ВИНОКУРЕННЫЙ ЗАВОДЪ И ЕГО ОБИТАТЕЛИ.
ВИНОКУРЕННЫЙ ЗАВОДЪ И ЕГО ОБИТАТЕЛИ.
(Изъ записокъ подвальнаго).
I.
II.
III.
IV.
V.
Винокуренный завод и его обитатели, Демидов Василий Викторович, Год: 1868
Время на прочтение: 110 минут(ы)
Кое-какъ доковыляли меня хромые остатки откупной конюшни до Чудринскаго винокуреннаго завода, арендуемаго моимъ хозяиномъ, бывшимъ откупщикомъ, по хвастливымъ разсказамъ котораго я ожидалъ встртить здсь образецъ винокуренныхъ заводовъ. Спросивъ въ послдней деревн, отстоящей отъ завода въ трехъ верстахъ, дорогу къ нему, я принялся выглядывать то по ту, то по другую сторону моего кучера, въ надежд увидть высокія дымогарныя трубы и верхніе этажи завода и его службъ, но, какъ, ни напрягалъ зрнія во вс стороны, ршительно ничего не могъ увидать.
— Гд-жъ это заводъ-то, Антонъ, спросилъ я кучера.— Не видишь ты его?
— Кто его знаетъ, гд онъ тутъ. Я и самъ-отъ поглядываю, да не’видать что-то, отозвался Антонъ.
— А пора бы, версты дв ужь прохали.
— Да когда не пора! Встимо, должно бы видать, да не видно. Разв въ ям стоитъ?
— А пожалуй, что и въ ям, согласился я.
демъ дальше. Попадается мужикъ.
— Здсь дорога на заводъ? спрашиваемъ мы.
— Тутъ, тутъ. Позжай прямо.
— А далеко ли до него?
— Да съ версту безъ-мала будетъ.
Наконецъ показалась куча строенія, Богъ знаетъ, съ чмъ сообразнаго. Мы принялись разсматривать, лошади добжали до угла полуразвали вшагося анбара и стали.
— Ну, братъ, и дорога завалена, картошку гнилую выкинули, и прохать негд, бормоталъ Антонъ.— Ишь, ихъ угораздило, на самую дорогу! Тутъ вонъ сугробъ — лошадей увязишь. И то на силу докостыляли, разсуждалъ онъ.— Тутъ бревна свалены…
— Дядя, закричалъ онъ, увидя мужика, копошившагося за амбаромъ.— Гд тутъ прохать-то къ вамъ?
— Позжай промежъ амбаромъ да сугробомъ-то. Дорогу новую прокладываютъ, ту Чудринцы черти завалили картошкой.
Антонъ исправилъ лошадей въ смятый сугробъ, и вотъ мы въхали въ заводъ и остановились среди двора, недоумвая, куда намъ пристать: кругомъ стояли полуразвалившіеся флигеля, въ средин которыхъ виднлось какое-то подобіе дома, а противъ него, чрезъ длинную, площадь, было подновлено деревянное зданіе, предназначенное, какъ видно, для завода, хоть этого замтить нельзя было ни по чему, разв только по кирпичной высокой труб, выведенной сбоку зданія. Между домомъ и заводомъ работало около сотни плотниковъ, изъ одного зданія, вросшаго въ землю, вывозили гнилой картофель, дворъ былъ заваленъ щепами и обрубками бревенъ, везд проглядывала суета и безпорядокъ. Пока мы глазли на этотъ хаосъ, изъ дома выбжалъ мальчикъ.
— Вы не изъ М…— ли, спросилъ онъ, подбгая.
Я отвчалъ утвердительно.
— Пожалуйте, хозяинъ спрашиваетъ.
Я пошелъ вслдъ за нимъ въ домъ, и прямо въ дорожномъ костюм направился въ мезонинъ, къ хозяину моему, Силину.
— Что вы такъ долго? былъ первый вопросъ.
— Раньше было нельзя, дла заканчивали.
— А Михайло Петровичъ детъ?
— Нтъ, онъ остался еще кончать дла. Вотъ письмо отъ него.
Силинъ прочиталъ письмо.
— Ну чтожъ онъ тамъ живетъ за такими пустяками: отчеты, да продажа имущества… Сдалъ бы все это хоть конторщику тамъ, что-ли! Вдь ужь я писалъ ему, что онъ необходимъ мн здсь.
— Онъ тоже, какъ говорилъ мн, находитъ необходимымъ кончить сначала одно дло, и потомъ уже приниматься за другое.
— Чудакъ! Ну, до акуратности-ли теперь!… Мн нужно скоре заводъ въ ходъ пустить, скорй ухать въ Петербургъ, а онъ тамъ, за отчетами… Скажите пожалуйста! даже обидно.— Силинъ заходилъ изъ угла въ уголъ, въ комнату вошелъ отецъ его.
— А вотъ и наши являются, а мы думали ужь, что васъ тамъ совсмъ зали новые-то чиновники. Здравствуйте, что тамъ, всли здоровы?
— Слава Богу, здоровы вс.
— Когда же будетъ управляющій, сюда?
— Когда кончитъ дло.
— Такъ, такъ. Что-же это вы привели хромихъ-то своихъ, на барду? {Хлбные остатки въ перегонномъ куб, посл винокуренія.}
— Куда угодно вамъ будетъ.
— На барду ужь,— можетъ и поправятся. Куда ихъ кром-то,— говорилъ старикъ, снимая дубленку.— Это мошенникъ кучеришко тогда былъ, пьяница Алексашка,— испортилъ караковую. Экой народъ проклятый,— ругался старикъ, расчесывая заиндеввшую бороду.
— Ну, вотъ что, папаша,— перебилъ сынъ, одваясь въ шубу,— что вы тамъ въ очистномъ-то подвал сдлали?
— Завтра, или посл-завтра будетъ готовъ, за подваломъ дло не станетъ,— утвердительно говорилъ старикъ.
— Такъ ужь вы передайте это дло вотъ имъ. Пускай они кончаютъ, какъ имъ удобне, а сами-то займитесь своимъ картофелемъ, вывозите его поскоре, а то вдь спиртъ негд будетъ ставить.— Послднія слова были сказаны на ходу.
— Будетъ вывезено,— ворчалъ старикъ вслдъ.— Ну давайте-ко чай пить,— пригласилъ онъ меня.
Нелишнимъ считаю сказать здсь нсколько словъ о старик Силин. Это былъ тупой старикъ, страшный скряга и пребезтолковйшій человкъ. Въ жизни своей служилъ онъ сидльцемъ, потомъ торговалъ чмъ-то и, наконецъ, бросивъ торговлю, поступилъ на службу къ сыну, успвшему, по неисповдимымъ судьбамъ, нажить состояніе. Служба его у сына состояла изъ самыхъ мелочныхъ обязанностей, въ надзор за самыми мелкими длами, ничего лучшаго по своему крайнему тупоумію длать онъ не могъ. Знакомъ съ нимъ я былъ немного. Время службы моей въ М. онъ жилъ тамъ недли дв и страшно надодалъ мн своими мелочными привязками: зачмъ свча горитъ, зачмъ полно лишнее положено и такъ дале. На завод онъ жилъ около года, о дятельности его я скажу ниже, теперь же перейду къ тому, что было мн поручено.
Напившись чаю, мы отправились съ старикомъ чрезъ дворъ къ длинному зданію, назначенному для очистного подвала.
.Въ одномъ отдленіи, около громаднаго чана копошились пять человкъ плотниковъ.
— Куда это строите такую громадину,— обратился я къ старику.
— Какъ куда? сортировочный чанъ.
— Большой чанъ, тысячью ведеръ не наполнить. Если судить по величин подвала и чана, такъ вы разсчитываете на продажу тридцати тысячъ ведеръ въ мсяцъ. Не много-ли это для такого захолустья,— спросилъ я.
— А что Богъ дастъ. Съ запасомъ-то все лучше. Изъ большого не вывалится.
Пошли дальше, на другую половину, для чего по положенной доск нужно было переходить черезъ яму, вырытую для сортировочнаго бассейна. На другой половин четыре человка будущихъ рабочихъ, при будущемъ склад, ворочались около четырехъ кадокъ, емкостью каждая отъ 20 до 30 ведеръ, они обивали сукномъ внутреннія дна ихъ, изъ чего я заключилъ, что эти кадки назначаются для очистныхъ чановъ, такъ какъ послдніе тоже обиваются сукномъ.
— Вотъ и чаны готовы,— сказалъ старикъ.— Дло за спиртомъ только.
— Эти чаны не годятся,— сказалъ я.
— Какъ не годятся? отчего? сердито, спросилъ старикъ.
— Да, во-первыхъ, они слишкомъ малы, въ сравненіи съ сортировочнымъ, а во-вторыхъ, они худые — вина-то въ нихъ не удержишь.
— Ну, ужь это пустяки! Какъ есть пустяки,— сказалъ старикъ нсколько озадаченный, но все-таки не желавшій уступить мн.— Какіе же теперича они худые, когда служили на прежнемъ завод годовъ пять {Заводъ былъ арендованъ, вмст съ принадлежащимъ ему имуществомъ.}.
— Я вижу, что они служили, и служили долго, потому что въ нкоторыхъ мстахъ сгнили.
— Поди ты, потолкуй тамъ съ нмцами-то, ишь, ихъ чертей нагнали сюда! Того не надо, другова не надо, бормочатъ по своему, портятъ, да рубятъ! Да я чортъ-те возьми совсмъ, съ дломъ-те,— ругался старикъ.
— Мн тоже не нужно этихъ чановъ,— сказалъ я.
— Какъ-же не нужно? Съ чего вы это взяли? Чаны обиты сукномъ и крышки придланы, и все такое, а тутъ не надо! Прошу покорно, еще нмецъ пріхалъ! А вотъ бери, что даютъ, да и очищай вино!
— Что у васъ такое,— спросилъ незамтно подошедшій Силинъ.
— Да вотъ,— жаловался старикъ,— прошу покорно, тутъ отъ нмцевъ смерть приходитъ, а тутъ еще свои, русскіе, откупные, хуже нмцевъ поступаютъ: чаны совсмъ сложены и сукномъ обиты, такъ вотъ не надо этихъ чановъ,— давай другіе! Не жалютъ денегъ хозяйскихъ!
— Въ чемъ дло,— обратился ко мн Силинъ, мало слушая отца.
Я разсказалъ причину вспышки старика.
Силинъ покачалъ головою.
— Закажите,— сказалъ онъ,— другіе чаны!
— Ну, эти-то куда-же, спросилъ старикъ.— Тоже сукномъ обиты, и все такое. Пожалуй, потакай имъ, да разоряйся!
— Неужели-же вы не видите, папаша, что ваши кадки ни къ чорту не годны? Пора ужь, кажется, сообразить бы это,— съ желчью сказалъ сынъ.— Когда же вы кончите постройку подвала, обратился онъ ко мн.
— Нужно плотниковъ, человкъ сорокъ прибавить, тогда можно недли въ дв хоть кое-какъ устроить.
— Что вы? что вы? сказалъ сынъ.
— Вы съума сошли,— кричалъ отецъ.— Дв недли! прошу покорно!…
— Позвольте, позвольте, папаша!— Да надъ чмъ же тутъ работать? Вы пожалуйста ужь безъ лишнихъ затй! На первый разъ, хоть не совсмъ красиво, да поскоре, а тамъ можно додлать современемъ.
Мн стало смшно и досадно. Пускай, думалъ я, старикъ полу-идіотъ, вритъ словамъ подрядчика, а сынъ-то, кажется, несовсмъ глупый человкъ. И я перечислилъ ему самую необходимую работу.
— Значитъ, тутъ ничего еще не сдлано, и не начато даже. Какъ-же вы, папаша, говорили, что завтра будетъ готово?
— Да вдь меня подрядчикъ, мошенникъ, уврялъ.
— Да въ чемъ уврять-то? Разв вы не видите,— горячился сынъ, забывъ, что за минуту точно также и самъ ничего не видлъ.— Разв вы не видите, что нтъ ни станковъ для чановъ, ни рамъ, ни потолка, ни дверей, ни помпъ для накачки вина? Помилуйте, вдь тутъ ровно ничего нтъ!
— А вотъ мы сейчасъ подрядчика позовемъ,— нашелся только отвтить старикъ.
Явился подрядчикъ.
— Ты что-же, братецъ, когда кончишь это дло.
— Недльку еще проработаю, ваше степенство.
— Ахъ, вы, мошенники, грабители,— кричалъ старикъ.— Какъ-же ты, анаема, вчерась уврялъ меня, что черезъ день будетъ все готово?
— Что-же длать? народу нтъ: по другимъ все работамъ.
— Да вдь ты деньги-те впередъ забралъ, разбойникъ ты!…
— Да вдь что сдлаешь! Все наши недостатки, кланялся подрядчикъ.
— Да какъ же ты!… старикъ просто былъ въ изступленіи.
— Стойте, стойте, папаша!— Ты слышишь,— обратился Силинъ къ подрядчику,— чтобъ чрезъ недлю все было готово! Къ тому понедльнику чтобъ можно было вино качать на чаны, иначе, я тебя къ становому.
— Да вино, што-же! Мое дло снаружи, а вы, значитъ, хотите, чтобъ и кровати мн же длать для чановъ и другое прочее. Нутренную работу я не выговаривалъ, а подрядился за двсти съ половиною поставить подвалъ, а ужь снутра, воля ваша,— и то разорился,— дешево взялъ.
— Кто же будетъ работать чаны, станки для чановъ и прочую работу,— обратился я къ хозяевамъ.
— Ужь эвто воля ваша,— толковалъ подрядчикъ.
— Кто-же, папаша, будетъ внутреннюю работу работать? Поряжены у васъ плотники, что-ли?
— Да вдь што-же снутри? Снутри никто не поряженъ. Надо взять хоть поденныхъ.
Сынъ махнулъ рукой.
— Пойдемте,— сказалъ онъ мн,— выберемте тамъ, сколько нужно вамъ плотниковъ.,
Мы пошли. Старикъ остался костить подрячика.
По дорог встртился другой подрядчикъ, которому и отдано приказаніе, дать мн сколько нужно плотниковъ. Я сгоряча потребовалъ тридцать человкъ, но, одумавшись, спросилъ, есть-ли лсъ для чановъ. Его не оказалось, послали нарочнаго въ ближайшему лсопромышленнику, за досками, а я взялъ пока двнадцать человкъ и распорядился длать станки, прочаго же ничего нельзя было длать,— сортировочный чанъ стоялъ еще не въ ям. Нужно было снаружи осмолить его и потомъ ставить. Нарядчикъ, получивъ ругань, съ горя напился пьянъ, рабочіе разошлись, зимній, короткій день прошелъ, и я по невол долженъ былъ отправиться на квартиру. Усталый отъ безтолковыхъ хлопотъ, съ удовольствіемъ услся я около кипящаго самовара.
— Ну, что сдлали сегодня, спросилъ Силинъ.
— Да ничего.— И я разсказалъ о встртившихся препятствіяхъ.
— Что-же это, папаша,— обратился сынъ къ отцу.— Ну чортъ съ нимъ, взять другого и отдлать на его счетъ.
— Да деньги вдь, мошенникъ, забралъ… Ужь этотъ Павлушка!… и нанимать-то мн его не хотлось, все Алексй Иванычъ.
— Да зачмъ же деньги давали,— спросилъ сынъ.
— Харчами вдь забралъ, я и не зналъ, да погляжу по книжк, у него ужь забрато еще слишкомъ. Вотъ вдь мошенники!
— Вотъ что длаетъ вашъ управляющій,— сердито сказалъ Силинъ,— тутъ тысячи летятъ отъ безпорядка, а онъ копается съ грошевымъ дломъ.
Я промолчалъ.
Силинъ заходилъ по комнат. По лицу его было видно, что онъ сильно озабоченъ. На болтовню старика онъ или вовсе не отвчалъ, или отвчалъ отрывочными фразами. Такъ прошло съ четверть часа, снованье изъ угла въ уголъ наскучило ему, но онъ видимо не зналъ, куда дваться отъ бездлья, натура его требовала дятельности, но дятельности поверхностной. Онъ принадлежалъ къ числу тхъ людей, которымъ скоро все наскучиваетъ, и которые не могутъ заняться ничмъ. Подобные люди вчно заняты мечтами, переходящими въ воздушные замки. Напримръ, приходитъ ему мысль устроить какое нибудь промышленное предпріятіе: онъ начнетъ соображать это предпріятіе теоретически, займется сначала даже поверхностнымъ изученіемъ его, но займется не для того, чтобы прослдить сущность дла и вс невыгодныя стороны его, нтъ, онъ непремнно хочетъ видть только свтлую сторону дла, разсчитать барыши, убытки же и препятствія стоятъ у него на заднемъ план, и если они, не смотря на невниманіе къ нимъ, сами даютъ о себ знать по своей значительности, то у него есть на этотъ эту чай пословица: волка бояться, въ лсъ не ходить, а для устраненія убытковъ можно приставить къ длу мастака — спеціалиста, пусть онъ справляется съ ними, мое же дло — затратить на устройство капиталъ и получать барыши. ‘Авось’ что нибудь и выйдетъ. Но такъ какъ всякая промышленность требуетъ труда, честнаго и прямаго во всемъ разсчета, то тамъ, гд трудъ и разсчетъ замняются ‘авосемъ’, въ результат оказывается полнйшее разореніе. Слдующая исторія этого завода ясно докажетъ справедливость этого мннія.
Онъ началъ строиться за два года до окончанія откуповъ, и въ два года убито на устройство его боле ста тысячъ, и все-таки сдлано слишкомъ, слишкомъ мало. Началось съ того, что при объзд откупщикомъ своихъ откуповъ, управляющій откупомъ, въ узд котораго состоялъ этотъ винокуренный заводъ, предложилъ откупщику взять этотъ заводъ въ аренду.
Предложеніе это дало толчекъ мыслямъ афериста, и онъ, искавшій по окончаніи откуповъ точки опоры, ухватился за эту мысль, какъ за благодяніе. Въ часъ разсчитаны были будущіе барыши, будущая дятельность, и даже будущая слава. Откупщикъ, забывъ, что мысль объ аренд завода принадлежитъ не ему, счелъ себя чуть-ли не Колумбомъ, потому что въ это переходное время едва ли были откупщики, выяснившіе себ, что будутъ длать по окончаніи откуповъ. А если и были, то, конечно, не выдавали своихъ завтныхъ мыслей.
Будущій винокуренный заводчикъ, вмст съ своимъ управляющимъ, похали арендовать заводъ. Пріхавши, они встртили полнйшее согласіе, потому что заводъ, какъ по ветхости его, такъ и по невыгодности винокуренія, давно уже предполагалось сдать въ аренду. И вотъ заключенъ контрактъ на семь лтъ, съ платою въ годъ по пяти тысячъ рублей, и кром того, что будетъ построено арендаторомъ въ завод вновь, при обратной передач завода, остается въ пользу владльца — условія, слишкомъ невыгодныя, тмъ боле, что заводъ стоялъ въ глуши, и срокъ аренды былъ слишкомъ коротокъ. Какъ ни плохо пришлось бы перестроивать заводъ, но передать черезъ семь лтъ все перестроенное даромъ — это плата аренды выйдетъ уже вовсе не по пяти тысячъ въ годъ. Заводъ могъ выкуривать до 240,000 ведеръ въ годъ, предполагалось же устроить на 500,000 ведеръ годовой пропорціи винокуренія. Вотъ и пошла перестройка. Поручена она была управляющему, предложившему арендованіе завода, и тотъ повелъ дло съ того, что въ тихомолку арендовалъ для себя небольшой заводъ и постарался устроить сначала его, относя, конечно, издержки на постройку завода собственнаго къ издержкамъ на постройку завода откупщика. Контроль былъ въ его рукахъ вмст съ распоряженіемъ, и потому ему очень легко было хоронить концы. Нанятъ былъ старинный механикъ винокуръ, наняты рабочіе. Постройка завода все-таки кое-какъ подвигалась. Такъ прошелъ годъ. Заплачена за годъ арендная плата и убитъ капиталъ на постройку. Вмст съ новымъ годомъ явились въ газетахъ предложенія одного германскаго выходца, предлагавшаго усовершенствованную систему винокуренія. Распоряженіе при устройств винокуренныхъ заводовъ по этой усовершенствованной систем и наконецъ производство винокуренія — все это даромъ, изъ одной третьей части перекура {По положенію о питейномъ сбор, заводчики должны выкуривать изъ четверти хлба отъ 7 до 8 5/100 вед. вина въ 38%, и за это количество заплатить акцизъ, а затмъ перекуръ или недокуръ составляютъ прямую пользу или убытокъ заводчика.}. Предложеніе было слишкомъ соблазнительно, чтобъ отказаться отъ него. И вотъ онъ сходится съ нмцемъ, тотъ общаетъ ему выкурить двнадцать ведеръ изъ четверти, то есть, четыре ведра на каждую четверть хлба перекура, треть перекура въ пользу нмца механика и дв трети откупщику. Заключено условіе, и новый винокуръ съ своими мастерами, въ сопровожденіи откупщика детъ на заводъ производить свои реформы. Началась снова перестройка, только-что сдланные чаны, за негодностью разобраны и выброшены, заводъ не удовлетворилъ своей величиною, и часть стнъ его разломана, около завода началось копаніе рвовъ, канавъ и пр., словомъ, постройка пошла снова. Бывшій управляющій былъ смненъ, какъ человкъ неблагонадежный, вмсто него поступилъ новый, который прослужа пять мсяцевъ, тоже уволился, и на его мсто присланъ Алексй Ивановичъ Турбинъ, человкъ, съ роду невидавшій винокуренныхъ заводовъ, занимавшійся у Силина управленіемъ его дома и сопровождавшій его всюду въ качеств компаньона, или кого угодно. Служилъ этотъ Турбинъ Силину года три, и странно началась эта служба. Это цлый романъ, который я намренъ разсказать посл, теперь же перехожу къ длу.
Силинъ сопровождалъ на заводъ винокура вовсе не съ хозяйственною цлью — передать заводъ ему лично. Эта утомительная мелочь была не въ его характер, ему просто наскучило жить въ Петербург, захотлось прокатиться, да похвастать еще удобствами мстности арендованнаго завода. Удобства дйствительно были и заключались большею частью въ вод,— которой было слишкомъ достаточно для двухъ заводовъ, могущихъ выкурить до милліона ведеръ,— и въ земл, которой вмст съ заводомъ арендовано было много, и вся она была подъ снокосомъ. Вдругъ Силину пришла счастливая мысль сдлать изъ пустопорожней, ходившей подъ снокосомъ, земли боле полезное употребленіе,— онъ вздумалъ засять ее картофелемъ и употребить этотъ картофель на винокуреніе. Новый управляющій, разумется, ахнулъ отъ этой мысли и произвелъ откупщика въ геніи, нмецъ-винокуръ одобрительно кивнулъ головою и рекомендовалъ нмца-агронома, извстнаго при двор. И мысль вдругъ созрла и представляла уже золотыя горы барыша нашему, бьющему на авось, аферисту, который, не узнавъ хорошенько грунта, не понимая, можетъ ли еще на немъ родиться картофель, расчитавъ первоначальные на посвъ его расходы,— ршилъ сять картофель, и съ этою мыслію ухалъ въ Петербургъ. Въ Петербург, тотчасъ по прізд, отысканъ былъ рекомендованный нмцемъ-винокуромъ нмецъ-агрономъ, проживавшій безъ должности на одномъ изъ чердаковъ Васильевскаго острова, предложена ему должность съ очень хорошимъ жалованьемъ, и вотъ чрезъ недлю агрономъ халъ уже на заводъ, въ сопровожденіи Силина-отца, имющаго помогать нмцу въ его распоряженіяхъ и вмст контролировать ихъ и производить расходы по посву и уборк картофеля.
По прізд началось разсматриваніе грунта земли, который неслишкомъ то удовлетворилъ агронома, но это зло, по его мннію, было маловажно, его можно было устранить, посыпая почву не, большимъ количествомъ извести, но прежде этого нужно было осушить почву, на которой предполагалось сять картофель, потому что, какъ я сказалъ уже, она была чрезвычайно сыра: этимъ и занялся сначала пріхавшій нмецъ-агрономъ, и взялъ въ себ въ помощники старика Силина. Въ январскіе морозы принялись почтенные дятели за рытье канавъ. Въ эту пору рыть канавы, по мннію агронома, было необходимо, потому что съ наступленіемъ весны нкогда уже будетъ заниматься этимъ, а по мннію старика, помощника его, это было выгодно въ томъ отношеніи, что рабочіе люди зимою несравненно дешевле, и, не подумавъ, что разсчеты ихъ въ этомъ случа сильно противорчили здравому смыслу, они принялись за исполненіе задуманнаго плана. Факты тоже подтвердили шаткость ихъ разсчетовъ, но не остановили ихъ. При найм, напримръ, землекопы не хотли взять за сажень канавы мене пятидесяти коп., доказывая, что кром расчистки снга, нужно выбиться изъ силъ, разбивая промозглую землю, а что когда придетъ весна, тогда можно взять за ту же работу по 25 коп. съ сажени. ‘А почемъ же’, спросилъ старикъ, ‘вы возьметесь работать въ день?’ Мужики выпросили по 25 коп. Старикъ зналъ, что весною поденщики стоютъ 50 коп., и, смекнувъ по своему, что мужики сами даются въ обманъ, порядилъ копать поденно. И такъ начали копать. Но въ зимній короткій день трое поденщиковъ едва могли вырывать сажень, и работа поэтому стоила значительно дороже. Пробовали еще нанять съ сажени, но уже за 50 коп. теперь не согласились. Работа подвигалась медленно и убыточно, нмецъ положительно отступился отъ нея и предоставилъ ее въ распоряженіе старика, думая весьма основательно, что къ чему же тутъ слдить за начатою глупостью. Старикъ надрывался, выходилъ изъ себя, ругая поденщиковъ за ихъ лнь, и неуспхъ въ работ. Чуть гд завидитъ, что отдыхаетъ мужикъ, бжитъ и кричитъ на него, сначала, разумется, побаивались его, но потомъ, видя, что безъ толку ругается человкъ, и нельзя же не отдохнутъ нсколько минутъ посл сотни напряженныхъ ударовъ тяжелымъ ломомъ въ мерзлую землю, начали отвчать ему такой же руганью и совтомъ самому попробовать, каково легко разбивать землю, старикъ начиналъ просить, но это, разумется, помогало не больше. Такъ дло и шло безалаберно и глупо. Но вотъ настала весна, и въ эту пору, какъ и говорили землекопы, работа пошла успшно, но какъ поденщина стала дорога, отдано было дло на отрядъ, со всми выторговываньями, выжиманьями и прижиманьями, мужики за эти выжиманья постарались его тоже изгадить: вырыли канаву кой-какъ, да поскоре, не соблюли указанной ширины и глубины, деньги между тмъ забрали кой-чмъ, кром того, по скупости старика, стны канавы не укрпили досками, и весенній скопъ воды окончательно замылъ ее пескомъ и уничтожилъ чуть не всю работу, стоившую огромныхъ денегъ. Но вотъ началось распахиваніе, пошло удобреніе известью, та же скупость помшала этому длу, куплена была известь по случаю, по дешевымъ цнамъ, слежавшаяся, перегорлая, негодная. Нмецъ толковалъ, толковалъ, да такъ и бросилъ, потому, что же тутъ, когда не слушаютъ, да еще и ругаются, и посадили картофель. Старикъ таетъ отъ восторга, ‘вотъ, говоритъ, устроилъ дло одинъ, что нмецъ?— только жалованье получаетъ даромъ, да съ бабами развратничаетъ’. А нмецъ дйствительно любилъ русскую бабью натуру — любострастный былъ человкъ. Пришла осень, картофель выкопали, оказался онъ водянистымъ, безвкуснымъ, болзненнымъ. Свалили его въ подземелье, если, можно выразиться такъ о зданіи безъ пола и потолка, предназначенномъ для храненія спирта и устроенномъ на половину въ земл. Свалили картофель на землю, въ количеств трехъ тысячъ четвертей въ одну кучу, заперли зданіе и сочли дло поршейнымъ. Но такъ какъ крыша на зданіи, въ которомъ сваленъ былъ картофель, построена была изъ драни {Дранью называются сосновые отщепы, отдленные отъ дерева посредствомъ клиньевъ, такъ какъ сухая сосна способна длиться, по своей сложности, на очень мелкія части.}, прикрыта сверху дерномъ {Дерномъ покрыта была крыша для произведенія большей влажности въ зданіи, предназначенномъ для храненія спирта, для этого-же зданіе было наполовину устроено въ земл.}, то весь осенній дождь съ крыши прямо лился на кучу картофеля, а наступившій за тмъ морозъ, часть этой кучи превратилъ въ ледяную массу, другая же совершенно сгнила. Старикъ, видлъ это, но думалъ, что вдь какъ же быть, безъ потери не обойдется, не сгніетъ же весь, съ боковъ-то разв, да сверху, а въ середк-то что ему сдлается, такъ на томъ и поршилъ. Между тмъ постройка кое-какъ приходила къ концу, пришла пора начать винокуреніе, и винокуръ подумывалъ уже о затор. Это было за недлю до моего прізда. Откопали съ боковъ мерзлый, гнилой картофель, но и въ средин онъ оказался ничуть не лучше, однако на удачу взяли для перваго затора нсколько десятковъ четвертей, оттаяли его, запарили, пропустили сквозь картофеле-давильную машину и сдлали заторъ {Заторъ варится въ чан посредствомъ пара. Внутри чана длаются желзныя гребенки, которыя, вертясь ворочаютъ густоту и не даютъ ей осдать на дно. }. Хотя при варк затора и слышалась страшнйшая вонь, но заторъ этотъ, все-таки слили въ холодильные чаны и расхолодивши спустили въ квасилные {Въ квасилные чаны заторъ сливается для броженія, наливаются они мене половины, броженіе происходитъ три дня и боле, смотря но систем винокуренія, размръ ихъ соразмряется съ размромъ заторныхъ чановъ. На Чудринскомъ завод квасильныхъ чановъ было 24, заторъ разливался на 6 чановъ.}, тамъ уже и узнали, что картофель не только никуда негоденъ, но еще и вреденъ, по той нестерпимой вони, которая пошла по квасильному отдленію. Продержавъ картофельную бражку въ квасильныхъ чанахъ трое сутокъ и получивъ отъ нея только одну вонь, спустили въ барденникъ {Барденникъ — бассейнъ барды или хлбныхъ остатковъ, онъ устроивается снаружи завода, недалеко отъ перегонныхъ кубовъ, въ него сливается жидкость, оставшаяся въ перегонныхъ кубахъ отъ винокуренія.}. Сынъ поругалъ отца за гнилыя распоряженія, произведшія гнилой картофель, отецъ свалилъ вину на нмца, и того бднягу прогнали безъ жалованья, а картофель приказано немедленно вывозить въ поле. По прізд, я видлъ этого нмца еще на завод, онъ все кланялся о жаловань, не съ чмъ было выхать, но жалованья такъ и не получилъ, не знаю ужь, какъ онъ выбрался.
Исторія картофеля стоила боле десяти тысячъ.
На другой день, по прізд, я всталъ еще далеко до свту и поспшилъ на работу. Вс еще спали. Я прошелъ длинную площадь отъ квартиры до завода, перешелъ мостикъ, положенный чрезъ каналъ, соединяющій пруды, и пришелъ въ ту казарму, гд жили мои плотники. Это было зданіе длиною сажень въ сорокъ и во всю длину его, накладены были нары, на которыхъ спало до двухъ-сотъ человкъ разныхъ рабочихъ. Три печки жарко топились, около нихъ копошились три стряпухи, приготовлявшія завтракъ. Духота и вонь въ казарм были страшныя, но обыватели ея не чувствовали этого неудобства и храпли на всевозможные лады, прикрывшись своими рваными полушубками. Около печекъ, по другую сторону наръ, были надланы перегородки, за одной изъ нихъ жили рабочіе, присланные изъ сосдняго города,— гд содержалъ Силинъ откупъ,— для работы при склад, т тоже спали. Я постучалъ, одинъ изъ нихъ проснулся и заругался.
— Ково лшіе носятъ тутъ!
— Вставать пора Мамай, (фамилія рабочаго),— отозвался я.
— Ахъ, это вы, В. В. Сейчасъ, сейчасъ!— Дверь отворилась, и Мамай, въ ночномъ костюм, отвсилъ мн поклонъ.
— Буди ребятъ-то, вставать пора,— повторилъ я.
— Сейчасъ, сейчасъ! Эй вы, безшабашные, Николай Новиковъ, Василій, вставай!
— Ну, что тамъ еще,— отозвались спавшіе.
— Что ишшо, вставай, да вотъ-те и што ишшо. Огонька-бы надо, говорилъ онъ съ собою, и пошелъ за огнемъ въ печк.
— Ишь мужланы, душину каку пустили, лшіе, тьфу, раздуй васъ горой, отплевывался Мамай.
— Гд-же плотники-то, которые у насъ работаютъ, спросилъ я.
— А они, вонъ1 въ томъ краю, да вдь безъ завтрака не пойдутъ, да и намъ надо чайку похлебать.
— Ну, что-же, пейте, только не мшкайте, пожалуйста поскоре.
— Будьте покойны,— и Мамай принялся вытряхивать угли изъ самовара.
Прочіе пошли умываться. Я тоже пошелъ на квартиру, гд распорядился поставить самоваръ.
Съ развтомъ привезли доски для чановъ. Я завербовалъ еще двадцать человкъ плотниковъ, и пошла работа.
Въ дв недли мн удалось таки кое-что сдлать, но, разумется, далеко не все, что было нужно. Построены и поставлены были на мст чаны, вставлены рамы въ окна, сдланы и навшены полотна къ дверямъ, но полъ и потолокъ были все еще некончены, кром того не было печки. Кое-какъ добыли, изъ хлама старую желзную печь, набрали трубъ и провели ихъ около чановъ, но никакой жаръ не въ состояніи былъ нагрть это дырявое строеніе: если надъ чанами потолокъ и былъ кое-какъ настланъ, то на немъ не было земли и жаръ уходилъ положительно весь. Печка топилась постоянно, трубы отъ жара были красны, такъ что я опасался пожара,— и все-таки ничего не помогало. Поставивши другую печь, провели чрезъ подвалы до семидесяти аршинъ рукавовъ, дыры позабили, гд на клею, гд досками, но вмсто нихъ, явились другія дыры, выпалъ мохъ въ другихъ мстахъ, у дверей не было никакого запора, и я цлую недлю спалъ у печки на земл, боясь уйдти изъ подвала, такъ какъ вдь очень легко было изъ такого зданія украсть все, а вино въ особенности, какъ товаръ слишкомъ соблазнительный, могло быть растащено разнымъ заводскимъ сбродомъ.
Лишь только накачали вино, Силинъ явился во мн съ покупателями. Это были два сосдніе помщика, желающіе торговать виномъ и продавшіе Силину хлбъ, за который, по неимнію денегъ, онъ и хотлъ расплачиваться виномъ.
— Ну, вотъ, батюшка, вамъ покупатели, готовьте вина ведеръ триста для этихъ господъ, обратился онъ ко мн, указывая на вошедшихъ.— Это мой подвальный и водочный мастеръ, рекомендовалъ онъ меня, вы давича пили водку его издлія.
— Очень пріятно, проговорили пришедшіе, пощупавъ возырки,— а скоро вино у васъ поспетъ, спросили они.
— Завтра утромъ, сказалъ я.
— Что такъ долго, спросили вс трое.
Я объяснилъ, что вино только лишь накачено, и что, при такомъ холод, оно ни очиститься, ни скоро пройти сквозь сукно не можетъ, и что для приготовленія этихъ трехъ сотъ ведеръ, я долженъ работать ночь, иначе вино не сойдетъ съ чановъ. Для удостовренія, я отвернулъ кранъ и вино потянулось въ ниточку.
— Ну, что длать, успокоивалъ ихъ Силинъ,— потерпите, не все еще устроено, дайте и намъ поправиться немного.
Покупатели вздохнули и согласились.
Впродолженіе этого дня, они разъ пять навдывались во мн, и все просили, пожалуйста, поспшить, потому что у нихъ ждутъ подвалы. Одинъ изъ нихъ былъ молодой человкъ самой будничной наружности, которая такъ и говорила: не знаю, братцы мои, что мн длать, не знаете ли вы? Онъ то дло и заглядывалъ въ разные закоулки подвала или уставлялся на какого нибудь плотника или рабочаго, видно было, что онъ длалъ это безсознательно, такъ какъ-то, на то посмотритъ, на другое, и все это смотритъ безжизненно, тупо, такъ и кажется со стороны, что онъ ршательно ничего не видитъ, хоть и смотритъ и дйствуетъ точно во сн, безъ участія мысли. Другой былъ постарше изъ военныхъ. Вся его особа, отъ головы до пятокъ, силилась выразить: ‘я все знаю, меня не проведешь’. Но эта самоувренность ршительно ничмъ не оправдывалась. Плоская физіономія его едва не выговаривала: ‘не бойтесь меня пожалуйста, потому что я черезъ-чуръ пустъ и слабъ и дльнаго придумать ршительно не могу’. Первые разы приходили, они съ какимъ-то гордымъ, запугивающимъ видомъ, заговаривали со мною покровительственнымъ тономъ’, но какъ мн было ршительно не до нихъ, то, отвтивъ на ихъ вопросы довольно коротко, я извинялся и уходилъ отъ нихъ, то въ чанамъ, то къ плотникамъ, то къ бондарямъ, работавшимъ для подвала мрники {Чанъ или бочка, вымренные, съ стекляннымъ цилиндромъ на боку, или просто деревянной намткой, опускаемый для узнанія количества вина въ мрник. Черезъ мрники отпускается вино покупателямъ, такъ какъ въ бочку и боченокъ наливать на мру ведрами занимаетъ много времени.}. Передъ вечеромъ они прислали ко мн своего довреннаго двороваго человка, съ предложеніемъ пяти рублей, ‘въ знакъ благодарности’, они думали, что я нарочно держу ихъ, обманываю. Я улыбнулся и сказалъ, что еще не за что благодарить меня, да и кром того, я благодарности не принимаю, потому что считаю это дло нехорошимъ. Посланный ушелъ, вскор явились и сами господа. Теперь они сдлались ласкове. ,
— Еще не скоро, спросилъ военный.
— Да не скоро, отвтилъ я,— даже въ назначенному сроку едва ли успю, потому что, вонъ видите, сколько получилъ еще заказовъ.
И дйствительно записки объ отпуск вина сыпались на меня, какъ градъ: долгу по заводу было пропасть, и всхъ, за неимніемъ денегъ, приходилось удовлетворять виномъ, да нужно сказать и то, что вс хлбные, лсные и прочіе поставщики подлались въ эту пору виноторговцами.
— Да какъ же намъ-то? Вдь мы давно уже!.. вдь такъ же нельзя, протестовалъ военный,— ужь вы пожалуйста…
— Я, что могу, сдлаю. Еслибъ вотъ не эти требованія, такъ къ сроку бы я приготовилъ.
Въ это время мн принесли еще записку на отпускъ двухъ бочекъ. Принесшій былъ чудринскій виноторговецъ, отказать ему въ скоромъ отпуск было положительно невозможно, потому что этотъ человкъ длалъ для завода всевозможныя одолженія. Я попросилъ его подождать до завтра и онъ согласился, съ тмъ однако, что я хоть немного отпущу ему сегодня: я приказалъ налить въ принесенный имъ боченокъ.
— Какъ же намъ-то, намъ-то, приставали снова господа.
— Если вамъ угодно выслушать меня, сказалъ я,— то я посовтывалъ бы вамъ ограничиться пока немногимъ, потому что откровенно вамъ сказать, при такой масс требованій, я, положительно, завтра не могу отпустить вамъ всего требуемаго вами, и конечно, какъ видите, не по моей вин, а по безтолковымъ распоряженіямъ старшихъ. Вы ограничьтесь пока половиною, которую я отпущу вамъ завтра чмъ свтъ, а на остальное дамъ записку, что осталось за мною.
— Какъ же, это можно, нельзя, нельзя, закричали оба,— это нехорошо, нехорошо!.. Мы жаловаться будемъ, грозили они,— мы къ Александру Петровичу сейчасъ пойдемъ.
Силина звали Александромъ Петровичемъ.
— Какъ вамъ угодно, сказалъ я.
Они ушли, и я принялся раздлываться съ толпою другихъ покупателей, которые до сихъ поръ смиренно дожидались окончанія моего разговора съ барами. Каждый совалъ мн въ руки записку, каждый молился отпустить поскоре. Я былъ, какъ говорится, въ положеніи таракана на жару. Если ужь господа не хотли слушать ничего, то мужики и подавно, они ршительно не понимали, что я не могу отпустить имъ вина, а просто думали, что я такъ же хочу провести и обмануть, какъ обманывала ихъ до сихъ поръ заводская контора и самъ хозяинъ, и потому просьбы скоро перешли въ брань и угрозы. Я выходилъ изъ себя и метался, какъ угорлый. Къ счастію, меня выручилъ Силинъ, пришедшій съ господами, ходившими къ нему съ жалобою на меня. Толпа, при его вход, немного притихла.
— Вотъ, обратился ко мн Силинъ,— гг. О. и Ж. жалуются на васъ, что вы не хотите отпускать имъ вина.
— Да, я просилъ ихъ ограничиться пока половиною, потому что вдь я не предвидлъ, что меня осадитъ такая толпа покупателей.
Силинъ обратился къ жалобщикамъ, сказалъ имъ нсколько успокоительныхъ фразъ, въ род: невозможно вдругъ! Дло новое!.. и такъ дале. Потомъ потолковалъ съ другими, уврилъ всхъ, что всмъ по-немногу отпустится, что это въ моихъ рукахъ, а я напрасно задерживать ихъ не стану, и поспшилъ поскоре уйти, чтобъ отвязаться отъ разныхъ возраженій.
Изъ конторы, между тмъ, продолжали прибывать разныя личности съ записочками. Чтобъ прекратить это, я пошелъ въ контору самъ и сказалъ, что не только не могу отпускать по ея запискамъ, но и принимать ихъ не стану.
— Что же мн-то длать, спросилъ меня конторщикъ, котораго обступала такая же густая толпа, какъ и меня.— Въ подвал вдь вонъ посмотрите, того управляющій прислалъ, того хозяинъ, того старикъ Петръ Федоровичъ, каждый требуетъ или денегъ, или, по крайней мр, вина, а такъ какъ денегъ нтъ, то я и отдлываюсь записками къ вамъ.
— То есть сваливаете съ больной головы на здоровую, а мн-то куда же ихъ спихнуть, вы вдь знаете, что я тоже не могу удовлетворять ихъ.
— Давайте мн поскоре на десять ведеръ, кричалъ одинъ.
— Александръ Ивановичъ, мн-то напиши поскорй, ребята домой торопятся, упрашивалъ подрядчикъ одной артели плотниковъ.
— Ну, вотъ, что съ ними сдлаешь, какъ откажешь? Цлый день дебятъ тутъ, ничего не дадутъ сдлать. Вотъ, господа, обратился онъ къ толп,— подвальный говоритъ, что не успваетъ приготовлять вино.
— Да ты давай записку-то, а тамъ ужъ дло наше, кричали изъ толпы.
Я обратился къ требующимъ и сказавъ, что ни сегодня, ни завтра не приму ни одной записки и ушелъ.
Въ подвал я нашелъ едва не революцію, вс спрашивали куда я двался, и ругались. Приходъ мой немного успокоилъ ихъ. Вино между тмъ успло набжать, и я принялся отпускать тмъ, у которыхъ записки были на небольшое количество, напримръ, на десять, двнадцать ведеръ и такъ дале.
Давно наступила ночь, а я все еще отпускалъ вино, которое было уже почти все, и нужно было длать новую сортировку. Я послалъ рабочихъ за водою, а самъ принялся отпускать. Холодъ въ подвал былъ нестерпимый, руки просто окоченли отъ чугунныхъ мръ. Кое-какъ къ десяти часамъ, я отдлался отъ докучливой толпы, заперъ подвалъ и ушелъ на квартиру. По дорог завернулъ въ контору и нажилъ непріятность.
Заводъ, какъ я сказалъ уже, находился въ узд одного изъ бывшихъ откуповъ Силина. Этимъ откупомъ въ послднее время управлялъ дядя его по матери. Это былъ человкъ, неимвшій не только свойствъ человческихъ, но и образа. Нсколько разъ онъ принимался служить у своего племянника, и всякій разъ грабилъ его, насколько силъ хватало, и прогнанный подличалъ, лизалъ ноги ограбленнаго, а матери его, своей сестр, клялся всевозможными клятвами, что послдняя продлка его, такъ же какъ и прежнія,— не злоупотребленіе, а только невниманіе къ длу и излишняя снисходительность въ служащимъ. Долго ли, коротко ли, но онъ добивался того, что его прощали и снова давали маленькое порученіе, которое онъ и исполнялъ насколько могъ добросовстно,— т. е. грабилъ не племянника, а сидльцевъ, повренныхъ и мужиковъ, попавшихъ въ его лапу, по корчемству, шинкарству и другимъ поступкамъ, и уже нахально требовалъ себ лучшей должности. Племянникъ умилостивлялся, тмъ боле, что тутъ дйствовала просьба матери, и поручалъ ему снова хорошее дло и, снова разумется, бывалъ ограбленъ. Если же ни нахальство, ни просьбы сестры не помогали, и должности управляющаго откупомъ, достичь не представлялось никакой возможности, онъ просилъ должности главнаго ревизора, халъ съ хозяйскимъ предписаніемъ въ одинъ изъ откуповъ, въ особенности туда, гд зналъ, что управляющій человкъ новый. Прізжалъ, поселялся тамъ, пуская первоначально въ ходъ свое близкое родство съ хозяиномъ, и, хвастая своимъ вліяніемъ на него, успвалъ сбить новичка съ толку и подчинить себ. Завладвъ наконецъ имъ совершенно, отнималъ отъ него вс распоряженія, дйствовалъ произвольно, втягивая въ тоже время доврчиваго служаку въ самыя грязныя исторіи, въ род кутежа, разврата и т. п. Развратничая и пьянствуя съ нимъ вмст, онъ между тмъ писалъ къ племяннику объ этой гадости, выставляя героемъ ея управляющаго, и молилъ его, если только дорога ему собственная его польза, уволить такого негодяя, и рано или поздно достигалъ своей цли. Если же управляющій оказывался человкомъ самостоятельнымъ, онъ дйствовалъ только нагле и, видя, что добровольно ему не подчиняготся, начиналъ угощать племянника разными дрязгами, придавая имъ видъ самой несомннной истины. Племянникъ, но своей недоврчивости къ постороннимъ, хоть и сознавалъ, что дядюшка ‘мораль пущаетъ’, но, думая, что въ этой морали есть частица и правды, молчалъ. Между тмъ дядюшка, желая скорй покончить съ непокорнымъ, отправлялся въ уздъ и производилъ тамъ всевозможныя подлости. Напримръ, подсылалъ купить четверть вина и дорогою выливалъ изъ нея полуштофъ, добавлялъ водою, а попрізд въ питейный домъ, поврялъ это вино, находилъ, разумется, и порчу и неполность и писалъ въ книжк. Для сидльца въ откупное время оправданія почти не существовало и въ особенности, если замчаніе было сдлано такимъ вліятельнымъ ревизоромъ, какъ хозяйскій дядя. И вотъ, понадлавъ во всемъ узд такихъ и подобныхъ пакостей, онъ самъ отправлялъ доносъ, умолялъ прислать другого управляющаго, до пріисканія котораго просилъ довренности себ. Племянникъ, убжденный фактами, присылалъ ему временную довренность. Дядюшк только того и нужно было: получивъ довренность, онъ уже становился самимъ собой вполн и начиналъ путать дло и грабить. Но спутать дло — была его любимая политика, онъ зналъ, во первыхъ, какъ хорошо ловится въ мутной вод рыба, а во-вторыхъ, если нагрянетъ невзгода, то запутанное дло сдать трудне, нежели дло чистое, т. е., онъ подольше протянетъ сдачу и успетъ больше награбить. Въ этомъ случа онъ дорожилъ каждымъ часомъ, и ужь оставлялъ на это время и развратъ, и пьянство, и упивался однимъ грабежомъ. Можно было смло предсказывать, что если поселялся на управленіе какого нибудь откупа Александръ Денисовичъ Карабановъ (такъ его звали), то отчетовъ о ход этого откупа боле не будетъ: и это всегда такъ случалось. Сначала онъ разгонялъ контору и жаловался, что некому длать, и потомъ уже, опираясь на эти жалобы, находилъ средство выходить сухимъ изъ воды. Съ служащими этотъ господинъ обращался варварски, онъ начиналъ съ того, что выписывалъ шайку себ подобныхъ и ужь затмъ служащихъ, присылаемыхъ хозяиномъ, чернилъ, ругалъ, сравнивалъ Богъ знаетъ съ чмъ и наконецъ прогонялъ, не заплатя имъ жалованья. Топтать въ грязь всхъ порядочныхъ людей — было его потребностью. Онъ цинически смялся надъ ограбленнымъ, не выдавалъ ему паспорта, старался впутать въ какое нибудь гадкое дло и засадить въ острогъ. Малйшій упрекъ, одно смло сказанное слово выводили изъ, себя этого звря. Въ немъ что-то было нечеловческое: вчно пьяный, полный жажды скотскихъ наслажденій разврата, онъ представлялъ замчательный экземпляръ искаженія человческой природы. Я не видывалъ подобныхъ негодяевъ и молю судьбу, чтобъ не привелось ихъ встртить. Зло и подлость доставляли ему истинное наслажденіе, онъ упивался ими, какъ, нектаромъ. Одинъ такой мерзавецъ способенъ былъ создать молву, въ тысячу разъ хуже той, которой подвергался цлый откупъ. Личность его была уродлива до послдней степени: квадратный карликъ съ кровавымъ, отекшимъ отъ пьянства лицомъ, съ самыми подлыми глазами и щетиною, вмсто бороды,— представлялъ преотвратительное явленіе. Слухи о его мерзостяхъ, живые факты ограбленныхъ имъ семействъ, всегда поднимали во мн желчь. И вотъ такого-то господина привелось мн въ первый разъ увидть въ контор и, не исполнивъ его приказанія, нажить въ немъ непримиримаго врага. Присутствіемъ его заводъ обязанъ былъ одному изъ его грабежей. Мсяцевъ за восемь до уничтоженія откуповъ, онъ выпросилъ себ должность ревизора и поселился въ город, въ узд котораго былъ заводъ. Управляющій этимъ откупомъ былъ человкъ новый и къ своему несчастью слабохарактерный. Онъ сразу поддался вліянію дядюшки-ревизора, и дядюшка, въ благодарность за это, постарался его впутать въ самое гадкое дло и засадить въ острогъ, а самъ натурально остался на его мст и, по своему обыкновенію, началъ грабить и путать дло. Для большаго же удобства опредлилъ на заводъ конторщикомъ своего сына,— пустую, пьяную голову,— котораго передъ моимъ пріздомъ прогнали за то, что онъ послдовалъ родительскому примру, не только запустилъ дло, но положительно ничмъ не занимался, кром пьянства и разврата. Въ откупъ Карабановъ выписалъ шайку своихъ закадычныхъ: конторщика и подвальнаго, которые, прикрываясь названіемъ его родственниковъ, на самомъ дл были только мужья его любовницъ. Личности эти, въ особенности конторщикъ, ршительно ничмъ не обладали, кром чрезвычайнаго тупоумія и болзни, именуемой запоемъ, и вслдствіе этихъ качествъ попали въ руки Карабанова, какъ гршники въ когти сатаны, и, конечно, подъ вліяніемъ этого человка, кром гадостей они ничего длать не могли. Совершая эти гадости, они не сознавали послдствій. Главное ихъ занятіе состояло въ ничего недланьи и пьянств. Карабановъ рекомендовалъ ихъ, какъ честиныхъ и преданныхъ ему людей, но чрезвычайно тупыхъ и слабыхъ, и говорилъ, что иметъ ихъ на служб только по природной своей доброт, прочіе же вс служащіе, по его словамъ, были до того ничтожны, что онъ, не смотря на крайнюю нужду въ людяхъ, предпочелъ прогнать ихъ, ‘дабы не подвергнуться опасности быть разграбленнымъ, лучше пусть запутается дло, нежели разграбится’, оправдывался онъ. И дйствительно дло запуталось до того, что никто не въ состояніи былъ бы его распутать, и Карабановъ пріхалъ на заводъ для того, по его словамъ, чтобы кончить отчеты, но цль у него была — поселиться на завод совсмъ. Впослдствіи мы увидимъ, насколько удалось ему это, теперь же разскажу мою встрчу съ нимъ въ контор.
Передавъ, что нужно, я уже распростился съ конторщикомъ и одлся, чтобъ идти, какъ онъ кликнулъ меня обратно.
— Александръ Денисычъ зоветъ васъ, сказалъ онъ, показавъ рукою на смежную комнату.
— Это какой такой Александръ Денисычъ, спросилъ я.
— Управляющій К., шепнулъ мн конторщикъ.
Не могу объяснить, что за чувство охватило меня, когда я понялъ, кто меня зоветъ. Помню только, что это было пренепріятное чувство. Но когда я вошелъ и увидлъ личность Александра Денисовича, меня охватила нервическая дрожь, и я поспшилъ опустить глаза: такъ противенъ показался мн этотъ человкъ.
— Что вамъ угодно? спросилъ я.
— Я хотлъ васъ попросить переписать третную и годовую казенныя вдомости по К. откупу, сказалъ онъ тономъ самаго положительнаго приказанія.
— Извините, что не могу исполнить вашей просьбы, у меня своего дла много, отвтилъ я.
— Да вдь это часовое дло.
— Не могу, даже еслибъ было и минутное.
— А да, понимаю, вы изъ М. Вы знать никого не хотите, зашиплъ уже онъ, будучи не въ силахъ сдерживать злобы при такомъ неожиданномъ противорчіи.,
— Да, дйствительно знать ничего не хочу, кром собственнаго дла, сгрубилъ я.
— Я васъ заставлю узнать, шиплъ онъ.
Я ушелъ.
Настроеніе моего духа перемнилось, я чувствовалъ, что наступилъ на змю и могу дорого поплатиться за это. Въ столовой я закурилъ и началъ ругаться про себя, То есть показывать изъ кармана кулакъ. Отворилась дверь и изъ смежной комнаты вышелъ Новкинъ (управляющій бывшимъ М. откупомъ), который только что въ этотъ день пріхалъ и не усплъ порядочно поздороваться со мною.
— Ну какъ дла, спросилъ онъ.
— Дла-то ничего, да вотъ схватилъ сейчасъ непріятность, и я разсказалъ ему предыдущую сцену.
— Ну, это ничего, успокоивалъ онъ меня,— пойдемте въ Александру Петровичу, тамъ къ разговору передадите и это.
— Да и то думаю, отвтилъ я, и пошелъ вслдъ за нимъ въ Силину.
Силинъ сидлъ за столомъ вмст съ отцомъ и заводскимъ управляющимъ Турбинымъ, они только-что отужинали.
— Ну-съ, обратился онъ ко мн,— поработали сегодня?
— Да, сегодня досталось, если не отъ дла, то отъ требованій, отвтилъ я.
— А что, съ господами поладили, смялся онъ.
— Согласились принять завтра половину.
— Работайте, работайте, сказалъ Силинъ, бывшій, какъ видно, въ очень хорошемъ расположеніи духа,— и считайте меня вашимъ должникомъ. Еще откупная ваша награда за мною, но вдь вы, конечно, не считаете меня должникомъ въ этомъ случа несостоятельнымъ?
Вопросъ этотъ повторялся часто, но я зналъ, что, не смотря на признаніе въ этомъ бездокументномъ долг, едва ли мн придется когда нибудь получить общанную давно награду. Такъ какъ награда была дло добровольное, невыговоренное въ условіяхъ, то я и считалъ неделикатнымъ настаивать на ней, какъ длали нкоторые изъ моихъ сослуживцевъ. Потому, я только поблагодарилъ его еще разъ за общаніе.
— Работать моя обязанность, сказалъ я,— и въ этомъ, я надюсь, не заслужу упрека, но бываютъ случаи, въ которыхъ человкъ, невиноватый ни душой, ни тломъ, въ одну минуту можетъ потерять то, на что иметъ полное право. Одинъ такой случай былъ со мною сейчасъ, и я хотлъ бы передать его вамъ.
— Говорите, говорите!
Я пересказалъ мою сцену съ дядюшкою и его угрозы.
Силинъ нахмурился.
— Этотъ человкъ везд хочетъ мшаться не въ свое дло и распоряжаться чужимъ безъ спроса, сказалъ онъ сердито.— Знаете ли что, обратился онъ къ Новкину,— онъ меня такъ ловко помазалъ въ послднее свое управленіе, что затылокъ затрещитъ, какъ вздумаешь, и вдъ продолжаетъ прикидываться невинностью. Отчеты спуталъ такъ, что и самъ чортъ конца не сыщетъ! И вотъ теперь пріхалъ сюда, подъ предлогомъ окончанія ихъ.
— Ужъ въ этомъ вините себя, сказалъ Новкинъ,— вы знали его давно, и слдовательно не нужно было доврять.
— Вы, батюшка, въ этомъ виноваты, а не я, я васъ просилъ тогда, позжайте, пришлите К., такъ нтъ забились въ своемъ М., да и кончено дло. А кром него, я ршительно не нашелъ человка, не пошлешь вдь перваго встрчнаго, а онъ, какъ бы то ни было, дядя. Ну, думалъ, не все же будетъ пакостить, можетъ быть, на этотъ разъ и посовстится.
— Ужь что съ мошенникомъ связываться, говорилъ тогда: ‘эй Александръ Петровичъ, подлеца посылаешь, сядетъ теб на шею’, такъ нтъ, вдь отцу родному не поврилъ, а вотъ мошеннику довренность далъ, проговорилъ старикъ.
Силинъ хотлъ вспылить, но, взглянувъ въ мою сторону, удержался. Почтенный родитель его тоже управлялъ когда-то его длами и, извлекая для себя, по своему тупоумію, алтыны, упускалъ тысячи, и сына чуть не пустилъ въ трубу, да и картофельное дло было слишкомъ свжо, чтобъ заставить забыть чрезвычайную глупость родимаго батюшки.
— Вы, пожалуйста, не слушайте Александра Денисыча ни въ чемъ ршительно, обратился онъ ко мн,— онъ тутъ ничего не значитъ, знайте вотъ Михаила Петровича и боле никого, а относительно того, что вы говорили, я потолкую съ нимъ и прикажу ему впередъ не распоряжаться тми, кто не подчиненъ ему. Не думайте объ этомъ ничего, а теперь, я думаю, вы устали. Покойной ночи.
Я поклонился и вышелъ, но далеко не былъ покоенъ, досада-ли волновала меня, или тайное чувство страха, не могу сказать, только мн было очень не по себ, хорошо, что я усталъ и какъ поужиналъ, такъ и заснулъ почти нераздтый.
Всталъ я часа въ четыре, растолкалъ кое-какъ рабочихъ и принялся за приготовленіе вина докучливымъ господамъ, вино было готово до ихъ прихода ко мн, затмъ началъ снова отпускать по другимъ запискамъ.
Но вотъ явились и господа.
— Ну что скоро? спросилъ военный.
— Готово. Вонъ ваши четыре бочки.
— Благодарю васъ, благодарю. Ну, признаюсь, не ожидалъ, съоткровенничалъ онъ.
— Пожалуйте же посмотрть вино. Мамай, откупорь бочку и натяни вина въ рюмку.
— Вино, кажется, хорошо? спрашивали меня то тотъ, то другой, пробуя поперемнно изъ рюмки.
— По мн хорошо, не знаю, какъ вамъ понравится.
— Ну ужь, батюшка, мы вримъ вамъ, сказалъ военный,— и сейчасъ пришлемъ лошадей, такъ прикажите наваливать.
— Да вы приходите сами, при васъ вынемъ пробы и навалимъ.
— Мы задемъ по дорог, а вынимайте пробы и наваливайте безъ насъ.
— Такъ зачмъ же вы ждали, если не хотли сами принимать?
— А такъ, намъ и дома-то нечего длать, а у васъ все-таки развлеченіе.
— У насъ все такъ, подумалъ я.
Не прошло получаса посл отпуска вина господамъ, какъ прибжалъ въ подвалъ какой-то рабочій: ‘заводъ горитъ’, крикнулъ онъ и убжалъ. Вс, кто тутъ былъ, бросились изъ подвала, я заперъ подвалъ и тоже пустился на заводъ. Подвалъ былъ въ сторон отъ завода съ четверть версты, бжавши, я не замтилъ ни дыму, ни особеннаго движенія и только тогда увидлъ и то, и другое, когда прибжалъ на мсто пожара. Загорлось въ машинной камер, она была на сторон завода, противоположной подвалу и находилась въ нижнемъ этаж. Горлъ потолокъ, пламя еще не было сильно, за то дымъ и чадъ густо валили изъ вышибеннаго окна, машины пожарной не было, а потолокъ былъ высоко, заливали его, плеская въ окошко ведрами воду, которая не достигала своего назначенія, и пламя только усиливалось. Надъ потолкомъ же была устроена овсяная сушилка, разламывать которую нужно было долго. Пожаръ грозилъ распространиться и испепелить весь заводъ. Силинъ метался въ толп, блдный, какъ мертвецъ, и обращался къ нмцамъ, механикамъ и винокурамъ, но они тоже растерялись. Предлагали спустить резервуаръ съ водою, стоящій наверху завода, но эта вода не могла все-таки попасть въ сторону пожара и помшала бы ему лишь распространиться, да и то едва-ли. Между тмъ вс дорогія машины были въ этой и сосдней комнат, общее замшательство росло, приказано бросать въ окно комья снга, лить больше воды. Но это ничего не значило: пожаръ усиливался, пламя рвалось въ окно, отчаяніе овладло всми. Суматоха увеличивалась, вс кричали и никто не хотлъ слушать, потому что кричали безъ толку,— нужно было боле разумное распоряженіе, боле сильная энергія и знаніе дла, а ихъ-то и не было въ этой толп нмецко-русскихъ распорядителей.
— Вонъ, Павелъ Алексевичъ бжитъ, сказалъ кто-то около меня,— онъ лучше всхъ нмцевъ распорядится.
Я обернулся, отыскивая этого лучшаго распорядителя, и увидлъ мальчика лтъ семнадцати, кричавшаго на какого-то рабочаго, зачмъ онъ оставилъ свое дло. Мальчикъ, какъ видно, только-что всталъ со сна. Одтъ онъ былъ въ замасленое пальто, накинутое на грязнйшее нижнее блье. Всклокоченые его волосы были прикрыты сальной фуражкой. Лицо грязное, на ногахъ валяные сапоги,— словомъ, самая грязная наружность. Тотъ, на кого онъ кричалъ, былъ въ армяк, заросшемъ сажею, и, въ удивленію моему, струсилъ этого крика и совершенно растерялся.
— Ступай сейчасъ, туши огонь подъ котлами, не вдругъ, а постепенно, и вовсе не затушивай, слышишь, живо!
Мальчикъ перевернулъ рабочаго, и тотъ стремглавъ побжалъ въ свою кочегарку.
— Лстницу, кричалъ мальчикъ, и бросился искать ее.
Силинъ побжалъ за нимъ, нмцы тоже, толпа тоже. Къ счастью, лстница была въ нсколькихъ шагахъ прислонена въ выстроенной напротивъ воловн {Хлвъ для воловъ.}. Мальчикъ ухватилъ ее и потащилъ.
— Паша, Паша, кричалъ растерявшійся Силинъ,— что ты хочешь длать?
— Пожаръ тушить, сказалъ мальчикъ, приставляя лстницу къ ближайшему окну, которое было во второмъ этаж, на разстояніи двухъ саженъ отъ того, изъ котораго пылало пламя.
— Да какъ же ты? спрашивалъ Силинъ,— не спустишь-ли резервуаръ въ верху?
— Hè, нужно, не нужно, сказалъ торопливо Паша, и, вырвавъ у мужика ведро съ водою, снялъ свое сальное пальто и принялся полоскать его въ этомъ ведр. Выполоскавъ пальто, онъ надлъ его, вылилъ на голову остатокъ воды, взялъ въ руки лежащій неподалеку отрубокъ дерева, взбжалъ на лстницу, пробилъ отрубкомъ раму и вмст съ нею исчезъ въ пожар.
— Сгоритъ, съумашедшій, сгоритъ, стоналъ управляющій заводомъ.
Толпа напряженно смотрла вслдъ вскочившему въ окно, но, разумется, ничего не могла видть, по причин густого дыма, повалившаго изъ выбитаго окна.
Прошло нсколько минутъ напряженнаго ожиданія. Вс смотрли въ окно, гд скрылся удалецъ, и не замтили, какъ пламя постепенно длалось тише. Кто-то наконецъ замтилъ это. Сажа съ паромъ клубами вылетали изъ окна, пламени же совершенно не было. Радость оживила всхъ, въ особенности Силина, онъ повеселлъ и спрашивалъ нмцевъ, что это тамъ сдлалъ Паша, что пожаръ уничтожился въ нсколько минутъ. Но Паша снова закричалъ изъ окна, въ которомъ скрылся.
— Нтъ-ли тутъ Федора-машиниста, кричалъ онъ, согнувшись на окн въ три-погибели, потому что дымъ, хотя и значительно въ меньшемъ количеств, но все-таки валилъ изъ окна, на которомъ онъ стоялъ.
— Здсь, здсь, откликнулся Федоръ и, взбжавъ по лстниц, скрылся вслдъ за Пашей.
Дымъ шелъ меньше и меньше, мсто его заступилъ паръ, который такъ и порывался въ оба окна.
Нмцы пошли къ кочегарк, за ними Силинъ и, наконецъ, толпа. Въ кочегарк стоялъ Паша, онъ продрогъ и грлся около печей, куда снова подбрасывали дрова. Ручьи грязи текли по его лицу, онъ отиралъ ихъ рукавомъ своей сальной рубашки. Вскор кочегаръ принесъ ему тулупъ, и онъ одлся.
— Спасибо, Паша, благодарю, сказалъ, подошедши къ нему, Силинъ,— считай за мною сто рублей награды.
Паша пробурчалъ что-то въ благодарность и продолжалъ стирать грязь съ лица суконнымъ рукавомъ тулупа. Въ этой поз онъ выглядлъ смирнымъ и очень усталымъ мальчикомъ.
— Что-же ты тамъ сдлалъ? Какъ затушилъ? любопытствовалъ Силинъ.
— Паръ пустилъ въ комнату, отвтилъ Паша.
Онъ, кажется, и не воображалъ, что онъ спасъ сегодня чуть-ли не весь капиталъ Силина, ухлопанный на заводъ.
— Однако, не выпустилъ бы тамъ Федоръ вс пары, спохватился онъ,— дай-ка Никита кушакъ, а то я продрогъ, и, подпоясавшись, онъ выбжалъ въ корридоръ и пустился въ комнату паровыхъ котловъ.
Мы послдовали за нимъ и встали передъ отворенною дверью горвшаго отдленія. Тамъ ничего не было видно, паръ наполнялъ собою все, слышно было, какъ онъ шиплъ и визжалъ, вырываясь изъ отворенныхъ крановъ. Но шумъ скоро смолкъ и въ комнат стали обозначаться предметы, показалась паровая машина, вблизи ея стоялъ Паша и осматривалъ нтъ-ли поврежденій. Федоръ, въ смежной комнат, работалъ что-то на котлахъ.
— Посмотри котельный водометръ, кричалъ ему Паша.
Федоръ посмотрлъ и сказалъ какой-то механическій терминъ.
— Переведи переводъ на рабочій шхивъ.
Федоръ исполнилъ распоряженіе. Паша пустилъ машину, и заводъ пошелъ полнымъ ходомъ.
— Федоръ, я отправлюсь домой, продрогъ, а ты сдлай… и Паша начал свои распоряженія.
Федоръ, рослый мужчина, довольно солидной наружности, съ почтеніемъ и любовію выслушивалъ этого грязнаго, смирнаго мальчика.,
— Я скоро ворочусь, сказалъ Паша въ заключеніе,— такъ ты пожалуйста ужь до меня смотри.
— Хорошо, Павелъ Алексичъ, не безпокойтесь, сказалъ успокоительно Федоръ.
Я тоже пошелъ въ подвалъ. Передо мною шелъ подрядчикъ бондарей.