъ вы не подозрвали шпіоновъ, отъ которыхъ вы, no молодости и по простосердечію, не имли возможности скрыть своей тайны.

— Такъ неужели же исторіи о лэди Фанни, о кузен Вилл и его продлкахъ справедливы? спросилъ Гарри.

— Къ сожалнію, справедливы,— съ глубокимъ вздохомъ сказалъ полковникъ.— Кастльвудскій домъ былъ несчастливъ съ тхъ поръ, какъ отъ него отдлилась старинная отрасль.

— Сэръ, надюсь, вы не осмлитесь произнесть слово оскорбленія противъ милэди Маріи! вскричалъ Гарри.

— О, ни за какія благополучія въ свт!— сказалъ мистеръ Самсонъ, искоса посмотрвъ на молодаго своего друга.— Я могу только думать, что она слишкомъ стара для васъ, — могу сожалть, что вамъ не суждено было выбрать подругу, которая бы соотвтствовала вашему возрасту, — несмотря на то, я не отвергаю, что лэди Марія на видъ очень молода, и къ тому же иметъ вс прекрасныя качества.

— Она слишкомъ стара, Самсонъ, — это я знаю, сказалъ мистеръ Варрингтонъ, принявъ величественную осанку: — но я далъ ей, слово, и притомъ, вы сами видите, какъ нжно она меня любитъ. Идите же принесите мн письма, которыя вы нашли, и доставьте мн возможность простить васъ за утайку.

— Благодтель мой!— доставьте мн возможность простить себя самого!— вскричалъ мистеръ Самсонъ и вышелъ изъ комнаты, оставивъ благодтеля бесдовать съ бутылкой.

Спустя нсколько времени, онъ явился весьма блдный.

— Что съ вами сдлалось, сэръ? съ повелительнымъ видомъ спросилъ Гарри.

Самсонъ подалъ бумажникъ.

— При немъ одинъ только вашъ вензель, сэръ, — сказалъ Самсонъ.

— Вензель моего брата, поправилъ Гарри:— этотъ бумажникъ подаренъ мн Джоржемъ.

— Я держалъ его въ сундук подъ замкомъ и видлъ его тамъ не дальше, какъ сегодня по утру, за нсколько часовъ до ареста. Бумажникъ цлъ, но письма исчезли. Сундукъ и чемоданъ мой обысканы, и я, несчастный, я преступникъ, я не въ состояніи возвратить вамъ вашей собственности, которою завладлъ позорнымъ образомъ.

При этихъ словахъ мистеръ Самсонъ представлялъ собою олицетвореніе глубокой горести. Ломая руки, онъ готовъ былъ упасть на колни передъ Гарри.

Кто же былъ въ этихъ комнатахъ въ отсутствіи мистера Самсона и мистера Варрингтона? Хозяйка дома клялась всмъ священнымъ для нея, что въ нихъ никто не входилъ, въ комнат мистера Варрингтона каждая вещь оставалась на своемъ мст, видно было, что къ нимъ никто не прикасался, изъ скуднаго имущества мистера Самсона не пропало ни одной бездлушки, исключая писемъ, отсутствіе которыхъ онъ такъ горько оплакивалъ.

Кому встртилась надобность въ нихъ? Лэди Маріи? Но это бдное созданіе находилось подъ арестомъ въ теченіе цлаго дня, и само собою разумется, въ то время, когда случилась покража.

Не было ни малйшаго основанія обвинять ее въ похищеніи писемъ. Таинственная поздка Кэза въ Лондонъ, знакомство Кэза съ башмачникомъ, въ дом котораго Самсонъ квартировалъ въ Лондон, а также знакомство его со всми секретными длами фамиліи Эсмонда, эти два обстоятельства внезапно мелькнули въ голов мистера Самсона. Принимая ихъ въ соображеніе въ совокупности и отдльно, мистеръ Самсонъ невольно находилъ на мысль, что виновницею похищенія была баронесса Бернштэйнъ. Но для чего же было арестовать лэди Марію!— Кастльвудскій священникъ ничего еще не зналъ о письм, котораго лишилась милэди:— бдная Марія не считала за нужное открывать ему свою тайну.

Что касается до мистера Гарри, то онъ до такой степени былъ переполненъ самодовольствіемъ по случаю выигрыша тройнаго пари, по случаю освобожденія своихъ друзей и превосходнаго холоднаго ужина, состоявшаго изъ куропатокъ и стараго бургонскаго, которыя услужливый мосьё Барбо распорядился послать на квартиру молодаго джентльмена, что поврилъ раскаянію Самсона, взялъ съ него слово быть врнымъ на будущее время, протянулъ свою милостивую руку и даровалъ ему прощеніе.

— Я думаю, я надюсь, мистеръ Самсонъ, что вы не измните своему слову, величественно сказалъ мистеръ Гарри, когда мистеръ Самсонъ произнесъ торжественную клятву быть съ того времени искреннйшимъ, почтительнйшимъ другомъ и покорнйшимъ его слугою, во всякое время готовымъ умереть за мистера Варрингтона.

— Моя фамилія, продолжалъ Гарри тмъ же величественнымъ тономъ:— фамилія Эсмондовъ постоянно имла привычку окружать себя преданными друзьями и…. и умла ихъ награждать.— Однакожь вы забыли о своемъ вин, мистеръ Самсонъ. Какой тостъ угодно вамъ назначить, сэръ?

— Призываю благословеніе неба на домъ Эсмонда Варрингтона! вотъ мой тостъ! вскричалъ священникъ съ непритворными слезами на глазахъ.

— Мы, милостивый государь, принадлежимъ къ старшей отрасли. Ддъ мой, Эсмондъ, былъ маркизомъ, сказалъ мистеръ Гарри голосомъ благороднымъ, но не съ совершенно внятнымъ звукораздленіемъ. Вотъ вамъ рука моя, Самсонъ…. я прощаю васъ…. Богъ съ вами…. еслибъ вы задолжали втрое боле, я бы заплатилъ за васъ. Но что это такъ ярко свтитъ сквозь наши ставни?— Не будь я Гарри Варрингтонъ, если это не восходъ солнца! Мы можемъ лечь спать безъ свчей, ха, ха, ха!

И, общавъ еще разъ благодтельствовать кастльвудскому священнику, молодой человкъ отправился спать.

Около полудня мадамъ де Бернштэйнъ послала слугу сказать, что она была бы очень рада, еслибы мистеръ Гарри пожаловалъ къ ней и выпилъ бы съ ней вмст чашку шеколаду. При этомъ приглашеніи молодой человкъ не могъ не встать съ постели и не отправиться въ квартиру тетки. Она замтила, разумется, не безъ удовольствія, улучшенія въ его тоалет. Несмотря на кратковременное пребываніе въ Лондон, Гарри усплъ заглянуть къ двумъ-тремъ портнымъ и, по рекомендаціи лорда Марча, сдлать нкоторыя покупки у его поставщиковъ и знакомыхъ магазинщиковъ.

Тетушка Бернштэйнъ называла его своимъ ‘ненагляднымъ’ и не знала, какъ выразить свою благодарность за его благородство и великодушіе въ отношеніи къ милой Маріи. Каковъ ударъ былъ для нея, когда ея родную племянницу арестовали въ церкви!— Но еще чувствительне быль ударъ въ пятницу вечеромъ, когда она, проигравъ лэди Ярмутъ триста фунтовъ стерлинговъ, очутилась, какъ ракъ на мели!

— Я была принуждена, сказала баронесса, послать Кэза къ моему Лондонскому агенту за деньгами… мн нельзя было бы выхать изъ Тонбриджа, не уплативъ ея долга.

— Значитъ Кэзъ ухалъ въ Лондонъ? сказалъ мистеръ Гарри.

— Безъ сомннія: баронесса Бернштэйнъ не можетъ сказать, что у нея нтъ денегъ. Не можешь ли ты одолжить мн, дитя мое?

— Я могу удлить вамъ не боле двадцати двухъ фунтовъ, сказалъ Гарри съ яркимъ румянцемъ. До полученія денегъ изъ Виргиніи, у меня остается только сорокъ четыре фунта. Я купилъ лошадей, платье, и вообще поистратился.

— И помогъ своимъ бднымъ родственникамъ, щедрый великодушный мальчикъ!— Нтъ, мой другъ, мн не нужно твоихъ денегъ. Я сама могу подарить теб небольшую сумму. Вотъ теб, шалунъ, вексель на моего агента въ пятьдесятъ фунтовъ стерлинговъ! Иди, мотай его и будь веселъ! Я уврена, что твоя мать поквитается со мной, хотя она меня и не любитъ.

Баронесса казалась растроганною, она протянула руку, которую юноша осыпалъ горячими поцалуями.

— Твоя мать не любитъ меня, зато меня любилъ нкогда отецъ твоей матери. Помни, мой другъ, что въ случа нужды ты можешь во всякое время обратиться ко мн.

Въ изъявленіи нжности и участія никто, мн кажется, не могъ сравниться съ Беатриксой Бернштэйнъ, особливо въ т минуты, когда проявлялось въ ней къ этому расположеніе.

— Я не въ силахъ не любить тебя, дитя мое, продолжала она: — и въ тоже время такъ сердита на тебя, что у меня едва достаетъ терпнія говорить съ тобой. Ты таки ршительно намренъ жениться на лэди Маріи, которая чуть ли не старше твоей матери? Что скажетъ мадамъ Эсмондъ?— Почемъ знать, она можетъ прожить триста лтъ и тогда вамъ не на что будетъ содержать себя.

— Посл смерти несчастнаго брата, я получаю отъ отца капиталъ въ десять тысячъ фунтовъ, а это что нибудь да значитъ, сказалъ Гарри.

— Процентовъ съ этого капитала вамъ недостаточно будетъ на карты.

— Мы должны будемъ отказать себ въ этомъ удовольствіи.

— Подобная уступка едва ли возможна для Маріи.— Для игры она согласится заложить кафтанъ съ твоихъ плечь. Эта страсть течетъ въ жилахъ всей фамиліи моего брата, даже въ моихъ жилахъ, въ этомъ я признаюсь откровенно. Я предупреждала тебя. Я просила тебя не сближаться съ ними, и вотъ двадцатилтній юноша даетъ слово женщин сорока двухъ лтъ!— пишетъ письма и на колняхъ дастъ клятвенное общаніе, написанное кровью своего сердца, не жениться ни на комъ, кром обожаемой своей кузины, лэди Маріи Эсмондъ. О! это жестоко, это ужасно!

— Праведное небо! Мадамъ, кто показалъ вамъ мое письмо? спросилъ Гарри, и лицо его снова покрылось румянцемъ.

— Случай. Марія упала въ обморокъ, когда полицейскіе агенты объявили ей объ арест. Бреттъ должна была разшнуровать ее, и когда унесли ее, бдняжку, мы нашли на полу небольшой медальонъ, который я открыла, вовсе не зная, что въ немъ заключалось. Оказалось, что въ немъ хранилось драгоцнное письмо мистера Гарри Варрингтона. Вотъ и медальонъ.

Сердце бднаго Гарри судорожно сжалось. Боже мой! почему она не уничтожила его? подумалъ онъ.

— Позвольте, я отдамъ его Маріи, сказалъ онъ, протягивая руку къ медальону.

— Другъ мой, я сожгла это нелпое письмо, сказала старая лэди.— Если ты вздумаешь измнить мн, то, конечно, я должна принять на себя всю вину. Если ты вздумаешь написать другое письмо, я не могу удержать тебя отъ этого. Но, въ первомъ случа, Гарри Эсмондъ, лучше будетъ никогда намъ не видться. Сохранишь ли ты мою тайну? Хочешь ли ты поврить старух, которая любитъ тебя и знаетъ свтъ лучше, чмъ ты? Я говорю теб, если ты исполнишь свое ребяческое, ни съ чмъ несообразное общаніе, то тебя, наврное, постигнетъ несчастіе и гибель. Ну согласись, что можетъ быть хорошаго, если подобный теб юноша находится въ рукахъ коварной свтской женщины, которая длаетъ изъ него игрушку? Опутавъ своими стями, она вынудила у тебя это общаніе, но ея путы разрываетъ твоя тетка и даетъ теб свободу. Не хочешь пользоваться этой свободой, — оставайся въ стяхъ. Помни же, Гарри! только попробуй измнить мн!

— Я не сержусь на васъ, тетушка…. хотя бы и хотлъ разсердиться, сказалъ мистеръ Варрингтонъ въ чрезвычайномъ волненіи.— Изъ всего, что вы сказали мн, я не повторю ни слова.

— Марія тоже не скажетъ ни слова,— замть это! съ горячностью вскричала старая лэди.— Она не признается въ томъ, что потеряла письмо. Она будетъ говорить, что письмо твое находится при ней.

— Все же я знаю, я увренъ, что она меня любитъ, вамъ надо было бы видть ее вчера вечеромъ, взволнованнымъ голосомъ сказалъ Гарри.

— Нужно ли разсказывать теб темную исторію моихъ ближайшихъ родственниковъ? произнесла баронесса, подавляя слезы.— Дитя мое, ты не знаешь подробностей ея прошедшей жизни!

— Нтъ, я не долженъ, я не хочу ихъ знать! вскричалъ Гарри, вставая съ мста.— Не хочу знать ни изъустно, ни письменнно. Я далъ слово, и все кончено. Въ Англіи, быть можетъ, позволительно играть подобными вещами, но виргинскіе джентльмены не нарушаютъ своихъ общаній. Если Марія не отдастъ мн слова моего назадъ, я долженъ сдержать его, долженъ принадлежать ей. Если мы несчастны теперь и будемъ, что очень возможно, несчастными впослдствіи, то я возьму ружье на плечо и поступлю въ войско прусскаго короля, — а нтъ, то пуля положитъ конецъ моему существованію.

— Посл этого я ничего не имю сказать вамъ. Потрудитесь, пожалуйста, позвонить вонъ въ тотъ колокольчикъ. Желаю вамъ добраго утра, мистеръ Варрингтонъ.

Старая лэди, сдлавъ величавый книксенъ, взяла черепаховую трость и, опираясь на нее, направилась было къ выходу изъ комнаты. Но, сдлавъ первый шагъ, она приложила руку къ сердцу, снова опустилась на софу и заплакала слеіами непритворными, которыя давнымъ давно не катились изъ глазъ Беатриксы Эсмондъ.

Гарри былъ сильно разстроганъ. Онъ опустился на колна передъ старой теткой и цаловалъ ее холодную руку. По привычк, безъ всякаго обмана и хитрости, онъ говорилъ ей, какъ глубоко чувствовалъ ея любовь и какъ дурно платилъ за нее.

— О, тетушка! вы не знаете, какимъ негодяемъ я считаю себя. Когда вы сказали мн, что письмо сожжено, о! мн стыдно даже вспомнить, до какой степени я обрадовался.

Сказавъ это, Гарри прильнулъ губами къ холодной рук баронессы и старался отогрть ее своими поцалуями. Баронесса чувствовала, что изъ глазъ Гарри горячія слезы падали одна за другой. Она любила этого юношу. Въ теченіе полу столтія, быть можетъ въ теченіе всей своей жизни, едва ли испытывала она ощущеніе столь нжное и столь чистое. Затвердлое сердце ея сдлалось мягкимъ, какъ воскъ. Она положила об руки на плечи Гарри и слегка поцаловала его голову.

— Ты не скажешь ей, дитя мое, о моемъ поступк? сказала баронесса.

— Никогда! никогда!

Въ этотъ моментъ, на призывъ колокольчика, въ комнату вошла степенная мистриссъ Бреттъ и увидла сантиментальное положеніе, въ которомъ находились и племянникъ и тетка.

ГЛАВА XVI,
ВЪ КОТОРОЙ ГАРРИ УПЛАЧИВАЕТЪ СТАРЫЕ ДОЛГИ И ДЛАЕТЪ НОВЫЕ.

Наши тонбриджскіе друзья не нашутку начали скучать на минеральныхъ водахъ, а вмст съ тмъ и серьёзно думать объ отъзд. Съ наступленіемъ осени мадамъ Бернштэйнъ ршилась удалиться въ Батъ. Тамъ было и боле картъ, и боле общества, и боле жизни. По пути она намревалась навстить нкоторыхъ своихъ друзей, жившихъ въ провинціи. Гарри весьма неохотно далъ общаніе хать въ Кастльвудъ съ лэди Маріей и кастльвудскимъ священникомъ. Имъ еще разъ привелось прозжать мимо Оакгорстской деревни, мимо гостепріимнаго дома, въ которомъ Гарри былъ принятъ какъ родной. Марія длала столько колкихъ замчаній объ оакгорстскихъ дамахъ, объ ихъ чепчикахъ, которые он надвали на Гарри, объ очевидномъ желаніи матери завладть имъ для одной изъ дочерей, что мистеръ Варрингтонъ съ замтнымъ неудовольствіемъ сказалъ, что онъ продетъ, не заглянувъ въ двери своихъ друзей, которыхъ милэди не любила и надъ которыми смялась. Вечеромъ, въ гостинниц, гд они остановились, въ нсколькихъ миляхъ отъ Оакгорста, Гарри былъ необыкновенно угрюмъ и молчаливъ. За ужиномъ улыбки милэди Маріи не произвели на Гарри желаемаго дйствія, ея слезы (во всякое время готовыя къ услугамъ лэди Маріи) нисколько не смягчили мистера Варрингтона, на нжные ея вопросы онъ отвчалъ отрывисто, и милэди принуждена была отправиться на покой, ни разу не побывавъ tte—tte съ своимъ кузеномъ. Этотъ недогадливый мистеръ Самсонъ, какъ будто по приказанію, оставался въ комнат. Неужели и въ самомъ дл Гарри отдалъ приказаніе Самсону не выходить изъ комнаты? Марія удалилась съ глубокимъ вздохомъ. Гарри сдлалъ холодный поклонъ и передалъ кузину на попеченіе служанки и домохозяйки.

Но что за лошадь помчалась со двора гостинницы, спустя десять минутъ посл того, какъ лэди Марія удалилась въ свою комнату? Черезъ часъ посл ухода лэди Маріи изъ столовой, мистриссъ Бетти вошла въ эту комнату за флакономъ милэди и увидла, что Самсонъ одиноко курилъ трубку. Мистеръ Варрингтонъ пошелъ спать, или, можетъ быть, вышелъ подышать чистымъ воздухомъ и прогуляться при лунномъ свт,— почему ему знать, куда двался мистеръ Гарри, отвчалъ Самсонъ на вопросы горничной. На слдующее утро мистеръ Варрингтонъ готовъ былъ двинуться въ путь и занять мсто подл кареты лэди Маріи. Но лицо его было угрюмо, онъ все еще находился въ мрачномъ расположеніи духа. Во всю дорогу онъ не сказалъ ей почти ни слова.

— Боже мой! должно быть баронесса сказала ему, что похитила его письмо! подумала лэди Марія.

Дло въ томъ, что въ то время, когда они вышли изъ кареты и пшкомъ поднимались на крутой пригорокъ, лежавшій миляхъ въ трехъ отъ Оакгорста, по Вестергемской дорог, лэди Марія Эсмондъ, склонясь на руку нжно любимаго юноши, щебетала ему на ухо самыя сантиментальныя клятвы, увренія и выраженія пламенной любви. Но вмст съ тмъ, какъ порывы нжности ея длались сильне и сильне, Гарри становился холодне и холодне. Когда она заглянула ему въ лицо, — на ея лицо, искуственно-свжее и румяное, упали косвенные лучи солнца и обнаружили черты и морщины сорокалтняго возраста. Бдный Гарри почувствовалъ невыносимую тяжесть отъ руки, которая опиралась на его руку, и вовсе не находилъ удовольствія въ вечерней прогулк по пригорку. Одна мысль, что это бремя будетъ тяготить его во всю жизнь, приводила его въ ужасъ! Передъ нимъ открывалась мрачная перспектива: онъ въ душ проклиналъ и прогулки при лунномъ свт, и лтніе теплые вечера, и горячее вино, которые заставило дать клятву, поставившую его въ безвыходное положеніе.

Похвалы и восторги Маріи выводили его изъ терпнія. Бдняжка декламировала отрывки изъ театральныхъ пьесъ, которыя такъ близко относились къ ея положенію, и вообще употребляла вс усилія, чтобы очаровать своего молодаго героя. Снова она называла его своимъ рыцаремъ, своимъ Генрико, своимъ избавителемъ, и клялась, что его Молинда останется врною ему до гроба. Она льнула къ нему. О дитя мое, говорила она, глядя ему въ лицо: не здсь ли (указывая на грудь) хранится твой прекрасный образъ, локонъ твоихъ драгоцнныхъ волосъ, нсколько словъ писанныхъ твоею драгоцнною рукою?— Они пойдутъ со мной въ могилу, — да, пойдутъ!— если только Генрико ршится покинуть свою Молинду! Слова эти заключены были глубокимъ вздохомъ.

Но представляется странная несообразность. Мадамъ Бернштэйнъ отдала Гарри маленькій шелковый кошелекъ, она сожгла и волосы и записку, которыя заключались въ кошельк,— а между тмъ Марія утверждала, что они все еще хранились у ея сердца! Поэтому-то при содроганіи Гарри, при внезапномъ движеніи, которое онъ сдлалъ, какъ будто стараясь сбросить съ своей руки тяготившую руку спутницы, лэди Марія въ первый разъ почувствовала угрызеніе совсти по тому случаю, что сказала ложь, или врне потому, что другіе замтили ложь въ ея словахъ, — а это весьма основательная причина для раскаянія. Впрочемъ, — Боже мой! если бы нкоторые люди вздумали раскаяваться во лжи, имъ бы пришлось во всю свою жизнь ходить во вретищахъ и посыпать главы свои пепломъ.

По прізд въ Кастльвудъ расположеніе духа мистера Гарри нисколько не улучшилось. Милорда не было дома, — единственнымъ членомъ фамиліи, котораго Гарри засталъ, былъ мистеръ Вилль, онъ возвратился съ охоты въ то самое время, когда карета и кавалькада подъхала къ воротамъ. Увидвъ молодаго виргинца и замтивъ его мрачный видъ, съ которымъ онъ поздоровался, Вилль поблднлъ.

Несмотря на то, онъ заблагоразсудилъ придать лицу своему любезное выраженіе, особливо за ужиномъ, въ присутствіи лэди Маріи, гд разговоръ при самомъ начал отличался не столько одушевленіемъ, сколько вжливостью.— Вроятно мистеръ Вилль бывалъ на скачкахъ?— Даже на многихъ. Мистеръ Варрингтонъ выразилъ надежду, что кузенъ его довольно удачно держалъ на этихъ скачкахъ пари.— Весьма удачно.

— И вроятно вы привели назадъ мою лошадь въ совершенной сохранности?— продолжалъ мистеръ Варрингтонъ.

— Вашу лошадь? какую?

— Мою! рзко отвчалъ мистеръ Гарри.

— Ршительно не понимаю васъ, сказалъ Вилль.

— Темнобурую, на которую я игралъ съ вами и которую выигралъ наканун того дня, когда вы на ней ухали, — суровымъ тономъ сказалъ мистеръ Варрингтонъ.— Вы должны помнить эту лошадь, мистеръ Эсмондъ.

— Мистеръ Варрингтонъ, я совершенно помню, что проигралъ вамъ лошадь, которую мой грумъ привелъ къ вамъ въ день вашего отъзда.

— Въ нашей игр принималъ участіе и мистеръ Самсонъ.— Мистеръ Самсонъ, не угодно ли вамъ быть судьей между нами?— сказалъ Гарри, смягчая тонъ.

— Въ такомъ случа я обязанъ сказать, что мистеръ Варрингтонъ игралъ на темнобурую, — отвчалъ мистеръ Самсонъ.

— Вдь я же и прислалъ темнобурую, — съ усмшкою сказалъ мистеръ Вилль.

— Которую я продалъ за тридцать шиллинговъ, сказалъ мистеръ Варрингтонъ, сохраняя хладнокровіе.

Вилль хотлъ подшутить.

— Тридцать шиллинговъ!— да это чертовски славная цна за хромоногую старую лошадь. Ха, ха!

— Ни слова больше. У насъ шелъ разговоръ о пари, милая лэди Марія. Не прикажете ли еще цыпленка?

Пока лэди Марія оставалась въ столовой, мистеръ Варрингтонъ старался быть какъ нельзя боле любезнымъ и веселымъ. Когда она встала съ тмъ, чтобы удалиться, Гарри проводилъ ее до дверей, которыя и затворилъ за ней съ самымъ вжливымъ поклономъ. Простоявъ съ минуту на мст, онъ приказалъ слугамъ удалиться. Когда приказаніе его было исполнено, онъ затворилъ тяжелую дверь, заперъ ее и ключъ положилъ въ карманъ.

Мистеръ Вилль, сидвшій за стаканомъ пунша и отъ времени до времени бросавшій вопросительные взгляды на кузена, при звук замочной задвижки, спросилъ, къ чему это длаетъ мистеръ Варрингтонъ? разумется прибавивъ нсколько сильныхъ выраженій, которыми обыкновенно приправлялъ свой разговоръ.

— Я полагаю, что тутъ будетъ ссора, сказалъ мистеръ Варрингтонъ ласковымъ тономъ: — и потому этой сволочи нтъ надобности быть свидтелями несогласій между ихъ господами.

— Желалъ бы я знать, кто намренъ здсь ссориться? спросилъ Вилль, поблднвъ и схвативъ ножъ.

— Мистеръ Самсонъ, вы были свидтелемъ, когда я проигрывалъ мистеру Виллю пятьдесятъ гиней за его темно-бурую лошадь?

— Извините, я ставилъ на карту просто лошадь! проревлъ мистеръ Вилль.

— Хотя я и пріхалъ изъ Виргиніи, но не такой еще дуракъ, за какого вы меня принимаете, возразилъ мистеръ Варрингтонъ, и снова повторилъ вопросъ: — мистеръ Самсонъ, были ли вы свидтелемъ, когда я игралъ съ Вильямомъ Эсмондомъ, эсквайромъ, и ставилъ пятьдесятъ гиней противъ его темно-бурой лошади?

— Я долженъ признаться въ этомъ, сказалъ священникъ, бросивъ на брата своего лорда умилительный взглядъ.

— Но я въ этомъ не признаюсь, съ принужденнымъ смхомъ сказалъ мистеръ Вилль.

— Да, потому что для васъ все равно и лгать и обманывать, сказалъ мистеръ Варрингтонъ, подходя къ кузену. Посторонитесь, мистеръ Самсонъ! Будьте теперь свидтелемъ другой игры! Вы, мистеръ Вилль, настоящій….

Мы не можемъ повторить слова, слдовавшаго за словомъ ‘настоящій,’ тмъ боле, что при этомъ восклицаніи милый кузенъ Вилль пустилъ бутылкой въ голову мистера Варрингтона, который такъ удачно отвернулся, что пущенный снарядъ пролетлъ черезъ всю комнату, прорвалъ на портрет одного изъ Эсмондовъ лицо, ударился въ стну и пролилъ на лицо священника и его пышный парикъ цлую кружку портвейна.

— Праведное небо!— джентльмены, умоляю васъ, — успокойтесь, вскричалъ мистеръ Самсонъ, обагренный портвейномъ….

Но джентльмены на нсколько минутъ совершенно забыли заповдь, повелвающую любить другъ друга. Посл перваго неудачнаго выстрла, мистеръ Эсмондъ схватилъ ножикъ съ серебряной ручкой и уже занесъ его на кузена, но Гарри не даромъ бывалъ въ Мерибон и не даромъ любовался тамъ кулачными бойцами. Лвой рукой своей онъ ловко отпарировалъ поднятую на него правую руку и нанесъ быстрый ударъ по носу Эсмонда. Ударъ этотъ заставилъ несчастнаго Вилля отлетть къ дубовой стн и зажегъ въ глазахъ его тысячи иллюминацій. Ловкій антагонистъ въ мгновеніе ока оттолкнулъ подъ столъ ножикъ, который выпалъ изъ рукъ Вилля въ минуту его паденія.

Вилль тоже бывалъ въ Мерибон и на другихъ аренахъ кулачнаго боя, и потому, задыхаясь отъ бшенства, и съ глазами, принявшими надъ окровавленнымъ носомъ зврское выраженіе, нагнулъ голову и въ вид разъяреннаго барана бросился на своего врага, выбравъ желудокъ цлью для удара.

Этотъ маневръ былъ знакомъ мистеру Гарри, онъ его видлъ въ Мерибон и въ имньи своей матери между неграми, которые встрчались на поединк, какъ два ядра, пущенныя другъ противъ друга, и побда, разумется, оставалась на сторон того, чья голова оказывалась крпче. Въ то же время Гарри видлъ и наблюдалъ, до какой степени блые усовершенствовали этотъ способъ. Отвернувшись въ сторону, онъ нанесъ въ правое ухо своего врага такой сильный ударъ, что Вилль щелкнулся головой о массивный дубовый столъ и безъ чувствъ повалился на полъ.

— Мистеръ Самсонъ, вы должны засвидтельствовать, что бой происходилъ благороднымъ образомъ! сказалъ мистеръ Варрингтонъ, дрожа всмъ тломъ отъ сильнаго волненія, хотя онъ и старался быть спокойнымъ и казаться хладнокровнымъ. Вынувъ ключъ изъ кармана, онъ отворилъ дверь, за которой собралось уже трое-четверо слугъ. Трескъ разбитой бутылки, крикъ, восклицанія, проклятія, говорили имъ, что въ столовой происходила какая нибудь бурная сцена. Они вошли и увидли дв жертвы, облитыя чмъ-то краснымъ — мистера Самсона въ портвейн и Вильяма Эсмонда, эсквайра, распростертаго на полу, въ потокахъ своей крови.

— Мистеръ Самсонъ засвидтельствуетъ, что я дрался, какъ слдуетъ благородному человку, и что первый ударъ былъ нанесенъ мистеромъ Эсмондомъ, сказалъ Варрингтонъ. Разстегните ему кто нибудь галстухъ, а то пожалуй еще умретъ. Самбо, достань шниперъ и пусти ему кровь. Нтъ, впрочемъ, подожди! Онъ приходить въ чувство! Приподними его и скажи, чтобы вымыли полъ.

И дйствительно, спустя нсколько времени, мистеръ Вилль пришелъ въ себя. Сначала глаза его блуждали, или врне, хотя и совстно сказать, одинъ глазъ его блуждалъ, потому что другой былъ закрытъ первымъ ударомъ мистера Варрингтона. Но мы все-таки скажемъ: сначала глаза его блуждали, потомъ онъ вздохнулъ, раза два простоналъ и наконецъ очень свободно и внятно произнесъ нсколько проклятій.

— Поправляется,— сказалъ мистеръ Варрингтонъ.

Сантиментальная Бетти вздохнула.

— Спроси его, Гумбо, — не хочетъ ли онъ еще?— продолжалъ Гарри съ холоднымъ юморомъ.

— Масса Гарри говоритъ, не угодно ли вамъ еще? спросилъ Гумбо, наклоняясь надъ распростертымъ джентльменомъ.

— Нтъ! будь ты проклятъ, чорный дьяволъ! вскричалъ мистеръ Вилль и съ быстротою молніи ударилъ негра.

— (Я чуть-чуть не откусилъ себ языкъ, — объяснялъ впослдствіи Гумбо соболзнующей Бетти).

— Не нтъ, а да! продолжалъ совершенно очнувшійся Вилль. Чортовъ разбойникъ! Почему его никто не вытолкаетъ отсюда пинками?

— Потому что никто не сметъ, мистеръ Эсмондъ, сказалъ Варрингтонъ, съ величавымъ видомъ расправляя свои взъерошенныя манжеты.

— Да и никто не захочетъ, проворчали слуги.

Они вс любили Гарри, тогда какъ мистеръ Вилль ни отъ кого не слышалъ добраго слова.

— Мы знаемъ, сэръ, что дло тутъ чистое. Мистеръ Вилль не въ первый разъ получаетъ такіе гостинцы.

— И не въ послдній, надюсь, — пронзительнымъ голосомъ вскричала Бетти: — впередъ не будетъ трогать бднаго чорнаго джентльмена.

Въ это время мистеръ Вилль поднялся на ноги, отеръ салфеткой окровавленное лицо и побрелъ въ свою спальню.

— Приличіе требуетъ пожелать обществу спокойной ночи. Спокойной ночи, мистеръ Эсмондъ! сказалъ мистеръ Варрингтонъ, рдко позволявшій себ подсмиваться надъ другими, но тмъ не мене честный юноша, сказавъ эту остроту, находилъ удовольствіе и въ дущ смялся надъ нею.

— Онъ скажетъ посл, когда проспится! возразила Бетти и этимъ вызвала взрывъ смха со стороны всхъ, кром мистера Вильямса, который удаляясь оставлялъ за собою чорную полосу проклятій, вылетавшую изъ его рта, какъ вылетаетъ дымъ изъ фабричной трубы.

Надо признаться, что остроуміе и желаніе подсмяться не покидало мистера Варрингтона и на другое утро. Онъ послалъ записку къ мистеру Виллю, въ которой спрашивалъ, не намренъ ли кузенъ его хать въ городъ или куда нибудь въ другое мсто? При поздк въ Лондонъ, онъ, безъ всякаго сомннія, перепугалъ бы разбойниковъ въ перелск Гунсло и представилъ бы собою миловидную фигуру въ шоколатномъ дом. Это письмо, я полагаю, мистеръ Вилль принялъ съ обычнымъ своимъ зврствомъ и пожелалъ пославшему его отправиться не въ Гунсло, но совсмъ въ другое мсто.

Во время такого обмна любезностей между Виллемъ и Гарри, въ дверь послдняго постучалась горничная лэди Маріи и вслдъ за тмъ явился Гумбо, держа въ рукахъ своихъ, какъ будто выточенное изъ чорнаго дерева, что-то бленькое, имвшее треугольную форму.

Гарри въ одинъ моментъ угадалъ въ чемъ дло.

— Врно, письмо, проворчалъ онъ, сдлавъ гримасу.

Молинда привтствовала своего Генрико и пр. и пр. и пр. Въ теченіе ночи сонъ ни на минуту не смыкалъ ея глазъ и такъ дале, и т. д., и т. д. Хорошо ли спалъ Генрико въ дом своихъ предковъ? und so weiter, und so weiter. Не нужно, не должно ссориться и быть такимъ жестокимъ. Но довольно. Я не хочу длать выписки изъ этого письма. О, письма! нкогда золотистыя, драгоцнныя, вы теперь не боле, какъ пожелтвшіе листья! Гд тотъ фокусникъ, который сдлалъ съ вами эту перемну? куда двался вашъ блескъ?

Посл скандальной исторіи съ кузеномъ Виллемъ, приличіе и чувство сознанія своего достоинства не позволяло Гарри оставаться въ Кастльвуд. Онъ написалъ величественное письмо къ глав дома, объяснивъ въ немъ обстоятельства, которыя послужили поводомъ къ ссор, а такъ какъ Гарри пригласилъ кастльвудскаго священника просмотрть это посланіе, то, безъ всякаго сомннія, въ немъ не оказалось тхъ особенностей въ изложеніи и правописаніи, которыми отличалась въ то время его частная корреспонденція. Гарри поставилъ на видь бдной Маріи, что, подбивъ глазъ ея брату и повредивъ ему носъ, невозможно было оставаться въ Кастльвуд безъ непріятностей. Лэди Марія принуждена была согласиться, что отсутствіе Гарри, по крайней мр на нкоторое время, было необходимо. Само собою разумется, разлучаясь съ нимъ, она проливала обильные потоки слезъ. Онъ халъ въ Лондонъ, гд неизбжно будетъ встрчаться съ двицами и прекрасне и моложе ея, но не встртитъ ни одной, ни одной, которая полюбила бы его такъ нжно, какъ любила она. Я полагаю, что при этой разлук мистеръ Варрингтонъ не обнаружилъ особенной горести, напротивъ, перехавъ черезъ кастльвудскій мостъ, онъ весело крикнулъ на гндыхъ и заставилъ ихъ мчаться по десяти миль въ часъ, напвалъ для нихъ свои любимыя псни, кивалъ головой и подмигивалъ хорошенькимъ встрчнымъ поселянкамъ, трепалъ за подбородокъ смазливыхъ содержательницъ постоялыхъ дворовъ, — словомъ, его никакъ нельзя было назвать безъутшнымъ. Правда, надо и то принять въ соображеніе, что ему хотлось скоре возвратиться въ Лондонъ, показать себя на улиц Сентъ-Джемсъ и въ Нью-Маркет, гд собирались молодые люди большаго свта. Ему, только-что отвдавшему сладость лондонской жизни, все тонбриджское общество съ его вечерами, посвященными исключительно картамъ, казалось дтской забавой.

Но вотъ Гарри снова въ Лондон. Сорокъ четыре фунта стерлинговъ, которыми онъ обладалъ, находясь въ Тонбридж, какъ вода вытекли изъ его кармана, и дальнйшая денежная поддержка была необходима. Въ этомъ отношеніи Гарри не унывалъ. Ему и его старшему брату отказано было отцомъ по пяти тысячъ фунтовъ стерлинговъ, которые предоставлялись въ полное его распоряженіе. Онъ хотлъ вынуть изъ этой суммы небольшую часть, которую безъ труда могъ бы пополнить посл двухъ-трехъ счастливыхъ шансовъ. Между тмъ онъ долженъ былъ жить прилично своему званію, а для этого нужно было объяснить мадамъ Эсмондъ, что такой джентльменъ, какъ Гарри Эсмондъ Варрингтонъ не можетъ держаться въ кругу порядочныхъ людей и являться въ порядочное общество, получая въ годъ ничтожныхъ двсти фунтовъ стерлинговъ.

Мистеръ Варрингтонъ остановился, какъ и прежде, въ одномъ изъ бедфордскихъ отелей, но на самое короткое время. Онъ пріискивалъ приличную квартиру въ аристократической части города, наконецъ отъискалъ ее въ улиц Бондъ и переселился туда вмст съ Гумбо, поставивъ лошадей въ сосдней конюшн. Портные, ювелиры и сапожники не замедлили явиться. Не безъ угрызенія совсти сложилъ онъ съ себя трауръ и надлъ треугольную шляпу съ плюмажемъ и камзолъ, вышитый золотомъ. Гумбо, какъ знатокъ въ искусств коаффера, пустилъ немного пудры въ прекрасные локоны своего господина и убралъ его голову такъ пышно, что ей позавидовалъ бы любой джентльменъ на улиц Поллъ-Моллъ. Разъзжая по паркамъ въ собственномъ своемъ фаэтон, Гарри очень скоро обратилъ на себя вниманіе публики. Слухи о его несмтномъ богатств еще задолго предшествовали ему и, само собою разумется, возбудили относительно счастливаго виргинца не малое любопытство.

Не дожидаясь времени, опредленнаго для баллотировки въ члены шоколатнаго клуба, милордъ Марчъ записалъ имя своего молодаго пріятеля въ списокъ членовъ клуба. какъ замчательнйшаго джентльмена, недавно прибывшаго изъ Америки. Въ то время въ Лондон немного еще находилось молодыхъ фешенебельныхъ людей, то съ полномъ карманомъ, при двадцати-лтнемъ возраст, молодой человкъ можетъ наслаждаться счастіемъ во всякое время, и мистеръ Гарри не замедлилъ воспользоваться такой привилегіей.

Онъ приказалъ мистеру Дрэперу выдать пятьсотъ фунтовъ стерлинговъ. Ну, что бы сказала бдная мать, узнавъ, что этотъ молодой повса началъ уже расточать свое наслдство? Гарри обдалъ въ отел, ужиналъ въ клуб, въ который Джекъ Моррисъ отрекомендовалъ его джентльменомъ, находившимся въ столиц, приправивъ свою рекомендацію безчисленными похвалами. Жизнь, юность, удовольствіе, все, все представлялось Гарри въ розовомъ свт, вино струилось передъ нимъ, и онъ съ жадностью пилъ его. Но видите ли тамъ, на отдаленномъ Запад, набожную вдову, возсылающую къ небу теплыя молитвы о сын? За купами деревьевъ въ Оакгорст, быть можетъ, томилось о немъ маленькое нжное сердце. Когда Блудный Сынъ пировалъ и расточалъ свое состояніе, тогда вдали отъ него и безъ его вдома любовь, сожалніе и прощеніе не покидали его ни на минуту.

——

Между неизданными письмами покойнаго лорда Орфорда существуетъ одно, которое ныншній ученый издатель, мистеръ Питеръ Куннингэмъ, выбросилъ изъ своей коллекціи, сомнваясь, весьма вроятно, въ его достоврности. Но въ переписк Варрингтона я самъ видлъ экземпляръ этого письма, на которомъ четкимъ почеркомъ мадамъ Эсмондъ было надписано: Извщеніе мистера Г. Валполя о пребываніи моего сына Гарри въ Лондон и о баронесс Тушеръ. Писано къ джентльмену Конуэй.

УЛИЦА АРЛИНГТОНЪ. ВЕЧЕРЪ ПЯТНИЦЫ.

‘Дня на два я удаляюсь отъ всхъ угожденій нашей строберрійской лэди. Въ теченіе послднихъ трехъ недль я столько простоялъ на колнахъ передъ ней, что, кажется, каждый суставъ въ моемъ тл переполненъ ревматизмомъ. Мн вдругъ пришла фантазія побывать въ Лондон, заглянуть въ воксалъ и полюбоваться его диковинками. И то сказать, неужели мн, подобно другимъ взрослымъ дтямъ, нельзя позабавиться побрякушками? Неужели, посл такого моего долготерпнія, вы отказали бы мн въ лакомствахъ и сладкомъ пив, которыя я вздумалъ бы попробовать? Какъ-то недавно Джоржъ Селуэйнъ, Тони Стореръ и вашъ покорнйшій слуга взяли шлюпку, чтобы прокатиться до Вестминстера. Кажется, это было во вторникъ? нтъ, во вторникъ я находился при ихъ норфолькскихъ сіятельствахъ, которыя только-что пріхали изъ Тонбриджа…. это было въ среду. И то не знаю наврное. Да и какъ мн знать? Отъ кружки лимонада, выпитаго мною въ клуб Вайта, я былъ пьянъ, какъ говорится, мертвецки.

‘Во вторникъ норфолькскія сіятельства старались доставить мн удовольствіе, разсказывая о какомъ-то молодомъ ирокезц, чоктайц или виргинц, это все равно,— надлавшемъ въ послднее время много шуму въ нашей части земнаго шара.— Онъ происходитъ отъ той безславной фамиліи кастльвудскихъ Эсмондовъ, въ которой вс мужчины игроки и моты, и вс женщины…. нтъ я не скажу этого слова, опасаясь, что лэди Эйлесбири прочитаетъ его черезъ ваше плечо. Отецъ мой сказывалъ, что оба покойные лорда получали отъ него пенсію и что послдній, считавшійся первымъ красавцемъ въ царствованіе королевы Анны, изъ виконтовъ произведенъ былъ въ графы за заслуги и по ходатайству извстной сестры его старухи Бернштэйнъ, вдовы Тушеръ, урожденной Эсмондъ — замчательной въ свое время красавицы и фаворитки Карла Стюарта. Она продала моему папа вс его тайны и, не имя ни малйшей привязанности къ Стюартамъ, передалась августйшему ганноверскому дому, царствующему въ настоящее время. ‘Остановится ли когда нибудь языкъ Гораса Вальполя отъ злословія?’ спрашиваетъ твоя жена, заглядывая въ это письмо черезъ твое плечо.— Цалую ручку вашего сіятельства. Я нмъ. Бернштэйнъ — образецъ добродтели. Она не имла никакого основанія выходить за мужъ за священника своего отца. Многіе благородные люди смотрятъ на этотъ бракъ съ пренебреженіемъ. Она не стыдилась быть женою мистера Тушера и по смерти его выдти за втораго мужа, какого-то нмецкаго барона, котораго изъ лицъ, принадлежащихъ къ ганноверскому двору, никто не видлъ. Ярмутъ не питаетъ ни малйшей ревности. Эсирь и Вагити живутъ въ добромъ согласіи, въ Тонбридж въ теченіе всего лта, играя въ карты, он отлично обманывали другъ друга.

‘Какое же все это иметъ отношеніе къ ирокезцу?— спрашиваетъ милэди. Ирокезецъ тоже находился въ Тонбридж и выигрывалъ, быть можетъ безъ всякаго обмана, огромные куши. Говорятъ, онъ выигралъ у лорда Марча нсколько тысячъ — у лорда Марча, который и безъ того такъ много проигрывалъ, — перессорился со всми, дрался со всми на дуэляхъ, обгонялъ всхъ на конскихъ скачкахъ, влюблялся во всхъ, кром жены мистера Конуэя, не исключая ныншней ея величества, графини Англіи, Шотландіи, Франціи и Ирландіи, королевы Валмодена и Ярмута, которую небо да сохранитъ и по милуетъ!

‘Вы знаете это несносное маленькое созданіе, de par le monde, нкоего Джека Морриса, который втирается во вс лондонскіе дома? Когда мы были въ вокзал, мистеръ Джекъ выразительно кивнулъ намъ головой надъ плечами молодаго человка пріятной наружности, на руку котораго онъ опирался и который повидимому былъ восхищенъ очаровательными красотами этого сада. Боже! съ какимъ изумленіемъ смотрлъ онъ на фейерверкъ! Съ какимъ восторгомъ рукоплескалъ онъ пнію какой-то уродливой разрумяненной старой двы, невыразимо терзавшей мои уши! Ничего не стоющая нитка стекляруса или лоскутокъ яркой матеріи считаются сокровищами въ стран ирокезца, и потому диковинки вокзала въ глазахъ этого дикаря были выше всякой цны.

‘Здсь разнесся слухъ, что ирокезецъ одаренъ необыкновеннымъ счастіемъ и называется счастливымъ юношей. Не дальше вчерашняго вечера онъ очень легко выигралъ въ клуб Вайта триста фунтовъ стерлинговъ отъ Роккингэма и моего драгоцннаго племянника, вотъ почему онъ кричалъ и рукоплескалъ пвиц, нужно было послушать его въ эти минуты! Я не люблю театръ-маріонетокъ, но, миссъ Конуэй, я никогда не прочь доставить этимъ зрлищемъ удовольствіе дтямъ! Свидтельствую вамъ, милэди, мое почтеніе и надюсь, мы създимъ и посмотримъ на эти куклы.

‘Когда пвица спустилась съ подмостокъ, Джекъ Моррисъ счелъ обязанностію представить ей моего виргинца. Я видлъ, какъ онъ раскраснлся до самыхъ ушей и сдлалъ ей такой изысканный поклонъ, какихъ, клянусь честью, въ индйскихъ шалашахъ не увидимъ’. ‘Вроятно дикарь принялъ ее за индіаночку, потому-то она ему и понравилась’,— сказалъ Джоржъ.— Эта острота, конечно, не можетъ сравниться съ блескомъ фейерверка.— Посл того мн показалось, что дикарь и дикарка удалились вмст.

‘Прошло три часа, какъ мои спутники ничего не ли и не пили, и потому мы должны были зассть за цыплятъ и за пуншъ, тутъ же, въ вокзал, гд Джоржъ вскор заснулъ, а я, — попуталъ же меня грхъ, — вздумалъ разсказывать Тони Стореру все, что зналъ объ этой милой виргинской фамиліи, особливо о предкахъ баронессы Бернштэйнъ, и исторію о другой пожилой красавиц изъ этого же семейства, о нкоей лэди Маріи, пользовавшейся прекраснымъ расположеніемъ покойнаго принца Валлійскаго. Но что же я сказалъ?— Я не сказалъ и половины того, что мн было извстно,— не сказалъ и одной десятой того, что намренъ былъ сказать, какъ вдругъ передо мной явился мой дикарь съ пылающимъ лицомъ и въ воинственной поз.— Несчастный! За смежной съ нами перегородкой онъ пилъ чистый ромъ!

‘Надвинувъ на лицо свою шляпу и ударивъ по шпаг рукой, онъ спросилъ, кто изъ насъ злословилъ его фамилію?— спросилъ такъ грозно, что я принужденъ былъ попросить его не длать шуму, я опасался, что онъ разбудитъ моего друга мистера Джоржа Сельуэйна. ‘Увряю васъ, прибавилъ я:— я вовсе не думалъ, что вы находитесь отъ меня такъ близко, отъ чистаго сердца прошу извиненія за слова, которыя васъ оскорбили!’

‘При этомъ миролюбивомъ объясненіи, гуронецъ снялъ руку съ своего томагока, сдлалъ довольно граціозный поклонъ, сказалъ, что онъ не иметъ права требовать чего нибудь боле, кром извиненія, отъ джентльмена моихъ лтъ (merci, monsieur!) и, услышавъ имя мистера Сельуэйна, еще разъ поклонился и сказалъ, что у него было письмо къ Сельэуйну отъ лорда Марча, которое онъ, къ несчастію, затерялъ. Джоржъ вмст съ Марчемъ ввелъ его, какъ кажется, въ клубъ, и тамъ, безъ всякаго сомннія, эти три овцы будутъ подстригать другъ друга. Между тмъ успокоившійся дикарь подслъ къ намъ и скира его скрылась въ глубин пуншеваго стакана. О, небо!— Одиннадцать часовъ!— Бедсонъ подходитъ ко мн съ чашкой бульона.

Г. В.

‘В. Бл—му Г. С. Конуэю’.

ГЛАВА XVII.
УСПХИ МОЛОДАГО ПОВСЫ.

Во времена Гарри Варрингтона народъ все еще дятельно занимался опредленіемъ литературныхъ достоинствъ древнихъ и новйшихъ писателей (нашъ джентльменъ остерегался, однакожь, вступать въ эту полемику), — и ученые, а съ ними и весь міръ, не стсняясь, произносили приговоръ свой въ пользу первыхъ. Новйшихъ писателей того времени можно назвать древними нашего, и мы судимъ о нихъ въ текущемъ году точно такъ же, какъ будутъ судить о насъ наши правнуки, сто лтъ спустя. Что касается до вашей книжной учености, о достославные предки (хотя впрочемъ вы и можете похвастаться великимъ Джиббономъ)!— то я думаю, вы сознаетесь, что побждены, и можете указать на двухъ-трехъ профессоровъ въ Кэмбридж и Глазгов, которые знали по-гречески боле, чмъ требовалось въ ваше время во всхъ европейскихъ университетахъ, включая даже и Аинскій, если такой университетъ существовалъ въ то время.— Что касается до науки, то едва ли вы сдлали въ ней успхи боле, чмъ т язычники, предъ которыми въ литератур вы считали себя низшими. А въ отношеніи общественной и частной нравственности? Какъ вы думаете, который годъ лучше, — текущій ли 1859 или его предшественникъ столтіе тому назадъ? Джентльмены партіи мистера Дизраэли въ Палат Общинъ, къ вамъ обращаюсь я! Скажите, иметъ ли кто изъ васъ свою цну, какую имли люди во времена Вальполя или Нюкэстля, и (вопросъ этотъ довольно щекотливый) имете ли вы ее вс взятые вмст? Лэди, я не говорю, что вы представляете собою общество Весталокъ, — но лтописи за сто лтъ назадъ содержатъ въ себ столько скандала, что вы можете благодарить судьбу, что не жили въ такое гибельное время. Нтъ, по совсти могу сказать, что ныншніе мужчины и женщины несравненно лучше прежнихъ: нынче не только что Сусанны многочисленны, но и старйшины не такъ нечестивы. Слышали ли вы когда нибудь о такихъ книжкахъ, какъ напримръ ‘Кларисса’, ‘Томъ Джонсъ’, ‘Родрикъ Рандомъ’, видли ли вы портреты, писанные съ натуры художниками съ современныхъ имъ мужчинъ и женщинъ, видли ли вы картины жизни и общества того времени? Ну что, если бы намъ привелось описывать дянія такихъ особъ, какъ мистеръ Ловласъ, или милэди Белластонъ, или наконецъ той ‘Знатной лэди’, которая передала свои мемуары автору ‘Перегрэйнъ Пилля’. О, какой яркій румянецъ вызвало бы это описаніе на ланиты девятнадцатаго столтія! какому множеству пронзительныхъ восклицаній послужило бы оно поводомъ! сколько выбжало бы изъ гостиной пожилыхъ дамъ, увлекая за собою молоденькихъ и приказывая мистеру Мили не присылать на будущее время книгъ такого отвратительнаго автора! Вамъ, мадамъ, пятьдесятъ восемь лтъ, и вы, можетъ статься, до такой степени щекотливы, что начинаете плакать ране нанесенной вамъ обиды, начинаете плакать въ то время, когда еще ни у кого не было въ помышленіи обидть васъ. Точно также и творчество автора много теряетъ чрезъ стсненіе, которому онъ невольно подвергается, все равно какъ многія прекрасныя, невинныя статуи въ церкви Св. Петра и въ Ватикан потеряютъ все свое достоинство, чрезъ жестяную драпировку, которою старухи монахини облекли ихъ прекрасныя мраморныя формы. Впрочемъ ваша скромность иметъ нкоторое основаніе, какъ оно есть и въ области книгопечатанія. Появились на страниц вещи, вредныя для bonos mores, и цензоръ, вооруженный ножницами, выступаетъ впередъ и преспокойно вырзываетъ непристойное мсто! Намъ въ этомъ случа остается только покориться. Такое постановленіе издано деспотомъ, которому имя ‘общество’. Мы позволяемъ себ думать, что статуи безъ жестяной драпировки представлялись бы въ боле выгодномъ свт, нравственность была бы лучше, еслибъмы имли возможность высказывать басню вполн и до конца. Но не нужно, говорятъ…. ни слова! Въ Соединенныхъ Штатахъ я не видлъ ни одного фортепьяно, котораго бы ноги были прикрыты пышными кисейными панталонами, но зато, поврьте, кисея прикрывала не только все красное дерево, но и ноты, заглушала музыку и мшала играть музыканту.

Къ чему же ведетъ насъ эта прелюдія? Вспоминая о Гарри Варрингтон, эсквайр, въ его лондонской квартир, въ улиц Бондъ, вспоминая о жизни, которую онъ и многіе молодые свтскіе люди вели въ то время, я думаю о томъ, что мн точно также невозможно познакомить моихъ прекрасныхъ читательницъ съ этой квартирой и съ этимъ образомъ жизни, какъ невозможно для лэди Сквимсъ взять свою дочь въ Креморнскій Садъ на обыкновенный вечеръ. Милая миссъ Діана (о, — я знаю, вамъ тридцать восемь лтъ, хотя вы такъ удивительно скромны и застнчивы и непремнно желаете поселить въ насъ убжденіе, что вы только на дняхъ оставили пансіонъ и сбросили съ себя пансіонское платьице) когда вашъ ддушка былъ молодымъ человкомъ, членомъ одного изъ аристократическихъ клубовъ, когда онъ задавалъ роскошные обды, здилъ съ Марчемъ и Рокингэмомъ въ Ньюмаркетъ, пилъ съ Джилли Вильямсомъ и Джоржемъ Сельуэйномъ лучшее въ Англіи вино (въ добавокъ не понималъ шутокъ Джоржа, букетъ которыхъ значительно испарялся посл опорожненныхъ бутылокъ) — этотъ старый джентельменъ велъ такую жизнь, о которой ваша благородная тетушка (авторъ ‘Вопіющихъ Легендъ’ и ‘Прекрасныхъ плодовъ съ фамильнаго дерева’) не давала вамъ ни малйшаго понятія.

Ваша бабушка тогда остепенилась, когда усвоила серьёзный взглядъ на предметы, которыми отличалась во время своего послдняго продолжительнаго пребыванія въ Бат, и когда полковникъ Тибботъ женился на миссъ Ляй, наслдниц богатаго мыловара. Въ молодыхъ лтахъ она была точно также втрена, какъ и другія лэди большаго свта. Въ дом ея, въ улиц Гиллъ, по пятницамъ и субботамъ открывалось до десяти карточныхъ столовъ въ теченіе круглаго года, за исключеніемъ непродолжительнаго промежутка времени, когда клубъ Ранелэй былъ открытъ по воскресеньямъ. Каждый вечеръ своей жизни она играла по осьми, девяти и десяти часовъ. Впрочемъ тоже самое длали вс члены общества. Она проигрывала, выигрывала, обманывала, закладывала свои брилльянты, и кто знаетъ, чего бы она не согласилась заложить для того только, чтобъ имть средства къ удовлетворенію своей страсти. А изъ-за чего произошла дуэль въ отел Шекспира, въ Ковентгарден, между вашимъ ддушкой и полковникомъ Тибботомъ, гд они скрестили шпаги и дрались въ присутствіи сэра Джона Скрюби, который лежалъ пьяный подъ столомъ? Дуэль остановили люди мистера Джона Филдинга и вашъ ддушка быль отнесенъ домой раненый. Нтъ, я вамъ скажу, что тогдашніе джентльмены въ пудр и манжетахъ, такъ ловко вывертывавшіе носки своихъ башмаковъ съ блестящими пряжками, были страшные люди. Они безпрестанно обнажали шпаги, выпивали бутылки за бутылками, употребляли въ разговор ужасныя клятвы, били и увчили трактирную прислугу, городскую стражу, носильщиковъ, гоняясь за удовольствіями, оскорбляли гражданъ. Вы, безъ сомннія, отправлялись въ Креморнскіе Сады не иначе, какъ на ‘порукахъ’? Помните ли вы наши большіе театры тридцать лтъ назадъ? Вы длали честь сцен, посщая театръ, и прекрасно, но вы неимете ни малйшаго понятія о тогдашнихъ театрахъ, о томъ, что такое были зеленыя ложи, когда передъ ними играли Гаррикъ или мистеръ Причардъ! Я, ради дтей моихъ, благодарю того добраго покинувшаго сцену актера, которому суждено было первому изгнать позоръ съ театральной сцены. Нтъ, мадамъ, вы ошибаетесь, я не хвалюсь моей превосходной добродтелью. Я не говорю, что вы отъ природы лучше своихъ предковъ, жившихъ въ дни безумія, румянъ, картежной игры, кокетства, волокитства, не говорю даже, что вы лучше несчастной Полли Фогль, которую арестовали недавно за покражу и которую столтіе назадъ повсили бы за это же самое. Съ своей стороны я отъ души благодаренъ, что непадокъ на искушеніе и соблазны ныншняго столтія.

Поэтому, если Гарри Варрингтонъ здитъ въ Нью-Маркетъ на октябрьскіе митинги, выигрываетъ тамъ или проигрываетъ свои деньги, если онъ угощаетъ своихъ пріятелей въ Шекспировскомъ или Бедфордскомъ отеляхъ, если, по обыкновенію, обдаетъ въ клуб Вайта и садится посл обда за банкъ или ланскне, если буйно нападаетъ на городскаго стража и потомъ является въ городскую ратушу, если, короче сказать, онъ оказывается на нкоторое время безразсуднымъ, разгульнымъ, расточительнымъ молодымъ Гарри Варрингтономъ, то я, зная слабость человческой натуры, нисколько этому не удивляюсь и, зная свои собственные недостатки, вовсе не имю намренія нападать на ближняго. Дло другое мистеръ Самсонъ: онъ въ капелл на Лонгъ-Акр страшнымъ образомъ бичевалъ порокъ, не давалъ грхамъ пріюта въ сердц человческомъ, грозными проклятіями преслдовалъ богохульство, сбивалъ съ ногъ пьянство и топталъ ногами распростертаго въ грязи, уподобившагося скоту человка, выводилъ на чистую воду нарушеніе супружеской врности и побивалъ нарушительницу нескончаемымъ числомъ камней реторики…. а сойдя съ каедры приходилъ обдать въ отель подъ вывской ‘Звзда и Подвязка’, приготовлялъ пуншевую чашу для Гарри и его пріятелей въ Бедфордъ-Гэд, или же принималъ участіе въ вист въ квартир мистера Варрингтона, милорда Марча, и вообще тамъ, гд представлялся ему хорошій ужинъ и хорошее общество.

Мн часто приходитъ на мысль, что, въ отношеніи мистера Варрингтона въ періодъ его пребыванія въ Лондон, я могъ бы смотрть на его поступки съ своей обычной точки зрнія, унижающей достоинство и не допускающей ни малйшаго снисхожденія, а между тмъ вы сами видите, что я не произнесъ еще ни одного слова, выражающаго справедливое негодованіе противъ его поведенія и, если поведеніе его было безукоризненно, то не судилъ его черезчуръ жестоко. О Истина, о Красота, о Скромность, о Добродушіе, о Цломудріе, о Нравы, о Застнчивая Стыдливость — вс, вс прелестныя качества съ заглавными буквами къ вашимъ почтеннымъ именамъ! О Niminy, о Piminy! какъ я смю сказать, что молодость всегда была и останется молодостью?

Но, какъ бы то ни было, моя милая молодая лэди, — по своей бездушной привычк я все-таки клевещу на мистера Варрингтона. Доказательствомъ этому служитъ письмо его къ матери, письмо, не заключающее въ себ ни одного слова, которое бы подало вамъ поводъ думать, что Гарри велъ бурную, порочную жизнь. Намъ извстно, что письмо отъ единственнаго сына къ нжной и во всхъ отношеніхъ примрной матери должно дышать истиной!

Улица Бойдъ, Лондонъ.

26 октября 1766 г.

‘Многоуважаемая родительница,

‘Беру перо, чтобы увдомить васъ о полученіи вашего письма отъ 10 іюля, посланнаго на пакетбот ‘Прекрасная Виргинія’. Я получилъ его въ надлежащее время, чрезъ бристольскаго агента, и радуюсь, что вы имете столь хорошіе виды на урожай. Туллій, кажется, говоритъ, что земледліе есть благороднйшее занятіе, я съ своей стороны прибавлю, что занятіе это очень заманчиво, когда общаетъ хорошія выгоды.

‘Посл того, какъ я писалъ вамъ съ Тонбриджскихъ минеральныхъ водъ, со мной случились два-три приключенія {Это слово, съ помощію перочиннаго ножичка, подверглось нсколькимъ измненіемъ, и наконецъ, вроятно къ полному удовольствію писавшаго, осталось въ настоящемъ его вид.}, о которыхъ считаю за нужное сообщить моей многоуважаемой матушк. Мы разъхались въ конц августа, когда началась охота на куропатокъ. Баронесса Бернштэйнъ, расположенію которой я не въ состояніи опредлить границъ, отправилась въ Батъ, въ свое обычное зимнее пребываніе, подаривъ мн передъ отъздомъ пятьдесятъ фунтовъ стерлинговъ. Я воротился въ Кастльвудъ съ кузиной лэди Маріей и высокопочтеннйшимъ мистеромъ Самсономъ, наставленія котораго считаю для себя драгоцнными. {Неужели это выраженіе продиктовано мистеру Варрингтону мистеромъ Самсономъ?} По дорог въ Кастльвудъ, я сдлалъ летучій визитъ дорогимъ моимъ друзьямъ, полковнику Ламберту и его супруг, которые свидтельствуютъ моей многопочитаемой матери глубочайшее почтеніе. Младшая миссъ Ламбертъ, къ сожалнію долженъ сказать, была нездорова, и ея родители были этимъ очень озабочены.

‘Пребываніе мое въ Кастльвуд, къ крайнему огорченію, по случаю ссоры съ кузеномъ Вильямомъ, было весьма непродолжительно. Кузенъ этотъ — молодой человкъ, съ буйнымъ характеромъ и, увы! преданъ горячительнымъ напиткамъ, излишнее употребленіе которыхъ лишаетъ его возможности владть собою.— Пустой споръ изъ-за лошади обратился въ ссору, въ которой Вильямъ прицлился было ударить меня, но потомокъ ддовъ моей многоуважаемой родительницы не могъ этого перенести. Я отпарировалъ ударъ, кузенъ свалился на полъ, и его почти замертво отнесли въ постель. Поутру я послалъ освдомиться о его здоровь, но, не получивъ никакого отзыва, ухалъ въ Лондонъ, гд и нахожусь по настоящее время, изрдка отлучаясь изъ него на непродолжительное время.

‘Зная ваше желаніе, чтобъ я постилъ Кэмбриджскій университетъ, гд предки мои получали образованіе, я недавно здилъ туда въ обществ моихъ пріятелей. Въ Кэмбридж тогда только-что начался октябрьскій митингъ. Я видлъ студентовъ въ ихъ мантіяхъ и шапкахъ, здилъ на знаменитое Нью-Маркетское поле, гд происходили конскія скачки. Лошадь моего друга лорда Марча выиграла главный призъ. Это былъ весьма интересный день. Жокеи, лошади и вообще вся обстановка далеко не похожи на наши, заклады держатъ здсь страшные, богатйшіе нобльмены сливаются съ чернью, и вся эта масса бьется объ закладъ. Кэмбриджъ понравился мн: особливо королевская церковь при коллегіи, богатое, готической архитектуры зданіе.

‘Я выступилъ въ свтъ и сдланъ членомъ Вайтскаго клуба, гд встрчаюсь съ джентльменами высшей аристократіи. Милорды Роккингэмъ, Карлэйль, Орфордъ, Болингброкъ, Ковентри — мои друзья, я познакомился съ ними чрезъ лорда Марча, о которомъ часто писалъ вамъ прежде. Лэди Ковентри прекрасная женщина, но худощава. Здсь вс лэди, старыя и молодыя, румянятся, если вы, Моунтэйнъ и Фанни, хотите подражать этой мод, то я пришлю вамъ нсколько баночекъ лучшихъ румянъ, здсь вс играютъ въ карты, въ извстные дни въ каждомъ дом бываетъ открыто отъ восьми до десяти ломберныхъ столовъ. Слдуя такому обычаю, я принужденъ бывалъ садиться за эти столы и видлъ, какъ лэди, которыхъ могу назвать по имени, объигрывали меня безъ всякой церемоніи.

‘Однажды мой другъ, мистеръ Вульфъ, и именно, когда его полкъ парадировалъ въ Сент-Джемскомъ Парк, представилъ меня его королевскому высочеству, генералъ-капитану, который былъ ко мн очень милостивъ. Этотъ толстый, веселый принцъ, если можно такъ выразиться, не теряя уваженія къ его особ, напомнилъ мн своимъ обращеніемъ несчастнаго генерала Браддока, съ которымъ мы, къ общей нашей горести, познакомились въ прошломъ году. Узнавъ мое имя и о томъ, что неоцненный братъ мой Джоржъ служилъ и палъ во время несчастной компаніи Браддока, принцъ разговорился со мной, спросилъ, почему такой молодой человкъ, какъ я, не служитъ въ военной служб, почему я не поступилъ на службу къ королю прусскому, который считается великимъ полководцемъ, и не сдлалъ подъ его начальствомъ двухъ-трехъ компаній, и наконецъ замтилъ, что не лучше ли было служить, чмъ разъзжать по раутамъ въ Лондон и убивать время за ломберными столами? Я отвчалъ, что хотлъ бы отъ всего сердца поступить на службу, но, будучи единственнымъ сыномъ, долженъ оставаться при матери. Его королевское высочество сказалъ, что мистеръ Браддокъ доносилъ о вашихъ врноподданническихъ чувствахъ и что онъ съ удовольствіемъ готовъ оказать мн за это свою высокую услугу. Посл того мистеръ Вульфъ и я посщали его высочество въ его дворц, въ улиц Поллъ-Моллъ. Мистеръ Вульфъ, молодой еще человкъ, сдлалъ компанію противъ шотландцевъ, подъ начальствомъ его высочества, котораго мистеръ Демпстеръ такъ любитъ. Правда, принцъ былъ слишкомъ жестокъ, да и можно ли не быть жестокимъ противъ вооруженныхъ мятежниковъ.

‘Мистеръ Дрэперъ переписалъ на мое имя половину капитала, завщаннаго покойнымъ родителемъ. Пока не будетъ ни малйшаго сомннія въ горестной потер для нашего семейства, потер, для замны которой я готовъ отдать мою правую руку, — остальной капиталъ долженъ находиться въ рукахъ душеприкащика на пользу того, кому онъ отказанъ. Дорогая матушка! Не проходитъ дня ни даже часа, въ который бы я не вспоминалъ о немъ. Очень часто желаю я, чтобы онъ находился со мною. При воспоминаніи о немъ, мн кажется, я становлюсь лучшимъ человкомъ, и желалъ бы, для чести нашей фимиліи, чтобы онъ былъ представителемъ ея здсь вмсто

Вашего почтительнаго и преданнаго сына
Генри Эсмонда Варрингтонъ.

P. S. Я подражаю вашему полу, который, говорятъ, всегда сообщаетъ самыя главныя новости въ постскрипт.

Мн бы нужно было сообщить вамъ объ одной особ, плнившей мое сердце. Я напишу объ этомъ впослдствіи, теперь еще спшить не къ чему. Достаточно сказать, что она дочь нобльмена и ея фамилія также хороша, какъ наша’.

——

Улица Кляржисъ, Лондонъ 23 октября 1756.

‘Мн кажется, добрая моя сестра, что мы во все время нашего существованія были близки другъ къ другу по родству, и далеки — по любви, какъ выразился поэтъ, котораге покойный вашъ отецъ горячо любилъ. Когда вы родились въ нашемъ западномъ княжеств, моя мать не была такъ стара, какъ мать Исаака, но даже и тогда, по лтамъ моимъ, я могла быть вамъ матерью. Хотя она отдала вамъ все, что имла и что могла отдать, включая и небольшую частичку любви, которая должна бы быть моею долею, но если мы въ состояніи питать доброе расположеніе другъ къ другу, то обойдемся и безъ любви, къ тому же вы нсколько обязаны мн за вашего сына точно такъ же, какъ и за вашего отца, котораго я любила и которымъ восхищалась боле, чмъ кмъ либо изъ мужчинъ, которыхъ знавала въ этомъ мір: онъ былъ прекрасне и благородне всхъ ихъ, хотя никогда не гордился своимъ благородствомъ. Я видла многихъ, которые занимали высокое положеніе и гордились имъ, но изъ нихъ встрчала весьма немного съ такой умной головой и такимъ добрымъ сердцемъ, какъ мистеръ Эсмондъ.

‘Будь мы знакомы короче, я бы дала вамъ совтъ относительно отправленія вашего молодаго сына въ Европу, совтъ этотъ вы бы приняли или нтъ, — это все равно: въ ныншнемъ свт это вещь весьма обыкновенная. Покрайней мр вы сказали бы впослдствіи: ея совтъ былъ не погршителенъ, и для Гарри было бы лучше, если бъ онъ исполнялъ желанія мадамъ Беатриксъ. Добрая моя сестра, вамъ не слдовало бы знать, а мн, которой вы ничего не пишете, не слдовало бы говорить, что вашъ сынъ, по прізд въ Англію и Кастльвудъ, встртилъ тамъ друзей недоброжелательныхъ, за исключеніемъ старой тетки, о которой въ теченіе послднихъ пятидесяти лтъ говорилось такъ много дурнаго, и, быть можетъ, не безъ основанія.

‘Въ настоящую минуту я должна сказать матери Гарри, — и это извстіе, безъ всякаго сомннія, едва ли удивитъ ее,— что его любятъ вс, кто его знаетъ. Онъ благоразуменъ въ своихъ выраженіяхъ, щедръ, храбръ, какъ левъ, иметъ что-то повелительное и вмст съ тмъ привлекательное въ своихъ манерахъ, хорошъ ли онъ собой или нтъ, говорить не слдуетъ, — вы это сами знаете, скажу только одно, душа моя, что хотя онъ и не такъ уменъ и необразованъ, но за это я люблю его нисколько не меньше, я никогда не обращала особеннаго вниманія на тхъ зажигающихъ моря джентльменовъ, которые бываютъ умне своихъ ближнихъ. Задушевный другъ вашего отца, мистеръ Аддисонъ, казался мн гордымъ повсой, а его послдователь, сэръ Дикъ Стиль, былъ одинаково непріятенъ какъ въ пьяномъ, такъ и въ трезвомъ вид. Вашъ мастеръ Гарри (revenons luy), конечно, умомъ своимъ не зажжетъ моря. Въ книжной премудрости онъ такъ же несвдущъ, какъ и всякій англійскій лордъ, но, опять-таки скажу, что за это я его не порицаю. Если небо не надлило его даромъ остроумія, то безполезно требовать того, чего онъ не иметъ.

‘Принимая въ соображеніе мсто, которое онъ долженъ занять въ своей колоніи, и родъ, отъ котораго онъ происходитъ, я ршаюсь сказать вамъ, что у него нтъ средствъ, достаточныхъ для поддержанія своего положенія, и потому онъ по необходимости долженъ находиться въ зависимости отъ другихъ. Между тмъ онъ любитъ жить, какъ и другіе его товарищи, которые, между нами будь сказано, принадлежатъ къ числу прекраснйшихъ и втреннйшихъ молодыхъ людей въ Англіи. По его понятіямъ, онъ, для чести своей фамиліи, не долженъ отставать отъ другихъ, онъ часто требуетъ себ фазановъ и шампанскаго, тогда какъ обдъ его долженъ бы состоять изъ куска мяса и кружки пива. Изъ его откровенныхъ разговоровъ со мной я убдилась, что такимъ настроеніемъ духа онъ обязанъ своей мама, которая поощряла въ немъ развитіе высокаго о себ понятія. Мы, женщины, любимъ, чтобы дти наши имли это свойство, хотя и не любимъ платить ихъ издержки. Хотите ли, чтобы сынъ вашъ разъигрывалъ въ Лондон немаловажную роль?— Если хотите, то покрайней мр устройте его содержаніе, а его тетушка Бернштэйнъ (разумется съ позволенія его многоуважаемой мама) съ своей стороны прибавитъ нсколько къ той сумм, которую вы ассигнуете. Въ противномъ случа, необходимость принудитъ его приняться за маленькій капиталъ, который, какъ я слышала, онъ долженъ получить здсь, и который молодому человку стоитъ только начать, чтобъ издержать его до послдняго пенни. Благодаря Бога, я буду въ состояніи оставить внуку Генри Эсмонда сумму, къ сожалнію, небольшую, потому что экономіи особенной я не соблюдаю, а пенсія, пожалованная мн великодушнымъ государемъ, прекращается вмст съ прекращеніемъ моей жизни. Мсьё де-Бернштэйнъ посл своей смерти оставилъ одни лишь долги, да и то надо сказать, что служащіе при его величеств, курфирст Ганноверскомъ, получаютъ весьма скудное содержаніе,

‘Одна лэди, пользующаяся въ настоящее время особеннымъ расположеніемъ его величества, чрезвычайно полюбила вашего сына и вроятно воспользуется первымъ удобнымъ случаямъ, чтобъ обратить на него августйшее вниманіе. Онъ уже представлялся его королевскому высочеству, герцогу. Если мистеръ Эсмондъ Варрингтонъ непремнно долженъ жить въ Америк, то почему бы ему не воротиться домой въ качеств губернатора Виргиніи и съ хорошимъ титуломъ при его имени? Вотъ чего я желаю ему.

‘Между тмъ, я должна быть съ вами откровенна и сказать, что сынъ вашъ завелъ здсь самую безразсудную связь. Жениться на старух изъ-за денегъ непростительно — la partie ne valant gu&egrave,re la chandelle — мсье Бернштэйнъ, при жизни своей, неоднократно уврялъ меня въ этомъ факт и я врю ему, бдняжк. Но жениться на старух безъ денегъ, жениться только потому, что дано ей общаніе,— это мн кажется безразсудствомъ, на которое способны одни только очень молодые люди, къ числу такихъ людей принадлежитъ и мистеръ Варрингтонъ. Какимъ образомъ и съ какими видами, не знаю, — но моя племянница, Марія Эсмондъ, успла выманить у Гарри общаніе. О прежнихъ ея проказахъ онъ не знаетъ того, что я знаю. Въ теченіе минувшихъ двадцати лтъ у нея было двадцать жениховъ, и ни одинъ изъ нихъ не сдлался ея мужемъ. Мн нтъ дла до того, какимъ образомъ она вынудила у Гарри общаніе. Сорокалтней женщин стыдно и гршно принуждать молодаго человка, пользуясь его благородствомъ, сдержать слово, данное въ минуту увлеченія. Она вовсе не такая женщина, какою прикидывается. Гарри правду говоритъ, что его еще не поддвалъ на удочку ни одинъ жокей, зато поддла женщина!

Къ крайнему моему неудовольствію.— я пишу объ этомъ для того собственно, чтобы предупредить васъ. Быть можетъ, это заставитъ васъ пріхать въ Англію, во всякомъ случа, совтую вамъ дйствовать какъ можно осторожне и, главне всего, мягче, потому что крутыя мры только возбудятъ въ молодомъ человк упорство. Полагаю, что имніе ваше должно перейти къ нему по закону, какъ къ прямому наслднику, и потому угрозы отнять у него имніе не произведутъ особаго впечатлнія на Марію, Эта женщина до такой степени алчна, что не имй денегъ Гарри, то она и не подумала бы о немъ, хотя, надо правду сказать, она неравнодушна къ его красот. Для разстройства этой партіи, я съ своей стороны сдлала все, и даже боле, чмъ бы слдовало. Что можно сдлать еще, я не скажу въ письм,— скажу только, что изъ любви къ Генри Эсмонду, я остаюсь искреннимъ другомъ его внука и, мадамъ,

Вашей преданной сестрой и слугой
Беатрикса баронесса де Бернштэйнъ.’

На оборот этого письма рукою мадамъ Эсмондъ написано:

‘Письмо отъ сестры Бернштэйнъ, полученное вмст съ письмомъ Гарри 24-го декабря. Сынъ мой долженъ немедленно воротиться домой, это ршено’.

ГЛАВА XVIII.
СЧАСТЛИВЫЙ ЮНОША.

Хотя Гарри Варрингтонъ упорствовалъ въ своей ршимости остаться врнымъ вынужденному отъ него общанію, но мы уврены, ни одинъ благосклонный читатель не допуститъ предположенія, что молодой человкъ сочувствовалъ этому обязательству, напротивъ, онъ отъ души былъ бы радъ, еслибъ представилась возможность отъ него отдлаться. Весьма вроятно, побои, нанесенные несчастному Виллю, имли на это нкоторое вліяніе, и Гарри, быть можетъ, думалъ такъ: ‘Драка между нами неизбжно повлечетъ за собою ссору съ семействомъ. Марія приметъ сторону брата. Я, само собою разумется, не позволю себ извиниться. Вилль въ такомъ случа потребуетъ объясненія, которое докажетъ, кто изъ насъ правъ, кто виноватъ. Во время этой вражды, условіе наше можетъ нарушиться, и тогда я снова буду совершенно свободнымъ.’

Такимъ-то образомъ честный Гарри подвелъ мину и поджегъ ее, но взрывъ кончился и никому не причинилъ вреда, кром разв Вильяма Эсмонда, у котораго на цлую недлю распухъ носъ и почернлъ глазъ. Вильямъ не вызвалъ на дуэль своего кузена, Гарри Варрингтона, а вслдствіе этого не убилъ его и самъ остался въ живыхъ. Вилль былъ сшибленъ съ ногъ и снова поднялся на нихъ. Многіе благоразумные люди поступили бы точно такъ же. еслибъ имли возможность свести свои маленькіе счеты частнымъ образомъ, безъ постороннихъ свидтелей. Марія, само собою разумется, не брала въ этой ссор стороны своего брата, но объявила себя за кузена, какъ объявилъ и милордъ, узнавъ объ этомъ происшествіи. Согласясь съ показаніемъ кастльвудскаго священника, лордъ Кастльвудъ говорилъ, что первый ударъ нанесенъ былъ Виллемъ. Не въ первый и не въ десятый разъ онъ напивался и заводилъ подобныя ссоры. Мистеръ Варрингтонъ обнаружилъ только приличное одушевленіе, чтобъ отклонить оскорбленіе, и потому прощеніе просить долженъ не Гарри, а Вилль.

Гарри объявилъ, что онъ не приметъ извиненія до тхъ поръ, пока ему не будетъ возвращена его лошадь, или пока не будетъ уплаченъ проигрышъ. Писатель этой исторіи не имлъ возможности отъискать въ бумагахъ, отданныхъ въ его распоряженіе, какимъ образомъ ршено было дло относительно проигрыша, извстно только, что кузены вскор посл ссоры встрчались въ различныхъ домахъ, вовсе не обнаруживая враждебнаго чувства другъ къ другу.

Старшій братъ Маріи хотлъ сначала, чтобы сестра его, которая оставалась такъ долго незамужнею и на подол платья которой, во время продолжительнаго ея шествія по дорог жизни, набралось такое множество колючекъ и грязи, образовавшихъ множество прорхъ и пятенъ, — вышла за мужъ за какого бы то ни было жениха, а тмъ лучше, еслибъ этимъ женихомъ былъ виргинскій джентльменъ. Она удалилась бы съ нимъ въ американскіе дебри, поселилась бы въ индійскомъ шалаш,— и длу конецъ. Въ обыкновенномъ порядк вещей, Гарри пережилъ бы свою престарлую подругу и посл ея смерти могъ бы еще утшиться и насладиться жизнію или нтъ, — это совершенно въ его вол. Но посл свиданія съ баронессой Бернштэйнъ, во время послдней поздки въ Лондонъ, онъ перемнилъ свое мнніе, и даже зашелъ такъ далеко, что старался отговорить Марію отъ такой партіи, выражая при этомъ сожалніе къ молодому человку, которому предстояла несчастная участь, собственно потому, что онъ далъ общаніе жениться, когда ему только что исполнится двадцать одинъ годъ.

Несчастная участь!— Марія ршительно не понимала, почему участь Гарри должна быть несчастною. И откуда взялось такое сожалніе? Въ Кастльвуд милордъ его не обнаруживалъ. Марія догадывалась, откуда оно происходило. Ея братъ былъ у баронессы Бернштэйнъ, баронесса предложила ему деньги за то, чтобы онъ разстроилъ партію. Она понимала, что было на ум милорда, въ то же время знала, что мистеръ Варрингтонъ человкъ благородный, и она могла положиться на его слово. При этомъ возраженіи милордъ отправляется въ клубъ Вайта, или въ другое какое нибудь заведеніе, служащее ему мстомъ спокойствія и отрады. Вроятно, сестра его весьма хорошо узнала свойство разговора брата своего съ мадамъ Бернштэйнъ.

— И такъ, думаетъ онъ, вс мои благородныя побужденія кончатся тмъ, что индійскій Могонъ падетъ жертвою другихъ, и что щадить его было бы и безразсудно, и безполезно. Quem Deus vult — кажется, это была любимая пословица школьнаго учителя? Если не я, то кто нибудь другой ощиплетъ его, — это ясно, какъ день. Братъ мой получилъ уже частицу, а сестра хочетъ проглотить его цликомъ. Дома у себя я уважалъ его юность и невинность, — это правда,— отклонялся отъ игры съ нимъ свыше шести пенсъ, и вообще дйствовалъ въ отношеніи къ нему, какъ опекунъ и менторъ. Не дуракъ ли я былъ въ самомъ дл, откармливая гуся на пользу людей, для меня совершенно чуждыхъ? Въ жизни своей я немного сдлалъ для себя добраго, — и вотъ одно изъ моихъ добрыхъ длъ! На чью же пользу послужитъ оно? на чужую!— Толкуютъ объ угрызеніи совсти! Клянусь всесожигающимъ пламенемъ, всми фуріями, что меня грызетъ совсть за то, чего я не сдлалъ и что могъ бы сдлать! Зачмъ щадилъ я Лукрецію? Она постоянно ненавидла меня, а мужъ ея пошелъ по пути, который былъ ему предопредленъ. За чмъ же мн упускать отъ себя этого юношу!— затмъ разв, чтобы его объигралъ Марчъ и другіе, которые въ немъ не нуждаются? У меня дурная репутація, на меня указываютъ пальцами, называютъ безпутнымъ лордомъ, отъ котораго матери предостерегаютъ своихъ сыновей. Pardi.— я нисколько не хуже моихъ ближнихъ, а разв только несчастливе ихъ, моя проклятая слабость вмст съ тмъ и мой величайшій врагъ!

Здсь очевидно, что повствователь, изложивъ спичь, о которомъ джентльменъ только подумалъ, черезчуръ уже недобросовстно сводитъ свои счеты съ читателемъ, который иметъ право не принять этотъ вексель, написанный съ разсчетомъ на его легковріе. Но разв Ливій, укидидъ и множество другихъ историковъ не составляли спичей для своихъ героевъ, которыхъ послдніе и не думали произносить? Почему же мы, зная такъ превосходно характеръ милорда Кастльвуда, не можемъ сказать, что происходило въ душ его, и изложить его мысли на этой бумаг? И въ самомъ дл, почему? Цлая стая волковъ рыщетъ за овцой, готова сдлать изъ ней лакомое блюдо, тогда какъ одинъ изъ нихъ старый и голодный волкъ долженъ поглядывать издали и только щелкать зубами. Скажите, кто не восхищался благородной рчью лорда Клэйва, когда но возвращеніи изъ Индіи его упрекали въ огромномъ пріобртеніи участковъ земли, лаковъ золота, золотыхъ могоровъ, брилльянтовъ, жемчугу и Богъ всть чего?— Клянусь жизнью, сказалъ герой Пласси: — припоминая вс случаи, я удивляюсь, почему набралъ я такъ мало!

Разсказывать непріятныя исторіи о джентльмен, всегда прискорбно для чувствительнаго сердца, особливо когда еще къ этому не побуждаютъ обстоятельства. Хотя я и зналъ прежде, чмъ была написана самая первая страница этой исторіи, что за человкъ былъ милордъ Кастльвудъ и какимъ уваженіемъ пользовался отъ своихъ современниковъ, но, не смотря на то, по мр возможности я устранялъ все, что могло рекомендовать его съ невыгодной стороны, поставляя на видъ добросердечному читателю только то обстоятельство, что онъ былъ нсбльменъ, которому намъ вовсе не слдовало бы сочувствовать. Правда, для милорда Марча и другихъ джентльменовъ, которыхъ лордъ Кастльвудъ не жаловалъ, подержать пари съ мистеромъ Варрингтономъ на его послдній шиллингъ и тотчасъ получить свой выигрышъ стоило труда не боле того, сколько требовалось на то, чтобъ оглодать кости цыпленка,— правда, и они не упускали изъ виду ни малйшей выгоды въ игр, пользуясь своимъ искусствомъ, какъ не упускали изъ виду выгодъ въ конскихъ скачкахъ, зная частнымъ образомъ качества лошадей, и вообще слдовали правиламъ, принятымъ всми джентльменами, но, садясь за ломберный столъ, они играли честно, и проигрывая платили проигрышъ.

Мадамъ Бернштэйнъ крайне не хотлось разсказывать своему виргинскому племяннику все, что могло невыгодно послужить для репутаціи его родни, она даже была тронута терпніемъ милорда въ отношеніи къ Гарри при его первомъ появленіи въ Европ, и какъ нельзя боле была довольна, что все это длалось въ угоду ея желаніямъ. Но въ разговор, который она имла съ кастльвудскимъ священникомъ относительно видовъ Маріи на Гарри, онъ высказался съ обыкновеннымъ цинизмомъ, называлъ себя глупцомъ, потому что щадилъ юношу, котораго никакія пощады не въ состояніи были избавить отъ конечной гибели, поставлялъ на видъ дознанную расточительность мистера Гарри, развратность его товарищей, — его ночи за фаро и другими азартными играми, его поздки въ Ньюмаркетъ, и спрашивалъ, почему ему одному воспрещалось не прикасаться къ ссбственности молодаго человка? Тщетно мадамъ Бернштэйнъ доказывала, что Гарри былъ бденъ. Вздоръ! Гарри былъ наслдникомъ княжества, которое должно бы принадлежать ему, Кастльвуду, и могло бы поправить разстроенныя дла ихъ фамиліи. (Мадамъ Бернштэйнъ сама думала, что виргинское имнье мистера Варрингтона гораздо обширне, чмъ оно было на самомъ дл.) — Разв мало въ город ростовщиковъ, которые согласились бы дать ему за право наслдства огромныя деньги? Кастльвудъ зналъ, чего стоитъ имніе: онъ разузналъ объ этомъ еще при жизни отца, тогда какъ жалкихъ доходовъ съ его собственнаго имнья недоставало на прокормленіе всей своей семьи. Онъ говорилъ съ такой непринужденной откровенностью и злобнымъ настроеніемъ духа, что мадамъ Бернштэйнъ начала безпокоиться за своего фаворита и ршилась предостеречь его при первомъ случа.

Въ тотъ же вечеръ она начала письмо къ мистеру Варрингтону, но въ теченіе всей своей жизни она не любила пера и не привыкла къ его употребленію.

— Если я писала письма, говорила она: — то они обыкновенно ограничивались выраженіемъ какой нибудь любезности или имли дловой характеръ. И къ чему же мн пускаться писать дурно, тогда какъ много есть людей, которые могутъ писать превосходно? Лучше ничего не писать.

На этомъ основаніи баронесса отправила одного изъ своихъ лакеевъ въ квартиру мистера Гарри, съ приглашеніемъ пожаловать къ ней завтра на чай.

Но на завтра баронесса захворала и не могла принять мистера Гарри, въ слдующіе два дни она никуда не вызжала, никого не принимала, потомъ ей нужно было отправиться на званный вечеръ, а потомъ и Гарри встртилась необходимость отправиться въ одну изъ своихъ собственныхъ экспедицій. Въ вихр лондонской жизни нердко случается, что человкъ не можетъ встртиться съ человкомъ, братъ съ сестрой, школьный товарищъ съ старымъ своимъ другомъ. Много прошло дней прежде, чмъ между мистеромъ Варрингтономъ и его теткой состоялся конфиденціальный разговоръ, котораго такъ желала баронесса.

Баронесса начала легкими выговорами на счетъ его расточительности и сумасбродныхъ шалостей (хотя въ сущности она восхищалась и тмъ и другимъ). Гарри отвчалъ, что молодость измнить невозможно и что если онъ свелъ близкое знакомство съ молодыми людьми, въ кругу которыхъ проводилъ большую часть времени, то это длалъ собственно изъ почтительнаго угожденія тетк. Посл того, съ нкоторыми прелюдіями, баронесса начала предостерегать Гарри относительно кузена, лорда Кастльвуда, Гарри выслушалъ, потомъ разразился ядовитымъ смхомъ и сказалъ, что на счетъ лорда Кастльвуда онъ уже многое слышалъ.

— Говорить невыгодно о человк съ титуломъ лорда и вообще о какомъ бы то ни было джентльмен, не совтовать играть съ ними, для меня боле, чмъ непріятно, продолжала баронесса: — но….

— Напрасно вы безпокоитесь, тетушка!— сказалъ Гарри, съ видомъ пренебреженія.

— Значитъ ты уже игралъ съ нимъ?— спросила знающая свтъ старая наставница молодаго человка.

— Игралъ, мадамъ, проигрывалъ и выигрывалъ! смло отвчалъ Гарри. Не считаю за нужное объяснять, чмъ именно кончилась моя игра. Въ Виргиніи не принято разсказывать матерямъ о встрчахъ съ пріятелемъ за бутылкой вина, за колодой картъ или на дуэли. Я, тетенька, говорю это безъ всякаго намренія оскорбить васъ.

И прекрасный разкраснвшійся молодой человкъ подошелъ къ старой лэди и поцаловалъ ее. Въ пышныхъ кружевахъ, въ новомъ бархатномъ плать, облитомъ золотомъ, съ прекраснымъ лицомъ и роскошными волосами, Гарри казался необыкновенно ловкимъ и блистательнымъ. Уходя отъ тетки, онъ, по обыкновенію, щедро надлилъ ея лакеевъ, которые толпою его провожали. День былъ дождливый, и нашъ джентльменъ, въ видахъ сбереженія своихъ тонкихъ шелковыхъ чулковъ, принужденъ быль взять портшезъ. ‘Въ клубъ Вайта!’ крикнулъ онъ носильщикамъ, и они потащили его въ назначенное мсто, гд Гарри проводилъ большую часть своего времени.

Наши виргинскіе друзья, можетъ статься, желали, чтобы Гарри былъ не столь усерднымъ постителемъ этого дома различныхъ развлеченій! Но при этомъ случа въ защиту мистера Варрингтона достаточно сказать, что, садясь за ломберный столъ, выступая на зеленое поле битвы, онъ выигралъ сраженіе, какъ истинный герой. Счастье однакожъ не всегда ему благопріятствовало, не смотря на то, онъ былъ совершенно спокоенъ, когда шансы игры были противъ него. Если фортуна, какъ говорятъ, бываетъ измнчива игрокамъ, то какое множество людей измняетъ фортун, пугаясь ея приступовъ, отъ нея бгутъ т, которые, быть можетъ, никогда бы этого не сдлали, еслибъ не трусость.

— Клянусь Георгомъ, мистеръ Варрингтонъ, сказалъ мистеръ Селуэйпъ, приходя въ энтузіазмъ, что впрочемъ случалось съ нимъ довольно рдко:— вы вполн заслуживаете выигрыша! Вы обходитесь съ счастіемъ, какъ слдуетъ джентльмену, и пока оно остается при васъ, вы будете оказывать ему всевозможныя учтивости. Si сеleres quatit pennas…. остальное вы знаете…. не такъ ли?— И прекрасно длаете, — вамъ отъ этого нисколько не хуже…. вы призываете карету для него и, низко кланяясь, захлопываете дверцы. Посмотрите на лорда Кастльвуда, который проходитъ вонъ мимо того стола. Слышали ль вы, какъ этотъ человкъ бранится и выходитъ изъ себя, проигравъ какихъ нибудь пять-шесть монетъ? Фортуна поневол должна сдлаться отвратительною, если она долго расточала свои милости такому низкому негодяю, какъ этотъ.

— Мы не знаемъ, сэръ, существуютъ ли въ нашей фамиліи низкіе негодяи, — сказалъ мистеръ Варрингтонъ: — милордъ Кастльвудъ одинъ изъ ея членовъ.

— Я забылъ, совсмъ забылъ,— прошу у васъ прощенія. Пожалуйста засвидтельствуйте отъ меня почтеніе милорду и его брату мистеру Виллю Эсмонду, — сказалъ сосдъ Гарри. Моя очередь играть. Ставка, кажется, идетъ на пять очковъ…. Двойка! такъ и есть — это мое обычное счастіе. Virtute mea me involvo!— Съ этими словами Гарри откинулся къ спинк своего кресла.

Не знаю наврное, теперь или при другомъ случа мистеръ Гарри пятнадцать разъ бросалъ кости, о чемъ упоминается въ одномъ письм мистера Вальполя, не попавшемъ въ руки издателя этихъ страницъ, врно только то, что Гарри, при первомъ его появленіи въ клуб Вайта, вечеровъ шесть сряду пользовался огромнымъ счастіемъ, и боле, чмъ когда нибудь, казался счастливымъ юношей. Пятьсотъ фунтовъ стерлинговъ, оставленные ему отцомъ, превратились въ пять тысячъ. Гарри пополнилъ свой гардеробъ, купилъ отличныхъ лошадей, задавалъ великолпныя пирушки, длалъ прекрасные подарки, жилъ, какъ милліонеръ, какъ сэръ Джемсъ Лоутеръ, или какъ сіятельный герцогъ Бедфордскій,— а между тмъ пять тысячъ фунтовъ стерлинговъ не уменьшались нисколько. Не удивительно, что онъ сорилъ деньгами, неудивительно, что онъ былъ щедръ, обладая кошелькомъ Фортуната. Я говорю — неудивительно, потому что такова была натура Гарри. Другіе Фортунаты наглухо завязываютъ свой нескончаемый кошелекъ, пьютъ обыкновенное пиво и ложатся спать при сальной свч!

Во время этого прилива счастія, Гарри оставалось только собрать подробныя свднія о долгахъ лэди Маріи и уплатить ихъ до послдняго шиллинга. Онъ длалъ великолпные подарки ея мачих и полусестр, которыя не любили Марію.— Не лучше ли было бы, Вилль, повоздержаться теб? сардоническимъ тономъ сказалъ милордъ, обращаясь къ брату.— Отступись ты тогда отъ лошади, и Могонъ наврное воротилъ бы твой проигрышъ.— И мистеръ Вилльямъ чистосердечно каялся, хотя и не съ тмъ смиреніемъ, которое заставило блуднаго сына броситься на колна.— Да, чортъ возьми! простоналъ онъ: — больно подумать, что я разошелся съ такимъ молодцомъ изъ-за какихъ нибудь сорока фунтовъ! Съ него можно было бы сорвать на худой конецъ тысячу!

Что касается до Маріи, то это великодушное созданіе съ признательнымъ сердцемъ принимало низпосылаемое ей доброе счастіе, она готова была принимать его сколько вамъ угодно. Уплативъ долги различнымъ модисткамъ, магазинщикамъ и магазинщицамъ, она дятельно начала длать новые. Мистриссъ Бетти, горничная милэди, рыская по магазинамъ, распускала слухъ, что ея госпожа вступаетъ въ супружескій союзъ съ молодымъ человкомъ, владющимъ несмтнымъ богатствомъ, поэтому для милэди открытъ былъ неограниченный кредитъ. Молва объ этомъ брачномъ союз ложно пронеслась уже раза два или три, и слдовательно было основаніе не врить ей, но прежніе долги были вс уплачены, милэди Марія не обнаружила даже ни малйшей злобы къ мистриссъ Пинкоттъ, изъ Кенсингтона, напротивъ очень милостиво заказала ей новые наряды. Когда лэди Марія съ горничной и мистеромъ Варрингтономъ разъзжала изъ одного магазина въ другой, отъ одного ювелира къ другому, вс считали ее счастливой женщиной, овладвшей счастливымъ юношей, и вс, разумется, удивлялись послднему, избравшему себ въ подруги устарлую красавицу. Мистеръ Спарксъ, изъ улицы Тавистонъ, въ квартал Ковентгарден, ршился явиться въ квартиру мистера Варрингтона, въ улиц Бондъ, съ жемчужнымъ ожерельемъ и золотымъ этуи, которое мистеръ Варрингтонъ выбралъ наканун въ присутствіи лэди Маріи.— Спарксъ спросилъ, не прикажетъ ли его милость оставить эти вещи у себя на квартир, или послать ихъ къ милэди вмст съ почтеніемъ его милости?— Къ этуи и ожерелью Гарри прибавилъ кольцо, которое ювелиръ принесъ съ собой на всякій случай, и, приказавъ прислать счетх, величаво поклонился мистеру Спарксу, который, выходя изъ аппартаментовъ, счелъ долгомъ отвсить низкій поклонъ мистеру Гумбо.

Щедрость Гарри не ограничилась этимъ. Спустя нсколько дней, пріятный молодой человкъ захалъ въ своемъ фаэтон въ магазинъ мистера Спаркса и купилъ дв вещицы для двухъ молоденькихъ лэди, родители которыхъ были такъ добры къ нему и къ которымъ онъ питалъ искреннее уваженіе.— О, подумалъ онъ:— какъ я желалъ бы въ эту минуту имть умъ и поэтическія дарованія моего бднаго Джоржа!— Я бы послалъ эти подарки Гетти и Тео при хорошенькихъ стихахъ. Если душевное расположеніе и искреннее уваженіе въ состояніи сдлать изъ меня поэта, то я написалъ бы стихи безъ малйшаго затрудненія.— Подумавъ это, Гарри захалъ къ мистеру Самсону, и съ его помощью написалъ любезное посланіе.

ГЛАВА XIX,
ВЪ КОТОРОЙ ГАРРИ ЗАЛЕТАЕТЪ ВЫСОКО.

Такимъ образомъ мистеръ Гарри Варрингтонъ, изъ Виргиніи, занималъ квартиру въ улиц Бондъ, въ Лондон въ Англіи, — вкушалъ отборныя произведенія земли, запивая ихъ лучшими винами. Титулъ счастливаго юноши шелъ къ нему превосходно. Онъ былъ молодъ, богатъ, хорошъ собою, счастливъ, и потому фешенебельный міръ протягивалъ ему руку и оказывалъ горячее радушіе. Не будемте, мои любезные собраты, вопіять слишкомъ громко противъ самолюбія свта, противъ его расположенія къ молодымъ прекраснымъ и счастливымъ, и противъ мрачной холодности къ вамъ или ко мн, которые, положимъ, стары, безобразны и несчастнйшія созданія подъ луною. Если я имю право знакомиться по собственному моему выбору, и — положимъ въ клуб, общество одушевленнаго, прекраснаго, щегольски одтаго, съ благородными манерами молодаго человка, который доставляетъ мн удовольствіе, я предпочитаю обществу пустаго, грязнаго петиметра, который отвратительно картавитъ и безъ умолку болтаетъ вздоръ, — то разв общество — включая въ него и васъ и меня — не иметъ права на точно такой же выборъ? Гарри былъ любимъ, потому что его можно было любить, потому что онъ былъ богатъ, хорошъ собой, имлъ веселый характеръ, принадлежалъ къ хорошей фамиліи, отличался прекрасными манерами и благородствомъ души,— потому что въ кругу веселыхъ товарищей онъ любилъ веселую псню и доброе вино, — потому что въ кругу джентльменовъ охотниковъ онъ не отказывался ни отъ какой охоты, все равно, происходила ли она пшкомъ, или верхомъ на кон,— потому что въ кругу прекраснаго пола на лиц его появлялся румянецъ стыдливости, онъ былъ скроменъ до застнчивости и чрезъ это становился еще боле интереснымъ,— потому что для людей, стоявшихъ въ общественномъ положеніи нсколько ниже его, онъ постоянно былъ щедръ и боялся оскорбить ихъ не только дломъ, но и словомъ. Короче, виргинецъ нашъ былъ весьма благороденъ, великодушенъ и могущественъ, но въ т времена, когда строго соблюдалось различіе сана и званія, держать себя гордо и отдаленно отъ низшихъ нисколько не вредило популярности джентльмена. Вспомните только, что въ т дни государственный секретарь, являясь утромъ къ королю съ депешами, падалъ передъ нимъ на колна, а помощникъ секретаря никакъ не смлъ садиться въ присутствіи своего начальника. Если бы я былъ статсъ-секретаремъ (удивительнаго тутъ нтъ! со времени Аддисона многіе литераторы занимали эту высокую должность), я бы, явясь съ портфелемъ на аудіенцію, ни за что бы не сталъ на колна. Еслибы я былъ помощникомъ статсъ-секретаря, то ни за что бы не стоялъ на вытяжку въ то время, когда высокопревосходительный Бенжеминъ или сэръ Эдвардъ занимался разсмотрніемъ бумагъ. Но повсюду есть modus in rebus. Я вполовину бываю доволенъ, когда Бобъ-Боустритъ, познакомившійся съ литературой чрезъ посредничество полицейскихъ агентовъ X и Y и Тома Гарбэджа, — этотъ почетный сотрудникъ газеты ‘Всякаго Вздора’, употребляетъ усилія присоединиться къ братству литераторовъ, дружески хлопаетъ меня по плечу и называетъ старымъ малымъ или просто по имени, которое дано мн при крещеніи.

Въ зимній сезонъ 1756—57 года мистеру Варрингтону предстояло множество различныхъ удовольствій. Для него была опера, которую впрочемъ онъ не очень жаловалъ. (Надобно сказать, что противъ итальянской оперы направлено было множество сатиръ: ее называли безумной, папской, безсовстной, безсмысленной выдумкой, несмотря на то, ее посщали и даже очень охотно). Были театры: на сцен одного изъ нихъ являлись мистеръ Гаррикъ и мистриссъ Питчардъ, на сцен другаго — мистриссъ Клэйвъ. Были маскарады и собранія, куда стекалось лучшее общество, были балы и вечера у членовъ высшей британской аристократіи, начинавшіеся и кончавшіеся картами. Мистеръ Варрингтонъ оказывалъ предпочтеніе клубу Вайта, потому что на званныхъ вечерахъ игра не имла тхъ размровъ и той чистоты, какими отличалась игра за клубными столами.

Однажды лордъ Кастльвудъ привезъ Гарри во дворецъ и представилъ его королю, который только что пріхалъ въ Лондонъ изъ Кенсингтона. При этомъ представленіи его величество былъ очень угрюмъ, потому, быть можетъ, что ему не правился представитель мистера Гарри, или потому, что онъ имлъ на это свои особенныя причины. Его величество только и сказалъ:

— О, я слышалъ о васъ отъ лэди Ярмутъ, Графъ Кастльвудъ (эта слова, сказанныя на нмецкомъ язык, относились къ милорду) скажите ему, что онъ черезчуръ преданъ игр.

Сказавъ это, защитникъ вры повернулся своей царской спиной къ представителю и представляемому.

Такой холодный пріемъ со стороны августйшей особы ужаснулъ лорда Кастльвуда.

— Что онъ говоритъ? спросилъ Гарри.

— Его величество полагаетъ, что въ клуб Вайта играютъ слишкомъ высокую игру, и это ему не нравится,— прошепталъ нобльменъ.

— Если ему не нравится наше посщеніе, то мы вторично не придемъ сюда, — вотъ и все тутъ, — простодушно сказалъ Гарри,— Я, однакоже, никакъ не думалъ, чтобы королемъ Англіи былъ нмецъ.

— Тс! Ради Бога удерживайте свой дерзкій колоніальный языкъ! вскричалъ милордъ.— Вы не знаете, что здсь и самыя стны имютъ уши.

— Но что это значитъ? спросилъ мистеръ Варрингтонъ. Посмотрите, пожалуйста, на здшнихъ людей!— Будь я повшенъ, если это не забавно!— До этой поры вс они протягивали руку, кланялись и льстили мн, а теперь они бгутъ отъ меня, какъ отъ чумы!

— Дай руку, племянникъ, — сказалъ широколицый, широкоплечій джентльменъ, въ малиновомъ камзол съ золотымъ шитьемъ и въ огромномъ старинномъ парик.— Я слышалъ, что вы говорили. Посмотри, у меня, какъ и у здшнихъ стнъ, есть уши. Если другіе подставляютъ холодное плечо, то я даю теб мою руку,— и съ этими словами джентльменъ протянулъ загорлую громадную руку и сжалъ въ ней руку Гарри.— Въ твоемъ лиц и глазахъ есть многое моего роднаго брата. Только на вашемъ остров народъ, какъ я вижу, жиденькій и сухопарый. Я твой дядя, мой другъ. Мое имя сэръ Майльзъ Варрингтонъ. Милордъ Кастльвудъ знаетъ меня хорошо.

Милордъ казался очень испуганнымъ и блднымъ.

— Да, любезный Гарри, — сказалъ онъ: — сэръ Майльзъ Варрингтонъ родной братъ твоего отца и слдовательно твой родной дядя.

— Можно было бы, кажется, пріхать къ намъ въ Норфолькъ, чмъ болтаться и разыгрывать втрогона на Тонбриджскихъ минеральныхъ водахъ, — не такъ ли мистеръ Варрингтонъ, или мистеръ Эсмондъ — которое изъ этихъ двухъ именъ ты носишь? сказалъ баронетъ. Старушка лэди называетъ себя — мадамъ Эсмондъ, — кажется такъ?

— Моя мать не стыдится имени своего отца, какъ и я не стыжусь своего, — съ гордостію отвчалъ мистеръ Гарри.

— Славно! молодецъ! Прізжай-ко къ намъ, въ улицу Гилль, часа въ три, раздлить съ лэди Варрингтонъ кусокъ баранины, — разумется, если ты можешь обойтись на это время безъ клубной шушеры.— Милордъ Кастльвудъ, напрасно вы пугаетесь!— Я вдь не стану разсказывать старыхъ исторій.

— Я… я увренъ, сэръ Майльзъ Варрингтонъ будетъ дйствовать какъ джентльменъ! сказалъ милордъ въ сильномъ смущеніи.

— Разумется, — проворчалъ баронетъ, повертываясь на каблук. И такъ, молодой человкъ, въ три часа ты у насъ, помни же, что добрая жареная баранина не ждетъ никого. Ты удивительно похожъ на отца. Помню, бывало какъ мы колотили другъ друга! Онъ былъ меньше меня ростомъ и, разумется, моложе, но часто бралъ верхъ надо мной. Когда онъ женился, то присмирлъ какъ курица, и наконецъ совершенно попалъ подъ башмакъ мадамъ Эсмондъ, когда она увезла его на свой островъ. Виргинія вдь островъ — не правда ли?

Гарри засмялся и сказалъ — нтъ!

— Ну все равно, — продолжалъ веселый баронетъ. Островъ или нтъ, но ты долженъ пріхать и говорить объ этомъ съ милэди. Она узнаетъ, островъ ли это, или нтъ.

— Любезный мистеръ Варрингтонъ, — сказалъ милордъ съ умоляющимъ видомъ. Не считаю за нужное говорить вамъ, что въ нашемъ огромномъ город у всякаго человка есть свои враги, здсь вы везд услышите клевету и злословіе. Я никогда не говорилъ съ вами о сэръ Майльз Варрингтон, собственно потому, что не зналъ его, и потому еще, что между нами существуетъ раздоръ. Въ случа, если онъ позволитъ себ оскорбительныя на мой счетъ замчанія, выслушайте ихъ cum grano и вспомните, что они сказаны моимъ врагомъ!

Съ этими словами они вышли изъ королевскихъ апартаментовъ на улицу Сент-Джемсъ. Гарри увидлъ, что всть о холодномъ пріем его при двор еще прежде его достигла клуба Вайта. Тамъ уже было извстно, что король повернулся къ нему спиной. Король гнвался за милость, которую его фаворитка оказывала Гарри. Гарри находился въ хорошихъ отношеніяхъ съ лэди Ярмутъ. Десятки джентльменовъ поздравляли его съ побдой. Эта побда еще до наступленія вечера присоединена уже была къ другимъ побдамъ счастливаго юноши.

Сэръ Майльзъ разсказалъ объ этомъ жен своей и Гарри, въ то время, когда молодой человкъ пріхалъ въ назначенный часъ къ обду баронета, простыя деревенскія манеры баронета забавляли Гарри. Милэди Майльзъ, грандіозная и величавая особа, разсказала Гарри, при дальнйшемъ съ нимъ знакомств, что репутація, составленная для него обществомъ, до такой степени неодобрительна, что при первой съ нимъ встрч она принуждена была оказать ему холодный пріемъ. Первое знакомство между Гарри и молоденькими лэди, дочерями сэра Майльза, съ минуты появленія его въ гостинной и до ухода изъ дому, ограничилось со стороны Гарри вопросомъ: какъ ваше здоровье, кузина?— а со стороны сестрицъ — отвтомъ: благодарю васъ, кузенъ, — съ дополненіемъ множества изысканныхъ книксеновъ. Маленькій мальчикъ, наслдникъ дома, обдалъ за общимъ столомъ подъ присмотромъ гувернера, и выпивъ посл обда съ соизволенія отца рюмку портвейна, далъ свободу своему невинному языку и длалъ кузену своему множество вопросовъ. Наконецъ, невинный мальчикъ, посмотрвъ въ лицо Гарри, сказалъ:

— Кузенъ Гарри, неужели вы человкъ безпутный?— Въ васъ, мн кажется, ничего нтъ безпутнаго.

— Мистеръ Майльзъ! какъ это можно!— вскричалъ гувернеръ, покраснвъ отъ гнва.

— Вдь вы сами говорили, что онъ безпутный, сказалъ мальчикъ.

— Мы вс жалкіе гршники, Майли, возразилъ папа. Разв ты не слышалъ, что священникъ повторяетъ это намъ каждое воскресенье?

— Да, но не такіе гршники, какъ кузенъ Гарри. Правда ли, кузенъ, будто вы играете, пьянствуете по цлымъ ночамъ съ распутными людьми и посщаете общество развратныхъ женщинъ?— Мистеръ Вокаръ, вы сами это говорили, мама тоже говорила да прибавила еще, что и лэди Ярмутъ женщина распутная.

— А ты маленькій кувшинъ!— вскричалъ сэръ Майльзъ. Надо теб сказать, любезный мой племянникъ, что жена моя закоснлая якобитка, но черезъ это ты не будешь любить ее меньше. Мистеръ Вокаръ, отведите его къ сестрамъ, иди мой другъ,— Топшамъ прокатитъ тебя по парку на твоей маленькой лошадк.

Когда отецъ приказалъ отвести мистера Майльза къ сестрамъ, онъ началъ плакать и кричать, что хочетъ остаться съ кузеномъ, но его утшила мысль о маленькой лошадк.

— Да, продолжалъ веселый баронетъ:— ты, мой другъ, составилъ себ не очень выгодную репутацію. Моя жена, надо теб знать, въ послдніе годы и со времени смерти моего старшаго сына, привязалась къ татенгамской дорог… къ проповдямъ мистера Витфильда. Онъ, другъ и пріятель мистера Вокара,— бываетъ у насъ и разсказываетъ о теб и о твоемъ брат диковинныя исторіи.

— Обо мн, сэръ Майльзъ, онъ могъ и можетъ говорить сколько его душ угодно,— вскричалъ Гарри, разгоряченный портвейномъ: но я переломаю вс ребра тому, кто осмлится сказать полслова противъ моего брата. Знаете ли, сэръ, этотъ Витфильдъ недостоинъ былъ застегивать пряжки на башмакахъ моего неоцненнаго Джоржа, и если я узнаю, что онъ повторяетъ здсь такія вещи, о которыхъ не смлъ бы заикнуться въ нашемъ виргинскомъ дом, то даю общаніе поколотить его вторично.

— Ты, какъ видно, твердо стоишь за друзей своихъ, сказалъ баронетъ.— Наливай свою рюмку, мой другъ. Ты не такъ страшенъ, какъ тебя рисуютъ. Я это постоянно говорилъ жен. За здоровье мадамъ Эсмондъ Варрингтонъ, изъ Виргиніи, — ради этого тоста я выпиваю цлый стаканъ.

Гарри, само собою разумется, опорожнилъ рюмку, налилъ другую и выпилъ за здоровье лэди Варринттонъ и мастера Майльза.

— Посл его смерти вдь ты будешь наслдникомъ до четырехъ тысячъ акровъ земли въ Норфольк, продолжалъ баронетъ.

— Благодаря Бога, сэръ, въ Виргиніи у меня много своихъ собственныхъ акровъ! сказалъ мистеръ Варрингтонъ.

Посл этихъ словъ Гарри тотчасъ же отправился на половину лэди Варрингтонъ выпить чашку кофе и побесдовать съ молоденькими дочерями. Гарри былъ непринужденъ, любезенъ, безьискуственъ. Одна изъ молоденькихъ лэди была похожа на Фанни Моунтейнъ, и по этому обстоятельству сдлалась его фавориткой. Когда Гарри уходилъ, вс дамы единодушно соглашались, что безпутный кузенъ вовсе не былъ такъ безпутенъ, какъ он воображали: во всякомъ случа, милэди Варрингтонъ питала сильную надежду вытащить его изъ бездны погибели. Въ тотъ вечеръ, когда мистеръ Гарри находился въ клуб Вайта, милэди отправила къ нему назидательную книжечку, съ премиленькой запиской, въ которой молила небо, чтобы ‘исполненіе закона’ оказало ему полезную услугу, пославъ такую депешу, милэди и ея дочери отправились на балъ жены какого-то посланника. Въ свою очередь Гарри, по дорог въ клубъ, завернулъ къ своему пріятелю, мистеру Спарксу, въ улиц Тавистонъ, и купилъ для новыхъ кузинъ своихъ нсколько цнныхъ бездлушекъ…. ‘пусть он думаютъ, что это отъ ихъ тетки, изъ Виргиніи’, — сказалъ онъ. Замчаете, сколько въ немъ добродушія: благосостояніе согрвало, воспламеняло его. Есть люди, на которыхъ богатство не производитъ такого благотворнаго вліянія. Оно ожесточаетъ сердца грубыя, людей низкихъ и раболпныхъ оно длаетъ боле низкими и гордыми. Еслибъ богамъ угодно было испытать меня на десяти тысячахъ годоваго дохода, я бы, кажется, со всмъ смиреніемъ покорился ихъ предопредленію, но при этомъ, конечно, молилъ бы ихъ подать мн силы вынести такое испытаніе. Разумется двицы въ улиц Гилль, получивъ подарки отъ виргинской тетушки, пришли въ восторгъ и написали благодарственный адресъ, который эта добрая лэди получила весной, когда она, Моунтейнъ и Фанни отправились постить угрюмый, заброшенный Кастльвудъ, — когда поля сбросили съ себя снжную пелену и тысячу персиковыхъ деревьевъ покрылись роскошнымъ цвтомъ.— ‘Бдный Гарри! подумала мать.— Врно это онъ, отъ моего имени, сдлалъ подарокъ въ дни своего благополучія, или врне, въ дни расточительности и безразсудства! Какъ быстро промоталъ онъ свое состояніе! Но все же, Моунтэйнъ, у него доброе сердце, и въ нужд мы не должны оставлять его. Для этого намъ нужно по возможности быть бережливе въ нашихъ издержкахъ.’ — Съ своей стороны я смло могу сказать, что посл этого он нагрвали каминъ однимъ полномъ, довольствовались за обдомъ однимъ блюдомъ и занимались рукодльемъ при одной свч. Прислуга, потребности которой эта добрая душа ограничивала боле и боле, начинала, я такъ думаю, боле и боле лгать, обманывать и воровать, и все то, что сберегалось съ одной стороны, раскрадывалось съ другой.

Однажды посл полудня мистеръ Гарри сидлъ въ своей квартир, и еще въ шлафрок пилъ шоколадъ. Несмотря на роскошь, которая окружала его, на атласъ и тонкія ткани, которыя его облекали, онъ былъ крайне озабоченъ. За нсколько недль передъ тмъ, когда счастіе улыбалось ему, — когда щедрости еге не было предла, онъ тономъ обладателя несмтныхъ сокровищъ предложилъ мистеру Самсону привести въ извстность вс свои долги, вызываясь уплатить ихъ. Вслдствіе этого Самсонъ приступилъ къ работ и составилъ списокъ, разумется, не всмъ долгамъ… исчислить вс свои долги — это свыше силъ человческихъ…. онъ составилъ такой каталогъ, который, по его мннію, возможно было представить мистеру Варрингтону,— и, явясь въ дом своего патрона во время завтрака, смиренно ждалъ, когда его милости угодно будетъ приступить къ накрытому столу.

Гарри явился, наконецъ, очень блдный и томный, въ папильоткахъ и безъ всякаго аппетита къ завтраку. Кастльвудскій священникъ, повертывая въ карман приготовленный списокъ, со всею покорностію освдомился о здоровыі патрона и выразилъ предположеніе, что мистеръ Гарри дурно провелъ ночь. Да, — очень дурно. Его принесли изъ клуба Вайта два носильщика въ пять часовъ утра, онъ страшно простудился, потому что одно изъ оконъ неплотно прикрывалось, дождь и снгъ имли въ него свободный доступъ, короче, мистеръ Гарри находился въ такомъ нерасположеніи, что вс шутки и каламбуры бднаго Самсона не въ состояніи были вызвать улыбку на лицо молодаго человка.

Но вдругъ Гарри ни съ того, ни съ другаго разразился громкимъ смхомъ. Это случилось въ то время, когда несчастный кастльвудскій священникъ, посл продолжительнаго разглагольствованія о сдобныхъ булкахъ, япцахъ, ча, новостяхъ, театрахъ, вытащилъ изъ кармана извстную читателямъ бумагу и плачевнымъ тономъ сказалъ:

— Вотъ списокъ долговъ, о которыхъ вы изволили спрашивать: всего сто сорокъ три фунта стерлинговъ. Тутъ, благодаря Бога, все, до послдняго шиллинга, который я долженъ въ этомъ мір. Тутъ весь мой долгъ, уплата котораго сильно меня безпокоитъ, не считаю за нужное говорить при этомъ моему безцнному патрону, что я вчно буду считать его моимъ избавителемъ и благодтелемъ!

Въ этотъ-то моментъ Гарри, взявъ бумагу и съ ироніей посмотрвъ на Самсона, разразился громкимъ смхомъ, въ которомъ, однакожь, не отзывалось ни одного звука задушевной веселости. Напротивъ этотъ смхъ возбуждалъ къ себ какое-то отвращеніе, и несчастный Самсонъ чувствовалъ, что обратился съ просьбой въ неудачную минуту.

— Чортъ возьми!— отчего вы не подали мн это въ понедльникъ? спросилъ Гарри.

— И въ самомъ дл, отчего я не подалъ въ понедльникъ? повторила робкая душа кастльвудскаго священника. Что длать, таково мое счастье, мистеръ Варрингтонъ,— вы не проигрались ли?

— Въ томъ-то и дло, мой другъ, чума бы взяла эти карты! Въ понедльникъ и вчера, какъ на зло, не счастливилось. Впрочемъ, Самсонъ, не пугайтесь:— денегъ въ сундук еще довольно — Надо только създить въ Сити и вынуть ихъ.

— Сэръ! неужели вы хотите продать что нибудь? спросилъ мистеръ Самсонъ голосомъ, которому хотя и предназначалось быть встревоженнымъ, но въ немъ звучала надежда и увренность.

— Продать? Да! Вчера я занялъ сто фунтовъ у конторщика Макрита и къ обду долженъ возвратить ихъ. Это впрочемъ ничего не значитъ,— не бойся, добрый мой мистеръ Самсонъ. Приходи завтра завтракать, мы поговоримъ и постараемся избавить тебя отъ филистимлянъ!

Хотя Гарри и смялся въ присутствіи Самсона, и старался принять весёлое выраженіе, но голова его склонилась на грудь, какъ только кастльвудскій священникъ вышелъ изъ комнаты, онъ сидлъ передъ каминомъ, разбивая въ немъ куски каменнаго угля и произнося несвязныя слова, которыя обнаруживали душевное волненіе, но не облегчали его состоянія.

Печальныя размышленія молодаго человка были прерваны появленіемъ друга, который во всякій другой день, даже и въ тотъ, когда совсть его находилась въ встревоженномъ состояніи, былъ для мистера Варрингтона лучшимъ его гостемъ. Это былъ некто другой, какъ мистеръ Ламбертъ, въ военномъ мундир, но въ плащ на плечахъ. Онъ представлялся генералъ-капитану и завернулъ въ улицу Бондъ, провдать о молодомъ своемъ друг.

Гарри могъ бы замтить, что Ламбертъ поздоровался съ нимъ довольно холодно, но онъ до такой степени былъ углубленъ въ самого себя, что не обратилъ на это вниманія. Какъ поживаютъ Оакгорстскія лэди, — въ особенности миссъ Гетти, которая хворала, когда Гарри прошлой осенью прозжалъ мимо Оакгорста?— Совершенно здоровы? Мистеръ Варрингтонъ былъ очень радъ. Он пріхали въ Лондонъ погостить у ихъ друга, лорда Ротама. Мистеръ Гарри въ восторг отъ этого, хотя, надобно признаться, его лицо не выразило особенныхъ признаковъ удовольствія, когда онъ услышалъ это извстіе.

— Скажите, правду ли говорятъ, что вы живете въ клуб Вайта, что вы въ хорошихъ отношеніяхъ съ знатью, окружены роскошью, бываете въ Сенъ-Джемскомъ дворц, были на раут милэди Ярмутъ, участвуете во всхъ карточныхъ собраніяхъ въ аристократической части столицы,— правда ли это? спрашиваетъ полковникъ.

— Любезный полковникъ, я длаю, что длаютъ другіе, отвчаетъ Гарри съ нкоторою надменностью.

— Но одни люди бываютъ богаче другихъ, молодой мой другъ.

— Сэръ! возражаетъ мистеръ Варрингтонъ:— я буду вамъ благодаренъ, если вы поврите, что я не длаю долговъ, которыхъ не въ состояніи заплатить.

— Я бы никогда не заговорилъ о вашихъ длахъ, если бы вы сами не признались мн въ нихъ, продолжалъ полковникъ, не обращая вниманія на надменный тонъ молодаго человка.— Я слышу всякаго рода исторіи о Счастливомъ Юнош. Не дале какъ сегодня у его высочества говорили мн о вашемъ богатств, и я не хотлъ разочаровывать ихъ….

— Полковникъ Ламбертъ, не могу же я разсять людскія сплетни обо мн! вскричалъ мистеръ Варрингтонъ, начиная выходить изъ терпнія.

— Мн говорили объ огромныхъ суммахъ, которыя вы выиграли. Тысячу восемьсотъ въ одинъ вечеръ, дв тысячи въ другой — всего шесть или восемъ тысячъ! Сегодня на выход были тоже и джентльмены изъ Вайта, увряю васъ, что военные офицеры могутъ играть и выигрывать, какъ и вы, гражданскіе!

— Я бы желалъ, чтобъ они заботились о своихъ собственныхъ длахъ, сказалъ Гарри, угрюмо посмотрвъ на своего стараго друга.

— Этимъ вы хотите сказать, чтобы и я позаботился о своихъ длахъ. Да, мой другъ, это моя обязанность, и вы, вроятно, позволите отцу Тео, отцу Гетти и старому другу отца Гарри Варрингтона доказать, до какой степени заботится онъ о своихъ длахъ.

При этихъ словахъ полковникъ вынулъ изъ кармана свертокъ. Въ ту пору полы, фалды и карманы военныхъ мундировъ были гораздо объемисте, чмъ на коротенькомъ и узенькомъ одяніи ныншнихъ воиновъ.

— Посмотрите сюда, Гарри. Эти бездлушки, присланные вами, подъ вліяніемъ признательности и добросердечія, людямъ, которые искренно васъ любятъ и которые готовы обрзать свои маленькія ручки, чтобъ избавить васъ отъ излишнихъ хлопотъ, не могли быть куплены молодымъ человкомъ съ двумя-тремя стами годоваго дохода. Такія вещи въ состояніи покупать одни нобльмены и банкиры и посылать ихъ своимъ…. ну, скажемъ, хоть своимъ дочерямъ.

— Сэръ, вы сказали правду, я дйствительно сдлалъ это, побуждаемый простотою и добротою моего сердца, сказалъ Гарри, весь вспыхнувъ.

— Но, мой другъ, вы не должны дарить ихъ моимъ дочерямъ.— Гестеръ и Теодосія не должны украшать себя пріобртеніями игорнаго стола, — извините за выраженіе. Я счелъ долгомъ возвратить вамъ эти вещи. Мистриссъ Ламбертъ удержала свой подарокъ, какъ вещь не драгоцнную, и за это посылаетъ вамъ поклонъ и проситъ Бога послать на васъ благословеніе, я, Гарри Варрингтонъ, самъ прошу объ этомъ отъ всего моего сердца.

Голосъ добраго полковника дрожалъ, блдное лицо его покрылось румянцемъ и онъ прежде, чмъ протянулъ руку Гарри Варрингтону, провелъ ладонью по глазамъ.

Но духъ возмущенія былъ силенъ въ мистер Варрингтон. Онъ всталъ съ кресла, вовсе не думая взять руку, протянутую ему старымъ полковникомъ.

— Позвольте вамъ сказать, полковникъ Ламбертъ, — возразилъ молодой человкъ: — кажется, я уже вдоволь наслышался вашихъ совтовъ. Вы постоянно предлагаете ихъ, сэръ, тогда какъ я въ нихъ вовсе не нуждаюсь. Вы вмняете себ въ обязанность освдомляться о моихъ выигрышахъ и о моемъ обществ. Какое имете вы право осуждать моихъ пріятелей и образъ моихъ развлеченій? Пустыми подарками я хочу выразить признательность за ваше гостепріимство и радушіе, и вы швыряете…. эти подарки вы возвращаете назадъ.

— Иначе я не могу поступить, мистеръ Варрингтонъ, сказалъ полковникъ съ выраженіемъ глубокаго огорченія.

— Здсь, милостивый государь, подобное пренебреженіе ставится ни во что, въ нашей же стран оно непремнно должно сопровождаться вызовомъ на дуэль! вскричалъ мистеръ Варрингтонъ. Но, избави меня Богъ, обнажить шпагу противъ отца тхъ лэди, которыя замняли мн мсто матери и сестеръ, во всякомъ случа, полковникъ, вы кольнули меня въ самое сердце, вы оскорбили, вы опозорили меня, — а подобнаго поступка я не въ состояніи перенести ни отъ одного изъ смертныхъ, — кто бы онъ ни былъ! Мой слуга, если угодно, проводитъ васъ.

Сказавъ это и зашелестивъ своимъ атласнымъ шлафрокомъ, мистеръ Варрингтонъ величаво удалился въ свою спальню.

ГЛАВА XX.
ЗАКЛЮЧАЕТЪ ВЪ СЕБ ТО, ЧЕГО МОЖНО БЫЛО ОЖИДАТЬ.

Уклонившись отъ миролюбивыхъ предложеній, нашъ молодой американецъ разгнвался не только на полковника Ламберта, но и на все семейство этого джентльмена.

— Онъ унизилъ меня въ глазахъ своихъ дочерей, думалъ молодой человкъ.— Онъ и мистеръ Вульфъ, постоянно проповдывавшіе мн мораль и позволявшіе себ оказывать передо мной свое превосходство и какое-то протекторатство, выставляютъ меня передъ своимъ семействомъ въ вид негодяя и блуднаго сына. Они считаютъ себя до такой степени добродтельными, что пренебрегаютъ мною, я вздумалъ было выразить свою признательность,— они моими же подарками швыряютъ мн въ лицо!

— Какъ же это можно, сэръ, сказалъ мистеръ Самсонъ, бросая алчный взглядъ на два сафьянныхъ футляра, въ которыхъ на подушечкахъ изъ благо атласа покоились золотыя издлія мистера Спаркса.

— Да, Самсонъ,— эти вещицы стоютъ денегъ! отвчалъ молодой человкъ.— Впрочемъ, хотя бы он стоили и вдесятеро дороже, для меня это ршительно все равно: он предназначались для людей, которые оказали мн добрую услугу.

— Я знаю, сэръ, что въ этомъ случа за вами дло не станетъ! возразилъ кастльвудскій священникъ, никогда не упускавшій случая польстить въ лицо молодому патрону.

— Часы съ репетиромъ, какъ говорятъ, я купилъ дешево: за нихъ въ Париж нужно заплатить по крайней мр сто фунтовъ, а я помню, маленькая миссъ Гетти страшно хотла имть подобные часики.

— Какая прелесть! воскликнулъ Самсонъ.— Задняя доска усыпана жемчугомъ, и вмсто колечка — большой брилльянтъ! Не знаю, какое женское сердце можетъ устоять противъ подобнаго подарка!

— Я сейчасъ швырну ихъ яблочниц, которая такъ кстати проходитъ мимо оконъ! съ ожесточеніемъ вскричалъ мистеръ Каррингтонъ.

Въ то время, когда Гарри отправился хлопотать о своихъ длахъ, его паразитъ не смлъ идти дале улицы Страндъ, онъ повернулся назадъ, откровенно сознаваясь, что Чансрилэнъ съ его обитателями и зданіями наводятъ на него ужасъ. Посл этого признанія мистеръ Варрингтонъ отправился къ своему маклеру, вмст съ нимъ създилъ въ банкъ, гд, посл обыкновенныхъ прелюдій, и посл подписанія нсколькихъ лоскутковъ бумаги, Гарри вышелъ изъ банка съ извстнымъ количествомъ ассигнацій въ карман. Маклеръ пригласилъ мистера Варрингтона отобдать въ одной изъ лучшихъ гостинницъ, которыми по настоящее время славится Сити, и посл того показалъ ему Виргинскій переулокъ, по которому Гарри, красня отъ стыда, прошелъ на биржу. Ну, что сказала бы одна виргинская лэди, подумалъ онъ, еслибъ узнала, что большая часть отцовскихъ денегъ перешла въ бездонный карманъ игрока?— Это все виргинскіе купцы, продолжалъ онъ размышлять:— они меня знаютъ и вроятно говорятъ другъ другу:

— Это молодой Эсмондъ, изъ Кастльвуда, на Потомак, сынъ мадамъ Эсмондъ, онъ играетъ въ азартныя игры и проигралъ столько-то и столько-то.

Унылое расположеніе не покидало его до тхъ поръ, пока онъ не прошелся подъ головами измнниковъ, выставленными надъ Темпльскими воротами за предлами Сити. Возвращаясь домой, мистеръ Гарри заглянулъ по пути въ улицу Сентъ-Джемсъ, но тамъ никого еще не было, общество собиралось туда гораздо позже.

По приход на квартиру мистеръ Гарри вынулъ изъ кармана пачку ассигнацій, три изъ нихъ положилъ въ конвертъ и тщательно запечаталъ, написавъ предварительно слдующую записку: ‘Отъ души желаю, чтобы он принесли вамъ пользу. Г. Э. В.’ Сдлавъ на конверт надпись ‘высокопочтеннйшему мистеру Самсону’, Гарри положилъ его на каминную полку и отдалъ приказаніе вручить его кастльвудскому священнику, когда онъ явится въ домъ.

Фаэтонъ стоялъ уже у дверей. Гарри слъ въ него, съ намреніемъ прокатиться по парку, но не знаю, пошелъ ли дождь, или подулъ восточный втеръ, или повстрчалось что нибудь особенное, только Гарри вмсто парка направилъ лошадей прямо въ улицу Сентъ-Джемсъ и остановился у клуба Вайта, около трехъ часовъ. Тамъ почти никого еще не было. Это былъ часъ обда. Впрочемъ, милордъ Кастльвудъ, только что кончившій свои дла при двор, сидлъ уже тамъ, читалъ газету и звалъ надъ ней. Не заняться ли имъ чмъ нибудь для препровожденія времени? Не съиграть ли имъ въ пикетъ? Гарри не прочь.

— Такъ, знаете, на часокъ не больше, говорилъ лордъ Кастльвудъ.

— Да, на часокъ не больше, отвчаетъ мистеръ Варрингтонъ.

И они потребовали карты.

— Не отправиться ли намъ на верхъ? Подальше отъ шуму, сказалъ милордъ.

— Конечно, лучше подальше отъ шуму, сказалъ Гарри.

Въ пять часовъ человкъ шесть, окончивъ обдъ, явились въ клубъ и занялись кто картами, кто кофеемъ, кто бесдой. Джентльмены, обдавшіе за общимъ столомъ, еще не выходили изъ столовой. Впрочемъ, эти джентльмены часто оставались тамъ за полночь.

Одна зубочистка указываетъ черезъ стоявшій на окн экранъ на улицу.

— Чей это фаэтонъ? спрашиваетъ зубочистка No 1 зубочистку No 2.

— Счастливаго юноши? отвчаетъ No 2.

— Въ послдніе три вечера онъ не очень былъ счастливъ.Счастье ему страшно не везло. Вчера, напримръ, проигралъ сразу тысячу триста фунтовъ. Эй Джонъ! былъ ли сегодня здсь мистеръ Варрингтонъ?

— Мистеръ Варрингтонъ здсь и теперь. Они съ трехъ часовъ сидятъ съ лордомъ Кастльвудомъ въ малой кофсйной и играютъ въ пикетъ, отвчалъ Джонъ.

— Кастльвуду славная пожива, говоритъ No 1, пожавъ плечами.

— Чортъ возьми этого негодяя! съ негодованіемъ восклицаетъ второй джентльменъ. Онъ не иметъ права быть въ нашемъ клуб. Онъ не платитъ проигрыша. Джентльменамъ не слдуетъ играть съ нимъ. Сэръ Майльзъ Варрингтонъ недавно говорилъ мн, что Кастльвудъ уже три года какъ долженъ ему за какое-то пари.

— Кастльвудъ, замчаетъ No 1, играя безъ постороннихъ свидтелей, никогда не проигрываетъ. Въ собраніи порядочныхъ людей онъ совершенно теряется, вотъ почему онъ и играетъ теперь въ отдльной комнат.

No 1 улыбается и обнаруживаетъ рядъ превосходно вычищенныхъ зубовъ.

— Пойдемъ на верхъ и остановимъ ихъ, гнвно говоритъ No 2.

— Зачмъ? Гораздо лучше смотрть изъ окна. Вонь фонарщикъ идетъ съ лстницей…. чудесное занятіе. Посмотри, какая старая рожа сидитъ въ портшез, видалъ ли ты такую чучелу?

— А кто это вышелъ отсюда?

— Да никакъ это Счастливый Юноша. Онъ, кажется, забылъ, что у него здсь фаэтонъ. Давай держать пари, что онъ проигралъ Кастльвуду.

— Вотъ еще вздоръ какой! За дурака, что ли, ты меня считаешь? А славныхъ лошадокъ завелъ юноша. Ухъ, онъ ихъ хлещетъ.

И джентльмены увидли, какъ мистеръ Варрингтонъ во весь опоръ помчался по улиц, заставляя испуганныхъ возницъ сворачивать въ сторону, вскор посл того милордъ Кастльвудъ слъ въ свои портшезъ и отправился своей дорогой.

Гарри подъзжаетъ къ дому. Мистеръ Гумбо стоитъ у дверей и разговариваетъ съ какой-то деревенской двушкой. Мистеръ Гумбо всегда находитъ случай побесдовать съ хорошенькими двочками.

— Гумбо, былъ здсь мистеръ Самсонъ? спрашиваетъ Гарри, не выходя изъ фаэтона.

— Нтъ, сэръ. Мистеръ Самсонъ здсь не былъ! отвчаетъ слуга мистера Варрингтона..

Гарри приказываетъ ему подняться на верхъ и принести письмо, адресованное мистеру Самсону.

— Адресованное мистеру Самсону? Какое же это письмо? говоритъ безграмотный Гумбо.

— Запечатанное письмо, дуракъ! которое лежитъ на каминной полк! вскричалъ Гарри.

Гумбо, не торопясь, поднялся на верхъ. Гарри, получивъ этотъ документъ, повернулъ лошадей въ улицу Сентъ-Джемсъ, и два джентльмена, продолжавшіе звать изъ клубнаго окна, увидли возвращеніе Счастливаго Юноши.

Мистеръ Варрингтонъ, вышедъ изъ малой кофсйной, гд игралъ съ лордомъ Кастльвудомъ въ пикетъ, увидлъ, что въ игорную комнату собралось нсколько джентльменовъ и что тамъ образовался банкъ. Нкоторые изъ нихъ уже прилежно занимались дломъ, надвъ на себя игорныя куртки, этотъ нарядъ они постоянно держали въ клуб и надвали его въ то время, когда намревались зассть за игру на цлую ночь.

Мистеръ Варрингтонъ подходитъ къ конторк буфетчика, уплачиваетъ счетъ предшествовавшаго вечера и, садясь за столъ, требуетъ марки. Втеченіе этой недли Счастливый Юноша былъ ршительно не въ удар, и сегодня нисколько не счастливе предъидущихъ вечеровъ. Онъ требуетъ еще марокъ и еще. Онъ немного блденъ и молчаливъ, но очень спокоенъ и вжливъ, когда съ нимъ разговариваютъ. А выигрышъ все-таки не дается.

Наконецъ онъ встаетъ.

— Что за вздоръ! оставайся и поправь свое счастье! говоритъ лордъ Марчъ, сидвшій подл него съ грудой марокъ зеленыхъ и блыхъ. Возьми отъ меня сотню и продолжай!

— Нтъ! на сегодняшній вечеръ довольно, милордъ, говоритъ Гарри. Вмст съ тмъ онъ окончательно встаетъ со стула, уходитъ въ кофейную, съдаетъ котлету и около полуночи возвращается домой. Человкъ посл страшной катастрофы спитъ обыкновенно очень хорошо. Только поутру пробужденіе бываетъ тяжело и не пріятно. Вчера вечеромъ, напримръ, вы сдлали предложеніе миссъ Броунъ, за виномъ вы поссорились съ капитаномъ Джонсомъ, доблестно дернувъ его за носъ, а за картами съ полковникомъ Робинзономъ были такъ несчастливы, что дали ему чрезвычайно большое количество срочныхъ векселей! Эти размышленія вмст съ припадками головной боли осаждаютъ васъ при утреннемъ пробужденіи. О, какая страшная, страшная бездна раздляетъ минувшее вчера и наступившее сегодня! Вамъ кажется, какъ будто вы сдлались нсколькими годами старше. Не можете ли вы перескочить черезъ эту бездну, нельзя ли обратить дйствительность вчерашняго дня въ сонное видніе? Вдь это и не трудно. Вы лежите въ постели. Дневной свтъ еще не заглядываетъ въ окна. Надвиньте колпакъ на глаза, укутайте носъ въ одяло, и минувшій день обратится для васъ въ грезы! Не правда ли, что вы видли его во сн? О, нтъ, нтъ! Сонъ не смыкаетъ глазъ. Ночной стражъ выкрикиваетъ наступившій часъ…. а который этотъ часъ? Гарри припоминаетъ, что у него подъ подушкой лежатъ часы съ репетиромъ, купленные въ подарокъ миссъ Гестеръ. Динь, динь, динь! раздается подъ подушкой и звукъ этотъ повторился шесть разъ, съ небольшимъ прибавленіемъ, означавшимъ половину часа. Бдненькая Гестеръ! такая милая, такая добрая, такая невинная! Гарри душевно желалъ, чтобы эти часы принадлежали ей. Но что скажетъ Марія? (Охъ, эта старая Марія! какою несносною она становится! думаетъ онъ). Что скажетъ мадамъ Эсмондъ, услышавъ, что сынъ ея промоталъ отцовскія деньги до послдняго шиллинга. Въ три вечера онъ проигралъ весь свой выигрышъ и сверхъ того пять тысячъ фунтовъ. Неужели Кастльвудъ игралъ съ нимъ безчестно? Не можетъ быть. Милордъ играетъ въ пикетъ лучше Гарри, и отнюдь не ршится обыграть своего ближайшаго родственника. Нтъ, нтъ, Гарри очень радъ, что деньги достались Кастльвуду, который въ нихъ нуждался. Притомъ же онъ не проигралъ ни одного шиллинга боле того, что имлъ. Онъ кончилъ игру въ то самое время, когда увидлъ, что проигрышъ не превышалъ остатка отъ полученнаго наслдства. Все же, вотъ что значитъ попасть въ дурное общество! Вотъ до чего доводитъ легкомысліе и мотовство! Куда дваться теперь отъ позора и угрызенія совсти?

— Проститъ ли меня мать за это? думаетъ молодой блудный сынъ. О, какъ бы я желалъ быть дома, какъ бы было хорошо, если бы я никогда не покидалъ его!

Скучный лондонскій разсвтъ начинаетъ наконецъ пробиваться сквозь ставни и занавсы. Служанка входитъ въ комнаты Гарри развести огонь въ каминахъ и впустить въ окна угрюмое, мрачное утро. За служанкой слдуетъ мистеръ Гумбо: онъ согрваетъ шлафрокъ своего господина, раскладываетъ на стол бритвенный приборъ и приготовляетъ чистую сорочку. Потомъ является коафферъ завить и напудрить Гарри, пока онъ занимается чтеніемъ утреннихъ газетъ, наконецъ во время завтрака приходитъ неизбжный мистеръ Самсонъ, съ озабоченнымъ видомъ и подобострастными улыбками. Мистеръ Самсонъ пришелъ бы и вчера, согласно обоюдному условію, но его пригласили отобдать въ клубъ Сентъ-Албанъ, и тамъ, въ кругу веселыхъ товарищей, онъ провелъ цлую ночь.

— О Самсонъ! вскричалъ Гарри, съ глубокимъ вздохомъ: — это была худшая ночь въ вашей жизни! Посмотрите сюда!

— Ну что же! вскрытый кувертъ съ запиской: ‘Отъ души желаю, чтобы они принесли вамъ пользу’, сказалъ Кастльвудскій священникъ, окинувъ бглымъ взглядомъ и кувертъ, и записку.

— Теперь посмотрите на адресъ, продолжаетъ мистеръ Варрингтонъ. Эта записка предназначалась вамъ.

Лицо бднаго священника приняло чрезвычайно встревоженный видъ.

— Неужели кто нибудь вскрылъ его? спросилъ онъ.

— Да, этотъ кто нибудь я самъ. Еслибъ вы пришли вчера, въ условное время, вы нашли бы этотъ кувертъ полнымъ ассигнацій. Короче, вс эти ассигнаціи остались вчера вечеромъ на проклятомъ зеленомъ стол.

— Какъ! неужели вс?

— Вс, и вс деньги, привезенныя мною изъ Сити, вс деньги, остававшіяся въ моемъ распоряженіи. Посл полудня я игралъ въ пикетъ съ моимъ куз…. съ однимъ джентльменомъ въ клуб, и онъ очистилъ вс мои карманы. Вспомнивъ, что дома оставались еще деньги, я създилъ за ними, привезъ ихъ въ клубъ, и оставилъ тамъ все до послдняго шиллинга…. но праведное небо! что съ вами, Самсонъ?

— Таково мое счастіе, таково мое всегдашнее счастіе! сказалъ несчастный мистеръ Самсонъ и залился слезами.

— Это еще что! Вы, кажется, плачете о томъ, что вамъ не удалось занять какихъ нибудь двсти фунтовъ стерлинговъ? громко и гнвно вскричалъ мистеръ Варрингтонъ. Гумбо, поди вонь! Негодяй! къ чему ты всегда суешь въ дверь свою голову?

— Васъ кто-то желаетъ видть, сэръ, и представить вамъ маленькій счетъ! отвчалъ Гумбо.

— Скажи, чтобы онъ убирался въ преисподнюю! проревлъ мистеръ Варрингтонъ. Я никого не хочу видть! Разв вы не знаете, сэръ, что въ этотъ часъ утра меня не бываетъ дома?

За дверями послышался ропотъ, потомъ шумъ, показывавшій, что кто-то насильно хотлъ войти въ комнату, наконецъ все затихло. Это обстоятельство нисколько однако же не уменьшило презрнія и гнва мистера Варрингтона. Онъ снова напалъ на несчастнаго Самсона съ поникшей головой.

— Для бодрости не выпить ли вамъ стаканъ хорошаго рому? спросилъ онъ. Перестаньте, я вамъ говорю! Вы держите себя, какъ баба!

— Это не я плачу, сэръ! сказалъ Самсонъ, качая головой. Къ подобнымъ неудачамъ мн не привыкать.

— Не вы! Такъ кто же? Ужь по плачете ли вы потому, что черезъ это страдаютъ другіе? спросилъ Гарри.

— Такъ точно, сэръ, отвчалъ священникъ съ нкоторымъ одушевленіемъ:— именно потому, что чрезъ мою вину страдаютъ другіе. Уже много лтъ, какъ я останавливаюсь въ Лондон у одного сапожника, весьма честнаго человка. Нсколько дней тому назадъ, въ совершенной надежд на…. на друга, общавшаго одолжить мн денегъ, я занялъ у этого сапожника шестьдесятъ фунтовъ стерлинговъ, а ему сегодня срокъ уплаты за квартиру. Общаніе друга не исполнено: денегъ мн взять негд. У бдняка-сапожника продадутъ имніе, жену и дтей его выгонятъ на улицу, и это честное семейство, черезъ мою вину, можетъ погибнуть. Вы говорите, мистеръ Варрингтонъ, что я не долженъ хныкать, какъ баба. Дйствительно, ваша правда. Мн слдуетъ помнить, что нкогда вы помогали мн, а теперь остается только проститься съ вами.

И мистеръ Самсонъ, взявъ шляпу съ широкими полями, вышелъ изъ комнаты.

При этомъ неожиданномъ движеніи кастльвудскаго священника изъ груди Гарри, къ сожалнію я долженъ сказать, вырвалось проклятіе и дикій хохотъ. Онъ до такой степени былъ взбшенъ на себя, на обстоятельства, на людей, его окружавшихъ, что ршительно не зналъ, что Длалъ, не понималъ, что говорилъ. Самсонъ слышалъ этотъ дикій хохотъ, слышалъ голосъ Гарри, кричавшаго на лстниц: ‘Самсонъ, Самсонъ! воротитесь.— Тутъ есть недоразумніе. Прости меня!’ Но мистеръ Самсонъ, затронутый за живое, не воротился. Гарри слышалъ, какъ стукнула уличная дверь, и этотъ стукъ тяжело отозвался въ его сердц. Гарри воротился въ комнату и опустился въ роскошное кресло. Онъ былъ Блудный Сынъ между свиньями, — между своими грязными, дурными поступками, они сбивали его съ ногъ и потомъ, спотыкаясь, прыгали черезъ него. Азартныя игры, расточительность, безпутная, развратная жизнь, легкомысленные товарищи, опасныя женщины — все это цлой массой устремилось на распростертаго молодаго гршника и ложилось на него тяжелымъ гнетомъ.

Блудный сынъ однакожь, не совсмъ упалъ духомъ, въ немъ еще оставалось нсколько энергіи. Быстро отстранивъ отъ себя этихъ грязныхъ наглыхъ животныхъ, разогнавъ т несносныя воспоминанія, мистеръ Варрингтонъ залпомъ выпилъ огромную рюмку той огненной влаги, которую предлагалъ бдному, уничтоженному кастльвудскому священнику, и сбросивъ съ себя роскошный парчевой шлафрокъ, позвонилъ въ колокольчикъ и приказалъ трепещущему Гумбо подать кафтанъ.

— Не тотъ! закричалъ онъ, когда Гумбо принесъ ему парадный зеленый кафтанъ съ серебряными пуговицами и золотой вышивкой. Подай обыкновенное платье, — чмъ проще, тмъ лучше! Подай чорпое платье.

И Гумбо принесъ траурный нарядъ, который Гарри снялъ съ себя три мсяца тому назадъ.

Посл того мистеръ Гарри взялъ: 1) свои собственные щегольскіе новые золотые часы, 2) репетиръ, предназначенный въ подарокъ миссъ Гестеръ, 3) ожерелье, купленное для Тео, 4) перстни, которыхъ у нашего джентльмена было до полудюжины (несчитая стариннаго ддовскаго перстня, который онъ поцаловалъ и снова положилъ въ футляръ), 5) три золотыхъ табакерки, и 6) вязанный матерью кошелекъ съ тремя шиллингами, положенными въ него еще въ Виргиніи. Въ заключеніе Гарри надлъ шляпу и вышелъ изъ комнаты.

На лстниц его встрчаетъ мистеръ Руфъ, хозяинъ дома, который съ подобострастіемъ кланяется и подаетъ Гарри свертокъ бумаги, длиною покрайней мр въ ярдъ.

— Премного буду обязанъ, если мистеръ Варрингтонъ разсчитается. Сегодня мистриссъ Руфъ должна уплатить огромный счетъ.

Мистриссъ Руфъ содержитъ модный магазинъ. Мистеръ Руфъ считается однимъ изъ главныхъ лакеевъ и повренныхъ мистера Макрета, содержателя клуба Вайта. Видъ домовладльца нисколько не уменьшаетъ унылаго расположенія въ его квартирант.

— Могу ли надяться, что его милость будутъ такъ добры и покончатъ маленькій счетецъ?— спрашиваетъ мистеръ Руфъ.

— Разумется, я покончу, говоритъ Гарри, бросая мрачный взглядъ на голову мистера Руфа, стоявшаго нсколькими ступенями ниже.

— Быть можетъ, мистеру Варрингтону угодно разсчитаться теперь?

— Нтъ, не угодно, теперь-то я не разсчитаюсь! говоритъ мистеръ Варрингтонъ, спускаясь съ лстницы.

— Я очень, очень нуждаюсь въ деньгахъ, сэръ,— убдительнымъ тономъ говоритъ домовладлецъ.— Мистриссъ Руфъ….

— Знать ничего не хочу,— дайте дорогу! свирпо восклицаетъ мистеръ Варрингтонъ и, толкнувъ мистера Руфа, заставляетъ его летть кубаремъ съ своей собственной лстницы. Гарри спускается и выходитъ на улицу Бондъ.

Проходя мимо Чарингъ-Кросса, Гарри услышалъ барабанный бой и свистъ флейтъ, онъ взглянулъ на ршетку, окружавшую дворъ гвардейскихъ солдатъ, и увидлъ военное ученье.

— А вдь и я не хуже ихъ могу держать на плеч солдатское ружье, подумалъ онъ угрюмо, продолжая свой путь.

Гарри миновалъ переулокъ Сентъ-Мартенъ (гд имлъ нкоторое дло), вступилъ въ кварталъ Лонгакръ и тамъ отъискалъ сапожника, у котораго квартировалъ его пріятель, мистеръ Самсонъ. Хозяйка дома объявила, что мистера Самсона нтъ дома, но что онъ общался быть въ часъ пополудни: она знала мистера Варрингтона и потому провела его въ покои Самсона, гд Гарри слъ и, за недостаткомъ занятія, старался прочитать неконченную проповдь. Тема проповди была притча о Блудномъ сын. Мистеръ Гарри не обратилъ особеннаго вниманія на ея содержаніе.

Спустя нсколько времени, Гарри услышалъ пронзительный женскій голосъ, провожавшій кого-то на лстницу. Въ комнату вошелъ мистеръ Самсонъ и за нимъ рыдающая женщина.

Увидвъ Гарри, Самсонъ изумился, женщина остановилась. Углубленная въ домашнія заботы, она, безъ сомннія, забыла, что ея квартиранта ожидаетъ поститель.

— Въ цломъ дом не наберется тридцати гиней, — а онъ будетъ здсь ровно въ часъ!— ревла она, преслдуя свою жертву.

— Перестань пожалуйста, доброе мое созданіе!— вскричалъ запыхавшійся Самсонъ, указывая на Гарри, которой сидлъ у окна и во время ихъ прихода всталъ. Разв ты не видишь мистера Варрингтона?— У меня есть дло до него, весьма важное дло. Ты не безпокойся, — все будетъ устроено, какъ нельзя лучше.

Ласками и просьбами онъ усплъ выпроводить хозяйку дома, вмст съ толпой ребятишекъ, уцпившихся за полы ея платья.

— Самсонъ, я пришелъ попросить у васъ прощенія, сказалъ мистеръ Варрингтонъ.— Сегодняшнее мое обращеніе съ вами было грубо, несправедливо, неприлично со стороны джентльмена.

— Ни слова больше, сэръ, — холоднымъ и печальнымъ тономъ отвчалъ священникъ, кланяясь и слегка сжимая руку, которую Гарри протянулъ ему.

— Я вижу, вы все еще сердитесь, — продолжалъ Гарри.

— О нтъ, вы извинились и для меня этого довольно. Человкъ моего положенія боле этого не можетъ и не долженъ требовать отъ васъ. Вдь вы, конечно, не имли намренія оскорбить меня. Не бда, впрочемъ, еслибъ и имли. Вы не первый въ семейств оскорбляете меня и не послдній, сказалъ онъ, окинувъ печальнымъ взглядомъ всю комнату. Я желалъ бы никогда не знать имени Эсмонда Кастльвуда, продолжалъ онъ: — желалъ бы никогда не знать того мста, картина котораго виситъ надъ моимъ каминомъ, и въ которомъ я провелъ столько лтъ. Милордъ, вашъ кузенъ, привязался ко мн, общался дать мн независимое состояніе, держалъ меня въ зависимости пока не разстроилось его собственное состояніе, и теперь отказываетъ заплатить должное.

— Что вы разумете подъ словомъ должное? спросилъ Гарри.

— За три года жалованье. Убдясь, что вы не можете дать денегъ, я отправился сегодня къ милорду и просилъ его. Я палъ передъ нимъ на колна и умолялъ его. Но милорду не угодно было понять меня. Онъ подарилъ мн нсколько вжливыхъ словъ, но денегъ не далъ…. виноватъ, онъ предложилъ мн пять гиней, послднихъ, по его словахмъ, и я ихъ взялъ. Но что значитъ пять гиней при такой огромной сумм!— О бдныя, несчастныя дти!

— Неужели лордъ Кастльвудъ сказалъ, что у него нтъ денегъ? вскричалъ Гарри. Не дальше, какъ вчера, онъ выигралъ у меня тысячу сто гиней, которыя я заплатилъ ему изъ этого самаго бумажника.

— Быть можетъ, сэръ, быть можетъ. Милорду нельзя поврить ни въ одномъ слов, сказалъ мистеръ Самсонъ: — впрочемъ я думаю о полицейскомъ арест въ этомъ дом и о гибели добраго семейства.

— Не безпокойтесь, этого не случится, сказалъ мистеръ Варрингтонъ.— Вотъ здсь восемдесять гиней, употребите ихъ на доброе дло! Тутъ все, что я въ состояніи дать вамъ. Отъ чистаго сердца желалъ бы я дать боле общаннаго, — но вы по пришли въ свое время и я теперь самъ остаюсь безъ пенни.

Кастльвудскій священникъ посмотрлъ съ выраженіемъ безотчетнаго изумленія и поблднлъ. Онъ бросился на колна и схватилъ руку Гарри.

— Всемогущій Боже! воскликнулъ онъ:— неужели вы ангелъ хранитель, ниспосланный небомъ?— Вчера вы осуждали мои слезы, мистеръ Варрингтонъ. Но я не могу удержаться отъ нихъ. Он вырываются, сэръ, изъ глубины признательнаго сердца. Передъ подобнымъ благодяніемъ он полились бы изъ камней! Да будетъ надъ вами вчное благословеніе, да ниспошлетъ вамъ небо вчное счастіе и благоденствіе! Да услышатся мои мольбы о вашемъ счастіи, мой другъ, мой лучшій благодтель! Да….

— Довольно, довольно! встаньте, мой другъ… встаньте, мистеръ Самсонъ, сказалъ Гарри, котораго лесть и раболпство скоре огорчали, чмъ радовали. Я радъ, что могъ услужить вамъ…. чистосердечно радъ.— Оставьте, пожалуйста не стойте передо мной на колняхъ.

— Я стою на колнахъ передъ небомъ, которое послало васъ мн! воскликнулъ Самсонъ.— Мистриссъ Вестонъ! мистриссъ Вестонъ!

— Что вамъ угодно, сэръ? отвчала хозяйка, стоявшая у дверей во все это время.

— Мы спасены, мистриссъ Вестонъ! мы спасены! Становитесь на колна и благодарите нашего благодтеля! Дти! возвысьте ваши голоса и благословите его!

Невнятный лепетъ, вызванный въ дтяхъ кастльвудскимъ священникомъ, раздался вокругъ молодаго виргинца. Онъ смотрлъ на эту маленькую конгрегацію съ безпредльнымъ наслажденіемъ. Дти готовы были безусловно боготворить его. Одинъ изъ малютокъ не умлъ еще встать на колна.— А ты что, негодный! вскричала мать, ударивъ его: — становись на колна и молись за нашего благодтеля!…

Оставимъ эту умилительную сцену благодарности. Мистеръ Варрингтонъ удалился изъ квартала Лонгакръ, забывъ неудачи и огорченія предшествовавшихъ дней, онъ былъ полонъ сознанія, что совершилъ доброе дло.

Молодая женщина, съ которой Гумбо разговаривалъ въ тотъ вечеръ, когда Гарри примчался изъ Вайта, была мистриссъ Молли, горничная оакгорстскихъ лэди. Надо сказать, что гд бы не появлялся очаровательный Гумбо, онъ постоянно пріобрталъ друзей и поклонниковъ. Кажется, мы уже сказали, что была среда, когда Гарри внезапнымъ пріздомъ своимъ прервалъ сладкіе вечерніе разговоры, которыми Гумбо и мистриссъ Молли занялись посл пріятной прогулки.

Въ эту среду и слдующіе за ней четвергъ и пятницу одна молоденькая блдненькая двочка по нсколько часовъ просиживала у окна въ дом лорда Ротама, въ улиц Гиллъ, мать и сестра ея внимательно наблюдали ее. Она не хотла не только прогуляться, но и удалиться отъ окна. Сестра и мать знали, кого она поджидала. Однажды онъ прошелъ подъ самымъ окномъ, и надо было думать, что зайдетъ, но онъ пошелъ въ сосдній домъ. Папа ни слова не сказалъ дочерямъ своимъ о подаркахъ Гарри и только слегка намекнулъ матери о ссор съ молодымъ виргинцемъ.

Въ субботу вечеромъ давали оперу Гандля и папа привезъ билеты въ галлерею. Гетти отправилась въ театръ. Тео полагала, что перемна эта подйствуетъ на нее благопріятно, и притомъ…. притомъ она, можетъ статься, увидитъ кого нибудь,— но его въ театр не было, и музыка Гандля не производила на бднаго ребенка ни малйшаго впечатлнія. Будь эта опера какого нибудь синьора Бонончини, она и тогда бы не въ состояніи была отличить ее отъ оперы Гандля.

Въ то время, когда двицы раздвались, когда он скидывали съ себя новыя атласныя платья, въ которыхъ отправились въ оперу, и казались такими свженькими и хорошенькими сравнительно съ другими разряженными и разрумяненными двицами,— вошла мистриссъ Молли, и Тео не могла не замтить ей, до какой степени она казалась печальною. Тео постоянно оказывала сочувствіе къ чужому горю, нельзя сказать того же самого о Гетти: бдняжка, страдала недугомъ, свойственнымъ всякому смертному,— недугомъ, въ которомъ самолюбіе бываетъ главнйшимъ симптомомъ. Если вамъ случалось находиться среди помшанныхъ, то замчали ли вы, что они, кром себя, ршительно ни о комъ не думаютъ?

— Молли! что съ тобою?— спрашиваетъ добродушная Тео.

Молли только и ждала случая высказаться передъ своими молоденькими лэди.— Ахъ, миссъ Тео! Ахъ, миссъ Гетти! Я ужь и не знаю, какъ вамъ сказать!— Здсь былъ мистеръ Гумбо, негръ мистера Варрингтона, и объявилъ, что сегодня вечеромъ его господина взяли два полицейскихъ агента въ то самое время, когда онъ вышелъ изъ дома сэра Майльза Варрингтона, это какъ разъ насупротивъ нашего дома.

— Молчи, Молли! строгимъ голосомъ вскричала Тео.

Но чей это пронзительный крикъ?— Это крикъ мистриссъ Молли. Она требуетъ помощи, она не знаетъ, что длать, потому что миссъ Гетти упала въ обморокъ.

ГЛАВА XXI,
ВЪ КОТОРОЙ ГАРРИ ВСТРЧАЕТСЯ СЪ ДВУМЯ ДЯДЯМИ.

Вс мы, безъ сомннія, боле или мене знакомы со свтомъ, мимо нашихъ глазъ прошло множество разнообразныхъ лицъ, но есть особый родъ людей, которые служатъ весьма обыкновеннымъ предметомъ сатиры въ романахъ и комедіяхъ, образчиковъ которыхъ я почти вовсе не встрчалъ во время моихъ сношеній съ грховнымъ человчествомъ. Я говорю о религіозныхъ ханжахъ, лицемрахъ, вчно проповдующихъ и неврящихъ ни одному слову въ своихъ проповдяхъ. Чуждые шляпъ съ широкими полями и черныхъ мантій, они убждаютъ, увщеваютъ, грозятъ гнвомъ Божіимъ, благословляютъ, и въ тоже время не имютъ ни малйшей вры въ свой собственный рай, ни малйшаго страха къ преисподней. Посмотрите на открытыя лица поселянъ, группами идущихъ въ церковь въ воскресенье вечеромъ, посмотрите на этихъ служанокъ въ накрахмаленныхъ платьяхъ съ яркими лентами, сопровождаемыхъ молодыми прикащиками и подмастерьями, на эти маленькія полчища школьныхъ мальчишекъ, на этихъ свженькихъ нарядныхъ, молоденькихъ двушекъ и важныхъ матронъ, по призыву церковнаго колокола величаво выступающихъ съ позлащенными молитвенниками въ рукахъ.— Посмотрите на нихъ! Многіе ли изъ нихъ лицемры, какъ вы думаете? Весьма вроятно служанка мечтаетъ о своемъ возлюбленномъ, овошенный лавочникъ размышляетъ о выгодной покупк партіи сахара, или о томъ, приметъ ли мстный банкъ еще разъ его вексель, ученикъ изъ старшаго класса слагаетъ въ голов своей латинскіе стихи, заданные къ понедльнику, молодой повса думаетъ о томъ, что посл службы и проповди папа займется дома истолкованіемъ этой проповди и что потомъ за ужиномъ подадутъ вкусный пирогъ, у клирика дочь въ тяжелыхъ мученіяхъ, и онъ длаетъ возгласы, едва понимая ихъ значеніе, пасторъ облокотясь на бортъ каедры и закрывъ руками лицо, быть можетъ думаетъ о вексел, которому завтра кончается срокъ. Этихъ людей нельзя назвать неземными, они принадлежатъ свту, ихъ ноги еще не отдлились отъ земли, но все же они не ханжи, не лицемры. Есть люди, которые хранятъ религію въ душ своей, какъ драгоцнное врачующее средство, которое должно принимать во время болзни, всякій человкъ предлагаетъ ближнему свое цлебное средство, для исцленія другаго рекомендуетъ лкарство, исцляющее его собственную болзнь.— ‘У васъ спазмы, my dear-madam?— Примите эти капли, они удивительно полезны!— Вы употребляете много вина, мой добрый сэръ? Принимая эти пилюли, вы устраните вс дурныя послдствія отъ излишняго употребленія вина, и смло можете выпивать по бутылк портвейна ежедневно.— Но никто такъ усердно и съ такою любовію не предлагаетъ и не раздаетъ лкарствъ отъ душевныхъ и тлесныхъ недуговъ, какъ женщины. Намъ извстно, что всякая провинціальная лэди, особливо столтіе назадъ, имла домашнюю аптеку, приготовляла пилюли, порошки, микстуры и надляла ими цлую деревню.

Милэди Варрингтонъ приняла на себя обязанность пользовать и исцлять разстройство совсти и желудка у всхъ поселянъ своего мужа и у всего своего семейства. Она была блюстительницею вры и здоровья всей своей челяди. Одно небо можетъ сказать, знала ли она въ самомъ дл, какъ должно лчить? Попадались ли ей подъ руку пилюли или мораль, она предлагала то и другое съ равною врою въ свое собственное могущество, и ея паціенты съ покорностію и послушаніемъ глотали ея лкарства. Она считала себя одною изъ самыхъ добродтельныхъ, самоотверженныхъ, умныхъ, ученыхъ женщинъ въ свт, и звоня объ этомъ въ уши всмъ окружающимъ, успла принудить нкоторыхъ принять ея убжденія.

За обдомъ сэра Майльза столько было серебра, такое множество прислуживало ливрейныхъ лакеевъ, что требовалось нкоторое присутствіе духа, чтобы замтить, что пиво, которое дворецкій подавалъ на великолпномъ поднос, было самое слабое, и что на громадномъ серебряномъ блюд лежала одна только часть баранины. Когда сэръ Майльзъ предлагалъ тостъ за здоровье короля и чмокалъ своими веселыми губами, смакуя вино, онъ въ тоже время искоса посматривалъ и на вино и на общество, какъ будто въ рюмкахъ налита была чистйшая амврозія. Онъ спрашивалъ Гарри Варрингтона: бываетъ ли такой портвейнъ въ Виргиніи? говорилъ, что Гарри во всемъ Норфольк не найдетъ подобнаго вина, до такой степени выхвалялъ онъ вино свое, что Гарри дйствительно начиналъ признавать его превосходнымъ и прищурясь заглядывалъ въ рюмку, стараясь увидть въ рубиновомъ нектар достоинства, которыя замчалъ его дядя.

Какъ водится во многихъ добропорядочныхъ семействахъ текущаго столтія, мы усматриваемъ и въ семейств Варрингтоновъ два образца совершенства. Изъ двухъ взрослыхъ дочерей одна была величайшей красавицей, другая — величайшимъ геніемъ и ангеломъ изъ всхъ современныхъ ея сверстницъ,— такъ по крайней мр говорила лэди Варрингтонъ своему племяннику Гарри. Нжная мать по секрету объявила Гарри, что старшая дочь, красавица, была обручена съ Томомъ Клэйпулемъ, но что вторая дочь, геній и ангелъ, всегда готова къ бесд съ молодымъ кузеномъ, бесд, способствующей развитію его ума и улучшенію нравственности. Она играла для него на арф и пла, по далеко не какъ ангелъ, у нея во всякое время можно было попросить совта, наставленія,— совта иногда дльнаго, какъ думалъ Гарри,— и за это онъ предпочиталъ общество маленькой кузины, напоминавшей ему Фанни Моунтэйнъ, съ тою только разницею, что Фанни сейчасъ же посл обда удалялась въ дтскую. Красавица же посл обда занималась своими длами, мама отправлялась съ визитами къ бднымъ или садилась за свои безконечно-длинныя письма, папа дремалъ въ кресл, одна только кузина-геній оставалась занимать и развлекать молодаго Гарри.

Спокойствіе и тишина, господствовавшія въ дом, нравились молодому виргинцу и онъ любилъ искать въ немъ убжища отъ шума и разгула, въ которомъ проводилъ большую часть своей жизни. Его принимали въ этомъ дом съ такимъ радушіемъ, какого боле невозможно было требовать. Двери были отворены для Гарри во всякое время. Если Флоры не было дома, то его принимала Дора. Нсколько дней спустя посл перваго знакомства, Гарри и его маленькій кузенъ Майльзъ катались въ Парк, и Гарри постоянно добрый и щедрый ко всякому, съ кмъ сближался, далъ себ слово купить маленькую лошадку для кузена, гораздо лучше той, на которой здилъ этотъ мальчикъ, — какъ вдругъ повстрчались обстоятельства, которыя внезапно разрушили вс планы нашего бднаго Гарри, разстроили все, что относилось до экипажей и конюшни.

Сэръ Майльзъ Варрингтонъ хотя и воображалъ, что Виргинія островъ, но дамы были боле его свдущи въ географіи, и съ нетерпніемъ хотли услышать отъ Гарри все, что касалось его дома и его отечества. Съ своей стороны Гарри съ удовольствіемъ готовъ былъ разсказывать. Онъ описалъ имъ длину и ширину своихъ владній, назвалъ протекавшія по нимъ рки и означилъ естественныя произведенія. Въ дтскіе годы онъ самъ, подъ руководствомъ друга своего, длалъ топографическую съемку. Онъ начертилъ карту своего округа, набросалъ на ней мста значительныхъ городовъ, которые, въ сущности, были не что иное, какъ деревушки изъ деревянныхъ лачужекъ (но, для чести и славы своего отечества, Гарри угодно было, чтобы они носили названія городовъ и по возможности отличались прекраснымъ видомъ). Тутъ вотъ Потомакъ, здсь рка Джемса, а вотъ здсь набережная и кладовыя, откуда отправлялись корабли его матери, нагруженные табакомъ. Судя по этому, пространство помстья было не мене цлаго округа. Надо сказать правду, Гарри немного хвасталъ. Глядя на прекраснаго молодаго человка, въ бархатномъ наряд съ серебрянымъ шитьемъ, набрасывающаго на бумаг географическую карту и указывающаго, что тутъ гора, тутъ лсъ или городъ,— вы бы подумали, что передъ вами сидитъ принцъ, описывающій владнія своей матери королевы.— Иногда онъ самъ воображалъ себя принцемъ. Онъ владлъ милями, тогда какъ джентльмены въ Англіи — акрами. Не только Дора ловила каждое его слово, но и прекрасная Флора, склонивъ свою хорошенькую головку, слушала его со вниманіемъ. Ну можно ли молодаго Тома Клэйпула, съ его огромными сапогами, съ его громкимъ голосомъ, съ его наслдствами на какія нибудь ничего не значащія пять тысячъ акровъ,— можно ли сравнить его съ этимъ молодымъ американскимъ принцемъ и очаровательнымъ иноземцемъ?— Дора хотя и считалась ангеломъ, но начала терять свой ангельскій нравъ и упрекать Флору въ кокетств. Клэйпуль въ своемъ малиновомъ камзол безмолвно сидлъ передъ великолпнымъ Гарри въ манжетахъ и кружевахъ, разговаривающимъ о Марч и Честсрфильд, Сельуэйн, Болингброк и о другихъ аристократическихъ франтахъ. Мама полюбила Гарри, какъ сына, и любовь ея усиливалась съ каждымъ днемъ все боле и боле. Она заботилась о духовномъ благосостояніи бдныхъ индійцевъ и несчастныхъ негровъ въ Виргиніи. Она не знала, чмъ бы помочь неоцненной мадамъ Эсмондъ въ этомъ добромъ дл? У нея были степенный дворецкій и ключница, которые восхищались духовнымъ образованіемъ и плнительными музыкальными дарованіями Гумбо.

— Ахъ, Гарри, Гарри! вы ужасно безразсудный юноша! Отчего вы не пріхали къ намъ ране, и зачмъ теряли время между повсами въ тщеславномъ мір?— Впрочемъ еще не поздно. Мы исправимъ тебя, милый Гарри! Не правда ли, сэръ Майльзъ? Не правда ли, Дора? Не правда ли, Флора?

И вс три лэди воздваютъ къ небу глаза свои. Он непремнно его исправятъ. Дора садится подл Флоры и наблюдаетъ за ней. Что касается до мама, то, когда двицы узжали изъ дому, она бесдовала съ нимъ все серьезне и серьезне, нжне и нжне. За отсутствіемъ его неоцненной матери, она вызывается заступить ея мсто. Она даритъ ему книгу гимновъ, цалуетъ его въ лобъ. Словомъ дйствуетъ подъ вліяніемъ чистйшей любви, нжности, религіознаго уваженія къ своему дорогому, заблудшему, безразсудному милому племяннику.

Во время этихъ сантиментальностей, мистеръ Варрингтонъ, надо полагать, сильно заботился о приведеніи въ порядокъ своихъ финансовыхъ длъ, находившихся, какъ мы уже видли, въ весьма дурномъ положеніи. Фортуна, улыбавшаяся ему въ теченіе многихъ недль, вдругъ покинула его, и въ нсколько дней размтала по сторонамъ вс его пріобртенія. Можемъ ли мы сказать, что милордъ Кастльвудъ, ближайшій родственникъ молодаго виргинца, поступилъ съ нимъ неблагородно, и во время свиданія въ отдльной клубной комнат ограбилъ его? Нтъ! Мы не смемъ сказать ничего непочтительнаго относительно личности милорда, а между тмъ онъ выигралъ отъ Гарри послдній шиллингъ, и сталъ бы играть на имнье, еслибъ молодой человкъ, увидвъ себя совершенно пораженнымъ, не забастовалъ и не объявилъ, что долженъ прекратить неровную битву. Вспомнивъ, что отъ всего крушенія сохранились еще кое-какіе обломки, что у него осталась небольшая сумма денегъ, отложенная для бднаго Самсона, — Гарри пустился съ ней за игорный столъ, но и этотъ послдній ресурсъ пошелъ ко дну вмст съ прочею собственностію Гарри. Фортуна отлетла на крыльяхъ урагана, оставивъ несчастнаго искателя счастія почти нагаго на пустомъ берегу.

Когда человкъ молодъ, иметъ благородное сердце, когда все улыбается ему и представляется въ розовомъ свт, тогда онъ равнодушно переноситъ потерю денегъ. Гарри хотлъ продать лошадей, экипажи и вообще уменьшить свои прихоти. Еслибъ ему вдругъ понадобились деньги, то неужели ему не помогла бы тетка Бернштэйнъ, или его родственникъ, который выигралъ отъ него столь значительную сумму, или наконецъ добрый дядя Варрингтонъ и лэди Варрингтонъ, которые постоянно твердили о добродтели и благодяніи и признавались, что любятъ его, какъ сына? Онъ во всякое время могъ обратиться къ каждому изъ нихъ, или ко всмъ имъ вмст, между тмъ разсказъ Самсона о горестномъ положеніи его хозяина тронулъ молодаго джентльмена, и, съ цлію достать какъ можно скоре потребную сумму денегъ, Гарри отнесъ къ одному ростовщику, въ переулк Сентъ-Мартинъ, вс свои драгоцнныя вещи.

Надо сказать, что этотъ ростовщикъ былъ родственникъ, или пожалуй товарищъ по торговл того самаго мистера Спаркса, въ улиц Тавистонъ, отъ котораго Гарри купилъ… купилъ мы сказали?— о нтъ!— взялъ въ долгъ бездлушки, предназначивъ ихъ въ подарокъ своимъ оакгорстскимъ друзьямъ. Случилось такъ, что мистеръ Спарксъ постилъ своего товарища вскор посл того, какъ мистеръ Варрингтонъ заложилъ свои вещи. Узнавъ съ разу эмалевый съ брилліантовымъ колечкомъ репетиръ, запроданный Счастливому Юноицъ, ювелиръ не поскупился на выраженія, которыя я не смю повторить здсь, потому что меня и безъ того уже обвиняютъ въ излишней вольности. Джентльменъ, знакомый ростовщику, безъ всякаго сомннія, имлъ въ числ своихъ знакомыхъ двухъ-трехъ полицейскихъ агентовъ, а эти агенты имли у себя помощниковъ, которые, по указанію безпристрастнаго закона, готовы были во всякое время коснуться какъ эполета свирпйшаго капитана, такъ и прекраснаго плеча аристократическаго франта. Тже самые джентльмены, которые арестовали въ Тонбридж лэди Марію, были посланы арестовать въ Лондон ея кузена. Отъ словоохотливаго Гумбо они безъ затрудненія узнали, что мистеръ Гарри находился въ дом сэра Майльза Варрингтона, въ улиц Гулль, и въ то время, какъ Гумбо любезничалъ въ сосднемъ дом съ горничной мистриссъ Ламбертъ, мистеръ Костиганъ и его помощникъ поджидали на улиц бднаго Гарри, который наслаждался прелестями бесды въ семейномъ кружку, за столомъ своей тетки. Никогда еще дядя Майльзъ не былъ такъ радушенъ, никогда еще тетка Варрингтонъ не была такъ мила, добра и любезна, Флора казалась необыкновенно привлекательною, Дора была боле обыкновеннаго внимательною. При прощаньи милэди подала ему об руки и съ потолка призывала на него благословеніе.

— Какой ты недогадливый, племянникъ! говорилъ папа въ самомъ веселомъ расположеніи.— Въ твои лта я непремнно разцаловалъ бы двухъ такихъ хорошенькихъ двушекъ, какъ До и Фло, а вдь въ нашихъ жилахъ течетъ одна и таже кровь.— Перестань пожалуйста!— Я, лэди Варрингтонъ, разцаловалъ бы непремнно! Какой онъ чудакъ!— Посмотрите, — вдь не он раскраснлись, а онъ! Врно, он привыкли къ этому! ха, ха!

— Папа! восклицаютъ двицы.

— Сэръ Майльзъ! говоритъ величавая мать въ одно время съ дочерями.

— Бда не велика! продолжаетъ папа: — отъ поцалуя ничего не станется: не правда ли Гарри?

Я полагаю, что во время вышеприведенныхъ трехъ коротенькихъ фразъ, застнчивый кузенъ Гарри усплъ прикоснуться губами къ розовымъ щечкамъ кузины Флоры и кузины Доры.

Когда Гарри спускается съ лстницы съ своимъ дядей, мама, возведя, по обыкновенію, глаза къ потолку, произноситъ дочерямъ слдующую спичь:

— Какими драгоцнными качествами надленъ вашъ бдный, милый кузенъ! Сколько проницательнаго ума, смшаннаго съ простосердечіемъ, какія прекрасныя, благородныя манеры, хотя я и мало обращаю вниманія на лоскъ свтскаго образованія! Какъ жалко, какъ страшно подумать, что подобный сосудъ долженъ навсегда утратиться! Мы должны его сберечь, мои милыя. Мы должны вывесть его изъ среды безпутныхъ товарищей, оторвать его отъ этихъ ужасныхъ Кастльвудовъ, я должна это сказать, хотя и не хотла бы отзываться о ближнемъ съ дурной стороны. Я надюсь свести его съ пути нечестія и поставить на путь истины!

И лэди Варрингтонъ снова бросаетъ на карнизъ самый выразительный взглядъ, между тмъ какъ Дора и Флора съ сожалніемъ смотрятъ на дверь, за которою только что скрылся интересный кузенъ.

Сэръ Майльзъ провожаетъ Гарри съ лстницы, съ родительскою нжностію произноситъ на послдней ступеньк: God bless you, my boy!— крпко сжимаетъ руку Гарри и у дверей снова повторяетъ свое нжное благословеніе. Дверь наконецъ затворилась. Свтъ изъ пріемной озарилъ лицо и фигуру мистера Варрингтона. Два джентльмена, стоявшіе на другой сторон улицы, быстро подходятъ въ молодому виргинцу. Одинъ изъ нихъ вынимаетъ изъ кармана листъ бумаги и, положивъ руку на плечо мистера Варрингтона, объявляетъ ему, что онъ арестованъ. Подъзжаетъ наемная карета, и Гарри отправляется въ ней на ночлегъ въ Чансри-Лэнъ.

Боже мой! возможно ли подумать, чтобы по плечу виргинскаго принца похлопалъ оборванный помощникъ полицейскаго пристава! Возможно ли, чтобъ сынъ мадамъ Эсмондъ попалъ въ тюрьму для должниковъ, въ улиц Курситоръ!— Не завидно отдохновеніе нашего молодаго повсы въ эту ужасную ночь. Представимте себ его положеніе, мои любезные молодые друзья. Представимте угрызеніе совсти, которое отгоняетъ сонъ отъ его грязной подушки, представимте себ чудовищное веселье другихъ, безчувственныхъ обитателей этого мста, отзывающееся въ его ушахъ изъ сосдней комнаты, гд они бражничаютъ, представимте себ его бшенство, стыдъ, уничиженіе! Не сожалйте о немъ, молодые джентльмены,— вдь вы никогда не предавались расточительности и безразсудству и потому вамъ никогда не приводилось разсчитываться съ своей совстью.

ГЛАВА XXII.
ОКОВЫ И ЗАТОЧЕНІЕ.

Увидвъ себя заключеннымъ въ этомъ скучномъ, мрачномъ мст, Гарри чистосердечно раскаялся въ своихъ проступкахъ и и опрометчивости. Мысль о позорномъ арест приводила его въ негодованіе, возбуждала въ немъ бшенство. Его успокоивала, впрочемъ, надежда, что такое непріятное положеніе не будетъ продолжительно. У него было двадцать друзей, которые непремнно освободятъ его изъ этого заточенія, но вопросъ: къ кому изъ этихъ друзей онъ долженъ обратиться? Мистеръ Дрэперъ, дловой человкъ, былъ такъ услужливъ для него, добрый дядя — баронетъ, къ услугамъ Гарри предлагалъ свой домъ, и любилъ его, какъ сына, кузенъ Кастльвудъ выигралъ у него значительныя суммы, благородные друзья въ клуб Вайта, наконецъ баронесса Бернштэйнъ, — вс эти лица, по убжденію Гарри, должны были помочь ему въ его затруднительномъ положеніи, хотя, быть можетъ, нкоторые изъ нихъ и сдлали бы легкій выговоръ за его безразсудство. Главнйшее затрудненіе состояло въ томъ, чтобы вести это дло какъ можно осторожне, секретне, мистеръ Варрингтонъ заботился только о томъ, чтобы о позорномъ арест такого значительнаго джентльмена узнали въ публик весьма немногіе.— Да разв публика, зная все, не захочетъ знать еще боле? Разв блюда, изъ которыхъ состоитъ мой обдъ, разв дира на чулк, который у меня надтъ въ настоящую минуту, можетъ быть тайной для пытливаго врага, — хотя бы чулокъ этотъ прикрывали сапоги, и хотя бы я одвался въ то время, когда дверь моей квартиры была на замк?— Я упоминаю, впрочемъ, о дир на чулк такъ себ, ради примра. Поврьте, что публика, ршившись разузнать о насъ подробне, непремнно разузнаетъ. Въ этомъ случа одно только можетъ служить утшеніемъ, котораго мы, однакожь, никогда не принимаемъ,— именно, что публик нтъ надобности разузнавать наши тайны. Вы только примите въ соображеніе то злословіе, которое приводилось бы невольнымъ образомъ выслушать въ свое время, и потомъ представьте себя, какъ тяжелы и невыносимо скучны должны быть подобнаго рода освдомленія. Васъ сажаютъ въ тюрьму, и ужь вы воображаете себ навсегда опозореннымъ. Вслдствіе какихъ нибудь непредвиднныхъ обстоятельствъ, вы становитесь банкротомъ и длаете забавную сдлку съ вашими пріятелями, это обнаруживается, и вы воображаете, что свтъ будетъ васъ преслдовать? Вздоръ! Поврьте,— вашъ стыдъ ни больше, ни меньше, какъ одно тщеславіе. Показывайтесь въ публик, говорите вздоръ, какъ будто ничего не случалось и не случилось. Смотрите на все свысока, счищайте грязь съ вашего платья, являйтесь всюду съ улыбкой на лиц, и никто не обратитъ вниманія. Неужели вы думаете, что общество вынетъ изъ кармана платокъ и будетъ утирать невольныя слезы, когда вы умрете? Какая же ему нужда знать, позорите ли вы себя или не позорите? Даже и въ то время, когда какое нибудь происшествіе сдлается гласнымъ, въ обществ поговорятъ, пошутятъ, посмются, позваютъ, пообдаютъ, — и тмъ дло кончится. Поэтому, mi fili, стоитъ ли придавать своимъ частнымъ дламъ слишкомъ важное значеніе. А между тмъ мистеръ Гарри Варрингтонъ сердился, бсновался, какъ будто прикосновеніе руки къ его величественному плечу было ощутительно для цлаго свта.

Воображаю себ впечатлніе, которое произведетъ въ клуб мой арестъ! — размышлялъ мистеръ Гарри. Мистеръ Селуэйнъ ужь врно не поскупится на остроты по поводу моего несчастія! За игорнымъ столомъ вс услышатъ объ этомъ. Марчъ будетъ трепетать за пари, которое я проигралъ ему, — и дйствительно, мн трудно будетъ расквитаться съ нимъ. По случаю заточенія Дикаря…. вздумали же называть меня Дикаремъ!… въ тюрьму, они прокричатъ громкое ура! Какимъ образомъ появлюсь я снова въ свтъ? Къ кому мн обратиться за помощію?— Нтъ,— подумалъ онъ съ болзненнымъ ощущеніемъ въ добромъ и простомъ своемъ сердц: — я не пошлю съ перваго раза ни къ моимъ родственникамъ, ни къ благороднымъ клубнымъ друзьямъ. Прежде всего мн надо посовтоваться съ добрымъ Самсономъ. Онъ часто бывалъ въ такомъ положеніи и потому можетъ дать хорошій совтъ.

Вслдствіе этого, какъ только показались первые лучи утренней зари, посл невыразимо продолжительнаго промежутка времени, Гарри казалось, будто солнце, вовремя утреннихъ своихъ визитовъ, совершенно забыло навстить улицу Курситорь,— и какъ только зашевелились обитатели тюремнаго дома, мистеръ Варрингтонъ отправилъ гонца къ своему другу съ письмомъ, въ которомъ извщалъ о постигшемъ его бдствіи и умолялъ доставить утшеніе своимъ посщеніемъ и совтомъ.

Мистеръ Варрингтонъ не зналъ, что послать такую просьбу къ кастльвудскому священнику было тоже самое, что сказать ему: ‘я попалъ въ львиный вертепъ:— приди, мой добрый другъ, и раздли со мной мою участь!’ Весьма вроятно, Гарри думалъ, что затрудненія мистера Самсона кончились, или еще вроятне, Гарри до такой степени былъ занятъ своими собственными длами и своимъ положеніемъ, что не счелъ за нужное обратить вниманіе на дла своего ближняго. Отправивъ письмо, плнникъ нашъ немного успокоился, и даже потребовалъ завтракъ, который ему и подали немедленно. Слуга, подававшій завтракъ, спросилъ, угодно ли будетъ заказать обдъ, или мистеръ Варрингтонъ желаетъ обдать за столомъ мистера Бэйлифа вмст съ другими джентльменами? Отвтъ былъ отрицательный. Мистеръ Варрингтонъ не хотлъ заказывать обда. Онъ надялся выйти изъ этого мста раньше обда. Лакей ушелъ, думая, безъ всякаго сомннія, что это не первый джентльменъ, который объявляетъ, что не пройдетъ посл ареста и двухъ часовъ, какъ онъ выйдетъ изъ тюрьмы.

— Во всякомъ случа, сэръ, позвольте вамъ сказать, что если останетесь здсь, то въ два часа можете получить кусокъ хорошей говядины съ морковнымъ соусомъ, сказалъ скептикъ, и затворилъ дверь, оставивъ мистера Гарри наедин съ его печальными размышленіями.

Посланный мистера Гарри воротился назадъ съ отвтомъ, что кастльвудскій священникъ будетъ къ своему патрону въ первую свободную минуту, но пробило десять, одиннадцать, полдень, а Самсонъ не являлся. Вмсто его, около полудня пришелъ Гумбо съ чемоданомъ, заключавшимъ въ себ блье и платье мистера Гарри. Гумбо, рыдая, бросился въ ноги своего господина, съ тысячами увреній своей преданности изъявлялъ готовность умереть, снова отдаться въ рабство, сдлать все съ своей стороны, лишь бы выручить любимаго мистера Гарри изъ такого бдственнаго положенія. Выраженіе преданности и любви тронуло Гарри, онъ приказалъ Гумбо, все еще стоявшему на колнахъ и обнимавшему его колна, встать и успокоиться.

— Я объ одномъ тебя прошу,— повелительнымъ тономъ сказалъ мистеръ Гарри:— переодть меня и молчать объ этомъ дл. Помни, объ этомъ никому ни слова!

— О нтъ, сэръ, ни слова и никому! торжественно отвчалъ Гумбо и бережно началъ переодвать своего господина, туалетъ котораго, посл вчерашняго внезапнаго ареста и проведенной въ уныніи ночи, находился въ величайшемъ безпорядк. Гумбо напудрилъ волоса мистера Гарри, тщательно и элегантно принарядилъ его, такъ что мистеръ Варрингтонъ казался такимъ блистательнымъ и великолпнымъ, какъ будто приготовился сію минуту ссть въ портшезъ и отправиться въ Сентджемскій дворецъ.

Гумбо питалъ такое безпредльное уваженіе и такую привязанность къ своему господину, что до точности исполнилъ все, чего только требовали любовь и раболпіе. Но и для Гумбо были предметы, превышавшіе его силы. Онъ, напримръ, не могъ перемнить того, что было уже сдлано, въ случаяхъ, очень для него непріятныхъ, онъ не могъ удержаться, чтобъ не солгать или какъ нибудь вывернуться.— Языкъ лакея — языкъ лжи (я разумю тутъ лакеевъ черныхъ и блыхъ). Это созданіе ускользаетъ, увертывается и прячется, какъ запуганное животное, убгаетъ въ свою нору при вид человка, его тирана и преслдователя. Странные остатки феодализма и слдствіе нашей устарлой общественной жизни! Наши слуги (а разв они не люди, и не наши собраты?) становятся передъ нами чистыми лицемрами. Они никогда не говорятъ съ нами откровенно, никогда не услышишь отъ нихъ правды. Намъ слдуетъ негодовать, мы должны презирать ихъ за эту наглость, выталкивать ихъ за дверь. Но quo me rapis? О, мой незанузданный конекъ!

Итакъ, хотя Гумбо и далъ клятву не говорить ни слова объ арест своего господина, но сдержать эту клятву было невозможно. Съ сердцемъ, полнымъ глубокой горести, но съ языкомъ, никогда не устающимъ хвастаться, говорить вздоръ, шутить и лгать, мистеръ Гумбо объявилъ о горестномъ событіи значительному числу своихъ знакомыхъ, состоявшихъ преимущественно изъ джентльменовъ, носившихъ на плеч шерстяную витушку и другія украшенія изъ шерстянаго басона. Мы видли, какъ онъ сообщилъ эту новость слугамъ полковника Ламберта и лорда Ротама, онъ провозгласилъ ее въ лакейскомъ клуб, котораго былъ членомъ и который посщали члены аристократическихъ фамилій. Гумбо удостоилъ своимъ посщеніемъ комнату дворецкаго сэра Майльза Варрингтона, и тамъ, за кружкой пива, повторилъ исторію ареста съ различными украшеніями. Наконецъ онъ отправился къ людямъ баронессы Бернштэйнъ, съ которыми былъ въ дружескихъ отношеніяхъ, и повдалъ этому домашнему кружку о своей печали. По случаю ареста своего господина, Гумбо не имлъ ршительно никакихъ занятій, и потому вечеромъ завернулъ въ домъ лорда Кастльвуда и извстилъ обитателей его о прискорбномъ событіи. Такимъ образомъ, когда Гумбо, положивъ руку на сердце и заливаясь слезами, отвчалъ на приказанія своего господина: о нтъ, мистеръ! никогда и никому!— мы получаемъ возможность судить о степени доврія, которое слдуетъ допускать къ словамъ этого господина.

Гумбо, мы сказали, привелъ въ порядокъ туалетъ мистера Гарри, кончился печальный завтракъ, какъ медленно ни тянулись часы, но они шли въ порядк постепенности одинъ за другимъ, а Самсонъ все таки не являлся согласно своему общанію. Наконецъ, спустя нсколько времени посл полудня, прибыло отъ мистера Самсона письмо, на которомъ не успли еще высохнуть ни чернила, ни облатка. Содержаніе письма несчастнаго проповдника было слдующее:

‘О мой добрый сэръ! Я сдлалъ все, что только можетъ сдлать человкъ въ пользу своего господина! Отправляя ко мн письмо, вы не знали, сэръ, — въ какое положеніе меня поставите, врно не знали. Иначе, если ужь мн суждено сидть въ тюрьм, то почему бы не вмст съ вами, и почему попалъ я въ тюрьму черезъ трое дверей отъ вашей?

‘Да. Это фактъ. Въ то время, когда я спшилъ къ вамъ, зная вполн, какой опасности я подвергался…. но какой опасности не подвергся бы я по призыву такого моего благодтеля, какъ мистеръ Варрингтонъ?… меня схватили какіе-те два негодяя и отвели въ тюрьму Набота, близехонько отъ васъ, почти рядомъ, — такъ что мы можемъ слышать другъ друга черезъ стны садовъ, принадлежащихъ къ домамъ, въ которыхъ мы находимся въ заточеніи.

‘Я имю сообщить вамъ нчто важное, относительно вашихъ длъ, но объ этомъ не смю доврить бумаг. Дай Богъ, чтобы они поправились! Дай Богъ, чтобъ улучшилось и мое злосчастное положеніе! Это сердечная молитва

преданнаго вамъ и повергнутаго въ глубокую горесть
Д. С.’

Если мистеръ Самсонъ отказывается говорить, то мы считаемъ обязанностію познакомить читателя съ длами, о состояніи которыхъ бдный Самсонъ не ршался написать въ своемъ письм.

Болтливость Гумбо не распространилась до квартала Лонгакръ, и потому мистеръ Самсонъ оставался въ совершенномъ невдніи относительно бдственнаго положенія своего патрона, пока не получилъ письмо чрезъ посланнаго изъ переулка Чансри. Кастльвудскій проповдникъ, побуждаемый чувствомъ признательности за услугу, такъ недавно оказанную ему мистеромъ Варрингтономъ, ршился употребить вс свои усилія на отъисканіе помощи своему глубоко-огорченному покровителю. Зная, какую огромную сумму лордъ Кастльвудъ выигралъ у своего кузена, Самсонъ немедленно побжалъ въ его домъ, надясь пробудить въ немъ нкоторое сожалніе къ мистеру Варрингтону. Самсонъ сказалъ лорду Кастльвуду очень краснорчивую и трогательную рчь о несчастіи, постигшемъ его родственника, но эта рчь, несмотря на ея прекрасныя достоинства, нисколько не тронула нобльмена, которому она предназначалась.

Милордъ угрюмо и рзко положил и конецъ убдительнымъ доводамъ своего проповдника.

— Разв я не говорилъ вамъ, два дни тому назадъ, когда вы обдали со мной, что я бденъ, какъ нищій, мн никто не оставилъ состоянія. Маленькая сумма, которую я выигралъ у кузена, поглощена другими. Я не только не могу помочь мистеру Варрингтону, но увряю васъ, какъ честный человкъ, что, не зная еще объ этомъ несчастій, сегодня утромъ писалъ къ нему и просилъ его помочь мн.

Дйствительно письмо это прибыло къ мистеру Варрингтону изъ его квартиры, по городской почт.

— Милордъ, я долженъ достать ему денегъ.— Я знаю, что посл того какъ онъ помогъ мн, въ карман у него ничего не осталось. Онъ долженъ имть деньги, даже еслибъ мн пришлось заложить рясу и пасторку, вскричалъ проповдникъ.

— И прекрасно. Идите и заложите вашу пасторку, вашу рясу, все, что вамъ угодно. Вашъ энтузіазмъ длаетъ вамъ честь, — сказалъ милордъ и снова занялся газетой. Съ глубокимъ уныніемъ оставилъ его бдный Самсонъ.

Между тмъ милэди Марія услышала, что у брата ея сидитъ священникъ, и всячески старалась узнать предметъ ихъ совщанія. Когда Самсонъ, посл безплоднаго свиданія съ милордомъ, выходилъ изъ его кабинета, лэди Марія почти въ него вцпилась. Она втащила его въ столовую, на ея лиц замтны были сильные отпечатки печали и сочувствія.

— Скажите, пожалуйста, что сдлалось съ мистеромъ Варрингтономъ?

— Значитъ, вамъ уже извстно?— въ свою очередь спросилъ священникъ.

— О, если бы вы знали, въ какомъ волненіи я нахожусь съ тхъ поръ, какъ слуга его принесъ намъ это страшное извстіе?— Мы узнали объ этомъ по прізд изъ оперы… милордъ, милэди Кастльвудъ и я сидли въ лож лэди Ярмутъ.

— Значитъ, зналъ объ этомъ и милордъ? продолжалъ Самсонъ.

— Я же вамъ говорю, что Бенсонъ сообщилъ намъ эту новость за чаемъ, когда мы возвратились изъ оперы, сказала лэди Марія.

Убдясь въ такой двуличности, мистеръ Самсонъ потерялъ всякое терпніе и хладнокровіе.

— Это скверно, — сказалъ онъ, прибавивъ крпкое словцо.

И Самсонъ разсказалъ лэди Маріи о разговор съ лордомъ Кастльвудомъ, и объ отказ послдняго помочь своему кузену, посл выигрыша отъ него значительной суммы. Самсонъ съ особеннымъ краснорчіемъ и одушевленіемъ распространился о великодушномъ поступк съ нимъ мистера Варрингтона. Посл чего лэди Марія сдлала рядъ замчаній на счетъ своей фамиліи, замчаній, крайне невыгодныхъ для ея родныхъ и знакомыхъ. Когда между родными поселяется раздоръ, тогда о, Боже! какія истины они разсказываютъ другъ о друг, какія тутъ раскрываются тайны! Съ слезами, упреками, самыми сильными выраженіями, лэди Марія пустилась въ неистовую тираду, въ которой коснулась исторіи всей своей благородной фамиліи. Ея слова въ одинаковой степени относились до всхъ мужчинъ и женщинъ, обращаясь къ Небу, она длала вопросы: зачмъ оно создало такое чудовище, какъ…. (не считаемъ за нужное упоминать тхъ названій, которыми она надляла своихъ братьевъ, сестеръ, дядей, тетокъ, родителей), наконецъ, возбужденная гнвомъ, она бросилась къ дверямъ библіотеки съ такими пронзительными криками, съ такимъ изступленіемъ, что испуганный Самсонъ, предвидя неизбжную сцену, выбжалъ на улицу.

Милордъ, оторвавшись отъ книги или отъ другаго занятія, съ изумленіемъ посмотрлъ на разъяренную женщину и, выбравъ самое сильное проклятіе, намревался остановить имъ дальнйшіе порывы ея гнва.

Но мы уже видли, до какой степени доходило бшенство Маріи въ минуту ея возбужденія. Постоянно страшась брата, лэди Марія находилась въ настоящую минуту въ такомъ настроеніи духа, что его сарказмы и проклятія для нея ничего не значили.

— Такъ вотъ что, милордъ! вскричала она:— вы садитесь съ кузеномъ въ особую комнату и общипываете его, какъ голубка! Вы выиграли у него послдній шиллингъ, и теперь, когда онъ безъ денегъ, не хотите дать ему гинеи изъ вашего выигрыша!

— Чортъ возьми! этотъ Самсонъ вчно со сплетнями! сказалъ милордъ.

— Зачмъ же вы его держите? Отпустите его. Заплатите ему жалованье, и пусть онъ идетъ на вс четыре стороны: онъ будетъ радъ! продолжала Марія.

— Я держу его за тмъ, чтобы, въ случа надобности, выдать за него одну изъ моихъ сестеръ, — сказалъ милордъ, свирпымъ взглядомъ окинувъ сестру.

— Такъ вотъ къ чему служатъ женщины тамъ, гд есть такіе мужчины?— сказала лэди.

— Effectivement! сказалъ милордъ, пожавъ плечами.

— Чего же можно ожидать отъ насъ, когда у насъ такіе отцы и братья?— Конечно, мы нехороши, но что же вы-то такое?— У васъ нтъ ни благородства, ни чести, ни человческаго чувства. Съ вами, милордъ Кастльвудъ, не хотятъ играть ваши товарищи, и вы поддваете этого бднаго виргинскаго юношу, близкаго своего родственника, и объигрываете его! О, какой стыдъ, какой позоръ!

— Я полагаю, мы вс разъигрываемъ свои игры. Марія, разв ты не разъигрывала и не выиграла игры? Отчего ты вдругъ сдлалась такъ чувствительна къ бдному виргинскому юнош? Уже не расплакался ли мистеръ Гарри, или нтъ ли у васъ въ виду лучшаго предложенія?— вскричалъ милордъ. Если вы не нуждаетесь въ немъ, то, увряю, его съ радостію возьметъ одна изъ Варрингтонскихъ двъ, старая методистка въ улиц Гилль предоставитъ ему на выборъ любую изъ своихъ дочерей.— Марія Эсмондъ, вы чистйшая дура! Дура боле обыкновенной!

— Я была бы дурой, еслибъ думала, что одинъ изъ моихъ братьевъ ведетъ себя, какъ честный и благородный человкъ!— сказала Марія. Я дура, потому что ожидала увидть въ васъ совсмъ другаго человка, я надялась, что если вы увидите въ несчастьи своего родственника, то ему поможете, — если встртите ягненка, то его не острижете.

— Ягненка! не острижете!— Какой вздоръ ты говоришь! Разв ты не могла заключить, судя по образу жизни, особливо въ теченіе послднихъ мсяцевъ, чмъ кончится карьера этого виргинца?— Не выиграй я отъ него, выигралъ бы кто нибудь другой. Я вдь никогда не сердился на виды, которые ты на него имла. За чмъ же ты приходишь въ бшенство, если я протянулъ свою руку и принялъ отъ него то, что онъ раздаетъ всему свту? Я разсуждаю съ тобой, Марія, и самъ не знаю для чего.— Ты, кажется, довольно стара, чтобы понимать доводы разсудка. Можетъ быть, ты думаешь, что эти деньги должны принадлежать по закону лэди Маріи Варрингтонъ и ея дтямъ? Нтъ. Я теб скажу, что они, все равно, исчезли бы на клубномъ стол, а мн послужили къ уплат долговъ. Къ чему же посл этого твой гнвъ, твои слезы, угрозы и гадкій языкъ? Посмотри на меня! Я у тебя добрый братъ, который уплачиваетъ теб ласковыми словами и здравымъ смысломъ.

— Но этотъ добрый братъ могъ бы, кажется, подарить молодому человку, отъ котораго выигралъ сотни фунтовъ стерлинговъ, кром ласковыхъ словъ, еще что нибудь, возразила сестра нжнаго брата.

— Праведное небо, Марія! Неужели ты не замчаешь, что даже изъ этого обстоятельства, какъ оно, повидимому, ни непріятно, умная женщина можетъ извлечь свою пользу?— сказалъ милордъ.

Марія отвчала, что она его не понимаетъ.

— Сейчасъ я объясню. Я не назову дйствующихъ лицъ. Имя на рукахъ множество своихъ собственныхъ проклятыхъ длъ, я не вмшиваюсь въ чужія дла. Но допустимъ, что я случайно узналъ объ одномъ обстоятельств въ другомъ семейств, которое примнимо къ нашему. Дло вотъ въ чемъ. Молодой человкъ, съ блестящими надеждами, прізжаетъ изъ провинціи къ своимъ друзьямъ въ городъ, откуда именно, и въ какой городъ — это ршительно все равно. Старшая въ семейств родственница, остававшаяся въ двахъ въ теченіе — ужь я не знаю сколькихъ лтъ!— вынуждаетъ у молодаго человка общаніе жениться на ней,— на какихъ условіяхъ, тоже все равно.

— Милордъ, не хотите ли вы оскорбить вашу сестру, какъ оскорбили вашего кузена?— спрашиваетъ Марія.

— Дитя мое! да разв я возразилъ хоть словомъ противъ стрижки ягненка, противъ общипыванья голубенка, противъ объигрыванья въ карты? разв я приходилъ въ негодованіе, когда оскорбляли меня! Я знаю, какое снисхожденіе можно сдлать вашему характеру, знаю безразсудство, свойственное вашему полу. Я уже сказалъ, что отвчаю вамъ на все мягкими словами, но я буду продолжать мою исторію. Старшая родственница вынуждаетъ у молодаго человка общаніе, котораго молодой человкъ вовсе не иметъ намренія выполнить. Да, да, ршительно не хочетъ. Старшая родственница ему страшно наскучила, для своего оправданія онъ хочетъ сослаться на отказъ матери: онъ хочетъ сдлать все, что только можно, лишь бы отдлаться отъ даннаго общанія.

— И онъ сдлалъ бы, милордъ Кастльвудъ, еслибъ принадлежалъ къ нашей отрасли Эсмондовъ. Но молодой человкъ, о которомъ мы говоримъ,— человкъ благородный, сказала Марія, которая, несмотря на недостатокъ благородства въ своей фамилій, любила восхищаться этимъ качествомъ въ другихъ.

— Я не длаю никакихъ возраженій на замчанія моей сестры. Всякій изъ насъ можетъ нарушить общаніе, особливо если оно не существуетъ на бумаг.

— Милордъ! задыхаясь вскричала Марія.

— Перестаньте! я все знаю. Тонбриджская комедія была разъиграна теткой Бернштэйнъ съ превосходнымъ искусствомъ. Эта старуха лучше всякаго мужчины въ нашей фамиліи. Во время вашего ареста, у васъ обыскали вс камоды и обобрали вс письма индійскаго Магона. Когда васъ освободили, писемъ этихъ уже не было, и вы не сказали ни слова, какъ и слдуетъ благоразумной женщин, какою вы иногда бываете. А вы все еще гонитесь за своимъ ирокезцемъ. Оно, конечно, извинительно. Женщина съ вашей зрлой опытностью должна знать цну мужа. Но скажите, что значитъ потеря двухъ-трехъ сотъ фунтовъ стерлинговъ?

— По вашему, милордъ, не боле трехъ сотъ фунтовъ стерлинговъ? возразила Марія.

— Ну положимъ сотней другой больше или меньше. Ну что значитъ этотъ проигрышъ въ карты?— Чистйшій вздоръ! Вы, другое дло, вы играете на княжество. Вы хотите выиграть Виргинское королевство, и если хотите выслушать мое мнніе, то я долженъ вамъ сказать, что маленькое несчастіе съ вашимъ нарченнымъ послужитъ для васъ уже величайшимъ счастіемъ.

— Я васъ не понимаю, милордъ.

— C’est possible, — присядьте и я объясню вамъ.

И Марія, подлетвшая къ брату, какъ разъяренная львица, сла у ногъ его, какъ самая тихая овечка.

——

Всть объ арест мистера Варрингтона, занесенная мистеромъ Гумбо въ улицу Кляржесъ, сильно встревожила баронессу Бернштэйнъ. Баронесса хотла было допросить негра и получить подробнйшія свднія о несчастій Гарри, но мистеръ Гумбо, спшившій разнести столь интересное извстіе въ другія части города, исчезъ въ то самое время, когда милэди послала за нимъ. Посл ночи, проведенной въ безсонниц, ея состояніе нисколько не улучшилось. Я завидую той dame de compagnie, которая играла съ баронессой въ карты, или служанк, которая спала въ ея комнат. Арестъ — дло весьма обыкновенное, событіе, повторявшееся ежедневно, какъ свтской женщин, ей было хорошо извстно, въ какое затруднительное положеніе попалъ ея повса племянникъ!— Много ли понадобится денегъ на его выкупъ? Какимъ образомъ промоталъ онъ онъ вс свои деньги? Если онъ задолжалъ не слишкомъ много, то баронесса съ радостію готова была помочь ему. Ей даже нравились его проказы и мотовство. Гарри былъ для нея единственнымъ существомъ, на которомъ она, посл долгихъ скучныхъ лтъ, могла сосредоточить всю свою любовь. Какъ баронесса, такъ и Гарри, провели эту ночь въ безсонниц, и съ наступленіемъ ранняго утра, посланные съ той и другой стороны, по одному и тому же длу, быть можетъ, встртились на дорог.

Посланный баронессы спшилъ въ квартиру ея адвоката, мистетера Дрэпера, съ предложеніемъ собрать свднія, за какую сумму арестованъ Варрингтонъ, и съ этими свдніями прибыть къ баронесс. Эмиссары Дрэпера узнали сумму, за которую арестовали молодаго джентльмена. Если были другіе кредиторы, что не подлежало ни малйшему сомннію, то они, узнавъ объ арест Гарри, немедленно должны были явиться съ своими требованіями.

Мистеръ Дрэперъ узналъ, что въ настоящее время мистеръ Варрингтонъ арестованъ за долги: мистеру Спарксу, ювелиру, за эти несчастные подарки — столько-то, домохозяину за кушанье, за квартиру, за отопленіе — столько-то. Мистеръ Дрэперъ готовъ былъ, по первому приказанію баронессы, уплатить эти долги. Особливо и какъ можно скоре нужно было расплатиться съ ювелиромъ, потому что мистеръ Гарри взялъ у него въ долгъ нкоторыя вещи и, заложивъ ихъ ростовщику, поступилъ весьма неблагоразумно. Вроятно ему вдругъ понадобились деньги, вроятно онъ имлъ намреніе немедленно выкупить заложенныя вещи, и нтъ никакого сомннія, что въ этомъ поступк онъ имлъ въ виду какую нибудь благородную цль, но дло легко можетъ принять безобразный видъ, особливо когда сдлается гласнымъ, и потому, по мннію Дрэпера, не мшало бы съ ювелиромъ разсчитаться немедленно.

— Тысяча фунтовъ не составитъ ни малйшаго затрудненія для джентльмена съ званіемъ и ожиданіями мистера Варрингтона, — сказала мадамъ де Бернштэйнъ.

Ни малйшаго, баронесса очень хорошо знала, что мистеру Варрингтону принадлежали капиталы, насчетъ которыхъ, при ея поручительств, можно было сейчасъ же достать деньги.

— Не прикажете ли немедленно създить и покончить это дло съ г. Амосъ? Часа въ два мистеръ Гарри могъ бы явиться къ обду баронессы и изумить клубныхъ товарищей, которые, безъ сомннія, радуются его несчастію, замтилъ сострадательный мистеръ Дрэперъ.

Но у баронессы были совсмъ другіе виды.

— Я думаю, добрый мой мистеръ Дрэперъ, сказала она:— молодой повса много посялъ плевелъ, я желаю, чтобы онъ вышелъ изъ тюрьмы совершенно чистымъ, безъ всякихъ долговыхъ обязательствъ. Вамъ вдь вс его долги извстны.

— Нтъ, мадамъ, ни одинъ джентльменъ не объявитъ всхъ своихъ долговъ, отвчалъ мистеръ Дрэперъ: — по крайней мр изъ тхъ джентльменовъ, съ которыми я имлъ дло, ни одинъ не объявилъ до точности.

— Но, знаете, есть одинъ долгъ, который безсудный юноша сдлалъ и отъ котораго его надобно бы освободить, мистеръ Дрэперъ. Помните маленькое обстоятельство, случившееся осенью, въ Толбридж. Еще я тогда же присылала къ вамъ Кэза?

— Если вашему сіятельству угодно напомнить объ этомъ обстоятельств, то въ такомъ случа — помню, сказалъ мистеръ Дрэперъ, длая низкій поклонъ. Адвокатъ тоже, что и исповдникъ: все, что сказано ему, должно быть тайною навсегда и для всхъ.

На этомъ основаніи и мы должны умолчать о тайн мадамъ Бернштэйнъ, но читатель быть можетъ угадаетъ ее изъ послдующихъ дйствій адвоката.

Мистеръ Дрэперъ былъ убжденъ, что рано или поздно, но получитъ письмо отъ бднаго молодаго плнника въ улиц Курситоръ, и ждалъ этого письма, ршившись раньше того не посщать мистера Варрингтона. Прошло тридцать шесть часовъ, прежде чмъ дальновидный адвокатъ получилъ приглашеніе. Въ этотъ промежутокъ времени Гарри провелъ два самыхъ скучныхъ, самыхъ тяжелыхъ дня, какихъ не проводилъ въ теченіе всей своей жизни.

Надо сказать, что въ долговой тюрьм никогда не было недостатка въ обществ, комнаты полицейскаго пристава постоянно были наполнены народомъ, но Гарри предпочиталъ уединеніе въ грязной комнат обществу, собиравшемуся за столомъ жены пристава. Уже на второй день ареста, когда кошелекъ его отъ непомрно высокой таксы въ дом совершенно опустлъ, Гарри ршился обратиться къ мистеру Дрэперу. Въ посланномъ письм Гарри извщалъ адвоката о своемъ положеніи и убдительно упрашивалъ его не говорить ни слова объ этомъ обстоятельств мадамъ де Бернштэйнъ.

Къ тетк своей Гарри намревался обратиться въ самомъ крайнемъ случа. Она обходилась съ нимъ съ такою любовію, что одна мысль разсчитывать на ея великодушіе возмущала его, и онъ старался утшить себя тмъ, что, вовсе не давая ей знать о своемъ несчастій, успетъ изъ него выпутаться. Притомъ же просить денегъ у женщины ему казалось въ нкоторой степени унизительнымъ. Гарри сперва хотлъ стукнуться къ тмъ своимъ друзьямъ, которые могли бы помочь ему, еслибъ захотли. Онъ намревался сдлать Самсона посредникомъ въ этомъ дл, но этотъ бдняга былъ схваченъ въ то время, когда спшилъ выручать своего друга.

За отсутствіемъ Самсона, Гарри принужденъ былъ прибгнуть къ своему чорному лакею, и Гумбо цлый день бгалъ между Темпльскими воротами и аристократическимъ кварталомъ столицы съ письмами отъ несчастнаго господина. Прежде всего Гарри послалъ къ своему родственнику, графу Кастльвуду, конфиденціальное письмо, въ которомъ объяснилъ, какимъ образомъ попалъ онъ въ тюрьму, и просилъ его ссудить деньгами, необходимыми для покрытія долга.— ‘Прошу васъ просьбу мою и причину ея держать въ глубокой тайн отъ милэди и милыхъ кузинъ’, — писалъ бдный Гарри.

‘Кто бы могъ подумать о такомъ несчастіи? писалъ въ отвтъ лордъ Кастльвудъ.— Полагаю, вы не получили моей вчерашней записки. Вроятно она лежитъ у васъ на квартир, гд… я надюсь… вы сами будете въ скорйшемъ времени. Любезный мистеръ Варрингтонъ, считая васъ за человка богатаго, какъ Крезъ… въ противномъ случа, я ни за что на свт не слъ бы играть съ вами въ карты…. я написалъ къ вамъ вчера, прося одолжить мн нсколько денегъ, чтобъ укротить и успокоить нкоторыхъ алчныхъ моихъ кредиторовъ. Бдный мой другъ! деньги ваши вс до послдняго шиллинга пошли на нихъ, и еслибъ я не пользовался привилегіями англійскаго пэра, я бы тоже сидлъ теперь вмст съ вами въ вашей тюрьм. Да освободитесь вы отъ нея!— вотъ молитва преданнаго вамъ Кастльвуда’.

Таковъ былъ результатъ первой просьбы, и мы можемъ представить себ, съ какимъ уныніемъ мистеръ Гарри читалъ отвть на нее. Но, ничего!— У насъ есть еще въ виду добрый, веселый дядя Варрингтонъ. Не дальше, какъ вчера вечеромъ, жена его цаловала Гарри и любила какъ сына. Этотъ дядя молилъ вчера о ниспосланіи на Гарри благословенія, и вообще оказывалъ ему родительскую любовь и нжность. Надленный отъ природы застнчивостью и скромностью, Гарри въ присутствіи этихъ добродтельныхъ родителей и ихъ семейства ни слова не сказалъ о своихъ проказахъ, о конскихъ скачкахъ, объ азартныхъ играхъ, о своемъ мотовств. Теперь надобно было признаться во всемъ. Онъ долженъ былъ покаяться, какъ блудный сынъ и гршникъ, и просить ихъ прощенія. Поэтому, блудный сынъ слъ и сочинилъ трогательное посланіе къ дяд Варрингтону, — объяснилъ ему свое горестное положеніе и умолялъ о помощи. Но правда ли, что нашему гордому виргинцу пришлось раскусить самый горькій орхъ? Гарри провелъ надъ сочиненіемъ этого письма нсколько часовъ, оно стоило ему тяжелыхъ чувствъ и глубокаго размышленія. Онъ разорвалъ нсколько листовъ лучшей почтовой бумаги, прежде чмъ сформировалось желаемое посланіе, съ которымъ бдный рыдающій Гумбо (котораго сильно бранили помощники и его паразиты, потому, что по ихъ мннію, онъ отнималъ у нихъ доходъ) отправился по адресу.

Вечеромъ врный негръ принесъ толстое письмо, писанное теткой. Гарри распечаталъ его дрожащей рукой. Онъ воображалъ, что конвертъ былъ полонъ ассигнацій. Но, о Боже! въ немъ заключалась проповдь (на тему: Даніилъ во рву со львами), сочиненія мистера Витфильда, и письмо отъ лэди Варрингтонъ, извщавшее, что, во время отсутствія сэра Майльза изъ Лондона, она иметъ привычку вскрывать письма на его имя, и этимъ путемъ узнала го, что ей приходится оплакивать изъ глубины своей души, а именно, что ея племянникъ Варрингтонъ расточителенъ и надлалъ множество долговъ. Само собою разумется, въ отсутствіи сэра Майльза, она не можетъ имть въ своемъ распоряженіи суммы, которую просилъ мистеръ Варрингтонъ, вмсто того она посылала ему сердечныя молитвы, глубочайшее сожалніе и небольшую проповдь неоцненнаго мистера Витфильда, которая доставитъ Гарри утшеніе въ его настоящемъ (увы! она полагала, незаслуженномъ) бдствіи. Милэди присовокупила длинный списокъ главъ Св. Писанія, чтеніе которыхъ принесетъ ему пользу. Еслибы въ такую минуту можно было говорить о длахъ свтскихъ, то она намекнула бы мистеру Варрингтону, что его орографія далеко была неправильна. Съ своей стороны она вполн соглашалась съ его желаніемъ, чтобы милыя его кузины не знали объ этомъ прискорбномъ обстоятельств. Съ искреннимъ желаніемъ всего лучшаго здсь и повсюду она подписалась любящею теткой

Маргаритой Варриннгтонъ.

Несчастный Гарри закрылъ лицо руками и, положивъ локти на грязный замазанный столъ, безсмысленно смотрлъ на стоявшую передъ нимъ свчу. Слуга пристава, тронутый красотою молодаго человка, намекнулъ на кружку пива, но Гарри не могъ ни пить, ни сть. Зато могъ Гумбо. Печаль не имла невыгоднаго вліянія на его аппетитъ. Не переставая хныкать, онъ опорожнилъ кружку пива и уничтожилъ весь хлбъ и мясо, подданные Гарри. Между тмъ Гарри написалъ еще письмо, и врный слуга снова побжалъ вручить его по адресу.

По приказанію господина своего, Гумбо отправился прямо въ клубъ Вайта, гд и нашелъ человка, къ которому письмо было адресовано. Мистеръ Гарри, для котораго время тянулось такъ медленно, изумился быстрот, съ которою негръ исполнилъ его порученіе. Впрочемъ отвтъ, котораго ожидалъ Гарри, не требовалъ много времени.

— Милордъ написалъ его на конторк буфетчика, пока я стоялъ вмст съ мистеромъ Моррисомъ, сказалъ Гумбо.— Вотъ содержанія этого письма.

‘Милостивый Государь!

Къ сожалнію, я не могу исполнить вашего желанія. Въ настоящее время я совсмъ безъ денегъ, уплативъ значительныя суммы какъ вамъ, такъ и другимъ джентльменамъ.

Вашъ покорный слуга
Марчъ и Р’.

— А что сказалъ лордъ Марчъ, прочитавъ мое письмо? спросилъ мистеръ Варрингтонъ, поблднвъ.

— Сказалъ, что это чистйшая нелпость. Тоже самое сказалъ мистеръ Моррисъ, когда лордъ Марчъ показалъ ему ваше письмо. Мистеръ Моррисъ сказалъ еще: какая дерзость!

Гарри разразился такимъ громкимъ смхомъ, что приставъ подумалъ, врно молодой джентльменъ получилъ радостную всть, и въ душ постовалъ, что ему придется потерять постояльца. Впрочемъ смхъ мистера Гарри вскор прекратился, и самъ Гарри опустился въ кресло и уныло началъ смотрть на каминный огонь.

— Я…. да…. я желалъ бы выкурить теперь трубку виргинскаго табаку сказалъ онъ, подавляя вопль въ своей душ.

Гумбо залился слезами: онъ бросился къ колнамъ Гарри, цаловалъ его ноги и руки.

— О господинъ, мой добрый господинъ, что скажутъ теперь дома? проговорилъ онъ сквозь горькія слезы.

Горесть и преданность негра тронули тюремщика, глядя на блдное лицо Гарри, онъ сочувствовалъ его несчастію.

— Вы ничего не кушали втеченіе этихъ двухъ дней, сказалъ онъ тономъ грубаго сожалнія.— Покушайте немного. Вы не первый джентльменъ и не послдній, которому приходилось попадать сюда и освобождаться. Позвольте мн принести вамъ ужинъ и стаканъ пуншу.

— Мой добрый другъ, сказалъ Гарри съ болзненной улыбкой: — въ здшнемъ дом постановлено за все платить наличными деньгами, не правда ли! А я откровенно долженъ теб сказать, что у меня мтъ шиллинга, на который бы можно купить кусокъ мяса. Деньги, которыя имю я, мн нужны на письма.

— О господинъ! заревлъ Гумбо.— Посмотрите сюда, мой добрый мистеръ Гарри! Здсь довольно денегъ…. здсь двадцать три, двадцать пять гиней. Здсь есть золотой мондаръ изъ Виргиніи… здсь… нтъ этого нельзя… Это кипсеки отъ прекраснаго пола. Возьмите все…. все… завтра я продамъ себя, но на сегодняшній вечеръ для васъ достаточно.

— Небо да благословитъ тебя, Гумбо! сказалъ Гарри, положивъ руку на курчавую голову негра:— я радуюсь, что ты свободенъ, и накажи меня Богъ, если я не приму предлагаемой помощи отъ такого друга, какъ ты. Принеси мн что нибудь поужинать и трубку табаку, — слышишь ли? трубку табаку!

И Гарри поужиналъ съ наслажденіемъ. Когда Гумбо выходилъ въ тотъ вечеръ изъ дому, привратники и помощники пристава пожали ему руку и посл того постоянно оказывали ему уваженіе.

ГЛАВА XXIII.
ПОСТИТЕЛИ.

Великодушный поступокъ мистера Гумбо успокоилъ и смягчилъ взволнованное сердце его господина. Вторая ночь въ долговой тюрьм была проведена мистеромъ Гарри пріятне первой. Здсь покрайней мр онъ нашелъ человка, который готовъ былъ помочь ему и сочувствовать. Но все же сердце Гарри оставалось черствымъ и гордымъ въ отношеніи ко всему остальному свту. Кром тхъ людей, въ среду которыхъ забросила его судьба, вс другіе, думалъ онъ, самолюбивы, чужды состраданія и великодушія. Гарри постучался и къ набожной тетк Варрингтонъ, и къ аристократическому другу Марчу, и къ цинику-кузену Кастльвуду, но вс они отозвались, что помочь не въ состояніи, что они сами нуждаются. Еслибъ заточеніе его продолжалось лтъ на двадцать, онъ и тогда не позволилъ бы себ просить милости у кого либо изъ нихъ. Глупецъ онъ былъ, если врилъ въ ихъ общанія и полагался на ихъ дружбу! Въ этой гадкой, холодной, эгоистической стран дружбы не существовало. Гарри готовь былъ оставить Англію въ ту же минуту. Онъ не полагался ни на одного англичанина,— ни на великаго, ни на малаго. Гарри готовъ былъ отправиться въ Германію и сдлать военную компанію съ королемъ полководцемъ, хотлъ бы ухать домой въ Виргинію, углубиться въ тамошнія дебри и цлый день охотиться, хотлъ бы сдлаться факторомъ или управляющимъ имнья своей матери, жениться на Полли Броадбентъ или на Фанни Моунтэйнъ, сдлаться табачнымъ плантаторомъ или фермеромъ, — словомъ сдлаться чмъ угодно, лишь бы только не оставаться среди этихъ англійскихъ прекрасныхъ джентльменовъ. Посл такихъ размышленій, Гарри всталъ на другое утро съ веселымъ выраженіемъ, но съ гнвнымъ настроеніемъ духа. Въ ранній часъ утра преданный Гумбо явился къ услугамъ своего господина и принесъ ему нсколько писемъ.

— Я хотлъ было принести еще платья, сказалъ честный Гумбо: — но мистеръ Руфъ, домохозяинъ, не позволилъ взять.

Полученныя письма нисколько не интересовали Гарри, онъ вскрылъ одно, другое, третье — это были все счеты. Гарри вскрылъ четвертое, — это была записка, въ которой домохозяинъ говорилъ, что не позволитъ вынести изъ дому ни одной вещи мистера Варрингтона, что если его счетъ не будетъ уплаченъ немедленно, онъ продастъ вс эти вещи для своего удовлетворенія, и наконецъ, что негръ его долженъ искать себ ночлега гд хочетъ. Онъ едва позволилъ Гумбо взять съ собой свои собственныя вещи и чемоданъ. Гумбо сказалъ, что онъ съискалъ себ ночлегъ…. у своихъ пріятелей, въ дом лорда Ротама.

— Я ночевалъ у прислуги полковника Ламберта, — сказалъ мистеръ Гумбо, устремивъ на своего господина пристальный взглядъ. Миссъ Гетти, узнавъ о вашемъ арест, упала въ обморокъ, а мистеръ Ламбертъ, — какой онъ добрякъ!— говоритъ мн сегодня по утру: — ‘Гумбо, говоритъ, ты скажи своему господину, что если онъ нуждается во мн, то пусть пришлетъ за мной, — и я приду.’

Гарри былъ тронутъ, услышавъ, что его несчастіе произвело такое впечатлніе на бдную Гетти. Онъ не совсмъ врилъ словамъ Гумбо относительно ея обморока, хорошо зная, что онъ любитъ преувеличивать. Но когда Гумбо сказалъ о вызов полковника, духъ молодаго человка снова омрачился.

— Чтобы я послалъ къ Ламберту, подумалъ онъ, заскрежетавъ зубами, къ человку, который оскорбилъ меня и швырнулъ мн въ лицо мои подарки! Если бы мн пришлось умирать съ голоду, я и тогда не попросилъ бы у него даже корки хлба!

Вскор посл, окончивъ свой туалетъ, Гарри Варрингтонъ потребовалъ завтракъ, и вмст съ тмъ отправилъ Гумбо съ коротенькой записочкой къ мистеру Дрэперу, приглашая его къ себ для нкоторыхъ объясненій.

— Записка отличалась такимъ надменнымъ тономъ, какъ будто мистеръ Гарри писалъ ее къ одному изъ своихъ негровъ, а отнюдь не къ свободному англичанину,— сказалъ Дрэперъ, которому Гарри, дйствительно, оказывалъ невыносимое снисхожденіе.— Оно, конечно, хорошо въ джентльмен, который иметъ возможность задавать подобный тонъ, но въ джентльмен, посаженномъ въ долговую тюрьму, это гадко!— Я имю особенное расположеніе нейти!

Несмотря на то мистеръ Дрэперъ пошелъ и убдился, что Гарри Варрингтонъ былъ гораздо заносчиве, чмъ въ самые лучшіе дни своего благополучія. Мистеръ Варрингтонъ сидлъ на кровати, какъ лордъ, въ великолпномъ шлафрок и съ роскошно убранными волосами. Онъ далъ негру знакъ подать Дрэперу стулъ.

— Извините, мадамъ, но къ такой надменности и къ такимъ выходкамъ я не привыкъ! замтилъ взбшенный адвокатъ.

— Возьмите стулъ и продолжайте, мой добрый мистеръ Дрэперъ,— улыбаясь сказала мадамъ де-Бернштэйнъ человку, которому предстояло дать отчетъ съ своихъ дйствіяхъ. Гнвъ адвоката забавлялъ ее. Ей нравилось, что племянникъ ея не падалъ духомъ и въ несчастіи.

Какимъ образомъ Дрэперъ долженъ былъ дйствовать при свиданіи съ Гарри, было еще наканун условлено между нимъ и баронессой. Дрэперъ былъ человкъ способный и нердко оказывалъ своимъ кліентамъ хорошія услуги, но въ настоящемъ случа ему не удалось, потому что онъ былъ взволнованъ и разгнванъ или, что еще вроятне, потому что не понималъ джентльмена, съ которымъ ему привелось имть дло.— Я полагаю, что тотъ, чьи глаза устремлены на эту страницу, благороднйшій изъ читателей. Джентльменъ… вы, мой добрый сэръ, безспорно джентльменъ…. неужели вы не замчали въ своихъ сношеніяхъ съ неджентльменами, что вы оскорбляете ихъ, вовсе не зная, какимъ образомъ и почему?— Такъ, неджентльменъ оскорбляетъ васъ въ тысячахъ разнообразныхъ видовъ, о которыхъ бдное созданіе не иметъ ни малйшаго понятія. Онъ или сдлаетъ, или скажетъ что нибудь такое, что невольнымъ образомъ должно возбудить ваше пренебреженіе. Онъ замчаетъ это пренебреженіе (вдь онъ всегда на сторож, ему какъ-то неловко становится за себя, за свои манеры, за свое поведеніе) и приходитъ въ бшенство. Вы говорите съ нимъ, кажется, очень естественно, а ему воображается, что вы надъ нимъ сметесь. Вы къ нему совершенно равнодушны, онъ васъ ненавидитъ и ненавидитъ тмъ боле за ваше равнодушіе.

— Гумбо!— стулъ мистеру Дрэперу! говоритъ мистеръ Варрингтонъ, укутывая въ полы парчеваго шлафрока ноги, спущенныя съ грязной кровати.— Присядьте, пожалуйста, и переговоримте о нашемъ дл. Премного вамъ обязанъ за скорый вашъ отвтъ на мое посланіе. Вроятно вы еще раньше услышали о моемъ несчастіи.

Мистеръ Дрэперъ слышалъ объ этомъ обстоятельств.

— Дурныя всти, мистеръ Варрингтонъ, разносятся быстро, сказалъ онъ:— я съ удовольствіемъ готовъ предложить свои услуги, если вы въ нихъ нуждаетесь. Обстоятельство, что джентльменъ вашего званія находится въ такомъ непріятномъ положеніи, должно сильно огорчить вашихъ пріятелей, вашихъ родныхъ.

— Мистеръ Дрэперъ, я былъ очень неблагоразуменъ. Я жилъ свыше своихъ средствъ. (Мистеръ Дрэперъ поклонился). Я игралъ въ обществ съ джентльменами несравненно богаче меня, и проклятое несчастье унесло у меня вс наличныя деньги, оставивъ меня одного съ векселями и счетами, почти на пятьсотъ фунтовъ стерлинговъ, если не боле.

— Пятьсотъ фунтовъ найдутся въ контор, сказалъ мистеръ Дрэперъ.

— Это такая ничтожная сумма, что я послалъ вчера къ нкоторымъ моимъ друзьямъ, надясь съ помощію ихъ уплатить долги и воротиться домой безъ дальнйшихъ хлопотъ. Но я ошибся, и буду благодаренъ вамъ, если вы достанете мн денегъ какъ можно скоре.

— Гм! сказалъ мистеръ Дрэперъ, лицо его вытянулось и приняло серьёзное выраженіе.

— Разв это невозможно, сэръ? спросилъ мистеръ Варрингтонъ, пристально посмотрвъ на адвоката.

Это не только возможно, но мистеръ Дрэперъ еще наканун вызвался передъ мадамъ Бернштэйнъ немедленно заплатить долги и освободить мистера Варрингтона. Баронесса объявила намреніе сдлать молодаго джентльмена своимъ наслдникомъ.— Мистеръ Дрэперъ врилъ со всми другими, что наслдственное виргинское имнье Гарри было велико, какъ по цнности, такъ и по обширности. Въ карман у него были ассигнаціи и приказаніе мадамъ Бернштэйнъ выдать ихъ на извстныхъ условіяхъ. Несмотря на то, когда Гарри сказалъ: разв это невозможно?— лицо Дрэпера вытянулось, и онъ сказалъ:

— Возможно, но на это потребуется время, чтобы выдать деньги, которыя вамъ слдуютъ посл смерти мистера Джорджа Варрингтона, намъ нужно имть доказательства о его смерти, насъ нужно освободить отъ опекунства, а кто долженъ сдлать или то, или другое? Лэди Эсмондъ Варрингтонъ, безъ всякаго сомннія, не допуститъ, чтобы сынъ ея оставался въ тюрьм, но пройдутъ мсяцы прежде, чмъ мы получимъ отъ нея извстіе. Не уполномоченъ ли вашъ бристольскій агентъ выплачивать ваши векселя?

— Онъ уполномоченъ только выдавать мн по двсти фунтовъ въ годъ, сказалъ мистеръ Варрингтонъ.— Мн кажется, теперь остается только обратиться къ тетк, баронесс Бернштэйнъ. Она за меня поручится.

— Ея сіятельство сдлаютъ для васъ все, это она говорила мн неоднократно. Если она согласится, то вы скоро можете отсюда выдти.

— Идите же къ ней отъ меня, мистеръ Дрэперъ. Я не хотлъ безпокоить моихъ родственниковъ, но теперь я вижу, что лучше ихъ побезпокоить, чмъ оставаться въ этомъ ужасномъ заточеніи. Я долженъ признаться ей во всемъ. Скажите, гд я и что со мной случилось. Не скрывайте ничего! Скажите, что я надюсь на ея любовь ко мн, на ея великодушіе, одни только эти чувства могутъ избавить меня отъ дальнйшаго позора.

При послднихъ словахъ звучный голосъ мистера Варрингтона немного задрожалъ, на его глазахъ навернулись слезы, но онъ тотчасъ же отеръ ихъ рукой.

— Сэръ, сказалъ мистеръ Дрэперъ, измряя молодаго человка своимъ взглядомъ:— я былъ вчера у ея сіятельства, и мы разговаривали о всхъ подробностяхъ этого непріятнаго…. не хочу сказать, этого позорнаго происшествія.

— Позорнаго! Значитъ баронесса Бернштэйнъ знаетъ о моемъ несчастіи?

— Знаетъ, до малйшихъ подробностей, сэръ, знаетъ о заклад часовъ и все вообще.

Гарри вспыхнулъ.

— О заклад часовъ и другихъ вещей, за которыя вы не заплатили денегъ, — продолжалъ адвокатъ.

Молодой человкъ вскочилъ съ постели и такъ свирпо посмотрлъ, что Дрэперъ встревожился.

— Это обстоятельство можетъ возбудить процессъ, въ которомъ поступокъ вашъ можетъ быть перетолкованъ въ весьма невыгодную сторону. Вы знаете, что судьи не станутъ входить въ подробности… улика на лицо.

— Праведное небо! неужели вы думаете, сэръ, что джентльменъ моего происхожденія въ состояніи взять въ долгъ часы, съ намреніемъ не уплатить за нихъ?— вскричалъ Гарри въ сильномъ волненіи.

— Нтъ никакого сомннія, что вы имли въ виду благородную цль, но можетъ случиться, что законъ этого не допуститъ, — сказалъ мистеръ Дрэперъ, прищуривъ глаза. (Надменное, безчувственное существо! Я его понимаю!). Ваша тетушка, не желая дать такому поступку боле худшаго названія, называетъ его безразсуднымъ.

— Надюсь, мистеръ Дрэперъ, вы не даете ему боле худшаго названія,— возразилъ Гарри, отдляя каждое слово и очевидно стараясь сохранить хладнокровіе. Взглядъ Гарри не нравился Дрэперу.

— Избави меня Богъ, чтобъ я, какъ джентльменъ, сказалъ что нибудь оскорбительное для другаго джентльмена, но, какъ адвокатъ, я могу сказать моему кліенту, сэръ, ваше положеніе весьма незавидное, — все равно, какъ докторъ можетъ сказать своему паціенту: сэръ, вы очень нездоровы.

— Неужели же вы не можете помочь мн расплатиться съ долгами, неужели вы пришли сюда за тмъ только, чтобъ обвинять меня въ моихъ шалостяхъ? спросилъ Гарри.

— Въ пріобртеніи вещей обманомъ. Въ этомъ отношеніи, да!— Тутъ я не могу помочь вамъ. Что вы на меня такъ смотрите, какъ будто хотите сбить меня съ ногъ. (Чортъ возьми!— я бы давно это сдлалъ!) Молодой джентльменъ, получающій отъ своей мама по двсти фунтовъ въ годъ, беретъ у ювелира брилльянты и часы и относитъ ихъ къ ростовщику. Вы спрашиваете меня, что думаютъ люди о такомъ поступк, и я вамъ отвчаю, какъ честный человкъ. Пожалуйста, не сердитесь на меня, мистеръ Варрингтонъ.

— Продолжайте, сэръ! сказалъ Варрингтонъ съ тяжелымъ вздохомъ.

Адвокатъ вообразилъ, что побда на его сторон.

— Кром того, вы спрашиваете, сэръ, могу ли я помочь вамъ уплатить долги? Я отвчаю утвердительно, у меня и деньги въ карман для этой уплаты, но деньги эти не мои, он принадлежатъ вашей тетушк, лэди Бернштэйнъ, поэтому она иметъ право предложить условія, и я принесъ ихъ съ собою.

— Скажите ихъ, сэръ, сказалъ мистеръ Гарри.

— Они весьма не тяжелы. Они послужатъ вамъ же въ пользу, и если вы согласитесь, то намъ останется только взять карету и хать въ улицу Кляржесъ, куда я далъ слово быть даже въ случа вашего несогласія. Мистеръ Варрингтонъ, между вами и одной особой, — не стану называть ее, — заключено было брачное условіе.

— Да, сказалъ Гарри, и лицо его приняло совсмъ другое, боле радостное выраженіе.

— Этому браку моя кліентка, баронесса, сильно противится…. Она иметъ на васъ совсмъ другіе виды и полагаетъ, что вы погубите себя, если женитесь на особ, благородной фамиліи и высокаго званія,— это правда, но, извините меня, не совсмъ отличной репутаціи и далеко старше васъ лтами. Этой особ вы дали необдуманное, безразсудное общаніе.

— Правда, и это общаніе по сіе время остается при ней.

— Извините, при ней его не находится. Оно потеряно ею въ Тонбридж,— такъ, по крайней мр, говорила мн моя кліентка, — она даже его показывала мн. Общаніе это написано кров….

— Довольно, сэръ! вскричалъ Гарри, покраснвъ какъ кровь, которою написалъ свое нелпое общаніе, о безразсудств и сумасбродств котораго онъ со стыдомъ вспоминалъ тысячи разъ.

— Въ то же самое время были найдены письма къ вамъ, компрометирующія одну благородную фамилію, продолжалъ адвокатъ.— Вы были далеко, когда ихъ отыскали. И такъ, сэръ, никакое общаніе васъ не связываетъ, кром разв пустыхъ словъ, сказанныхъ за бутылкой вина, но и эти слова позволительно забыть всякому джентльмену. Скажите, что вы не женитесь на ней, дайте въ этомъ мн и моему благородному другу честное слово. Не будьте такимъ глупцомъ,— извините за выраженіе, — чтобы жениться на старух, которая вовлекала въ свои сти десятки вамъ подобныхъ. Скажите слово, и я спущусь внизъ, заплачу въ контор вс ваши долги, вы, съ сотней другой фунтовъ стерлинговъ въ карман, сядете въ мою карету и отправитесь къ баронесс или въ клубъ, — куда вамъ будетъ угодно. Скажите ‘да’ и дайте вашу руку! Неужели вамъ нравится сидть цлый день за этими ршетками?

Мистеръ Дрэперъ высказалъ все. Гарри самъ желалъ отдлаться отъ обязательства, столь тягостнаго для баронессы. Его безразсудная страсть къ Маріи Эсмондъ давно уже охладла. Еслибъ она сама освободила его, о! какъ бы онъ былъ благодаренъ!

— Давайте же слово и руку! сказалъ адвокатъ, съ выразительнымъ взглядомъ.— Перестаньте упрямиться, сэръ. Сами посудите, мистеръ Варрингтонъ: еслибъ я женился на всхъ, кому давалъ общанія, то былъ бы турецкимъ султаномъ или капитаномъ Макгэтомъ изъ извстной вамъ пьесы.

Фамильярность адвоката до такой степени была отвратительна для Гарри, что онъ невольно отступилъ назадъ въ то самое время, когда Дрэперъ протянулъ ему руку.

— Мистеръ Дрэперъ, дайте мн подумать объ этомъ, сказалъ Гарри: — будьте такъ добры, зайдите ко мн черезъ часъ.

— Очень хорошо, очень хорошо! отвчалъ адвокатъ, кусая губы и красня отъ досады.— Другіе, право, не задумались бы при такомъ предложеніи, какое я длаю, но все равно, вы вполн можете располагать моимъ временемъ, черезъ часъ я пріду и посмотрю, подете ли вы отсюда или останетесь. До свиданія, сэръ, до свиданія!

Съ этими словами адвокатъ удалился и, спускаясь съ лстницы, не могъ не произнесть сквозь зубы нсколько проклятій.— Каковъ? не хотлъ протянуть мн руки, а еще хочетъ, чтобы я черезъ часъ захалъ! Чортъ знаетъ, какая наглость! Я же ему покажу, что значитъ часъ!

Вслдствіе этого мистеръ Дрэперъ пріхалъ въ контору свою крайне разгнванный, разбранилъ всхъ писцовъ, и одного изъ нихъ послалъ къ баронесс сказать, что онъ навщалъ молодаго джентльмена, который попросилъ часъ времени на размышленіе, и вроятно, для одной только формы, посл того адвокатъ принималъ кліентовъ, занимался длами, отправился обдать, обдалъ ни сколько не торопясь, и въ заключеніе направилъ шаги свои въ улицу Курситоръ.

— Безъ сомннія я его застану, — надмнный мальчишка!— говорилъ мистеръ Дрэперъ съ презрніемъ.— Дома Счастливый Юноша? спросилъ адвокатъ помощника пристава, отворявшаго двойныя двери.

— Мистеръ Варрингтонъ въ своей комнат, сказалъ джентльменъ: — но….

И джентльменъ выразительно мигнулъ мистеру Дрэперу, приложивъ къ носу палецъ.

— Но чтоже? мистеръ Падди {Этимъ словомъ часто называютъ ирландцевъ.} изъ Корка! спросилъ адвокатъ.

— Меня зовутъ Костиганъ, фамилія моя благородная, мсто моей родины — ирландская столица! сказалъ привратникъ, гнвно посмотрвъ на Дрэпера.

Обильный запахъ спиртуозныхъ напитковъ наполнилъ небольшое пространство между дверями, гд онъ задержалъ адвоката своимъ объясненіемъ.

— Убирайтесь вы…. дайте мн пройти! вскричалъ мистеръ Дрэперъ.

— Не кричите пожалуйста, я и безъ этого услышу, и пожалуйста безъ брани, въ противномъ случа пальцы мои живо познакомятся съ вашимъ носомъ. Такъ и быть, войдите, сэръ! Но на будущее время прошу васъ быть повжливе съ людьми, которые выше васъ происхожденіемъ и образованіемъ, хотя они и находятся, по обстоятельствамъ и притомъ временно, ниже васъ по положенію въ обществ…. Проклятый ключъ! что съ нимъ сдлалось! Входите же, сэръ, — я вамъ говорю!… Мадамъ, имю честь почтительнйше вамъ кланяться!

Въ это время съ лстницы спустилась какая-то лэди съ лицомъ, закрытымъ вуалью и укутаннымъ въ шаль. Съ восклицаніемъ внезапнаго испуга, она быстро прошмыгнула мимо адвоката. Дрэперъ хотлъ было сдлать нсколько шаговъ впередъ, чтобъ заглянуть ей въ лицо — онъ былъ дамскій кавалеръ!— но помощникъ пристава, поставивъ ногу между Дрэперомъ и удалявшейся лэди, вскричалъ:

— Пожалуста! на благородную дистанцію! Сюда, мадамъ! Я сразу узналъ ваше сія….

Вмст съ этимъ онъ захлопнулъ дверь передъ самымъ носомъ Дрэпера и заставилъ его отправиться на верхъ къ своему кліенту.

Въ тотъ вечеръ, около шести часовъ, старая баронесса Бернштэйнъ, опираясь на трость, прохаживалась взадъ и впередъ по комнат, и каждый разъ, когда на улиц Кляржесъ раздавался стукъ прозжавшаго экипажа, подбгала къ окну. Она откладывала обдъ съ часу на часъ, — она, которая въ обыкновенное время такъ жестоко бранилась, если ея поваръ опаздывалъ пятью минутами. Она приказала поставить два прибора, выставить серебро и приготовить нсколько лишнихъ блюдъ. Пробило четыре часа, пробило пять, наконецъ въ шесть часовъ она посмотрла изъ окна, и дйствительно передъ ея подъздомъ остановилась карета.

— Мистеръ Дрэперъ! доложилъ слуга, и вслдъ затмъ вошелъ адвокатъ съ низкими поклонами.

Старая лэди, опираясь на трость, дрожала всмъ тломъ.

— Гд же мой юноша? спросила она съ нетерпніемъ.— Вдь я вамъ — сказала привести его сюда! Какъ же вы смли явиться безъ него?

— Не моя вина, мадамъ, если мистеръ Варрингтонъ не сошелся со мной!

И Дрэперъ разсказалъ вс подробности свиданія съ молодымъ виргинцемъ.

ГЛАВА XXIV.
ПРИЗРАКЪ.

Разгнванный мистеръ Дрэперъ, уходя отъ мистера Гарри, посл утренняго разговора, слышалъ, что молодой человкъ что-то говорилъ ему вслдъ. И дйствительно, Гарри всталъ и полувосклицаніемъ хотлъ воротить адвоката. Но одинъ былъ гордъ, а другой чувствовалъ себя обиженнымъ: Гарри не хотлъ высказаться опредлительно, Дрэперъ не хотлъ подождать. Для гордости Гарри было убійственно подчиняться адвокату изъ одной только нужды и желанія имть деньги.— Черезъ часъ все устроится, подумалъ Гарри, и снова, свъ на кровать, углубился въ мрачныя думы.— Нтъ, онъ не любилъ Маріи Эсмондъ, онъ стыдился общанія, вынужденнаго у него обманомъ. Своенравная и опытная женщина, она употребила во зло его юношескую доврчивость. Она неблагородно воспользовалась его добросердечіемъ, какъ воспользовался этимъ качествомъ братъ ея во время игры. Какъ ближайшіе родственники, имъ бы слдовало его пощадить. Вмсто того оба они обратили Гарри въ свою добычу и употребили его довріе къ достиженію своихъ собственныхъ самолюбивыхъ цлей. Гарри живо представлялъ себ, до какой степени они нарушили права гостепріимства, изъ молодаго неопытнаго родственника, который съ полнымъ довріемъ вошелъ въ ихъ домъ, они сдлали жертву. Сердце Гарри было уязвлено, голова его склонилась на подушку, изъ глазъ катились горячія слезы.— Еслибъ они пріхали въ Виргинію, подумалъ онъ: — я бы принялъ ихъ совсмъ иначе!

Гарри выведенъ былъ изъ унынія появленіемъ въ дверяхъ улыбающагося лица Гумбо, который сказалъ, что какая-то лэди желаетъ видть мистера Гарри, и вслдъ затмъ въ комнату Гарри вошла лэди, о которой мы сейчасъ упомянули. Гарри, блдный и изнуренный, привсталъ. Постительница съ рыданіями, не выждавъ даже ухода Гумбо, подбжала къ молодому джентльмену, съ непритворнымъ чувствомъ и материнскою нжностью обвила руками его шею, поцаловала его блдную щеку и, заливаясь слезами, вскричала:

— О, мой Гарри! думала ли я увидть тебя въ такомъ мст?

Изумленный ея появленіемъ, Гарри откинулся назадъ, но она бросилась передъ постелью на колна, схватила его лихорадочную руку и обняла его ноги. Она оказывала ему уваженіе и нжность. Печальное мсто, въ которомъ она нашла его, печальный его взглядъ, переполняли въ ея сердц чувство искренней любви и сожалнія.

— А я думалъ, что никто изъ васъ не навститъ меня! вздохнувъ сказалъ бдный Гарри.

Еще слезы, еще нсколько поцалуевъ въ горячую молодую руку, еще нсколько объятій и пожатій руки, были единственнымъ отвтомъ въ теченіе первыхъ двухъ минутъ.

— О, мой другъ, мой милый другъ! Я не въ силахъ перенести мысли, что ты находишься въ такомъ несчастіи, рыдая говорила Марія.

При всей чорствости сердца Маріи, его нельзя было назвать совершенно каменнымъ, какъ ни пуста была ея жизнь, но ее нельзя было назвать совершенной пустотой. Никакая мать не могла быть привязанне и нжне родственницы, стоявшей теперь на колнахъ передъ Гарри.

— Я боюсь, что долги мои были поводомъ къ вашей расточительности! сказала Марія (и это была правда). Вы покупали брилльянты и другія вещи, чтобы доставить мн удовольствіе. О, какъ они противны мн теперь! До сихъ поръ я и не подумала объ этомъ. Я привезла ихъ съ собой, и еще боле…. вотъ! и вотъ!— деньги, которыми я могу располагать!

И съ этимъ вмст Марія положила въ колна Гарри брошки, кольца, часы и до двадцати гиней. Видъ этихъ вещей какъ-то странно волновалъ и трогалъ молодаго человка.

— Милая, добрая, неоцненная кузина! сказалъ онъ сквозь слезы. Другихъ словъ онъ не могъ произнести, но и этого было достаточно для выраженія благодарности, любви, волненія.

Разбирая вещи, пересматривая свои подарки, сдланные Маріи, Гарри вдругъ повеселлъ, улыбался и говорилъ о томъ, въ какую бду онъ попалъ, продавъ вещи, взятыя въ долгъ, и о томъ, какъ оскорбилъ его адвокатъ, объясняясь съ нимъ по этому предмету. Денегъ Маріи онъ не хотлъ принять — ихъ было у него довольно, даже очень довольно на настоящія нужды: но все же ея двадцать гиней были для него дороже двухъ тысячъ. Онъ повторялъ клятву никогда не забывать ея любви, ея великодушія, клялся въ этомъ всмъ для него священнымъ! Его мать непремнно должна была узнать о благородномъ поступк Маріи. Этотъ поступокъ одушевилъ его въ то самое время, когда онъ, подъ бременемъ позора и несчастія, предавался унынію и отчаянію. Да благословитъ ее небо! Мы не считаемъ за нужное описывать подробности разговора двухъ любящихъ созданій!.. Мрачный день, повидимому, просвтллъ для Гарри посл посщенія Маріи, самое заточеніе сдлалось для него легче. Міръ не весь былъ самолюбивъ и холоденъ. Передъ нимъ находилось нжное существо, которое непритворно любило его. Даже Кастльвудъ не былъ такъ дуренъ, какимъ онъ до этого казался. Онъ выразилъ глубокое сожалніе, что не могъ помочь своему родственнику. Онъ кругомъ былъ въ долгу. Послдній шиллингъ, выигранный отъ Гарри, Кастльвудъ на другой же день проигралъ другимъ. Милордъ общался въ непродолжительномъ времени повидаться съ мистеромъ Варрингтономъ: онъ сегодня на дежурств, и слдовательно точно такъ-же не можетъ располагать собою, какъ и Гарри. Такимъ образомъ любящая чета спокойно и весело продолжала бесдовать до наступленія сумерекъ, когда Марія съ тяжелымъ вздохомъ сказала, что время проститься.

Едва только затворилась дверь, какъ снова отворилась и въ нее вошелъ Дрэперъ.

— Вашъ покорнйшій слуга, сказалъ адвокатъ. Голосъ его непріятно звучалъ въ ушахъ Гарри, его присутствіе было невыносимо для молодаго человка.

— Я ожидалъ васъ нсколькими часами раньше, рзко замтилъ Гарри.

— Адвокатъ не всегда можетъ располагать своимъ временемъ, сказалъ Дрэперъ, который только что кончилъ совщаніе съ бутылкой портвейна въ греческой кофейн.— Теперь я къ вашимъ услугамъ. Надюсь, мистеръ Варрингтонъ, вы ршились кончить наше дло и уложили свой чемоданъ?— Отчего вы все еще въ шлафрок? Позвольте мн спуститься внизъ и разсчитаться, а вы между тмъ позовете вашего негра и однетесь. Карета моя у крыльца, мы сейчасъ сядемъ въ нее и будемъ обдать у баронессы.

— А разв вы обдаете у баронессы?

— О нтъ!— такой чести я еще не удостоился. Я уже обдалъ. Я говорю о васъ, полагаю, что вы будете кушать у нея?

— Мистеръ Дрэперъ, вы полагаете боле, чмъ слдуетъ, сказалъ мистеръ Варрингтонъ, окинувъ адвоката свирпымъ взглядомъ и запахиваясь парчевымъ халатомъ.

— Праведное небо! Сэръ, что вы этимъ хотите сказать?

— Хочу сказать, что я обдумалъ ваше предложеніе и что, давъ слово преданной и благородной лэди, не считаю себя въ прав взять его обратно.

— Помилуйте, сэръ! вскричалъ адвокатъ.— Вдь я же вамъ сказалъ, что она потеряла ваше письмо. Васъ ничто не связываетъ — ршительно ничто. Она слишкомъ стара, чтобы….

— Довольно, сэръ, сказалъ мистеръ Варрингтонъ, топнувъ ногой.— Вы, кажется, воображаете, что говорите съ кляузникомъ подобнымъ себ. Я вижу, мистеръ Дрэперъ, вы не привыкли имть дло съ людьми благородными.

— Кляузникъ! въ бшенств вскричалъ Дрэперъ.— Благородные люди! Такъ знайте же, мистеръ Варрингтонъ, что я такой же благородный человкъ, какъ и вы. Я не веду дружбы съ игроками и жокеями. Я не проигрывалъ отцовскаго наслдства и не жилъ нобльменомъ на двсти фунтовъ въ годъ. Я не бралъ въ долгъ часовъ, чтобы потомъ ихъ заложить…. только смйте дотронуться до меня! и адвокатъ отскочилъ къ дверямъ.

— Ну да, вотъ такъ, это прямая дорога. Въ окно выскочить нельзя, потому что въ немъ желзныя ршетки, сказалъ мистеръ Варрингтонъ.

— Значитъ отвтъ, который я долженъ привезти моей кліентк, будетъ отрицательный? вскричалъ Дрэперъ.

Гарри съ сжатыми кулаками выступилъ впередъ.

— Если вы скажете еще хоть слово, то я….

Дверь быстро захлопнулась, сентенція Гарри осталась не высказанною и разъяренный Дрэперъ поспшилъ къ баронесс, которая, несмотря на его отчетливое объясненіе свиданія съ Гарри, осыпала его словами, едвали не грубе и оскорбительне словъ мистера Варрингтона.

— Она доврилась мн, и неужели я ршусь ее покинуть? сказалъ Гарри, прохаживаясь по комнат и шелестя полами парчеваго шлафрока.

— Милая, преданная, великодушная женщина!— Если я проведу въ тюрьм нсколько лтъ, то и тогда останусь ей врнымъ.

Отпустивъ адвоката посл шумнаго свиданія, одинокая старая баронесса сла за трапезу, которую намревалась раздлить съ своимъ племянникомъ. Передъ ней стоялъ стулъ, назначенный для молодаго человка, рюмки оставались сухими. Метръ д’отель подавалъ одно блюдо за другимъ и уносилъ ихъ нетронутыми. Наконецъ онъ ршился принудить госпожу свою что нибудь отвдать.

— Восемь часовъ, милэди, сказалъ онъ:— а вы еще съ утра ничего не кушали.— Покушайте, это вамъ необходимо.

Но баронесса не могла сть. Она хотла бы кофею. Лакеи сняли скатерть, а госпожа ихъ продолжала сидть противъ пустаго стола.

Но вдругъ старый слуга воротился въ комнату милэди безъ кофею, и съ страннымъ испуганнымъ выраженіемъ доложилъ о прізд: мистера Варрингтона.

Старуха вскрикнула, привстала съ кресла и быстро опустилась, дрожа всмъ тломъ.

— Наконецъ-то ты пріхалъ, мой милый, сказала она взволнованнымъ голосомъ.— Накройте…. Ахъ! вскрикнула она.— Праведное небо! кто это?

Ея глаза безумно блуждали, мертвенная блдность проглядывала даже сквозь румяны. Она крпко ухватилась за ручки кресла въ то время, когда незнакомецъ подходилъ къ ней.

Какой-то джентльменъ, котораго лицо, голосъ и вся фигура, чрезвычайно были похожи на Гарри Варрингтона, вошелъ въ комнату вслдъ за лакеемъ. Онъ низко поклонился баронесс.

— Вы врно ждали моего брата, мадамъ? сказалъ онъ.— Я только что пріхалъ въ Лондонъ. Отправился къ нему на домъ и встртилъ у вашего подъзда слугу Гарри съ письмомъ на ваше имя. Я счелъ за лучшее лично представить это письмо вашему сіятельству и потомъ уже отправиться къ брату.

И незнакомецъ положилъ письмо передъ баронессой.

— Неужели вы, сказала баронесса, задыхаясь отъ волненія:— неужели вы, мой племянникъ, котораго мы считали….

— Убитымъ, и который живъ! Я Джоржъ Варрингтонъ, мадамъ, и спрашиваю свою родственницу, что вы сдлали съ моимъ братомъ?

— Посмотрите, Джоржъ! сказала старуха, совершенно растерянная.— Я ждала его сюда сегодня…. этотъ стулъ поставленъ для него…. я ждала его до изнеможенія…. я не люблю быть одна…. Оставайтесь ужинать со мной.

— Извините, мадамъ. Я хочу ужинать съ Гарри.

— Такъ привозите его сюда, привозите сюда на какихъ угодно условіяхъ! Вдь всего пятьсотъ фунтовъ! Вотъ и деньги, если вамъ нужно.

— Нтъ, мадамъ, я не нуждаюсь. У меня есть деньги, и я не знаю лучшаго употребленія для нихъ, какъ въ пользу моего брата.

— Но вы все же привезете его ко мн! Дайте мн слово, что привезете!

Вмсто отвта мистеръ Варрингтонъ сдлалъ вжливый поклонъ и вышелъ изъ комнаты, миновалъ группу изумленныхъ лакеевъ и повелительнымъ тономъ приказалъ Гумбо идти за собой.

Разв мистеръ Гарри не получалъ писемъ изъ дому? Нтъ, получалъ, но въ послдніе два дни не распечатывалъ ихъ. Разв онъ не получилъ письма, въ которомъ увдомляли его о побг брата изъ французскихъ колоній и о возвращеніи его въ Виргинію? О нтъ! Такого письма не получали, объ этомъ мастеръ Гарри сказалъ бы. Лошадей, — скорй, скорй! Карета мчится мимо Темпльскихъ воротъ и останавливается у дома Заточенія…. Освободитель является на помощь.

ВИРГИНЦЫ

B. М. ТЕККЕРЕЯ

САНКТПЕТЕРБУРГЪ1858

ЧАСТЬ ВТОРАЯ.

ГЛАВА I.НОВЫЕ ЗНАКОМЫЕ.

ГЛАВА II.ВЪ КОТОРОЙ МЫ НАХОДИМСЯ ВЪ ВЕСЬМА ДАЛЬНЕМЪ РАЗСТОЯНІИ ОТЪ ОАКГОРСТА.

ГЛАВА III.ГОСПОДСТВУЮЩАЯ СТРАСТЬ.

ГЛАВА IV.СВТСКОЕ ОБЫКНОВЕНІЕ.

ГЛАВА V,ВЪ КОТОРОЙ ГАРРИ ПРОДОЛЖАЕТЪ НАСЛАЖДАТЬСЯ СПОКОЙНОЮ, БЕЗМЯТЕЖНОЮ ЖИЗНІЮ.

ГЛАВА VI.ПИСЬМО ВЪ ВИРГИНІЮ.

ГЛАВА VII.МЕДВДЬ И ВОЖАТЫЙ.

ГЛАВА VIII,ВЪ КОТОРОЙ ПОДАЮТЪ ФАМИЛЬНУЮ КАРЕТУ.

ГЛАВА IX,ВЪ КОТОРОЙ ЗАКЛЮЧАЕТСЯ МОНОЛОГЪ МИССЪ ГЕСТЕРЪ.

ГЛАВА X,ВЪ КОТОРОЙ МИСТЕРЪ ВАРРИНГТОНЪ УГОЩАЕТЪ ЧАЕМЪ И ДАЕТЪ БАЛЪ.

ГЛАВА XI.БЕЗВЫХОДНОЕ ПОЛОЖЕНІЕ.

ГЛАВА XII,КОТОРАЯ ПОВИДИМОМУ ГРОЗИТЪ БДОЙ.

ГЛАВА XIII.ВЪ КОТОРОЙ УСТРАНЯЮТСЯ РАЗЛИЧНЫЯ ЗАТРУДНЕНІЯ.

ГЛАВА XIV.САМСОНЪ И ФИЛИСТИМЛЯНЕ.

ГЛАВА XV.ГАРРИ, СПШИ НА ПОМОЩЬ.

ГЛАВА XVI,ВЪ КОТОРОЙ ГАРРИ УПЛАЧИВАЕТЪ СТАРЫЕ ДОЛГИ И ДЛАЕТЪ НОВЫЕ.

ГЛАВА XVII.УСПХИ МОЛОДАГО ПОВСЫ.

ГЛАВА XVIII.СЧАСТЛИВЫЙ ЮНОША.

ГЛАВА XIX,ВЪ КОТОРОЙ ГАРРИ ЗАЛЕТАЕТЪ ВЫСОКО.

ГЛАВА XX.ЗАКЛЮЧАЕТЪ ВЪ СЕБ ТО, ЧЕГО МОЖНО БЫЛО ОЖИДАТЬ.

ГЛАВА XXI,ВЪ КОТОРОЙ ГАРРИ ВСТРЧАЕТСЯ СЪ ДВУМЯ ДЯДЯМИ.

ГЛАВА XXII.ОКОВЫ И ЗАТОЧЕНІЕ.

ГЛАВА XXIII.ПОСТИТЕЛИ.

ГЛАВА XXIV.ПРИЗРАКЪ.

Читайте также: