Веселые виндзорские кумушки, Шекспир Вильям, Год: 1597

Время на прочтение: 16 минут(ы)

0x01 graphic

ВЕСЕЛЫЯ ВИНДЗОРСКІЯ КУМУШКИ.

КОМЕДІЯ
ВИЛЬЯМА ШЕКСПИРА.

Прозаическій переводъ Н. И. Шульгина. Стихи П. И. Вейнберга. Вступительная статья В. В. Чуйко.

БЕЗПЛАТНАЯ ПРЕМІЯ ЖУРНАЛА
‘ЖИВОПИСНОЕ ОБОЗРНІЕ’
за 1879 годъ.

САНКТПЕТЕРБУРГЪ.
ТИПОГРАФІЯ ИМПЕРАТОРСКОЙ АКАДЕМІИ НАУКЪ.
(Вас. Остр., 9 т., No 12.)
1879.

СЭРЪ ДЖОНЪ ФАЛЬСТАФЪ И ‘ВЕСЕЛЫЯ ВИНДЗОРСКІЯ КУМУШКИ’,

I.

0x01 graphic

Самый вопросъ о томъ, когда именно была написана комедія ‘Веселыя виндзорскія кумушки’ (The merry wives of Windsor), составляетъ довольно запутанный, но не лишенный интереса вопросъ шекспировской исторической критики. Въ каталогахъ книгопродавцевъ мы встрчаемъ прежде всего слдующую запись, помченную 18-мъ января 1602 года: ‘Джонъ Бесби. Превосходная и забавная комедія сэра Джона Фольстофа (Faulstof) и веселыхъ виндзорскихъ кумушекъ,— Артуръ Джонсонъ. Вслдствіе заявленія Джона Бесби, книга подъ заглавіемъ превосходная и забавная комедія сэра Джона Фольстофа и веселыхъ виндзорскихъ кумушекъ’.— Благодаря такой курьезной передач издательскихъ правъ, Артуръ Джонсонъ въ томъ же году (1602) издалъ первоначальный эскизъ ‘Веселыхъ виндзорскихъ кумушекъ’ подъ слдующимъ многорчивымъ заглавіемъ: ‘Весьма забавная и превосходно составленная комедія сэра Джона Фальстафа и веселыхъ виндзорскихъ кумушекъ, перемшанная разнообразными и забавными выходками сэра Гуга, валлійскаго пастора, мироваго судьи Шалло и его мудраго двоюроднаго братца мистера Слендера. Съ тщеславнымъ хвастовствомъ прапорщика Пистоля и капрала Нина. Написана Вильямомъ Шекспиромъ. Въ томъ вид, въ какомъ она была много разъ играна слугами высокопочтеннаго лорда-канцлера. И въ присутствіи ея величества, и въ другихъ мстахъ’.
Нтъ никакого сомннія, что это изданіе не боле, какъ первоначальная обработка комедіи, которая въ своемъ настоящемъ и окончательномъ вид явилась только въ изданіи in folio 1623 года, черезъ семь лтъ посл смерти Шекспира. Въ 1702 году тогдашній модный драматургъ, нкій Джонъ Деннисъ, принаровивъ къ сцен дрюриленскаго театра комедію Шекспира, напечаталъ ее подъ заглавіемъ ‘The comical gallant’, съ слдующимъ предисловіемъ: ‘Что эта комедія (‘Веселыя виндзорскія кумушки’) достойна нкотораго вниманія, я замтилъ по многимъ причинамъ. Прежде всего, я очень хорошо зналъ (I knew very well), что она нравилась одной изъ величайшихъ королевъ, когда-либо существовавшихъ, великой не только своею мудростью въ искуств управленія, но также и своимъ знакомствомъ съ изящной словесностью и своимъ тонкимъ пониманіемъ драмы, пониманіемъ, которое доказано ея удивленіемъ древнимъ. Эта комедія была написана по ея порученію и но ея указаніямъ, и она была такъ нетерплива видть ее на сцен, что распорядилась, чтобъ пьеса была окончена въ четырнадцать дней (she commanded it to befinished in fourteen days), и потомъ она была, какъ говоритъ намъ преданіе, очень довольна представленіемъ’. Въ 1709 году извстный хроникеръ Роу, въ біографіи Шекспира прибавляетъ нсколько новыхъ подробностей къ замтк Денниса: ‘Королева, говоритъ онъ,— была такъ восхищена прелестною ролью Фальстафа, въ двухъ частяхъ ‘Генриха IV’, что поручила поэту продолжать эту роль въ новой комедіи, сдлавъ Фальстафа влюбленнымъ, говорятъ, что именно по этому поводу комедія и была написана’. Наконецъ, въ 1710 году Джильдонъ въ своихъ ‘Замчаніяхъ къ пьесамъ Шекспира’ повторяетъ съ полной увренностью, что королева поручила Шекспиру представить на сцен Фальстафа влюбленнымъ: ‘Я совершенно увренъ, прибавляетъ онъ,— что Шекспиръ окончилъ комедію въ дв недли. Вещь невроятная, если обратить вниманіе на то, что все такъ хорошо придумано и ведено безъ малйшей путаницы’.
Таковы несомннные факты. Преданіе, освященное тремя послдовательными свидтельствами, пріобртаетъ мало-по-малу достоврность несомнннаго историческаго факта и сохраняетъ ее втеченіи всего восемнадцатаго столтія. Коментаторы единогласно подтверждаютъ преданіе. Попе и Теобальдъ повторяютъ его, прибавляя, впрочемъ, что произведеніе, написанное Шекспиромъ по порученію королевы, было первоначальнымъ эскизомъ, напечатаннымъ въ 1602 году, а не окончательной обработкой комедіи, вошедшей въ изданіе 1623 года. Джонсонъ, въ свою очередь, упоминаетъ о преданіи и пользуется имъ для неблагопріятнаго отзыва о ‘Виндзорскихъ кумушкахъ’, замчая, что ‘нтъ ничего трудне, какъ писать по указаніямъ другого’. Наконецъ, Мэлонъ подтверждаетъ и даже объясняетъ его. Онъ думаетъ, что оно было передано Деннису и Джильдону Драйденомъ, а Драйдену Давенантонъ, и прибавляетъ вмст съ Попе и Теобальдомъ, что оно относится къ первоначальному эскизу комедіи. Мэлонъ прибавляетъ, что комедія, набросанная, по всей вроятности, въ 1601 году, затмъ исправленная въ 1603 году, должна быть логически помщена передъ ‘Генрихомъ V’, хотя хронологически она и была написана посл этой исторической хроники, представленной въ 1600 году. ‘Дло въ томъ, говоритъ онъ,— что хотя она должна быть читана между ‘второй частью Генриха IV’ и ‘Генрихомъ V’,— какъ это было доказано Джонсономъ, — она тмъ не мене была написана посл ‘Генриха V’, когда Шекспиръ уже похоронилъ Фальстафа. Шекспиръ, воскресивъ по желанію королевы сэра Джона, счелъ необходимымъ воскресить въ тоже время и всхъ другихъ лицъ, въ обществ которыхъ мы привыкли видть его’. Эта теорія Мэлона, подтверждающая и объясняющая преданіе, была принята безпрекословно самыми авторитетными критиками XVIII столтія: въ Англіи — Кольриджемъ, Гезлитомъ, Скоттоу, въ Германіи — Тикомъ и Шлегелемъ. Тмъ не мене уже Чальмерсъ въ своей ‘Прибавочной Аппологіи’ возстаетъ противъ теоріи Мэлона, считаетъ укрпившееся преданіе выдумкой, говоря, что въ 1601 году — въ эпоху казни графа Эссекса — королева Елизавета не могла быть расположена заниматься подобными шутками и, основываясь на нкоторыхъ сопоставленіяхъ деталей, высказываетъ совершенно новую гипотезу, изъ которой слдуетъ, что комедія Шекспира, написанная въ 1596 году, должна быть помщена и логически и хронологически передъ первой частью ‘Генриха IV’. Противъ такого вывода протестовалъ Натанъ Дрэкъ, защищая теорію Мэлона. Завязалась горячая полемика. Найтъ, одинъ изъ самыхъ авторитетныхъ англійскихъ комментаторовъ Шекспира высказался противъ Мэлона, снова подвергъ сомннію преданіе и, замтивъ намекъ въ одномъ мст комедіи на пріздъ къ англійскому двору нкоего графа Монбельяра въ 1592 году, утверждаетъ, что комедія была написана по этому случаю, и заключаетъ, вмст съ Чальмерсомъ, что, будучи написана прежде первой части ‘Генриха IV’, комедія — не боле, какъ прологъ къ этой части. Галіуэль предложилъ среднее мнніе, съ цлью примирить теорію Мэлона съ взглядомъ Найта, онъ соглашается со Найтомъ, что комедія написана въ ея первобытномъ вид въ 1592 году, но поддерживаетъ Мэлона въ томъ, что драматически она является продолженіемъ ‘Генриха IV’- Въ 1860 году Стоунтонъ, въ превосходномъ илюстрированномъ изданіи Джильберта, не соглашается ни съ Найтомъ, ни съ Галіуэлемъ, и возвращается безусловно къ преданію и теоріи Мэлона.
Еще нсколько раньше высказалъ свое мнніе въ этомъ вопрос Гервинусъ. Вотъ его слова: ‘Галіуэль, перепечатывая древнйшее изданіе этой комедіи въ запискахъ шекспировскаго общества, пытался доказать, что эта комедія вмст съ ‘Генрихомъ IV’ возникла въ 1592 году, на томъ основаніи, что именно въ 1592 году одинъ нмецкій герцогъ (виртембергскій) постилъ Виндзоръ и что ему данъ былъ отъ лорда Говарда паспортъ на безденежное пользованіе почтовыми лошадьми,— обстоятельство, на которое, какъ кажется, намекаетъ Шекспиръ въ третьей сцен четвертаго дйствія. Но вдь Шекспиръ могъ намекнуть на этотъ случай и по прежнимъ своимъ воспоминаніямъ, наконецъ, это обстоятельство могло быть и совсмъ ему неизвстно, такъ что предполагаемый намекъ могъ быть совершенною случайностью. Вс внутреннія доказательства свидтельствуютъ противъ предположенія, что ‘Виндзорскія кумушки’ написаны ране окончанія ‘ланкастерской исторіи’ (1599)’. Изъ этихъ словъ видно, что Гервинусъ склоняется въ пользу мннія Мэлона, хотя неизвстно, въ какой именно мр, такъ какъ не обозначаетъ точно года, когда, по его мннію, комедія была написана. Нсколько дале онъ говоритъ: ‘Галліуэль полагаетъ за самое вроятное, что сцены этой комедіи непосредственно слдуютъ за изгнаніемъ Фальстафа отъ двора (т. е. что логически, комедія слдуетъ сейчасъ же за второю частью ‘Генриха IV’, согласно теоріи Мэлона). Но этому противорчитъ еще въ древнйшемъ изданіи то мсто, гд Фальстафъ восклицаетъ подъ герискимъ дубомъ: ‘бьюсь объ закладъ, что шальной принцъ уэльскій воруетъ дичь своего отца!’ Къ тому же и въ позднйшей обработк этой пьесы мистеръ Фордъ весьма выразительно говоритъ Фальстафу о его обширныхъ связяхъ, о значительности его званія и личности, и даже самъ Фальстафъ говоритъ, что если бы стало извстно при двор его превращеніе въ толстую вдьму (Джуліана Брентфордъ, извстная личность въ литератур XVI столтія), то ему не было бы проходу: изъ него вытопили бы весь жиръ, стали бы смазывать имъ сапоги, стали бы бичевать его остротами, такъ что онъ сморщился бы, какъ сушоная груша. Значитъ, надо предположить, что отношенія Фальстафа къ принцу продолжаютъ еще существовать, хотя и тутъ, какъ во второй части ‘Генриха IV’, онъ отдленъ отъ принца. Если принять, что дйствіе нашей комедіи происходитъ непосредственно передъ смертью короля Генриха IV и составляетъ продолженіе сношеній Фальстафа съ мировымъ судьей Шалло, только въ другой мстности и при другихъ обстоятельствахъ, то вс затрудненія разъясняются сами собой, особенно если устранить сомннія касательно нкоторыхъ личностей. Трудно ршить, тотъ-ли самый пажъ сопровождаетъ Фальстафа, который находился при немъ въ ‘Генрих IV’ и при Нимъ и Пистол въ ‘Генрих V’. Положимъ, что тотл, же, и допустимъ, что поэтъ не хотлъ понапрасну затруднять зрителя мелочами характеристики, или съ особенной выразительностью указывать на отношенія этой комедіи къ совершенно отличнымъ отъ нея историческимъ драмамъ. Странно только то, что Шекспиръ назвалъ служанку доктора Каюса тоже Куикли, какъ зовутъ трактирщицу въ ‘Генрих IV’, но что онъ разумлъ здсь совершенно другое лицо, это ясно. Здсь не только вншнее положеніе ея совершенно иное, не только она представлена въ начал совершенно незнакомою съ Фальстафомъ, но и характеръ ея существенно отличенъ отъ характера трактирщицы Куикли. Правда, она отличается такою же простоватостью, но въ ней проявляется и понятливость, и притворство, и изворотливость, чего нигд не обнаруживаетъ глупая, вчно обманутая истчипская вдова. Что касается до обстановки Фальстафа, то здсь все ясно. Сверный походъ кончился, Фальстафъ кое-какъ еще влачитъ свою жизнь съ десятью фунтами въ недлю жалованья, Пистоль и Нимъ ‘въ отставк’ и сдлались совершенными негодяями, Фальстафъ прогоняетъ ихъ, а вывтрившагося стараго слугу Бардольфа, съ которымъ онъ столько лтъ былъ неразлученъ, отдаетъ въ половые трактирщику ‘Подвязки’. Вншнее распаденіе веселой компаніи, окружавшей принца, произошло еще во второй части ‘Генриха IV’, здсь мы встрчаемъ дальнйшій, весьма выразительный симптомъ, что эта компанія разрушается внутренно и при томъ не въ одномъ только принц. Въ лиц молодого Фентона мы узнаемъ еще новаго для насъ бывшаго спутника принца и Пойнса. Онъ изъ денежныхъ расчетовъ сватается за богатую Анну Пэджъ, но вскор узнаетъ драгоцнныя качества ея души и это вполн измняетъ его образъ мыслей. Это измненіе составляетъ въ частной жизни pendant тому, что представляетъ собою въ жизни государственной перемна, происшедшая въ принц’.
И такъ изъ словъ Гервинуса слдуетъ заключить, что ‘Виндзорскія кумушки’ составляютъ только частный эпизодъ той эпохи въ жизни Фальстафа, которая непосредственно предшествуетъ смерти короля Генриха IV. Къ сожалнію, Гервинусъ подтверждаетъ свое, довольно странное мнніе (какъ я постараюсь доказать нсколько ниже) слишкомъ недостаточнымъ количествомъ фактовъ. Въ конц концовъ, вопросъ къ 1860 году заключался въ слдующемъ:
1) Въ какомъ году написаны ‘Виндзорскія кумушки’? По мннію Мэлона — въ 1601 г., по мннію Чальмерса — въ 1596, по мннію Найта и Галіуэля — въ 1592, наконецъ, по мннію Гервинуса, вскор посл 1599 г.
2) По теоріи Чальмерса и Найта, шекспировская комедія должна быть разсматриваема, какъ введеніе или прологъ къ первой части ‘Генриха IV’. По теоріи же Джонсона, она составляетъ продолженіе второй части ‘Генриха IV’ и, наконецъ, Гервинусъ думаетъ, что ‘Виндзорскія кумушки’ составляютъ эпизодъ второй части этой хроники.

II.

Самый лучшій французскій переводчикъ Шекспира, Франсуа Гюго, въ своемъ Французскомъ изданіи Шекспира предлагаетъ новую гипотезу и обставляетъ, ее чрезвычайно остроумными доказательствами. По его мннію, одинаково не выдерживаютъ критики ни предположеніе Найта, ни теорія Чальмерса, такъ какъ въ 1598 году, Миресъ, восторженный поклонникъ Шекспира, составилъ каталогъ комедій поэта, изданныхъ при его жизни, въ этомъ каталог ‘Виндзорскія кумушки’ не значатся. Какимъ же образомъ, если предположить, что комедія написана въ 1592 или 1596 г. не упомянулъ объ ней авторъ ‘Palladis Tamia’? Забывчивостью этого обстоятельства объяснить невозможно, потому что комедія была чрезвычайно популярна и много разъ давалась въ присутствіи королевы. Къ тому же критикъ, вспомнившій ‘Генриха IV’, могъ-ли забыть комедію, составляющую, такъ сказать, сценическое дополненіе этой хроники? Слдовательно, заключаетъ Франсуа Гюго,— если Миресъ не упомянулъ о ‘Виндзорскихъ кумушкахъ’ въ 1598 году, то значитъ, что въ 1598 году ‘Виндзорскія кумушки’ еще не существовали.
Французскій критикъ не принимаетъ также и 1601 года, предлагаемаго Мэлономъ и Дрэкомъ. Дйствительно, 1601 годъ былъ самой мрачной эпохой въ жизни Елисаветы, это былъ годъ возстанія и казни графа Эссекса,— ея любимца, нельзя поэтому не согласиться съ Чальмерсомъ, что въ этомъ году Елисавета не могла быть расположена развлекаться комическими представленіями, а тмъ боле не могла заказывать комедій. Франсуа Гюго опредляетъ время созданія комедіи между 1598 и 1601 годами (какъ и Гервинусъ), доказывая свое предположеніе слдующимъ образомъ:
Зимой 1599 — 1600 гг., англійскій дворъ шумно выселился. По приказанію королевы графъ Эссексъ былъ арестованъ и Елисавета, точно нарочно, обнаруживала особенно веселое расположеніе духа во время этого тяжелаго заточенія ея любимца. Въ особенности было весело на святкахъ. Роуландъ Уайтъ разсказываетъ въ одномъ письм къ сэру Роберту Сиднею, что ‘ея величество въ то время очень веселилась, устраивая танцы подъ звуки тамбурина’. Она смялась, играла, пла, кокетничала съ придворными и даже сама танцовала, не смотря на свои шестьдесятъ лтъ. Посланникъ эрцгерцога Альбрехта, фламандецъ Ферейкенъ, пріхавъ въ Лондонъ для заключенія мира между Англіей и австрійскимъ домомъ, былъ принятъ королевой съ большимъ торжествомъ 23 февраля 1600 года и, когда посланникъ вручилъ ей свои врительныя грамоты, она сказала ему съ улыбкой: ‘я слыхала, что вы лично желали меня видть, вашъ пріздъ поэтому тмъ боле для меня пріятенъ’. На это ловкій Фламандецъ отвчалъ: ‘Дйствительно, я страстно желалъ предпринять это путешествіе съ цлью видть ваше величество, которая по красот и мудрости превосходитъ всхъ монарховъ міра, и считаю себя безконечно обязаннымъ тмъ лицамъ, которыя, отправляя меня сюда, доставили мн счастіе, которымъ я теперь пользуюсь’. Эти дипломатическія любезности были, вроятно, одной только маской,.подъ которой скрывалось далеко не дружелюбное чувство. Не смотря на вс свои любезности и улыбки, старая протестантская королева не имла ни малйшаго намренія входить въ какія бы то ни было сдлки съ посломъ католической державы. Уже тогда она обдумывала новый союзъ съ возставшею Голландіею. Вс ея заботы поэтому заключались въ томъ, чтобъ развлекать Фламандца и избгать серьезныхъ переговоровъ. Сэръ Вальтеръ Ралей, которому было поручено познакомить Ферейкена съ достопримчательностями Лондона, показалъ ему вестминстерское аббатство, гробницы и другія особенности мстности.Роуландъ Уайтъ писалъ, между прочимъ, своему другу сэру Роберту Сиднею, отъ 8 марта 1600 года: ‘Всю эту недлю лорды были въ Лондон и проводили время въ пиршествахъ и зрлищахъ, въ середу Ферейкенъ обдалъ съ милордомъ казначеемъ, который угостилъ его королевскимъ обдомъ, въ четвергъ его угощалъ милордъ-канцлеръ великолпнымъ обдомъ и у него же, посл обда, его актеры сыграли въ присутствіи Ферейкена ‘сэра Джона Ольдкэстля’, къ великому его удовольствію’ (and there in the afternoone his Plaiers acted before Vereiken Sir John 01 dkastell to his great contentment).— (Sydney Papers, ed. 1746).
Спрашивается: какая пьеса могла быть этотъ ‘Сэръ Джонъ Ольдкэстль’, представленный офиціально 6 марта 1600 года актерами канцлера въ присутствіи австрійскаго посланника? Нкоторые коментаторы предполагали, что это — драма въ двухъ частяхъ ‘жизнь сэра Джона Ольдкэстля, лорда Кобгэма’, за составленіе которой четыре актера: Мондэй, Драйтонъ, Уильсонъ и Гетуэй получили отъ управителя труппы Гсислоу 10 фунтовъ въ октябр 1599 года. По мннію, однако, Франсуа Гюго, это предположеніе ли. шено основанія. Прежде всего, необходимо замтить, что драма, купленная Генслоу, была представлена не актерами канцлера, а трупной, находившейся подъ управленіемъ того же Генслоу, что видно изъ заглавнаго листа изданія 1600 года: ‘въ томъ вид, въ какомъ драма эта была представлена слугами высокопочтеннаго графа Ноттингама, лорда великаго адмирала Англіи’. Къ тому же достаточно пересмотрть драму, чтобъ убдиться, что она не могла быть представлена въ присутствіи Ферейкена, въ особенности къ его великому удовольствію. И въ самомъ дл, эта драма, основной идеей которой служитъ возстановленіе чести Ольдкэстля, сожженнаго на костр въ 1418 году за принадлежность къ ереси Виклефа, не могла быть особенно пріятна католику, представителю католической Австріи, Ферейкенъ не только не одобрилъ бы такого зрлища, но
имлъ бы право оскорбиться зрлищемъ, въ которомъ издвались надъ его религіозными врованіями, изображая католическихъ священниковъ разбойниками и убійцами. Но если не эта драма была представлена 6 мар та 1600 года, то на какую пьесу намекаетъ Уайтъ въ своемъ письм къ Сиднею? По мннію Франсуа Гюго, онъ намекаетъ на шекспировскихъ ‘Виндзорскихъ кумушекъ’. И дйствительно, имя того безсмертнаго созданія, которое мы знаемъ теперь подъ названіемъ Фальстафъ было первоначально Ольдкэстль. Нсколько нижея приведу неоспоримыя доказательства этого факта. Имя Ольдкэстля было такъ популярно, благодаря шекспировскому Фальстафу, носившему первоначально это имя, что Уайтъ весьма легко могъ перепутать фамиліи, это тмъ боле вроятно, что ‘Виндзорскія кумушки’ были представлены въ 1613 году въ присутствіи курфюрста пфальцскаго подъ заглавіемъ: ‘Сэръ Джонъ Фальстафъ’. {‘Уплачена Джону Гемангу по требованію совта двадцатаго дня мая 1013 года сумма въ 33 фунта, 6 шиллинговъ и 8 пенсовъ за представленіе въ присутствіи его высочества принца Карла, принцессы Елисаветы и Пфальцскаго курфюрста, четырнадцати пьесъ, а именно: Филистеръ, Шапка безумцевъ, Много шуму изъ ничего, Трагедія Двы, Веселый Эдмонтонскій Чортъ, Буря, Король и не король, Трагедія близнецовъ, Зимняя сказка, Сэръ Джонъ Фальстафъ (Веселыя виндзорскія кумушки), Венеціанскій мавръ, Большой вельможа, Трагедія Цезаря и Кровавая любовь’.— Извлеченіе изъ отчетовъ лорда Гаррингтона, казначея Якова I.}
По предположенію Французскаго критика оказывается, такимъ образомъ, что комедія, представленная въ 1600 году въ присутствіи Ферейкена, была первоначальнымъ эскизомъ ‘Виндзорскихъ кумушекъ’, изданнымъ въ 1602 году, а не окончательно обработаннымъ произведеніемъ, извстнымъ въ настоящее время подъ этимъ заглавіемъ и впервые напечатаннымъ въ изданіи in folio 1623 года. Въ доказательство этого обстоятельства французскій критикъ приводитъ любопытную подробность. Посолъ эрцгерцога Альбрехта былъ Фламандецъ, какъ намъ извстно, а между тмъ въ исправленной и передланной комедіи, изданія 1623 года, существуютъ дв грубыя насмшки, именно надъ Фламандцами. Въ конц второй сцены второго дйствія, ревнивый мужъ Фордъ говоритъ себ, что онъ бы предпочиталъ ‘доврить свое масло Фламандцу, свой сыръ — пастору Гюгу, свой штофъ съ водкой — ирландцу, свою лошадь — для прогулки вору, чмъ свою жену — ей же самой’ {Цитирую по изданію Деліуса (Elberfeld, 1859, томъ 6, стр. 47): ‘I will rather trust a Fleming with my batter, person Hugh the welchman with my cheese an Irishman with my aqua-vitae bottle, or a thief to walk my ambling gelding, than my wife with herself’.}. Въ другомъ мст, въ начал второго дйствія, мистрисъ Пэджъ, прочитавъ любовное посланіе Фальстафа, восклицаетъ съ негодованіемъ: ‘кажется, никакою легкостью въ обращеніи не могла я подать этому фламандскому пьяниц,— чортъ бы его побралъ,— поводъ такъ дерзко подъзжать ко мн!’ {Idem. Томъ 6, стр. 34: ‘What an un weighed behaviour hath this Flemish drunkard picked (with the devil’s name) out of my conversation, that he dares in tis manner assay me?’}. Это выраженіе пьяница, сказанное фламандцу англичаниномъ, было тмъ боле оскорбительно (замчаетъ Франсуа Гюго), что выражало національную вражду. Современники Шекспира совершенно серьезно обвиняли фламандцевъ въ томъ, что эти послдніе пріучили ихъ къ пьянству. Сэръ Джонъ Смитъ разсказываетъ въ своихъ ‘бесдахъ’ (1590), что англійскій народъ, прежде одинъ изъ самыхъ воздержныхъ народовъ христіанскаго міра, свыкся съ этимъ отвратительнымъ порокомъ во время фландрской кампаніи. Вроятно-ли, посл этого, что комедія, заключающая въ себ столь оскорбительныя для фламандца выраженія, могла быть представлена въ присутствіи посланника-фламандца и при томъ къ особенному его удовольствію? Само собою разумется, нтъ. И дйствительно, эти два мста, оскорбительныя для фламандца и существующія въ исправленной комедіи, не находятся въ первоначальномъ эскиз. Неясно-ли, что комедія, представленная въ присутствіи посланника эрцгерцога, была первоначальнымъ эскизомъ? Насмшка, неумстная при этихъ обстоятельствахъ, естественно, нашла себ мсто при пересмотр. Когда австрійскій уполномоченный ухалъ, когда католическая Фландрія и протестантская Англія снова сдлались врагами, то англійскому поэту была возвращена свобода и онъ позволилъ себ посмяться надъ фламандскими папистами.

III.

Историческія событія, относящіяся такъ или иначе къ ‘Веселымъ виндзорскимъ кумушкамъ’, объясняются такимъ образомъ совершенно просто и логично. Намекъ на какого-то нмецкаго принца,— намекъ, относящійся, но мннію Найта и Галіуэля, къ графу Монбельяру, постившему Лондонъ въ 1592 году,— можетъ, благодаря гипотез французскаго критика, быть отнесенъ съ такимъ же правомъ и къ эрцгерцогу Альбрехту, въ лиц его посланника. Такимъ образомъ, преданіе, впервые упомянутое Деннисомъ, пріобртаетъ значительную долю вроятности. Весьма естественно, что всякаго рода празднества входили въ политическую програму Елисаветы во время пребыванія австрійскаго посланника. Она считала необходимымъ развлекать католическаго дипломата, а что могло быть забавне шутовскаго героя, который и ее заставлялъ смяться не разъ при представленіяхъ ‘Генриха IV’? Комедія должна была быть написана не боле, какъ въ четырнадцать дней. Такой короткій срокъ объясняется само собой, такъ какъ представленіе готовилось въ честь посланника, который не разсчитывалъ долго оставаться въ Англіи. И дйствительно, Ферейкенъ, пріхавъ въ Лондонъ 18 февраля, выхалъ въ Брюссель 11 марта 1600 года.
Задача, порученная Шекспиру, представляла большія затрудненія. Во-первыхъ, было совершенно необходимо, чтобъ комедія находилась въ тсной связи съ историческими хрониками, дополненіемъ которыхъ она должна была служить. Кром того, было необходимо, чтобъ дйствіе комедіи логически соотвтствовало событіямъ, изображаемымъ въ ланкастерской трилогіи. Наконецъ, было необходимо, чтобъ вс комическія личности, Фальстафъ, Вардольфъ, Пистоль, Нимъ, Шалло, мистрисъ Куикли вошли въ новую комедію, не противореча ни ихъ характеру, ни ихъ прежнему образу жизни. Особенное затрудненіе представляло опредленіе эпохи, въ которой должно было происходить дйствіе комедіи. Нтъ никакого сомннія, что первоначально, въ первомъ своемъ эскиз, Шекспиръ имлъ въ виду помстить виндзорскій эпизодъ изъ жизни Фальстафа въ царствованіе Генриха IV, т. е. или какъ вступленіе къ первой части хроники ‘Генриха IV’, или же какъ связующее звено между первой и второй частью этой хроники. На это намреніе указываютъ, между прочимъ, слова Фальстафа въ первоначальномъ эскиз: ‘Клянусь жизнію, пари держу, что этотъ сумасшедшій уэльскій принцъ занимается избіеніемъ оленей своего батюшки (I’ll lay my life mad prince of Wales is stealing his father’s deer)’. Это восклицаніе, однакожъ, исчезло въ окончательной обработк. Франсуа Гюго замчаетъ по этому поводу, что было нкоторое неудобство помстить эпоху виндзорского фарса до вступленія на престолъ ‘Генриха V’: ‘Если во время виндзорскаго фарса, разсуждаетъ французскій критикъ,— Генрихъ по прежнему только наслдникъ престола, то, значитъ, его веселая компанія съ Фальстафомъ во глав еще не распалась,.мистрисъ Куикли по прежнему держитъ таверну въ Ист-Чип, откуда, мы знаемъ, ее выпроводили вмст съ Доли передъ самой коронаціей Генриха V и, слдовательно, она не можетъ быть въ Виндзор хозяйкой доктора Каюса, судья Шалло весьма охотно еще вспоминаетъ своего школьнаго товарища Фальстафа и, почтенный его посщеніемъ, даетъ ему въ займы тысячу фунтовъ, при такихъ условіяхъ, разумется, не можетъ имть мста его споръ съ Фальстафомъ изъ-за убитаго оленя, какъ это мы видимъ въ начал ‘Виндзорскихъ кумушекъ’. Шекспиръ замтилъ противорчія, возникавшія само собой и ршилъ перенести виндзорскій эпизодъ въ царствованіе Генриха V’.
Читатель видитъ, что въ этомъ вопрос французскій критикъ соглашается съ мнніемъ Джонсона и расходится съ Гервинусомъ. Тмъ не мене, его доказательства имютъ только относительное значеніе. Не безъинтересно, однакожъ, познакомиться съ его аргументаціей. Онъ совершенно справедливо замчаетъ, что въ окончательной обработк мы не встрчаемъ замчанія Фальстафа, приведеннаго нсколько выше. Кром этого, онъ находить новыя доказательства въ подтвержденіе своего мннія. Такъ, Фентонъ, представленный Шекспиромъ, какъ старый товарищъ принца уэльскаго и Пойнса, говоритъ какъ объ отдаленномъ прошломъ о своихъ прошлыхъ шалостяхъ — myriots past, — изъ чего мы должны заключить, что веселая компанія давнымъ давно распалась. Затмъ, личности, съ которыми мы познакомились въ ‘Генрих IV’, постарли, когда мы ихъ снова встрчаемъ въ Виндзор. Фальстафъ, имвшій не боле шестидесяти лтъ въ хроник, — въ комедіи изображенъ (по крайней мр въ словахъ мистрисъ Пэджъ) дряхлымъ старикомъ,— old, cold, withered,— какъ человкъ разбитый на куски лтами,— on that is very nigh worn to pieces by age.— Судья Шалло, который въ хроник вспоминаетъ, что пятьдесятъ-пять лтъ тому назадъ былъ школьникомъ, въ комедіи насчитываетъ себ боле восьмидесяти лтъ. Вс эти подробности были прибавлены въ комедіи только при ея окончательной обработк. Наконецъ, извстно, что мистрисъ Куикли во второй части ‘Генриха IV’ называетъ себя ‘бдной истчипской вдовой’, а въ ‘Генрих V’ является внезапно женой Пистоля. Этотъ бракъ, прибавляетъ Гюго,— есть не боле, какъ осуществленіе желанія Пистоля, выраженнаго имъ въ комедіи: ‘ставь паруса, спши за ней въ погоню, открой борты, пали: она моя — she is my prise — или пусть имъ всмъ погибнуть въ океан’.
Такова аргументація Франсуа Гюго. Не смотря, однакожъ, на то, что онъ расходится съ нмецкимъ критикомъ, мотивы, которыми какъ тотъ, такъ и другой руководствуются, совершенно одинаковы. Вотъ слова Франсуа Гюго: ‘Виндзорскія приключенія Фальстафа имли мсто посл коронаціи Генриха V и посл публичнаго разрыва его съ сэромъ Джономъ. Такимъ образомъ, поэтъ обозначилъ различныя пути, по которымъ пошли какъ тотъ, такъ и другой. Въ то время, какъ Галь, окруженный славой, будетъ подыматься выше, Фальстафъ все больше и больше будетъ погружаться въ грязь. Въ то время, какъ принцъ, превращенный, возрожденный и очищенный, переходитъ отъ торжества къ торжеству и при Азинкур становится самымъ свтлымъ воплощеніемъ Англіи,— Фальстафъ, въ немилости, не будучи въ состояніи удовольствоваться пенсіей, назначенной ему въ вид милостыни молодымъ королемъ, длая постоянно долги, погружаясь все больше и больше въ грязь, вырождаясь окончательно, впавъ въ дряхлость, — становится пошлой куклой, годной лишь для дтской забавы. Благодаря этой перемн ‘Виндзорскія кумушки’, непосредственно предшествуя ‘Генриху V’, съ чрезвычайной силой оттняютъ героическую эпопею. Окончательное паденіе отупвшаго рыцаря становится, такомъ образомъ, контрастомъ апофеоза идеализированнаго монарха. Фарсъ оттняетъ эпопею’.
Если читатель сопоставитъ эти слова французскаго критика со словами Гервинуса, приведенными мною выше, то онъ увидитъ въ нихъ одну и туже мысль, какъ тотъ, такъ и другой стараются доказать, что ‘Виндзорскія кумушки’ были написаны Шекспиромъ въ pendant къ ‘Генриху V’, съ тмъ, чтобъ этой мщанской комедіей еще рзче оттнить героическую эпопею Генриха V. Какъ ни странна такая настойчивость приписывать Шекспиру нравоучительныя намренія, которыхъ у него не было, да и не могло быть,— тмъ не мене она существуетъ. Гервинусъ ограничился на этотъ разъ простымъ заявленіемъ морализующей казуистики великаго поэта, Франсуа Гюго, съ тою же цлью, прибгаетъ къ эрудиціи и остроумнымъ боле, чмъ справедливымъ, сопоставленіямъ. Съ такого рода взглядами едва-ливъ настоящее время возможно согласиться. Метафизическій фазисъ критики вообще и шекспировской критики въ особенности безвозвратно прошелъ. Те-, лерь мы не ищемъ въ великомъ англійскомъ поэт философскихъ доктринъ, почему-либо особенно намъ любезныхъ, мы не ищемъ въ ломъ ни глубокихъ философскихъ намреній, ли нравоученій. Мы не думаемъ, подобно Ульрици, что въ ‘Венеціанскомъ купц’ Шекспиръ имлъ цлью доказать юридическую истину: summum justicia, summa injuria, съ другой стороны, мы не можемъ согласиться также и съ Гервинусомъ, будто въ стой пьес Шекспиръ задается мыслью изучить отношеніе человчества къ богатству. Великаго англійскаго поэта мы разсматриваемъ не какъ философа, юриста или моралиста, а какъ поэта, воспроизводящаго жизнь, а не морализующаго по поводу ея. Онъ встрчаетъ героическій характеръ въ истопи Англіи,— характеръ Генриха V,— и, имя въ своихъ современникахъ живые образцы подобныхъ характеровъ, онъ создаетъ героическую эпопею. Вокругъ себя, въ частной и общественной жизни, онъ видлъ на всякомъ шагу Фальстафовъ, основныя черты этого типа его чрезвычайно поразили и онъ создаетъ безсмертный типъ, ставя его въ благопріятную для него обстановку. Другихъ цлей у художника, а тмъ боле у такого великаго художника, не могло быть. Вотъ почему и философско-тенденціозныя гипотезы Гервинуса и Франсуа Гюго могутъ быть остроумны, но никогда не будутъ отвчать истин. Къ нимъ, впрочемъ, нтъ никакой надобности прибгать, потому что по отношенію къ ‘Виндзорскимъ кумушкамъ’ существуетъ теорія гораздо боле естественная. Я говорю о мнніи, первоначально высказанномъ Чальмерсомъ и поддержанномъ Найтомъ, — теоріи, на основаніи которой ‘Виндзорскія кумушки’ являются какъ бы вступленіемъ къ первой части ‘Генриха IV’. Нтъ никакого сомннія, что эта гипотеза наиболе вроятна. Я постараюсь обставить ее нкоторыми новыми доказательствами которыя, надюсь, будутъ убдительны.

IV.

Необходимо прежде всего замтить, что напрасно Гервинусъ съ одной стороны и Франсуа Гюго съ другой, такъ настойчиво распространяются о крайней дряхлости Фальстафа въ ‘Виндзорскихъ кумушкахъ’. Правда, что въ первой части ‘Генриха IV’ Фальстафъ опредляетъ приблизительно свой возрастъ, говоря о себ въ третьемъ лиц: ‘Лтъ ему, я думаю, пятьдесятъ или около шестидесяти’. Но эти слова, приводимыя Гервинусомъ и Франсуа Гюго въ подтвержденіе ихъ мнній, тмъ не мене противорчатъ какъ взглядамъ одного, такъ и предположеніямъ другого. И въ самомъ дл, если справедливо, какъ они утвер— кдаютъ, что виндзорскій эпизодъ происходилъ или непосредственно передъ смертью Азириха IV (Гервинусъ), или же вскор посл этой смерти (Франсуа Гюго), то въ Виндзор, во всякомъ случа, Фальстафу не могло быть мене семидесяти лтъ, такъ какъ слова его, приведенныя выше, сказаны были незадолго (можетъ быть, за нсколько дней) до сраженія при Щрюсбери 1403 г.), гд погибъ Перси, а Генрихъ IV умеръ, какъ извстно, въ 1413 году. Возм
Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека