Виндзорские проказницы, Шекспир Вильям, Год: 1597 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 103 минут(ы)

Вильямъ Шекспиръ

Виндзорскія проказницы

Комедія въ V дйствіяхъ

Пер. П. И. Вейнберга съ предисловіемъ
проф. . А. Брауна

Источник: Шекспиръ В. Полное собраніе сочиненій / Библіотека великихъ писателей подъ ред. С. А. Венгерова. Т. 2, 1902.

http://az.lib.ru

Виньетка эпохи Ренесанса (Аугсбургъ, 1516. Типографія Іоганна Миллера, рисунокъ нм. художника Даніила Гопфера, умершаго около 1536 г.). Русскія буквы стилизовалъ В. А. Табуринъ.

ВИНДЗОРЪ.

Виндзорскія проказницы.

Многочисленныя свидтельства, сохранившіяся у писателей-современниковъ Шекспира, говорятъ намъ о сильномъ впечатлніи, произведенномъ на современную англійскую публику обими частями ‘Генриха IV’. Выведенныя въ нихъ дйствующія лица быстро стали популярными и имена ихъ — нарицательными для обозначенія тхъ типовъ людей, представителями которыхъ они являлись. Уже въ 1599 году товарищъ и соперникъ Шекспира, Бенъ Джонсонъ, въ своей комедіи ‘Every man out of his humour’ (V, 1) могъ ограничиться, при характеристик одного изъ выведенныхъ имъ лицъ, простой ссылкой на схожій типъ во второй части ‘Генриха IV’.

Особенно посчастливилось, конечно, ‘толстому рыцарю’ Фальстафу, сразу ставшему всеобщимъ любимцемъ. Въ англійской литератур начинаютъ появляться боле или мене удачныя подражанія этому геніальному типу, да и самъ Шекспиръ, полюбивъ своего героя или уступая вкусамъ публики, хотлъ вывести его еще разъ на сцену въ пьес, надъ которой онъ работалъ по окончаніи ‘Генриха IV’. Онъ самъ говоритъ объ этомъ въ эпилог ко второй части хроники: ‘Если вамъ не прискучила жирная пища, нашъ смиренный авторъ продолжитъ исторію, въ которой дйствуетъ сэръ Джонъ, и развеселитъ васъ Катериной французской. Въ этой исторіи, насколько я знаю {Эпилогъ произносится однимъ изъ актеровъ.}, Фальстафъ умретъ отъ смертельнаго пота, — если онъ еще не убитъ вашимъ суровымъ приговоромъ’.

Въ этихъ словахъ заключается ясный намекъ на ‘Генриха V’. Поэтъ, однако, своего общанія не сдержалъ: въ ‘Генрих V’ Фальстафъ на сцен уже не появляется, и мы узнаемъ лишь о его смерти (II, 3). Руководствуясь очень врнымъ художественнымъ тактомъ, поэтъ, очевидно, отказался отъ первоначальнаго плана, онъ чувствовалъ, что въ героической драм о Генрих V Фальстафу и его пьяной компаніи мста быть не могло и что появленіе его на сцен внесло-бы въ художественную гармонію этой пьесы крупный и рзкій диссонансъ.

Мы не знаемъ, конечно, насколько Шекспиръ чувствовалъ себя связаннымъ своимъ общаніемъ. Можетъ быть, онъ удовлетворился бы краткимъ разсказомъ о смерти Фальстафа, столь художественно заканчивающимъ изображеніе земного поприща героя, еслибъ не вншній поводъ, заставившій его вновь воскресить всеобщаго любимца. Онъ принялся за работу — и въ результат получилась новая пьеса, о которой поэтъ наврное не думалъ раньше: комедія о ‘Виндзорскихъ проказницахъ’, гд толстый рыцарь стоитъ въ центр дйствія, сосредоточивая на себ весь интересъ послдняго.

Упомянутый нами вншній поводъ къ написанію комедіи состоялъ въ прямомъ приказаніи королевы Елизаветы. Свдніе объ этомъ сохранилъ намъ Джонъ Деннисъ (Dennis), который ровно сто лтъ посл перваго появленія въ свтъ нашей комедіи, т. е. въ 1702 г., издалъ обработку ея подъ заглавіемъ ‘Комическій любовникъ или любовныя зати сэра Джона Фальстафа’ (The Comical Gallant, or the Amours of Sir John Falstaff). Вкусу публики начала XVIII вка комедія Шекспира казалась грубой, вотъ почему Деннисъ и счелъ необходимымъ ‘исправить’ ее, такъ какъ сама по себ она была вполн достойна вниманія ‘по разнымъ причинамъ’ — говоритъ Деннисъ въ предисловіи къ своей пьес: — ‘во первыхъ, я хорошо зналъ, что комедія Шекспира снискала одобреніе одной изъ величайшихъ королевъ, которыхъ когда-либо видалъ свтъ, королевы, которая была велика не только своею мудростью въ управленіи государствомъ, но и своими знаніями въ наукахъ и тонкимъ вкусомъ въ драматическомъ искусств. Что она обладала такимъ вкусомъ, въ этомъ мы можемъ быть уврены, такъ какъ вдь она особенно любила писателей древности. Такъ вотъ, эта комедія (‘Виндзорскія проказницы’) была написана по ея повелнію и указанію, и она съ такимъ нетерпніемъ ожидала видть ее на сцен, что велла, чтобы комедія была готова въ дв недли, и преданіе говоритъ, что королева потомъ, при представленіи, осталась очень довольна ею’.

Первый біографъ Шекспира, Н. Роу (Rowe) дополняетъ это свдніе въ 1709 г. еще одной чертой. ‘Королева Елизавета, говоритъ онъ, такъ восхищалась достойнымъ удивленія характеромъ Фальстафа, что велла вывести его еще въ другой пьес и изобразить его въ ней влюбленнымъ’.

И такъ, ‘Виндзорскія проказницы’ написаны по заказу самой королевы Елизаветы.

Проврить эти показанія мы, конечно, не можемъ но у насъ нтъ повода не доврять имъ, несмотря на сравнительно позднее появленіе преданія о ‘Виндзорскихъ проказницахъ’ въ литератур. Въ его пользу говоритъ цлый рядъ фактовъ и соображеній.

Прежде всего, ему не противорчатъ данныя, имющіяся о вншней исторіи нашей комедіи. Она появилась въ печати впервые въ 1602 г. in 4R, подъ заглавіемъ ‘Весьма занимательная и отмнно остроумная комедія о сэр Джон Фальстаф и веселыхъ виндзорскихъ женахъ. Съ многообразными и занятными шутками сэра Гуга, валлійскаго рыцаря, мирового судьи Шэлло и его мудраго кузена Слендера’, и т. д. Заглавіе называетъ также имя автора — Вильяма Шекспира — и упоминаетъ о томъ, что пьеса неоднократно давалась ‘какъ въ присутствіи ея величества, такъ и въ другихъ мстахъ’.

Много споровъ вызвало въ ученой литератур изученіе текста этого перваго изданія. Дло въ томъ, что онъ далеко не совпадаетъ съ тмъ несомннно боле врнымъ текстомъ, который принятъ изданіемъ in folio 1623 г. и перешелъ отсюда во вс позднйшія изданія, тогда какъ худшій текстъ 1602 года былъ перепечатанъ лишь одинъ разъ еще, въ 1619 г. Въ немъ замчаются не только крупные проблы, но и такія значительныя отступленія, что онъ можетъ казаться другой, какъ бы боле ранней, еще не окончательно отдланной редакціей пьесы. Основываясь на этихъ отступленіяхъ, нкоторые изслдователи полагали, что въ изданіи 1602 г. передъ нами первая, древнйшая редакція комедіи, написанная по заказу, на спхъ, въ т ‘дв недли’, о которыхъ говоритъ Деннисъ. Впослдствіи-же поэтъ, якобы сознавая крупные недостатки своей пьесы, вторично обработалъ ее и придалъ ей ту форму, какую она иметъ въ in folio 1623 г.

Но едва-ли это такъ. Не даромъ же соперникъ Шекспира, Бенъ Джонсонъ, ставитъ ему въ упрекъ, что онъ никогда ни одной написанной имъ строки не вычеркивалъ, что онъ всегда какъ-бы импровизировалъ и никогда не возвращался къ прежнимъ своимъ пьесамъ съ цлью лучшей ихъ отдлки. Боле правы, вроятно, изслдователи — и на ихъ сторон теперь большинство — усматривающіе въ текст 1602 г. такъ называемое ‘хищническое изданіе’ (piratical edition), которыхъ въ то время появлялось не мало. Предпріимчивый издатель посылалъ въ театръ людей, умвшихъ запоминать и быстро записывать со словъ актеровъ, эти записи, затмъ, кое-какъ отдлывались, склеивались — и пускались въ ходъ какъ подлинный текстъ пьесы.

Извстно, что не одн только ‘Виндзорскія проказницы’ попали въ печать въ такомъ исковерканномъ вид: та-же судьба постигла напр. текстъ ‘Ромео и Джульетты’, ‘Гамлета’ и другихъ пьесъ, имвшихъ успхъ у публики. Самъ Шекспиръ относился къ этому безцеремонному обращенію съ его литературной собственностью, повидимому, вполн равнодушно. Во всякомъ случа, лишь въ посмертномъ изданіи 1623 г. мы имемъ право видть подлинный текстъ нашей комедіи.

Впрочемъ, для насъ во всемъ этомъ спор важенъ только тотъ фактъ, что пьеса появляется на книжномъ рынк лишь въ 1602 г. А такъ какъ Meres, который въ своей ‘Palladis Tamia’ (1598 г.) перечисляетъ произведенія Шекспира, еще не знаетъ нашей комедіи, то догадки нкоторыхъ ученыхъ (въ особенности Charles Knight’a) o боле раннемъ происхожденіи ‘Проказницъ’ теряютъ всякую почву. Вроятне всего, что комедія возникла вскор посл ‘Генриха V’, т. е. около 1600 г. А этимъ косвенно подтверждается преданіе объ участіи Елизаветы въ ея возникновеніи.

Другой фактъ, поддерживающій повидимому, преданіе, это — пріуроченіе дйствія къ Виндзору, одному изъ любимыхъ мстопребываній королевы, а также прославленіе ордена Подвязки (V, 5), капитулъ котораго засдалъ именно здсь. Весьма возможно, что пьеса написана для одного изъ частныхъ придворныхъ празднествъ въ Виндзор и была разыграна здсь впервые.

Еще важне, однако, доказательства, основанныя на внутреннихъ соображеніяхъ.

Дло въ томъ, что наша комедія дйствительно производитъ — въ особенности по сравненію съ ‘Генрихомъ IV’ — впечатлніе не свободнаго творчества, вызваннаго внутренней потребностью творческаго генія, а чего-то дланнаго, искусственнаго, однимъ словомъ — заказанного. Изъ всхъ позднйшихъ пьесъ Шекспира ‘Виндзорскія проказницы’, несомннно, самая слабая, если не считать ‘Генриха VIII’, также написаннаго, вроятно, по заказу. Притомъ это единственная изъ позднихъ комедій Шекспира, въ которой интрига преобладаетъ надъ характеристикой. Еще важне, наконецъ, то, что въ отдлк типа самого Фальстафа здсь сдланъ шагъ назадъ. Въ сравненіи съ геніальнымъ собутыльникомъ принца Уэльскаго, передъ нами здсь какой-то пройдоха съ мошенническими инстинктами, попадающійся въ грубую ловушку. Онъ, правда, еще довольно остроуменъ, но нтъ уже того веселаго смха надъ всмъ міромъ — не исключая и собственной толстой персоны, — который слышится тамъ. Это — Фальстафъ въ полномъ упадк, потерявшій то глубокое знаніе людей, которое давало ему столько власти надъ окружающей средой, помогало ему выбираться изъ любого, хотя бы сквернйшаго положенія и окружало его ореоломъ какого-то тріумфатора, не знающаго себ препятствій и преградъ. Онъ нсколько разъ подъ рядъ попадается въ западню, поставленную ему двумя заурядными кумушками и терпитъ полное фіаско по всей линіи. Неужели Шекспиръ могъ добровольно ослабить этотъ сильнйшій изъ созданныхъ имъ комическихъ типовъ только для того, чтобы изобразить торжество добродтели надъ порокомъ? А вдь это пришлось-бы признать, разъ намъ выяснилось, что ‘Виндзорскія проказницы’ написаны посл ‘Генриха VI’ и ‘Генриха V’.

Нтъ, сюжетъ, очевидно, былъ навязанъ Шекспиру, и навязанъ неразумно. Въ самомъ дл разв можно представить себ Фальстафа ‘влюбленнымъ’? Какъ онъ понимаетъ любовь и какую любовь цнитъ — это въ достаточной мр выяснено во второй части ‘Генриха IV’. Къ чему еще новая пьеса? Королева, очевидно, не вполн поняла Фальстафа, иначе она не включила бы въ свой заказъ условіе ‘влюбленности’. Поэтъ-же не могъ уклониться отъ исполненія королевскаго желанія, и нужно отдать ему справедливость: — онъ сдлалъ все, что могъ, чтобы спасти своего героя, изобразивъ его не влюбленнымъ, а лишь затвающимъ любовную интригу — въ угоду королев Елизавет. И въ угоду ей-же Фальстафъ, конечно, долженъ былъ попасться въ просакъ, другого исхода не было.

Какъ поэтъ приступилъ къ длу, — это довольно ясно. Ему нужна была интрига для готоваго, законченнаго характера главнаго героя, въ которой послдній оказался бы въ совершенно новой обстановк. Интрига эта должна была разыграться, конечно, не въ высшей дворянской сред, къ которой Фальстафъ, какъ рыцарь, имлъ бы доступъ при другихъ вкусахъ и нравственныхъ качествахъ, но и не въ той боле чмъ легковсной компаніи, въ которой Фальстафъ проявляетъ свое пониманіе любви въ ‘Генрих IV’ (2-ая часть, II, 4). Наилучшимъ исходомъ должна была казаться провинціальная буржуазная среда съ ея добродушною мелочностью, захолустнымъ веселіемъ и семейною добропорядочностью. Вотъ почему ‘Виндзорскія проказницы’ оказались единственною среди произведеній Шекспира вполн буржуазной комедіей, въ которой передъ нами развертывается яркая картина провинціальной жизни среднихъ классовъ ‘веселой Англіи’ въ эпоху ‘доброй королевы Бетти’.

Что касается самой интриги, то кое-какія частности ея Шекспиръ заимствовалъ изъ той литературы, которая и для цлаго ряда другихъ произведеній его послужила главнымъ источникомъ, т. е. изъ литературы итальянской. Въ сборник новеллъ Страпаролы ‘Тринадцать весело проведенныхъ ночей’ (Straparola, ‘Tredeci piacevoli notti’, Венеція 1550—1554) встрчается между прочимъ разсказъ о томъ, какъ нкій студентъ Filenio Sisterna на одномъ и томъ-же балу объясняется въ любви тремъ красавицамъ. Дамы, узнавъ объ этомъ другъ отъ друга, хотятъ наказать его за такое оскорбительное для нихъ легкомысліе. Он подвергаютъ его разнымъ униженіямъ и мученіямъ, якобы для того, чтобы спасти его отъ неожиданно появляющихся мужей: одна прячетъ его подъ постель, гд она заране приготовила пукъ колючихъ втокъ, въ дом второй онъ проваливается въ глубокій подвалъ, третья, наконецъ, высаживаетъ его ночью на улицу спящимъ и голымъ.

Затмъ, Giovanni Fiorentino въ своемъ сборник ‘Pecorone’ {Объ этомъ сборник см. т. I, стр. 421. Ред.} передаетъ другой разсказъ, который также напоминаетъ намъ нкоторыя детали нашей комедіи. Нкій студентъ, обучающійся у старика-ученаго наук о любви, хочетъ примнить свои познанія на дл притомъ — къ молодой красавиц — жен своего учителя. А такъ какъ онъ не знаетъ, кто она, то, какъ ученикъ, который радъ похвастаться своими успхами передъ учителемъ, онъ разсказываетъ послднему всякій разъ о тхъ уловкахъ, при помощи которыхъ его милая спасла его отъ глазъ ревниваго мужа. Посвящаемый, такимъ образомъ, во вс подробности дла, мужъ всячески старается поймать преступниковъ на мст преступленія, но напрасно: на слдующій же день онъ отъ любовника-же узнаетъ, какимъ образомъ его провели. Жена прячетъ здсь своего милаго между прочимъ подъ грудой блья, какъ у Шекспира. Тотъ же разсказъ повторяется и у Страпаролы, въ другой новелл указаннаго сборника, но уловки жены здсь мене напоминаютъ комедію Шекспира: она прячетъ своего любовника за занавсью постели, въ сундук подъ платьемъ и въ шкапу, когда разъяренный мужъ хочетъ поджечь всю комнату, то умная жена велитъ вынести изъ нея этотъ шкапъ подъ тмъ предлогомъ, что въ немъ хранятся ея ‘семейныя бумаги’.

Об версіи были извстны въ англійской литератур еще до Шекспира: ими воспользовался писатель-актеръ Richard Tarlton въ разсказ о ‘двухъ любовникахъ въ Пиз’ (‘The two lovers of Pisa’), вошедшемъ въ его ‘Новости изъ чистилища’ (‘News out of Purgatory’, 1590). He подлежитъ сомннію, что Шекспиръ зналъ и эту англійскую передлку, на что указываютъ нкоторыя совпаденія въ частностяхъ, встрчающихся только у Тарлтона. Но не новелла послдняго была его главнымъ источникомъ, такъ какъ способы, при помощи которыхъ любовникъ спасается отъ мужа, у Шекспира ближе къ Fiorentino, чмъ къ Тарлтону.

Этимъ, однако, не исчерпывается число источниковъ Шекспира. Въ его комедіи есть мотивъ, притомъ очень удачный, который мы напрасно стали бы искать въ итальянской новеллистик, но который встрчается въ нмецкой литератур у современника Шекспира, извстнаго драматическаго писателя, герцога Генриха Юлія Брауншвейгскаго (1564—1613). Въ его ‘Трагедіи о нкой прелюбодйк, трижды обманувшей мужа, но наконецъ принявшей страшную кончину’ (‘Tragedia Hibaldeha von einer Ehebrecherin, wie die ihren Mann dreimal betrogen, aber zuletzt ein schrecklich Ende genommen hatte’. Вольфенбюттель, 1594) нкій купецъ, сомнваясь въ добродтели своей жены, хочетъ подвергнуть ее испытанію. Для этой цли онъ даетъ бдняку — студенту Памфилу, который за деньги готовъ любить кого угодно, средства съ тмъ, чтобы онъ нарядился дворяниномъ и пріударилъ за его женой, онъ-же, мужъ, будетъ наблюдать и убдится окончательно въ добродтели или порочности жены. Есть въ этой драм и другія черты, напоминающія ‘Проказницъ’: такъ, жена велитъ вынести Памфила въ бочк съ грязнымъ бльемъ. Но исходъ тутъ иной, т. е. пьеса кончается самоубійствомъ неврной жены.

Зналъ-ли Шекспиръ нмецкую драму, или-же сходство съ нею объясняется заимствованіемъ изъ общаго источника {Источникомъ драмы герцога Брауншвейгскаго послужилъ разсказъ, обнародованный Михаиломъ Линднеромъ въ его Rastbchlein (Вольфенбюттель, 1558).}, это вопросъ нершенный и, повидимому, нершимый. Нелишне, однако, замтить, что при двор герцога Брауншвейгскаго проживало не мало англійскихъ актеровъ, изъ которыхъ нкоторые вернулись въ Англію вскор посл появленія въ свтъ ‘Трагедіи о прелюбодйк’. Весьма возможно, что отъ нихъ нашъ поэтъ узналъ о драмахъ нмецкаго герцога и между прочимъ о содержаніи названной трагедіи.

Вотъ элементы, изъ которыхъ составилась фабула ‘Виндзорскихъ проказницъ’. Скомпановалъ ихъ Шекспиръ совершенно самостоятельно, углубивъ интригу, давъ ей другой исходный пунктъ, иное основное настроеніе и, наконецъ, другой исходъ. Дло въ томъ, что и у Страпаролы интрига получаетъ невеселую развязку: обманутый любовникъ жестоко мститъ своимъ мучительницамъ. Притомъ и психологическая подкладка иная. У итальянскаго писателя дамы казнятъ любовника не потому, что онъ, непрошенный, навязывается имъ, и не изъ добродтели, а лишь потому, что онъ объяснялся въ одинъ и тотъ-же вечеръ всмъ троимъ въ своей горячей любви, он оскорблены, и отсюда месть. Будь онъ осторожне, результатъ получился-бы, можетъ быть, иной. У Шекспира, наоборотъ, на первый планъ выдвинута супружеская врность ‘проказницъ’: он поступили-бы съ Фальстафомъ не иначе, даже еслибъ онъ удовольствовался временно одной изъ нихъ. Интрига направлена противъ любовника и иметъ цлью наказать его за помыселъ, грховный по существу. Отсюда вытекаетъ морализирующая тенденція пьесы, совершенно отсутствующая у итальянцевъ.

Наконецъ, значительное углубленіе интриги состоитъ и въ томъ, что шутками хитрыхъ ‘проказницъ’ казнится и исправляется также мужъ, ревнующій безъ всякаго основанія.

Нельзя не замтить, что дйствіе проведено бойко и весело, въ этой новой обстановк и съ указанными измненіями и дополненіями оно производитъ совершенно иное впечатлніе, тмъ боле, что и параллельное дйствіе — исторія любви Анны Пэджъ и Фентона, въ которую вмшиваются докторъ Каюсъ и дурачекъ Слендеръ — всецло принадлежитъ фантазіи Шекспира.

Долго и много спорили о томъ, къ какому моменту жизни Фальстафа пріурочить дйствіе нашей комедіи: происходитъ-ли оно, по мысли автора, до первой части Генриха IV, или между первой и второй его частями, или посл размолвки съ принцемъ, ставшимъ королемъ, или-же, наконецъ, оно одновременно съ дйствіемъ одной изъ этихъ драмъ. Споръ, въ сущности, лишній, тмъ боле, что, какое-бы ршеніе мы ему ни дали, мы всегда натолкнемся на непримиримыя противорчія. Въ особенное затрудненіе ставитъ насъ въ этомъ отношеніи личность продувной Квикли: въ первой части ‘Генриха IV’ она — хозяйка гостиницы ‘Кабанья голова’, во второй части отмчается, что она вдова, въ ‘Генрих V’ она вторично вышла замужъ за Пистоля. А въ ‘Виндзорскихъ проказницахъ’ Квикли увряетъ, что она — двица. По ‘Генриху V’ (2-ая ч., II, 4) она знаетъ Фальстафа уже 29 лтъ, а здсь она встрчается съ нимъ, какъ будто, впервые. На основаніи всего этого, полагали, что Шекспиръ представлялъ себ дйствіе ‘Проказницъ’ происходящимъ до ‘Генриха IV’. Но въ ‘Генрих IV’ нтъ еще Нима, который появляется впервые и умираетъ въ ‘Генрих V’, а въ ‘Проказницахъ’ есть и онъ, и Бардольфъ, также умирающій въ ‘Генрих V’.

Изъ этого лабиринта противорчій есть только одинъ выходъ: предположеніе, что поэтъ самъ не искалъ пріуроченія къ какому-нибудь опредленному моменту. Отдльныя фигуры вс были готовы, и въ Квикли, напримръ, мы узнаемъ, по характеру и типу, старую знакомую, несмотря на новое ея положеніе въ дом доктора Каюса. Шекспиръ воспользовался тми изъ нихъ, которыя были ему пригодны для новаго дйствія, въ иномъ мст и другой обстановк, не задумываясь надъ тмъ, правдоподобно-ли ихъ новое сочетаніе или нтъ, и не противорчитъ-ли оно тому, что мы знаемъ о нихъ изъ историческихъ драмъ. Онъ тщательно избгаетъ всякаго намека на какое бы то ни было происшествіе изъ послднихъ, очевидно сознательно скрывая хронологическое соотношеніе ихъ. Важно лишь то, что дйствіе и вся характеристика въ ‘Виндзорскихъ проказницахъ’ предполагаетъ типы Фальстафа и его сообщниковъ, а также госпожу Квикли, судью Пустозвона (Шэлло) уже извстными читателю и зрителю. Изъ однхъ ‘Проказницъ’ типы эти не выясняются въ достаточной мр, и въ особенности главный герой, Фальстафъ, становится жалкой и безжизненной каррикатурой для того, кто не знаетъ его изъ ‘Генриха IV’. Въ этомъ, кстати замтить, одно изъ сильнйшихъ доказательствъ въ пользу того, что ‘Проказницы’ дйствительно возникли по заказу, посл названныхъ историческихъ драмъ.

А если самъ Шекспиръ такъ свободно распоряжался созданными имъ типами, не считая нужнымъ пояснить намъ, какимъ образомъ Квикли стала двицей и прислугой доктора Каюса, почему мистеръ Шэлло оказывается въ Виндзор или, наконецъ, какимъ образомъ самъ Фальстафъ попалъ сюда, то и намъ нечего ставить этихъ вопросовъ. Шекспиръ произвольно собралъ ихъ въ новомъ мст, для новой интриги, вполн увренный въ томъ, что зритель узнаетъ всхъ своихъ старыхъ знакомыхъ. И мы дйствительно узнаемъ ихъ и рады встрч.

Впрочемъ, вопросъ этотъ самъ по себ не такъ празденъ, какъ оно можетъ показаться на первый взглядъ. Стараясь опредлить хронологическое соотношеніе дйствія ‘Виндзорскихъ проказницъ’, ‘Генриха IV’ и ‘Генриха V’, критики имли въ виду, въ сущности, боле важный вопросъ: о внутренней связи и зависимости ‘Проказницъ’ отъ названныхъ драмъ. Нкоторые изслдователи (напр. Гервинусъ) полагаютъ, что такая внутренняя связь существуетъ, что ‘Проказницы’ написаны какъ бы въ pendant къ ‘Генриху V’, продолжая и заканчивая собою изображеніе той противоположности развитія Фальстафа и Генриха, характеристика которой была начата имъ уже во второй части ‘Генриха IV’. Дйствительно, не подлежитъ сомннію, что тамъ эта противоположность существуетъ: съ одной стороны, веселый и легкомысленный принцъ, мало по малу превращающійся въ героя и короля, достойнаго своего великаго призванія, съ другой стороны, Фальстафъ, все ниже спускающійся по ступенямъ разврата и порока. Постепенное отчужденіе принца отъ веселой компаніи Фальстафа, очень ясно проведенное во второй части ‘Генриха IV’, доказываетъ, что изображеніе этого развитія въ двухъ діаметрально противоположныхъ направленіяхъ входило въ планъ поэта и было, можетъ быть, даже главной его цлью. Но привлеченіе ‘Виндзорскихъ проказницъ’ къ той-же задач представляется намъ большой натяжкой. Еслибъ, въ глазахъ Шекспира, ‘Проказницы’ были прямымъ продолженіемъ и необходимымъ дополненіемъ къ ‘Генриху IV’, то къ чему было ему скрывать хронологическое отношеніе ихъ дйствія къ дйствію этой драмы? Картина значительно выиграла бы въ ясности, еслибъ ‘Проказницы’ были связаны съ ‘Генрихомъ IV’ хотя бы какой-нибудь вншней чертой. Между тмъ, въ нихъ, какъ мы видли, нтъ и намека на подобную связь и хронологическое соотношеніе тщательно скрывается.

Къ тому-же, приведенныя нами выше соображенія о томъ, что наша пьеса написана по заказу, вроятно уже посл ‘Генриха V’ или, во всякомъ случа, не до него, соображенія эти, на нашъ взглядъ, съ достаточной убдительностью опровергаютъ подобныя искусственныя попытки внутренне связать ‘Виндзорскихъ проказницъ’ съ серіей соотвтствующихъ историческихъ драмъ. Гервинусъ, допуская возникновеніе нашей комедіи по заказу, удивляется искусству поэта, который не удовлетворился такой ‘поверхностной темой’ и ‘съумлъ придать ей боле глубокое этическое значеніе, внутренне связавъ ее съ своими самостоятельными работами и съ той этической идеей, которая занимала его тамъ’. Но если мы вспомнимъ смерть Фальстафа, разсказъ о которой (‘Генрихъ V’, II, 1.3) столь художественно врно заканчиваетъ картину его развитія, то ‘Виндзорскія проказницы’ всегда представятся намъ ненужной привской, безъ всякой цли унижающей высоко-художественный типъ Фальстафа.

Вопросъ этотъ приводитъ насъ къ боле подробному разбору даннаго характера, общанному нами уже въ предисловіи къ ‘Генриху IV’. Этимъ мы и закончимъ свою статью, такъ какъ Фальстафъ единственное дйствующее лицо нашей комедіи, въ которое стоитъ всмотрться внимательно. Остальныя такъ ясны сами по себ, что выяснять въ нихъ нечего.

Съ вншней стороны, поэтъ, рисуя Фальстафа, находится въ нкоторой зависимости отъ дошекспировской драмы о ‘Славныхъ побдахъ Генриха V’ (см. предисловіе къ ‘Генриху IV’, стр. 125). Уже здсь мы въ обществ легкомысленнаго принца находимъ толстяка по имени Oldcastle, потшающаго публику, однако, не остроуміемъ, а исключительно только своею неимоврною толщиною. Это грубо-комическая фигура, лишь съ вншней стороны напоминающая Фальстафа. Тмъ не мене, изъ него именно выработался типъ послдняго. Вроятно даже, что Шекспиръ сохранилъ первоначально имя Ольдкэстля и измнилъ его лишь по требованію королевы или потомковъ этого рыцаря.

Дло въ томъ, что за нимъ скрывается историческая личность, Sir John Oldcastle, lord Cobham, знатный рыцарь и близкій другъ Генриха V, когда тотъ былъ еще принцемъ Уэльскимъ. Въ свое время онъ игралъ видную общественно-политическую роль, такъ какъ онъ стоялъ во глав лоллардовъ, послдователей ученія Виклефа. Когда, по вступленіи Генриха V на престолъ, началось, или, точне, возобновилось преслдованіе лоллардовъ, то личныя отношенія между королемъ и Ольдкэстлемъ измнились. Неоднократно Генрихъ пытался уладить дло мирнымъ путемъ и уговорить своего стараго пріятеля вернуться въ лоно католической церкви, но тщетно: Ольдкэстль остался вренъ своимъ убжденіямъ. Дло дошло до открытой борьбы и онъ былъ схваченъ. Бжавъ изъ заточенія, Ольдкэстль былъ схваченъ вторично и казненъ какъ измнникъ и еретикъ.

Когда въ XVI вк въ Англіи была проведена реформація, то отношеніе къ памяти Ольдкэстля должно было измниться, честь его была возстановлена и въ глазахъ протестантовъ онъ оказался мученикомъ, пострадавшимъ за правую вру. Уже въ 1544 г. одинъ изъ передовыхъ борцовъ за реформу, епископъ Джонъ Бэль (Bale) издалъ ‘Краткій разсказъ о процесс и смерти блаженнаго мученика сэра Джона Ольдкэстля, лорда Кобэмскаго’.

Это новое пониманіе его личности не могло, конечно, мириться съ пріуроченіемъ его имени къ каррикатурному герою драмы, что и послужило, по преданію, поводомъ къ превращенію Ольдкэстля въ Фальстафа.

Таковъ вроятный ходъ дла. Прямой намекъ на него мы находимъ въ эпилог ко второй части ‘Генриха IV’, гд непосредственно за приведенными нами выше (стр. 434) словами поэтъ замчаетъ отъ себя: ‘потому что Ольдкэстль умеръ мученикомъ, а Фальстафъ не онъ’. Слова эти, ничмъ въ самой драм не вызываемыя, понятны лишь съ точки зрнія вышеизложенной гипотезы. Несмотря на измненіе имени, Фальстафъ, повидимому, все еще напоминалъ публик, привыкшей къ Ольдкэстлю, о послднемъ, и поэтъ счелъ нужнымъ сдлать свое заявленіе, чтобы тмъ какъ-бы возстановить честь мученика и оградить себя отъ упрековъ.

Напрасно нкоторые изслдователи, пытаясь доказать, что Шекспиръ былъ убжденнымъ католикомъ, пускали въ ходъ между прочимъ и Ольдкэстля, протестантскаго мученика, якобы намренно обращеннаго поэтомъ въ каррикатуру. Если Фальстафу и предшествовалъ Ольдкэстль, то все-же не подлежитъ никакому сомннію, что какъ имя, такъ и каррикатурную вншность толстаго рыцаря Шекспиръ просто взялъ изъ драмы о ‘славныхъ побдахъ Генриха V’ безъ всякихъ заднихъ мыслей.

По существу-же Фальстафъ совершенно новый типъ, всецло принадлежащій нашему поэту, притомъ одинъ изъ величайшихъ художественныхъ типовъ, когда-либо созданныхъ всемірной литературой. Это типъ такого-же значенія, какъ Гамлетъ, Макбетъ, Отелло, Лиръ, и такое-же художественное откровеніе, поражающее насъ неисчерпаемой глубиной своей концепціи. Сколько о Фальстаф ни писалось, никто еще не исчерпалъ его характеристики, и сколько мы бы ни всматривались въ него, мы всегда откроемъ въ немъ новыя черты, ране нами не подмченныя.

Съ своей стороны, мы желаемъ намтить лишь нкоторыя черты, кажущіяся намъ существенными, предоставляя самому читателю изученіе деталей.

Въ чемъ состоитъ сущность комизма Фальстафа? Почему онъ производитъ на насъ такое неотразимо комическое впечатлніе? Конечно, не однимъ комическимъ безобразіемъ своей фигуры и не однимъ геніальнымъ остроуміемъ. Какъ ни необходимо и то и другое для обрисовки полнаго типа, однми только этими чертами типъ далеко не исчерпывается.

Много было споровъ объ этомъ въ ученой литератур, такъ какъ Фальстафъ ни подъ одно изъ ходячихъ опредленій комизма не подходитъ. Да и напрасно мы стали-бы трудиться надъ подъисканіемъ точной формулы, которою онъ-бы исчерпывался. Ближе всего подходитъ къ истин, можетъ быть, опредленіе Фишера (F. Th. Vischer, ‘Shakespeare-Vortrage’, т. IV), который усматриваетъ существеннйшую особенность типа Фальстафа въ сочетаніи геніальнаго остроумія и веселаго смха надъ самимъ собой съ добродушной наивностью.

Съ первой частью этого опредленія до добродушія включительно мы охотно согласимся. Но съ наивностью? Фальстафъ не наивенъ, онъ отлично понимаетъ, что длаетъ, тонко разсчитывая каждое слово, вполн увренный, что оно произведетъ ожидаемое имъ впечатлніе. Это-то именно и даетъ ему такую власть надъ людьми и ту спокойно-величавую самоувренность, которая представляется намъ одной изъ важнйшихъ чертъ этого сложнаго характера.

Передъ нами, несомннно, типъ отрицательный. Грубый матеріалистъ и эгоистъ до мозга костей, онъ не признаетъ въ жизни никакихъ идеальныхъ силъ и стремленій. Къ чему бы ни прикасались его зоркая наблюдательность и проницательный скептицизмъ, все превращается отъ этого прикосновенія въ ничто, въ фикцію, искусственно созданную людьми, и въ сил остается только то, къ чему онъ стремится самъ.

Но какъ скроменъ онъ въ своихъ желаніяхъ! Почести, власть, богатство никакой цны въ его глазахъ не имютъ. Деньги онъ любитъ, но он нужны ему лишь постольку, поскольку он даютъ ему возможность удовлетворенія его немногосложныхъ потребностей, которыя исчерпываются сладкимъ испанскимъ виномъ, жирнымъ каплуномъ и, пожалуй, еще ‘любовью’ такихъ дамъ, какъ Доли Тиршитъ въ кабак его пріятельницы Квикли. Дальше этого его желанія не идутъ. Зато въ нихъ онъ неисправимъ, онъ готовъ пуститься на какія-угодно продлки, лишь бы на стол передъ нимъ всегда оказывались каплунъ и вино въ достаточномъ количеств, такъ какъ отсутствіе ихъ — единственное, что нарушаетъ его душевное равновсіе. Къ сожалнію, безденежье случается съ нимъ довольно часто. ‘Я не знаю средства отъ этой карманной чахотки, замчаетъ онъ съ грустью (2 ч., I, 2), брать въ займы — лишь затягиваетъ ее, сама болзнь неизлчима’.

Правда, онъ не прочь прихвастнуть при случа своими заслугами и вліяніемъ при двор. Онъ ‘убилъ’ страшнаго Перси (1 ч. V, 4), онъ ловко пользуется своей легкой побдой надъ рыцаремъ Кольвилемъ, чтобы поднять свой престижъ въ глазахъ принца Джона (2 ч. IV, 3). И сколько аристократической сдержанности сказывается въ его разговорахъ въ дом мирового судьи Шэлло (2 ч. V, 1.3), сколько самоувренной гордости въ его осанк, когда онъ, узнавъ о смерти Генриха IV, обращается къ Шэлло: ‘Мистеръ Робертъ Шэлло, выбери себ какую теб угодно должность въ государств, она будетъ твоею!’ Но во все это онъ самъ не вритъ, и тонкая иронія надъ самимъ собой слышится во всхъ этихъ сценахъ.

‘Вотъ вамъ вашъ Перси. Коли отецъ вашъ захочетъ почтить меня чмъ-нибудь, ладно! а коли нтъ, то пусть справится съ слдующимъ Перси самъ. Право, я разсчитываю сдлаться графомъ или герцогомъ!’ ‘Какъ, говоритъ ему принцъ, да вдь я-же самъ убилъ Перси и видлъ тебя мертвымъ!’ ‘Вотъ какъ!’ тономъ глубокаго негодованія отвчаетъ Фальстафъ. ‘Господи Боже мой, до какой степени люди преданы лжи!’ (1 ч. V, 4).

А въ сцен съ Кольвилемъ (2 ч. IV, 3), когда принцъ Джонъ посмлъ усумниться въ храбрости Фальстафа: ‘Я такъ и зналъ, что порицаніе и упрекъ — награда за храбрость!’ И въ его дальнйшемъ разсказ о томъ, какъ онъ, замучивъ сто восемьдесятъ съ лишнимъ почтовыхъ лошадей, чтобы только поспть къ битв, усталый отъ пути, въ своей ‘чистой и незапятнанной храбрости’ побдилъ Кольвиля, ‘яростнаго рыцаря и храбраго противника’, въ его требованіи, чтобы подвигъ его былъ занесенъ на скрижали исторіи, иначе онъ самъ сочинитъ о немъ балладу и превзойдетъ всхъ своей славой, какъ полная луна превосходитъ своимъ блескомъ мелкія звзды, кажущіяся передъ нею булавочными головками, — во всемъ этомъ слышится столько веселаго шаржа, что въ искренность Фальстафа врить невозможно. Да онъ и не требуетъ, чтобы ему врили. Стоитъ прочесть его разсужденія о чести (1 ч. V, 1), чтобы понять, что Фальстафъ серьезно стремиться къ ней не можетъ. ‘Честь, это размалеванный щитъ въ похоронной процессіи’, — вотъ выводъ, къ которому онъ приходитъ, всесторонне расчленивъ понятіе чести. ‘Можетъ-ли честь приставить человку новую ногу? Нтъ! А руку? Нтъ. Или успокоить боль отъ раны? Нтъ. Стало быть, честь не хирургъ? Нть. Что-же такое честь? Слово. Что содержится въ слов честь? что такое честь? Пустой воздухъ. Хорошъ разсчетъ! Кто-же обладаетъ ею? Тотъ, кто умеръ. Онъ ее чувствуетъ? Нтъ. Онъ ее слышитъ? Нтъ. Значитъ, она не ощущаема? Мертвецами — нтъ. Но, можетъ быть, она жива съ живыми? Нтъ. Отчего-же нтъ? А потому, что злословіе не допускаетъ этого. Коли такъ, то она мн не нужна!’

Онъ, дйствительно, не стремится къ чести, какъ не стремится и ко многому иному, что другимъ людямъ кажется необходимымъ въ жизни. Его философія уничтожаетъ все, что такъ или иначе связываетъ человка, подчиняя его то тмъ, то другимъ требованіямъ нравственнымъ, соціальнымъ или инымъ. Все — суета суетъ, за исключеніемъ вина и каплуна. Это — олицетвореніе абсолютной свободы духа, связаннаго съ землею однимъ только желудкомъ, и этимъ Фальстафъ такъ и привлекателенъ — между прочимъ и для принца Генриха, — но въ этомъ-же, конечно, и оборотная сторона медали. Отрицая все и вся, создавая для себя особую мораль, состоящую въ полнйшей нравственной безпринципности, онъ представляетъ изъ себя ферментъ разложенія, опасный для среды, въ которой онъ вращается, тмъ боле опасный, чмъ привлекательне его остроуміе, чмъ заманчиве суверенная свобода духа, которою отъ него ветъ.

Онъ не знаетъ ни угрызеній совсти, ни стыда, не знаетъ ихъ не потому, что онъ состарившійся въ порокахъ гршникъ. Дло просто въ томъ, что эти душевныя движенія предполагаютъ нкоторое пониманіе того, что такое честность или, по крайней мр, хотя бы инстинктивное чувство добропорядочности. А этого-то, именно, у него и нтъ: оно поглощено его жизнерадостной всеуничтожающей житейской философіей, передъ которой ничто устоять не можетъ.

По природ Фальстафъ не злой и не преступный человкъ. Конечно, его пріятельница, мистриссъ Квикли, сильно преувеличиваетъ, когда она, прощаясь съ нимъ, говоритъ ему въ слдъ (2 ч. II, 4): ‘Вотъ уже 29 лтъ, что я тебя знаю, но честнйшаго человка и боле доброе сердце…’ Она такъ взволнована и огорчена предстоящей разлукой, что не можетъ договорить: она хотла сказать, что боле честнаго человка ей не приходилось встрчать.

Конечно, такая характеристика каррикатурна, но въ этихъ словахъ есть и доля правды. Фальстафу несомннно присуще добродушіе, оно даже одна изъ основныхъ чертъ его характера, придающая особый оттнокъ и его остроумію. Послднее всегда безобидно, оно никогда не иметъ цлью оскорбить, обидть кого-нибудь или отомстить за полученную обиду. Одинъ только разъ онъ нсколько мняетъ тонъ, въ сцен съ верховнымъ судьей, который съ высоты своего нравственнаго и должностного величія читаетъ старику внушительную нотацію (2 ч. II, 1). Но съ Фальстафомъ не такъ-то легко справиться, и одними только громкими словами на него, мастера слова, впечатлнія не произведешь. Съ первыхъ же словъ ему удается повернуть фронтъ. Онъ, джентльменъ съ головы до пятъ, никого не обидлъ, а его обижаютъ и онъ требуетъ удовлетворенія. И такъ ловко и самоувренно ведетъ онъ свой маневръ, такъ легко и быстро привлекаетъ онъ на свою сторону обвинительницу Квикли, что судья принужденъ признать себя побжденнымъ и покинуть поле сраженія, получивъ отъ Фальстафа напослдокъ еще тонкій урокъ въ вжливости. ‘Что за пошлякъ научилъ васъ этимъ пріемамъ, сэръ Джонъ?’ спрашиваетъ раздосадованный судья. Фальстафъ отвчаетъ не ему, а его спутнику: ‘Мистеръ Гоуеръ, если эти пріемы ко мн не идутъ, то тотъ — дуракъ, кто научилъ меня имъ’, т. е. самъ судья, который только что дйствительно былъ невжливъ съ Фальстафомъ, устранивъ его изъ разговора съ Гоуеромъ.

Это единственная сцена, въ которой остроуміе Фальстафа принимаетъ нсколько агрессивный характеръ. Но и здсь его шутка, въ сущности, безобидна, и урокъ, полученный судьей, до извстной степени заслуженъ имъ. Во всхъ-же остальныхъ сценахъ Фальстафъ — олицетворенное добродушіе. Не даромъ нашъ поэтъ сохранилъ за нимъ обликъ ‘толстаго’ рыцаря: толстяки, по Шекспиру, всегда добродушны. Вспомнимъ Юлія Цезаря, не довряющаго сухощавому Кассію, онъ желалъ бы, чтобы его окружали одни тучные люди, они добродушне и неспособны къ злоб.

Таковъ и Фальстафъ. Онъ трунитъ надъ другими и нисколько не обижается, a напротивъ даже радъ, когда надъ нимъ трунять. ‘Я не только самъ остроуменъ, заявляетъ онъ не безъ справедливой гордости, но и причина тому, что другіе остроумны’ (2 ч. I, 2). Когда онъ сытъ и вина у него вдоволь, то онъ вполн доволенъ, и остроуміе его создаетъ атмосферу, въ которой и другимъ дышется свободно и весело. Онъ сознаетъ за собой много грховъ, но нравственную отвтственность за нихъ несетъ не онъ — Боже сохрани! — а т, которые довели его до этого. Онъ, бдный, палъ безвинной жертвой соблазна. ‘Ты много передо мною виноватъ, говоритъ онъ со вздохомъ принцу (1 ч. I, 2), да проститъ теб Господь! До знакомства съ тобой я былъ невиненъ какъ младенецъ, а теперь я, по правд сказать, не лучше ни одного изъ безбожниковъ. Мн надо отказаться отъ этой грховной жизни, и я откажусь. Ей Богу, ни изъ-за какого принца въ мір я не хочу попасть въ адъ!’

Его толстая фигура не результатъ обжорливости и пьянства, о нтъ! ‘Чортъ побери заботы и вздохи! они раздуваютъ человка словно кишку’ (1 ч. II, 4).

Онъ вчно молодъ. ‘Мы, молодежь’, говоритъ онъ про себя въ разговор съ судьей (2 ч. I, 2), а когда послдній, не понявъ шутки, начинаетъ серьезно доказывать ему, что онъ старъ, то Фальстафъ, также сохраняя серьезный тонъ, побдоносно доказываетъ противное: ‘Сударь я родился въ 3 часа пополудни, съ сдой головой и какъ-бы толстымъ брюхомъ. Что касается моего голоса, то я его испортилъ громкимъ пніемъ на клирос. Я не стану приводить вамъ другихъ доказательствъ моей молодости, но правда та, что я старъ только сужденіями и умомъ’.

Онъ правъ, такіе люди, какъ онъ, старости не знаютъ. Ихъ вчная молодость плещется въ веселіи, какъ рыба въ вод, и выходитъ побдителемъ изъ любого положенія, въ которомъ потерялась бы мене изворотливая старость. Разв не побда надъ всми житейскими невзгодами — мирный сонъ праведника, которымъ онъ засыпаетъ, спрятанный за занавской, въ тотъ самый моментъ, когда за нимъ приходитъ шерифъ, чтобы арестовать его за открытый грабежъ (1 ч. II, 4)? Разв онъ не выходитъ тріумфаторомъ изъ труднаго положенія, когда принцъ, въ той-же сцен, уличаетъ его въ наглой лжи по поводу ночного нападенія? Число враговъ, съ которыми ему, храброму Фальстафу, пришлось справляться, все растетъ. Сначала ихъ было двое, теперь уже четверо. ‘Такъ вотъ, эти четыре въ рядъ одновременно напали на меня. Не долго думая, я отпарировалъ ихъ семь шпагъ — вотъ такъ!’ — ‘Какъ семь? говоритъ, смясь, принцъ: да вдь ихъ только что было четверо?’ ‘Ну да, въ парусинномъ плать’, невиннымъ тономъ отвчаетъ Фальстафъ, словно не понимая вопроса принца. Наконецъ, онъ прижатъ къ стн, принцъ раскрываетъ свои карты и возстановляетъ истину. Но если онъ разсчитывалъ смутить Фальстафа этимъ и заставить его сознаться во лжи и трусости, то онъ ошибся: одно мгновеніе ока — и изворотливость его нашла и здсь выходъ. ‘Клянусь небомъ, говоритъ онъ спокойно, я узналъ васъ, узналъ какъ родной отецъ. Скажите, друзья мои, разв мн подобало убить наслдника престола? Разв я могъ возстать на истиннаго принца? Ты знаешь, я храбръ какъ Геркулесъ, но вспомни объ инстинкт: левъ никогда не тронетъ настоящаго принца. Инстинктъ — великое дло. Я былъ трусомъ изъ инстинкта’. Никто ему, конечно, не вритъ. Но это ему безразлично, важно то, что вс смются — и миръ возстановленъ.

Дйствительно, трусомъ Фальстафа, строго говоря, назвать нельзя. Въ сцен грабежа ему какъ-то не по себ, словно школьнику, попавшему въ неладное дло, быть побитымъ онъ не желаетъ. Но всть о предстоящей войн его нисколько не смущаетъ. Онъ хладнокровно отправляется въ походъ, хотя легко могъ бы остаться и дома. Онъ увренъ въ себ и знаетъ, что хладнокровіе и полная свобода духа не покинутъ его и на пол битвы. И онъ правъ. Спокойно-самоувренно вмшивается онъ въ разговоры сильныхъ міра сего (1 ч. V, 1), въ столкновеніи съ страшнымъ Дугласомъ, побдителемъ оказывается не послдній, а Фальстафъ, въ надлежащій моментъ представившійся убитымъ. ‘Лучшая часть храбрости — осторожность, и при помощи этой части я спасъ свою жизнь’ (1 ч. V, 4). И веселая наглость, съ которой онъ приписываетъ себ смерть Перси, длаетъ его однимъ изъ героевъ дня.

Есть, однако, еще черта въ облик Фальстафа, которой мы коснулись пока лишь мимоходомъ. Это — его весьма сомнительная честность. Онъ откровенно сознается, что обираніе чужихъ кармановъ — его профессія (1 ч. I, 2). Но на первыхъ порахъ эта черта какъ бы скрашена добродушнымъ веселіемъ, она не выступаетъ такъ рзко, какъ во второй части ‘Генриха IV’ и въ особенности въ ‘Виндзорскихъ проказницахъ’. Выносишь впечатлніе, словно грабежъ близъ Гедсгиля — шутка, придуманная только для увеселенія принца и всей честной компаніи. Уже приготовленія къ нему до нельзя комичны. Фальстафъ хочетъ, чтобы ‘настоящій принцъ, ради веселія, сдлался мнимымъ воромъ, такъ какъ жалкія злоупотребленія нашего времени нуждаются въ исправленіи (1 ч. I, 2)’. Упрекъ, съ которымъ Фальстафъ обращается къ принцу, когда тотъ отказывается принять участіе въ предпріятіи: ‘Нтъ въ теб честности, нтъ мужества, и настоящаго товарищества въ теб нтъ, и не отъ царской крови происходишь ты, коли у тебя не хватаетъ духа протянуть руку за нсколькими ‘кронами’!’, комическій возгласъ его, когда онъ узнаетъ, что путешественниковъ ‘штукъ восемь или десять’, а ихъ, грабителей, всего шесть: ‘Чортъ возьми, а что если не мы ихъ, а они насъ оберутъ?’ его брань, когда, отнявъ у него коня, его заставляютъ идти пшкомъ, его обращеніе къ путникамъ: ‘Бейте ихъ! Сломайте негодяямъ шею! они ненавидятъ насъ, молодыхъ! оберите ихъ! Мы, молодежь, тоже хотимъ жить!’ — все это смягчаетъ грубость сцены. А когда читатель узнаетъ, что принцъ вернулъ ограбленнымъ ихъ имущество (1 ч. III, 3), то онъ окончательно мирится съ фактомъ и готовъ видть во всемъ этомъ веселую шутку.

Но мало по малу краски сгущаются. Еще въ первой части ‘Генриха IV’, отправляясь въ походъ, Фальстафъ, какъ онъ самъ сознается, грубо злоупотребилъ королевскимъ указомъ о рекрутскомъ набор, набравъ, вмсто 150 солдатъ — триста съ лишнимъ фунтовъ стерлинговъ, и тутъ-же поясняетъ, какъ ему это удалось: онъ видите-ли, забиралъ только богатыхъ землевладльцевъ, сыновей зажиточныхъ фермеровъ, давно помолвленныхъ холостяковъ наканун свадьбы, однимъ словомъ — ‘все народъ, который такъ же охотно услышалъ бы голосъ дьявола, какъ звукъ барабана’. Вс они, конечно, поспшили откупиться отъ службы, и теперь у него, вмсто настоящихъ солдатъ, 150 оборванцевъ, такихъ, что прохожій шутникъ спросилъ его, не снялъ-ли онъ ихъ со всхъ вислицъ Англіи. ‘Въ моей рот всего полторы рубахи, изъ нихъ та, что представляетъ половинку, сшита изъ двухъ салфетокъ, накинутыхъ на плечи, какъ мантія безъ рукавовъ, а цльная рубаха, по правд сказать, сворована у трактирнаго хозяина въ Сентъ-Альбанс или у красноносаго цловальника въ Дэвентри’ (1 ч. IV, 2). Ему немножко стыдно своихъ солдатъ и онъ не хочетъ пройти съ ними по улицамъ Ковентри, но онъ весело вступается за нихъ, когда принцъ и графъ Вестморлэндъ находятъ ихъ видъ слишкомъ ‘нищенскимъ’. ‘Ихъ бдность — право не знаю, откуда она у нихъ, а что касается голоднаго ихъ вида, то я увренъ, что не у меня они его переняли’.

Но чмъ дальше, тмъ хуже. Фальстафъ чувствуетъ, что принцъ, подъ вліяніемъ другихъ, боле серьезныхъ интересовъ и заботъ, начинаетъ чуждаться его. Жизнь становится серьезне, онъ причисленъ къ войску принца Джона Ланкастерскаго, который шутить не любитъ. Фальстафъ предоставленъ самому себ, ему приходится бороться за существованіе и напрягать вс силы своего ума, чтобы удержаться на высот. Съ верховнымъ судьей онъ справляется легко (см. выше), но денегъ нтъ — и начинается прежній маневръ, взятки съ новобранцевъ, на этотъ разъ на нашихъ глазахъ (2 ч. III, 2), сцена уже не скрашивается добродушными шутками Фальстафа, a выступаетъ во всей нагот своей наглой безцеремонности. Глупостью мистера Шэлло онъ пользуется для того, чтобы занять у него 1000 фунтовъ, хотя онъ отлично знаетъ, что онъ ихъ ему никогда не вернетъ. Разсужденія его въ этомъ пункт чрезвычайно просты: ‘Если мелкая рыба на то и создана, чтобы служить приманкой для старой щуки, то я, по законамъ природы, не вижу причины, почему мн не проглотить его!’ (2 ч. III, 2). Остроуміе и иронія, направленная противъ самого себя, не покидаютъ его и въ моментъ перваго горькаго разочарованія, когда молодой король демонстративно, передъ всмъ народомъ, отказывается отъ него. Но иронія принимаетъ здсь оттнокъ горечи, котораго до этого въ шуткахъ Фальстафа не замчалось: ‘Мистеръ Шэлло, я вамъ долженъ 1000 фунтовъ!’ ‘Впрочемъ, вы этимъ не огорчайтесь’, продолжаетъ онъ тутъ-же, нсколько оправившись отъ удара, ‘меня позовутъ къ нему тайкомъ, онъ, видите-ли, долженъ былъ напустить на себя этотъ видъ передъ людьми’ (2 ч. V, 5).

Увы! Король Генрихъ его къ себ не вызоветъ, и Фальстафъ самъ отлично понимаетъ, что этому не бывать.

Въ ‘Виндзорскихъ проказницахъ’ передъ нами, строго говоря, другой типъ. Все, что скрашивало и смягчало темныя стороны его — исчезло здсь совершенно. Осталась только оборотная сторона медали: наглое нахальство, грубый разсчетъ на чужой карманъ при помощи омерзительно-гнуснаго маневра. И прибавилось нчто, чего въ Фальстаф ‘Генриха IV’ не было вовсе: полное непониманіе людей, какое-то ослпленіе, длающее его способнымъ врить въ двойную побду надъ женскими сердцами. И это Фальстафъ, который такъ добродушно смялся надъ своимъ толстымъ брюхомъ и сдыми волосами!… Ловушка, которую ему ставятъ, до-нельзя груба — и онъ попадается въ нее трижды. Онъ вритъ въ фей, онъ говоритъ о ‘сознаніи своей вины’ (V, 5) и, наконецъ, ошеломленный и одураченный, безпомощно опускаетъ руки: ‘Длайте со мной, что хотите!’

Это-ли Фальстафъ?!

Выше мы пытались выяснить, почему съ нимъ произошла эта перемна. ‘Виндзорскія проказницы’ ничего положительнаго къ типу Фальстафа не прибавляютъ, а лишь унижаютъ и ослабляютъ его. Не будь ‘Генриха IV’, имя Фальстафа было бы только именемъ одной изъ многочисленныхъ каррикатуръ, наполняющихъ собой комическій театръ всхъ народовъ, своего рода Плавтовскій ‘miles gloriosus’ въ новомъ изданіи, лишь нсколько лучше отдланный и боле остроумный, чмъ донъ Адріано де-Армадо и Пароль Шекспира-же.

Если, тмъ не мене, ‘Виндзорскія проказницы’ занимаютъ въ ряду произведеній нашего поэта боле видное мсто, чмъ ‘Безплодныя усилія любви’, то дло тутъ не въ Фальстаф, а въ бойкой интриг съ одной стороны, и въ главной прелести нашей комедіи — въ живыхъ бытовыхъ картинкахъ, которыя она рисуетъ, — съ другой.

. Браунъ.

Орденъ подвязки.

Книжная рамка работы знаменитаго нмецкаго художника эпохи возрожденія Альбрехта

Дюрера. (Albrecht Durer, 1471—1528).

ДЙСТВУЮЩІЯ ЛИЦА:

Сэръ Джонъ Фальстафъ.

Фентонъ.

Шэлло (Пустозвонъ), мировой судья.

Слендеръ, его кузенъ.

Фордъ |

} виндзорскіе жители.

Пэджъ |

Вильямъ Пэджъ, малолтній сынъ Пэджа.

Сэръ Гугъ Эвансъ, пасторъ.

Докторъ Каюсъ, французскій врачъ.

Хозяинъ гостиницы Подвязки.

Бардольфъ |

Пистоль } спутники Фальстафа.

Нимъ |

Робинъ, пажъ Фальстафа.

Сэмплъ, слуга Слендера.

Регби, слуга доктора Каюса.

Мистриссъ Фордъ.

Мистриссъ Пэджъ.

Миссъ Анна Пэджъ, ея дочь.

Мистриссъ Квикли, служанка доктора Каюса.

Мсто дйствія — Виндзоръ и его окрестности.

Виндзорскій замокъ.

ДЙСТВІЕ ПЕРВОЕ.

СЦЕНА I.

Виндзоръ. Передъ домомъ Пэджа.

Входятъ судья Шэлло, Слендеръ и сэръ Гугъ Эвансъ.

Шэлло. И не просите меня, сэръ Гугъ: это напрасно. Я перенесу это дло въ Звздную Палату. Будь онъ хоть двадцать разъ сэръ Джонъ Фальстафъ, ему не удастся дурачить сэра Роберта Шэлло, эсквайра…

Слендеръ. Графства Глостерскаго, мирового судью и coram.

Шэлло. Да, Слендеръ — и Cust-alorum.

Слендеръ. И, сверхъ того, еще ratolorum, дворянина родовитаго, господинъ пасторъ — дворянина, который подписывается armigero, да-съ, на всхъ запискахъ, повсткахъ, квитанціяхъ и обязательствахъ — armigero.

Шэлло. Да, это правда. Такъ подписываемся мы уже триста лтъ сряду.

Слендеръ. Вс его потомки, скончавшіеся прежде его, поступали такъ, и вс его предки, которые народятся посл него, могутъ поступать точно такъ же. Они будутъ имть право носить на своей рыцарской мантіи двнадцать блыхъ ковшей.

Шэлло. Это старая мантія.

Эвансъ. Двнадцать блыхъ вшей — очень идутъ къ старой мантіи. Это животныя близкія къ человку, и означаютъ — любовь.

Шэлло. Изъ ковшей пьютъ воду, а для вшей вода не нужна {Тутъ у Шекспира непереводимая игра словъ, вслдствіе чего мы ее замнили иною, наиболе подходящею. Перев.}.

Слендеръ. Могу я, кузенъ, взять и себ четверть этой мантіи?

Шэлло. Можешь, сочетавшись бракомъ.

Эвансъ (къ Шэлло). Поступитъ ваша мантія въ бракъ, если это сдлается.

Шэлло. Нисколько.

Эвансъ. Непремнно! Если онъ возьметъ четверть вашей мантіи, у васъ останется всего три четверти — по моему простому разсчету. Но это все равно, оставимъ это. Если сэръ Джонъ Фальстафъ неприлично поступилъ съ вами, то я, какъ служитель церкви, за удовольствіе сочту приложить усилія къ тому, дабы учинить между вами соглашеніе и взаимное благорасположеніе.

Шэлло. Государственный Совтъ узнаетъ объ этомъ. Это бунтъ.

Эвансъ. Не приличествуетъ Совту узнавать о бунт: въ бунт нтъ страха божія. Совтъ, видите ли, желаетъ слышать о страх божіемъ и не желаетъ слышать о бунт. Примите сіе въ соображеніе.

Шэлло. О, чортъ побери, помолодй я теперь снова — мечъ покончилъ бы это дло.

Эвансъ. Лучше, чтобъ мечомъ были друзья и чтобъ они это покончили. И притомъ — въ разум моемъ возникаетъ еще иное соображеніе, которое, быть можетъ, повлечетъ за собою хорошія послдствія. Извстна вамъ Анна Пэджъ, дочь Томаса Пэджа, прекраснйшая двственница?

Слендеръ. Анна Пэджъ? У нея темно-каштановые волосы, и говоритъ она тоненькимъ женскимъ голоскомъ.

Эвансъ. Она то и есть та самая особа, какой только вы могли бы пожелать во всемъ свт. И — сверхъ того — семьсотъ фунтовъ деньгами, и много золота и серебра оставлено ей ддомъ на смертномъ одр — да пошлетъ ему Господь радостное воскресенье! — съ тмъ, чтобы она получила ихъ, когда достигнетъ возможности имть семнадцать лтъ. Вотъ я и полагаю, что мы поступили бы хорошо, если бы оставили наши ссоры и раздоры, и уладили бракосочетаніе между мистеромъ Авраамомъ и миссъ Анною Пэджъ.

Шэлло. Такъ ея ддъ завщалъ ей семьсотъ фунтовъ?

Эвансъ. Да, а отецъ оставитъ и получше сумму.

Слендеръ. Я знаю эту молодую двушку: у нея хорошія качества.

Эвансъ. Семьсотъ фунтовъ и возможность имть еще больше — качества недурныя.

Шэлло. Ну, быть по вашему — отправимся къ почтенному мистеру Пэджу. A Фальстафъ тамъ?

Эвансъ. Солгать ли вамъ? Но я презираю ложь, какъ презираю все, что лживо, или какъ презираю все, что не правда. Сэръ Джонъ тамъ, но я умоляю васъ слдовать совтамъ вашихъ доброжелателей. Сейчасъ постучусь въ дверь мистера Пэджа. (Стучитъ). Эй! вы! Благослови Господи внутренность жилища вашего!

Пэджъ (за сценой). Кто тамъ?

Входитъ Пэджъ.

Эвансъ. Вы видите передъ собою благословеніе Господне, вашего благопріятеля, судью Шэлло, и юнаго Слендера, который, можетъ быть, разскажетъ вамъ другую исторію, ежели она придется по вкусу вамъ.

Пэджъ. Очень радъ видть васъ, господа въ добромъ здоровьи. Мистеръ Шэлло, благодарю васъ за дичь.

Шэлло. Мистеръ Пэджъ, мн весьма пріятно видть васъ. Кушайте ее на здоровье, хотя, признаться, она не такъ хороша, какъ бы мн хотлось: дурно подстрлена. Какъ поживаетъ добрйшая мистриссъ Пэджъ? Я преданъ вамъ всей душой, видитъ Богъ, всей душой.

Пэджъ. Покорнйше благодарю.

Шэлло. Это я васъ благодарю, право же, я благодарю.

Пэджъ. Добрйшій мистеръ Слендеръ, мн весьма пріятно видть васъ.

Слендеръ. Какъ поживаетъ ваша рыжая борзая? Сказывали мн, что въ Котзел ее обогнали.

Пэджъ. Дло это осталось нершеннымъ.

Слендеръ. Полноте, вы не хотите сознаться, не хотите сознаться.

Шэлло. Конечно, не хочетъ. Жаль, что такъ случилось. А собака хорошая.

Пэджъ. Дрянь собака.

Шэлло. Нтъ-съ, хорошая собака и красивая собака. Можно ли сказать что-нибудь больше этого? Хорошая и красивая. Сэръ Джонъ Фальстафъ у васъ?

Пэджъ. У меня, сэръ — и мн бы очень хотлось уладить вашу ссору.

Эвансъ. Сказано, какъ подобаетъ христіанину.

Шэлло. Онъ оскорбилъ меня, мистеръ Пэджъ.

Пэджъ. Сэръ, онъ отчасти самъ сознается въ этомъ.

Шэлло. Сознаться еще не значитъ расквитаться, такъ ли я говорю, мистеръ Пэджъ? Онъ оскорбилъ меня, какъ есть оскорбилъ, въ полномъ смысл слова оскорбилъ — ужъ поврьте, Робертъ Шэлло, эсквайръ, говоритъ вамъ, что онъ оскорбленъ.

Пэджъ. Вотъ и сэръ Джонъ.

Входятъ Фальстафъ, Бардольфъ, Нимъ и Пистоль.

Фальстафъ. Ну-съ, мистеръ Шэлло, такъ вы собираетесь пожаловаться на меня королю?

Шэлло. Сэръ, вы избили мою прислугу, застрлили моего оленя и выломали дверь въ моемъ охотничьемъ домик.

Фальстафъ. Но не цловалъ дочери вашего лсничаго?

Шэлло. Ну, да что тамъ! Вы отвтите за такіе поступки.

Фальстафъ. Отвчу, даже сейчасъ: все это я сдлалъ. Вотъ и отвтилъ.

Шэлло. Совтъ узнаетъ объ этомъ.

Фальстафъ. Для васъ было бы лучше, если бъ вы послушались моего совта — не говорить объ этомъ тому Совту, а то вдь васъ осмютъ.

Эвансъ. Pauca verba, сэръ Джонъ, добрыя слова. О, словъ добрыхъ на свт немного!

Фальстафъ. Ословъ-то добрыхъ немного! Полноте! Слендеръ, я създилъ васъ по голов: что же вы имете противъ меня?

Слендеръ. О, чортъ возьми, въ этой голов много противъ васъ и противъ вашихъ негодныхъ соглядатаевъ, Бардольфа, Нима и Пистоля. Они затащили меня въ кабакъ, напоили, да и очистили мои карманы.

Бардольфъ. Ахъ, ты бенбургскій сыръ!

Слендеръ. Хорошо, хорошо, ругайся!

Пистоль. Ты что это расходился, Мефистофель?

Слендеръ. Ругайся, ругайся!

Нимъ. Къ чорту его! pauca, pauca! къ чорту — вотъ и все!

Слендеръ. Гд мой слуга, Сэмпль? Не знаете ли, кузенъ?

Эвансъ. Покорнйше прошу васъ успокоиться. Приступимъ къ соглашенію. Сколько я могу уразумть, въ семъ дл три посредника: мистеръ Пэджъ — fidelicet мистеръ Пэджъ, затмъ я самъ — fidelicet, я самъ, и третій, послдній и окончательный — хозяинъ гостиницы Подвязки.

Пэджъ. Да, насъ трое готовыхъ выслушать дло и все уладить между ними.

Эвансъ. Очень хорошо. Я занесу это въ мою записную книжку — и вслдъ за симъ приступимъ къ разбирательству дла со всевозможнымъ безпристрастіемъ.

Фальстафъ. Пистоль!

Пистоль. Онъ слушаетъ ушами.

Эвансъ. Что за чертовщина такая — ‘онъ слушаетъ ушами’? Разв такъ говорятъ? Вычурно и неестественно.

Фальстафъ. Пистоль, ты очистилъ кошелекъ мистера Слендера?

Слендеръ. Очистилъ, очистилъ, клянусь этими перчатками. Не войди я никогда въ мою собственную большую комнату, если это неправда! Семь гротовъ онъ стащилъ у меня — семь гротовъ шестипенсовою монетой, да еще два эдуардовскіе шиллинга, которые я купилъ у Эди Миллера по два шиллинга и два пенса за каждый. Клянусь этими перчатками, стащилъ!

Фальстафъ. Это правда, Пистоль?

Эвансъ. Нтъ, если было воровство, то это не правда, а обманъ.

Пистоль.

Ахъ, ты, пришелецъ изъ горъ!

(Фальстафу). Мой господинъ,

Сэръ Джонъ, зову на бой я эту саблю

Жестяную. (Слендеру). Кидаю въ носъ теб

Я слово возраженья, это слово:

Ты лжешь, нагаръ и пнистая грязь!

Слендеръ. (указывая на Нима). Ну, такъ вотъ этотъ, клянусь моими перчатками.

Нимъ. Поосторожне, сэръ: оставьте эти шуточки. Коли вы натравите на меня ваши глупыя остроты, такъ вдь я скажу вамъ: ‘пилъ — съшь самъ!’ Поняли?

Слендеръ. Ну, такъ это сдлала вонъ та красная рожа — клянусь моею шапкой. Я хоть и не помню, что длалъ, когда вы напоили меня пьянымъ, но все-таки не совсмъ же я оселъ.

Фальстафъ. Что скажешь ты на это, Джонъ Румяный?

Бардольфъ. Да что сказать? скажу, что сей джентельменъ упился въ это время такъ, что лишился своихъ пяти чувствованій.

Эвансъ. То-есть пяти чувствъ. Фу, какое невжество!

Бардольфъ. А нарзавшись, онъ, какъ говорится, свалился подъ столъ — и вотъ такимъ-то образомъ, мало по малу, совсмъ одурлъ.

Слендеръ. Да, вы и въ то время говорили по латыни, но не въ томъ дло. Посл такой штуки, я никогда въ жизни не буду пьянствовать иначе, какъ въ честной, благовоспитанной и доброй компаніи. Коли захочется мн пить, буду пить только съ тми, въ комъ есть страхъ божій, а ужъ никакъ не съ мерзкими пьяницами.

Эвансъ. Добродтельное намреніе, суди меня Богъ!

Фальстафъ. Вы слышите, господа, что вс показанія опровергаются? вы это слышите?

Входитъ Анна Пэджъ съ виномъ, за нею мистриссъ Фордъ и мистриссъ Пэджъ.

Пэджъ. Нтъ, дочка, неси вино въ комнату, мы будемъ пить тамъ. (Анна уходитъ).

Слендеръ. О, небо: это миссъ Анна Пэджъ!

Пэджъ. Какъ ваше здоровье, мистриссъ Фордъ?

Фальстафъ. Мистриссъ Фордъ, честное слово, мн весьма пріятно васъ видть. Съ вашего позволенія, почтенная мистриссъ! (Цлуетъ ее).

Пэджъ. Жена, проси къ намъ этихъ джентльменовъ. Пожалуйте, мы угостимъ васъ за обдомъ горячимъ пастетомъ изъ дичи. Прошу, господа. Я надюсь, что мы утопимъ въ вин вс непріятности.

(Уходятъ вс, кром Шэлло, Слендера и Эванса).

Слендеръ. Я далъ бы теперь сорокъ шиллинговъ, если бы могъ получить мою книгу псенъ и сонетовъ.

Входитъ Сэмпль.

Слендеръ. Наконецъ-то! Гд это ты пропадалъ? Ужъ не долженъ ли я, по-твоему, самъ себ прислуживать? Гд моя ‘Книга Загадокъ’? — при теб, что ли?

Сэмпль. ‘Книга Загадокъ’? Да, вдь вы же сами изволили одолжить ее Алис Шорткекъ въ праздникъ Всхъ Святыхъ, за дв недли до Михайлова дня.

Шэлло. Пойдемъ, пойдемъ, кузенъ — мы ждемъ тебя. Только вотъ еще одно слово, кузенъ: знаешь, сэръ Гугъ сдлалъ издалека, обинякомъ, предложеніе, нчто въ род предложенія. Понимаешь ты меня?

Слендеръ. Да, сэръ, понимаю, и вы увидите мое благоразуміе. Если это такъ, то я буду длать все, что требуется благоразуміемъ.

Шэлло. Да ты прежде пойми меня.

Слендеръ. Я это и длаю.

Эвансъ. Внемлите его внушеніямъ, мистеръ Слендеръ. Я составлю вамъ обозрніе этого дла, если вы способны вникнуть въ оное.

Слендеръ. Нтъ, я поступлю, какъ скажетъ кузенъ Шэлло — ужъ вы меня простите: онъ мировой судья въ графств, а я, вдь, простой смертный.

Эвансъ. Но совсмъ не въ этомъ дло, рчь идетъ о вашей женитьб.

Шэлло. Да, именно въ этомъ дло, сэръ.

Эвансъ. Собственно въ этомъ — о женитьб на миссъ Анн Пэджъ.

Слендеръ. Что жъ, если это такъ, я готовъ вступить въ бракъ на всякихъ благоразумныхъ условіяхъ.

Эвансъ. Но можете ли вы питать привязанность къ сей двиц? Позвольте намъ услышать это изъ вашихъ устъ, или изъ вашихъ губъ, ибо нкоторые философы утверждаютъ, что губы суть частица устъ. И такъ объясните съ точностью, можете ли перенести свое благорасположеніе на сію двицу?

Шэлло. Кузенъ Авраамъ Слендеръ, можешь ты любить ее?

Слендеръ. Надюсь, сэръ, по крайней-мр, сдлаю для этого все, что слдуетъ длать благоразумному человку.

Эвансъ. Нтъ, клянусь Богомъ и его ангелами, это все не то, вы должны отвчать положительно, можете ли отдать ей всю вашу любовь?

Шэлло. Да, ты долженъ отвчать положительно. Хочешь жениться на ней и взять хорошее приданое?

Слендеръ. Я сдлаю и больше этого, кузенъ, если вы того потребуете.

Шэлло. Нтъ, ты пойми, пойми меня, любезный племянникъ. Вдь, если я длаю что, такъ только для твоего же удовольствія. Можешь ты любить эту двицу?

Слендеръ. Я женюсь на ней, если вы этого желаете. Въ начал любовь, можетъ быть, будетъ и не очень велика, но потомъ, когда мы ближе познакомимся, женимся и покороче узнаемъ другъ друга — она, съ божьей помощью, можетъ и уменьшиться. Надюсь, что по мр сближенія будетъ увеличиваться и взаимное нерасположеніе. Но если вы скажете: ‘женись на ней’ — я женюсь. На это я ршился добровольно и необдуманно.

Эвансъ. Весьма разумный отвтъ, за исключеніемъ слова ‘необдуманно’, ибо нельзя сказать ‘ршился необдуманно’. Вы, врно, хотли сказать: ‘обдуманно’. Во всякомъ случа, намренье прекрасное.

Шэлло. Да, полагаю, что у него честныя намренія.

Слендеръ. Конечно — и пусть меня повсятъ, если я лгу.

Шэлло. Вотъ и наша красавица, миссъ Анна!

Входитъ Анна Пэджъ.

Шэлло. Видя васъ, миссъ Анна, я жалю, что не могу помолодть.

Анна. Обдъ на стол, батюшка проситъ васъ пожаловать.

Шэлло. Я иду къ нему, прекрасная миссъ Анна!

Эвансъ. Господи помилуй! Я тоже поспшу, чтобы не пропустить предобденной молитвы. (Шелло и Эвансъ уходятъ).

Анна. Неугодно ли и вамъ пожаловать?

Слендеръ. Нтъ, благодарю васъ, поврьте честному слову, отъ всего сердца благодарю, мн очень хорошо.

Анна. Обдъ ждетъ васъ.

Слендеръ. Я не голоденъ: благодарю васъ, честное слово. (Сэмплю). Ты, какъ мой слуга, ступай прислуживать моему кузену Шэлло. (Сэмпль уходитъ). И мировой судья можетъ быть иногда благодаренъ своему другу за слугу. Теперь, пока еще моя мать жива, я держу только трехъ лакеевъ да одного мальчика. Но что жъ такое? я все-таки живу, какъ бдный, родовитый дворянинъ.

Анна. Я не могу вернуться домой безъ васъ. Пока вы не придете, не сядутъ за обдъ.

Слендеръ. Ей-богу, мн ршительно не хочется сть, благодарю васъ точно такъ же, какъ будто я и полъ.

Анна. Пожалуйста, пойдемте.

Слендеръ. Право, благодарю васъ, я лучше буду прохаживаться здсь въ это время. На дняхъ я ушибъ себ колно, фехтуя на сабляхъ и шпагахъ съ учителемъ фехтованія, условіе у насъ было — три удара за блюдо варенаго чернослива, и, клянусь вамъ честью, съ тхъ поръ я не могу выносить запахъ горячаго кушанья. Чего это ваши собаки такъ лаютъ? Не водятъ ли по городу медвдей?

АННА ПЭДЖЪ ПРИГЛАШАЕТЪ СЛЕНДЕРА ОБДАТЬ (Дйствіе I, сц. 1).

Картина извстнаго англійскаго жанриста Роберта Смирка (Rob. Smirke, R. A. 1752—1845).

(Бойделевская галлерея).

Анна. Кажется — да, такъ я, по крайней мр, слышала.

Слендеръ. Очень мн нравится это увеселеніе, и никто въ Англіи не держитъ пари при этомъ такъ горячо, какъ я. А вы, я думаю, пугаетесь, когда видите спущеннаго медвдя?

Анна. Очень пугаюсь.

Слендеръ. А мн такъ не давай сть и пить, только показывай ихъ. Спущеннаго Секерсона я видлъ разъ двадцать и даже за цпь трогалъ, но если бъ вы слышали, какъ женщины кричали и визжали при этомъ — просто страсть, честное слово! Впрочемъ, дйствительно, для женщинъ медвди невыносимы, это такія грубыя, неблаговоспитанныя животныя.

Входитъ Пэджъ.

Пэджъ. Пожалуйте, любезнйшій Слендеръ, пожалуйте: мы вс ждемъ васъ.

Слендеръ. Мн ршительно не хочется сть, покорнйше васъ благодарю.

Пэджъ. Нтъ ужъ, чортъ возьми, я не позволю вамъ распоряжаться въ этомъ случа. Пожалуйте, пожалуйте!

Слендеръ. Нечего длать — прошу васъ идти впередъ.

Пэджъ. Извольте идти вы, я слдую за вами.

Слендеръ. Миссъ Анна, вамъ слдуетъ идти первой.

Анна. Нтъ, пожалуйста, проходите вы.

Слендеръ. Нтъ-съ, ни за что: я никакъ не ршусь нанести вамъ это оскорбленіе.

Анна. Пожалуйста, сэръ.

Слендеръ. Нечего длать, я буду лучше невжливъ, чмъ надодливъ. Вы сами себя оскорбляете — право такъ! (Уходятъ).

СЦЕНА II.

Тамъ же.

Входятъ сэръ Гугъ Эвансъ и Сэмпль.

Эвансъ. Ступай и узнай, какъ пройти къ дому доктора Каюса. Тамъ живетъ мистриссъ Квикли. Она у доктора что-то въ род его няньки, или его сидлка, или кухарка, или прачка, швея — что-то такое, однимъ словомъ.

Сэмпль. Слушаю-съ.

Эвансъ. Нтъ, вотъ что будетъ еще лучше: отдай ей это письмо, потому что эта женщина давно знакома съ миссъ Анною Пэджъ. А въ письм ее просятъ содйствовать твоему господину въ сватовств его къ миссъ Пэджъ. Ступай же, пожалуйста, поскоре, а я пойду кончать обдъ, остались еще яблоки и сыръ. (Уходятъ).

СЦЕНА III.

Комната въ гостиниц Подвязки.

Входятъ Фальстафъ, хозяинъ гостиницы, Бардольфъ, Нимъ, Пистоль и Ровинъ.

Фальстафъ. Почтеннйшій хозяинъ Подвязки!

Хозяинъ. Что скажетъ мой плутъ-забіяка? Говори учено и умно.

Фальстафъ. Вотъ что, мой хозяинъ: я долженъ уволить кое-кого изъ моей свиты.

Хозяинъ. Увольняй, буйный Геркулесъ, спроваживай. Пусть проваливаютъ рысцой, рысцой!

Фальстафъ. Я истрачиваю здсь по десяти фунтовъ въ недлю.

Хозяинъ. Ты императоръ, цезарь и кесарь! Бардольфа я возьму къ себ: онъ будетъ цдить и разливать вино. По сердцу ли теб мои слова, свирпый Гекторъ?

Фальстафъ. Сдлай это, мой добрый хозяинъ.

Хозяинъ. Сказалъ, такъ и кончено. Вели ему слдовать за мною. (Бардольфу). Посмотримъ, какъ ты умешь пнить вино. Я слова своего не мняю. Ступай за мной.

(Уходитъ).

Фальстафъ. Бардольфъ иди за нимъ. Подносчикомъ быть не дурно. Изъ стараго плаща выходитъ новый камзолъ, поношенный слуга превращается въ свжаго подносчика. Ну, иди, прощай.

Бардольфъ. Этой жизни я всегда желалъ, теперь мои дла пойдутъ отлично.

Пистоль. О, низкій цыганъ! Такъ ты желаешь управлять краномъ?

(Бардольфъ уходитъ).

Нимъ. Онъ былъ зачатъ во хмелю. Какова острота? а? Въ немъ нтъ ничего геройскаго — въ этомъ и вся штука.

Фальстафъ. Я радъ, что спустилъ отъ себя этотъ ящикъ съ трутомъ. Его воровство было ужъ слишкомъ открытое, въ своихъ мошенническихъ продлкахъ онъ былъ похожъ на дурного пвца: не зналъ мры и такта.

Нимъ. Талантливый воръ крадетъ всегда съ паузами.

Пистоль. ‘Крадетъ!’ экое глупое слово! Мудрый человкъ сказалъ бы: ‘перемщаетъ’.

Фальстафъ. Все это хорошо, господа, но дло вотъ въ чемъ: я остался почти безъ сапогъ.

Пистоль. Въ такомъ случа, берегись отморозить ноги.

Фальстафъ. Тутъ ужъ нечего длать: приходится приняться за надувательство, приходится подыматься на разныя выдумки.

Пистоль. Молодые воронята должны же имть пищу.

Фальстафъ. Кто изъ васъ знаетъ здсь въ город Форда?

Пистоль. Я его знаю: парень здоровый.

Фальстафъ. Честные друзья мои, я хочу сказать вамъ, что теперь во мн…

Пистоль. Два ярда, да пожалуй и больше въ обхват.

Фальстафъ. Полно, Пистоль, теперь не до остротъ! Правда, въ окружности я имю два ярда, но теперь меня занимаетъ не убавка, а прибавка. Однимъ словомъ, имю я намреніе поиграть въ любовь съ женою этого Форда, чую носомъ благорасположеніе ея ко мн. Она любезничаетъ, заигрываетъ, строитъ глазки. Я уразумваю смыслъ этого интимнаго стиля, въ немъ даже самая неблагопріятная для меня фраза означаетъ въ перевод на чистый англійскій языкъ: ‘я вся принадлежу сэру Джону Фальстафу’.

Пистоль. Онъ изучилъ ея мысли, и перевелъ ея мысли съ языка непорочности на англійскій.

Нимъ. Якорь брошенъ глубоко. Хороша эта острота?

Фальстафъ. Ну-съ, люди толкуютъ, что кошелекъ мужа вполн въ ея рукахъ, a y него цлый легіонъ серебряныхъ ангеловъ.

Пистоль. Возьми себ въ услуженіе столько же дьяволовъ — и я скажу: ‘маршъ на нее, дитя мое!’

Нимъ. Остроуміе растетъ. Отлично! Поострите-ка на счетъ ангеловъ!

Фальстафъ. Я написалъ къ ней вотъ это письмо, а вотъ и другое — къ жен Пэджа, которая тоже нсколько часовъ назадъ длала мн глазки и весьма основательно осматривала всю мою персону. Лучъ ея взглядовъ золотилъ то мою ногу, то мое величественное брюхо.

Пистоль. Стало-быть, солнце кидало свои лучи на кучу навоза.

Нимъ. Благодарю тебя за эту остроту.

Фальстафъ. О, она пробгала по моимъ формамъ съ такимъ жаднымъ вниманіемъ, что вожделніе ея взглядовъ сожигало меня точно зажигательное стекло. Вотъ письмо и къ ней, она тоже управляетъ кошелькомъ, она — Гвіана, вся полная золотомъ и щедрости. Я сдлаюсь казначеемъ у этихъ барынь, а он будутъ моими казначействами, я найду въ нихъ восточную и западную Индію и поведу торговлю съ обими. Такъ вотъ ты отнеси это письмо къ мистриссъ Пэджъ, а ты это къ мистриссъ Фордъ. Расцвтемъ мы, дти мои, расцвтемъ!

Пистоль.

И, значитъ, я, носящій на бедр

Булатный мечъ, Пандаромъ Трои стану?

Нтъ, лучше пусть возьметъ насъ Люциферъ!

Нимъ. Я не хочу участвовать въ гнусной потх. Возьми себ твое потшное письмо. Не желаю портить мою репутацію.

Фальстафъ (Робину).

Неси же ты, мальчишка, эти письма

Проворне, несись, какъ мой корабль,

Къ темъ золотымъ странамъ. А вы, мерзавцы,

Вонъ! Къ чорту вс! Исчезните, какъ градъ!

Не вдайте покоя, пресмыкайтесь,

Пристанища ищите, безпрестанно

Взадъ и впередъ мечитесь! Вонъ сейчасъ!

Фальстафъ духъ времени усвоитъ — и отлично

Одинъ съ своимъ пажомъ онъ заживетъ практично.

(Фальстафъ и Робинъ уходятъ).

Пистоль.

Пусть коршуны кишки твои растреплютъ!

Не мало, братъ, костей фальшивыхъ есть,

Чтобъ надувать и богачей и бдныхъ —

И въ т поры, когда ты будешь нищъ,

Фригійскій турокъ гнусный, будетъ туго

Мой кошелекъ монетами набитъ.

Нимъ. У меня есть замыселъ, который будетъ остроумнымъ мщеніемъ.

Пистоль.

Ты хочешь мстить?

Нимъ.

Хочу — клянуся небомъ

И звздами!

Пистоль.

А чемъ же мстить? мечомъ

Иль хитростью?

Нимъ.

И тмъ, и этимъ. Пэджу

Я разскажу про замыслы его.

Пистоль.

А я пойду и Форду все открою,

Что гнусный плутъ Фальстафъ намренъ тоже

Голубку взять его и завладть казною,

И смять его супружеское ложе.

Нимъ. Мое остроумное мщеніе не охладетъ. Я буду подстрекать Пэджа употребить въ дло ядъ, я вгоню его въ желтуху, потому что такое потрясеніе мины — очень опасно. Вотъ каково мое остроуміе.

Пистоль. Ты — Марсъ всхъ недовольныхъ. Я твой помощникъ. Идемъ же!

(Уходятъ).

ДОКТОРЪ КАЮСЪ ЗАСТАЕТЪ У СЕБЯ ВЪ КАБИНЕТ СЭМПЛЯ. (Дйств. I, сц. 4).

Картина Роберта Смирка (Rob. Smirke). (Малая Бойделевская галлерея).

СЦЕНА IV.

Комната въ дом доктора Каюса.

Входятъ мистриссъ Квикли, Сэмпль и Регби.

Квикли. Вотъ что, Джонъ Регби, ты ступай, пожалуйста, къ надворному окну и смотри, не идетъ ли домой мой хозяинъ, докторъ Каюсъ, а то, если онъ вернется и застанетъ у себя въ дом кого-нибудь — опять начнетъ пытать долготерпніе Господа и языкъ англійскаго короля.

Регби. Пойду сторожить.

Квикли. Да, иди, а за труды я вскипячу для тебя молочка на послднемъ огн. (Регби уходитъ). Честный, услужливый, добрый малый, лучшій слуга, какого только можно принять въ домъ. И притомъ, увряю васъ, совсмъ не сплетникъ и не забіяка. Самый большой недостатокъ его, что онъ очень богомоленъ. На этотъ счетъ онъ довольно упрямъ, но вдь у всякаго есть свои недостатки. Оставимъ, однако, это. Вы говорите, что ваше имя — Питеръ Сэмпль?

Сэмпль. Да, за неимніемъ лучшаго.

Квикли. И вы слуга мистера Слендера?

Сэмпль. Совершенно такъ.

Квикли. Какой это Слендеръ? Съ этакой большой круглой бородой, похожей на ножъ перчаточника?

Сэмпль. Совершенно не такъ: у него крохотное лицо съ маленькой желтой бородкой, на корицу похожа цвтомъ эта бородка.

Квикли. Человкъ онъ, кажется, смирный, спокойный?

Сэмпль. Смирный, но при случа ловко работаетъ кулакомъ, какъ и всякій другой, между моей головой и его головой. Разъ у него была драка съ полевымъ сторожемъ.

Квикли. Что вы говорите? О, теперь я припоминаю. Вдь это тотъ самый, что носитъ, такъ сказать, голову вверхъ и ходитъ фертомъ?

Сэмпль. Совершенно такъ.

Квикли. Ну, въ такомъ случа, дай Богъ Анн Пэджъ не найти худшей партіи! Скажите господину пастору Эвансу, что я сдлаю все, что могу для вашего хозяина. Анна двушка хорошая, а я желаю…

Регби возвращается.

Регби. Горе намъ! Спасайтесь: баринъ идетъ.

Квикли. Будетъ намъ всмъ бда! Спрячьтесь, добрйшій молодой человкъ, въ эту комнату! (Вталкиваетъ Сэмпля въ кабинетъ). Онъ скоро уйдетъ. Эй, Джонъ Регби! Джонъ! Да поди же сюда. Джонъ, говорятъ теб! Ступай, узнай, не приключилось ли чего съ нашимъ господиномъ? Ужъ не случилось ли чего съ нимъ, что его такъ долго нтъ? (Напваетъ).

Тамъ внизу, внизу низехонько…

Входитъ докторъ Каюсъ.

Каюсъ. О чемъ это ты расплась? Не люблю я этихъ штукъ. Принеси мн изъ кабинета un boitier vert — ящикъ, зеленый ящикъ, понимаешь, что я говорю? зеленый ящикъ!

Квикли. Конечно, понимаю, сейчасъ принесу. (Въ сторону). Я очень рада, что онъ не идетъ туда самъ, застань онъ тамъ молодого человка, началъ бы бодаться рогами, какъ бшеный.

Каюсъ. Fe, fe, fe, fe! ma foi, il fait fort chaud! Je m’en vais a la Cour — la grande affaire.

Квикли. (выходя изъ кабинета). Этотъ ящикъ?

Каюсъ. Oui, mette le au mon карманъ, depechez, проворнй. Да гд этотъ каналья Регби?

Квикли. Эй, Джонъ Регби! Джонъ!

Регби. Здсь, сэръ!

Каюсъ. Ты Джонъ Регби, ты и дуракъ Регби. Бери скорй свою рапиру и сопровождай меня ко двору.

Регби. Рапира готова, сэръ, и стоитъ въ сняхъ.

Каюсъ. Я ужасно замшкался. Ахъ, чортъ побери! Qu’ai j’oublie? Тамъ у меня въ кабинет есть лкарства, которыя я ни за что въ свт не хотлъ бы забыть дома.

(Уходитъ въ кабинетъ).

Квикли. Ахъ, бда! Онъ найдетъ тамъ молодого человка — и взбленится.

Каюсъ. О, diable, diable! Кто это въ моемъ кабинет? Бездльникъ! larron! (Выталкиваетъ Сэмпля). Регби, мою рапиру!

Квикли. Мой добрый господинъ, успокойтесь!

Каюсъ. По какой причин я могу успокоиться?

Квикли. Этотъ молодой человкъ — честный человкъ.

Каюсъ. Честному человку какое дло въ моемъ кабинет? Честный человкъ не станетъ входить въ мой кабинетъ.

Квикли. Умоляю васъ, не будьте такимъ флегматикомъ и выслушайте, въ чемъ дло. Онъ присланъ ко мн пасторомъ Эвансомъ…

Каюсъ. Хорошо.

Сэмпль. Совершенно такъ… Чтобы просить эту даму…

Квикли. Замолчите, пожалуйста.

Каюсъ. Замолчи ты. (Сэмплю). Разсказывай.

Сэмпль. Чтобы просить эту почтенную женщину, вашу служанку, замолвить миссъ Анн Пэджъ доброе слово за моего барина, который ищетъ ея руки.

Квикли. Ну, да! вотъ и все! Но я ни за что не положу пальца въ огонь, да и не имю въ этомъ надобности.

Каюсъ. Тебя послалъ сэръ Гугъ? Регби, baillez мн бумаги. А ты подожди минутку.

(Пишетъ).

Квикли. (тихо Сэмплю). Я очень рада, что онъ такъ спокоенъ, если бы онъ вспылилъ, наслышались бы вы его криковъ и его меланхоліи. Но чтобы тамъ ни было, молодой человкъ, я сдлаю для вашего барина все, что могу, вся штука-то въ томъ, что французъ-докторъ, мой господинъ… Я могу называть его моимъ господиномъ, потому что управляю его домомъ: стираю, глажу, варю, пеку, чищу, стряпаю кушанье и питье, длаю постель — и все это длаю сама.

Сэмпль. Для рукъ одной персоны весьма много работы.

Квикли. Вы находите? Конечно, много работы — и, вдь, приходится всегда вставать рано и ложиться поздно. И несмотря на то — скажу вамъ это на зло, только, пожалуйста, чтобъ осталось между нами — мой баринъ самъ влюбленъ въ миссъ Анну Пэджъ. Но чувства миссъ Анны извстны: ничего тутъ не выйдетъ.

Каюсъ. Ну, вотъ, олухъ, отдай это письмо пастору Эвансу. Это вызовъ на дуэль, чортъ меня побери! Я перержу ему горло въ парк, я покажу этому паскудному олуху, какъ вмшиваться въ чужое дло и прислуживаться. Теперь можешь идти: больше теб не слдъ оставаться здсь. Чортъ меня побери, я его выхолощу — у него, чортъ меня побери, не останется ничего даже собак бросить.

(Сэмпль уходитъ).

Квикли. Бдный — вдь, онъ хлопочетъ только о своемъ друг.

Каюсъ. Мн это ршительно все равно. Вдь, ты же сама сказала мн, что Анна Пэджъ будетъ моя! О, чортъ меня побери, я убью этого болвана пастора! Мрять наше оружіе я выбралъ хозяина de la Jarretiere. Анна Пэджъ должна быть моя, чортъ меня побери!

Квикли. Сэръ, эта двушка любитъ васъ, и все кончится хорошо. Пусть себ народъ болтаетъ, сколько хочетъ, экая бда!

Каюсъ. Регби, сопровождай меня ко двору. Чортъ меня побери, если Анна Пэджъ не будетъ моя, я вытолкаю тебя головой за двери. Регби, слдуй по моимъ пятамъ. (Каюсъ и Регби уходятъ).

Квикли. Ослиныя уши останутся теб, вотъ что! Нтъ я знаю мысли Анны на этотъ счетъ, ни одна женщина въ Виндзор не знаетъ мыслей Анны лучше меня. Никто, благодаря Бога не можетъ сдлать съ ней то, что могу сдлать я.

Фентонъ. (за сценой). Эй! кто тутъ есть?

Квикли. Кто это тамъ? Войдите!

Входитъ Фентонъ.

Фентонъ. Здорово, добрйшая! Какъ поживаешь?

Квикли. Очень хорошо, тмъ больше, что ваша милость изволите спрашивать объ этомъ.

Фентонъ. Что новаго? Какъ здоровье прекрасной миссъ Анны?

Квикли. Вы правы, сэръ, она и прекрасна, и добродтельна, и мила, и — ужъ кстати сказать — совсмъ не врагъ вамъ, благодаря Бога.

Фентонъ. Такъ ты полагаешь, что это дло мн удастся? что труды мои не пропадутъ даромъ?

Квикли. Все въ вол божьей, сэръ, но я, все-таки, готова поклясться на евангеліи, что она любитъ васъ. Вдь, у вашей милости есть бородавка надъ глазомъ?

Фентонъ. Есть. Что же изъ этого?

Квикли. Да съ этой бородавкой цлая исторія. Сказать правду, причудливая она двушка, но, клянусь Богомъ, честне всхъ, какія только когда-нибудь ли хлбъ. Цлый часъ мы толковали съ ней объ этой бородавк. Ни съ кмъ не смюсь я столько, сколько съ этой двушкой. Правда, она ужъ слишкомъ наклонна къ меланхоліи и задумчивости, но, что касается васъ — одно скажу, не робйте.

Фентонъ. Хорошо, я повидаюсь съ ней сегодня. Вотъ теб деньги, поговори, пожалуйста, въ мою пользу. Если увидишь ее прежде меня, похлопочи о моемъ дл.

Квикли. Еще бы не похлопотать! Конечно, похлопочемъ, а въ слдующій разъ, какъ увидимся, я вамъ побольше разскажу о бородавк, да кстати и о другихъ женихахъ.

Фентонъ. Хорошо. Прощай: теперь я очень спшу.

Квикли. Добраго здоровья вашей милости! (Фентонъ уходитъ). Очень хорошій джентльменъ, но Анна не любитъ его. Никто, вдь, не знаетъ мыслей Анны лучше меня! Ахъ ты, Господи, какъ же это я забыла! (Уходитъ).

Травля медвдя собаками въ Англіи временъ Шекспира. (Разговорь Слендера съ Анной Пэджъ).

‘КАРЕТА ЗА КАРЕТОЙ’ (Дйствіе II, сц. 2).

(Рисунокъ англійскаго живописца Hoefragel’я (1545 — посл 1618), изображаетъ путешествіе королями Елизаветы въ ея любимый замокъ Нонсечъ.

ДЙСТВІЕ ВТОРОЕ.

СЦЕНА I.

Передъ домомъ Пэджа.

Входитъ мистриссъ Пэджъ, съ письмомъ.

Мистриссъ Пэджъ. Каково: въ праздничные годы моей красоты я была избавлена отъ любовныхъ писемъ, а теперь сдлалась предметомъ ихъ! Посмотримъ. (Читаетъ).

‘Не спрашивай, почему я люблю тебя: если любовь и длаетъ разсудокъ своимъ докторомъ, то никогда не допускаетъ его въ качеств совтника. Ты уже не молода, я тоже, вотъ теб и симпатія, ты любишь похохотать, я тоже — ха, ха, ха! Вотъ и еще симпатія. Ты охотница выпить, я тоже: какой же теб еще симпатіи? Будь довольна, мистриссъ Пэджъ — если только любовь солдата можетъ удовлетворить тебя — тмъ, что я тебя люблю. Я не прошу, чтобъ ты сжалилась надо мной: такія выраженія неприличны солдату, я говорю только: полюби меня!

Вчный рыцарь твой,

И днемъ, и ночной порой,

И во всякій часъ другой,

За тебя готовый въ бой —

Джонъ Фальстафъ’.

Экій — Иродъ Іудейскій! О, испорченный, испорченный свтъ! Вдь, вотъ человкъ — совсмъ истрепался отъ старости, а туда же корчитъ изъ себя молодого любезника. Кажется, никакою легкостью въ обращеніи не могла я подать этому фламандскому пьяниц — чортъ бы его побралъ — поводъ такъ дерзко подъзжать ко мн! Вдь, онъ и трехъ разъ не встрчался со мною! Неужели же я могла сказать ему что-нибудь такое? Да нтъ — въ то время я всячески сдерживала мою веселость, прости мн Господи! Ршительно, внесу въ парламентъ билль объ истребленіи мужчинъ. Однако, чмъ мн отомстить ему? А что я отомщу ему — это такъ же врно, какъ то, что его кишки состоятъ изъ пудинга.

Входитъ мистриссъ Фордъ.

Мистриссъ Фордъ. Ахъ, мистриссъ Пэджъ! А я, честное слово, шла къ вамъ.

Мистриссъ Пэджъ. А я, честное слово, шла тоже къ вамъ! Но что съ вами? — вы сегодня что-то нехороши съ лица.

Мистриссъ Фордъ. Никогда не поврю этому — могу доказать противное.

Мистриссъ Пэджъ. Право, на мой взглядъ, такъ…

Мистриссъ Фордъ. Очень можетъ быть, но повторяю вамъ, что могу доказать противное. — О, мистриссъ Пэджъ, посовтуйте мн…

Мистриссъ Пэджъ. Въ чемъ дло, голубушка?

Мистриссъ Фордъ. О, голубушка, не бойся я сущаго пустяка, въ какую честь я вошла бы!

Мистриссъ Пэджъ. Плюньте на этотъ пустякъ, голубушка, и берите честь! Въ чемъ же дло? — не дурачьтесь — и скажите, въ чемъ дло?

Мистриссъ Фордъ. Еслибъ я согласилась отправиться въ адъ на одну или дв минуты вчности, то могла бы получить за это рыцарское званіе.

Мистриссъ Пэджъ. Не можетъ быть! вы лжете! Сэръ Алиса Фордъ! Дюжинное это выйдетъ рыцарство! По моему, лучше вамъ не мнять своего дворянскаго званія.

Мистриссъ Фордъ. Мы тратимъ время попусту. Вотъ, лучше, прочтите — тогда узнаете, какимъ образомъ я могла бы сдлаться рыцаршей. (Отдаетъ ей письмо). Пока мои глаза будутъ въ состояніи отличать наружность одного человка отъ другого, я буду смотрть какъ нельзя хуже на толстяковъ. А между тмъ этотъ толстякъ не ругался, превозносилъ женскую скромность и такъ разсудительно и поучительно осуждалъ всякое неприличіе, что я готова была присягнуть, что у него совершенно одно на ум и на язык — и вотъ оказывается, что его слова и мысли точно такъ же идутъ другъ къ другу, какъ сотый псаломъ къ псн о зеленыхъ рукавчикахъ. И какая буря, скажите, выкинула на виндзорскій берегъ этого кита, у котораго столько бочекъ сала въ брюх? Какъ мн отомстить ему? Лучше всего, я полагаю, было бы тшить его надеждой до тхъ поръ, пока онъ не растопится въ своемъ собственномъ жир подъ мерзкимъ огнемъ своей похотливости. Слыхали ль вы что-нибудь подобное?

Мистриссъ Пэджъ. Слово въ слово, разница только въ именахъ: тамъ — Пэджъ, а здсь — Фордъ! Чтобы совсмъ разъяснить вамъ тайну вашей дурной репутаціи — вотъ близнецъ вашего письма, но пусть наслдствомъ воспользуется ваше, потому что мое — ужъ за это я поручусь — навсегда отказывается отъ этой чести. Наврно, у него тысяча такихъ писемъ, гд оставлены только проблы для различныхъ именъ, которыхъ у него въ запас, безъ сомннія, еще больше. Наши же — ужъ второе изданіе. Онъ, конечно, тиснетъ ихъ въ печати: ему, вдь, все равно, что ни тискать, когда онъ ршился взять обихъ насъ въ тиски. Я бы лучше согласилась быть гигантшей и лежать подъ горой Пеліономъ! Право, я скоре найду вамъ двадцать распутныхъ голубокъ, чемъ одного цломудреннаго мужчину.

Мистриссъ Фордъ. Да, въ самомъ дл это одно и тоже, тотъ же самый почеркъ, т же слова. Какого же онъ мннія о насъ?

Мистриссъ Пэджъ. Ну, ужъ не знаю, это почти подбиваетъ меня ссориться съ моею собственною честностью. Я готова смотрть на себя, какъ на человка совершенно незнакомаго мн. Вдь, если бы онъ не открылъ во мн какой-нибудь слабой стороны, которой я сама не замчаю — неужели онъ ршился бы на такой бшенный абордажъ?

Мистриссъ Фордъ. Вы называете это абордажемъ? Ну, я ручаюсь, что на мою палубу онъ не взберется.

Мистриссъ Пэджъ. И я тоже. Еслибъ ему удалось пробраться въ мои люки, я посл этого ужъ никогда не пустилась бы въ море. Отомстимъ ему, назначимъ ему свиданіе, подадимъ какую-нибудь надежду на успхъ и будемъ ловко водить его изо дня въ день до тхъ поръ, пока онъ не заложитъ своихъ лошадей хозяину Подвязки.

Мистриссъ Фордъ. Извольте, я готова сыграть съ нимъ всякую скверную штуку, лишь бы она не пачкала чистоты нашей добродтели. О, еслибъ мой мужъ увидлъ это письмо! Оно дало бы его ревности вчную пищу!

Мистриссъ Пэджъ. Да вотъ кстати и онъ. Мой добрякъ тоже съ нимъ, ну, да мой такъ же далекъ отъ ревности, какъ я отъ всего, что могло бы возбудить ее, а это разстояніе, надюсь, неизмримо далекое.

Мистриссъ Фордъ. Вы счастливе меня.

Мистриссъ Пэджъ. Посовтуемся, чмъ отплатить этому жирному рыцарю. Отойдемъ сюда. (Отходятъ въ сторону).

Входятъ Фордъ съ Пистолемъ и Пэджъ съ Нимомъ.

Фордъ. Ну, полно, я надюсь, что это не такъ.

Пистоль.

Въ иныхъ вещахъ надежда песъ безхвостый.

Сэръ Джонъ Фальстафъ прельщенъ твоей женой.

Фордъ. Да помилуйте, моя жена уже не молода.

Пистоль.

Волочится онъ за простой и знатной,

За бдной и богатой, молодой

И старою — за всми безъ разбора.

Охотникъ онъ до винигрета! Фордъ,

Смотри за нимъ!

Фордъ.

Мою жену онъ любитъ?

Пистоль.

Всей печенью, горящей какъ огонь.

Предупреди, иль будешь ты украшенъ,

Какъ Актеонъ, затравленный въ лсу

Собаками. О, пасквильное слово!

Фордъ. Какое это слово?

Пистоль.

Да слово рогъ. Прощай. Не спи, смотри

Во вс глаза: вдь, воры ходятъ ночью,

Смотри, пока къ намъ лто не пришло,

Или пока кукушка не запла.

Идемъ, капралъ сэръ Нимъ. Врь, Пэджъ, ему:

Онъ говоритъ умно и справедливо. (Уходитъ).

Фордъ. (Въ сторону). Буду терпливъ. Надо разузнать правду.

Нимъ. (Пэджу). И это онъ сказалъ правду, я не охотникъ до лжи. Онъ оскорбилъ меня въ нкоторомъ отношеніи. Я бы, пожалуй, могъ отнести къ ней его замысловатое письмо, но у меня есть мечъ, который кусаетъ въ случа необходимости. Онъ любитъ вашу жену: вотъ вамъ и вся штука безъ обиняковъ. Меня зовутъ капраломъ Нимомъ, я говорю и утверждаю. Это врно, меня зовутъ — Нимъ, а Фальстафъ любитъ вашу жену. Adieu! Не въ моемъ характер пробавляться хлбомъ и сыромъ — и въ этомъ заключается весь мой характеръ. Adieu! (Уходитъ).

Пэджъ. Его характеръ! Вотъ тоже малый, отъ котораго всякій англичанинъ одуретъ.

Фордъ. Стану наблюдать за Фальстафомъ.

Пэджъ. Никогда не встрчалъ я такого болтливаго и жеманнаго бездльника!

Фордъ. Если только узнаю что-нибудь — хорошо же!

Пэджъ. Ни въ чемъ не поврю такому китайцу, если бы даже священникъ нашего города рекомендовалъ его за честнаго человка.

Фордъ. Онъ добрый, благоразумный малый. Хорошо! (Мистриссъ Пэджъ и мистриссъ Фордъ подходятъ).

Пэджъ. Что скажешь, Мегъ?

Мистриссъ Пэджъ. Куда это ты идешь, Джорджъ? Послушай-ка.

Мистриссъ Фордъ. Что это, мой милый Франкъ, ты такъ задумчивъ?

Фордъ. Задумчивъ? — я не задумчивъ. Ступай-ка домой, ступай.

Мистриссъ Фордъ. Нтъ у тебя въ голов какія-то причуды. Идемъ, что-ли, мистриссъ Пэджъ.

Мистриссъ Пэджъ. Я сейчасъ къ вашимъ услугамъ. Ты придешь къ обду, Джорджъ? (Тихо мистриссъ Фордъ). Смотрите, кто идетъ сюда: она будетъ нашей посланницей къ этому жалкому рыцарю.

Мистриссъ Фордъ. (тоже тихо). Я только что о ней думала. Да, она все отлично устроитъ.

Входитъ мистриссъ Квикли.

Мистриссъ Пэджъ. Вы пришли къ моей дочери Анн?

Квикли. Да-съ, именно такъ. А какъ здоровье добрйшей миссъ Анны?

Мистриссъ Пэджъ. Пойдемте съ нами, сами увидите. Мы имемъ кое о чемъ поговорить съ вами.

(Мистриссъ Пэджъ, мистриссъ Фордъ и мистриссъ Квикли уходятъ).

Пэджъ. Ну, что скажете, Фордъ?

Фордъ. Вы слышали, что этотъ бездльникъ сообщилъ мн?

Пэджъ. Да. А вы слышали, что другой мн сказалъ?

Фордъ. Какъ вы полагаете — правду они говорятъ?

Пэджъ. Повсить бы ихъ, мерзавцевъ! Не думаю, чтобы рыцарь ршился на это: вдь эти люди, обвиняющіе его въ замыслахъ противъ нашихъ женъ — его же собственные лакеи, прогнанные имъ. Теперь они безъ мста, — вотъ и мошенничаютъ напропалую.

Фордъ. Да разв они прежде служили у него?

Пэджъ. Ну, да.

Фордъ. Отъ этого мн не легче. Вдь, онъ живетъ въ гостиниц Подвязки?

Пэджъ. Ну, да. Если онъ дйствительно начнетъ подъзжать къ моей жен, я ее же натравлю на него — и пропади моя голова, коли онъ добьется отъ нея чего-нибудь, кром ругани.

Фордъ. Я совершенно увренъ въ моей жен, но для меня было бы весьма прискорбно, если бы между ею и имъ началась схватка. Мужья иногда черезъ-чуръ доврчивы. Я ршительно не желаю рисковать моей головой. Меня этимъ не удовлетворишь.

Пэджъ. Вотъ идетъ хозяинъ Подвязки. Экъ онъ деретъ горло! Ужъ коли онъ такъ веселъ — значитъ, у него или водка въ голов или деньги въ кошельк.

Входитъ хозяинъ гостиницы.

Пэджъ. Какъ поживаете, хозяинъ?

Хозяинъ. (кричитъ за сцену). Ну, что жъ ты тамъ, забіяка? Ты, вдь, джентльменъ, cavalero-судья! Гд же ты?

Входитъ Шэлло.

Шэлло. Иду, хозяинъ, иду. Двадцать разъ здравствуйте, добрйшій мистеръ Пэджъ! Угодно вамъ пойти съ нами, мистеръ Пэджъ? У насъ въ виду потшная штука.

Хозяинъ. Скажи ему, cavalero-судья, скажи ему, негодный драчунъ, въ чемъ дло?

Шэлло. Сэръ, предстоитъ поединокъ между сэромъ Гугомъ, валлійскимъ пасторомъ, и Каюсомъ, французскимъ докторомъ.

Фордъ. На одно слово, добрйшій хозяинъ Подвязки.

Хозяинъ. Что скажешь, дорогой забіяка? (Отходятъ).

Шэлло. (Пэджу). Что-жъ — пойдете съ нами взглянуть? Нашего весельчака-хозяина выбрали, чтобы мрять оружіе, а онъ, какъ мн кажется, назначилъ каждому изъ нихъ свиданье въ разныхъ мстахъ, — потому что, какъ я слышалъ, пасторъ не охотникъ до шутокъ. Вотъ послушайте, я разскажу вамъ въ чемъ будетъ наша потха. (Тихо разговариваютъ).

Хозяинъ. Не имешь ли ты какого денежнаго взысканія на моего постояльца, благороднаго рыцаря?

Фордъ. Честное слово, никакого — и я дамъ теб цлую бутыль отличнйшаго вина, если ты сведешь меня съ нимъ и скажешь, что мое имя — Потокъ. Мн это нужно только для шутки.

Хозяинъ. Вотъ теб моя рука, чудовище! Я доставлю теб и входъ, и выходъ — вдь, хорошо сказано? — и твое имя будетъ Потокъ. Онъ у меня веселый парень! Ну, идемъ, что ли, мингеры?

Шэлло. Мы къ вашимъ услугамъ, хозяинъ.

Пэджъ. Я слышалъ, что французъ мастеръ драться на рапирахъ.

Шэлло. Эка штука! Въ былое время я бы не то могъ показать вамъ. Теперь вы придаете важное значеніе разстоянью и всякимъ тамъ пассадамъ, эстокадамъ и прочему, ни всть чему. А вдь самое главное, мистеръ Пэджъ, сердце, вся штука въ немъ, только въ немъ. Было время, когда моимъ длиннымъ мечомъ я могъ бы разогнать, какъ крысъ, четырехъ такихъ здоровяковъ, какъ вы.

Хозяинъ. Въ дорогу, ребята, въ дорогу, въ дорогу! Идемъ, что-ли?

Пэджъ. И я съ вами, хотя лучше желалъ бы присутствовать при ихъ перебранк, чмъ при этой дуэли.

(Пэджъ, Шэлло и хозяинъ гостиницы уходятъ).

Фордъ. Пэджъ — безпечный дуракъ, и пусть онъ слпо довряетъ добродтели своей жены, но я — я не могу такъ легко измнить свое мнніе. Я знаю, что она видлась съ нимъ въ дом Пэджа, а что они тамъ длали — не знаю. Но я допытаюсь правды, переодвшись, мн легко будетъ вывдать все у Фальстафа. Если она окажется невинною — труды мои не пропадутъ даромъ, случится иначе — они тоже будутъ хорошо вознаграждены.

(Уходитъ).

СЦЕНА II.

Комната въ гостиниц Подвязки.

Входятъ Фальстафъ и Пистоль.

Фальстафъ.

Не дамъ теб ни гроша.

Пистоль.

Ну, такъ міръ

Мн устрицею будетъ — и я вскрою

Ее своимъ губительнымъ мечемъ.

Фальстафъ. Ни гроша. Не разъ уже я позволялъ теб закладывать мой кредитъ и выпросилъ три отсрочки у моихъ добрыхъ друзей для тебя и твоего однокашника Нима. Не длай я этого, вы бы выглядывали изъ-за ршотки, какъ пара обезьянъ. Я заране предалъ себя въ адъ, поклявшись моимъ друзьямъ-джентльменамъ, что вы хорошіе солдаты и славные люди, а когда мистриссъ Бриджетъ потеряла рукоятку своего вера, я поручился моею честью, что эта вещь не у тебя.

Пистоль. А разв я не подлился съ тобой? разв ты не получилъ пятнадцать пенсовъ?

Фальстафъ. Такъ и слдовало, каналья. Скажите, пожалуйста! Ты, можетъ быть, думалъ, что я стану рисковать моею душой gratis? Да что тутъ толковать попусту: перестань виснуть на мн — я для тебя не вислица. Проваливай. Короткій ножъ да толпа — вотъ что теб нужно. Проваливай въ свой замокъ Петчь. Негодяй, не хотлъ снести письма для меня! Какъ можно! честь этого не позволяетъ. Ахъ, ты, бездонная низость, да, вдь, даже я едва-едва могу удерживаться въ границахъ моей чести! я, самъ я, иногда принужденъ оставлять страхъ божій въ сторон и, прикрывая честь необходимостью, хитрить, изворачиваться, надувать. А ты, каналья, хочешь тоже прятать подъ маску чести свои лохмотья, свои взгляды черной кошки, свои кабачныя выраженія, свои площадныя ругательства!… И изъ-за этого отказываешь мн!

Пистоль. Я каюсь въ этомъ. Чего жъ теб еще надобно?

Входитъ Робинъ.

Робинъ. Сэръ, какая-то женщина хочетъ поговорить съ вами.

Фальстафъ. Пусть приблизится къ намъ.

Входитъ мистриссъ Квикли.

Квикли. Добраго здоровья вашей милости.

Фальстафъ. Добраго здоровья, добрая женщина.

Квикли. Не совсмъ такъ, съ позволенія вашей милости.

Фальстафъ. Ну такъ значитъ, двушка.

Квикли.

Такая же, клянусь, какою мать была

Въ тотъ часъ, когда меня на свтъ произвела.

Фальстафъ. Врю твоей клятв. Чего жъ теб надо отъ меня?

Квикли. Угодно будетъ вашей милости получить отъ меня два-три слова?

Фальстафъ. Хоть дв тысячи, моя красавица, а отъ меня ты получишь аудіенцію.

Квикли. Есть на свт, сэръ, нкая мистриссъ Фордъ… Отойдемте, пожалуйста. немного подальше… А я живу у доктора Каюса.

Фальстафъ. Хорошо, дальше. — Итакъ, мистриссъ Фордъ?

Квикли. Совершенно врно изволили сказать… Пожалуйста, ваша милость, отойдемте немного подальше.

Фальстафъ. Не безпокойся, никто насъ не услышитъ, тутъ все мои люди, мои собственные люди.

Квикли. Въ самомъ дл? Да благословитъ ихъ Богъ и сдлаетъ своими слугами!

Фальстафъ. Итакъ, мистриссъ Фордъ… Что же ты имешь сказать о ней?

Квикли. Ахъ, сэръ, она очень добрая женщина. Господи, Господи! какой вы соблазнитель, ваша милость! Да проститъ Богъ вамъ и всмъ намъ — это моя молитва.

Фальстафъ. Итакъ, мистриссъ Фордъ… Продолжай же объ этой мистриссъ Фордъ.

Квикли. Да чтобъ долго не толковать, вотъ вамъ въ двухъ словахъ все дло. Вы до того взбудоражили ее, что просто удивительно. Лучшему изъ придворныхъ, въ прізды двора въ Виндзоръ, не удавалось такъ сильно взбудоражить ее. А вдь тутъ были и рыцари, и лорды, и джентльмены въ своихъ каретахъ, врите ли — карета за каретой, письмо за письмомъ, подарокъ за подаркомъ такъ и сыпались, и все это такъ отлично пахло мускусомъ, и все это такъ шелестло золотомъ и шолкомъ… А рчи-то какія были галантерейныя! а вина-то какія дорогія и сладкія! Ни одна женщина не устояла бы, кажись, противъ нихъ! И что жъ вы думаете? отъ нея и взгляда никто не могъ добиться. Вотъ мн самой еще сегодня утромъ давали двадцать ангеловъ, но я принимаю ангеловъ этого рода — какъ говорится — только за честное дло… А ее, честное слово, не могли склонить даже на то, чтобъ она хоть губы обмокнула въ бокалъ самаго знатнаго изъ нихъ, а тутъ бывали и графы, и даже — это еще поважне — пенсіонеры, но для нея, врьте слову, что тотъ, что другой — все равно.

Фальстафъ. Что же послала она сказать мн? Не будь многорчива, о мой добрый Меркурій женскаго рода!

Квикли. Да вотъ что: получила она ваше письмо и велла тысячекратно благодарить васъ за него, а вмст съ тмъ дать вамъ знать, что ея мужа не будетъ дома между десятью и одиннадцатью часами.

Фальстафъ. Десятью и одиннадцатью?

Квикли. Совершенно такъ. Вотъ въ это-то время вы можете придти посмотрть на картину, которую, какъ она говоритъ, вы знаете. Мистера Форда, ея мужа, не будетъ дома. Ахъ, не весело жить съ нимъ моей голубушк!… Онъ страсть какой ревнивый, ей, сердечной, съ нимъ не житье, а каторга.

Фальстафъ. Между десятью и одиннадцатью. Женщина, кланяйся ей отъ меня, не премину явиться.

Квикли. Прекрасно сказано. Но y меня есть еще одно порученіе къ вашей милости. Мистриссъ Пэджъ тоже посылаетъ вамъ сердечный поклонъ. Позвольте мн шепнуть вамъ на ушко: эта дама скромная и деликатная, и притомъ съ прекраснымъ характеромъ, ужъ поврьте, никто въ Виндзор не ходитъ аккуратне ея въ церковь утромъ и вечеромъ… Она приказала мн передать вашей милости, что ея мужъ рдко не бываетъ дома, но она надется, что когда-нибудь это да случится. Никогда еще мн не случалось видть женщину, такъ ужасно врзавшуюся въ мужчину. Наврно, у васъ есть какой-нибудь приворотный корешокъ, ужъ это безъ сомннія.

Фальстафъ. Увряю тебя, что нтъ, за исключеніемъ привлекательности моихъ достоинствъ, у меня нтъ никакихъ приворотныхъ чаръ.

Квикли. Благослови Господи ваше сердце за это!

Фальстафъ. Но скажи мн, пожалуйста, вотъ что: жена Форда и жена Пэджа открылись одна другой въ своей любви ко мн?

Квикли. Вотъ это была бы забавная штука! Надюсь — он не такъ просты. Да, штука это была бы, нечего сказать! Да вотъ еще что: мистриссъ Пэджъ умоляетъ васъ всею любовью прислать ей вашего маленькаго пажа, ея мужъ удивительно разочарованъ этимъ маленькимъ пажомъ — а мистеръ Пэджъ, врьте слову, прекрасный человкъ. Ни одна женщина въ Виндзор не живетъ лучше ея: она длаетъ все, что ей угодно, иметъ все, платитъ за все, ложится спать, когда ей вздумается, встаетъ тоже, когда ей вздумается, все длается, какъ она хочетъ, и, врьте слову, она вполн стоитъ этого: коли есть въ Виндзор милая женщина, такъ ужъ это, конечно она. Вы должны послать къ ней вашего пажа, тутъ ужъ ничего не подлаешь.

Фальстафъ. Что жъ, я пошлю.

Квикли. Да, пошлите, пожалуйста. Притомъ, изволите видть, онъ можетъ быть посредственникомъ между ею и вами. А на всякій случай приберите какое-нибудь условное слово для передачи дружка дружк вашихъ мыслей такъ, чтобы этотъ мальчикъ не могъ ничего понять. Дтямъ не слдъ понимать гршки, а люди въ лтахъ, какъ вы изволите знать, имютъ, какъ говорится, скромность, и знаютъ свтъ.

Фальстафъ. Прощай. Кланяйся отъ меня обимъ. Вотъ теб мой кошелекъ, я остаюсь еще твоимъ должникомъ. Ты, мальчикъ, ступай за этой женщиной. (Мистриссъ Квикли и Робинъ уходятъ). Эта новость вскружила мн голову.

Пистоль.

Изъ флота Купидонова ладья

Ко мн плыветъ. Ставь паруса! Въ погоню!

Открой борты! Пали! Она моя, —

Иль пусть имъ всмъ погибнуть въ океан!

(Уходитъ).

Фальстафъ. Что ты на это скажешь, дружище Джекъ? Смлй. — Ну, теперь постараемся извлечь изъ своего стараго тла побольше пользы, чмъ когда-либо. Стало-быть, женщины все еще заглядываются на тебя? Стало-быть, истративъ столько денегъ, ты теперь начнешь получать барыши? Ну, спасибо теб, мое доброе тло. Пусть говорятъ, что я топорной работы, это мн все равно, коли сработано хорошо!…

Входитъ Бардольфъ.

Бардольфъ. Сэръ Джонъ, тамъ внизу какой-то мистеръ Потокъ, онъ очень желаетъ поговорить и познакомиться съ вами. Сегодня утромъ онъ прислалъ вашей милости бутыль вина.

Фальстафъ. Его зовутъ Потокъ.

Бардольфъ. Точно такъ.

Фальстафъ. Зови его сюда. (Бардольфъ уходитъ). Мн по сердцу т потоки, которые состоятъ изъ такой жидкости!… Ага, мистриссъ Пэджъ и мистриссъ Фордъ, попались въ мою западню? Впередъ! via!

Бардольфъ возвращается съ переодтымъ Фордомъ.

Фордъ. Добраго здоровья, сэръ.

Фальстафъ. И вамъ, сэръ. Вамъ угодно поговорить со мною?

Фордъ. Съ моей стороны неделикатно безпокоить васъ съ такою безцеремонностью.

Фальстафъ. Милости просимъ. Что вамъ угодно? Оставь насъ, подносчикъ. (Бардольфъ уходитъ).

Фордъ. Сэръ, я джентельменъ, истратившій много денегъ, мое имя Потокъ.

Фальстафъ. Добрйшій мистеръ Потокъ, мн очень желательно ближе познакомиться съ вами.

Фордъ. Добрйшій сэръ Джонъ, я тоже ищу вашего знакомства, но не для того, чтобы быть вамъ въ тягость, потому что, надо вамъ сказать, я имю возможность давать въ займы деньги больше васъ. Это-то и дало мн отчасти смлость такъ безцеремонно явиться къ вамъ. Вдь, говорятъ, что когда деньги идутъ впереди — вс дороги открыты.

Фальстафъ. Деньги, сэръ, храбрый солдатъ, всегда идущій впереди.

Фордъ. Совершенно врно, и вотъ у меня мшокъ съ деньгами, который затрудняетъ меня. Если хотите облегчить мн эту ношу, сэръ Джонъ, возьмите все или хоть половину.

Фальстафъ. Сэръ, я не знаю, чмъ могу заслужить честь быть вашимъ носильщикомъ.

Фордъ. Это я объясню вамъ, если вамъ будетъ угодно выслушать меня.

Фальстафъ. Говорите, добрйшій мистеръ Потокъ, мн будетъ очень пріятно услужить вамъ.

Фордъ. Я слышалъ, сэръ, что вы человкъ ученый. Постараюсь объясниться покороче. Давно уже вы извстны мн, хотя до сихъ поръ не имлъ желаннаго случая познакомиться съ вами. Теперь я открою вамъ одну вещь, которая обнаружитъ мои собственные недостатки. Но, добрйшій сэръ Джонъ, въ то время, какъ я стану разсказывать вамъ про мои гршки, вы однимъ глазомъ смотрите на нихъ, а другимъ заглядывайте въ списокъ вашихъ собственныхъ гршковъ. Можетъ быть, вы станете не такъ строго обвинять меня, когда сознаете на самомъ себ, какъ легко провиниться такимъ образомъ.

Фальстафъ. Очень хорошо, сэръ, продолжайте.

Фордъ. Въ нашемъ город живетъ одна госпожа — фамилія ея мужа Фордъ.

Фальстафъ. Хорошо-съ.

Фордъ. Я долго любилъ ее и, даю вамъ честное слово, очень много сдлалъ для нея. Я слдовалъ за нею страстною настойчивостью, пользовался всевозможными случаями встрчаться съ нею, жадно ловилъ каждую минуту, когда могъ взглянуть на нее, не только покупалъ множество подарковъ собственно для нея, но и щедро платилъ другимъ, чтобъ узнавать, какой подарокъ былъ бы для нея пріятне. Однимъ словомъ, я преслдовалъ ее точно такъ же, какъ любовь преслдовала меня — то есть на крыльяхъ всевозможныхъ случаевъ. Но чего бы я ни заслуживалъ, какъ моими чувствами, такъ и дйствіями — знаю одно, что ни т, ни другія не принесли мн никакой пользы, если не считать опытности драгоцнностью. Вотъ за эту-то драгоцнность я заплатилъ неизмримо дорого, и тутъ-то я узналъ, что

‘Любовь, какъ тнь, бжитъ того,

кто вслдъ за ней спшитъ,

Преслдуетъ бгущаго, гонителя бжитъ’.

Фальстафъ. И вы никогда не получали отъ нея никакого утшительнаго общанія?

Фордъ. Никогда.

Фальстафъ. А приставали вы къ ней съ этой цлью?

Фордъ. Никогда.

Фальстафъ. Такъ какого же сорта была ваша любовь?

Фордъ. Она была похожа прекрасный домъ, построенный на чужой земл. Такимъ образомъ я потерялъ зданіе, потому что ошибся въ выбор мста, на которомъ построилъ его.

Фальстафъ. Съ какою цлью разсказали вы мн все это?

Фордъ. Объяснивъ вамъ эту цль, я объясню вамъ все. Ходитъ слухъ, что какъ ни неприступна она для меня, но съ другими доводитъ свою веселость до того, что о ея добродтели отзываются не совсмъ благопріятно. Вотъ тутъ-то, сэръ Джонъ, и есть самая сердцевина моего замысла. Вы — джентльменъ, прекрасно воспитанный, удивительно краснорчивый, у васъ огромный кругъ знакомыхъ, вы пользуетесь общимъ уваженіемъ по своему положенію и личнымъ достоинствамъ, и признаетесь всми за опытнйшаго воина, царедворца и ученаго.

Фальстафъ. О, сэръ.

Фордъ. Вы можете мн поврить, потому что сами знаете это. Вотъ вамъ деньги, тратьте, тратьте ихъ, тратьте все, что я имю, а въ замнъ этого я прошу только одного: удлите мн столько изъ вашего времени, сколько понадобится на любовную осаду неприступности жены этого Форда. Пустите въ ходъ ваше искусство, заставьте ее уступить вамъ. Если это возможно, то, конечно, вамъ скоре, чмъ кому-либо.

Фальстафъ. Но будетъ ли удобно для пылкости вашей страсти, если я одержу побду надъ тою, которою вы сами хотите обладать? По моему, вы прописываете себ весьма странное лкарство.

Фордъ. Поймите хорошенько мой планъ! Она такъ самоувренно опирается на непоколебимость своей добродтели, что безуміе души моей не сметъ подступиться къ ней, она слишкомъ ярко свтитъ, чтобъ можно было прямо смотрть на нее. Но если бы я могъ явиться къ ней съ какимъ-нибудь обличительнымъ доказательствомъ, мои просьбы имли бы себ въ немъ ходатая и защитника, съ этимъ оружіемъ въ рукахъ я могъ бы выбить ее изъ этой крпости безпорочности, доброй репутаціи, супружеской врности и тысячи другихъ окоповъ, которые теперь такъ страшно сопротивляются мн. Что скажете на это, сэръ Джонъ?

Фальстафъ. Мистеръ Потокъ, сперва я безъ церемоніи возьму ваши деньги, затмъ, дайте мн вашу руку, и, наконецъ, получите отъ меня слово джентльмена, что жена Форда будетъ ваша, если вы этого желаете.

Фордъ. О, добрйшій сэръ!

Фальстафъ. Повторяю, она будетъ ваша.

Фордъ. Не жалйте денегъ, сэръ Джонъ, у васъ будетъ ихъ, сколько захотите.

Фальстафъ. Не жалйте мистриссъ Фордъ, мистеръ Потокъ, у васъ будетъ ея, сколько захотите. Могу вамъ сообщить, что я скоро буду имть съ ней свиданіе, которое она сама мн назначила. За нсколько минутъ до васъ, ушла отъ меня ея помощница, или, по-просту, сводня. Я буду съ ней видться между десятью и одиннадцатью часами, потому что въ это время ея мужъ, гнусный и негодный ревнивецъ, не будетъ дома. Приходите ко мн сегодня вечеромъ: узнаете, насколько я усплъ.

Фордъ. Знакомство съ вами, сэръ, для меня сущее благословеніе. А вы знаете этого Форда?

МИСТРИСЪ ФОРДЪ и МИСТРИССЪ ПЭДЖЪ ПОКАЗЫВАЮТЪ ДРУГЪ ДРУГУ ПИСЬМА ФАЛЬСТАФА. (Дйствіе II, сц. 1).

Картина англійскаго живописца Мэтью Вильямса ІІетерса (Matthew William Peters, 1740 (?)—1814).

(Бойделевская галлерея).

Фальстафъ. Чортъ бы побралъ этого бднаго, рогатаго бездльника! Я-то его не знаю, но напрасно называю его бднымъ, потому что, какъ говорятъ, у этого мерзкаго ревнивца груды золота. Изъ-за этого-то и его жена такъ приглянулась мн. Она будетъ для меня ключемъ къ сундуку этой рогатой канальи — и тутъ-то я начну собирать жатву.

Фордъ. Мн было бы желательно, чтобъ вы узнали въ лицо Форда, такимъ образомъ, при встрч съ нимъ, вы могли бы избгать его.

Фальстафъ. Пропади онъ, бездльникъ, на соленомъ масл! Я заставлю его помшаться отъ моихъ взглядовъ, я уничтожу его моею палкой, она будетъ носиться, какъ метеоръ, надъ рогами рогоносца. Знайте, мистеръ Потокъ, я одержу верхъ надъ этимъ мужикомъ, и вы раздлите ложе съ его женою! Фордъ олухъ, и я хочу умножить его титулы: вы скоро узнаете, мистеръ Потокъ, что онъ и олухъ, и рогоносецъ. Приходите ко мн пораньше вечеромъ. (Уходитъ).

Фордъ. Что за проклятый, гнусный эпикуреецъ! Сердце мое готово лопнуть отъ нетерпнія. Вотъ и говорите теперь, что моя ревность неосновательна! Моя жена посылала къ нему, часъ свиданія назначенъ, сдлка заключена. Могъ ли кто-нибудь подумать это? О, какое адское мученіе имть измнницу жену! Мое ложе будетъ запятнано, мои деньги расхищены, моя репутація поругана, а я не только сдлаюсь жертвою этихъ мерзкихъ оскорбленій, но и буду выслушивать отвратительныя ругательства отъ того же самаго человка, который наноситъ мн эти оскорбленія. И какія ругательства! какія прозвища! Амаймонъ — прозвище не дурное, Люциферъ — хорошее, Барбасонъ — хорошее, а вдь это все имена дьяволовъ, злыхъ духовъ. Но рогоносецъ! слпой рогоносецъ! о, у самого чорта нтъ такого прозванія! Пэджъ оселъ, самоувренный оселъ, онъ полагается на свою жену, онъ не ревнивъ. Да я скоре доврю мое масло фламандцу, мой сыръ — пастору Гугу, мой штофъ съ водкой — ирландцу, мою лошадь для прогулки — вору, чмъ мою жену — ей же самой! Она и интригуетъ, и замышляетъ, и придумываетъ разныя штуки — а ужъ коли женщина ршила въ сердц сдлать что-нибудь, такъ она сердце разобьетъ, a сдлаетъ. Благодарю Бога за то, что я ревнивъ! — Свиданіе назначено въ одиннадцать часовъ. Но я предупрежу его, застану врасплохъ мою жену, отомщу Фальстафу и посмюсь надъ Пэджемъ… Поспшу туда, лучше придти тремя часами раньше, чмъ одной минутой позже. Тьфу! тьфу! тьфу! рогоносецъ! рогоносецъ! рогоносецъ! (Уходитъ).

СЦЕНА III.

Виндзорскій паркъ.

Входятъ Каюсъ и Регби.

Каюсъ. Джекъ Регби!

Регби. Что прикажете, сэръ?

Каюсъ. Который часъ, Джекъ?

Регби. Часъ, въ который сэръ Гугъ общалъ явиться, прошелъ.

Каюсъ. Чортъ меня побери, онъ спасъ свою душу тмъ, что не пришелъ, онъ врно горячо молился по своей библіи, что не пришелъ, чортъ меня побери, Джекъ Регби, онъ былъ бы теперь ужъ мертвъ, еслибы пришелъ.

Регби. Онъ хитеръ, сэръ, онъ зналъ, что ваша милость убили бы его, если-бы онъ явился.

Каюсъ. Чортъ меня побери, селедка не такъ мертва, какъ будетъ онъ мертвъ, когда я убью его! Возьми свою рапиру, Джекъ, я покажу теб, какъ я убью его.

Регби. Ай, ай! сэръ, я не умю фехтовать.

Каюсъ. Возьми свою рапиру, негодяй!

Регби. Остановитесь! сюда идутъ.

Входятъ хозяинъ гостиницы, Шэлло, Слендеръ и Пэджъ.

Хозяинъ. Да благословитъ тебя Господь, неукротимый докторъ!

Шэлло. Добраго здоровья, докторъ Каюсъ!

Пэджъ. Здравствуйте, добрйшій докторъ!

Слендеръ. Мое почтеніе, сэръ.

Каюсъ. Что вы вс пришли сюда? Одинъ, два, три, четыре.

Хозяинъ. Пришли смотрть, какъ ты будешь драться, фехтовать, длать всякіе траверсы, кидаться то туда, то сюда, пришли смотрть на твои вольты, выходы, реверсы, парировки. Ну что, умеръ мой эіопъ? убитъ мой Франциско? Говори же, забіяка! Что скажетъ мой Эскулапіусъ? мой Галенъ? моя сердцевина изъ бузины? Говори же, мой буйный другъ мочи, умеръ онъ? убитъ?

Каюсъ. Чортъ меня побери, онъ самый трусливый попъ въ свт: онъ и глазъ сюда не показалъ.

Хозяинъ. Ты кастильянскій король Уриналъ! Гекторъ Греціи, душа моя!

Каюсъ. Прошу васъ быть свидтелями, что я ждалъ его шесть или семь, три или четыре часа, и что онъ все-таки не пришелъ.

Шэлло. Онъ благоразумный человкъ, сэръ. Вдь онъ врачъ души, а вы — врачъ тла, еслибъ вы стали драться, то погладили бы ваши профессіи какъ разъ противъ шерсти. Такъ ли я говорю, мистеръ Пэджъ?

Пэджъ. Мистеръ Шэлло, вы сами, хоть теперь и сдлались мировымъ судьею, были прежде большимъ забіякой.

Шэлло. О, чортъ возьми, мистеръ Пэджъ, хоть я уже старъ, и занимаюсь мировымъ дломъ, но все еще не могу видть мечъ безъ того, чтобы мои пальцы не начали зудть. Да, мистеръ Пэджъ, у всхъ насъ, и судей, и докторовъ, и служителей церкви, всегда остается кое-что отъ молодого духа, мы сыновья женщинъ, мистеръ Пэджъ.

Пэджъ. Это правда, мистеръ Шэлло.

Шэлло. Такъ оно и должно быть, мистеръ Пэджъ. Докторъ Каюсъ, я пришелъ сюда для того, чтобы препроводить васъ домой. Я — присяжный мировой судья, вы выказали себя мудрымъ врачомъ, а сэръ Гугъ выказалъ себя мудрымъ и терпливымъ служителемъ церкви. Вы должны идти со мною, докторъ.

Хозяинъ. Виноватъ, драгоцнный судья. Позвольте на одно слово, monsieur Мокрый Навозъ!

Каюсъ. Мокрый Навозъ! это что значитъ?

Хозяинъ. Мокрый Навозъ на нашемъ англійскомъ язык — доблесть.

Каюсъ. О, чортъ меня побери, въ такомъ случа, во мн столько же мокраго навоза, сколько во всякомъ другомъ англичанин! Проклятый попъ! мерзкая собака! Ужъ отрублю я теб уши, чортъ меня побери!

Хозяинъ. Накостыляетъ онъ теб шею порядкомъ.

Каюсъ. Накостыляетъ! это что значитъ?

Хозяинъ. Значитъ, что онъ дастъ теб удовлетвореніе.

Каюсъ. О, въ такомъ случа, чортъ меня побери, вы увидите, что онъ меня накостыляетъ, да, чортъ меня побери, я хочу этого!

Хозяинъ. А я заставлю его сдлать это, иначе, пропади онъ къ чорту!

Каюсъ. Покорнйше васъ благодарю.

Хозяинъ. И, сверхъ того, мое чудовище… (Тихо другимъ). Но прежде вы, мистеръ судья, и вы, мистеръ Пэджъ, и вы, cavalero Слендеръ, отправляйтесь черезъ городъ въ Фрогморъ.

Пэджъ. Вдь сэръ Гугъ тамъ?

Хозяинъ. Тамъ. Узнаете, въ какомъ онъ расположеніи духа, а я проведу туда доктора полями. Вдь хорошо такъ будетъ?

Шэлло. Мы идемъ.

Пэджъ, Шэлло и Слендеръ. Прощайте, добрйшій докторъ! (Уходятъ).

Каюсъ. Чортъ меня побери, я хочу убить попа, потому что онъ хлопочетъ у Анны Пэджъ за обезьяну.

Хозяинъ. Да, пусть онъ умретъ, но пока вложи въ ножны свое нетерпніе, облей холодной водой свой гнвъ, и пойдемъ со мной полями во Фрогморъ, я приведу тебя на сельскій праздникъ, гд теперь Анна Пэджъ, и тамъ ты будешь строить ей куры и всяческіе амуры. Хорошо сказано?

Каюсъ. Спасибо за это, чортъ меня побери! Вы мн нравитесь, чортъ меня побери! Я доставлю вамъ хорошихъ покупателей — графовъ, лордовъ, джентльменовъ — все моихъ паціентовъ.

Хозяинъ. А я за это буду твоимъ противникомъ у Анны Пэджъ. Хорошо сказано?

Каюсъ. Хорошо, чортъ меня побери, хорошо сказано! (Уходятъ).

Хозяинъ. Ну, такъ маршъ!

Каюсъ. Слдуй по моимъ пятамъ, Джекъ Регби! (Уходятъ).

ДЙСТВІЕ ТРЕТЬЕ.

СЦЕНА I.

Поле близъ Фрогмора.

Входятъ сэръ Гугъ Эвансъ и Сэмпль.

Эвансъ. Прошу васъ, служитель добраго мистера Слендера, другъ мой, Сэмпль по имени, скажите, съ которой стороны высматривали вы мистера Каюса, титулующаго себя докторомъ медицины?

Сэмпль. Да со всхъ сторонъ, сэръ: и съ лондонской дороги, и съ парка, и съ старой виндзорской дороги, только съ городской дороги и не смотрлъ.

Эвансъ. Наинастоятельнйше прошу васъ посмотрть и съ этой стороны.

Сэмпль. Слушаю-съ. (Уходитъ).

Эвансъ. Господи помилуй! какъ преисполнена душа моя гнва, какъ мятется духъ мой! Я былъ бы радъ, если-бъ онъ обманулъ меня! Какая меланхолія овладла мною! Какъ только представится благопріятный случай, перебью на его негодной глав вс его сосуды съ мочей. Господи помилуй! (Поетъ).

У тихихъ ручейковъ, въ честь коихъ птички малы

Созвучнымъ голоскомъ слагаютъ мадригалы,

Изъ розъ содлаемъ мы ложе, и на немъ

Мы тысячи внковъ пахучихъ заплетемъ!

Господи помилуй! Я ощущаю великое желаніе плакать! (Поетъ).

Созвучнымъ голоскомъ слагаютъ мадригалы,

Когда я возсдалъ у вавилонскихъ водъ…

Мы тысячи внковъ пахучихъ заплетемъ…

У тихихъ ручейковъ…

(Сэмпль возвращается).

Сэмпь. Идетъ, сэръ Гугъ, идетъ съ этой стороны!

Эвансъ. Милости просимъ. (Поетъ).

У тихихъ ручейковъ, въ честь коихъ птички малы…

Да защититъ небо правое дло!… Какое оружіе несетъ онъ?

Сэмпль. Никакого, сэръ. Вотъ идутъ также по фрогморской дорог мой баринъ, мистеръ Шэлло и еще какой-то джентльменъ.

Эвансъ. Пожалуйста, подай мн платье, или, лучше, подержи его у себя на рукахъ.

Входятъ Пэджъ, Шэлло и Слендеръ

Шэлло. А! господинъ пасторъ! добраго утра, почтеннйшій сэръ Гугъ! Увидть игрока не за костями, а хорошаго ученаго не за книгами — удивительное дло.

Слендеръ (въ сторону). Ахъ, дорогая Анна Пэджъ!

Пэджъ. Здравствуйте, добрйшій сэръ Гугъ!

Эвансъ. Да будетъ благословеніе Божіе надъ всми вами!

Шэлло. Какъ! мечъ и слово вмст? Такъ вы владете и тмъ, и другимъ, господинъ пасторъ?

Пэджъ. И посмотрите, какимъ юношей онъ смотритъ! Въ камзол и короткихъ штанахъ въ такую холодную ревматическую погоду!

Эвансъ. Этому существуютъ причины и поводы.

Пэджъ. Мы пришли сюда, господинъ пасторъ, затмъ, что сдлать доброе дло.

Эвансъ. Очень хорошо, какое же?

Пэджъ. Одинъ весьма почтенный джентльменъ, сочтя себя оскорбленнымъ какимъ-то другимъ господиномъ, до такой степени ссорится съ своимъ терпніемъ и своею солидностью, что вы себ и представить не можете.

Шэлло. Я прожилъ на свт восемьдесятъ лтъ съ лишнимъ, и никогда еще не слышалъ, чтобы человкъ, занимающій такое мсто, человкъ такой солидный и ученый, могъ до такой степени потерять уваженіе къ самому себ.

Эвансъ. Кто же это?

Пэджъ. Вы, я думаю, его знаете: это докторъ Каюсъ, извстный французскій докторъ.

Эвансъ. Господи спаси и помилуй! ужъ лучше бы вы стали говорить мн о горшк съ кашей!

Пэджъ. Отчего же?

Эвансъ. Онъ столько же знаетъ о Гиппократ и Гален, сколько этотъ горшокъ, а вдобавокъ къ этому еще плутъ и трусъ, какого вы только можете встртить на свт.

Пэджъ (къ Шэлло). Ручаюсь вамъ, что это онъ долженъ былъ драться съ докторомъ.

Слендеръ. (въ сторону). Ахъ, дорогая Анна Пэджъ!

Шэлло. (Пэджу). Да, судя по его оружію, вы правы. — Не допускайте ихъ другъ къ другу, вотъ идетъ докторъ Каюсъ.

Входятъ хозяинъ гостиницы, Каюсъ и Регби.

Пэджъ. Вложите въ ножны вашу шпагу, добрйшій пасторъ.

Шэлло. И вы сдлайте то же, добрйшій докторъ.

Хозяинъ. Обезоружимъ ихъ и заставимъ объясниться, пусть они сохранятъ невредимыми свои члены и рубятъ нашъ англійскій языкъ.

Каюсъ. (Эвансу). Позвольте мн сказать вамъ одно слово на ухо. (Тихо ему же). Почему вы не хотите встртиться со мною?

Эвансъ. (тихо). Пожалуйста, потерпите, все будетъ въ свое время.

Каюсъ. (тихо). Чортъ меня побери, вы трусъ, собака, обезьяна.

Эвансъ. (тихо). Пожалуйста, не сдлайте насъ предметомъ насмшки для постороннихъ. Дружески прошу васъ объ этомъ, и общаю, что такъ или иначе дамъ вамъ удовлетвореніе. (Вслухъ). Я разобью ваши стклянки съ мочей на вашей негодной маковк за то, что вы не явились на свиданіе, согласно условію.

Каюсъ. Diable!.. Джекъ Регби и вы, хозяинъ Jaretierre, скажите, разв я не ожидалъ въ томъ самомъ мст, которое назначилъ?

Эвансъ. Свидтельствуюсь моей христіанской душой, это мсто здсь, ссылаюсь въ этомъ на хозяина Подвязки.

Хозяинъ. Молчать, говорятъ вамъ, Галлія и Валлія, французъ и валліецъ, врачъ души и врачъ тла!

Каюсъ. Вотъ это очень хорошо! вотъ это превосходно!

Хозяинъ. Молчать. Слушайте, что скажетъ хозяинъ Подвязки. Политикъ я или нтъ? хитроумный я человкъ или нтъ? Макіавель я или нтъ? Захочу я потерять моего доктора? Нтъ — потому что онъ даетъ мн промывательное и полоскательное. Захочу я потерять моего пастора, моего священника, моего сэра Гуга? Нтъ — потому что онъ даетъ мн поученія и нравоученія. Дай же мн твою руку, мужъ земной, вотъ такъ. Дай мн твою руку, мужъ небесный, вотъ такъ. Питомцы науки, я обманулъ обоихъ васъ, я отправилъ васъ одного въ одно мсто, другого въ другое. Но ваши сердца высоко благородны, ваши кожи остались невредимыми, и поэтому пусть разогртое вино послужитъ развязкой всего этого дла. — Возьмите въ залогъ ихъ мечи!.. Слдуйте за мной, о, люди мира! слдуйте за мной, слдуйте за мной!

Шэлло. Совсмъ сумасшедшій человкъ, честное слово! Слдуйте за нимъ, джентельмены, слдуйте!

Слендеръ. (въ сторону). Ахъ, дорогая Анна Пэджъ! (Вс уходятъ, кром Каюса и Эванса).

Каюсъ. А! я понимаю! Вы сдлали изъ насъ des sots — хорошо!

Эвансъ. А! онъ сдлалъ насъ своими игрушками! Прошу вашей дружбы, соединимъ наши мозги, чтобы придумать мщеніе этому мерзкому, паршивому, гнусному хозяину Подвязки.

Каюсъ. Отъ всей души готовъ, чортъ меня побери! Онъ общалъ привести меня туда, гд Анна Пэджъ, но и тутъ надулъ, чортъ меня побери!

Эвансъ. Хорошо, я раздроблю ему за это черепъ. Прошу слдовать за мною.

(Уходятъ).

СЦЕНА II.

Улица въ Виндзор.

Входятъ мистриссъ Пэджъ и Робинъ.

Мистриссъ Пэджъ. Иди, иди впереди, маленькій франтъ, ты привыкъ слдовать, но теперь долженъ вести. — А что теб нравится больше: руководить моими глазами, или смотрть на пятки твоего барина?

Робинъ. Конечно, мн пріятне идти впереди васъ, какъ человкъ, чмъ слдовать за нимъ, какъ карликъ.

Мистриссъ Пэджъ. О, ты порядочный льстецъ, теперь я вижу, что изъ тебя выйдетъ придворный.

Входитъ Фордъ.

Фордъ. Добраго здоровья, мистриссъ Пэджъ. Куда это вы идете?

Мистриссъ Пэджъ. Въ гости къ вашей жен. Дома она?

Фордъ. Дома и ничего не длаетъ, потому что ей не съ кмъ заняться. Я думаю, если бы ваши мужья умерли, вы об сейчасъ бы вышли замужъ?

Мистриссъ Пэджъ. Ужъ конечно — за двухъ другихъ.

Фордъ. Откуда вы взяли этого хорошенькаго птушка?

Мистриссъ Пэджъ. Право, забыла дьявольское имя господина, у котораго мой мужъ выпросилъ его. (Робину). Какъ, бишь, зовутъ твоего господина?

Робинъ. Сэръ Джонъ Фальстафъ.

Фордъ. Сэръ Джонъ Фальстафъ!

Мистриссъ Пэджъ. Да, такъ, такъ, я никакъ не могу запомнить это имя… Онъ такой близкій пріятель моего мужа… Такъ ваша жена въ самомъ дл дома?

Фордъ. Въ самомъ дл.

Мистриссъ Пэджъ. Съ вашего позволенія, сэръ… Я просто больна, когда не вижу ея. (Уходитъ съ Робиномъ).

Фордъ. Да что же это съ Пэджемъ? Или ужъ онъ совсмъ лишился мозга, глазъ, соображенія? Да, несомннно, все это спитъ у него — перестало служить ему… Да, вдь этому мальчишк такъ же легко отнести письмо за двадцать миль, какъ пушк попасть въ цль на двсти пятьдесятъ шаговъ. Пэджъ потворствуетъ всмъ прихотямъ своей жены, даетъ ей возможность исполнять вс ея дурачества, и вотъ теперь она идетъ къ моей жен, да еще вмст съ пажемъ Фальстафа. Каждый услышалъ бы приближеніе бури въ этомъ свист втра. Вмст съ пажемъ Фальстафа! Недурной заговоръ, нечего сказать! Все ловко устроено и наши жены отдаютъ себя чорту. Хорошо! я поймаю его, проучу мою жену, сорву съ лицемрной мистриссъ Пэджъ покрывало скромности, докажу Пэджу, что онъ самоувренный и добровольный Актеонъ — и вс мои сосди будутъ апплодировать этимъ бурнымъ дйствіямъ! (Бой часовъ). Часы подаютъ мн сигналъ, и моя увренность приказываетъ мн идти на поиски. Фальстафа я найду тамъ — и за это меня будутъ скорй хвалить, чмъ осмивать. А что Фальстафъ тамъ — это врно, какъ то, что земля не движется. Иду.

Входятъ Пэджъ, Шэлло, Слендеръ, хозяинъ гостиницы, Эвансъ, Каюсъ и Регби.

Вс. Добраго здоровья, мистеръ Фордъ!

Фордъ. Славная компанія, честное слово! У меня сегодня вкусный обдъ, и я прошу всхъ пожаловать ко мн.

Шэлло. Я попрошу у васъ извиненія, мистеръ Фордъ.

Слендеръ. Я тоже. Мы общали обдать съ миссъ Анной, и я не хотлъ бы измнить этому общанію ни за какія деньги въ свт.

Шэлло. Мы устраиваемъ бракъ Анны съ моимъ кузеномъ Слендеромъ и сегодня должны получить ршительный отвтъ.

Слендеръ. Надюсь, вы не откажете мн, батюшка Пэджъ?

Пэджъ. Не откажу, мистеръ Слендеръ. Я совершенно на вашей сторон, но моя жена за васъ, почтенный докторъ.

Каюсъ. Да, чортъ меня побери! да и сама двица любитъ меня. За это мн поручилась моя ключница, мистриссъ Квикли.

Хозяинъ. А какого вы мннія о молодомъ мистер Фентон? Онъ порхаетъ, онъ пляшетъ, онъ смотритъ настоящимъ юношей, онъ пишетъ стихи, онъ говоритъ по праздничному, онъ пахнетъ апрлемъ и маемъ, онъ побдитъ, онъ побдитъ, ужъ ему такъ на роду написано — онъ побдитъ.

Пэджъ. Но не съ моего согласія — за это я ручаюсь. У этого джентльмена нтъ ни гроша за душой, онъ водитъ дружбу съ нашимъ безпутнымъ принцемъ и Пойнсомъ, онъ птица слишкомъ высокаго полета, онъ ужъ черезъ чуръ много знаетъ. Нтъ, пальцами моего состоянія онъ не завяжетъ ни одного узелка на своей дол, коли хочетъ взять мою дочь, пускай беретъ безъ приданаго. Деньги, которыя принадлежатъ мн, зависятъ отъ моего согласія, а мое согласіе идетъ не въ эту сторону.

Фордъ. Убдительнйше прошу, чтобы хоть кто-нибудь изъ васъ пожаловалъ ко мн отобдать. Кром вкуснаго стола, вы найдете у меня и забаву: я покажу вамъ чудовище. Пожалуйста, не откажите, докторъ, и вы тоже, мистеръ Пэджъ, и вы, сэръ Эвансъ.

Шэлло. Ну, такъ прощайте. Тмъ свободне будетъ намъ толковать о свадьб у мистера Пэджа.

(Шэлло и Слендеръ уходятъ).

Каюсъ. Ступай домой, Джекъ Регби — я вернусь скоро.

(Регби уходитъ).

Хозяинъ. Прощайте, драгоцнные мои: я отправляюсь къ моему любезнйшему рыцарю Фальстафу — и дерну съ нимъ канарскаго.

(Уходитъ).

Фордъ (въ сторону). Прежде, полагаю, дерну я его самого, такъ, что онъ запляшетъ. — Прошу пожаловать, господа!

Вс. Идемъ, посмотримъ на ваше чудовище. (Уходятъ).

СЦЕНА III.

Комната въ дом Форда.

Входятъ мистриссъ Фордъ и мистриссъ Пэджъ.

Мистриссъ Фордъ. Эй, Джонъ! Робертъ!

Мистриссъ Пэджъ. Скоре, скоре! А корзина съ бльемъ?

Мистриссъ Фордъ. Все готово. — Эй, Робертъ! Да гд же ты?

Входятъ слуги съ корзиной.

Мистриссъ Пэджъ. Живе! живе! живе!

Мистриссъ Фордъ. Поставьте ее сюда.

Мистриссъ Пэджъ. Распорядитесь скоре, намъ нельзя терять времени.

Мистриссъ Фордъ. Такъ помните же, Джонъ и Робертъ, сдлайте такъ, какъ я вамъ говорила: ждите тамъ въ пивоварн, и какъ только я позову васъ, бгите сюда, и не медля ни минуты, берите эту корзину на плечи, затмъ, во всю прыть, несите ее на Дэтчетскій лугъ, къ прачкамъ, и тамъ вывалите все изъ нея въ грязный ровъ, около самой Темзы.

Мистриссъ Пэджъ. Сдлаете ли вы все какъ сказано?

Мистриссъ Фордъ. Я ужъ это имъ толковала и перетолковала, больше нечего объяснять. — Ступайте и приходите, когда васъ позовутъ. (Слуги уходятъ).

Мистриссъ Пэджъ. Вотъ маленькій Робинъ.

Входитъ Робинъ.

Мистриссъ Фордъ. Ну, что новаго, мой соколикъ?

Робинъ. Мой баринъ, сэръ Джонъ, стоитъ у задняго крыльца вашего дома, мистриссъ Фордъ, и проситъ позволенія явиться къ вамъ.

Мистриссъ Пэджъ. Ты не измнилъ намъ, маленькій проказникъ?

Робинъ. Клянусь, что нтъ. Мой баринъ не знаетъ, что вы, мистриссъ Пэджъ, здсь, и погрозилъ, что если я разскажу вамъ объ этомъ, то онъ навки дастъ мн свободу — прогонитъ, стало-быть.

Мистриссъ Пэджъ. Ты славный мальчикъ. Твоя скромность будетъ твоимъ портнымъ и сошьетъ теб новые штаны и камзолъ. Я пойду спрятаться.

Мистриссъ Фордъ. Подите. (Робину). Ступай, скажи твоему барину, что я одна. (Робертъ уходитъ). Мистриссъ Пэджъ, помните вашу роль.

Мистриссъ Пэджъ. За это ручаюсь, коли не сыграю, какъ слдуетъ, ошикайте меня. (Уходитъ).

Мистриссъ Фордъ. Ну, теперь за дло. Угостимъ мы эту зловредную сырость, эту толстую водяную тыкву, научимъ мы его распознавать горлицъ отъ сорокъ.

Входитъ Фальстафъ.

Фальстафъ. ‘Ужель ты мой, брильянтъ небесный?’ О, теперь я готовъ умереть, потому что много жилъ. Здсь предлъ моего честолюбія. О, блаженнйшій часъ!

Мистриссъ Фордъ. Милый сэръ Джонъ!

Фальстафъ. Мистриссъ Фордъ, я не умю льстить, я не умю много говорить, мистриссъ Фордъ. Согршу я теперь помысломъ: мн было бы желательно, чтобъ твой мужъ умеръ. Да, передъ знатнйшимъ лордомъ не задумаюсь я сказать: желалъ бы сдлать тебя моею лэди!

Мистриссъ Фордъ. Меня — вашей лэди, сэръ Джонъ? Ахъ, жалкая лэди вышла бы изъ меня!

Фальстафъ. Пусть французскій дворъ покажетъ мн подобную теб! Твои очи, это я вижу, могли бы соперничать съ брильянтомъ. Ты обладаешь тми прелестными дугами бровей, къ которымъ идетъ и шляпка-корабликъ, и шляпка-амазонка, и всякая шляпка венеціанскаго покроя.

Мистриссъ Фордъ. Простой платокъ, сэръ Джонъ — вотъ что идетъ къ моимъ бровямъ, да и тотъ слишкомъ хорошъ для меня.

Фальстафъ. Клянусь Богомъ, ты совершаешь преступленіе, произнося такія слова. Нтъ, изъ тебя бы вышла придворная дама въ полномъ смысл слова, и твердая поступь твоей ноги придавала бы удивительную прелесть твоимъ движеніямъ въ полукруглыхъ фижмахъ. Если бъ судьба не была твоимъ врагомъ, я знаю, чмъ была бы ты, имя такого друга въ природ. Перестань же скрывать это — ибо скрыть невозможно.

Мистриссъ Фордъ. Поврьте, ничего подобнаго нтъ во мн.

Фальстафъ. Но за что же я полюбилъ тебя? Убдись хоть этимъ, что въ теб есть нчто необыкновенное. Я не умю льстить, не умю говорить, что ты и такая, и этакая — какъ умютъ сюсюкать эти франтики, похожіе на женщинъ въ мужскомъ плать, и пахнущіе, какъ Бэкльберійская улица съ ея аптекарскими кладовыми во время сбора травъ. Не умю я, но люблю тебя, одну тебя, и ты заслуживаешь этого.

Мистриссъ Фордъ. Не обманывайте меня, сэръ, боюсь, вы любите мистриссъ Пэджъ.

Фальстафъ. Ты точно также могла бы сказать, что я люблю прохаживаться мимо долговой тюрьмы, которая для меня ненавистна такъ же, какъ дымъ отъ обжигаемой извести.

Мистриссъ Фордъ. Одному Богу извстно, какъ я люблю васъ, и когда-нибудь вы убдитесь въ этомъ.

Фальстафъ. Останься врна этой любви, я сдлаюсь достойнымъ ея.

Мистриссъ Фордъ. Не могу скрыть отъ васъ, что вы и теперь достойны ея, иначе во мн не было бы этого чувства.

Робинъ (за сценой). Мистриссъ Фордъ! мистриссъ Фордъ! Къ вамъ пришла мистриссъ Пэджъ, она вся въ поту, страшно запыхалась и смотритъ, какъ растерянная, ей необходимо сію же минуту поговорить съ вами.

Фальстафъ. Она не должна видть меня здсь, я спрячусь за занавски.

Мистриссъ Фордъ. Да, спрячьтесь, пожалуйста, она вдь такая болтливая женщина. (Фальстафъ прячется).

Входятъ мистриссъ Пэджъ и Робинъ.

Мистриссъ Фордъ. Что такое, что случилось?

Мистриссъ Пэджъ. Ахъ, мистриссъ Фордъ, что вы надлали? Вы осрамлены, уничтожены, погибли на-вки!

Мистриссъ Фордъ. Да въ чемъ дло, добрйшая мистриссъ Пэджъ?

Мистриссъ Пэджъ. Ради самого Бога, мистриссъ Фордъ — можно ли, имя честнаго мужа, давать ему такой поводъ къ подозрнію.

Мистриссъ Фордъ. Какой поводъ къ подозрнію?

Мистриссъ Пэджъ. Какой поводъ? Стыдитесь! Какъ страшно я ошиблась въ васъ!

Мистриссъ Фордъ. Да въ чемъ же дло, Господи Боже мой?

Мистриссъ Пэджъ. Вашъ мужъ идетъ сюда со всми виндзорскими полицейскими: онъ ищетъ одного джентльмена, который, по его словамъ, теперь здсь въ дом, съ вашего согласія и съ намреніемъ преступно воспользоваться отсутствіемъ вашего супруга. Вы погибли!

Мистриссъ Фордъ. Надюсь, что это все выдумка.

Мистриссъ Пэджъ. Дай Богъ, чтобъ это была выдумка. Но что вашъ мужъ идетъ сюда его отыскивать чуть не съ половиной Виндзора — это несомннно. Я прибжала предупредить васъ. Если вы уврены въ своей невинности — я, конечно, очень рада, но если въ самомъ дл у васъ здсь спрятанъ возлюбленный — выпроводите его скоре. Не теряйте присутствія духа… придите въ себя, защитите вашу репутацію — иначе вамъ придется навки проститься съ вашею счастливою жизнью.

Мистриссъ Фордъ. Что мн длать? — Здсь спрятанъ мой дорогой другъ, и мн не столько страшенъ мой стыдъ, сколько угрожающая ему опасность. Я не пожалла бы тысячи фунтовъ, чтобы только онъ не былъ здсь.

Мистриссъ Пэджъ. Стыдитесь! Оставьте ваше: ‘я не пожалла бы’. Вашъ мужъ въ двухъ шагахъ отсюда, придумайте средство къ его побгу — здсь въ дом вамъ невозможно спрятать его. О, какъ вы обманули меня! Постойте, вотъ корзина, если онъ умреннаго роста, то какъ-нибудь помстится, потомъ вы навалите на него грязное блье, какъ будто отправляете въ стирку, а такъ какъ теперь именно стираютъ, то пусть двое вашихъ слугъ снесутъ его на Дэтчетскій лугъ.

Мистриссъ Фордъ. Онъ слишкомъ толстъ, чтобъ помститься въ ней. Что мн длать?

Фальстафъ (выбгая изъ-за занавски). Покажите, покажите мн! О, покажите скоре! Помщусь, помщусь! Послдуйте совту вашей подруги — я помщусь!

Мистриссъ Пэджъ. (тихо ему). Какъ, это вы, сэръ Джонъ Фальстафъ? Такъ вотъ каковы ваши письма, рыцарь?

Фальстафъ. (тихо). Я люблю тебя. Помоги мн удрать. (Вслухъ). Скоре въ корзину! Впередъ никогда… (Влзаетъ въ корзину, он заваливаютъ его грязнымъ бльемъ).

Мистриссъ Пэджъ. Помогай, мальчикъ закрыть твоего барина… Зовите вашихъ слугъ, мистриссъ Фордъ!… О, лицемрный рыцарь.

Мистриссъ Фордъ. Эй, Джонъ! Робертъ! Джонъ! (Робинъ уходитъ).

Входятъ слуги.

Мистриссъ Фордъ. Берите скоре это блье. Гд шестъ для корзины? Да живе — что мшкаете? Несите его къ прачкамъ на Дэтчетскій лугъ. Живе, живе!

Входятъ Фордъ, Пэджъ, Каюсъ и Эвансъ.

Фордъ. Пожалуйте, пожалуйте сюда. Если мои подозрнія неосновательны, издвайтесь надо мной, сдлайте меня вашимъ посмшищемъ: я буду стоить этого… Это что такое? куда вы несете корзину?

Слуги. Къ прачкамъ.

Мистриссъ Фордъ. Да теб какое дло, куда они несутъ это? Только недоставало, чтобы ты сталъ мшаться въ мытье блья.

Фордъ. Мытье! О, я хотлъ бы съ себя самого смыть пятно. Пятно, пятно, пятно! Да, пятно — поврьте, тутъ пятно, и вы сейчасъ увидите его! (Слуги уносятъ корзину). Сегодня, джентльмены, мн снился сонъ, я разскажу вамъ этотъ сонъ. Вотъ, вотъ, вотъ вамъ мои ключи, пойдите въ мои верхнія комнаты, ищите, обыскивайте, перерывайте все, я вамъ ручаюсь, что мы вытравимъ лисицу. Но прежде я затворю эту дверь, вотъ такъ, теперь начинайте травлю.

Пэджъ. Добрйшій мистеръ Фордъ, успокойтесь: вы черезъ-чуръ вредите самому себ.

МИСТРИССЪ ПЭДЖЪ и МИСТРИССЪ ФОРДЪ ПРЯЧУТЪ ФАЛЬСТАФА ВЪ КОРЗИНУ СЪ БЛЬЕМЪ.

Картина знаменитаго нмецкаго художника Ганса Макарта (Hans Macart,

1840-84).

Фордъ. Правда, мистеръ Пэджъ. — Идемте, господа, сейчасъ вы потшитесь. Слдуйте за мной, господа! (Уходятъ).

Эвансъ. Совершенно фантастическая ревность и боязнь!

Каюсъ. Чортъ меня побери, это совсмъ не во французскомъ дух, у насъ, во Франціи, не ревнуютъ.

Пэджъ. Пойдемъ, однако, за нимъ, посмотримъ, чмъ кончатся его поиски.

(Пэджъ, Каюсъ и Эвансъ уходятъ).

Мистриссъ Пэджъ. Не правда ли, что штука вышла вдвойн превосходная?

Мистриссъ Фордъ. Я ужъ не знаю, чмъ больше восхищаться: тмъ ли, что мужъ попалъ впросакъ, или тмъ, что съ Фальстафомъ сыграли такую шутку?

Мистриссъ Пэджъ. Что, я думаю, длалось съ нимъ, когда вашъ мужъ спросилъ, что такое въ корзин!

Мистриссъ Фордъ. Я почти уврена, что ему вымыться очень не мшаетъ. Значитъ, мы ему окажемъ услугу, окунувъ его въ воду.

Мистриссъ Пэджъ. Чтобъ ему, мерзавцу, пропасть тамъ! Желаю того же и всмъ, ему подобнымъ.

Мистриссъ Фордъ. Мн сдается, что у моего мужа была особенная причина подозрвать, что Фальстафъ здсь, по крайней мр, до сихъ поръ я никогда не видла его въ такомъ грубомъ припадк ревности.

Мистриссъ Пэджъ. Я найду средство узнать это, а съ Фальстафомъ мы сыграемъ еще нсколько штукъ. Отъ одного этого лкарства не пройдетъ его распутная болзнь.

Мистриссъ Фордъ. Не послать ли намъ къ нему эту глупую тварь Квикли, чтобы извиниться отъ нашего имени въ этомъ купаньи и подать ему какую-нибудь другую надежду, которая заставила бы его поплатиться еще разъ?

Мистриссъ Пэджъ. Да, пошлемъ ему сказать, что ждемъ его завтра въ восемь часовъ, чтобъ вознаградить за сегодняшнюю неудачу.

Входятъ Фордъ, Пэджъ, Каюсъ и Эвансъ.

Фордъ. Не могу найти его, можетъ быть, бездльникъ только хвастался тмъ, что не удалось ему получить.

Мистриссъ Пэджъ (тихо мистриссъ Фордъ). Слышали?

Мистриссъ Фордъ. Что же, мистеръ Фордъ, какъ вы полагаете, хорошо вы поступаете со мною?

Фордъ. Да, хорошо, нечего сказать.

Мистриссъ Фордъ. Дай Богъ, чтобъ вы сдлались лучше, чмъ ваши мысли!

Фордъ. Аминь.

Мистриссъ Пэджъ. Вы сами сильно вредите себ, мистеръ Фордъ.

Фордъ. Да, да я долженъ страдать за это.

Эвансъ. Если скрытъ кто либо въ здшнемъ дом, или въ комнатахъ, или въ сундукахъ, или въ шкапахъ — то да проститъ мн Господъ прегршенія мои въ день страшнаго суда!

Каюсъ. Чортъ меня побери, и мн тоже! Никого здсь нтъ!

Пэджъ. Фи, фи, мистеръ Фордъ! какъ вамъ не стыдно! Какой злой духъ, какой демонъ внушилъ вамъ эту чепуху? За вс сокровища виндзорскаго замка не желалъ бы я имть болзнь такого рода.

Фордъ. Это мое несчастіе, мистеръ Пэджъ, — и я терплю за него.

Эвансъ. Вы терпите за нечистую совсть, ваша жена — честная женщина, какую я желалъ бы обрсти между пятью тысячами, и еще пятью стами.

Каюсъ. Чортъ меня побери, я вижу, что она честная женщина.

Фордъ. Ну, хорошо, хорошо! Я общалъ угостить васъ обдомъ. Пойдемъ теперь прогуляться въ парк. Пожалуйста, извините меня, посл я объясню вамъ, почему сдлалъ это. Пойдемъ, жена, пойдемте, мистриссъ Пэджъ. Пожалуйста, простите меня, убдительно прошу — простите.

Пэджъ. Пойдемте, господа, но, право, намъ слдуетъ посмяться надъ нимъ. Я приглашаю васъ къ себ завтра утромъ на завтракъ, потомъ мы сходимъ вмст на охоту, у меня отличный соколъ для лса. Идетъ?

Фордъ. Къ вашимъ услугамъ.

Эвансъ. Ежели будетъ одинъ, я составлю пару.

Каюсъ. Ежели будетъ одинъ или пара, я составлю тройку.

Фордъ. Пожалуйте, мистеръ Пэджъ.

Эвансъ (Каюсу). Прошу васъ не забыть завтра объ этомъ вшивомъ негодя, хозяин гостиницы.

Каюсъ. Это правда, чортъ меня побери, — непремнно вспомню.

Эвансъ. Вшивый негодяй! Позволять себ подобныя насмшки и издванія!

(Уходятъ).

СЦЕНА IV.

Комната въ дом Пэджа.

Входятъ Фентонъ и Анна Пэджъ.

Фентонъ.

Нтъ, ужъ любви у твоего отца

Я не добьюсь, какъ видно, перестань же

Меня къ нему все отсылать, мой другъ.

Анна.

Что жъ длать намъ?

Фентонъ.

Ты собственную волю

Должна имть. Онъ говоритъ, что я,

По своему рожденью, слишкомъ знатенъ,

Что будто бы, разстроивъ мотовствомъ

Отцовское наслдство, я желаю

Поправиться на ваши деньги. Онъ,

Сверхъ этого, находить и другія

Препятствія: прошедшія мои

Дурачества, безпутные знакомства,

И говорить, что я любить тебя

Могу, какъ капиталъ, — но не иначе…

Анна.

Онъ, можетъ быть, и правду говоритъ.

Фентонъ.

О, нтъ, клянусь всмъ счастьемъ, что отъ неба

Я жду себ! Не скрою отъ тебя,

Что твоего отца богатство было

Мн первымъ побужденьемъ къ сватовству,

Но, сблизившись съ тобой, я убдился,

Что ты цннй всхъ золотыхъ монетъ,

Всхъ сундуковъ съ червонцами — и только

Къ сокровищамъ, таящимся въ теб,

Стремлюсь теперь!

Анна.

Но все-жъ старайтесь, Фентонъ,

Чтобъ мой отецъ васъ полюбилъ, мой другъ,

Старайтесь постоянно. Если жъ время

И просьбы, и моленья ваши къ цли

Не приведутъ — тогда… Сюда идутъ!

(Отходятъ въ сторону).

Входятъ Шэлло, Слендеръ и мистриссъ Квикли.

Шэлло. Прервите ихъ бесду, мистриссъ Квикли, мой родственникъ будетъ говорить самъ за себя.

Слендеръ. Пущу одну или дв стрлы: такъ, въ вид попытки.

Шэлло. Не робй.

Слендеръ. Нтъ, она не пугаетъ меня. Это-то меня не безпокоитъ, но главное дло въ томъ, что я боюсь.

Квикли. (Анн Пэджъ). Послушайте, мистеръ Слендеръ желаетъ вамъ сказать пару словъ.

Анна.

Иду. (Въ сторону).

Вотъ кто отцомъ моимъ мн выбранъ!

О, сколько гадкихъ, безобразныхъ свойствъ

Прикрашены доходомъ въ триста фунтовъ!

Квикли. А, какъ вы поживаете, добрйшій мистеръ Фентонъ? Позвольте сказать вамъ словечко.

Шэлло. Она идетъ. Начинай, кузенъ. Вспомни, дитя мое, какой, вдь, у тебя былъ отецъ!

Слендеръ. У меня былъ отецъ, миссъ Анна. Мой кузенъ можетъ разсказать вамъ забавныя штуки про него. Будьте такъ добры, кузенъ, разскажите миссъ Анн, какъ мой папенька укралъ однажды изъ курятника двухъ гусей.

Шэлло. Миссъ Анна, мой кузенъ любитъ васъ.

Слендеръ. Да, да — люблю, какъ любую изъ женщинъ въ Глостершир.

Шэлло. Онъ будетъ содержать васъ, какъ настоящую барыню.

Слендеръ. Точно такъ-съ — буду жить, какъ любой длиннохвостый и короткохвостый, по званію ниже эсквайра.

Шэлло. Онъ запишетъ на ваше имя полтораста фунтовъ.

Анна. Добрйшій мистеръ Шэлло, предоставьте ему объясниться въ любви самому.

Шэлло. Благодарю васъ за это, благодарю васъ за такое ободреніе. (Слендеру.) Она зоветъ тебя, кузенъ. Я оставляю васъ.

Анна. Итакъ, мистеръ Слендеръ.

Слендеръ. Итакъ, миссъ Анна…

Анна. Въ чемъ состоитъ ваша послдняя воля?

Слендеръ. Моя послдняя воля? Вотъ это потха! истинно скажу, штука забавная! Да я еще не думалъ о послдней вол: благодаря Господа, мое здоровье еще не такъ плохо.

Анна. Вы меня не поняли: я хочу спросить, чего вы отъ меня окончательно желаете?

Слендеръ. Да извольте видть, собственно я не желаю ничего, или весьма мало. Вашъ папенька и мой кузенъ пустили меня въ ходъ. Если дло мн удастся — хорошо, не удастся — пусть везетъ тому, кто счастливъ! Они лучше меня могутъ сказать вамъ, какъ идетъ дло. Вы можете освдомиться у вашего папеньки. Вотъ онъ идетъ.

Входятъ Пэджъ и мистриссъ Пэджъ.

Пэджъ.

А, Слендеръ здсь! Люби его, дочь Анна!

А это что? Зачмъ здсь Фентонъ? Сэръ,

Мн частые визиты ваши, знайте,

Ужасно непріятны. Я, вдь, вамъ

Уже сказалъ, что отдалъ дочь другому.

Фентонъ.

Прошу васъ не сердиться, мистеръ Пэджъ.

Мистриссъ Пэджъ.

Сэръ Фентонъ, да, пожалуйста, оставьте

Мое дитя.

Пэджъ.

Она не пара вамъ.

Фентонъ.

Позвольте мн два слова вамъ сказать.

Пэджъ.

Нтъ, мистеръ Фентонъ. Ну, идемте, Шэлло.

(Слендеру). Пойдемъ, мой сынъ. Ршеніе мое

Извстно вамъ — и потому обидны

Мн ваши предложенья, мистеръ Фентонъ.

(Пэджъ, Шэлло и Слендеръ уходятъ.)

Квикли. Поговорите съ мистриссъ Пэджъ.

Фентонъ.

О, мистриссъ Пэджъ, я вашу дочь такъ чисто

И искренно люблю, что, несмотря

На эти вс препятствія, отказы,

Не удалюсь и флагъ моей любви

Не опущу. Молю васъ снова — дайте

Согласье мн.

Анна.

О, матушка моя,

Не отдавайте этому болвану

Моей руки.

Мистриссъ Пэджъ.

Да я и не хочу.

Нашла теб я партію получше.

Квикли. Моего барина, господина доктора.

Анна.

О, Господи! ужъ лучше пусть меня

Живой зароютъ въ землю, или рпой

Забьютъ на смерть!

Мистриссъ Пэджъ.

Ну, полно, не тревожься.

Любезный мистеръ Фентонъ, я не буду

Ни другомъ вамъ, ни недругомъ: я дочь

Поразспрошу, дйствительно ли ею

Любимы вы, и съ чувствами ея

Свое расположенье согласую.

Покамстъ-же прощайте, надо ей

Идти туда: отецъ сердиться станетъ.

Фентонъ.

Прощайте, Нанъ! Прощайте, мистриссъ

Пэджъ!

(Анна u матъ уходятъ.)

Квикли. Это, вдь, я такъ устроила. ‘Неужели — сказала я матери — вы бросите вашу дочь этому болвану, или какому-нибудь лкарю? Посмотрите-ка на мистера Фентона…’ Да, это я устроила.

Фентонъ.

Благодарю — и передать прошу

Сегодня вечеромъ вотъ этотъ перстень

Прекрасной Нанъ. Вотъ и теб за трудъ.

(Даетъ деньги и уходитъ.)

Квикли. Пошли теб Господи всякаго успха! Доброе у него сердце, за такое доброе сердце любая женщина пойдетъ въ огонь и воду. Но все-таки мн хотлось бы, чтобъ миссъ Анна досталась моему барину, или чтобъ она досталась мистеру Слендеру, или ужъ право, пусть бы досталась мистеру Фентону. Я буду всячески помогать всмъ троимъ, потому что всмъ троимъ общала — и сдержу слово. Но особенно стану хлопотать за мистера Фентона. Ахъ, да, вдь, я и забыла, что у меня есть еще порученіе отъ моихъ двухъ мистриссъ къ сэру Джону Фальстафу, а я-то, дура, болтаюсь здсь. (Уходитъ.)

СЦЕНА V.

Комната въ гостиниц Подвязки.

Входятъ Фальстафъ и Бардольфъ.

Фальстафъ. Эй, Бардольфъ!

Бардольфъ. Что прикажете, сэръ?

Фальстафъ. Принеси мн кружку вина, да подложи въ него подожженнаго хлба. (Бардольфъ уходитъ.) Для того ли я прожилъ на свт столько лтъ, чтобъ меня потащили, наконецъ, въ корзин, точно негодные остатки битаго мяса, и выкинули въ Темзу? Ну, ужъ коли я позволю еще разъ сыграть со мной такую штуку, пусть у меня выржутъ мозгъ, изжарятъ его на масл и отдадутъ собак въ подарокъ на новый годъ. Этакіе подлецы! Вдь швырнули меня въ рку безъ всякаго угрызенія совсти, точно топили пятнадцать слпыхъ щенятъ. А по моей корпуленціи вы можете судить, что я обладаю нкоторою способностью быстро погружаться: будь дно даже и такъ глубоко, какъ самъ адъ, я и тогда дошелъ бы до него. Да, потонуть бы мн непремнно, еслибъ рка не была въ томъ мст мелка и съ каменистымъ дномъ. A для меня такая смерть просто ненавистна, потому что, вдь, человкъ отъ воды раздувается, какая же фигура вышла бы изъ меня, еслибъ меня еще раздуло! Сталъ бы гора-горой!

(Бардольфъ возвращается съ виномъ).

Бардольфъ. Тамъ пришла, сэръ, мистриссъ Квикли: хочетъ говорить съ вами.

Фальстафъ (взявъ вино). Ну, подбавимъ немного вина къ вод изъ Темзы, потому что въ желудк моемъ такой морозъ, какъ будто я проглотилъ нсколько пилюль изъ снга для освженія моихъ внутренностей. Зови ее сюда.

Бардольфъ. Иди, женщина!

Входитъ мистриссъ Квикли.

Квикли. Съ вашего позволенія, сэръ… Простите, пожалуйста! Добраго здоровья вашей милости.

Фальстафъ (Бардольфу). Тащи прочь эти сосуды и вскипяти мн самымъ лучшимъ манеромъ бутылку вина.

Бардольфъ. Съ яйцами, сэръ?

Фальстафъ. Нтъ, безъ всякой примси: я не желаю видть въ своемъ пить зарождающагося цыпленка. (Бардольфъ уходитъ.) Ну, что скажешь?

Квикли. Да пришла къ вашей милости отъ мистриссъ Фордъ.

Фальстафъ. Мистриссъ Фордъ! Довольно съ меня: угощенъ достаточно, напитанъ вполн!

Квикли. Ахъ, горе, горе! Да, вдь, она, голубушка, тутъ ни въ чемъ не виновата. Ужъ она ругала, ругала свою прислугу — они взяли не то управленіе.

Фальстафъ. Какъ и я взялъ не то направленіе, положившись на общаніе глупой бабы.

Квикли. Ахъ, сэръ, она такъ горюетъ объ этомъ, что у васъ сердце бы разорвалось, глядя на нее. Но сегодня утромъ ея мужъ идетъ на охоту, и она проситъ васъ опять придти къ ней между восемью и девятью часами. Мн велно, какъ можно скоре, принести ей отвтъ. Ужъ поврьте мн, она вознаградитъ васъ за первую неудачу.

Фальстафъ. Хорошо, я посщу ее. Такъ ей и скажи, да попроси обдумать, что значитъ человкъ, попроси обсудить непрочность человческой натуры и воздать поэтому должную цну моему достоинству.

Квикли. Слушаю — все скажу.

Фальстафъ. Да, скажи. Такъ между девятью и десятью?

Квикли. Между восемью и девятью.

Фальстафъ. Ну, хорошо, ступай. Буду непремнно.

Квикли. Да хранитъ васъ Богъ, сэръ!

(Уходитъ.)

Фальстафъ. Удивительно мн, что Потока не видать, вдь онъ послалъ мн сказать, чтобъ я ждалъ его здсь. Мн его деньги очень по сердцу. А, да вотъ и онъ!

Входитъ Фордъ, переодтый по прежнему.

Фордъ. Добраго здоровья, сэръ!

Фальстафъ. Ну, мистеръ Потокъ, вы пришли узнать, что произошло между мною и женой Форда?

Фордъ. Дйствительно, пришелъ за этимъ, сэръ Джонъ.

Фальстафъ. Мистеръ Потокъ, я не хочу лгать вамъ, я былъ у ней въ назначенный часъ.

Фордъ. И успли?

Фальстафъ. Весьма неблагополучно, мистеръ Потокъ.

Фордъ. Какимъ же это образомъ? Измнила она, что ли, свое ршеніе?

Фальстафъ. Нтъ, мистеръ Потокъ, но проклятый рогоносецъ, мужъ ея, который то и дло мечется во вс стороны отъ ревности, явился въ самую минуту нашей встрчи, посл того какъ мы успли и обняться, и облобызаться, и уврить другъ друга въ любви, и, такъ сказать, сыграть прологъ къ нашей комедіи. А по пятамъ его слдовала цлая шайка его друзей, которыхъ онъ собралъ и взбудоражилъ своимъ бшенствомъ. Вс они, можете себ представить, пришли обыскивать его домъ, чтобы найти любовника его жены.

Фордъ. Какъ! — и это происходило въ то время, когда вы были тамъ?

Фальстафъ. Въ то время, когда я былъ тамъ.

Фордъ. И онъ искалъ васъ и не могъ найти?

Фальстафъ. А вотъ, послушайте. На наше счастье пришла въ это время нкая мистриссъ Пэджъ, она тотчасъ же дала намъ знать о приближеніи Форда, и тутъ, по ея мысли, жена Форда, совсмъ потерявъ голову, спрятала меня въ корзину съ бльемъ.

Фордъ. Въ корзину съ бльемъ?

Фальстафъ. Да, чортъ меня побери, въ корзину съ бльемъ! Меня засунули въ грязныя рубашки и юбки, грязные чулки, выпачканныя салфетки. Все это, мистеръ Потокъ, производило самую зловонную смсь сквернйшихъ запаховъ, какая только когда-нибудь оскорбляла человческія ноздри.

Фордъ. И долго вы пролежали тамъ?

Фальстафъ. Погодите, сейчасъ услышите, мистеръ Потокъ, сколько я вытерплъ изъ-за моего желанія склонить эту женщину къ злу для вашего блага. Когда я такимъ образомъ очутился въ корзин, мистриссъ Фордъ позвала двухъ мерзавцевъ, лакеевъ своего мужа, и велла нести меня, въ вид грязнаго блья, на Дэтчетскій лугъ. Они подняли меня къ себ на плечи. Въ дверяхъ встртился съ ними мерзкій ревнивецъ, ихъ баринъ, спросившій разъ или два, что у нихъ въ корзин. Я трепеталъ отъ страха при мысли, что этотъ подлый сумасшедшій станетъ осматривать корзину, но судьба, обрекшая его на званіе рогоносца, удержала его руку. Ну, хорошо! Онъ отправился дальше на поиски, а я препроводился въ вид грязнаго блья. Но замчайте, что было дальше, мистеръ Потокъ. Я терплъ муки трехъ различныхъ родовъ смерти: во-первыхъ, невыносимый страхъ, что ревнивый, гнусный баранъ найдетъ меня, затмъ, лежанье на пространств какого-нибудь наперстка въ мучительно-скорченномъ положеніи, головою къ пяткамъ, наконецъ, плотная укупорка моей персоны, точно крпкаго спирта, въ вонючемъ бль, разлагавшемся въ своемъ собственномъ сал. Представьте вы себ человка моей комплекціи — представьте себ это… А надо вамъ знать, что на меня жаръ дйствуетъ какъ на масло: со мной происходитъ вчное растапливаніе, вчное таяніе. Не понимаю, какимъ чудомъ я не задохся. И вотъ, въ самомъ разгар этой бани, когда я, точно голландское кушанье, на половину сварился уже въ собственномъ жир — меня вдругъ швырнули въ Темзу, мое до красна раскаленное тло охладили въ этой влаг, какъ лошадиную подкову. Представьте вы только себ это, — раскаленное до красна — представьте себ, мистеръ Потокъ!

Фордъ. По совсти говорю, сэръ, мн весьма прискорбно, что изъ-за меня вы вытерпли все это. Стало-быть, мое дло совсмъ проиграно. Вы посл этого, конечно, уже не приметесь за него?

Фальстафъ. Мистеръ Потокъ, скорй я позволю швырнуть себя въ Этну, какъ швырнули меня въ Темзу, чмъ такъ легко откажусь отъ нея. Ея мужъ сегодня утромъ отправился на охоту, а я получилъ отъ нея приглашеніе на новое свиданіе — именно между восемью и девятью часами, мистеръ Потокъ.

Фордъ. Восемь уже било, сэръ.

Фальстафъ. Уже? Ну, такъ я отправлюсь на свиданье. Приходите ко мн, когда найдете удобнымъ, и я сообщу вамъ о моемъ успх. Дло все-таки разыграется тмъ, что она будетъ ваша. Adieu! Она будетъ ваша, мистеръ Потокъ. Мистеръ Потокъ, вы украсите рогами Форда. (Уходитъ).

Фордъ. О, что это такое — видніе? сонъ? Сплю я — что ли? Мистеръ Фордъ, проснитесь! Въ вашемъ лучшемъ плать образовалась прорха, мистеръ Фордъ. Вотъ что значитъ быть женатымъ! вотъ что значитъ быть женатымъ! вотъ что значитъ имть блье и корзины для блья! Хорошо, теперь я покажу всмъ, кто я такой. Я поймаю этого мерзавца: онъ въ моемъ дом, онъ не увернется отъ меня, такъ какъ ему невозможно увернуться: не спрятаться же ему въ кошелекъ для мелкихъ денегъ, не забиться въ перечницу. Но чтобы помогающій ему дьяволъ не выпуталъ его изъ бды и теперь, я сдлаю обыскъ даже въ самыхъ невозможныхъ мстахъ. Хоть я и не могу избгнуть моей участи, но эта участь, для меня ненавистная, все-таки не покоритъ меня себ. Если мн достались рога, доводящіе до бшенства, то я оправдаю поговорку: буду бшенъ, какъ рогатый зврь. (Уходитъ).

ДЙСТВІЕ ЧЕТВЕРТОЕ.

СЦЕНА I.

Улица.

Входятъ мистриссъ Пэджъ, мистриссъ Квикли и Вильямъ Пэджъ.

Мистриссъ Пэджъ. Какъ ты думаешь, пришелъ уже онъ къ мистриссъ Фордъ?

Квикли. Непрменно пришелъ, или придетъ сію минуту. Ну, правду вамъ сказать, онъ ужасно взбшенъ за то, что его кинули въ воду. Мистриссъ Фордъ проситъ васъ придти къ ней сейчасъ же.

Мистриссъ Пэджъ. Я сейчасъ приду къ ней, только прежде провожу моего мальчугана въ школу. Впрочемъ, вотъ идетъ его учитель: должно быть, сегодня рекреаціонный день.

Входитъ сэръ Гугъ Эвансъ.

Мистриссъ Пэджъ. Что, сэръ Гугъ, сегодня нтъ ученья?

Эвансъ. Нтъ, мистеръ Слендеръ упросилъ меня позволить мальчикамъ сегодня играть.

Квикли. Благослови его, Господи, за это!

Мистриссъ Пэджъ. Сэръ Гугъ, мой мужъ говоритъ, что нашъ сынъ не выноситъ ровно ничего изъ своего ученья. Пожалуйста, сдлайте ему нсколько вопросовъ изъ грамматики.

Эвансъ. Подойди сюда Вильямъ, подыми голову. Ну!

Мистриссъ Пэджъ. Подойди, мальчуганъ, подыми голову, отвчай твоему учителю, не робй.

Эвансъ. Вильямъ, скажи мн, сколько существуетъ чиселъ?

Вильямъ. Два.

Квикли. Каково! А я всегда думала, что больше тридцати — потому что говорятъ: первое число, второе, тридцатое, тридцать первое.

Эвансъ. Прекратите вашу болтовню. Вильямъ, какъ ‘большой’?

Вильямъ. Magnus.

Квикли. Магнусъ? Нашъ пономарь Магнусъ совсмъ не большой.

Эвансъ. Вы весьма несообразительная женщина. Прошу васъ молчать. Что такое lapis, Вильямъ?

Вильямъ. Камень.

Эвансъ. А что такое камень, Вильямъ?

Вильямъ. Голышъ.

Эвансъ. Нтъ, камень, — это lapis. Пожалуйста, заруби это у себя въ мозгу.

Вильямъ. Lapis.

Эвансъ. Хорошо, Вильямъ. Теперь скажи, Вильямъ, отъ чего получаютъ начало члены?

Вильямъ. Члены получаютъ начало отъ мстоимній и склоняются такъ: Singulariter, nominativo, hiс, haec, hoc.

Эвансъ. Nominativo, hig, hag, hog: пожалуйста, замть это: genetivo — hujus. Ну, хорошо, какъ же винительный падежъ?

Вильямъ. Винительный — hinc.

Эвансъ. Пожалуйста, дитя мое, помни хорошенько, accusativo — hing, hang, hog.

Квикли. Генгъ, гангъ, гогъ — это вы точно по-китайски говорите.

Эвансъ. Прекратите вашу болтовню, женщина. Какъ звательный падежъ, Вильямъ?

Вильямъ. О, звательный! О!

Эвансъ. Обдумайте хорошенько, Вильямъ, звательный — caret.

Квикли. Парить! Кого это?

Эвансъ. Женщина,умолкните!

Мистриссъ Пэджъ. Молчите!

Эвансъ. Какъ родительный падежъ множественнаго числа, Вильямъ?

Вильямъ. Родительный падежъ?

Эвансъ. Да.

Вильямъ. Родительный — horum, harum, horum.

Квикли. Экій стыдъ какой! Говоритъ съ ребенкомъ объ родахъ, да еще множественнаго числа, да еще хоромъ! Не говори объ этомъ никогда, голубчикъ.

Эвансъ. Женщина, стыдитесь!

Квикли. Вы очень не хорошо длаете, что учите ребенка такимъ вещамъ. Каково: родить — да еще хоромъ. Стыдно вамъ!

Эвансъ. Ты съ ума сошла, женщина! Ты, врно, никакого понятія не имешь о падежахъ, числахъ и родахъ? Такой глупой христіанки, какъ ты, я и представить себ не могу.

Мистриссъ Пэджъ. Пожалуйста, молчи!

Эвансъ. Теперь, Вильямъ, просклоняй нкоторыя мстоименія.

Вильямъ. Я, право, позабылъ.

Эвансъ. Припомни — qui, quae, quod, a если забудешь quies, quaes и quods — выскутъ. Теперь ступай играть. Ступай же.

Мистриссъ Пэджъ. Онъ больше знаетъ, чмъ я думала.

Эвансъ. У него очень хорошая память. До свиданія, мистриссъ Пэджъ.

Мистриссъ Пэджъ. До, свиданія, добрйшій сэръ Гугъ. (Эвансъ уходитъ). Ступай домой, Вильямъ. (Къ мистриссъ Квикли). Пойдемъ — мы слишкомъ замшкались.

ЭВАНСЪ ЭКЗАМЕНУЕТЪ СЫНА МИСТРИССЪ ПЭДЖЪ.

Картина Роберта Смирка (Rob. Smirke). (Малая Боиделевская галлерея).

СЦЕНА II.

Комната въ дом Форда.

Входятъ Фальстафъ и мистриссъ Фордъ.

Фальстафъ. Мистриссъ Фордъ, ваша печаль пожрала мои страданія. Я вижу, какъ глубока ваша любовь — и врьте, что воздамъ за нее вполн, до послдняго волоска — не только простымъ долгомъ любви, мистриссъ Фордъ, но и всми ея принадлежностями, украшеніями и обрядами. Скажите только, уврены вы теперь относительно вашего мужа?

Мистриссъ Фордъ. Онъ на охот, милый сэръ Джонъ.

Мистриссъ Пэджъ (за сценой). Кумушка Фордъ! кумушка!

Мистриссъ Фордъ. Пройдите въ эту комнату, сэръ Джонъ. (Фальстафъ уходитъ).

Входитъ мистриссъ Пэджъ.

Мистриссъ Пэджъ. Здравствуйте, голубушка! Кто тутъ есть въ дом, кром васъ?

Мистриссъ Фордъ. Да никого, кром моей прислуги.

Мистриссъ Пэджъ. Это врно?

Мистриссъ Фордъ. Конечно. (Тихо ей). Говорите громче.

Мистриссъ Пэджъ. Ахъ, какъ я рада, что здсь у васъ никого нтъ!

Мистриссъ Фордъ. Отчего же?

Мистриссъ Пэджъ. Да, оттого, милая, что у вашего мужа возобновились старые припадки. Онъ теперь оретъ тамъ съ моимъ мужемъ, ругаетъ, какъ бшеный, все женатое человчество, проклинаетъ всхъ дочерей Евы безъ всякаго исключенія, колотитъ себя по лбу, и при этомъ кричитъ: ‘ну, пробивайтесь отсюда, пробивайтесь!’ Видла я на свт всякія бснованія, но вс они — кротость, вжливость и терпніе въ сравненіи съ неистовствомъ вашего супруга. Я очень рада, что жирный рыцарь теперь не у васъ.

Мистриссъ Фордъ. Да разв мой мужъ говорилъ о немъ?

Мистриссъ Пэджъ. Только о немъ и говоритъ. Онъ клянется, что въ послдній разъ, какъ обыскивалъ здсь, рыцаря пронесли въ корзин, увряетъ моего мужа, что рыцарь и теперь здсь, и увелъ его и всхъ остальныхъ съ охоты, чтобы опять проврить свои подозрнія. Но я очень рада, что рыцарь не здсь. Теперь вашъ мужъ увидитъ свою глупость.

Мистриссъ Фордъ. Близко-ли онъ, мистриссъ Пэджъ?

Мистриссъ Пэджъ. Совсмъ близко — въ конц улицы. Онъ сейчасъ явится сюда.

Мистриссъ Фордъ. Я погибла! Рыцарь — здсь.

Мистриссъ Пэджъ. Ну, въ такомъ случа, вы совсмъ осрамлены, а онъ — мертвый человкъ. Экая вы женщина, право! Выпроводите его, выпроводите скоре! Лучше срамъ, чмъ убійство!

Мистриссъ Фордъ. Да какъ же выпроводить? какимъ образомъ спасти? Не уложить ли опять его въ корзину?

Входитъ Фальстафъ.

Фальстафъ. Нтъ, я не ползу больше въ корзину! Нельзя ли мн убраться прежде, чмъ онъ придетъ?

Мистриссъ Пэджъ. Увы, три брата мистера Форда сторожатъ у дверей съ пистолетами, чтобы никто не могъ выдти: иначе, вы могли бы ускользнуть. Что жъ вы стоите?

Фальстафъ. Да что мн длать? Я влзу въ каминъ.

Мистриссъ Фордъ. Черезъ трубу камина они имютъ обыкновеніе разряжать свои охотничьи ружья. Влзьте лучше въ печь.

Фальстафъ. Гд эта печь?

Мистриссъ Фордъ. Нтъ, онъ и тамъ станетъ искать — я уврена. Нтъ у насъ въ дом шкапа, сундука, ящика, подвала, колодца, которыхъ бы онъ не помнилъ наизусть — и будетъ осматривать всюду. Въ дом вамъ ршительно негд спрятаться.

Фальстафъ. Ну, такъ я выйду.

Мистриссъ Пэджъ. Если выйдете въ вашемъ собственномъ вид — умрете, сэръ Джонъ. Разв переоднетесь…

Мистриссъ Фордъ. Да во что же переодть его?

Мистриссъ Пэджъ. Ахъ, я ужъ и сама не знаю! Вдь женскаго платья на его толщину нигд не найдешь, а то онъ могъ бы надть шляпку, плащъ и вуаль, и такимъ образомъ уйти.

Фальстафъ. Выдумайте что-нибудь, добрыя души: всякое средство лучше убійства.

Мистриссъ Фордъ. Тетка моей горничной, толстая баба изъ Брентфорда, оставила тамъ наверху свое платье.

Мистриссъ Пэджъ. Честное слово, оно будетъ ему впору: она такая же толстая, какъ онъ, кстати, ея холщевая шапка и плащъ тоже остались здсь. Бгите на верхъ, сэръ Джонъ.

Мистриссъ Фордъ. Бгите, бгите, милый сэръ Джонъ, а мы съ мистриссъ Пэджъ поищемъ какого-нибудь платка, чтобъ завязать вамъ голову.

Мистриссъ Пэджъ. Скоре, скоре! Мы сейчасъ прійдемъ одвать васъ. Покамстъ надньте платье. (Фальстафъ уходитъ)

Мистриссъ Фордъ. Хотлось бы мн, чтобъ мой мужъ встртилъ его въ этомъ костюм. Онъ терпть не можетъ брентфордскую толстуху: боится, что она вдьма, и запретилъ ей показываться сюда, причемъ даже погрозилъ, что поколотитъ ее.

Мистриссъ Пэджъ. Да подведетъ его небо подъ палку твоего мужа, и за тмъ да управляетъ этой палкой дьяволъ.

Мистриссъ Фордъ. Но вы не шутите, что мой мужъ идетъ сюда?

Мистриссъ Пэджъ. Да увряю васъ совершенно серьезно, и при этомъ разсказываетъ исторію съ корзиной. Ужъ не знаю, откуда онъ узналъ ее.

Мистриссъ Фордъ. Это все мы разъяснимъ. Я велю моимъ слугамъ еще разъ понести отсюда корзину и сдлать такъ, чтобъ опять встртиться съ нимъ въ дверяхъ.

Мистриссъ Пэджъ. Но не забудьте, что онъ черезъ нсколько минутъ будетъ здсь. Пойдемъ наряжать Фальстафа брендфордской вдьмой.

Мистриссъ Фордъ. Я только научу прислугу, что длать съ корзиной. Ступайте на верхъ, а я сейчасъ принесу ему повязку для головы. (Уходитъ).

Мистриссъ Пэджъ. Чтобъ ему околть, негодяю! Какъ бы мы ни насолили ему — все будетъ мало!

Докажемъ мы теперь, что можно потшаться

И вмст честною женою оставаться.

Мы зла не длаемъ, смяться жъ не бда:

Вдь, въ тихомъ омут чортъ водится всегда!

(Уходитъ).

Мистриссъ Фордъ возвращается съ двумя слугами.

Мистриссъ Фордъ. Взвалите еще разъ корзину къ себ на плечи. Баринъ уже у дверей. Если онъ прикажетъ вамъ поставить ее на полъ — поставьте. Ну, живе же! (Уходитъ).

1-й слуга. Ну, подымай.

2-й слуга. Дай Господи, чтобъ въ ней опять не лежалъ рыцарь.

1-й слуга. Надюсь, что не лежитъ, я бы ужъ лучше понесъ столько же свинцу.

Входятъ Фордъ, Пэджъ, Шэлло, Каюсъ и Эвансъ.

Фордъ. Ну, мистеръ Пэджъ, а если я докажу вамъ, что это правда, я все таки останусь одураченнымъ, — чтобы вы не длали. Поставьте корзину, бездльники!… Позвать жену!… Молодчикъ въ корзин!… Мерзавцы!… Да, тутъ умыселъ, интрига, цлый заговоръ противъ меня! Но теперь я пристыжу дьявола. Да гд же моя жена? Ступай, ступай сюда! Полюбуйся, какое славное блье ты отправляешь въ стирку!

Пэджъ. Нтъ, ужъ это изъ рукъ вонъ, мистеръ Фордъ! Васъ нельзя дольше оставлять на свобод — надо привязать васъ.

Эвансъ. Это совершенное умопомшательство! Онъ бшенъ, какъ бшеная собака!

Шэлло. Въ самомъ дл мистеръ Фордъ, это не хорошо, въ самомъ дл не хорошо.

Фордъ. То же самое и я говорю, сэръ.

Входитъ мистриссъ Фордъ.

Фордъ. Приблизьтесь, мистриссъ Фордъ — мистриссъ Фордъ, честная женщина, скромная жена, добродтельное созданіе, имющее мужемъ ревниваго дурака! Вдь, мои подозрнія совершенно неосновательны, сударыня, — не такъ ли?

Мистриссъ Фордъ. Да, Богъ свидтель, совершенно неосновательны, если вы подозрваете меня въ какомъ-нибудь безчестномъ дл.

Фордъ. Отлично сказано, мдный лобъ! Продолжайте же запираться! Ну, выходи, почтеннйшій! (Начинаетъ выбрасывать блье изъ корзины).

Пэджъ. Это изъ рукъ вонъ!

Мистриссъ Фордъ. Не стыдно ли вамъ? Оставьте это блье!

Фордъ. Вотъ я тебя поймаю сейчасъ!

Эвансъ. Это безуміе! Неужели вы станете поднимать платье вашей жены? Оставьте это.

Фордъ (слугамъ). Опорожните корзину, говорятъ вамъ!

Мистриссъ Фордъ. Для чего же, другъ мой, для чего?

Фордъ. Мистеръ Пэджъ, вчера — это такъ же врно, какъ то, что я человкъ — вчера въ этой самой корзин нкто былъ вынесенъ изъ моего дома. Отчего же и сегодня не сидть ему въ ней? Что онъ теперь въ моемъ дом — въ этомъ я увренъ: свднія, собранныя мною, самыя точныя, ревность моя основательна. Выкиньте изъ корзины все блье.

Мистриссъ Фордъ. Если вы найдете въ ней кого-нибудь — пусть онъ умретъ, какъ блоха!

Пэджъ. Въ корзин нтъ ршительно никого.

Шэлло. Клянусь моею врностью, мистеръ Фордъ — это нехорошо. Вы вредите сами себ.

Эвансъ. Мистеръ Фордъ, вы должны молиться, а не слдовать воображаемымъ представленіямъ вашего сердца. Это ревность.

Фордъ. Итакъ, тотъ, кого я ищу, не здсь!

Пэджъ. Не здсь и ни въ какомъ другомъ мст, кром вашего мозга.

Фордъ. Помогите мн еще и на этотъ разъ сдлать обыскъ въ моемъ дом. Если я не найду того, кого ищу, не давайте никакой пощады моему сумасбродству — пусть я буду всегда вашей застольной потхой, пусть говорятъ: ‘ревнивъ, какъ Фордъ, искавшій любовника своей жены въ орховой скорлуп’. Окажите мн еще разъ услугу — еще только разъ поищите со мною.

Мистриссъ Фордъ. Мистриссъ Пэджъ… послушайте, идите внизъ со старухой: мой мужъ идетъ на верхъ.

Фордъ. Со старухой! Это еще что за старуха?

Мистриссъ Фордъ. Тетка моей горничной, знаешь, та — брентфордская.

Фордъ. Эта вдьма, потаскуха, старая, подлая потаскуха! Да, вдь, я запретилъ ей показываться въ моемъ дом! Что жъ, она врно явилась сюда съ какимъ-нибудь порученіемъ? Мы, вдь, люди простые — не знаемъ, какіе штуки можно продлывать подъ видомъ гаданья. У нея тутъ и колдовства разныя, и заговоры, и наговоры, и всякая другая чертовщина. Гд нашему уму понять это: мы ничего не знаемъ. Сходи сюда, колдунья, сходи, злая вдьма! Сходи же, говорятъ теб!

Мистриссъ Фордъ. Полно, мой добрый, мой милый мужъ! Господа, не позволяйте ему бить эту старуху.

Входятъ Фальстафъ въ женскомъ платье и мистриссъ Пэджъ.

Мистриссъ Пэджъ. Идемъ, бабушка Потчъ! идемъ — давай руку!

ФОРДЪ КОЛОТИТЪ ПЕРЕОДТАГО СТАРУХОЙ ФАЛЬСТАФА.

Картина англійскаго художника X VIII вка Дэрно (Durno). (Большая Бойделевская галлерея).

Фордъ. Вотъ я ее отпотчую! (Бьетъ Фальстафа). Вонъ отсюда, вдьма поганая, свиная туша, подлая дрянь — вонъ сію же минуту! Вотъ я теб поколдую! вотъ я теб погадаю!

(Фальстафъ уходитъ.)

Мистриссъ Пэджъ. Какъ вамъ не стыдно? Вы, кажется совсмъ убили бдную женщину.

Мистриссъ Фордъ. Очень можетъ быть что убилъ. Это очень похвально съ вашей стороны.

Фордъ. На вислицу ее, вдьму!

Эвансъ. По моему соображенію, эта женщина дйствительно колдунья. Я не люблю, когда у женщины большая борода, а у этой изъ-подъ платка вокругъ лица я усмотрлъ большую бороду.

Фордъ. Угодно вамъ слдовать за мной, господа? Умоляю васъ, слдуйте за мною и дождитесь развязки моей ревности. Если моими криками я не наведу васъ ни на чей слдъ, не врьте мн больше никогда.

Пэджъ. Что жъ, исполнимъ еще разъ его прихоть. Пойдемте, господа. (Уходятъ вс, кром мистриссъ Пэджъ и мистриссъ Фордъ.)

Мистриссъ Пэджъ. Ну, правду сказать, избилъ онъ его самымъ жалостнымъ образомъ.

Мистриссъ Фордъ. Совсмъ нтъ, по моему мннію — самымъ безжалостнымъ.

Мистриссъ Пэджъ. Надо освятить эту палку и повсить ее надъ алтаремъ: она оказала великую услугу.

Мистриссъ Фордъ. Ну, какъ же вы теперь полагаете? Можемъ мы, не измняя женской скромности и чистой совсти, продолжать мстить ему?

Мистриссъ Пэджъ. Я уврена, что духъ распутства уже изгнанъ изъ него. Если чортъ не взялъ его въ вчное и потомственное владніе, то полагаю, что онъ откажется отъ всякой дальнйшей попытки противъ насъ.

Мистриссъ Фордъ. А разскажемъ мы нашимъ мужьямъ, какъ мы удружили ему?

Мистриссъ Пэджъ. Конечно, разскажемъ, хотя бы только для того, чтобъ выгнать изъ головы вашего мужа вс его сумасбродства. Если они по совсти ршать, что этого бднаго, жирнаго развратника слдуетъ наказать построже, мы опять примемъ это дло на себя.

Мистриссъ Фордъ. Я пари держу, что они захотятъ осрамить его публично, да и я полагаю, что наша потха останется неконченною, если онъ не будетъ публично осрамленъ.

Мистриссъ Пэджъ. Ну, такъ идемъ ковать желзо, надо его ковать, пока горячо.

(Уходятъ).

СЦЕНА III.

Комната въ гостиниц Подвязки.

Входятъ хозяинъ гостиницы и Бардольфъ.

Бардольфъ. Сэръ, нмцы просятъ у васъ трехъ лошадей. Самъ герцогъ прідетъ завтра ко двору, и они желаютъ выхать къ нему на встрчу.

Хозяинъ. Какой же это герцогъ детъ такъ секретно? Я ничего не слыхалъ о немъ при двор. Поговорю я самъ съ этими господами. Говорятъ они по-англійски?

Бардольфъ. Точно такъ, сэръ. Я позову ихъ къ вамъ.

Хозяинъ. Лошадей они получатъ, но я заставлю ихъ заплатить — повыцжу ихъ. Цлую недлю весь мой домъ былъ въ ихъ распоряженіи, и я отказывалъ моимъ другимъ гостямъ. Пусть же теперь раскошеливаются: я ихъ порастрясу. Идемъ.

(Уходятъ).

СЦЕНА IV.

Комната въ дом Форда.

Входятъ Пэджъ, Фордъ, мистриссъ Пэджъ, мистриссъ Фордъ и Эвансъ.

Эвансъ. Это одна изъ самыхъ прекрасныхъ женскихъ идей, какія только мн случалось встрчать.

Пэджъ. И онъ обимъ вамъ прислалъ эти письма въ одно и то же время?

Мистриссъ Пэджъ. Въ одну и ту же четверть часа.

Фордъ.

Прости жена — и съ этихъ поръ ужъ длай,

Что вздумаешь. Скоре буду я

Подозрвать въ холодности свтъ солнца,

Чмъ въ втренной неврности тебя.

И честь твоя теперь для человка,

Который былъ недавно еретикъ,

Незыблема, какъ вра.

Пэджъ.

Ну, прекрасно.

Не будьте въ извиненьяхъ такъ же крайни,

Какъ прежде въ оскорбленьяхъ. Лучше мы

Обдумаемъ нашъ планъ. Пусть наши жены

Еще разокъ, чтобы доставить намъ

Публичную комедію, назначатъ

Свиданье этой старой туш тамъ,

Гд мы могли бъ поймать его на мст

И проучить.

Фордъ.

Намъ лучше ничего

Не выдумать придуманнаго ими.

Пэджъ. Какъ, послать ему сказать, что въ полночь он будутъ ждать его въ парк? Фи! Фи! Онъ ни за что не придетъ.

Эвансъ. Вы говорите, что его ввергали въ рку и жестоко били подъ одеждою старой женщины. Поэтому, я полагаю, страхъ до такой степени овладлъ имъ, что онъ не придетъ. Плоть его, какъ я думаю, настолько наказана, что онъ пересталъ имть всякія вожделнія.

Пэджъ. Я то же думаю.

Мистриссъ Фордъ.

Придумайте вы только, чмъ его

Вамъ уличить, когда придетъ, а средство,

Чтобъ онъ пришелъ, ужъ мы вдвоемъ пріищемъ.

Мистриссъ Пэджъ.

Есть старое преданье, что охотникъ

И бывшій стражъ въ лсу виндзорскомъ Гернъ

Въ полночный часъ всю зиму бродитъ въ парк,

Съ огромными, втвистыми рогами,

Вкругъ одного изъ тамошнихъ дубовъ,

И такъ деревья сушитъ, портитъ скотъ,

И молоко коровье превращаетъ

Въ коровью кровь, и цпью такъ трясетъ,

Что всякаго беретъ и страхъ, и ужасъ.

Вы слышали, я думаю, объ этомъ

И знаете, что суеврно-глупый

Старинный вкъ ту сказку принималъ

За истину и нашимъ поколньямъ

За истину ее-же передалъ.

Пэджъ.

Да — и теперь еще такихъ не мало,

Которые боятся проходить

Въ полночный часъ въ сосдств дуба Герна.

Но что же намъ изъ этого?

Мистриссъ Фордъ.

А то,

Что сэръ Фальстафъ придетъ къ намъ на свиданье

Подъ этотъ дубъ, переодвшись Герномъ,

Съ огромными рогами.

Пэджъ.

Хорошо.

Положимъ, что придетъ онъ непремнно

И въ этомъ одяньи. Что жъ тогда?

Что сдлать съ нимъ по вашему проекту?

Мистриссъ Пэджъ.

И это мы придумали. Вотъ планъ:

Мы дочь мою Нанетту и меньшого

Изъ сыновей моихъ, да четверыхъ,

Или троихъ дтей такого жъ роста

Однемъ эльфами и феями, въ цвта

Зеленый съ блымъ, головы жъ украсимъ

Гирляндами изъ восковыхъ свчей

И погремушками снабдимъ.

Когда же Фальстафъ, я и она сойдемся — вдругъ

Они изъ рва сосдняго вс вмст,

И дико распевая, налетятъ

На насъ троихъ. Увидвъ ихъ, мы об

Отъ ужаса ударимся бжать,

Они же окружатъ тотчасъ Фальстафа

И рыцаря поганаго начнутъ

Щипать, толкать и спрашивать, какъ смлъ

Онъ, въ этотъ часъ волшебныхъ ихъ забавъ,

Въ священный ихъ пріютъ, и въ этомъ вид,

Войти?

Мистриссъ Фордъ.

И пусть пока всей правды онъ

Не скажетъ — пусть лсные духи щиплютъ

Безъ устали его и тутъ же жгутъ

Свчами восковыми.

Мистриссъ Пэджъ.

А какъ только

Сознается, мы выйдемъ вс, рога

Съ чудовища мы снимемъ и проводимъ

Домой, въ Виндзоръ, съ насмшками.

Фордъ.

Да вы

Должны дтей настроить хорошенько,

Иначе имъ не сдлать ничего.

Эвансъ. Я обучу дтей тому, что имъ предстоитъ совершить. Да и самъ переоднусь обезьяной для того, чтобы жечь рыцаря свчкой.

Фордъ. Отлично. Я сейчасъ пойду купить масокъ.

Мистеръ Пэджъ.

Царицей фей моя Нанетта будетъ

Въ чудесномъ бломъ плать.

Пэджъ.

Для него

Матеріи сейчасъ куплю я. (Въ сторону). Тутъ же

Ее похититъ Слендеръ, и тотчасъ

Въ Итон обвнчается. (Вслухъ). Скоре

Къ Фальстафу посылайте.

Фордъ.

Нтъ, я самъ

Пойду опять подъ именемъ Потока,

И онъ свои предположенья мн

Разскажетъ. Да, онъ явится наврно.

Мистриссъ Пэджъ.

Ужъ это несомннно. Ну, идемъ

Костюмы припасать для нашихъ духовъ.

Эвансъ. Да, примемся за работу. Это увеселеніе наипріятное, и обманъ наичестнйшій.

(Эвансъ, Пэджъ и Фордъ уходятъ).

Мистриссъ Пэджъ.

Ну, мистриссъ Фордъ, теперь скорй къ Фальстафу

Пошлите, чтобъ узнать его отвтъ.

(Мистриссъ Фордъ уходитъ).

Я — къ доктору, мое расположенье

Онъ пріобрелъ, и ужъ никто другой

На Анн Пэджъ не женится. Вотъ Слендеръ

Хоть и богатъ, но идіотъ, а мой

Супругъ его другимъ предпочитаетъ.

У доктора — и деньги, и друзья

Съ значеньемъ при двор. Да, я ручаюсь —

Хоть двадцать тысячъ будь достойнйшихъ людей,

Но женится лишь онъ на дочери моей!

(Уходитъ).

Англійскій актеръ 18 в. Гендерсонъ (Henderson) въ роли Фальстафа. Рисунокъ извстнаго англо-нмецкаго художника Рамберга (Joann Heinrich Ramberg, 1763—1840).

СЦЕНА V.

Комната въ гостиниц Подвязки.

Входятъ хозяинъ и Сэмпль.

Хозяинъ. Чего теб надо, деревенщина? чего, толстокожее чучело? Ну, говори, пропускай сквозь зубы, излагай. Да покороче, поживе, чтобъ разъ, два — и готово.

Сэмпль. Да извольте видть, сэръ, я пришелъ поговорить съ сэромъ Джономъ Фальстафомъ отъ имени мистера Слендера.

Хозяинъ. Вотъ его комната, его домъ, его замокъ, его постоянная постель и временная постель. Надъ нею только-что расписана исторія блуднаго сына. Ступай, стучи, зови: онъ откликнется теб, какъ антропофагъ. Стучи же, говорятъ теб.

Сэмпль. Въ его комнату вошла старая женщина, толстая, старая женщина. Я осмлюсь, сэръ, подождать, пока она выйдетъ. Я пришелъ поговорить съ ней.

Хозяинъ. Что? толстая женщина? Рыцаря могутъ обокрасть. Я позову его. Эй, неизмримый рыцарь, неизмримый сэръ Джонъ, отвтствуй твоими воинственными легкими: тамъ ли ты? Это твой хозяинъ, твой эфессецъ зоветъ тебя!

Фальстафъ (сверху). Что надо, хозяинъ?

Хозяинъ. Тутъ татаринъ-цыганъ ждетъ выхода отъ тебя твоей толстухи. Спровадь ее внизъ, чудовище, — спровадь, не позорь моихъ комнатъ. Фу! интимности! Фу! какая гадость!

Входитъ Фальстафъ.

Фальстафъ. У меня, хозяинъ, дйствительно только-что была старая, толстая женщина, но она ушла.

Сэмпль. Позвольте узнать, сэръ, это не ворожея ли брентфордская былау васъ?

Фальстафъ. Она самая, раковина ты устричья. А теб до нея какое дло?

Сэмпль. Мой баринъ, мистеръ Слендеръ, увидавъ, что она идетъ по улиц, послалъ меня за ней — спросить, что какъ, значитъ, нкій Нимъ укралъ у него цпочку, такъ у него ли, у этого самаго Нима, эта цпочка?

Фальстафъ. Объ этомъ я говорилъ со старухой.

Сэмпль. Что же она сказала, смю спросить?

Фальстафъ. Да сказала, что человкъ, который стибрилъ у мистера Слендера цпочку, и есть тотъ самый, который укралъ ее.

Сэмпль. Мн бы желательно было поговорить съ нею самой. Баринъ веллъ поразспросить ее еще кой о чемъ другомъ.

Фальстафъ. О чемъ же это — говори?

Хозяинъ. Говори, да живе!

Фальстафъ. Скрыть не смй.

Хозяинъ. А скроешь — тутъ теб и смерть!

Сэмпль. Да пустяки, сэръ — все на счетъ миссъ Анны Пэджъ, велно узнать — написано ли на роду моему барину или не написано жениться на ней?

Фальстафъ. Написано, написано.

Сэмпль. Что, сэръ, написано?

Фальстафъ. Что онъ женится на ней или не женится. Ступай, скажи, что старуха такъ отвчала мн.

Сэмпль. И я могу имть смлость такъ и сказать, сэръ?

Фальстафъ. Да-съ, имйте эту смлость, сэръ.

Сэмпль. Покорнйше благодарю вашу милость. Этимъ извстіемъ я обрадую моего барина. (Уходитъ).

Хозяинъ. Ты мудрецъ, ты мудрецъ, сэръ Джонъ. Такъ у тебя была ворожея?

Фальстафъ. Конечно, была, хозяинъ — и отъ нея узналъ я больше, чмъ выучился за всю свою жизнь. И не только ничего не заплатилъ за эту науку — еще мн заплатили.

Входитъ Бардольфъ.

Бардольфъ. Сэръ, сэръ, несчастіе! Это воровство, чистое воровство!

Хозяинъ. Гд мои лошади? отвчай, какъ слдуетъ, varletto!

Бардольфъ. Удрали вмст съ ворами. Какъ только мы миновали Итонъ — а я, какъ вамъ извстно, сидлъ позади одного изъ нихъ — они меня сбросили въ грязную яму, потомъ пришпорили лошадей,— и поминай, какъ звали, точно три нмецкихъ чорта, три доктора Фауста.

Хозяинъ. Они просто поспшили навстрчу герцогу, негодяй. Не смй говорить, что они убжали: нмцы честные люди.

Входитъ сэръ Гугъ Эвансъ.

Эвансъ. Гд хозяинъ?

Хозяинъ. Что угодно, сэръ?

Эвансъ. Смотрите хорошенько за вашими жильцами. Только-что въ нашъ городъ пріхалъ одинъ изъ моихъ друзей, онъ разсказываетъ, что какіе-то три вора-нмца обокрали всхъ содержателей гостиницъ въ Родинг, въ Майденгед и въ Кольбруг, забрали и деньги, и лошадей. Для вашей же пользы говорю вамъ — берегитесь. Вы человкъ умный, такъ и сыплете остроуміемъ — поэтому не пристало вамъ быть обманутымъ. Прощайте. (Уходитъ).

Входитъ докторъ Каюсъ.

Каюсъ. Гд хозяинъ?

Хозяинъ. Здсь, господинъ докторъ, въ большомъ смущеніи и затруднительной дилемм.

Каюсъ. Не могу сказать, что все это значитъ, но мн сказали, что вы длаете большія приготовленія для какого-то duc de larmany. Даю вамъ честное слово, что никакого герцога при двор не ожидаютъ. Говорю это, желая вамъ добра. Adieu! (Уходитъ).

Хозяинъ. Кричи, зови на помощь, бездльникъ! Помогите мн, рыцарь: я пропалъ! Бги же, бездльникъ, кричи, зови! Я пропалъ. (Хозяинъ и Бардольфъ уходятъ).

Фальстафъ. Я желалъ бы, чтобы весь міръ надули, потому что меня самого надули, да вдобавокъ еще отколотили. Ну, если бы при двор узнали, какимъ превращеніямъ я подвергался и какъ, въ этихъ превращеніяхъ, меня выкупали и избили — мой жиръ вытопили бы изъ меня капля за каплей и смазали бы этою жидкостью сапоги рыбаковъ. Ужъ это врно, что они до тхъ поръ бичевали бы меня своими шуточками и остротами, пока я не съежился бы, какъ высушенная груша. Страшно не везетъ мн съ тхъ поръ, какъ я смошенничалъ, играя въ примеро. Ахъ, если бы у меня хватило силы читать молитвы — я бы покаялся!

Входитъ мистриссъ Квикли.

Фальстафъ. Ну, отъ кого ты опять?

Квикли. Да отъ обихъ, сэръ.

Фальстафъ. Чортъ побери одну, а его матушка — другую! Вотъ он и устроятся об! Изъ-за нихъ я вынесъ больше, гораздо больше, чмъ можетъ вытерпть мерзкая непрочность человческой натуры.

Квикли. А он разв мало вынесли? Много, поврьте мн. Особенно одна изъ нихъ, мистриссъ Фордъ. Ее, голубушку, до того избили, что все тло въ синякахъ и черныхъ пятнахъ — ни одного мстечка благо.

Фальстафъ. Что ты мн толкуешь о синихъ и черныхъ пятнахъ? Меня самого отдули такъ, что я раскрасился всми цвтами радуги, да еще чуть не схватили вмсто брентфордской вдьмы. Еслибъ удивительная моя находчивость не помогла мн представить изъ себя обыкновенную старуху — каналья констебль засадилъ бы меня, какъ вдьму, въ колодку, въ тюремную колодку.

Квикли. Сэръ, позвольте поговорить съ вами въ вашей комнат. Я поразскажу вамъ, какъ идетъ дло, и ручаюсь, что вы останетесь довольны. Вотъ вамъ письмо — изъ него узнаете кое-что. Ахъ, сердечные мои, сколько труда-то, труда, чтобы свести васъ! Ужъ врно кто-нибудь изъ васъ не служитъ Богу, какъ слдуетъ, иначе не было бы у васъ такихъ хлопотъ.

Фальстафъ. Пойдемъ въ мою комнату.

(Уходятъ).

СЦЕНА VI.

Другая комната въ той же гостиниц.

Входятъ Фентонъ и хозяинъ.

Хозяинъ. И не говорите со мною, мистеръ Фентонъ. У меня на душ тяжело. Я отказываюсь отъ всего.

Фентонъ.

Но выслушай меня. Коль согласишься

Ты мн помочь, клянусь, какъ джентльменъ,

Я дамъ теб сто фунтовъ золотыми

Сверхъ денегъ тхъ, что потерялъ ты нынче.

Хозяинъ. Я выслушаю васъ, мистеръ Фентонъ, и ужъ во всякомъ случа не выдамъ вашей тайны.

Фентонъ.

Уже не разъ ты слышалъ отъ меня,

Что Анну Пэджъ прекрасную люблю я

Отъ всей души, моей любви она

Отвтила, на сколько можетъ лично

Собой распоряжаться, и какъ разъ,

Какъ я желалъ. Теперь она прислала

Ко мн письмо вотъ это, удивитъ

Оно тебя. Потха, о которой

Въ ней пишется, съ намреньемъ моимъ

Такъ связана, что разсказать о первой

И о другомъ не объявитъ — нельзя.

Въ потх той большую роль играетъ

Толстякъ Фальстафъ. Изъ этого письма

Узнаешь вс подробности. Такъ слушай,

Любезнйшій хозяинъ. Нынче ночью,

Межъ полночью и часомъ, Нанъ моя

Изображать должна у дуба Герна

Царицу фей, съ какою цлью — это

Ты изъ письма узнаешь. Но отецъ

Ей приказалъ, чтобъ въ этомъ самомъ вид,

Когда совсмъ въ разгар будетъ фарсъ,

Она въ Итонъ со Слендеромъ бжала

И тамъ съ нимъ обвнчалась — и она

На это согласилась. Слушай дальше:

Но мать ея, которой этотъ бракъ

Не по-сердцу — она всегда стояла

За Каюса — ршила такъ, что дочь

Похититъ онъ, когда вс остальные

Ролями увлекутся, и тотчасъ

Съ ней подъ внецъ пойдетъ въ своемъ приход,

Гд ждетъ уже священникъ. Притворяясь

Покорною такому плану, Анна

И доктору согласье ужъ дала.

Теперь вотъ дло въ чемъ: отецъ желаетъ,

Чтобъ дочь была вся въ бломъ, и когда

Въ удобную минуту Слендеръ руку

Ея возьметъ и скажетъ, что пора —

Она уйдетъ съ нимъ въ этомъ самомъ плать.

Напротивъ, мать ршила, для того,

Чтобъ докторъ могъ узнать ее — вс будутъ

Подъ масками — зеленый балахонъ

Надть на дочь и лентами украсить

Всю голову, и долженъ докторъ къ ней

Приблизиться въ удобную минуту

И за руку щипнуть, давая знакъ

За нимъ идти. И Анна согласилась.

Хозяинъ.

Кого жъ она ршилась обмануть —

Отца иль мать?

Фентонъ.

Обоихъ, мой добрйшій,

Чтобъ убжать со мною. И теперь

Все дло въ томъ, чтобъ ты добылъ пастора,

Который бы насъ въ церкви ожидалъ

Межъ полночью и часомъ, и навки

Торжественнымъ обрядомъ намъ сердца

Соединилъ.

Хозяинъ.

Ну, хорошо, идите

Улаживать вашъ планъ, а я сейчасъ

Къ викарію. Давайте лишь двицу —

Священника вамъ не придется ждать.

Фентонъ.

Навки ты меня обяжешь этимъ,

Да и сейчасъ тебя я награжу. (Уходятъ).

ДЙСТВІЕ ПЯТОЕ.

СЦЕНА I.

Комната въ гостиниц Подвязки.

Входятъ Фальстафъ и мистриссъ Квикли.

Фальстафъ. Ну, довольно, довольно болтать. Ступай — я приду. Это будетъ ужъ въ третій разъ. Надо надяться, что нечетныя числа самыя счастливыя. Ступай-же, ступай! Говорятъ, что въ нечетныхъ числахъ волшебная сила, къ чему бы они ни относились, — рожденію, всей жизни, или смерти. Проваливай!

Квикли. Я вамъ достану цпь, постараюсь также, во что бы то ни стало, добыть пару роговъ.

Фальстафъ. Проваливай, говорятъ теб: голову вверхъ и маршъ мелкой рысцой.

(Мистриссъ Квикли уходитъ).

Входитъ Фордъ (переодетый).

Фальстафъ. А, мистеръ Потокъ! Наше дло, мистеръ Потокъ, ршится или сегодня ночью, или никогда. Приходите около двнадцати часовъ въ паркъ, къ дубу Герна — увидите чудеса.

Фордъ. А разв вчера вы не ходили къ ней на условленное свиданье?

Фальстафъ. Ходилъ, мистеръ Потокъ, какъ видите, старикомъ, а вернулся, мистеръ Потокъ, старухой. Этотъ мерзавецъ Фордъ, ея мужъ, одержимъ самымъ бшенымъ дьяволомъ ревности, какой когда-либо сидлъ въ бшеномъ человк. Скажу я вамъ, что онъ сильно исколотилъ меня, переодтаго старухой, въ образ же мужчины, мистеръ Потокъ, я съ простымъ навоемъ въ рук не побоюсь и Голіафа, притомъ, я знаю, что жизнь тоже, что ткацкій челнокъ. Теперь мн некогда. Пойдемте со мной — я разскажу вамъ все, мистеръ Потокъ. Съ тхъ поръ какъ я щипалъ гусей, бгалъ отъ своихъ учителей и погонялъ кнутикомъ кубарь, до вчерашняго дня я не зналъ, что значитъ быть поколоченнымъ. Пойдемте со мной: я разскажу вамъ странныя вещи про этого мерзавца Форда. Сегодня ночью я отомщу за себя и передамъ его жену въ ваши руки. Пойдемте со мной! Чудныя вещи приготовляются. Идемъ!

(Уходятъ).

СЦЕНА II.

Виндзорскій паркъ.

Входятъ Пэджъ, Шэлло и Слендеръ.

Пэджъ. Идите, идите. Мы спрячемся въ дворцовый ровъ и будемъ лежать тамъ до тхъ поръ, пока увидимъ огоньки нашихъ фей. Не забудь, сынокъ Слендеръ, мою дочь.

Слендеръ. Еще бы забыть! Я говорилъ съ ней, и мы условились, какъ узнать другъ друга. Я подойду къ той, которая будетъ въ бломъ, и скажу ей: ‘тсъ’, а она крикнетъ: ‘тише’! Вотъ по этимъ словамъ мы и узнаемъ другъ друга.

Шэлло. Это очень хорошо, но для чего тутъ твое тсъ и ея тише? По блому платью ты и безъ того узнаешь ее. Однако десять часовъ пробило.

Пэджъ. Ночь темна, огни и привиднія будутъ поэтому очень эффектны. Да пошлетъ небо удачу нашей потх! Тутъ никто не замышляетъ злого дла, кром дьявола, а его мы узнаемъ по рогамъ. Ну, идемъ. Слдуйте за мной.

(Уходятъ).

СЦЕНА III.

Дорога, ведущая въ паркъ.

Входитъ мистриссъ Пэджъ, мистриссъ Фордъ и докторъ Каюсъ.

Мистриссъ Пэджъ. Итакъ, докторъ, моя дочь въ зеленомъ плать. Когда вы улучите удобную минуту, берите ее за руку, отправляйтесь въ приходскую церковь, и кончайте дло скоре. Теперь — идите въ паркъ, мы об должны идти вмст.

Каюсъ. Я знаю, что мн длать. Adieu!

Мистриссъ Пэджъ. До свиданья, сэръ. (Каюсъ уходитъ). Моего мужа не такъ развеселитъ потха надъ Фальстафомъ, какъ разсердитъ женитьба доктора на моей дочери. Но — все равно. Легкое ворчанье лучше тяжелаго горя.

Мистриссъ Фордъ. Гд же Нанетта со своими феями и валлійскимъ дьяволомъ Гугомъ?

Мистриссъ Пэджъ. Вс они притаились во рву, подл дуба Герна, и закрыли свои огни, но въ ту самую минуту, какъ Фальстафъ сойдется съ нами, они вдругъ освтятъ ночную темноту.

Мистриссъ Фордъ. Это непремнно испугаетъ его.

Мистриссъ Пэджъ. Если онъ не испугается, будетъ все-таки осмянъ, a испугается — осмютъ еще больше.

Мистриссъ Фордъ. Мы ловко проведемъ его.

Мистриссъ Пэджъ.

Такихъ развратниковъ дурачить, надувать —

Не значитъ никогда бесчестно поступать.

Мистриссъ Фордъ. Часъ приближается. Къ дубу, къ дубу!

(Уходятъ).

СЦЕНА IV.

Виндзорскій паркъ.

Входятъ сэръ Гугъ Эвансъ (переодтый) и феи.

Эвансъ. Маршъ, маршъ, феи! За мной! Не забывайте нашихъ ролей, a главное — не робйте. Слдуйте за мною въ ровъ, и, какъ только я подамъ сигналъ — длайте, какъ сказано. Идемъ, идемъ! Маршъ, маршъ!

(Уходятъ).

СЦЕНА V.

Другая часть парка.

Входитъ Фальстафъ, переодтый Герномъ.

Фальстафъ. Виндзорскій колоколъ пробилъ двнадцать: роковая минута приближается. Теперь да помогутъ мн боги съ пламенною кровью! Припомни, о, Юпитеръ, что ты сдлался быкомъ для твоей Европы, любовь заставила тебя надть рога. О, всемогущая любовь! Въ однихъ случаяхъ ты превращаешь животныхъ въ людей, въ другихъ — людей въ животныхъ. Юпитеръ, и въ лебедя превращался ты изъ любви къ Лед! О, всемогущая любовь! какъ мало недоставало въ то время для того, чтобъ богъ сдлался гусемъ! Первый грхъ, совершенный тобой, о, Юпитеръ, въ вид животнаго — животный грхъ, второй сдланъ въ вид блой птицы, но самъ по себ черный — подумай объ этомъ, Юпитеръ! Ужъ если у боговъ такъ горяча кровь, то что остается длать бднымъ людямъ? Вотъ я сдлался виндзорскимъ оленемъ, и, полагаю, жирне звря нтъ въ здшнемъ лсу? О, Юпитеръ, навй прохладу на время моей течки, иначе, кто упрекнетъ меня въ томъ, что я весь истеку жиромъ? Кто-то идетъ сюда. Не моя ли лань?

Входятъ мистриссъ Фордъ и мистриссъ Пэджъ.

Фальстафъ, переодтый Герномъ, мистриссъ Фордъ и мистриссъ Пэджъ въ Виндзорскомъ парк. Картина Роберта Смирка (Rob. Smirke) (Малая Бойделвская галлерея).

Мистриссъ Фордъ. Сэръ Джонъ, ты здсь, мой олень, мой дорогой олень?

Фальстафъ. О, моя черношерстная лань! Пусть теперь небо льетъ картофельный дождь, пусть громъ раскатывается на голосъ: ‘ахъ, рукавчики зеленые мои!’, пусть сыплется градъ изъ ароматныхъ лепешекъ, пусть бушуетъ метель изъ ванили, пусть разразится буря плотскихъ искушеній — я нашелъ себ пріютъ вотъ гд!

(Цлуетъ ее).

Мистриссъ Фордъ. Мистриссъ Пэджъ пришла со мною, дорогой мой.

Фальстафъ. Длите меня, какъ принесеннаго въ даръ оленя — каждой по одной ног. Бока я оставлю для себя, лопатки отдаю лсному сторожу, а рога уступаю вашимъ супругамъ! А каковъ я охотникъ, a? Не похожъ ли, какъ дв капли воды, на охотника Герна? Ну, на этотъ разъ Купидонъ оказался добросовстнымъ мальчишкой: онъ вознаграждаетъ меня за прошлое. Не будь я истое привидніе, если вашъ приходъ не восхищаетъ меня! (За сценой шумъ).

Мистриссъ Пэджъ. Господи помилуй, что это за шумъ?

Мистриссъ Фордъ. Прости намъ, Господи, наши прегршенія!

Фальстафъ. Что бы это значило?

Мистриссъ Фордъ и мистриссъ Пэджъ. Бжимъ! бжимъ! (Убгаютъ).

Фальстафъ. Я полагаю, что дьяволъ не хочетъ моего грхопаденія, боясь, чтобъ сало, которымъ я наполненъ, не зажгло весь адъ — иначе, онъ не сталъ бы такъ мшать мн.

Входятъ сэръ Гугь Эвансъ, одтый сатиромъ, Пистоль въ вид лсного духа Гобгоблина, миссъ Анна Пэджъ, одтая какъ царица фей, въ сопровожденіи брата, мистриссъ Квикли и другихъ въ костюмахъ фей, съ зажженными свчами на головахъ.

Царица фей.

Феи зеленыя, черныя, блыя, срыя феи,

Луннаго свта подруженьки, дти-сиротки судьбинъ,

Тни ночной темноты, принимайтесь за дло скоре,

Долгъ исполняйте! Зови ихъ на дло, герольдъ-Гобгоблинъ!

Пистоль.

Эльфы, внемлите, внемлите! умолкните, рзвые духи!

Слушай, сверчокъ: облети ты вс кухни Виндзора и тамъ,

Гд очага не убрали, огня не гасили стряпухи,

Такъ ихъ щипли ты, чтобъ цвтъ ежевики придать синякамъ:

Не терпитъ владычица свтлая фей

Ни грязныхъ покоевъ, ни грязныхъ людей!

Фальстафъ.

Здсь феи собрались. Я знаю — кто ршится

Имъ слово хоть сказать, тотъ съ жизнью распростится.

Зажмурясь, лягу я. Ничей на свт глазъ

Не долженъ видть ихъ затйливыхъ проказъ.

(Ложиться ничкомъ).

Эвансъ.

Гд Бидъ? Лети! Когда бъ найти теб случилось

Двицу, что предъ сномъ три раза помолилась,

Ты грезы сладкія на душу ей навй.

И пусть уснетъ она невиннымъ сномъ дтей,

Но тхъ, которыя въ минуту усыпленья

Не вздумали просить грхамъ своимъ прощенья —

Тхъ щиплетъ пусть твоя сердитая рука

Въ голени, спину, грудь и плечи, и бока.

Царица фей.

За дло, за дло! О, духи, летите,

Весь замокъ виндзорскій снаружи, внутри обыщите,

Разсыпьте вы счастье повсюду въ жилищ священномъ,

Чтобъ вчно стоялъ онъ въ величьи своемъ неизмнномъ,

Достойный властителя дома сего,

Какъ этотъ властитель достоинъ его!

Натрите старательно кресла всхъ орденскихъ членовъ почтенныхъ

Бальзамомъ душистымъ и сокомъ изъ разныхъ цвтовъ драгоцнныхъ,

И пусть благодатное небо съ сдалищъ, одеждъ и щитовъ

Во-вкъ не стираетъ ихъ честныхъ гербовъ!

Вы, феи луговъ, образуйте кружокъ на подобье подвязки,

И пойте ночною порою свои вдохновенныя сказки,

И мсто, гд вы соберетесь, пусть будетъ свжей, зеленй,

Чмъ зелень всхъ нашихъ полей!

Пурпурныхъ и блыхъ цвтовъ, изумрудной травы наберите

И ими Ноппі sou qui mal y pense напишите.

На мсто сафировъ и перловъ, шитья изъ шелковъ драгоцнныхъ,

Что блещутъ у рыцарей славныхъ кольцомъ на колняхъ согбенныхъ:

Цвты замняютъ, вдь буквы у фей.

Разсйтесь же духи — летите скорй!

Но первый пока не пробилъ еще часъ — не забудете врно

Вы пляску обычную нашу вкругъ дуба охотника Герна.

Эвансъ.

Давайте же руки другъ другу, въ кружокъ становитесь сейчасъ,

А двадцать большихъ свтляковъ фонарями послужатъ у насъ,

Чтобъ мы танцовать, не сбиваясь, подъ дубомъ родимымъ могли.

Но стойте, я чую, что здсь человкъ серединной земли!

Фальстафъ. Да защититъ меня небо отъ этого валлійскаго духа, не то онъ превратитъ меня въ кусокъ сыра.

Пистоль.

Гнуснйшій червь, ты проклятъ отъ рожденья!

Царица фей.

Огнемъ испытанья коснитесь вы пальцевъ его.

Коль чистъ онъ, огонь не сожжетъ ничего

И тихо отклонится. Если жъ отъ боли онъ вздрогнетъ, то смло

Ршайте, что это развратника гнуснаго тло.

Пистоль.

Начнемъ испытанье!

Эвансъ.

Начнемъ —

Увидимъ, обхватится-ль дерево это огнемъ?

(Вс жгутъ Фальстафа свчами).

Фальстафъ. Ай, ай, ай!

Царица фей.

Нечистъ, нечистъ, въ желаньяхъ развращенъ!

Скоре же его со всхъ сторонъ

Съ язвительною пснью окружайте

И, вкругъ его носясь, щипайте и щипайте!

Псня.

Срамъ всмъ грховнымъ помышленьямъ,

Срамъ похотливымъ вожделньямъ!

Огонь кровавый — сладострастье,

Огонь, зажженный грязной страстью!

Начало въ сердц онъ кладетъ,

Но дунетъ мыслью онъ все вверхъ, и вверхъ идетъ!

Щипайте, щипайте безъ устали, феи,

Щипайте за гнусныя, злыя зати,

Щипайте и жгите, вертите въ рукахъ,

Пока не погаснутъ съ свчами и звзды съ луной въ небесахъ!

(Во время этой псни феи щиплятъ Фальстафа. Докторъ Каюсъ выходитъ съ одной стороны и уводитъ фею въ зеленомъ плать, Слендеръ — съ другой и уводитъ фею въ бломъ, затмъ Фентонъ похищаетъ Анну Пэджъ. За сценою слышится шумъ охоты. Вс феи разбгаются. Фальстафъ сбрасываетъ свои рога, встаетъ съ земли и хочетъ бжатъ).

Входятъ Пэджъ, Фордъ, мистриссъ Пэджъ и мистриссъ Фордъ и останавливаютъ его.

Пэджъ.

Нтъ, стой! куда? Надюсь, вы теперь

У насъ въ рукахъ. Неужто вы иначе

Не можете успть, какъ въ вид Герна

Охотника?

Мистриссъ Пэджъ.

Довольно. Этотъ фарсъ

Я васъ прошу окончить. Ну, добрйшій

Сэръ Джонъ, какъ вамъ виндзорскія бабенки

Понравились? (Мужу, указывая на рога Фахьстафа.)

Неправда ль, милый мужъ,

Что это украшенье дорогое

Не такъ пристало городу, какъ лсу?

Фордъ. Ну, сэръ, кто теперь рогоносецъ? Мистеръ Потокъ, Фальстафъ негодяй, рогатый негодяй, вотъ его рога, мистеръ Потокъ. Изъ всего имущества Форда, мистеръ Потокъ, онъ воспользовался только его корзиной съ грязнымъ бльемъ, его палкой и двадцатью фунтами денегъ, которые онъ долженъ уплатить мистеру Потоку. Въ обезпеченіе этой уплаты взяты его лошади, мистеръ Потокъ.

Мистриссъ Фордъ. Намъ не повезло, сэръ Джонъ, мы никакъ не могли сойтись. Что жъ длать? Теперь ужъ я не хочу имть васъ моимъ любовникомъ, но моимъ оленемъ вы всегда останетесь.

Фальстафъ. Я начинаю замчать, что изъ меня сдлали осла.

Фордъ. Да — и сверхъ того, вола. Доказательства на лицо.

Фальстафъ. И это были не феи? Три или четыре раза мн самому приходило въ голову, что это не феи. Но угрызенія моей совсти, внезапное отуманеніе моихъ умственныхъ способностей заставили меня принять грубый обманъ за чистую монету и, наперекоръ всякому здравому смыслу, поврить, что все это феи. Вотъ въ какого олуха превращается умъ, когда его направишь въ дурную сторону.

Эвансъ. Сэръ Джонъ Фальстафъ, служите Богу и отрекитесь отъ дурныхъ помысловъ, и тогда феи не будутъ щипать васъ.

Фордъ. Отлично сказано, эльфъ Гугъ.

Эвансъ. А васъ я прошу отречься отъ вашей ревности.

Фордъ. Я до тхъ поръ не буду ни въ чемъ подозрвать мою жену, пока ты не начнешь любезничать съ ней на чистомъ англійскомъ язык.

Фальстафъ. Неужели мой мозгъ высохъ отъ солнца до того, что не въ силахъ предохранить меня отъ такого грубаго обмана? Неужели валлійскій козелъ могъ одурачить меня? Неужели меня можно было нарядить въ валлійскую дурацкую шапку? Теперь, значитъ, мн осталось только подавиться кускомъ жаренаго сыра.

Эвансъ. Сыръ не идетъ къ жиру, а вашъ желудокъ одинъ жиръ.

Фальстафъ. Сыръ и жиръ! И я дожилъ до того, что надо мной издвается человкъ, острящій такъ тупо! Да этого достаточно, чтобъ убить во всемъ государств распутство и страсть къ ночнымъ похожденіямъ.

Мистриссъ Пэджъ. И какъ это, сэръ Джонъ, вы могли подумать, что дьяволъ — если бы даже мы и вытолкали въ шею добродтель изъ нашего сердца и, безъ всякаго зазрнія совсти, отдали себя аду — заставилъ бы насъ плниться вами?

Фордъ. Плниться такой требухой, такимъ тюкомъ льну?

Мистриссъ Пэджъ. Такою тушей?

Пэджъ. Такимъ старымъ, холоднымъ, истертымъ, невыносимо-вонючимъ человкомъ?

Фордъ. И злоязычнымъ, какъ самъ сатана?

Пэджъ. И нищимъ, какъ Іовъ?

Фордъ. И нечестивымъ, какъ его жена?

Эвансъ. И преданнымъ блуду и харчевнямъ, и хересу, и прочимъ винамъ, и меду, и пьянству, и ругательствамъ, и мошенничеству, и всему иному прочему?

Фальстафъ. Продолжайте, я ваша мишень, перевсъ на вашей сторон. Я разбитъ, я не способенъ даже отвчать валлійскому войлоку, само невжество попираетъ меня ногами. Длайте со мной, что хотите.

Фордъ. А мы сдлаемъ, сэръ, вотъ что: сведемъ васъ въ Виндзоръ, къ нкоему мистеру Потоку, у котораго вы стибрили деньги, пообщавшись ему быть его сводникомъ. Изъ всхъ мученій, какія вы вынесли, самымъ горькимъ для васъ, я полагаю, будетъ возвращеніе этихъ денегъ.

Пэджъ. Не горюй, однако, рыцарь. Сегодня вечеромъ я угощу тебя ужиномъ и дамъ случай посмяться надъ моей женой, которая теперь смется надъ тобой: ты скажешь ей, что на ея дочери женился мистеръ Слендеръ.

Мистриссъ Пэджъ (въ сторону). Нкоторые доктора сомнваются въ этомъ. Если Анна Пэджъ моя дочь, то въ настоящую минуту она жена доктора Каюса.

Входитъ Слендеръ.

Слендеръ. Охъ, охъ! Ай, ай, ай! Батюшка Пэджъ!

Пэджъ. Что, сынокъ, что? Устроилъ дло?

Слендеръ. Устроилъ! Самый умный человкъ въ Глостершир не добьется тутъ толку — вотъ хоть сейчасъ повситься!

Пэджъ. Да что же случилось, сынокъ?

Слендеръ. Пришелъ я въ Итонъ внчаться съ миссъ Анной Пэджъ, а она оказалась здоровеннымъ парнемъ. Не будь это въ церкви, я исколотилъ бы его, или онъ исколотилъ бы меня. Не сойди я съ этого мста, если я не думалъ, что иду съ Анной Пэджъ, и вдругъ она — почтальонъ.

Пэджъ. Ну, стало быть, вы ошиблись — это несомннно.

Слендеръ. Для чего вы говорите мн это? Конечно, ошибся, если принялъ мальчика за двушку. Но хоть онъ и нарядился въ женское платье, мн его не надо было-бы, хотя бы я даже обвнчался.

Пэджъ. Ну, это вы сами сглупили. Разв я не сказалъ вамъ, какъ узнать мою дочь по платью?

Слендеръ. Да я и подошелъ къ той, что была въ бломъ — и сказалъ ей: ‘Tcъ!’ a она сказала мн: ‘тише!’ какъ условились мы съ Анной. И все-таки вышло, что это не Анна, а почтальонъ.

Мистриссъ Пэджъ. Добрый Джорджъ, не сердись. Узнавъ о вашемъ замысл, я одла мою дочь въ зеленое, и въ настоящую минуту она, конечно, обвнчана съ докторомъ въ приходской церкви.

Входитъ Каюсъ.

Каюсъ. Гд мистриссъ Пэджъ! Чортъ меня побери, я въ дуракахъ! Я женился на garon, на мальчик, на paysan, чортъ меня побери, на мальчик — не на Анн Пэджъ, чортъ меня побери! Я въ дуракахъ.

ФАЛЬСТАФЪ, ОКРУЖЕННЫЙ МНИМЫМИ ЭЛЬФАМИ и ФЕЯМИ.

Картина Роберта Смирка (Rob. Smirke) (Большая Бойделевская галлерея).

Мистриссъ Пэджъ. Да вы взяли ту, что была въ зеленомъ?

Каюсъ. Да, чортъ меня побери, а вышло, что это мальчикъ. Я подыму на ноги весь Виндзоръ, чортъ меня побери. (Уходитъ).

Фордъ. Это странно! Кому же досталась настоящая Анна?

Пэджъ. Мое сердце предчувствуетъ. Вотъ идетъ мистеръ Фентонъ.

Входятъ Фентонъ и Анна Пэджъ.

Пэджъ. Что это значитъ, мистеръ Фентонъ?

Анна. Простите, добрый батюшка! Простите, добрая матушка!

Пэджъ. По какому же это случаю, сударыня, вы не пошли съ мистеромъ Слендеромъ?

Мистриссъ Пэджъ. Почему это, сударыня, вы не пошли съ докторомъ?

Фентонъ.

Совсмъ ее смутили вы. Всю правду

Я вамъ скажу. Готовили вы ей

Постыдный бракъ безъ всякаго влеченья

Взаимнаго. Но знайте, что она

И я давно обручены, отнын жъ

Такъ крпокъ нашъ союзъ, что разорвать

Его ничто не въ силахъ. Святъ проступокъ,

Свершенный ею, и нельзя его

Назвать непослушаніемъ, обманомъ,

Отсутствіемъ почтенія, вдь, этимъ

Она себя избавила навкъ

Отъ тысячи проклятій богохульныхъ,

Что вызывалъ бы постоянно въ ней

Насильный бракъ.

Фордъ.

Ну, полно огорчаться:

Вдь этому ничмъ не пособишь.

Въ любви всмъ правитъ Богъ. Помстья покупаетъ

За деньги человкъ, женъ небо посылаетъ.

Фальстафъ. Я очень радъ, что ваша стрла, хотя вы и прицлились въ меня, попала въ васъ самыхъ.

Пэджъ.

Да, тутъ ничмъ не пособишь. Ну, Фентонъ,

Пошли вамъ Богъ и радости, и счастья!

Чего нельзя избгнуть, то должны

Мы принимать.

Фальстафъ.

Когда собаки ночью

Охотятся — всю дичь легко поднять.

Мистриссъ Пэджъ.

Довольно мн сердиться!

(Фентону). Много, много

Веселыхъ дней пусть небо вамъ пошлетъ!

Любезный мужъ, теперь домой вс вмст

Отправимся — (Фальстафу) вы тоже съ нами, сэръ —

И у камина вмст посмемся

Надъ нашею продлкою въ лсу.

Фордъ.

Пусть будетъ такъ.

(Фальстафу). Однако, общанье,

Потоку данное, сдержали вы, сэръ Джонъ:

Вдь точно съ мистриссъ Фордъ ночуетъ нынче онъ. (Уходятъ).

П. Вейнбергъ.

ЭВАНСЪ: ‘Изъ-подъ платка вокругъ лица’ (дйствіе IV, сцена 2).

(Платки вокругъ лица — muffler—, какъ ихъ носили провинціалъныя дамы во времена Шекспира).

Примчанія ко II-му тому.

Въ составленіи примчаній ко II-му тому приняли участіе Зин. Венгерова и С. А. Венгеровъ. Нкоторыя примчанія принадлежатъ переводчикамъ.

ВИНДЗОРСКІЯ ПРОКАЗНИЦЫ.

(The merry wifes of Windsor).

Стр. 447. Я перенесу это дло въ ‘Звздную Палату’.

‘Звздная Палата’ — зала засданія уголовнаго суда въ Вестминстер: потолокъ ея былъ расписанъ золотыми звздами.

Стр. 447. Да, Слендеръ — и Cust-alorum

Cust-alorum — сокращеніе латинскаго custos rotulorum, хранитель актовъ. Слендеръ этого термина не понимаетъ, также какъ ‘coram’ (передъ) и ‘armigero’ (оруженосецъ). (Слова изъ офиціальной подписи судьи: ‘Jurat coram me, Roberto Shallow, armigero’ т. е. клянется предо мною, Робертомъ Шэлло, оруженосцемъ (эсквайромъ) — Слендеръ принимаетъ за дворянскій титулъ Шэлло.

Стр. 448. Сказывали мн, что въ Котзел ее обогнали.

Котзель (Cotsall, въ дйствительности Cots wold) въ Глостершайр, холмистая мстность, гд происходили извстные бга.

Стр. 448. Но не цловалъ дочери вашего лсничаго —

вроятно цитата изъ старой, потерянной баллады.

Стр. 449.

Ахъ ты бенбурскій сыръ (Banbury cheese).

Насмшка надъ худобой Слендера. Бенбюри городокъ въ Оксфордшайр, извстный изготовленіемъ тощихъ сыровъ. ‘Сними платье и ты будешь, какъ бенбурскій сыръ, состоящій только изъ корки’ говорится въ современной Ш. пьес ‘Jack Drum’s Entertainment’. На худобу Слендера указываетъ и Пистоль, обзывая его въ слдующей фраз Мефистофелемъ (намекъ на спутника Фауста въ пьес Марло).

Стр. 449. Клянусь этими перчатками…

Перчатки были предметомъ большого щегольства во времена Шекспира, и Слендеръ изъ фатовства клянется перчатками, какъ признакомъ того, что онъ слдитъ за модой.

Стр. 450.

Ахъ, ты, пришлецъ изъ горъ.

Валисцевъ постоянно дразнили ихъ гористой суровой родиной. Въ ‘Генрих V’ много насмшекъ по этому поводу. Стр. 450.

Что скажешь ты на это, Джонъ Румяный

(Въ ориг.: Scarlet and John — такъ звали двухъ товарищей популярнаго разбойника Робинъ-Гуда въ старой англійской баллад). Scarlet — багровый — намекъ на красный носъ Бардольфа.

Стр. 450. …если бы могъ получитъ мою книгу псенъ и сонетовъ.

Шекспиръ, какъ предполагаютъ, иметъ ввиду лирическія стихотворенія лорда Сэррей и др., появившіяся въ 1557 г. подъ заглавіемъ: Songes and Sonnets, written by the Right Ноnorable Lord Henry Howard, late Earl of Surrey and others.

Стр. 450. Гд моя ‘Книга Загадокъ’ —

Здсь имется ввиду книга ‘The Booke of Merry Riddles’, очень популярная во времена Шекспира.

Стр. 452.

Спущеннаго Секерсона я видлъ разъ двадцать.

Секерсонъ — имя медвдя, котораго часто спускали съ цпи и травили въ Paris-Ganden, вблизи театра шекспировскаго ‘Глобусъ’.

Стр. 454. A y него цлый легіонъ серебряныхъ ангеловъ —

Ангелъ — монета съ изображеніемъ ангела. Эта игра двумя значеніями слова ‘ангелъ’ — изъ наиболе частыхъ у Шекспира.

Стр. 454. Она — Гвіана вся полная золота и щедрости.

Намекъ на разсказы о богатствахъ Гвіаны сэра Вальтера Ралэя посл его экспедиціи въ Южную Америку, въ 1596 г.

Стр. 454. И значитъ я, носящій на бедр

Булатный мечъ, Пандаромъ Трои стану

Пандаръ (о которомъ см. дале въ ‘Троил и Крессид’) считался типичнымъ представителемъ сводничества, такъ какъ онъ былъ посредникомъ между Троиломъ и собственной племянницей Крессидой.

Стр. 458. Кажется, никакой легкостью въ обращеніи не могла я подать этому фламандскому пьяниц…

Фламандцы имли репутацію пьяницъ во времена Шекспира. Въ ‘Отелло’ Яго говоритъ, что англичанинъ перепьетъ даже толстопузаго голландца.

Стр. 460.

Въ иныхъ вещахъ надежда — песъ безхвостый (a curtail dog), т. е. собака, у которой обрзали хвостъ въ знакъ того, что она больше не годится для охоты.

Стр. 460. Или пока кукушка не запла.

По народному поврью, которое Шекспиръ часто приводить въ своихъ пьесахъ, кукушка высмиваетъ своимъ кукованьемъ обманутыхъ мужей.

Стр. 460.

Ни въ чемъ не поврю такому китайцу.

Китаецъ (Cataian — отъ стараго англійскаго названія Китая Catai) — былъ синонимомъ мошенника.

Стр. 462. Проваливай въ свой замокъ Петчъ.

(Въ ориг.: to your manor of Pickt-hatch, go).

Pickt-hatch — часть Лондона, имвшая дурную славу, вслдствіе множества расположенныхъ тамъ домовъ терпимости. Фальстафъ иронически называетъ Pickt-hatch помстьемъ Пистоля.

Стр. 462.

и даже — это еще поважне — пенсіонеры.

Пенсіонеры (pensioners) — члены королевской лейбъ-гвардіи, состоявшей изъ знатныхъ и видныхъ изъ себя военныхъ.

Стр. 468. У тихихъ ручейковъ, въ честь коихъ птички малы и т. д.

Чтобы заглушить страхъ, Эвансъ поетъ отрывки изъ разныхъ псенъ, безсвязно сочетая ихъ. Первые четыре стиха взяты изъ стихотворенія Марло ‘The passionate shepherd to his love’ (сборникъ ‘The passionate pilgrim’), ‘Я возсдалъ у вавилонскихъ водъ’ — переложеніе 137 псалма.

Стр. 469. Я прожилъ на свт восемъдесять лтъ съ лишнимъ.

Это число (fourscore years and up ward) не опредленіе точнаго возраста Шалло, a обычное обозначеніе старости.

Стр. 470. Что теб нравится больше: руководитъ моими глазами или смотрть на пятки твоего барина?

По обычаю того времени, знатныя и богатыя дамы брали съ собой, отправляясь гулять, щегольскихъ пажей, которые шли впереди своихъ госпожъ, мужчинъ же сопровождалъ мальчишка, идущій сзади. Должность пажа была почетне, на что указываютъ слова м-ссъ Пэджъ и отвтъ Робина.

Стр. 471.

Ужель ты мой, брильянтъ небесный…

Въ ориг.: Have I caught my heavenly jewel.

Начало одной псни изъ сборника Sidney’s as trophel and Stella.

Стр. 471.

Онъ водитъ дружбу съ нашимъ безпутнымъ принцемъ…

Въ этихъ словахъ указаніе на то, что въ ‘Виндз. Проказн.’ Фальстафъ изображенъ не посл опалы при Генрих V, а во время дружбы съ принцемъ Галемъ. Комедія эта — одинъ изъ эпизодовъ его прежней жизни.

Стр. 481.

Тетка моей горничной, толстая баба изъ Брентфорда. —

Намекъ на опредленное лицо, веселую трактирщицу въ Брентфорд, мстечк между Виндзоромъ и Лондономъ, ея остроты и шутки собраны были Робертомъ Коплэндомъ въ книг ‘Jyl of Brendford’s Tastament’.

Стр. 486.

его постоянная постель и временная постель

(his standing-bed and trucklebed). Trucklebed — низенькая складная кровать, которая помщалась подъ обыкновенной кроватью и выдвигалась изъ подъ нея въ случа надобности.

Стр. 486. Твой эфессецъ зоветъ тебя

Эфесцы (Ephesians) — шуточное прозвище гулякъ.

Стр. 491. Пустъ теперь льется картофельный дождь,

…пустъ бушуетъ мятель изъ ванили —

Картофель и ваниль часто приводятся у современниковъ Шекспира въ числ возбуждающихъ средствъ (aphrodisiaca).

Стр. 491. Дти-сиротки судьбинъ (you orphan heirs of fixed destiny). Шекспиръ разуметъ подъ этими словами дтей земныхъ родителей, усыновленныхъ по вчнымъ ршеніямъ рока феями.

Виндзорскія проказницы.

Примчанія ко II-му тому.

Читайте также: