Когда Паоло явился въ Миланъ съ нотами подъ мышкой, — а въ т времена, для него вс дни были солнечные и вс женщины — красавицы, — то скоро встртилъ принцессу. Ее такъ. прозвали двушки въ магазин, потому что она была хорошенькая, а ручки у нея нжныя, но больше всего за то, что она была гордячка, и вечерами, когда подруги влетали въ Галлерею, будто стая воробьевъ,— она предпочитала уходить одна, завернувшись своимъ блимъ шарфомъ, къ воротамъ Гарибальди. Тамъ она и встртила Паоло, онъ бродилъ вертя и перевертывая въ голов музыкальныя идеи, юношескія мечты о слав!.. Дло было въ одинъ изъ тхъ блаженныхъ вечеровъ, когда человкъ тмъ способне чувствуетъ себя вознестись къ облакамъ и звздамъ, чмъ легче у него кошелекъ и желудокъ. Паоло было пріятно слдить за своей фантазіей, воплощая ее въ образъ граціозной двочки, которая шли впереди его, подхватывая свое сренькое платьице, когда случалось спускаться съ приступокъ на кончикахъ немножко истертыхъ ботинокъ. Такимъ образомъ Паоло встртилъ ее еще разъ — другой и кончилось тмъ, что они очутились рядомъ. Она покатились со смху при первыхъ его словахъ и всякій разъ убгала. Если-бы онъ уступилъ ей съ перваго раза, тогда-бы ему больше ее не встртить.— Наконецъ, однажды вечеромъ, шелъ дождь, у Паоло тогда еще былъ зонтикъ, — они очутились подъ — руку, улица уже начинала пустть. Она сказала, что ее зовутъ Принцессой, свое имя, — какъ части бываетъ, — она совстилась сказать. Онъ проводилъ ее до дома, но остался въ пятидесяти шагахъ отъ воротъ. Она ни за что ни хотла, чтобы кто нибудь, а особенно онъ,— видлъ въ какомъ ‘пышномъ дворц’ обитаютъ еяродители.
Такъ прошло дв или три недли. Паоло дожидался ее въ Галлере, сo стороны Сильвіо — Пеллико, закутанный въ жалкій лтній плащъ, который въ январ только хлесталъ его по ногамъ. Она прибгала скоро — скоро, пряча въ муфточку личико, румяное отъ холода, просовывала руку ему подъ руку, и оба забавляясь, считая троттуарныя плиты, шли тихонько, веселые съ мороза. Паоло часто толковалъ о фугахъ, и канонахъ, двочка просила толковать ей ‘по-милански’. Когда она въ первый разъ пришла съ нему, въ каморку четвертаго этажа, и слушала, какъ онъ игралъ на фортепіано т псни, о которыхъ говорилъ ей, — она его крпко — крпко поцловала… Но это еще очень нескоро случилось.
Въ модномъ магазин, у рабочаго стола, за картонными коробками, ворохами лентъ и цвтовъ, много говорилось о новомъ ‘обожател’ Принцессы, и много было смху надъ этимъ ‘новымъ’, надъ его плащемъ ‘Христа ради’, надъ тмъ, чти онъ хоть-бы тряпочку какую подарилъ своей красавиц. Принцесса, будто ничего не слышала, вертлась спиной и шила, молча, сердитая.
Бдный великій будущій композиторъ столько говорилъ ей о предстоящей слав и разныхъ прелестяхъ окружающихъ эту богиню — славу, что Принцесса не могла-бы обвинять его… въ увлеченіи какимъ нибудь русскимъ княземъ или сицилійскимъ барономъ. Однажды, Паоло вздумалъ подарить ей колечко, — простой, золотой тоненькій обручекъ, съ половинкой жемчужинки, поддльной, это было въ начал мсяца. Она покраснла и поблагодарила, растроганная, — въ первый разъ, — крпко пожала ему руку, но подарка не приняла, можетъ былъ, угадала, какихъ лишеній стоила будущему Верди эта бездлка… Отъ д_р_у_г_а_г_о она принимала много больше, и безъ смущенія и безъ такой благодарности… Теперь въ угожденіе милому она пустилась въ большіе расходы: заказала въ долгъ платьеце, купила дешевую мантильку, стеклянные серьги,— Богъ знаетъ въ какихъ лавчонкахъ. Т_о_т_ъ, — д_р_у_г_о_й — внушилъ ей вкусъ и элегантныя привычки, Паоло этого не зналъ, не зналъ, что она задолжала и повторялъ:
— Какъ къ теб идетъ, какъ ты хороша!
Ей было пріятно это слышать. Она была счастлива, что въ первый разъ ничмъ изъ своихъ украшеній не одолжена своему милому.
По воскресеньямъ, если бывала хороша погода, они отправлялись гулять за заставу, или на укрпленія, на Изола-Белла, на Изола-Ботта, пыльные острова твердой земли. Въ эти дни — безумно мотали. Когда приходилось платить по счету, Принцесса раскаивалась въ дневныхъ глупостяхъ, сердце у нея сжималось, она шла къ окошку, выходившему въ огородъ, облокачивалась и смотрла, Паоло подходилъ къ ней, становился рядомъ, плечо съ плечомъ, и оба смотрли на этотъ клочокъ зелени. Солнце заходило за аркой Семпіона, у обоихъ на душ было хорошо и грустно. Если шелъ дожди, были другія развлеченія: катались въ омнибусахъ отъ Новыхъ Воротъ къ Воротамъ Тичинскимъ, оттуда къ Воротамъ Побды, тратили тридцать сольди и два часа катались въ карет, будто господа… Шесть дней потомъ Принцесса нашивала блонды и навертывала на проволоку бархатные цвты, вспоминая воскресное празднованье. Случалось, молодой человкъ не обдалъ ни наканун, ни на другой день.
Такъ прошла зима, прошло лто, они играли въ любовь, какъ малыя дти играютъ въ войну, въ крестный ходъ. Она не удостоивала дать ничего больше, онъ былъ слишкомъ бденъ и не смлъ попросить. Однако, она его в_ъ с_а_м_о_м_ъ д__л_ любила, но по милости т_о_г_о, д_р_у_г_о_г_о слишкомъ много наплакалась и воображала, будто стала разсудительне. Она и не подозрвала, что п_о_с_л_ т_о_г_о, д_р_у_г_о_г_о, ея собственная деликатность, инстинктивно, подсказывала ей единственное доказательство любви въ человку в_ъ с_а_м_о_м_ъ д__л_ любимому: не допускала броситься ему на шею… Бдная двочка!
Наступилъ октябрь. Печальная осень наводила тоску, Паоло предложилъ създить въ деревню, на озеро. Воспользовавшись днемъ, когда узжалъ куда-то ея папаша, рискнули на огромную глупость — пятьдесятъ лиръ она стоила! — и отправились въ Комо на цлый день. Въ гостинниц хозяинъ спросилъ, удутъ-ли они съ вечернимъ поздомъ… Дорогой, Паоло ужь спрашивалъ Принцессу, какъ имъ быть, если придется ночевать не дома. Она смялась.
— Ну, скажу, что ночевала въ магазин, что была спшная работа.
Теперь, молодой человкъ, затрудняясь, посмотрлъ на хозяина, на нее, и не зналъ что сказать. Она наклоняла голову, отвчала,— ‘Удемъ завтра!’ — хозяинъ вышелъ, они обнялись — и тмъ кончилось.
О, славные прежде бывали дни, когда они рука въ руку, гуляли подъ цвтущими каштанами, и ни отъ кого не прятались, и сами не смотрли кругомъ, не видали дамъ въ шелковыхъ платьяхъ, каретъ четверней, новенькихъ шляпъ молодыхъ господъ, которые скакали съ сигарами въ зубахъ! О, славные воскресные дни, когда бывало, кутили на пять лиръ! О, славные вечера, когда, бывало, цлый часъ простаивали у воротъ и все не могли разстаться, не говоря и десятка словъ, не расхватывая рукъ, не замчая торопливыхъ прохожихъ!… Когда это началось, они и не думали, что полюбятъ въ самомъ дл… Вотъ, полюбили, и доказали — и начались другія тревоги.
Паоло никогда не говорилъ ей о т_о_м_ъ, д_р_у_г_о_м_ъ. Онъ угадалъ его существованіе съ перваго дня, съ того раза какъ Принцесса стала подъ зонтикъ, угадалъ — по сотн пустяковъ, незначительныхъ признаковъ движеній, по звуку голоса на нкоторыхъ словахъ. Теперь, вдругъ поднялось какое-то болзненное любопытство. Она была сердечно правдива и призналась во всемъ. Паоло не сказалъ ни слова. Онъ смотрлъ на занавски огромной трактирной постели, захватанныя неизвстными руками…
Они знали, что этотъ праздникъ не сегодня — завтра кончится, знали оба и не заботились, можетъ быть, потому, что передъ ними еще былъ великій праздникъ юности. Онъ почувствовалъ какъ будто облегченіе отъ признанія двушки, какъ будто оно разомъ избавляло отъ всякаго колебанія и совстливости, какъ будто свободне видлась впереди минута прощанія… Объ этой минут часто думали оба, — спокойно, какъ о неизбжномъ, съ покорностью — преждевременной и не предвщавшей добра. Покуда они другъ друга еще любили и обнимались!.. Когда минута настала, вышло совсмъ другое.
Бдному малому были очень нужны сапоги и деньги. Его сапоги истрепались, бгая на грезами артистическихъ сновъ и юношескаго честолюбія, за этими гибельными грезами, которыя толпами слетаются со всхъ концовъ Италіи и гаснутъ у зеркальныхъ окопъ Галлереи въ холодныя зимнія ночи, въ печальные голодные дни. Дорого стоили Паоло бдныя глупости его любви! Въ двадцать-пять лтъ, когда все богатство — голова да сердце, люди не имютъ права любить, даже какую нибудь Принцессу, ни на мигъ, подъ страхомъ свалиться въ пропасть, не имютъ права отвести глазъ отъ роскошной, обольстившей иллюзіи: она, можетъ быть, звзда будущаго! Впередъ, все впередъ, приковавъ взоръ къ этому маяку, пристально, жадно,— идти, запереть сердце, не слушать, не уставать,— идти неумолимо, хотя-бы пришлось растоптать сердце… Паоло занемогъ и никто этого не зналъ, даже цлые три дня не знала и Принцесса. Настали тяжкіе, черные дни, когда люди уходятъ бродить по пыльнымъ дорогамъ за заставу, глазютъ въ окна золотыхъ длъ мастеровъ, читаютъ объявленія вывшенныя въ полиціи, дни, когда въ голов мутитъ, глядя на рку подъ мостомъ,— а поднять голову — вчно въ глазахъ эти иголки Собора!.. По вечерамъ, дожидаясь на улиц Сильвіо-Пеллико, вечеромъ казался Паоло холодне, часы длинне прежнихъ, походка Принцессы не такъ легка и привлекательна.
Въ это время, ему вдругъ свалилось огромное счастье: ни много — ни мало — четыре тысячи лиръ въ годъ, приглашали хать играть на фортепіано въ кофейныхъ и концертахъ, въ Америку. Онъ принялъ съ такимъ удовольствіемъ, какъ будто у него было выбирать что и получше. Потомъ, подумалъ о Принцессе. Вечеромъ, позвалъ ее ужинать въ отдльный кабинетъ, у Биффи, — какъ какой нибудь, въ самомъ дл, богачъ кутила. Онъ взялъ сто лиръ задатку и моталъ. Бдная двочка таращила глаза на такой сарданапаловскій пиръ, и посл кофе, — головка у нея отяжелла, — услась и прижалась къ стнк, на диван. Она была немножко блдненькая, немножко печальна, но красиве чмъ когда нибудь. Паоло все цловалъ ее въ шейку, въ затылочекъ. Она позволяла и смотрла на него испуганно, будто предчувствуя несчастье. У него сердце сжималось. Онъ хотлъ сказать, что ужасно ее любитъ, и потому спросилъ ее, что это будетъ, когда они больше не увидятся. Принцесса молчала, повернула лицо въ тнь, зажмурилась и не шевелилась, чтобъ скрыть крупныя, сверкающій слезы, которыя у нея такъ и катились, катились по щекамъ. Молодой человкъ увидлъ и удивился: онъ въ первый разъ видлъ, что она плакала.
— Что съ тобой? спросилъ онъ.
Она не отвчала, потомъ, задушоннымъ голосомъ сказала:
— Ничего.
Она всегда такъ отвчала, она была не сообщительна и немножко самолюбива, какъ ребенокъ.
— Думаешь о томъ, о д_р_у_г_о_м_ъ? спросилъ Паоло, въ первый разъ.
— Да!
Она кивнула головой… Да! и это была правда. Она зарыдала.
‘Д_р_у_г_о_й!..’ Это значитъ — прошлое, золотые, солнечные веселые дни, весна юности,— бдная любовь ея осужденная влачитсься, вотъ, такъ, отъ одного Паоло къ другому, не особенно плакать въ гор, не особенно шумть въ радости, это значитъ — настоящее, которое уходить, молодой человкъ,— часть ея души, ея тла! — который черезъ годъ, чрезъ мсяцъ, будетъ ей чужой… Можетъ быть, и Паоло въ эту минуту смутно передумывала тоже, но говорить у него не стало силъ. Онъ только обнялъ ее крпко-крпко и тоже заплакалъ…. Свое знакомство они начали смхомъ.
— Ты меня бросаешь? выговорила Принцесса.
— Кто теб сказалъ?
— Никто. Сама отгадала, узжаешь?
Онъ наклонилъ голову. Она еще посмотрла на него глазами, полными слезъ, отвернулась и заплакала тихонько.
Потомъ, или въ голов у нея была путаница, или сердц переполнилось, она принялась болтать, разсказала то, что прежде всегда скрывала изъ робости или изъ самолюбія — разсказала, какъ познакомилась съ т__м_ъ, с_ъ д_р_у_г_и_м_ъ. Въ дом у нея, сказать правду, жили не богато. У папаши была маленькая должность при желзной дорог, мама вышивала на продажу, да стали у нея глаза слабть, тогда Принцесса пошла работать въ магазинъ, чтобъ что нибудь доставить въ домъ. Тамъ…. что-же? И прекрасные наряды, которыхъ она насмотрлась, и сладкія рчи, которыя ей говорились, и примры и тщеславіе и и легко это длалось, натолковали подружки, а мальчикъ то и дло встрчался… Такъ это и сдлалось. Она и не понимала, что длала, покуда стало необходимо скрывать отъ родныхъ. Отецъ былъ благородный человкъ, мать — святая. Они-бы умерли съ печали, еслибъ только вообразили — да и не поврили-бы, хоть и сами допустили дочь впасть въ искушеніе. Виновата она сама… но нтъ, не она… только, кто-же? Конечно, она бы и знать не захотла т_о_г_о д_р_у_г_о_г_о, — теперь, когда ужъ познакомилась съ Паоло… И хоть оставь ее Паоло, она т_о_т_о, и никого знать не захочетъ.
Она шептала тихо, дремля, прижимаясь къ его плечу головой.
Выйдя отъ Биффи, они промшкали дорогой, прошли весь путь своихъ милыхъ и горькихъ воспоминаній: вотъ на этомъ перекрестк они встрчались, на этомъ троттуар остановились и перекинулись первыми словами…
— Тутъ? говорили они.— Здсь?— Нтъ, дальше… и шли лниво, отуманенные. Разставаясь, сказали другъ другу:— До завтра.
Черезъ день, Паоло укладывалъ свои вещи, а Принцесса, на колняхъ предъ старымъ, сбитымъ чемоданомъ, помогала набивать его кое-какимъ платьемъ, книгами, музыкальными тетрадями, на которыхъ она, недавно, нацарапала свое имя. Сколько разъ она видла на немъ этотъ сюртукъ! Одна вещь закрывала другую… сердце сжималось, какъ он исчезали такъ, одна по одной. Паоло передавалъ блье, доставалъ изъ сундука и шкафа. Она оглядывала, развертывала и складывала опять, расправляя всякую складочку, считала чулки и платки. Они не говорили ни слова и будто торопились. Двушка вынула изъ связки старый календарь, на которомъ Паоло обыкновенно записывалъ счеты.
— Оставишь это мн? спросила она.
Онъ кивнулъ головой, не оглядываясь.
Чемоданъ былъ полонъ, на стульяхъ, на вшалк еще оставались старыя рубашки и старое пальто.
— Ну, объ этомъ завтра подумаемъ, сказалъ Паоло.
Двушка нажала колномъ крышку, покуда Паоло натягивалъ ремни, — потомъ взяла свой вуаль зонтикъ, которые оставила на постели, и сла на край печальная. Стны были пусты. Въ комнат оставался только уложенный чемоданъ. Паоло расхаживалъ взадъ и впередъ, заглядывая въ разныя коробки и сбрасывалъ въ одну кусу оставшіяся вещи.
Вечеромъ, они пошли въ послдній разъ погулять. Она держалась за его руку, но робко, будто милый ужь длался ей чужимъ. Зашли къ Фоссати, будто въ праздникъ, но не веселились и ушли рано. Молодой человкъ думалъ, что этотъ народъ соберется тамъ еще не разъ и найдетъ Принцессу. Она думала, что не найдетъ больше Паоло въ этой толп… Они, бывало, ходили пить пиво въ кофейн на площади Бонапарте. Паоло любилъ эту площадь, на которой, лтними вечерами, сколько разъ гулялъ, объ руку съ Принцессой. Издали слышалась музыка и свтились круглыя окна театра Дель-Верме. Въ темнот улицы, иногда мелькали движущіяся огоньки и люди около кофейни и пивной. Въ глубокомъ темномъ неб начинали вздрагивать звзды. Въ глубин садовъ, между деревьями, вдругъ вспыхивала точка газоваго фонаря, мимо ея, тихо, попарно бродили тни…
— Послдній вечеръ! думалъ Паоло.
Они сли подальше отъ толпы, въ неиллюминованномъ углу, у ршетки какихъ-то жалкихъ жиденькихъ растеній. Принцесса сорвала два листочка и одинъ дала Паолол… въ прежнее время, она бы этому расхохоталась.— Подошелъ слпой, онъ цлый репертуаръ исполнялъ на гитар. Паоло отдалъ всю мелочь, сколько было.
Въ послдній разъ они увидлись на станціи, въ минуту отъзда, въ горькій часъ поспшнаго, разсяннаго прощанія, прощанія безъ застнчивости, безъ увлеченія, безъ поэзіи, прощанія среди толкотни, равнодушія, шума торопливой толпы. Принцесса, какъ тнь, ходила на Паоло, къ багажному столу, къкасс, гд продаются билеты, — шагъ за шагомъ, сколько шаговъ онъ, столько и она, не открывая рта, смявъ зонтикъ подъ мышкой. Она только была блдна, какъ полотно. Онъ, напротивъ, былъ взволнованъ, казалось захлопотался. Въ дверяхъ залы, гд пассажиры дожидаются отъзда, чиновникъ спросилъ билеты. Паоло показалъ свои, у бдной двочки билета не было. Пришлось въ торопяхъ только пожать руку, среди множества народа, который толкался, входя, — при чиновник, который помчалъ билеты.
Она осталась, стоя, у дверей, держа свой зонтикъ, будто еще кого-то ждала, посматривая на огромныя объявленія, расклеенныя по стнамъ, на путешественниковъ, которые проходили отъ кассы въ залу. Отуплыми глазами она провожала ихъ въ залу и опять. принималась смотрть на слдующихъ, которые подходили.
Десять минутъ длилась эта агонія, наконецъ, раздался звонокъ, послышался свистъ машины. Двушка крпче сжала свой зонтикъ и пошла тихо-тихо, слегка пошатываясь. Выйдя изъ дебаркадера, она сла на каменную скамью.
— Прощай, ты, что ухалъ, ты, съ кмъ жило мое сердце! Прощай и ты, что прежде него отъ меня ушелъ!.. Прощай и ты, что придешь посл…. и также уйдешь! Прощайте, вс!..
Бдная двочка!..
А ты, бднякъ, великій артистъ пивныхъ лавчонокъ, иди, волочи свою цпь, одвайся прилично, шь всякій день, упивайся своими былыми снами въ дыму трубокъ, въ парахъ джина, въ далекой чужой сторон, гд никто тебя не знаетъ, никто тебя не любитъ. Ступай, забывай Принцессу съ другими тамошними принцессами, — когда денежки, подобранныя въ дверяхъ трактировъ, прогонять печальную память послдняго прощанья, — гамъ, въ дверяхъ дебаркадера… А потомъ, когда воротишься, не юношей, но ужь не бднякомъ, не дуракомъ, не энтузіастомъ-мечтателемъ, какимъ былъ когда-то, — когда воротишься и встртишь Принцессу, не поминай ей o прошломъ, о ея смх, о ея слезахъ… она тоже разжилась, не наряжается въ долгъ въ дешевыхъ магазинахъ и тебя не пойметъ…