Вильям Питт
Вильям Питт
(Окончание в следующем номере.)
——
Вильям Питт
Вильям Питт
(Окончание.)
(Из лонд. вед.)
——
Вильям Питт, Питт Уильям, Год: 1806
Время на прочтение: 7 минут(ы)
Может быть во всем мире нет человека, равного Питту в красноречии, в искусстве государственного управления, в величии духа и твердости, которые при самых опасных обстоятельствах поселяют в душах граждан доверенности. Да будет нам дозволено предаться чувству горести, в кротких словах напомнить его заслуги, и по возможности изобразить его характер.
Питт родился 8 мая 1758 года, в то самое время, когда английское оружие, управляемое советами его родителя, побеждало во всех частях земного шара. Сей великий муж, в часы отдыха, посвящаемые семейству, занимался образованием второго своего сына, обрабатывал его способности, сообщал душе его силу и бодрость, воспламенял в сердце его огонь добродетельного честолюбия, указывал ему на славное поприще свое, и готовил его для красноречия, для вольности, для отечества.
Подкрепленный такими началами воспитания и примером знаменитого отца, молодой Питт отправился в Кембриджский университет для усовершенствования себя в науках. Скоро он отличился любовью к учебным занятиям, склонностью к делам, философическими познаниями, благородным поведением, остроумием, живостью и веселостью, которыми пленял в часы свободы.
Из Кембриджа перешел в Линкольнс-Инн. Надпись над домом, в котором жил Питт, и теперь еще напоминает, каким уважением он пользовался от тамошних жителей. Его прилежание и любовь к наукам почитались примерными. Он был допущен в судилища по окончании известного времени, назначенного постановлениями общества. Едва успел сделать начало практическому упражнению, — уже гений отечества призывал его к отправлению важнейших должностей, едва увидел он пользу воспитания, предписываемого законами — уже надлежало ему явиться на театре дел государственных в качестве первого министра.
Надобно вспомнить, при каких обстоятельствах он избран членом парламента. — В каком положении находилась нация! Надобно вспомнить, сколь слабую надежду она тогда имела поддержать свою независимость и наслаждаться прежним благоденствием. — Беспокойство нашего любезнейшего монарха, отца народа — соперничество ораторов, остроумцев, политиков в прениях о законодательстве — пренебрежение, оказываемое молодости Питта, — пренебрежение, от которого не защитило его имя почтенное и знаменитое! — Питт явился в подобии ангела строгого и вместе любезного, явился — и толпище крикунов, людей злых и пронырливых, блистающих только богатством и связями — оцепенело! Он начал говорить — и ораторы торжественно признались, что настала новая эпоха парламентского красноречия. Явился новый Цицерон — и не стало Кальвов, Крассов, Антониев! Раздались громы Демосфена! Перуны его ослепляли взоры! Внезапно исчезла гордость Эсхина! Забыт сильный голос самого Перикла! Первые речи Питта не похожи ли были на высокопарное витийство молодого ученика, недавно окончившего свой курс? нет! Они были писаны под руководством ума твердого, показывали врожденную проницательность оратора, соединенную с опытностью! Питт открыл истины внутренней и внешней политики с такою же быстротою гения, с какою Ньютон, без всяких усилий угадал математические доказательства Эвклидовы! Не был ли он похож на тех людей, которые умно говорят и пишут, а глупо действуют? Совсем нет! В двадцать три года от роду заняв министерское место канцлера казначейства — самое скользкое и опасное — благоразумием своим, осторожностью, силой и пособиями гения он показал, что умеет преодолевать великие трудности. Коалиция, грозившая отнять у короны законную власть, на некоторое время лишила государя услуг Питта. Сия коалиция из британской монархии почти сделала аристократию, которая необходимо долженствовала быть слабою, несогласною, разорительною для отечества, соответственною выгодам государств чужестранных, словом, во всем сходною с тою, которая изнуряла Швецию, начиная от кончины Карла XII даже до 1772 года. Король и народ пришли в смущение, его величество спас государство, закрыл парламент свой и не допустив утвердить билль, во всем сходный с тем актом, которым Карл I лишен власти закрывать заседание парламента. Король и отечество с общего согласия прибегли к испытанным талантам Питта. Если бы на сей случай недостало в нем искусства, — если б он не захотел всем жертвовать для короля и отечества, — если б его дарования и добродетели не превзошли общей надежды: тогда солнце Английской Монархии закатилось бы на веки! Уже более двадцати лет парламенты и философы воздвигали во Франции ненавистную олигархию на развалинах законной власти монархической. Их первые успехи приготовили революцию, Если б коалиция взяла верх, если б билль г-на Фокса, относительно восточной Индии, был принят, тогда Англия, угнетаемая слабою, мятежною аристократиею, в 1792 году по необходимости сделалась бы якобинскою демократиею, и с нею случилось бы то же, что с Франциею. Если б г. Питт умер скоро после того, как избавил короля и отечество из челюстей коалиции, — и тогда заслуги его превышали бы все награды общественной признательности!
Но это было не что иное, как только начало. Надлежало восстановить порядок и ввести бережливость в государственных приходах и расходах, — восстановлен порядок, введена бережливость. Надлежало обуздать неистовство тех, которые хотели перемен политических, — неистовство обуздано самым осторожным образом. Надлежало сделать, чтобы подати служили побудительными причинами к промышленности, надлежало снять с нее бремя, от которого она прежде ослабевала, — то и другое совершено с наилучшим успехом. Надлежало возвратить Англии ее потерянное влияние на твердую землю, — со времени восшествия е. в. на престол, когда было оно столь сильно, как от 1785 до 1788 года? Надлежало заключить выгодные договоры, союзные и торговые, не показывая однако ни коварства ни честолюбия, которые могли бы имя англичан сделать ненавистным, — подписанные тогда договоры не свидетельствуют ли, что сии условия соблюдены в точности? Надлежало поддержать достоинство и святость церкви в Англии и ограничить благодеяния терпимости вер, — всем известно, что сие исполнено с желаемым успехом! Когда его дарования перестали удивлять своею новостью, тогда он должен был помышлять о средствах утвердить свою славу. Кто не признается, что во все время своего министерства Питт силою ума превосходил — как говорят самые неприятели его — всех предместников? Кто не признается, что из числа людей, ежегодно являющихся на театре дел общественных, не было ни одного, который мог бы сравниться с Питтом? Кому не известно, что в затруднительных обстоятельствах каждый раз единодушно ожидали спасения от Питта — от одного Питта из всех верных сынов отечества, из всех людей государственных?
Никогда не забудут перелома, бывшего в 1788 году. Предположим на час, что сторона, побежденная Питтовою твердостью, одержала верх. Что из того следовало бы? Не пала ли бы корона к ногам аристократии? Законная сила исполнительной власти не пришла ли бы в крайнее изнеможение? Корона, правосудие, церковь и народ не испытали ль бы ужасов революционного якобинизма? Питт, защищая своего монарха от воплей мятежников, которые хотели регентства, спас в другой раз короля, народ и конституцию! Руки, менее сильные, в подобном случай уронили бы бразды, тогда сокрушилась бы колесница государства!
Вильям Питт: [Биогр. очерк] // Вестн. Европы. —— 1806. —— Ч.26, N 5. —— С.69-75.
Когда настала эпоха французской революции, эпоха новая в истории взаимных отношений между государствами Европы, — Питт прилежно наблюдал ход ее и успехи, не торопился принять решительные меры и старался удалить грозящую войну, которая могла бы поколебать благоденствие народное, едва расцветшее под благодатным влиянием мира и промышленности. Все мудрые планы, заблаговременно начертанные Питтом, остались бы тщетными, если б при исполнении их недостало в нем благоразумия, твердости, необыкновенной проницательности. Надлежало постигнуть духом пророческим все зло, которое скрывала в себе пагубная революция, несмотря на прекрасную наружность ее, надлежало отвратить почтеннейших особ от стороны аристократической, которая против его вооружалась, — отвратить их от союза, в который они вмешались почти нечувствительно, — привлечь их на сторону Конституции и престола! надлежало охладить исступление якобинцев и успокоить партию роялистов, которая пылала мщением! надлежало укротить буйные умы, которые готовы были начать войну междоусобную! надлежало низвергнуть внутри государства стоглавную гидру якобинизма, и в то же время противопоставить силу такому неприятелю, который торжествовал вне отечества! Сколь разительны тогда долженствовали быть громы его вещаний в парламенте! сколь велики труды в совете! сколь неусыпны попечения об удержании при себе народной доверенности! сколь деятельны усилия удовлетворять все требования наших союзников, требования, каких в другое время они не предложили бы без нарушения законов справедливости! Рассмотрев, что должен был сделать сей великий муж, и что он должен был вытерпеть, нельзя не изумиться, как один человек мог нести такое тяжкое иго! По крайней мере его попечения увенчаны вожделенным успехом. Он видел, что британская морская сила господствовала над морями с большей властью, нежели когда-нибудь прежде, видел, как войска его отечества без помощи союзников побеждали неприятеля, где только с ним ни встречались. Он умел соединить выгоды торговли с выгодами художеств, и сделать их надежною подпорою войны, чего прежде никогда не бывало. Он утвердил могущество государства, соединив Ирландию с Великобританией, один только Питт отважился предложить о сем, хотя история обоих королевств и представляет подобные примеры. Он дал способы Англии побеждать Францию во всех частях земного шара, между тем как Франция побеждала всех своих неприятелей. Долг чести заставил его удалиться из государственного совета. — В сие время заключен мир с революционною Франциею, мир, который навсегда отделил нас от твердой земли, и оставил Англию одну почти, против всей Европы, изнемогающей под игом похитителя чужого престола. Питт с горестью взирал на происшествия, но не хотел своими прекословиями мешать советам, которые государь его признал полезными. Предвидя новую войну неизбежною, он почел бездействие свое противным должности. Лишь только Питт принял бразды правления, державы твердой земли воспрянули от сна порабощения, и решились сбросить с себя оковы. Коалиция, составленная против Бонапарта, казалась невозможною до тех пор, пока не сделалась всем известною. Положим, что успехи на первый случай не соответствовали нашей надежде, однако не должно совершенно отчаиваться, пока не оставлены будут правила и цель, которые служили основанием коалиции. Как бы то ни было, мы видим, что корона, дворянство и народ ныне теснее соединены между собою, нежели были прежде, начиная от занятия английского престола ганноверским домом. Чем внимательнее рассматриваем заслуги, оказанные Питтом отечеству, тем более удостоверяемся, что в важнейшие эпохи нашей истории он был четыре раза спасителем монархии и Конституции.
Питт бескорыстием своим не уступал никому из министров, никому из людей государственных, о которых история упоминает с похвалою. Если по наружности Питт казался гордым для тех, которые видели его вне дома, — это происходило от уверенности в своем достоинстве, и оттого, что он всегда занят был такими мыслями, которые не дозволяли ему обращать внимание свое на постороннее предметы. Человек, превосходящий других своим умом и своим званием, по необходимости кажется гордым для тех, которые в подобных обстоятельствах действительно были бы надуты гордынею. Уверяют, что Питт любил простоту и веселость в обхождении с людьми в часы свободные. Он также находил удовольствие в приятельских разговорах и беседах, но для них никогда не забывал о своей должности. Низкие чувства личности были совершенно ему чужды. Доходы от мест своих он издерживал на приличное себя содержание, и подобно невинному младенцу, не заботился о запасе для будущего времени. Он был честолюбив, но какое честолюбие управляло его поступками? то, которое должно одушевлять благородно мыслящего человека, — то, которое воспламеняет желание превзойти всех усердием ко благу своего отечества, целой Европы, всего человеческого рода, — то, которое возбуждает стремление сделаться первым министром, первым оратором, первым патриотом, Питт завидовал славе своего родителя, завидовал для того, чтобы сравниться с ним великими подвигами. Дружба нежная и верная была идолом его сердца. Ничто столько не огорчило его, как гонение на лорда Мельвиля, который долгое время разделял с ним труды. Многие люди охотно признаются, чем они обязаны его великодушной дружбе. Сердце его ревностно желало счастья всем людям, и не завидовало блестящим талантам… и кому он мог завидовать? кому мог завидовать тот, кто жил только для отечества? Его здоровье расстроилось от чрезвычайных трудов и беспрестанных попечений о благоденствии сограждан.
За семь или восемь недель перед смертью он был совершенно здоров, наружность его не показывала никакой слабости. Медики посоветовали ему отправиться в Бат, но болезнь не облегчилась. Решась возвратиться в Лондон к открытию заседаний в парламенте, он почувствовал крайнее изнеможение, и поехал в Путней, свое поместье. Там желудок его перестал варить пищу, горячка лишила его последних сил. Питт умер с бодростью и спокойствием, которые во все продолжение жизни были главными чертами его характера.
Вильям Питт: (Окончание): (Из Лонд. вед.) // Вестн. Европы. — 1806. —— Ч.26, N 6. —— С.130-135.