Веверлей, или Шестьдесят лет назад. Часть II, Скотт Вальтер, Год: 1814

Время на прочтение: 76 минут(ы)

ВЕВЕРЛЕЙ,
ИЛИ
ШЕСТЬДЕСЯТЪ ЛТЪ НАЗАДЪ.

СОЧИНЕНІЕ
Сира Вальтера Скотта.

ЧАСТЬ II.

МОСКВА.
Въ Типографіи Императорскаго Московскаго Театра, 1827 года.
У Содержателя Н. Степанова.

Печатать позволяется съ тмъ, чтобы по напечатаніи, до выпуска въ продажу, представлены были въ Цензурный Комитетъ: одинъ экземпляръ сей книги для Цензурнаго Комитета, другой для Департамента Народнаго Просвщенія, два экземпляра для Императорской Публичной Библіотеки, одинъ для Императорской Академіи Наукъ. Москва, 1827 года, Іюля 4 дня. Сію рукопись разсматривалъ Ординарный Профессоръ Надворный Совтникъ

едоръ Денисовъ.

ГЛАВА I.
Веверлей продолжаетъ свое путешествіе.

Собравшись съ мыслями, Веверлей съ удивленіемъ увидлъ, что пещера пуста, вставши, внимательно посмотрлъ во кругъ себя, но везд царствовало глубокое уединеніе. Коли бы онъ не примтилъ очага, покрытаго огромною кучею пепла, остатками ужина, состоявшаго частію въ сожженыхъ, частію въ оглоданныхъ костяхъ и двухъ огромныхъ пустыхъ чашъ, то и не подумалъ бы, что находится въ жилищ Дональда и его шайки. У входа въ пещеру увидлъ, что до острея скалы, гд были еще остатки сигнальнаго огня, можно достигнуть маленькою тропинкою, произведенною природою и руками человческими. Достигши до площадки, онъ сперва подумалъ, что не льзя идти дале землею, и что жители пещеры выходили только озеромъ, но скоро примтилъ неровности въ гранит, послужившія ему лстницею, чтобы взобраться на высоту скалы. Съ трудомъ перешедъ ее, но крутому и опасному спуску дошелъ онъ до пустынныхъ береговъ озера, имвшаго около четырехъ миль длины и мили полторы ширины, окруженнаго совершенно дикими горами, на вершинахъ коихъ бродилъ еще утренній туманъ.
Эдуардъ удивился, съ какимъ искуствомъ выбрано это мсто для обитанія. Скала, на которую взошелъ онъ по тропинк почти непримтной, представляла только ужасную пропасть, прерывавшую всякое сообщеніе. Не возможно было по положенію озера подумать, что съ другой стороны есть обширная и глубокая пещера, и если кто либо не видалъ какъ ходятъ барки, или кто либо не измнилъ тайн, то пещера была совершенно безопасна для обитателей, будучи снабжена състными припасами. Удовлетворивъ любопытство, Эдуардъ посмотрлъ на вс стороны, надясь примтить Эвана Дгю или слугу: они не могли быть далеко, куда бы не скрылся Дональдъ и его шайка, коихъ родъ жизни принуждалъ часто длать нечаянныя переселенія. Онъ не обманулся въ своихъ предположеніяхъ и примтилъ въ полумил отъ себя Горца, удящаго рыбу, отличилъ топоръ своего путеводителя и не сомнвался, что это Эванъ, или его другъ.
Приближаясь ко входу въ пещеру, онъ услышалъ звуки псни на тамошнемъ нарчіи, кои довели его до впадины, скрытой за густыми вязовыми втвями. Нимфа сего прелестнаго гроша заботилась о завтрак, состоявшемъ въ молок, лицахъ и ячменномъ хлб. Бдная двушка встала очень рано, обгала нсколько миль, чтобы достать лицъ, муки для пироговъ и другихъ припасовъ. Дональдъ и его шайка питались только мясомъ животныхъ, похищаемыхъ ими у обитателей долины. Хлбъ почитался роскошью, потому что имъ трудно было достать его.
Я долженъ замтить читателю, что хотя Аликса провела все утро въ отыскиваніи припасовъ для гостя, однако нашла время заняться и своимъ нарядомъ. Одежда ея была очень проста, но опрятна: она состояла въ маленькомъ красномъ корсет и короткой юбк, шитая малиновая повязка, называемая Snood, лежала на ея волосахъ, падавшихъ вьющимися локонами. Она сняла свой малиновой пладъ, чтобы удобне было готовить обдъ. Я забылъ сказать о наилучшемъ украшеніи Аликсы: у ней были серги и чешки, привезенныя Дональдомъ изъ Франціи, кои достались ему или на сраженіи, или въ город, взятомъ приступомъ. Станъ ея былъ очень строенъ, въ походк замтна простота и развязность, не похожая на неловкость обыкновенной крестьянки. При улыбк показывался двойной рядъ зубовъ блыхъ, какъ снгъ, ея пылкіе взоры выражали доброходстно къ Веверлею, а впрочемъ она не умла ни слова по Англійски. Ласковый пріемъ со стороны молодой прекрасной двушки показался бы молодому глупцу приглашеніемъ не довольствоваться обыкновенными учтивостями, но осмлюсь утверждать, что Аликса была бы также рада гостю старе его (на пр. Барону Брадвардину). Она нетерпливо желала, чтобы гость скоре слъ за завтракъ, коимъ занималась съ такою заботливостію. Когда Эдуардъ слъ за столъ, она сама важно сла на камень въ нсколькихъ шагахъ и высматривала случая прислужить.
Эванъ и слуга его возвращались тихими шагами, послдній несъ большую форель и уду, а Эванъ шелъ напередъ съ довольнымъ и торжествующимъ видомъ. Скоро подошли они къ мсту, гд Веверлей такъ пріятно былъ занятъ своимъ завтракомъ. Посл обыкновенныхъ привтствій Эванъ, устремивъ на него взоры, обратился къ молодой двушк и сказалъ ей нсколько словъ на ихъ язык, они заставили ее улыбнуться и примтно покраснть. Онъ зажегъ кусокъ труду, собралъ нсколько связокъ соломы и хворосту, и скоро развелъ большой огонь и поставилъ къ нему форель, а для увеличенія праздника вынулъ изъ подъ плада бараній рогъ, наполненный виски. Выпивъ прежде всхъ съ удовольствіемъ, сказалъ, что пилъ уже съ Дональдомъ Беанъ Леяномъ передъ его отъздомъ, и подалъ рогъ молодой Аликс и Веверлею, которые оба отказались. Тогда принявъ на себя видъ величія и доброты, подалъ его Дюгальду Магони, слуг своему: — этотъ, не дожидаясь вторичнаго предложенія, поспшилъ познакомиться съ напиткомъ. Эванъ пошелъ къ барк, попросилъ молодаго Офицера дождаться себя. Аликса наложила въ маленькую корзину все лучшее, закрылась пладомъ, приближалась къ Эдуарду, взяла его за руку и подставила щеку. Эванъ, слывшій любезникомъ между горными красавцами, подошелъ къ ней съ видомъ, показывавшимъ, что не льзя отказать ему въ такой же милости. Но Аликса схватила корзинку и какъ серна взбжала на утесъ, оборотилась къ нему, засмялась и сказала нсколько словъ по своему, Эванъ отвчалъ такимъ же голосомъ и на томъ же нарчіи, простилась съ Веверлеемъ рукою, пошла и скоро скрылась за кустарникомъ, но все еще слышался ея пріятный голосъ.
Путешественники наши подошли къ выходу изъ пещеры, и оттуда вошли въ барку, которую слуга Эвана поспшилъ отвязать, чтобы воспользоваться утреннимъ втрамъ, разпустилъ родъ изорваннаго паруса, а господинъ его слъ къ корн. Эдуардъ скоро примтилъ, что они хали въ сторону, совершенно противную той, откуда прихали вчера. Барка легко бжала по волнамъ, И Эванъ началъ разговоръ похвалою Аликс.
— Она тиха и смышлена, и притомъ лучшая плясунья на десять миль въ окружности. Эдуардъ сказалъ, что она заслуживаетъ такую похвалу.— Жаль только, прибавилъ онъ, что она осуждена вести такую печальную и опасную жизнь.
— Почему это? сказалъ Эванъ, стоитъ только пожелать ей какую бы ни было вещь въ Графств Пертскомъ, только бы эта вещь была не слишкомъ тяжела.
— Быть дочерью вора обыкновеннаго вора!….
— Обыкновеннаго вора? Дональдъ никогда не бралъ меньше стада.
— Такъ онъ воръ необыкновенный?….
— Нтъ, кто крадетъ корову у бдной вдовы, быка у крестьянина, тотъ воръ, но не тотъ, кто отнимаетъ стадо у какого нибудь Лерда. Взять дерево въ лсу, рыбу въ рк, коровъ у жителей долины не почитается Горцами за стыдъ.
— До чего доведетъ такой образъ присвоенія чужаго имущества?
— До того, чтобы умереть за законъ.
— За законъ?
У васъ это значитъ по закону, ш. е. взойти а вислицу подобно предкамъ: надюсь и онъ будетъ имть ли уже участь.
— Этаго желаете вы другу?
— Разв вы хотите, чтобы я пожелалъ ему умереть на связк соломы…. въ своей пещер…. какъ собак?
— Но что будетъ съ бдною Аликсоіо?
— Отецъ не будетъ боле покровительствовать и защищать ее, я возмусь за это….. женюсь на ней.
— Намреніе хорошо, но въ ожиданіи того, что Дональдъ будетъ вашимъ тстемъ, скажите, что онъ сдлалъ съ Баронскими коровами?
— Солнце не взошло еще надъ Бенъ-Леверсомъ, какъ слуга вашъ и Алланъ Кеннеди погнали ихъ отсюда. Не доставало только двухъ, кои но несчастно убиты прежде моего при зда. Стадо должно быть теперь въ Баллибруггскомъ дефиле и скоро придетъ въ Тюлли-Веоланской паркъ.
— Позвольте спросить, куда вы Пеня везете? спросилъ Эдуардъ.
— Куда, какъ не въ замокъ Гленнакоачь. Надюсь, что вы не хотли воротиться отсюда, не видвъ, нашего начальника?
— Далеко ли намъ до Гленнакоача?
— Не далеко, Вичь Янъ Воръ встртитъ насъ.
Спустя полчаса барка стала у берега. Высадивши Эдуарда на землю, два Горца отвели ее во впадину, заросшую тростникомъ и камышемъ, за которыми она была совершенно не видна. Эти предосторожности брали они, безъ сомннія, отъ Дональда Беанъ Леана.
Наши путешественники шли нсколько времени прекрасною долиною между горами, посреди коей бжалъ маленькій ручей. Эдуардъ опять началъ спрашивать о хозяин пещеры.
— Онъ тамъ всегда живетъ?
— О! совсмъ нтъ! Хитеръ будетъ, кто подсмотритъ вс его шаги. Дональдъ знаетъ вс уголки въ этой сторон.
— Можетъ быть господинъ вашъ и другіе даютъ ему убжище?
— Господинъ мой, отвчалъ Эланъ съ гордостію,— мой господинъ на небесахъ. Потомъ опять учтиво продолжалъ: Вижу, что вы хотите говорить о нашемъ начальник…. Нтъ, онъ не дастъ убжища Дональду, но, прибавилъ съ усмшкою, онъ дастъ ему воду и лсъ.
— Не великъ подарокъ: эти вещи здсь не рдки.
— Вы меня не понимаете: я разумю озеро и горы. Вы можете себ представить, что если нашъ начальникъ съ сильнымъ отрядомъ будетъ преслдовать Дональда въ Калишатскихъ лсахъ, то онъ не уйдетъ отъ него, или если какой молодецъ, я напримръ, поведу барки на озеро, то Королевская пещера не въ состояніи будетъ защищаться.
— Будетъ ли вашъ начальникъ защищать ее, если войско придетъ изъ долины?
— Конечно не будетъ, если оно придетъ именемъ закона.
— А что сдлаетъ Дональдъ?
— Онъ оставитъ эту сторону и удалится на горы Леттер-Скривена.
— А если и тамъ будутъ его преслдовать?
— Тогда онъ уйдетъ въ Ранночь къ брату.
— А если и туда за нимъ погонятся?
— Это не возможно, ни одинъ житель долины не пойдетъ дальше Баллибруггскаго дефиле безъ Сидіеръ Дею.
Сидіеръ Дею?— Это что такое?
— То есть, черные солдаты: такъ называются солдаты, наблюдающіе за порядкомъ и тишиной въ горахъ, Вичь Янъ Норъ командовалъ ими пять лтъ, а я былъ сержантомъ. Насъ называютъ черными потому, что носимъ тортаны сего цвта, а мы зовемъ солдатъ Короля Георга красными.
— Очень хорошо, Эванъ, но когда Король платилъ вамъ, вы были также солдатами Короля Георга.
— Правда, но теперь ни кто не можетъ сказать намъ, что мы солдаты Короля Георга: полгода онъ намъ не платилъ ни копйки.
Не чего было отвчать на это доказательство, и Веверлей заговорилъ опять о Дональд Беанъ Деан.
— Дональдъ, сказалъ онъ, беретъ только скотъ, или все, что попадется въ руки?
— Онъ не деликатной человкъ, ему все идетъ, но онъ предпочитаетъ коровъ, быковъ, лошадей и людей. Овцы тихо ходятъ, къ тому же ихъ не скоро и продашь въ этой сторон.
— Дональдъ похищаетъ также людей и женщинъ?
— Безъ сомннія, разв вы вчера не слыхали отъ него о Бальи, его выкупъ стоилъ 600 марокъ серебра, которыя веллъ онъ принести въ дефиле Баллибруггъ…. Я разскажу намъ славную шутку, сыгранную Дохгальдомъ за нсколько времени. Это было во время свадьбы старой вдовы Грамфейцеръ съ молодымъ Джилливакитомъ, который промоталъ все свое имніе въ игр, закладахъ, лошадиныхъ скачкахъ и проч. и по этому хотлъ жениться для наполненія сундуковъ. Дональдъ зналъ, что вдова была имъ обманута. Однажды вечеромъ онъ съ своими людьми схватилъ Джилливакиша, быстро перенесъ его на горы и оставилъ въ Королевской пещер. Тамъ онъ имлъ время условиться о выкуп и ни копйки не хотлъ сбавишь изъ ста тысячъ ливровъ.
— Ста тысячъ ливровъ?
— Да, но Шотландскою монетою. Невста не могла достать такой суммы, заложила все, до послдней нитки, но этому просила правителя Графства и начальника черныхъ солдатъ. Первый отвчалъ, что это до него не касается, потому что произошло за границею его владнія, а начальникъ отозвался тмъ, что войска отлучились за припасами и пока крпость не будетъ снабжена, онъ не ворошитъ ихъ ни для кого, потому что это противно выгодамъ Шотландіи. На Джилливакита пришла корь и ни одинъ лкарь не хотлъ лчить его. Я ихъ и не браню, потому что Дональдъ, коего поколотилъ когда-то какой-то Парижскій Докторъ, поклялся бросить въ озеро перваго встртившагося лкаря. Однакожъ добрыя старухи, знакомыя Дональду, заботились о Джилливакит, выводили его на чистой воздухъ, давали свжей овсяной похлебки, и онъ понравился текъ скоро, какъ будто спалъ на хорошей постел и лъ блый хлбъ съ краснымъ виномъ. Дональдъ, не знаю почему-то, отослалъ его, когда онъ сталъ ходить. Не могу вамъ точно сказать, какъ кончилось дло, но они разстались такъ довольны одинъ другимъ, что Дональдъ былъ позванъ на свадьбу, и кошелекъ его очень наполнился. Джилливакитъ говаривалъ, что ежели возьмутъ Дональда, онъ постарается избавить его.
И въ этихъ несвязныхъ разсказовъ, Эдуардъ старался узнать о состояніи горныхъ жителей, и можетъ быть ‘ни забавляли его гораздо боле, нежели нашихъ читателей. Шедши долгое время по скаламъ и кустарникамъ, Эдуардъ хотя зналъ, какъ Шотландцы великодушны въ изчисленіи разстояній, но началъ думать, что шесть миль Эвана удвоились. Онъ изъявилъ удивленіе, по чему Шотландцы не такъ умренны въ разстановк миль, какъ въ счет своею монетою.
— Къ чорту коротконогихъ, отвчалъ Эванъ, повторяя старинную пословицу.
Они услышали ружейный выстрлъ увидли передъ собою охотника съ собаками и услугою.
— Я не обманываюсь, сказалъ Дюгальдъ Маголи, это начальникъ.
— Нтъ, отвчалъ Эванъ повелительно, разв ты думаешь, что онъ пойдетъ встрчать Англійскаго дворянина безъ свиты, какъ простой Горецъ. Но приближаясь, принужденъ былъ сказать, съ примтнымъ смущеніемъ: — Это точно онъ, какъ при немъ нтъ ни кого, кром Каллумъ-Бега?
Фергусъ Мак-Иворъ былъ одинъ изъ тхъ людей, о коихъ Французъ сказалъ бы: il cannait bien son monde. Онъ не хотлъ важничать передъ молодымъ Англичаниномъ, представясь ему съ большою свитою, совершенно для сего неприличною, зналъ, что эта суетность показалась бы смшною, а не величественною. Онъ заботился о феодальной власти Шефа Клана и по этому остерегался показывать знаки собственнаго достоинства, и употреблялъ ихъ тогда, былъ когда увренъ, что они произведутъ дйствіе. Если бы онъ принималъ другаго Шефа, то конечно о круги илъ бы себя многочисленнымъ дворомъ, коему длалъ Эванъ такое пышное описаніе, но теперь разсудилъ, что приличне идти съ однимъ слугою. Горный житель, за нимъ слдовавшій, былъ видный молодой человкъ, онъ несъ охотничью суму и шпагу своего господина: онъ почти всегда бралъ ихъ, если куда либо выходилъ. Когда Фергусъ подошелъ ближе къ Веверлею, сей послдній былъ пораженъ благороднымъ и пріятнымъ видомъ Шефа. Фергусъ былъ средняго роста, но очень строенъ, и простая одежда Горцевъ увеличивала, казалось, его красоту. На немъ было платье изъ краснаго и благо тартана, остальная одежда такая же, какъ у Эвана, только вмсто всякаго оружія — оправленный въ серебро кинжалъ. Слуга, какъ мы уже сказали, несъ его клайморъ, а охотничье ружье, которое Шефъ держалъ въ рук, казалось, служило ему для забавы. Онъ застрлилъ дорогою нсколько молодыхъ утокъ, потому что (тогда не было позволенія, или запрещенія охотиться) куропатки были очень молоды. Все показывало, что онъ настоящій Шотландецъ, но въ чертахъ его не видно было грубости — отличія горныхъ жителей, и во всякой другой земл прослылъ бы онъ прекраснымъ мужчиною. Воинственный видъ, его шапка съ однимъ только простымъ орлинымъ перомъ (знакъ отличія) давали большую выразительность его мужественнымъ чертамъ, а черныя кудри вились гораздо пріятне накладныхъ волосъ изъ магазиновъ улицы Бондъ.
Чистосердечіе, видимое въ чертахъ его, усиливало первое впечатлніе, произведенное пріятною и величественною наружностію, но искусный физіогномистъ былъ бы мене доволенъ его разсматривая. Его учтивость, хотя простая и природная, показывала, казалось, чувствованіе своего превосходства, невольное движеніе глазъ открывало иногда гордый, высокомрный и мстительный характеръ, коротко сказать, онъ похожъ былъ на т прекрасные дни’ которые, плняя насъ, показываютъ едва видными примтами, что ночью будетъ буря.
Не при первомъ свиданіи Эдуардъ сдлалъ эти наблюденія. Фергусъ принялъ его какъ друга Барона Брадвардина, ласково упрекалъ, что онъ избралъ себ для препровожденія ночи жилище Дональда. Разговоръ обратился на семейство Барона Брадвардина, и Эванъ почтительно шелъ назади съ Каллумъ Бетонъ и Дугальдомъ Магони, между тмъ какъ они приближались къ замку Гленнакоачу.
Мы постараемся познакомить читателей съ частными обстоятельствами фамиліи и особы Фергуса Мак-Илора, но Веверлей узналъ эти подробности тогда только, какъ взошелъ съ нимъ въ связи, имвшія долгое время вліяніе на его характеръ, дйствія и намренія.

ГЛАВА II.
Шефъ и его жилище.

Мудрый Лиценціатъ — Francisco de Ubrda, начиная повсть свою Picara Justina Diez натирая, замтимъ мимоходомъ, есть одна изъ самыхъ рдкихъ книгъ въ Испаніи, Francisco de Ubeda бранитъ свое перо за то, что на него попался волосъ и укоряетъ въ непостоянств. Увряю васъ, любезный читатель, что я совершенно противнаго мннія. Мн хотлось бы, чтобы перо мое имло это непостоянство, ни которое жаловался Лиценціатъ, чтобы оно легко переходило отъ важнаго къ шутливому, отъ пріятнаго къ ужасному и отъ описанія или разговора къ портрету или къ разсказу. Если перу моему не льзя сдлать другаго упрека, то я искренно радуюсь, думаю и вы не разсердились бы, читатели!
Познакомивъ васъ съ нарчіемъ простыхъ горныхъ жителей, я опишу ихъ Шефа: это предпріятіе требуетъ всего нашего знанія, какъ говорилъ Догберри {Много шуму за бездлку. Шекспиръ.}.
За триста лтъ предокъ МакФергуса представилъ прошеніе быть Шефомъ многочисленнаго, сильнаго клана, коего былъ членомъ. Одинъ изъ его соперниковъ взялъ надъ нимъ верьхъ. Фергусъ удалился изъ родины и пошелъ съ приверженцами, какъ Иней, искать новаго жилища.
Обстоятельства, въ коихъ находился Пертширъ, благопріятствовали его намренію. Одинъ изъ первыхъ Бароновъ той стороны уличенъ былъ въ измн. Янъ (такъ назывался нашъ Еней) соединился съ тми, коимъ Король веллъ наказать измнника, и за свои заслуги награжденъ былъ владніями, сдлавшимися посл него родовымъ наслдствомъ, послдовалъ за Королемъ, когда онъ перенесъ вомну въ цвтущія поля Англіи и тамъ съ такою пользою употреблялъ свободные часы для собиранія податей въ Графствахъ Нортумберланд и Дюргамъ, что по возвращеніи выстроилъ каменную башню, или крпость, возбудившую такое удивленіе вассаловъ к сосдей, что дали ему прозваніе Иванъ-Башня. Имя его было такъ славно, что каждый Шефъ называется Вичь Инъ Воръ, т. е. сынъ Ивана Великаго, а кланъ, за нимъ слдовавшій, величаетъ себя поколніемъ Ивора.
Отецъ Фергуса, происходившій по правой втви отъ Ивана-Башни, вступилъ въ корпусъ, который разбитъ былъ въ инсуррекцію 1716 года и посл несчастливаго успха принужденъ удалишься во Францію. Будучи счастливе другихъ бглецовъ онъ вступилъ въ службу, женился на двушк высокаго происхожденія и имлъ двухъ дтей Фергуса и флору. Владнія его въ Шотландіи были конфискованы и проданы, по ихъ выкупили за низкую цну для молодаго наслдника, который вскор тамъ поселился. Скоро примтили, что онъ былъ человкъ проницательный, дятельный, предпріимчивый и честолюбивый, вызнавъ положеніе земли, онъ и самъ не старался скрывать своего нрава.
Если бы Фергусъ Мак-Иворъ жилъ за шестьдесятъ лтъ прежде, то, безъ сомннія, не былъ бы такъ учтивъ и образованъ, а если бы жилъ шестьдесятъ спустя, то любовь къ порядку и собственнымъ выгодамъ обуздала бы его стремительный характеръ. Не льзя не согласиться, онъ былъ въ своей маленькой сфер такой же глубокой политикъ, какъ и самъ Сastruccio Castrucani, старался упрощать вс феодальные споры, часто бывавшіе въ сосднихъ кланахъ и вскор начали всегда прибгать къ его помощи. Стараясь распространить свою власть, онъ длалъ значительныя издержки, чтобы слыть гостепріимнымъ, щедрымъ и великодушнымъ. Увеличилъ число вассаловъ, чтобы имть солдатъ въ случа войны, не разбирая, могутъ ли доходы съ помстьевъ прокормить ихъ. Главная сила его состояла въ клан, изъ коего онъ тогда только отпускалъ людей, когда не могъ воспрепятствовать и принималъ къ себ всхъ бглецовъ.
Скоро онъ усплъ обучитъ дисциплин своихъ многочисленныхъ вассаловъ и получилъ начальство надъ отрядомъ солдатъ, набранныхъ правительствомъ для поддержаніи порядка между горными жителями: показалъ въ сей должности столько же дятельности, сколько благоразумія и далъ спокойствіе цлому дистрикту. Онъ заставлялъ своихъ вассаловъ по очереди служить, и этимъ разпространилъ между мни подчиненность. Примчали, что, идя противъ разбойниковъ, онъ управлялъ солдатами неограниченно, подъ тмъ предлогомъ, что если законы остаются неисполненными, то военная сила должна замнять ихъ, обходился коротко со всми мародерами, кои, повинуясь только ему, оставляли свои безпорядки, соглашались служить врно, а между тмъ очень строго поступать съ тми, кои не слушали его увщаній и предавалъ ихъ военному суду. Также если мирные судьи, или военные и гражданскіе чиновники преслдовали воровъ, или мародеровъ не предувдоми и не спрося его помощи, то могли ожидать врной неудачи. Въ сихъ случаяхъ Фергусъ Мак-Иворъ первый соединялся съ ними, жаллъ о нарушеніи законовъ и съ кротостію упрекалъ за неблагоразумное усердіе: впрочемъ такое сожалніе совсмъ не разгоняло принятыхъ подозрній, ихъ представили правительству и Фергусъ былъ отставленъ.
Каково бы не было неудовольствіе посл лишенія должности, онъ не показалъ его, но сосдство скоро почувствовало слдствіе его немилости. Дональдъ Беанъ Леанъ и ему подобные, прежде грабившіе въ отдаленности, обратились на самый кантонъ. Они не встрчали сопротивленія: у жителей долинъ, какъ у Яковитовъ, было отобрано оружіе, что и Дало поводъ къ наложенію черной подати, которую бралъ Фергусъ въ качеств покровителя. Эта подать придала ему большую важность и доставила средство продолжать феодальную щедрость къ вассаламъ.
Фергусъ не только хотлъ прослыть могущественнымъ въ сосдств, но имлъ намреніе гораздо важне. Съ младенчества онъ былъ преданъ Стуартамъ, былъ увренъ, что не только о ни взойдутъ на престолъ, но что вс помогавшіе имъ будутъ осыпаны почестями: для этаго заботился усмирять ссоры и безпорядки между горными жителями и умножалъ свои силы, чтобы дйствовать при первомъ удобномъ случа. Для сего же старался подружиться со многими дворянами долины и поссорясь съ Барономъ Брадвардиномъ, который, не смотря на свои странности, былъ во всеобщемъ уваженіи, воспользовался набгомъ Дональда на Тюлли-Веолянъ, чтобы послать уполномоченнаго для удостовренія въ удовлетвореніи.
Никоторые предполагали, что Фергусъ самъ далъ Дональду планъ набга, чтобъ найти способъ къ примиренію, но кто бы не подалъ его, онъ стоилъ Барону двухъ прекрасныхъ коровъ. Пламенное и постоянное усердіе къ Стуартамъ поддерживалось безпредльною довренностію, иногда мшками луидоровъ и всегда блестящими обнадеживаніями.
Пергаментный патентъ съ огромною восковою печатью, подписанный своеручно Іаковомъ третьимъ, Королемъ Англіи и осьмымъ Шотландіи, давали званіе Барона врному и любезному подданному Фергусу Мак-Ивору Гленнакоачскому, въ Графств Перт въ Королевств Шотландіи.
Эти почести и отличія заставили Фергуса принимать дятельное участіе во всхъ длахъ той несчастной эпохи. Къ чести его надобно сказать, онъ никогда не зашелъ бы такъ далеко, еслибъ не думалъ, что слдуетъ законамъ чести, а не личнымъ выгодамъ.
Посл сего короткаго эпизода, который мы себ позволили о пылкомъ, гордомъ, честолюбивомъ и скрытномъ характер Фергуса Мак-Ивора, снова начинаемъ нашъ разсказъ.
Фергусъ и гость его прибыли къ замку Гленнакоачу, состоявшему изъ жилища Ивана-Башни. Ддъ Фергуса пристроилъ къ нему домъ въ два этажа по возвращеніи изъ славнаго похода. Можно предположишь, что этотъ крестовой походъ противъ Виговъ Аирскихъ былъ ему также полезенъ, какъ предку его сраженія въ Нортумберленд, потому что далъ ему средство выстроишь для потомковъ памятникъ могущества и великолпія.
Замокъ находился на возвышеніи среди узкой долины: одинъ или два дворика въ окружности были обнесены каменною оградою, прочее было совершенно не огорожено. Вдали виднлись нсколько загоновъ, засянныхъ ячменемъ, которые могли быть потравлены стадами, пасшимся на ближнихъ горахъ. Поддюжина горныхъ пастуховъ занимались только тмъ, что отгоняли ихъ нестройными дикими криками, въ чемъ помогали имъ также собаки. Въ нкоторомъ, разстояніи отъ луга виднлся березникъ, окружные утесы, покрытые кустарникомъ, были совершенно единообразны, и взоръ блуждалъ по этимъ утесамъ дикимъ, пустыннымъ, не представлявшимъ ни чего величественнаго. Какъ ни было бдно это жилище, владлецъ, достойный потомокъ Ивана-Башни, не промнялъ бы его на Стувъ, или Бленгеймъ {Сады Стувскіе славятся въ Англіи,— Бленгеймъ — замокъ Герцога Марборугскаго.}.
Веверлей, приближаясь къ главной двери замка, былъ пораженъ картиною, которую первый владтелъ Бленгейма предпочелъ бы всмъ ландшафтамъ своей земли. Около сотни Горцевъ, прекрасно одтыхъ и вооруженныхъ, были построены въ боевой порядокъ. Фергусъ, примтивъ ихъ, съ небрежностію сказалъ Веверлею: — Я забылъ увдомить васъ, что веллъ нкоторымъ изъ моихъ вассаловъ собраться, чтобы имть средство обезопасить Кантонъ отъ обидъ, которыя осмлились длать Барону Брадвардину. Увряю васъ, что я самъ былъ этимъ очень оскорбленъ. Не угодно ли вамъ посмотрть маневры?— Эдуардъ согласился.
Вассалы съ большею скоростію и точностію длали различныя военныя эволюціи. Они стрляли лежа, ходя, наклоняясь на право, на лво, и очень рдко давали промахи, потомъ начали биться на шпагахъ: нападали, разсыпались, собирались, строились, и вс сіи движенія распоряжались звуками волынки.
По знаку Шефа сраженіе кончалось, и они стали бгать, бороться и проч. Эта феодальная милиція показала во всхъ движеніяхъ проворство, ловкость и силу, которыя удивили Эдуарда.— Сколько, спросилъ онъ, людей имютъ счастіе служить подъ нашимъ начальствомъ?
— Когда дло идетъ о защит справедливой стороны и они любятъ начальника, отвчалъ Фергусъ (радуясь впечатлнію, какое это зрлище произвело надъ его гостемъ), Кланъ Ивора выставляетъ обыкновенно 500 человкъ, но двадцать лтъ назадъ у насъ отобрали оружіе, и потому я не могу содержать всхъ сполна. У меня мало вооруженныхъ, и то для того, чтобы защищать владнія мои и моихъ друзей. Часто общее спокойствіе нарушали, какъ не давно, на пр. въ Тюлли-Веолан, и какъ правительство не защищаетъ насъ, то не должно досадовать, что мы защищаемся сами.
— Съ вашими людьми, сказалъ Эдуардъ, вамъ легко уничтожить шайку Дональда Беанъ Леана.
— Правда ваша, но знаете ли, что за этимъ послдуетъ? Я получу приказаніе доставить Генералу Блекнею и послднее оставшееся у меня оружіе, вы согласитесь, что это будетъ не сообразно съ моими собственными выгодами… Но волынки увдомляютъ, что обдъ готовъ, войдемте, я нетерпливо желаю принять васъ въ моемъ жилищ.

ГЛАВА III.
Пиръ на горахъ.

Прежде нежели Веверлей взошелъ въ заду, ему подали воды вымыть ноги, это не показалось ему непріятнымъ посл путешествія по болотистымъ мстамъ и густымъ кустарникамъ. Церемонія сія не сопровождалась роскошью’ какъ было съ героемъ Одиссеи, не молодая прекрасная двушка подала ароматы, но беззубая сгорбившаяся старуха — умывальникъ съ водою и съ досадою ворчала что-то сквозь зубы. Нсколько денегъ успокоили ее. Въ то время, когда Веверлей входилъ въ залу, она сказала на своемъ нарчіи: Желаю, чтобы щедрая рука была всегда полна.
Зала праздничная занимала весь низъ древняго жилища Ивана-Башни, огромный дубовый столъ красовался во всю длину ея. Обдъ былъ простъ, даже грубъ, гости многочисленны.
Шефъ слъ на почетномъ мст съ Эдуардомъ и двумя или тремя сосдями, его постившими. Старики клана, арендаторы на другомъ мст, а потомъ ихъ дти, племянники и молочные братья, за ними по чинамъ Офицеры Шефа, земледльцы занимали послднее мсто. Не смотря на такое множество гостей, Эдуардъ сквозь огромную дверь, отворенную настежь, видлъ на лугу множество Горцевъ низшаго состоянія, кои были также приглашены и участвовали въ пиршеств. Въ отдаленіи виднлись подвижные купы старухъ, дтей покрытыхъ рубищемъ, молодыхъ и старыхъ нищихъ, собакъ борзыхъ, гончихъ, ищеекъ и проч., каждый членъ сихъ купъ получалъ, по достоинству, какой нибудь остатокъ кушаньи.
Гостепріимство Фергуса, казавшееся неограниченнымъ, не выходило однакожъ изъ. правилъ бережливости. Съ большимъ трудомъ приготовили нсколько блюдъ рыбы и дичи для молодаго иностранца. Ниже столъ былъ уставленъ огромными блюдами баранины и говядины, еслибъ была свинина (Шотландцы ее не терпятъ), то можно было подумать, что это пиръ любовниковъ Пенелопы. Въ средин стоялъ годовалый баранъ, коего изжарили цликомъ, онъ былъ поставленъ на ноги и держалъ въ зубахъ пучекъ петрушки: безъ сомннія, поваръ далъ ему такое положеніе для удовольствованія самолюбія и показанія таланта. Бдное животное скоро было атаковано Горцами, изъ коихъ одни вооружены были кинжалами, а другіе ношами, и скоро обнаженный остовъ барана представилъ плачевное зрлище. На конц стола кушанья были еще просте, но въ большемъ изобиліи. Похлебки, лукъ, сыръ, остатки говядины длили дтямъ Ивора, пировавшимъ на чистомъ воздух.
Питье раздлялось въ такомъ же порядк и количеств. Возл Шефа и его друзей стояло превосходное Шампанское и Бордосское вино, виски, чистое или подмшанное пиво и полпиво было разставлено но столу. Каждой гость изъ низшаго класса былъ увренъ, что его сложеніе не могло вынести другаго напитка, по сему арендаторы и другіе при каждомъ случа говорили, что вино слишкомъ холодно для ихъ желудка. Три игрока на волынкахъ не переставали гудть во все продолженіе обда. Ихъ военные марши, грубые звуки языка, разносимые эхомъ, составили такой шумъ, что Эдуардъ опасался оглохнуть на цлую жизнь. Мак-Иворъ просилъ у него въ этомъ извиненія: — Я не могу, сказалъ онъ, пренебрегать обязанности гостепріимства, не нарушая чести и священныхъ обязанностей: это семейственное дло, арендаторы, прибавилъ онъ, обязали меня доставлять имъ пиво и говядину, Они только управляютъ шпагою, охотятся, пьютъ и гоняются за двками. Но что мн длать, Капитанъ Веверлей? всякой изъ нихъ хочетъ жить по своему.
Эдуардъ поздравилъ его съ большимъ числомъ преданныхъ вассаловъ.
— Правда, отвчалъ Фергусъ, если бы мн захотлось, по примру предковъ, переломить два или три дротика, или размняться нсколькими шпажными или ружейными ударами, то не долго уговаривать ихъ за мною слдовать. Я увренъ, что они меня не оставятъ…. Но кто захочетъ такъ поступать въ наше время!….
При сихъ словахъ, оборачиваясь къ гостямъ, онъ предложилъ здоровье Капитана Веверлея, достойнаго друга почтеннаго сосда и союзника Барона Брадвардина.
— Добро пожаловать, сказалъ одинъ старикъ, если онъ отъ Козмы Комина Брадвардина!
— Не скажу этаго, закричалъ сосдъ его такихъ же лтъ, не скажу, повторилъ онъ: пока будетъ зелень въ лсахъ нашихъ, будетъ обманъ въ сердц Комина.
— Брадвардинъ честный человкъ, возразилъ третій старикъ, иностранецъ, отъ него пришедшій, долженъ быть хорошо принятъ, хотя бы руки его были замараны кровію, только не кровію поколнія Ивора.
— Много крови поколнія Ивора пролито рукою Брадвардина, сказалъ старикъ, кружка коего стояла еще полна.
— А! Белленкейрочь! ты думаешь все о выстрл изъ карабина.
— Я имю причину думать о немъ, этотъ выстрлъ лишилъ меня любимаго сына.
Фергусъ объяснилъ Веверлею по Французски, что Баронъ въ схватк подъ стнами замка, шесть лтъ тому назадъ, убилъ сына сего старика.— Белленкейрочь! сказалъ онъ, этотъ Офицеръ Англичанинъ и совсмъ не родня Брадвардину. Старикъ схватилъ чашу и весело выпилъ за здоровье путешественника.
Знакъ Фергуса заставилъ замолчать музыкантовъ.— Друзья, громко сказалъ онъ, разв псни перевелись у насъ, что Мак-Муррухъ не потъ? Этотъ старикъ, Бардъ его фамилія, всталъ и началъ пть постепенно возвышая голосъ. Начиная, онъ смотрлъ въ землю, потомъ обвелъ глазами все собраніе, какъ бы приказывая внимать. Эдуардъ смотрлъ на него съ живыхъ участіемъ и внимательно слушалъ псню, хотя не зналъ ихъ языка, но ему казалось, что Бардъ оплакивалъ умершихъ воиновъ, призывалъ отсутствующихъ и ободрялъ слушателей, ему послышалось даже свое имя и уврило его въ этомъ то, что глаза всхъ невольно обратились на него. Восторгъ поэта съ быстротой электрической искры разлился во всемъ собраніи, грубыя и загорлыя лица Горцевъ сдлались мрачне, ужасне. Они встали, стснились кругомъ Барда, поднимали въ восторг руки и гремли клайморами. По окончаніи псни нсколько минутъ продолжалось глубокое молчаніе, но потомъ вс пришли въ прежнее состояніе.
Фергусъ, въ продолженіи псни занимавшійся разсматриваніемъ впечатлнія, производимаго Бардомъ, а не раздлявшій его, налилъ Бордосскаго въ маленькую серебряную чарку: — Отнеси это Мак-Мурруху, сказалъ онъ одному вассалу, и попроси его взять чарку на память объ Янъ Вор. Подарокъ былъ принятъ съ большою признательностію. Выпивъ вино, Бардъ спряталъ кружку и началъ пть благодарность Шефу за великолпный подарокъ. Эта неумстная благодарность заслужила рукоплесканія, но не произвела такого восторга, какъ первая псня: видно было, что кланъ только одобряетъ великодушіе Шефа. Посл сего послдовало множество тостовъ на ихъ нарчіи, Фергусъ переводилъ ихъ для гостя слдующимъ образомъ:
Тому, кто не бгаетъ друга недруга!
Кто не покидаетъ товарища!
— Кто не купилъ, не продалъ правосудія!
Пріютъ изгнаннику, — смерть притснителямъ!
Храбрымъ Горцамъ!
Горцы, будьте дружны!
Эдуардъ желалъ знать смыслъ псни, произведшей талое необыкновенное впечатлніе на слушателей, объявилъ желаніе хозяину.
— Я замтилъ, отвчалъ ему Фергусъ, что вы много разъ забывали бутылку и хотлъ позвать васъ пить чай къ сестр: она исполнитъ ваше желаніе. Хотя я не хочу обуздывать гостей моихъ на пиру, но не хочу и подражать имъ.
Фергусъ, сказавъ нсколько словъ окружавшимъ, вышелъ изъ-за стола, Веверлей за нимъ. едва дверь затворилась, въ зал раздались тосты въ честь Вичь Янъ Вора, достойнаго и великодушнаго Шефа. Эти изъявленія признательности и преданности продолжались долго и показали Веверлею, какъ хозяинъ его любимъ вассалами.

ГЛАВА IV.
Сестра Шефа.

Покой Флоры Мак-Иворъ былъ убранъ очень просто. Фамилія Гленнакоачь поставила себ закономъ убгать всякой роскоши, чтобы Шефъ имлъ всегда средства увеличить число своихъ приверженцевъ и вассаловъ. За то она одта была прекрасно и богато, Французскія моды видны были даже въ одежд простыхъ горныхъ жительницъ, ей прислуживавшихъ. Волосы ея не были обезображены желзомъ парикмахера, но падали на плеча длинными локонами, удерживались только брильянтовою повязкою: она носила ее изъ подражанія обычаямъ Горцевъ, кои не могутъ терпть, чтобы женщина ходила съ покрытой головой до замужства.
Флора Мак-Иворъ была такъ похожа на своего брата, что они могли играть Себастіана и Віолу, и произвели бы такое же дйствіе, какъ Мистрессъ Сиддонсъ и братъ ея. Братъ и сестра имли одинакой окладъ лица, черные глаза, брови, одинаковый выразительный и проницательный взглядъ, только Фергусъ загорлъ, а сестра его была чрезвычайно бла: гордый, строгій взглядъ Фергуса, казалось, былъ смягченъ въ чертахъ Флоры. У нихъ былъ почти одинаковый голосъ, но Фергусовъ, особливо когда онъ повелвалъ, длался грознымъ, а голосъ Флоры напротивъ былъ пріятенъ, нженъ, что очень мило въ женщин.— Когда разговоръ ей нравился, она не только была краснорчива, но умла убдить, уврить, особливо заставить себя слушать съ участіемъ. Нетерпливый взглядъ Фергуса, казалось, показывалъ тайное огорченіе отъ препятствій, кои надлежало ему преодолть, между тмъ но взор Флоры изображалась пріятная задумчивость. Видно было, что братъ дышалъ только славою и могуществомъ, а сестра, казалось, сожалла о тхъ, коихъ мучило честолюбіе и зависть. Съ воспитаніемъ своимъ оба они получили искреннюю привязанность къ Стуартамъ: Флора была уврена, что священная обязанность брата, его клана и всхъ жителей Шотландіи и Англіи — презирать вс опасности, всмъ жертвовать для успха въ намреніи, отъ коего друзья Кавалера ее. Георгія никогда не отказывались. Въ этой увренности она могла всему покориться, все перенести. Чувства ея были благородне чувствъ Фергуса. Этотъ привыкъ къ интригамъ самолюбія, а можетъ быть и въ самомъ дл былъ самолюбивъ, политическая его врность къ Стуартамъ отзывалась личною выгодою, чтобы не сказать чего нибудь боле, трудно было ршишь, для того ли онъ обнажилъ кляйморъ, чтобы сдлать Іакова II Королемъ, или Мак-Ивора Графомъ.
Флора напротивъ горла любовью чистою, безпристрастною къ изгнанной фамиліи. Такой образъ мыслей былъ не рдокъ между приверженцами этой несчастной фамиліи, и читатель самъ вспомнитъ многіе примры. Нжная заботливость Кавалера Со. Георгія и супруги его поддерживали сіи мысли въ родственникахъ Фергуса и въ немъ самомъ. Фергусъ сирота служилъ пажемъ у Принцессы, его разумъ, красота, отличали отъ всхъ, сестра его на счетъ Принцессы жила въ одномъ изъ самыхъ славныхъ Французскихъ монастырей, проведя тамъ два года, она возвратилась съ братомъ на родину, и оба не забыли полученныхъ благодяній.
Посл сихъ подробностей о Флор, я въ нсколькихъ словахъ опишу ея характеръ: природа одарила ее всми своими дарами, а воспитаніе у знаменитой Принцессы лучшимъ обращеніемъ, но она не научилась тамъ ложною учтивостію замнять истинныя чувства сердечныя. Удалившись въ уединенныя скалы Гленнакоачскія, она почувствовала, что познанія ея въ Италіанской и Французской литтератур едва ли ей понадобятся. Чтобы проводить время полезне и пріятне, она особенно занялась изученіемъ музыки и поэзіи древнихъ горныхъ бардовъ.
Привязанность ея къ Клану была, казалось, наслдственнымъ чувствомъ, а братъ ея видлъ въ томъ средства къ возвышенію, и мы совсмъ не почитаемъ его примрнымъ начальникомъ Клана. Флора не пренебрегала тмъ, что могло служить къ разпространенію вліянія брата, но съ намреніемъ спасти отъ бдности. или по крайней мр отъ притсненій тхъ, кои предавались брату ея, какъ законному начальнику,— часть пенсіона, получаемая ею отъ Принцессы Собіеской, была предназначена къ тому, чтобы доставлять, не скажемъ удовольствіе (оно не извстно Горцамъ), но необходимую помощь больнымъ и старикамъ. Вс другіе члены клана старались своею работою платить добровольную подать Шефу, а не кормишься въ его замк. Они такъ были привязаны къ Флор, что Мак-Муррухъ, сказавъ въ одной похвальной псни красавицамъ Кантона: А здсь лучшее яблоко украшаетъ высочайшую втвь, получилъ столько ячменю, сколько не получилъ ни одинъ Бардъ въ теченіи десяти лтъ.
Общество Миссъ Мак-Иворъ было ограничено, сколько по ей собственному вкусу, столько и по обстоятельствамъ. Она искренно подружилась съ Миссъ Розою Брадвардинъ. Эт двушки могли доставить кисти живописца дв прелестныя модели: одна для музы веселости, другая для музы меланхоліи. Къ самомъ дл. Роза была нжно любима своимъ отцомъ, желанія ей были ограниченны, исполнялись безъ противорчія, и по этому она блистала удовольствіемъ и радостію. Не такъ съ Миссъ Флорою: съ младенчества испытала она перемнчивость счастія, изъ изобилія и роскоши перешла къ уединенію и бдности, относительно къ прежнему роду жизни, надежды, опасенія, безпокойства о политическихъ происшествіяхъ придали ей важный и задумчивый характеръ, но она съ удовольствіемъ посвящала иногда свои дарованія къ увеселенію общества и удостоилась глубокаго почтенія Барона, который любилъ пть съ нею дуеты, бывшіе въ мод въ начал царствованія Людовика Великаго, на прим. Линдоръ и Хлорида.
Вс вообще были уврены, что старанье Мак-Ивора примириться съ Барономъ произходило отъ настояній Миссъ Флоры, хотя и опасались подать малйшее сомнніе объ этомъ Брадвардину. Флора представила Фургусу, что мало славы восторжествовать надъ старикомъ что ихъ дуэль похититъ усердныхъ приверженцевъ, что его обвинятъ вс благоразумные люди, знающіе, что осторожность должна быть первою добродтелью человка, старающагося о выгодахъ Короля. Эти справедливыя замчанія восторжествовали надъ неудовольствіемъ брата и отклонили поединокъ, казавшійся необходимымъ какъ потому, что кровь поколнія Ивора пролита руками Барона, такъ и потому, что Фергусъ завидовалъ ему въ слав. Сей-то любезной двушк представилъ Фергусъ Капитана Веверлея, и она приняла его съ чрезвычайною учтивостію.

ГЛАВА V.
Поэзія Горцевъ.

Посл обыкновенныхъ привтствій, Фергусъ сказалъ сестр: — Прежде, нежели я пойду исполнять обязанность, наложенную на меня нравами и обычаями нашихъ предковъ, увдомляю тебя, что Капитанъ Веверлей въ восторг отъ нашихъ поэтовъ, и можетъ быть тмъ боле, что ихъ не понимаетъ. Я сказалъ ему, что ты имешь необыкновенное дарованіе переводить, и что Мак-Муррухъ приходилъ въ восторгъ, читая твои переводы, потому, думаю, что онъ понимаетъ ихъ также, какъ Капитанъ подлинникъ…
Прочти ему но Англійски эту номенклатуру варварскихъ именъ, собранныхъ въ псни нашимъ Бардомъ, объ закладъ бьюсь, что у тебя есть переводъ.
— Любезный Фергусъ, ты знаешь, что эти псни не могутъ быть занимательны для иностранца, и тмъ боле для Англичанина, даже если я и перевела ихъ, какъ ты думаешь.
— Они будутъ столько же занимательны для него, сколько и для меня самаго. Нын твои произведенія (я объ закладъ бьюсь, что ты была въ половин съ Бардомъ) стоили мн послдней серебряной кружки. Ты знаешь пословицу: когда Шефъ не даритъ, струны разстроиваются. Желаю, чтобы это скоре случилось…. Въ наше время три вещи совершенно безполезны Горцамъ: шпага, которую они никогда не вынимаютъ, псни, прославляющія дйствія, коимъ не смютъ подражать, и широкіе кожанные кошельки, въ коихъ нтъ ни одного Луидора.
— Хорошо, Фергусъ, ты не хранишь моихъ тайнъ, я разскажу твои…. Могу васъ уврить, Канитанъ Веверлей, что братъ не промняетъ шпагу на маршальской жезлъ, что Мак-Муррухъ въ глазахъ его выше Гомера, и что онъ не отдастъ кожаннаго мшка за вс луидоры…
— Отразила, любезная Флора, вотъ что называется ударъ за ударъ…. Но поколніе Ивора ждетъ меня, разговаривайте о поэзіи, если боитесь говорить о мшкахъ и клайморахъ, сказалъ Фергусъ и ушелъ.
Разговоръ продолжался между Флорой и Веверлеемъ, дв молодыя двушки, очень хорошо одтыя, предназначенныя, казалось, сотовариществовать Миссъ Флор, а не служить ей, не говорили ни слова. Рчь зашла о Бардахъ, и Веверлей съ великимъ удовольствіемъ и удивленіемъ слушалъ подробности о горной поэзіи.
— Горцы наши, сказала Миссъ Флора, провождаютъ зимніе вечера, слушая поэмы о храбрости воиновъ, о страданіи любовниковъ, о различныхъ междоусобныхъ войнахъ. Говорятъ, что нкоторые изъ сихъ стихотвореній очень древни, и что если ихъ перевести на языкъ, употребительный въ Европ, они произведутъ большее впечатлніе. Другіе гораздо позже сочинены Бардами, коихъ Шефы содержатъ, какъ поэтовъ или историковъ своей фамиліи. Въ ихъ твореніяхъ есть достоинство, но они много теряютъ въ перевод.
— Скажите, вашъ Бардъ, коего псни нын очаровала всхъ присутствовавшихъ, слыветъ въ горахъ любимцемъ музъ?
— Вопросъ вашъ затруднителенъ: у соотечественниковъ онъ въ уваженіи, и я не хочу унижать его славы.
— Но пснь его воспламенила всхъ солдатъ молодыхъ и старыхъ.
— Пснь его, такъ сказать, каталогъ именъ изъ различныхъ клановъ съ увщаніями слдовать примру нашихъ предковъ.
— Смю ли сказать, что мн послышалось много разъ мое имя, я конечно обманулся….
— Нтъ, Капитанъ Веверлей, Барды наши имютъ даръ импровизировать и часто прибавляютъ къ своимъ пснямъ стихи, приличные обстоятельствамъ.
— Я отдамъ свою лучшую лошадь, только бы знать, что Бардъ могъ сказать о бдномъ Англичанин, совершенно ему неизвстномъ.
— Это вамъ ни чего не будетъ стоить. Уна, mavourn&egrave,en, сказала Миссъ Флора. Молодая двушка приблизилась, получила приказаніе отъ своей госпожи, низко ей поклонилась и выбжала вонъ.— Я велла Ун, сказала Флора, спросить у Барда списокъ псни, постараюсь изъяснить вамъ ее. Молодая двушка скоро возвратилась и подала ей бумагу, на коей написано было нсколько строчекъ на ихъ язык. Флора пробжала и съ задумчивымъ видомъ: — Капитанъ Веверлей, сказала она, вся покраснвъ, не возможно удовлетворить вашему любопытству, не заставивъ васъ смяться моему высокомрію. Если вамъ угодно дать мн время собраться съ мыслями нсколько минутъ, то я постараюсь худо, или хорошо представить вамъ свой переводъ. Вечеръ очень хорошъ, Уна поведетъ васъ въ одно изъ моихъ любимыхъ уединеній, я скоро явлюсь туда съ Кетлиной.
Уна вывела нашего путешественника скрытою дверью, проходя, онъ услышалъ звуки волынокъ и одобренія пирующихъ, еще не удалившихся изъ залы. Уна и Веверлей шли нсколько времени по узкой тропинк среди обнаженной долины, перескаемой извивающихся ручьевъ. Пройдя около четверти мили, они подошли къ мсту, гд два ручья своимъ соединеніемъ составляли маленькую рчку, о коей мы уже говорили. Большой ручей вытекалъ изъ долины, которая простиралась довольно далеко, не перескаясь ни холмами, ни утесами, виднвшимися только вдали. Другой источникъ вытекалъ изъ средины горъ съ лвой руки и начинался, казалось, въ пролом, раздлявшемъ дв огромныя скалы. Первый текъ тихо, его посребренныя волны казались вдали прозрачною скатертью, другой стремился съ шумомъ съ утеса на утесъ, покрывая ихъ пною.
Къ истоку сего ручья, Веверлей, какъ герой романа, подведенъ былъ красавицею, не произносившею ни слова. Маленькая тропинка, которую постарались сдлать удобною для Миссъ Флоры, вывела ихъ къ мстоположенію, совершенно не похожему на ими оставленное. Окружности замка пустыя и обнаженныя казались однообразными, но лугъ, къ коему они теперь пришли, осуществлялъ самыя лучшія романическія описанія.
Въ одномъ мст возвышались дв огромныя скалы, какъ два ужасныхъ великана, обязанные защищать входъ въ это таинственное уединеніе. Дале утесы, возвышающіеся съ каждой стороны источника, такъ сближались, что дв сосны, обросшія мохомъ, составляли мостъ въ полтораста футовъ въ вышину и три въ ширину безъ подпоры и парапета.
Брося взглядъ на сей опасный мостъ, казавшійся черною чертою, Веверлей затрепеталъ, увидвъ Флору и ея служанку, кои, уподобляясь воздушнымъ существамъ, весело переходили ужасную пропасть. Флора, примтя Веверлея, остановилась на средин моста и махала ему платкомъ, Эдуардъ блдный, дрожа какъ листъ, не имлъ силы отвчать ей, и началъ дышать тогда только, какъ увидлъ, что прелестная Шотландка сошла съ него и крылась въ лсу.
Веверлей перешелъ чрезъ мостъ, видъ коего такъ страшилъ его, тропинка длалась часъ отъ часу уже, по мр отдалніи отъ берега источника. Лугъ оканчивался полукружіемъ березъ, молодыхъ дубовъ и оршниковъ. Ущелье начинало разширяться, но скалы показывали еще свои вершины изъ-за кустарниковъ, покрытыхъ мохомъ. Сдлавъ оборотъ, Веверлей стоялъ напротивъ живописнаго водопада, который былъ замчателенъ не столько по высокости паденія, какъ но разнообразію окружностей. Источникъ отдлялся отъ скалы на тридцати футахъ въ вышину и падалъ въ огромный природный водоемъ.— Не смотря на брызги, вода была такъ прозрачна, что можно разсмотрть самой млкой кремень. Выходя изъ водоема’ ручей текъ довольно тихо, потомъ снова падалъ и казалось искалъ бездны, наконецъ составлялъ рку, которую Веверлей перешелъ. На берегахъ водоема все согласовалось cъ красотами сего мстоположенія: дерновыя скамьи неправильно были помщены между скалами, обросшими кустарниками. Флора велла расположить скамьи съ такимъ искуствомъ, что он не отнимали у мстоположенія дикихъ прелестей.
Веверлей, примтя Флору, смотрящую на водопадъ, подумалъ, что видитъ одно изъ тхъ небесныхъ существъ, кои украшаютъ картины Пуссеня. Кетлина въ двухъ шагахъ отъ нее несла маленькую Шотландскую арфу. Солнце заходило въ сію минуту и лучи его, радужившіе различными оттнками предметы, давали боле выразительности прелестнымъ чернымъ глазамъ Флоры, близн ея лица, пріятности и стройности стана. Эдуардъ думалъ, что никогда мечты не представляли ему такой женщины, думалъ, что перенесенъ въ волшебные сады, описанные Аріостомъ, и приближился къ ней, какъ къ волшебниц, коей жезломъ сотворился этотъ рай въ пустын.
Флора (какъ и всякая хорошенькая женщина) знала силу своей красоты и съ удовольствіемъ замчала ея дйствіе. Она увидла смущеніе, замшательство и почтительный страхъ молодаго Офицера, но приписала ихъ большею частію очаровательности мстоположенія. Не зная характера Веверлея, она, можетъ быть, почитала внимательность обыкновенною данью, которую можетъ ожидать всякая небезобразная женщина. Она оставила берега водоема и спокойно пошла къ лсу, довольно отдаленному, гд бы шумъ водопада не могъ заглушать ея арфу, а служилъ какъ бы аккомпанеманомъ, сла подъ сводъ, составленный скалою, обросшею мохомъ, и взяла арфу изъ рукъ Кетлины.
— Капитанъ Веверлей, сказала она, я довольно далеко завела васъ, но думаю, что мстоположеніе покажется вамъ занимательнымъ и сдлаетъ васъ снисходительнымъ къ моему слабому переводу. Музы наши, какъ сказалъ одинъ изъ Бардовъ, любуются уединенными и молчаливыми холмами, голоса ихъ мшаются съ ропотомъ источника, цвты пустынные предпочитаютъ они блестящимъ гирляндамъ залъ.
Немногіе услышали бы эту прелестную двушку, не вскричавъ: Музы никогда не имли такого очаровательнаго сотрудника!— Веверлей подумалъ это, но не имлъ силы произнести. Жалобные звуки арфы погрузили его въ какой-то задумчивый восторгъ, ни за что не оставилъ бы онъ Флоры, но желалъ быть одинъ, чтобы опредлишь различныя чувства, его волновавшія.
Флора замнила однообразный речитативъ Барда задумчивою и пріятною аріею, совершенно согласовавшеюся съ отдаленнымъ шумомъ водопада и съ ропотомъ листовъ близкаго тополя. Стихи, кои мы предложимъ, дадутъ слабую мысль о впечатлніи, произведенномъ на сердц Веверлея прелестною пвицею.
Пснь Барда.
Что наше солнце вдругъ потускнло,
Что наши горы тьмой обложились,
Что наши Горцы такъ приуныли
Какъ не крушиться — грустно безъ воли!…
Наши клайморы кровью блистали —
Наши клайморы ржавчина съла.
Гд наша слава, прежнія лта?… Гордый пришелецъ
Игомъ позорнымъ насъ тяготитъ!
Барды молчите, славы не пойте!
Бранныя псни тяжко намъ слушать:
Душу не будятъ ваши напыы,
Только грустне дума лежитъ!
Горцы проснитесь, вспомните славу,
Вспомните предковъ! Узы сорвите!
Пусть не гордится гордый пришелецъ
Нашимъ позоромъ, нашей тоской.
Гд ты сынъ чести, гд ты Морай,
Гд Мак-Шимей? Знамя развйте —
Вс соберутся. Гряньте въ пришельца!..
Ваши вассаллы врны какъ смерть….
Сынъ Рорри — Моря, ты не забудешь,
Ты не уронишь чести отца! Дти Дермила
Къ слав идите! Сынъ Сиръ Эвана,
Страшный Лохіень стань подъ знамена!
Знамя развйте! Ктожъ малодушный,
Кто же отстанетъ?— Вс соберутся,
Только заслышатъ рогъ на горахъ…
Барды, начните бранныя псни
Флора была перервана досадными ласками борзой собаки, послышался свистокъ, и послушное животное, подобно молніи, исчезло по тропинк.
— Это врный проводникъ моего брата, сказала она, онъ самъ скоро появится, онъ не любитъ поэзію и вы должны радоваться его прибытію, Капитанъ Веверлей, оно избавляетъ васъ отъ изчисленія всхъ нашихъ колнъ.
Веверлей изъяснилъ ей, сколько онъ былъ огорченъ этимъ.— Вы не много теряете, сказала Флора, вы бы услышали множество стиховъ въ честь Вичь Янъ Вора, о его рдкихъ качествахъ, а особливо о великодушіи, о любви его къ поэзіи, услышали бы воззваніе къ сыну иностранца съ русыми волосами, который живетъ въ такой земл, гд всегда зеленетъ трава, описаніе богато-убраннаго коня, черне горныхъ вороновъ, и ржаніе коего подобно крику орла передъ сраженіемъ, потомъ напоминаніе всаднику, что предки его отличались всегда храбростію и приверженностію къ закону и…. Вотъ все что вы потеряли.

ГЛАВА VI.
Веверлей продолжаетъ жить въ Гленнакоач.

— Я зналъ, сказалъ подошедшій Фергусъ, что найду васъ здсь. Истинно признаюсь, что предпочитаю превосходные водометы Версальскіе этому водопаду, но это Парнассъ Флоры, Капитанъ Веверлей, этотъ источникъ ея Иппокрена. Она услужила бы моему погребу, если бы показала достоинство этой воды Мак-Мурруху: онъ выпилъ у меня больше пинты виски, чтобъ поправитъ, какъ онъ говорилъ, желудокъ отъ холода Бордосскаго…. Постой, я попробую самъ силу этой воды.
Онъ взялъ воды въ пригоршни и началъ птъ комически:
О lady of the desert, hail!
That lovest the harping of the Gael,
Through fair and fertile regions borne,
Where never yet grew grass or corn (*).
(*) Привтствую тебя, Нимфа пустынная! ты любишь арфы горныя, ты родилась въ нашихъ, безплодныхъ странахъ.
— Чувствую, что Англійскій языкъ не можетъ передать красотъ этаго Шотландскаго Геликона: посмотримъ, не поможетъ ли лучше Французскій: Allons, courage!
О vous qui buvez a tasse pleine
A celte heureuse fontaine,
O ou ne voit sur le rivage
Que quelques vilains troupeaux,
Suivis de nymphes de village
Qui les escortent sens sabots…. (*).
(*) Стихи самаго Автора.
— Прошу тебя, любезный Фергусъ, сказала Флора, избавить насъ отъ этаго, мы не знаемъ, что длать съ твоими Коридонами и Линдорами.
— Ты не любишь ни пастушескаго посошка, ни свирли, то я запою героическую.
— Я врю, любезный Фергусъ, что ты вдохновенъ Иппокреной Мак-Мурруха больше, нежели моей.
— Нтъ, признаюсь однакожъ, что я ее предпочитаю. Кто изъ Италіанскихъ поэтовъ сказалъ:
Jo d’Elicona niente
Mi curo, in fe de dio, che’lbere d’aeque,
(Bea chi ber ne vuol) sempre mi, spiaque (*)
(*) Увряю, что мн не нужно Геликона, пей воду, кто хочетъ, а мн она не нравится.
— Если вы любите наши псни, Капитанъ Веверлей, Кетлина споетъ намъ Drimmindhu. Ну, Astore (милая), покажи свои прекрасный голосъ этому Cean-Kinn&egrave, (Англійскому дворянину). Кетлина спла очень пріятно родъ грубой жалобы крестьянина о потер коровы. Движенія и восклицанія ея заставляли Веверлея нсколько разъ смяться, хотя онъ ничего не понималъ.
— Кетлина, сказалъ ей Фергусъ, я сыщу хорошаго малаго въ клан и женю на теб! Бдная двушка улыбнулась, потомъ покраснла и спряталась за другую.
Возвращаясь въ замокъ, Фергусъ настоятельно просилъ Веверлея провести недли дв въ Гленнакоач, чтобы видть большую охоту, на которую соберутся почти вс Шефы Горцевъ. Красота Флоры сдлала сильное надъ Эдуардомъ впечатлніе, и онъ съ удовольствіемъ принялъ это предложеніе. Положено было написать къ Барону Брадвардину о семъ намреніи и просишь переслать Веверлею съ тмъ же посланникомъ письма, если оныя пришлются на его имя.
Разговоръ обратился на Барона, и Фергусъ очень хвалилъ его, какъ дворянина и какъ военнаго человка. Флора также выхваляла его характеръ и замтила, что онъ настоящее изображеніе древнихъ Шотландскихъ Рыцарей съ ихъ странностями и добродтелями.
— Такіе характеры, сказала она, съ каждымъ днемъ исчезаютъ между нами. Дворяне, коимъ правила запрещаютъ благопріятствовать настоящему правительству, въ пренебреженіи. Они привыкаютъ къ тому, что не достойно ихъ происхожденія, вы можете увриться въ томъ по гостямъ, видннымъ вами въ Тюлли-Веолан. Надемся, что счастливые дни скоро засвтятъ для насъ, дворяне Шотландскіе будутъ заниматься науками, не педантствуя, подобно другу нашему Барону, охотиться не пристрастясь къ охот, какъ Фальконерь, заниматься хозяйствомъ, не сдлавшись двуногимъ животнымъ, какъ Килланкурейтъ.
Такъ Флора предсказывала переворотъ, который дйствительно произвело время, но совершенно противно ея надеждамъ и желаніямъ. Говорили потномъ о любезной Роз, какъ о молодой двушк, совершенной по добродтелямъ, дарованіямъ и красот.— Счастливъ, сказала она, счастливъ тотъ, кто будетъ владть ея сердцемъ: супругъ будетъ для нее тмъ, чмъ теперь отецъ — предметомъ всхъ попеченій и заботъ, она будетъ жить и дышатъ только имъ и для него. Если она встртитъ человка добродтельнаго и чувствительнаго, то утшитъ его печаль и удвоитъ удовольствіе. Если, по несчастію, попадется человку необразованному, то не долго будетъ страдать. Какъ боюсь я, чтобы она не сдлалась добычею такою человка, который не будетъ умть цнить ее! О! если бы я была Королевою, я приказала бы самому любезному, самому добродтельному молодому человку изъ моихъ подданныхъ получишь счастіе съ рукою Розы.
— А покуда, сказалъ Фергусъ смясь, поговорить обо мн.
Не могу сказать, но какой странности желаніе Флоры смутило сердце Веверлея, онъ былъ совершенно равнодушенъ къ Роз и преданъ Флор. Это одна изъ неизъяснимыхъ тайнъ сердца человческаго.
— Теб ея руку, братецъ! отвчала Флора, посмотрвъ на него пристально…. Это не возможно…. У тебя есть невста — честь, опасности, коимъ ты будешь подвергаться для сей соперницы, возмутятъ сердце бдной Розы.
Они прибыли за замокъ, и Веверлей приготовилъ письмо въ Тюлли-Веоланъ. Зная, какъ Баринъ занимался этикетомъ, онъ хотлъ запечатать письмо фамильною печатью, но не нашедъ ее, просилъ Фергуса датъ ему своей, и увдомилъ о потер.
— Можетъ быть, прибавилъ онъ, А забылъ ее въ Тилли-Беолан.
— Не смю предполагать, сказала Флора, чтобы Дональдъ Бейнъ Леинъ взялъ печать…
— Ручаюсь, что не онъ, сказалъ Фергусъ, онъ взялъ бы и часы.
— Удивляюсь, любезный Фергусъ, что ты покровительствуешь ему.
— Покровительствую, сестрица? Разв ты хочешь Капитана Веверлея заставить думать, что я участвую въ разбо моихъ вассаловъ?
— Онъ увренъ, что ты говорить въ шутку, отвчала Флора, но скажи, разв нтъ у тебя столько людей, чтобы не позволять разбойникамъ селиться на твоихъ земляхъ? Что не выгонить ты этаго Дональда Беанъ Леана, коего я не, навижу боле за лицемрство, нежели за разбойничество? Ничто въ свт не заставило бы меня терпть такого человка въ моихъ владніяхъ.
Ничто въ свт, сестрица! сказалъ Фергусъ выразительно.
— Да, ничто въ свт, даже и надежда употребить его для намренія, занимающаго меня день и ночь. Сохрани насъ небо отъ стыда, употреблять подобныхъ людей.
— Сестрица, отвчалъ Фергусъ шутя, Эванъ Дгю Мак-Комбичь страстно влюбленъ въ дочь Дональда. Ты не потребуешь отъ меня, чтобы я разорвалъ союзъ сердецъ: весь кланъ вознегодовалъ бы на меня за это.
— Съ тобой, любезный Фергусъ, напрасно спорить: ты всегда останется правъ, но я желаю, чтобы все кончилось по твоему.
— Благодарю за благочестивое желаніе. Слышите ли звукъ волынокъ? Капитанъ Веверлей, не хотите ли танцовать? Веверлей взялъ руку Флоры, и вечеръ кончился танцами и другими пріятными препровожденіями времени. Удалившись, Эдуардъ волновался различными чувствами, долго, но тщетно противился онъ мечтамъ, потомъ предался совершенно воображенію, подъ руководствомъ коего переносился страну виднія, наконецъ уснулъ и постоянно видлъ во сн Флору Мак-Иворъ.

ГЛАВА VII.
Оленья травля и ея слдствія.

Долга или коротка эта глава? Позвольте сказать нимъ, любезный читатель, что вы не имете права спрашивать меня объ этомъ: я поступаю съ вами гораздо благосклонне. Хотя въ моей власти продолжишь подробности, кои я почту нужными, но я не хочу наскучивать вамъ, и такъ положитесь на мою совсть. Я буду кратокъ и точенъ въ моемъ разсказ, сколько позволишь предметъ.
По многимъ причинамъ охота откладывалась недли три. Веверлей не досадовалъ на это, ибо время въ Гленнакоач текло для него пріятно. Первое впечатлніе, на него произведенное Флорою, длалось часъ отъ часу сильне. Живя возл этой любезной очаровательницы, проводя съ нею цлые дни или въ прогулк, или въ музык. Веверлей былъ съ каждымъ днемъ довольне своимъ хозяиномъ и влюбленне въ его сестру.
Наконецъ время охоты настало: Веверлей похалъ съ Шефомъ въ назначенное мсто, на нсколько дней зды отъ Гленнаколча къ сверу. За Фергусомъ послдовали триста человкъ, хорошо одтыхъ и вооруженныхъ. Одяніе Горцевъ такъ понравилось Веверлею, что онъ виднъ его: оно показалось ему удобное для охоты и не такъ странно для Горцевъ, какъ его собственное. На назначенномъ мст нашли они множество сильныхъ Шефовъ, Веверлей былъ имъ представленъ и дружески принятъ. Число вассаловъ, арендаторовъ, по обязанности слдовавшихъ за ними, было такъ велико, что можно бы составить изъ него порядочную армію. Они размстились на большомъ пространств кружкомъ. Этотъ кругъ сжимаясь пригонялъ по немногу зврей къ лугу, на коемъ Шефы и главные арендаторы сидли въ засад. Эти знаменитыя лица расположились на цвтущей трав, завернувшись въ плащи, и такой ночлегъ не показался непріятнымъ Веверлею.
Солнце взошло уже, но глубокое молчаніе царствовало во всхъ ущеліяхъ горъ. Шефы и ихъ прислужники играли въ различныя игры, другіе кучами стояли на пригорк разговаривая, безъ сомннія, о политическихъ длахъ, о новостяхъ, или метафизическихъ предметахъ. Данъ знакъ къ охот, множество выстрловъ раздалось и съ гуломъ разнеслось по долин. Горные жители шли въ порядк, взлзая на скалы, переходя источники и съуживая ряды, чтобы не упустить оленей, бжавшихъ со страхомъ въ глубину лса. Къ отголоску ружейныхъ выстрловъ присоединился лай собакъ, становившійся постепенно слышне. Наконецъ примтили оленей, они бжали по три, или по четыре. Шефы спшили показать свое искуство: Фергусъ заслужилъ многочисленныя одобренія, Веверлей также.
Отдленіе оленей начинало виднться на мурав и казалось ужасною фалангою. Рога ихъ издали походили на густой обнаженный лсъ, число ихъ въ полномъ смысл было несчетное.
Видя боевой порядокъ, угрожающее положеніе и особливо взгляды старыхъ оленей на осаждавшихъ непріятелей, самые опытные охотники говорили, что должно ожидать сильной вылазки, между тмъ ихъ били со всхъ сторонъ. Только слышны были лай собакъ, крики охотниковъ и ружейные выстрлы. Осажденные въ отчаяніи бросились направо, гд находилась главная квартира Шефовъ. Тотчасъ отдали приказаніе на своемъ нарчіи лечь ни землю: Эдуардъ не понялъ приказанія, и это ему стоило было жизни. Фергусь, примтя опасность, бросился къ нему и насильно положилъ на землю въ ту самую минуту, когда стадо переходило черезъ нихъ. Нтъ никакой возможности сопротивляться этимъ животнымъ и раны роговъ ихъ чрезвычайно опасны. Все заставляешь думать, что, безъ искуства и мужества Фергуса, Веверлей сдлался бы ихъ жертвою. Когда стадо прошло, Веверлей попытался встать, по почувствовалъ, что весь измятъ, нога сильно повреждена и почти вывихнута.
Этотъ случай утишилъ немного шумную радость общества, хотя Горцы привыкли къ такимъ ранамъ. Тотчасъ поставили для Эдуарда родъ палатки и положили его на постелю изъ листьевъ. Лкарь, или занимавшій его мсто, слылъ вмст докторомъ и колдуномъ: эти былъ старый горный житель съ длинною блою бородою, еще боле выказывавшею его черное лице и морщины, одтый въ короткой кафтанъ изъ тартана. Онъ длалъ множество движеній и обрядовъ, приближась къ Эдуарду, три раза обошелъ постель, ходя отъ востока къ западу по солнцу. Вс присутствующіе, казалось, приписывали большую важность успху сего дйствія, называемаго deasil. Эдуардъ очень страдалъ, и покорился старому колдуну въ молчаніи.
Эскулапъ искусно пустилъ ему кровь, вскипятилъ множество растній, составилъ изъ нихъ припарку и прикладывалъ тихо, наговаривая какія-то слова, Веверлей могъ только услышать: ГаспаръМельхіоръБалтазаръМаксъПраксъ — Факсъ. Припарки скоро помогли больному, онъ приписалъ это травамъ и дйствію теплоты, но присутствующіе не сомнвались, что это происходило отъ волшебныхъ словъ, надъ нимъ произнесенныхъ. Эдуарду объявили, что вс травы были собраны въ полнолуніе, и что, собирая ихъ, старикъ безпрестанно повторялъ извстныя ему одному слова.
Эдуардъ съ удивленіемъ видлъ, что Фергусъ, не смотря на свое воспитаніе, раздлялъ суевріе соотечественниковъ. Можетъ бытъ онъ думалъ, что неблагоразумно отвергать всми принятое поврье, можетъ быть никогда не размышлялъ объ этомъ предмет, или не былъ совершенно свободенъ отъ суеврія, хотя поступки показывали, что онъ не имлъ предразсудковъ. Веверлей ни мало не думалъ о способ, коимъ его лчили, но заплатилъ лкарю такъ щедро, какъ тотъ никогда не ожидалъ. Лкарь такъ благодарилъ его, что Мак- Иворъ, разсердившись за безмрную благодарность, прервалъ его восклицаніемъ: Ce ade millia molighiavtt (тысяча проклятій) и вытолкалъ изъ палатки.
Когда Веверлей остался одинъ, то болзнь и усталость погрузили его въ глубокій сонъ, хотя нсколько возмущаемый лихорадкою: это спокойствіе, вроятно, происходило отъ принятаго имъ питья, похожаго на опіумъ, которое старый горный житель извлекъ изъ многихъ растній. Общая радость была возмущена этимъ несчастіемъ. Фергусъ и друзья его очень опечалились и заботились о средствахъ довести молодого иностранца до Гленнакоача. Мак-Иворъ веллъ приготовить носилки изъ березовыхъ втвей и вассалы его понесли Веверлея съ такою ловкостію, что можно было подумать, что они предки тхъ крпкихъ Цельтовъ, кои въ наше время имютъ счастіе переносишь въ портшезахъ красавицъ Эдинбургскихъ въ десять routs {Собраній.} въ одинъ вечеръ.
Веверлей любовался живописной дятельностію, произведенною разъздомъ съ этой степной охоты.
Различныя поколнія, предводимыя Шефами, собирались на Pibroch своего клана. Одни карабкались но извилинамъ горъ, другіе сходили по тропинкамъ, ведущимъ къ мсту охоты, иногда, хотя слабо, слышимы были звуки волынокъ, Иные представляли въ долин подвижныя группы, перья на шляпахъ и широкіе плащи ихъ развевались по вол утренняго втра, блестящее оружіе отражало лучи восходящаго солнца. Многіе Шефы, подходя къ Веверлею, говорили, что опасаются, что на долго лишатся удовольствія видть его и раздлять съ нимъ забавы, но Фергусъ сократилъ эти прощальные обряды. Поколніе Ивора скоро собралось и двинулось съ мста. Фергусъ приказалъ идти другою дорогою, и сказалъ Веверлею, что часть его проводниковъ отправится для исполненія одного дла, и что, дойдя до жилища одного благороднаго своего друга, препоручитъ Веверлея его попеченіямъ, а самъ обязанъ отлучишься на нсколько дней.— Будьте уврены, сказалъ онъ ему, что объ васъ приложатъ вс попеченія…. Я скоро возвращусь.
Веверлей удивился тому, что Фергусъ не предувдомилъ его, но считалъ неприличнымъ paспрашивать о намреніи. Большая часть арендаторовъ отправились въ авангард подъ предводительствомъ стараго Беллеикейроча и Эванъ Дгю Мак-Комбича, вс, казалось, были чрезвычайно обрадованы, при Шеф же для прислуги осталось только нсколько человкъ. Фергусъ шелъ возл носилокъ Эдуарда и былъ къ нему очень внимателенъ. Посл продолжительнаго и труднаго путешествіи, они прибыли къ другу Фергуса, приготовившемуся, сообразно своему состоянію и положенію, принять его, онъ казался въ восхищеніи отъ того, что молодой иностранецъ согласился погостить у него. Эдуардъ удивлялся хозяйству и простому, но ласковому обращенію сего старика.
Никто не препятствовалъ ему повелвать своими вассалами, и онъ проводилъ мирно дни свои подъ покровительствомъ Вичь Янъ Нора и другихъ знатныхъ Шефовъ. Правда, часто молодые люди, на земл его рожденные, уходили въ службу къ его друзьямъ, но старые, немногіе слуги его, качали головами, когда слышали, что господина ихъ упрекали въ недостатк смлости и благоразумія. При тихой поводъ, говорили они по старой пословиц, дождь идетъ дольше. Этотъ добрый старикъ съ безпредльнымъ своимъ гостепріимствомъ поставилъ бы себ обязанностію заботишься о Веверле, еслибъ онъ былъ даже послднимъ крестьяниномъ Англійскимъ: онъ заботился о каждомъ больномъ, а имя друга Фергуса заставило его почитать Веверлея драгоцннымъ залогомъ, заслуживавшимъ все вниманіе и попеченіе.
Мак-Иворъ, заботясь о Веверле можетъ быть гораздо боле, нежели сколько требовала болзнь, наконецъ простился съ нимъ, общая чрезъ нсколько дней возвратиться: — Надюсь, сказалъ онъ, что къ моему возвращенію вы будете въ состояніи хать верьхомъ въ Гленмакоачь. На другой день старый хозяинъ нашего больнаго объявилъ, что другъ ихъ отправился на разсвт, взявъ съ собою всхъ слугъ, изключая повреннаго своего Каллумъ-Бега, которому далъ приказаніе быть къ вамъ внимательнымъ и повелнія ваши исполнять, какъ бы его собственныя. Веверлей освдомился, знаетъ-ли онъ цлъ путешествія Мак-Ивора? Старикъ таинственно посмотрлъ на него и отвтствовалъ одною улыбкою, Веверлей повторилъ вопросъ, и хозяинъ отвчалъ ему пословицею: не все, что знаешь, говори.
Онъ хотлъ продолжать, но Каллумъ-Бегъ прервалъ его.— Шефу, сказалъ онъ, не понравились бы вопросы чужестранца, и Веверлей почувствовалъ, что оскорбитъ своего друга, если отъ другихъ будетъ вывдывать тайны, коихъ не разсудилъ открыть ему самъ Фергусъ.
Было бы совсмъ неумстно описывать постепенное возвращеніе здоровья нашего героя, который по прошествіи пяти дней могъ ходить съ палкою, и Фергусъ cъ шестью подчиненными возвратился къ нему.
Лице его блистало радостію, онъ поздравилъ своего друга съ скорымъ выздоровленіемъ, и увидвъ, что онъ можетъ хать верьхомъ, предположилъ воротиться въ Гленмакоачь. Это предложеніе весьма обрадовало Веверлея, потому что онъ не переставалъ мечтать о Флор.
Во всю дорогу Фергусъ халъ возл своего друга, и спутники его отлучились только для стрлянья дикихъ козъ и тетеревовъ. Сердце Веверлея забилось сильне, когда oui’ увидлъ жилище Ивана-Башни, и еще боле, когда увидлъ идущую къ нимъ на встрчу Флору.
Фергусъ съ обыкновеннымъ веселымъ духомъ издалека кричалъ ей: — Несравненная Принцесса! отвори двери Мавру Абилдарскому, котораго другъ его Родрихъ де Нарваецъ, Коннетабль Антикерскій, ведетъ въ замокъ!…. или, если это теб боле понравится, отвори Маркизу Мантуанскому, трепещущему за своего почти умирающаго друга Балдавима! Миръ праху твоему, Сервантъ! Безъ тебя не заставилъ бы я прекрасную жительницу сего замка внимать моимъ жалобамъ!
Флора подошла и приняла Веверлея со всми знаками искренняго дружества и живйшаго безпокойства на счетъ случившагося съ нимъ.— Милый Фергусъ, сказала она, какъ ты такъ мало заботился о здоровь гостя?… Долженъ ли былъ онъ ожидать этаго? Эдуардъ сталъ защищать своего друга, который дйствительно спасъ ему жизнь, подвергая опасности свою.
Посл первыхъ привтствій, Фергусъ на своемъ язык сказалъ что-то сестр, и щеки прекрасный Флоры омочились слезами, причиной коихъ была или набожность, или удовольствіе, она подняла руки къ небу. Нсколько спустя отдала Веверлею письма, присланныя изъ Тюлли-Веолана во время его отсутствія, другія письма и множество номеровъ Каледонскаго Меркурія подала брату.
Два друга удалились разсмотрть свои депеши, и Веверлей скоро увидлъ, что его требовали большаго вниманія.

ГЛАВА VIII.
Извстія изъ Англіи.

Письма, получаемыя Эдуардомъ изъ Англіи, до сего времени казались мамъ ненужными для читателей. Отеіуь писалъ къ нему, что многочисленныя дла не оставляли ему ни минуты свободной, чтобы заняться семействомъ. Рекомендовалъ его многимъ чиновникамъ въ Шотландіи, но Веверлей, предавшись удовольствіямъ въ замк Тюлли-Веолан и Гленнакоач, не имлъ времени съ ними видться, къ тому же онъ былъ уволенъ изъ полка на короткое время и не могъ пустишься въ продолжительныя путешествія. Послднія письма отца обязывали его съ какою-то таинственностію продолжать службу, показывая, что онъ. скоро подучитъ повышеніе. Письма дяди были другаго содержанія и коротки, потому что честный Баронъ совсмъ не походилъ на тхъ корреспондентовъ, которые исписываютъ, вс листочки и едва находятъ мсто для подписи имени. Онъ говорилъ о новыхъ хозяевахъ, часто’ спрашивалъ, есть ли у него деньги и какъ ведутъ себя его рекруты? Тетка Рахель совтовала ему не забывать правилъ своей вры, беречься Шотландскихъ тумановъ, кои, какъ она слышала, промачиваютъ до костей, и по этому просила не выходить никогда безъ редингота и носить всегда фланелевый жилетъ. Г. Пемброкъ писалъ одинъ только разъ, но письмо его было въ десять, огромныхъ страницъ самымъ млкимъ письмомъ. Въ немъ заключалось сокращеніе манускрипта in quarto, прибавленія и поправки къ двумъ. сочиненіямъ, кои онъ при отъзд отдалъ Веверлею, общался прислать при первомъ удобномъ случа цлое сочиненіе. Просилъ прислать себ нсколько новыхъ книгъ, отпечатанныхъ у одного изъ друзей его. Съ нкотораго времени онъ постоянно переписывался съ однимъ книгопродавцемъ и аккуратно представлялъ Сиръ Эверарду записку круглыми числами, подписанную Іоанафиномъ Груббтомъ, книгопродавцемъ изъ малой Бретани {Лондонскій кварталъ.}.
Такія письма получалъ Эдуардъ до сел, врученныя ему теперь въ Гленнакоач были гораздо важне. Я представляю ихъ въ цлости, и такъ какъ читателю трудно понятны причины, заставившія написать ихъ, то представлю ему тогдашнее положеніе политики и дйствій Сен-Джемскаго двора.
Въ министерств, какъ очень часто случается, были дв партіи, и слабйшая старалась происками и неутомимою дятельностью успть въ честолюбивыхъ намреніяхъ. Съ нкотораго времени она стала имть надежду получить благосклонность Короля и пересъ въ нижнемъ Парламент, всячески старалась привлечь на свою сторону Ричарда Веверлея: этотъ честный дворянинъ умлъ благоразумнымъ поведеніемъ, внимательностію къ приличіямъ и дламъ, заставить почитать себя глубокомысленнымъ политикомъ. Обладая искуствомъ скрывать посредственность подъ благовидною наружностію, прослылъ онъ человкомъ съ истиннымъ талантомъ.
Такое мнніе о Сиръ Ричард Веверле было такъ обще, что партія, о коей мы говорили, предложила ему почтенное мсто, если сбудутся замышляемыя перемны. Ричардъ не могъ противишься такому искушенію, хотя важное лице, коего мсто предлагали ему, былъ его покровителемъ, но онъ не колеблясь сталъ участвовать въ намреніи этой партіи. По несчастію, поспшность открыла ихъ замыселъ, и вс замшанные въ немъ и неуспвшіе подать въ отставку, были публично увдомлены, что Король не иметъ нужды въ ихъ услугамъ. Ричардъ попался въ число ихъ, какъ онъ былъ въ глазахъ Министра виновенъ всхъ боле, то отставка его заключалась въ презрительныхъ словахъ и упрeкахъ. Публика и даже партія переманившая его, не жалла о паденіи этаго государственнаго человка, руководствуемаго только самолюбіемъ и своими выгодами. Ричардъ удалился въ деревню, сожаля о своемъ чин и прибытк, кои были ему драгоцнны не мене славы.
Письмо его къ сыну о семъ происшествіи было верхъ искуства въ краснорчіи: Аристидъ не былъ такъ несчастенъ, ослпленный Монархъ, неблагодарное отечество упоминались почти въ каждомъ параграф. Онъ говорилъ о своей долгой служб, о многочисленныхъ пожертвованіяхъ: хотя щедро былъ награжденъ за первую, и смутился бы, если бы спросили, въ чемъ состояли вторыя? Умренность совершенно оставила его при конц письма: онъ говорилъ объ отмщеніи, приказывалъ сыну воспользоваться первымъ случаемъ, чтобы выйти въ отставку.— Месть повелваетъ теб это, писалъ онъ, обида отцу твоему падаетъ на тебя. Не теряй ни минуты, пошли просьбу при самомъ полученіи моего письма, дядя твой также этаго желаетъ.
Эдуардъ взялъ письмо дяди, несчастіе брата заставило его забыть размолвки и разницу въ политическихъ мнніяхъ. Живя въ отдаленіи отъ столицы, не могъ онъ знать истинной причины паденія Ричарда, и добрый, легковрный Баронетъ приписалъ ее неправосудію. Правда, думалъ онъ и даже писалъ къ племяннику, Сиръ Ричардъ не потерплъ бы этой обиды, отъ коей въ (первый разъ должна краснть фамиліи Веверлеевъ, если бы не забылъ своихъ обязанностей. И увренъ, прибавилъ Баронъ, что онъ самъ чувствуетъ важность своей ошибки, постараюсь заставить его забыть и наградахъ: наша фамилія не нуждается въ помощи.
Сиръ Эверардъ раздлялъ мнніе брата въ томъ, что Эдуарду должно оставить службу, въ коей онъ могъ быть также обиженъ, какъ и отецъ. Давалъ ему средства самыя врныя получишь тотчасъ отставку.
Тетка изъяснялась еще откровенне: она почитала паденіе брата справедливою казнію за преступленіе, имъ содланное — за забвеніе священной обязанности къ законному, хотя и изгнанному, властителю. Сиръ Нигель, предокъ его, не имлъ такого снисхожденія ни къ Парламенту, ни къ Кромвелю, писала она, хотя отказъ подвергалъ его лишенію имнія и жизни. Она надялась, что любезный Эдуардъ пойдетъ но слдамъ предковъ, что почтетъ паденіе отца доказательствомъ того, что клятва въ врности не нарушается безнаказанно. Препоручала ему, какъ и Сиръ Эверардъ, кланяться Барону Брадвардину.— Также ли много онъ нюхаетъ табаку? писала она, побитъ ли танцовать, какъ и за тридцать лтъ, и въ такихъ ли лтахъ Миссъ Роза, что можно послать ей серги въ знакъ дружбы?
Читатель можетъ вообразишь, какъ эти письма раздражили Веверлея. Онъ совершенно не зналъ истинной причины паденія отца, не имлъ понятія объ интригахъ: мысль, что существуютъ различныя партіи, сдлала на него впечатлніе, неблагопріятное правительству: это и не удивительно, судя но обществу, кое онъ видлъ въ замк Веверле. Онъ раздлялъ неудовольствіе людей, имвшихъ право совтывать и повелвать ему, можно прибавить еще, что неудовольствіе его произходило частію отъ скуки, которой онъ подвергался въ гарнизон, и насмшекъ товарищей, а увеличилось еще боле письмомъ Полковника, которое по краткости мы предлагаемъ слово въ слово:

Государь мой!

‘Слишкомъ долго простеръ я снисходительность мою къ ошибкамъ, кои приписывалъ неопытности юношества. Снисходительность моя не имла ожидаемаго дйствія и я принужденъ съ сожалніемъ прибгнутъ къ послднему средству.
‘Приказываю вамъ явиться къ полку въ три дни, считая отъ отправленія моего письма, въ противномъ случа я донесу Генералъ-Комиссару и отмчу васъ отлучившимся безъ позволенія: онъ возьметъ, безъ сомннія, мры, кои будутъ вамъ, какъ и мн, очень непріятны.
Вашъ покорный слуга Ж. Г.
Полковникъдрагунскаго полка.
Это письмо взволновало кровь Веверлея. Съ молодости привыкъ онъ располагать временемъ по произволенію и эта привычка длала для него дисциплину очень непріятною. Онъ имлъ надежду, что съ нимъ никогда не будутъ поступать строго, и прежніе поступки Полковника подтвердили его мнніе.— Почему, думалъ онъ, человкъ, принимавшій во мн такое нжное участіе, сдлался вдругъ грубымъ и наглымъ. Размысливъ о письмахъ, полученныхъ отъ семейства, онъ не сомнвался, что постаравшіеся унизитъ его отца, старались сдлать то же и со всми членами фамиліи Веверлеевъ.
Эдуардъ тотчасъ холодно написалъ нсколько строкъ къ Полковнику, благодарилъ его за милости, изъявлялъ сожалніе, что онъ взялъ на себя такой тонъ, который избавляетъ его отъ всякой благодарности, увдомлялъ, что честь заставляетъ его требовать отставки и просилъ увдомить объ этомъ кого слдуетъ.
Кончивъ это великодушное посланіе, онъ затруднился, какъ написать просьбу, и ршился посовтоваться съ другомъ. Замчу мимоходомъ, что живость Фергуса въ словахъ, поступкахъ и ршеніяхъ сдлали сильное впечатлніе надъ Веверлеемъ: онъ чувствовалъ, что былъ также дятеленъ, какъ и молодой Шефъ, но не имлъ такого скораго соображенія къ труднымъ обстоятельствамъ.
Эдуардъ встртилъ Фергуса, читающаго газеты и недовольнаго новостями.— Капитанъ Велерлей, сказалъ онъ, увдомили ли васъ о такихъ странныхъ произшествіяхъ? и подалъ ему журналъ, объявлявшій о паденіи Сиръ Ричарда. Эта статьи извлечена конечно изъ какой нибудь Лондонской газеты, параграфъ начинался такъ: ‘Говорятъ, что не одинъ Ричардъ изъ фамиліи Веверлеевъ служитъ образцомъ перемнчивости мнній и правилъ.’ Герой нашъ взялъ дрожащею рукою означенный нумеръ и читалъ слдующее: ‘Эдуардъ Веверлей, Капитанъ драгунскаго полка, отлучившійся безъ позволенія, замщенъ Поручикомъ Юліемъ Бутлеромъ.’
Герой нашъ задрожалъ отъ негодованія и гнва.— Какъ, говорилъ онъ, я, дышавшій только честью и славою, сдлаюсь общимъ посмшищемъ! Сличивъ число Полковникова письма и журнальной статьи, увидлъ, что донесеніе, коимъ грозилъ ему Полковникъ, приведено въ исполненіе, не освдомись, дошло ли письмо и будетъ ли онъ повиноваться: изъ чего заключилъ, что умышленно согласились обезчестить его. Тщетно старался онъ скрыть свое движеніе: глаза его наполнились слезами и онъ упалъ въ объятіи Фергуса.
Мак-Иворъ не былъ нечувствителенъ къ печали друзей своихъ, и Веверлей внушалъ ему живое участіе. Онъ чистосердечно раздлялъ справедливое его негодованіе и не могъ понять, какъ Полковникъ, слывшій человкомъ честнымъ, могъ ршиться на такой поступокъ, всячески старался успокоить нашего героя, и напомнилъ ему, что онъ иметъ средство ко мщенію. Эдуардъ схватился за эту мысль.— Не согласитесь ли вы, любезный Фергусъ, отдать мой вызовъ Полковнику?— такой услуги я во всю жизнь не забуду.
— Будьте уврены, что я почелъ бы это священною обязанностію, еслибъ былъ увренъ, что такой поступокъ возстановитъ честь вашу. Но не должно отъ васъ скрывать, что я сомнваюсь, захочетъ ли вашъ Полковникъ дать отчетъ въ мрахъ, противу васъ принятыхъ, потому что какъ он ни строги, но не переходятъ за предлы его власти. Можетъ быть онъ не приметъ вызова, не будетъ опасаться, что обвинятъ его въ трусости: онъ давно слыветъ храбрымъ, къ тому же я…. правду вамъ сказать…. не хотлъ бы быть въ город, въ коемъ есть гарнизонъ, въ теперешнихъ обстоятельствахъ.
— И такъ я долженъ перенести обиду!…. Мн запрещено мстить!
— Мстите головой, а не руками, мстите не несчастнымъ орудіямъ угнетнія, но угнетателямъ, для коихъ несправедливость, обида, безчестіе ничего не значатъ.
— Какъ! идти противъ правительства?
— Да, но противъ правительства несправедливаго… Ддушка вашъ предпочелъ бы адъ Ганноверскому дому.
— Съ того времени у насъ было два Короля изъ этой династіи….— Согласенъ, на потому, что мы дали время похитителямъ показать ихъ истинный характеръ, потому что мы терпли во несли иго…. и согласились принимать отъ нихъ должности, что дало имъ случаи обижать и унижать насъ,— скажите, разв по этому мы должны быть нечувствительны къ обидамъ, о коихъ одна мысль заставила бы трепетать нашихъ предковъ?…. Власть Стуартовъ разв несправедлива, незаконна потому, что представитель ея не причастенъ мнимымъ преступленіямъ, въ коихъ упрекаютъ его отца… Положитесь на меня, я доставлю вамъ средство отмстить. Пойдемте къ сестр: она разскажетъ обо всемъ случившемся въ ваше отсутствіе, но прежде припишите къ вашему Гугеноту Полковнику, что жалете о его безпокойствахъ, что если бы онъ подождалъ день, или два, то получилъ бы просьбу объ отставк не настаивая въ этомъ.
Письма были отданы врному человку для доставленія на почту.

ГЛАВА IX.
Изъясненіе.

Не безъ умысла Фергусъ просилъ Веверлея посовтоваться съ Флорою, съ удовольствіемъ смотрлъ онъ на возрастающую привязанность молодаго Англичанина къ сестр и не находилъ другихъ препятствіи къ Ихъ соединенію, кром должности отца Эдуардова и службы самаго его въ войск Георга VI-го. Препятствія теперь уничтожились, и тотъ и другой въ отставк. Такое супружество казалось ему во всхъ отношеніяхъ выгоднымъ для сестры, имъ нжно любимой, и онъ радовался, помышляя о важности, которую дастъ ему въ глазахъ Экс-Монарха союзъ съ одною изъ древнихъ благородныхъ фамилій. Молодой Шефъ почиталъ это почти конченнымъ: Эдуардъ примтно любилъ Миссъ Мак-Иворъ и не думалъ, что сестра его воспротивится. Въ самомъ дл, Фергусъ, воспитанный въ правилахъ патріархальной власти и увренный, что можно располагать рукою женщинъ безъ ихъ согласія, хотя и очень любилъ Флору, но отказъ ея считалъ самымъ маловажнымъ препятствіемъ.
Въ такихъ мысляхъ Шефъ повелъ Веверлея къ Миссъ Мак-Иворъ, надясь, что волненье придастъ Эдуарду мужество докончишь, капъ называлъ онъ, романъ любви. Когда они пришли, Флора занималась съ двумя служанками приготовленіемъ чего-то, показавшагося Веверлею свадебными лентами. Скрылъ, сколько могъ, замшательство, Эдуардъ спросилъ, по какому радостному случаю Миссъ Мак-Иворъ длала такія приготовленія?
— Къ свадьб Фeргуса, отвчала Флора улыбаясь.
— Въ самомъ дл? Онъ таился, но надюсь, позволишь мн быть своимъ шаферомъ.
— Это обязанность человка, а не ваша, какъ говоритъ Беатрикса {Много шуму за бездлку. Шекспиръ.}.
— А кто его невста?
— Не говорила ли я вамъ, что невста моего брата — слава.
— Разв я не могу сопровождать его къ слав? Ахъ, Миссъ Флора! вы худо обо мн думаете.
— Нтъ, Капитанъ Веверлей, много дала бы я, чтобы заставить васъ раздлять наши правила!…. Я сказала это потому только, что считаю васъ непріятелемъ.
— Нтъ, нтъ, сестрица, Эдуардъ свободенъ и достоинъ насъ.
— Да, сказалъ Эдуардъ, снимая черную кокарду со шляпы.
— Слава Богу! вскричала въ восторг Флора.
— Сестрица, постарайся замнить эту кокарду другою пріятнйшаго цвта. Нкогда была мода у дамъ вооружишь и посылать своимъ рыцарей на благородные подвиги.
— Я не сдлаю этаго, до кол рыцарь не узнаетъ справедливости нашего дла и опасностей, коимъ подвергнется. Вижу, что онъ въ большомъ волненіи, и не предлагаю ему ршиться на такое важное намреніе.
Эдуардъ, сперва испугавшійся, что наднетъ знакъ, измны, не могъ скрыть досады, видя, какъ приняла Миссъ Мак-Иворъ предложеніе брата.— Я примчаю, сказалъ онъ, что прекрасная Флора почитаетъ рыцаря недостойнымъ одобренія.
— Не думайте этаго, сказала она кротко, я не откажу другу брата въ подарк, который даю всмъ своимъ вассаламъ. Я рада, что честный человкъ будетъ участвовать въ священномъ предпріятіи, коему съ младенчества посвятилъ себя Фергусъ, но какъ могу я желать, Г. Beверлей, чтобы вы приняли въ немъ участіе? Ршимость ваша будетъ слдствіемъ неудовольствія, а не сердечнаго выбора. Вы такъ мало знаете свтъ!.. Если бы по крайней мр былъ у васъ другъ, который могъ бы помогать вамъ совтомъ!….
Фергусъ не понималъ, къ чему такія подробности, онъ кусалъ себ губы и съ принужденною улыбкою сказалъ: — Хорошо, сестрица, хорошо, я вижу, что ты играешь роль посредницы между Ганноверскимъ домомъ и подданными твоего законнаго Государя, твоего благодтеля,— и ушелъ.— Онъ несправедливъ! сказала Флора посл нсколькихъ минутъ тяжкаго молчанія.
— Разв вы не раздляете тхъ же чувствъ?
— Богъ свидтель, что я всего пламенне желаю успха въ его намреніи, по не забываю справедливости и истины, которыя служатъ основаніемъ священнаго дла, нами защищаемаго: оно тогда только восторжествуетъ, когда приверженцы его не будутъ удаляться отъ нимъ. Можетъ быть я обманываюсь, но кажется, я удалилась бы отъ истины, если бы вовлекла васъ въ опасный поступокъ, не давъ вамъ времени размыслить.— Небесное твореніе! вскричалъ Веверлей, взявъ руку Флоры, чувствую, что мн необходимъ руководитель и наставникъ.
— Онъ въ васъ самихъ, отвчала Флора, тихо отнявъ руку, слушайтесь совсти — она покажетъ вамъ должное.
— Нтъ, Миссъ Мак-Иворъ, я не могу самъ управлять собою, я уступаю пламенному полету воображенія, а не голосу разума…. Могу ли я надяться….. могу ли умолять васъ быть для меня великодушнымъ наставникомъ, который бы замтилъ мои ошибки и доставилъ мн средства исправиться…
— Остановитесь, я вижу, что благодарность за избавленіе отъ вербовки завела васъ слишкомъ далеко.
— Умоляю васъ! перестаньте шутишь: тайна вырвалась у меня… вы знаете мои чувства Позвольте мн разсказать объ этомъ вашему брату.
— Не длайте этаго, Г. Веверлей.
— Что говорите вы!…. Разв есть роковая преграда?…. Сердце ваше разв не свободно?…
— Оно свободно, но я должна вамъ чистосердечно признаться, что никогда не занималась такимъ намреніемъ.
— Согласенъ, я недавно имю счастіе знать васъ… Позвольте надяться, что со временемъ…
— Не подаю этой надежды. Вы такъ откровенны, что не трудно отличить ваши достоинства и слабости.
— И слабости эти заставляютъ васъ презирать меня?
— Вы несправедливы, Г. Веверлей…. Вспомните, прошу васъ, что за полчаса между нами была непреодолимая преграда, и что знакомство съ Офицеромъ, служащимъ Ганноверскому Курфирсту, почитала я случайностію…. Дайте мн время собраться съ мыслями…. посовтоваться съ сердцемъ…. Прошу у васъ только часъ времени…. Надюсь, что будете довольны моею откровенностію, если не ршеніемъ.
Флора ушла и оставила Веверлея размышлять о томъ, какъ она приняла его объявленіе. Между тмъ, какъ онъ искалъ истиннаго смысла словъ Флоры и сердце его билось между страхомъ и надеждою, Фергусъ вошелъ въ комнату.— Любезный Веверлей, вы здсь! сказалъ онъ, пойдемте со мной на дворъ: я покажу вамъ картину, которая стоитъ всхъ тирадъ изъ вашихъ романовъ…. Сто ружей, столько же сабель…. Двсти или триста храбрыхъ ихъ оспориваютъ другъ у друга… Но, дайте взглянуть поближе. Боже мой! всякой горный житель сказалъ бы, что васъ сглазили. Неужели двушка довела васъ до такого состоянія? Самыя умныя женщины — дти въ длахъ важныхъ. Бьюсъ объ закладъ, что она перемнитъ мнніе черезъ двадцать четыре часа: Флора не измнитъ своему полу, и если вы хотите, завтра же докажетъ, что она женщина… Эхъ! любезный Эдуардъ! я научу васъ, какъ вести себя съ ихъ поломъ. Посл сихъ словъ онъ потащилъ Эдуарда смотрть военный приготовленія.

ГЛАВА X.
Изъясненіе.

Фергусъ Мак-Иворъ не хотлъ возобновлять прежняго разговора и, казалось, былъ занятъ только пушками, ружья мы, тартанами и проч.
— Разв вы хотите скоро идти въ походъ?
— Если бы вы общали быть со мной, то я бы вамъ сказалъ все: теперь откровенность можетъ вредишь мн.
— Разв вы въ самомъ дл думаете ниспровергнуть правительство съ горстью людей?
Не заботьтесь о Донъ Антуан: я самъ о себ позабочусь…. Мы будемъ подражать Конану: если намъ нанесутъ, ударъ, отплативъ двумя. Однакожъ мн непріятно, что вы почитаете меня дуракомъ. который не уметъ ни выждать, ни воспользоваться благопріятнымъ случаемъ… Хорошій охотникъ спускаетъ собакъ тогда только, когда зврь поднятъ еще разъ: будьте нашимъ, я вамъ скажу все.
— Я не могу этаго сдлать, я не получилъ еще отставки….Разв я опредляясь не призналъ законности настоящаго правительства? Разв я не присягалъ ему въ врности?
— Присяга ваша была вынужденная, и чмъ васъ наградили за это?… безчестіемъ!… Если вы не ршаетесь отмстить за это, ступайте въ Англію: едва перейдете Твидъ, услышите новости, кои заставятъ васъ оставить нершительность. Если дядя вашъ таковъ, какимъ описывали мн его нкоторые изъ нашихъ въ 1715 году, то онъ дастъ вамъ конный полкъ и вы будете служить справедливой сторон.
— Но сестрица ваша, любезный Фергусъ!
— О! своенравный демонъ! какъ ты мучишь этаго человка!… Разв вы не умете говорить о чемъ нибудь другомъ, кром женщинъ?
— Шутки въ сторону, любезный Фергусъ: я не могу скрывать, что счастіе моей жизни зависитъ отъ отвта Миссъ Мак-Иворъ.
— Что, мы мечтаемъ, или вы говорите не шутя?
— Конечно не шутя, разв вы думаете, что я способенъ шутишь въ такомъ случа.
— Ну, такъ я очень радъ, я такъ высоко цню Флору, что вамъ только могу въ этомъ признаться. Не жмите такъ крпко мою руку, лучше разсмотримъ, захочетъ ли ваше семейство породниться съ благороднымъ горнымъ нищимъ?
— Политическія правила моего дяди, его беззаботность, привязанность ко мн, даютъ мн право сказать вамъ, что онъ будетъ смотрть только на личныя качества и произхожденіе: сестрица ваша вполн обладаетъ тмъ и другимъ.
— Конечно такъ, но вамъ нужно согласіе батюшки.
— Знаю, но немилость, жъ которой онъ теперь, не позволитъ ему противорчить, къ тому же я увренъ, что дядюшка возметъ на себя всю отвтственность.
— Религія можетъ быть… Хотя мы не слишкомъ ревностные Католики….
— Бабушка моя была также Католичка, и ее въ этомъ никогда неупрекали. Будьте уврены, любезный Фергусъ, въ согласіи моихъ родителей, только помогите получить согласіе вашей любезной сестрицы.
— Моя любезная сестрица также, какъ и ея любезный братецъ, не имютъ нужды въ посторонней помощи, чтобы ршиться на что нибудь, однакожъ я съ удовольствіемъ помогу вамъ и услугами и совтами… Знайте, что она отъ всего сердца привержена къ Королевской фамиліи, съ того времени, какъ выучилась читать, весьма уважаетъ память храбраго Вогана, отказавшагося отъ чина, даннаго ему Кромвелемъ и перешедшаго подъ знамена Карла. Онъ привелъ съ собою отрядъ конницы, соединился въ Миддлетон и умеръ славно съ оружіемъ въ рукахъ. Попросите ее показать стихи, на сей случай написанные, увряю васъ, что ихъ много хвалили… Но я примчаю Флору у водопада, подите къ ней. Ступай товарищъ, не давай непріятелю времени собраться съ силами, alerte, a la muraille! ступай подъ покровительствомъ Купидона, а я пойду осматривать ящики съ картечами и ружьями.
Веверлей удалился, сердце его трепетало отъ страха, онъ былъ утоленъ различными чувствами. Какъ перемнилось его положеніе въ теченіи нсколькихъ часовъ!… Въ какомъ непроходимомъ лабиринт заблудился онъ!… Ныншнимъ утромъ, думалъ онъ, я занималъ почетную степень на военномъ поприщ, отецъ мой имлъ право надяться блистательнаго возвышенія…. Обманъ разрушился, мечты кончились!… Я о безчестенъ…. Отецъ мой въ немилости, и я, если не соучастникъ, то повренный начальника возмутившихся! Помогать ли мн ниспроверженію правительства, которому служилъ? Подвергаться ли всмъ опасностямъ, кои можетъ навлечь это неблагоразумное предпріятіе?.. Если отвтъ Флоры будешь мн благопріятенъ, могу ли ожидать счастія среди волненія, безпокойства, кои скоро везд распространятся? Осмлюсь ли предложишь ей разлучишься съ братомъ, коего она такъ нжно любитъ, слдовать за мною въ Англію и ждать тамъ успха предпріятій Фергуса, или его гибели?… Принимать ли участіе въ отчаянной попытк? Быть ли орудіемъ молодаго честолюбца?
Такая будущность не слишкомъ льстила самолюбію Веверлея, но гораздо боле мучило его то, что Миссъ Мак-Иворъ отвергнетъ его предложеніе. Погруженный: въ сіи тягостныя мысли, онъ непримтно подошелъ къ водопаду, гд, какъ сказалъ Фергусъ, ждала его Флора. Она была одна, и примтя его встала и вошла къ нему на встрчу. Эдуардъ хотлъ начать разговоръ обыкновеннымъ привтствіемъ, но не имлъ силы. Ему показалось, что Флора смутилась, но скоро оправилась и (это показалось Эдуарду худымъ предзнаменованіемъ) сама начала прежній разговоръ.
— Г. Веверлей, сказала она, я думаю, что для васъ, также какъ и для меня, важно, чтобы я объяснила вамъ настоящія мои чувствованія.
— Умоляю васъ, не спшите произносить приговоръ, если онъ не благопріятенъ мн, какъ говоритъ, предчувствіе. Дайте мн время доказать вамъ моими поступками…. Позвольте братцу вмст со мной….
— Г. Веверлей, чувствую, что я сдлалась бы виноватою въ собственныхъ глазахъ, если бы замедли* да минутою сказать вамъ, что и могу чувствовать къ вамъ только дружество. Вижу, что это изъясненіе вамъ непріятно, жалю, но чмъ скоре, тмъ лучше. Г. И оверлей, можно ли сравнить минутную печаль вашу съ продолжительнымъ мученіемъ при неравномъ соединеніи.
— Боже мой! за чмъ говорить о неравномъ соединеніи! Разв не равны мы произхожденіемъ,— богатствомъ? Что можетъ быть причиною вашего отказа, если вы такъ хорошо обо мн думаете?
— Г. Веверлей, я васъ очень почитаю, я хотла молчать, но теперь ршаюсь открыться, ибо считаю васъ достойнымъ этаго знака почтенія и довренности.
Она сла на обломк скалы, Веверлей возл нее, ожидая съ безпокойствомъ общаннаго изъясненія.
— Не знаю, сказала она, могу ли я изъяснить вамъ точныя мои чувствованія, не смю говорить о вашихъ, изъ опасенія оскорбить насъ своимъ утшеніемъ. Съ дтства до сего дня я желала единственно, чтобы фамилія благодтелей нашихъ взошла на тронъ: это желаніе поглотило вс прочія чувства и не позволило мн думать о замужстн. До этаго счастливаго переворота хижина въ Шотландіи, дворецъ въ Англіи, монастырь во Франціи — для меня одно и то же.
— Любезная Флора, скажите мн, почему это усердіе къ Стуартамъ не позволяетъ вамъ осчастливить меня?
— Вы будете имть право ждать, чтобы подруга поставляла свое счастіе въ вашемъ, человкъ не столь, какъ вы, чувствительный, могъ бы найти, если не счастіе, то по крайней мр спокойствіе, но вы….
— Скажите, умоляю васъ, почему вы думаете, что будете боле счастливы съ человкомъ, который мене меня будетъ любить и почитать васъ?
— Потому, что мы будемъ согласны съ чувствахъ: его холодная чувствительность не потребуешь отъ меня живой нжности, которую бы я и не могла ему оказывать, я вы, Г. Веверлей, будете имть предъ глазами картину мечтательнаго счастія, вашимъ воображеніемъ начертанную: холодность, равнодушіе замнятъ скоро пылкіе восторги, если увидите, что нтъ взаимности. Любовь моя къ Королевскому дому покажется вамъ преступленіемъ, вмсто того, чтобы раздлять мои энтузіазмъ, вы будете на меня роптать за него.
— Это значитъ, Миссъ Мак-Иворъ, что вы не можете любишь меня?
— Могу почитать васъ, но не могу любить, хотя вы достойны этаго. Женщина, которую вы почтете своимъ выборомъ, должна раздлять ваши чувства, ваши мннія, жить только для висъ и вами, раздлять ваши удовольствія и печаль, разгонять вашу грусть.
— Почему вы не осуществляете эту восхитительную картину?
— Вижу, что вы меня не понимаете. Не сказала ли я вамъ, что вс мои радости состоятъ въ успх предпріятія, коему могу способствовать только мольбами.
— Уступая моимъ, вы можетъ быть услужите сторон, къ коей привержены. Моя фамилія богата, сильна, привязана къ Стуартамъ, и такой благопріятный случай….
— Привязана къ Стуартамъ!….. и такой благопріятный случай!… Подумайте, какъ буду я страдать, когда услышу, что ваше семейство станетъ хладнокровно разбирать дло, которое я почитаю священнымъ. Изгнанную фамилію найдутъ достойною состраданія, тогда какъ я готова жертвовать жизнію для ускоренія ея возстановленія.
— Опасенія ваши въ отношеніи ко мн несправедливы, думаю, что я не имю недостатка ни въ мужеств, ни въ чести.
— Знаю, знаю, но посовтуйтесь, съ разсудкомъ, а не увлекайтесь минутною склонностію отъ того, что романически встртились съ двушкою, не совсмъ безобразною. Не принимайте участія въ сей ужасной борьб, разв по совершенномъ убжденіи, а не по стремительному чувству, которое охладится временемъ.
Веверлей не имлъ силы отвчать, благородныя чувства Флоры увеличили его привязанность и любовь, онъ былъ принужденъ согласиться, что она была очень чувствительна и великодушна, но также слишкомъ откровенна, благородна и не будетъ прибгать къ хитрости, даже для свинченнаго дла, коему себя посвятила.
Они шли нсколько минутъ молча. Г. Веверлей, сказала Флора, еще одно слово о предмет, который занимаетъ насъ,— желаю, чтобы оно было послднее. Простите меня, если осмлюсь давать вамъ совты, братъ мой желаетъ, чтобы вы были съ нимъ: не соглашайтесь на это, вы своею особою не много поможете успху его предпріятія, я о будете раздлять погибель, если онъ, по несчастію, будетъ побжденъ. Вы нанесете неизгладимое пятно своей чести…. Позвольте мн просишь васъ возвратиться въ свою родину. Смю надяться, что доказавъ, что вы освободились отъ всхъ узъ, воспользуетесь первымъ благопріятнымъ случаемъ, чтобъ быть полезнымъ своему законному повелителю.
— Если я буду имть счастіе отличиться въ семъ предпріятіи, могу ли надяться….
— Извините меня, если я прерву васъ, я не хочу обременять себя общаніями, исполненіе коихъ не зависитъ отъ меня. Будьте уврены, Г. Веверлей, что я искренно желаю вамъ счастія.
Посл сихъ словъ Флора удалилась (они дошли до того мста, гд тропинка длилась на двое). Эдуардъ взошелъ въ замокъ, обремененный тягостными размышленіями, старался убгать встрчи съ Фергусомъ, чувствуя, что не будетъ въ силахъ сносишь его насмшки. Шумъ и волненіе пирушки (Фергусъ держалъ открытый столъ для всего клана) нсколько развлекли его, но когда она кончилась, Эдуардъ старался всячески поговорить съ Миссъ Мак-Иворъ, но тщетно прождалъ ее нсколько часовъ. Фергусъ не могъ скрыть своего неудовольствія, услышавъ отъ Кетлины, что Флора желала быть одна, пошелъ къ ней, но конечно вс убжденія остались тщетными, ибо онъ возвратился съ примтною досадою. Во весь остатокъ вечера Фергусъ и Веверлей ни слова не говорили объ отсутствіи Флоры. Удалившись въ свою комнату, Эдуардъ началъ припоминать вс произшествія этаго дня.
— Не могу ли надяться, думалъ онъ, что со временемъ…. сердце ея, пылающее теперь любовію къ дому Короля, предастся другимъ чувствованіямъ? Если предпріятіе удастся не могу ли я… она изъявляла мн такое живое участіе и дружество.
Онъ старался припомнить вс слова Флоры, выраженіе ея голоса, движенія, взгляды, но ничего не узналъ изъ этаго. Не смотря на безпокойства и усталость, онъ уснулъ очень поздно.

ГЛАВА XI.
Письмо изъ Тюлли-Веолана.

Къ утру, когда безпокойныя размышленія Веверлея смнились сномъ, почудилось ему, что слышитъ музыку, онъ думалъ, что возвратился въ Тюлли-Веонанъ и слышитъ обыкновенную утреннюю псню Джеллатрея. Голосъ постепенно усилился и совершенно разбудилъ его. Осмотрвшись, Эдуардъ увидлъ, что онъ въ башн Янъ Вора, но точно узналъ голосъ Давида Джеллатрея, приближась къ окну, разобралъ, что дуракъ поетъ:
Тамъ, на горахъ мой другъ, тамъ вдалек,
Тамъ, на горахъ мой другъ, летитъ за быстрой серной.
Летитъ за серною и поцлуи шлетъ мн
Оттол съ горъ, тамъ мой защитникъ врной.
Любопытствуя знать причину необыкновеннаго и продолжительнаго для Джеллатрея путешествія, Эдуардъ поспшилъ одться. Между, тмъ Давидъ познакомился съ праздными людьми, всегда стоявшими у входа въ замокъ, началъ съ ними плясать, скакать и насвистывать псни. Онъ былъ смненъ игрокомъ на свирли, который не могъ не встать, услышавъ родимые звуки, молодые и старики пустились плясать. Появленіе Веверлея не нарушило ихъ. радости, только Джеллатрей показалъ кривляньями и знаками, что узналъ его. Не переставая щелкать, пальцами, плясать, онъ нашелъ средство приближиться къ Эдуарду и подать письмо.
Эдуардъ узналъ руку Миссъ Розы на обертк, и удалился, чтобы прочесть его.
Онъ увидлъ, что сперва было поставлено любезный Господинъ Веверлей, но первое слово съ заботливостію выскоблено. Можетъ быть читателю не непріятно будетъ знать слогъ Миссъ Брадвардинъ, мы перепишемъ письмо ея слово въ слово, не позволяя себ никакой перемны.

‘Господинъ Веверлей!

‘Боюсь, что вы обвините меня въ нескромности за то, что позволяю себ теперь сказать вамъ, но кому, кром васъ, могу я отдать точный отчетъ во всемъ, что здсь случилось?! Если я неблагоразумно длаю, что пишу къ вамъ, простите меня, Г. Веверлей: я не могла ни съ кмъ совтоваться — я совтовалась только съ сердцемъ…. Батюшки нтъ… Богъ знаетъ, когда онъ возвратится, чтобы покровительствовать и защищать меня!…. Вы, безъ сомннія, слышали, что замтя непріятныя движенія въ горахъ, правительство приказало арестовать многихъ дворянъ: батюшка, по несчастію, попался въ это число. Не смотря на мои просьбы и слезы, онъ не захотлъ здаться и вмст съ Г. Фальконеромъ и нкоторыми другими удалился. Я не столько безпокоюсь о батюшк въ настоящую минуту, какъ о слдствіяхъ, отъ сего могущихъ произойти и безпокойства еще не кончились. Вс эти подробности не относятся къ вамъ, Г. Веверлей, но думаю, вамъ пріятно будетъ слышать, что другъ вашъ спасся, если вы слышали, что онъ былъ въ опасности.
‘На другой день, посл отъзда батюшки, отрядъ пхоты пришелъ въ Тюлли-Веоланъ: Г. Бальи Махвибль перенесъ много непріятностей, но Офицеръ былъ почтителенъ ко мн, сказалъ, что жалетъ о томъ, что обязанъ сдлать обыскъ оружію и бумагамъ. Батюшка изъ предосторожности взялъ съ собою вс оружія, изключая висвшихъ въ зал, и спряталъ вс бумаги. Г. Веверлей, мн трудно увдомлять, что спрашивали: о васъ, о времени отъзда вашего изъ Тюлли-Веолана и о мст теперешняго жительства. Офицеръ ухалъ съ отрядомъ, но оставилъ у насъ четырехъ человкъ подъ командою капрала. Они хорошо себя ведутъ, и мы принуждены оказывать имъ доброжелательство. Эти солдаты дали намъ понять, что вамъ худо будетъ, если вы попадетесь въ ихъ руки. Не смю пересказывать вамъ всхъ странныхъ новостей, кои они намъ разсказали, я уврена, что это неправда. Чтобы ни было, вы знаете лучше меня, что вамъ длать. Забыла сказать вамъ, что отрядъ увелъ вашего слугу, обихъ лошадей и все, въ Тюлли-Веолан вами оставленное. Надюсь, небо будетъ покровительствовать вамъ и дастъ средство возвратиться на родину, гд, какъ вы мн сказывали, нечего бояться солдатъ, и гд законы всегда покровительствуютъ невинности. Надюсь также, вы простите меня за то, что я осмлилась писать къ вамъ. Если я не обманываюсь, мн кажется, я должна была это сдлать: ваша честь и личная свобода въ опасности… Уврена, по крайней мр, что батюшка проститъ меня за этотъ поступокъ. Г. Рюбрикъ ухалъ къ брату въ Дюхранъ, для избжанія обидъ отъ солдатъ и Виговъ. Р. Махвибль безпрестанно говоритъ, что не любитъ мшаться въ чужія дла, хотя долженъ бы знать, что батюшк будетъ очень пріятно, ежели онъ окажетъ услугу одному изъ друзей его, особливо при нашихъ теперешнихъ обстоятельствахъ.
‘Прощайте, Капитанъ Веверлей! вроятно, я васъ никогда не увижу: не возможно приглашать васъ въ Тюлли-Веоланъ, хотя бы солдаты и вышли, но всегда буду почитать, какъ снисходительны вы были къ вашей учениц, какъ искренно дружны съ батюшкою.’

‘Роза Коминъ Брадвардинъ.’

‘Р. S. Отвчайте мн изъ милости съ Джеллатреемъ, хотя увдомьте, получили ли письмо мое и какія мры примете для своей безопасности? Простите меня, если осмливаюсь просить васъ не принимать участія въ приготовленіяхъ Фергуса, но скоре отправиться на родину. Кланяйтесь Флор и Гленнакоачу. Обманула ли я васъ, что моя подруга прелестная двушка?’
Письмо Миссъ Розы очень удивило нашего героя. Онъ зналъ, что Баронъ былъ подозрителенъ правительству давно уже, но не могъ понять, какъ замшали его въ это дло: онъ до сего времени былъ приверженъ къ царствующему Королю. Въ Тюлли-Веолан изъ Гленнакоач хозяева уважали прислгу въ врности, данную имъ правительству, и хотя были ревностные приверженцы изгнанной фамиліи, но не показывали, Что имютъ непріязненныя намренія до самой его отставки. Эдуардъ думалъ, что покажется виновнымъ, если доле будетъ жить у Фергуса, что долженъ немедленно хать и просить, чтобы изслдовали его поведеніе. Его тяготила мысль, что онъ сдлается виновникомъ междоусобной воины.— Какъ ни справедливы права Стуартовъ, думалъ онъ, справедливо также, что Іаковъ потерялъ ихъ, четыре Государя царствовали уже посл его отреченія. Какое мн дло ниспровергать установленное правительство и завлекать Государство во вс бдствія междоусобной войны? Какъ бы ни былъ я увренъ въ справедливости ихъ стороны, долженъ ли я противиться вол отца и дяди? Не долженъ ли я ждать ихъ повелній и доказать, что меня напрасно подозрвали въ измн?
Опасность Розы, мысль, что она безъ покровителя, безъ защиты, сдлала надъ нимъ самое сильное впечатлніе, онъ тотчасъ написалъ, что принимаетъ живое участіе въ ея участи, уврилъ, что самъ онъ въ безопасности, но эти чувства скоро замнились мыслію, что должно проститься съ миссъ Флорою, и, и можетъ быть навсегда. Не возможно изъяснить, какъ это размышленіе опечалило Эдуарда. Благородство характера, великодушная привязанность къ Стуартамъ, непоколебимая врность этой прелестной двушки, все оправдывало любовь его, но нкогда было терять времени: дятельное злословіе заботилось о немъ и малйшая отсрочка могла лишить его чести.
Ршась хать, онъ пошелъ къ Фергусу, показалъ ему письмо Миссъ Розы, объявилъ о своемъ намреніи отправиться немедленно въ Эдинбургъ и просить покровительства друзей своего отца, въ твердой увренности, что докажетъ свою невинность.
— Вы хотите броситься въ львиную пасть, вы не знаете строгости правительства, которое всхъ подозрваетъ, ибо уврено въ своей незаконности, скоро я вамъ понадоблюсь, чтобы вытащитъ васъ изъ какого нибудь замка, старой башни, или тюрьмы.
— Моя невинность, дружба отца съ главными членами правительства служатъ порукою въ томъ, что я найду покровительство и правосудіе.
— Найдете совсмъ другое. Въ послдній разъ спрашиваю васъ, хотите ли быть нашимъ и защищать сторону самую справедливую?
— Любезный Фергусъ, многія причины заставляютъ меня просить извиненія….
— Ни слова больше. Я увренъ, что скоро вы будете разкрывать свои поэтическія дарованія въ элегіяхъ, или показывать ученость въ разбившій гіераглифическихъ надписей, врзанныхъ на мохнатыхъ камняхъ какого либо древняго свода, замчательнаго своею рдкою архитектурою…. Можетъ быть вы найдете еще лучше, на пр. качели. И не хотлъ бы выручать васъ изъ этой довольно непріятной церемоніи.
— За что со мною поступятъ такимъ образомъ?
— По множеству причинъ: вы Англичанинъ, вы дворянинъ, а къ тому же давно не имли случая показать свое искуство въ такихъ операціяхъ.
— Жребій брошенъ.
— И такъ вы ршились?
— Да, любезный другъ.
— Желаю исполненія вашихъ желаній, но вамъ, не выгодно путешествовать пшкомъ…. Мн ненужна лошадь, если я пойду съ поколніемъ Ивора: вы можете взять Дермида.
— Вы сдлаете мн большое одолженіе, если продавите его.
— Вели ваша Англійская гордость не позволяетъ Припять въ подарокъ, то я не откажусь отъ денегъ наканун похода…. Онъ стоитъ двадцать гиней (читатель вспомнитъ, что это было за шестьдесятъ лтъ). А когда думаете хать?
— Чмъ скоре, тмъ лучше.
— Правда, такъ какъ вы должны, или лучше сказать, хотите хать, то я возьму лошадь Флоры и провожу васъ до Балли-Бругга…. Каллумъ-Бегъ! приготовь нашихъ лошадей, да еще одну для себя, ты подешь съ Г. Веверлеемъ, пока онъ найдетъ проводника до Эдинбурга. Однься, какъ ходятъ въ долинахъ и умй молчать, если не хочешь, чтобы я теб вырвалъ языкъ, Г. Веверлей подетъ на Дермидъ. Вамъ угодно проститься съ моею сестрою? сказалъ Фергусъ Эдуарду.
— Вели Миссъ Мак-Иворъ позволитъ, то сдлаетъ мн много чести и удовольствія.
— Кетлина! скати сестр, что Г. Веверлей хочетъ t проститься съ ней…. Бдная Миссъ Роза въ самомъ дл въ ужасномъ положеніи!…. Желалъ бы, чтобы она была здсь!… Почему же и не такъ, только четверо красныхъ въ Тюлли-Веолан: ихъ ружья намъ годятся.
Эдуардъ ни чего не отвчалъ на эти размышленія, онъ былъ слишкомъ занятъ Миссъ Флорою. Дверъ отворилась и Кетлина сказала, что госпожа ея проситъ извиненія у Капитана Веверлея, и желаетъ ему добраго пути.

ГЛАВА XII.
Пріемъ Веверлея въ долин.

Двое друзей къ полудню дохали до дефиле Балли-Бругга.— Я не поду Дальше, сказалъ Фергусъ, тщетно старавшійся дорогою вывести Эдуарда изъ унынія. Если сестра моя иметъ какое нибудь участіе въ вашей печали, то скажу вамъ, она очень почитаетъ васъ, но такъ занята будущимъ переворотомъ, что не можетъ заниматься ни чемъ другимъ. Доврьтесь мн, я не измню вамъ, только общайтесь не носить боле этой кокарды.
— Вамъ нечего этаго опасаться, если вспомните, какъ у меня ее отняли…. Прощайте, любезный Фергусъ! постарайтесь, чтобы сестрица ваша не забыла меня.
— Прощайте, Веверлей! вы скоро услышите, что ее будутъ величать почетнымъ титломъ…. Пишите къ намъ…. Наберите намъ больше приверженцовъ и какъ можно скоре. Вы скоро увидите новыхъ гостей въ Сюффольк, если письма изъ Франціи не обманули меня.
Эдуардъ похалъ задумчиво, за нимъ слдовалъ Каллумъ-Бегъ. Не знаю, извстно ли нашимъ красавицамъ могущество разлуки, а если неизвстно, то не слишкомъ благоразумно увдомлять ихъ объ этомъ: я опасаюсь, чтобы по примру Манданъ и Клелій он не стали посылать въ изгнаніе своихъ любовниковъ.
Разлука производитъ надъ мыслями чудное превращеніе: слабости характера изглаживаются, мы помнимъ, только хорошее, благородное.
Эдуардъ забылъ предразсудки Миссъ. Флоры, извинялъ ея равнодушіе мы холодность, вспоминая о благородномъ, высокомъ чувств, ее воспламенившемъ..— Если признательность, думалъ онъ, такъ сильно владетъ. ея сердцемъ, какъ пламенно будетъ, она любишь! Могу ли я надяться быть нкогда счастливымъ смертнымъ…
Пылкое воображеніе нашего молодаго путешественника представило, что нтъ препятствія къ соединенію его съ этою несравненною двушкою, она показалась ему уже не простою смертною, но небеснымъ твореніемъ, Ангеломъ кротости и красоты, образцомъ всхъ совершенствъ. Онъ продолжалъ строить воздушные замки до того времени, пока взъхалъ на крутую гору, у подошвы коей стоялъ городъ.— Въ немногихъ странахъ учтивость доведена до такой степени, какъ между Шотландскими Горцами: Каллумъ-Бегъ не позволялъ себ прерывать мечтаній нашего героя, но видя, что Веверлей очнулся, приближаясь сказалъ ему: — Надюсь, что въ трактир ваша милость не будетъ упоминать имени Вичь Янъ Вора: въ этой сторон живутъ одни Виги. Веверлей уврилъ благоразумнаго слугу, что будетъ осторожнымъ и молчаливымъ, и услышавъ, не скажу звонъ колоколовъ, но глухой шумъ, который, казалось, происходилъ отъ того, что сильно бьютъ въ котелъ, висящій обыкновенно предъ житницею, спросилъ: — Разв нын Воскресенье?
— Не знаю точно, отвчалъ Каллумъ-Бегъ, здсь часто бываютъ Воскресенья.
Они въхали въ городъ и направили путь свой къ трактиру, который казался имъ лучше другихъ. При мтя кучу старухъ въ тартановыхъ юбкахъ и красныхъ плащахъ, оттуда выходившихъ, Каллумъ сказалъ Веверлею, что точно должно быть Воскресенье, или праздникъ, правительствомъ установленный.
Они сошли съ лошадей возл вывски, на коей изображенъ былъ золотой семисвчный подсвчникъ съ надписью на Еврейскомъ язык для большей удобности проходящимъ. Содержатель трактира, высокой, сухой и блдный приближился къ нимъ, размышляя, казалось, должно ли дать убжище людямъ путешествующимъ въ такой день, но наконецъ раздумавъ, что иметъ средства наказать за нарушеніе законовъ, Г. Ебенезеръ Круиксганксъ ршился ихъ впустить.
Веверлей сказалъ этой набожной особ, что ему нуженъ проводникъ и лошадь до Эдимбурга.
— Можно ли спросить, откуда вы?
— Я сказалъ, что мн нужно, и думаю, другихъ изъясненій не надобно, чтобы имть проводника и лошадь.
— Гы! гы! сказалъ содержатель трактира, недовольный этимъ отвтомъ…. Нын праздникъ и я не могу заключать никакого денежнаго условія….. доставать деньги въ то время, когда другіе молятся. Г. Рентовель справедливо говоритъ, что вс несчастія нашей земли произходятъ отъ неуваженія къ религіи и священникамъ..
— Дружокъ, если ты не можешь достать нужнаго, то слуга мой постарается найти гд нибудь въ другомъ мст.
— Вашъ слуга!.. А почему онъ не детъ съ вами до Эдимбурга?
Эдуардъ не имлъ живости, свойственной драгунскимъ Офицерамъ, которую они умютъ танъ хорошо употреблять, когда нужно научить учтивости какого ни будь наглаго смотрителя дилижансовъ, или докучливыхъ трактирщиковъ, но вопросъ хозяина разсердилъ его.
— Знаешь ли ты, сказалъ онъ, что я прихалъ къ теб отдыхать, а не отвчать на глупые вопросы, знаешь ли ты?… Скажи, можешь ли достать, что я спрашиваю? если не можешь, то я найду въ другомъ мст.
Г. Ебенезеръ Круиксганксъ вышелъ, ворча что-то сквозь зубы, Эдуардъ не могъ понять словъ его. Очень учтивая, очень кроткая, очень дятельная хозяйка пришла спросишь, что ему угодно для обда. Эдуардъ не могъ ничего вывдать у ней о проводник и лошади: безъ сомннія
Законъ Салической строго наблюдался въ конюшняхъ трактира подъ вывскою золотаго подсвчника.
Подошедъ къ окну, выдавшемуся на дворъ, по коему Каллумъ-Бегъ проводилъ лошадей, Эдуардъ услышалъ разговоръ между пажемъ Вичь Янъ Вора и хозяиномъ трактира.
— Вы съ свера? спросилъ хозяинъ.
— Можетъ быть.
— Нын сдлали большой перездъ?
— Таки большой: я съ удовольствіемъ выпью что нибудь.
— Сей часъ…. Жена, принеси-ка…. Каковъ этотъ виски? Не хуже того, который пьютъ на Пас?
— На Пас?
— Я по выговору узналъ, что ты Горецъ.
— Я съ Абердинской дороги.
— А господинъ твой также изъ Абердина?
— Также, отвчалъ непроницаемый Каллумъ-Бегъ, и думаю, онъ Офицеръ въ служб Короля Георга, знаю только, что онъ детъ на югъ, платитъ хорошо и никогда не торгуется.
— Онъ спрашиваетъ лошадь и проводника до Эдимбурга?
— Да, постарайся поскоре.
— Это будетъ не дешево.
— Что нужды!
— Очень хорошо. Любезный Дунканъ,— кажется, ты сказалъ, что тебя зовутъ Дунканомъ, или Дональдомъ?
— Ты забылъ, я сказалъ, что меня зовутъ Джеми Стинсонъ.
Этотъ неожиданный отвтъ смшалъ господина Круиксганкса: онъ удалился, будучи не доволенъ молчаливостью господина и слуги, но хотлъ вознаградить себя, взявъ вдвое за лошадь, не забывая приговаривать, что это стоитъ дороже, потому что въ воскресный день запросилъ онъ не много боле, нежели вдвое.
Каллумъ-Бегъ поспшилъ увдомить Веверлея о томъ, что нанялъ лошадь.— Этотъ старый колдунъ, прибавилъ онъ, самъ хочетъ хать съ вашею милостію.
— Это немного не хорошо, Каллумъ: онъ показался мн очень любопытнымъ, но путешественникъ долженъ умть сносить эти маленькія непріятности. На, выпей за здоровье Вичь Янъ Вора.
Глаза Каллума запрыгали отъ радости при вид гинеи. Желая изъявить свою признательность, онъ подошелъ къ Эдуарду и тихонько сказалъ: — Если этотъ мошенникъ Вигъ вамъ опасенъ, то я сдлаю, что ему не возможно будетъ вредить вамъ.
— А какъ?
— Да вотъ какъ… Тутъ онъ разстегнулъ камзолъ, поднялъ лвую руку и выразительно указалъ на острее маленькаго кинжала, который запряталъ подъ подкладку.
Веверлей подумалъ, что не понялъ движеній Каллума, посмотрвъ внимательно, нашелъ въ чертахъ его, очень правильныхъ, даже прекрасныхъ, какое-то выраженіе злости.
— Разв ты хочешь убить его? вскричалъ онъ.
— Да, отвчалъ Каллумъ равнодушно, я думаю, онъ чужой вкъ живетъ, потому что способенъ измнять честнымъ людямъ, кои призжаютъ въ его трактиръ.
Веверлей увидлъ, что ему не убдить Каллума, но просилъ не длать зла особ Г. Ебенезера Круиксганкса. Это не понравилось Горцу.— Если вашей милости угодно, то этотъ старикъ никогда бы не могъ длать зла Каллума, но вотъ письмо, которое Шефъ веллъ мн отдать вамъ.
Въ письм Фергуса находились стихи, сочиненные Флорою на смерть Капитана Вогана, онъ служилъ прежде въ Парламент, но оставилъ службу въ то время, какъ убитъ Карлъ І-й. Узнавъ, что Генералъ Миддлтомъ поднялъ Королевское знамя въ горахъ Шотландіи, возвратился въ Англію, собралъ полкъ конницы, соединился съ Горцами, выступившими подъ знаменами Стуартовъ. Ведя тщетную войну нсколько мсяцовъ и прославясь своими дарованіями, онъ былъ раненъ, и никакое искуство не могло помочь ему.
Можно догадаться, для него Фергусъ ставилъ его въ примръ Веверлею, но въ письм боле всего говорилъ о препорученіяхъ, кои Веверлей долженъ былъ выполнить для него въ Англіи, на конц Эдуардъ, прочелъ слдующее:
‘Признаюсь, Флор не простительно разстаться съ вами не видавшись, стихи заставляютъ думать, то она влюблена въ память этаго молода г о героя боле, нежели въ какого нибудь живаго человка, если онъ не также привязанъ къ Королю, во ныншніе дворяне Англійскіе любятъ дубы потому только, что они украшаютъ ихъ превосходные парки, и вознаграждаютъ за проигрыши, позвольте мн надяться, что васъ можно будешь почитать изключеніемъ. Прощайте, любезный Веверлей.’

Къ ДУБУ,
на кладбищ въ горахъ, посаженному, какъ говорятъ, надъ могилою Капитана Вогана, убитаго въ 1649 году.

Не памятникъ золотомъ блещетъ
Надъ твоею могилой —
Одинъ только дубъ вковой
Гордо колышетъ втвями.
Не родня шла, рыдая, за гробомъ —
Одни только Горцы,
Не ружейнымъ огнемъ мы тебя проводили —
Но молча, въ глубокую полночь.
Въ честь теб трубы тогда не звучали,
Не билъ барабанъ,
Тихо въ могилу тебя опустили,
Прахъ не почтивши слезой.
Нтъ монумента съ именемъ славнымъ
Надъ могилой твоей, о герой!
Но ты навсегда сохранишься
Въ памяти нашей, въ нашихъ сердцахъ.
П.
Каковы ни были стихи Миссъ Флоры, но они произвели глубокое впечатлніе надъ ея любовникомъ. Онъ читалъ и перечитывалъ строчку за строчкою тихимъ голосомъ съ частыми отдыхами, чтобы сильне чувствовать вс красоты. Приходъ Г. Круйксганкса съ обдомъ только вполовину разогналъ мечты Эдуарда.
Скоро опять постилъ его угрюмый Ебенезеръ. Не смотря на жаръ, онъ надлъ сверхъ обыкновеннаго платья огромный камзолъ изъ толстаго сукна съ воротникомъ, покрывавшимъ голову и застегивавшимся назади. Въ рук держалъ онъ большую плеть, коей рукоятка обдлана была мдью, и его длинныя, сухія ноги -обернуты были срыми панталонами, украшенными съ обихъ сторонъ большими роговыми пуговицами. Остановись среди комнаты, онъ важно сказалъ:— Лошади готовы.
— Разв ты подешь со мной?
— Да, до Перта, гд вы возьмете другаго проводника до Эдимбурга. Проговоривъ это, онъ положилъ neредъ Веверлея счетъ издержекъ, и держалъ его одною рукою, а другою налилъ стаканъ вина и выпилъ, пожелавъ счастливаго пути. Веверлей былъ не много удивленъ такимъ безстыдствомъ, но не сказалъ ни слова, заплатилъ по счету и изъявилъ желаніе тотчасъ хать. Слъ на Дернида и выхалъ изъ трактира золотаго подсвчника въ сопровожденіи Ебенезера, который, при помощи нарочно сдланной стны, взлзъ на старую, тощую кобылу. Герои нашъ при всемъ своемъ уныніи едва удержался отъ смха, видя своего новаго пажа и представляя какъ удивились бы въ замк Веверле, встртивъ его съ такимъ проводникомъ.
Желаніе Эдуарда посмяться на счетъ хозяина подсвчника не скрылось отъ него: онъ сдлался вдвое угрюме.— Заставлю же я, подумалъ онъ, этаго Англичанина заплатить мн ныньче.
Каллумъ, стоявшій у двери, захохоталъ во все горло при вид странной фигуры Г. Круиксганкса, поклонился Веверлею, и какъ бы поправляя сдло, тихо сказалъ: — Смотрите, чтобы этотъ старый мошенникъ не сыгралъ съ вами какой нибудь штуки.
Веверлей поблагодарилъ его за участіе и пустился во весь опоръ, чтобы не слышать крика ребятъ при вид стараго Ебенезера.

ГЛАВА XIII.
Потеря подковы можетъ иногда навлечь несчастіе.

Благородный видъ Веверлея, полный его кошелекъ заставили проводника повиноваться ему и не позволили вступать въ разговоръ. Онъ радовался такой выгодной встрчи и прервалъ молчаніе для того только, чтобъ увдомить Веверлея, что лошадь его потеряла подкову, и что его милость должна подковать.
Онъ сдлалъ этотъ вопросъ, желая узнать, что Веверлей скажетъ на такія придирки.
— Какъ, негодяй! отвчалъ Эдуардъ, не понявъ смысла словъ, ты хочешь, чтобы я самъ подковалъ твою лошадь?
— Конечно, хотя не сказано этаго въ условіи, но я не долженъ нести убытка отъ потери, случившейся со мною тогда, какъ я вамъ служилъ, и вы должны платить… Однако же… если ваша милость…
— Ты хочешь сказать, что я долженъ заплатить кузнецу, а гд его найти?
— Въ двухъ шагахъ отсюда, въ деревн Каиривркирскан есть хорошій кузнецъ, но онъ вмст профессоръ, и ни что въ свт не заставитъ его приняться на работу въ Воскресенье, разв только въ крайности, а тогда онъ беретъ шесть пенсовъ съ подковы. Послднее замчаніе, которое Ебенезеръ почиталъ самымъ важнымъ, не сдлало никакого впечатлнія надъ Эдуардомъ. Онъ удивлялся только тому, что въ негодной деревн есть профессоръ, не зная, что такъ называютъ человка, старающагося прослыть благочестивымъ.
Въхавъ въ село, они легко отличили домъ кузнеца, который вмст служилъ и корчмою: онъ былъ двухъ этажный, и черепичная кровля гордо возвышалась надъ окружными хижинами. Въ кузниц не царствовало благочестиваго молчанія, предсказаннаго Ебенезеромъ наковальня страдала подъ удвоенными ударами молотковъ, и вс орудія Вулкана были въ чрезвычайной дятельности. Джонъ Мюкльвратъ, какъ написано было на вывск, съ двумя работниками поправлялъ, чистилъ, точилъ оружія разнаго роду. Вкругъ кузнеца стояла толпа людей, приходившихъ и возвращавшихся, какъ бы по полученіи важныхъ извстій. Взглянувъ на поселянъ, кои скоро проходили по кузниц, или стояли кучами, поднявъ руки и глаза къ небу, не трудно было отгадать, что случилось важное произшествіе. Купы то поднимали глаза къ небу, то печально закрывали лице.
— Есть что нибудь новое, сказалъ трактирщикъ… что нибудь да есть, и при помощи Создателя, я развдаю. Веверлей, не мене любопытствуя знать о случившемся, лучше расположилъ свои поступки. Онъ сошелъ съ лошади и отдалъ ее одному мальчику. Безъ сомннія, по ребяческой боязливости, мальчики не длаютъ иностранцу никакихъ вопросовъ, не осмотрвъ его. Эдуардъ искалъ, съ кмъ бы заговоришь, не узналъ все не спрашивая: услышалъ, что произносятъ имена: Лохіеля, Кленрональда, Гленеари и другихъ Шефовъ, а боле всего имя Вичь Янъ Вора, которое было сигналомъ страха и ужаса, и понялъ, что опасались скораго набга Горцевъ.
Надясь развдать подробне, Веверлей подошелъ къ беременной женщин, коей мужественныя черты я вс члены показывали необыкновенную силу и здоровье, лице ея было замарано сажею, она качала на рукахъ двухъ лтняго ребенка, и не внимая его крикамъ, изо всей силы пла:
Я Карла люблю, я Карла люблю,
Для него хочу жить,
Я Карла люблю!
— Слышишь ли, дитятко, шумъ съ горъ? они придутъ.
Потерпи еще немного —
Наши намъ помогутъ!
Вулканъ Каириврсканскій примтилъ свою Венеру и нахмурилъ брови съ страшною гримасою. Онъ хотлъ выдти, но одинъ изъ стариковъ предупредилъ его.— Время ли, сказалъ онъ, пть такія псни? Ты поетъ свои глупости, а вино гнва пролилось въ нашу негодованія: нын вся Шотландія должна возстать противъ несправедливыхъ требованій Прелатовъ, Квакеровъ, независимыхъ и другихъ отступниковъ, коихъ заблужденія наводнили церковь.
— Убирайся, отвчала силачка, вы крикуны Виги, Пресвитеріанцы разв думаете, что храбрые Горцы иного заботятся объ вашихъ духовныхъ собраніяхъ и пыткахъ, много честныхъ женщинъ честне всякаго Вига терпли ихъ, даже я, Мюкльвратъ, боясь изъясненія, поспшилъ прервать ее: — Готовь ужинъ, и чтобы чорть тебя взялъ, прибавилъ онъ сквозь губы.
— Что? старый пьяница, лнтяи, отвчала его кроткая половина, ты клянешь Горцевъ, а они смются надъ твоими угрозами, ты бы лучше работалъ, да прокармливалъ семью. Что ты не куешь лошадь этаго дворянина? Обь закладъ бьюсь, что онъ не изъ тхъ, которые умютъ только говоришь о Корол Георг, если онъ не самъ Гордонъ, то по крайней мр его партіи.
Глаза всхъ обратились тотчасъ на нашего путешественника, который тмъ воспользовавшись, веллъ въ ту жъ минуту подковать лошадь проводника: ему хотлось скоре ухать. Кузнецъ устремилъ на него взглядъ, показывавшій какое-то подозрніе.
— Разв не слыхалъ, что ему нужно? кричала жена.
— Какъ васъ зовутъ, сударь? спросилъ Мюкльвратъ.
— Правительство можетъ быть захочетъ знать, кто вы? прибавилъ старый откупщикъ, допивая виски. Сомнваюсь, чтобы, вамъ позволили хать, если вы не покажете своихъ бумагъ Лерду.
— Не думаю, отвчалъ гордо Веверлей, чтобы вы осмлились задержать меня безъ приказанія.— Въ куч начался шопотъ. Это секретарь Мюрай… можетъ быть Лордъ Гордонъ, говорили поглядывая другъ на друга, а кто знаетъ, можетъ и самъ кавалеръ?— Началось совщаніе, и все предвщало, что воспротивятся отъзду Веверлея. Онъ старался утишить ихъ, говоря кротко, но Мисстрессъ Мюкльвратъ бросилась въ средину.— Вы, вскричала она, осмлились остановить Принцова друга? (такъ думала она о нашемъ путешественник), если кто-либо изъ васъ осмлится дотронуться до него пальцемъ, я влплю ему моихъ десять заповдей въ рожу! При сихъ словахъ она подняла мощную руку.
— Воротись домой, сказалъ ей откупщикъ, ходи лучше за дтьми своего мужа, чмъ надодать намъ.
За его дтьми! возразила ужасная Амазонка, посмотрвъ на мужа съ презрніемъ, за его дтьми!
Узжай мои муженекъ —
Тосковать не буду,
Придетъ Горецъ молодой,
Всю печаль забуду!
Эта псня возбудила громкой хохотъ молодыхъ людей, и кузнецъ потерялъ терпніе.
— Чортъ меня возьми, сказалъ онъ въ запальчивости, если я не проткну ей глотку этимъ разваленнымъ желзомъ! и исполнилъ бы свою угрозу, но жену его обступили кругомъ и увели.
Веверлей хотлъ воспользоваться этою минутою, чтобы ухать, но не нашелъ лошади тамъ, гд ее оставилъ, наконецъ въ нкоторомъ разстояніи увидлъ своего проводника, который, примтивъ какой оборотъ ваялъ споръ, вывелъ обихъ лошадей изъ толпы, слъ на свою, а другую держалъ за узду. Веверлей кричалъ ему нсколько разъ, чтобы онъ подвелъ его лошадь, но Ебенезеръ отвчалъ спокойно: — Нтъ, нтъ, если вы не любите церкви и Короля, если васъ задержатъ, какъ подозрительнаго человка, то вы должны мн заплатишь за то, что по вашей милости я не слышалъ проповди. Эдуардъ, окруженный со всхъ сторонъ, потерялъ терпніе, чтобы устрашить толпу, онъ вынулъ свои пистолеты и грозилъ раздробить черепъ первому, кто заступитъ ему дорогую приказывая проводнику дождаться себя.
Умный Патриджъ {Дйствующее лицо въ Том-Джон.} сказалъ, что одинъ вооруженный пистолетомъ въ состояніи противиться сотн безоружныхъ. Но смотря на множество поселянъ Каирвирсканскихъ, Эдуардъ безъ сомннія ухалъ бы, но Вулканъ, радуясь, что можетъ надъ кмъ нибудь утолишь свои гнвъ, вышелъ съ разкаленнымъ желзомъ. Веверлей, чтобы остановить его, принужденъ былъ выстрлить, несчастный кузнецъ упалъ, Эдуардъ, увидвъ это, такъ испугался, что забылъ о другомъ пистолет и о шпаг. Чернь бросилась на него, обезоружила и дошла бы до буйства, но показался ихъ приходскій пасторъ.
Этотъ почтенный служитель алтарей чуждался всхъ сектъ и былъ очень любимъ прихожанами. Онъ умлъ приобрсть почтеніе и любовь начальниковъ, не смотря на то, что не соглашался Евангельскую кафедру сдлать трибуналомъ ненависти и мщенія. Можетъ быть по кротости характера, по чистот нравовъ, по безпорочности поведенія, память его чтутъ вс жителя Каириврскана. Когда они разсказываютъ произшествія, случившіяся за шестьдесятъ лтъ, то говорятъ еще: — Это было во время добраго, добродтельнаго Г. Мортона.
Г. Мортонъ смутился, услышавъ о пистолетномъ выстрл, шумъ безпрестанно увеличивался вкругъ кузницы, и онъ, велвши взять Эдуардъ, но не длать ему никакой обиды, подошелъ къ тлу Мюкльврата, надъ коимъ жена рыдала, рвала волосы, ломала руки и, казалось, была въ совершенномъ отчаяніи. Поднявъ его, увидли, что онъ не только живъ, но даже и не раненъ. Пуля оцарапала ему лицо, а изумленіе и страхъ уронили на землю. Очнувшись, онъ требовалъ мести и не безъ труда согласился на приказъ Г. Мортона — отвести виновнаго къ Лерду, который, какъ мирный судья, долженъ разобрать дло. Остатокъ толпы одобрилъ это, даже и сама Мистрессъ Мюкльвратъ.
— Я не противлюсь, сказала она, предложенію нашего почтеннаго священника, онъ лучше насъ знаетъ, что должно длать, мы должны его слушаться…. Надюсь увидть на немъ со временемъ Епископское облаченіе….
Посл этаго Веверлей, окруженный жителями селенія, былъ отведенъ въ замокъ Каириврсканъ, находившійся въ полумили.

ГЛАВА XIV.
Допросъ.

Маіоръ Мальвиль Каириврсканскій былъ старый дворянинъ, проведшій свою молодость на военномъ поприщ. Онъ принялъ Г. Мортона дружески, а плнника съ учтивостію, которую двусмысленныя тогдашнія обстоятельства длали холодною и принужденною.
Увдомившись о ран кузнеца и узнавъ, что онъ раздлался страхомъ, и что Эдуардъ былъ принужденъ защищаться, кончилъ дло, велвъ заплатить нсколько денегъ живому мертвецу.
— Желалъ бы, сказалъ онъ Веверлею, чтобы этимъ кончилась воя обязанность, но я долженъ спросить, что заставляетъ васъ путешествовать въ такое несчастное время?
Ебенезеръ Круиксганксъ подошелъ къ судь и сообщилъ ему свое подозрніе.— Лошадь его, сказалъ онъ, принадлежитъ Вичь Янъ Вору, но не сказывайте, что я вамъ это сказалъ: горные жители придутъ и сожгутъ мой домишка. Посл сего распространился о важной услуг, которую оказалъ церкви и правительству, задержавъ (съ помощію Создателя, прибавилъ онъ кротко) сообщника ужаснаго Вичь Янъ Вора.— Надюсь, что меня вознаградитъ за вс опасности, за потерю времени и за то, что я здилъ въ Воскресенье.
Маіоръ Мельвиль важно отвчалъ ему:— Вмсто того, чтобы просить награды, ты долженъ просить прощенія за то, что нарушилъ послднее повелніе, запрещающее каждому хозяину пускать иностранцевъ не увдомя ближняго судебнаго мста. Что касается до твоей приверженности къ вр и законамъ, то ты, не знаю какъ-то, умлъ заставить замолчать свою совсть и взялъ двойную цну за лошадь…. Я одинъ не могу судить такіе проступки, но представлю объ этомъ въ первое засданіе.
Содержатель трактира удалился опечаленный и изумленный.
Маіоръ Мельвиль веллъ уйти всмъ поселянамъ, кром двухъ, кои заступили мсто присяжныхъ, отослалъ ихъ въ ближнюю комнату и остался только съ писаремъ, Мортономъ и Веверлеемъ. Нсколько минутъ царствовало глубокое молчаніе: Маіоръ сострадательно разсматривалъ черты молодаго человка и по временамъ поглядывалъ на бумагу, которую держалъ въ рук.— Какъ вы называетесь? спросилъ онъ.— Эдуардъ Веверлей.
— Я сомнвался…. Драгунскій Капитанъ, племянникъ Сиръ Эдуарда Веверлея?
— Точно такъ.
— Молодой человкъ! жалю, что должность налагаетъ на меня непріятную обязанность….
— Это ваша должность, и вы не имете нужды извиняться.
— Ваша правда. Позвольте спросить, гд вы были посл полученія отпуска изъ полка?
— Прежде отвта позвольте спросить васъ въ свою очередь, въ чемъ я обвиненъ, и по чему долженъ отвчать на ваши вопросы?
— Вы обвинены, Г. Веверлей, въ важныхъ преступленіяхъ, вы обвинены въ томъ, что распространили духъ возмущенія между своими подчиненными и дали имъ поводъ къ побгу, продолжая свое отсутствіе, не смотря на повторяемыя приказанія Полковника….. Вы обвинены въ измн.
— По чему я долженъ отвчать на такія несправедливости?
— По повелнію высочайшей власти. Маіоръ Мельвиль подалъ ему указъ о задержаніи Эдуарда Веверлея, подозрваемаго въ измн, возмущеніи и проч.
Удивленіе, коимъ Эдуардъ былъ пораженъ при чтеніи обвиненія, показалось Маіору Мельвилю доказательствомъ, что онъ точно чувствуетъ себя виновнымъ, а Г. Мортону признакомъ невинности, не справедливо обвиненной. Оба эти заключенія отчасти были справедливы. Хотя Эдуардъ чувствовалъ, что невиненъ въ преступленіяхъ, на него взводимыхъ, но зналъ также, что трудно будетъ совершенно оправдаться.
— Извините меня, началъ опять Маіоръ Мельвиль, при такомъ важномъ обвиненіи, я принужденъ просить отдашь вс ваши бумаги.
— Вотъ он, отвчалъ Эдуардъ, положивъ на столъ свой портфейль, одну только бумагу попросилъ бы я васъ не смотрть.
— Боюсь, что не могу исполнишь, вашего желанія.
— Ну, такъ, прочтите, ее, но думаю, она для насъ безполезна и вы мн возвратите ее.
При сихъ словахъ онъ подалъ ему письмо, полученное поутру, Маіоръ молча прочелъ его, веллъ писарю снять копію, а подлинное возвратилъ Веверлею съ важнымъ и печальнымъ видомъ.
Давши обвиняемому время собраться съ мыслями, Маіоръ началъ допросъ, а писарь записывалъ и вопросы и отвты.
— Г. Веверлей, знаете ли вы Гумфри Гугтона, унтеръ-офицера вашего полка?
— Знаю, онъ сынъ одного изъ первыхъ откупщиковъ моего дяди.
— Очень хорошо, не былъ ли онъ вашимъ повреннымъ? не зналъ ли всхъ тайнъ своихъ товарищей.
— Никогда не имлъ я нужды въ такомъ повренномъ: я любилъ его за то, что онъ прилженъ и понятливъ, товарищи, думаю, были такого же мннія.
— Вы часто употребляли эта то Человка въ сношеніяхъ съ молодыми людьми, приведенными вами изъ Beверлея?
— Иногда, — эти бдные люди, будучи помщены въ полкъ, состоящій почти изъ однихъ Шотландцевъ и Ирландцевъ, обращались ко мн со всми своими нуждами.
— И такъ вы соглашаетесь, что онъ имлъ большое вліяніе на людей, вами приведенныхъ?
— Соглашаюсь, но не знаю, какъ это относится ко мн.
— Сей часъ узнаете. Прошу васъ говорить искренно, оставя полкъ, не имли ли вы прямаго, или непрямаго сношенія съ Гугтономъ?
— Я буду имть сношенія съ такимъ человкомъ! и что меня можетъ принудить къ этому?
— Я отъ васъ просилъ изъясненія, не давали ли вы ему порученія о книгахъ?
— Вспоминаю, что давалъ незначущія порученія, и потому только, что слуга мой не уметъ читать: я препоручалъ ему переслать мн нкоторыя книги въ Тюлли-Веоланъ.
— Какого рода были эти книги?
— Большею частію творенія лучшихъ нашихъ литтераторовъ.
— Не было ли между ними возмутительныхъ разсужденій?
— Были нкоторыя разсужденія о политик, но я на нихъ едва взглянулъ. Они присланы мн однимъ другомъ, коего сердце гораздо лучше головы, и показались мн довольно нелпыми’.
— Этотъ другъ, безъ сомннія, Г. Пемброкъ, не присягнувшій священникъ, сочинитель двухъ возмутительныхъ рукописей, кои найдены въ вашемъ чемодан?
— Клянусь честію, что я не могъ прочесть изъ нихъ даже шести страницъ.
— Я не судья вашъ, Г. Веверлей, отвты ваши будутъ пересланы тому, кто иметъ право судить. Знаете ли вы Вили-Вилля или Билля Рутвена?
— Въ первый разъ слышу это имя.
— Не способствовали ли вы побгу Гумфри Гугтона съ товарищами? Не велли ли соединиться съ Горцами и другими возмутившимися, которые берутъ оружіе для защиты Претендента?
— Честью увряю васъ, что я не только не участвовалъ въ этомъ заговор, но ни за что въ свт не захочу измнить правительству.
— Однакожъ, разсматривая это письмо къ вамъ отъ Шефа возмутившихся и стихи, я нахожу сходство между преступленіями Вогана и тми, въ коихъ васъ обвиняютъ: его предлагаютъ вамъ въ примръ.
Веверлей былъ пораженъ этимъ сходствомъ обстоятельствъ, но представилъ Маіору, что желанія или намренія особы, къ нему писавшей, не могутъ служить уликою въ преступленіяхъ, на него взводимыхъ.
— Я точно знаю, сказалъ Маіоръ что выпросившись въ отпускъ, вы безвыходно жили въ замкахъ Тилли-Веолан или Гленнякоач, а они принадлежатъ главнымъ начальникамъ бунтовщиковъ.
— Я жилъ у нихъ, но увряю честью, не зналъ ихъ намреній.
— Надюсь, вы не будете отрицать, что съ другомъ своимъ Гленнакоачемъ были въ собраніи, гд бунтовщики разсуждали о мрахъ, какія должно предпринять. Чтобы скрыть истинное намреніе, они показывали, что собрались на охоту.
— Я былъ вмст съ ними, но утверждаю, что даже не подозрвалъ, имли ли они намреніе, о которомъ вы говорите.
— Не похали ли вы посл съ Гленнакоачемъ и большою частію его клана къ арміи Претендента, потомъ возвратились, чтобы вооружать и обучать остатокъ клана и набирать солдатъ.
Веверлей разсказалъ со всми подробностями, что случилось съ ними на охот, и прибавилъ, что только по возвращеніи узналъ объ отставк и примтилъ, что Горцы вооружались, но не имя намренія соединиться съ ними, и такъ какъ ничто не удерживало его въ Шотландіи, онъ хотлъ хать на родину по приказанію родителей, и просилъ Маіора прочесть письма, лежащія на стол. Маіоръ прочелъ письма Сиръ Ричарда, Сиръ Еверарда и Миссъ Рахели, но вывелъ оттуда заключенія, коихъ не ожидалъ Веверлей: въ нихъ видно было негодованіе и говорилось о мщеніи, Миссъ Рахель открыто признавала законность власти Стуартовъ. Он не слишкомъ оправдывали Эдуарда.
— Г. Венерлей, позвольте мн сдлать вамъ другой вопросъ: не получали ли вы писемъ отъ Полковника, въ коихъ онъ просилъ васъ возвратиться въ полкъ, и увдомлялъ, что подъ вашимъ именемъ распространяютъ духъ мятежа въ вашей рощ?
— Совсмъ нтъ: Полковникъ въ первый разъ дружески совтовалъ не слишкомъ долго жить въ замк Брадвардин, но не давалъ мн никакого приказанія…. Другое письмо получилъ я тогда уже, когда изъ вдомостей узналъ объ отставк: онъ приказывалъ мн явиться къ полку въ теченіи трехъ дней и увдомлялъ, что въ противномъ случа донесетъ обо мн, какъ объ отлучившемся безъ позволенія. Я не имлъ времени повиноваться этому приказанію…. Если онъ писалъ ко мн другія письма, то увряю, что я ихъ не получалъ.
— Г. Веверлей, я забылъ вамъ сообщить одно неважное обстоятельство, но однакожъ обвиняющее васъ въ глазахъ публики. Говорятъ, что возмутительный тостъ предложенъ былъ въ ваше присутствіи, и что вы, будучи Офицеромъ въ служб Его Величества, позволили третьему требовать за это удовлетворенія… Судилища не могутъ вмнить вамъ въ преступленіе этотъ поступокъ, но я слышалъ, что Офицеры вашего полка просили у васъ изъясненія. Удивляюсь, что вы не отвчали имъ.
Эдуардъ, угнетенный множествомъ обвиненій, въ коихъ ложъ мшалась съ истиною такъ, что не возможно было отличить ихъ, будучи одинъ безъ друзей въ чужой земл, думалъ, что неминуемо долженъ лишишься чести и жизни. Онъ печально склонился головой на руку, ршась неотвчать боле на вопросы, потому что откровенность его обращалась, ему во вредъ.
Маіоръ спокойно продолжалъ допросъ.
— Къ чему послужатъ мои отвты? сказалъ Эдуардъ прерывающимся голосомъ, вы, кажется, уврены, что я виновенъ, отвты мои только утвердили васъ въ этомъ: наслаждайтесь такимъ торжествомъ и перестаньте меня мучить. Если я виновенъ въ безчестной трусости и измн, то вы не можете врить ни одному моему слову, но я полагаюсь на Того, который читаетъ въ глубин сердецъ, совсть меня не упрекаетъ. Повторяю вамъ, я не буду отвчать, не трудитесь. Проговоривъ это, онъ принялъ положеніе человка, ршившагося молчать:
— Г. Веверлей, сказалъ Маіоръ, прошу васъ не лишайтесь самовольно средствъ защищать себя, кои можетъ доставить валъ откровенность и довренность. Молодой, неопытной человкъ легко можетъ впасть въ сти, разставленныя ему хитростью. Можетъ быть Мак-Иворъ изъ числа тхъ людей, кои подъ видомъ дружбы стараются обмануть молодыхъ людей, совершенно незнающихъ нравовъ и характеровъ горныхъ жителей…. Я врю, что вы сдлались виновными невольно, но какъ вы должны знать вс намренія и планы бунтовщиковъ, то смю надяться, что вы постараетесь заслужишь мое участіе, разсказавъ все, что знаете. Ручаюсь, что ваша откровенность доставитъ вамъ, если не совершенное прощеніе, то по крайней мр облегченіе наказанія.
Веверлей внимательно слушалъ его, потомъ съ живостію всталъ со стула.
— Г. Маіоръ, сказалъ онъ, до сихъ поръ я откровенно отвчалъ на ваши вопросы, потому что дло шло обо мн одномъ, но вы почитаете меня способнымъ быть донощикомъ на людей, почтившихъ меня гостепріимствомъ: объявляю вамъ, что считаю это обидою. Въ теперешнемъ моемъ положеніи не имю средствъ доказать вамъ мое справедливое негодованіе, но знайте, Г. Маіоръ, что вы вырвете у меня скоре сердце, нежели одно слово.
— Г. Веверлей, сказалъ Маіоръ, должность запрещаетъ мн наносить вамъ обиды, но также и сносить отъ васъ…. Но кончимъ это. Можетъ быть я буду принужденъ задержать васъ и вы останетесь въ моемъ дом…. Опасаюсь, что вы откажетесь, если приглашу васъ раздлить со мною ужинъ…. Я велю принести его въ вашу комнату.
Эдуардъ поклонился ему и вышелъ съ двумя присяжными, кои отвели его въ маленькую, очень чистую комнату, онъ отказался отъ пищи и бросился на постель, угнетенный печалію и усталостію.
Противъ ожиданія, онъ скоро уснулъ: говорятъ, что дикіе Американцы, вытерпвъ продолжительную пытку, почти умирая, засыпаютъ такъ крпко, что ихъ можно разбудить только, приложивъ разкаленное желзо.

ГЛАВА XV.
Совщаніе и его слдствія.

Маіоръ удержалъ Г. Мортона при допрос Веверлея или въ надежд воспользоваться его свденіями, или желая имть свидтеля, какъ благородно допрашивалъ молодаго Англичанина изъ древней фамиліи, наслдника несмтнаго богатства. Онъ ршился употребить вс усилія выпутать его изъ хлопотъ, но не выступая изъ границъ своей обязанности. Только Веверлей удалился, Лердъ и Пасторъ Каириврсканскій сли за ужинъ. При слугахъ Г. Мортонъ хранилъ молчаніе, также какъ и Г. Маіоръ, и тотъ и другой были заняты допросомъ, и старались не показывать своихъ мыслей слугамъ. Молодость, видимая откровенность Веверлея, явно противорчили принятымъ противу него подозрніямъ, чистосердечіе отвтовъ, неизмняемость лица возбуждали участіе и говорили въ его пользу.
И тотъ и другой разсматривали съ великимъ вниманіемъ каждый допросный пунктъ. Оба они были проницательны, имли здравое сужденіе и могли вывести истинныя слдствія изъ всего слышаннаго, но воспитаніе, привычки, занятія дали каждому изъ нихъ особенный образъ мыслей.
Маіоръ, проведя большую часть жизни въ лагеряхъ и пограничныхъ городахъ, привыкъ къ дятельности, осторожности и благоразумію. Многочисленныя преступленія, имъ замчанныя, науча познанію человческаго сердца, сдлали его судьею справедливымъ, но строгимъ — иногда даже до излишества. Г. Мортонъ напротивъ, оставилъ, свою коллегію, гд былъ равно любимъ товарищами и начальниками, только для занятія прихода. Преступленіе рдко представлялось глазамъ его, онъ не имлъ случая наказывать, но только возбуждалъ раскаяніе. Прихожане старались доказать ему любовь и почтеніе, скрывая то, чтобы могло огорчить его. По околотку ходила пословица: Маіоръ знаетъ все дурное въ приход, а Г. Мортонъ одно хорошее.
Любовь къ наукамъ также отличала Пастора Каириврсканскаго и рано дала его воображенію романическое направленіе, которое не совсмъ изгладилось настоящею жизнію. Ранняя потеря жены любезной, на коей онъ женился по любви, и сына, за матерью послдовавшаго, еще боле питали склонность къ мечтательной задумчивости.
Когда слуги удалились, Маіоръ налилъ стаканъ вина, передалъ бутылку Г-ну Мортону и началъ разговоръ: — Несчастное дло! какъ бы этотъ молодецъ не былъ возл веревки.
— Боже сохрани! отвчалъ священникъ.
— Да будетъ такъ! сказалъ временной судья, но думаю, что мое заключеніе справедливо.
— Но, Маіоръ, отвты его заставляютъ пеня надяться, что все пойдетъ хорошо.
— Не ошибитесь! Вы, любезный священникъ, я думаю, никогда не согласились бы обвинить.
— Точно такъ, Г. Маіоръ: милосердіе и кротость служатъ основаніемъ ученія, которое я обязанъ распространять.
— Но ваша система прощать всхъ виновныхъ сдлала бы большой вредъ обществу. Я не намкаю на этаго молодаго человка… Отъ души желаю быть ему полезнымъ, люблю его скромность и живость, но боюсь, что не возможно спасти его.
— По чему такъ? тысячи недовольныхъ, неблагоразумныхъ, обманутыхъ, вооружались противу правительства. Многіе, не сомнвайтесь въ томъ, думаютъ, что должны были слдовать правиламъ, кои они, такъ сказать, всосали съ молокомъ… Правосудіе, выбирая жертвы, будетъ разсматривать причины, побудившія ихъ возмутиться. Тотъ, кто для полученія почетныхъ должностей не побоялся возжечь междоусобную войну въ отечеств, долженъ быть наказанъ, но молодые люди, увлеченные обманомъ, имютъ право надяться прощенія. И не думаю, чтобы этотъ молодой человкъ былъ уличенъ въ преступленіи.
— Потому что разумъ вашъ ослпленъ добротою сердца. Выслушайте меня: этотъ молодой человкъ произходитъ изъ фамиліи, явно приверженной къ дому Стуартовъ, дядя его всегда былъ начальникомъ Торисовъ, отецъ иметъ неудовольствіе пришедши въ немилость, онъ воспитанъ неприсягавшимъ священникомъ, сочинителемъ двухъ возмутительныхъ рукописей. Этотъ молодой человкъ, говорю я, вступивъ въ полкъ, привелъ множество солдатъ, которые выросли на земляхъ его дяди: они распространили между товарищами правила, кои узнали въ замк Веверле. Этотъ молодой человкъ любилъ своихъ подчиненныхъ, неумренно давалъ имъ деньги, и слдовательно способы нарушать дисциплину, поручилъ ихъ унтеръ-офицеру, служившему посредникомъ ихъ тайныхъ переговоровъ съ Капитаномъ: его только они и любили, ко всмъ другимъ Офицерамъ показывали почти неудовольствіе.
— Все это, любезный Маіоръ, показываетъ только ихъ искреннюю при виза и ноешь къ своему молодому Господину и непріятное положеніе въ полку, составленномъ изъ однихъ почти Шотландцевъ и Ирландцевъ, кои всегда готовы заводить ссоры.
— Хорошо сказано, любезный священникъ, желаю, чтобы нкоторые изъ членовъ вашего собранія также думали, но позвольте мн продолжать. Этотъ молодой человкъ отпрашивается въ отпускъ и детъ въ Тюлли-Веоланъ… Вс знаютъ правила Барона Брадвардина. Полковникъ писалъ къ Веверлею нсколько разъ, прежде съ кротостію, потомъ построже: вы не будете сомнваться, узналъ, что это сказывалъ мн самъ Полковникъ, Офицеры его полка просятъ у него изъясненія о тост, онъ не отвчаетъ ни начальнику, ни товарищамъ, между тмъ солдаты его роты не повинуются, и когда ихъ возмущеніе открылось, то унтеръ-офицеръ Гугтонъ захваченъ въ сношеніяхъ съ Французскимъ лазутчикомъ, который посланъ, какъ предполагаютъ, Капитаномъ Веверлеемъ. Въ то же время Капитанъ живетъ въ Гленнакоач у Яковита самаго дятельнаго, самаго хитраго, самаго ршительнаго изъ всей Шотландіи, сопровождаетъ его на охоту, если только не былъ дальше, Полковникъ снова пишетъ къ нему два письма: въ одномъ увдомляетъ о возмущеніи роты, въ другомъ приказываетъ явиться къ полку, вмсто того, чтобы повиноваться, онъ посылаетъ просьбу объ отставк.
— Онъ былъ уже отставленъ.
— Правда, но онъ пишетъ въ письм, что жалетъ, что его предупредили. Берутъ его имніе, находившееся какъ на квартир, такъ и въ Тіолли-Веоллн, что же тамъ находятъ? Собраніе Яковитскихъ сочиненій и два такихъ же манускрипта друга его Пемброка.
— Онъ сказалъ вамъ, что не читалъ ихъ.
— Во всякомъ другомъ случа я бы поврилъ ему: признаюсь, въ нихъ слогъ такжe непонятенъ, какъ возмутительны правила.— Но можетъ быть въ этихъ рукописяхъ содержатся собственныя его правила. Освдомясь о приближеніи бунтовщиковъ, онъ переодвается, отказывается сказать фамилію, и если вришь старому трактирщику, детъ на лошади Гленнакоача. У него есть письма родителей, въ коихъ видна самая сильная ненависть къ дому Брунсвикскому, стихи въ память извстнаго Вогана, соединившагося съ Горцами и употреблявшаго вс усилія для возстановленія Стуартовъ на трон. Не явно ли, что Фергусъ Мак-Иворъ предлагалъ ему слдовать его примру. Веверлей ршился ли ему слдовать?— Это доказывается тмъ, что онъ выстрлилъ въ Королевскаго подданнаго. Теперь судите, какія его намренія!
Г. Мортонъ, какъ благоразумный человкъ, не противорчилъ судь: противорчіе только боле разгорячило бы его, онъ спросилъ, что хочетъ онъ длать съ своимъ плнникомъ?
— Я въ затруднительномъ положеніи, вызнаете теперешнія обстоятельства.
— Не можете ли вы удержать его у себя, пока буря пройдетъ?… Его молодость, произхожденіе заслуживаютъ это.
— Любезный другъ, мой домъ, также какъ и вашъ, не предохраненъ, отъ бури, я узналъ, что Генералъ Аншефь, идущій противу бунтовщиковъ, отказался дать сраженіе при Корріейк и отступилъ, оставя большую дорогу безъ всякой защиты.
— Боже мой! что вы говорите? Не трусость ли это, или измна, или неумнье?
— Думаю, ни то, ни другое, ни третье, онъ довольно храбръ, слыветъ честнымъ человкомъ, повинуется приказаніямъ и длаетъ только то, что велятъ, но не въ состояніи дйствовать самъ собою въ критическихъ обстоятельствахъ, также какъ я не могу замнить васъ на кафедр.
Такія важныя замчанія отвлекли ихъ на минуту отъ дла Веверлея, но Маіоръ скоро опять заговорилъ, объ немъ.
— Думаю, сказалъ онъ, вврить этаго молодаго человка начальнику корпуса волонтеровъ, они по приказанію идутъ въ Стирлингъ: одинъ отрядъ долженъ проходить здсь завтра.
— Кто этотъ начальникъ?
— Вы его знаете, вы часто говорили мн, что онъ похожъ на Кромвелевскихъ солдатъ.
— Гилфилланъ Камеронецъ!
— Онъ доведетъ Г. Веверлея до замка, я прикажу ему почтительно поступать съ Веверлеемъ. Увряю васъ, это лучшее средство его снасти, и увренъ, что вы не посовтуете мн отпустишь его.
— Хорошо ли будетъ, если я побуду съ нимъ завтра по утру?
— Хорошо, Г. Мортонъ, я увренъ въ вашемъ характер, но скажите, какое ваше намреніе?
— Я хочу попробовать, не признается ли онъ мн въ нкоторыхъ обстоятельствахъ, кои могутъ послужить, если не къ извиненію его преступленія, то по крайней мр къ уменьшенію наказанія.
Посл этаго они разстались, печально размышляя о положеніи Шотландіи.

ГЛАВА XII.
Довренность.

Веверлей провель ночь въ тяжкомъ сн, волнуемомъ различными грезами. Проснувшись, сталъ размышлять о своемъ печальномъ положеніи: — Если представятъ меня въ военный совтъ, думалъ онъ, то не льзя ожидать никакого снисхожденія, ныншнія обстоятельства заставятъ его поражать всхъ, которые по видимому возжигали междоусобную войну. Не лучше поступятъ со мной въ Едимбургскомъ суд: я знаю, что онъ не затрудняется выборомъ жертвъ, и что малйшій признакъ служитъ у него доказательствомъ. Досада воспламенила его противу правительства, онъ раскаивался, что не послушался совтовъ Мак-Ивора.— По чему, думалъ онъ, не принялъ я при первомъ случа сторону законнаго Короля? Все, чмъ славится и величается домъ Веверлеевъ, дано ему Стуартами. Судя потому, какъ Маіоръ Мельвиль растолковалъ письма моего дяди и отца, я не сомнваюсь, что они желаютъ, чтобъ я шелъ по слдамъ моихъ предковъ. Не повинуясь имъ, я лишаюся свободы, скоро представленъ буду въ судъ!… По чему не слдовалъ я первому движенію справедливости моего негодованія? Я былъ бы свободенъ, сражался бы, какъ предки, за любовь и за славу… Теперь я одинъ, въ чужой земл, ко власти холоднаго, подозрительнаго судьи… долженъ ждать, что изъ ужасной темницы выведутъ меня на безчестную вислицу… О Фергусъ! какъ скоро исполнилось твое предсказаніе!
Между тмъ, какъ Эдуардъ предавался симъ горестнымъ размышленіямъ и упрекалъ правительство въ томъ, что сдлалось по его неблагоразумію и боле всего по случаю, Г. Мортонъ съ позволенія Маіора пришелъ къ нему. Сначала Веверлей хотлъ просить, чтобы не нарушали его уединенія и предувдомить, что не расположенъ отвчать на вопросы, ни разговаривать, но перемнилъ мнніе при кроткомъ, откровенномъ, добродушномъ вид священника, который предохранилъ его уже отъ буйства деревенскихъ жителей.
— Во всякое другое время, сказалъ онъ ему, я почелъ бы величайшимъ удовольствіемъ благодарить васъ за услуги, но я такъ занятъ, такъ смущенъ, что не знаю, что сказать.
— Я пришелъ, отвчалъ Г. Мортонъ, съ намреніемъ быть вамъ полезнымъ. Маіоръ Мельвиль, коего дружбою я горжусь, долженъ исполнить свои обязанности, но мое состояніе позволяетъ мн быть снисходительнымъ. Я ме хочу вывдывать у васъ то, что можетъ быть вамъ вредно, Богъ свидтель, что я хочу только узнать и доказать вашу невинность, будьте уврены въ моемъ усердіи: прошу васъ, доставьте мн средства оказать вамъ услугу.
— Вы, безъ сомннія, Пресвитеріанецъ?
Г. Мортонъ отвчалъ ему наклоненіемъ головы.
— Если бы я совтовался съ предразсудками, въ коихъ воспитанъ, то почелъ бы обязанностію отказаться отъ вашихъ услугъ, но знаю, что эти предубжденія несправедливы. Разность мнній не перемняетъ чувствъ честнаго Человка.
— Горе тому, кто думаетъ иначе! отвчалъ Мортонъ.
— Думаю, напрасно повторять вамъ мои похожденія, чмъ боле размышляю я о моихъ поступкахъ, тмъ мене понимаю обвиненіе.— Чувствую, что я невиненъ, но не знаю, какъ доказать это,
— По этому то, Г. Веверлей, и прошу васъ быть со мною откровеннымъ: у меня много друзей…. Если мои старанія не будутъ вамъ полезны, то и не будутъ вредить.
Веверлей подумалъ, что довренность его не можетъ вредить ни Фергусу, ни Барону Брадвардину, и разсказалъ вс подробности, уже извстныя читателю, умолчалъ только о любви своей къ Флор и о Миссъ Роз.
Г. Мортонъ смшался, услышавъ, что онъ былъ у Дональда Беамъ Леана.— Радуюсь, сказалъ онъ, что вы не объявили этаго Маіору, такое путешествіе можетъ родить подозрнія въ людяхъ, незнающихъ силы любопытства и романическаго воображенія. Въ ваши лта, Г. Веверлей, я съ удовольствіемъ ршился бы на такую же глупую поздку — простите мн это выраженіе, но есть люди, кои не могутъ понять, какъ можно трудиться безъ извстной цли, они приписали бы ваше путешествіе совсмъ другой причин: этотъ Дональдъ слыветъ у насъ Робин-Гудомъ, его подвиги и хитрости разсказываются везд. Не льзя не согласиться, онъ, по несчастію, иметъ отличныя дарованія, для своего ремесла, и думаю, отличится въ несчастной войн, которая готова вспыхнуть.
Нжное участіе, принимаемое этимъ почтеннымъ священникомъ въ несчастномъ положеніи плнника, увренность въ его невинности, ободрили Веверлея. Онъ дружески пожалъ руку Мортону, увряя, что великодушіе сняло съ него большую тягость, и что какова бы ни была его участь, фамилія его докажетъ свою признательность.
Г. Мортонъ не могъ удержаться отъ слезъ и чувствовалъ себя боле расположеннымъ въ пользу молодаго человка, коего откровенность ручалась за невинность.
Эдуардъ спросилъ у Г. Мортона, въ какое мсто поведутъ его?
— Въ замокъ Стирлингъ, я радъ потому, что Губернаторъ человкъ честный и чувствительный, но каково-то вамъ будетъ въ дорог? Maіоръ Мельвиль не можетъ самъ провожать васъ.
— Я очень, радъ: я ненавижу этаго холоднаго, нечувстительнаго судью, который старается мучить меня хитрыми вопросами, предположеніями….. Не извиняйте его: лучше скажите, кто поведетъ меня?
— Нкто Гилфилланъ: онъ секты Камеронцевъ.
— Я никогда не слыхалъ объ этой сект.
— Они въ царствованіе Карла II и Іакова II. отказались отъ терпимости, оказанной другимъ приверженцамъ этой секты, держали свои собранія подъ открытымъ небомъ, будучи жестоко преслдуемы Шотландскимъ правительствомъ, нсколько разъ принимались за оружіе…. Они называютъ себя по имени начальника Ричарда Камерона.
— Вспомнилъ…. Но торжество Пресвитеріанъ въ революцію разв не разрушило этой секты?
— Совсмъ нтъ. Этотъ переворотъ не совершенно удовлетворилъ ихъ намреніямъ. Я думаю, они едва знали, чего хотли, но такъ какъ они многочисленны и не умютъ владть оружіемъ, то остались въ государств, такъ сказать, въ забытьи. Они даже соединились съ старинными своими непріятелями Яковитами: съ того времени число ихъ примтно уменьшилось, но еще много Камеронцевъ въ западныхъ Графствахъ и многіе служатъ правительству. Этотъ Гилфилланъ долго надъ ними начальствовалъ, онъ завтра долженъ проходить здсь съ отрядомъ въ Стирлинъ,— ему-то сдастъ васъ Маіоръ. Я попрошу о васъ, но, думаю, онъ не посмотритъ на просьбу еретика, какъ онъ меня называетъ. Прощайте, не смю надяться, чтобы Маіоръ позволилъ мн опять съ вами видться.

Конецъ второй части.

Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека