Игла, Андреевский Павел Аркадьевич, Год: 1888 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 16 минут(ы)

П. А. Андреевскій.

ИГЛА.
ЮМОРИСТИЧЕСКІЙ СБОРНИКЪ,
составленный изъ эскизовъ, очерковъ и описаній, печатавшихся въ фельетонахъ газетъ ‘Заря’ и ‘Кіевское Слово’ подъ псевдонимомъ ‘Иглы’ (П. А. Андреевскаго).

КІЕВЪ.
Тип. С. В. Кульженко, Н.-Елисаветинская улица, собств. дом
1888.

http://az.lib.ru/

ОГЛАВЛЕНІЕ.

Туманныя картины

Общественная зоологія

Ночь передъ Рождествомъ

Замтки городоваго

Горе отъ ума

Воскресшіе герои мертвыхъ душъ

Нчто о брак и ‘Ревизоръ’

О союз брачномъ

О любви. (Лекціи профессора Амантова)

Какъ мы любимъ женщину?

По поводу женскаго образованія

Передвижныя выставки живыхъ картинъ

Трудный день

Значеніе провинціальной печати

Обывательская литература

Великопостныя бесды и Drang nach Osten

Болгарскій вопросъ. Нормировка. Разныя дла

Болгарія, холера и оперетка

Мысли вслухъ

О смерти короля Боварскаго и объ Островскомъ

О гипнотизм и текущія дла

Кое-что о головахъ

Днпровская катастрофа 7 Августа 1883 года

Лтніе разговоры

Журфиксъ

Политика. Дло Райскаго. Самоубійство

Воспоминанія. Полемика Чечота

Изъ дневника Кукушкина

Проектъ новаго банка

О дворянств

По поводу Свиридовскаго процесса

Пріемная адвоката и Г. Спасовичъ

Политика и князь Мещерскій.

Со скамьи подсудимыхъ

Судебная хроника. (Дло о выденномъ яйц)

Поздка въ Крымъ.

Письмо Кукушкина (изъ Варшавы)

Парижскіе фельетоны.

ТУМАННЫЯ KAPTИНЫ

I. Наши жены черезъ 100 лтъ.

Я спалъ, и въ сладкомъ усыпленьи мн представился чудный образъ свтло-кудрой двушки съ черными глубокими глазами, съ милой дтской улыбкой. Она олицетворяла собою кротость, голубиную чистоту и невинность, и въ то-же время чудные глаза выражали умъ и проницательность. Двушка сидла за книгой, оперевъ свою головку на лвую руку. Глаза ея бгали по страницамъ и изрдка, какъ бы украдкою, она бросала на меня какой-то вызывающій взоръ. Конечно, я влюбился въ нее чуть-ли не съ перваго взгляда, и, наконецъ, обратившись къ виднію, робко спросилъ: ‘кто ты, чудное видніе, и зачмъ смущаешь мой покой?’ — Двушка закрыла книгу и отвтила: ‘я будущая идеальная жена, такая, какихъ ты встртишь, если умрешь и вновь появишься на свтъ, приблизительно лтъ черезъ сто’.

Ждать такой періодъ времени мн казалось слишкомъ долго, а видніе меня очаровало, а потому и сообразивъ, что это все-таки сновидніе (какъ говоритъ Елена Прекрасная), я хотлъ испытать этого прекраснаго будущаго сейчасъ же, и приступилъ къ длу. Началъ, конечно, съ того, что попросилъ позволенія быть представленнымъ родителямъ двушки. Къ удивленію моему, оказалось, что это было совершенно излишне, такъ какъ очаровательная блондинка живетъ самостоятельно, отдльно отъ папеньки и маменьки.

— То есть, какъ же это такъ?— полюбопытствовалъ я.

— Очень просто, отвтила двушка, Я уже годъ, какъ окончила университетъ и живу на своей квартир, предоставивъ родителямъ удлять свои заботы младшимъ дтямъ. Смшно, въ самомъ дл, чтобы они возились съ восемнадцатилтнею особой, имющей вс гражданскія права. Наконецъ, тотъ образъ жизни, который я веду, могъ бы ихъ нсколько стснять. У меня свой кругъ знакомыхъ, свои занятія, свои развлеченія. Если хотите, прізжайте сегодня ко мн на партію винта. Я ужасно люблю эту старинную игру, которая рдко гд теперь встрчается,— прибавила двушка и, давъ мн свою карточку съ адресомъ, исчезла.

Я остался пораженнымъ… Въ моихъ рукахъ была ея карточка съ маленькой фотографіей блондинки въ вид медальона и надписью: ‘Ирина Петровна Ракитина.— Кандидатъ правъ’.

— Что же это такое?— подумалъ я.— Чудное виднье, очаровательная чистая блондинка, 18-ти-лтняя двушка и…. живетъ не при папеньк, пользуется всми гражданскими правами, играетъ въ винтъ, иметъ свой кружокъ… кандидатъ правъ!… Боже мой! Вотъ до чего мы дожили! И рекомендуется еще будущей идеальной женой. Воображаю, хорошая жена изъ нея выйдетъ!

Я долго находился въ недоумньи, но, наконецъ, опомнился… Да что-же я, въ самомъ дл,— вдь для того, чтобы все это постигнуть, надо человческой мысли шагнуть впередъ ни боле, ни мене, какъ на сто лтъ!!!… Вдь люди, нравы и убжденія мняются. Кто бы подумалъ во времена затворничества древне-русской женщины, что она вмсто сиднія въ терему и щелканья орховъ — будетъ слушать высшіе курсы, служить на желзной дорог и т. п., а теперь прогрессъ идетъ гораздо быстре и что насъ ждетъ — никто и не угадаетъ. Мечтать и думать можно разно, наконецъ, и сны, и виднія бываютъ разные.

Я сталъ собираться на вечеръ къ Ракитиной. Надвъ черный кафтанъ и синюю шелковую рубаху,— никто на вечера иначе не здилъ — ровно въ 7 часовъ вечера я высадился изъ вагона электрической дороги, возл указаннаго адреса, и поднялся къ Ракитиной. Я засталъ у нея много молодежи: мужчинъ и двушекъ и ни одного старика. Отцы и дти, подумалъ я, составляютъ разныя общества и другъ другу, повидимому, не мшаютъ.

Шелъ оживленный, веселый разговоръ. Ракитина, какъ оказывается, только что вернулась изъ суда, гд она блистательно выиграла очень интересный литературный процессъ. На ней еще было оффиціальное черное платье, застегнутое сверху до низу, съ черной пелеринкой и кружевнымъ воротничкомъ. Прекрасные волосы ея распущенными кудрями падали на плечи, на груди въ вид брошки былъ серебряный знакъ, изображавшій знакомую старушку емиду съ завязанными глазами и съ надписью на лент: ‘милосердіе и справедливость’.— Вся ея фигура представляла собою дйствительно-идеальный образъ защитницы. Я тотчасъ вообразилъ себ на трибун такую защитницу, вмсто нашихъ историческихъ ораторовъ — Лохвицкаго и Плеваки…. Къ тому же Ракитина обладала замчательнымъ краснорчіемъ, а голосъ ея напоминалъ мн чудные переливы какого-то давно забытаго голоса, который раздавался сто лтъ назадъ, изъ устъ одной знаменитой артистки,— кажется, Сары Бернаръ. И такъ, эти природныя качества, которыми такъ богато была одарена очаровательная женщина и которыя прежде, въ наше старое время, не нашли бы себ никакого примненія, теперь давали обществу блистательную знаменитость на поприщ адвокатуры.

Пусть не подумаютъ, что мое сновиднье, мои туманныя картины могутъ вселить въ юныя головы нашихъ двъ какія либо поползновенія на допущеніе ихъ, напр., къ защит по уголовнымъ дламъ. Не забывайте опять, что мн снятся картины слишкомъ отдаленнаго будущаго и что тогда будетъ хорошо, то теперь, конечно, непримнимо и даже, быть можетъ, очень вредно. Извольте, въ самомъ дл, теперь, при нашихъ взглядахъ и воззрніяхъ, выпустить предъ нашими судьями такую защитницу. Да я увренъ, что ни одинъ изъ нашихъ молодыхъ предсдателей, подъ вліяніемъ восторга, не произнесъ бы въ конц засданія своего суроваго ‘обвинительнаго’ резюме, а присяжные соскочили бы съ мстъ раньше времени и воскликнули хоромъ: ‘не виновенъ, не виновенъ! Она того желаетъ!….’

Процессъ, который защищала Ракитина, опять таки поразилъ меня, какъ человка, жившаго сто лтъ назадъ. Редакторъ одной газеты обвинялся въ томъ, что, получивъ корреспонденцію объ одномъ мелкомъ злоупотребленіи по служб одного должностнаго лица, не помстилъ этой корреспонденціи въ ближайшемъ номер своей газеты. Преступленіе это предусмотрно было статьей 101, гласившей: ‘Редакторъ газеты, какъ лицо, обязанное, въ силу принятой имъ присяги, содйствовать обществу и правительству въ раскрытіи злоупотребленій во всхъ сферахъ общественной жизни, въ случа онъ, по нераднію, медленности и небрежному выполненію своихъ обязанностей, въ ущербъ общаго дла и въ интересахъ единичнаго лица, не напечатаетъ въ ближайшемъ номер своей газеты дошедшаго до него какимъ-либо путемъ свднія о злоупотребленіи лица, находящагося на служб общественной или отъ правительства, подвергается за сіе штрафу отъ 100 до 1000 р.’

Потолковавши вдоволь о процесс, молодые люди перешли къ другимъ событіямъ дня. Разговоръ былъ занимательный и оживленный. Я невольно былъ пораженъ, не услышавъ ни сплетенъ, ни толковъ про ту или другую личность. Говорили о длахъ, а также шутили, смялись звонкимъ, рзвымъ и непринужденнымъ смхомъ и, наконецъ, любители услись и за неизбжный винтъ. Ого! подумалъ я, вотъ однако что пережило цлое столтіе — винтъ! Не совсмъ пріятно. Игроки однако не засиживались и боле трехъ роберовъ игра не продолжалась. Не принимая участія въ игр, которую я не могъ постигнуть даже черезъ столтіе (совсмъ она мн не дается), я, ознакомившись съ чуждымъ для меня обществомъ, проводилъ время въ наблюденіяхъ за новыми типами и, признаюсь, удивленію моему не было конца. Меня поражало обращеніе молодыхъ людей между собою. Сто лтъ тому назадъ въ такомъ сообществ молодыхъ людей и прекрасныхъ юныхъ двъ давно-бы уже происходило настоящее вавилонское столпотвореніе и какая-то безумная оргія. Ничего подобнаго не было. Общеніе молодыхъ людей повидимому было столь обыкновеннымъ явленіемъ, что ни въ одной изъ сторонъ не возбуждалось никакого дикаго восторга при взаимномъ сближеніи. Но гд-же любовь? Гд это блаженное волшебное чувство, украшающее молодую душу, молодую жизнь?— Неужели оно исчезаетъ при упрощеніи отношеній между обоими полами?— Нтъ, никогда! О, я въ этомъ скоро убдился, на томъ-же вечер у Ракитиной. Я видлъ даже парочки влюбленныхъ, сидвшихъ вмст и наслаждавшихся тихой, задушевной бесдой. Къ удивленію моему, я узналъ, что между всей этой молодежью не было ни одного жениха и ни одной невсты. Все это было для меня непонятнымъ, пока я не объяснился съ Ракитиной. Вотъ какъ произошло это объясненіе и что я узналъ отъ нея.

Плнившись этой очаровательной двушкой, я ревниво слдилъ за каждымъ ея движеніемъ и меня поражало ея поведеніе, вольность обращенія съ молодыми людьми — ея гостями, изъ которыхъ особеннымъ вниманіемъ она дарила одного молодого математика. Во мн хватило достаточно нахальства (оставшагося, конечно, отъ прежняго допотопнаго воспитанія и взглядовъ на женщину) и я выждалъ удаленія всхъ гостей, чтобы остаться наедин съ обворожительной Ириной (имя, пожалуй, не совсмъ благозвучное, но ‘не въ этомъ счастье’, какъ говорилъ одинъ мой пріятель). Наконецъ, я съ нею вдвоемъ. Я началъ, какъ въ древнихъ историческихъ романахъ и пьесахъ, которые уже никмъ не читались, а въ сущности я началъ очень просто, сказавъ ей безъ дальнихъ обиняковъ: ‘я васъ люблю и, дескать, какъ порядочный человкъ, желаю предложить вамъ руку и сердце, чтобы, значитъ, по закону, какъ слдуетъ: отвтьте мн одно лишь слово и я буду счастливъ!’

— Вы мн нравитесь!— просто и искренно отвчала двушка.

— О! Ирена! (я тотчасъ придумалъ это благозвучное имя). Какъ я счастливъ, идемъ-же къ папеньк и маменьк просить благословенія.

— Стойте! Куда, зачмъ?— задала она мн рядъ вопросовъ, заставившихъ меня широко раскрыть глаза отъ удивленія.

— Какъ, зачмъ? Да вдь я вамъ ‘въ нкоторомъ род декларацію длаю’ и хочу вамъ предложить законныя узы Гименея.

— Замужество? Бракъ?— спросила удивленно Ирена.

— Ну да, что-же другое?

— Да вдь я еще жить хочу для себя, я молода, за чтоже я отдамъ всю мою жизнь вамъ и буду жить для одного васъ?

— Какъ за что?— возразилъ я. Да вдь я тоже посвящаю вамъ всю мою жизнь, я буду любить одну васъ, заботиться о васъ, служить вамъ, лелять васъ. Мы будемъ обязаны другъ другу взаимнымъ счастьемъ,— вспомнилъ я тираду изъ прошлаго столтія.

— Но гд-же тутъ залогъ этого взаимнаго счастія, гд равенство, гд справедливость?— продолжала совершенно серьезно Ирена,— эта будущая идеальная жена, какою она себя рекомендовала. Затмъ я услышалъ разсужденія этой яко-бы идеальной жены, и, признаюсь, отъ многаго пришелъ въ ужасъ. ‘Посудите вы, легкомысленный человкъ и гнусный эгоистъ!— добавила она, безъ всякаго однако озлобленія.— Какимъ вступаете въ этотъ союзъ вы и какою берете меня? Скажите мн одно: любили-ли вы до сихъ поръ кого нибудь? Говорите одну правду: любили или нтъ?’

Я немного смутился…— Да какъ вамъ сказать, это вдь все не такая любовь, которую я чувствую теперь…. Мало ли какія бываютъ увлеченія, въ молодости, въ особенности….

— Однако — любили, какъ-бы тамъ ни было?

— Увлекался,— повторилъ я, какъ пойманный школьникъ,— увлекался не боле того, однако не настолько, чтобы связать всю свою жизнь съ любимымъ существомъ, чтобы быть преданнымъ ей одной,— а теперь….

— Вы общаете, что увлеченій больше не будетъ?

— О, вы одна, Ирена, будете моей святыней… и т. д.

Она меня перебила:— вы говорите, какъ въ столтнихъ романахъ. Но, положимъ, я готова вамъ врить, а потому еще боле вижу, что бракъ нашъ невозможенъ и что я не могу общать быть хорошей женой.— Вы увлекались уже, испытывали увлеченія, восторги и пользовались жизнью, а потому есть основаніе думать, что пора увлеченій для васъ прошла и что настоящее чувство ко мн есть уже боле прочное чувство — любовь человка, который постигъ и изучилъ это чувство, потому что любовь надо понимать, надо ее изучить, изучить вс ея оттнки… Напрасно думали въ древности, что это божественный даръ, который дается сразу. Теперь обратимся къ другой сторон союза, ко мн. Я никого еще не любила и никмъ не увлекалась. Чего-же лучше, скажете вы: только такая женщина и можетъ быть настоящей женой, только ей одной и можно предложить союзъ на всю жизнь! Но это давно брошенный нелпый взглядъ, ‘преданіе старины глубокой’.

— Видите-ли,— я вдь не могу отвчать за себя, я не могу быть увренной, что мое чувство къ вамъ есть единственное, лучшее въ жизни, потому что я еще не испытывала этого чувства никогда и мн кажется, что потому всегда лучшею женою будетъ та, которая будетъ представлять боле гарантій для мужа отъ ‘желаній испытывать новыя увлеченія и оправдываться незнаніемъ жизни, неопытностью’. Словомъ, въ этотъ союзъ надо вступать съ одинаковыми шансами, при боле или мене равныхъ условіяхъ. Тогда он будутъ такими же врными и испытанными женами, какъ ихъ мужья, хорошо знакомые съ жизнью. И такъ,— заключила Ирена,— я пока не могу быть вашей женой!

Заключительныя слова красавицы на меня подйствовали чрезвычайно непріятно и посл объясненія съ нею я вышелъ разочарованный прогрессомъ въ этомъ отношеніи. Я чувствовалъ какую-то сердечную пустоту и разочарованность. Ирена казалась мн боле разсудительною, нежели любящей, способной къ безотчетному увлеченію… и вообще вся поэзія этого чуднаго образа, явившагося въ начал сновиднья, для меня исчезла разомъ. Я еще боле удивился, когда узналъ, что свобода для двушекъ была настолько признана, что эти милыя созданія пользовались совершенно такими же привилегіями, какъ наша jeunesse de l’autre temps, он посщали клубы, собранія, бывали везд на вечерахъ и затмъ по истинному чувству выходили замужъ и были прекрасными женами… Но все его для меня было грустно… и непонятно, и я, какъ отсталый человкъ, разочаровался моимъ видніемъ и скоро ея образъ затмился передо мною.

Я проснулся… Проза жизни началась со всею ея дйствительностью. Ко мн подошла моя милая любящая супруга и съ своимъ ласковымъ милымъ личикомъ она… преподнесла мн для уплаты счетъ отъ модистки на 178 р. за новое платье для предстоящаго семейнаго вечера въ дворянскомъ клуб. Я попробовалъ заикнуться, что это очень дорого, что это расходъ совершенно излишній, но въ отвтъ на мои экономическія разсужденія посыпался цлый градъ укоровъ и упрековъ.

— Да, вамъ все это кажется лишнимъ, вамъ все надоло, а я… за что я должна загубить свою молодость?— Вы увлекались, бросали бшеныя деньги, а я ничего подобнаго не испытывала, я вамъ отдала все, все… а между тмъ, я тоже хочу жить. Когда же и жить, какъ не теперь?… О, безчувственный эгоистъ и т. д., и т. д. Настроеніе супруги шло crescendo, отъ нжныхъ, ласкательныхъ словъ діалоги перешли на совершенно другія выраженія и въ конц концовъ я все таки долженъ былъ заплатить по счету 178 руб.!!

(Заря 1882 г. No 2).

II. Кіевъ — въ будущемъ.

Предо мною въ туманной дали разстилалась прекрасная картина довольно отдаленнаго будущаго. Мн представился чудный нашъ городъ такимъ, какой онъ будетъ ни больше, ни меньше, какъ черезъ сто лтъ. Ахъ, какой это будетъ славный городъ и какъ жаль, что никто изъ насъ не доживетъ до этой вожделнной поры. Но чего не въ состояніи создать воображеніе! Мысленно я провелъ цлый день въ этомъ город и спшу подлиться своими впечатлніями.

Я занималъ небольшую комнатку на 24-мъ этаж въ дом правнука г. Фрометта, на той-же Бульварной улиц. Внизу помщалась аптека, существующая боле 100 лтъ, какъ гласила вывска. Высота моего помщенія никого не должна удивлять, ибо даже 30-ти этажные дома вовсе не въ диковинку въ нашемъ город (черезъ 100 лтъ, конечно). Вс этажи связаны были желзными скрпленіями, на подобіе желзнодорожныхъ мостовъ. Въ каждомъ дом въ коридорахъ непрестанно поднимались и опускались подъемныя машины (ascenseur), такъ что одинъ десятокъ этажей выше или ниже ничего не значилъ. Не усплъ я проснуться на этой высот, какъ возл окна раздался свистокъ и показался, двигавшійся по телеграфной проволок маленькій аэростатъ, въ которомъ помщался ‘разлетчикъ газетъ’. Въ раскрытую форточку онъ бросилъ мн 38 мстныхъ листковъ разныхъ изданій,— вс они были наколоты на одномъ шпил и перелистывались какъ книга. Увы! я не встртилъ ни одного знакомаго названія, ни ‘Кіевлянина’, ни нашей ‘Зари’, ни даже ‘Труда’. Они давно отошли въ вчность. Газеты не носили никакихъ названій, кром фамиліи редактора въ заголовк, иначе — каждая газета именовалась фамиліей редактора. Вроятно, это произошло по той простой причин, что не хватало уже словъ и воображенія для сочиненія новыхъ заглавій. Изданія были на всевозможныхъ языкахъ: на русскомъ всего 5, . . . . . . . . . . . . . . . . . . нмецкомъ, французскомъ, англійскомъ, больше всего было на малорусскомъ. Я припоминаю, что 2 малорусскія газеты до фамиліи редакторовъ назывались, ‘Довгочхунъ’ и ‘Перерепенко’. Вс газеты представляли собою листки небольшаго формата самой мелкой печати, которая однако свободно читалась при помощи хорошаго микроскопа. За то въ день выходило по 4 номера каждаго изданія въ часы, соотвтствующіе утреннему чаю, завтраку, обду и ужину. Типографскія машины были настолько усовершенствованы, что для того, чтобы набрать цлый номеръ, наборщица садилась за фортепьяно, клала на пюпитръ исписанную тетрадь и играла не боле часу какую-то музыку: мелодіи варьировались, конечно, смотря по тону и направленію газетъ. Кончивъ музыку, пьянистка вставала и съ задней доски инструмента снимали отпечатанный листокъ готовой газеты, который уже копировальнымъ аппаратомъ размножался въ тысячи экземплярахъ. Вс типографіи помщались на одной улиц, гд никто не рисковалъ поселиться, потому что отъ разыгрываемыхъ мелодій на улиц стоялъ такой невыразимый хаосъ звуковъ, что даже случайно попавшія на улицу собаки (вс въ намордникахъ и съ визитными карточками на шеяхъ) неслись стремглавъ съ какимъ-то жалобнымъ воемъ и поджавши хвосты. Въ одной изъ русскихъ газетъ какого-то ‘Кутузкина и К’ передовая статья посвящена была разбору случая невжественнаго обращенія городоваго бляхи No 10141-й съ рыженькимъ кобелемъ, по имени ‘Проврись’.— Я пришелъ въ недоумніе. Заглянулъ въ другія газеты и — что же оказалось? ‘Внутренней политики’ не было и помину, ни малорусскаго, ни польскаго, ни еврейскаго вопросовъ давно не существовало, а изъ вншней политики восточный вопросъ уже четверть вка какъ былъ сданъ въ архивъ и проживавшіе въ нашемъ город турки имли вс права полноправныхъ гражданъ, засдали въ судахъ въ качеств присяжныхъ (не подвергаясь даже вычеркиванію), держали питейные дома и пр. Объ уваженіи человческихъ правъ не возбуждалось вопроса,— это показалось бы страннымъ и даже собаки давно уже пользовались охраной своей личности, если носили установленную карточку съ названіемъ и были внесены въ списки по кварталамъ, при чемъ хозяева вносили за нихъ ежегодную плату. Случай съ рыженькимъ кобелемъ составлялъ положительно явленіе ‘общественнаго интереса’ и вс читали грязную статью ‘Кутузкина и К’ и негодовали!….

Спустившись на улицу, я чуть не былъ сбитъ съ ногъ налетвшей на меня цлой стаей маленькихъ локомотивовъ, двигавшихся по безконечному числу параллельныхъ рельсовъ, которыми была изборождена вся улица. Эти движущіеся посредствомъ электричества локомотивы,— изображавшіе запертый ящикъ съ машинкой, на которой сидлъ кондукторъ, и откидное бархатное кресло для здока,— замнили (черезъ 100 лтъ) нашихъ безобразныхъ извозчиковъ. Я однако отстранилъ ихъ услуги и хотлъ прогуляться по городу. Для пшеходовъ были особые тротуары посреди улицы, куда я и прошелъ. Что за великолпныя зданія, какія широкія и красивыя улицы! Я, конечно, не узналъ бы никогда Бульварной улицы, еслибы на ней не помщался домъ правнука Фрометта. Но удивленіе мое въ особенности было велико, когда я узналъ, что и самая улица Бульварная была переименована въ ‘Эйсмановскую улицу’. Затмъ вообще я нашелъ, что въ Кіев оказался цлый десятокъ улицъ съ наименованіями разныхъ городскихъ головъ. Посл г. Эйсмана попадались еще знакомыя имена, такъ напр. Лютеранская улица оказалась ‘Допельмаеровскою’ въ честь г. Допельмаера, который несомннно заступилъ г. Эйсмана. Кром Допельмаеровской улицы я нашелъ, къ удивленію, еще ‘Хряковскую’, ‘Терещенковскую’, наконецъ, ‘Запорожскій бульваръ’, ‘Можейковскую’ и — дале уже встрчались совсмъ незнакомыя фамиліи… На каждой улиц красовался и монументъ одного изъ городскихъ головъ. Съ почтеніемъ останавливаясь и обнажая голову предъ всми этими достойными дятелями нашего муниципалитета, я обошелъ однако почти весь городъ и на каждомъ шагу имлъ новый случай удивляться и преклоняться предъ могучею силой прогресса.

Я ршительно не узналъ бы Крещатика. Посредин широкой улицы, гд прежде было невозможно никакое сообщеніе, проведенъ широкій каналъ съ днпровскою и дождевою водой и по немъ живехенько мелькали группы лодочекъ и маленькихъ пароходовъ. Очевидно, Крещатикъ сталъ судоходной улицей. Центральной почтовой конторы, гд толпился когда-то народъ, изнемогавшій отъ ожиданія, не существовало, и письма, посылки и проч. корреспонденція принималась въ каждой будочк на углу квартала. Тутъ-же былъ постъ городоваго, который повертывался, сидя на кругломъ табурет, и помимо тысячи услугъ, оказываемыхъ этимъ блюстителемъ порядка, притомъ свободно объяснявшимся на всхъ языкахъ, онъ чинилъ также мелкія судебныя разбирательства разныхъ уличныхъ столкновеній. Не надо было ни вызова свидтелей, ни необходимаго числа судей, ни врученія повстки, и тяжущіеся и спорящіе были вполн довольны скорымъ и необременительнымъ правосудіемъ его. Существовавшій 100 лтъ тому назадъ порядокъ откладыванія засданій до безконечности былъ давно забытъ и имена нашихъ прежнихъ мировыхъ судей вкуп съ предсдателями създовъ стали исторической диковинкой, а протоколы прежнихъ судебныхъ засданій откапывались историками изъ архивовъ и читались какъ разсказы о троянской войн или о похожденіяхъ Энея . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . — Вмсто почты устроена была главная телефонная станція и въ этомъ благодтельномъ учрежденіи за какія-нибудь 5 копекъ каждый могъ втеченіе цлаго часа вести самую разнообразную бесду чуть-ли не со всми своими знакомыми. Вечеромъ въ особомъ отдленіи этой станціи были устроены мста за особую плату, сидя на которыхъ можно было прослушать любую оперу или драматическое представленіе въ одномъ изъ 20 городскихъ театровъ по выбору слушателя. Я записалъ себ два мста въ оперу и въ театръ ‘100-лтняго кіевскаго драматическаго общества’ — на всякій случай, разсчитывая не получить билета.

Любуясь красотами роднаго города, я почувствовалъ, наконецъ, аппетитъ и услся за большимъ обденнымъ столомъ, разставленнымъ на широкомъ тротуар подъ навсомъ ресторана 100-лтней фирмы ‘Семадени и К’. Столъ былъ накрытъ боле чмъ на сто персонъ и тутъ сидли лица всхъ націй и профессій. Кушанья были самыя разнообразныя и между прочоми деликатесами я прочелъ на карточк: ‘откормленный щенокъ подъ хрномъ’ и ‘сосиски изъ собачьей начинки’. Такія блюда меня крайне удивили: я, конечно, не сообразилъ, что за сто лтъ вкусы настолько могли измниться, а запросъ на жизненные продукты такъ увеличиться, что давно уже самые несъдобные матеріалы стали свободно перевариваться въ человческомъ желудк. Мое предубжденіе противъ собачьяго мяса всячески старался разсять услужливый гарсонъ ресторана. Онъ убждалъ меня, что это одно изъ самыхъ деликатныхъ блюдъ, а сидвшій около меня какой-то историкъ сообщилъ мн, какъ замчательный историческій курьезъ, что давно когда то, ‘въ прошломъ столтіи, вообразите, люди были такъ глупы, что одинъ какой-то колбасникъ привлекъ къ суду одну газету за то, что его подозрвали въ приготовленіи колбасъ изъ собачьяго мяса!.. Можете себ представить, какіе дикари были!..’ — заключилъ свой разсказъ историкъ, и въ моей голов случайно шевельнулось воспоминаніе о какомъ-то торжественномъ судилищ, о стол, покрытомъ краснымъ сукномъ, о допросахъ подсудимаго и о грандіозномъ процесс по длу ‘о собачьихъ колбасахъ’. Тмъ не мене, я все-таки не ршился испробовать этого деликатеса, за что и былъ прозванъ отсталымъ человкомъ ‘временъ Катковщины и брани Незнакомца’,— таково было выраженіе, замнившее извстныя слова Чацкаго. Пообдавъ кое-какъ, я хотлъ потребовать стаканъ вина, но гарсонъ усмхнулся и посмотрлъ на меня съ удивленіемъ, принимая меня, вроятно, за выходца съ того свта.

— ‘Да разв здсь можно пить?’ — удивленно спросилъ онъ.

— ‘А гд-же?’.

— ‘Пожалуйте въ общественный кабакъ. Тамъ, если получите разршеніе, можете выпить’.

Смутно припомнилъ я изъ исторіи, что сто лтъ назадъ у насъ шелъ вопросъ о питейной реформ, и отправился воочію убдиться въ полезности цлаго ряда мропріятій противъ пьянства. Пройдя нсколько кварталовъ, я увидлъ на томъ самомъ мст, гд когда-то былъ ресторанъ Біанки, правильной архитектуры казённое зданіе, на которомъ красовалась вывска: ‘Общественный поднадзорный кабакъ’. У дверей меня встртилъ чиновникъ, у котораго на груди его кафтана, отороченнаго галуномъ, красовался серебряный знакъ, изображавшій полуштофъ, въ цпк изъ дубовыхъ листьевъ. Онъ тотчасъ потребовалъ мой документъ, спросилъ о моихъ лтахъ, степени матеріальнаго обезпеченія, о томъ, женатъ ли я и имю-ли дтей и, попросивъ росписаться въ книг, выдалъ 3 контромарки: одну на рюмку очищенной, другую — на стаканъ благо и третью — на стаканъ краснаго вина. Контромарки эти я предоставилъ другому чиновнику, у котораго на знак была изображена уже цлая бочка. Эта особа перечеркнула каждую контромарку крестообразно, подписала годъ, число и мсяцъ и дала мн ордеръ къ кассиру, которому я внесъ деньги: 40 к. за рюмку водки и по 10 к. за вино, и посл этого, прійдя въ распивочное отдленіе, получилъ желаемыя порціи въ трехъ клейменныхъ посудахъ, поставивъ которыя около себя, услся за читальный столъ, на которомъ лежали исключительно книжки душеспасительнаго содержанія, а на стнахъ были развшаны картинки, представлявшія пагубныя послдствія пьянства. Картинки были весьма поучительныя. Тмъ не мене, въ распивочной было очень много народу и нкоторые валялись уже подъ столомъ. За ними ухаживали прекрасныя сестры милосердія изъ дамъ высшаго круга, он прикладывали больнымъ примочки изъ нашатырнаго спирта, длали различныя подкожныя впрыскиванія, а безнадежно пьяныхъ на носилкахъ сваливали, какъ дрова, въ особое помщеніе.

Я никакъ не могъ понять, какимъ образомъ, при такомъ усиленномъ надзор, могли существовать такія безобразныя случайности. Дло оказалось очень просто: записные пьяницы приглашали съ собою въ кабакъ людей, ничего не пьющихъ, поручая имъ брать на себя контромарки, а въ распивочныхъ отбирали отъ нихъ полученныя порціи, предоставляя имъ надъ пустыми стаканами читать душеспасительныя сочиненія. Законъ, очевидно, не предусмотрлъ этого обхода и впредь до созыва новой комиссіи свдущихъ людей дло оставалось въ томъ-же положеніи.

Прогрессъ въ этомъ отношеніи меня не особенно утшилъ и я къ вечеру поспшилъ въ театръ. Тутъ… опять случай удивительный! Можете себ представить, что не смотря на то, что протекло цлое столтіе, я узналъ сразу все тотъ-же нашъ ветхій городской театръ. Снаружи онъ остался почти безъ всякихъ перемнъ, если не считать двухъ витыхъ лстницъ, которыя вели съ улицы прямо на крышу и оттуда чрезъ большія отверстія на галерку. Мое удивленіе было еще больше, когда я узналъ, что театръ содержится все подъ тою-же фирмою г. Стова, монополія котораго очевидно прошла черезъ цлое столтіе. Конечно, почтеннаго Іосифа Яковлевича уже около 75 лтъ какъ не существовало на свт и въ большомъ фойе я узналъ только его фигуру, высченную изъ мрамора. Онъ привтливо улыбался и длалъ масляные глазки. Его фигура возвышалась надъ группами пирамидъ, изображавшихъ многихъ лучшихъ нашихъ русскихъ композиторовъ. Вспомнилось мн, что почтенный Іосифъ Яковлевичъ не имлъ наслдниковъ мужскаго пола и поэтому я опять удивился, какъ могла просуществовать его фирма. По наведеннымъ справкамъ оказалось, что дума, въ благодарность г. Стову за доставленныя имъ 100 лтъ тому назадъ истинно-эстетическія наслажденія опереткой ‘Боккачіо’, а также и пріздомъ знаменитой Сары Бернаръ, упрочила его монополію на содержаніе театра на 100 лтъ и постановила, чтобы посл его смерти аренда перешла въ женскую линію той же семьи. У г. Стова, какъ гласила исторія театра, было семь дочерей, и нын содержателемъ театра былъ внукъ младшей изъ его 7-ми дочерей, который также сохранилъ фамилію Стова. Театръ былъ старенькій, совсмъ ветхій и никакихъ измненій въ немъ или приспособленій отъ пожаровъ я не нашелъ, кром упомянутыхъ лстницъ и распоряженія о воспрещеніи входа за кулисы. Но войдя въ первую изъ ложъ, я чуть было не вступилъ въ большую деревянную кадку съ водой, стоявшую у самой двери. Такія-же кадки поставлены были во всхъ ложахъ и вода въ нихъ мгновенно напускалась посредствомъ водопроводныхъ трубъ при самомъ поднятіи занавса. Осмотрвъ помщеніе театра, я съ удивленіемъ прочелъ на одной лож старинную фамилію ‘Чернышева’ и удивился, замтивъ около дверей ложи двухъ здоровыхъ гайдуковъ, охранявшихъ входъ. Мн сообщили, что въ память какого-то процесса о вытсненіи г. Чернышева сто лтъ тому назадъ изъ этой самой ложи неугомоннымъ г. Стовымъ, посл того какъ его за этотъ дерзкій проступокъ подвергли заключенію въ одиночной башн, ловкому адвокату г. Чернышева удалось раздобыть такой документъ, который упрочивалъ права всего поколнія Чернышевыхъ на пользованіе ложей еще на сто лтъ, а для большей прочности этого права владлецъ ложи выхлопоталъ отъ города особую почетную стражу охранителей. Въ театр въ этотъ вечеръ шла для праздника оперетка подъ названіемъ: ‘Не любо — не слушай, а врать, не мшай!’

(Заря 1884 г.).

ОБЩЕСТВЕННАЯ ЗООЛОГІЯ.
(Изъ лекцій профессора П. И. Людодова, читанныхъ имъ въ несуществовавшемъ университет).

ЛЕКЦІЯ 1-я.
Хищныее зври.

Мм. гг.! Въ предыдущихъ лекціяхъ мы ознакомились съ мелкими породами хищниковъ. Вамъ хорошо извстны нравы и образъ жизни жуликовъ, карманныхъ воришекъ и грабителей. Отъ этихъ низшихъ породъ и разновидностей мы переходимъ теперь къ высшей пород того-же отдла. Сюда относятся слдующія семейства животныхъ: кассиры, казнокрады, желзнодорожные воры, подрядчики, ростовщики, учредители дутыхъ предпріятій, представители сомнительныхъ обществъ и фирмъ, шулера и взяточники. Послднее семейство одно время какъ будто стало выводиться и исчезать, подобно рдкому зврю, именуемому ‘зубромъ’, для поддержанія котораго, какъ извстно, были приняты особыя мры и оставлена особая мстность — Бловжская пуща, гродненской губерніи. Для сохраненія породы взяточниковъ у насъ также оставлены были нкоторыя спеціальныя мста и должности, и теперь на бывшей выставк въ стнахъ с.-петербургскаго военно-морскаго суда были показываемы публик отлично сохранившіеся экземпляры этой породы, называющіеся не зубрами, а по имени Буша, отъ котораго пойдетъ начало семейства Бушей и др. разновидностей, къ которымъ мы вернемся впослдствіи. Для изученія мы возьмемъ сперва боле доступные и ближе извстные намъ типы:

Кассиръ.— Это семейство чрезвычайно распространено по всему блому свту. Живя по всей земл, кассиръ предпочитаетъ, однако, почву, унавоженную общественнымъ довріемъ, почему лучшія породы этого звря любятъ въ особенности частныя кредитныя и акціонерныя учрежденія. На этихъ мстахъ кассиры поселяются прочно и длаются осдлыми до того времени, пока ихъ не переселятъ въ мста не столь отдаленныя

I. Наши жены черезъ 100 лтъ.

II. Кіевъ — въ будущемъ.

Читайте также: